Большие уши, пушистый зад

Часть первая
Про Котэ

Глава 1

В одно прекрасное утро, как раз перед звонком будильника меня будит звонок от давней подруги. Ничего личного, просто друзья — и так тоже бывает, поверьте.

Она звонит и говорит мне:

— Ты дома? Ну, я, это… короче, еду к тебе.

— Окей, — говорю я спросонья, ничего не понимая, и тут же вскакиваю, решив, что могу понять что-то не то.

— В каком смысле едешь ко мне? — спрашиваю, а в горле аж пересохло. — Зачем???

— Увидишь, — был мне ответ. «Увидишь». О, сколько в этом слове!.. В этом слове так много, что от тревожного чувства приближающегося песца противно ноет под ложечкой.

«Ну что ещё такое, что случилось?» — думаю я про себя, пока натягиваю носки и майку. Я пытаюсь припомнить все свои последние косяки, рабочие и не рабочие. Где я мог накосячить? Может, я кому-то денег должен? Точно не Марине… Может, у Марины что-то случилось? Так она обычно сразу говорит, если что-то важное. А тут вот «увидишь».

Ей ехать до моего дома минут пять. Я не успел бы за это время одеть фрак и бабочку, хоть я прекрасно знаю, что при даме стыдно в одних трусах и майке. Впрочем, ей было все равно.

В домофон позвонили, я открыл.

Вот Марина поднимается по лестнице. Я слышу ее шаги. Я слышу…

Я слышу, как гремят кольчугами всадники апокалипсиса, я слышу, как песец, тот самый, бессмысленный и беспощадный, дышит мне в затылок.

Я слышу тоненькое кошачье «и-и!»

Не «мяу», а жалобное такое, котёночье «и-и!»

«И-и!… И-и!»

Ещё на этаж выше — «И-и!»

Ещё этаж — «И-и!!!»

Этот звук раздается совсем близко, у меня по спине уже бежит струйка холодного пота. В мою дверь стучится песец, точнее, Марина.

Марина говорит:

— Привет! Открывай!

— И-и! — вторит ей ее маленький попутчик.

О, Боги, за что мне это?!

На самом деле было за что.

У Марины давно уже живет кошка, которую я в глаза никогда не видел. Но часто слышал, с периодичностью в каждые три месяца, что кошка беременна.

У Марины частный дом, кошка на самовыгуле. Где хочу — там верчу, как говорится. А что ей ещё делать, естественно, как не… ну, в общем, как не котят делать.

Каждые три месяца народившихся котят топили. И мне докладывали о каждом таком случае. Докладывали в том смысле, что могли бы и не рассказывать… Но Марина зачем-то это делала, зачем-то каждый раз со вздохом то ли раздражения, то ли жалости говорила мне, что вот, мол, опять котят топить.

Я не проронил скупой мужской слезы, но мне было жалко котят. Ещё больше мне было жалко кошку. Сомневаюсь, что какой-то женщине понравилось бы круглогодично ходить беременной и ежегодно рожать, да может ещё и два раза в год.

— Стерилизуй ее, а? Ну, не мучай ты животное! К тому же, сама же говоришь, что тебе не нравится топить котят.

— Такие кошки долго не живут…

— Кошки на самовыгуле вообще долго не живут. У них организм изнашивается этими всеми бесконечными рожаниями. Зато домашние, которые на улицу не выходят и котятся пару раз в жизни, живут долго. Мне вон, знакомый рассказывал, у его матери кошка двадцать один год прожила. Рекордсменка, говорю ему! А он — нет, говорит, третья по городу. Были ещё старше…

— Ну, не знаю…

— Денег дам. Стерилизуй.

— Поздно уже, она опять беременна.

«Едрить-раскудрить», — думаю я.

— Не топи котят, — говорю, весь такой переполненый милосердием, словно Папа Римский. — Отдашь кому-нибудь приплод, я помогу. А потом котейку твою свозим на операцию и больше не придётся никого топить.

Спустя примерно три месяца она звонит мне, поднимается ко мне в квартиру, в ее руках какая-то детская сумочка, из которой торчит ушастая голова. Махонькая такая.

— На, это тебе.

Марина сует мне в руки сумку, и я не успеваю протестовать.

— Что это?! — все что я могу сказать. Сам я в шоке. Если не выразиться крепче.

— Котёнок. А ты что думал? Ты ж сам сказал, что поможешь котят раздавать — вот, приобщайся. Теперь она твоя, делай с ней что хочешь.

— С ней? Кошка?

— Кошка, конечно. Видишь — трёхцветная? Такими только кошки бывают. А котов я уже раздала, их разбирают быстро. А вот кошку никак не берут. Мать сказала (не котенка мать, Марины), что больше не может выносить этот писк. Короче, либо я куда-нибудь ее сбагрю, либо она котёнка выкинет. Вот, привезла тебе, другого выхода нет.

Котэ у меня в руках пищит и вырывается из сумки. Сразу видно — стресс. С утра, небось, нежрамши от мамки оторвали, сунули ее, бедную, в мешок, как кавказскую пленницу, потащили куда-то по жаре, везли в душной маршрутке, где полно незнакомых людей (да ещё и музыка ужасная). Как тут не распсихуешься?

— Но я же никогда не кошководил! — теперь психую я. У меня не то что стресс — паника. У меня в руках это маленькое существо, за которое я уже чувствую ответственность. И уже понимаю, что хозяин я никудышный — чем ее кормить-то хоть?

— Ну, она пока маленькая, не привередливая. Дай ей хлебушка в молоке. Сожрет, если захочет.

— Сколько ей… дней-то?

— Месяц и шесть дней.

— А горшок?

— К горшку приучена, — Марина покосилась куда-то влево, словно старалась придумать, что-то, чтоб это выглядело правдой. — Да-да, горшок знает, проблем не будет. Не переживай.

— Но мне сейчас-то ее не с кем оставить! Мне ж на работу!

— Да ладно тебе, у нее же стресс! Ты ее сейчас выпустишь — она под диван заползет и будет там сидеть-дрожать первые сутки. Там уж вылезет — разберешься.

Смотрю я на Марину — глаза у нее, чуть узкие, что кошачьи, и повадки такие же, и сама она рыжая и бойкая, как это котэ, что у меня из сумки вырывается. Смотрю и понимаю, что мне не отвертеться.

«Но я же никогда не…» — снова хочу сказать я, но молчу. Храбро молчу и стою как истукан в одних трусах и майке. И носках. Марина окидывает меня на прощанье взглядом и уходит, я пребываю в шоке, котёнок орет как резаный.

Конец первого акта, занавес.

Глава 2

Среди обывателей (не кошководов) бытует мнение, что мужчины кошачий род не любят, зато женщины, девушки и девочки все, словно подчиняюсь единому космическому разуму, кошечек обожают. Это наглая ложь и вранье. Существуют женщины, которые от кошек в восторг не приходят. И полно мужиков, живущих с котом. Вот девушки нет у него, или там, жена ушла, а кот у него живет, и они с котом лучшие друзья.

Кошки и коты не предают, хотя бы потому, что не способны поклясться тебе в верности. Вот это правда.

Вот том-то и дело, — подумал я, закрывая дверь за Мариной, — что парни обычно котов заводят. В доме воцаряется что-то вроде мужского братства. А у меня вот будет жить кошка… как-то это… неправильно, что ли?

Хотя, что тут неправильного? Какая, в сущности, разница? Котэ в доме нужно не для того, чтобы ему под хвост заглядывали. Лапы есть? Уши и хвост есть? Мяукает? Все — значит, котэ.

Я действительно не имею привычки смотреть дарёному коню в зубы, а коту — под хвост. И вообще, если бы мне не сказали, что трехцветками бывают только девочки, я, пожалуй, так бы и думал, что пищащее существо у меня в руках — кот, назвал бы котёнка Барсиком и на этом бы успокоился.

Когда за Мариной захлопнулась дверь, я прошёл в комнату, встал на колени и аккуратно вытряхнул содержимое детской сумочки. Оно (моё первое в жизни котэ) выкатилось колобочком и на тонких некрепких ногах, продолжая пищать, пошло исследовать новый мир в виде моей квартиры.

Какая же она (кошка, не квартира) маленькая! И КАКАЯ ГРЯЗНАЯ!

И как от неё воняло, уж если по-честному. Где она только не побывала дома у Марины. Наверное, все грязные углы пересчитала, все пыльные места проверила. Эх…

Голова, по сравнению с туловищем, такая большая… Как только такая тонкая шеёшка ее выдерживает?

Хм, действительно трехцветка… Черный, рыжий, белый — все три цвета вразнобой, без какой-то особой системы были разбросаны по телу, как заплатки. Да, она словно состояла из заплаток, как печворк-одеяло. Где-то в полоску, где-то в крапинку. На хвосте, торчащим маленькой пикой, различались полоски: рыжий, белый, черный, серый и снова рыжий.

Эта расцветка уже тогда вселяла в меня какую-то гордость. Черно-белые да рыжие коты у всех есть. А вот такой необычной кошки нет ни у кого.

«И-и!» — она заползла под кровать.

«И-и!» — она уже у кресла.

«И-и!» — под столом, обнюхивает мои старые, нестираные носки.

«И-и!»

И… тут я вспомнил, что мне надо на работу. Я с удовольствием провозился бы с ней целый день (что уж там, все лучше, чем идти утром на работу), но мне нужно было собираться.

Я представил себе, как это несчастное, одинокое существо, бегает по квартире и пищит, зовет мамку, от которой ее оторвали в месяц и шесть дней, и моё сердце болезненно сжалось.

Ну, не до такой степени все драматично было, конечно. Просто мне снова стало жалко очередную кошатину. Делать было нечего. Я быстро оделся, подхватил с собой кошку и пошёл на работу. Да, прямо с ней.

***

В маршрутке все пялились. Ещё бы.

Я тоже всегда пялился, если случалось видеть в маршрутке человека с котёнком. Они, эти самые котята, так раздражительно пищат, вырываются, паникуют, словно их везут на казнь.

«Ну, ну, спокойно, скоро доедем, — коротко сказал я сам себе, мысленно обращаясь к кошке. — Если бы не один случайный разговор, играла бы ты сейчас в водолазов».

Я думал, что все двадцать минут до работы измучаюсь с ней, но она, очень скоро пригревшись под моей ладонью и растянувшись во весь свой крошечный рост на моей длинной ляжке, уснула и спокойно дождалась, пока мы не приехали.

«Измучилась, силы кончились», — подумал я. На самом деле, мне очень хотелось думать, что я ей понравился.

***

На работе в тот день я был один. Изладил коробку с высокими бортами, постелил газетки, поместил туда котенка. Котенок запищал, попытался выбраться — не получилось.

— Ну подожди ты немного, — говорю. — Я сейчас хоть пожрать тебе принесу. Потерпи.

И я действительно пошёл, чтобы купить пожрать. Молока купил, а заодно лоток, двойную миску для еды и воды, глистогонное, блохогонное, шампунь для кошек и… мячик.

Прихожу, открываю дверь — тишина. Котенка в коробке нет.

«Едрить-раскудрить», — снова думаю я, уже решив, что котэ случайно повесился где-то на проводах моего компьютера.

— Кис-кис!

Но она ещё не откликается на «кис-кис».

По случайному шуршанию обнаруживаю ее под столом — действительно, рыскает в проводах, но не грызёт их, не пытается с ними бороться, а тихонько, аккуратно исследует и с ювелирной осторожностью пробирается между ними. На работе у меня пыли тоже хватает. Она уже успела нацеплять ее на усы.

Снова в коробку — снова визг и плач, снова это жалобное «и-и!». И каким-то чудом, напрягшись и подтянувшись на передних лапах, она перемахивает через борт коробки и снова идёт исследовать.

Я, в принципе, не так уж и против — лишь бы не наступить на неё.

Грею молоко — кипятильником. Ставлю миску с водой и молоком к себе на стол, но подальше от компа. Котэ поднимаю с пола на стол. Я брезглив, но не настолько, и мне очень хочется разглядеть ее поближе и увидеть, как она будет лакать.

«Лачить» — кажется, так говорила та самая мама одного моего друга, у которой была кошка-долгожитель.

Котэ не жрет. Нюхает, но ничего не делает. Будто и знать не знает, что нужно делать. Во мне начинает закрадываться смутное сомнение.

Ей же всего лишь месяц с небольшим, она вообще лакать умеет? До какой недели они мамку сосут? Будто я знаю…

Беру животное за шкирку, тыкаю носом в молоко — ничего. Никакой реакции, облизывается и все. На воду — то же самое. Приходится макать палец в молоко и тыкать ей в мордаху. Слизывает потихоньку. И воду так же.

Я тогда даже не думал, как это выглядит со стороны. Взрослый парняга кормит котёнка с пальца. Да, бывает и так.

На мячик она реагирует плохо, скорее, приходится реагировать мне, чтобы этот самый мячик никуда не укатился (за него же деньги плачены!). Она бегает по моему столу, гоняет этот мячик туда-сюда, и он все время улетает со стола. Взрослый парняга — щетина на лице играет с котёнком в мячик. Я и не думал, что во мне скрыт такой потенциал.

На самом деле, во мне проснулось чисто детское любопытство. У меня в детстве животных дома не было. А теперь вот появилось котэ. И я все смотрел и разглядывал, тискал иногда, с осторожностью.

Я думал: вот, теперь у меня тоже есть «котэ». Как у всех тех пацанов в интернете, что выставляют фотки со своими «котэ», с нежной, полной любви подписью вроде «ПИ… С ШЕРСТЯНОЙ!»

Теперь я даже могу пощупать эти самые «подушечки», мягкие кожаные места на лапах, которые у котят ещё нежные. У взрослых — уже грубее, и говорят, самый кайф потискать именно котёночьи лапки. Ух ты! Это действительно здорово!

Как там говорят в интернете? Ми-ми-мишно? Ну, пусть так. Без разницы, как это называется, главное, что теперь у меня тоже такое есть. Теперь я тоже могу угорать над тем, как играет мой котёнок, как смешно шугается чего-нибудь незнакомого. Я буду снимать моего котэ и выкладывать на Ютуб, фоткать в Инстаграм, постить Вконтакте.

Теперь я — котовод! Точнее, кошковод! Теперь у меня есть кто-то, кто будет меня безоговорочно любить, слушаться меня, скучать по мне и ждать у окошка, когда я вернусь с работы!

Ага.

Конечно.

Но предрассудки мои будут развенчаны позже, а пока она играет самозабвенно с комочками бумаги. Благо бумаги у меня на работе полно.

Глава 3

Есть у меня друг, который держит кота. Он стал моим главным консультантом на тему того, что делать дальше.

Пока я вез мою первую в жизни кошку домой (на этот раз в маршрутке она вообще не психовала, только заинтересованно смотрела в окно), я ее гладил и заметил, как в шерсти промелькнуло что-то мизерное, черное и очень шустрое.

Мне снова захотелось выругаться. У котэ блохи. То-то она все время чесала за ухом — блохастая!

Я, в принципе, был к этому готов. В уме я понимал, что котенок, у которого мать на самовыгуле, наверняка уже подцепил блох. В магазине, где я покупал лоток и мячик, мне навязали шампунь и лекарства от паразитов.

И я не был готов к этому морально! Как я уже говорил, я брезглив. Но протереть стол после лапок маленькой котейки — это одно. А вот выводить блох — это совсем другое.

Две большие разницы, как говорится.

Приезжаю домой, звоню другу.

— Алло, Лёха? У тебя ведь есть кот?

— Ну, есть, — отвечает Лёха таким тоном, будто разговаривает с идиотом.

— У твоего кота блохи были, когда ты его взял?