Блуждающий свет за окном

Глава первая. Нелидовка

Эта обычная с виду деревушка с давних времен пользовалась у соседей дурной славой, и тому было, как минимум, две причины.

Первой, пусть и не главной причиной, была склонность местных жителей к ведовству. Не скажу, чтобы каждый в деревне колдовал… Вовсе нет! Но колдуны и ведьмы там водились в избытке! В заурядной деревне сколько ведьм обитает? Одна, изредка — две, а чаще вовсе ни одной не сыщешь. А если колдун какой объявится — опять же, один на деревню. В Нелидовке магов обоего пола было шестеро, и эта бесовская цифра внушала соседям трепет. Открытой вражды меж соседями не было, но дружбы с нелидовцами старались не водить. Даже бесшабашная молодежь, и та осторожничала — невест из Нелидовки не брали, да и женихов не слишком жаловали.

Но колдуны — это так, цветочки! Кого ими нынче удивишь? Включил телевизор — и вот они родимые, один другого краше… Короче, не в колдунах проблема. Главной причиной недоброй славы деревни была аномалия.

Вот тут, пожалуй, надо пояснить. Деревня тянется вдоль дороги километра на три и, словно стрелка компаса, имеет два крайних полюса. Нет, вы не найдете в ее центре межи или границы, полюса определяются местной погодой, аналогов которой уж точно нигде не сыскать. Дело в том, что ни в один конкретный момент погода на двух полюсах деревни не может быть одинаковой — когда на одном краю светит солнце, другой непременно застилает плотная облачность.

Не поленитесь, пройдите Нелидовку из конца в конец, полчаса всего и потратите. Казалось бы, небольшое путешествие, а словно тысячу верст отмахали! Из ясного, светлого дня попадаете в хмурое непогодье, а, может, из непогодья в ясный день — это уж как повезет. Важна не последовательность природных явлений, а их неизбежная контрастность. Когда на одном краю деревни ясно, то на другом непременно пасмурно, когда на одной из окраин штиль, то на другой уж точно ветрено, а если на ближних участках сухо, то дальние, как пить дать, залило… И все это на протяжении каких-то трех километров!

Вы сейчас, конечно, усмехаетесь — подумаешь, невидаль, и не такое бывает! И напрасно усмехаетесь. Может, где-то оно и «бывает», но в Нелидовке такое происходит всегда! Из года в год, изо дня в день, из часа в час: на одной окраине — ясно, солнечно, на другой — хмуро, пасмурно; и хорошо если просто пасмурно, а то и молнии в опасной близости засверкают, и ливень с небес обрушится, и ураганной силы ветер по краю деревни промчится… Но столь экстремальные явления бывают нечасто. В обычные дни погода распределяется по простому барометрическому принципу: пасмурно — ясно. Вот только пасмурно или ясно сразу над всей деревней не бывает никогда!

Если бы как минимум раз в сутки погодный вектор не менял направление, участь жителей одной из окраин была бы совсем печальной. Но благодаря неведомому механизму, тщательно следящему за распределением погодных благ, ясных и пасмурных дней окраинам достается примерно поровну. И все-таки «краевые» издавна завидуют «центровым» (тем, чьи избы расположены ближе к центру). Этим счастливцам всегда выпадает нечто среднее, например, солнце в легкой дымке, ласковый грибной дождик или освежающий ветерок, подобный утреннему морскому бризу.

И все это, повторяю, в радиусе трех километров! Удивительно? Еще бы! Страшновато? Пожалуй. Необъяснимо? Ну, об этом я пока умолчу…

К счастью для нелидовцев, об аномалии знают лишь в соседних деревнях. Даже в Шатуре о ней не слышали, не говоря уж о самой Москве. И хорошо, что не слышали, иначе вмиг примчались бы ученые со своими хитрыми приборчиками, исходили бы заповедные места вдоль и поперек, изгадили бы девственную природу, вывели бы всех колдунов и ведьм на чистую воду (кого бы в мошенники записали, кого — сразу в сумасшедшие), а в итоге, не осталось бы в Нелидовке ни жутких колдунов, ни удивительной аномалии, ни даже горьковато-сладкого привкуса тайны.

Но бог миловал жителей деревни, нелидовская аномалия не получила широкой огласки. А, значит, и колдунов на чистую воду никто не вывел — они и ныне творят под покровом ночи всякие безобразия, а ясным днем, за не слишком большую плату, избавляют сельчан от душевных мук и телесной хворобы.

О природе аномалии до сих пор ходят разные толки.

Местный чудик Вася Горячев, весьма колоритная личность, первый подал идею о том, что погодой в деревне заправляют инопланетяне, облюбовавшие это тихое место в глухих мещерских лесах. По мнению Васи, коварным пришельцам с далеких туманных планет такая погода нужна для масштабного эксперимента, проводимого над жителями деревни. Доказательств у Васи нет, да и откуда им взяться? Разве что блуждающий свет, многократно замеченный за околицей, как-то связан с подрывной деятельностью пришельцев…

Но есть и другая версия — версия Марии Ельцовой.

Мария Степановна Ельцова — моя бабка по отцовской линии, одна из немногих жительниц Нелидовки, никогда не искавших контактов с местными магами. Мнение бабушки таково: «Колдуны да ведьмы погоду испортили!» Доказательств, как вы понимаете, у нее тоже нет.

Как бы Вася народ не стращал, а у бабушкиной версии сторонников больше, поскольку в инопланетян в деревне не очень-то верят, а в колдунов и ведьм верят все поголовно. Да и как в них не поверить, если колдуны живут с вами на одной улице, здороваются при встрече и, по просьбе или без таковой, оказывают всякого рода магическую «помощь».

Дома «чародеев» известны каждому жителю. В начале этой странной истории они располагались в следующем порядке:

На самом краю деревни, в доме под номером один, проживал Иван Макарович Багров, или просто Макарыч. Было тому Макарычу далеко за восемьдесят, но выглядел вполне еще крепким. Ходил зимой и летом в кирзовых сапогах, в овечьей безрукавке, с непокрытой седой головой. Горбатый нос хищно выделялся на заросшем густой бородой лице. Взгляд имел черный, нехороший. С соседями не здоровался, только кивал. Жену и детей давно схоронил и все ждал из города единственного внука — видно, хотел перед смертью колдовскую силу ему передать. Но внук в деревню не торопился, дедуля сильно расстраивался, а от расстройства портил соседскую девку Натаху, которая, опять же по слухам, частенько бегала к деду по ночам.

В деревне деда побаивались, старались не ссорится, с просьбами не лезли, помощи не просили. Был тот колдун как бы сам по себе, вне деревенской общественности. И дела его колдовские были мало кому известны.

В доме под номером шестнадцать жил некий Савелий, одинокий мужчина средних лет, работавший грузчиком в нелидовском магазине. С виду был приветлив, любезен, заговаривал на улице с сельчанами, сетовал на холостяцкое житье-бытье, жаловался на завмага, не выдававшего зарплату «аж третий месяц»… Вроде простак, но не так уж и прост. В дом к себе никого не приглашал — ни соседа, ни молодку, ни спелую разведенку. Да и сам на селе ни к кому не хаживал, разве что редко-редко к бабке Лукерье… На двери его дома, под самой притолокой, были нарисованы какие-то знаки, а по ночам из-за плотно зашторенных окон еле слышно доносилась заунывная музыка. Савелий порчу на людей не наводил, приворотами не занимался, но многие сельчане были уверены — тот еще колдун! Может, даже посильнее Макарыча…

В доме под номером тридцать обитала та самая бабка Лукерья, к которой изредка хаживал Савелий. Да чего ж стервозная бабка! Все привороты да отвороты, да бесплодие у нелидовских баб — от нее. Деревенские девки к ней давно тропинку протоптали (а к кому, скажите, податься, если надо молодца приворожить, у лучшей подруги отбить?). Да и парни к той бабке дорогу знали. К примеру, понравилась парню девка, а она уже с Лешкой из пятой избы гуляет. Морду Лешке бить хлопотно, себе же дороже выйдет, вон у парня кулачищи какие! А с бабкиной помощью Лешка сам к девчонке охладеет. Поплачет девка, погорюет, тут и утешитель найдется.

Хозяйкой сорок второй избы была Татьяна — худосочная дева лет тридцати с небольшим. От прочих «чародеев» отличалась ученостью. В сенях у Татьяны были развешаны пучки трав, различные пахучие корни, в комнате на полках возлежали старинные фолианты и какие-то шаманские атрибуты. Татьяна и диагноз могла лучше любого врача поставить, и заговоры всякие знала (три дня — и грыжи как не бывало), и руками, или, как теперь говорят, энергетикой, лечила.

О Татьяне в деревне любили посудачить — девица, мол, или только прикидывается? Еще был слушок, что Татьяна — не просто дева, а оборотень, может обернуться кошкой или лисицей, а два-три раза в год, превратившись в огромную черную птицу, улетает на шабаш. Шабаш тот, якобы, проходит в глухом лесу, на большой поляне среди болот, где местные колдуны в тайне от всех и встречаются: Макарыч, бабка Лукерья, Савелий, Татьяна, ну и, конечно, Марфа из пятьдесят седьмой избы.

Марфа считалась самой злющей из здешних ведьм. Мимо ее окон нелидовцы старались лишний раз не ходить, поскольку верили, что даже мимолетный взгляд колдуньи сквозь оконное стекло способен серьезно навредить. Полагали, что Марфа наводит порчу просто так, от дурного настроения, и ни старику, ни младенцу не будет от нее пощады. Но особенно достанется юной девушке, поскольку именно девушки для немолодой ведьмы как кость в горле — мстит им ведьма за красоту, за юную стать, за страстные объятия с парнями в укромных уголках, поскольку сама этого в юности не имела. Так уж случилось, что уродилась Марфа некрасивой, пучеглазой, да к тому же еще и кривобокой. По этой ли, или по какой другой причине, не было у юной Марфы кавалеров. Приглянувшиеся ей парни воротили в сторону нос, за что вскорости и поплатились: кто в болоте сгинул, кто в реке по пьянке утонул, а кто на такой стерве женился, что потом и жизни был не рад.

С тех пор и поползли о Марфе нехорошие слухи. Деревенские ее, как могли, избегали, лишь Вася Горячев, бывший Марфин одноклассник, нет-нет, да и заглядывал к ней на огонек. Вероятно, из жалости… А, может, и не из жалости вовсе, а выгоду свою имел, поскольку был тот Вася словно заговоренный: в снегу не замерзал, в воде не тонул и даже, как выяснилось, в огне не горел. Видно, знал он за собой такую особенность, иначе за год до описываемых событий не ринулся бы в пылающую баню соседа, спасая наполовину парализованную соседскую тещу.

Единственной из местных ведьм, не причинявшей людям вреда, была проживавшая в семьдесят втором доме Прасковья. Ее и величали, в отличие от прочих, не ведьмой, а ведуньей. Она в деревне считалась главной по медицине, поскольку до ближайшей поликлиники от Нелидовки километров тридцать. Полечить, конечно, могли и Татьяна с Лукерьей, и, возможно, даже с большим эффектом, только их в деревне побаивались, а к ведунье Прасковье шли смело. Знали, что ее врачевание в худшем случае не поможет, а Татьяна с Лукерьей порой так хитро полечат, что болезнь, вроде бы, отступит, а через месяц-другой вернется, да пуще прежнего.

Теперь мне пора вернуться к странной истории, случившейся в Нелидовке летом две тысячи четвертого года. А случилось в том году вот что…

Глава вторая. Невеста

Мы были вдвоем на нашей кухне: два самых близких человека, мать и дочь, в тот летний полдень — почти враги.

— Мама, не пытайся меня отговаривать! Все равно поеду в Сочи с Андреем!

Откинув упавшую на лоб темную прядь, я вызывающе уставилась маме в глаза. Куража хватило ненадолго, под ее спокойным взглядом весь кураж куда-то улетучился. Умом-то я понимала, что мама, как всегда, права, но эмоции бурлили во мне, затмевая разум. Мне отчаянно, до судорог, хотелось уехать в Сочи и хотя бы две недели пожить по-взрослому. По-взрослому — это когда не с мамой, не с тетей, и даже не с подругой, а вдвоем с любимым мужчиной!

Впрочем, назвать Андрея мужчиной можно было с большой натяжкой. Мальчишка! Красивый, избалованный двадцатилетний мальчишка…

Почувствовав во мне слабину, мама едва заметно усмехнулась.

— Скажи-ка мне, Вика, чего ты хочешь на самом деле? Замуж за Андрея или так… развлечься?

При слове «замуж» я заметно смутилась. Признаться, что я хочу замуж, мне почему-то казалось не совсем приличным, словно подобное признание унижает мое девичье достоинство. Ну, разве что закадычной подруге… Или, в крайнем случае, маме.

— За-амуж, — дрогнувшим голосом выдавила я.

— Ах, все-таки за-амуж! — передразнила она. — Ну, так вот — ничего у тебя не получится! После поездки в Сочи о свадьбе можешь забыть.

Материнская логика оказалась для меня недоступной, поскольку собственная работала с точностью до наоборот. Сначала мы с Андреем едем в Сочи, потом, вернувшись, топаем в загс. Это же так естественно! А она мне — забудь о свадьбе…

— Но почему?!

Отвернувшись, мама стала резать овощи в салат. Порубила очищенные яйца, взялась за огурцы. Я сглотнула набежавшую слюну. Приближалось время обеда…

— А зачем парню жениться, если он и так уже все получил? — философски спросила мама.

— Но он еще ничего не получил!

— Значит, в Сочи непременно получит.

Я невольно залилась пунцовой краской. Мама впервые заговорила со мной об «этом». По моим тогдашним представлениям, об «этом» можно было говорить только с ровесниками или теми, кто чуть-чуть постарше, но уж никак не с предками…

— То, что мы е-е-дем вместе, еще ничего не з-значит… — запинаясь, начала я.

— Не смеши меня! — перебила мама. — Вы же собираетесь жить в одном номере! Там и кровать, скорее всего, одна… Да хоть бы и две! Твой Андрей отнюдь не похож на монаха или аскета.

Закончив резать огурцы, она столкнула их в стеклянную салатницу. На очереди был зеленый лук. С хрустом вонзившись в пучок сочных стрелок, мамин нож легко прошел его насквозь. По кухне мгновенно разнесся специфический луковый запах.

— Предположим, у нас «это» случится. Ну и что? Пойми, мне уже двадцать, и кроме меня, на курсе нет ни одной девственницы. Ни одной! У всех «это» уже хоть раз, но было. Да на твою дочь скоро пальцем начнут показывать! И уж если кто-то должен быть первым, я хочу, чтобы моим первым был Андрей. Парни всегда женятся на девушках, у которых они первые. Это аксиома!

— Ах, аксиома!.. Тогда почему же Андрей не женился на Свете?

Я замолкла с открытым ртом. Выбранная линия защиты завела меня в тупик.

Светка была моей одноклассницей и когда-то близкой подругой. Поступив после школы в один и тот же институт, мы с ней стали однокурсницами. На первом курсе наша прежде нерушимая дружба дала глубокую трещину. Нам обеим понравился Андрей. Почему год назад он выбрал ее? Может, из-за ее отчаянного кокетства, может, из-за зеленовато-серых глаз с поволокой или пышного Светкиного бюста…

Год назад они вместе отдыхали в Сочи. Если верить Светке, перед поездкой она была вполне невинна, а невинность потеряла в сочинском гостиничном номере. Но пышной свадьбы за этим не последовало, после курорта страстный роман подруги очень быстро сошел на нет. Светка рвала и метала, открыто называя Андрея подонком. Я сокрушенно кивала, скрывая бурное ликование в душе. Фиаско подруги меня нисколько не расстроило, поскольку лично у меня появился шанс. Шанс занять освободившееся место!

Я тут же распушила перья, обновила прическу и гардероб, надушилась французскими духами. И Андрей неожиданно клюнул! Пару раз проводил меня до дома, на третий с многообещающей улыбкой пригласил к себе. И тут я, словно по наитию, твердо сказала «нет».

— Пока не увижу, что у нас с тобой серьезно, домой к тебе не пойду.

— Как хочешь… Не очень-то и надо!

Он обиделся и провожать меня перестал. После месяца безутешных страданий, я решила смягчиться и как-нибудь после лекции напроситься к Андрею «на чай». Но не успела. Он подошел первым и пригласил меня в Сочи — в сказочный курортный город, где мы целых две недели будем только вдвоем, где впервые все будет по-взрослому, по-настоящему…

Перспектива была прекрасной, но мама… Она затею с Сочи решительно не одобряла.

— Так почему же он не женился на Свете? — повторила она тоном экзаменатора, не очень-то рассчитывающего получить от студентки правильный ответ.

— Ну, потому что Андрей встретил меня, потому что я лучше Светки…

— И чем же ты ее лучше?

И это спрашивает моя родная мать!

— Ну, я красивее, и фигура у меня лучше…

— Вот как? Потрясающая самоуверенность!

— Так что же, Светка красивее меня? Да?

— Вика, пойми меня правильно. Для меня ты, конечно же, самая красивая, но если быть полностью объективной, твоя подружка очень даже ничего. Не всем, знаешь ли, нравятся худышки! Что же касается Андрея… По-моему, он просто собирает из вас коллекцию: сначала Света, теперь ты, а в будущем году будут Алена или Катя. Неужели ты не понимаешь, что от вас, дурочек, ему нужно только одно?

Соловьи, со вчерашнего дня заливавшиеся трелями в моей душе, обиженно примолкли. Неужели мама все-таки права?

«Да нет, она, конечно, ошибается! — обиженно думала я. — Конечно же, Андрей меня любит, и он не поступит со мной, как с подругой, ни за что так со мной не поступит, потому что всегда любил меня, и только меня. А Светку он никогда не любил, просто хотел вызвать у меня ревность! А как прекрасно все может быть в Сочи! Мы в обнимку будем прогуливаться по пляжу, кидаться с разбегу в набегающие волны, плескаться, хохоча, в белой пене, потом сидеть в открытом приморском кафе, есть чебуреки, запивая их терпким красным вином… А вечером, уже в номере…

Все это здорово, просто супер! Но если потом, как со Светкой…»

— Что же мне делать? — проглотив образовавшийся в горле ком, тоскливо поинтересовалась я. — Понимаешь, он мне нравится, очень нравится!

Мама закончила резать салат и теперь, склонившись над раковиной, чистила картошку. Коричневая кожура отлетала от ножа красивой ровной спиралью. Я с завистью смотрела на неуловимо ловкие движения ее рук. Наверное, у меня так никогда не получится.

— Если бы у тебя была голова на плечах, — задумчиво сказала мама, — я бы предложила тебе найти кого-нибудь посерьезней, на кого можно положиться… Но головы у тебя, к сожалению, нет! Не обижайся, у меня в твоем возрасте ее тоже не было. Чтобы в двадцать иметь разумную голову, надо родиться холодной ледышкой. Ты же у меня не такая, для тебя главное — чувства. Поэтому я дам тебе другой совет. Если ты действительно любишь этого парня, не допускай его до себя. Пусть сначала женится, так будет вернее.

Печально вздохнув, она продолжила:

— Только не думай, что со свадьбой все проблемы закончатся. Штампом в паспорте мужчину не удержишь, особенно такого (она насмешливо хмыкнула) … кобеля. Всю жизнь придется от соперниц отбиваться, если, конечно, не надоест, и сама его не прогонишь.

Я протестующе замотала головой.

— Не будет никаких соперниц. Вот увидишь!

Мама продолжала ловко орудовать ножом. И как ей удается вести серьезный разговор, попутно занимаясь стряпней?

— Ты просто его идеализируешь. По-моему, Андрей — обычный пустоцвет. Красив, блестящ, самоуверен, но… Помяни мое слово, ничегошеньки из него не выйдет! Не добьется он в жизни успеха.

— А кто же, по-твоему, добьется?

— Павлик добьется. Мне кажется, он очень перспективен.

Услышав имя «Павлик», я сморщила нос, изображая крайнюю степень презрения. Паша Кочетков! Издевается она, что ли? Еще бы Квазимодо мне в мужья предложила!

— Не стоит гримасничать! — с явным осуждением сказала мама. — То же мне, Софи Лорен! Павлик ей, видите ли, нехорош… Будь ты чуть-чуть поумнее, сама бы за него ухватилась. Лучшей пары тебе на курсе не найти.

Нет, она все-таки издевается!

— О Кочеткове мне даже не говори! Он же…

Я поискала подходящий эпитет, но все они показались недостаточно яркими. Все, кроме одного.

— Он же — толстый!

На маму это слово не произвело абсолютно никакого впечатления.

— Он не толстый, просто плотного телосложения. Настоящий русский богатырь! И умный, в отличие от красавца Андрея.

Она улыбнулась почти мечтательно.

— Я бы на твоем месте выбрала Павлика. Жаль, что ты не способна его оценить! Тебе подавай яркую обертку, а то, что внутри, тебя, похоже, совсем не волнует.

— Послушай, мам, хватит о Кочеткове, — не выдержала я. — Будь Паша даже умнее Эйнштейна, не нравится он мне, и все! Лучше подскажи, как быть с Андреем.

Она молча сложила очищенную картошку в небольшую кастрюльку, налила сверху воды и водрузила кастрюльку на плиту. Затем вымыла руки, тщательно вытерла их полотенцем и уселась напротив меня.

— Ну, во-первых, — начала она, — нужно под любым предлогом отказаться от поездки в Сочи, иначе потом будешь плакать горше Светы. Во-вторых, желательно на время уехать из города, и не просто уехать, а оборвать с Андреем всякую связь. Не звонить ему самой, не отвечать на звонки… Пусть думает, что у тебя кто-то есть!

— Тогда он меня точно бросит!

— Не бросит. Такого, как Андрей, это только подстегнет. Он же в душе охотник, и добыча для него тем желаннее, чем больше на нее других охотников…

— Предположим, я согласна. И куда же мне уехать?

Мама лукаво улыбнулась. Судя по улыбке, ответ на мой вопрос был уже готов.

— Кстати, бабушку давно пора навестить…

— Бабу Соню? — удивленно спросила я.

Баба Соня жила в Черемушках, и я навещала ее примерно месяц назад.

— Нет, бабу Машу. Сколько лет ты у нее не была?

— Она же приезжала к нам на Новый Год! И в прошлом году, помнится, приезжала…

— В том-то и дело, что она к нам, а не мы к ней. Стыдно!

Похоже, мама решила окончательно испортить мне студенческие каникулы.

— Нет, только не в Нелидовку! — возмущенно воскликнула я. — Только не туда! Не поеду я в эту глушь, там же — тоска, скукотища, даже мобильник сеть не ловит. Да я в Нелидовке и дня не выдержу!

— Мобильная связь там, конечно, не очень, зато московский телефон имеется. Помнишь магазин, что напротив клуба? В нем телефон и установлен. Бабушка договорится с продавщицей, и будешь мне хоть каждый день звонить. А еще за деревней есть пригорочек, оттуда можно и с мобильного. Но это так, на крайний случай… Зато Андрей уж точно до тебя не дозвонится! Будет страдать, мучиться неизвестностью, а, как вернешься, замуж позовет. Помяни мое слово!

Я тут же представила, как мы с Андреем под руку шествуем в загс. Навстречу, естественно, Светка. Глядит удивленно, спрашивает: «Куда это вы намылились?» Андрей лишь довольно улыбается, а я так небрежно: «Да в загс, заявление подавать!» Подруга в полном отпаде — то бледнеет, то краснеет, того и гляди, в обморок грохнется. Фальшиво выдавливает из себя: «Совет да любовь!», а мысленно желает нам с Андреем вечно гореть в адском пламени.

Потом я представила собственную свадьбу. Представила столь ярко, словно наблюдала за ней наяву.

Юная красавица-невеста в облегающем белоснежном платье и воздушной газовой фате… Высокий стройный жених в элегантном черном костюме… Многочисленные гости за длинным столом, звон хрустальных бокалов, остроумные речи тамады… И где-то среди гостей позеленевшая от зависти Светка, незаметно смахивающая слезы в высокий бокал с шампанским.

Теперь я была готова ехать не только в Нелидовку — в знойную пустыню Карадаг, в джунгли Амазонки, даже на Эверест!

— Ну, ладно, — вроде бы нехотя уступила я, — может, и съезжу к бабе Маше на недельку.

— Вот и умница! — поддержала мама. — В среду дядя Леня отвезет тебя на машине.

— Как? Уже в среду?

— А чего тянуть-то? Решила, так решила.

Наутро, по совету мамы, я позвонила Андрею и елейным тоном произнесла:

— Привет, Андрюшенька! Надо бы встретиться.

— Что, прямо сейчас? — недовольно пробурчал он.

Судя по осиплости в голосе, Андрей только что проснулся. Я представила, как он сидит на кровати, обалдело смотрит на часы, трет полусонные глаза, пытается пригладить короткий ежик волос, и внезапно почувствовала прилив почти материнской нежности.

— Ладно, давай попозже, часов в двенадцать. На прежнем месте.

— Хорошо, в двенадцать. А что случилось-то?

— Не телефонный разговор, — уклончиво ответила я.

Встретились, как обычно, у выхода из метро Сокольники, что в десяти минутах ходьбы от моего дома. Я опередила Андрея на целых пять минут, зато получила возможность лицезреть, как он неспешно выходит из метро и направляется прямо ко мне — красивый парень в яркой полосатой футболке и вытертых, с модными заломами над коленями, джинсах. Подбородок чуть задран вверх, белокурые волосы коротким ежиком. Бледноватая чистая кожа, прямой скандинавский нос и надменно-презрительное выражение на совсем еще мальчишеском лице…

Боже, как же мне хотелось за него замуж! До судорог, до поросячьего визга. Единолично обладать таким сокровищем — это ли не счастье? Я вмиг представила, как однажды пойду с ним под руку, а на безымянном пальце у меня будет гладкое желтенькое колечко…

Дальше ход моих мыслей пошел по привычной колее. На пути у нас возникла Светка и, конечно же, смотрит на колечко. Смотрит и бледнеет. Затем переводит взгляд на Андрея, просто съедает его взглядом. Мне в глаза старается не смотреть, отворачивается. А мне до нее и дела нет, потому как я теперь — законная жена!

— Салют, Викусик!

Замечтавшись, я даже не сразу ответила на приветствие.

— Привет, Андрюша!

Небрежно чмокнув меня в губы, Андрей отступил на шаг. Надменно-презрительное выражение сменилось легкой заинтересованностью.

— Так что случилось-то? Что за «нетелефонный разговор»?

Я набрала в грудь побольше воздуха.

— Дело в том, что я… Я не смогу поехать с тобою в Сочи.

Его продолговатые серо-голубые глаза внезапно округлились, нижняя челюсть удивленно отвисла.

— Почему это не сможешь? Ты же вчера согласилась!

Я напустила на лицо печальное выражение, продолжая внимательно наблюдать за собеседником. Следующую фразу нужно было произнести так, чтобы ее правдивость вызвала у Андрея сомнения.

— Бабушка внезапно заболела, — застенчиво моргая глазами, пробормотала я. (Господи, прости меня за вранье, дай бабушке здоровья и долгих лет!) — Я завтра поеду к ней.

Мне удалось добиться нужного эффекта. Андрюша недоверчиво хмыкнул.

— Бабушка, говоришь… Но почему едешь ты, а не мама?

— Потому что маме отпуск на работе не дают, а у меня, сам знаешь, каникулы.

— А где живет твоя бабушка? — поинтересовался он.

— В деревне она живет. Часа три от Москвы ехать. Деревня называется… э-э-э… Ну, вот, опять забыла название!

Почесав белокурый затылок, Андрей подозрительно нахмурился.

— А с какого вокзала ехать?

— С какого вокзала?.. Да что это со мной сегодня, совсем память отшибло! Вокзал, и тот не помню.

— Как же ты поедешь, если ничего не помнишь?

— Как, как… Да очень просто! Дядя меня отвезет.

Андрей ненадолго задумался, потом вдруг лукаво посмотрел на меня.

— А хочешь, мы вместе поедем к твоей бабушке?

О, как мне хотелось крикнуть: «Да!», расцеловать его в обе щеки и тут же рвануть домой собирать вещи. В конце концов, какая разница — Сочи ли, Нелидовка, если я там буду вместе с Андреем? Но в тот момент я весьма кстати вспомнила Светку после неудавшегося прошлогоднего вояжа, ее поникшие плечи и тоскливые, потухшие глаза. До той роковой поездки глаза у подруги были совсем другими — блестящими, дерзкими, самоуверенными. В них читалось огромное, неоспоримое превосходство — надо мной, над всеми окружающими. И где теперь это превосходство, в какую дыру провалилось?

Нет, я не буду повторять чужих ошибок! Сначала в загс, а только потом в Сочи, Анталью, Монте-Карло и далее по списку…

— Это невозможно, — твердо сказала я. — Бабушка у меня строгих правил, она не позволит нам поселиться вместе. Мы же с тобой не женаты! Жилье в деревне ты вряд ли снимешь, там чужаков не любят. К тому же разговоры, сплетни пойдут… А бабушку сейчас никак нельзя травмировать!

Он не стал спорить, лишь посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом. Очень долгим и очень пристальным. Неужели Андрей ревновал? Ай да мама, просто гений!

Глава третья. Бабушка

А в среду дядя Леня повез меня в Нелидовку. Не то, что бы с особым комфортом, транспорт-то у него — не навороченный «Мерседес», а видавшая виды «девятка»… Но ехать в машине, пусть и не в самой крутой, все же намного лучше, чем два часа трястись в душной электричке, а потом еще целый час в старом громыхающем автобусе.

Последний раз я была в Нелидовке лет в двенадцать — гостила у бабушки вместе с родителями. Помню, мы с папой с охотничьим азартом собирали вдоль опушки грибы, ловили на речке рыбу, а мама с бабушкой возились в саду и готовили обед на маленькой электрической плитке (пользоваться деревенской печкой мама категорически отказывалась). В тот год рыбы в речушке было навалом, грибов в лесу — еще больше, хоть и собирали мы их только по краю. Папа запрещал углубляться в чащу, говорил, что в глубине леса — болота, из которых можно и не выбраться, что кто-то из местных на тех болотах когда-то сгинул… И мое богатое детское воображение упорно воспроизводило кадр из фильма «А зори здесь тихие…», тот самый, где юная девушка-зенитчица тонет в зыбкой болотной трясине.

Еще мне запомнилась некая странность, связанная с тамошней погодой — то ли особый микроклимат, то ли необычная роза ветров… Помню, отец этой странностью сильно заинтересовался: чертил на бумаге какие-то графики, что-то выискивал в старой прессе, хранившейся в деревенской библиотеке, до хрипоты спорил с местными жителями, доказывая, что нелидовский феномен достоин внимания лучших научных умов, собирался, вернувшись в Москву, писать письмо в Академию наук…

Увы, папиным планам не суждено было сбыться. После возвращения в Москву у отца внезапно случился инфаркт, а в скором времени, когда он, казалось бы, оправился и даже вышел на работу — еще один. Второго инфаркта отец не пережил.

Ехали мы долго, часа два с половиной, сначала по скоростному шоссе, потом все больше по узким асфальтированным дорогам с давно не обновляемым покрытием. На подъезде к деревне и вовсе тащились по грунтовке. Хорошо, что июнь выдался сухой, а то бы точно в грязи увязли.

Зато леса вокруг были знатные. До самого горизонта леса! Большей частью хвойные, с нежным подлеском из молодых елочек и березок… Красота! Даже не верилось, что где-то в глубине таятся непроходимые болота. Впрочем, болота меня не сильно волновали, поскольку по лесам я не ходок. С тех пор, как папа умер, не ходок. Вдвоем с отцом мне было не страшно, а вот одной или с кем чужим — боже упаси! И не только из-за болот… Тут, говорят, гадюки в лесу встречаются, иной раз даже на участки заползают. Но мама меня уверила, что к бабе Маше точно не заползут — ее дворовый пес Балбес гроза всех окрестных кошек, змей и ежей. Его уже однажды гадюка кусала, а ему — хоть бы что! Помаялся, поскулил день-другой, а на третий уже вновь рыскал, какую бы живность сцапать. Охота у него в крови, даром, что дворняга!

Добрались мы лишь к полудню. Коротко посигналили перед домом. Дом я не сразу признала (как-никак, минуло без малого восемь лет), да и не было в нем ничего примечательного: обычный деревенский дом светло-коричневого цвета с двускатной черепичной крышей, невысоким крыльцом, белыми ставнями и подоконниками. Как и большинство здешних изб, дом одноэтажный, но под крышей есть небольшой чердак. Прилегающий участок не большой и не маленький — соток восемь, а вокруг участка зеленый заборчик из узких, закругленных на концах, дощечек.

А к калитке уже спешила баба Маша, улыбаясь так широко, словно за воротами ее ждал дед Мороз с огромным мешком подарков. Глядя на бабушку, я внезапно поразилась, как сильно она похожа на папу, вернее, как сильно мой папа был похож на нее — те же карие, широко открытые, чуть наивные глаза, стремительный разлет бровей, густые волосы с заметной примесью седины… А поскольку я всегда считалась папиной копией, только женского пола, то выходило, что и я ужасно похожа на бабушку. Для своих семидесяти она выглядела очень молодо, и со стороны нас можно было принять за мать и дочь. На бабушке были брюки цвета хаки, длинная светлая футболка и китайские шлепанцы из полиуретана.

Вслед за ней бежал большой лохматый пес — гроза всякой мелкой живности, но добрейший по отношению к людям. Псу было лет пятнадцать. Меня он помнил едва ли, но тут же стал радостно облизывать мне руки, словно я была его старой доброй знакомой. Дяде Гене тоже досталось — Балбес без колебаний включил в круг своих друзей и его. Кусаться пес, похоже, не умел, но вид имел внушительный и лаял, если надо, очень грозно.

— Ну, наконец-то! — весело воскликнула бабушка. — А я вас с утра уже жду. Все в окошко выглядываю, смотрю на дорогу — не показался ли кто?

Конечно же, мама предупредила ее о нашем приезде, позвонив на единственный, установленный в местном магазине, городской телефон. В том, что мобильная связь в Нелидовке так и не работает, я уже успела убедиться — на дисплее вместо названия оператора высвечивалась удручающая надпись «поиск сети». Что поделать, низина… Где-то за деревней есть пригорок, поднявшись на который можно увидеть две-три линии индикатора связи. Надеюсь, карабкаться туда мне не понадобится, уж лучше договорюсь с продавщицей местного сельпо.

— Раньше никак не могли: пока позавтракали, да пока собрались… — стал, было, оправдываться дядя Гена, но бабушка лишь махнула рукой.

— А Викуся-то все хорошеет! — ласково глядя на меня, промолвила она. — Красавица! И просто копия Бори…

Воспоминания об умершем сыне внезапно омрачили ее приветливое лицо, но она быстро справилась с собой.

В ответ я смущенно пролепетала.

— Здравствуй, бабуль! Вот, решила погостить у тебя недельку…

(Ох, нехорошо врать-то! Решила погостить, как же… Если бы не планы насчет Андрея, ноги б моей не было в Нелидовке!)

— А что же только на недельку? — заметно огорчилась бабуля. — Пожила бы подольше! Вон, красота вокруг какая…

Я не успела ответить, потому что в этот момент в небе над дальней окраиной что-то полыхнуло, и почти сразу же прогремел гром. Повернув голову, я увидела большую черную тучу — казалось, она идет прямо на нас.

— Ой, сейчас дождь хлынет! — перепугалась я. — Дядь Ген, давай быстрее вещи выгружать.

Баба Маша спокойно посмотрела на почерневшее над дальней окраиной небо и перевела взгляд направо, где в данный момент ярко светило солнце.

— Не спеши, Геннадий, — беззаботно сказала она. — Не будет здесь никакого дождя. Дождь над левой окраиной идет, а наш дом стоит ближе к правой. Несколько часов солнца нам обеспечены.

Мы с дядей Геной изумленно уставились на нее. Что значит «не будет никакого дождя»? Вот же она, туча, почти что рядом! Еще пару минут, и хлынет такой ливень, что нитки сухой на теле не оставит.

— Ну, что вы так смотрите? Это же — местная аномалия! Слыхали, небось…

Я согласно закивала. Вот оно, то самое погодное явление, которым папа мечтал заинтересовать ученых! Впервые столкнувшийся с аномалией дядя Гена с интересом прищурил светло-серые, как у моей мамы, глаза.

— О чем это вы, Мария Степановна? Какая еще аномалия?

— Да наша, нелидовская! Погода здесь ведет себя странно, деревню словно на две части делит. Сегодня слева — дождь, справа — солнце, завтра, возможно, будет наоборот… А сразу над всей деревней ни дождю, ни солнцу вовек не быть!

— Ну, вы и шутница! — немного помолчав, рассмеялся дядя Гена. — Здорово разыграли. Я чуть было не поверил…

— Да не шучу я вовсе, сам вскоре убедишься. Хочешь, поспорим, что дождя здесь не будет?

— Дядя Гена, бабушка правду говорит, — деликатно вмешалась я. — В Нелидовке действительно существует погодная аномалия. Как вернешься, спроси у мамы, она подтвердит.

Геннадий недоверчиво покачал головой.

— Почему же о вашей аномалии не снимают фильмы и не пишут в газетах? Почему ее не изучают ученые? Вы же не в глухой тайге живете, всего-то в двух с половиной часах езды от Москвы!

— А кто в Москву сообщит-то? — бабушка демонстративно огляделась вокруг. — Кому здесь научные экспедиции нужны? Местные ведь как рассуждают: начнут тут чужие шастать, и вскоре ни ягод, ни грибов, ни рыбы не останется. А для нелидовцев дары природы — немалая прибавка к зарплате или пенсии. Если родственники к местным приезжают, так их тоже просят помалкивать. И правильно делают! Шибко говорливым кое-кто и отомстить может. Взять, к примеру, моего Борю… Как собрался в академию писать, тут же инфаркт схлопотал. Видит Бог, неспроста это!

С многозначительным выражением на лице, бабушка решительно подхватила мою увесистую сумку и понесла в дом. Мы с дядей Геной остались вынимать пакеты с продуктами, заботливо и с избытком собранные мамой. Еды в них явно было не на неделю, а, как минимум, на месяц! Нагрузившись пакетами, вслед за бабушкой вошли в калитку.

На участке весело зеленели грядки, цвели бело-желтые цветочки, чуть в отдалении красовались ухоженные кусты смородины, росли деревца яблони и сливы. Мы с дядей восторженно переглянулись. Было в этой приусадебной растительности что-то теплое, родное, щемяще-ностальгическое, пробуждающее генную память далеких предков-земледельцев…

Пакеты сложили на террасе, которая в летнее время служила одновременно кухней и столовой. Мы с бабушкой, весело переговариваясь, взялись за готовку: разобрали продукты, отложив скоропортящиеся для обеда, нарезали овощи в салат, разогрели в микроволновке курицу, пожарили на сковороде картошку. Все это время дядя Гена неспешно прохаживался по участку, рассеянно разглядывая растения на грядках и с интересом посматривая в сторону грозовой тучи. Над ним все так же светило солнце, дождя так и не было.

Наконец, обед был готов. Все уселись за стол и быстро заработали челюстями. Утолив первый голод, расслабленно откинулись на спинки стульев.

— Что значит, неспроста? — вспомнив оброненную бабушкой фразу, спросил дядя. — Вы кого-нибудь подозреваете?

— Может, и подозреваю, — уклончиво ответила бабуля, — да только доказать ничего не могу. Существуют вещи, которые… В общем, к делу их не пришьешь.

Дядя Гена задумчиво покрутил вилку, видимо решая, стоит ли продолжать начатую тему. Наконец, спросил:

— Это какие же… вещи?

— Порчу, например.

Дядино лицо отразило недоумение, тут же сменившееся покровительственной усмешкой.

— Да ладно вам, Мария Степановна! Какая еще порча?! Пережитки это. А сердце у Бориса давно шалило, он и мне, и Ольге не раз жаловался…

— Ну, с тобой, Геннадий, все ясно, — досадливо пробурчала бабуля. — А ты, Вика, тоже в порчу не веришь?

В ответ я издала неопределенное мычание. Верю ли я в порчу, сглаз, проклятье, чтение мыслей, предсказание будущего, летающие тарелки и прочую мистику? Может, и поверю, если столкнусь с этим лично! А чьи-то рассказы и так называемые «свидетельства очевидцев» меня ничуть не убеждают. Вокруг полно безудержных фантазеров и выдумщиков. В чем угодно присягнут, лишь бы в центре внимания оказаться! Взять хотя бы моего однокурсника Сашку Огарева. Его послушать, так он и с инопланетянами не раз сталкивался, и от снежного человека в лесу убегал, и привидений в старинном замке наблюдал. Только инопланетяне в Сашкиных рассказах то высокие, то низенькие, то зеленые, то лиловые, то модного оттенка «мокрый асфальт», снежный человек то женского, то мужского пола, а привидения ведут себя точь-в-точь, как пьяные студенты на вечеринке… Короче, запутался человек в собственной лжи. А сколько еще на свете подобных Сашек, для которых главное — интерес в глазах окружающих!

— Да как сказать… — неопределенно пробормотала я. — Лично мне с порчей сталкиваться не доводилось, а у папы действительно было больное сердце.

— Значит, двое против одной… — еще больше насупилась бабушка. — Ладно… Может, и аномалию естественными причинами объясните?

Не желая ссориться с бабушкой, дядя Гена вновь взялся за еду, я же с умным видом изрекла:

— Естественное объяснение, конечно же, существует. Может, рельеф местности какой-то особенный, или грунтовые воды близко залегают… Да мало ли найдется причин для погодных отклонений! Но объяснение должны дать ученые, а вашей аномалией, кроме папы, никто всерьез не интересовался.

— Ну, почему же никто, — усмехнулась бабушка. — Есть тут один… Сам из местных, но институт в Москве закончил. Другой бы за время учебы на москвичке женился и в столице обосновался, а этот чудак в деревню вернулся. Думаю, ненадолго. Теперь просиживает штаны в сельской библиотеке, газеты старые читает, какие-то пометки в блокноте делает. Прасковья, бабка его, говорит, что внук диссертацию пишет. Может, и вправду пишет, раз заняться больше нечем… Москва его испортила. Девками нашими брезгует, не нравятся они ему. В городе-то девки худые и длинные, как ты, а наши все больше пухлые да невысокие. С ребятами тоже общаться перестал. Верно, думает опять в город податься.

— А сам-то он ничего? Симпатичный? — с невольным интересом спросила я.

— Смотря на чей вкус… — пожала плечами баба Маша. — Тебе вряд ли понравится.

— Это почему же?

— Рыжий он. А ты, я слышала, блондинов любишь…