Бесплатный фрагмент - Будде первому

***

Одно это небо над нами,

И звёзды поют бессловесно.

Не всё говорится словами,

Что мысли и сердцу известно.

Общаясь на уровне тонком

И зная на уровне высшем,

Мы, в звёздном мерцании звонком,

Внесловным сиянием дышим…

Создатель-герой

Ничего не расскажешь никак, никому:

Человечеству в целом, кому одному,

Ни далёким, ни близким, ни средним, вообще

Не дочерпать словами до сути вещей.

Что попробуешь выразить, вмиг утечёт,

Чёт случится на нечет, а нечет на чёт,

Между пальцами пар улетит в пустоту,

Обесценится главное в пыль, в маету.

Переменится всё, только фразу начнёшь,

С опозданьем в секунду язык повернёшь.

Назовёшь — а уже мирозданье не то,

С опозданием слова кругом от и до.

Ведь язык человека громоздкий и слаб,

И тогда ты другой применяешь масштаб,

И, с поправкой до греческих самых календ,

Ты возводишь миры на руинах легенд.

Ничего не объять, и слова далеки,

А познанья плоды тяжелы и горьки.

Так, с учётом скорбей, что вовеки горой,

Пишет мудрый писатель, создатель-герой.

***

Душа моя кругом распылена,

И в каждой точке собрана она.

Быть может, я погиб, но жив, и сплю,

И вижу сон, и ветер я ловлю.

Стою на ослепительной скале,

Вверху — мои миры в вечерней мгле.

Я выпускаю молнии из рук,

И впитывает море грома звук.

Жонглирую: блестящие шары

Стремятся в небо, как миров миры,

И множатся их сущности из них

В немом движенье белых рук моих.

А где-то там жонглирует другой

Планетою, что под моей ногой.

Я вижу их, моих летящих «я»,

Проявленных в просторах бытия.

…Я там лежал в лесу, потух костёр.

Окончился с убийцей разговор.

Ушёл он, а кругом растворена

Душа, миров безмолвием полна.

***

Сохраняем себя, видя главную цель,

Не встревая и не налетая на мель,

И, в системе глобальнейших координат,

Избегаем попасть не туда, невпопад.

Сохраниться, коль миссию чувствуем мы —

Одолеть, показать одоленье тюрьмы;

Просветиться, создать, научить, доказать,

Проявить и начала миров завязать.

Сохраняясь от риска возможнейших бед,

Тянем мы за собой сотворения след,

Избегаем случайности мы для него,

Кроме этого, может, нельзя ничего.

А затем сердца маятник катит назад —

И встреваем, рискуем кругом невпопад.

Мы, по сути, бунтуем, желая, как все,

Рисковать и встревать на любой полосе.

Мы отстаиваем наше право на всё:

И на нечет, и чёт, и спасёт, не спасёт —

И кто знает, в какой же момент ключевой

Покачает Вселенная нам головой.

А потом и в созвездии мы где-нибудь

Продолжаем творить, продолжается путь.

И далёко-далёко, у звёздных границ,

Словно ищем любимейших отсветы лиц!

Череп

Он заходит. Доктора кабинет.

— Доктор, я жив — или нет?..

…Лодка по озеру тихо плыла,

Воду рябили два синих весла.

Ветер холодный, на лодку — волна,

Перевернуть захотела она.

Серые воды, и небо как мел.

Плавать он вовсе, дурак, не умел.

Сунуться в лодку ему суждено,

Чувствуя озера мягкое дно.

Тянет оно, и мороз по спине.

Словно во сне это, словно во сне.

Словно воронка, вода поднялась,

В лодку прозрачно она пролилась.

Мир коченеет расплавленным льдом.

Лодка вздымается правым бортом,

Черпает левым, и тут же вода

Быстро вливается в лодку сюда!..

…В это мгновение воздух застыл,

Птицы застыли движением крыл.

Даже вода, как немое стекло, —

Тоже застыла она тяжело.

Склеились ветер и звуки вокруг,

Словно очерчен невидимый круг.

Как в неподвижной и тонкой пыли,

В изображении точки пошли.

Будто бы копия с мира снялась,

Каждой частицею оторвалась.

Небо распахнуто над головой, —

То, под которым он в лодке живой.

…Канули годы за гибельным днём.

Произошли изменения в нём,

Стал он с годами почти убеждён

В том, что реальность его — это сон.

Там, где вода ледяная дрожит,

Череп его потемневший лежит.

Чтобы не смог его сон обмануть,

Череп себе он задумал вернуть.

Череп он долго и трудно искал.

В поисках черепа век протекал.

Шёпот родился в усталой груди:

«Боже, молю Тебя, разубеди»…

…Он одряхлел, заболел, и уже

Думает он об ином — о душе.

Поиски черепа кончились в нём,

Он умирает обыденным днём.

Вносят посылку, кладут на кровать.

Долго стараются распаковать.

Череп оттуда его достают.

Ангелы озера тихо поют.

…Врач-психиатр этот сон увидал,

Он накануне изрядно поддал.

В страхе проснулся похмельным бревном.

Утро воскресное. Свет за окном.

Опохмелился. Вот это дела!

Выпивка, видно, дурною была.

К зеркалу, шаркая, бриться пошёл,

Но отражения там — не нашёл…

…Он заходит. Облачный кабинет.

— Боже! Я жил — или нет?..

***

Я с юности умею исчезать,

Отправившись далёко, недалёко.

Для многих это выглядит жестоко —

Внезапность и уменье исчезать.

Чтоб нити смыслов заново связать,

Вернуть себе Вселенную единой,

Исчезнуть мне порой необходимо,

Перезагрузкой линии связать.

Не говоря ничто и никому,

Проваливаюсь я в исчезновенье,

Плевав не мненье, слыша Откровенье,

Что не скажу почти я никому.

Кто исчезал, тот знает, почему.

Мы, видимо, в одних долинах бродим

И на вершины те же мы восходим —

И так известно, что и почему.

Я с юности умею исчезать,

Чтоб нити смыслов заново связать,

Не говоря ничто и никому.

Кто исчезал, тот знает, почему…

Из параллельного лета

Летней ночью две тысячи третьего

Я поднимался к звёздам, идя меж трав

К дому на холме от озера.

От какого-то мига запахи, звуки,

Вибрации неба и шорох касаний

Словно качественно изменились.

Вот и дом слева и чуть внизу

Подразумевается обратным свечением,

Как это ночью бывает.

Я заворачиваю к нему, иду тропой,

Иду во двор мой привычный,

Но крыльцо в темноте обветшало.

Я стучусь, а там отвечает другая,

Но адрес тот, а только

Здесь такие давно не живут.

Что за шутки? Такие — ведь это я

И мать. Двор изменился, стены,

Почти поломалось крыльцо.

Я сел на крыльцо, а сверху

Глядели созвездья, которых

Нет в учебниках астрономии.

И вроде должно быть место

Этим, но здесь такие

Давно не живут.

Я смотрю на руки: кожа

Светится зеленовато, и замечаю,

Что вижу почти как кошка.

Я замечаю в себе некие

Плавные метаморфозы.

Я слушаю ночь в шестнадцати измерениях.

Снизу от холма сквозь кроны —

Переговоры дежурных вокзала,

Станции — через динамики.

Переговоры слегка не такие.

И понял, что надо выйти к точке,

Откуда всё отклонилось.

Пять, десять раз хожу я кругами

На улицу со двора и обратно,

Желая найти портал во тьме.

Природа другая, вокруг и во мне.

Стало тоскливо, будто

Я космонавт на другом наречии.

Я сижу, отброшенный в невозможность,

Руки светятся, мир чужой,

Я тоскую, одиноко глядя в чужое.

И я иду вдоль улицы ночной

Обратно вниз, а улица другая,

При этом и знакомая, и та же.

И вижу я, как светится окно.

Я подхожу, стучусь, мне открывает

Какой-то человек, не удивившись.

Мы курим оба, он мне говорит,

Что много нас к нему и к ним заходит,

Таких, как я, они уже привыкли.

И вроде получается у нас,

Что сторожа они меж параллельных

Ночей, где гость привычен…

Он пожелал найти, он так сказал,

Не то ведь я, пожалуй, затеряюсь

И не найду вибрацию небес.

Я шёл дорогой. От какой-то точки

Как будто я проник через стекло,

И мне вернулось то, что я покинул.

И я подумал: как же нам легко,

Как радиоприёмник, поменять

Волну в иное наше пребыванье.

И так мы исчезаем, параллельны,

То там, то здесь, а мы — как светлячки,

И кто же мы?.. И нами кто играет?

…То было летом давним…

***

Так бывает, у моря ли, в поле, в горах,

В небольших предрассветных твоих городах:

Хоть и разная в разных пейзажах, она,

Потихоньку гудит сквозь тебя тишина.

Над тобою — движение солнца и сфер,

Разряжённых и сжатых светов, атмосфер,

Где дрожит пустота у твоей частоты,

На которую нынче настроенный ты.

Чуть смещение влево — ты кто-то другой,

Где иная трава под твоею ногой.

Чуть смещение вправо по той же шкале —

И резвятся ветра, и огонь по золе.

А теперь ты представь, что бродил и искал

Средь не только вот этой, но множества шкал,

И тогда-то возник потаённый вопрос —

Кто же, где выбирает, шутя ли, всерьёз?

Так однажды сместишься — и ты уже тут,

Ты на пустоши, рядом с тобой парашют…

Но когда-то идея приходит пугать:

Вдруг в различных мирах суждено замигать?

Вдруг уже ты мигаешь, собой не один,

Сознавая лишь точки своих середин?

Ты не здесь, ты и здесь, ты уснул — не уснул,

И на всех-то тебя — тишины твоей гул.

***

Мальчик смотрит выше, выше,

Взглядом нечто оценя:

«Папа, он стоит на крыше,

Что-то хочет от меня!»

Папа не готов к ответу,

Удивляется слегка:

«Сын, да там и крыши нету,

Ничего там, облака».

Мальчик вырос, оженился,

Мальчик тайну бережет,

Ведь скрывать он научился

То, что кто-то что-то ждёт.

Но неспешное движенье

Втайне мучило его,

Возрастало напряженье

Ожидания того.

Он состарился и помер,

Здесь окончилась борьба.

В новой жизни новый номер

Приготовила судьба.

Мальчик смотрит выше, выше,

Взглядом нечто сохраня.

«Папа, я вон там на крыше,

Подними к нему меня.

Подними ко мне меня.

Мы стоим и ждём. Меня».

***

Писать прозу,

и не в том, что я прозаичней, а —

а дело в дыхании:

вдруг перестаёт нравиться

располагать в формальном изложении

предложения; ты думал историю;

годами она развивалась

в поющую вселенную,

живущую в тебе, с тобой, параллельно,

с дыханием своим, пространством,

ритмом и постоянством,

где росли на планетах деревья;

где триста спартанцев живы,

где живы Ромео, Джульетта,

не убивал Отелло Дездемону

и не убьёт; где все живы;

и ты эту всю вселенную

сжимаешь в таблетку стихотворения;

сам убиваешь; в некотором роде

формалистичность привязок

к видимым свойствам,

явно данному темпоритму,

вооружённому рифмой,

есть

дыхание в бетоне;

стихотворение

есть дыхание в бетоне;

поэзия в явленном виде

токсична, впитывается мигом,

минуя разум,

и может быть ядом;

а проза —

пишешь и дышишь сам,

и в ней

поэзия

присутствует гармонично

и дышит, как хочет сама.

Пусть…

***

Неучтённое и остальное

За завесой завес он искал,

И провиделось очень иное,

Где туманы и призраки скал.

Он искал гениально и честно,

Подбирая, меняя ключи,

И открылась другая завеса,

Неучтённая, как-то в ночи.

Сбой шаблонов любых прокатился.

Где Искатель? — Искателя нет:

Человек этот освободился

В отворившийся ночью рассвет.

***

Читая в хрониках,

что некий царь,

правитель всего,

иметель всех,

водитель стихий,