16+
Буквы и линии

Объем: 148 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

***

Сшей мне тряпочное сердце

Кривоватое слегка.

Сшей мне тряпочное сердце —

Два волана три шнурка.


Я на шелковую ленту

Стану сердце надевать,

Станет сердце понемногу

Горевать и тосковать.


Станет стыть и ужасаться,

Забредая в интернет,

Станет часто сомневаться

Про «живое или нет».


Будет ныть оно, герою

Верность дальнему храня,

Вот такое вот смешное

Будет сердце у меня.


А когда играть достанет

В эту глупую игру,

Я сниму его украдкой…


И, наверное, умру…



Я не такая…

Свой долг не слить на чужие плечи,

Сижу — затекла нога.

Но вот он! Вот он! Плывет по речке

Труп моего врага!


Плывет, глядит, излучая жалость,

Ему-то уже легко.

Советует: «Ты бы хоть искупалась,

Водичка, как молоко.


Я ценный совет отпускаю редко,

Доверься хоть раз врагу,

Пускай враги твои плачут, детка,

Скучая на берегу».


И кроля брас у него не хуже,

И дразнит меня — Давай!

Поди, заплачет, но мне-то нужен

Не он, а речной трамвай

* * *

Я боюсь того сыча…

Котик, изыди.

Что ты мурлычешь?

Всех убаючишь,

Гостя накличешь.

Гостя накличешь,

Ой, горемыка,

Сам не захочешь

Дальше мурлыкать.




* * *

Если к брату добёр бобёр,

То и Бог до бобра добёр —

Не пускает на воротник,

Позволяет жить до седин.

Пусть под старость ость не густа,

Не угрызть резцам деревца —

Но хорош и мудёр бобёр,

Всем иным бобрам — господин.


И жуют бобрята кору,

И мешают с вином — бобру.

А бобрихи блюдут бобра,

Чтобы в нём не жила блоха.

И блестит в седине бобра,

Как луна на воде — искра,

И при нём хороши бобры,

Ни одна бобра — не плоха.


А охотник не бьёт бобра —

Больно нужен лысый бобёр,

Он видал, как бобёр живёт,

Он искал бобра по лесам.

И обидно ему от дум:

Отчего не кум мне бобёр,

Отчего не бобёр мой кум,

Почему не бобёр я сам?


* * *

Ночь приближается. Время все ближе.

Всюду, поверить пугаюсь, но вижу

Знаменья и знаки,

Ирис, индиго и пурпур, и плазма, и лава,

И пена, и свет разрывающий зрак,

Разверзающий взмах

Расцветает во мраке.

Звезды ли падают — знаю,

Стучится ли ветер в окно — осязаю движение, знаю

И чувствую — скоро,

Мне страшно и томно.

Шорох крыла ли плеснет или что-то блеснет

За пределами зренья, как свет из-за шторы

В строении темном.

В темном строении, в арках — все знак —

Они тянутся к небу, свисают с небес

На плетях виноградных,

Они шепчут — я знаю — о том, что пройдет через своды,

Уверенной поступью мерно пройдет

В коридорах прохладных.

Вот оно, вот — он беззвучен, безлик,

Бестелесен, невидим, неслышим,

Без ангельских слез,

Без подземного гула —

Первый шаг, виноград всколыхнулся,

И все всколыхнулось во мне,

Сердце грохнуло в бубен, и быструю песенку кровь затянула.

Вот второй, уже ближе. Как близко!

И третий! И, что там

Возникло, клубится —

Вереница шагов, вереница ударов в груди

И бессмысленных слов вереница,

Моих оправданий —

Я их лепечу,

Но уже возникает из тьмы,

Вылепляется, тянется, зреет во мраке рука,

И не светится, нет, но видна, потому что вот так появилась,

Она все отчетливей, рвет виноград, расчищает пространство и пишет на темной стене…


«Я — твоя социоадаптация!

Где твоя диссертация?

Ты почему не замужем

За кем-нибудь уважаемым?

Книги писать прекрасно, но

Надо издать их заодно.

Что ты на месте топчешься,

Создай свое место в обществе.

Связи с людьми, их мнения —

Суть жизнеустроения,

Девочка, просеки момент —

Society is environment!»


А я ей в ответ говорю: «Виноград оборвала ты, чудо Господнее, дура…»



* * *

Когда помрет мой старый кот

Предамся я разврату,

Жевать с котлетой бутерброд

Не стану воровато,

Ах, на диване — как в раю,

Лежу — котлету достаю,

(завидуй, брат Исайя)

И медленно кусаю.

Нарежу сыр и так и сяк —

Ну, чем не ода блуду? —

А черный бархатный пиджак

Забуду… где забуду.

Везде ковры, вокруг цветы,

(Извольте — фикус на пол)

И не в стенном шкафу зонты,

И на свободе шляпы.

А я сама? А что со мной?

Невинней безмятежных —

Я буду старой и смешной

В кудрях лилово-снежных.

Я буду капельку дрожать —

Ведь кожа, как бумага,

Пижаму путать и пиджак

И верить, что сосед — дурак,

Но Бог рассудит всех и всяк,

А до небес — два шага.

Всегда два шага до небес,

Об этом знает всякий,

И потому бесстыжий бес

Нашептывает враки

О том, какая красота

Начнется в доме без кота.

Но вянет бес, едва лишь кот

С пушистою харизмой

Неспешно в комнату войдет,

И отступает круг забот,

А кот котлету вновь крадет

И смотрит с укоризной.

Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-ла.

Тра-ла-ла-ла.

Аллергия на кровь

Когда была бы душа,

Заслышав быстрый твой шаг,

Она затрепетала,

А так — не знаю, что трепещет,

Но весь горю и дрожу,

Я над тобою кружу,

Остановись же: вот

Он — я, такой зловещий.

Шагну небрежно из тьмы,

Слегка блеснули клыки,

Ты поняла — сочтены

Твои девичьи деньки,

Всплеснула хрупкой рукой,

От страха в землю вросла.

Как жаль, дитя, я — плохой

Носитель древнего зла.


Ведь у меня

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Да, детка, у меня

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь.


Как моя первая цель

Ты изменилась в лице,

Забудь — она умерла

Уже старухой, непричастен.

Я пробыл в коме сто лет,

И говорю, уцелев:

Охота — не результат,

Но, в общем, тоже — счастье.

И я по-прежнему свеж,

Как пара роз на плите,

Хоть обретаюся меж-

ду этим светом и тем,

Силен — как будто атлет,

Проворен, словно Тарзан,

И больше тысячи лет

Пью только воду «нарзан»,


Ведь у меня

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Да, детка, у меня

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь.


Дитя, не надо просить,

Я был бы рад укусить,

Но есть всему предел,

И я — вампир, но я — не хуже,

Ты хочешь жить навсегда —

Желанье внятное, да,

Но постоянный сушняк

Тебе совсем не нужен.

Теперь смотри на луну

И забывай, забывай.

За угол если свернуть,

Там твой последний трамвай,

В нем непременно сидит,

Приятный здешний герой,

А мне, с моей анемией

Ни к чему геморрой.


Ведь у меня

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Да, детка, у меня

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь,

Аллергия на кровь.


***

Вот закончится лето, ромашки умрут, васильки.

А в раю для ромашек не принято рвать лепестки,

Там земля, как перина, нежнее персидских ковров,

И туда никогда не пускают овец и коров,

И всех прочих в ромашках заинтересованных лиц,

Особливо смешливых и вечно влюбленных девиц,

Потому что девицам любую отмерь благодать —

Все забросят, увидев ромашку, помчатся гадать,

Не поверят одной, не поверят сто сорок шестой…

Вот и тропка готова ромашкам в их рай золотой,

Где, пугаясь девиц, начинают ромашки хворать,

И на крылышках белых слетаются к ним доктора,

Землю смягчат, крылами овеют, напоят росой,

И шепнут, что никто здесь не ходит с косой и босой.


А в раю васильковом такая стоит синева,

Что и ангелы небо с землей различают едва.

Впрочем, им безразлично — в цветах ли порхать, в облаках,

И подавно без разницы тем, кто летит в васильках,

У кого, лишь очнутся от всякой заботы земной,

Васильковые перья тот час прорастут за спиной.

И летают здесь овцы, коровы, и даже быки,

И девицы, которым так нравится рвать лепестки,

Что они на лету — вот девицы весьма не просты —

Не находят ромашек, срывают другие цветы,

И летя, и летят — в облаках, в васильках, в лепестках,

На крылах, с Васильками в мечтах, с васильками в руках.

Только здесь от девичьих причуд не родится тоски,

Их никто не боится, а меньше всего — васильки,

Потому что сорви — не сорви, и гадай — не гадай,

Не убудет любви ни в котором раю никогда.

Вальсок

Ну так вот оно, время веселых, встревоженных псов,

Охраняющих мясо и хлеб, лимонад и вино,

Пожилой горожанин на травке раздет до трусов,

Впрочем — рифма из «Башни», а впрочем — не все ли равно.

Все равно, все равно, он так благостно щурит глаза,

Принимая, как должное, взгляды, смешки и загар,

Он прекрасен, как бабочка, даже скорей — стрекоза,

С этим дивным брюшком на пронзительно тонких ногах.

А вокруг ерунда, пустяки, беготня, кутерьма,

Болтовня, разговоры, беседы, готовка, еда,

Шашлыки, детвора… псы, наверное, сходят с ума,

Я сама бы сошла, но со мною такая беда:

Я так долго боролась со всем, что внутри и вокруг,

Я так мало любила, все, что не со мной и со мной,

Я с ума разучилась сходить, мой возлюбленный друг,

И ума не прибавила, вот что в итоге смешно.

Ну и ладно, с моею-то глупостью что бы не жить,

Переделай дела и гуляй, на цветочки смотри,

И на мир, что летит, и поет, и жужжит, и кружит,

Напевая под нос раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.

Раз-два-три, раз-два-три, ерунда, детвора, беготня…

Эту землю взъерошили щедрой и доброй рукой.

Пожилой горожанин с улыбкой глядит на меня,

Излучая когда бы не благость, так точно — покой.

Лето вдруг разродилось теплом, псы сомлели в конец,

Хлеб преломлен и благословенны вино и компот,

И веселье спускается к нам, как достойный венец

Ожиданья, которое длилось почти целый год.

И пускай это все не финал, не решающий круг,

Наше вечное лето когда-нибудь нас озарит,

Мы с тобою рванемся туда, мой возлюбленный друг,

Напевая под нос раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.




Наставление юному коту

Дитя моё, благоразумен кот,

Что ранее хозяйки не встает.


Пока ты весь от носа до хвоста —

Котячий пух, пушная мелкота,

Ах, глазки-брюшко, миу, кысь-кысь-кысь,

Выделывай что хочешь, торопись.

Залезь везде, где удалось залезть,

Спи в креслах, в шляпе, в ванной, на столе,

Проси поесть пятнадцать раз на дню,

И десять раз из них меняй меню.

Скачи по шторам, можешь их сорвать,

Но только лучше падай на кровать.

Клубки, ключи, очки — всю ерунду

Бери. Потом их может быть найдут.

И прячься в тапочках, и писай заодно —

Им новые пора купить давно.

Смахни две вазы, провались в рукав,

На час исчезни, всех перепугав,

Застрянь в шкафу, впихнись за унитаз,

Пускай их умилятся лишний раз.


Но никогда, ты слышишь, никогда

Не ной ей утром в ухо: «Где еда?»

Дитя моё, затем ты подрастешь,

И станешь, ну, не то, чтоб нехорош,

Но как подросток пупсику взамен —

Уже не мил, еще не джентльмен.

(Дитя, без опушения, пойми,

Невинность мало ценится людьми.)

Не плачь, и к этой двери есть ключи,

Как прежде хочешь нравиться — урчи.

Урчи и бегай, прыгай и скачи,

Мешай, валяйся, падай и урчи.

Недавно покормили, ну так что ж,

Воруй еду — ты все-таки растешь.

Носись пол ночи с фантиком в зубах,

Спляши на стопке глаженых рубах,

Убей две вазы — вновь их развелось.

Ах, черный бархат — как на нем спалось!

Но лишь газеты посвист прозвучит,

Скорей вались на спину и урчи,

А ежели решатся наказать,

Вот так вот сделай круглые глаза.


Но по утрам, запомни, по утрам

На час-другой забудь про тарарам,

Пока она не приоткроет глаз,

Замри, дитя, буза не в этот раз.


Зато в весьма приближенном потом

Ты станешь обожаемым котом —

Красивым, умным, что само собой,

Но главное — с устроенной судьбой.

И пусть порою называют «ксё»,

Зато теперь ты точно можешь всё —

Прилечь на чистом — это комплимент,

Урчать, когда сопутствует момент,

От пледа к миске ездить на руках,

Не кушать вискас и не покупать,

Разбить две вазы, может быть поймут,

Что цвет у них ни сердцу, ни уму,

Зацепками отметить те штаны,

Которые носиться не должны,

Спасать от виртуальной болтовни,

Собой клавиатуру заслонив,

И даже писать в тапки. Невзначай.

Когда дурных гостей зовут на чай.


Так вот, дитя, особенно теперь,

Чтоб вдруг в хозяйке не проснулся зверь,

За сном ее внимательно следи,

И никогда — ты слышишь! — не буди,

Особенно когда разок-другой

Она пошевелит во сне ногой.

Сдержись! Запрет всего лишь на одном,

И вечно будешь волен в остальном!


Дитя моё, благоразумен кот,

Что ранее хозяйки не встает.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.