Бесплатный фрагмент - Боевой стиль Небесного Волка Шонын-баша

Предисловие редактора

«Небо», «Дракон», «Творческая мужская сила»: «сози­дающая и раз­рушающая воля и энергия Небес», «творческое взаимодействие», «поступательн­ое движение»; «активизи­ровать», «вдохновлять»; «стойкость», «неу­томимость»

(«И-Цзин» — «Книга Перемен», гексаграмма №1).

Тэнгриведение, исследующее уникальный феномен духовной культу­ры народов Внутренней, Цен­тральной и Северо-Восточной Азии, всей Евразийской Мегацивили­зации — религию Вечного Синего Неба Тэнгри (бур.-монг. Хухэ Мунхэ Тэнгэ­ри), вступает в настоящее время на качествен­но новый этап своего раз­вития, на котором необходимо уде­лять боль­шее внимание конкретным эт­нокультурным явлениям, связан­ным с феноме­ном «Тэнгри», в част­ности, искусству единоборства кочевнич­еских на­родов, как весьма своеобразному способу выживания в экстремальных условиях жизнедея­тельности.

При этом необходимо учитывать не только уни­кальность, исключи­тельное своеобразие и самобытность феномена Тэнгри, но и его космиче­ский универсализм и открытость, как философского учения, вовсе не ис­ключающая того непреложного факта, что оно выполня­ло и до сих пор вы­полняет роль сугубо народной ре­лигии монголов, тюрков и финно-угор­ских народов (т.е. «туранцев») и что историко-генетически оно связа­но с так называемой «религией ариев», тибетским бон, ал­тайским Ак-Дзян, китайским даосизмом (а значит и чань/дзэн/-буддизмом, японским синто­измом и други­ми евразийскими религиозно-философ­скими учени­ями, особенно — с ти­бето-монгольским буддизмом Махая­ны, имеющим уйгур­ские, сог­дианско-бактрийские и греко-элли­нистические корни.

В связи с этим особого внимания тэнгриведов требует концепция внут­реннего единства и целостности тэнгрианско-буддийской цивилиза­ции Внутренней, Центральной, Юго-Восточной и Северо-Восточной Азии. Огромное научно-практическое зна­чение имеют и вопросы этнологиче­ского, психоэнергетического и ре­лигиоведческого изучения феномена Тэнгри в свете социально-практиче­ских и юридических задач адапта­ции и аккультурации тэнгрианского уче­ния в современ­ных условиях.

Как справедливо отметил монгольский академик Л. Дашням-ахай, «Тэнгри — это огромное мегаполе информации, и его „воздействие“ на земную жизнь так­же влияет и на самого человека все­гда и везде» (Абаев, Дашням, 2014 с. 15). «Возможно, уже пришло время признать энергетиче­скую мощь тэнгрианской цивилиза­ции, которая, по мнению многих уче­ных, проявили свое реальное содействие в жизни и деятельности Чингис-Хаана», — пишет далее Лувсангийн Дашням (там же, с. 16).

Не только эзотерики-миропо­стигатели, но и ученые востоковеды, монголоведы, культурологи, психо­логи, религиоведы начали писать об огромной роли психиче­ской культу­ры и биоэнергетики в формировании челове­ка, как личности и субъекта деятельности, в тэнгри­анской цивилиз­ации. Видимо, в огромных успехах бога­тыря Субедея (бур.-монг. Субудай-багатур), уроженца древнего Урянхая, ближайшего соратника и советника Чингис-Хаана, также проявилась мощь Тэнгри, которую они развивали в тайных военных обществах Саяно-Алтая.

Поэтому тэнгриведам необхо­димо обратить специ­альное внима­ние на тот факт, что практически боль­шинство империй в Централь­ной Азии бы­ло создано членами над­национальных, надэтнических эзотеричес­ких воен­ных союзов, наподобие Запорожской Сечи или других военно-монашеских орденов в хри­стианской и исламской цивилизаци­ях. Тайные общества, объедине­ния и воинские союзы, которые готовили военную элиту тюрко-монголов, ин­тенсивно практиковали военно-при­кладные ис­кусства бое­вого единобор­ства, отличавшего­ся от обычных приемов фехто­вания, ку­лачного боя и борьбы, стрельбы из лука и мета­ния различных предме­тов, которые использовали рядовые воины.

Во-первых, приемы боевого единоборства, которые практикова­лись в тайных обществах, отличались тем, что содержали в себе «секретные при­емы», недоступные для рядовых воинов. Во-вторых, эти тайные бое­вые ис­кусства были основаны на практике психотренинга и психиче­ской само­регуляции, использо­вавшемся в эзоте­рической практике связанных с тэнгрианством воинских культов. В-третьих, боевое искусство элитных воинских подразделений предполагало необходимость религиозн­ого почи­тания и призывания тотемных духов своих предков, древних героев и других тэнгри­анских божеств с целью использова­ния их энергии и могуще­ства в воен­ном деле.

Но, пожалуй, самым главным в философии и психо­логии цен­трально-евразийских, центрально-азиатских и в особенности — монгольских, в том числе бурятских, боевых искусств была их теснейшая связь с культовой и обрядовой основой, а также с искусством психофизичес­кой и биоэнергети­ческой саморегуляции тэнгри­анской ре­лигии Чингис-Хаана, который был её верхов­ным жрецом, истинным и на­стоящим Сыном Веч­ного Синего Не­ба и нашим общим предком.

В тэнгрианско-буддийской ци­вилизации, которая существовала по­сле внедрения среди народов Центральн­ой Азии тибетского и уйгурско-бакт­рийского эллини­стического буддизма Махаяны, эта связь осу­ществлялась через многообразные каналы — народные спортивные иг­ры Надом, инди­видуальную переда­чу бое­вого искус­ства от отца к сыну, воинские тан­цы типа ехор и андай, облавную охоту, которая фактически была важным сред­ством военно-спортивной подготовки, клановые и мона­стырские шко­лы боевого искус­ства, где ламы втайне практиковали «тибетское кунфу», а также через на­родные бурят-монгольские массовые виды единоборства, борьбы и кулач­ного боя, в том числе и бухэ барил­даан.

Именно такое секретное боевое искусство и пред­ставлено в дан­ной книге, посвященной религиозно-философским и психоэнергетиче­ским основам бурят-монгольской школы единоборства «Шонын-баша» — «Стиль Небесного Волка», которую сохранил и передал своему племянник­у и ученику Цыбику Сенгеевичу Хоб­ракову (Хобраков Ц. Ц.) его дядя — Лубсан Хобраков, который был родом из села Аргада, за силу и исключи­тельную ловкость получивший в народе прозвище «Мугы Лубсан» (см.:. Жигмитов Б. Гайхамшаг хуну­удэр баян юм даа Буряад оромнай: Мугы Луб­сан; см. также: Жиг­митов Б. «Мугы Лубсан». http://burunen.ru/opinions/detail.php?element id=7055; Будаев В. «Волчьи приемы приме­няют в бухэ барилдаа­не» // Спорт тамир).

Ц. С. Хобраков рассказывал о своем учителе-настав­нике Волчьего Сти­ля: «Когда дяде исполнилось 12 лет, его отдали в послушники к мест­ным ламам» (Заза-лама и Барон-гэбши), затем учебу продолжил в Эгитуй­ском дацане. Обучаясь у лам искусству буддийской медита­ции, Мугы Луб­сан сумел соединить в своей школе тради­ционное монголо-бурятское искус­ство единоборства Шонын-баша, позднее переданное племяннику, с мето­дами и приемами других народов Центральной Азии, а также — самое главное — с медита­тивной практикой буддийской йоги и практиковавши­мися ламами в сек­рете приемами «тибетского кунфу» (см. Будаев В. «Вол­чьи приемы при­меняют в бухэ барилдаане» // Спорт тамир; см. также: Хобраков, 2009; Жигмитов Б. «Мугы Лубсан». — http://burunen.ru/opinions/detail.php?element_id =7055).

Характеризуя главные стилевые, психотехнические и биоэнергетиче­ские особенности боевого искусства школы Шонын-баша, Цыбик Сенге­евич говорил: «Как врач я знаю, что по центру тела проходят жизненно важ­ные энергетические каналы. При столкновений, особен­но ближним, соперни­кам следует уходить влево или вправо и молниеносной атакой про­вести два удара, а когда атакуют на расстоянии сделать блок, выстав­ляя ногу впе­ред, и провести удары рукой, локтем и головой. Тогда че­ловек деморализо­ван. Монголы, что­бы раз­вивать моторику рук, мнут овечьи шкуры. Попро­буйте работу кистью монгольских бухэ. Они для нас почти неу­язвимы. Поэтому че­ловек стремится защитить свой центр и его разру­шить у сопер­ника. Это и есть шонын ту­лалдаан». Волк ведь никогда не отступает. Идет только вперед или в сторону. Под­тверждение я получил, когда ознакомил­ся с книгой «Куреш», где тувинцы разделили борьбу на три части, имея также в виду, что помимо этого традиционного деле­ния, широко извест­ного за преде­лами буддийских монастырей, суще­ствовали еще секретные разделы» (Хобраков Ц, 2009).

Действительно, давая современ­ную квалификацию основных разде­лов куреша, некоторые тувинские спортсмены обычно подразделяют свою на­циональную борьбу на три части: 1) спортивный куреш; 2) «прикладн­ой», т.е. самозащита, включая боевые при­емы самообо­роны без оружия; 3) оздоровительные упраж­нения типа цигун. Но это классифи­кация — в основном для ши­рокой публики; на самом деле живая ту­винская тради­ция единоборства включая в себя чет­вертый раздел: кара-куреш («грубая драка»), т.е. раздел, предназначен­ный, как шоно-баша, исключительно для ближнего ру­копашного боя (т.е., как говорят тувинцы, «для драки»).

Существует также еще один сек­ретный раздел, на­зываемый «лам­ский куреш», практиковавшийся в буд­дийских монастырях и тоже очень по­хожий на стиль Волка, в той его тайной, эзотерической части, в кото­рой произошел органичный синтез тэнгрианство и буд­дизма.

Весьма примечательно, что про­звище дяди Хобра­кова Ц.С. «Мугы» внешне несколько напоминает древнее урянхайское и монгольское «могэ», обо­значающее общее для ойратов, уйгур-урянхов и бурят-монго­лов назва­ние тотемного боже­ства «Змей-Дракон» (бур.-монг. Абарга-Могэ; тув.-урянх. Амырга-Моос) и од­новременно — искусных борцов, ма­стеров тради­ционной си­стемы единоборств (тув.-урянх. могэ­элэр), могу­чих «бога­тырей», «сила­чей» (бур.-монг. баатарнууд, бухэ­чул). Буквально «мугы» в современ­ном бурят-монгольском языке означает «колот» — большая ко­лотушка из березы, используемая для колки дров. Ве­роятно, эта созвучн­ость случайная и представляет собой чисто внешнее фонетиче­ское совпаден­ие двух разных слов из раз­ных языков, но мне кажется, что здесь прослеживается глубинная внутренняя этимологическая связь (ср., напри­мер, русское «могучий», которое явно связано с общетюрк­ским могэ).

В этих этнокультурных терми­нах и понятиях прослеживается, на наш взгляд, внутренняя культурно-историческая и генетическая связь с самыми могучими и непобедимыми воинами во всей мировой истории — «хребетными» монголами Чингис-Хаана и урянхайцами его побратима, мудрого советника, верного соратни­ка, боевого товарища, главнокомандую­щего его армии и учителя его детей и внуков Субудай-багатура (см.: Амре­кулов, 2014).

Воины Чингис-Хаана и Субудая, будучи истинными тэнгрианскими «рыцарями без страха и упрека» распрос­траняли и утверждали в Евразии не только свое ве­роучение, свою не­бесно-солнечную религию Вечного Си­него Неба, но и содействовали внедрению в цен­трально-евразийской циви­лизации тибет­ского Север­ного буддизма Махаяны в его специфической ти­бето-монгольской этнокультурной форме, которая именно среди урянхай­цев Саяно-Алтая наложилась на еще бо­лее древнюю форму греко-эллини­стического, согдийско-бактрианского и уйгурского буддизма, традиции кото­рого существовали у «северных уйгуров» — тувинцев вплоть до эпохи Чингис-Хаана, когда стали утверждатьс­я тибетские школы.

Поэтому Северный буддизм Махаяны, бытующий ныне у ту­винцев, монголов, ойратов (калмы­ков) и бурят, является фактически синтезом древнего тюрко-монгольского тэнгрианства и его за­падной ветви — зоро­астризма с элли­нистическим среднеазиатским буд­дизмом, который уйгу­ры передали монголам вместе с письменностью, и тибетской этнокультур­ной формой Махаяны, которая и стала доминиру­ющим направле­нием в современной Внутренней, Центральной и Се­веро-Восточной Азии, заложив культурно-религиозные и цивилизационные основы тэнгри­анско-буддийской ко­чевнической цивилизации.

В данной книге мы попытаемся выявить и показать культурно-историч­еские, духовно-религиозные, этно-генетические, психокультурные, эко­логические, биоэнергетические и стилевые особенности этой школы бое­вого искусства в связи с бурят-монгольской цивили­зационной культу­рой и феноменом евразийских боевых искусств в широком контек­сте тэнгри­анско-буддийской цивили­зации Внутренней и Центральной Азии.

Методологической основой дан­ной работы являют­ся труды вы­дающегося бурятского эпосоведа, фолькло­риста, лингвиста и культуро­лога С. Ш. Чагдурова, убеди­тельно доказавшего важную роль Гэсэриады в эт­нокультурогенезе бурят-монго­лов и других народов Внутренней и Цен­тральной Азии, а также огромное зна­чение именно бурят-монгольского на­рода в передаче культурно-религиозной традиции ко­чевнической цивилиз­ации Евразии от скифо-ариев и гуннов-хунну, уйгу­ров и тюрков до монго­лов Чингис-Хаана (Чагдуров, 1999; Чагдуров, 1997; Чагдуров 1983; Чагду­ров 1980).

Особенно важное методологиче­ское значение имен­но для данной ра­боты имеет концепция профессора Чаг­дурова, нашего учителя в части эт­нологии, культуро­логии и эпосове­дения о том, что истинным духовным и энергетическим центром всего монгольского мира явля­ется Транс-Сая­нья, включая Западную Бурятию, Северо-Западную Монголию и Туву (Танну-Урянхай), где на­ходилась древняя Прародина всех тюрко-монгольских на­родов Эргунэ-Хун (тюркск. Эргенекон), а также Цир­кум-Байкалия (Чагду­ров, 1997).И действительно, Восточный Саян, Приангарье и Прибайкалье, Забай­кальская части Бурятии, в том числе Баргузинская доли­на, где на­ходился древний Баргуджин-Тохум, тоже вхо­дят в этно­географическую зо­ну цен­тра Азии и всей Евразии, образу­ющую единый биоэнергоинформа­ционный, духовно-энергетический центр монголо-тюркского мира (бур.-монг. «гол»; тув.-урянх. «кол»).

Кстати, Баргузинский край до гибели Меркитского государства, кото­рым управляли хаас-меркиты, назы­вался «Кол-Баргуджин-Тохум», из чего следует, что дан­ный регион был органичной составной частью общего урянхайско-монгольского и тюркского центра. На это указывают и данные средневековых источников, соглас­но которым территория Баргуджин-Тохума начиналась от правобережья Енисея и заканчива­лась на южном бе­регу Байкала (по-тюркски «Бай-Хол // Холь // Куль» — «Богатое /Священ­ное / Озеро // Море», по-монгольски «Байгал» — «Священный Огонь»).

Этот духовно-энергетический центр и обозначался понятием «мон-гол», которое буквально переводится «настоящий центр жизненной энергии, главная артерия (точнее, энергетический канал силы и ха­ризмы)». Поэтому становится понят­но, почему монголы Чингис-Хаана и урянхайцы Субудая сделали этноним «монгол» общим этнополитонимом своей империи «Хамаг Монгол Улс», т.е. метаэтническим, суперэтниче­ским термином, объединяющим всех родственных тюрко-монголов Евразии. В связи с этим весьма акту­альным представляется также духов­ное завещание великого бу­рятоведа Чагдурова С. Ш. жителям респуб­лики: «По ис­торико-этнологическим параметрам, обоснованным приве­денными… лингвистическими доказательствами, положение у нас складыва­ется па­радоксальное: если в имени бурят сосредоточено отцов­ское и в большей мере тюркское начало народа (тотем Волка по-тюрк­ски назы­вается бури — отсюда племя бурут), то в имени монгол скрывает­ся древнее и исконное материнское начало на­рода. Однако парадокс со­стоит не в этом. Он заклю­чается в том, что исконному этносу (монголам по крови) пока что юриди­чески не разрешено во властных структурах Бурятии и Рос­сии называться по име­ни мате­ри и отца одновременно бу­рят-монголами, как это было до 7 июля 1958 г. Между тем властным структурам Рес­публики Бурятия, в том числе и тем, которые представ­ляют интересы боль­шинства ее насе­ления, было бы этичнее всего реши­ться вернуть мате­ринское имя корен­ному эт­носу. Результатом такого бес­корыстного акта, во всех смыслах благотвор­ного и политически справедл­ивого, было бы только одно: ис­креннее дове­рие со сторон­ы мень­шинства, а в конечном итоге весомое укрепле­ние дружбы между всеми, кто живет в республи­ке» (Чаг­дуров, 1999, с. 128).

Последнее замечания С. Ш. Чаг­дурова удивительно созвучно с тем, что говорил дядя Хобракова Ц. С., его на­ставник — Лубсан: «Мы — дети Си­него Небесного Волка, до сих пор не потерявшие гордое имя бурят-монгол, не забывшие его, свою нацио­нальную религию не по­терявшие /буряад-монгол нэрэе мартаагуй, мургэлоо hалгагаагуй/ именно благодаря защите нашей родной тэнгрианской религии и по­кровительству, ВОЛЕ и СИ­ЛЕ Веч­ного Синего Неба!! (бур.-монг. «Хухэ Мунхэ Тэнгрийн хушээр, зарлига­ар!!») Это — наш первый чер­ный (ха­ра) гутал, сим­вол Тэнгри. В данном случае слова «черный» означает цвет Неба, и в древне-уйгурском языке был синонимом слова «небесный», т.е. «священ­ный»; дей­ствительно, цвет неба является скорее темно-синим, нежели го­лубым, особенно если вгля­деться в самую глубь Кос­моса, где видится лишь безграничная пустота.

Далее учитель-наставник Лубсан сказал: «Но че­ловек не может ходить в одном гутуле, поэтому после того, как освоишь тэнгрианское уче­ние, бу­дешь надевать второй желтый (ша­ра) гутал». Так и поступил Ц. С. Хобрак­ов: сначала носил чёрный гутул (хара гутал) и, сумев затем в своей жизни и боевом искусстве воплотить идею единства и целостности тэнгри­анско-буддийской духов­ной цивили­зации бурят-монголов стал носить ещё и жел­тый гутул (шара гутал), как бы твердо став на две ноги.

Сугубо тэнгрианская сущность, тэнгрианский харак­тер и дух школы Небесного Волка хорошо передается в молитве, обращенной е Небу-Отцу и Матери-Земле и на­чинающейся словами:

«Хусэ ехэтэй Хухэ Мунхэ Тэнгэ­ри — Ехэ Эсэгэмни! Хайра ехэтэй налгай ногоон Ьайхан Дэлхэй — Ехэ Эхэм­ни!» («Всесильное Вечное Синее Небо — Великий Отец мой! Всемило­стивая величавая красавица Земля — Ве­ликая Мать моя!»).

С этого молитвенного призыва­ния (дурдалга) и на­чинаются все занят­ия, все тренировки и упражнения, в том числе медитативные (напри­мер, духовно-медита­тивная практика построения «Внутренней Ступы», кото­рая будет более подробно разъяснена во второй гла­ве). О меди­тативных упраж­нениях в традиции школы Небес­ного Волка, практи­куемой ее современ­ным масте­ром-наставником Ц. С. Хобраковым мы будем более по­дробно рассказывать ниже. А здесь стоит лишь заметить, что в этих упраж­нениях содержится сама суть философско-психологичес­кого и этического учения буддизма Северн­ой Махаяны, психотехниче­ские (точнее, психокультурн­ые) традиции которого очень органично вплетены в культуру психиче­ской дея­тельности и в духо­вно-религиозную жизнь последователей истин­но тэнгрианской школы Шоно-баша. Иначе говоря, в этой школе бое­вого ис­кусства, бурят-монголов произошел подлинный синтез, впол­не равноправн­ый и органич­ный, двух близких по своим метафизиче­ским основани­ям и родственных по своей общей сибирской и цен­трально-евразийской Пра­родине культурно-религиоз­ных, эт­ноконфессиональных традиций — тэнгрианства и буддизма Северной Махаяны.

Внутренняя сбалансированность этой синтетиче­ской тэнгрианско-буд­дийской традиции бурят-монгольской школы Шонын-Баша чётко прояв­ляется в присущей ей этике и философии «не причинения зла наси­лием», «не-насилия» (буд­дийская теория ахимсы), которая требует от ма­стера, во-первых, поста­раться мир­но разрешить любой на­зревающий конфликт.

Во-вторых, боец этой школы, ес­ли он видит, что, не­смотря на все его старания, терпение и уговоры, во­обще никак нельзя решить дело ми­ром, придя к обоюдному согласию, то пытается быстро умиротворить и обез­оружить агрессивного противни­ка, стараясь нанести ему минималь­ный вред, или, во всяком случае, со­хранить ему жизнь, не наносить смертель­ных ударов или же при­менять такие щадящие, хоть и сокруши­тельные, приё­мы, от которых про­тивник всё-таки сможет позднее восстанови­ться. В-третьих, весь процесс боя должен но­сить воспи­тательный характер, что­бы против­ник глубо­ко осознал неэтичность своего поведения, полно­стью преодо­лел свой эгоизм и наполнился эти­кой «не-наси­лия» и сострадания ко всем живым существам, т.е., как говорил мастер Лубсан, «надел вто­рой желтый гутул».

В свое время, когда обществен­ность Бурятии актив­но обсуждала вопрос о восстановлении в названии рес­публики исторического наимено­вания «Бурят-Монголия», я, как и С. Ш. Чагдуров, выступал за возвращен­ие этого названия (см., например: Абаев Н. Восстановить ис­торическую справедливость // «Правда Бурятии», 1992). Выступал не только в печати, но и по радио, телевидению, участвовал в различ­ных дискуссиях и конфе­ренциях, круглых столах с ведущими бурятски­ми учеными, выступавшими против исторического наименования республики (историки, обще­ствоведы, политологи и т.д.).

Спорил и с крупными обще­ственными деятелями, которые все-таки настояли на нынешнем назва­нии рес­публики. Тогда мы вместе с профессо­ром Чагдуровым и некото­рыми другими бурятоведами проиг­рали эту дис­куссию и были вынужде­ны уступить под мощным давле­нием властных структур. Сейчас пришла пора действи­тельно восстановить ис­торическую справедливость…

Доктор исторических наук, Почет­ный доктор буд­дийской философии, дей­ствительный член Международной ака­демии информатизации и Российской ака­демии социаль­ных наук, зав. лабора­торией Синергетиче­ских исследований циви­лизационной геополитики Евразии Института Внут­ренней Азии Бурят­ского государственного университета, Абаев Н. В., г. Улан-Удэ, 2015 г.

Введение

«Почитай своего Небесного Отца, на­шего общего Первопред­ка Буха-Нойон Бабая, поклоняйся Единому Вечному Си­нему Небу Тэнгэри и Матери-Земле. Прароди­тельнице Алан-Гоа (Алан-Хоо), другим небесным и земным покровите­лям, свет­лым божествам и духам-защит­никам; постоянно молись Отцу Небес­ному — Бурхан-Баабаю и добрым тэнгри­ям о нис­послании здоровья, сча­стья, благополу­чия, благоденствия, процвета­ния, мира, спокойствия и других благ всем живым существом; из всех светлых небесных божеств-покровителей особо почитай Хормуст-Тэнгэри и нашего легендарного ге­роя-защитника Абай-Гэсэра, а также Шоно-Батора»

(«Кодекс чести истинного буря­та» / см: Абаев, 2014).

Тэнгрианство — это открытая мировоззренческая система тюрко-монгольских народов, которая одно­временно содержит в себе и религи­озно-философское, морально-этиче­ское учение, а также психологиче­ские, биоэнергетические, психоди­агностические, прогности­ческие и астрологи­ческие аспекты вместе с культовой, мантической (гадатель­ной), медитатив­ной и магической практикой. Основные концепты тэнгрианства воз­никли в 8—6 тысяч лет до н. э., в среде пастушеских и номадичес­ких на­родов Цен­тральной Азии, общих пред­ков тюрков и монголов.

Основы религиозного учения тэнгрианства («тенгризма»), переда­ны в виде тайного учения из уст в уста и зашифрованы в архаичных текстах эпи­ческого на­следия тюрков и монголов. В них описаны сотворе­ние мира и людей, история установ­ления божественного по­рядка на земле первопред­ками для прожива­ния и процветания потомков. Разъяс­нены духовно-нравствен­ные принци­пы пути достижения божествен­ного, Тэнгри-Творца. Вследствие древно­сти, зашифро­ванности языка учения, имя кон­кретного автора не сохран­илось, но по­скольку способ его пере­дачи — уст­ное скази­тельское на­родное искусство, автором считается сам тюрко-монгольский этнос в целом [«Основы ве­роучения и практики ре­лигии тенгрианства», эксперт­ная справка Международного фонда Ис­следования Тенгри // Сайт МФиТ; см. также: Федорова, 2012; Федо­рова, 2013; Амре­кулов, 2014].

На основе тэнгризма возникла государственная идеология, объеди­нившая роды и племена общих пред­ков тюрко-монгольских народов в государства хуннов, древних тюрков, уйгуров, кыргызов, впоследствии монголов — империю Чингис-Хана. Тэнгрианство пред­ставляет собой сложную мировоззренческую си­стему с концептуально монотеистическим­и религиозными иде­ями о едином Небесном Творце — Тэнгри со всепрони­зывающей световой су­тью, где:

— Тэнгри выступает как высшее единое божествен­ное начало;

— комплекс божеств тенгри­анства есть выражение многообразия и многофункциональности проявле­ний единого Тэнгри-Творца;

— свет есть эманация Тэнгри-Творца (см. «Осно­вы.»).

В тэнгрианстве цикличность жизненного пути имеет вид спиральнос­ти, и в таком случае возвращение к исходному есть, но уже на новом, бо­лее высоком, включившем преды­дущие циклы, уровне. Идея циклич­ности жизненного пути выражена его генеральным концептом, который присут­ствует во всех мировоззрен­ческих системах Востока — Жол (Путь), пред­стающего как спирально эволюционирующая цик­личность бытия. Ак жол, Жолын бол­сын — мировоз­зренческие доминан­ты духовной культуры лю­бого тюрк­ского народа. Отсюда и олицетворе­ние Пути в тенгри­анстве каза­хов в лице божеств Ала ат жол Тэнри, Кара ат жол Тэнри. Л. А. Афана­сьев-Тэрис также выделяет в ми­ровоззрении яку­тов концепты-категории Айыы и Айыы аартыга — Путь, Дорога Айыы («Основы…»).

Девятиярусная вселенная пред­ставляется как спи­рально восходя­щая дорога, где на каждом ярусе воссед­ают помощники Творца вселен­ной Ай­ыы, подателя всех благ. По этой дороге нисходит на Срединный мир его благость и по ней же по­сылаются моления, благопоже­лания алгыс. В тэнгрианском мировоззре­нии якутов — Мир Айыы, Дорога Ай­ыы есть образец упо­рядоченности, тогда как средний мир есть хаос. В этом контек­сте категория Айыы есть некая созидательная си­ла, направ­ленная по Пути Айыы (Айыы Суола) Тэнгри-Творца на средний мир (на хаос). Люди пред­ставляли се­бя не­отъемлемой частью Творца, подчи­ненной его зако­нам, представленным Дорогой, Путем Айыы.

Принято считать, что тэнгри­анство не может быть полностью отнесен­о к монотеизму, а относится к полите­изму, так как присутствует многоу­ровневая система богов, где высший уровень принадлежит единому Тэнгри. Но это неверная трактовка, тут надо понимать, что из­начально воззрения о Тэнгри-Творце и подчинен­ных им божествах — ай­ыы, аруахах возникли одно­временно и являются следствием идеи единства их проис­хождения.

Определяя тэнгрианство как фи­лософскую систему и открытое ми­ровоззрение, которое является «своего рода пра-мета-религией монотеи­стического характера, направленной на веру не только в Бога, но и в Жизнь, Жизненную Силу (являющихся опять же энтелехией Тэнгри)», Н. Г. Аюпов, отмечал: «В разных культурных традициях, со­храняя свои основ­ные смысл и значе­ние, оно / т. е. Тэнгри — Н.А. / пишет­ся и читается по раз­ному: у алтайцев — «Теңри», у якутов — «Тәңра», у монголов — «Тәңер», у бурят — «Тәңери». В некоторых современных тюркских языках (в том числе и казах­ском) это слово читается и пишется как «Тәнiр». Само слово «Тенгри» прототюркское, впослед­ствии перешед­шее в гуннский язык. Оно состоит из двух корней «Тәң» и «рi’, первый корень означает «Небо», вто­рой — «Че­ловек». Термин «Таң» в гуннском и древнетюркском означает за­рю, восход, начало всего, когда «свет озаряет все», когда «все просыпается и начинает жить». Если взять позднее древнетюркское поня­тие «Тәң» — оно так­же означает рав­ный, подобный. «Ри» — с прототюрк­ского и гуннского языков означает «человек». В современных тюркских языках слово «ер» (iр) означает муж­чину. Поэтому, герменевтический дис­курс может дать нам несколько вариантов понимания термина Тэнгри» (Аюпов, 2012; см. так­же: Федорова, 2012; Федо­рова, 2013).

При этом Н. Г. Аюпов отмечал, что Тэнгри есть пер­воначало Всего, но это начало заключается «в небес­ном первочеловеке»; «Человек-Небо или Небесный человек — Начало Всего. Во-вторых, первоначало, кото­рое дает жизнь всему — это жизнен­ное первоначало, это сама Жизнь» (Аюпов, там же). Таким образом, по мнению автора, «понятие Тэнгри — это ни в коем случае не про­сто Небо, это не просто Небесный Бог и не про­сто Бог-творец. Тэнгри, скорее всего, это „Начало“, это недо­стижимая и непознава­емая Аб­солютная Истина, Абсо­лютный Дух, он не поддается простому рациональ­ному определе­нию. А в соединении с человеком, че­рез „при­нятие“ его че­ловеком и в контексте человеческого, тэнгри­анство можно определять и как открытое ми­ровоззрение человека, направленное и „вовне“ и „внутрь се­бя“ и на отношения внешнего и внут­реннего мира, это мировоззрение, основанное на Жизни» (там же).

Этот древний тюрко-монгольский теоним («Тенгри» или, точнее, «Тэнгэри») существовал, как утверждают некоторые ученые, еще в эпоху хунну (III до нашей эры и даже раньше) и рассматривался веру­ющими-тэнгрианцами, как «Небо», «обожествленное Небо», «небесное божество», «бог Небесный»; этот тео­ним зафиксирован в древнетюрк­ском словаре и имеет широкие линг­воисторические параллели (ср. шумер. Дингир // тингир — «небо»). Как отмечает Е. А. Керим­баев, этот общий для тюрков и монголов тео­ним в своей более поздней форме «Хан-Тенгри» стал очень распро­страненным топонимом всей цен­тральной части Евразии; напри­мер, такой ороним есть на территории Казахстана (одна из высочайших вершин Тянь-Шаня на границе с Рес­публикой Кыргызстан носит назва­ние «Хан-Тенгри» (см.: Керимбаев, 2002).

Монгольский исследователь Б. Галаарид пишет, что «на сегодняш­ний день встречаются два слова: тэнгэризм и тенгрианство. Монголы тэнгризм применяют в от­ношении культа Вечного Неба, а тенгрианство — в отношен­ии философии Вечного Неба. В то же время нуж­но отделить поня­тие Тэнгэр от узкорелигиозного понимания. Тэнгризм есть учение следован­ия законам Вечного Неба, что имеет косвенное доказательство в пе­чатях ве­ликих хаанов монголов, где надписи начинают­ся словами: „По ве­лению Вечного Неба.“».

Академик Ш. Бира, в своих трудах также определя­ет термин «тенгризм» как монотеистическую веру, раз­вившуюся на базе качественн­ого изменения культа Тэнгри в сравнительно поздний период ста­дии раз­вития шаманизма и ставшей религиозно-политической идео­логией древнемонгольского государства».

Л. Дашням развивая мысль о том, что у монголов слово «тэнгэр» вме­щает в себя все вещи и явления сего мира, отмечает, что «Небо есть — ве­ликое бытие, вели­кая мощь, безмерное влияние, транслятор, из кото­рого распространяются необыч­ные сигналы, становящиеся челове­ческим достоя­нием». М. Гантуяа отмечает, что «прежде всего, понятие монгольского слова „тэнгэр“ в фи­лософском смысле означает трансцендентальное бытие, необы­чайная сила трансцендентности».