Бесплатный фрагмент - Безупречная смерть

Труп на даче

Темень. Ни зги не было видно. Струи дождя хлестали в стекло уазика. Полицейская машина осторожно скакала с ухабины на ухабину по грунтовой дороге дачного поселка. Редкие фонари лишь указывали направление, но мало что давали в плане видимости. Вот снова поворот налево. Указатель на заборе — «7 линия». Проехав до самого леса, автомобиль остановился под фонарем на повороте.

Из машины никто не вышел, ждали. В такой ливень никому не хотелось оставаться без крыши. Василий Петрович несколько раз просигналил.

— Ну, кто там нас должен встретить? Где эта чушка, что вызывает полицию ночью?

— Петрович, нажми еще раз. За дождем трудно услышать. Погуди подольше, а то так и будем тут сидеть до утра.

Петрович, с видимым удовольствием, положил ладонь на середину руля и так и оставил ее там. В окошко машины начали стучать.

— Ну хватит, хватит гудеть. Сейчас весь поселок переполошите. Слышу я вас, слышу. Чего так долго ехали?

На дороге стояла большая женщина, высокая и толстая. В своем зеленом, прозрачном дождевике она казалась еще больше. Голос ее был низок и не предвещал легких и интеллигентных контактов.

Петрович посмотрел на нее и замешкался, словно не веря, что кто-то рискнул выйти под эту хлябь. Наконец, он открыл дверцу. За ним вылезла вся команда.

— Ну, показывайте, куда идти? Что, где, когда, и как говорится, как?

Он двинулся к темнеющей черной дырой калитке.

— Не туда! Это моя калитка.

С бешенным лаем запоздало выбежали две собаки. Небольшая, черно-белая дворняжка надрывалась тонко и визгливо. Огромный овчар солидно подгавкивал редко, но басом.

— Боже мой, с такой охраной еще и полицию вызываете! — Петрович был настроен скептически и ворчливо. — Ну, где ваш тут труп?

— Мой? Типун вам на язык. Часто приходится с трупами разговаривать?

— А что? Страшно?

Фонарь раскачивался, под ударами ветра, освещая угол дороги неровным и желтым светом.

— Ну-ка угомонитесь, быстро домой! Найда, Боб, ну-ка на место, кому говорят, пошли на место.

Женщина загнала собак в калитку и закрыла ее на замок.

— Пошли.

Вся компания — трое в форме и женщина — двинулись к угловым воротам. Высокие и железные, они черно поблескивали в мокром свете фонаря. Слева от ворот была калитка, тоже высокая и железная. Она была настежь распахнута. Обильный кустарник почти перегородил вход.

— Господи, как тут пролазить-то? — Петрович продолжал ворчать.

— Тише, — женщина остановилась. — Слышите?!

Вой собаки явственно резался сквозь шум дождя. Какой-то огромный пес то выл, то лаял.

— Разве это не ваши?

— Да нет же, это Анькин пес.

Шествие двинулось по узкой тропинке. Впереди и немного сбоку белел дачный домик.

— Ну, да, слышу вой собаки, и что? Просто хозяин оставил собаку. Да мало ли что.

— Да тише вы. Идите сюда.

Женщина сошла с тропинки и полезла прямо в мокрую траву, росшую вдоль боковой стены дома. Дом содрогался от бешеного лая. Она подошла к темному окну. Нижний его край доходил ей до груди.

— Идите сюда, что вы там… ноги боитесь замочить? Никак в бальных штиблетах приехали?

Она подняла фонарь и светила прямо в низкое окно дома. Прижавшись огромной грудью к нижнему косяку, она обернулась к подошедшим.

— Смотрите!

В глубине небольшой комнаты на кровати, среди подушек блестело красное лицо. Оно не было целым. Один оставшийся неподвижный глаз четко смотрел на людей за окном.

Внезапно, все исчезло. На подоконник вскочил доберман, загородил окно и злобно зарычал. Он нетерпеливо бил передними лапами по подоконнику, зубы его были оскалены, вспененная слюна брызгала во все стороны. Все в ужасе отпрянули от стекла.

— Кошмар, — прохрипел капитан. — В страшном сне и то такого не увидишь. Так, взламываем дверь, и забираем собаку. Вы можете забрать собаку, дорогая?

— Да куда же я ее?

— Куда угодно, хоть пристрелите. Иль, правда, пристрелить?

— Да они за нее сами пристрелят кого угодно. Эти сестры со своей собакой носятся как с писаной торбой!

— Похоже, одна уже не носится. Может, это собака ее так объела? Это так продвинуто, по-современному.

— Капитан, — второй полицейский поднялся от замка. — Замок я взломал. Открывать?

Дверь содрогнулась и распахнулась. Из дома с громким лаем выскочил доберман. Рыча, он неистово кинулся к ступенькам крыльца. От такого столкновения молодой лейтенант не удержался на ногах, опрокинулся навзничь и, пролетев две ступеньки крыльца, ударился затылком о траву.

— Во, черт, сейчас тут будет еще один труп.

Собака, оказавшись на свободе, не останавливаясь и не замолкая, бросилась по тропинке к раскрытой калитке и исчезла в темном шуме дождя.

— Ну вот, одной проблемой стало меньше. Где тут выключатель?

Маленькая прихожая-кухня. Деревянные стены не были покрыты ни лаком, ни краской. Слева узкое окно. Перед окном электрическая плитка. Два ведра с водой стояли под тумбой с посудой. Две двери — прямо и направо — темнели зловещими провалами.

Капитан прошел прямо и стал шарить по стене. Щелкнул выключатель. Тусклый свет осветил необычную комнату. Небольшая спальня. Кресло справа за дверью покрыто синим льняным покрывалом. Старинное мутное зеркало, все в трещинах и крапинках, стояло у стены в темно-коричневой резной раме. Над зеркалом, к стене, были прибиты две доски, обтянутые синим бархатом и обклеенные монетами и камнями. Огромное кружевное полотно свисало со стены над креслом. Под ним просвечивали старинные фотографии военного времени.

Бабушкины кружева украшали и другую стену, над кроватью. На них были навешаны вышедшие из моды сережки, бусы, цепочки. Бижутерия 60-х годов. В этом доме вообще, видимо, любили прибивать все к стене. С небольшими интервалами красовались две старые клавы от компьютера, несколько наручных часов, старая кинокамера «Аврора», компьютерная плата, мышка, сушеные лягушки и морские коньки, первый мобильник фирмы «эриксон», балетные тапочки, огромные игрушечные слон и волк…

Почти половину комнаты занимал диван, забрызганный кровью. На нем, поверх шелкового одеяла, в желтой пижаме лежала женщина. Размозженная голова была кровавым месивом с одним глазом. Слипшиеся волосы лишь на концах имели первоначальный черный цвет.

Капитан нехотя подошел к кровати, дотронулся до руки женщины.

— Да, точно, ты еще пульс пощупай, — низким голосом прокомментировала толстуха.

— Так, ну, все ясно и так. Труп. Где живет эта ваша соседка? Сестра, говорите, у нее есть?

Он резко обернулся.

— Да, их двое. Две сестры. В Тушино и живут. Это же тушинские дачи.

Капитан достал телефон.

— У нас тут труп на дачах. 72 км от Москвы, поворот налево. Да… Молодая женщина. Похоже, убита. Место основного проживания — Тушино, в Москве, — капитан замолчал, сдвинул брови и опустил глаза.

— Хорошо. Понятно, — он убрал телефон во внутренний карман пиджака. — Двери опечатать, ничего не трогать, осторожно всем выйти.

Все попятились к выходу. В обратной последовательности выключился свет, закрылись двери.

Молчаливая процессия потянулась по мокрой тропинке к свету скрипящего и качающегося фонаря. Дождь все так же нещадно хлестал косыми струями.

— Калитку не закрывайте, к ней не подходите, мы и так все там истоптали. У вас есть адрес и телефон убитой?

— Вы что, даже тело не заберете? Да мне страшно тут ночевать. Чего вы ждать собираетесь? Когда дождик что ль кончится?

Капитан открыл дверь машины.

— Тут будет столичное расследование. И следствие будут вести по месту жительства убитой, а не по месту смерти. По месту жизни — понятно? Не смерти, а жизни.

Он хлопнул дверцей. Машина проехала немного вперед и стала разворачиваться в узком повороте линии.

— Да вы что, так все и оставите? Да, может, тут убийца ходит! Куда вы уезжаете-то?!

Женщина пыталась перекричать шум дождя.

— Завтра, — капитан чуть приоткрыл окно. — Завтра, дорогая, завтра. Завтра у вас будут и следователи, и вопросы, и зрители, и артисты. Готовьте свою историю, можете даже записать, чтоб не забыть.

Машина развернулась и, сильно газуя, устремилась подальше от этого места, туда, где было тепло и сухо.

Барселона

Анна стояла перед Саграда Фамилия на плац де Гауди. Знаменитый собор был повернут к ней своей старой частью, созданной еще великим архитектором. Темная, цвета мокрого песка, сторона детского замка-собора пугающе нависала размытыми очертаниями. Белые фигурки людей и ангелов, в наплывающих арках над входом, казались древними костяными шахматами, выброшенными волной в прибрежный песок с разбитого судна. Стекло, в причудливой прерывистости каменной резьбы, отражало голубое небо. Высокие башни, похожие на вафельные трубочки с кремом, были гипертрофированной материализацией детской мечты об этом лакомстве. Белые голуби и красный бантик венчали вход в собор, взяв на себя роль незамысловатой виньетки на пригласительном билете в детское сознание.

Автобусы с туристами прибывали и прибывали. Группы людей проходили мимо, вслушиваясь в бормотание гидов и щелкая фотокамерами. Английская, немецкая, французская речь перемешивалась и звучала адской какофонией, утратившей всякий смысл и значение. Меланхоличные японцы были самыми тихими и многочисленными.

Рядом, через дорогу, был небольшой водоем. Туристы не успевали сюда завернуть, пяля глаза на песчаные замки, которые Гауди построил для Бога.

Девушка присела у самой кромки прозрачной воды. Утки были абсолютно сыты и даже не попытались подплыть и поклянчить крошек. Она наклонилась и помочила руку в прохладной воде, но тут же обернулась. В воде она увидела отражение стоящего за ней человека.

— Как ты тихо подошел. Я испугалась, — она поднялась и поправила лямки небольшого рюкзачка.

— В следующий раз я буду трубить и орать за полквартала.

— По-моему, именно это ты сейчас и делаешь. Как простой поводырь-гид, собирающий глухо-слепо-немое стадо. Говори тише.

— Я опоздал, — прошептал в этот раз каталонец, целуя Анну в щеку. — Когда ты позвонила, я был у психоаналитика, не мог вырваться.

— Тебя привязывали к кушетке?! Или наручники?

— Эротично? Да? Ты не поверишь, но именно о сексе мы и говорили. Я ей свои сексуальные фантазии рассказывал, а она вцепилась в меня и всё твердила — говорите еще… говорите еще… рассказывайте больше… рассказывайте больше… А сама кругами уже вокруг меня ходит, вспотела. Кофточку расстегнула…

— Ммм… — Анна улыбнулась, — это пошли твои эротические фантазии?

— Да нет же, клянусь.

Хавиер Джорнет Руа был, как всегда, вертляв и смешлив. Он работал в страховой компании, основанной еще его прадедом. Ну, или делал вид, что работал. Детство вылетало из него фонтаном.

— Нет, что, правда?! Ты ходишь к психоаналитику?

— Социальная принадлежность обязывает. Все мои друзья ходят.

— А, тогда понятно! — девушка весело рассмеялась. — Скажи отцу, чтоб застраховал тебя на случай изнасилования психоаналитиком.

— А где твои чемоданы? В какую гостиницу тебя… ты решила? — каталонец сменил тему разговора.

— Вот, — Анна кивнула на рюкзачок, что пустовато маячил за спиной. — Я остановлюсь у тебя, и даже не пробуй возражать, и не говори, что там у тебя дочка, мама, рабочие, нет телевизора. Я все равно не пойду в гостиницу.

— Нет, но это неудобно, — Хавиер жадно облизнул маленькие губы и посмотрел на грудь Анны. Ее теплый жилет цвета хаки был распахнут, и черная майка четко обрисовывала контуры тела.

Он суетливо зашагал к обочине.

— Просто не говори мамочке, что я приехала, и все будет нормально.

— Я уже позвонил отцу в контору, — Хавиер открыл дверцу темно-синего «рено». — Сказал, что поехал тебя встречать.

Отец и сын занимали один кабинет, и Хавиер никогда не принимал самостоятельных решений.

— Скажи, что не встретил. Поедем в галерею, надо узнать, проданы ли мои картины, или нет.

Стеклянные двери галереи встретили их бронзовыми литыми ручками. Узкий зал, от стены до стены освещенный дневным светом из огромных витринных окон, был завешен пейзажами. Главное место на них занимало небо — голубое, серое, зеленое, и даже красное, с облаками и птичками. На оставшемся от неба месте, кое — как, ютились горы, деревья, кустарники и куски моря. Арка в стене открывала перспективу другого зала с кушетками, комодами, столиками, зеркалами и прочим антиквариатом. Там уныло чернела фигура одинокого посетителя в шляпе. В глубине, в самом углу первого зала за огромным столом сидел хозяин. Подтянутый, высокий, сухощавый и гладко выбритый, в отличном темном костюме он сосредоточенно читал.

Хавиер протянул ему бумаги.

— Я — юридический представитель Анны Пастер хотел бы узнать, проданы ли ее картины?

— Да, проданы, — мужчина даже не поднял головы от бумаг.

— Могу ли я забрать деньги?

— Мадмуазель сама забрала их на прошлой неделе.

— Я?!!!!!! — Анна вступила в разговор, едва поняв, что произошло.

Он, наконец, поднял голову и уставился на нее. Солидные очки в роговой оправе сползли на краешек носа.

— Да, именно вы. Вы предъявили контракт, паспорт и все необходимые документы.

— Как вы можете такое говорить? Вот я стою перед вами, я только сегодня приехала в Барселону. Вы что же, не помните, у кого забирали картины?! Как вообще такое возможно? Вот мой юридический представитель. Кому вы отдали все?

Мужчина достал ящик с документами, стоящий у него за спиной.

— Вот контракт. Это ваша подпись? Вот моя часть контракта. Это тоже ваша подпись?

— Это невозможно, меня не было тут неделю назад. Вы просто не хотите платить.

— Я не могу платить дважды за одно и то же одному и тому же человеку. Приходите или с документами, или с оружием.

Хавиер громко рассмеялся. Анна вздрогнула. Человек в шляпе показался в арке, разделяющей два зала. Длинное пальто его было явно не по погоде. Солнечная осень Барселоны делала его одежду клоунской. В руках у него показался черный длинный ствол. Прозвучал хлопок. Очкарик дернулся и застыл, а затем стал медленно оседать на стол. Голова его упала на разложенные перед ним бумаги.

В арке уже никого не было. Не слышно было ни шагов, ни шуршания одежды. Хавиер неподвижно смотрел на галерейщика-пророка с застывшей на лице улыбкой. Анна выдернула папку из-под головы убитого и схватила своего спутника за рукав.

— Бежим!

— Но…

Девушка тянула парня за ткань пиджака и медленно двигалась к двери.

Хургада

Хургада встречала очередями, толпящимися на паспортный контроль и на получение визы.

— Торина Ирина, — толстый араб в стеклянной кабинке еле-еле ворочал языком.

— Да. Да, это я.

Не отрывая взгляда от бумаг, он протянул в окошко документы.

— Возьмите свой паспорт. Проходите.

На улице было тепло и темно.

Несмотря на поздний час, у входа в аэропорт бойко предлагали свои услуги по переносу сумок и тяжестей прилипчивые стаи низкорослых и щуплых арабов.

— Ваши сумки, мадам, ваши сумки.

— Какие у меня сумки? — девушка легко закинула полупустой рюкзак на плечо. — К тому же я не знаю, куда его нести.

Она вглядывалась в толпу, стоящую по эту сторону контроля.

— Вот и моя горящая фирма, — Торина подошла к арабу с табличкой

«Альмавир». Тот молча сунул ей клочок бумаги.

— Машина с номером 77—89, — прочитала она.

Это оказался черный ленд ровер с запотевшими от кондиционера стеклами. Внутри уже сидели четыре пассажира. Двое мужчин, оказавшиеся напротив Ирины, весело переговаривались.

— Кажется, нашим встречающим запретили говорить, — рыжий сделал глоток коньяка из металлической фляги.

— Это правильно, — хохотнул второй. — Все равно их бормотание трудно понять.

— Как попугайчики — все буквы на месте, а что сказал — сам черт ногу сломит.

С одинаковыми усами, неопределенного возраста, они выглядели клонами, вышедшими с одного конвейера. Один был рыжий, второй — черный.

— Вы запаслись спиртным на их сухой закон? — рыжий обратился к супружеской паре, что сидела позади Ирины.

Крупный мужчина, с огромным животом, который с трудом помещался на его коленях, нелепо смотрелся рядом с миниатюрной женщиной со светлыми тонкими волосами, подстриженными в стиле «каре». Ирина оглянулась и улыбнулась женщине.

— А мы никуда без своей водки и не ездим, — охотно вступила в разговор та. — Как же без своей-то? Вдруг что не так. С отравлением в больнице лежать — себе дороже. Лучше уж привычную, из своего магазина, от проверенного продавца.

— Ну, вы загнули! — захохотал рыжий.

— Да, правда, вам говорю. Вот летом ездили на поезде к куму в Мариуполь. Так 10 бутылок водки с собой возили. Пусть тяжесть, но на поезде, потихонечку и дотащили. А то как же!? Костячок мой и так уже перепахан врачами! Шов от верха до низа — вдоль всего живота. Так еще и водкой отравиться! Этого только не хватало! Да еще и в чужих краях!

Тут уже откровенно засмеялись все.

— Что ж вы к хохлам, да со своей горилкой ездили?! — рыжего как прорвало. — Вот ко мне брат жены приезжал оттуда, так он и горилку в трехлитровой банке свою, и сало в мешковине, тоже домашнее, и купаты самодельные — ну все на самообеспечении! Так я с ним неделю сидел — стакан горилки — шмоток сала с черным хлебом, стакан горилки — шмоток сала с черным хлебом — через неделю себя настоящим казаком почувствовал! С эдаким чубом! С картины Репина «Не ждали».

— Там же вроде декабрист, — неуверенно произнесла женщина.

— И им тоже. «Во глубине сибирских руд»…

— Н-е-е, там народник был, — вопросительно посмотрел на Ирину второй усач.

— Во, во… Кто был ничем, тот вставит всем. Кто я, что я, только лишь мечтатель… или мыслитель? Полное расщепление личности. Питие определяет сознание. Значит, тут водку пить будем?

— Да нет у них водки. Нету! Мусульмане они — не пьют — только курят, и другим прикурить дают.

Разговор был прерван появлением нового пассажира и клиента фирмы «Альмавир». Дверь машины открыла высокая девушка. Волосы были собраны в толстый закрученный хвост. Она подняла свою сумку и занесла её внутрь машины. Затем, протолкнула ее в угол, молча сев рядом с Ириной. Вытянула ноги в проход. Высокие шпильки босоножек, состоящих из пары ремешков, заставляли сомневаться — сама ли она только что поднимала тяжелый и большой багаж. Ногти на ногах и руках были накрашены ярко зеленым лаком. Салатовым. Серебряный браслет на ноге чуть постукивал подвешенными на нем фигурками, искусно вырезанными из малахита. Короткая белая юбочка и такая же кофточка больше открывали, чем закрывали.

В машине установилась напряженная тишина.

— Вам не холодно? — нарушил ее черноусый. Он кивнул на обнаженные плечи красотки. — Хотите, попрошу, чтобы выключили кондиционер?

Обладательница браслета молча посмотрела на мужчину.

— Ничего не скажешь, вы умеете держать паузу. Актриса?

Девушка все так же беззвучно смотрела на усатого.

— Мужики, отстаньте от девушки, — вступил в разговор пузоколенный водкохлеб. — Вам надо было с собой не коньяк, или не только коньяк везти, а кое-что подороже. И пообъемнее… С другими формами. Иль за багаж пожмотились платить?

Дверь еще раз открылась, и показался египетский представитель туристической фирмы. Он был в очках и в руках держал пачку бумаг.

— Так, все собрались. Уезжаем.

Его русский был почти чистым. Во всяком случае, не дальше Абхазии.

Шофер послушно завел мотор, и машина, плавно развернувшись, выехала с вокзальной площади.

— Значит так, — продолжал он, не отрываясь от бумаг. — Распределение по гостиницам. Вы двое, — кивнул он усатым няням, — и вы, — он поднял голову к Ирине. — По горящим путевкам. В одной гостинице. Вы знаете, что ваша гостиница — «Сэнд Бич»? Приготовьтесь, вы выходите первыми. Затем вы. «Гейсум», — он повернулся к девушке на шпильках. — И, наконец, «Голден бич» — ваш отель.

Он посмотрел на супружескую пару. Те одновременно кивнули ему в ответ.

«Сэнд бич» — крохотный отельчик — встретил прибывших полутемным холлом. Там не было ни души. Да и холла как такого не было. Широкая лестница, какую обычно изображают в сценах дворцового бала — вот все, что говорило о роскоши курорта. Под этой широкой лестницей, в сумраке, находилась стойка рецепшн.

Быстро зарегистрировавшись и получив номер и ключ от него, Ирина поднялась по этой широкой лестнице на второй этаж, где, собственно, и были расположены номера вдоль длинного узкого коридора.

Все выглядело запущенным, пустым и мрачным.

Щелкнув замком, она вошла в крохотный номер. Выкрашенные голубой краской стены и дверцы встроенного шкафа, комод и зеркало над ним. Две кровати стояли рядом, накрытые голубыми, байковыми одеялами.

С удовольствием скинув с себя рюкзак, Ирина положила его на комод и растянулась на кроватях. Прямо в одежде. Было тихо. Внезапно она встряхнула рукой. Рядом по кровати, щекоча и касаясь ее пальцев, полз огромный таракан. Когда-то давно, в школе ее одноклассник приносил такого на урок и называл его — мадагаскарским. Девушка в ужасе отпрянула. Махнув рукой, она отбросила ползающее чудовище в самый угол комнаты. Он развернулся и быстро снова побежал к кровати. Нагнувшись и схватив кроссовок, Ирина резким движением запустила его в монстра. С тараканом было покончено.

Падение обуви совпало со стуком в дверь. Неохотно подойдя к двери и повернув ключ в замке, она выглянула в коридор. За дверью стоял недавний попутчик. Рыжий.

— Вы даже не спрашиваете — кто это! — он улыбался.

— А вы — это?

— Вдруг это таракан? — он выразительно погладил свои усы.

— Откуда вы знаете? — она вздрогнула, и, оглянувшись, посмотрела на то место, где лежал труп таракана.

— Да я все знаю, как герой Александра Грина.

— Вы что, подбросили мне этого таракана?!

— Эх, молодежь, молодежь. Если бы вы читали Грина, то знали бы, что слова — «я все знаю» — принудительно были вытатуированы у пьяного парня на руке. А он, ни сном, ни духом… Ничего не знал…

— Я только что кого-то убила!

Ирина попыталась пошутить.

— Да, меня, своим незнанием моего любимого писателя, великого Александра Грина, во веки и присно и во веки веков… Аминь…

— Да посмотрите же. Вот.

Она отступила в комнату. Рыжий проследовал за ней.

— Вот, смотрите, полз прямо по моей кровати.

Она подняла кроссовок и показала на пятно останков.

Усатый даже не взглянул на них. Он опустился вдруг на одно колено и, взяв у Ирины ее ботинок, снова протянул его ей.

— Позвольте предложить вам прогулку по вечерней Хургаде. Я уверен, после этого преступления вам не заснуть.

— Засну. Это была самозащита, — она попятилась от него к балкону.

— Ну, как знаете, — он встал и двинулся к двери. — Можете устроить тут молебен по убиенному. Я пойду, пройдусь.

Он уже почти закрыл за собой дверь, когда Ирина кинулась за ним.

— Да, постойте же, я с вами, — она нагнулась, чтобы надеть кроссовок. — Погодите. Второй не найду.

Рыжий стоял по ту сторону порога и улыбался. Она закрыла дверь, положила ключ в карман и обречено зашагала рядом. Коридор по-прежнему был пуст. Они вышли на улицу, так и не встретив никого.

В переулке тоже было совершенно безлюдно, не считая небольшой стайки арабских парней, что с любопытством посмотрели на них.

— Вас проводить? Хотите, мы вас проведем по городу? — дружно заорали они.

— Лучше мы заблудимся и умрем, — пробормотал в усы Рыжий.

Они вышли на оживленную улицу.

— Как хоть вас зовут — то? А то неудобно будет кричать — эй!

— Эй, таракан? Почему неудобно? Сережей меня зовут. Всех людей с такими усами зовут Сережами. А ты — Ирина. Я знаю.

— Откуда?

Ирина внимательно посмотрела на усатого. Он засмеялся.

— Вот только не надо делать умное лицо. Особенно такое. Я просто посмотрел у нашего араба в документах. Раз. Второе. Я слышал, как ты проходила паспортный контроль. Три. Я видел, как в рецепшен заполняли твои анкетные данные. Столько возможностей. Выбирай. Что больше нравится?

Они шли по темным улицам, освещенным то тут, то там вывесками и редкими фонарями. Ветер дул так, что порой невозможно было идти с открытыми глазами. Ирина опустила голову и старалась не поднимать глаз. Но дело было не в силе ветра. Воздух пустыни содержал в себе песчаную взвесь. Песок попадал в легкие, в глаза, забивался под одежду. С каждым порывом песчинки острыми гранями врезался в кожу. Ирина закрыла глаза и остановилась.

— Вот возьми. Очки. Правда, черные. Но хоть глаза откроешь, — он достал из кармана рубашки солнечные очки и протянул девушке.

— Ха-ха! В черных очках вечером! В темноте!

Она надела очки. Привычные к пустыне арабы, в своих длинных разноцветных хламидах и тюрбанах, с удивлением посматривали на девушку.

— Может мне еще и белую тросточку взять?

— И звонко постукивать ею по мостовой? Да бесполезно. Все равно никто ничего не подаст.

— Такие жадные?

— Да просто нечего. Ты посмотри, куда приехала.

Сергей свернул с центральной улицы в проулок. Пройдя пару шагов, они оказались в трущобах, которые трудно было представить жителям северной страны. Ирина сняла очки. Проулок был завален камнями и хламом. Тут же, в беспорядке, стояли контейнеры для мусора. Горел костер. Жилища трудно было назвать домами. Их вообще трудно было как-то назвать. Полуразвалившиеся постройки, напоминающие гаражи пригородов Москвы 60-х годов, были обитаемы. В проломах, заменяющих окна, висели тряпки, дыры в стенах были кое-как заложены картоном, камнями, и другим подручным материалом. Посреди всего этого разора стоял ослик, прикованный к двухколесной тележке. То ли женщина, то ли мужчина, в длинной красной хламиде и белой повязке на голове, таскал на ней мешки. Мальчонка в белом сидел на тележке и ждал. Сзади, на краях повозки были подвешены баулы.

— Пойдем в гостиницу. Я правда больше не могу, — Ирина повисла у Сергея на руке.

— Что? Параллельный мир? Нет, пойдем, посмотрим сувениры. А то вдруг времени больше не будет.

Он развернулся и пошел к освещенной улице, к магазинам и лавкам, увлекая девушку за собой.

Первая же лавчонка могла удовлетворить любые запросы по сувенирам.

— А почему ты говоришь, что тут параллельный мир? — девушка стояла у прилавка и безразлично перебирала вещицы.

— Потому что нам, обитателям болотных пространств, трудно представить жизнь в этой сухой песчаной пустыне.

— А тут никто и не живет. Это ж курорт! И потом, снежная пустыня, песчаная пустыня — какая разница?

— А ты представь, как немцы попали в Россию, как в потусторонний мир с однообразным пейзажем на огромной территории — среди болот — леса и поля. Они же точно свихнулись сразу же.

— Ты сам разговариваешь как свихнувшийся.

Он выбрал синего человечка с огромным стоящим членом, синюю же, лазуритовую кошку и страшную алебастровую тарелку, всю испещренную черными штрихами и неровностями, как будто она тысячи лет пролежала в гробнице Тутанхамона.

— Ты будешь что-нибудь брать?

— Нет, на перекрестке миров не отовариваюсь, — Ирина поставила сфинкса на полку, пальцем стерев с его шапочки пыль.

— Тогда я куплю тебе сувенир.

— Да не нужно мне сувенира, они тяжелые.

— Не знаешь, что я предлагаю, а отказываешься.

Расплатившись с лавочником, Сергей потащил ее к выходу. На улице у самой двери стояла кучка арабов. Те же лица, те же хламиды, те же тюрбаны. Они казались один в один такими же, как те, что предлагали проводить их по Хургаде час назад. Ирина попыталась рассмотреть лица.

— Пойдем же, — потянул ее Сергей, — ты что, увидела ожившие тени веков?

— Сереж, откуда у тебя такой язык? Ты говоришь, как черти кто.

— Язык у меня отличный, вот ты не целовалась со мной, а судишь по себе. Сам вырос. Пришли.

— Да, как в прошлый век попала.

Они вошли в ювелирную лавку. Зеркальные стены не мог закрыть даже огромный толстый хозяин. Он недовольно посмотрел на посетителей: пора было закрываться.

— Мы на минуточку. Картуш без надписи дайте мне.

Сергей взял в руки золотую подвеску — изящный овал без иероглифов, или какого-нибудь изображения на нем.

— Вот, когда ты придумаешь себе новое имя, сможешь написать его внутри.

Он показал на пустое зеркальное пространство кулона.

— И не спорь, я сказал, — он строго посмотрел на Ирину.

— Да, и цепочку, — снова повернулся он к хозяину.

— А почему новое имя? — в черных солнечных очках отразился золотой блеск.

— Потому что, Ира — слишком не египетское. Придумай себе какое-нибудь тайное. Или номер. Типа 007.

Девушка стояла в растерянности, рассматривая картуш, лежащий у нее ладони. Потом подняла руки и застегнула цепочку у себя на шее.

— Вот и умница, а то я уже хотел один возвращаться в гостиницу. Пойдем.

Они вышли на улицу. Перед входом в ювелирный магазин кучковалась стайка арабов. Здесь было больше света, и парней можно было лучше разглядеть. Те же хламиды. Те же лица.

— Послушай, это те же парни, что стояли у нашей гостиницы, когда мы вышли. — Ирина сжала пальцы.

— Для меня они все на одно лицо, как китайцы. Ты их умеешь различать?

Сережа уверено свернул в переулок. В этот раз тут было еще пустыннее и темнее. Вот, наконец, и подъезд. Полутемная лестница, пустынный холл. Они медленно поднимались на второй этаж.

— Тут еще кто-нибудь, кроме нас, живет?

— Конечно, ну иль завтра приедут. Конец октября. Пойдем, я тебе что-то покажу.

Он взял Ирину за руку и повел в конец коридора. Через темный аппендикс здания и незапертую дверь они вышли на крышу отеля. Невысокий барьер по краю, бассейн, лавочки, столики. Море, залитое лунным светом, давало дополнительный свет — отраженный. Сверху был виден пляж соседней гостиницы.

— Красота, да?

— А ты-то откуда знаешь?

— «Я все знаю», Сергей снова повторил свою любимую фразу.

— А я не знаю ничего.

Они стояли у края каменной ограды, облокотившись на нее и рассматривая человека, который пытался уплыть в лунное море на доске с парусом.

— Вот прекрасная иллюстрация «Бегущей по волнам» моего любимого Александра Грина. Что может быть фантастичнее — бежать по ночному морю? Перескакивая с волны на волну…

— Опять ты со своим допотопным Грином.

Сергей опустил руку и сделал попытку обнять Иру за талию.

— Не будем перенастраиваться. Мне и та волна нравилась. И вообще, холодно и хочется спать.

— Ну, спать так спать, — охотно согласился он. — Пойдем.

Они спустились по маленькой лестнице, открыли дверь, и снова оказались в сумраке коридора. Подошли к двери ее номера. Ирина повернула ключ в замке, оглянулась на Сергея, улыбнулась ему и, ни слова не сказав, захлопнула дверь.

В номере было тихо.

Остатки таракана все так же темнели на полу. Она стерла их кусочком туалетной бумаги. Бачок в туалете не работал. Спускать воду нужно было рукой. Ирина стянула с себя джинсы, куртку, и пошла в душ. Ледяная вода брызнула на ее запыленное тело. Чтобы хоть немного согреться, она умылась горячей водой в раковине. Кондиционера в номере не было.

Закутавшись с головой в полотенце, девушка стала разбирать постель. Она сняла покрывало, потрясла одеяло, подняла простыню. Все было чисто. Тараканов больше не было.

Внезапно, в подушке что-то звякнуло. Она прощупала наволочку: в уголке был какой-то твердый предмет. Боясь снова встретиться с мадагаскарскими монстрами, она вытряхнула из наволочки все, что там было, вместе с подушкой. На простыню, тихо звякнув, упал маленький серебряный браслет. Его украшали необычные подвески — искусно вырезанные малахитовые фигурки. Девушка взяла браслет и, не думая, застегнула его у себя на запястье.

— Да, изящно смотрится.

Она внимательно посмотрела на браслет. Одной малахитовой фигурки не хватало. Маленькое серебряное колечко, на котором она держалась, было пустым. И лишь зеленый сколок малахита напоминал о пропаже.

— А ведь я сегодня такой уже видела.

Она закрыла глаза. Молчаливая красавица с высоким хвостом и шпильками всплыла в памяти. Ее бесконечные ноги и малахитовый браслет — это было последнее, что мелькнуло в ее засыпающем сознании.

Антонио

— Зачем ты драпанула из галереи?

Хавиер нервно ходил по своей квартире. Невысокий, плотный, с покатыми плечами, он больше был похож на девушку, чем на парня. Его зеленые круглые глаза, опушенные длинными ресницами, смотрели всегда неуверенно. Видно было, что он ждет реакции и оценки своих действий окружающими.

— Потому что. А что ты хотел?

Он остановился напротив Анны и посмотрел на нее. Девушка спокойно устроилась калачиком в углу пестрого дивана. Огромный полосатый кот развалился рядом. В руках у нее была чашка. Она пила чай и не отрывалась от телевизора. В новостях мелькали интерьеры галереи и фотографии убитого.

— Как что?! Вызвать полицию. Дождаться ее, дать показания.

— Ты хотел стать героем новостей? А о маме ты подумал?

Анна подняла голову. Хавиер стоял перед ней с широко открытыми глазами. В этих глазах был ужас ребенка, поступившего плохо, не так как учили, против правил. Он стал антисоциальным элементом, сбежав с места преступления. Он был напуган. Напуган не произошедшим у него на глазах убийством, а своим поведением, не соответствующим тем впитанным с детства правилам, которые заменили ему способность думать. Выражение капризного испуга гармонично оживляло лицо каталонца.

— А что мама? Что мама теперь скажет?

Телефонный звонок прервал поток его возмущенных реплик.

— Алло. Да, мама.

— Ну вот… Началось…

Анна встала и пошла на кухню налить себе новую чашку чая.

— Мама, да, я вижу, у меня как раз включен телевизор. Да, тот самый галерейщик, которому мы сдали картины. Нет, мамуль, мы еще туда не ходили. Да, я говорил, да… она приехала, но мы туда еще не заходили. Я не знаю, проданы или нет. Не знаю… так получилось, мама. Хорошо мамуль… Целую тебя тоже.

Он положил трубку и пошел за Анной на кухню. Аня стояла у холодильника и резала колбаску. Она намазала масло на хлеб, положила колбасу и накрыла все это сыром.

— Как ты можешь есть в такой момент?

— В момент, когда хочется есть? Ну хватит капризничать, ушли и ушли, у меня все равно не было бумаг с собой. Кроме того, я не умею составлять фотороботы.

— Как так?! Ты же художница!

Анна взяла чашку и свой бутерброд.

— А вот так!

Она прошла в комнату и снова села на диван перед телевизором. Свою чашку она поставила на низкий стеклянный журнальный столик.

— А ты страховщик. Ты застраховал мои работы на случай пропажи? Я не знаю, почему так получается. Но как-то я снимала квартиру. Сдал мне ее один человек, а принимал, совсем другой. Я запомнила светлого голубоглазого тощего старика, а за ключом пришел черный, кругломордый, высоченный парень. Так вот запомнила лицо, что узнать не смогла.

Она отпила глоток чая и обожглась. Поставила чашку снова на стол и откусила бутерброд.

— Так может это и был другой человек!

— Ну может и был, но вот тебе другой случай. Я встречалась с парнем.

Она снова взяла чашку и стала на нее дуть.

— И на втором свидании не смогла его узнать. А он подошел ко мне. Стоит, стоит, смотрит. А потом и говорит: что, забыла, кого ждешь?

Она, наконец, смогла отпить глоток.

— Нет у меня памяти на лица.

— Ты что, издеваешься надо мной? При чем тут твоя память на лица?! А вдруг нас кто-то видел?! И нас теперь ищут по всему городу как убийц?! Опять же, там остались наши отпечатки пальцев! Ты же что-то трогала там!

Снова зазвонил телефон.

— Алло. Да, мама. Что?! Мама, ну что ты такое говоришь! Я же сказал, мы туда не ходили. Что передают? Там видели пару похожую на нас?! Что?! Полиция разыскивает мужчину и женщину, вышедших из галереи в это время? В момент совершения убийства? А описание?! С чего ты взяла, что это был я?! Ну, какая машина! В Барселоне полно таких же точно машин! Да, мама… успокойся, нет… это был не я… Все, целую.

Он положил трубку. Подошел к окну. Раздвинул шторы. В доме напротив уже зажгли свет. Два старика мирно сидели за столом и пили чай. Можно было разглядеть выражение их лиц.

— Послушай, а твоя мама ходит к психоаналитику?

— Разумеется. Один час в месяц. У нас все ходят дома. А что?

Снова зазвенел телефон. Хавиер отпрыгнул от окна и схватил трубку.

— Алло. Нет, мама, Анны у меня нет. Я не знаю, в какой гостинице она остановилась. Я правду тебе говорю… Ну что ты… Да, хорошо, мама, я приду ужинать. Да, целую.

Он нервно ходил по комнате, почти бегал. Бросил телефонную трубку на диван. Она упала рядом с Анной и спугнула кота, который нехотя поднялся и стал вынюхивать себе новое местечко.

— Вот видишь, что ты наделала! Если бы ты не поддалась глупому порыву, у нас не было бы сейчас проблем! А теперь доказывай, что не ты убила, потому что бежавший свидетель подозрителен вдвойне. Возможно, что он потом был ограблен!

— Да, по любому, мы под подозрением! Как ты не понимаешь, либо нас подставили, либо мы стали случайными свидетелями, что вряд ли. Сам подумай, стал бы убийца просто так сидеть там и ждать, когда мы появимся, чтобы сделать свой контрольный выстрел. Мы же вошли в пустую галерею! Он сто раз мог спокойно сделать свое дело и уйти! Без свидетелей!

Анна поставила пустую чашку на стол и взяла в руки кота. Тот недовольно мяукнул и спрыгнул на пол.

— А что же теперь делать?

Хавиер опять забегал по комнате.

— Искать своих врагов!

Анна потянулась к своему рюкзаку.

— Да нет у меня врагов! Может в тебе дело? Вспомни, он что-то там говорил, что ты забрала свои картины!

Она достала папку галерейщика и стала раскладывать документы на столике.

— Давай посмотрим, что мы там прихватили. Вот документ о приеме картин. Вот — о сдаче. Да это, похоже, точно моя часть документов.

— Что значит — похоже?!

Хавиер наклонился над столиком.

— Да сядь ты. Вот смотри.

— Да что тут смотреть-то? Где твои документы?! Ты что, к нему пошла безо всего что ль?

Он опять вскочил и забегал по комнате.

— С тобой. Почему без всего? А ты? Ты же мой юридический представитель, ты присутствовал и подтверждал договор. Да что ж он, этот покойник, даже не помнил художника, у которого забрал картины?! Где тут здравый смысл? У кого взял — тому и отдай.

Анна тоже встала и подошла к окну. Два старика в доме напротив все так же сидели у окна за столом и пили чай.

— Может он, как ты — взял у белокожей блондинки, а забирать пришла черная, как смоль, негритянка.

Они оба засмеялись. Она взяла бумаги со стола и стала перебирать приколотые к ним фотографии сданных картин.

— Посмотри-ка, тут вместе с фотографиями моих картин какое-то чужое фото. Да это и не картина вовсе.

— Где?

Хавиер выдернул у нее из пальцев фотографию.

— Какая-то могила. Надгробие. Крест переломлен. Ты посмотри. Он как бы двойной.

— Да нет же. Какая интересная могила. Мраморное надгробие и крест. Крест сломан и поставлен на надгробие, прислонен к нижней половине. Видишь? Тут срез верхней части полностью совпадает с обломленным концом внизу, у креста, — тонкий палец художницы водил по фотографии.

— Мария Анна Вагнер. И даты жизни: 1897 — 1964. А что это дает? Кроме того, что ее второе имя совпадает с твоим. Да и вообще! При чем здесь фотография? Случайно, наверное, попала в твою папку.

— Откуда? Очкарик, конечно, торговал антиквариатом, но вряд ли продавал покойников. А ты знаешь, где эта могила? Вот смотри, там, сзади стенка с вашими каталонскими захоронениями. Видишь? Три этажа могил. Это ваше, каталонское кладбище.

— Да какая разница, что и где это. Зачем нам это?

— Я не знаю, — Анна встала. — Но, возможно, его убили, чтобы мы не получили эту фотографию. Или наоборот.

Телефон опять подал признаки жизни. Трубка валялась на диване. Хавиер устало протянул руку.

— Алло, мама. Ах, это вы Антонио. Да, можно. Хорошо. До встречи.

Он снова бросил трубку на диван.

— Нас тут приглашают в бар… Пойдем?

— Маме позвонишь?

— Вместо того, чтобы смеяться над моей бедной мамой, лучше бы подумала, как изменить внешность. Не забывай, нас разыскивает полиция.

Каталонец пытался шутить.

— Неужели мне правда придется стать негром?

— Почему негром?! Негритянкой! Как думаешь. Если я надену пальто, нормально будет?

— Да, вполне, будешь хоть похож на настоящего убийцу.

Он прошел в гардеробную. Это была маленькая комнатка без окон. Вдоль двух стен висела одежда.

— А ты будешь переодеваться?

Анна прошла за ним. Хавиер стоял перед зеркалом. На нем было зеленое пальто. Рукава реглан, маленький круглый воротничок. Короткое пальто было расклешено к низу, типа трапеции. Он придирчиво рассматривал себя, поворачиваясь к своему отражению то одним боком, то — другим.

— Вау… Нет… ты не убийца…

— А кто же?

— Хорошенькая девчонка!

— Хватит смеяться, это последняя коллекция.

Он прошел в спальню. Там было другое зеркало. Открыл тумбочку перед кроватью и взял записную книжку.

— Ладно, пошли. Тебе еще в парикмахерскую.

Анна стояла у окна.

— Погоди. Посмотри-ка сюда. Мы с тобой уже два часа тут болтаем, а эти старики все сидят у окна и пьют чай. Как такое может быть?

— Где?

Девушка отошла от окна и выключила свет.

— В том окне, видишь?

— Ничего особенного, подумаешь. Как вы живете там, в Москве? У нас каждый ужин длится почти час. И что такого?

— Да нет, ничего, просто странно.

Они отошли от окна и вышли на лестницу. В подъезде шел ремонт. Рабочие во всю шуровали, несмотря на поздний час. Пахло красками и цементной пылью.

На улице было все так же тепло, но ветрено. Ветер с моря и делал погоду в Барселоне. Он продувал город насквозь, заставлял жителей надевать куртки, сводил их с ума своим постоянством.

Мобильник Хавиера снова напомнил о себе.

— Да, мама. Нет… Я не смогу… Ну нет же… А что с ней? Скучает? Мам, я не могу сегодня, я встречаюсь с другом. Ну хорошо. Целую.

На улице было полно народу. Хавиер постоянно с кем-то здоровался.

— Пока мы дойдем до парикмахерской, нас кто-нибудь опознает.

— А чего опознавать, тебя и так все знают.

— Понимаешь, мы просто живем на улице. От бара до бара, пока пройдешь со всеми встретишься. А что дома-то сидеть?

— А где твоя машина?

— Нет, машина исключена. Ее тоже ищут.

Парикмахерская была за углом. Тут они разошлись. Хавиер пошел в бар.

Через полчаса туда вошла Анна. Она подошла к нему тихонько и закрыла ему глаза ладонью.

Он оглянулся. Перед ним стояла девушка с туго заплетенными мелкими косичками. Желто-песчаные нитки живописно пестрели в черных волосах. Эти жгуты спускались ниже плеч и красиво сочетались с курткой цвета хаки. Виски Анны были выстрижены, выбриты и открывали маленькие уши. В ушах пестрели четыре блестящих серьги.

— Дааа… — протянул Хавиер. — Это круто. Негрос. Ну пошли, а то Антонио нас заждался. Тут недалеко.

Они вышли на улицу и, пройдя пару домов, оказались перед нужным баром. Весь угол дома занимал его парадный подъезд. У входа стоял высокий, худощавый мужчина и посматривал на часы.

— Антонио, вот и мы, не опоздали?

Хавиер произнес это самым беспечным тоном.

— А ты бы хотел, чтобы я стоял тут и ждал тебя? — мужчина повернулся к Хавиеру и тут же посмотрел на Анну.

Он протянул руку. Ладонь была маленькой и узкой, с худыми пальцами — костяшками. Да и лицо его тоже было тонким, с точеными чертами, узким носом, и маленькими карими глазками. Он выглядел молодящимся, поджарым пятидесятилетним жеребцом.

— Антонио.

Она молча пожала ему руку. Он с любопытством оценивающе оглядел ее. Невысокая, даже маленькая, хрупкая, она казалась моложе своих 25 лет. Жгуты-косички из черных волос смешно обрамляли чистый овал лица. Бритые виски лишь подчеркивали совершенство этой милой женственности. Карие глаза, нежные мягкие губы с завернутыми вверх уголками. Голос был тихий, без резких вибраций. Джинсы были рваными, дырки, совершенно очевидно, были наживными, а не фирменными. Черная майка и жилетка цвета хаки создавали впечатление спортивности, скрывая природную хрупкость и уязвимость.

— Пойдемте в бар, там и поболтаем, — Антонио приглашающим жестом указал на дверь.

Тут было немноголюдно. Они прошли к кожаному дивану, цвета детского поноса, и уселись за низкий столик. Хавиер расположился напротив, на кресле.

Мужчина, ярко накрашенный, ходил от столика к столику и раздавал красные гвоздики. Он что-то мурлыкал при этом и иногда произносил связные фразы, обращаясь к посетителям.

— О ля-ля! Это же известный артист! Ты видела его сегодня по телевизору! Помнишь? Он вел теле шоу.

Хавиер был в восторге. Он даже вспомнил его имя.

— Не помню я. Я только одно телешоу видела, — Анна посмотрела на артиста.

— Вы смотрели сегодня телевизор?

Антонио отпил глоток пива и откинулся на спинку дивана. Он поставил кружку на столик и повернулся к Анне.

— Я смотрю телевизор, только когда болею, либо перед сном.

— Наверное, у вас очень насыщенная событиями жизнь. Вам можно позавидовать, — художница вежливо улыбнулась.

Перед ней стояла нетронутая кружка пива. Пить она не хотела. Время от времени, она брала свой бокал и поднимала, а потом снова ставила на место.

— Антонио — очень богатый человек, Анна. Он живет в Мадриде. У него больная жена-инвалид, не встает с кресла. Ты представить себе не можешь, сколько он путешествует! Вчера он был в Африке, сегодня в Барселоне, завтра в Париж улетит.

— Да нет, я в Барселоне со вчерашнего вечера. Кстати, вчера с одним моим приятелем и его женой мы были тут в одном приятном местечке на плац де Грация.

— Анна, не спать!!!! — Хавиер постучал по столу стаканом с джин-тоником.

— Я тоже только что вернулась из Африки, — она подняла голову и улыбнулась.

— Мы плавали с друзьями в Тунис. Загорели. Вы, Анна, совсем беленькая, не загоревшая. Вот смотрите.

Он нагнулся и потянул брючину вверх, подняв ее до колена.

— Вот видите? — мадридец продемонстрировал загоревшую, волосатую ногу. — Я весь такой. На мне нет ни одного белого пятнышка!

Хавиер захохотал. Он отпил еще глоток и покачал свой стакан из стороны в сторону, позвякивая льдом.

— Я тоже такой же. Анна не понимает, глупая девочка. Быть загоревшим — это же модно.

— А в чем тут фишка?

— А в том, малышка, что это говорит о том, что ты можешь себе позволить в солнечное время суток не работать, а находится на солнце.

Анна строго посмотрела на него.

— Так вот почему твоя жена умирает от рака кожи. А я-то думала, почему она ходила все время в солярий!

— Да шутит она, не была она в Африке. А в Москве — какое солнце, они там в шкурах животных ходят! Снег, минус 20! Помнишь, у нас как-то шел снег, так никто не работал. Все смотрели, как снег падает, — каталонец звонко рассмеялся.

— Ну и что! Я зимой тоже катаюсь на лыжах в горах, по снегу. Приезжаю –весь черный!

Хавиер уже расстегнул пиджак и откинулся на спинку дивана. Он наклонился и потянулся через столик к Анне, взял ее за руку.

— Вон, вон смотри. Видишь, у стойки. В серых плащах. Это проститутки.

Стук каблуков заставил всех оглянуться на дверь. К ним шла пухленькая блондинка, на ходу расстегивая черную куртку и поправляя волосы.

— Привет, Антонио, Хавиер, целую.

Она чмокнула мужчин в щечки и села рядом с Хавиером в кресло, напротив Анны.

— Знакомьтесь, Мария, мой близкий друг. Анна. Что ты будешь пить? Я забыл вас предупредить, что Мария подойдет.

— Джин с тоником. А вы правда русская?

— Нет, — Хавиер рассмеялся, — она индеец.

— А что, в Москве так принято одеваться вечером?

Антонию, все не нравилось в Анне. От цвета кожи до цвета одежды.

— Вот посмотрите, я одет в черный бархатный костюм. Я купил его в Париже. А на Марии, вот посмотрите. Короткая черная юбка, черный топик. Обратите внимание на итальянский ремешок. Очень дорогой аксессуар. Туфли, тоже черные, на среднем каблуке. Это правила. Вы пришли в кроссовках.

— А если бы я тоже пришла в черном, как бы вы нас различали?!

Все рассмеялись.

Распевающий песенки трансвестит, наконец, подошел к ним. Мужчина был в роскошном парике блондинки. Губы были ярко красные, на глазах — голубые тени, щеки намазаны румянами. Пестрое платье, короткое и обтягивающее, вполне подходило к высоким каблукам.

Он улыбнулся и молча протянул красные гвоздики Анне и Марии. Девушки переглянулись. Не дожидаясь, когда они возьмут цветы, трансвестит воткнул их в кружки для пива. Хавиер неохотно потянулся за бумажником. Антонио сделал останавливающий жест.

— Я заплачу по счету, Хавиер. Я вас пригласил. Я вас и угощаю.

Он дал купюру артисту, встал со своего места и пошел к стойке расплатиться.

Артист, что-то тихо напевая, уселся на его место и стал помешивать гвоздикой в бокале мадридца. Он улыбался и не сводил глаз с Анны. Заметив, что испанец возвращается, он встал.

— До свидания, дорогие мои, до свидания, — пробормотал он и скрылся из бара.

Антоний спокойно уселся на его –свое место, вынул гвоздику из своей кружки и сделал пару больших глотков.

— Тут есть одно приятное местечко. Я был там вчера вечером. Спать еще рано. Я предлагаю сходить.

Анна вдруг засуетилась и сняла со спинки кресла свою куртку. Она достала из кармана фотографию и протянула ее мадридцу.

— Вот посмотрите. Тоже красивое местечко. Где вы думаете, может быть эта могила? Или, может, вы знаете кто это — Мария Анна Вагнер?

— Ха-ха. Я как раз сижу с вами — Анной и Марией.

— Да, но еще не на кладбище.

Антоний рассмеялся еще заразительнее.

— Ну давайте посмотрим вашу фотографию. А что это вас так интересует? Это ваша родственница?

Он взял фотографию и достал очки.

— Да нет, просто попалась фотография. Необычная могила. Хочу нарисовать с натуры у себя на картине и боюсь — как бы не было неприятностей с родственниками за использование имени.

— Да не слушай ты ее. Вот привязалась к какой-то могиле. Нет в ней ничего особенного. Просто сломанный крест.

Мария встала со своего места и присела на мягкой ручке дивана рядом с Антонио.

— Я знаю, что это за кладбище! Это тут рядом, около Барселоны, в Калеле. Оно прямо на море. Рядом. Практически на пляже.

— На пляже?

— Да нет, за изгородью, все как положено, просто море прямо за стеной. Там и правда классно.

— Ты хочешь сразу туда, или пока согласна подождать? Я предлагаю на сегодня более приятное местечко. Пойдете, или телевизор смотреть будете?

— А что за местечко?

Хавиер заметно оживился. Он уже давно допил свой джин и ерзал на кресле, как на углях.

— Во французском духе. Так что, идем?

— Конечно.

Антонио допил последний глоток пива, встал и подал Марии куртку и гвоздику. Хавиер вскочил и первым направился к двери. Вся компания последовала за ним следом.

Они вышли на улицу. Было темно и немноголюдно. В ночной Барселоне жизнь перемещается в бары. Компания разделилась на пары. Мария и Антонио шли впереди, Анна и Хавиер — за ними.

Мария что-то шептала испанцу на ухо, и тот громко смеялся. Она оглянулась.

— Тут недалеко. Ты знаешь, Хавиер.

— Так ты был там! Что это за место, Хавиер?

Анна тихо и настойчиво теребила каталонца за рукав.

— Увидишь, милая, увидишь. Я хочу показать тебя другим людям.

Он улыбался и обнимал её за талию.

Так, не спеша, они дошли до многоэтажной вышки. Воспользовавшись домофоном, вошли внутрь. Лифт. Анна не видела указатель этажа. Возможно, это был самый верхний, потому что лифт поднимался долго.

Просторный холл, и проход в полутемный зал. Все решено в черно-синей тональности. Справа барная стойка, впереди — пространство, обрамленное диванами, выстроенными по линии каре. Перед ними столики. За столиками — парочки, или компании. Все тихо, никто почти ничего не говорит, и только сверху в каждом углу нависают экраны с порно.

— Это что — порнокинотеатр?

Анна недоуменно оглядывалась. Хавиер засмеялся и озорно замахал своими пушистыми ресницами.

— Тише. Сейчас поймешь.

Процедура повторилась. Они сели за столик. Бармен принес джин с тоником. Напротив сидела парочка довольно солидного возраста. Он вздыхал, она неотрывно смотрела порно.

Наконец, Хавиер поднялся.

— Пошли.

Сбоку была небольшая дверца. Войдя в нее, они оказались в маленькой темной комнате-сейфе. Везде стояли металлические шкафы. Хавиер подошел к открытым.

— Хочешь идти дальше — надо раздеться.

Он засмеялся, снова игриво махнул своими ресницами-бабочками, и начал раздеваться. Он снял часы и положил их на верхнюю полочку в ящике.

— Ты можешь и кулон снять. Как только мы выйдем отсюда, тут же войдет служитель и все закроет. И твой и мой шкафчик. Тут люди такие драгоценности оставляют! Оляля…

— Так он что, за нами сейчас наблюдает что ль?

Хавиер опять засмеялся.

Он быстро стягивал с себя одежду и через пару минут стоял перед Анной абсолютно голый. Невысокий с покатыми плечами, он был более крепок к низу. Плотный живот, пухлые бедра, упитанный зад.

— Раздевайся, не бойся. Ничего страшного, увидишь кое-что новое, ты такого не видела никогда.

Анна стояла в растерянности. Он повернулся к ней и стал снимать ее куртку.

— Может я пойду спать? Я так устала сегодня, ты знаешь…

— То ты не боишься приключений, то бежишь от развлечений. Выбирай. Или ты со мной, или езжай в гостиницу.

Он расстегнул ее джинсы и обнял.

— Да пойми ты, неудобно теперь перед Антонио… уходить сейчас.

Она, наконец, включилась в процесс и быстро сняла с себя все до нитки. Аккуратно сложила в шкафчик и прикрыла дверцу.

Хавиер взял ее за руку и повел в глубь помещения. Там, за дверью, начиналась анфилада комнат, у которых не было дверей. Стены, потолок и даже пол были отделаны цельными зеркалами, почти все их пространство занимали огромные кровати. Можно было только войти, и лечь на кровать. Все было бело и зеркально.

— Пойдем, посмотрим.

Хавиер потянул Анну вдоль по коридору. Они шли и заглядывали в открытые комнаты. Там на кроватях лежали и двигались мужские и женские тела, в разных позах, позициях, положениях. Оболочки дрожали, сокращались мускулы, подрагивали груди и задницы.

— Тут можно только со своей девушкой, чужую женщину трогать нельзя. Поэтому по одному сюда не пускают. Ну, вот Антонио вчера был здесь втроем, с другом и его женой. Так можно. А одному нельзя. Вообще, соседнюю женщину можно только разве поцеловать, или потрогать, не больше. А, вон я вижу, Антоний прошел в третью комнату. Пошли к ним. Или ты еще к кому-то хочешь?

Он снова засмеялся и потянул Анну в третью комнату. Справа и слева, в проемах дверей извивались тела, постанывая и почмокивая, на каждой кровати было по две, а то и по три пары.

Мария и Антоний уже лежали поперек квадратного плацдарма, накрытого белоснежными простынями. Они оба были одинаково загоревшие, без белых следов от купальников и фиговых листков. Их тела темнели на белой поверхности и казались деревянными фигурками, выточенными из какого-то темного африканского дерева. Они просто лежали и не шевелились.

— Вот смотри, тут все продумано. Вот видишь? — Хавиер задыхался от гордости и восторга.

Рядом с кроватями лежали рулоны салфеток и упаковки презервативов.

— И вообще, ты знаешь, потрахаться на глазах у всех — это дорогое удовольствие.

Он сел на край мягкого матраса, обнял Анну за бедра и притянул к себе. Анна медленно положила руки ему на плечи. Он наклонился назад, и они оказались лежащими рядом с Антонио и Марией. Хавиер не сводил глаз с потолка. Зеркало наверху позволяло ему наблюдать за происходящим, не изменяя позы и не поворачивая головы.

Внезапно, Анна ощутила, что ее спину целуют. Еще какие-то руки заскользили у нее по рукам и плечам… И вдруг… Все изменилось. Стон, похожий на крик, прозвучал совсем рядом, почти у нее над ухом. Это не был стон наслаждения от прикосновения желанного тела. Звуки свидетельствовали о боли, и боли сильной. Судорожное движение рядом ощущалось в резких колебаниях матраса. Анна вскочила еще раньше, чем Хавиер разглядел что-то в нависающем над ним зеркале.

— Что случилось?!

Анна увидела корчащееся коричневое тело Антонио. Оно было спортивно и накачено, выглядело значительно моложе своего хозяина. Поджарое. Без лишнего жира, без свисающей кожи — этому телу точно нельзя было дать 50 лет. Если бы оно еще так жутко не извивалось бы сейчас перед ней в коликах какого-то приступа.

— Что случилось? — повторила свой вопрос Анна. — У него что, приступ какой-то?

— В ванну, — прошипело тело, катаясь по кровати и хватая ртом воздух.

Хавиер подхватил мадридца под локоть, Мария взяла его с другой стороны. Они вышли из комнаты — кровати. В конце коридора была туалетная. Его стоны только чуть-чуть превышали по тональности стоны, раздававшиеся из комнат. Вдруг мадридец остановился, скрючился и его вывернуло прямо на белый палас.

— Врача, надо врача. Хавиер, иди на рецепшн этого заведения. Тут наверняка должен быть и врач, раз тут все по высшему разряду

Она вытолкнула Хавиера из под испанца и усадила того прямо на палас. Антонио мягко обвис, прислонясь к белой стенке. Анна присела перед ним на корточки.

Подняла его голову.

— Антонио, вы слышите меня, Антонио!

— Плохо… тошнит… пойдемте… уведите меня отсюда… я не хочу, чтобы меня тут видели такого.

Его речь была невнятной, но быстрой. Он сделал еще несколько попыток заговорить, перемежающихся с судорожными движениями тела. Его снова вырвало. Анна оглянулась.

— Да что же ты еще стоишь?! Беги за врачом. Или вызови его.

Хавиер, наконец, сделал движение по коридору. Мария стояла рядом, сложив руки на груди крестом, как бы прикрывая ее. Ее белые волосы разметались по плечам, глаза были испуганы.

— Мария, принесите полотенце из туалетной комнаты. Намочите его только.

— А лучше два, — крикнула Анна уже ей вдогонку.

Из комнат на крики и стоны стали выходить люди. Все они были голыми. Разных возрастов. Они испугано смотрели на происходящее, не решаясь подойти поближе.

— Хоть кто-нибудь, среди вас есть доктор?

Никто не пошевелился. Люди стали уходить.

Анна стояла перед загоревшим, мускулистым телом на коленях, сама беленькая и хрупкая, и придерживала его за плечо, что бы он не упал. Он начал задыхаться.

— Антонио, Антонио, вы слышите меня?!

Антонио не пошевелился. Девушка снова подняла его голову. Глаза его были широко раскрыты. Зрачки расширены. Видно было, что он ничего не слышит и не видит.

Подошла Мария с двумя полотенцами. Анна обтерла мадридцу ноги, залитые рвотой. Прикрыла ему колени. Вдруг, пальцы испанца судорожно сжались, и он замер.

К ним подошел мужчина, наспех завернутый в полотенце. Присел рядом. Пощупал пульс.

— Похоже, это все… Он умер…

Он положил его вдоль стены.

Хавиер подошел к девушкам уже одетый. Анна резко встала и схватила его за руку.

— Бежим, — прошептала она ему на ухо.

— Опять?!

Хавиер отодвинул ее от себя.

— Теперь-то чего?

— Он умер!

Потапенко

Осеннее утро на подмосковных дачах выдалось суетливым. С раннего утра на 72 км от Москвы, на повороте с Волоколамского шоссе на грунтовую дорогу дачного поселка «Красный Октябрь», стояли встречающие. Председатель и сторож дачного товарищества ждали оперативно-розыскную группу. Две полицейские машины лихо развернулись и затормозили, заметив энергичное махание встречающих. Из одной из них вышел низкорослый и худенький человек. Круглые очочки, в тонкой черной оправе, сползали ему на нос. Такие носили в свое время деятели партии и революции.

— Хорошо, что встретили. Ваши дачи ни на одной карте не отмечены. Только в легендах, — обратился он к встречающим, протягивая руку. — Следователь Потапенко. Сергей Леонидович.

— Олег — председатель правления.

Председатель, Олег Павлович, неохотно пожал руку молодому следователю.

— Я — сторож. Николай Васильевич. Сразу хочу сказать, ничего необычного не заметил, не участвовал, не принадлежу, не состоял.

Сторож стоял, пьяно пошатываясь, и даже не пытаясь дотянуться до руки следователя. В темном рваном пальто, в ушанке, он, казалось, давно забыл, что такое парикмахерская и бритва, а может, и не знал этого никогда. Неровные пряди седых волос, вернее их клочья, свисали из под ушанки на лоб и опухшие веки и щеки Василича. В руках он держал авоську. В ней недвусмысленно позвякивало стекло. На ногах у него были валенки с галошами. Рядом стояли две собаки — пушистая серая в пятнах Машка и такой же как хозяин грязный, весь в клочьях — Мишка. Собаки преданно терлись у ног Василича, недоверчиво и подозрительно косясь на милицейские машины.

— Ладно, Василич, тебя никто и не спрашивает. — Олег Павлович дотронулся до плеча старика и повернулся к следователю.

— Вам на «седьмую» линию, а потом снова повернуть налево. И вниз, к лесу, до поворота. Там вас Зоя ждет. Это она труп обнаружила.

Следователь улыбнулся. Он наклонился к окошку машины.

— Ребята, поезжайте, начинайте, я сейчас подойду.

— Тут ведь недалеко уже? — он поднял лицо и посмотрел на председателя.

Машины медленно тронулись с места, пытаясь объехать ухабы и впадины. Встречный «нисан» затормозил всю полицейскую кавалькаду. Дорога была слишком узкой в этом месте, и, чтобы разъехаться, выезжающей машине пришлось подать назад.

— Повезло вам сегодня, всю эту ночь дождик хлестал. Ваши коллеги с Истры тут все прокляли и быстренько отсюда смотались. А сегодня — тишь, да благодать, да солнце светит.

Председатель растеряно смотрел на работника полиции, не зная, что говорить и что делать.

— Давайте пройдемся, вы мне расскажете, что знаете об этой девушке. Ну, и проводите, заодно, до места.

Следователь достал сигареты и предложил собеседникам. Сторож, наконец, протянул руку и взял одну, сунув ее куда-то за ушанку. Председатель покачал головой.

— Не, я уже не курю. О смерти пора думать. Пожить охота.

Потапенко закурил. В одной руке у него был планшет, другой, с зажженной сигаретой, он недвусмысленно показал на дорогу, предлагая пройтись.

— Что это за дачи? Чьи они?

— Ну, это старые дачи. От завода. Военного. Лопатки мы делали, для ракетных двигателей. Да вы сами посмотрите. Почти все домики своими руками построены, ну, кроме нескольких новых, что построили в последнюю пару лет уже.

Мужчины вступали на территорию поселка. Старый, покосившийся забор из горбыля то тут, то там перемежался новым, сплошным. Кое-где дырки в заборе прикрывались приложенными к ним проржавевшими спинками от старых железных кроватей послевоенных времен, или каркасами раскладушек.

— Значит случайных людей здесь нет? Если кто-то продать, например, захочет?

— Нет. Все идет через завод. Не заводские тут только дети заводских. Бывает, что запущенный участок стоит много лет, заброшенный и заросший. Вот как этот.

Он махнул рукой и показал на еле-еле державшийся забор из тонкого посеревшего штакетника. Сам домик, синий, похожий на собачью будку, и по размеру чуть-чуть побольше, уже наклонился на бок, как будто пережил сильное азиатское землетрясение. Крохотное окошко было мутным и серым. Сквозь него едва-едва подавала знаки жизни шторка.

Они поравнялись с глухим дощатым забором. Сторож приотстал и, звякнув стеклом в авоське, достал бутылку «клинского». Поколдовав над ней минуту, он отбросил пробку и жадно хлебнул пива прямо из горла.

— А как вы все это хозяйство охраняете? Вышки? Собаки? Карабинеры? Колючая проволока, электрический ток? Яд кураре?

Василич поперхнулся пивом.

— Ну а как же, все как у людей, не сомневайтесь. Вот Машка, вот Мишка. И ружье у меня есть.

— Это единственные ворота, через которые можно въехать на территорию дачного поселка?

Потапенко кивнул на оставшиеся позади столбы, с прикрепленным к ним металлическим шлагбаумом.

— Въехать — да, — председатель закашлял. — Но войти можно через калитку в поле, через калитку с просеки — там другие дачи, более позднего времени.

Василич поднял бутылку и отхлебнул сразу несколько глотков.

— Нее…, там сейчас уже нельзя войти. Я там все эти калитки позапирал. Игорь там железные калитки поставил — ну я их и запер. Но войти сюда — нет проблем. Через лес, через дыры в заборе. Через сам забор. А вышка у нас одна — водонапорная, да и та на ладан дышит. Скоро без воды будем сидеть.

Центральная линия поселка пересекалась боковыми ответвлениями. Перпендикулярные линии дорог шли вверх, к полю, и вниз, к лесу. Они поравнялись с 7 линией. Около поворота был ссыпан песок. Председатель облегченно вздохнул. Он остановился и махнул рукой вниз, к лесу.

— Ну вот, вам сюда, на 7 линию. Там вам Зоя все расскажет. Она нашла труп.

— А родственникам сообщили?

Следователь никуда не торопился. Он остановился у поворота дороги и мягко улыбнулся.

— Да, Зоя звонила вчера ее сестре. Та сказала, что сегодня утром подъедет.

— Все же расскажите мне, кому принадлежит участок? Расскажите, что знаете об этой семье. И давайте уж пройдем к дому.

Сторож еще отхлебнул из бутылки. Все тронулись вдоль заборов. Собаки не отставали от хозяина и внимательно изучали канавы и кусты, время от времени задумчиво оглядываясь и с сомнением поглядывая на следователя.

— Ну, что сказать, — Олег Павлович вздохнул. — Тут все все друг о друге знают. Нанизывается все друг на друга. Кто как живет, у кого трусы посреди цеха упали, у кого дочку убили. Бабку-то их все знали. Она в литейном цехе работала. Она и взяла участок, позже всех правда. Ну, там долгая история с родственниками у нее была. Потом вот все умерли, остались только сестры. Внучки, то есть.

— Значит это их дача?

— Формально — нет. Формально — дача записана на бабку. Они не стали возиться с документами и переписывать участок на кого-то из живых. Мать-то у них умерла давно, лет пятнадцать назад. В автокатастрофе разбилась. Девок-то — бабка растила, одна. Хотя мать тоже одна была, так их родила от разных мужчин. В последний год, правда, ей повезло. Замуж вышла. Удачно так! Сразу с мужем и дочками в Париж укатили. Бабка-то так радовалась за них. И вот, поди, как обернулось. Там она и разбилась вместе с мужем. В Париже как раз какие-то волнения были что ли, так даже тела ее не привезли, говорили- сгорело. Девочки сиротами одни вернулись… Он вздохнул.

Они подошли к лесу. Под фонарем были большие металлические ворота, выкрашенные черной краской. Около них стояли две полицейские машины. Здесь их ждала Зоя. Она была в розовой, с переливом, куртке, синих спортивных штанах, что продают на рынках по сто рублей за штуку, и огромных резиновых сапогах. На куртке была зеленая заплатка.

— Зой, вот, привел… рассказывай… как и что, — обратился к ней председатель. — А я, если можно, пойду уж. Не лежит у меня сердце на трупы смотреть.

— Слабонервный что ль? — низким голосом хохотнула Зоя.

Она была с непокрытой головой. Рыжие волосы были гладко зачесаны назад и собраны в смешной, маленький, высокий хвостик. Обручем, приглаживающим тонкие волосы, служила косичка из искусственных волос. В ушах были классические сережки с синим камнем, то ли остатки былой роскоши, то ли ностальгия по ней.

— А мне какого было тут… целую ночь… рядом с трупом. А может и убийцей… Одной!

Она смотрела свысока, и это было легко Она была выше всех своих собеседников на голову.

— У тебя же собаки, — председатель обернулся, уже готовый убежать подальше отсюда.

— У нее тоже была собака, — Зоя сдвинула брови и сурово посмотрела на хлипкого следователя. Она замолчала.

— Да, я читал рапорт об обнаружении трупа. Собака-то нашлась?

Потапенко смущенно посмотрел на женщину снизу вверх.

— Нет. Убежала, как дверь открыли… навылась… бедняжка.

Председатель нервно и суетливо переминался с ноги на ногу, готовый дать старт в любую минуту.

— Ну, я пойду пожалуй? Если понадоблюсь я всегда тут. На 8 линии. Зоя покажет.

Он развернулся и, не дожидаясь ответа следователя, смешно перебирая ногами и гребя руками как веслами, засеменил вдоль линии вверх, к централке. Через минуту его пятнистая военная телогрейка охранника-рыболова скрылась в проулке.

Сторож и следователь тоскливо посмотрели ему вслед. Солнце припекало, ветра не было, был отличный день бабьего лета.

— Как вы обнаружили труп?

— Да, я уже рассказывала, когда звонила в милицию. — Зоя недовольно фыркнула. — Собака выла двое суток. Ну, думаю, что ж такое, собака воет, свет Анька не включает, сама не показывается, даже собаку не выпускает. Пошла в окно посмотрела, а там она с кровавым лицом на диване лежит, не откликается. Глаз, и тот, только один. Жуть какая.

— Вы заметили, когда она приехала? С кем она приехала?

— Ну, я слышала шум машины. Два дня назад это было. На такси она любит ездить, от Истры-то. До Истры, значит, на автобусе, она говорила, а потом, такси берет. Тьфу, никак не могу о ней в прошедшем времени сказать.

— Понятно, значит, вы не видели — одна она приехала, или с кем-то?

— Да нет, не видела. У меня ж теперь забор сплошной. Не видно мне было.

— А вообще, она часто сюда приезжала?

— В последнее время реже, а раньше-то каждую неделю прикатывала.

— А с кем она приезжала? Вы хоть кого-нибудь видели?

— Ну, видела. Чего же, она — девка молодая. И с подружками приезжала, и с парнями.

В этот момент из-за поворота центральной линии выехало такси. Машина с желтой шашечной шапкой медленно приближалась к полицейским.

— Это, наверное, Дашка едет. Приучила ее сестра ездить на такси.

Зоя показала на приближающуюся машину.

— У нас тут больше никто на такси не ездит. Кроме этих двух сестер. Только они.

— Почему так? Дорого что ль?

— Ну, у кого деньги есть, тот на машине давно, а у кого нет — то какое же такси-то?

Машина плавно затормозила прямо напротив того места, где стояли Потапенко и Зоя.

Задняя дверца отворилась, и из такси вышла совсем молодая девушка. Высокая, с тонкой костью, она была одета ярко и модно. Серые брюки, с еле видимой полоской, отлично облегали фигурку. Белая, теплая, стеганая жилетка была надета поверх черно-белой полосатой кофточки. Белые сапоги явно не предназначались для путешествия в деревню. Клетчатая охотничья шляпка с небольшими полями и серым страусиным пером, и такой же клетчатый шарф выделяли бы ее в любой толпе. На руках у нее были перчатки — черные, с белыми силуэтами скелетных костей на внешней стороне. Небрежность, с которой она носила все эти вещи, говорила о привычке так ходить и вызывать изумленные взгляды.

Лицо ее было заревано.

— Даш. Зря ты все-таки приехала, не надо тебе все это видеть. Иди-ка ты ко мне. Я тебе валерьянки налью, а хочешь, чего-нибудь покрепче?

Та молча подняла голову и посмотрела на Зою.

— Да уж, — пробормотал сторож и достал новую бутылку «клинского». Выпитую он аккуратно положил в авоську.

Потапенко подскочил к Дарье и дотронулся до локтя.

— Пойдемте, вам надо и опознать вашу сестру, и посмотреть, нет ли пропаж в доме. Пойдемте.

— Да куда ж ты молодую девку тащишь такие ужасы смотреть?! Вот, ****ь, ничего не соображает. Я тебе все опознаю. Я хоть видела уже, и то как не своя хожу, спать не могу. А вещи она потом посмотрит. Труп хоть увези.

Следователь недовольно оглянулся к Зое и сторожу.

— Пожалуйста, повторите свои показания моему оперу, я сейчас пришлю его. Он должен все записать. Если что-то еще вспомните, подойдите ко мне, или позвоните.

Он медленно зашагал к воротам. Оглянулся.

— А вы не уходите, — обратился он вдруг к сторожу. — Вы мне понадобитесь немного попозже. Обойдем тут места возможного проникновения.

Даша и следователь вошли в открытую железную калитку. Густой кустарник наполовину перекрыл проход. Огромные стебли злотого шара были аккуратно связаны бечевкой и стояли коричневым засохшим тростником. У самого входа, прямо за воротами, возвышалась заросшая травой куча песка. Тут же были навалены ветки на остатки кострища. Тропинка не была выложена ни плитками, ни засыпана гравием. Следователь и Дарья шли по мокрому размякшему грунту, утопая в воде. Участок был не ухожен. Тут не было красиво подстриженного газончика, цветущих осенних клумб и каменных экибано. Небольшой кусок вскопанной земли — видимо тут сидела картошка — и опавший, зацветший, не выкопанный лук — вот все, что говорило, что земля не заброшена.

Старые, заросшие серым лишаем яблони делали сад похожим на декорацию к фильму ужасов. На полностью голых деревьях то — тут, то — там висели забытые яблоки, или же это было все, что народилось. Слева от тропинки стоял полусгнивший деревянный остов маленького парника. На горизонтальной перекладине все еще болтались обрывки грязного полиэтилена. Чуть подальше, ближе к соседскому домику, прямо у большого куста красной смородины, на котором в полном составе висели засохшие ягоды, наклонилось пугало, вернее то, что от него осталось — пестрый халат и ведро, надетые на перекрестие.

Забор между соседскими участками частично обвалился, хотя и болтался местами серым самодельным штакетником на ржавых железных столбах. Вместо забора густой стеной стоял бурьян. По участку вокруг дома медленно и сосредоточенно ходили оперативники. Дверь была на распашку. Трупу не было холодно. Потапенко вошел вслед за Дашей. Она сразу же пошла в следующую дверь и застыла на пороге.

При дневном свете покойница выглядела еще более страшно и нереально. Часть лица была сметена, оставшаяся вся была залита кровью, уже потемневшей и засохшей. Остановившийся глаз был выпученным и мутным. Даша вскрикнула и отвернулась.

— Почему у нее глаз такой мутный? — испуганно пробормотал она.

— Открытые глаза высыхают через час после смерти, — спокойно произнес стоящий позади нее Потапенко. — Вы узнаете сестру?

— Да, да, — пойдемте отсюда. — Даша сделал шаг в сторону, назад, вон из этой комнаты.

— Еще один момент на сегодня. Давайте вместе обойдем дом, и вы внимательно посмотрите и проверите, не пропало ли чего.

Даша презрительно посмотрела на маленького следователя.

— Да что тут могло пропасть?! Тут нет даже телевизора!

— Ну хорошо. Может, что-то поменяло свои места, сдвинуто, лежит не в том порядке.

Даша, повинуясь, вошла в большую комнату.

— Да тут всегда был бардак, — прошептала она.

Большая комната была и правда большой. Тут стоял диван, большой полированный стол в углу, журнальный столик и несколько стульев. Поверх шоколадного линолеума лежал старенький ковер зеленовато бежевых тонов.

— А это что за древность? — Потапенко кивнул на стенку.

Там висело колесо, черное, местами проржавевшее, очевидно выпиленное от чего-то более целого.

— Это часть от швейной машинки прадеда. Антиквариат.

На диване грудой были свалены журналы и книги.

— А это что такое?

Потапенко подошел к журнальному столику. На нем стояли пустые пластиковые коробочки и два бокала.

— А это из-под салатов. Мы в Истре покупаем готовые, — Даша даже не посмотрела в сторону стола.

— Да нет же. Бокалы. Их два. С кем ваша сестра поехала на дачу два дня назад?

Даша посмотрела на бокалы и расплакалась.

— Я не знаю, она ничего мне не сказала. Тут все как было. Ничего не изменилось. Что вы от меня хотите?

— А это что?

Следователь указал на растерзанную игрушку на полу.

— Доберман. А где собака? — ее голос впервые оживился.

— Как так получилось, что собака не залаяла на чужого? — Потапенко и не собирался отвечать на вопросы.

— Не знаю я, не знаю!

Даша устало опустилась на диван.

— Давайте осмотрим тут все до конца, а потом оперативники вас отвезут домой. А погорим уже потом. Позже.

— Это комната Шевчука, — она махнула головой на дверь, обтянутую черным бархатом. Встала. — Это бывший муж Аньки. Он приезжает иногда. А нам что, мы не против.

Комната была особенной, холодной. Большое окно выходило на север. Огромный, когда-то обеденный стол опять же был завален книгами, вдоль стен были сооружены полки для книг и альбомов.

— Тут все равно никто спать не мог. Холодно.

Свободные участки стен были обклеены картинками из плейбоя вперемежку с классической живописью и иконами. Диван в углу явно использовался как плацдарм для лишних одеял и матрасов.

— И он спит тут? — в голосе Потапенко зазвучали сомнения.

— Редко. Обычно идет спать наверх, в мансарду.

— А что там у вас наверху?

— Там моя комната, в которой я сплю, и танцевальный класс. Анька очень любила танцевать перед зеркалами. Она там себе балетную комнату сделала.

— Что значит сделала?

Девушка медленно поднималась по крутой лестнице на второй этаж. Тут был маленький коридорчик с двумя дверями.

— Вот. Смотрите!

Стену, противоположную двери, занимало большое окно. Оно не было занавешено шторами или ставнями. Противоположные стены были зеркальными. В углу, на двух брусках держалось круглое древко от лопаты. По всей видимости, это был балетный станок. Тут же, с потолка свешивалась синяя боксерская груша. На полу, валялись красные боксерские перчатки. Они отлично сочетались с красным ковром.

— А это кто дубасит? Бывший муж?

— Мы все понемногу.

Следователь посмотрел на тонкую и хрупкую девичью фигурку и первый раз улыбнулся.

— Вот тут он спит, — она показала на квадратуру матраса, лежащего в углу комнаты и накрытого голубым покрывалом.

Даша прошла в глубь комнаты к окну. Сверху были видны два соседних участка и проход в лес.

— Дааа…, не рижское взморье, уныло у вас тут как-то, — следователь поправил очки.

— Ну, соседи справа приезжают редко, раза два за лето, вот у них все и заросло. А левые — старики умерли, а парень, он пьет как собака, и сдавал тут прошлым летом дом хачам.

Забора не было и трудно было сказать с уверенностью, где проходили границы. На участке слева возвышались, по меньшей мере, три кучи мусора, не считая то тут, то там валяющихся старых мягких кресел, полусгнивших деревянных столов. Белое пластиковое кресло с одной ножкой, газовая плита послевоенного образца, два холодильника, и большой дырявый диван — вносили элемент исторической музейности в эту выставку хлама под открытым небом.

— У вас всегда все так было запущено? И кто занимался вообще участком?

— Шевчук весной копал. Немного. Картошку сажал. Чеснок и лук зеленый. Как бабушка умерла пять лет назад, так все и накрылось, и клубника, и вообще.

— А участок чей?

— Ничей. Земля и вода принадлежат только небу.

Даша отвернулась от окна и посмотрела на молодого, невысокого и хлипкого следователя. Он разглядывал качающиеся верхушки сосен.

— Да ну?!!! Поэтому люди и убивают друг друга за все это? Может вы не знаете истории?

— А вы знаете! — она фыркнула. — Настоящей истории не знает никто. Как можно знать настоящие причины того, что было тысячи лет назад?

— Я закончил юридический факультет МГУ. Мы изучали.

— А моя сестра просто разговаривала. И знает пять языков как русский.

— Хорошо, давайте закончим осмотр дома. Кстати, меня зовут Сергей Леонидович.

Сергей Леонидович отвернулся, наконец, от окна и пошел в соседнюю комнату. Дашина комната была чуть-чуть меньше танцевального зала и темнее. Тут было совсем пусто. Матрас на ножках с грудой одеял, кресло-качалка, и кресло-кровать. Все тут было в беспорядке. На креслах валялись вещи, брюки и куртки. Книги и журналы были не только на тумбочке, но и на полу. Смешные фигурки из киндер-сюрпризов попадались прямо под ногами, хотя место им было отведено на подоконнике. Лишь большие репродукции картин Дали вносили ноту порядка и органности в детский кавардак.

— А чашка чья? Это вы пили чай? — Потапенко показал на опрокинутую чашку на тумбе.

— Да не знаю я! Я ничего не знаю, — Дарья заплакала.

— Ну, хорошо. Хорошо, успокойтесь. Я это и без вас выясню. Идите к машинам, вас отвезут домой.

— Ну что тут, ребята? Хоть что-нибудь можно сказать? — Потапенко нацелил свои очки на место возлежания трупа.

У постели колдовал серенький, невзрачный, пухленький и маленький мужичонка. Он обернулся и перестал суетиться.

— Выстрел в упор. Мгновенная смерть, точнее смогу сказать как всегда, после вскрытия.

— По-моему, — следователь поправил очки, — самое главное тут вскрыто.

— Торопыга ты, очкарик, торопыга…

— А что, Николаевич, а может быть это самоубийство? — Потапенко плюхнулся в кресло у входа. Может мы просто записку не там ищем? Может дома есть записка?

Николаич захихикал старой шутке.

— Ну да. Ну да. Голова лежала на записке. Тело отсутствовало. А если ты серьезно, то оружия-то нет.

— Да, мало ли, унес кто угодно. Тут проходной двор какой-то, свалка, мусорка, помойка какая-то. Ходи и бери что хочешь!

— Да нет же, смотри, на столике перед зеркалом, чашка чая. Печенье лежит. Вазочка с медом. Ну кто будет гурманичать и пить чай с медом, чтоб потом разнести себе пол черепа, или собеседнику.

— Николаич, ты только глянь, — Потапенко рассматривал фотографии над креслом, — В комнате молодой девки фотки какие-то военного времени, а внизу, ты посмотри, нет, ты только посмотри, откуда это? Глянь, тут на фотке человек тысяча, и все голые. А тут рокерша какая-то, вряд ли наша.

Николаич подошел к креслу и нагнулся, чтобы получше рассмотреть.

— Дурак ты, Потапенко, во-первых, это не фотография, — он отогнул карточку от стены. — Вот смотри, это художественное фото — видишь? — Женевская галерея. Может она была там на выставке этого фотографа. Девка-то — художница. А во-вторых — если бы ты хоть немного умел строить временную цепочку, а не думал бы о… Бабка-то — старая была! Небось, это ее фотографии.

— Зато девки — молодые! Бабка умерла. А они сюда компании возили. А с кем, скажи, она тут коньяк пила? Тоже с ветераном войны?

Николаич выпрямился. Он посмотрел вверх. Над дверью висели денежные купюры кануна революции 1905 года.

— Вот, посмотри, это подлинные деньги. Наверняка из музея какого-нибудь. Старинные.

— Еще скажи ее из-за этих монеток убили, тоже старинные. Сантимы и еще что-то, песеты, кажется. — Петренко ткнул пальцем в обклеенный монетками голубой бархат.

Потапенко встал и сделал шаг к дивану.

— Не похоже, что рядом кто-то спал. Что скажешь? Она прямо посредине кровати лежит. Да и подушки все у нее под головой. Тело двигали?

Николаич застыл рядом и промолчал.

— Это получается, — Потапенко продолжил свои рассуждения. — Что кто-то вошел в дом, открыл дверь своим ключом, подошел тихо к ней пока она спала, и в упор выстрелил. Даже собака не гавкнула.

— Либо он приехал с ней, выпил коньяка, может даже усыпил ее, и пристрелил среди ночи. Спокойненько ушел и дверь закрыл. И опять собака не гавкнула.

Потапенко распирало. Он вышел в коридор и обернулся.

— В любом случае, это был знакомый человек! Которого знала собака!

Следователь вошел в большую комнату и застыл у стола. Николаич последовал за ним.

— Второй бокал — чистый. Видишь?

— Тогда она ждала кого-то. И поставила бокал. И собака его не растерзала.

— Ты лучше сюда посмотри, — Николаич был уже у окна. Он нагнулся и выдвинул из-под стола вместительный таз. Половину ёмкости занимал сухой корм для собак.

— Ну и что? Корм для добермана. Собака же была.

— Дело в том, что в мусорном пакете у входа, мы нашли три больших упаковки собачьего сухого корма. Все пустые. И посмотри, тут, — он показал под тазом. — Видишь? Ровный ободок пересыпанного корма. Значит, весь этот огромный таз до верху насыпали кормом.

— Так, погоди-ка, погоди-ка. Значит это не доберман слопал полголовы, — Потапенко засмеялся и присел перед столом. — Это же подтверждает как раз то, что я говорю. Убийца был знакомым. Пришел вместе, либо сам открыл дверь. Он не просто не испугал собаку, он ее прекрасно знал, и даже насыпал корма! Это либо сестренка — паинька, либо бывший муж, кто еще так мог заботиться о псе?

— Ну, интерпретация и объяснение фактов — твое дело. Мое дело — их найти.

Потапенко хмыкнул. Он встал и пошел к выходу.

— А что снаружи? — оглянулся он.

— Да полный погром, — Николаич остановился перед лестницей, ведущей наверх. — Столько натоптано, да еще после дождя.

— Пахать, крестьяне!

Потапенко хлопнул дверью дачи и бодрым шагом направился к железной калитке.

За воротами его ждала Зоя и сторож. Они тихо о чем-то говорили, сторож то и дело прикладывался к бутылке. Зоя не стала дожидаться, когда следователь подойдет ближе.

— Чего ж вы девку молодую потащили на изуродованный труп-то смотреть? — заорала она, как только его увидела. — Как она сегодня там одна-то дома будет?

— А какие у них отношения были? У сестер-то? Может она ее пристрелила?

Зоя даже покраснела от этих слов. Веснушки ярко выступили у нее на лице.

— Тьфу, даже говорить с тобой не хочу. Татарин. Ты девку что ль не видел? Кого она убить-то могла?

— Ну, дружка попросила убить. Как это обычно бывает.

Сторож опрокинул бутылку и вылил последние капельки себе в рот. Он бережно открыл авоську и аккуратно, чтоб не звякнуло, положил туда пустую бутылку, достал следующую.

— Да сколько же у вас там пива?! — Потапенко взял Высилича за руку. — Остановитесь. Нужно все-таки поговорить.

— Господин начальник, так разве пиво помешает? Было бы дело, а пиво правды не скроет, — Василич отхлебнул из горла и качнулся.

— Да, со сторожем вам и правда повезло. Здесь и мышка не проскочит.

— А ты что расхорохорился-то? — Зоя звонила явно не по чинам. — Знаешь анекдот такой есть об орле, к которому на плечо воробушек сел. Оглядывается наш орел, а тот косячок забивает и говорит — ну, что уставился?! За дорогой следи!

Следователь улыбнулся.

— Скажите мне, милые воробьи, из леса смог бы кто-то пробраться незаметно в этот дом?

Василич вдруг поднял руку с бутылкой и замычал.

— Он хочет сказать, — перевела мычание сторожа Зоя, — что со стороны шоссе, от просеки трудно мимо Игоря проскочить. Видите, двухэтажный дом? Там Игорь постоянно обитает. Он в лесу сейчас канаву прокапывает. Да там и пройти сейчас невозможно. Болото. А тропинку Игорь уничтожил: обрушил в свою канаву.

— А эта дорога куда ведет?

Следователь показал рукой на продолжение 7-й линии.

— Ведь это не к центральной линии она возвращается? Или она идет вокруг всего поселка?

— Нет, тут тупик, — внезапно заговорил Василич. — Тут как раз все открыто, и дорога выходит прямиком в лес без всякой калитки, или замка.

— И не живет никто в это время?

— Только наездами по выходным, — Зоя сменила гнев на милость.

— Ну что ж, пройдусь-ка я тут. Посмотрю что там.

Потапенко посмотрел на свои промокшие ботинки, ничего не прибавил и пошел по лужам. Собаки сторожа — Машка и Мишка грустно посмотрели ему вслед.

Дачи шли по обе стороны линии. Они располагались не ровно в линию, а хаотично, по внезапному импульсу владельцев, не считаясь ни со здравым смыслом, ни с желаниями соседей. По всей вероятности, застройка шла по принципу — кто первый построил. Тут были и новоделы. Один бревенчатый, покрашенный в черный цвет, с узорчатыми купеческими решетками на узких окошках, второй — небольшой, но красного кирпича, за почти кремлевской, тоже кирпичной, сплошной изгородью. Везде было пусто, тихо и мокро. Остатки листвы сыпались под ноги. Вот и последний домик. Дорога выходила в лес, трансформируясь в тропинку.

Самый крайний домик был явно осиротевшим и потерявшим хозяев. За натянутой сеткой стоял маленький обшарпанный сарай. Когда-то он был ядовито-синего цвета. Но сейчас стал почти серым, и только с подветренной стороны краска сохраняла свою ядовитость. Две двери рядом, одна из них была распахнута, и рваная грязная ветошь свисала наружу, прикрывая содержимое дома.

Потапенко обошел забор. Хоть и покосившийся, он был целый, и обе калитки были на замке. От леса, в глубь участка, шла небольшая примятость. Следователь потрогал замок, и он остался у него в руке. Ступая как можно осторожнее, он двинулся к дому. На тропинке, у самого порога валялось надкушенное яблоко. Он дернул закрытую дверь. Она даже не дрогнула. Тогда он поднял занавеску и заглянул в соседнюю половину сарая. У окна стояло раздолбанное кресло. На подоконнике лежала груда свежих окурков.

Вдруг раздался резкий звонок. Потапенко вздрогнул. Оглянулся. Звук шел от кучи прогрызенных мышами самодельных одеял, сваленных на железной кровати в углу халупы. Потапенко сдернул несколько тряпок. Под кучей ветоши на боку лежал мужчина. Небритый подбородок и грязная одежда умоляли о ванне и горячей воде. Сметенная черепушка и кровавое месиво вместо верхней части головы сожалели об упущенных возможностях помыться.

В кармане его драной рубашки пищал и посверкивал мобильный телефон. Следователь аккуратно салфеткой извлек вибрирующую технику на свет. На табло высвечивалась неопределенность номера. Он приложил телефон к уху.

— Алло.

— Кто это говорит? — раздался женский голос. — Вы кто такой?

— А кому вы звоните? — Потапенко поправил сползшие очки.

В ответ в трубке все стихло.

— Дурак, — раздался истеричный женский голос, и механические гудки оповестили об отбое.

— Весело, — пробормотал следователь и вышел из сарая.

Взрыв

Ирина проснулась поздно. Завтрак уже кончился, и было бесполезно торопиться вниз. Она медленно поднялась и пошла умываться. В ванной не было даже мыла.

Натянув джинсы и кроссовки, девушка вышла из номера. В гостинице было все так же пусто. Пропустив завтрак, она потеряла шанс рассмотреть обитателей номеров.

Переулок тоже был пустынен. Так же, как и вечером, стайка арабских парней стояла в своих пестрых хламидах недалеко от входа. Они радостно, как старой знакомой прокричали что-то Ирине. Солнце было уже высоко и становилось жарко. Вечерний песчаный ветер утих, но все равно его порывы время от времени заставляли закрывать глаза.

Девушка медленно шла к началу переулка. Она заметила там вчера небольшой магазинчик со стандартным набором товаров. Крошечная лавчонка была набита всякой всячиной, начиная от зубной пасты и заканчивая ракушками и карандашами. Она вязала бутылку воды, мыло, зубную щетку и пасту, две шоколадки. Парень на кассе долго считал и путался. Наконец, она вышла. Оглянулась. На самом углу улицы разместилась чайхана. Пара столиков стояли на улице. Над ними не было ни зонтов, ни навеса. Прямо под солнцем за одним из них сидел пожилой араб. Глаза его смотрели грустно и меланхолично. Белоснежная одежда казалась роскошью в этом грязном уголке вселенной. Складки голубовато-белого шелка красиво падали прямо на грязную и пыльную мостовую. Перед ним стояла чашка с чаем.

Ирина посмотрела на него, посмотрела на его чашку, и повернулась в сторону чайханы.

Она села за столик, положила свой пакет на соседний стул и закрыла глаза.

— Чай? Кофе? Кальян?

Звук изломанной русской речи заставил ее вздрогнуть и открыть глаза. Перед ней стоял служитель местных гурманов и предлагал свои услуги.

— Чай. Почему ты говоришь со мной по-русски?

— На всякий случай, — он засмеялся и убежал.

Через пару минут он появился со стаканом чая.

— Имбирный чай. Попробуйте. Вы пробовали? Очень вкусно! Главное очень полезно. Пробуйте!

Он тарахтел так, как будто его «ентер» заело.

— Хорошо, хорошо, только не тарахти.

Ирина отпила глоточек. И тут же открыла рот и задохнулась. Чай обжигал. Но не температурой. Он был острый, перченый, черти какой.

Мальчишка весело засмеялся.

— Я же сказал — попробуйте. Понюхайте. А вы сразу глотать. Крокодил что ль?

— Что это такое? — Ирина продолжала хватать воздух ртом, пытаясь потушить пожар.

— Имбирь. Очень полезно. Я же сказал… Да вы понюхайте, а потом пейте. Медленно, по глоточку. — Он опять весело засмеялся и быстро убежал во внутренние помещения.

Ирина откинулась на спинку пластикового стула и взяла чашку с огненным чаем. Поднесла к носу. Пахло вкусно. Медленно прикоснувшись губами к краям, она глотнула совсем чуть-чуть.

— А вы не торопитесь, — белоснежный араб за соседним столиком тоже засмеялся. — На самом деле, это только в первый раз кажется, что чай перченый. Потом привыкаешь и уже не можешь себе представить чай с каким-то другим вкусом.

— А это правда, что имбирь лечит простуду?

— Вы полагаете, что мы все тут простужены?! — снова засмеялся араб.

— Не знаю, — пришел черед улыбнуться девушке. — А зачем вам тогда такой острый напиток?

— Понятия не имею. Мы его не выбирали. Он выбрал нас.

Тут уже они засмеялись вместе.

— Я — Альмар. Можете называть меня Маром.

Одно мгновение девушка колебалась.

— Ирина.

— Вы колебались. Придумывали имя?

— Нет, просто забыла его. Сейчас сделаю второй глоток и забуду все остальное, — она смело подняла чашку и отпила изрядную порцию имбирного чая.

— Вы, русские, ни в чем не знаете меры, — араб сказал это серьезно и даже не улыбнулся.

— Просто у нас нечего мерить. Нет ничего.

— Ирина, вот ты где! — громкий голос вчерашнего знакомого раздался почти над ухом.

Араб сидел наискосок от нее, и каждый раз она поворачивала голову влево, чтобы видеть его лицо. Голос у нее над головой заставил ее вздрогнуть.

Ирина оглянулась. Сергей с его вчерашним черноусым другом стояли прямо за ее спиной. В шортах и серой полосатой майке он улыбался и выглядел бодро.

— Вот видите, я вас не обманула, меня правда Ирина зовут, — она, как маленькая девочка, заискивающе посмотрела на солидного араба. — Они меня знают, видели мой паспорт, я вам не наврала.

— Ты уже знакомиться начала? — Сергей уселся за ее столик. — Даже без завтрака? Или вместо?

— Я еще зубы не чистила.

— И уже пьешь имбирный чай! — он посмотрел на ее стакан.

Черноусый стоял рядом, не проявляя беспокойства, не суетясь, и даже не пытаясь сесть рядом.

— А ты бы хотел, чтобы я с утра курила кальян? — Ира улыбнулась. — Лучше познакомьтесь. Альмар, — она махнула рукой в сторону араба, потом кивнула на рыжего. — Сергей.

Взяв пакет со своими покупками с соседнего стула, девушка положила его прямо себе под ноги.

— Я — Алеша, — черноусый развернул освободившийся стул в сторону соседнего столика и плюхнулся на него.

Подбежал мальчонка — араб. Мужчины тоже взяли себе по чашке имбирного чая.

— Откуда такой белоснежный шелк в грязном переулке Хургады?

Вопрос Рыжего усача звучал резко и вызывающе. Он обращался к Ирине, но его слова явно были адресованы великолепному арабу.

— Я не знаю, — Ирина испуганно посмотрела в сторону Альмара.

— Наверное нефть? Или оружие? — Алеша вдруг вступил в разговор.

— Да нет, я просто парикмахер. Простой парикмахер из Каира.

Усачи дружно заржали. Ирина строго посмотрела на них.

— Ну, чего вы ржете-то? Может человек просто умеет считать и знает во всем меру. В отличие от нас, — она не смогла удержаться, чтобы не подколоть величественного араба.

— А нам есть что считать? У арабов — нефть прямо из песка идет.

— Я египтянин.

— А Египет просто кишит сокровищами. Пирамиды, помидоры, Тутанхамон, чаша Грааля, говорят, тоже в Каире находится.

— Ага, прямо под пирамидой Хеопса.

— Ну хватит, наконец, говорить ерунду. — Ирина взмахнула рукой и поправила волосы. Малахитовые фигурки на браслете гулко звякнули друг о друга. — В конце концов, у нас тоже есть нефть. Разве эта дурацкая война не выгодна нам? Она заставляет американцев покупать нашу нефть!

Черноусый Алеша протянул руку через столик и схватил ее за левое запястье.

— Ирусик! — Сережа облокотился щеками на обе свои ладони. — Ирусик! Это так мило выглядит, что ты ничего не знаешь. Ну, абсолютно ничегошеньки!

— Откуда у тебя этот браслет? — Алеша продолжал держать девушку за запястье. — Я точно помню — точно такой же я видел вчера у мадам в нашем джипе. Правда у нее он был на ноге. Но ее нога была у меня прямо под носом.

— Я нашла его вчера вечером у себя в подушке.

— А ты имеешь представление, что чужие вещи нельзя носить? — Алеша явно разозлился не на шутку. Он крепко сжал ее руку.

— Ну ты спросил. Не видишь, Ирусик у нас, как овца на Шипке, ничего не понимает, что происходит, только глазами хлопает.

— Теперь ты ее вообще ошарашил… Теперь тебе надо будет объяснить, чего овца там оказалась, и что такое Шипка.

— Да перестаньте же! — Ирина вырвала свою руку и встала. — Что я должна была делать с этим браслетом?

— Попытаться найти хозяина, — Алеша был непреклонен. — Минимально. Ты что же, не узнала его?

— Узнала. Но где же я ее найду?

— Отговорки. Надо просто позвонить нашему куратору, что вчера нас развозил, и все дела.

— У меня нет мобильника.

Сергей присвистнул.

— Здорово ты ездишь в турпоездки. Чувствуется опытный турист. Без зубной пасты, щетки, мыла и мобильника.

— Ну, не важно, — Алеша уже достал свой телефон и набирал номер. — Сейчас все узнаем. Я помню в какой отель ее везли. Алло, — заорал он в трубку. — Скажите, вчера вы везли девушку в «Гейсум». Как ее имя, и в каком номере она остановилась? Дело в том, что у нас были одинаковые сумки, и я только сейчас обнаружил, что у меня ее багаж. Да, да, а у нее — мой. Да, разумеется, я сам к ней подъеду. Имя только скажите.

Он замолчал и сосредоточено слушал.

— Ну, все в порядке, можем трогать. Она в «Фараоне».

— Ты же говорил, что в «Гейсуме», — Сергей неодобрительно посмотрел на него. — «Гейсум» -то как раз рядом, за изгородью.

Алеша встал и придвинул стул к столику.

— Да ее туда вчера и завезли. Но утром она сказала, что недовольна, что ей там все не нравится, даже завтрак, и попросила увезти ее оттуда. Выбрала — «Фараон»

— Ну пошли, только где это? — Сережа тоже встал.

— Я могу вам помочь, — Альмар тоже поднялся, и его белая до голубизны сутана снежными складками заструилась вдоль тела. Теперь он уже не казался таким солидным и внушительным. Тонкий шелк ничего не прибавлял к его щуплой фигуре.

Ирина тоже встала и засунула руки в карманы джинс.

— Все это очень хорошо. Мы бедные и честные люди, все у нас честно и благородно, мы не даем на чай, не подаем нищим, мы ищем хозяев подкинутых браслетов.

Все смотрели на нее с недоумением, желая понять, к чему она клонит.

— На чай может давать и не обязательно, но ЗА чай — надо заплатить.

Она оглянулась к заведению и громко позвала парня. Все засуетились. Расплатившись, русские обернулись к египтянину.

— А чем вы можете помочь? — обратился к нему Алеша.

— Советом. Садитесь на маршрутку и скажите шоферу название отеля.

— Эх, лучше бы материально, — Сергей был разочарован. — Пошли. Приятно было познакомиться.

Ирина кивнула Альмару, и трое русских пошли ловить на дороге маршрутку. Оглянувшись уже у дверей машины, девушка успела заметить, что египтянин говорит по телефону. Он был очень сосредоточен, брови сдвинуты, и глубокая складка образовалась у него между бровей.

Рассевшись кое-как в тесной маршрутке, они объявили шоферу свое место назначения.

— А почему ты говоришь, что Грааль в Каире? — Ирина сидела напротив усачей. Они оба засмеялись.

— Ты еще и Грааль собираешься прихватить из этой турпоездки? Деловая девочка! Вместо мобильника себе в кармашек Грааль положить! — Сергей вытаскивал из кармана рваные местные купюры для шофера.

— Как это — в кармашек?! Это же не какие-то документы!

— Это еще что за новости? Скажи, Ириш, ты хоть о чем-нибудь имеешь представление?

— Ну, так у Дэна Брауна в «Коде да Винчи»…

— Ах, господина Брауна… Ну… ты еще Фоменко вспомни, иль Резуна-Суворова. Жуть!

— Почему вы над всем издеваетесь? Это солидная книжка.

— Скажи еще — в твердой обложке… Эх, Ирка, в книгах много чего пишут, как и на заборах… А за забором вряд ли что-нибудь найдешь, акромя картофельных очисток.

— Ну, спорьте — нет, а у Леонардо да Винчи в «Тайной вечерне» и правда женщина нарисована! — девушка отвернулась к окну.

— Браун — аферист и выдумщик. Извратил идею, только и всего. Тщательно выпестовал свою ахинею, разгладил и полил историческим соусом.

— Откуда ты знаешь? — Ирина снова повернулась к нему. — Может это правда какие-то документы, легенды, карты?

— О, я чувствую наша беседа свалится на столь опошлено — популярный орден тамплиеров… угу… потом ты спросишь — а где же все-таки золото Тамплиерское, далее — кто такой Живечь Гразинский и Самуэль Рауфф… и пошло… и поехало…

Маршрутка начала высаживать пассажиров, набранных в Хургаде. Она часто останавливалась, туристы толкались, пробираясь к выходу. Дверца то и дело хлопала, шофер ругался.

— «Фараон» — объявил он и затормозил.

— О, это же наш хоутель, — Алексей выпрыгнул из маршрутки. Сергей и Ирина замешкались.

— Что случилось? — Алексей стоял и держал дверь.

— Да ничего, просто напрасная затея. Вряд ли это ее браслет. Как он оказался в моей комнате?

Ирина сидела в глубине маршрутки и не собиралась выходить. Шофер начал орать что-то по-арабски, и черт знает каком еще языке. Но и так было ясно — он ругается.

— Давай, давай, выходи. Разберемся, — Сережка потянул ее за руку. — Или ты дальше поедешь?

Она вышла, и машина тут же газанула. Вокруг была пустыня.

На другой стороне дороги за забором находился оазис. Огромные ворота открывали вид в другой мир, зеленый, с теннисными кортами и голубыми бассейнами, с кустарником и зелеными лужайками. Над всем этим великолепием возвышалась гигантская стеклянная пирамида отеля. Выглядел он роскошно. Вся компания медленно шла к пропускному пункту.

— Вооо… У Брауна тоже… пирамида. Там у него заканчивается так, пирамида, но не египетская, а парижская. В Лувре. А под ней — спрятан Грааль, — Ира с восторгом смотрела на великолепный отель.

— Ирусик, дорогой, прекрати приводить в качестве доводов писульки Брауна. Его художественный вымысел не имеет ничего общего с исторической действительностью.

Они миновали пропускной пункт и шли теперь мимо теннисных кортов. Один из них был занят молодой и красивой парой. Высокий, загоревший парень с мускулистыми ногами и изящная, но проворная женщина ловко и красиво посылали мяч навстречу друг другу.

— А вы-то откуда можете знать? Может эти документы и правда там?

— Какие документы?! — Алексей уже почти кричал. — Ты что? Ты же умная девочка, ты себе вообще чашу Грааля визуально как представляешь?

— Я уже не знаю. Никак не представляю. Сокровище!?

— Ну, здрасьте, приехали… Иосиф Аримофейский собрал в кубок (чашу) кровь Христову, когда Христос был распят на кресте. Эта чаша (кубок представляешь себе?) — и есть Грааль. Считается, что это величайший АРТЕФАКТ исторического, религиозного и оккультного значения! Только представь себе — чаша с кровью Христа! Туринская плащаница наделала столько шума, а тут — Грааль!

Вся компания подошла к гостинице. Пять звезд красовались прямо над входом.

Зеркальные двери бесшумного разъехались в стороны. Отполированный до зеркальности пол отражал прозрачную пирамиду, устремившуюся вверх хрустальным шатром.

В просторном холле лениво двигались загоревшие туристы. В огромных креслах сидели выезжающие с сумками и чемоданами. Верх вела блестящая лестница с латунными отполированными перилами. Она заканчивалась смотровой площадкой, для обозрения всей картины в целом. Внизу стояли столики. Именно тут происходил процесс принятия пищи во время завтраков и обедов.

— Так, — Сергей огляделся. — Нам-то нужен рецепшн. Воот.

Он быстро пошел к стойке с ключами и маленьким арабом, разговаривающим по телефону.

— Так, я что-то поторопился. Алеш, давай сюда. Вся инфа у тебя, — он прокричал это немного отставшим спутникам.

— Послушайте, а что вы хотите? Вызвать ее по телефону что ль? — Ирина с удивлением посмотрела на усачей. — Так она и выйдет к вам. К нам, то есть. Давайте найдем ее номер и дернемся туда. Вдруг повезет, номер окажется открытым, и мы сможем без лишних разговоров подбросить ей ее браслет!

Рыжий и черный с удивлением посмотрели на нее.

— Тьфу ты, растудрить твою в качель! Это все вчерашний коньяк, наверное. Так… Заново… Что требуется? — Сергей уставился на черного.

— Ну, ты внимательнее зри. Требуется вернуть браслет по ходу, выяснив ее ли он вообще, держа под прицелом главную линию — на фик она там шныряла?

— По любому, вызывать ее не стоит. Пошли к номеру. — Серега двинулся к проходу, ведущему к главным корпусам отеля.

— Так номер-то какой? Что молчишь-то?

— «189».

Они вышли на открытую веранду, вдоль которой размещались номера. Корпус тянулся полумесяцем. Коридор был доступен с одной стороны ветру и солнцу, и можно было, по желанию, пройти в главный корпус, либо спуститься вниз, к бассейнам.

— Вот, — Сергей внезапно остановился. — Вот «189». Стучать?

— Нет, перестукиваться. А зачем тогда пришли-то?

Алеша стукнул несколько раз в дверь. Подождал. Потом повторил свой стук, но уже более настойчиво и громко. Наконец, он громко попросил открыть. Никто не отозвался. Все молча переглянулись.

— Что теперь? — Ирина с тоской посмотрела на водную рябь бассейнов. — Пойдем, поищем ее на территории. Узнаем ее вряд ли, но хоть прогуляемся.

— Почему не узнаем? Тебе что, браслет жаль? — рыжий улыбнулся.

— Потому что трудно узнать человека без одежды, если видел его всего один раз и прикрытого по всем параметрам.

— Не очень-то она и прикрыта была вчера. А ты вообще только сокровища видишь. По браслетам людей узнаешь.

Сережа двинулся по ближайшей лестнице вниз. Остальные побрели за ним. Ирина подняла руку с браслетом и тряхнула малахитовыми фигурками.

— Рослин. Там наверняка сокровища. В английской церкви.

— Какая еще церковь? Какие сокровища? Все реквизировано!

Алеша подошел к большому павильону из матового стекла и заглянул в дверь.

— Ребята, да тут закрытый бассейн с джакузи! — крикнул он. — Кто хочет искупаться?

— А нас не попрут отсюда?

Ирина и Рыжий тоже вошли за ним внутрь. Крыши не было. Стены матового павильона надежно закрывали от сильного и холодного ветра. Солнце освещало бассейн и лежаки. Вода бурлила и пенилась. Никого не было.

— Так, я купаюсь.

— Я тоже.

Усачи подошли к одному из лежаков и стали дружно стягивать шорты. Они вместе прыгнули в бурлящие пузырьки.

— Вау, а водичка-то, с подогревом. Блаженство! Залезай! Только не говори, что у тебя купальник вместе с мобильником.

— Ну вот еще! У меня его и не было.

Ирина стянула джинсы и футболку. Белый кружевной лифчик и белые обычные трусики вполне соответствовали месту похожему на большую домашнюю ванну. Она спустилась по ступенькам и побрела туда, откуда вырывались пузырьки.

— По четыре раза проплывем и сохнем, идет?

Алеша, не дожидаясь согласия остальных, начал считать круги. Ирина развернулась спиной к источнику бурления и повисла на барьере. Она закрыла глаза и подставила лицо солнцу.

— А может Грааль — это вообще пра пра пра внучка Христа? Браун тоже что-то такое говорит. И потом, был еще какой-то Грааль у короля Артура, который успокаивал своих рыцарей, чтобы не порубали друг друга за круглым столом.

— Не какой-то! — Алеша остановился. — Не какой-то, а именно этот. Но это просто приукрас в мифологии бриттов, только и всего.

Ирина открыла глаза.

— А ты-то откуда знаешь все это?

— У нас преподавали. Например, академик Соловьев (не путать с историком) утверждал, что Грааль, оперирующий в культе рыцарства и саксов, есть не что иное, как элемент укрепления сомнительно — разрозненных фактов.

Девушка первая поднялась по ступенькам. Она пододвинула пластиковый лежак на солнце и с удовольствием вытянулась на нем.

— Хоть песок смыли. Пустынный. А то пылищи-то на этом курорте, как в шахтах.

— Ты что, в шахтах была? — Сергей занял соседний лежак.

— Ну да, под Рослином. Британский Грааль искала.

— Да не было никогда у бриттов Грааля! Это миф, воспетый рыжими островитянами. Чушь собачья!

Алексей шумно выбрался из воды, подтянувшись на бортик прямо около них. Он придвинул еще один лежак и уселся, облокотившись на колени.

— А чего ты вообще к Граалю-то привязалась?

— Да так, к слову, чтобы разговор поддержать. Говорить о браслете что ль?

Она не успела произнести последнюю фразу, как в купальню вошла вчерашняя девушка. Она была в розовом купальнике. На ногах были прозрачные пластиковые шлепки. На плечо было наброшено полотенце. Соломенные волосы были собраны, как и вчера, в высокий хвост.

Она вошла, ни на кого не посмотрев, и бросив полотенце на ближайший к входу лежак, прыгнула в воду. Именно прыгнула, как делают это маленькие дети.

— Давай ты, с нами она и вчера не разговаривала, — Сергей приподнялся на лежаке и дотронулся до плеча Ирины.

Ира недовольно посмотрела на него и встала.

— Вы знаете, вы вчера не потеряли свой браслет? Мне кажется, что я нашла именно ваш браслет. Посмотрите.

Она расстегнула застежку, и протянула девушке звенящую малахитовыми фигурками серебряную змейку. Та молча посмотрела на него, потом на Ирину. И покачала головой.

— Это не мой.

— Как же так? У вас вчера на ноге был точно такой же. Может вы просто не заметили, что потеряли? Может посмотрите?

— Не было у меня такого браслета. Вы просто меня с кем-то перепутали.

— Послушайте, — Алеша не выдержал и вступил в разговор. — Еще скажите, что это не вы вчера прилетели вместе с нами!

— Именно так и скажу.

Она быстро поднималась по ступенькам бассейна. Завернувшись в полотенце, не сказав больше ни слова, и не посмотрев на Ирину, она вышла из купальни.

— Похоже, девушка привыкла говорить только с принцами крови.

— Сейчас она натравит на нас администратора. Одевайтесь живо!

— Чертовы буржуи, — пробурчал черный усач, натягивая шорты на мокрое тело. — Даже высохнуть не успел.

— Ну, не замочат же они нас.

Сергей прыгал по краю бассейна, пытаясь попасть в штанину...

— А может просто передать через рецепшн? — Ирина подбросила на ладони звенящий браслет. — Я, конечно, и правда ничего не знаю, но вы-то что думали, что если это ее браслет, она что скажет вам? Что уронила его в моей комнате что ль?

Усачи молчали.

— С чего мы вообще сюда притащились-то?

— Ну, узнать умеет она разговаривать или нет.

— Ну, да. Ладно пошли отсюда.

Они медленно двигались по асфальтовым тропинкам, обсаженным с двух сторон густым высоким кустарником. Мимо то и дело проходили загоревшие туристы в шортах и купальниках. Все это напоминало игрушечный лабиринт, в котором петляли тропинки.

— Нет, раз уж мы сюда приехали, мужики, давайте под дверь подсунем и убежим, — Рыжий был настроен решительно.

— Да тебе лишь бы только куда-нибудь подсунуть. — Алешка хмыкнул в усы.

— Ну, хорошо, хорошо, только поехали отсюда, — видно было, что девушке надоела эта история. — А браслет выбросим.

Внезапно за кустами с соседней дорожки стали махать руками и орать:

— Серый! Бобер! Да посмотрите же вы направо! Что же такое, оглохли что ль?

Мужчины послушно посмотрели направо. Ирина тоже. Там, над кустами отчаянно жестикулировали трое.

— Вот это встреча! Не успели расстаться, как снова встретились.

— Так, давайте-ка пролезайте сюда.

— Ну, уж нет, с нами дама, она не солдат — через кусты пролезать.

— Тогда быстро проходите вперед. К бару. Чего тут ошиваетесь?

— Нет, я просто удивляюсь, как вы в Афгане выжили, такие здоровенные, — Алеша пытался пролезть через кусты.

Наконец, дорожки соединились и компании встретились.

— Идем в бар, чего тут по дорожкам ходить. Встречу отметим.

— Естественно пошли, только надо одну штуку вернуть, мы собственно, для этого…

Они поднялись по лестнице на открытой веранде. Поравнявшись с номером, они не стали снова стучать. Алеша положил браслет на пол и просунул его в щель под дверь расческой. Затем он поднялся и прислушался: все было тихо.

— Зачем лысому расческа? — обратился он к остальным. — Чтобы быть полезным членом в обществе!

— Ребята, а вы точно не бомбу под дверь подсунули? — самый высокий в клетчатой рубахе был самым загорелым.

— Бомбу мы приготовили для тебя.

— Так, ну пошли. Посмотрим, что за бомба.

Вся толпа вошла в холл. Тут все так же сидели отъезжающие, ожидавшие прибытия трансфера.

— Анютка! — внезапный крик привлек всеобщее внимание. Ирина вздрогнула и посмотрела в сторону самого дальнего кресла. Там сидел невысокий, лысоватый парень. Он отчаянно махал ей руками. Рядом с ним стояли две сумки и что-то завернутое в бумагу, большое и фигуристое. Она сделала парню знак рукой и обернулась к спутникам.

— Кажется, это меня. Я сейчас приду.

Не дожидаясь ответа, она быстро пошла к махавшему ей руками парню. Приблизившись, она чмокнула его в щечку и уселась рядом.

— Ну, это надолго, — Сережа с тоской посмотрела на сцену встречи. — Пошли ребята, чего время зря терять на чужие нежности.

Подмигивая и посматривая на Ирину, все прошли вглубь пирамиды, в ресторан.

— Дань, ты уезжаешь сейчас? — Ирина дотронулась до его руки.

— Да, вот и автобус, черт, не успели поговорить.

Девушка вскочила и засуетилась перед ним.

— Послушай, у тебя деньги остались? Одолжи мне, у меня украли все. Не знаю, как домой вернусь.

Парень медленно поднялся с кресла.

— Ну не знаю. У меня же карточка. Сейчас посмотрю.

Он полез в карман и вытащил наличку.

— А сколько тебе?

— Господи, а сколько есть-то?

— Здесь пятьсот.

Она взяла у него купюры и засунула их в передний карман джинс.

— Мне еще мобильник нужен, — она с надеждой посмотрела на него.

— Ну, нет, дорогая моя, мне и самому он нужен, тут все телефоны, все номера, и я жду важного звонка сейчас.

Он уже шел в сторону выхода. На одном плече висела сумка. В правой руке у него был сверток. Ирина семенила рядом с ним, обгоняя его и пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Ну пожалуйста, Дань, мне очень нужно, я тебе все перепишу. Дай мне свой мобильник, мне здесь не купить, да и не на что.

— Нет, сказал, не могу, значит, не могу.

Данила закладывал свои вещи в автобус. Он посмотрел с сомнением на сверток и тоже положил его в багажник.

— Ну, все, рад был встретить, я и не знал, что ты в Африке.

— Ну, дай хоть позвонить. Только один звонок.

— Какой звонок, Анютка?! Автобус ждет! Я улетаю сейчас, — он стоял у открытого автобуса. — Ну, все, пока.

— Послушай, позвони сестре тогда сам. Позвони прямо сейчас. Скажи, что видел меня. Прямо сейчас позвони. В автобусе. А то потом забудешь.

— Ладно.

Автобус поглотил его провалом, закусив еще несколькими туристами, закрыл двери и медленно тронулся к воротам.

Ирина снова вошла в огромную стеклянную пирамиду.

В ресторане шесть человек — встретившихся ветеранов Афгана — не смогли поместиться за одним столом. Они сдвинули два и шумно пожирали сосиски. Девушка была встречена громкими возгласами.

— Анютка!!!! Вот где собака зарыта! А я-то думал, что в этой девушке мне не нравится. Оказывается — ее второе имя! — Сергей пододвинул ей стул.

— Слабоостроумие. Лучше сосиски мне закажите.

— Лучше? Лучше чего? Мы просто даже не знаем, как теперь тебя называть. Можно я буду тоже звать тебя Анюткой?

— А я — Ириной. — Алеша проглотил кусок.

— Звать можно. Только куда?

— Так я не понял, ты что, крещеная что ль?

— Нет, я мусульманка. Разве не видно? Я с нефтью.

Все замолчали и удивленно посмотрели на нее.

— Так, стоп, а что с нефтью? С чьей именно нефтью?

Загоревший и клетчатый отодвинул пустую тарелку.

— Ну вот, да какая разница? — Ирине принесли сосиски, и она с удовольствием воткнула вилку в одну из них. — Вот они, — она кивнула на Сергея и Алешу, — запилили меня, что я совсем ничего не знаю. А я говорю, что, мы сейчас золото лопатой гребем на войне американцев в Ираке.

— Из-за войны США не могут добывать нефть в Ираке. Чудесную, высококачественную нефть. Прямо из песка, почти не буря. А ведь так надеялись. Итог — из Ирака они не получают сейчас вообще НИЧЕГО, в то время как довоенный валовой коэффициент составлял 28%.

— Это ты о навязанной ими программе — «Нефть в обмен на продовольствие и медикаменты»? — Алеша расправился тоже со своим обедом.

— Да, о ней. — клетчатый заказал кофе. — А теперь? А теперь вообще НИЧЕГО.

— Только расходы на содержание контингента. А ведь это все нефть. А как же? Танки, самолеты, бронетранспортеры — это все топливо.

— И что теперь, спросите вы меня. А теперь штаты действительно вынуждены скупать НАШУ, грязную, низкого качества, российскую нефть. Да по рыночной цене.

— Вот, я же говорила. Что война эта нам выгодна! — Ирина торжествующе посмотрела на Сергея.

— Да ее добыть надо. Бурить. В мерзлоте. Гнать по трубам. Рабочим — телогрейки, свет, еда калорийная. Вы считаете? — клетчатый посмотрел на Ирину, поедающую свои сосиски.

— Ну-ка, Анютка, живо посчитай, и отметь еще амортизацию и прочее, — Сереже явно не нравился этот разговор.

— Заметьте — это дороже иракской чудесной нефти. НАМНОГО — МНОГО дороже. И на столь же много — хуже качеством. Мы продаем — они вынуждены покупать. Нам выгодно?

— Да! Конечно! — Ирина глотнула кофе. — Да что тут спрашивать, все же на поверхности!

— Анютка, да ты просто умница! — Сергей отодвинул от нее пустую тарелку.

— Господи, где вы взяли этого наивного ребенка? — клетчатый посмотрел на усачей. — Нет, правда! — он снова посмотрел на Ирину. — Если все идет хорошо, то значит, вы чего-то не замечаете. Кажется, это Конфуций сказал.

— Понимаешь, деточка, ведь запасы нефти в нашей стране не резиновые! — Алеша стал серьезным. — Янки что…

— А что янки?

— А то, Анютка, мы отдаем Невосполнимые ресурсы страны за что?

— За что?

— О, всего лишь за крашеную зеленую бумагу. Да. По сути, хоть и подкрепленную словом ЕС, но бумагу.

— Ну, вы скажете тоже, бумага тоже денег стоит.

— А янки не глупы! Отнюдь нет! — Алешка тоже взял чашку с кофе. — Эти сучьи дети еще с 70-х запретили добычу нефти на своей территории. А мы — нет. У нас кончится, у всех кончится, а у них будет. Это страшно. Топливо для ракет, крейсеров, танков… Машин и тракторов.

— Да ну вас, вы, небось, военные. У вас вся жизнь на патриотизме — всегда — «Широка страна моя родная!» — Ирина откинулась на спинку кресла. — Можно подумать, у нас нефти мало.

— Мы вовсе не военные. А насчет ура-патриотизма, — так это не к нам. Это, похоже, у вашего поколения с детского сада — «широка страна моя родная, много в ней»… МАЛО!

— Но ведь я помню, еще в детстве читала, что наших запасов на 20 лет хватит, минимально.

— Да, это еще один лживый приемчик. Нефти хватит лет на 20… Но! В этом весь трюк.

— Дело в том, Анютка, что все наши запасы и нефти, и газа находятся так глубоко под землей, и в таких местах чашежопых, что добыча этих ресурсов из-под земли и перекачивание по трубам, будет в тысячу раз выше себестоимости всего продукта. В тысячу!

— Ты хоть знаешь Ир, что сейчас не только добыча этих ресурсов, но и разведка их убыточна? Мы говорим Западу — за то что построите вышки и трубопроводы, качайте себе сколько влезет… А они нам — поищите дураков в другом месте.

— Ну, все, все, вы меня убедили. Приеду, скажу, чтобы перестали нашу нефть продавать. Только для колготок немного.

Все засмеялись и облегченно вздохнули. Разговор всем надоел.

— Ириш, зачем тебе колготки? Ты все равно из джинсов не вылезаешь.

— Нужно же иметь что-то роскошное и раритетное.

Ирина поднялась и как раз вовремя. К ним шел администратор. И не один.

— Вы являетесь постояльцами нашего отеля? — обратился он почему-то к Рыжему. — Будьте любезны покажите карточку.

— Что показать? — Сережа не двинулся с места.

— Все, все, мы уходим, — Ирина сделала несколько шагов из-за стола. — Мы зашли посмотреть, как у вас тут здорово. В следующий раз закажем ваш отель.

Она улыбнулась администратору и строго посмотрела на своих спутников.

— Да, ладно, правда. Не драться же тут. Поехали к нам, там у нас никого, пустой отель, и коньяк в номере есть.

— Коньяк у нас тоже есть. Сейчас принесем. Подождите. Запишите на мой номер, — клетчатый быстро допил свой остывший кофе.

— Мы пойдем на дорогу, вы догоняйте.

Все поднялись из-за столика. Компания разделилась.

— Ирусик, а кого ты встретила? Спросить можно? — Сергей снова перешел на первое имя.

— Но не нужно.

— Эээ… Тогда почему Анютка? — усачи решили выбить из нее признание.

— Так, на пару решили допрашивать? И кто из вас злой?

— Мы оба роботы. Надо просто знать, где у нас кнопки.

Они уже стояли на дороге за воротами и высматривали маршрутку. Торопливо подошли остальные. Они переоделись и сменили шорты на джинсы.

— Так… я так и не понял, почему вас то Ириной зовут, то Анюткой? — клетчатый повторил уже прозвучавший вопрос.

— Ты решил познакомиться? — Вот так знакомятся с девушкой в Африке. Думаешь одно, а получаешь… Как царица Хатшепсуп. Девка с бородой.

— Да ничего не получаешь, — Ирина улыбнулась. — Это мой брат двоюродный. Кузен. Я его давно не видела. Меня дома все Анюткой зовут.

Наконец подъехала маршрутка. Еле-еле затолкавшись в тесную машину, они закрыли дверь, громко хлопнув ею. Шофер заворчал и ворчал до тех пор, пока ему не сунули деньги. Он только тронул рычаг переключения скоростей, как произошло что-то невероятное.

Величественная Стеклянная Пирамида, что доминировала тут над пространством, одновременно напоминая и фараонов, и Лувр, вдруг сморщилась и стала оседать. Она сворачивалась и скатывалась, как в фантастическом фильме ужасов и, наконец, стала разбрызгиваться ливнями осколков. И тут раздался грохот. Страшный грохот взрыва. Языки пламени и черного дыма вырвались из-под обломков.

Все застыли в ужасе. По крыше маршрутки застучали осколки.

— Гони! — дотронулся Клетчатый до плеча водителя. — Да езжай же!!! Вдруг сейчас еще раз рванет!

Дважды просить не пришлось. Тот рванул. Вслед машине из ворот выбегали люди. Они махали руками и что-то орали.

Всю дорогу никто не проронил ни слова. Уже ближе к Хругаде им встретился патруль автоматчиков, выезжавший с сиренами и автопоездом из города.

Высадили их чуть раньше. Шоссе было перекрыто: освобождали проезд для военных и полицейских машин.

Начинало темнеть. Было время вечерней мессы. Местные жители заполняли небольшую мечеть, похожую на обычный дом. Дверь был открыта. Мужчины на ковриках в чалмах, или тюрбанах, в длинных балахонах, или в пестрых рубашках и штанах, без всякой повязки на голове, стояли на коленях и плюхались лбом об пол. Они были босыми. Вся обувь стояла за дверью, на улице. Тут были и пляжные шлепки, и сандалии, и хорошие настоящие ботинки. Внутри, в глубине помещения висели часы. На них было без пятнадцати шесть.

— Значит, я так понимаю, вы теперь к нам переселяетесь? — нарушил молчание Сережа.

— Так вроде и шли с коньяком к вам. У вас и заночуем. Хорошо, удалось коньяк спасти. А то сейчас бы с их сухим законом сдохли бы.

— Вы думаете, там все полностью рухнуло? — Ирина не поднимала глаз.

— Думаю что да. Вот скорые едут. Можно спросить. Вот госпиталь.

Машины останавливались, прямо на мостовую выносили носилки с прикрытыми тряпками телами.

Одна из них затормозила прямо перед Ириной. Двери распахнулись, и два араба стали выносить трупы. Они оставляли их прямо на асфальте перед госпиталем, в ожидании, когда врачи и медицинский персонал перестанут заниматься живыми, и займутся мертвыми.

От удара одно из тел дернулось, и из-под пленки выскользнула рука. Ирина вскрикнула. На мостовой лежала окровавленная женская маленькая ладонь. На запястье был изящный серебряный браслет с малахитовыми фигурками. Одной фигурки не хватало. Вместо нее на серебряном колечке болтался маленький обломок уральского малахита.

— Боже мой! — это же она, и опять тот же браслет! — Сергей присел на корточки перед носилками. — И салатовые ногти.

— Погодите-ка, погодите-ка. Это вот эту штуку вы ей под дверь подсунули? — клетчатый сел рядом и взял окровавленную руку. — Так… это… интересно…

Он отстегнул браслет.

— В нем есть что-то необычное. Вы чувствуете зуммер? — он передал браслет по кругу. Сергей протянул его Ирине. Та замотала головой.

— Ну уж нет. Хватит с меня этой штучки, не хочу даже в руки брать.

— Да возьми же ты. Посмотри, было так раньше, или нет.

Сергей почти силой вложил браслет ей в ладонь. Серебряное украшение еле уловимо вибрировало. Она с удивлением уставилась на него.

— Нет, такого раньше не было. Алеш, правда ведь этого не было? Ты же трогал его тоже, — она протянула ему браслет.

— Послушайте, ребята, и так все ясно. Вот смотрите, — Алеша достал маленький ножик и подковырнул пластинку застежки. Внутри был тончайший, невесомый, крохотный электронный чип. — Видите? Эта электроника работала на прием сигнала. Скорее всего, со спутника. А потом передавала сигнал механизму бомбы, которая должна была находиться в непосредственной близости от браслета.

К подъезду госпиталя подвозили и подвозили живых и мертвых.

— Пошли отсюда скорее в гостиницу, там все разберем, — Сергей сделал несколько шагов от госпиталя. — Пошли отсюда, — повторил он.

— Тебе не кажется, что надо все это показать кому-то? Например, полиции, — Клетчатый недоуменно смотрел на ребят.

— Не знаю, но сегодня не время для робокопов. Тем более, куда тут идти? — Сергей все дальше и дальше отходил от госпиталя. — Да пошли же отсюда.

Вся команда тронулась в сторону гостиницы.

Совсем стемнело. В проулке, как всегда под фонарем стояла кучка молодых арабов. Они молча посмотрели на проходящих.

Гостиница встретила их тем же пустым холлом. Ребята подошли к заспанному арабу на рецепшн. Беженцы зарегистрировались и заплатили за номер. Служащему было все равно. Он даже не спросил, где их багаж.

Было время ужина, и все, не заходя в номер, пошли в столовую. Там было почти пусто, не считая молодой парочки, что проводила тут, видимо, медовый месяц. Непонятно было, то ли постояльцы съехали уже, прослышав о взрыве, то ли тут и не было никого.

Кормили овощными солянками, тушеными помидорами, макаронами и чем-то еще. От страха и адреналина, от фантастичности и нереальности происходящего проснулся аппетит. Все жадно и дружно набросились на ужин. Несколько минут никто не говорил ни слова.

— А вы не боитесь, что устройство опять сработает? — первой нарушила тишину Ирина.

— Вот что, девочка моя, объясни нам лучше другой вопрос — кому ты нужна, чтобы тебе подкладывали такое устройство? Ты что, агент 007? Несколько разведок окучиваешь? — Алешу прорвало, он с ненавистью посмотрел на Ирину.

— Полегче, полегче, совсем сбесился что ль? Какой она агент? Ты только посмотри на нее — она сама этот браслет на руку нацепила! Как ворона, — Сергей похлопал друга по плечу. — Лучше давай посмотри что там. А то правда сейчас опять взлетит что-нибудь, но уже не так далеко.

— А разве было далеко? — Клетчатый достал из сумки коньяк. — Вы как хотите, ребята, но я сегодня второй раз родился. Не встретились бы вы нам, и мы бы взлетели вместе с этой… А кто, кстати, та, что погибла? Ведь это ее, как я понимаю, браслет был?

— Вот смотрите, — Алеша вынул из кармана злополучное украшение. — Вот. И так ясно. Это трансформатор. Он изменяет и передает сигнал со спутника на приемник бомбы. Включает ее. Если она находится в радиусе действия его импульсов.

— То есть, если наша Ирка с браслетом входит в непосредственную близость бомбы, то… бах… — Сергей дотронулся до задрожавшей руки девушки.

— Да, — Алеша кинул серебряную побрякушку на стол. — Именно так. Очень удобно, когда хочешь взорвать кого-то конкретно. Можно подбрасывать бомбы по ходу его передвижения, выбирая момент, время, место, сопровождение, антураж, так сказать, сцену действия. Очень удобная и дорогая штучка.

— Ну, можешь повесить себе этот чип на шею и ходить так, пока тебя не выберут следующей жертвой, — белобрысый вдруг вступил в разговор. — Я полагаю, что надо эту штучку немедленно отнести кому следует.

— Не думаю, — Сергей налил себе коньяка Клетчатого. — Нас, возможно, и так уже разыскивают. Мы туда приехали, мы оттуда уехали, и все это, заметьте, непосредственно во временной близости от взрыва.

— Но… откуда свидетели-то? — Алеша тоже вдруг забеспокоился. — Там, небось, в гостинице мало что осталось.

— А шофер маршрутки? — Клетчатый тоже плесканул себе коньяка. — Ну-с, дорогие мои ветераны, за новое рождение. В очередной раз.

Все дружно выпили. Ирина сидела, тупо рассматривая свою пустую тарелку.

— Ириш, и все же. Ты успокойся, выпей хотя бы глоток коньяка и скажи нам, пусть мы старые и тупые, но объясни нам, что происходит? — Алеша опять решил выяснить все. — Почему тебя хотели убить? Тебя, и для гарантии еще человек тысячу. Ты кто вообще по жизни?

Все замерли в напряженном молчании, внимательно следя за движениями девушки.

— Я, я не знаю, я — просто художник. И все. Я честно не понимаю. Что такое происходит. Я просто художник… — она вдруг закрыла глаза рукой и заплакала.

— Ну, успокойся, успокойся девочка. Давай подумаем вместе. Хотя…

— Хотя мы и старые, и тупые… — захохотал Клетчатый. — Ты что, что-то не то нарисовала?

— Я не знаю. Я ничего такого не рисовала. Я совсем обычная, — Ирина рыдала.

— Может случайно стала свидетелем чего-то? Вспомни, может ты видела что-то необычное? — Сергей опять взял ее руку.

— Ребята, да она, небось, слиняла с воровским общаком, — Алеша перешел на жаргон.

— Неее… я видел, как ей тот брат в «Фараоне» денег дал. Совсем немного. Она сама на мели.

— Может она кредитку украла и код не знала, или забыла? Я вот тоже забыл, не могу 43 рубля снять. А из-за этих 43 рублей в лом в банк ехать.

— А где тогда кредитка? Что ж она совсем что ль темная?

— Ну, темная или нет, может она и правда — знать не знает, с чего они за ней бегают?

— Не знает, что у нее кредитка есть?

Они разговаривали так, как будто бы девушки не было рядом.

— Ну, может она случайно столкнулась с кем-то, за кем гнались плохие парни, а он ей и сунул в трусики кредитку. И умер подстреленный. А что?

— Что ж она с тех пор трусы что ль не снимала?!

Все дружно и весело заржали, подняли свои чашки и чокнулись.

— Давайте выпьем за то, чтобы иметь то, что имеют те, кто имеет нас, — поднял свой коньяк Алеша.

— Больно сложно накручено, а что именно они имеют? Нас же вроде. А… так мы и так у себя есть…

— А вы помните того араба утром? Он ведь и браслет видел, и знает, куда мы пошли. Ты что, связана с Аль Кайедой? — Алеша снова злобно посмотрел на Ирину.

— Я больше не могу, — Ирина встала. — Я пойду, пройдусь. Посмотрю, что там у госпиталя.

— И даже не думай теперь, если кто-то за тобой охотится, должен сделать ответный шаг, раз ты его на его же бомбе подорвала. Сиди тут тихо, как мышка, — Сергей встал и преградил ей путь.

— Мне нужно походить, ну хоть немного. К тому же, все равно от них не спрячешься…

— В любом случае, деточка, завтра мы идем в полицию, как бы то ни было, но браслет — это часть детонатора.

Она встала и пошла к выходу. Сергей тронулся за ней следом.

— Сережа! Не ходи!

Друзья дружно заорали ему вслед. Алеша догнал его у выхода из столовой. Они недолго пошептались и вернулись за стол.

Ирина оказалась на улицах Хургады одна. Никто не пошел с ней. И даже арабы, что кучкой стояли напротив гостиницы под фонарем — исчезли. Она брела по пустынному городу, пытаясь найти госпиталь. Она узнала здание по рядам носилок, накрытых кое-как и разбросанных прямо на тротуаре.

Внезапно послышался шум машины. Анна оглянулась. Из-за поворота выскочил грузовичок. Он несся на бешеной скорости, что, впрочем, не вызвало удивления — тут все водители носились как сумасшедшие. Но машина мчалась прямо на девушку. Она сделала шаг в сторону. Еще. Думать было некогда, отступать — тоже. Сбоку была стена. Впереди, прямо под ногами были пластиковые мешки с трупами. Стену госпиталя она ощутила лопатками. В последний момент, она успела разглядеть совершенно пьяного араба за рулем. Машина неслась прямо на нее, вжавшуюся в стену.

Она прыгнула в самую последнюю секунду. Просто нырнула, но не в сторону, а навстречу машине. И в ту же секунду раздался жуткий грохот и скрежет. На всей скорости грузовик вломился в бетон. Девушка осталась лежать в узкой щели между стеной и врезавшейся в нее под углом машиной. Кровь текла у нее по щеке. На виске была рана. Внутри кабины не было слышно ничего. Безжизненное тело шофера мягко повисло на руле.

Ирина встала, достала тонкую, черную косынку и повязала ее на голову. Быстро и бесшумно ступая, она вернулась в гостиницу по темной стороне проулка. В холле она никого не встретила. Закинув рюкзак за плечи, она вышла из номера и поднялась на крышу. Тут тоже никого не было. Лунный свет серебристой дорожкой струился по пустому морю. Все было тихо. Глухая стена выходила на территорию соседнего отеля. Перебравшись через барьер площадки, она спустилась по пожарной лестнице на песчаный пляж чужой гостиницы. Пересечь его было делом двух минут. Дырка в заборе облегчила ее положение. Темный проулок был спасительным укрытием от чужих и непонятно почему враждебных глаз.

Кладбище

Хавиер снова стоял перед Анной посреди своей квартиры.

— Давай не будем начинать все сначала, — Анна опять свернулась клубочком на его диване рядом с котом. Чашка чая дымилась на стеклянном столике перед ней.

— Нет, ну теперь-то мы просто кинули его. А он мой друг! — каталонец шагал по квартире.

— Мы не его кинули, мы оставили труп. К тому же, с ним осталась Мария.

Анна встала и прошла в спальню. Там она взяла маленькую подушку и положила ее на цветастый диван.

— Так не может продолжаться вечно. Ты можешь объяснить мне, что происходит? Второй труп за один день! И почему ты все время уходишь от объяснений? — Хавиер ходил за ней хвостом.

— Потому что я хочу спать.

Она сняла кроссовки, и вытянулась рядом с котом на диване. Приподнявшись, Анна взяла свою чашку со столика и глотнула горячего чая.

— Выключай свет, и ложись спать. Утро вечера мудренее. Господи, и откуда у тебя диван в красных маках? Ты что, наркоман?

Анна лежала с закрытыми глазами, закинув руки за голову, в джинсах и черной футболке. Маленькие ступни в белых носочках уютно устроились на подушке для кота. Грудь, а вернее, чуть наметившиеся соски явственно были видны под футболкой. Видимо в спешке, она не все успела на себя надеть необходимую деталь нижней экипировки.

Хавиер присел на краешек дивана и дотронулся до ее ног. Она не пошевелилась. Он отошел к окну и раздвинул шторы. Оглянулся на Анну. Она, казалось, спала. Снова подойдя к ней, он начал ее раздевать.

— О, господи, ты, я вижу, все никак не угомонишься, — открыла глаза она. — Секс в клубе сегодня уже был.

Анна села и стала расстегивать джинсы. Хавиер стянул с нее футболку. Кот покинул пригретое местечко: там стало слишком неспокойно. Быстрыми и резкими движениями каталонец разделся сам, сбросив свою одежду прямо на пол, рядом с диваном. Он навалился на хрупкую девушку, и его пухлая задница ритмично задвигалась. Анна подняла одну ногу на спинку дивана, другую опустила на пол. Она двигалась ему в такт. Наконец, он вскочил и встал над ней. Он продолжил молча, один, не сводя с нее глаз. Через несколько минут он задрожал, и мышечные спазмы заставили его застонать. Он кончил.

— Я первый, — пробормотал он и пошел в ванну.

— И единственный.

Анна тоже поднялась и подошла к окну. Было уже глубоко за полночь. В доме напротив все спали, у всех был потушен свет. А если кто и не спал, то наверняка выключил свет, чтобы понаблюдать бесплатное эротическое шоу, устроенное Хавиером. Он вышел из ванной обмотанный полотенцем.

— Ты только посмотри, посмотри на этих стариков, — Анна показала ему на единственное светящееся окно, находившееся прямо напротив них. — Это же те же. И в том же положении. И они все еще пьют чай.

— Плевать. Иди, мойся и спать, — каталонец, не оглядываясь, пошел в спальню.

Рано утром они уже ехали в Калелу. Это был небольшой курортный городок к северу от Барселоны. Ехать было не больше часа.

— Странно, что мы сегодня не на поезде. Ты даже вспомнил о своем «рено».

Девушка в желтой майке и с желтыми косичками выглядела как солнышко.

— Я уже боюсь появляться с тобой в общественных местах — сразу кто-то умирает.

— А как же кладбище?

— Там уже все умерли — не страшно, если умрут во второй раз.

Хавиер был в отличном настроении. Дорога петляла по берегу моря, чуть выше железной дороги. Время от времени рельсы внизу пропадали внутри скал, и тогда автомобиль несся прямо по краю прибрежного обрыва, и можно было любоваться голубым горизонтом Средиземного моря.

На крутой скале, накрытой страховочной сеткой, возвышался маяк — самый старый на этом побережье. За ним начиналась Калела. Проехав парадную набережную с отелями, кафе и ресторанами, Хавиер остановился. Он припарковал машину в небольшом тупике у подземного перехода к морю.

Девушка первая выскочила из машины.

— Ну и где тут это кладбище? — в руках у нее была фотография.

— Сказано же — у самого конца пляжа. Нам, значит, надо по переходу и в конец города, к станции.

Они перешли на ту сторону железной дороги. Пляж тянулся вдоль всего города, а может быть и дальше.

— Вот там, — Хавиер махнул рукой в сторону маяка. — За углом, за скалами, есть бухточка. Там знаменитый нудистский пляж. Я сам туда летом хожу часто.