Бесплатный фрагмент - Бес. Плут. Ангел

Бес Плут Ангел

Глава 1

Комфорт исцеляет от страсти

Почти всю ночь не спал — мерещилось то, как она идёт со своим ухажёром под ручку, смеётся громко, будто над ним, который два дня тому признался в любви, после месяца страданий.

Поздно уже ехать в университет, да и зачем, — достаточно пропустил занятий, чтобы отчислили. Правда, как объяснить это потом родителям? А очень просто — он уже имеет заработок на программировании и может жить самостоятельно. На кой ляд ему сдался этот диплом?

Впрочем, сейчас все мысли о ближайшем будущем ослеплялись безответной страстью к ней. Ну и пусть она выйдет замуж за другого, он останется её другом, на всю жизнь, — хотя бы такое утешение.

Он позвонил матери, работающей в администрации префектуры и сообщил, что перебирается на дачу в пригород, благо, что уже наступил май. Отцу, находящемуся в командировке, он послал СМС сообщение. Давно уже мечтал жить без родителей, которым невдомёк, что время наставлений прошло.

Был у него приятель, тоже программист, но старше, закончивший университет, чаще работающий неофициально и потому мог приехать к нему в гости почти в любое время. А именно сейчас он нуждался в компании человека, не втянутого в причину его депрессии. Владимир — так звали приятеля, тут же откликнулся и даже предложил отправиться на дачу на его машине.

Через полтора часа он был в его квартире, в малоэтажном доме элитной новостройки.

— Что это ты так мрачен? — спросил приятель, встряхивая хозяина за плечи. — Что, долги в университете? Боишься сессию провалить?

— Да я вообще хочу бросить учёбу, — твёрдо ответил Евгений, освобождаясь от объятий приятеля более высокого роста и крепкого сложения.

— Это почему же? — воскликнул друг Владимир с насмешливым удивлёнием. — У тебя классные математические способности, ты эти экзамены можешь щёлкать как орехи.

— Вот именно. Программировать я итак умею.

— И хорошо. Потерпи два года — и получишь диплом магистра.

— Мне хватит и бакалавра. А науки я и сам в состоянии изучать. Зачем тратить время на нотации о духовности и патриотизме, в кавычках? Меня от этого тошнит.

— Как и всех нас. Но я потерпел?

— Дипломированные программисты — под контролем силовиков.

— А ты надеешься в подполье уйти? Ты уже айтишник, хоть и теневой. Таких и вычисляют сходу.

— Пусть постараются. Желающих работать на спецслужбы немного, да и денег платят не густо. Поэтому и ввели принуждение, вместо лесоповала. Но цифровики — люди свободолюбивые, даже подневольно только и будут думать как обмануть эту крепостническую систему, — рассуждал Евгений как то спокойно, видимо уже приняв решение.

— Ээ… брат. У тебя такие правильные родители, состоят в правящей партии… У таких — и дети должны соответствовать их социальному статусу. А то выйдет, что они — родители врага народа? Я преувеличиваю конечно, — ретировался приятель от утрирования. — Но конфликт отцов и детей обретёт неразрешимый характер.

Евгений, собрав сумку, сел на диван, с безучастным взглядом к обсуждаемой теме. Друг сел рядом.

— Чувствую, что тебя гложет нечто другое, чем университет, — заметил он, опустив руку на плечо. — Да ты случайно не заболел безответной страстью?

Евгений потупил досадливый взгляд и даже не попытался смахнуть руку собеседника с плеча. Владимир попал в точку.

— Безнадёжный страдалец, — усмехнувшись, он встал перед приятелем, принявшего почти плаксивый вид. — Чем меньше секса, тем глубже чувства… Я приведу тебе пару подруг красивых и неглупых. Страдания твои вмиг снимут.

Евгений едва поднял взгляд на товарища.

— Кроме неё никого не хочу, — промямлил он.

— И она тебе не даёт… Дразнит… Ждёт, пока предложение ей сделаешь?

— У ней другой есть…

Приятель снова ухмыльнулся.

— Зачем хотеть то, что тебе не принадлежит. Вокруг полно девиц. У тебя заниженная самооценка. Хотя наверняка на тебя есть спрос, только ты его не замечаешь, как не замечают более здоровые удовольствия наркоманы.

— Шлюху нельзя полюбить.

— А у тебя любовь? И вот ещё это отвратительное слово — шлюха. Их правильно называть сёстрами милосердия. Поехали, на даче я вылечу тебя от этой хандры.

***

Через пару дней Евгений вернулся к учёбе с новым приливом сил и желанием закончить университет: ликвидировал задолженности, был допущен к экзаменам и успешно завершил сессию. А к объекту своего вожделения — Инге Ракитиной, он потерял интерес, будто и не было никаких чувств прежде. Мало того, заметив, как она потеряла присущее высокомерие, ряженое в насмешливость, — прошли слухи, что бывший ухажёр бросил её, он мог бы удовлетвориться за прошлое унижение отверженного воздыхателя, но ему даже и этого не хотелось, настолько он был равнодушен, приходя, пожалуй в восторг лишь от того, что исцелился от болезненного состояния.

Однако, не тут то было, — сперва Евгений ловил её обидчивые взгляды, затем издевательские выпады против него, от неё самой и от её подруг, и понял, что Инга рассчитывала на него как на запасной вариант, но встретив неожиданно его равнодушие стала мстить. Отвергнутая одним предпочтительным женихом, и потерявшая лестное обожание со стороны другого воздыхателя, пусть и презираемого, она теряла обаяние насмешливой девы, чьи издевки почти над всеми лишь подогревали вожделение, превращаясь в злобную стерву.

Кроме атак её подруг, которые к нему имели безответный интерес, наконец то получивших моральное оправдание травли, его более всего отвращало активизация Инги в «общественной» жизни. Она и раньше была лидером проправительственного молодёжного движения, также как и её бывший ухажёр, по слухам, хотя и вялым, а на последнем собрании факультета перед каникулами, которые студенты обязана были посещать, как в старые советские времена — комсомольцы, она как докладчик, разразилась тирадой по поводу асоциальности и равнодушия молодого поколения к традиционным ценностям.

Под завершение призвала студентов потратить каникулы на волонтёрство, приведя себя в пример, отправляясь на юг в пансионат, где бы сочетала приятное с полезным — отдых и дискуссии о моральных качествах гражданина великой страны.

Евгений и не собирался тратить каникулы на принудительное волонтёрство, впрочем как и раньше уклоняясь от участия в общественной жизни университета, зная, что в его удостоверении «кодекса гражданина» поставят отметку — «пассивен», «асоциален», или ещё нечто в этом роде.

Лето Евгений решил посвятить дальнейшему изучению мозга вне учёбы, в идеале мечтая разработать программу предсказания человеческого поведения, и даже создания социальной сети, благодаря которой предугадывались события.

Впрочем такую сеть открыть невозможно было из-за жёсткого государственного контроля, разве что само государство, взяв на вооружение подобную разработку, использовало бы её для усиления контроля. Но именно эта несвобода и вдохновляла Евгения на исследование.

После разочаровавшего его доклада Инги, он неотвязно задумывался над тем, почему правнуки советского поколения, с такой лёгкостью принимали, а самые активные из них проповедовали, принципы тирании, — ладно бы ограничения свобод, но и преследование за инакомыслие, и даже за «тунеядство».

Он всё сильнее укреплялся в убеждении, что борьба идёт между деспотичными людьми, навязывающих свою волю путём насилия, государственного или криминального, и людьми творческими, которые довольствуются созиданием, для чего требуется свобода. Причём последние изначально проигрывают в борьбе за власть, поскольку к ней особо и не стремятся. И им позволяют существовать ради определённого прогресса, не угрожающего власть имущим, а также в качестве корма, — если все свободолюбивые будут съедены, то людоеды начнут пожирать самих себя.

Была ещё одна причина ограничения свободолюбивой популяции, — приди они к власти, и из-за отсутствия властолюбия, они выпустят на свободу джин хаоса, после чего общество потребует диктаторских законов.

Но является ли этот конфликт социальным, — от недостатка просвещённости, благополучия, и так далее, или страсть к насилию присуща человеческой природе? Есть ли этот ген деспотизма, который неплохо бы отключить для развития общества?

Итак, у Евгения было впереди целое лето, чтобы спокойно, в своё удовольствие потратить его на исследования насущной лично для него темы.

Глава 2

Шерлок

Он понимал, что программа человеческого поведения как индивидуального, так и коллективного, должна учитывать не только работу мозга, но геном, поскольку человек мотивирован всем своим организмом.

Словом, он намеревался ДНК, как физиологический код человека, воплотить в психологический код, назвав его «геномом мотивации». Венцом его творения могла бы стать социальная сеть, которой он тоже дал предварительное название — «MAGESTER», акроним от двух английских слов magic ester (волшебный эфир) — и которая бы позволяла обществу избегать насилия и стимулировать технический прогресс, дабы избавить его от нужды и невежества, что и являлось причиной всех человеческих бед. И начинать ему пришлось бы с себя: с исследования своего мозга и генома, — другого объекта опыта не имелось.

Но тут же возникала и первая проблема: в стране был значительно ограничен интернет под предлогом экстремизма и терроризма, и из-за чего и запрещались особо мощные компьютеры, способные принимать международную сеть через спутники и подключаться к различным подпольным социальным сетям. Такой мощный компьютер, кроме всего прочего, ещё и делал анализ ДНК и томографию мозга. Приобрести его можно было контрабандным путём, через Владимира.

Он пригласил его на дачу, чтобы на следующее утро отправиться за грибами, благо что лето выдалось дождливым и одновременно солнечным. Утром на зорьке они приехали в глушь, куда только могла доехать машина. Владимир был заядлый грибник, Евгений же ждал, когда он решит передохнуть. И вот они уселись на пеньки.

— Вот что Вова, мне нужен квантовый компьютер, самый мощный из портативных, — заявил Евгений.

Друг поднял на него удивлённый взгляд и хмыкнул.

— Можно срок получить просто за его обладание, — заметил Владимир. Стань хакером у спецслужбы и у тебя будет доступ к этим компьютерам.

— Я не собираюсь работать на спецслужбы. Я свободный художник.

— Как и все творческие люди, которым правда приходиться жить двойной жизнью, чтобы просто остаться в живых.

— Ты можешь доставить его? — жёстко спросил Евгений.

Приятель смотрел на корзину, на десятую часть наполненную грибами.

— Рискованно, ведь если что, то и меня посадят.

— Значит, можешь.

— Зачем он тебе? Иметь доступ к подпольному интернету. За это — ещё добавят срок.

— Будем считать, что я купил анонимно.

— Так и купи…

— Среди таких анонимов много агентов ГБ.

Владимир ухмыльнулся.

— Многие из них и приторговывают этой техникой. Риск оправдан высокой стоимостью.

— И сколько же?

Владимир вздохнул и назвал сумму.

— И это без моей комиссии… Вот видишь, я уже раскрыл себя. Ты же знаешь — попадёшь в застенок, ничего не скроешь. В тюрьму пойдём вместе.

— Я заплачу тебе комиссию. Какую скажешь. Ну, в разумных пределах.

— Нет такой комиссии, чтобы благополучно слинять из страны. У нас чипы в теле, с юности, пересечь границу неофициально — невозможно. Или почти невозможно.

— Насколько я знаю, всех отследить нельзя по техническим причинам.

— Отслеживают всех неблагонадёжных, а ты можешь и не знать, что ты в списке. Впрочем, думаю, что все программисты под контролем. Такие даже за взятку не пересекут границу незаконно.

— Пока я ещё не работаю программистом. Но всё же за взятки — возможно?

— Конечно. У них целый бизнес за послабления от ока «Большого брата».

— Значит, эта система — не вечна.

Владимир ухмыльнулся.

— На нашу жизнь хватит. Всех контролировать и не обязательно, достаточно — самых активных из свободолюбивых. А у большинства есть дешёвая еда в избытке, бетонные соты, называемые жильём, и упрощённые понятия о жизни, — так что свобода им до лампочки.

— Но те, которые создают эту систему — люди творческие, а значит свободолюбивые. Они, уверен, и мечтают разрушить эту систему, — возражал Евгений.

Владимир вздохнул.

— Ладно… Что-то у меня отпало желание шататься по лесу. Вернёмся домой, на закуску хватит.

***

Через неделю Евгений налаживал наисовременнейший лазерный ноутбук с периферийными устройствами для диагностирования организма. Его доставил миниатюрный дрон, перелетевший незаметно через границу и приземлившийся в лесу, неподалёку от его дачного посёлка. Нашёл он его по навигатору, улавливающего специальный сигнал этого контрабандного товара.

До этого времени он почти сутками напролёт купался в текстах о последних исследованиях по нейрофизиологии, психологии, человеческому геному, квантовой механики и влиянию информации на мозг.

Пытался даже уже на основании свежих познаний набросать алгоритм поведения индивидуума. Программа основывалась на трёх исходных постулатах.

Первый — характер и способности человека определяются геномом.

Второй — мозг, это регулятор человеческого генома.

Третий — познания, или культура — приобретённый модератор мозга.

Первое исследование он мог проводить на себе. Начал с анализа своего генома. У него была государственная карта ДНК имевшаяся у каждого гражданина в обязательном порядке, но она не отражала всего генома, который являлся секретным досье.

Итак, он сделала анализ своего генома. Оказалось, что он имеет два отличительных гена: ген агрессивности, и ген гениальности. О втором он подозревал, обладая выдающимися математическими способностями, являясь призёром нескольких математических олимпиад, включая международные. А вот на счёт первого, — как то он не замечал за собой повышенной агрессивности. Даже ни разу не дрался, если не считать мелких стычек в детстве.

Возможно действие этого гена поглощалось его активной умственной работой, ослабляя его до обидчивости, мстительности и желания ненасильственного влияния на жизнь. Его замкнутость у некоторых вызывала неприязнь: «раз молчит, чурается компании, значит задумал нечто подленькое». До него даже доходили слухи, что он якобы «сексот».

Для алгоритма требовался ещё и психологический портрет. Он описал все впечатления за свою жизнь, которые только мог вспомнить, от общения до познаний в точных науках и гуманитарных, присвоив им значимость по влиятельности на его личность.

Для предвидения событий в его окружении и того, что может случиться с ним, нужны были геномы его знакомых, от которых он мог зависеть. В стране существовала государственная база данных с генетическим досье на каждого гражданина, которая была засекречена, хотя каждый мог получить карту ДНК, хотя и не в неполном виде.

Можно было сделать также генетический анализ самостоятельно, но только частично из-за государственного запрета. Так государство пыталось контролировать граждан согласно их генетической характеристике, скрытой для них самих.

Однако получить генетическую карту почти на каждого можно было на подпольных сайтах, куда сливалась эта информация от продажных чиновников. Впрочем иногда и хакерам, как водится, удавалось вскрывать эти секретные базы данных.

Выйти на эти запретные сайты можно было через иностранных провайдеров, использующих спутники и дроны. Государству трудно было отследить такой незаконный доступ, особенно если имелся сверхмощный компьютер, также запрещённый.

У Евгения ушло не более часа, чтобы получить досье на всех, кто его интересовал, включая даже своих родителей и самого себя. Теперь вся информация имелась в наличии для создания алгоритма.

На написание программы «предсказания» у него ушло к его удивлению около месяца, правда очень увлечённой работы, когда он не замечал ни времени, ни голода, ни усталости.

Но перед тем, как испытать свой «шедевр», он решил устроить небольшие каникулы, чтобы не спровоцировать истерию и депрессию в случае неудачи и из-за нервного и физического истощения.

Как раз к нему приехали родители. Они были чем-то озабочены, в отличие от предыдущих визитов. Почти сразу, едва сев за стол для чаепития, объявили о проблеме.

— Женя, ты же знаешь Ингу? — спросила мать, женщина под пятьдесят, с остатками увядающей красоты, размытой полнотой, глядя сожалеющим взглядом на сына, который и унаследовал её черты.

Евгений досадливо ухмыльнулся.

— Она у нас на днях была. Ты ведь в неё влюблён, почему бы тебе не жениться на ней? — уже настойчиво заявила Мария Александровна.

Несмотря на своё удивление, Евгений смотрел на мать снисходительно.

— Тебе два года до окончания вуза, у тебя доходная профессия, везде оторвут с руками. Не упускай свой шанс, — продолжала мать.

— Любовь прошла… — язвительно ответил Евгений.

— Чувства так быстро не проходят.

— Мать, она меня отвергла ради какого-то своего ухажёра. Но он её послал, и она вспомнила про меня. Вот только у меня интерес пропал.

— За битого, двух небитых дают, — вмешался отец, Александр Григорьевич, полный, импульсивный мужчина.

— Да? А ещё говорят и по другому: «Я не ношу ношеное, и не е…у брошенное», — насмешливо парировал Евгений.

— Так тебе принцессу подавай? — сквозь ответную насмешливость отца всё же сквозило раздражение.

— Послушайте, я же вас не прошу меня сватать. Я ещё молод, карьеру не сделал, да и с сексом нет проблем.

— Так я тебе и предлагаю идти в государственную систему, — не унимался отец, с которым у Евгения были неприязненные отношения из-за его вспыльчивости и деспотизма, которые обострялись кажущимся спокойным нравом сына, где, как некоторые считали «черти водятся как в тихом омуте». — Пока у меня связи есть. Там и карьеру сделаешь, обзаведёшься семьёй, станешь полезным членом общества.

— А я хочу работать на себя.

— Ну да, «свободным художником». Хакером, то есть. Это не профессия, если ты не работаешь на органы, а преступная деятельность. Загремишь в лагеря?

— Ваша власть надо мной закончилась, — твёрдо, но спокойно отвечал Евгений.

— Мы в тебя жизнь вложили, и до сих пор ты живёшь за наш счёт, — лицо отца зарделось, а глаза заблестели от влаги.

— Я проживу и без вашей помощи, на этой даче.

— Даже мы уже тебе ненавистны. Ты никого не любишь, как ты будешь жить?

Теперь Евгений вскипел яростью, которая уже слетала с языка резкой отповедью, но соскользнула от окрика матери.

— Ну хватит.

— Хватит, — тут же вскрикнул отец. — Пойдём отсюда, — он резко встал и направился к выходу, глядя под ноги.

— Ладно, сын, подумай. И береги себя.

Поскольку визит родителей испортил ему предвкушение восторга перед своим гениальным изобретением, — он вспомнил о бутылке водки, малосолёных огурцах со своего огорода и маринованных грибах.

***

Через пару дней позвонил Владимир и предложил провести пикник на даче Евгения, дабы взбодриться от депрессивного состояния в преддверии начала нового учебного года.

Приехало с десяток человек, половина — из его университета с других курсов, с которыми он был знаком поверхностно.

Евгений необычно много выпил, нервное напряжение выходило из него истерической болтовнёй, он уже не понимал — смеются ли над ним или над его шутками.

Как то он отошёл от места застолья на улице облегчиться у кустов смородины. За ним последовали двое студентов с соседнего потока, с которыми он едва был знаком. Но вместо испражнения один из них со словами: «что тебе не нравиться», ударил его в лицо, Евгений опрокинулся на спину через какой-то барьер, оказавшийся спиной второго «кореша», вставшего на четвереньки.

Стали «метелить» его ногами куда попало, он ощутил солёный вкус крови, пытался выкрикнуть «прекратите», но от одышки и частых ударов не мог, услышал правда возглас Владимира, после чего избиение прекратилось. Но не надолго: оба налётчика подбежали к его приятелю и с окриком «заткнись», успокоили его, дав ему «в зубы», чтобы вернуться к Евгению.

Продолжили словесным оскорблением: меньшего роста из них, видимо затейщик, одной рукой схватил обессиленного Евгения за волосы, подняв на колени, другой рукой — за подбородок.

— Вот гнида… И как смотрит, с прищуром, — ворчал он алкогольным смрадом, — вот уж пидар…

Его «дружок» ударил жертву ногой под печень. Главный, меньшего роста — добавил кулаком в лицо. Евгений повалился, изрыгая блевотину с кровью, сквозь пелену полу-сознания услышал истошно презрительный женский крик:

— Ну хватит, бросьте это барахло.

Он вспоминал эту девицу, пришедшую со своим молчаливым мужем, смотревшей на него въедливым взглядом с брезгливой ухмылкой.

Евгений очнулся от тряски и восклицаний:

— Жека, Жека, я скорую вызову…

Владимир пытался его поднять, но Евгений отмахнулся, чувствую сильную слабость и тошноту.

— Не надо, — сипло проронил он. — Уезжай…

Обида сейчас превозмогла физическую боль, он готов был разреветься, но не хотел свидетельства приятеля в таком унижении.

— Я тебя до дома доведу… У тебя аптечка есть?

— Да уезжай ты мать твою… — попытка крика оборвалась жалобным стоном.

— Ладно, ладно, извини друг.

Уже темнело, побои жгли лицо, подступало похмелье, горькая обида сменилась чувством мести, придавшей смелости против уличных собак, скуливших, лающих и гремевших посудой в борьбе за объедки на уличном столе.

Пара тройки неудачливых собратьев стерегла его, напоминая шакалов, ждущих беззащитной слабости жертвы. Но Евгений вскочил, выдернул палку из поленницы и разогнал стаю, переиграв её в ярости.

***

Без первоначального энтузиазма Евгений приступил к тестированию своей программы. Он вывел на монитор результаты программы, работавшей круглосуточно. Результаты поразили: его ожидало около десятка сообщений, первые с пометкой опасно.

Он открыл первое предупреждение, датированное днём, когда его безвинно избили гости. Программа имитировала разговор между двумя молодыми мужиками, не похожих на «мудаков», избивших его, поскольку ни их фото ни их как потенциальных участников в его судьбе в базе данных не имелось.

И всё же программа точно предвидела событие с их участием, что вдохновила Евгения. Если бы он следил за ней, мог бы избежать неприятности.

«Он отойдёт, и мы его отхерачим», говорил один из них.

«Я бы его прибил, умник б…ь Пятая колонна…», поддакивал другой.

Он открыл другое предупреждение, датированное двухнедельной давности. Монитор изобразил его возлюбленную Ингу, говорившей с людьми, лица которых были выбраны наобум программой, поскольку их не было в базе данных. Но судя по всему это были те двое, избившие его и девица со своим молчаливым мужем, также бывших у него в гостях.

«Да я прощаю его», говорила Инга с притворным великодушием.

«Поматросил, поматросил, да бросил. Тебя все любят и уважают. У тебя отличное будущее, а он с тобой обошёлся как с уличной девкой», — возмущался женский голос.

«Да по нему видно, что он гнида. Ходит на „умняке“, ни с кем не общается. Недоволен нашей страной. Я говорит — космополит. Таких отстреливать надо», вмешался мужской голос.

«У него родители солидные», то ли оправдывала, то ли хотела предупредить Инга, хотя с химерической интонацией.

«Так он ими и прикрывается. Думает, что его нельзя тронуть», опять вмешался мужской, по садистски хладнокровный голос.

«Мой двоюродный брат — его друг. Получиться, что я подстрекала, если он обратиться в ментовскую контору», возразила девица.

«И что? Зато мой брат «мент». И писать «заяву» в «ментуху» на своего «дружбана» — первейшее западло. Даже менты этого не поймут. Можно тёмную устроить и почки поодбивать…», продолжил возражать молодой мужской голос.

«Ну ты разошёлся. Руки ещё пачкать об это дерьмо», снова возразила девица.

«Бог ему судья», вмешалась Инга и разговор закончился.

***

Оставшиеся пару недель до начала учёбы Евгений продумывал способы мести, которые по большей части были иллюзорные, поскольку физически он никак бы не справился с обидчиками. Самый мудрый способ отомстить, разумеется — просто не мстить. Но от нанесённого оскорбления наплывами лихорадило, даже по прошествии пары недель, когда синяки прошли, тело перестало ныть, и душевная боль отлегала, казалось бы, особенно когда он выпивал, чаще и сильнее, чем обычно.

И всё же с похмельем болезненно сладострастное чувство мести возвращалось. И как навязчивая идея оно само строило уже более конкретные и выполнимые планы, — а именно он ведь мог воспользоваться своим хакерским талантом, чтобы проучить оскорбителей какой-нибудь «подставой».

И вдруг, однажды его новейший компьютер сам подвергся хакерской атаке. В его программу по изучению и предсказанию действий вероятных врагов и союзников, защищённой от внешнего воздействия, появилось изображение одного из актёров, игравшего Шерлок Холмса. Вполне себе похожий на оригинал даже голосом, образ сообщал:

«Они знают, что вы хотите отомстить, используя свои выдающиеся способности программиста. Ждите упреждающего удара. И имейте в виду, они не прочь вас уничтожить».

«Что за шутки? Эй, кто вы? Взломать мою программу очень не просто», — произнёс Евгений в экран.

«Я ваш помощник», — с едва заметной ухмылкой отвечал виртуальный взломщик.

«Назовитесь».

«Шерлок».

«Не смешно. Может вы их и представляете»

«Нет, не их, и не государство. Я частное лицо, помогающее невинно пострадавшим. Вскоре вы убедитесь, что я ваш союзник, и может даже спаситель, если вы, разумеется, будете прислушиваться к моим предупреждениям».

«У меня есть эта программа, которая меня и предупреждает», — первоначальный шок сменился у Евгения неприятием к такой назойливости.

«Эту программу вы не можете вставить в голову, чтобы пользоваться ей каждую секунду. Есть риск быть застигнутым врасплох», — рассуждал виртуальный Холмс. «И я вам открою секрет — вы занесены государством в реестр особо одарённых программистов. Если вас уличат в каком-либо преступлении, вы можете отправиться в „шарашку“ для учёных, где разрабатывают военныё технологии. А вы, кстати, уже совершили пару преступлений, приобретя этот запрещённый компьютер и разрабатывая опасные для государственной безопасности программы».

Сказанное ошеломило Евгения настолько, что он не мог отмахнуться от этого взломщика.

«И что вы предлагаете?»

«У меня есть нанотехнология, способная внедрить вашу же программу в ваше сознание. Вы станете полноценным«визионером. И даже гипнотизёром.», — здесь неизвестный доброжелатель опять слегка ухмыльнулся. «Это увеличивает нагрузку на психику, но может спасти вас от неволи или даже от гибели».

«Я вам не верю. Вы провокатор. Или из спецслужб, или из мафии. Может вас следует называть Мориарти», горько отшучивался Евгений.

Совсем как живое, изображение вздохнуло и с упрёком взглянуло на Евгения.

«Если бы я был из спецслужб, вас бы уже судили на закрытом суде по статье о действиях против государственной безопасности. Доказать же, что я не из криминального мира сейчас я не могу. Вы можете поверить на свой страх и риск. Впрочем, я не настаиваю на своей помощи», — последнюю фразу виртуальный Холмс произнёс без сожаления в случае несогласия.

«Хорошо», почти вскрикнул Евгений, в ком разгорелся азарт. «Раз у вас такая совершенная технология, о которой я пока не знаю, значит рискну испытать её на себе».

«Только имейте в ввиду, её наличие в вашем мозгу усилит нагрузку на психику. Впрочем, от неё можно отключаться. Вам доставят всё необходимое через пару дней», неизвестный хакер назвал шифр для раскодирования сообщений и отключился.

Через день по айфону пришло сообщение: «Пицца на дом в вашем районе». Евгений вышел за дверь и обнаружил пластиковый пакет размером с ладонь у порога. Осторожно распечатав его в доме, он обнаружил два мини пневматических шприца, уже заправленных каким-то раствором, и микродиск.

В инструкции на микродиске указывалось, что первая капсула содержит нанопрепарат, который усилит его способности. Препарат действует в течении полугода, но его действие можно прервать, сделав инъекцию с другого шприца.

Глава 3

Приятно ощущать себя Создателем

Действие препарата отличалось тем, что не нужно было перенапрягаться, чтобы предвидеть события, достаточно было подумать о противниках или союзниках. Евгений жаждал мести обидчикам, и само предвкушение её превращалось в удовольствие. Картинки их поступков и разговор сами вставлялись в его мозг, как галлюцинации. По большей части они вызывали отвращение от их глупости, которая компенсировалась их злобой.

Однако же, за два дня до начала новой сессии, появилась тревожная картина. Он даже дополнительно подключился к своей программе, надеясь не упустить некие важные подробности.

«Мы знаем, что ты торгуешь запрещёнными компьютерами,» сухо и злобно говорил один из обидчиков Евгения, тот, который меньше ростом, в какой-то комнате, где был только стол, за которым сидел ещё и его приятель Владимир, смотревший перед собой. «За это тебе пятёрочку легко нарисуют. Но мы сдавать тебя не хотим, если будешь половину платить от каждой сделки».

«Да я давно с этим завязал,» поднял насмешливый взгляд Владимир, пожимая плечами.

Тут за спиной появилась вторая знакомая фигура, подельника допросчика и с размаху нанесла удар в ухо Владимира, который опрокинулся на пол с грохотом. Ловкий насильник обхватил его за горло одной рукой и вывернул руку жертвы другой. Посадил на стул и проговорил пронзительно садистским голосом:

«Не п…и, б…ь».

Когда отпустил, Владимир утер слёзы.

«На зоне тебя за пять секунд петухом сделают», злорадствовал допросчик. «Но от твой контрабанды навара как кот наплакал. Нас интересует твой дружок, эта гнида, Шпагин. У него предки состоятельные, имеют высокий статус в обществе. А сынок „либераст“, чтой то там про „дерьмократию“ триндит. Вражина. Хотя говорят он компьютерный гений, а такие не обходятся без самых современных компов, и все отдадут, чтоб их иметь. Ты его дружок, значит и доставлял ему такие штуки».

Напарник сзади стал хлестать по щекам пленника, закрывшегося ладонями, приговаривая:

«А ну признавайся, падло».

«Иди к е…м», вскочив, закричал Владимир. «Да, я ему доставил один».

«Чистосердечное признание облегчает вину», посмеивался главный, вытаращив глаза и издевательски ухмыляясь. «Уже этот „ботаник“ срок имеет. И вряд ли ему это оборудование нужно, чтоб только запрещённые фильмы смотреть и вражеские голоса слушать. А может какую информацию сдаёт за бугор. Тут уже изменой попахивает».

«А ты что, хунвейбин?», вырвалось у Владимира.

«Оо… Какой дерзкий», отвечал главный вытянув руку, предостерегая напарника, схватившего жертву за шиворот и уже занеся кулак. «Я могу заложить вас обоих своему братану, менту. И ваша песенка спета. Но мне „бабло“ нужно. Кризис, понимаешь ли, и надолго, а мы в — окружении врагов, которым подыгрывают такие как вы. Платите дань за предательство. Родители его не бедные, если не хотят испортить сыну и себе жизнь, пусть поделятся».

«Спрятать компьютер, немедленно, в эту же секунду», уже сказал сам себе Евгений.

Примерно через полчаса он проехал в глубь леса на велосипеде за дачным посёлком и выкопал схрон сапёрной лопатой, уложив туда компьютер, обёрнутый в два полиэтиленовых мешка и помещённый в картонную коробку.

«Но что дальше? Убить их? Ему это не под силу, ни морально, ни физически. Разве только вместе с Вовкой. Но ведь тот уже проявил слабость перед этими подонками, бандитами дилетантами».

«Будут шантажировать — послать их подальше, главное — не терять самообладание. А компом пользоваться на съёмной даче, в другом дачном посёлке».

Через несколько часов пришло предупреждение от Владимира в эзоповом языке, поскольку опасно было высказываться открыто из-за всеобщего контроля спецслужб:

«Раз не хочешь работать на государство, то зарывай талант в землю».

Это извиняло приятеля за проявленное малодушие. Ясно, что талант — это запрещённый компьютер.

***

Вымогатели не заставили себя ждать. В первый же день занятий, они встретили его за воротами университета.

— Есть разговор, — сказал главный из них маленького роста. — Не бойся, не тронем, тут полно народу. Вон там на лавочке.

— Это мой последний с вами разговор, — предупредил Евгений, окидывая их едва насмешливым взглядом.

— Последняя у попа жена, — со злорадством отвечал главный.

Евгений не присел на скамейку, когда они приблизились к ней.

— Мы знаем, что у тебя запрещённая техника, — продолжил главный, пока его подельник стоял сбоку от Евгения. — Наверняка ты пользовался и запрещёнными сайтами. Только за это — уже уголовная статья.

Евгений кивал головой то ли отрицая, то ли соглашаясь, но держал паузу, испытывая их терпение.

— В молчанку играешь? Так мы тебя сдадим. По сигналам тебя быстро вычислят. Но сперва мы настучим твоим родителям, — шантажист уставился на него хищнически.

— И какие же у вас аппетиты? — ехидно спросил Евгений.

— Оо… Уже теплее. За регулярную плату будешь спать спокойнее. У меня ведь брат в органах служит.

Евгений на мгновение задумался, а затем ответил хладнокровно:

— Мужики, держитесь от меня подальше.

При этом он предупредительно вытянул руку в сторону напарника, служившего пыточным инструментом для главного. Уверенной походкой он удалялся от них, получив вдогонку только один возглас:

— Эй, что, такой крутой?.

Но исполнение угроз не заставило себя ждать. Вечером позвонила встревоженная мать:

— Женя это правда, что нам сказали?

— Нет не правда. Я не собираюсь жениться, хочу заниматься наукой. А вообще это не телефонный разговор, — уверенно отвечал эзоповым языком Евгений.

— Я передаю трубку отцу.

— Ты что решил себе и нам жизнь отравить? — раздался угрожающий голос отца.

— Да не верьте никому. И не вмешивайтесь в мою жизнь. А такие разговоры — не по телефону, — ответил повышенным голосом Евгений и отключил айфон.

Он понимал, что своим жестким ответом взбудоражил в них обиду и отчаяние до полного их отупения. Но любое неосторожное слово привлекло бы внимание спецслужб, возможно записывающих все его электронные контакты.

Его хладнокровие ещё оправдывалось и тем, что его родители, в его представлении, не умевшие справляться со своим чрезмерным тщеславием, заботились прежде всего о социальном статусе семьи, в ущерб его счастью.

Теперь он думал над тем, как обезопасить себя, — предвидя их поступки не мог же он всё время избегать их, да и если они решаться сдать его спецслужбам, то неприятностей вплоть до тюрьмы, ему не избежать.

Беспокойство инициировало дар предвидения, перед ним крутилась картина разговора двух новоявленных вымогателей.

«Если мы его сдадим, то он признается, что мы пытались крышевать его? Как бы нам не пришили соучастие, или не донесение о преступлении?», объяснял подельник главного. «Тем более он потянет за собой этого Вовку, а его сестра замужем за нашего знакомого. Суками будем».

«Это верно. И к тому же он мог заныкать свой комп, раз уж мы ему грозились. Надо подбросить ему наркоту. Мой брат не раз такое делал. Посадка этого ботаника будет уроком для Вовки. Его контрабанду вместе с его подельниками возьмём под крышу. Осталось только моего брательника убедить», отвечал главный.

«А если он попадётся? Будем соучастниками».

«Надо продумать систему безопасности».

«Замочить? Если он окажется в СИЗО, мы его там вряд ли достанем. И опыта по мокрухе у меня нет. Хотя руки иногда чешутся».

«В таких делах без риска не обойтись. Но как бабла нагрести?».

«Я предлагаю наехать на этого Вована и содрать с него одноразовый куш. Да и с этого ботаника можно содрать».

«А много ли у них сейчас? Вряд ли хватит на оставшуюся жизнь. Нужен постоянный источник. Этот Вовка часть системы, вот где золотая жила».

«Ага… Только её крышуют другие, не чета нам», позлорадствовал подручный.

«Вот и надо к ним присосаться», в ответ злорадствовал главный, но более нервно. «Только надо придумать как? На то и башка дана».

Они выпили, закусывая с чавканьем, подчинённый даже отрыгнул самодовольно.

«В общем, давай так — упакуем этого гадёныша, для острастки несговорчивых, а потом наедем на этого Вовку. Позже может быть войдём в эту контрабандную систему».

Евгений так взбудоражился планами своих убийц, что даже закурил, хотя и был некурящим. Как обезопасить себя — сторожить круглые сутки дачу? Лучше всего нанести упредительный удар, чтобы отбить у них охоту уничтожать его.

Но каким способом? Нанять убийцу? Денег нет. И выдержит ли он такую моральную ношу? Объединиться с Владимиром, — так он проявил слабость, легко расколовшись перед этими гнидами.

Был правда у него союзник — тот который прислал ему нанопрепарат. Но как ему подать сигнал, — обратной связи-то с ним не имелось.

И вдруг случилось чудо, на которое Евгений уповал. В окно кто-то постучался, сперва насторожив его, поскольку он не слышал шагов визитёра. Осторожно посмотрев в окно никого не заметил, но открыв дверь увидел у порога коробку размером чуть больше ладони, а ещё вздрогнул от механического голоса, напоминавшего детский:

— Это тебе поможет.

Увидел метрах в двух от себя дрон, напоминавшей стрекозу, зависшей на уровне чуть выше его роста, размером с локоть.

В пакете оказался обычный на вид айфон. Включив его, Евгений увидел знакомое изображение Шерлок Холмса.

— Привет Евгений, — произнёс он. — Этот гаджет не должен попасть в руки спецслужб. Почувствуешь опасность выкинь его во двор, если будешь дома. Или просто выбрось. Тебя всегда будут оберегать дроны, они уничтожат улики. Я знаю, что тебя хотят подставить, подбросив наркотики, — упреждал его жалобу незнакомец. — Поэтому и связался с тобой.

— И что мне делать с этим гаджетом? — сгорал от нетерпеливости Евгений.

— Он в несколько раз слабее, чем тот который недавно приобрёл, но намного мощнее тех, которые официально допущены к продаже в этой стране. Через него ты можешь подключиться к спрятанному компьютеру и использовать его. Кстати, было бы лучше, если бы спецслужбы обнаружили сигналы от того главного компьютера, не найдя этот периферийный.

— Скажите, а вот вы со мной связываетесь, не может ли спецслужба вычислить этот несанкционированный сигнал?

— Вероятность — мизерная? Но расшифровать не смогут.

— Я математик, и знаю, что минимальная вероятность иногда становится реальностью.

— Кто не рискует, тот не пьёт шампанское, — с едва уловимой насмешкой отвечал виртуальный Шерлок.

— И в чём же моё шампанское?

— Вы же хотели быть своего рода свободным художником, что в этой стране уголовно наказуемо. Над вами уже нависла угроза.

— И как же мне избавиться от этих двух подонков?

— Вы ведь не только математик и программист. Я знаю, что вы ещё и литератор, по крайней мере пытаетесь им быть, публикуясь в сети под псевдонимом. Проза ваша не блещет изысканностью, но сюжеты вполне себе интересны, и психологически реальны.

— Я распрощался с мечтой стать писателем, поняв, что я графоман, — с долей разочарования ответил Евгений.

— Разве вы не пытались создать программу для написания сценариев без сценариста?

— Пытался. Но это дело прошлое. Человеческая психология как квантовая механика, законы которой мы пока не можем постигнуть.

— Это совсем не так. Психология довольно примитивна. Мотивы человеческого поведения почти всегда понятны, не известно при каких обстоятельствах и в какой мере будут реализованы намерения. Сложность предсказания только в этом.

Евгений задумчиво молчал.

— Вам не казалось, — продолжил собеседник под «ником» Шерлок, — что будущее определяется программистами и писателями? Впрочем как и прошлое. Ведь те, которые управляли миром, сперва писали в голове сценарий?

— Уж больно катастрофические сценарии они писали, — возразил насмешливо Евгений.

— Их ограничивали собственные представления о человеческой натуре. Правда, бывали и удачные сценарии.

— Сценарий того, как обезопасить себя от этих гнид я то могу написать, но как его реализовать?

— Вот поэтому я с вами и связался. Мои дроны могут их нейтрализовать, то есть просто убить. Но я хотел бы, чтобы вы сами продумали способ избавиться от них, лучше бы без убийства. Оно привлечёт внимание.

— А как же его исполнить?

— Я помогу.

— Да у меня уже есть идея. Они хотят подбросить мне наркотики, значит они у них есть, вот и сдать их ментам. Пусть сами сядут за то, что замыслили против невиновного. Принцип справедливости будет соблюдён. Тем более, что убийство, особенно внезапное убийство не оставит возможности для сожаления. В тюрьме то времени у них будет предостаточно.

— Отлично. Напишите программный алгоритм, наиболее безопасный для вас. Моя компьютерная техника поможет его исполнить.

— А если не хватит времени? Они ведь могут появиться здесь в любой момент.

— Вы же будете знать об их поступках. А если не успеете, то используем экстренный вариант. Поторопитесь с программой, — виртуальный Холмс отключился.

Евгений ещё раз задумался, — зачем он понадобился этому анонимному лицу, а скорее всего некой организации? Завербовать его в некую сеть гениев? Но с какой целью? Если это действительно какая-то из спецслужб, то судьба его трагична. Впрочем она и сейчас сулит несчастье, из которого надо немедленно выбраться, чтобы хотя бы выиграть время.

Тщеславие не только перевесило опасение, но и придало вдохновения, — на написание программы к его удивлению и восторгу перед собой он закончил к утру на третий день. Отсроченная усталость свалила его с ног.

Однако медиативный нанопрепарат в его мозгу не оставлял в покое. Навязчиво представлялась картина того, как один из знакомых подонков, главный в их тандеме, получает от третьего лица большой чайный пакет с травой. Этот третий очевидно родственник, полицейский, о котором этот главный упоминал.

Они обсудили способ «подставы» Евгения: двое его обидчиков проникают в дом, чтобы подбросить гашиш, а капитан полиции организует облаву по анонимному звонку, якобы. Сделать это они намеревались в ближайшие день-два.

Окрик его внутреннего голоса пробудил его. Он встал под тяжёлым грузом недосонья, от которого кружилась голова и едва двигалось тело. Чтобы взбодриться он выкурил сигарету. По недавно присланному айфону он загрузил программу на спрятанный в схроне сверхмощный компьютер, который питался от аккумулятора, зарядки которого хватило бы на месяц. Этот компьютер работал очевидно через запрещённую интернет сеть иностранных спутников и мини дронов неизвестной ему организации, наподобие того, который доставил ему новейший айфон.

Сейчас он понял, что нанопрепарат, несмотря на первоначальную лёгкость действия, сведёт с ума непрерывными видениями происходящего. Он решил его нейтрализовать с помощью антидота, входившего в присланный комплект. Тем более, что он мог наблюдать за ситуацией через новый айфон, не травмируя нервную систему.

Ждать пришлось сутки. Айфон возвестил о работе его программы. Раздался звонок, анонимный, сопровождаемый соответствующей картинкой. Но указывался адресат — номер отделения Службы Государственной Безопасности, принимавшего анонимные звонки. Искажённый голос сообщал о перевозе наркотиков, с указанием номера машины и фамилии капитана полиции, покрывающего эту торговлю.

Через пару часов айфон демонстрировал анимационную картину задержания автомобиля его потенциальных убийц с выемкой пакета травы, и рейд с обыском кабинета некоего капитана полиции, нескольких служебных помещений, и обыском его квартиры, где нашли около двухсот тысяч долларов. Минут через тридцать информация с реальными записями появилась в интернете, полностью совпадающая с предыдущими анимированными сценами.

«Программа работает!», восклицал Евгений, хотя в сладком зуде восторга диссонировала дрожь опасения, что слишком уж идеально. «Ничего, с опытом обнаружатся недоработки, которые лишь влекут к усовершенствованию», утешал он себя с уверенностью мастера.

Глава 4

Бумеранг

Первый успех воодушевил Евгения разрабатывать подобное программы настолько, что он перестал посещать университет. Испытав на себе произвол, он решил противостоять произволу властей. Раздражал его закон о тунеядстве, по которому человек или должен был платить налог за безработицу, или отработать определённый срок на так называемых общественных работах.

Под него он как раз и мог попасть, поэтому не грех было отомстить хотя бы инициатору и разработчику этого закона, некоему бизнесмену, кто и использовал этот закон корыстно, используя дешёвый подневольный труд.

Разработав и запустив программу, он вскоре упивался юмором анимированного сюжета на айфоне, который отражал в точности произошедшее в реальности, что подтверждалось новостями в сети.

Ярослав Клячкин, крупный строительный предприниматель возвращался поздним вечером в свой загородный особняк на «Майбахе», обсуждая с бухгалтером финансовое состояние подряда на строительство скоростной железной дороги.

«Говорил этим депутатам- если вы ввели принудительный труд, то должен быть и закон о саботаже. Понятное дело — тунеяды и алкаши не хотят работать за „минималку“, тогда им нужно добавлять срок за лень — пусть едут осваивать Сибирь, лет на десять, а лучше — на вечное поселение», — осипшим голосом возмущался Клячкин, отпивая виски из широкого стакана.

«Да алкаши то и работать не могут», — с сомнением заметила бухгалтер, женщина грузная, лет пятидесяти, с короткой причёской, попыхивая сигаретой.

Недовольно вздохнул Клячкин, выцветший пятидесятилетний тип, с небольшим брюшком, предпочитавший куртки костюмам, и допил виски в отблеске перстней на пальцах, надёжно облегающих стакан.

«Не выгодней ли было закупить больше техники, которая бы расчищала зону в сто раз быстрее», — продолжила бухгалтер.

«Ага, а „баблос“ откуда? Пусть будет медленней, но дешевле… По крайней мере, мне так тогда казалось. Меньше половины работ выполнено, а смета уже съедена», — Клячкин взглянул на бухгалтершу с глумливым упрёком.

«Мы и предложили цену подешевле… А технику можно и на других стройках использовать».

«Конечно дешевле, а то бы шиш получили. И где эти другие стройки? Еле отбили контракт у чувака от самого премьера. Ещё и министр откат отсосал, будь здоров. Хотя, непредвиденные расходы никто не отменял», хищно резюмировал Клячкин и наполнил стакан из бутылки обильного мини-бара. «Запрягай своих сметчиков на дополнительные работы. А я буду мурыжить политические вопросы».

«Как скажете… Мне тоже плесните…»

Босс налил в стакан и подчинённой.

«Давно пора. Отвыкай от этой соски…», — он указал на сигарету

«Ой, Ярослав Олегович, другой то нет», — насмешливо пожаловалась она.

Клячкин усмехнулся резко и кратко.

«А муж на что?»

«Да что муж? Наелся груш», — чуть сморщилась бухгалтер.

«У тебя мало денег? Или платные «пахари» извелись?

«Ой ваша правда…»

Они чокнулись.

«Ну что ж, нагну Минтруда и ФСИН*, чтоб подогнали пару-тройку тысяч тунеядов и зэков. Всё же — стройка федерального значения».

Только Клячкин расслабленно потянулся, как машина резко затормозила, так, что он налетел на свой бар, из которого посыпались бутылки. Боковым зрением он заметил как подчинённая всем своим грузным весом плюхнулась о перегородку между водителем и пассажирами, и крякнула. Охранники, сопровождавшие «Майбах» на джипе «Мерседес», выскочили и громко ругались на виновника такого резкого торможения.

Клячкин, любивший расправы над своими обидчиками, победоносно вышел из машины, сжимая «Глок» в правой руке и вытирая платком разбитое лицо — левой. Автомобильного столкновения не случилось, но столь резкой помехой стали две машины, довольно солидных: «БМВ» и «Рэйнж Ровер», причём в последней находилась охрана неизвестного хозяина.

Но кто мог быть «круче» на этой трассе самого Клячкина, — крупные чиновники всегда ездили с эскортом, да ещё и по другим дорогам. Значит владельцы «БМВ» не бог весть что, можно и вызвериться на них, после этого «чёрного дня».

Владельцами оказалась молодая пара, которые лежали вместе с тремя своими охранниками лицами в землю, которых с промежутками били ногами люди Клячкина.

«Вы что, суки, не знаете, что это моя трасса», — произнёс со сдержанной угрозой Клячкин. «Если первый раз, то нужно было узнать, кто здесь главный».

Он выстрелил у головы одного из лежащих охранников. Затем ещё — у голов других. Завершил это священнодейство издевательства ударами ногой почти по всем пленникам. Ему вторили и его охранники.

«Сфотографируй номера», — приказал Клячкин одному их охранников. «Я с ними ещё и не так разберусь».

Сев в машину, он взглянул на бухгалтершу, державшую платок у разбитого лица.

«И тебе досталось. Ничего, клин клином вышибают. Из меня вышла последняя порция адреналина», — посмеивался он. «Завтра спокойно примусь за дело».

Не прошло и получаса как путь им был перекрыт полицейскими машинами, а в воздухе раздался вертолётный треск, — яркий свет со всех сторон ослепил пассажиров. Слышались крики спецназа, приглушённые выстрелы и звуки лопающихся шин. И глазом не успели моргнуть, как Клячкин и вся его свита лежали лицом в землю, парализованные страхом.

Примечание:

ФСИН* — федеральная служба исполнения наказаний.

В серой камере для допроса, без окон, со столом и двумя лавками вмонтированных в пол, Клячкин с дрожью от нетерпения ждал следователя, надеясь, что этот кошмар — некое недоразумение, которое быстро развеется.

И вот вошёл следователь, среднего возраста, в костюме без галстука, бросил папку на стол, поставил бутылку воды и сел напротив, испытывая холодным взглядом арестанта.

— Что случилось? — тихим дрожащим голосом спросил Клячкин.

Следователь кратко вздохнул и причмокнул.

— Кто эти люди? — продолжил арестант.

— Племянница президента и её супруг, — сухо ответил следователь, опустив взгляд, но подняв брови: видимо его тяготил этот срочный допрос среди ночи.

Клячкин застыл с открытым ртом, лишь нервно моргающие веки говорили о том, что он не упадёт в обморок.

— Разве такие персоны ездят без спецназа? — промямлил наконец он.

Следователь посмотрел на него с вялым упрёком.

— Это подстава. У меня хотят забрать бизнес, — истерично воскликнул Клячкин. — Да забирайте этот бизнес. Зачем такие сложности с риском для семьи «самого»? — Клячкин ткнул пальцем вверх.

— Я расследую насильственные преступления. Твоим бизнесом займётся следователь по экономическим делам, — холодно отвечал следователь. — Итак, первый вопрос — мотив твоего нападения на пострадавших?

— Послушайте, машина ехала на автопилоте…

— Зачем же тогда водитель?

— На всякий случай. Не очень я доверяю электронике… Значит, произошёл сбой. Или… Кто то намеренно изменил программу. Точно, меня подставили.

***

Через полтора месяца на закрытом суде Клячкина приговорили к двадцати годам тюрьмы: за хищения и растрату средств в особо крупных размерах, и — разбойное нападение. О второй уголовной статье — пресса не упоминала, лишь Интернет полнился слухами. Главному бухгалтеру, и ещё нескольким управленцам, выдавшим своего босса с «потрохами», дали сроки поскромнее».

Впрочем, злорадство продолжалось не долго, и не только оттого, что причинять зло кому-то, пусть и в отместку человеку, ставшему причиной чужих сломанных судеб, всё же смердело палачеством, к чему примешивался запашок самосуда, но и потому, что Евгений интуитивно почувствовал опасность мести к себе. Рано или поздно его бы вычислили. Ему нужно было думать о собственной безопасности, раз уж он вступил в эту игру.

И остановиться, видимо уже не мог, просто потому, что лишился бы смысла жизни, — работать программистом в государственной системе ради подавления свобод, которые существовали почти подпольно, означало для него интеллектуальную инвалидность.

Мечта основать цифровую компанию изначально была неосуществима из-за отсутствия свободного предпринимательства в этой сфере. Если только сбежать заграницу, которая была закрыта для него из-за его профессии программиста, и что приравнивалось к побегу из тюрьмы.

Но, в этом первом серьёзном крещении насилием, и предчувствии ещё большего риска, в нём явственно созрела внутренняя жизненная программа: или быть свободным творцом, или никем. Иногда даже посещала мысль о благе смерти при невозможности осуществления своей мечты.

В этих предгрозовых ощущениях всё же проблескивали вдохновляющие солнечные лучи. Евгений задумал открыть доступ к сайту «Аиднет», запрещённый в его стране. Сайт был назван в честь царства мёртвых, Аид. В нём, по слухам, хранилось сознание умерших, отсканированное с помощью новейшего программирования, которое привлекало его прежде всего как профессионала.

Войти в эту сеть обходным путём для него не составило труда. Предстала заставка из античного изображения Аида, бога царства мёртвых, восседающего на троне и трехглавого цербера рядом, в сопровождении жутковато насмешливой мелодии.

На титульной странице указывались разделы, сортирующие личности умерших. Первый, — выдающиеся личности: политики, бизнесмены, учёные, люди искусства. Второй раздел, — обыватели, третий, — преступники, жертвы.

Здесь же предлагалась и программа по созданию имитационной модели сознания, для чего нужен был психологический портрет персоны, томография мозга и описание генома.

Когда Евгений приступил к созданию своей модели, вновь появился анонимный покровитель под ником «Шерлок».

«У них устаревшая программа», заметил он. «Если вы действительно решили обезопасить себя от ментальной смерти, то воспользуйтесь моей программой. Мой летающий гаджет скоро вам доставит всё необходимое».

Действительно примерно через час, всё повторилось как и в прошлый раз: стук в окно, пакет у порога и висящий в воздухе дрон стрекоза, наблюдающего за ним.

В пакете: нанопрепарат и смартфон подключаемый к лёгкому сенсорному шлему, — всё для сканирования мозга. Для более совершенной нейро картины этот миниатюрный томографический аппарат нужно было носить как можно дольше, так чтобы охватить работу мозга во всём наборе жизненных обстоятельств. Это было затруднительно, находясь в доме, — ведь не станешь носить этот шлем на людях, поэтому для упрощения предлагалось тестирование. Евгений выбрал второй путь, который оказался совсем уж не таким простым.

Проводящий тест робот казался дотошнее любого психолога. Улавливал болевые зоны и докапывался до самого дна, доведя даже до такого раздражения, что Евгений посылал его куда подальше и срывал шлем. Но успокоившись, снова продолжал тест, а под конец чувствовал себя выжитым лимоном.

Готовую модель своего сознания успешно загрузил на «Аиднет».

Теперь нужно было снять напряжение: выпить, пригласить девок. Он отключил тот айфон, который предупреждал его об опасности, надеясь, что в этот день ничего трагического не произойдёт.

Глава 5

Проект MAGESTER

Его окончательно поглотила идея глобальной интернет сети, способной противостоять произволу и насилию. Идея заключалась в том, чтобы любая несправедливость отражалась на тех, кто её совершил. Евгений назвал её уже придуманным акронимом — magester.

Ведь многие массовые убийцы — диктаторы, их пособники всяких мастей и просто убийцы не только при жизни не ответили за содеянное, но и после смерти вызывали интерес, иногда — восторг, и практиковались последователями.

Известное дело, что человек склонен к насилию, но всё же он способен эволюционировать в миролюбца и созидателя. Правда, на эту эволюцию уходят столетия, именно потому, что превосходящая агрессия и глупость подавляет свободолюбивых творцов.

Но сперва нужно было определить, что является справедливостью, поскольку даже отъявленные злодеи считают свои поступки оправданными.

Итак, Евгений определил следующие принципы справедливости: можно применять насилие против того, кто применил его первым в отношении невинного; против казнокрадов; воров всех мастей; лжецов; глупцов, взявшихся не за своё дело.

Таким образом его система ценностей включала возмездие за два главных разрушительных свойства человеческой натуры. Ревность, преследующая свободомыслие, без которого невозможны любые инновации, и жажда наживы в ущерб остальным.

***

Он не ощущал времени за поглотившей его работой, закончив, обнаружил, что прошло пару недель. В предвкушении действия своего очередного шедевра, Евгений раздумывал в какую именно сеть запустить свою программу.

Внутренний интернет был маломощным из-за запретов на современные компьютеры для гражданских пользователей, любая бы сеть отторгла его программу. Зато спецслужбы, как раз имевшие самую современную компьютерную технику, могли вычислить его, и тогда он подпадал под тяжёлую статью о кибернетическом терроризме.

Нужно было размещать программу в международных сетях, что тоже относилось к уголовному преступлению. Тем более, что он уже нарушил закон о цифровой безопасности, войдя в «Аиднет», приобретя запрещённый компьютер и разработав нелицензированную программу. Загвоздка состояла ещё и в том, что не всякая международная сеть могла проникнуть во внутреннюю сеть из-за отечественного файервола.

И снова ему на помощь пришёл виртуальный Холмс, будто читая его мысли. Впрочем, чему удивляться, — он его контролировал через компьютер, увидев, что работа над программой завершена.

«Мой тебе совет — заряди свою детище на платформе „Psychonet“», произнёс Шерлок, пристально вглядываясь в собеседника сквозь экран.

«Меня уже не удивляет, что вы знаете о моих намерениях. Но почему на „Psychonet“?».

«Эта сеть может проникать во внутреннюю, и не подконтрольна пока ни одной из спецслужб».

«Я могу только поверить вам».

«Отлично. Я вышлю тебе программу, которая откроет доступ к этой сети».

Сделав завершающий шаг своей выдающейся работы, Евгений, разумеется, ощутил жажду развлечения. Пригласил те же две подруги как и в прошлый раз, отключив на время предупреждающий айфон.

Но развлечение получилось не полноценным, — после нескольких рюмок водки его так сморило, что он едва дошёл до дивана. Очнулся утром, не обнаружив девиц. Стал проверять, — не обчистили ли его девицы. Техника и утварь остались на месте, они наличных даже не взяли из кошелька, лежавшего в ящике стола, который без труда можно было найти.

Приведя себя в порядок он решил прогуляться по лесу. Вдруг услышал движение за окном, затем грохот выбитой двери, ворвавшихся здоровенных фигур в масках с автоматами, кричащих: «на пол», что до оторопевшего Евгения не доходило, поэтому его и повалили лицом вниз, заломив руки за спину.

Ничего ему не говоря они начали бесцеремонный обыск. Быстро закончив его, подняли Евгения и посадили за стол, где сидело два человека в штатском, освободили руки для подписания протокола. На столе лежали его сверхмощные запрещённые гаджеты, — главные улики обвинения.

Следователь сухо упомянул статью обвинения, предложил собрать вещи для пребывания в СИЗО и разрешил сделать один звонок. Евгений без охоты решил позвонить родителям, только чтобы проинформировать, а не выслушивать истеричные вопли и упрёки в том, что он приносит им одни несчастья.

Сообщив отцу неприятную новость, он прервал связь, не успев нарваться на неврастенические обиды, граничащие с проклятием, в чём и заключалась родительская моральная поддержка.

В минивэне с затемнёнными стёклами, сопровождаемом ещё одним — со спецназом и следователями, его привезли в следственный изолятор Лефортово, поместив в отдельную камеру, с койкой, столом, двумя лавочками и унитазом с умывальником.

Допрос начался почти сразу, чтобы он не успел опомниться и придумать ложные легенды. Теми же двумя следователями, в течение пяти часов, с маленькими перерывами.

Евгений понимал, что отпираться бессмысленно, — они вытряхнут из него всю информацию, не нытьём, так катаньем, если исключить даже физические пытки. Тем более они уже знали от его приятеля Владимира, что он приобрёл запрещённый компьютер.

Единственное, что он хотел скрыть — это общение с неизвестным виртуальным покровителем, что могло его подвести под статью о государственной измене. Скрыть же нелицензированную программу было невозможно, если они изымут его спрятанный компьютер, место нахождения которого он открыл с первых минут допроса. Если, разумеется, его покровитель не опередит их, уничтожив или забрав его.

Но в таком случае у следствия возникнет вопрос — куда делся главный компьютер? Они не поверят любым его объяснениям, и самой собой продолжат любые пытки, пока не вынут все признания. У Евгения проблеснула надежда, что его могущественный и прозорливый покровитель мог бы просто стереть программы, оставив самую безобидную, — имитацию его личности для сайта «Аиднет».

Следователи, кроме его технической активности, жёстко наседали по поводу его «общественной» и личной жизни: об отношениях с однокурсниками, с родителями, много ли друзей, патриотичен ли он, есть ли подруга, а если да, то почему пользуется проститутками. Цель этого этой части дознания — не только слепить его аморальный облик для усиления обвинения, но прежде всего уязвить, чтобы вывести его из самообладания. Как это ни странно он испытывал абсолютное спокойствие, маскируя его под желание сотрудничать со следствием.

Следователи утомились сами и сделали перерыв до самого утра. Евгений крепко уснул, в беспамятстве, при лязге замка утром не мог понять сразу, где он находится. Один из следователей дал ему пятнадцать минут для приведения в порядок, после чего его повезли для изъятия его компьютера в лесном схроне.

Допрос возобновился к вечеру, видимо, после анализа содержания компьютера, который почему то «Шерлок» не уничтожил, вопреки своим обещанием. Наверное этот «Шерлок» рассудил, что раз друг Владимир признался в предоставлении запрещённой компьютерной технике Евгению, то отпирательство с его стороны тянуло бы на дополнительное обвинение — сокрытие улик от следствия.

На этот раз был только один из двух молодых следователей, с ехидно садистским выражением лица, правда глаза его напряжённо иногда округлялись, видимо, чтобы за агрессией скрыть ложь.

— Ты не указал ещё несколько запрещённых антироссийских сайтов, которым пользовался, — заметил он. — Наслаждаешься издевательствами в адрес своей страны?

— Не страны, а власти, — ответил Евгений, не привыкший скрывать свои мысли.

— Это одно и то же. К твоему аморальному портрету прибавится ещё и отсутствие патриотизма. На пару лет ты уже наработал. Если ту программку для «Аиднет» признают хакерской, то тебе накинут ещё от трёх до пяти.

Евгений вспыхнул внутренней радостью, хотя на лице проступила гримаса насмешки, что на секунду обескуражило следователя.

— Что, уже истерика? — заключил следователь.

— Когда абсурд неизбежен, остаётся только смеяться, — в душе то Евгений насмехался над тем, что его неизвестный покровитель всё таки очистил его компьютер от самой главной программы — magester, из-за которой ему светил бы ещё один срок.

Но теперь с лица дознавателя исчезла лицемерная маска, — лицо оскалилось по крысиному.

— Мы то думали, что ты гениальный программист, но имитация твоего бессмертия не свидетельствует об этом, по мнению наших специалистов. Поэтому, вместо работы на государство, ты будешь валять валенки в лагерях, ближайшие лет десять, — он с наигранным сожалением вздохнул и покинул камеру не взглянув на арестанта.

Тут же вошёл тюремщик и приказал собираться для перевода в общую камеру. Даже при усиливающемся давлении, Евгений надеялся, что неизвестный виртуальный Холмс спасёт его.

Однако когда пришло бы спасение, если бы и пришло, неизвестно, а ужас заключения он стал испытывать едва за ним закрылась с лязгом дверь камеры.

***

До подъёма, он очнулся от звуков и вони испражнений, находясь на «шконке» рядом с «парашей», куда его определили пятеро сокамерников.

Сном он забылся глубокой ночью, — ныло тело от побоев, а сознание поглотилось адовым огнём унижения. Успокоил он себя тем, что им так и не удалось надругаться над ним: он заорал так, что они с трудом заткнули ему рот какой-то тряпкой, а при попытке воткнуть резиновую дубинку, которой сперва оприходовали его тело, резко отбил им охоту испражнением. Пару часов он отмывался и отстирывал бельё, отстояв неприкосновенность на эту ночь.

Несмотря на фекальные миазмы от прошедшей ночи, Евгений испытывал звериный аппетит, в мгновения ока съев баланду из овсянки с кусочками консервированной кильки, оставаясь на своей шконке, поскольку сокамерники не допустили его к столу.

— Один раз, не пи… ас, — насмехались они над ним, но больше не притрагивались к нему, видимо был дан такой приказ. — Ничего, на зоне наверстаешь упущенное…

Вскоре его перевели в другую камеру, до отказа забитую, из-за нехватки нар, с матрацами на полу. Здесь над ним не издевались и через два месяца состоялся суд без доступа журналистов.

Реальность раздвоилась. Ощущая униженность, обречённость, полное бесправие и физиологическую ущербность, его сознание как бы находилось вне этого, как зритель кино.

Ему вменялось: приобретение запрещённой аппаратуры, создание несанкционированной программы и пользование запрещёнными сайтами. Всё это тянуло не семь, десять лет лагерей. Родители, то смотрели перед собой, то скользили безумным от отчаяния взглядом по залу суда.

Один раз он ощутил на себе их взгляды, полных кричащего сожаления, правда он не разобрал, — к нему ли относилась эта жалость, или к ним самим, чей сын подрывал их социальный статус. Хотя, ловил он себя на том, может быть из-за обиды он недооценивает их любовь к нему, в чём он как раз сейчас и нуждался больше всего.

Для обвинений и фон выбрали подходящий: антисоциальность и аморальность подсудимого, в виде: безработицы, неучастие в общественной жизни, индивидуализм, неуважение к родителям, внебрачные сексуальные отношения. Последнее подтверждалось письменным свидетельством двух шлюх, оказавшихся сексотами, которые, видимо, и подсыпали ему какое-то снотворное, узнав, что запрещённый айфон у него в доме.

Сильный удар мести нанесла ему бывшая возлюбленная и несостоявшаяся невеста — Инга Ракитина. До своего обличительного показания, она впивалась в него упрекающим и удручённым взглядом. В речи убедительно изобразила роль жертвы, — он ухаживал за ней, объяснялся в любви, и внезапно почему- то оставил её.

Всё выглядело так, будто после отказа ему во внебрачном сексе с её стороны, по соображению морали, он просто бросил её, прикидываясь влюблённым только из похоти. Хорошо хоть не обвинила в изнасиловании. После выступления она уже поглядывала на него с выражением торжествующего возмездия.

Признав его виновным по всем статьям, судья объявил приговор сроком в девять лет колони общего режима. Удручённые родители даже не подошли к нему, покинув зал суда в минуту вынесения вердикта. Шокированный до эмоционального паралича Евгений, безвольно подчиняясь охранникам, надевавшим на него наручники, вдруг утешил себя отчётливой мыслью об избавительной смерти.

Глава 6

Враги по несчастью

В этой же колонии оказались двое его обидчиков, задумавших подбросить ему «травку», и попавших сюда из-за его кибернетически изощрённой мести. Однажды в цеху для производства резиновых сапог, один из них при встрече взглядами, касался ребром ладони горла со злорадной гримасой.

Вряд ли эти подонки садисты, в силу недоразвитости своих мозговых полушарий, догадывались, что попали сюда из-за его интернет технологии, хотя в любом случае они маниакально верили, что он причина их бед, — подходящая сакральна жертва для облегчения своей участи.

Надежда освободиться из этой сибирской колонии, где даже в бараке нельзя было отогреться, со скудной едой и десятичасовым рабочим днём без выходных, таяла с каждым днём, особенно при сроке в девять лет. Ну что ж, думал Евгений, пусть убьют, главное — не унизиться при этом.

Впрочем, осенился он догадкой, убить его могли и в любой другой колонии, также как и превратить его жизнь в ад. Значит режиссёр этого действа хотел так напугать его, чтобы он пошёл на некоторую сделку без лишней крови.

Действительно, через два дня его вызвали к начальнику колонии. Эта встреча вряд ли сулила облегчение, — хрен редьки не слаще: разговор с начальством колонии гарантированно вызывал подозрения у зэков, что тебя завербовали «стукачом». Отмыться от этого ярлыка было трудно, — не докажешь обратное, — становишься «опущенным». А это реальный ад в виде постоянных унижений и издевательств.

Но в кабинете начальника его ожидал некий мужчина, от пятидесяти до шестидесяти, ниже среднего роста, худощавый, с пролысинами, с редкими волосами, подкрашенных под шатена. В тёмно сером костюме, с синим галстуком, с резкими движениями как у робота, — то ли это была отрепетированная манера, то ли проблемы с психикой из-за непомерного напряжения.

Осуждённого изучал пристальным взглядом, предложив ему сесть, подсунул пачку «Мальборо», — в колони почти все курили, как на войне, когда бессмысленно сохранять здоровье в ущерб мимолётным радостям, а настолько элитные сигареты стоили на «вес золота».

— Здесь можно курить, — сказал он пронзительным баритоном, не соответствующим его куцему внешнему виду.

Евгений закурил, ощутив теперь подобострастный взгляд этого шантажиста.

— Мы вам даруем свободу, а вы работаете на нас, — заявил он с издевательской ухмылкой и сложив руки замком.

— Извините, а вы кто? — бодро спросил Евгений.

— А то вы не знаете? Я генерал-лейтенант службы государственной безопасности, Виктор Любавин.

— И чем же я должен буду заниматься?

— Защищать отечество от недругов, в киберпространстве, разумеется.

— Я ведь и сам, почти враг народа.

— Вот и реабилитируетесь. Вы — так называемая оппозиция, и вам ближе психология протеста, чем, мне, к примеру, тем легче вам понять этих людей.

— Это не просто подло, это ещё до смерти скучно. А я без вдохновения работать не могу, — объяснил Евгений уверенно. — Разве в нашей стране дефицит подонков?

— Напротив. Переизбыток, — как в нашем стане, так и в вашем. Тот, кто протестовал против тирании, быстро может стать тираном, получив власть. Но лучше, чтобы власть была у разумных людей…

— Кого же вы называете разумными? — скептически спросил Евгений.

— Тех, у кого мыслительный процесс доминирует над животными инстинктами. Над алчностью, гордыней… То есть у тех, у кого оба полушария мозга работают активнее, чем остальные части мозга, отвечающие за инстинкты. Кстати, это не обязательно относится к гениям. Часто побочным эффектом гениальности является шизофрения. Так что и они должны быть под присмотром. Мы вот знаем, что вы гений программирования. И мы уверены, что вы писали программы для некой иностранной организации, называемой орденом «Нус», что с латиницы означает ум. Они же часто прикрываются названиями Сайконет, или Шерлок. Якобы туда входят умнейшие люди планеты, по крайней мере идут такие слухи. Также мы думаем, что те два подонка, которые жаждут расправиться с вами, получили сроки по вашей воле. Как — точно не знаем, но видимо с помощью некой эзотерической технологии. Иногда такое явление называют техномагией.

Генерал- лейтенант задержал на собеседнике пристальный и побудительный взгляд.

— Если бы я обладал такой технологией, да ещё с такой поддержкой, почему я здесь? — после паузы ответил Евгений.

— И я бы хотел это знать. Мы можем выяснить всё, проникнув в ваш мозг, но эта процедура нанесёт ущерб вашей психике. А мы очень ценим ваши способности. Соглашайтесь. Вам не только и не столько придётся выискивать экстремистов и террористов в сети, получив доступ к самым передовым компьютерным технологиям, — а они у нас имеются, но только для избранных, — вы сможете управлять реальностью.

— Чтобы укреплять вашу власть? — ядовито заметил Евгений.

— Любая власть требует постоянной поддержки и укрепления.

— Я не буду участвовать в поддержании диктаторского режима.

— Ух ты, какая жажда справедливости, — посмеивался ехидно этот Любавин. — Тянет на чистоплюйство. А вы бы не прочь расправиться с теми, кто хочет уничтожить вас? Например над этими двумя ублюдками?

— Я лишь буду защищать свою жизнь.

— Защищать свою жизнь надобно издалека, особенно если претендуешь на некую важную роль в этой жизни. А этих двух гнид здесь могло бы и не оказаться, будь моя воля. На всё всегда чья-то воля. Другой вопрос из-за чего рождается та или иная воля. Вот вы например, не хотели бы отквитаться с судьёй, который вынес вам неадекватный приговор по звонку свыше?

— Уж тогда сразу тому, кто звонил свыше? — дерзнул заметить Евгений.

— Ох, куда замахнулись. Это не ваш уровень. Верховная власть может и рада использовать благородство и разум, но где это взять то? Выгода и право на свою долю деспотии, — вот главный мотив. И получить всё это можно угодничеством, хитростью и подлостью. Правда такие продадут и мать родную, не задумываясь, когда почувствуют утрату статуса.

— Вы и себя имеете в ввиду?

Этот Любавин снисходительно посмеялся.

— С волками жить, по волчьи выть. Я могу заниматься своим делом при любом режиме.

— Значит, придётся убивать?

— А как же? Террористов, предателей, подонков и всяких прочих экстремистов…

— Под эти категории любой может попасть. Всё зависит от точки зрения. Вот я уже почти как враг народа.

— Я тебе и предлагаю сотрудничество.

— Нет, — ответил Евгений с досадой, которая впрочем не могла побороть его свободолюбие.

Любавин сверлил его сожалеющим взглядом палача. Затем прислонился к спинке стула, постукивая пальцами по столу.

— Это последнее слово?

— Последнее, — сиплым голосом ответил Евгений.

Генерал- лейтенант кратко вздохнул и молча покинул помещение.

***

Но злой рок нанёс ему очередной и тяжелейший удар с другой стороны, — через пару дней пришло известие, что умерла его мать. Несмотря на сложность отношений с родителями — он отвечал на их письма, не читая их, одной фразой «всё хорошо» — утрата не просто потрясла его: она ослепила его до неведомого чувства вины, в котором полностью растворился страх и перед самим адом. Если эти две гниды намерены превратить его жизнь здесь в ад, то он прихватит их в потустороннюю преисподнюю.

Но те почему то тянули с нападением. Видимо ждали, когда отчаяние немного схлынет и они нанесут удар, бередивший рану.

Атака началась при поддержке тюремщиков: его приговорили на пять суток к штрафному изолятору за неповиновение, когда он просто возразил охраннику. Он понял это когда его поместили в карцер на четыре места, пустовавший на этот момент.

Сперва в карцер подсадили равнодушного к нему зэка, не желавшего даже разговаривать. Но вечером дверь как-то зловеще прогремела и через неё нагло вошли те двое, его потенциальные убийцы. По их издевательской и зловещей весёлости, понятно было, что появились они здесь для расправы над Евгением, — сделать его «опущенным», после чего его жизнь превращается в преисподнюю. Молчаливый же сокамерник являлся свидетелем этого действа.

Евгений не знал как будет защищаться, поскольку под рукой ничего не было, — выломать скамейку или стол, вмонтированных в пол было явно не под силу, не говоря уже о кроватях. «Ладно», думал Евгений, «буду бить по самым уязвимым местам: по горлу, в глаза, под дых, в мошонку…»

Всё началось как и ожидалось после отбоя. И первым предательски напал сокамерник тихоня, попавший сюда сразу после Евгения, другие оба тут же соскочили с верхних коек ему на подмогу. Евгений изо всех сил пытался отбиться, но силы оказались неравны: первый буквально впечатал его голову подушкой в кровать, другие как железным ободом обхватили его руки и ноги. «Неужели убивают», — смутно шептал голос, теряясь в отупляющей боли угасающего сознания.

***

Вдруг лихорадочный и глубокий вздох, освободившаяся рука отбросила подушку, в долю секунды он уже сидел на кровати.

— Что это с вами? — воскликнул он, возбуждённый то ли от ужаса, то ли от триумфального восторга.

Эти сгрудившиеся на полу садисты еле шевелились, бессильно что-то мыча. Ощущался морозный ветер, — окно зияло открытой тьмой, пересечённой железными прутьями.

Из-за лёгкого жужжания он заметил знакомый ему дрон в виде стрекозы.

— Мы тебя освободим, — сказал тот механическим голосом.

— Я же не пролезу в решётку, — Евгений указал на окно и увидел как прутья решётки раскалились до красна, и стали раздвигаться рычагами другого дрона с улицы, напоминавшего паука размером с телевизор.

Некоторые прутья переломились, образовалась вполне широкая дыра для узкой комплекции Евгения.

— Что сделать с ними? — спросил дрон-стрекоза.

Евгений взглянул на своих палачей с весёлым снисхождением.

— Хочу, чтобы они навсегда остались в психиатрической клинике, будучи в здравом сознании наполовину. Это можно устроить?

— Разумеется, — ответил робот.

Когда он спрыгнул из окна, дроны покрыли его какой -то накидкой и обтянули корпус двумя ремнями. Он ощутил полёт и тепло от плаща. Не прошло и часа как его приземлили у охотничьей избушки среди леса. В доме его ждала одежда и айфон.