Бесплатный фрагмент - Бессмертные витязи. Евпатий Коловрат

Я буду умирать тысячу раз…

Смерть мне на роду не писана

Пролог

Они шли по серебристой траве Запретного острова, вода хлюпала и брызгала под толстыми кожаными подошвами сапог бессмертных витязей. С неба так и накрапывал вечный грустный дождик, падал мелкими каплями на эти камни, никогда не видевшие света солнца. Все молчали, не в силах произнести хоть что-нибудь, ведь все их надежды рухнули. Никто из них не смог пробудить от сна Мёртвую Царевну. Эльга оставалась спать в золотом гробу под ледяным покрывалом. Каждый, каждый теперь понял, что никто из них не достоин оказался пробудить Спящую, поднять из гроба и упросить помочь Царевну в их бедах.

Даже их старшина, Витень, и то не превозмог… Каждый приложился к ледяным, каменным устам Мёртвой Царевны, и каждый пал на гранитный пол, умерев на время. Не смогли совершить этот подвиг храбрые, отважные, живущие уже тясячи лет витязи. Знать, у повелительницы Мёртвых свой замысел имелся, и время поднять мёртвое воинство ещё не пришло. Не пришёл ещё Конец этому Миру.

Теперь каждый шаг давался Бессмертным тяжко, словно шли они под непосильной ношей. Их отвергли, пренебрегли. Грусть была на лицах непобедимых воинов. А Евпатий, так просто злился. Витязь поднял с земли ветвь дерева, и не в силах успокоится, ломал малые веточки, ещё украшенные листьями. Кора хрустела под крепкими пальцами, обломки падали на землю, а то и крутясь, поддерживаемые листиками, пролетали чуть дальше. Витень просто не стерпел:

— Хватит тебе, — пробасил старшина, — не след тебе злиться, витязь, да зло на слабом вымещать!

Евпатий не сказал ничего, только бросил ветвь на землю. Так и уходили из пещер Царевны витязи, не солоно похлебавши. Мимо них тихо прошмыгнули мертвецы, своей неслышной походкой. Слугам Эльги никто не был важен, пускай даже и отведавшие ихора, лишь бы это не были Смертные. Вот их бы Безмолвные Стражи разорвали бы в клочья.

И вот, не обратили внимания на них, словно богатыри были всего лишь мшистыми валунами на пшеничном поле. Даже Мёртвым Бессмертные витязи были безразличны.

Яромиру казалось, что их недвижимые лица улыбаются, что даже Мёртвые смеются над ними. Витязь поднял голову, подставив лицо под холодные капли. Дождь здесь так и не переставал, казалось, капал даже за пазуху. Войлочный плащ потяжелел, набрав в себя столько воды. Он отжал полу, и наверное, на траву вылилась полная крынка. Евпатий опять подошёл к Витеню, обнажил голову, сорвав капюшон. Капли стекали по его бритой голове, но он только моргал и протирал глаза.

— Старшина, плывём на Алатырь, добудем жезлы, — попросил опять неугомонный витязь, — У них они, у Прях, у Вечных отшельниц. Уговорим, умолим. Всё у нас получится. А с жезлами сможем тремя сотнями Мертвецов управлять. Этого войска нам хватит, что бы разогнать данов и саксов!

Бывалый воин, лицом был также молод, как и стоявшй перед ним дружинник. Вместе они прошли через десятки войн, и сотни и сотни схваток. Каждый из дружинников так дорог старшине, и никто не мог их заменить! Он выслушал Бессмертного воина спокойно и взвешенно, как равного, ибо равен ему во всём Евпатий. Правда, Витень видел на восемьсот вёсен больше, чем яростный Коловрат.

— Пойдём, Евпатий, лодья ждёт, возвратимся. Надо идти в Гандвик. Нечего нам здесь больше делать. Мы поклонились Мёртвой Царевне, оставили дары. Ждёт нас храм Святовита!.

— Ни с чем вернёмся, старшина? — уже зло говорил богатырь, — мы должны помочь побратимам, всей нашей Руяне! Не справиться одним нам! Совсем дела стали плохи!

— Ты дал клятву повиноваться, воин. Своей кровью. А если Богиня сказала «Нет», значит так и суждено. А пытаться добыть силу, что бы Мёртвыми управлять, мы не сможем. Не должно мужчинам хвататься за жезлы Силы.

Рядом встали хмурые побратимы, угрюмо слушавшие разговор. Каждый понимал слова спорщиков и так и эдак, правда, пускай и своя, была в речах у каждого. Но, обычай и клятвы были святы для Бессмертных, и Тиудемир и Яромир потащили к берегу упиравшегося Коловрата.

Говоря по совести, Яромир, да и никто из дружины не помнил, где их побратим заработал такое имя и прозвище. Витень как-то говорил, что Евпатия раньше называли Катеем. Правда, Коловрат пришёл к ним с Боспора, с двумя клинками однолезвийными непривычного вида. Без яблока и крестовины на рукоятях мечей, да и они крепились по-иному. И ножны богатые, крыты серебром, с красивой чеканкой.

Коловрат хмуро посмотрел на обоих товарищей, и не пререкаясь, пошёл к берегу. Под ногами хрустела галька, и холодные волны Океана накатывались на берег. Над островом так и висел непроницаемый туман, плотный и вязкий. Казалось, что они бредут будто в молоке.

Ладья ждала их на берегу, и витязи разом подняли на руки лёгкое судёнышко, казавшееся богатырям просто невесомым. Привычные руки поддерживали шитый борт ладьи, плывшей над ними, словно лебедь. Но груз там имелся, и вовсе немалый, так ведь и любой Бессмертный витязь был сильнее десяти обычных людей. Вода дошла до пояса великанов, и они разом опустили в волны корабль. Солёные холодные брызги попали на лица привычных ко всему воинов, но те лишь смеялись радостно. Кто из витязей не любил море и дальние походы! По очереди, помогая друг другу, поднимая и поддерживая, забрались Бессмертные на судно.

Яромир втащил Евпатия, видел, кк вода стекает с его кожаной рубахи, таких же штанов и подвязанных ремешками мягких сапог. Витязь лишь тяжко вздохнул, словно забыл нечто важное. Побратимы расселись на скамьях и взялись за вёсла.

Бессмертые могли грести долго, целыми сутками, не уставали, как обычные люди. Да и силу имели немереную, так что ладья просто летела, подчинясь лишь правилу Витеня, стоявшего у руля. Места эти старшина знал хорошо, как и другие витязи, бывшие в Колодах Мёртвых Царевен. Каждая из Семи имела своих Избранных, Отмеченных, свою Колоду. Все, кроме Последней, Эльги. Ей служили Семеро Волхвов, Спавших сейчас в её покоях, также в золотых гробах. Не было здесь и витязей Ильзы, лежавших в гранитных гробах, ожидая пробуждения. Кто не помнил имён всех Семерых Царевен:

Ильза, Альма, Ульна, Ёлка и Ель, Ильда, Эльга. Каждое имя Царевны было словно впечатано навек в голове каждого витязя.

И знали все- только проснуться ото сна Мёртвые Царевны, тут же призовут их, свои Колоды на службу. И не сможет ничего в этом мире, чтобы могло встать между ними. Что это будет и когда станется — никто не ведал, да и откуда? Ведь не поднимались Спящие из своих убежищ, а случиться это должно было теперь только в конце Времён, и пробудит их только Избранный. Но кто он? Когда явится? Этого не знал никто.

Пропала надежда, что Эльга не спит, и это пугало каждого из Бессмертных. Значит, сбылась Первая часть Знаменитого Пророчества, о том, что уснут Семеро.

Евпатий без конца оглядывался на остров, исчезающий в тумане,, и наконец, повесил голову в отчаяньи.

Они шли целый день, и показался остров Алатырь, тот, который стали называть сейчас Маткой. Евпатий встал, и осторожно ступая по качающимся скамьям лодьи, подошёл к старшине. Снял шапку, низко поклонился.

— Прошу тебя, Витень… Мы добудем жезлы и победим, — прошептал Коловрат, снова взявшись за своё.

— Худо, жезлам не место в мужских руках, — отвечал старшина, укоризненно качая головой.

Холодные, как лёд глаза Старейшего смотрели на побратима. Тяжко задумался воитель, не связать ли молодшего? Знал он, что бывает, нападает в этих морях на людей безумие, и только силой можно удержать потерявшего рассудок. А что если и Коловрат меречением страдает…

— Витень, прошу… — всё просил побратим.

— Ты дал клятву, витязь, — уже свирепо кричал предводитель.

— Я всё сделаю сам! — крикнул Евпатий, и бросился в воду.

Зимняя одежда, сапоги и заплечный мешок потянули безумца в холодную пучину, да он и не пытался плыть, а лишь отдался на волю волн. Лишь струйка пузырьков показалась и исчезла слабым следом пропавшего человека.

— Проклятье! — вырвалось у Тиудемира.

— Он утонул! — крикнул Яромир.

— Коловрат подумал верно. Его тело вынесет на Алатырь, он воскреснет… А что дальше будет — как боги решат, — тихо говорил Витень, — или его лихоманка взяла, позвала к себе Царевна Эльга, служить живого Верой да Правдой…

— А разве бывает так? — не поверил Яромир.

— Никто не ведает до конца, как бывает, а как и нет…

Пленник Севера
Внутри Кита

Евпатий старался плыть, не желая отдаваться на волю волн. Но холод, жуткий холод ледяного моря сковывал могучие руки и ноги, и он начал задыхаться и засыпать. Не в первый раз приходил его черёд умирать, и, как видно, не в последний.

«Лишь бы только не месяц в воде болтаться. А то как я престану перед Марой на Алатыре?» — были его последние мысли.

Он захлебнулся, умер, будто уснул. И очнулся лишь в тёмном и смрадном месте. Просыпаться было тяжело, а кошмары оказались лучше, чем явь. Поначалу думал, как открыл глаза, что это грот, или пещера, куда закинуло прибоем, а запах- от гниющих водорослей. Но нет, к несчастью, всё было куда хуже. Местечко просто ужасало. Стены- тёплые да ребристые, и дышалось здесь тяжко, он задыхался. Сидел в какой- то едкой и странной жиже.

— Так, значит я утонул, а воскрес здесь. Не послушался Витеня, и за грехи сюда послан. Да что же это? — говорил сам с собой Бессмертный.

Что думать? И по всякому бывало, и как в походы дальние ходил. Вспоминал тот страшный бой на Истре, где стоял по пояс в воде и рубил и колол ромейских солдат. Тоже было не больно удобно, в холодной воде. Ноги скользили на речной гальке, штаны мокрые, хорошо что тяжёлый войлочный плащ успел снять, а то бы совсем беда… Видел, как падают один за другим убитые и раненые противники. И раненые тоже тонули, не в силах больше подняться, а спасти их было некому и некогда.

Теперь же видать, его черёд приходил. Да такой конец, которого и врагу не пожелаешь… Совсем всё худо выходило. Опять поглядел на стену, да ударил. Мякоть отозвалась судорогой, это всё было живым.

— Вот повезло… — прошептал он и опять стал задыхаться.

Каждый вздох отдавался мукой, пот градом катился с его лба. Перед глазами всё застилал туман, Евпатий пытался не сдаваться. Но вот, он бессильно осел, а затем и упал в эту зловонную жижу. Витязя поглотила чернота.

На холодном берегу

Холод, холод, просто жуткий холод пронизывал его до костей. И было мокро. Солёная волна опять окатила его, накрыв с головой. Витязь пока не мог встать, просто пополз по камешкам берега подальше от полосы прибоя. Ладони беспощадно саднило, кожа покрылась мелкими ссадинами и порезами. Он подтянул ноги, и обрадовался, что, кажется, всё его при нём и осталось. Смог встать, и шатаясь, доковылял до большого валуна. И, чудо какое, его мечи так и висели слева и справа. Только, серебряные ножны потемнели. покрывшись налётом. Он поспешно извлёк клинки из ножен, и принялся оттирать подолом рубахи от воды.

Для воина мечи важнее, чем рубаха. Но, подумав, всё же разделся, оставшись нагишом, и принялся сушить обувку и одёжку на ветру. Холодно, очень холодно, и не мог согреться… Но, тут выглянуло солнце, а воин, похлопав себя по груди, вспомнил про ромейский амулет, висевший на шёлковом шнурке. Стащил гайтан, и посмотрел на округлый стеклянный предмет с водой внутри. Лицо поднялось к небу, и тут, к счастью, облака разошлись, солнце словно поглаило его своим лучом. Припомнил, как в Египте этой линзой он добыл огонь. Но будет ли здесь так сильно северное солнце?

Поймал солнечный луч, наведя себе на запястье. Через секунду потряс рукой, обжёгшись, и довольно улыбнулся.

Чуть дальше валялись сучья и ветки и из них юноша соорудил толковую кучку для костра. Солнечный луч через водяную линзу сначала зачернил корк ветки, затем поднялся белый дымок. Человек только радостно вздохнул, увидев в этом добрый знак. Через минутку маленький. скромненький язычок пламени лизнул ветку, и будто распробовав угощение, сразу окреп, и принялся за соседнюю деревяшку.

Пламя разгоралось, и скоро уже дарило тепло замерзшему человеку, выбравшемуся из моря.

Теперь пришло время подумать о одежде. Рядом был ручей, и воин погрузил в пресную воду свою кожаную одежду и сапоги. И начал лихорадочно застирывать своё бельё из плотного полотна, пазнувшее просто отвратительно. Время от времени возвращался, и подкилвал веток костру. На холод не обращал теперь внимания, были дела и поважнее. Закончив стирку, развесил одежду над огнём, что бы быстрее высохла.

Припомнив, как сюда попал, решился, и глянул на своё отражение в воде. Но нет, зря боялся. Уши на месте, нос-тоже. Борода отросла, да и волосы на голове. Надо было приводить себя в порядок. Помог нож, висевший на поясе вместе с мечами. Мучился долго, но смог сбрить щетину на лице и на голове, оставив привычную косичку на затылке. Присел к костру, стараясь отогреться. Жадно тянул к огню руки и ноги, и влез бы целиком, если бы плямя не обжигало.

Тут, сказать честно отвлёкся. Не расслышал шороха камней, но услышал голос, рассерженный и одновременно весёлый:

— Эй, воин! Ты бы штаны надел!

На Алатыре

Покраснел ли он? Да с чего бы! Но поспешно схватил уже высохшие подташтанники и правда, с трудом в них влез. Затем, кожаные штаны заняли своё место.

— Привет тебе, богатырь! Чего опять здесь ищешь?

Воин повернулся, и увидел трёх стоявших рядом Дев- воительниц, хранящих покой и Прях и Избранных острова. Одна из них держала на поводке пару здоровенных псов, так и рвавшихся к нему. Луки и стрелы, обычное оружие Дев, дополняли и лёгкие копья.

— Я Евпатий..

— Бессмертный? — озабоченно добавила одна.

Колврат, а это был он, глянул на свои плечи, и пожалел, что поздновато оделся. Рисунки на коже выдавали его с головой, кто он и откуда, с чем пришёл в эти края. Отнекиваться было бы глупо, и ложь лишь бы породила ненужное недоверие.

— Да, я из дружины Святовита. Евпатий Коловрат. Желал бы встретиться и поговорить с Марой.

— Как же попал сюда? Ни ладьи, ни малого челна здесь нет!

— Доплыл. Я должен встретиться с Наставницей.

Он смог удивить даже бесстрашных воительниц. Добраться по ледяной воде, на такое мог решиться только Бессмертный витязь. Славницы переглянулись, и самая молодшая из них вышла вперёд, с нарочито серьёзным лицом.

— Я Краса, проводу тебя до гостевых домов. Там переночуешь, а если так будет решено, Наставница придёт на берег.

Большего и желать было нельзя. Витязь быстро оделся, единственно, остался без шапки. Он кивнул, и пошёл вслед девице. Та шла быстро, размашистым мужским шагом, привычная к каменистой земле Матки- острова. Лук и стрелы были за спиной воительницы, а вот у него без шапки голова застывала. Спрашивать ничего не стал. Помалкивал, расчитывая на девичье любопытство.

— Как же ты доплыл? — всё же не утерпела славница, — холодно же? Или тебя на берегу оставили?

— Доплыл, но с трудом, понятно. Я же из Святовитовой дружины. Не умру.

— Так — то конечно… — смогла вымолвить девушка, — вот, шапку возьми, а то озябнешь, — добавила она, доставая войлочный колпак из заплечного мешка.

— Спасибо тебе, краса- девица. И от меня, на лобрую память, — и Евпатий выудил из своего кошеля золотой браслет и вложил подарок в девичью ладонь.

Сам же с удовольствием надел шапку. Сразу стало куда-как тепло и удобно. И ветер не казался теперь таким холодным, а лишь немного прохладным. И солнце выглянуло опять, стало в этих холодных краях чуть теплее для него.

Краса же мигом нацепила на предплечье золотую пластину, украшенную зернью и кажется, осталась совершенно довольна. Правда, теперь поглядывала на витязя, как то уж слишком по- хозяйски.

— Потом и одеяло принесу, а то ещё замёрзнешь, — пробурчала она себе под нос.

Девица была мила собой, но и не красавица. Курносый нос, карие глаза, рыжие волосы, забавные веснушки золотили её смугловатую кожу. Витязю она была едва по плечо ростом.

— А что, все были ростом раньше, как ты?

— Да. Я так невысоким тогда считался. В колоде Царевны Ульны..

— Да ну… промолвила она, — а сами Царевны? — просто выдохнула славница.

— Ульна, она как я ростом, — говорил он, вспоминая Царевну.

Словно встала перед его глазами Повелительница, с любимым оружием в правой руке — кривым мечом из серебристого металла. А ветер раздувал её стяг в левой руке- дракона, сшитого из кусочков ткани и войлока. Только что висел бессильно обвисший, а подул сильный ветер- взвился вверх, и яростно забил хвостом!

Моргнул Евпатий, и пропало виднне, и стояла рядом лишь рыжая невысокая девушка.

— Я чего-то не доросла, — огорченно выдала Краса, — буду потом, когда время придёт, жениха повыше ростом искать, что бы детки высокими удались.

— А разве Девы-Защитницы замуж выходят?

— Ну а то. Проходят служение, и потом покидают остров. Я вот, из деревеньки Большие холмы рядом с Серпоновым.

Призадумался Евпатий. Да и, сказать честно, было от чего. Даже толком не знал, какой сейчас год. Как было спросить получше?

— Сейчас какой год? — с трудом всё же произнёс эти слова витязь.

— Что? — сузила глаза девица, — Святовитова дружина злесь была сто лет назад. Они приходили на Алатырь. Про то быстро весть прошла, Витень был тогда ваш старшина, а Салит- кормщик.

— Сто лет прошло? — не сдержавшись, прошептал Евпатий, — а на этот берег, за мыссом часто приходите? Где меня нашли?

— Дым увидели. Редко там берег посещаем. Туда только иногда мёртвых китов волна выбрасывает.

Витязь замолчал. Сколько же он времени провёл проглоченным китом? Ну а затем… Тут слегка повело воина от отвращения. И, оказался на берегу, где заново плотью обрастал… Сколько же он так лежал? Год, два или больше? А оживал? С месяц, не меньше, хорошо, что чайки не обглодали… Да ладно, чего зря переживать? Не в первый раз умирает, так и не в последний. Вот, про Кошея -Тивду сказывали, он на колу пятьдесят лет висел, пока его Альма не выручила.

— Вот и изба. Дрова там рядом имеются, немного крупы и сухая рыба. Ну. тебе хватит. Скажу Маре, что ты просишь встречи. Одеяла я тебе принесу, — добавила Краса, и покинула его здесь, у гавани.

Не привыкать было витязю так дни дневать, одному. Всё же лучше, чем в брюхе у кита. Ладно, хоть вовек там не остался… Теперь придётся ждать, когда лодья из Гандвика придёт. Но и вправду, есть захотелось, и взялся Евратий за стряпню. Сначала дрова нарубил. потом печь натопил. Огонь пришлось разводить огнивом, солнце пропало и зажигательное стекло ему не могло помочь. Почти как в сказках всё выходило. Вода в ручье, а крупу сам из зерна смолол, аж два раза в мельничку сыпал.

Но заниматься таким делом нарочитому витязю было привычно. А то если отроки какой урок выполняли, и не могли кашеварить на всю артель. В боях да походах и такое бывало. что сами трапезу готовили, когда еда хотя бы была. Ну, то есть в дружинном обозе конина или какие корешки. А тут, было всё неплохо, грех жаловаться.

В избе стало тепло, Евпатий согрелся. Горшок попал в прогретую печь. Витязь присел на резную лавку, и осмотрелся. Всё таже хоромина, окна, прикрытые бычьим пузырём, с украшенными резьбой рамами. В плошке было масло, не совсем высохшее, зажег фитиль, всё веселее стало.

Сидел и ждал и есть ведь так захотелось! Вот ведь бывает- мертвым лежал на камнях, и еда не нужна была, а опять воскрес — и кашу ждёшь. Да, Царевнам, тем легче не едят ничего… Но и им мёд надобен, а он может и простенькой пищей обойтись, кашей к примеру. Провёл рукой по щеке- и вот, и здесь непорядок. Бриться надо. Зеркала не было, хватило жира и своего ножа. Спасало то, что сталь клинка на диво хороша, и ис этим он управился. И в баню бы…

Пока отвлекался, обед доспел, и горшок с варевом занял почётное место на столе. Само приготовление к трапезе было радостным. Нашёл и помыл деревянную миску, ложку. Обнаружил и пару липовых чашек. Получилось уже неплохо, правда, без расшитой скатерти на столе, но что же делать? Только в деревянную миску легла ложка перловой каши, как в дверь постучали. Если бы был сцчас дома, в Арконе, можно было спросить «кто пришёл?». А здесь? Кому прийти сюда, кроме той девицы, Красы? Не оборачиваясь, и сказал:

— Заходи, не закрыто. Садись на лавку, будем кашу есть.

Прозвучали шаги, и на лавку сели. Кто, пока не заметил, следил за взваром в печи. Повернулся, благоарил себя долго, за то что смолчал. На лавке сидела женщина, укрытая чёрным войдочным плащом. Витязь низко поклонился гостье. Евпатий был рад, что пришла именно она.

— Ну что? Где же каша? — было сказано женщиной без возраста.

— Отведай Мара, — и Евпатий придвинул мису к гостье, и положил ложку на край деревянной посудины.

— Да и себе накладывай, и садись рядом…

Женщина привыкла повелевать, и уж неясно стало, кто кого угощает? Но витязь сел, ведь Мара везде госпожа, а пришла бы к ним на Аркону- приказывала бы и там. Никто бы её Власть не оспорил.

Мара не говорила пока ничего, лишь степенно ела. Ложка поднималась и опускалась, пока миска не стала пустой.

— Худо оставлять пищу, — наконец, произнесла она, запивая простую перловку ягодным взваром.

Но, угощалась так, словно Евпатий дал в её честь пир из трёх подачь, и все они были на серебре, если не на золоте. Умела Наставница явить свою Царственность даже в таком простом месте. Ну а всё же не знала много Мара о Бессмертных. Витязь запоминал всё о Наставнице Избранных, ему был важен даже её запах. Теперь он бы узнал её даже в тысячной толпе людей и не ошибился бы.

— Так с чем пожаловал, Бессмертый? — и её цепкий взгляд словно впился в его лицо.

— Худо у нас стало, Мара. Беда за бедой идёт. Помощи прошу, самим никак не справится.

— Так сказала. Белый Царь угров посылал. Так и с ними вы не смогли с саксами и данами совладать. Значит, не судьба…

— Мало этого, Госпожа. Яви милость, даруй Жезлы Силы. С ними мы всех врагов сокрушим! — тихо произнёс Коловрат.

— Не понимаешь ты, о чём просишь, Бессмертный! Не смогли аы поднять Мёртвую Царевну?

— Нет, не смогли… — и он повесил голову, — Может статься, не все пробовали…

— Так камень и не разжалобили? — усмехнулась она, — не очнуоась Эльга?

— Недостойны значит… Время не пришло…

— Начинаешь понимать… И только Царевна, или волхв Бессмертный, по её слову, сможет повелевать Мёртвой ратью. И сам думай- даже Бессмертная сможет полнять и повести лишь триста Мертвецов, не больше. А они лишь раззадорят рыцарей, не испугают. И они тысячи поднимут на вас, многие тысячи… Обвинят в нечестии, колодвстве. И люди пойдут за ними, а не за вами. Ведь не Мёртвая Царевна поведёт войско. Перед любой из Спящих пали бы на колени, а вас захотят лишь изрубить всех до последнего. Поэтому сиди злесь, лови рыбу и жди лодью с Гандвика. Через месяц придёт судно.

Евпатий лишь кивал в ответ словам Мары, да вспоминал уроки Витеня. И старшина вещал тоже, да не слушал Колорат. Привык жить своим умом, да видать, умишка маловато оказалось!

— Слово вам Вечные дали, Ты знаешь их ответ, — и она прознесла опять Предсказание:

«Сам узнает, Сам придёт

Сам он Мёртвую возьмёт

В годы Ивана войдёт

Все покровы он сорвёт

Лёд растопит поцелуем

И очнуться все, ликуя

Но полюбит лишь одну

Сердцем милую ему

Все же Семеро Царевен

В силе тяжкой с ним

пойдут и на Трон

Златой воссядет

Белый отрок, сын Зари

Этот день не скоро жди…»

— Будем ждать. Судьба наша такая. Только ты, — и она усмехнулась, — в отличие от меня, точно дождешься. Ну, Евпатий, пойду я.

Воин поднялся со скамьи, что бы пристойно проводить гостью. На каменной гряде её ждали две послушницы, и пара собак, недовольно зарычавших на Бессмертного.

Евпатий вернулся, сполоснул посуду и причел, задумавшись. Худо всё выходило. А силой всё равно езлы не добыть. Да и вправду- управлять ими могла лишь Женщина- Бессмертная, ну, или волхв… Так, и он вскочил, чуть не задел головой матицу потолка. В послушники ему податься надо… Что же, ничего, управится и с этим… И опять стук в дверь.

— Открыто! — крикнул он, обрадовавшись.

Неужто Мара вернулась? Витязь вскочил, его словно облало изнутри волной радости. А уж он-то отслужит Избранным, отработает… Но нет, в горницу вошла лишь Краса, и положила на лавку пару войлочных одеял.

— Не ждал? — просто спросила девица.

— Отчего же? Вот, и еда готова, — сразу весь подобрался Евпатий.

— Это одеяла, ну и рыба копчёная да сухари ржаные, — девушка деловито выкладывала гостинцы, — соль и мёд. Кажется, всего теперь довольно.

И затем так, почти остороно уселась на лавку, стала поправлять обмотки на ногах, и посматривала на витязя. Тот выждал с минуту, подумал, что так будет лучше всего и сказал.

— Садись тогда, каши отведай.

Девица неспешно встала, сняа шапку, поправила толстенную рыжую косу, и ополоснула руки из корчаги. Присела, придвинуоа миску

— Чего оказываться? Набегалась за целый день.

Евпатий положил копчёную треску, быстро распластал ножом, и сел напротив. Что делать? Толко поел, но надо трапезничать снова, что бы не смущать гостью.

— Хорошо сварил, — приговарвала, она, доедая, — И масла льняного самый раз добавил. А рыбу я поймала и коптила. И вот что… Ты на Руяну возвращаться думаешь? Так ведь сколько времени прошло?

— Вкусно очень, — не оветил он.

Ответил юноша возрастом в четыре тысячи лет. А про обитель Святовита не сказал. Что мог молвить? Вряд ли примут, раз сбежал, слова старшину ослушался. Да и дело у него здесь, а без своего человека нечего и думать, жезлы здесь добыть. А так, славница красивая, да ладная…

— Слушай, витязь… Через две недели ладья придёт с Мангазеи. И ты пойдёшь на этом судне, — она помолчала с минуту, — я желаю взять тебя в мужья.

Краса внимательно смотрела на Евпатия. Карие глаза просто впились в льдисто-голубые. Воительница ждала ответа.

— Сама всё обо мне знаешь. Я не умру и не состарюсь. Подумала?

— Ну а ты сам ведаешь, редко кто до сорока лет доживает. Так что я готова. Приданое за мной богатое дадут. Батюшка и матушка в Серпонове живут, у меня трое братьев да две сестры. Браслет, не кольцо, но и это годится, как свадебный дар. Так ты сам мне преподнёс, — и она показала витязю его подарок.

— А у меня дома нет. Да и не было никогда. Куда мне тебя вести?

— В Серпонове терем поставим. Места хватит.

— Худо будет, если твои узнают, кто я такой. Сама ведь знаешь. Ну а я, толмачить могу, почитай, десять языков знаю. Кормщить тоже умею, да по звездам могу вывести в любое место. Так что и кун нам хватит, и серебром за мое ремесло отдадут полной мерой.

— Ну, вот и порешили… А теперь надо баню натопить, тебе с дороги помыться да и согреться, — улыбнулась новоявленая невеста.

Да, как говорится, делу время, а потее час. Думал отдонуть, но женщина завсегда для мужчины дело найдёт. Топор в сарае нашёлся, а Евпатий взялся за рубку дров.

***

Краса, как бы что -то делая, подметала двор, но смотрела не отрываясь на ладного отрока. И вправду, куда как хорош… Ростом так почти в три аршина, на вид тонкий да стройный, а силы невероятной. Вот, уже нарубил дров целых две сажени, а даже не вспотел. Не устаёт, словно из железа или бронзы сделанный. Всё точно, как в легендах о таких говорят… Да и узнают все, и белы не оберешься, поспешно оборвала сама себя.

Тут и призадумалась, что ж такое придумать… Ну, если только хну в дело пустить, волосы ему покрасить. А то его, пепельные это ж как борть с мёдом для медведя… Ямалих, волхв с Гандвика, разом её мужа лишит, а Евпатия и головы на плечах.

И опять вспоминала, как ещё девчонками шептались о женихах. Подружка, Кайра, говорила, что хочет за кормщика пойти, а Сайма, что за волхва. Краса же всё отмалчивалась, и крутила в руках соломенную куклу.

«Что молчишь?» — потеряла терпение Кайра, как вспоминала это девушка, — « Мы признались, а ты?»

«Я за богатыря выйду» — сквозь зубы прошептаа рыжая девчушка.

Ответом был смех девчонок, и Красу закидали соломой. Но став вдруг серьёзной, Кайра прошептала:

«Если ты подойдёшь ему, и он тебя не отвергнет. Но помни, они, эти бессмертные, среди людей не живут. И он не состарится и никогда не умрёт».

А так, всё ведь по загаданному вышло. Но помнила и то, что ей Мара приказала, молчать какой сейчас год… И даже думать нельзя открыть эту тайну… Но ведь, богатырь и прямо такой, как в сказках — и не убавить и не прибавить, всё так и есть. Так что же ей делать?

Сама же так подумала, да быстро вбежала в избу. Достала из своей сумы бронзовое зеркало, и принялась поправлять волосы. Долго и придирчиво рассматривала своё отражение. Схватилась за щеки, покраснела и закрыла глаза.

— Тоже мне, сыскалась жена для богатыря, — тихо прошептала девушка, — уж сколько он жён-то водил, и всяко получше, чем я…

Опять глянула на себя в зеркало, да только повесила голову, и горько заплакала. И хоть учила всем премудростям Красу дева-наставница, а не смогла сдержаться. Молча собирала в избе свои вещи, быстро побросала их в заплечный мешок.

— Ох, и думать не научилась, только из лука стрелять, да ловушки на зверя ставить. А на такого как он… Да бессмертный любой капкан с цепью вынесет, — опять тяжело вздохнула она.

Закинула мешок за спину. Положила брасет на скамью, вытерла слёзы, и пошла. Очнулась только от руки на своём плече и строгого голоса:

— Куда собралась, славница?

***

В бане было жарко натоплено, пар просто клубился под низким потолком. Пахло так потрясающе: травами, и мокрым деревом, дубом,,. Евпатий глубоко вздохнул, стараясь набрать в себя побольше такого воздуха. После всего, особенно китового желудка, это ощущалось просто по-другому. Он точно жив, и теперь всё сможет изменить.

Веники тем временем в кадке распарились, стали подходящими. Ну а на лавке лежала девушка с распущенными рыжими волосами. Она их спустила вниз, в малую кадку. Смотреть на неё было очень приятно, но надо было и делом заниматься…

Евпатий принялся не спеша охаживать веником нежное тело, соблюдая меру. Удары были лёгкими и нежными, но такими чтобы дать прочуствовать сам дубовый веник. Девица повернула лицо и прошептала:

— Можно и чуть сильнее… Ты очень красивый, — добавила она, с удовольствием оглядев его тело.

Евпатий вздохнул, и стал охаживать славницу чуть жестче. Вскоре её тело покраснело. Но вот, вздохнув, девица поднялась и присела на лавку. Да, она была хороша, в цвете своей юности и прелести.

— Давай и я. Ложись.

Теперь и витязь растянулся на полатях. Краса хлестала веником его куда сильнее, но было приятно. Затем она присела рядом. Посмотрела на его руки и спину, провела пальцем по набитым на коже драконам и грифонам, по шее.

— И ни одного шрама, — удивилась она невероятному, — а ведь ты в боях и походах не одну сотню лет!

— Всё зарастает и следов не остаётся, — усмехнулся Бессмертный, и сел и умыо свое лицо водой.

Девичье тело было совсем рядом, такое красивое и манящее, а Краса и не думала отодвигаться, скорее наоборот, придвинулась, так что коснулась своей грудью его плеча. Заставлять себя ждать и оскорбить красавицу безучастьем Евпатий не мог, и осторожно нагнулся и нашёл своими губами губы прелестницы. Почувствовал как она обняла его, и сам погладил её стан.

Тут уж они словно потеряли счёт времени. Как можно было витязю оторваться из сладкого плена нежных объятий, а славнице лишить себя того, о ком мечтала?

На пол упала пустая кадушка, в неё полетел и резной ковш для воды. Краса не сразу могла отдышаться, а Евпатий не знал усталости. И не скоро принялись опять за мочала и мыло.

Но вот он пошёл в предбанник, и принес травяного настоя в деревянных ковшиках.

— Попей, — и он протянул сланице резную посудину.

— Спасибо, — она отпила почти половину, отставила питье.

Краса взяла кадку, окатила себя горячей водой из кадки, и, смеясь, брызнула и на Евпатия. Тот и сам ополоснулся и сел рядом.

Девица принялась расчесывать деревяным гребешком пышные локоны, но дело было куда как непростое, даже при её ловкости.

Витязь смотрел на славницу, занимавшуюся привычным девичьим делом. И для очей ведь хороша… Лицом округлая, нос курносый, да губы пухлые. Шея точёная. как у лебеди, талия тонкая, плечи стройные да ладные. Бёдра да ноги, просто ведь заглядение. Груди круглые да ладные, глаза не отвести. Пальцы ровные да ловкие.

На ум мысли лезли, а честно ли поступил, и такое задумал? Но оборвал дурное в себе, словно содрал репьи с войлочной поддёвки. И непросто было… Но красивая девушка, да и характером неплоха. Кажется, как думалось сейчас Евпатию. Но задуманное надо было сделать, и даже сейчас всё представлял, где он может добыть Жезлы силы, и ещё уйти с Острова? Но вот опять посмотрел на Красу. и словно утонул в её агатовых глазах.

Иногда она морщилась, было больно. Зубья гребня просто вязли, не справлялись с нелёгким делом. Затем закрепила косу накосниками и гребнями, Евпатий ей помог.

— Послушай… Что бы тебя не опознали, волосы красить придётся. Хна у меня есть, — заметила девица, — рубаху сними.

Евпатий подумав, согласился. Куда было деваться? Хорошо, что и красить особо нечего- усы да косичка на затылке. Тут за дело взялась Краса, и вскоре его волосы стали цвета тёмной меди.

— Ну, прямо почти как у тебя, — пошутил он, — вроде как брат и сестра?

— Даже не мечтай. Как муж и жена, — твёрдо ответила Краса, — пойду. Завтра опять приду, а то без меня заскучаешь, — и нежно поцеловала.

Евпатий смотрел, как славница твёрдым шагом уходит к гористой пади, туда, где и есть обиталище Избранных. Ходят легенды, что живут они в горних покоях, а Пряхи, в ещё более тайном месте. Витязь же раздумывал, как ему подобраться в те покои. Где же жезлы сыскать?

Обнять Скарпею, найти жезлы

Отвлёкся он на мысли, и чуть не упал на камне. Как говорится, два дела делать сразу нельзя. Начал растирать колено, знал, что быстро пройдёт. А то говорят: « Заживёт, как на собаке!». Так на нём быстрее раны затягиваются, да и ушибы… Главное. вот голову не потерять, тогда всё… Лежать без движения и ждать, пока волхвы поднять захотят. Голову приставят, кости уложат в порядке. и воскресать…

— Ладно. всё хорошо будет, — тихо произнёс сам себе богатырь, — что за ерунда только в голову лезет! Вот, рыбой надо заниматься.

Салазки сам таскал, вместо собак. В корзины укладывал улов, закрывая крышками с ремнями. А то песцы мигом добычу поделят. И разделят ведь, хитрюги, по свойски: мне, мне и снова мне. Вспоминал, тот первый лов с отцом. Они тогда на реке Белой промышляли, а отец поручил отроку улов перекладывать. А не сообразил Евпатий, забыл, на бабочек засмотрелся. Ох, и влетело тогда… Правда, звали его тогда ещё Катеем. а не Евпатием…

Вздохнул витязь, закрепил корзины и потащил добычу к Обители Избранных. Надо было девиц кормить. А то ведь как? И о нём заботились. так и ему позаботится о девицах надлежит, всё по совести. Деревянные полозья скользили по низкой траве, так скудно растущей между камешков. Салазки чуть дергались на камешках, но, дело было привычное, и витязь спокойно шёл к Горним Пределам. Залаяли собаки, но без зла, просто оповещали, что вот, гость пришёл. Сами же две лайки подбежали к нему, приветливо попомазали хвостами, ткнулись носами в руку. И Евпатий не забыл про угощение- каждая получила по рыбке.

Но вот, из окованых медью дверей, появились две девицы. Одежда быа неяркой, а уж на фоне камней и скал попросту незаметной. Поверх простых платьев были наброшены серые же войлочные плащи с капюшонами.

— Привет тебе, Евпатий. Неужто опять рыбы привёз! — сообщила олна из Избранных.

— Помочь должен, Вита Свет Адьевна, — ответил он нарочито вежливо, не поленившись и поясно поклониться, — Приютили ведь иеня здесь, обогрели, — и ты будь здрава, Сита Свет Удоевна, — не забыл витязь и про вторую девицу.

— Спасибо, — крикнула Сита, — а то ведь Гата не вернулась ещё с берега. И она привезёт нам рыбу.

— Так ведь когда ещё привезёт! А вы пока эту добычу забирайте.

— Помоги корзинки занести, — попросила Вита, — а то ты тяжеленные набил, нам с Ситой не поднять такие!

Евпатий спокойно занёс корзины с рыбой, схватив сразу обе. Беречься было нечего, Избранные о нём знали, и откуда он явился. Ну а витязь прикинул как замок открыть. И заметил малую щель, над засовом. Не горели светильники в коридорах прибежища, да Бессмертному свет был неинужен. И в темноте всё различал.

— Ну, я пойду! — попрощался он.

— Счастливо! — крикнула в ответ Гата, и лязгнул засов, затворяя дверь в потаённое место.

Евпатий же, оставав салазки, отправился к хилому перелеску и водоёмам, в поисках лечебных трав. Ходил-бродил долго, распугивая местных комаров. Но, нужные для зелья стебельки нашёл…

Принёс осторожненько, ничего не растерял и взялся за зелье. Долго вываривал нужные травы. Всё ведь помнил, ничего не забыл. А сколько уже лет прошло, сама Царевна Ульна его наставляла:

«Ты, Катей, учись травы различать. А то эта былинка смерть принесёт, а эта, на неё так схожая- облегчение боли. А виесте отваришь, получишь сонное зелье, и оно никого не убьёт лишь отдых подарит».

Да, а теперь спит Повелительница в пещере, ну а он здесь. Ну так лучше, чем как Ильгасу, Сирту да Памее в Убежище лежать, без голов, да Последних дней дожидаться. А то когда проснуться Царевны- никто того не ведает. Ну а за мыслями слепил из рыбьего мяса, сухарей и сонного зелья колобки, и сушил их на неярком солнце. Сейчас, по летнему времени, оно и не заходило. И отвык Евпатий от этого, как и от прежнего своего имени- Катей.

***

Но, тянуть было нельзя, хоть и не хотелось идти. Всё убеждал себя, что плохого не делает, а лишь желает побратимам помочь, спасти от гибели. Так и оделся потеплее, что бы не мёрзнуть, закинул пустой мешок за спину. Шёл быстро, и вот, показались и горы, а там, и дверь заветная. Достал приманку для собак и принялся кидать колобки. Сила-то дозволяла послать снарядец дальше раз в пять, если сравнивать с обычным человеком. И двести сажен не были пределом. Евпатий видел, как собаки обнюхали приманку, затем сели и улеглись спать.

— Ну, простите вы меня, виноват очень, — прошептал Бессмертный это себе под нос.

Теперь предстояла хитрая работа. Быстрыми шагами, почти бегом, Евпатий добрался до двери. Тонкий нож вошел в узкую щель, т медленно, очень медленно витязь открывал засов. Но вот, дело было сделано. Без скрипа и визга петель он вошёл внутрь, закрыв дверь.

Примерно Евпатий понимал, где искать Жезлы- в кладовой, либо домашнем святилище. Присмотревшись к стенам и коридорам, понял, какой ход ведёт к кельям, а какой в кладовку. Он был сейчас подобен собаке. присел, и вынюхивал следы… Ему нужен был след Мары, только её, самый важный и нужный… Евпатий так долго крутился, сидя на чевереньках.

Если бы его увидел сейчас чужой жа незнакомый человек, ведь подумал бы, что сошёл с ума несчастный, собакой себя считает. Но, Бессмыртный был куда лучше собаки. След был старый и слабый, но не вытертый, то есть, Мара ходила злесь одна… Он так и шёл, всё на четвереньках, боясь упустить направление. Миновал и раноцветные колонны из натекших слёз этих гор. Но, времени любоваться чудесами не было. Рядом был коридор, но вход туда просто внушал Ужас. Здесь след Мары заканчивался.

Евпатий вздохнул и решился. Ловушек он не почуствовал,

но шёл очень и очень осторожно. Приблизился, присел и ощутил под руками, а затем и увидел мягчайшее овечье руно, да вдобавок золотистое. Отодвинул шкуру, и ощутил Нечто холодное, текущее под руками, невыразимо пугающее.

«Ну что? — раздался голос в его голове, — спрашивай, раз пришёл, витязь!»

Стало невыразимо холодно. Мороз просто обжигал до костей, такого витязь не чувствовал очень давно. Ну, пожалуй, когда в Альпах, а из одежды только льнаная туника, даже плаща не было. И, холод поднимавшийся по позвоночнику, ощущался даже в голове. Начали дрожать руки.

Евпатий просто оторопел.. Не испугался, но был удивлён и взволнован. Не был готов к такому, никто не наставлял. Был бы волхвов, тогда вж дело такое, а он?

«Не был волхвом, так станешь. Большое дело! — опять раздался голос, — знаю, что ищешь! У другой стены. Не беспокойся, потом Избранные у тебя заберут. Так спрашивай!»

А чего спрашивать? Тут уж Бессмертный растерялся. О чём спросить? Или попросить? Ну, дело перед ним главное- помочь должен, всей дружине на Руяне… Он решился и сказал:

— Хочу своим помочь!

Но ответа не было, и в голове ничего не прозвучало. Евпатй в непонимании огляделся, наконец набрался сил, и сказал тоже, про себя, крепко подумав:

«Хочу своим помочь!»

«Сделано! Станешь помогать!»

Евпатий напрягся, попытался спросить снова, но холод пропал. и руки больше не ощущали ничего, кроме пустоты. Он опять покрыл это место овечьей шкурой, и повернулся к другой стене. Там стояло два ларца. Из дуба, украшенные резьбой. Витязь откинул крышки, и перед ним лежали десять пар жезлов, неотличимых друг от друга. Но, ему нужна была лишь одна пара…

Любой бы ошибся, выбрав совсем не то, что следовало. Так он-то был тот, кто знал, какие из низ ва истинных жезла. Он ощутил кровь Царевен внутри них, да так, что руки задрожали. Осмотрел, ощупал остальные, ничем они не отличались от истинных. Только знал Евпатий, что дело было в навершиях, там находилась истинная кровь, и она засавляла мервецов повиноваться. И поменял Бесссмертный навершия на те, что у него в на мечах хранились, а теперь лежали в суме, завернутые в тряпицу.. Рисунок был неотличим, и только тут Евпатий облегченно вздохнул.

Раньше с этим целая история была- что ж у тебя за яблоки на мечах, непривычные такие? Так никто и не знал про это. Но, говорил он с Ильмом- кудесником, до и не только говорил, а мёд-пиво пил, и переснял рисунок.

Теперь оставалось лишь на мечи, оставшиеся в избе, привернуть яблоки, и дело будет сделано… Евпатий осторожно всё вернул на место. Дышалось куда как легче, и поспешно пошёл к выходу. Надо было торопится…

На выходе, ножом поставил засов на место, опять закрыв дверь. Сейчас бы бросился в пляс, да так бы вприсядку и до самой гавани, но нет, как-то сдержался, лишь сдвинул дарёный войлочный колпак на самый затылок. Потрепал по головам спящих псов, и пошёл к себе, досыпать…

На Алатыре

На каменистом берегу

Но не удержался, в избе сначала привернул к мечам новые рукояти.. Долго смотрел, как всё ведь ладно вышло… И, завалился спать на лавку, накрывшись одеялами. Крепко спал, без снов.

Проснулся от того, что в избе кто-то тихо ходил. А это Краса, раздобыв войлочные чуни бесшумно наступала по доскам пола. Хозяюшка и печь натопила, и горшок с рыбой поставила, томиться. И Кашу тоже. Евпатий старательно спящего изображал, не желал тревожить славницу. Но, когда повернулась к нему спиной, поправляла бусы на шее, не удержался, и ухватил за бёдра.

— Ох, чего ты? — только вскинулась девушка и засмеялась, повернувшись к суженому, — проснулся, что ли?

Евпатий же поцеловал красавицу, и подхватив на руки, понёс к лавке. Краса и не думала вырываться. Пока суд да дело, рыба с кашей и доспела…

Евпатий чинно сидел за столом, ожидая, пока хозяйка положит ему в миску горячее. Ложка лежала чашечкой вниз, он выпил глоток травяного настоя. Краса достала ухватом горшки с варевом, поставила рядом, и стала накладывать елк в плошки. Запах стоял- так словами не передать. И каша была хороша, и рыба, ну а хлеба не было.

— Очень хорошо у тебя всё вышло, — нахваливал обед витязь.

— Старалась, — довольно улыбалась славница, — а ты вот, рыбы наловил сколько. На неделю хватит, я на ледник положила. И Избранные тебя хвалили, — замолчала Краса на минуту, а потом и выдала:

— Только беспокоюсь я, а как кормщик не возьмёт меня в море?

Видно было, что Краса крепко этого боится. Вот, и руки на животе сложила, сама себя за рукава держит. Он уже присмотрелся, заметил, что так соавнмца всегда делает, если волнуется.

— Ничего, управимся, — рассмеялся Евпатий, и заговорил совсем тихо, словно кто мог подслушать.

***

Евпатий занимался делом- ходил по берегу, проверял верши для рыбы, плетеные ловушки для нехитрого промысла. Кутался в войлочную куртку на беличьем меху, которую только вчера Краса принесла. Неужто и вправду он ей полюбился? Последний-то раз он был женат в Делфах… И то ладно.

И всё посматривал на тайник, где упрятал главное Сокровище острова. И опять клялся себе, что вот, прогонит датчан от Руяны, так сразу и вернётся с Жезлами Силы. Повинится, а Пряхи его простят. непременно простят. Так ведь Оружие Царевен он не взял! А там был даже Меч-Кладенец Харалужный, тот что обух топора одним ударом рассекает! А он не взял. И саму Косу Смерти не взял, Альмову стальную… Перемог себя.

Евпатий сейчас рубил дрова. Чем ещё себя развлечь? Нет, конечно, охота. Да не было у него лука со стрелами, что бы уток настрелять. Да и собаки не имелось, что бы добычу из воды доставать. Значит, и думать об этом не стоит.

Ну, сейчас рубить лрова самое оно, и не скучно, и дело полезное. Деловито ставил полено на колоду- раз, и готово! Половинка. И, пригодное полено выходило в два удара. Хотя здесь имелся и запас угля с Грумант-острова, там такого было добра богато, почитай, вся земля из угля.

Уложил поленья в поленницу. остался доволен. Ровно всё вышло и красиво. Глянул на небо- и опять порадовался. Солнце выходило из облачка, дождя быть сегоня не должно. Ополоснулся холодной водицей, да пошёл есть, благо оставалась и каша, и рыба.

По привычке пошёл к берегу- и удивился. На горизонте виднелась ладья, еле заметная среди свинцовых волн холодного моря. Идти, бежать, к Избранным? Только знал, что в дозорах Воительницы стоят. И точно, в небо поднялся сизый дым, упреждая Наставницу, что мореходы приближаются к гавани острова. В избе прибрался, что бы освободить место для гостей. Подумал, да и поставил кашу в печь готовится, да баню затопил. Так время повеселее пошло. Вот, весёлый дым поднимался над трубой избы и над приземистой баней. Евпатий присел на завалинке, ожидая приближающееся судно.

Это всегда впечатляющее зрелище. Как судно, влекомое людской силой, спорит с мощью моря, а люди, слабые люди, напрягая свои волю и силу, превозмогают стихию своей мудростью, сноровкой и взаимной поддержкой. Морская дружина работала, как один многорукий человек. делавший общее дело. Двое мореходов бросились в воду с канатами за спиной, и шли по пояс в воде к пристани. Евпатий помог полнятся обоим. Втроём принялись тянуть ладью к пристани, облегчая работу весельщиков.

Большая ладья причаливала у пристани. Весельщики деловито закрепляли судно крепкими канатами, что бы и большая волна не смогла бы повредить шитые вицей борта.

— Ну ты силён, — похвалил витязя мореход, — помог, спасибо, Меня Стимудом кличут, а это Рула.

— Меня Евпатием, — назвался и Бессмертный.

— Да ростом, прямо как богаырь, — рассмеялся Стимуд, — а кормщиком у нас Киржа. Не Салит конечно, но человек знающий. А ты как здесь оказался? Не припомню, что бы видел тебя в Мангазее или Гандвике? — сразу взял быка за рога мореход.

— Так я с дальних краёв, — не стал лгать Коловрат, — с Дымина пришёл. Да ладья наша потонула.

Стимуд посмотрел на чужака повнимательнее, на вышитый ворот его рубахи, и кивнул утвердительно, видно, что успокоился.

— Ну точно. А то говоришь немного не так, да и вышивка чужая. Как вы там, под датчанами?

Евпатий покачнулся, да и кровь разом отлила от головы. Хорошо, что всё же сдержался. Но помор заметил, что творится с чужаком, замолчал.

— Ничего… Глядишь, и отобьётесь. Хочешь, у нас оставайся. Земли у нас полно, живи гле пожелаешь. Или, если артель решит, с нами в море начнешь ходить. На Грумант, за рыбьим зубом, или когда в Пермь меха повезём. Быает, и по Оби, в Серпонов ходим, на богатый торг. И бухарцы наезжают, и китайцы. Шёлк, фарфор многие богатые товары на торг приносят…

Коловрат слушал слова помора, а всё мимо него уходило… Как, значит, пока он здесь был, даны проклятые посекли всех? Как же Аркона? А побратимы? Сколько же он здесь, в ките-то проплавал? Да и как спросишь, какой сейчас год у Стимуда, а то и за умалишённого примут! Да, Мара промолчала, видать знала давно, в чём дело, да не открыла! Кулаки просто сами сжались от злости.

Ну а тем временем мореходы лелали своё дело. Было видно, что эта работа куда как привычна для людей и совершенно не в тягость. Пришли поморы, здоровенные кряжистые старатели, выгружавшие теперь на берег припасы для Прях и Избранных. К Стимуду и Евпатию подошёл основательный человек, одетый как и все морехолы, в кожаные штаны да высокие сапоги, войлочную куртку и шапку. Бородатый, к чему богатырь не привык, и оценивающе посмотрел на высоченного незнакомца.

— Это Евпатий, из Дымина он, варяг, — объяснил Стимуд, — ладья их потонула.

— У мореходов один конец, в море, — заметил незнакомец, — Меня Киржей кличут, кормщу я на артельной ладье. Спасибо, нашим помог. И ты нам баню стопил?

— Да, я. И каша готова.

— И за это спасибо, мил человек. Рула! — крикнул кормщик весельщику, — Как сгрузите припасы, так в баню ступайте! А, вот и встречают нас! — зоркие глаза кормщика увилели на тропе три фигурки, укрытые серыми войлочными плащами.

Так это Мара пришла встретить отважных мореходов. Евпатий тоже хотел поговорить с Наставнцей Избранных. Уж сколько всего накопилось… За эти годы…

Коловрат встал чуть в стороне, не мешаясь в разговор. Мара говориа с Киржей, иногда кивая в сторону богатыря. Пара весельщиков, взяв салазки, потащили скарб к Горним Пределам. Ну а Наставница, не чинясь, подошла к богатырю.

— Вот видишь, ладья пришла. И отвезёт тебя на берег Гандвика, — тихо проговорила она.

Коловрат про себя поблагодарил и Велеса и Елену, и постарался успокоится и говорить сдержанно:

— Госпожа, вы не скажете, какой уж год, а то ч опасаюсь и с мореходами говорить…

Мара и не подала виду, что волнуется, лишь её ладони мелькнули в складках тёплого плаща. Она поглядела еа Бессмертного с лёгким сожалением.

— Так думала потом сказать. Не желала тебя зря расстраивать. юЛипа и Ута здесь, сокровища с Руяны привезли. Но видеть тебя не желают, ведь бросил же ты побратимов, — и замолчала, — почитай, уж триста лет назад…

Евпатий просто закрыл глаза… Столько времени он был в ките???? Или на берегу валялся? Или? Да кто его знает где?

— Да я же как лучше хотел, — прошептал он, — думал, так помогу побратимам. И все, выходит, пали?

— Салит в Мангазее. Геда и Висна на Урал ушли, может быть, у Кащея в убежище.

— А Липа с Утой? — повторил богатырь.

— Сказала же, видеть тебя не желают. Можешь и ты злесь остаться. Или, — и она посмотрела в его глаза совсем пристально, — в Убежище ждать Царевен станешь… Отдохнёшь за тысячи лет.

Кривая улыбка сама наползла на лицо юноши. Ну да, так он ведь и выглядел, всегда теперь ему стало девятналцать с половиной, как Царевна Ульна дала ему отведать своей крови. И умер он в тот е час, и воскрес, и больше умереть не мог. Но вот отдых, что ему Мара предлагала, уж точно не был по сердцу. Представил себе это Коловрат, как ему отрубают голову, вываривают тело и лежит он себе в каменном саркофаге, отдыхает. И забот никаких, а голова отдельно, рядом, в кувшине.

— Лучше откажусь, Мара, — ответил богатырь, — Меня никто не узнал. Уйду с острова.

— В Серпонов собрался? — словно вдруг спросила женщина.

— А чего тебе? Да хоть бы и так. Ничего, немного как человек поживу.

— Попробуй, богатырь может быть, что и получится. Лет пятнадцать проживёшь, пока не смекнут, что не старишься, а там… Красу не забудь взять с собой. А то худо это, девку обманывать!

— Дом поставлю, хозяйством займусь. Женюсь на ней конечно.

— Опять же неплохо. Можно и мечом дрова рубить и лаптем щи хлебать, только не думаю, что надолго тебя хватит, Ну, если чего к Тиудемиру иди. Он весточку дал, что ожил и в Риме теперь обретается, римскому папе верно служит. Что, мол, Понтифик обещал, что даст любому Бессмертному приют и ласку.

Тут промолчал Евпатий, не мог он никого судить. Сам, тоже на Юге обретался. Только вот в Дельфах, при храме. Жрецов защищал. Но, при Константине-базилевсе не управился, и бежал на Север, с теми, кто жив остался.

— Кто знает, что там было… Если всех…

— Так датчане с немцами дружину на скале огнём пожгли. Вот и остались Липа ла Ута у меня, в Горних Покоях, Салит в Гондвике, Тиудемир в Риме, Яромир в Поморье, ты и ещё Геда с Висной. Вот и все кто жив остался. В прежние- то времена за бежавшими из Колоды Воительницы охотились, и многих в Убежище поместили.

— Так ты же можешь поднять Бессмертных из Убежища? — тихо заговорил витязь, — Чаю, ведаешь Заповедное место? Тридцать пар воинов там должно ожидать там своего часа, никак не меньше! С такой дружиной никому не совладать!

— Да, верно про тебя сказали, Богатырь-Луковая голова! Удачлив да отважен, но и горе принесешь… Сам подумай, что будет, коли о том все прознают? Каждый из повелителей пожелает себя в бою испытать? Это ведь не Мёртвое войско, от которого все бегут без оглядки. Станет здесь, как у вас, на Руяне, кровь потоком хлестать. Да того я не позволю! — и она, осердясь, ударила посохом в землю.

— Ну так тому и быть, — произнёс Евпатий, поклонившись, — не стану и пытаться без твоего слова пробуждать Бессмертных А всё же какой год сейчас?

— От основания мира 6738, от Рождества Христова 1230. Прости уж, не хотела тебя пугать, — и она слабо улыбнулась, — Ты-то сам, больше трёхсот лет в нетях был. Так я удивилась, когда про тебя Краса сказала. Думали все, что ты сгинул, только Витень всё просил помочь, как объявишься!

Евпатий только закрыл глаза, вспоминая побратимов, которых, как выходило, бросил в трудный час, не был с ними в последнем бою.

— А тот король датский, жив ли? — с надеждой спросил богатырь.

— Умер король Вольдемар… Нехорошо умер, Яромир его убил… Ну а ты, как я слышал, уж стал товарищем среди мореходов артели?

— Надеюсь…

Кричит Сирин- птица, знать, быть беде!

Они вышли в море и пошли на восток. Ладья шла под парусом, весельщики лишь следили за снастями, и выполняли толковые приказы сноровистого Киржи. Евпатий вместе со Стимудом и Рулой закрепляли канаты, державшие парус, что бы тот не хлопал на ветру.

— Так, теперь хорошо! — крикнул кормщик, оценив работу своих артельщиков.

Теперь их ладья шла ходко, поймав ветер. Евпатий присел на скамью, а рядом устроился отрок, среднего роста. Парнишка пока осваивался на судне, и не лез без толку помогать в том, что и сам не знает.

— Скоро ли дойдём? — спросил он у Евпатия.

— Дня за три управимся. Ветер хорош, да и попутный.

— Так всё и будет, — согласился и Стимуд, посмотрев на безусого юнца.

Он и не знал кто это. Привела парнишку Мара, сказала, что надо доставить в Гандвик. Киржа взял, и спорить не подумал. А когда Стимуд спросил, да кто же мол, это? Только сверкнул на артельщика своими ярыми глазами из- под кустистых бровей, и пропало желание у весельщика выспрашивать. Надо, значит надо.

Евпатий принялся раздавать команде копчёную рыбу, да сухари, немудрящую еду в дороге. Артельщики ели чинно и неторопливо, выбирая кости из рыбьего мяса, запивая пресной водой. Всё шло, как и надо.

Но Коловрат ощущал тревогу, всё смотрел на тучи, копившиеся на востоке. Всё так и давило, подталкивало. Худо себя чуствовал, ломило виски и темя. Наконец, решился и подошёл к кормщику.

— Дела плохи, Киржа. Сильный ветер падёт, надо парус опустить.

Мужина, не выпуская правило из рук внимательно глянул на стройного великана, затем на небо.

— Нам так идти часа три, и укроемся в проливе.

— Не успеем, кормщик, — тихо произнёс Коловрат.

— Ладно… Но, если ошибся, всю дорогу станешь на вёслах сидеть.

— Договорились.

Киржа, кажется, решился, поправил войдочный колпак на голове и раскатисто закричал:

— Стимуд, Рула! Парус спускайте!

Никто и не думал перечить. Мореходы споро выполнили команду, и вскоре мачта лишилась этого крыла, так быстро воекущего их судно по волнам.

И, меньше чем через час началось… Ветер упал, словно из ниоткуда, артель, кроме кормщика и его помошника, Сутея и Евпатия, попряталась в трюме. Поливал холодный дождь. Несло их быстро, назад к Матке- острову, и дальше в океан. Причём куда шибче, чем они шли целый день до этого.

— Сутей, крепче правило держи! — кричал кормщик.

Евпатий утирал лицо от солёных брызг, и всё всматривался вдаль. Там, справа по борту, висела стена тумана. Запретный остров, и всё дно рядом было усыпано острейшими скалами.

— Киржа, держись от тумана дальше, там скалы и камни на дне, разобьют ладью! — крикнул он.

— И про это знаешь! Места это плохие! — подал голос в ответ Киржа, — тоже, значит, из наших мест!

Но, кормщик был уверен в себе и ладья, и не заметил и капли страха на лице бывалого морехода Евпатий. Помор уверенно управлялся судёнышком, не давая свинцовым волнам бить в борт, подставляя лишь нос ладьи. Но вот, ветер стал стихать.

Однако, тут Коловрат заметил страх на лице Киржи. Это было куда как странно…

— Евпатий! — не своим голосом закричал кормщик, — пусть артельщики уши заткнут! Сейчас мерячка нападёт!

Помнил про такое богатырь, когда жил в этих местах. Правда их, Бессмертных, это безумие не трогало. Но люди, попав в это место, часто кидались в море, словно это Мертвая Царевна звала их к себе. Витязь бросился к люку, рванул за кольцо, и просто рявкнул, так что бы услышали:

— Уши заткните! Мерячка нападёт! Киржа приказал! — добавил, что бы не спорили, и захлопнул люк.

Евпатий вернулся на корму. Сутей закладывал в уши войлочные затычки, тоже делал и кормщик.

— Сейчас птица Сирин запоёт, готовься! — крикнул Киржа, выдав шальную и кривую ухмылку.

Не слышал такого Евпатий, но был готов. Словно скрежет железа о стекло обрушился на его голову, только раз в десять сильнее, вот что это было. Он только сжал зубы, и терпел, хотя хотелось бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда.

Но тут влруг откинулся с грохотом трюмный люк, и из внутренностей ладьи показалось побелевшее лицо, затем человек выбрался на палубу, сначала упав на четвереньки, и пополз к борту судна. Но быстро так…

— Ты что, в Гусиную землю захотел? — закричал Сутей, понимая, что не успеет.

Кто не знал про Гусиную землю! Так назывался Остров Мёртвых, куда отвозили тела для погребения, и в присказках так называли и саму смерть. Собрался в Гусиную Землю- хочет умереть, это знали все в этих местах, среди поморов.

Сутей хотел бросится помочь, но Киржа удержал. Знал ведь, не удержишь, того, кого Птица Сирин позвала! Ждёт такого верная смерть! Да и гибель эта по обычаю, должна спасти других мореходов! Сирин забирает одного, да другие спасутся!

На помощь поспел Бессмертный. Евпатий был настолько быстр и что, успел схватить зуйка за пояс, и потащил к люку. Но управится, не смотря на всю свою нечеловеческую силу, Бессмертный сразу не смог. Ярость и сумашествие многократно увеличило крепость, казалось, такого тоненького и слабого юноши! Мереченый рычал, как дикий зверь, и сумел извернуться и выскользнуть из богатырских рук.

Витязь бы и не поверил в подобное! Он и пятерых враз мог скрутить, а тут такое! Коловрату даже жарко стало, от того, что оказывется и его силищи бывает маловато! Парнишка превернулся на спину, и пытался пнуть ногами спасителя, да тягаться с витязем всё же не смог. Евпатий быстро скрутил руки и ноги верёвкой, и поташил обратно, к трюму. Плененный рычал, и пытался теперь укусить за руку, шапка сетела с его головы.

Бессмертный тут просто обомлел, увидев рыжую косу бедной Красы! Вот уж беда так беда! Да печалится времени не было, и он, в открытый проём подал извивающееся тело. Артельщики приняли страждущую, а витязь закрыл люк.

Переставляя руки вдоль борта, что бы не упасть, Коловрат возвращался к корме. Море, словно желая остудить пыл витязя, обдало его солёными брызгами, залив с ног до головы.

— Уходить отсюда надо! И повстрее! — глухо проворчал кормщик.

Коловрат кивнул, и один принялся ворочать веслами. Киржа кормщил хорошо, так что ладья стала выбираться из гиблого места. Ветер пока не прекращался, как и дождь, слышался только мерный плеск воды, когда перо весоа опускалось в море. Евпатий работал быстро, так что легко сразу заменил восьмерых гребцов, никак не менее.

Богатырь больше не слышал страшного звука в голове, и подал знак Кирже. Тот кивнул, и принялся выковыривать из ушей заглушки. А за ним и Сутей.

— Ох, и силён ты Евпатий! Не видывал я такого! — крикнул кормщик, — и мерекающего остановил, и Зова ослушался!

— Повезло просто, — хланокровно заметил витязь, не выпуская весла из рук.

Но тут Сутей ударил в било, и артельщики высыпали на палубу, и все взялись грести. Ладья просто полетела по глади притихшего моря. Так, спины весельщиков моглано сгибались и разгибались, делая тяжелую работу.

— Ну всё! Весла из уключин долой! Парус ставьте!

И опять понялся крепкий парус из доброго полотна! Евпатий, как жил в этих местах, аидывал лишь паруса из моржовых шкур. Так те и веса были немалого. А этот, конечно, куда легче, как уже оценил Бессмертный.

К нему подошёл Стимуд, и ненавязчиво так, кашлянул. Посмотрел с хитрецой на витязя, и произнёс:

— Так это… В трюме… На лавке, честь по чести. Спит. Спустился бы, успокоил…

Киржа-то будто всё видел и слышал, кивнул новому артельщику, разрешая уйти с палубы. Евпатий, поспешно, сделал несколько шагов, и полняв люк, спустися в трюм. Здесь горел масяный светильник, качавшийся на крюке, разгоняя мрак. Собственно, некоторый уют здесь был — стояла железная печь. На лавке, правда, с войдочным одеялом под головой, лежала связанная Краса, испуганно таращившаяся на вошедшего.

— Да как я здесь? А отчего связанная! — возмутилась она, — как оказалась?

— Да ничего такого. Просто был шторм, кинулась всем помогать. Вот и Киржа приказал…

— Ох ты… Как нехорошо вышло… — и она отчаянно покраснела, — как теперь же?

— Да кормщик не в обиде. Тем более, артель станет скоро сети закидывать, а как рыба пойдёт, каждые руки будут нужны, улов полосовать да в бочки укладывать.

— Я умею, — уже обрадованно заговорила девушка, и краснота сошла с её лица, — развяжешь?

Евпатий кивнул, сняв сначала петлю с её ног, а затем освободил руки. Припомнил, как эти нежные пальцы чуть не выдрали кусок войлока из рукава его куртки наверное, с мясом плеча. И сейчас ещё оно побаливало. Но, сейчас Краса лишь нежно улыбалась, сидя на лавке. И что бы успокоить суженную, витязь поцеловал её.

В Гандвике

Вытягивать сеть, полную рыбы на палубу- тоже дело нелегкое. Это не в Ионическом море быть морским старателем. Пальцы от холода сводило немилосердно. Ячеи скользили в руках, улов, сверкая чешуёй, сыпался на палубу, где два артельшика деревянными лопатами мигом клали бившуся рыбу в деревянные корыта. Затем ножовшики полосовали улов, выкладывая рыбье мясо в глиняные корчаги, пересыпая их солью. Уже четыре десятка громадных ёмкостей заняли своё место в трюме. Ну а внутренности были засолены, а головы и хвосты пошли на корм жадным касаткам, почуявшим добычу. Даже чешую собрали, штука хорошая для приготовления клея.

Мокро, и очень, на палубе ладьи, но дело было привычное. Но Киржа был рад, богатая ловля вышла в эти дни. Оставили себе немного и свежей рыбы, себе на прокорм. Артельщики смывали чешую и рыбью кровь с палубы, затем и мочалом драили руки, используя и щёлок, избавляясь от назойливого запаха.

Краса старалась больше всех, и верно, девица куда как ловкая оказалась, прямо рукодельная. Пока суть да дело, мимо ладьи прошли два рыбачьих челна. С одного закричали:

— Привет артельщикам, Киржа!

— И тебе привет, Инул! Кто там с тобой, на вёслах?

— Так Зван да Траско, весельщиками!

— Сети, веселей бросайте, рыбы много! — крикнул Сутей, — ну а мы в Гандвик пойдём!

— Счастливо! — и Инул поднял руку, приветствуя знакомцев.

Так уже недалеко было поселение. Через час, или того менее, лодок в заливе прибавилось, и показалось поселение, раскинувшееся вокруг небольшой деревянной крепостцы. У пристани стояло несколько лодий, две большие, трёхмачтовые, для дальних походов на Грумант. С десяток шитиков, рядом с которыми крутились люди, пусть и в привычной одежде, но заросшие по самые глаза бородами.

Евпатий потрогал свой подбородок, прикидывая, как это, не бриться? Краса, стоявшая рядом, отрицательно покачала головой.

— Нет, тебе пойдёт, -сразу заявила она, — да это новгородцы. Не держаться они дедовских обычаев, веру сменили.

— Крестились значит, — кивнул витязь.

И сюда значит, это дошло. Заметил и избушку, с башенкой сверху и деревянным крестом. Да дело такое, видел подобное. Но надо было и дело делать, а не глазеть по сторонам.

Артельшики сели на весла, подходя к старой пристани, Вот уже лодью подтянули к деревянному настилу, затем сбросили сходни, Закрепили судно смолёными канатами.. Их ждала нелёгкая работа, подниматься с грузом из трюма на палубу. Стали мореходы неторопливо выносить засоленый улов, сбегая по сходням, и укладывать под навес.

Стали собираться люди, привлечённые нужным товаром. Подошли торговцы, завели разговор с Киржей. Тот вёл разговор долго и обстоятельно, не торопился. Приказчики поставили весы на столы, а Сутей с Киржей присели рядом на раскладные стулья, позади старшин встали Евпатий с Рулой и Стимудом. Взвешивали быстро и умело, старшина проверил серебро, кивнул и махнул рукой, соглашаясь со сделкой.

Работники тут же прикатили тележки, умело укладывали корчаги с уловом. Торговцы следили за погрузкой, заботливо подстилая солому под дорогой товар.

Евпатий же забрал с ладьи свой немудорящй скарб, где наибольшей ценностью были два меча, висевшие сейчас на поясе богатыря. А ещё более, это два яблока на рукоятях этих старинных клинков. Поставил и два сундука Красы на деревянную мостовую. Девица присела на один из них. Теперь она опять была в девичьей одежде. Нарядный опашень, суконный серый сарафан, тёмные козловые башмаки, голову закрывал красный суконный платок. Евпатию новый облик суденой куда как нравился, меньше опасности грозил.

Кормшик пересчитывал монеты, украшенные арабской вязью, разложил монеты на ровные кучки, и разгядвал теперь эти блесяшие столбики.

Артельшики получали серебро, то что заработали за поход. Неторопливо убирали плату, пряча монеты кто в шапку, а кот и кожаный кошель, висевший на поясе.

Один из купцов всё мялся, рассматривая Евпатия. Богатырь уже заприметил излишне внимательный взгляд. Собственно купец выглядел по-обычному, в горлатой шапке и кафтане, украшенными соболем, с богатым шитьём на полах и рукавах одежды.

Дергал себя за бороду, касался серебряного креста, висевшего на его груди. Вздохнул торговец, и пересилив с трудом себя, сделал шага три к богатырю.

— Здрав будь, добрый человек, — начал разговор купец, — меня зовут Терентий Труфанов, с Великого Новгорода я, югорский купец.

— Евпатий, — назвался витязь, не забывая о вежливости.

— Дело -то ведь такое… Собираю я для дружины воинов добрых. И мне в дороге верные люди нужны, и тебе серебром заплачу.

— Я всего лишь простой рыбак, почтенный.

— С двумя харалужными мечами? Видывал я разного, но что бы у простого артельщика такие клинки висели на поясе- не видывал. Ты уж прости мил человек, подобное оружие любят в Чернигве, Резани да среди половцев, в Осеневе, Суроже и Корчеве. Да и как ножны у тебя к поясу подвешены?

Коловрат только усмехнулся на слова наблюдательного новгородца. Да так и есть, однолезвийные клинки, сарматской ещё работы. Обзавёлся ими давно, уж теперь как с тысячу лет будет…

— Спасибо за добрые слова. Но, путь мой, — и Евпатий почувствовал на своём предплечье руку суженой, — в Серпонов лежит, — поспешно добавил он.

— Прихожу я каждый год на торг в Гандвик. Или вместо меня Горазд явится. Вот тебе знак, чтобы мог найти меня легко, — и купец протянул свинцовую печать с китоврасом. Но, мы и в Серпонов приходим, когда из Перми, через Камень Оби достигаем.

— Штука приметная, — не отказался Евпатийи спрятал знак в кошель на поясе, — пойдём мы, не обессудь. Если так выйдет, то встретимся.

— И тебе легкого пути, витязь, — и купец Терентий отошёл, смешался с другими торговыми людьми.

— Вот видишь, — прошептаа встревоженная девушка, приметный ты, как сосна, растушая на ровном месте. Пойдём. Я знаю здесь постоялый двор.

Евпатий собрался подхватить их пожитки, но тут заметил артельщиков. Кормщик вмесе с Стимудом подошли к богатырю. И эти затеяли разговор:

— Ну, до свиданьица, Евпатий! — улыбнулся Киржа, и его покрасневшее от ветра лицо как-бы ещё больше осветилось, — вот серебро, твоя доля. Решишь идти с нами в поход, меня найдёшь, усадьбу Киржи всякий покажет! С таким как ты, поспокойней в Белом море!

— Спасибо за честь да за ласку, кормщик, — и витязь посчитал не зазорным поклонится, — но пока, в Серпонов пойдём. С Красой, Так уж мы порешили.

— Ну, совет да любовь. Ей, конечно, там получше будет- соглашаясь кивнул Киржа.,

Помнил кормщик, как меречение напало на девицу. А кого раз задела эта напасть, так уж не отпускает, это помор знал твёрдо. А уж настанет ночь полярная, да учнут сполохи на небе озоровать, то уж точно опять недуг вернётся. А на юге, здоровой будет, хворь эта мимо неё пройдёт.

— Струг через три дня вверх по реке пойдёт, — рассказал Стимуд, — поживите у нас. Места хватит. И всё веселее будет.

Отказываться было глупо, и хотя не желал витязь обременять товарища, но согласился.

— Спасибо, — кратко ответил он.

Стимуд только кивнул, и трое пошли на одну из трёх улиц Гандвика. Коловрат шёл по толстым доскам мостовой, под деревом захлюпала летняя грязь. Места такие, что три ня из семи моросил дождь, а небо редко радовало лучом солнца. Хотя, на Матке жить-то ещё тяжелее, там снег только в мае сходит, а уж ветер какой! Здесь-то куда легче. Пытался вспомнить, как было здесь в прежние времена. Но вот, мимо них пробежали ребятишки с деревянными лошадками, а на завалинке забавные девчушки возились с куклами. Ну, почти всё, как и раньше. Одежда, немного другая, да, люди будто ростом поменьше стали. Непривычно смотреть на всё как-то. Но запах примерно тот же, что и был, старым сеном пахло. Замычала корова, и словно ей в помощь, подала голос и другая. Собак тоже меньше не стало, они почуяли чужих, и стали здороваться, по- своему, по- собачьи, оглашая улицу лаем.

— Недалеко постоялый двор Ярика, самый большой в городе, — заметил Стимуд, оглянувшись на гостей, — купцы там и останавливаются. Не наши, с верховьев, а новгородские. А мы вот, пришли!

Большая усадьба за высоким забором. Тын, выкрашенный извёсткой, что бы дерево не гнило. Всё, обычно и привычно. Открыл Стимуд незапертую калитку, украшенную резьбой, дернув за кольцо. С лаем подлетела собака, и коснулась носом руки хозяина.

— Ты Полкан, их не трогай, это гости к нам пожаловали, — объяснял мореход лобастому псу, поднявшему голову и стоявшему рядом.

Страж на четырёх лапах слушал, высунув красный язык, будто всё понимал, Наконец, пёс подошёл, обнюхал Красу и Евпатия, махнул хвостом и присел.

— Всё. Теперь вы для него за своих, — объяснил Стимуд. — Пойдёмте в дом.

Перед ними стояло обычное строение для Севера, в два этажа. Внизу, подклеть с кухней и закутками для хранения там добра разного, а жили хозяева на втором.

Только поднялись, как тут же оказались в гуще событий. Женщина, с убранными под платок волосами, поклонилась, здороваясь с супругом. Затем Стимуд сам поклонился жене, и старикам, видно, родителям.

— Вот я и вернулся, Мила. А это гости, Краса да Евпатий, поживут у нас три дня. С Матки они, в Серпонов добираются. Помочь надо.

— Баня-то горячая, надо усталость смыть по обычаю, — напомнила женщина, — уж сначала девица, вы потом. А после и за стол вместе сядем, обедать.

В бане- то хорошо, пар горячий… А уж как давно, Евпатий не сижавал на полке, под горячим духовитым паром! Ну, на Матке, то конечно, так там баня, а это прямо Баня! Совсем другое дело!

Нет, оно конечно, бывал витязь и банях Афин и Дельф. Сияющий мрамор, прямо с потолка горячая вода льётся, не надо шайками да ковшиками поливаться. Даже скамьи каменные с подогревом, горячие, как и пол беломраморный. Да здесь, не хуже, право слово! Да ещё и с березовым веничком, так и получше будет! И дышалось как хорошо, хвоей пахло. Посидели в предбаннике, квасу выпили.

Наконец, сидели за столом, все вместе. Четверо детей Стимуда, трое девчонок, и старший сын чинно сидели, ложками отдавали честь щам с крошевом из копчёной рыбы. Хлеб был куда как хорош, ржаной, духовитый. Давно такого Евпатий не едал. Уж почитай, как три тысячи лет, не меньше. В Элладе пшеничный хлеб или ячменный, так ячменный чаще. Да и на Арконе или в походах так же всё было. После подала хозяйка рыбные ржаные пироги, так словно витязь домой попал, к матушке. Да когда это было…

Детишки поели, принялись играть в углу. Рядом присели на скамеечку старик со старушкой, помогая внучатам. Только вот, и тот и лругой, кашляли сильно. Краса встала и подошла к пожилым людям, и тихо заговорила с ними. Девушка кивнула, и пошла к их вещам, достала из сундука травы сухие, и занялась важным делом,

— Чего закручинился, Евпатий? — заметил хозяин дома, — не по вкусу угощение? А ли пироги наши плохие?

— Лучше и не бывает, — не соврал богатырь, — так, свой дом вспомнился. Давно не был.

— Ничего, за четыре дня дойдёте до Серпонова. Путь привычный, дорога не длинная. Поживёте у нас. А пока отдохнёте. Что может случится?

***

Да отчего- то случилось. И в первую же ночь. Такое, чего и не ждали.

Постелила Мила Евпатию на лавке в горнице, принесла матрас, набитый хорошим сеном, да и подушку такую же. Войлочное одеяло имелось своё.

— Ну вот, всё и готово. Хорошего сна! — пожелала хорошего женщина, и ушла.

Так и остались У Стимуда дома Евпатий с Красой. Погасли последние светильники в доме, только над низкой дверью горела масляная лампадка, фитилёк словно спрятался за красным стеклом, Печи в доме, протопленные недавно, давали тепло, рукам и ногам холодно не было. Витязь ещё раз прислушался, немного удивился, что собака не лает. Но ничто не внушало тревогу, и он влез под одеяло, вытянулся и задремал.

Но спал чутко, по старой привычке. Правда, снов увидеть не успел, только будто заскрипело на улице и стихло. Он присел и опять прислушался. Иногда слишком острый слух причинял больше беспокойства, чем пользы.. Да и витязь видел в темноте получше любой кошки. Но, тут очень тихо скрипнул хорошо смазанный засоав, и у Евпатия пропали посление сомнения. Он вышел из горнице, и ступая босыми ногами по холодному полу, стал тихо спускаться в подклеть. Света не должно было быть, но внизу, кажется, мелькал луч. Евпатий шёл, половицы не скрипнули, не выдавая его. Загянул в закуток, откуда доносился шум. Там стояли их с Красой сундуки, хорошо, что с замками.

Вот над ними и колдовал сейчас мужичок. Не то что бы щуплый, но как видно по ухваткам, хитрый да вёрткий. Подсвечивал себе хитрым фонарём, да и всё мучился, бедный. Палец себе в кровь разбил, бедолага.

— Тебе не помочь, мил человек? — проявил доброту Евпатий.

— Что? — и кинулся с ножом на богатыря, — Убью! — не своим голосом крикнул злодей, думая ошеломить худощавого великана.

Но, внешность, как известно каждому, бывает обманчива. И этот любитель нажиться нетяжёлым способом немного просчитался. Правая рука его, с ножом, вдруг взлетела вверх и клинок вонзился в косяк. а сам нападавший воткнулся лицом в локоть витязя. Евпатий не стал медлить и оттягивать неизбежное, и просто, без затей, ударил злодея под вздох. Ночной вор повалился на пол, и захрипел. Стали просыпаться домашние, первый сбежал вниз Стимуд, держа в рукам топор и фонарь

— Кто здесь? — крикнул хозяин дома, — а ну, покажись!

— Да я это, Евпатий. И друг ко мне пришёл. А пока лежит, устал. Ты устал? — спросил лежавшего витязь.

Но нет, злодей просто издал ещё один стон. Теперь витязь мог рассмотреть лежавшего на полу. На вид, человеку было лет тридцать, борода, шапка войлочная серая. Сапоги юфтевые коричневой кожи, поддевка черная. Больше ничего не заметил.

— Ну, что скажешь? — и витязь поднял в воздух вора за шиворот и тряхнул для остратки.

Тот сразу очнулся и открыл свои карие глаза, попробовал достать ногами пола.

— Не губи … — взмолился воришка, — как бог весть, отслужу!

— Ну, говори, кто послал? Что должен был взять?

— Взять твои два меча из сундука. Твою казну и меха. И принести на торг. Больше ничего, — быстро заговорил злодей.

— А кто послал тебя на лихое дело? — вмешался Стимуд.

— Не скажу. Не могу сказать, убьют меня. Пожалейте!

Евпатий посадил вора на пол, скрутил руки верёвкой. Посмотрел опять на хозяина дома. Подошли и Мила с Красой. Уже в тулупах для тепла. все же ночью захолодало. Самому же витязю, после всего этого, было наоборот, жарко. Так вот оно! Мечи забрать…

— Завтра на правёж поведём, — медленно говорил Стимуд, прервав мысли Евпатия, — Моему дома бесчестье, мне и с тебя виру брать, — сказал хозяин дома вору, — Сейчас свяжем тебя получше, и в овин отведём. А с утра и на торг, старшина Агья да волхв Ямалих решат, в чём дело.

***

Поутру, быстро поели, да пошли на торжище хозяин дома и гость. Ночного посетителя повезли на тележке, связали для его же удобства, что бы не упал по дороге. Краса и Мила тоже пошли, дети остались с бабкой да дедом. Народ поглядывал на поклажу, на улыбчивого связанного человека. Всё выглядело забавным, шуточным. Около рядов с лавками прогуливались ва видных и осанистых человека. Знаком их достоинства служил резной посох, крепко удерживаемый правой рукой каждого мужчины.

— Вот они, старейшина Агья и волхв Ямалих, — шепнул Стимуд Евпатию, — сейчас сами подойдут.

И точно, старшины города заметили такую странность, как тачка. с человеком, и приблизились. Любопытство победило некую отстраненность.

— И что это? — Агья посмотрел на связанного.

— Так в дом мой забрался, хотел товарища моего по артели обворовать, — объяснил Стимуд.

— Ладно… Не наш это, новгородец. Но по Правде, можем его наказать. Кто видел, что случилось? Кто изловил вора?

— Евпатий его схватил, когда он сундук с его добром вскрыть пытался. Я значит, и видок, раз свидетель воровства.

— Так что же. На площадь, к месту для правежа. Сейчас всё и сделаем.

Бирюч созвал жителей на суд. Случай был редкий, и поглазеть на подобное собралось почти сто человек. Пришли и пятеро новгородских купцов со своими приказчиками да служителями. Встали же отдельно. Старшина торговцев встал впереди своих. Бирюч ударил в било, и суд начался.

Агья громко рассказал о происшедшем, показал на обвиняемого, и на пострадавших

— Верно ли я всё сказал? — спросил старейшина.

— Верно! — согласились Евпатий со Стимудом.

— Как же твое имя? — спросил старейшина у вора.

Но тот всё молчал, иногда посматривал на новгородцев, словно рассчитывал на помощь. Гости переговорили между собой, и вперед вышел их старшина.

— Я старшина югорских купцов, Горазд Смеянович Ворсов. Это закуп купца Терентия Труфанова. Зовут его Макарием. Раз это его человек, то и Труфанов заплатит за своего человека виру за обиду.

— Должен купец уплатить Стимуду новгородскую гривну серебра и Евпатию за обиду тоже гривну серебра.

— Так тому и быть! — ответил Горазд, строго посмотрев на Терентия.

Серебро было отвешено, кошель артельщиков стал куда тяжелее, чем до суда. Но, витязь скорее был напряжен происшедшим, а не успокоен. Всё это повисло над ним тяжким камнем, и словно должно было повториться снова. Евпатий предпочёл бы, что бы купец отпирался, и разбирательство дошло до судного боя. Тогда бы он всё решил бы разом, ударом своего клинка.

Обратно домашние Стимуда возвращались в приподнятом настроении. Артельщик на радостях накупил для детей всяких мелочей, Мила без конца смотрела на новые стеклянные бусы. Для стариков прикупили новые валенки. Евпатий купил для Красы ладный кожаный поясок, и девушка была очень рада.

Сам же витязь шёл позади всех, погруженный в тяжкие мысли. Сделал всё нечестно на Матке, и вот, нечестный поступок потянул за собой злые дела. Теперь и не знал витязь, чем всё закончится. Лишь сердце подсказывало, что это ещё не конец.

***

Краса только вернулась, тут же принялась за хитрое зелье, стала разливать настоявшееся питье.

— Бабушка Ната! Всё готово! Вам и деду Чуриле! — позвала она.

Старики присели на лавку, и с готовностью пили настой. Девица корпела над другй травой, и показала на горшочек полный другого зелья.

— Это настойка полыни. Для глаз. Половина ложки на горшок, щаваривать, настоять сутки. Промывать будете по утру, каждый день.

— Ах, спасибо Краса. В дорый день ты к нам пришла, — расчувствовалась старушка.

Девица смогла за пару дней подлечить пожилых родителей весельшика, перестали те кашлять без конца. И видеть оба стали кула лучше.

Рассказала какие травы заваривать, чем всех порадовала. Она силела у окна, перебирая сборы в кошеле.

— Вот девица, выходит, что не я тебе помог, а ты нам. Хорошо, что тогда Евпатий тебе не дал в море прыгнуть! — сказал Стимуд.

Вымолвил, да рот прикрыл, ишь ты, такое сорвалось? Жена подошла, положила руку на плечо девушки, успокаивая.

— Чего? — и глаза Красы сделались совсем круглыми, так что витязь удивился, что так случается.

— Да ничего такого… Укачало тебя, чуть не упааа, а я подхватил. Всего и делов, — почти не соврал богатырь, — да спать пора ложиться. А то ведь ранёшенько нам на пристань.

И верно, уже прошли три дня в добром доме Стимуда. Сначала, будто чужими были здесь, а теперь и гости не хотели уходить, а хозяева отпускать хороших людей.

В ладье по Оби

Речная ладья всяко бывает меньше морской, но и эта была немаленькой. По шесть вёсел с каждого борта, всего в артели было четырнадцать человек. Вот полная дюжина из них сидела сейчас на скамьях, ворочала вёслами.

Краса и Евпатий сидели на корме, рядом с кормщиком. Стимуд договорился с Сарватом, что витязь тоже станет грести, в свою очередь, а Краса готовить в дороге.

— Не прогадали ли мы? — вздохнул богатырь, — на шестнадать человек готовить придётся. Дело нелёгкое.

— Ты, вот рыбу лови. Чего зря говоришь? Все силы так в разговор и уйдут, — заметила девица.

Ну, хитрая рыба пока ловиться не желала, а вот весёлых прибауток Евпатию пришлось наслушаться множество. Из безобидных- прошлись по его росту, дескать, голова высоко торчит, грести мешает. Но. вообще, если к нему парус приладить, то и вместо мачты сойдёт. Витязь только посмеивался. Ну что делать, если народ теперь мелковатый пошёл, в основном ему едва до плеча достают. Но, вот и рыба проснулась. В одно мгновение вытащил пару рыбешек, и не поверил своему счастью! А только опять забросил удочки и опять!

— О Евпатий, молодец! — крикнул развеселившийся кормщик, — прямо удивил!

— Да я уж муксуна две тыщи лет не пробовал! — ответил витязь.

Вся артель довольно захохотала забористой шутке. Краса сначала испугалась, а затем рассмеялась со всеми. Откуда же артельщики знали, что Евпатий не шутил? И вправду, как ушли они с ватагой Бессмертных, так и не возвращались. Он и не ел сибирской рыбки. Всё балтийской селёдкой питался, а раньше так и кильку средиземноморскую ел. Вишь ты, аноусом её обозвали. Ну и тунца, конечно…

— Скоро пристанем, богатый нас ужин ждёт! — радовался Сарват.

— Точно кормщик, хорошо прошли!

— Дайте и я сяду, а то согреться надо, — попросился на скамью богатырь.

Сначала приноровился, затем и стал работать с другими в такт, что бы и не быстрее и не медленнее. Дело привычное, и не устал совсем.

— Всё, подходим! — прокричал кормщик.

Началось самое ответственное. Надо было толково пристать. Вытащили нос сулна на берег, забили колья в песок, где набегала речная волна. Евпатий нёс, конечно, самый важный груз- Красу. Ну а другие- выгрузили палатки, пойманную витязем рыбу, оружие на всякий случай. Хотя, судя по разговорам, нападений никто не ждал, даже вечно подозрительный и грустный Ивар.

Артельщики нарубили дров, тем временем Краса принялась за рыбу. Ловкости девушке в обращении с ножом было не занимать, и дело шло быстро. Костёр благополучно загорелся, Евпатий, подумав, тоже занялся готовкой. Три рыбины были обезглавлены и немилосердно выпотрошены, густо посыпаны солью, затем покрыты слоем глины, и осторожно закопаны в образовавшуюся золу костра.

Артельщики тем временем не теряли времени даром, поставили палатки. Три, одну из них отдельно для Красы. Ну а Ивар, присел на пенёк и принялся играть на домре. Сутей извлёк из своего вьюка рожок, и присоединился, разбавляя своим наигрышем бренчание струн Ивара. Но, выходило совсем неплохо. Артельщики слушали с удовольствием, но к сожалению, не только они. Комаров здесь собралось также немало, и березовые веточки в руках путешественников с трудом отгоняли непрошенных и назойливых гостей или хозяев.

Кто его знает почему, но Евпатий по старой привычке неподалёку уложил с пяток тугих луков и колчаны, полные стрел. Мечи де так и висели на поясе.

— Евпатий, ты что, решил на комаров поохотится? — заметил приготовления витязя Ивар, — да эти ещё мелкие, в них мяса мало!

Ответом был громоподобный хохот его новых товарищей, и витязь сам засмеялся.

— Нет, уж давно киргизы не заходят так далеко, — заметил Сарват- после той битвы, А на Север и не ходят, боятся. Всё мертвецов боятся, все на Юге.

Это Евпатий понимал. Значит ещё и в теперешние времена страх перед Мёртвой Ратью всё держит находников и дарит покой Северянам. Вроде выходит, что и во сне тяжком Мёртвые Царевны хранят Север…

— Ну всё, миски берите, уха готова! — созвала артель Краса.

Кто же от такого откажется? И деревянные миски наполнились будто сами собой похлёбкой с чудесно пахнущей рыбой. Деревянные лодки работали быстро, вскоре всё было закончено. Но котле осталась похлёбка, которую решили оставить на завтра. Настала очередь и запеченой рыбы. Гляняная масса была разбита, и в миски каждого положили по доброму куску запечёной рыбы.

— Давно уж так не едали! — заметил говорливый Сутей- а то может быть, с нами и вниз по реке пойдёте?

— Пока нет, — ответиа Краса, откладывая лодку в сторону, — дела у нас в Серпонове.

— Да неужто? — как бы удивился Ивар. — понимаем, конечно. Сами люди семейные. И меня вот, дома жена, Домна ждёт и пятеро детишек.

В дружине витязь ходил походами давно, но на Руяне из Бессмертных витязей никто семей не заводил. Исключительно недолгие связи.

Травяной настой завершил трапезу, артельщики ополоснули в реке ложки и плошки, и отправились отдыхать. Двое сторожей остались хранить покой остальных. Евпатий лежал на тонком одеяле, и не мог уснуть. Не то что бы комары одолевали, а всё прислушивался. То к плеску воды у берега, то как птицы пели. Но, вот, вдруг ночные трели словно отрезало. Евратий вскочил и с оружием вышел из палатки. На свежем воздухе потянулся, расправид руки да спину и присел к еле горевшему костру. Сторожа дело знали, никто не дремал.

— Чего не спишь? — спросил Сутей, — В очередь тебя бы подняли.

— Вы бы присели чуть подале от костра. Так лучше будет.

— Ла нет тут никого! — заявил Ивар, — мы бы сразу услышали!

Опять прислушался бессмертный, к лесному шуму. Но нет, птицы не давали о себе знать.

— Пойду, пройдусь, — прошептал Евпатий.

— Тоже надо…

Первые мертвецы его войска

Витязь слышал тех, кто засел в кустах на берегу. Да и видел. Привык к тому, что ночью видит не хуже, чем днём. Быстро прошёл, затем побежал, прячась за холмами, делая большой круг, словно волк на охоте. Да сейчас и сал словно серый хищник из дремучего леса. Присел, боясь упустить малейший запах… В ста шагах почуял лошадей, пятнадцать или двадцать, и пару коноводов. Точно пара, не больше, он не мог ошибиться… Мечи и не лязгнув, покинули ножны, и воин тихо юркнул в заросли. Всё опять будто замерло. Видел Бессмертный в темноте всё, но по -иному. Чёрно-серо- белое, никаких цветов. Двое в островерхих войлочных шапках тихо по- своему говорили, посмеивались, но даже не поняли, откуда к ним смерть пришла. В две руки, одним движением, развернув плечи и присев для остойчивости. Не озоровал с людьми Евпатий, закончил дело в два удара. Почувствовал тяжесть умирающих на клинках. и сбросил со стали уже мёртвых. Чудесные клинки будто напиталась кровью, Евпатий ожидал, что мечи запоют, снова забрав жизни. И два тела легли рядом. Отер мечи, спрятал в ножны. Зацепил обоих за вороты курток, поднял и опять приподнял. Витязь утащил из подальше, что бы не спугнуть коней запахом крови.

Ну а пока Евпатий снял расшитую рубаху, подарок Красы, и натянул куртку одного из убитых. Того, что покрепче был. Еле сошлась, и рукава были коротки, да ничего, это ненадолго… Дошёл до засады чужаков, осмотрелся получше. Неопытные были, держались одной кучей. Пересчитал, оказалось, двенадцать, дюжина целая. Здесь не должно было быть ни малейшей случайности и ошибиться Евпатий не мог… Три раза вздохнул поглубже, и прыгнул вперёд. Двумя ударами отсек руки двоим, затем два длинных укола, и прежде чем киргизы опомнились, восемь их воинов стали вне игры. Четверо обнажили мечи. Чудные такие, словно из сна- очень кривые, узкие. Но и тут, их боевые умения для Евпатия были похожи скорее на движения неумех. Витязь легко уклонился, шагнув вбок, пропорол спину одному и отрубил голову другому. Последние, кто остались живы, просить пощады не пожелали да они бы её и не получили.

Из добычи нашлось три меча, шесть палиц, три топорика, хороших да ухватистых. В кошелях нашлось с десяток серебряных монет, да пятьдесят медных. Сапоги снимать было недосуг, но вот кони…

Пока же Евпатий хотел опробывать кое-что, тем более, так случай подвернулся. Витязь схватил одно из тел, и поволок его подальше. В малиннике осмотрелся и заставил себя успокоится…

Он помнил Ульма, того, кто и создал эти жезлы. и Пурушу, одного из Грезящих самой Эльги. Как волхв управлял этими штуками. Словно вчера это было и просто стояло перед глазами…

Ульм взял жезлы, навершиями вниз, почти коснулся ими земли, затем развёл в стороны, и Мёртвые встали. Евпатий, хоть и мурашки побежали по его коже, сделал тоже… Глаза витязя округлились, когда он наблюдал это… Тело встало, но не по-человечески, подсунув под себя ноги, присев и выпрямившись, а как кукла- поднялся мертвец и всё. Кровь ещё лилась из пробитого бока, глаза слепо пялились на богатыря. Надо было пробовать, и Евпатий сглотнув, проговорил :

— Садись!

Следующее мгновение было самым длинным в бессмертной жизни витязя. Но. тут же. очень быстро, мертвец присел. Епатий обошёл вокруг, раздумывая, а его бессловесный и послушный слуга так и сидел на корточках. Дальше последовали другие приказы, и всё мертвец выполнил, не спрашивая и не сомневаясь.

«Если бы Аркона стояла, я вот бы данам и Вальдемару показал…»

Но, было, и вот, прошло. Но, опять сам за меч взялся. Но как быть? Сказать о разбойниках, или не стоит? Но припомнил, как трепетно относились к Мёртвой Рати Царевны и Ульм. Так в болото ведь отправляли? Оружие, подумав, спрятал в кусты. Мёртвым сабли и луки без надобности, управятся им они не могли.

И Евпатий, подняв свою дюжину, бегом погнал её к болоту, бывшему недалеко отсюда. Да и точно, мертвые и бегали в несколько раз быстрее живых. Успокоился только тогда, когда последний пузырик булькнул на серой ряске болота.

По берегу, теперь верхом

Витязь успел- таки к своей страже, и как надеялся, не выглядел усталым. Клинки вытер, на руках следов крови не было, одежду опять сменил, надев расшитую дарёную рубаху.

— Вовремя, — кивнул Сутей, поглядев на звёзды, — а мы пойдём, поспим. Ивар?

— Да иду я, — ответил товарищу артельщик позёвывая, — сучья да полешки мы подкинули в костёр, Евпатий. Теперь твой черёд комаров кормить.

— Спасибо.

Артельщики юркнули в палатку, в тепло. Богатырь накинул плащ на плечи, и сел на полено. Складного сиденья на ладье не имелось, и он ал себе слово, что сделает такую штуку, как придёт в Серпонов. Нашёл приготовленный травяной настой, и с наслаждением вдоволь напился.

Да, река красива и ночью, чёрная вода, так привлекаюшая взгляд и матово поблескивающие волны в свете луны. Ладья стояла на берегу, никто на неё польстится не захотел, вернее, не смог. Никакой опасности богатырь больше не чувствовал, всё кажется, закончилось. Что делать теперь в ночное время? Только любоваться звёздами. Чем Евпатий и занялся. Иногда думал, что же там такое? В этой, далёкой чёрной глубине?

Правда услышал, как зашелестев, открылись полы входа в палатку, и шаги, неслышные для других, всё же выдавали свою хозяйку. Ни с кем бы не перепутал богатырь славницу, даже среди многих других людей. Нет, Краса точно была воительницей на Алатыре, и освоила уроки наставницы. Вот, оказалась позади него, и уже протянула руки к нему. Да вот Евпатий осторожно ухватил девицу за левую руку и несильно потянул к себе.

— Тихо только, спят все, — прошептал витязь, подтягивая к себе девушку, укутанную в серый войлочный плащ.

— Ишь ты, всё слышишь? — улыбнулась она, — как же сумел?

— Так ведь могу… Ну сама, Краса, всё знаешь.

Девушка поглядела на витязя, на то как этот юноша, которому больше трёх тысяч лет, улыбается. Чудно ведь это? А правда, или враньё это всё?

— Решила поговорить, пока все спят. Если пожелаешь, можешь уйти. Ты ведь, не медведь на цепи, а я не балаганщица с торга. Если не люба, так плакать не стану, — и отвернулась, руками обхватила свои колени.

Иногда, скорее редко, чем часто, Бессмертный не раздумывал, что делать вовсе. И это был тот случай. Просто обнял и поцеловал заплаканную девицу, прижал к себе покрепче. Она чуть высвободилась, и покрыла и его полой свего плаща.

— Так теплее, просто объяснила она.

И тут случилось, чего никто не ожидал. И вправду стало теплее, вдвоём.

***

Краса ещё придвинулась, касаясь своим бедром ноги юноши. То что ему так иного лет, она уже не очень верила. Но видела и чувствовала его совсем рядом, такого, как и мечталось. Высокий, сильный ладный, храбрый. И, красивый… Она так задумавшись, положила на его сильную грудь свою ладонь, потянулась чуть вверх и снова поцеловала его в губы, Но тут Евпатий тихо охнул.

— Что случилось? — проворковала, не понимая, девушка.

Опустила глаза, и увидела, как её плащ набухает кровью. Стрела, торчала в груди её суженого! Краса вскочила с места, схватила лук и стрела словно сама легла на тугую тетиву. Стреляла девица очень хорошо. Она увидела пытающуюся скрыться фигурку человека. Тетива сильно ударила её по запястью, не замечая боли, она выстрелила ещё три раза. Далекий крик сменился всхлипом и всю стихло. Чего-чего, а стреляла она очень хорошо. Наставница, Альта, говаривала:

«Краса лук держит хорошо, глаз у неё верный и тетиву не рвёт. В бою себя ещё покажет».

И вот, показала… Только суженый да ряженый помирает… Да ге же её сумка с травами? И она опять глянула на лицо милого Евпатия. Тот уже страшно побледнел, и схватил за руку.

— Только не кричи… — зашептал богатырь, — дергай стрелу, не бойся… И оттащи меня в кусты, что бы не видел никто…

Славница кивнула, стараясь сдержаться. Быстрый рывок, и в руке оказалась окровавленная стрела, тут же брошенная в костер. Но точно. Евпатий выгнулся всем телом, вытянулся, и затих. Он больше не дышал.

Слёзы сами полились из глаз. Она всё же притащила из палатки суму с зельями, и вздохнув, приподняла мёртвого за печи и приволокла его прочь от костра. Тяжеловат её богатырь оказался, у неё уже дрожали руки и ноги. Так хорошо, что при деле была, как подумала Краса, а то точно бы разревелась.

В кустах подложила под голову витязю плащ, сама холода уже не чуствовал. Задрала на мёртвом рубаху, обнажив рану. И точно, напротив сердца. Кожа кровью залита. Она заботливо мокрой тряпицей отерла тело.

— Ну что же ты, не оживаешь? Неужто Мара соврала? — говорила славница, теряя терпение.

Так прошло с полчаса. Она уже присела в изнеможении, прикрыв лицо руками. Не было сил на это смотреть. Но тут, неожиданно, раздался шорох. Ноги Евпатия, словно сами по себе, заскребли по траве. Затем, дёрнулись и руки. Торс поднялся и опустился на землю, словно это была игрушка, кукла, а не человек.

Но, наконец, открылись глаза у её любушки. Евпатий шумно вздохнул, закашлялся. Она не сдержавшись, обняла его и поцеловала. И точно, тёплый, живой, как подумала девушка.

— Пойдём, коней заберём, — тут же сказал витязь.

Краса и не поняла, о чём он? Лишь почти силой сняла с него испачканную рубаху.

— Нагнись, мне неудобно, — просто зашипела она, — подожди, сейчас чистую принесу.

Она кинулась в свою палатку, спрятала там окровавленную одежду, вытащила новую. Помогла Евпатию одеться, заботливо поправила ворот, подала пояс с его мечами.

— Пошли, торопиться надо, — всё подгонял он.

— Темно же? — пыталась отговориться Краса.

— Да вижу я и в темноте, — добавил Евпатий.

Вот так да! Только подумала славница. И не скроешься от такого, а в спальне-то? И от таких мыслей покраснела.

***

Артельщики проснулись от ржания коней. Люди не понимали, откуда тут кони взялись? Сарват только протёр глаза- но нет, не померещилось. Точно, целый табун лошадей, пятнадцать голов, так и есть.

Евпатий же спокойно сидит у костра, палкой угли подгребает, ни слова не говорит, словно всё это дело-то очень обычное. Котёл с водой уже закипел, да и вчерашнее варево разогрето.

— И откуда кони? — произнёс кормщик, не смог вытерпеть

— Напасть ночью враги пытались, да наша взяла. Двое хотели ночью обворовать нашу ладью. Не вышло, — объяснил Евпатий.

— Опять спасибо. Столько коней-то куда? — призадумался Сарват- Ты, значит, по суху пойдёшь. Как дойдем до Серпонова, там коней и сбудем с рук,

Другого всё равно придумать было нельзя. Ну а пока артельщики рассаживались, и в дело пошли ложки с мисками и чудо было явлено снова- съели всю похлёбку последней крошки.

Собрались опять, только теперь Евпатий должен был идти вместе с конями. Отчего-то не удивился, когда и Краса решила идти по суху.

— Я Сарват, тоже верхом на коне пойду. Да и осмотреться надо, запас лечебных трав пополнить.

— Дело -то верное, — пробормотал кормшик, посмотрев на завязанное тряпицей запястье девушки, — мы рядом будем.

Всадники пошли шагом, за ними были две лошади, ставшими вьючными до Серпонова. Сказать по- совести, витязю больше в ладье нравилось идти. Это только человеку неопытному, не ходившему в дальние походы, было известно, что верхом идти на войну куда почётнее, чем на корабле.

С лошадьми как- больше пятидесяти верст в сутки никак нельзя, а то у коняшки ножки заболят. Кормить надо животину, само собой. Что бы в рот не тянул то, что не надо есть. Опять же, чистить да мыть. Дел, короче- невпроворот.

Но, жаловаться было некому да и незачем. Так и пошли вдоль берега, не теряя из виду ладью на речной дороге. Скучно было ничего не говорить, и Краса спросила, не в силах сдержаться:

— Сколько же раз ты умирал?

— Это уже двадцатый.

— А видел тот мир, пекельный?

— Да откуда, Краса- девица! Нас же к себе Элла не принимает. Не видел я ничего. Одна чернота была перед глазами. Потом очнулся. Это ты, видела, с наставницей видела в Грёзах…

— Я же не ведьма. Так, травы ведаю, лекарское дело. Воительница я.

— Стреляешь метко, — похвалил витязь, и лечишь неплохо.

— Тебя хорошо лечить, богатырь.

— Да отчего же? — не понял Евпатий.

— Даже если ошибёшься, сделаешь неправильно, или сбор травяной неверный, это всё неважно. Ты же всё одно, не умрёшь?

— А мои страдания? Нет, славница, боль и я чувствую.

Не поняла девица, правду говорил сейчас Евпатий, или… Но витязь заразительно улыбнулся, и заломил свою шапку на затылок. Так и ехали не спеша.

Поставили палатку, встали на ночлег. Поели у костерка. Евпатий опять стерёг коней и их добро. Кажется, тихо было и спокойно, но не мог успокоится.

Чем-то напоминало это старые сказания, Евпатий опять пошёл в ночной поиск, заложив глубокую петлю, обходя их лагерь справа на версту. Шёл, всё пытаясь учуять запах чужого костра, или пищи. Среди деревьев спугнул пару лисиц, ожидавших добычи. Они- то и вывели витязя на лагерь киргизов.

Судя по палаткам, пятнадцати, было здесь сотни полторы воинов. Ну, может быть, суть меньше. Делать было нечего, и Евпатий побежал. Так, как давно не бегал, не было нужды.

Надо было тридцать вёрст одолеть, и он вернулся к тому месту, куда загнал своих мёртвых. Евпатий вытащил клинки из ножен, и мановав, вызывал из болотной трясины своих воинов. Он смотрел не отрываясь, как показываются сначала головы Мёртвых, затем плечи, и вот, на берегу стояли его воины, а с них всё стекала грязная вода.

— Бегите за мной! — был следующий приказ.

Жезлы опять не подвели, и к становищу бежали теперь пятнадцать человек. А над ними, выше крон деревьев, летела стая воронья, почуявшего добычу. Другие же птицы и зверьё в испуге уходило с дороги. Ворон даже не смущало то, что Мёртвые передвигались. Как и то, что были и люди.

Ну, скажем так, человек был только один, и четырнадцать мертвецов. Устал ли он? Уже, кажется да. А вот его бойцы нет, дыхание их даже не сбивалось. Но они, права, и не дышали. Но добрались вовремя.

Они стояли в кустах, прячась от стражи. Воины чужаков были с луками и стрелами, короткими копьями. Заметил и нескольких собак. Вот хвостатые их почуяли, да ещё как! Завыли, некоторые зашлись истошным лаем, и жались к ногам воинов. Медлить было нельзя.

Витязь глянул на своих, с голыми руками, и собрал годных палок побольше и дубин. Пора было решаться!

— Возьмите палки в правые руки!

Мёртвые взяли оружие, и именно в правые руки. Здесь опять важна была точность приказа. Они молчали, и даже не переминались с ноги на ногу, не переговаривались. Попить, оправиться им не требовалось всё такое. Идеальные, кажется, бойцы! Евпатий вздохнул, и крикнул:

— Идите и убейте тех, у костров!

Его рать перебиралась через упавшие деревья, не замечая по пути кустов и рытвин, и без слова или крика, обрушилась на спящих чужаков. Вот тут и поднялся дикий крик и вопль. Стража, попыталась сдержать нападавших, но куда уж им было! Дубины поднимались и опускались с невероятной скоростью, быстрее, чем шерстобит работает. Эти десять человек были перебиты за десяток мгновений. Проснувшиеся выбегали с саблями и кожаными щитами в руках, и шли вперёд. И падали, превращенные просто в орущие куски мяса, без пощады добиваемые. Раненых или там пленных, просто не было. Но, двоим его бойцам отрубили руки. Те и не заметили этого, и теснили своими телами. Евпатий взялся за лук и стрелы, принялся расстреливать тех, кто был слишком умен в этой свалке.

Но, произошло то, чего он и не ожидал — вперёд вышел шаман, с посохом, в маске, со знаками его достоинства.

— Стой! — закричал Евпатий, останавливая своих.

— Привет тебе, воин! — и шаман неожиданно поклонился, — мы ошиблись, и прошли на вашу землю. Прими дары, и отпусти нас. Больше мы не посмеем повторить это. Но, прошли слухи, что Госпожа спит? — закончил он вкрадчиво, — давно, очень давно мы не видели Мёртвого воинства…

— Мёртвая рать перед тобой. А Мёртвая Царевна — госпожа этих земель, и ты это знаешь. Она накажет каждого, кто осмелится проверить её могущество!

— Без сомнения… И вот, в знак нашего почтения, — и положил два сорока соболей перед витязем.

Но чужаки не были бы чужаками, если бы не проверили его. Сбоку подобрался юнец, немилосердно хрустевший ветками как видно, ненужный ни своей семье, ни своему роду, и попытался ударить его копьём. Витязь легко уклонился, и ударил того кулаком в горло да так, что уже мёртвый пролетел пять саженей, и острый сук сосны пронзил тело насквозь. Шаман не удивлённо, скорее удовлетворённо посмотрел на убитого, поклонился Евпатию так, что рогами на голове достал земли.

— Мы все слуги Мёртвой Царевны. Дай нам уйти, — тихо и с почтением сказал человек в маске.

— Помните Заветы… — прошептал Бессмертный.

Киргизы стали поспешно собираться. Мёртвые оставались здесь, ведь убитые — это всегда часть дани Царевне. Погибла в бою почти половина этого отряда, а выжившие поспешно укладывали добро во вьюки. Люди торопились, видно было, как они напуганы и просто не убежать и бросить здесь всё им не даёт этот человек в маске оленя и с посохом в руке. Но и он поглядывал на Мертвецов, стоявших в ряд. Евпатий воевал много, и знал, что нужно давить до конца, если хочешь, что бы враг тебя не обманул. Но вот, враги собрались, и длинная цепочка приземистых коней, отягощённых вьюками, двинулась в путь. Никто не оборачивался и все избегали смотреть в глаза богатыря.

Евпатий же всё раздумывал- а не надо было бы всех перебить до последнего? Как всё теперь станет, когда разойдётся весть по Степи, что Мёртвая Царевна вернулась? Но ладно, всё одно спешить следовало. Богатырь поднял тех, кого убил стрелами, и обратил в прах покалеченных из своей Рати. Осталось двадцать пять бойцов. И их опять надо было прятать. Опять болото. И там Евпатий оставил зарубки на деревьях, что бы запомнить место.

Снова бегом, да и не пустому, а с богатыми мехами. Хорошо, успел до рассвета. Уселся у костра, всё смотрел в его пламя, и принялся, будто в такт огню раскачиваться, и затянул песню без слов, которой было уж чеыре тысячи лет… Тот же огонь пылал перед пророчицей в заколдованном городе, Дельфах…

Три тысячи лет назад

Они уходят от Кащея

Долгий въедливый дождь поливал горы, поросшие соснами и кустарником. Место для чужого человека выглядело совсем нехоженным и безлюдным. Но, среди скал, прячась от случайного или излишне любопытного взгляда, на крепких каменных подклетях высились жилые хоромины.

Несколько рубленых домов словно сами собой выросли в этом удалённом ото всех месте. Будто бы построенные не людьми, а духами этих чёрных гор или лесов. Огромные брёвна, в два обхвата, составляли стены, и, верно, немереная сила требовалась, что бы собрать венцы домов. Крыши были покрыты дранкой, а над трубами печей, сложенными из камня, поднимался белый дымок. Место, без сомнения, было жилым.

Так и стояли эти три терема, окруженные высоченным тыном. Но вот, отворилась калитка в воротах, и на тропу вышло пятеро молодых мужчин, рядом с которыми крутилась лайка. Ещё четыре собаки ташили салазки с поклажей.

— Ну что? Пройдём, проверим ловушки? — спросил один из охотников.

— И сетку в речке надо вытащить, Тиудемир, — заметил другой, — рыбы набилось, верно, немало!

— Ну да. Всё же нужна пища для трёх десятков человек. Витень сказал, что бы без добычи мы не возвращались.

Ватажка добытчиков покинула полянку, обошла скалу, дома и тын словно исчезли, как по манованию могучего колдуна.

— Так и привыкнуть не могу. Только обернулся, а усадьба будто провалилась, — тихо сказал юноша, названный Тиудемиром.

— Так и замыслил Кащей. Чужой никогда не найдёт это место.

Люди, петляя по тропе, прошли мимо небольшой рощицы, и углубились на плато. Да, местечко такое, его не сразу на Урале найдёшь. Усадьба Кащеева… И жили злесь Бессмертные, прячась от глаза простых смертных.

***

Ноги словно сами несли Катея к речушке с быстрой водой. Крепкая сетка, сплетенная из коры, перекрывала часть потока. Она была словно грядка для живших в уединении людей. Только приносила не капусту или редьку, а рыбу. Вот и сейчас, два рыбака укладывали добычу в большие корзины. На салазках уже лежали три оленьих туши, извлеченных из ловушек.

— Кажется, всё не так плохо, — заявил видно, старший из них, — Катей! Мы с Лютом вернемся, добычу отвезём, а вы ловушки для птиц посмотрите! Ничего не упустите!

— Как можно, Салит! Везде пройдём, соберём со всех силков!

Два охотника, помогая собакам, тоже впряглись в салазки и потащили тяжёлую поклажу. Ну, а трое оставшихся, встав на лесную тропу, неторопливо двинулись в обход приземистой скалы. Дело близилось к полудню, и сказать честно, все трое изрядно проголодались. Мимо протекал ручей, в котором то и дело серебристой чешуёй мелькали рыбины. Катей, что бы не замочить рубаху и куртку, разделся до пояса, и приступил к рыбалке.

Медведи ловят рыбу своими сильными лапами, а витязь был куда быстрее и сноровистей любого косолапого. Вода скрывала блеск серебристых рыбин, но добытчик быстро приноровился, и за несколько минут набросал на берег обильную добычу. Худо-бедно, а пять немалых рыбок должно было хватить на сегодня.

— Ну прямо рыбак… — развёл руки в удивлении Тиудемир.

— Не вздумай Салита злить. Тот хотя и старшина, а кормщик дружины, но строг характером.

— А про что, ты Яромир? — сделал удивлённое лицо другой юнец.

Выглядели эти воины совсем молодыми, да самому юному из них было уде много больше двух тысяч лет. Ну, конечно, старшинство Кащея никто не оспаривал, тот ещё у Эллы в колоде служил. Среди витязей дружины из служивших Ильзе остались только двое, остальные пятеро спали в пещере. Да и другие были постарше кормщика. Но, Салита дружина уважала, лучше него никто ладьей не правил.

— Силки для птиц ты проверить забыл, — напомнил Яромир Тиудемиру.

— На обратном пути всё заберу.

— Сейчас иди. А то соболь или ястреб всё за тебя соберут, — настаивал Яромир.

— Ладно, его уж, — проворчал тот, протер свой нож от рыбьей чешуи о траву, и пошёл прогуляться.

Он нагнулся, покрутил красивый камешек, и бросил его себе в сумку. Витязь улыбался, словно нашёл на земле, среди простых кочек, нечто несусветно богатое и красивое. Густой зелёный цвет очень понравился бессмертному. Но спорить не собирался, дельные вещи Яромир говорил. И Тиудемир пошёл к силкам.

Яромир же выпотрошил рыбу. лишил голов, и не спеша обмазал глиной. Когда в прогоревшую золу костра были закопаны рыбешки, витязь не спеша пошёл к ручью. Перепрыгивая по мокрым камням, нашёл подходящее место, где песком отодрал грязь на ладонях. Только вернулся, а тут явился Катей, всё ещё голый по пояс, шёл обратно, с парой рыбин.

Товарищ заметил, что Яромир отдраил руки, и поэтому сам приготовил рыбу. И эта добыча пошла в горячие уголья. Катей быстро оделся, ощутив тепло от костра и тёплой одежды.

— Тиудемир пошёл силки проверять, — услышал он.

— Как раз вернётся побратим, вместе поедим, — благодушно добавил богатырь.

Но, отчего-то присел ближе к товарищу, осмотрелся, словно кто-то мог подслушать и зашептал:

— Послушай, Яромир! — начал он, не надоело тебе здесь штаны протирать? Пойдем в поход.

— Куда?

— Да я всё придумал. Перевалим через Камень. Там по Каме, на Дон выйдем…

— Вдвоём что ли?

— Нет, Тиудемира прихватим.

— Вот и он, лёгок на помине! — отметил Катей, — да он не один…

— Точно, с ним идёт кто-то…

Витязь, увешанный добычей усадил к костру незнакомца. Человек был укрыт плащом, с большой котомкой за спиной. Оглядел троих охотников, и, словно решившись, показал им пластину из золота, с выгравированным грифоном.

— Зовут меня Арпад, с Буян-острова, воевода. Я от Гуна, сына и от Мары. Нужно мне переговорить с Витенем. Дело большое, важное.

— Тиудемир, Яромир и Катей, — ответил за всех Яромир, — Припасы собираем. Но наш старший, Салит ушёл, и Лют с ним. Так что дать ответ за всех мы не можем.

— Ну, тогда за ними пойдём. Дело спешное, медлить никак нельзя. У меня и послание для него, вашего старшего — и вестник показал клубок с узлами, и подвешенной печатью из свинца.

Так обычно передавали известия, завязывая узлы на верёвке. А затем, запечатывали конец послания, что бы не распустился, по умыслу или недосмотру и письмо пропало или исказилось.

— Однако, — с трудом вымолвил Яромир, — в такую дорогу, и один двинулся? Мог не дойти, да и с важным делом. Плохо бы вышло.

— Так не хотел вас, богатырей, тревожить. Могли ведь подумать, что с недобрым я пришёл.

И это было верно. Не зря береглись от чужого взгляда Бессмертные витязи. Не хотели ложится в холодную пещеру, да ожидать, пока Царевны проснуться. Да правда, как они проснуться, если не все спят? О Эльге уж как триста лет нет вестей…

— Но, по правде, вход в вашу обитель так и не нашёл. Только ловушки ваши да силки с капканами обнаружил, вот и ждал, пока добычу заберёте. Два дня надеялся, что вас дождусь.

— Толково, воевода, толково… Складно веревку вьёшь… Но позволь и тебе глаза завязать, от греха подальше. Что бы дорогу не запомнил, — заметил Яромир.

— И это разумно, — Арпад кивнул, соглашаясь.

Хотя было видно, что предводитель воинов недоволен. Катей кивнул, понимая то, что всё серьёзно. Тиудемир, посмотрел на побратимов, и как видно, все были согласны. Витязи споро принялись собирать припасы. Яромир завязал глаза Арпаду, и взял под локоть гостя, пришедшего издалека. Огонь был залит водой, и теперь четверо путников встали на тайную тропу.

***

Витязь так и держал рядом воеводу. Если бы кто это видел со стороны,, смотрелось было бы потешно- для чего по лесам и горам ведут богато одетого воина с повязкой на лице? Ещё двое шли с громадными мешками за спинами, неподъёмными для обычных людей, а эти- ничего, справлялись. Так и прошли по тропам, обошли ручей, пройдя по камням, рассыпанным по его руслу.

Один из воинов знаками показывал другому:

«Для чего так петляем? Дорога ближе есть?».

В ответ, также перекрещивая пальцы, быстро, очень быстро витязь дал ответ:

«Нечего нам Кащеево убежище выдавать. Как дело повернётся, мы сами не знаем».

«Согласен. Так, пожалуй, лучше всего будет».

Вот, приметная рощица показалась. А на встречу им, не спеша, шли Салит с Лютом и с пустыми салазками. Собаки в упряжке зло залаяли, сразу почуяв чужого.

— Чего обратно идёте? — недовольно спросил старшой, — должны были дождаться.

— Добычу собрали, Салит, — ответил Яромир, — и тут, весточка для Витеня. И вестник с ней, — и показал на Арпада с завязанными глазами.

Салит с Лютом переглянулись. Нельзя было решать самим. Но тут вестник опять явил золотую пластину.

— Ну что? Возвращаемся, — пробормотал удивлённый Лют, -вестник, дай клубок!

Тот не споря, подал послание. Правда, воевода так и остался в чёрной повязке. Вестника оставили в рощице, вместе с Яромиром. А остальные Бессмертные прошли по тропе между скал, вернулись к тыну. Стража открыла ворота.

— Привет вам, — поздоровался Катей, — Ата и Сана! И тебе, Тата!

Последнее имя, было скорее лишним, этим витязь заработал лишь хмурый взгляд Люта.

— Витеня позовите, — сказал Салит, — дело куда как важное.

— Сейчас…

Одна из Бессмертных Дев быстро ушла. Но, Салит и не думал вести гонца в Убежище. Обдумывал богатырь, как лучше дело сделать… По уму, не торопясь…

Вернулся и предводитель Бессмертной Рати. Одет был по простому, как привык. Только любимая шапка, украшенная соболем, выдавала его достоинство А так- крепкие сапоги да штаны, рубаха и войлочная куртка на веревочных застежках. Но меч на боку висел, а как без него?

— Вот, Витень гонец с письмом, — и Салит протянул клубок, — от Гуна и Мары. С Арпадом Яромир остался.

— Что же, печать Наставницы, — проговорил воевода, и сломал свинцовую печать с изображением грифона, — Так, — сорвалось с его языка.

Читал он не спешно, ощупывая каждый узел-слова, будто впитывая послание внутрь себя. Наконец, закончил. Лицо его всё также было непроницаемым, непонятно было, обрадован он вестью или разозлён.

— Надо встретиться с гонцом, — пробормотал старшина, с посланием в руке, — пойдёмте со мной. Салит, Лют, и ты, Катей.

Бессмертные быстрым шагом покинули обитель и динулись в заветную рощу, где у громадного дуба так и стояли Яромир с вестником. Старшина поправил свой ремень, и кивнул побратиму. Тот убрал повязку с глаз с мужчины. Да, он один выглядел здесь взрослым среди юнцов.

— Что скажешь, воевода, нам на словах? — обратился Витень к Арпаду.

— Рады вам будут, и честь воздадут, — медленно подбирал слова старый воин, — Нужны вы будете вендам на новом месте. И вам хорошо, никто тайны не откроет.

— Ладно… На дальней поляне соберёмся, там и решим. Салит, туда гонца теперь отведёшь.

— Всё сделаю, — ответил витязь, — пойдём, Арпад!

Ну а вскоре, все тридцать воинов Бессмертной дружины вышли из ворот и быстрым шагом двинулись на лужайку, где собиралсь они на праздники.

— Ну вот, Арпад, мы и собрались, — заговорил первым Витень, — столько нас и есть, не больше и не меньше.

Воевода с Буяна посмотрел на собравшихся. Непривычно было смотреть на таких юнцов. Любому на вид и двацати лет не дашь! То ли дело, у него воины — осанистые, надёжные, крепкие, уже с седыми чубами. А эти- больше на безусых мальчишек похожи, да ещё и девчонок, конечно. Ох, не намудрила ли Мара? Были бы здесь Улль с Эллой, они бы сразу всё поняли, а я то что? Сомневался, ох как сомневался Арпад!

— Зовёт вас всех наш вождь Гун по слову Мары, отправится к Западному морю! Обещает клятвенно, что сможете жить уединенно, никто вас не потревожит.

— Нам бы остров какой, — добавил Витень, — так, подальше от других.

— Получите остров. Возьмём мечом новые земли, и остров получите. И от всей добычи взятой в войне, в которой участовать станете, обещает вам Гун десятую часть.

Опять замолчал Арпад. Хотел услышать, как переговариваются между собой Бессмертные, по сердцу пришлись им его слова, или так, из вежливости сюда пришли? Не захотели его небрежением обидеть? Или, быть может, не хотят из этих мест уходить? Пообвыкли, приросли к этим горам да лесам!

Но привыкли витязи больше слушать, чем говорить. Хотя вот, он заметил, как Бессмертные стали сгибая пальцы обсуждать, что наговорил вестник. Продлилось это всё недолго, и вот, трое старшин, а одна из них — славница, подошли к воеводе, Так же они общались, беззвучно, но как видно, спор случился жаркий. Но, всё закончилось и Витень снова обратился к посланцу.

— Мы пойдём с вами. Только ни коней, ни колесниц у нас нет Но, пешком нам в бой идти зазорно.

— Гун даст вам колесницы с конями, — ответил Арпад.

— Всё же, на лосях было бы куда привычнее, — встрял один из витязей, Лют.

Тут неожиданно Витень рассмеялся, и похлопал витязя по плечу.

— Будешь нас здесь ожидать, Арпад. За сутки мы соберёмся.

***

Шли очень быстро и ходко. Витязи не спали целую неделю, что бы успеть к месту встречи с войском Гуна на Каме. Ну а пока, витязи по очереди тащили Арпада, привязанного ремнями к салазкам. Не мог всё же воевода с Буяна без отдыха, и когда стал засыпать на ходу, Бессмертные решились везти его на салазках.

— Лют, давай сменю, — сам предложил Яромир.

— Ремни осторожней тяни, что бы воевода не проснулся.

— Ничего…

— Не отставать! — раздался голос Витеня с головы отряда.

— Помочь чего? — услышал Лют звонкий голос Геды.

— Спасибо, славница. Управимся.

Замыкали отряд Висна и Геда, с луками наготове. Опасаться в этих лесах Бессмертным было некого и нечего, но и случайности были совсем ни к чему.

Они прошли Чусовую, мимо гор и скал этого места. Но, любоваться прихотливым и изрезанным быстрой рекой у витязей времени не было. Надо было спешить к Ладе, знаменитому городу магов на Каме. Даже Бессмертные стали уставать, и только воля гнала и гнала их на Запад.

Катей и Яромир шли впереди всех в дозоре, и теперь увидели словно реку, тянувшуюся вдоль берега. Только это были десятки и десятки повозок, кторые тянули волы. Около повозок шли вооружённые мужчины. Недалеко ехали несколько лёгких колесниц, с запряженными в них тройками коней.

— Кажется, добрались, совсем тихо проговорил Катей

— Сейчас надо осторожней идти, — начал Яромир..

— Наоборот, — усмехнулся витязь, — надо дать им себя обнаружить. Что бы не пугать раньше времени. Да и этим воинам так приятней станет. Гляди, вот, две крайние повозки?

— Там одни отроки, лет каждому лет по шестнадцать…

— Ну вот, и им приятно, и нам будет весело…

И более не раздумывая, Катей, словно случайно, поднялся из высокой травы, и тут же присел. Но, вышло, как он и наметил: пара колесниц рванулась к ним, только вот, воин в повозке сходу схватился за лук, и стрела легла на тетиву. Да и стрелок был неплохой- стрела воткнулась между Катеем и Яромиром.

— Кто такие? Покажитесь! — крикнул колесничный боец.

Катей улыбнулся, да так, что зубы ощерились. Рука сама потянулась к дротикам, но рука Яромира успокоила побратима.

— Сам же того хотел, — прошептал Бессмертный, — надо назваться. И Арпада звать.

— Ну, ты веди сюда воеводу, а я пока поговорю с юнцом.

— До мечей дело не доведи.

— Ничего… — прошептал Катей.

А Яромир змейкой, куда как быстро уполз по земле, и чужие воины его не заметили. Катей спокойно поднялся, правда, сбросил легкий щит себе на плечо из-за спины. Но руки его были пусты, и он показал их воинам.

— С миром иду! — сказал Бессмертный- на службу Гуну, вождю вашему, Зовут меня Катей.

— Я- Тал, сотник вождя Гуна. Отчего прятался?

— Так, могли и другие люди быть. Зачем зря в бой ввязываться? И желал бы с вождём переговорить. Весть ему имеется.

Колесничий, так и не снимая шлема, хотя было вино, что жарко человеку, лишь вытер пот с лица и крикнул;

— Арий, езжай сообщи Гуну. Гость пожаловал, а то и не один!

Катей уже уважительно смотрел на нового знакомца. И вправду, толковый, как видно, воин. Бережётся, не спешивается. Оружие на готове. И кони в упряжке на диво хороши.

Но тут подоспели Витень с Арпадом. Сейчас же Тал спрыгнул с колесницы, и быстро пошёл к воеводе, и тут же обнял, как видно, старого знакомого.

— Рад тебе, наставник. А мы вот, в походе…

— Да вижу я. Гун где? — нетерпеливо ответил мужчина.

— За ним Ария отправил. Сейчас придёт. А кто это? — уже тихо добавил Тал.

— Не могу сказать. Помощь пришла, и это важно, — ответил воевода, взявшись большими пальцами рук за поясной ремень.

Весь вид воеводы словно говорил, что сейчас он сказал и так очень много. Мол, вещи важные, и для чужих ушей и ненужные. А больше ничего говорить не станет. Тал слегка опешил, но кивнул, соглашаясь. Как — никак, сам воевода Арпад с Буян-острова, а не какой-нибудь рыбачок с Оби.

Но вот, подъехал и сам Гун, над его колесницей так и реяло малое знамя. Причем, вождь был один.

— Спасибо Тал. И оставь нас.

— Но князь…

— Велено, так и уезжай, — уже сурово ответил предводитель.

Арий, и Тал чуть склонили головы, и умчались на своих лёгких повозках к строю крытых тканью телег.

— Привет тебе, Гун, — и Витень легко поклонился, — пришли мы по слову твоему, — и протянул клубок с узлами, — привел с собой тридцать два… — он сделал паузу, словно закашлялся, — богатыря…

— Нет, прав ты, воевода, именно что ЧЕЛОВЕКА. И хоть Бессмертные, а всё одно люди.

— Ты ведаешь Закон, князь- кто отведал Ихора и стал Бессмертным, не может жить среди людей.

— Подумал я и об этом. Возьмём на меч ту землю, станете на острове жить. И что бы уж точно, никто вас не потревожил — Святилище там построим, а вы при нём станете, Священной Стражей.

— Так то так, — нахмурился Витень, ещё ведь и отроки нужны, и колесницы…

— И это будет, и десятая часть всей добычи, — и Гун протянул руку, что бы скрепить договор.

— Быть по сему, — и Витень пожал её.

Сражение у Талензее

Легкой дорогой тот путь не был, они прошли через три больших битвы, а уж малых и не счесть! Сбили дозоры местных у реки Одра и стремительно продвигались к Эльбе, или просто реке, как она звалась на местном наречии.

На это раз Бессмертные шли впереди, чтобы смести всех ворогов. Но, их дружина стала уже в сто восемьдесят два человека. На каждого витязя по пять отроков, один из них правил колесницей. Ну а четверо бежали позади, вооружённые легко, только с плетёным щитом и парой дротиков.

Наконец, вся рать подошла к назначенному вождём месту. Все отряды немалого войска вендов встали лагерем в лесу, выставив охрану. И воины, и люди союзных племён стали готовится к ночлегу, зажигать костры и варить пищу.

Катей только спрыгнул с колесницы, и снял шлем, как подошёл их воевода с озабоченным лицом. Чего-то опять придумал, как понял богатырь.

— Всё неплохо, особенно хорошо, что мы их амбары с хлебом захватили, не дали зерно сжечь. И других запасов взяли много, завтра всё разделим, а то с неделю голодали. Но, нужно проверить, далеко ли их войско? В ночь пойдёшь с Яромиром и Тиудемиром. Налегке, без колесниц. Знаю, что даже мы устали, но сам Гун просил.

Мимо прошли Геда с Висной, Катей аж засмотрелся на ладных девушек. В дружине, почитай, половина славниц, одна другой краше. Но, вот богатырю приглянулась Геда. Всё пытался заговорить, цветы приносил, но всё не складывалось. Девица только посмеивалась, да находила повод, что бы уйти. То ли вот Яромир? Он и на гуслях играет, и на гудке, и Липа от него и не отходит.

— Ратша, — обратился он к вознице, — разбей палатку, и накорми коней. Я в поиск пойду.

— Может и я с тобой? — спросил юноша.

— Ещё навоюешься.

Витязь снял лишние доспехи, но успел наполнить деревянную фягу водой. К нему подоши ещё двое богатырей. Катей, Яромир Лют были готовы идти в ночной поиск, но их догнал Тиудемир.

— С вами напросился, — не стал отнекиваться витязь, — чего у костра рассиживаться? Погодка неплохая, ни ветра, ни дождичка.

— А чего тогда удочку не прихватил? — поинтересовался Яромир.

— Да ничего, я так, с луком и стрелами…

— Дичины настреляю, — закончил за него Лют.

— Тут ведь, как повезёт…

— У того и петух телегу везёт! — вымолвил и Яромир.

Витязи рассмеялись на непритязательную шутку. Чего ещё? Проверили, ничего будто не забыли, ни ремни, ни верёвки. Луки и стрелы, мечи да легкие щиты были с собой, как и малые по весу веревочные доспехи. Это не бронзовые латы, для колесничного боя. Такие и стрела отовсюду не пробьёт, и копьё и меч не возьмут. Но, в тяжких латах по лесу не побегаешь, даже богатырь быстро устанет. Сегодня не взяли своих унотов, ведь такому научится нельзя, что -бы видеть в темноте.

— Пора выходить, солнце садиться! — дал знать Яромир.

Четверо витязей легким шагом, не лязгая доспехами, прошли между стражами. Тоже четверо дюжих воинов стояли, охраняя покой воинов, собравшихся здесь, в этом лесу.

Но вот, отойдя на полёт стрелы от палаток лагеря, витязи закрыли глаза, словно решили спать стоя. Но, в лесу уже потемнело, так, что стволы деревьев из бурых сделались чёрными на вид. Небо так же почернело, и выкатилась полная луна, словно пыталась если не согреть, то уж осветить ночную землю и угрюмый лес.

Но вот они пошли дальше, и видели теперь в этих ночных зарослях не хуже самых лютых ночных хищников. Витязи пробирались между кустов и упавших деревьев, прислушивались к малейшему шороху. Только на опушке им кажется, повезло.

В двадцати шагах, на окраине леса горел костёр, вокруг которого собралось с двадцать чужих воинов.

— Где -то их дозорные, — прошептал Яромир, одного- двух живыми надо взять. Языки нам надобны.

Остальные только кивнули. Витязи теперь шли парами. Согнувшись, едва заметные, и уж точно неслышные, подобные ночным призракам. Катей дал знак Люту, и оба легли в траву. Шёл чужой воин к кустикам. Витязи обождали, когда человеку, пусть и чужому, станет легче, и мигом скрутили его, не забыв и про кляп в рот. Лют оттащил пленного к приметной ели. Недалеко стояли и Яромир с Тиудемиром, тоже взявшие «языка».

— Надо их попугать, — предложил Тиудемир.

— Конечно, испугаем, — согласился Лют.

Витязи вернулись к воинам, сидевшим у костра. Бой они начали, закидав неприятелей сулицами, сразу убив восьмерых. Схватка много времени не заняла, на траве теперь лежали уже неживые неприятели.

— Двадцать два, — заметил Катей.

— Пожалуй, в ряд положим. Так быстрее поймут.

Теперь убитые лежали ровной полосой. Тихо и мирно. Похоже, что их товарищи так и не услышали, что здесь произошло. Ну а витязям пора было уходить к своему лесному лагерю.

Птички на дереве наверное были удивлены такой картиной, как пара человек несёт других двоих людей на своих плечах. Да и не заметно было усталости, что им было тяжело. Точнее, маленький отряд бежал по ночному лесу.

***

— Языки оказались дельные, говорливые. Против нас стоят пятнадцать тысяч, громадное войско. Управится будет сложно, но деваться нам некуда. Сегодня попробуем двигаться вперёд. Лют, Катей и Ата! — крикнул Витень, — впереди идите. В схватку не вступайте, сразу назад, как только врага приметите. А уж мы с двух сторон вместе с Гуном навалимся. Если что не так, отступите.

— Так и сделаем. Отроков, понятно, у телег оставим, — ответил Лют.

Теперь витязь ходил на битву в любимом верёвочном доспехе, небольшой бронзовый щит служил защитой от стрел, а позолочёный островерхий бронзовый шлем, просто радовал глаз. Работа была ведь искусного мастера! Сверху исполнены бороздки, а по бокам круги. Изнутри ремни и подбит мягкой кожей, что бы не натирал голову. Но и возница был в ладном доспехе, шлеме да ещё и наручи защищали руки.

— Всё ведь понял, Супой? — спросил Лют своего отрока, — ничего не позабыл?

— Всё сделаю. Лишь бы Катей с Ратшей сразу в бой не пошли.

— А Пленко с Атой?

— Славница нет, она возницу побережёт… Ради удальства простого не станет под стрелы лезть!

— Ишь ты, умный стал? Всё проверил? Сбрую, ремни ладно подогнал?

— Всё отлично. И колеса новой медью подбиты.

Они терпеливо ждали сигнала, и вот, их знаменосец, Тиудемир, махнул стягом. Это и был приказ начать движение. Тот кто лошадей не видел, думает, что те только галопом и двигаются. Так нет, обычно- лёгкая рысь. Вот так и пошли вперёд колесничные бойцы, разошедшиеся в стороны, почти в четверть полёта стрелы каждый от каждого.

Катей цепко держал лук, привычно покачиваясь на ходу колесницы. Здесь дело не простое, привыкнуть надо, поймать такт. Хотя ход был мягкий, за счёт ремней, из которых и было сделано днище повозки. Мастера придумали, а так бы каждая кочка и рытвина не то что в ногах, в голове бы отдавалась. Витязь опять глянул на возницу и сурово вымолвил:

— Дам знать, Ратша, тогда уж начинай ехать двойной петлёй. Тут главное — на месте не стоять. И помнишь, что делать, если меня убьют?

Эти наставления каждый отрок помнил. Убьют богатыря- дело не страшное, главное тело и его голову не потерять.

— Помню я всё, — весело скалился возница.

Вот, в кустах, витязь заприметил засаду. Не раздумывая, послал три стрелы, одну за другой. Увидел, что один из вражьих разведчиков упал, двое других сиганули в овражек. Ратша ехал не спеша, умело сближаясь с врагами. Но и прямо не ехал, молодец, всё время менял направление. Но вот, осмотревшись, заметил, как Ата уже бьётся. Пленко был молодцом, уходил от вражьих выстрелов, но там уже бегало человек сорок, и каждый пытался достать копьями его вороных.

И тут раздался дикий вой, из перелеска выехали с десяток легко вооружённых, и стали закидывать его глиняными шарами из прашей. Катей мигом начал стрелять, сбив двоих. Но, у Пленко дела были плохи…

Одна и лошадей его упряжки хрипела на земле с копьём в шее. Возница обрезал вожжи, и теперь пытался уйти к перелеску, к основной рати на одном коне. Но, не вышло…

— Ратша, галопом к Ате!

Возница хлестнул коней, и те, что есть мочи, понеслись, что бы богатырь смог выручить попавших в беду побратимов… Ну не побратимов, так славницу. Поляница уже дралась мечом, стараясь спасти и возницу. Пленко уже был ранен в бедро, но ещё дрался храбро своей палицей, не опускал и щит.

— Ратша! Бросай Пленко в нашу повозку, и уходи галопом. Мы с Атой убежим.

— Да я…

— Не спорь, а выполняй!

И Катей на полном ходу выпрыгнул из колесницы, оказавшись в десяти шагах от славницы. Ратша втащил Пленко в повозку, закричал, и кони понесли.

— Ата, уходим! — крикнул богатырь.

— Вдвоём отобьёмся! — ответила она, и с удвоенной силой кинулась в сечу.

Нет, конечно бы отбились, будь врагов человек пятьдесят. Но не две же сотни! Но, Катей просто зарычал, и кинулся вслед славнице! Не хватало, быть позади девицы в бою! Свалка была отчаянной, а везение никогда не бывает вечным!

Вражий меч, казалось так медленно разрубил стройную шею славницы! Кровь брызнула вверх, ошеломив стоявших рядом, а Катей, прыгнув ухватил отрубленную голову за белую косу. Враз коса отправилась за его ремень, а он, не пожалев ни меча ни щита, освободив руки, схватил обезглавленное тело и бросил себе на плечо.

Бегал же Катей куда как быстро, быстрее всех, даже самых быстрых зайцев сибирской тайги! Вслед ему полетели стрелы, и одна из низ уголила в Ату. Ну, ей то было уже всё равно. Витязь быстро догнал Ратшу и через десять ударов сердца опередил упряжку своего возницы.

Катей бежал и бежал, пока не оказался в зарослях орешника, вдали от чужих глаз. Ну, правда, не мог всего витязь усмотреть. Курей, волхв-богатырь не спеша ехал за ним. И уже поспешал с поля боя и Лют.

Катей осторожно уложил тело, расстегнул свой ремень, и бережно, стараясь не уронить липкую от крови голову, приставил к шее убитой. Подумав, потянулся к фляге с водой, и омыл лицо Аты. С подобным, по- честному, раньше не сталкивался… Глянул на свою одежду- и пола куртки справа, и штанина, всё пропиталось кровью насквозь. Да и шея чесалась… Потянув пятерню туда, почувствовал, что и весь ворот был залит юшкой. Оставалось только вздыхать, да надеяться, что Ратша побольше воды принёс в их палатку. Но тут шаги за спиной, и витязь мигом вытащил свой кинжал, болтавшийся на ремне.

— Всё отлично Катей, — похвалил его волхв, — я займусь славницей. Сам. И что бы никто мне не мешал.

Курей достал не травы, или там воду, а просто растянул полотно навеса, спрятав от чужих глаз мёртвое тело. Принялся там священнодействовать. Не любил волхв, когда глазеют на его работу.

Ну а витязь просто присел на упавшее дерево, растегнул ремень на подбородке, снял шлем. Затем развязал ремни сбоку и стащил через голову веревочный панцырь. Стала наваливаться усталость, и сказать честно, хотелось забраться в ручей, но не холодный. Или лучше озерцо. Не спеша снял и свою рубашку, положил рядом. Была она белая, стала- красная. В Ате всё же было много крови…

Раздался и грохот копыт, но колесница остановилась шагов за двадцать. К ним спешил и Лют, забросив щит за спину.

— Спасибо, брат, — горячо благодарил он, — отслужу, не забуду. Курей здесь? — и витязь посмотрел вокруг, отыскивая волхва.

— Он здесь под навесом, — и Катей махнул рукой на растянутую ткань, — Колдует… Пойду я. И ополоснуться надо.

Витязь, с одёжкой и панцырем в левой руке не спеша поплёлся к лагерю Бессмертных. Три десятка небольших палаток, повозки стоят рядами, у коновязи ржут лошади. Мимо него прошли Тиудемир с Яромиром, а Салит одобрительно хлопнул его по плечу, так что вышло громко.

— Ты молодец, — похвалил он.

Витязи спешили строиться, ну а ему надо было срочно сменить одёжку. Катей быстро зашёл в палатку, вытащил деревянное корыто. Здесь же стояло три кожаных ведра с водой. Позаимствовал одно, и на улице принялся с наслаждением отмываться. Кровь-то она липкая, но богатырь, привычный ко многому, управился быстро. Застирал испачканное белье, повесив на растянутую рядом верёвку. В сундуке нашлась чистая рубаха, сейчас просто подарившая сейчас настоящее спокойствие. Как одел, так сразу и полегчало.

— Катей, я Пленко к лекарям доставил. Помочь одеться? — спросил быстро вошедший его отрок.

— Да не надо. Есть у нас что поесть и попить?

— Было что-то...

И запасливый оруженосец поставил жбан пива, копчёное мясо и пару сухарей. Нет, грех было жаловаться на жизнь. Катей налил себе в ковш питья, и с наслаждением сделал три глотка. Теперь было куда легче… Подумал, и осушил ковш полностью.

— А Ата умерла? — спросил, не удержавшись Ратша.

— Нет, оживет. Через день. Ты ешь давай, а то скоро опять в бой идти. Там неизвестно, когда поесть удастся.

Оруженосец кивнул своей головой, с копной волос на темени. Непривычно всё же было смотреть на такое. Богатырь погладил свою бритую голову, и шикху на затылке. Так оно, привычнее. Но и мясо было неплохим, жаль только, что хлеба не было. Да и откуда ему взяться? Последнее зерно отдали женщинам и детям в обозе.

Но уже вечерело, рог не трубил, и значит, новой схватки можно было не ждать. Катей уже разложил свой матрас на складную кровать, но тут пола палатки откинулась и вошёл Лют с оруженосцем, ташившим два жбана. Может быть ещё пиво, или даже мёд?

— Привет, Катей. Ну это так, что бы лучше спалось, — объяснил Лют.

Не остался, а быстро ушёл. Ну, видно к Ате побежал. А Катей накрылся войлочным одеялом, вытянулся и с наслаждением уснул. Никакие видения его не тревожили, а пробудился по звуку рога.

***

В этот день в бой не пошли, вождь решил дать войску день отдыха. И просыпались после вчерашней суеты лениво, медленно. Катей поправил подушку, одеяльце, и собрался поглядеть ещё пару снов. Один, с участием Геды, был особенно увлекательным. Глаза итязя закрылись опять, и он заснул.

— Ну чего? Всё спишь? — со смехом сказала красавица.

Это было слегка странно, спать во сне, но и не такое бывало. Опять Геда приснилась. Чего ответить?

— Эй, Катей, вставай, хватит из себя котика изображать! — уже требовательно заявила другая славница.

По голосу, Ата. А ей-то здесь чего? В его сне? Но с трудом всё же открыл один глаз, а затем и другой. И Лют ещё здесь Все на лавке сидят.

— Я бы вскочил, увидев столь важных гостей, но вот, совершенно не одет. Может быть, отвернётесь?

— Конечно, доблестный витязь, — и Ата отвернулась первой.

Лют просто умирал от смеха, Геда же отвернулась, но достала бронзовое зеркальце из сумы и принялась поправлять волосы. Коса как-то расстрепалась. Ну а Катей, с трудом попал ногами в штанины, надел расшитую вышивкой рубаху, надел и мягкие сапоги. Норочито медленно вышел, и ополоснул лицо и руки.

— Не мог же я неумытым показаться, — заметил он, — доброе утро! Ратша! Принеси чего поесть!

Возница словно стоял рядом с палаткой. И вошёл с четыремя деревянными ковшами и мисками, затем принёс жбан с пивом, хлеб, и солёную говядину, мелко порезанную.

Катей внимательно поглядел на шею Аты, но там ни следа, ни шрама не было. А ведь это у него, у его пояса висела эта голова, с косой под ремнём. Нет, видывал он умерших и воскресших после стрелы, или удара мечом. Но такое… Он продолжал есть, почти не чувствуя вкуса. Не очень понимал, как всё это с ними случается?

— Нет, Катей, всё хорошо. И голова не болит, — улыбнулась Ата, заметив его взгляд, — спасибо, что был так ловок.

— Точно, — кивнул и Лют.

Витязь кивнул головой и зацепил ещё кусочек говядины. Ярко красное от соли мясо напомнило ему кровь Аты на своей рубашке. А вот, словно это была шутка, славница сидит напротив него. Он наморщил лоб, и помотал головой.

— Здесь довольно неплохо, — заметила Геда, — ты молодец. Спас Ату. И палатка неплохая. и, кажется всё убрано.

Девица поставила на столик пустую миску, и теперь неиспеша пила из своего ковша.

— Это больше Ратша молодец, — нашёл, что ответить витязь, — отрок мой.

— Да? Значит, я его поцеловать должна? — спокойно заметила поляница.

— Нет уж. Конечно, меня. Раз это я витязь, а не он.

— Довод веский.

Славница встала, медленно подошла, наклонилась и поцеловала богатыря в щёку. Катей же лишь убрал ковш с пенным в другую руку. Запах её ароматных притираний будоражил. Кажется, жасмин и роза, пытался запомнить он.

Лют и Ата сидели рядом и улыбались, наблюдая за такой картиной. Вечером, чуть позже, гости ушли. Катей сидел в задумчивости, да чистил свой старый меч.

— Все ушли? — крикнул Ратша.

— Все, — так и не отрываясь от оружия, ответил богатырь.

— Пойду, плошки сполосну.

— Сходи, — медленно и отвлеченно проговорил Катей.

А перед глазами так и стояла Геда, те секунды, когда славница его поцеловала. Что было делать? Так ведь и Лют с Атой сидели рядом. Хорошо, что клинок лежал рядом на войлоке, и богатырь мог успокоиться, занявшись неспешной работой, водить замшей по светлой бронзе.

***

Витязи и отроки поспешно поднимались, приводили себя в порядок. Краткий завтрак, по глотку воды, и вот, дружина стала строится. Первыми встали богатыри и поляницы, за ними, в затылок, их возница и ещё четыре отрока. За ним встал Ратша. Катей углядел, как проходит сегодня такая серьёзная Геда, и ни слова не говоря, становится слева от него. Всё её копьё бегом строится за ней в затылок.

Рядом строились и другие отряды объединенного войска, сотни и сотни людей. Зазвучали рога, призывая всех к молчанию. Воины замерли, ожидая, что скажут вожди. Но закричал бирюч:

— Волхвы спросят сейчас у богов! Какова их воля?

Катей и другие Бессмертные смотрели теперь не отрываясь, не еая пропустить то, что будет. Разве поспоришь с Божьей волей? Как боги решат, так и правильно будет, и ничего уже не изменишь. Но вот, волхвы привели священного белого коня. Орудие воли богов лоснилось на солнце, ухоженная белая шёрстка, грива будто блестели своим светом. Жеребец был норовист, но людей любил, и дружелюбно обнюхал своих спутников. Шёл, даже шествовал не спеша, помахивая пышным белым хвостом, отгоняя непочтительных мух. Волхв встал перед священным животным, ещё ожидая.

И богатырь заметил, чего. Отроки поставили три невысоких препятствия из рогулек и древков копий.

Бирюч опять закричал:

— Надо ли нам вступать в битву?

Волхв поманил коня, и тот, не сомневаясь, переступил через препятствие правой ногой, а уж затем левой.

Все вздохнули, ожидая, чего же будет дальше? Как решат Боги- покровители?

— Будет ли битва тяжёлой? — был задан ещё вопрос.

И белый жеребец дал на него утвердительный ответ, переступив опять правой ногой.

То что битва не будет лёгкой, никто и не сомневался. Но, уныния на лицах не было.

— Даруют ли нам Боги Победу в этом бою? — прозвучал важнейший из вопросов.

Казалось, что все замерли. Никто не шевелился, и почти не дышал. Катей не отрывал взгляда, как же белый конь? Нет, он не мог подвести, просто не мог! И вот, словно сомневаясь, занес правую ногу, и осторожно переступил через древко, а затем и перепрыгнул и прошёл мимо волхва, гордо подняв свой хвост.

— Боги дали свой ответ! Нам дарована Победа! Но, дело воинов, её взять! — крикнул волхв.

Процессия покинула лужайку, и волхвов сменил Гун с предводителями войска.

— Вы слышали всё! Сражайтесь, и мы победим! И я тоже встану среди вас, добывая общую Победу!