Бесплатный фрагмент - Будь моей Алёнушкой, или Три капли заячьей крови

Глава первая круто быть зайцем

Быть зайцем круто! Это я вам по собственному опыту говорю. Пару дней назад зайцем был. Не то чтобы по личной прихоти или инициативе. Случайно получилось. Сам не ожидал. А дело было так…

Зовут меня Иван. По батюшке Иванович, можно просто Иваныч. По очень редкой фамилии Иванов. Но если нужны точные подробности, то я буду из деревни Иваново, Ивановской области, а страна, если слухи не врут, страной Иванов называется. В общем найдёте, если что.

Вот значит, иду я себе весь такой кудрявый и счастливый по лесу, грибы собираю. А чего не собирать, если они в этом году так попёрли — спасу нет.

Собираю значит. Слышу кукушка кукует.

А у меня молодецкой дури много, дай, думаю, спрошу:

— Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

А она возьми и ответь:

— Ку…

И даже договаривать не стала, бестия крылатая!

Осерчал я. Не мог поверить, что мне жить всего один «ку» осталось. И со психу, что есть силы вдарил ногой по мухомору, что на пути оказался. Здоровый такой гриб. Смачно в берёзу впечатался.

И тут вдруг меня словно кто по голове ударил. В глазах потемнело, сделал несколько шагов, и у той самой берёзы и упал, да носом в мухомор, мною расплющенный, уткнулся.

Зря видать на кукушку я обиделся и на мухоморе зло сорвал. Так сказать, отомстили мне духи лесные.

Очнулся я, с земли поднялся. И чую в теле лёгкость необычная образовалась и прыгать хочется от непонятно чего. И осознал вдруг, что я… ЗАЯЦ!

— Аа-а!!! — закричал я с испугу и помчался ног под собой не чуя. Глаза на выкате, сердце бешено колотится, уши прижаты, а я ору во всю заячью глотку. Что? Не слышали, как зайцы кричат? Повезло, значит, вам. Иначе услыхали бы, как я ору, вы бы вообще убежали семимильными шагами из нашей Ивановской области.

Потом в себя пришёл, с трудом осознал, что я теперь не Иван Иваныч, а Иван Зайцев. Тоже неплохо. Новый мир, новые ощущения. Даже не сразу заметил, что уже жую какую-то травку. Кстати, вкусная оказалась.

Первые дни, правда, трудно пришлось. От каждого шороха вздрагивал, по ночам спокойно спать не мог. Всё чудилось, что меня съесть хотят. Даже сороконожек по первости боялся, но потом осмелел и одной левой их пополам перешибал. И вообще, я потом ого-го каким страшным зверем стал! А вот не фиг было меня Ивана без моего соизволения в заячью шкуру запихивать!

Но всё по порядку…

Освоился я значит в лесу, решил познакомиться со зверями разными в нём обитающими. Ну не так как это у людей делается. Никаких тебе приветов, пожеланий здоровья. Я увижу кого — уставлюсь в упор, а лапой знак показываю двумя пальцами типа: «Я тебя вижу». Ну, помните, в «Аватаре», так герои здоровались. Или примерно так…

Никто ко мне не лез. Даже понюхаться или как там у них принято — я ж не в курсе. Но такой игнор стал меня конкретно напрягать. Офигели что ли? Никто со мной по душам поговорить не хочет. Тогда я первым на контакт пошёл.

Гляжу как-то под кустом лиса задремала. Тут я к ней на мягких лапках, бесшумно крадучись, подкатил и за хвост укусил. Зубы-то мои ого-го! Не упускал при случае об осинку поточить.

Лиса как взвизгнет и дёру! Обрадовался я — есть контакт!

И с тех пор лисы меня бояться стали и уважать. Бывало приду к ним, а они из нор повылазят и тявкать начинают хором — точно, как солдаты честь отдают. Вот мол, Иван Зайцев, проходите в нору, постель для вас готова. Отдохните, умаялись за день-то поди.

Ну а я что? Не отказывался, зачем обижать. Отосплюсь у них и снова отправляюсь по лесу приключения искать.

С зайцами общего языка не нашёл. Они местные мажоры. Крутых из себя строили, знаться со мной наотрез отказывались. Да не очень-то и хотелось!

Попытался я с зайчихами в лямур поиграть, но они какие-то странные оказались. Только подкачу к какой-нибудь, она траву есть перестанет, окинет меня оценивающим взглядом и скажет:

— Встретимся весной!

А сама бежать от меня со всех ног, типа занятая очень. Какие у зайчих летом дела — ума не приложу. Обидно даже как-то знаете ли. Я же мужчина видный, в любое время могу даме внимание оказать. А они: «Весной, весной…». Скучно с ними! Да и по деревьям они лазить не умеют…

С медведем контакта тоже не получилось. Шкура толстая — не укусишь. От шерсти потом полдня отплёвывался. Да ну его — скучно с ним…

И с белками тоже не получилось подружиться. Они быстрее меня оказались. Подкрадусь к одной, а другие на стрёме — в раз шишками закидывают. Меткие, заразы!

Сороки, те вовсе разнесли по округе, что в лесу бешеный заяц завёлся, типа пришлый, звериных законов не соблюдает.

А ворона — злюка растрезвонила, что я у неё мышей отжимаю, будто их в лесу и так мало. Ну да, поохотился я на них как-то, было дело. От скуки развлекался, не всё же траву жевать. Всё равно не поймал, чего орать-то?

Однажды забрался я в самую глухую часть нашего леса и унюхал запах незнакомый.

«Так, — думаю, — день-то, похоже, удачно начинается. Схожу, познакомлюсь»

Взобрался на холм, смотрю, а там… ВОЛКИ!

Не смог проконтролировать инстинкт самосохранения, дал такого стрекоча, только ветер за спиной шумел. Залез в лисью нору и до конца дня икал.

«Нет, — думаю, — жить мне в этом лесу незнамо сколько ещё, а вопрос с зубастыми соседями решить как-то надо»

Долго думал и пришла гениальная идея! Я решил сделать мелкую пакость глобального лесного масштаба. Это же я с виду серый и пушистый, а душа-то во мне человеческая, а значит умом не обделённая.

Пришёл я в деревню, здраво рассудив, что без людей вопрос с волками не решить. А для этого людей надо разозлить. А разозлиться они могут, если решат, что волки на их скотину зубы точат.

Пришёл ночью, чтобы меня в преступлении не заподозрили. Нашёл дом, где люди овец держат и пролез к ним в загон.

«Братва, я луг с сочной травой знаю, хотите покажу?»

«Хотим, хотим!» — заблеяли овцы.

«Тогда идите за мной. Чур, молчать!»

Заткнули овцы рты соломой и кивают, а в глазах их зелёные искры поблёскивают от предчувствия вкусной сочной зелени.

Делов-то было им засов открыть. Отвёл их на дальний от деревни луг, попросив молча свободой наслаждаться и домой не ходить. Они и рады!

В эту ночь я из нескольких домов овец увёл. Веселуху им устроил! Сам бы с ними остался, но уж очень мне приглянулась капуста у моих человеческих сородичей. Ведь говорил деду — огораживать надо! Нечего зайцев соблазнять. Вот как в воду глядел! В общем, отвёл душу — на неделю вперёд наелся.

А утром чуть свет я на разведку отправился, узнать, как деревенские себя вести будут. Не задумали ли они охотников в лес отправить?

А народ задумался. Засуетился. Бегают, ищут. Самые умные ружья взяли, собак и в лес отправились.

А тут я их поджидаю, машу собакам хвостом куцым.

— Сюда, сюда, за мной бегите!

А те и рады, охотники только успевают за ними.

Я веду собак нужной дорогой, а, чтобы не сбились, кругляши им свои подкидываю, да кругами вокруг них бегаю. Хлопотный выдался денёк, пару раз едва сам собакам на зуб не попался. Но удачно довёл охотников к волчьему логову. Вот так я избавился от серой опасности. Благодарностей от лесного зверья не дождался. А ну и ладно! Бог с ними!

Зато до осени с овечками дружбу водил. Местные их так и не нашли. А осенью я всех овец обратно в деревню привёл — им же зимой не выжить. Да и соскучились они по домашнему комфорту.

И я заскучал. Зима на носу, а я по-прежнему Иван Зайцев. Решать вопрос как-то надо. А нужное решение всё в голову не приходит. Совсем захандрил. С хорьком до драки дошло. Да пошёл он! Хотел выгнать меня из сорочьего гнезда, в котором я зимовать собрался. Зверюга наглая!

Однажды оказался я у той березы, в которую гриб-мухомор впечатал. Рядом с ней лежит моя корзинка, пожелтевшими листьями присыпанная. И такая меня тоска взяла…

Пнул я корзинку со всей заячьей дури. Да об берёзу! И тут вдруг меня словно кто по голове огрел. Лежу, значит, помираю…

Очнулся от того, что по мне кто-то ползает, а в нос неприятный запах лезет. Глаза открыл, а перед ними мухомор, об дерево расплющенный лежит. Я так обрадовался. Вскочил. Надо же опять я — Иван Иванович — собственной персоной! Отряхнулся от муравьев, схватил корзинку, в которой даже немного грибов было и побежал в деревню. Да ну эти грибы! Я же снова человеком стал!

Не оценила родня моего радостного настроения. У виска покрутили и велели прикладывать ко лбу холодный компресс. Мол, солнечный удар у меня был, и заяц мне померещился!

Не… не померещился! Я запомнил эту берёзу. Буду ждать, когда там опять мухомор вырастет. Хочу снова крутым зайцем побывать. Другой мир, другие ощущения!

Глава вторая Пропажа

Вот, честно вам скажу, страна Иванов, самая не верящая страна. Я им про зайца, а они про компресс на лоб. Обидно, знаете ли. Даже пробовал кулаками свою правду доказывать. Собрались как-то у колодца с молодыми Иванами мою тему обсуждать. Так, да эдак судили.

— Врёшь ты всё! — заявили мне. — Солнечный удар это был! Иди, не отвлекай нас от дел важных.

Какие дела-то у них важные? На кровати лежать и пироги есть? Будто я не знаю, что у нас с обеда и до ужина одно дело — отдыхать.

Обида меня проняла. Вот им хоть лоб колом чеши — всё одно! Отхлебнул я водицы холодной, колодезной. Вкусная, скажу вам, не чета той, что вы в квартирах своих пьёте. Откуда про квартиры знаю? Так от водицы, что я сгоряча отхлебнул, моя-то история в вашу сторону и потянулась.

Отхлебнул значит. Губы рукавом рубахи вытер. Вздохнул глубоко, решив правду свою кулаками отстаивать. Рот открыл, собираясь заявить: «Сами вы врёте!». А… голоса-то и нет!

Я так и эдак. Ни писка мышиного из горла выдавить не могу. Какое уж тут кулачное правдолюбие. От одних кулаков правды мало.

Посмеялись надо мной Иваны всех мастей и характеров и разошлись. Остался я один в растерянности и глубокой печали. Вот как так? Я же только жить начал после превращения обратно из зайца в человека, а тут такая оказия.

Печаль-то моя хоть и была глубокая, но не так чтобы уж слишком. Я ж знал, пара дней и голос появится, простыл наверно в спорах жарких, переохладился от отсутствия подходящих аргументов. Прожил я два дня тихо и спокойно, как мышь в норе. Из дома носа не высовывал, на насмешки не нарывался. Потом третий день прошёл, следующий. А голос ни в какую возвращаться не хочет.

Я уж в доме от скуки все дела переделал, все маменькины просьбы, в долгий ящик отложенные, выполнил, забор починил, даже за прополку цветочных клумб взялся…

«Всё, — думаю, — жизнь без голоса — это не жизнь. Решать вопрос как-то надо»

А как решать — ума не приложу.

Вот уж неделя прошла. Звука по-прежнему ни одной ноты выдавить не могу. С утра, значит, сижу, скучаю…

И в обед маменька ко мне подходит.

— Ванюш, измаялся бедненький, — обняла она меня, по волосам моим кудрявым, хорошо, что не рыжим, погладила. — Хворь с тобой непростая приключилась. Сходил бы ты к Яге, вдруг да поможет…

А сама мне панамку красненькую своими руками связанную, мне на голову надевает, приговаривая:

— Это чтобы снова голову не припекло. Лето-то нынче какое жаркое. Сходи сынок, успокой моё сердечко, вдруг да совет какой она даст. Я и гостинец приготовила — пирожков напекла.

Делать нечего. Какое-никакое, а решение моей неприятности появилось. Встал я с насиженного места, панамку посильнее на уши натянул, взял корзинку с пирожками.

А маменька советует:

— В этом узелке пирожки для Бабы Яги, ты их не трогай, а то принесёшь, она догадается, что пирожков не хватает — неловко будет.

Я киваю, её советам внимая.

— Для тебя пирожки в другом узелке. Не перепутай. Ну ступай, сынок. Буду ждать тебя с хорошими вестями.

Помахал я рукой маменьке на прощание и двинул в дальнюю дорогу. Ну как дальнюю… Если помнить, что с обеда до ужина мы стараемся дальше отхожего места не ходить, то дальнюю. Часа на два-три дальше получится, а может и больше. Никто ж не считал.

Вот и деревенька наша миновала, леса начались людьми малопосещаемые, а потом и вовсе непроходимые. И среди этих непроходимых лесов была тропинка заветная к Бабе Яге. Никогда я прежде её не видел, но по слухам женщина она была внешности неприятной, а характера мстительного и злопамятного. И шли к ней лишь те, кого конкретно припёрло — то есть такие как я. А меня припёрло, но чем дальше я шёл, тем помаленьку меня стало отпускать.

«А чего это я к Яге попёрся? Без голоса что ли люди не живут? То, что немых в нашей деревне нет, ещё не доказывает, что не живут. Можно без голоса прожить! Сяду-ка я на пенёк, съем пирожок»

Я сел и съел. Одного не хватило, все пирожки, что мне маменька откладывала, съел.

Узелок, что с пирожками для Бабы Яги так и притягивал к себе взгляд. Так и потянуло меня взять ещё один, всё равно Яга не знает, сколько маменька пирожков ей положила. Да и вкусные пирожки — с ягодами и вареньем, капусткой и лучком с яичками. Вот кто бы удержался от соблазна? Вот вам легко говорить. А сидели бы вы посреди тёмного дремучего леса, да с мыслями, вот на какой понадобилось к Яге переться в послеобеденный час? Вот посмотрел бы я на вас. Умники!

Ну да потянуло меня к чужому узелку. Но я же слово — пусть и не́мое — маменьке дал. Вот как потянуло, так назад и оттянуло. Не стал я своё слово ивановское крепкое нарушать! А вы… насмехались небось?

Встал я с пенька замшелого, мох рукой поправил — негоже после себя мятым место оставлять — негармонично это. И продолжил свой путь, неведомо, когда заканчивающийся.

И когда уж было решил, что заплутал, а вечер на носу, и волки могут быть, и есть с собой нечего, кроме Бабы Ягиных пирожков, и что слово своё нарушить придётся по причине непредвиденных обстоятельств, увидел перед собой хоромы чуть ли не царские. Аж сел на мягкое место от изумления. Это же надо! Посреди леса чудо стоит! Да такое ладное, красивое, придраться не к чему. Добротно сделано! На совесть! Ставни резные, вместо конька ворон чёрный, как настоящий сидит. А не-е… улетел, и правда, настоящий.

Пока я глаз не мог отвести от чуда, руками человеческими сотворённого, хозяйка этого строения на меня с интересном смотрела. Но почувствовал я взгляд и глянул в сторону. А там она — Баба Яга!

Ещё подумал тогда:

«Может… внучка её?»

Уж очень она на страшную женщину не походила. Красоты неописуемой! В платье красном, золотым поясом подвязанном. Волосы чёрные, лентой алой в косу заплетённые.

— Здравствуй, Иван. Меня все называют Бабой Ягой, так что не внучка я ей. Чего расселся? Проходи, коли пришёл.

Прошла женщины к крыльцу, по ступеням поднялась и двери своих хором передо мной распахнула.

«Да не-е… внучка. Баба Яга не такая. Ошибся я наверно, не туда свернул…»

Был уверен я.

— Не ошибся, ты Иван. Все дороги лесные ко мне ведут.

Удивился я. Она мысли читать может. Как не удивиться?

— Не стой у порога, проходи, — приглашает женщина.

Прошёл я в её дом, поклонился, ну как это положено.

Пригласила меня хозяйка за стол, и сама села, заметив корзинку в моей руке.

— Не нужно церемоний, Иван. Вижу с гостинцем от матушки пришёл. Как моя сестрица Алёнушка поживает?

Кстати, может вам странно покажется, но у нас всех женщин, девушек и девочек Алёнушками зовут. Без исключений. Как родится девочка — сразу Алёнушка! Никаких тебе вопросов, как назвать.

Хотел я рассказать, о том, как хорошо поживает моя матушка, но только рот открыл.

— Говоришь, хорошо поживает. Это хорошо.

«Так вас не Баба Яга зовут? А… Алёнушка?» — догадался я.

— Меня зовут Баба Яга. Не многовато ли Алёнушек у вас в деревне, Иван? И Иванов — не многовато ли? Что за придурь местная детей одинаковыми именами величать?

Не задавался я прежде таким странным вопросом.

«А если у всех имена будут разные, разве всех запомнишь?» — спросил я мысленно.

— Вот в знак протеста против местной придури я и ушла в лес. Ваши Иваны вон часто ко мне захаживают, видишь какие хоромы построили — самой себе завидно. Всё пытаются Алёнушку из меня сделать и в жёны взять. Невдомёк им, что пустое это… Вижу, Иван, замужество на мне тебя не интересует.

Я головой отрицательно покачал и пальцем указательным на горло своё указал.

— Ещё бы интересовало, племянничек. Голос, говоришь, пропал и до этих пор не нашёлся.

Я опять киваю, удивляясь, как она ловко мои мысли читает.

— Обиделась я на тебя, Иван, вот голоса и лишила.

Он слов таких я даже подскочил на месте.

«Что я такого сделал, чтобы обижаться на меня?»

— Да ты не горячись. Просила я у Вселенной помощника себе на время. Я же не виновата, что это ты оказался. Ты же моих серых ребят извёл, когда зайцем был?

«Ну, я. Дак, они ж меня могли…»

Растерялся я. Ведь и прежде свою правду не шибко-то мог доказать, а тут как оправдаться?

— Волки деревенских не трогали, на скот никогда не нападали, разве не так? Они гусей-лебедей моих стерегли. А ты на них охотников натравил. А как волков не стало, лисы гусей-лебедей порешили. Чудом одного спасти успела, да и тот чёрным оказался. Так что, Иван, придётся тебе исправлять дела свои по недомыслию сделанные.

«Как исправлять?»

— Послужишь мне некоторое время, а если службу нести исправно будешь — верну тебе голос.

«И сколько служить?»

— Исполнишь три моих заветных желания и свободен.

«Три желания?»

— Заветных желания, — поправила женщина.

«Три заветных желания… Вроде немного получается. Маменька не успеет соскучится»

— Как знать, как знать… Желания-то заветные. Если не хочешь, двери открыты. Ступай себе с миром.

Что тут думать? Не возвращаться же домой с пустыми руками и без голоса.

«Хорошо, говори желания, буду исполнять»

— Не спеши. Желания заветные созреть должны. Будет готово первое — тогда и скажу. А пока располагайся в этом доме, выбери себе апартаменты и привыкай к новой жизни. А между делом, подлатай, если что-то где-то отладилось. Через три часа ужинать будем. Ужин я сама приготовлю.

Первый день непривычно было в чужом доме находиться. Кроме как рассматриванием помещений и ценностей, в них находящихся, не знал, чем заняться. И подлатать нечего, во дворе только тропинку от мусора подмёл.

Потом был ужин. Баба Яга вкусно готовит, но маменька всё же вкуснее. Только я об этом даже в мыслях не произнёс. Мало ли что…

Дни шли за днями, а первое заветное желание Бабы Яги всё никак не созревало. Я от безделья измаялся. Начал баньку ей рубить. Руки-то у меня золотые. Посмотрит она на моё старание, поулыбается загадочно и уйдёт по своим делам.

Много дней прошло. Стал я всерьёз подумывать отказаться от этой затеи. Да и нет у Бабы Яги заветных желаний. Банька ей нужна была. Она решила, я сам догадаюсь. Я и догадался. Не дурак же! Банька готова, хватит гостить, маменька заждалась поди.

И вот месяца два спустя складываю я свои узелки без пирожков в корзинку с твёрдым намерением покинуть эти гостеприимные хоромы. А тут подходит хозяйка и говорит:

— Никак уходить собрался, слово своё не сдержишь?

«Слово-то немо́е, можно и не сдержать» — вымолвил я сердито.

— Как знаешь, как знаешь, двери открыты. А я же на терпение тебя проверяла. Сдюжишь ли? Два дня осталось, как я произнесу своё первое желание. В нём шапка-невидимка нужна, леший вернуть должен, но задерживается чего-то, опять поди с чертями воду мутит. Так как, Иван, два дня потерпишь ещё?

«Потерплю, чего не потерпеть»

И потерпел два дня. Но они мне неделей показались. Вот так бывает, когда чего-то ждёшь.

И в последний обещанный день я в баньке попарился и ужина стал дожидаться. Ибо за столом, да за вкусным ужином, хозяйка и собиралась мне поведать своё первое заветное желание. Только не усмехайтесь, не о том вы подумали. С тем желанием любой бы справился. А с заветным желанием только Ивану под силу, да и то не всякому. Когда Яга его озвучила, в силах своих и способностях я шибко усомнился…

Глава третья Первое желание

— Вот тебе, Иван, шапка-невидимка — там без неё такое дело совершить никак невозможно. Только с возвратом. Редкая по нынешним временам вещь. Не сохранишь всю жизнь на меня работать будешь.

Напугала, честно. Аппетит разом испарился, и что-то в горле застряло. Нельзя же так пугать, я всё же человек впечатлительный. Как представил своё будущее, так и поплохело мне внутри очень.

А шапка мягонькая, пушистая, будто из лисы сделана. Руки так и тянутся её погладить. Ещё и стресс снимает, даже полегчало мне душевно. Не-е, не должен потерять.

— А это, — подала Яга мне круглую монету, пояснив: — монета-возвращайка. Раз в сутки можешь её использовать для покупки чего-либо. Она превращается в нужную сумму, а потом снова в твоём кармане оказывается.

Понял я, что вещь эта полезная, а Яга предупреждает:

— Пока три желания моих не исполнишь, можешь с собой носить. Но потом должен вернуть, иначе десять лет долгу тебе начислю. Смотри, не отдавай никому и не позволяй украсть. Там, куда ты отправишься народ ушлый, всё чужое себе прихватить стараются.

И тут подвох. Десять лет, конечно, не целая жизнь, но тоже срок. А если вспомнить мою рассеянность и вздорный временами характер — потеряю, лучше не возвращаться!

Баба Яга продолжает:

— А это мешочек-проглот. В него всё можно засунуть и когда надо, то что надо само в руку выпрыгивает. Потерять не сможешь, он сам тебя найдёт, или, на крайний случай, ко мне вернётся. Сюда птицу ту и засунешь. Воздух есть, не задохнётся.

А… не сказал ещё? Птицу ей захотелось моими глазами до селе невиданную. Даже картинку показала и разрешила с собой забрать, чтобы не перепутал.

А Яга продолжает:

— Поскольку я правами Яги располагаю, иногда хожу в тот мир. Там по одному загадочному устройству видела эту птицу. Ну очень она на жар-птицу похожа, но мне белую надо. И есть такие у какого-то богача в саду. Думаю, тебе три дня на всё про всё и акклиматизацию хватит. Закончишь дело, произнеси заклинание: «Сим, сим, откройся!». Запомнил? Портал откроется, входи в него и здесь окажешься.

Я кивнул.

— Не перепутай. Скажешь: «Сезам, откройся», в лапы разбойников попадёшь. Вряд ли живым уйдёшь. И я ничем тебе не помогу — не моя это епархия. Если поужинал, идём, провожу тебя в дальнюю дорогу.

Ну а я что? Я готов хоть сейчас. По пути она уведомила, что в том мире люди живут на нас не похожие, по-нашему не говорящие.

— В разговоры не вступай и о цели своей никому не рассказывай.

Какой тот мир Яга уточнять не стала, а я не спросил, всё равно скоро там буду. Взмахнула женщина рукой, и появился передо мной тоннель светящийся, точно в нём снежинки серебристые закружились. Не страшно совсем было. Шагнул я в тоннель и услышал последние слова Яги:

— Жду через три дня. Береги себя, Ванюша. Под стрелы их варварские голову не подставляй! Не вернёшься через три дня, буду свечки ставить за упокой-й…

Может и ещё чего она говорила, но я не расслышал. Закружило меня и выплюнуло посреди того мира, аккурат в поле, рядами засаженным какими-то кустами. А среди кустов ходят девушки черноволосые и улыбчивые, листики у кустиков обрывают себе в подолы складывают, в мою сторону косятся и всё время улыбаются. Неуютно мне стало среди этой улыбчивой компании, сиганул я, куда ноги понесли. А принесли они меня с поля на дорогу. Это я сейчас знаю, что она асфальтовой называется, а тогда удивился, какая она гладкая и ровная, а ещё местами в полоску разрисована. Удобно идти, только от солнца жар от неё исходит. Благо на ногах моих сапоги добротные от жара спасали.

Иду и думаю: «И где этот богачей проживает? Скорее бы самый богатый дом найти и дело с птицей решить».

Не хотелось мне в этом мире дольше, чем нужно задерживаться.

На мне рубаха красная, зелёным поясом подвязана, шаровары белые, утюженные, может выделялся очень, а то прохожие на меня во все глаза пялятся и улыбаются. Аж, честно, неудобно как-то. Я даже пару раз оглянулся, может не мне они так радуются? А люди эти действительно на нас совсем не похожи. Все смуглые, точно от сильного загара, черноволосые, с чёрными или карими глазами. Говорят странно. Долго я шёл по дороге, размышляя о людях, которые попадались навстречу. И привела меня дорога в город. Город, конечно, большой. Всюду здания красивые, архитектуры изысканной, цветы яркие, люди всё больше в ярких одеждах, не такие, что ранее попадались. Все выглядят богато. Даже дети и те стараются одеваться ярко. И вот попробуй тут самого богатого богача найти.

Да… озадачила меня Яга своим заветным желанием. Уж лучше бы она захотела то, о чём вы подумали, когда после баньки, я с ней ужинать собирался.

Вдруг вспомнил о шапке-невидимки. Чем не шанс испытать? И надел её. Сразу люди на меня пялиться перестали. Поохали, правда, вначале, типа куда это такой дивный кудрявый, хорошо, что не рыжий, парень исчез? Да и забыли. Беда только вот одна: они меня не видят, но толкают чувствительно. Понял, я, что в людные места соваться рискованно для здоровья.

Целый день я гулял по городу. Тайком прошёлся по рынку и распробовал местных деликатесов. Но с непривычки не принял мой желудок подобных яств. Благо шапка-невидимка выручила, никто не заметил моего конфуза. А ночевать я решил в храме ихнем. Чудном таком. В центре слон многорукий с лицом вроде как человеческим, а вокруг угощения ему поставлены разные и цветов много. Когда я в храм вошёл, никого там не было. Вот и прилёг за статуей. А пока спал, люди в нём собрались и хвалу возносить этому слоноликому стали. Просили о чём-то. Это я сквозь сон слышал. Тут они храп мой и услышали, решили, что бог им знак подаёт, обрадовались. Но монах на всякий случай за статую заглянул, а там… никого. Ну точно знак! И все такие счастливые по своим делам убежали. И то хорошо, мне спать не мешают. А то, когда мешают спать, я храплю очень. Так маменька говорит.

А снилась мне маменька. Будто слёзно спрашивает она меня на кого я её покинул? Интересно, к чему бы это? А потом Яга приснилась. Будто говорит мне: «Иванушка, выполнил ли моё заветное желание? В Таджмахале тебе делать нечего! Нечего говорю-ю-ю!!!»

Глава четвёртая Тадж-Махал, так Тадж-Махал!

И проснулся я. Как это нечего? И что за таджмахала такая? Жуть как интересно! Может это подсказка? Я же в снах немного разбираюсь. Особенно, когда сны понятные. Ну те, что к деньгам. А этот… просто интересный.

Собрался я отправиться на розыски этого таджмахала, но вынужден был задержаться. Оказалось, храм окружили обезьяны. Сначала их храп мой отпугивал, а как храпеть я перестал, они осмелели и внутрь храма забежали. Фрукты, которые слоноликому были преподнесены, хватают и едят, дерутся при этом. Визжат, хоть уши затыкай. Я сначала растерялся, особенно, когда их клыки увидел, захотел их тайком обойти. Но тут они меня увидели, шапку-то волшебную я надеть забыл. Такой визг подняли, на меня бросаются. Я от них руками отмахиваюсь, всё думаю, растерзают. Они же когда стаей то, как наши волки будут.

Я в карман полез, в надежде, что оружие какое с собой прихватил случайно. Хотя бы молоток — он бы мне ох как сильно пригодился бы. Но попался мне под руку мешочек-проглот. Ну я и открыл его перед оскаленной обезьяньей мордой. Что тут началось… Эту обезьяну как закрутит и мешок, за ней следующую. Так я полстаи в мешок упрятал, остальные умнее оказались и успели удрать. А мешочек как есть всё такой же маленький. Тогда я ещё подумал, что в него и таджмахала поместится, когда я её найду.

Вышел я из храма и пошёл, куда глаза глядят. Всё равно люди по-нашему не разговаривают, спросить дорогу к богачу не у кого. Иду себе такой кудрявый, хорошо, что не рыжий, красотами любуюсь. Счастливый от наполнявших меня впечатлений. Желудок после вчерашнего о еде и не заикается.

И привели меня ноги к реке. Она широкая, а вокруг людей много: одни купаются, другие стирают. На другом берегу костры горят — и это днём! Солнце жарит и ветер начался — никакой пожарной безопасности! И главное, одни костры разжигают, а другие золу в реку сбрасывают. Не понравилось мне, грязно как-то и шумно. Не полез бы я купаться в такую реку, тем более бесплатно.

Но тут увидел я причаливающий к берегу корабль, ну или почти корабль. У него парусов не было. И почудились мне с корабля голоса по-нашему говорящие. Неужели свои? Я обрадовался и побежал людей, сходящих на берег, встречать.

— Все собираемся у автобуса. Следующая остановка «Дворец Тадж-Махал», — прозвучал женский голос.