ТОПОЛИНОЕ
Тополя этот город как прежде хранят,
Наполняя его ароматом апреля,
Только раны у города ноют, саднят,
Разъедает их горького времени яд,
Город долгие годы живёт на прицеле.
Окровавлены маками скорбные сны,
Этот город, как бык завлечён на корриду,
Но спасается памятью, светом весны,
Тополиным дыханьем, от страхов изныв,
Он не копит в душе ни тоски, ни обиды.
***
А я стою на вымершем перроне
И жду, что время на наживку клюнет.
Но жаркий полдень сизой птицей стонет,
И ангелок в сверкающем хитоне
Несётся мимо знойного июня.
Мне не понять, где марево видений,
А где реальность пролетает пулей.
Но я — покорный раб тоски и лени
Жду от небес счастливых откровений,
Которые исполнятся к июлю.
***
Город хмурый и рутинный,
Всё некстати, не с руки…
Терпкий воздух тополиный,
И клубы зелёной тины
В мутном вареве реки.
Растворяется в июле
Плач по отнятой земле.
Все обиды ускользнули,
Как в вечернем небе пули,
И пропали в чёрной мгле.
***
Город, желтея, позиции сдал октябрю,
Жаркие дни, отгорев, обернулась дождями,
Только как прежде я дикой тоскою горю,
И наблюдая, как осень втекает в зарю,
Как облака, пламенея, плывут кораблями.
Словно оторванный лист, я измучен судьбой,
Жду свой костёр, на котором сгорю без остатка…
Ну а пока мир становится дымкой седой,
Я обречённо терзаюсь под ясной звездой,
Делая вид, что пути мои ровны и гладки.
***
Пресыщенный мир утомился от жгучего света,
Кипит в джезве дня раскалённо-багровое лето,
И камни, и люди дуреют, впитав этот жар,
Безумная нищенка лупит рукой тротуар,
И гневно кричит на упавшую в кружку монету.
А время смущённо и жалко подходит к обеду,
Измучены люди, собаки и велосипеды,
От буйного зноя спасенья на улице нет,
И кажется час продолжается тысячу лет,
А дикий июнь, словно хищник, крадётся по следу.
Короткие тени деревьев испугано тают,
Жара липнет к телу, как будто кираса литая.
И город, как цельно-горячая глыба лежит,
А в небе расплавленном плавают вяло стрижи,
И мысли о грозах в безумии дня прорастают.
***
День за днём мелькают листья, лица,
Краски клёнов жарче, горячей,
А в моей душе тоска теснится —
Над копрами вьётся вереницей
Караван кочующих грачей.
Город обречён на листопады,
День его туманами размыт…
И шуршащею тропинкой сада,
Я иду, скользя по небу взглядом,
Что живёт предчувствием зимы.
***
…по тебе тоскую я,
моя индустриальная окраина…
Олег Герасимов
Моя земля порой невзрачна и незрелищна
На кроткой грани пакибытия,
Где терриконы стражами стоят:
Урбанистичиски-промышленная сельщина,
Шахтёрская окраина моя.
Тобою я живу и грежу горизонтами
Не оскудевших угольных глубин.
Я пью октябрьский цвет твоих долин,
Когда вдруг небеса становятся бездонными
Над кроткими кораллами рябин.
ОСЕННИЙ МО́НТОК
Осенний Монток — край воды и дюн,
Где обойдя рутинные печали
Среди песков и чаячьих причалов
На склоне обретём своё начало,
Собой заполнив призрачность лакун.
Пусть этот полусонный городок,
На грани тьмы рождая светотени,
Забудет нас, как робкий лист осенний,
Но наших светлых разумов сплетенье
Войдёт с ним в нескончаемый виток.
ПРОДЫМЛЕННОЕ
Ветра ревут в истерике,
Аллеи в старом скверике
В закатный час безоблачный пылают и горят.
Проспекты дышат холодом
И носятся над городом
Берестяные грамоты бродяги октября.
Какое время вздорное —
Грачи кружатся чёрные,
И мысли в небо скудное за птицами спешат.
А клён, как горький пьяница
Качается. И мается
Продымленного города озябшая душа.
***
Кружат над городом то сойки, то грачи,
А ветер треплет кроны непрестанно,
И эта осень, как полынь горчит…
Две тысячи двадцатый научил
В себя не верить и не строить планы.
Я жил мишенью под прицелом до поры,
И верил в то, что хуже не бывает.
Теперь смятеньям полностью открыт:
Но вырываясь из чужой игры,
Спешу за уходящим в дым трамваем.
***
Среди сора кромешного вздора,
Я бы мог всё себе доказать…
Но стоит с неизменным укором
Мой обиженный временем город,
И нельзя отмотать всё назад.
Век тревоги бросает мне вызов,
Разбивая дороги судьбы.
В час, когда жребий брошен о ризах,
Я на грани пройду по карнизу,
Чтобы право на правду добыть.
***
Февраль течёт в навязчивом угаре
И стелется туманом по земле.
Хандра уводит мысли в плен и тлен:
Когда теперь на этом тротуаре
Я снова на снегу оставлю след?
Когда я вновь увижу этот город,
Вливаясь в шум проспектов, площадей?
Отверженный, и никаких гвоздей…
Мой быт давно расколот и распорот,
И я бреду по лезвию страстей.
НЕМОЙ ГОРОД
Этот город немой — не мой,
Он как глыба завис надо мной,
Я боюсь его пагубной тени.
Переулков запутанных сеть
Заставляет на небо смотреть
И тянуться к нему как растенье.
Здесь хандра неизбежно близка,
Что-то шепчет во тьме у виска,
С каждым днём колготней и тревожней.
Эти улицы в липких огнях
Отравляют и губят меня.
Я не житель, я — просто заложник.
Но кричу я в просвет небес:
«Я не брошу мне данный крест,
Как бы этого ни хотелось!»
И зажав от тоски кулаки,
Ухожу под покровы ракит,
Проклиная постыдную смелость.
Этот город, как блудный блюз,
Я почти что его боюсь,
Закрывая глаза и сердце.
Этот город — моя западня,
Он однажды погубит меня,
Никуда от него мне не деться.
Этот город — не мой…
ВЕСНА ЛЕГКА
Весна легка, как бабочки полёт,
И город мой, предчувствием объятый,
Всё ждёт у кромки быстротечных вод,
Когда зарянка звонко запоёт
Над тихою речушкой Скотоватой.
Апрель среди контрастов городских
Кружится снежнокрылым серафимом…
Холст улиц ловит нежные мазки —
И эти тонкие, как чувства, лепестки
Горят огнём любви невыразимой.
БЕЛЫЙ ГОРОД
Окрылённо светел и красив,
Словно отзвук яркого аккорда,
Возвышается над дольним миром гордо
Многогорбый города массив.
Он предстал в кольце своих дорог
Солнечным сплетеньем перепутий,
И дробясь на яркие лоскутья,
Заявляет: «Мир не так уж плох!»
Я всего лишь мимолётный гость,
Преодолевая расстоянья,
Открываю тайны мирозданья,
А печаль мою: возьми да брось.
И откинув обречённость дня
На судьбу свою гляжу с укором…
Я уже влюбился в этот город,
Но дорога вновь зовёт меня.
***
Здесь тополя стоят, как стражи
Над призрачною мостовой,
И день, как фильм полнометражный:
Где тучный грач бредёт вальяжно
Среди заржавленной листвы.
Дома взирают синеоко
На маету и пустоту,
И ждут спасения с востока,
Без сожалений и упрёков,
Семь лет бессменно на посту.
ХОЛОДНОЕ ЛЕТО
Июньская жара отпета,
И ни ответа, ни привета —
Погода шепчет ни о чём,
И даже кот не верит в лето.
А небо горестно течёт…
Тоска от края и до края.
На мир из под зонтов взирая
Народ отчаянно продрог.
Резвится непогода злая
Под улюлюканье сорок.
***
А солнце шпарит зверски и неласково,
И травы от безветрия дрожат.
Пруд городской уныл, вокруг лежат,
Как сивучи на пляже моря Карского
Обжаренные туши горожан.
На кромке влаги от жары мутнеющей
Шуршат и шепчут требы камыши.
Парует, порождая миражи,
Тугая гладь воды, пока над ней ещё
Зенит покинуть солнце не спешит.
ВИСОКОСНЫЙ ФЕВРАЛЬ
Вчера белым-бело мело…
Кутит февраль, шумит несносно,
И хулиганит всем назло,
В безумных играх високосных:
Мороз в ночи, к утру — тепло.
От терриконовых вершин
Ползёт тоска неудержимо.
И птичий грай, и шум машин
В плену февральского режима
Тоску не могут заглушить.
ДЕНЬ ЗНАНИЙ
Рассвет тоску туманную уносит,
И календарь провозглашает осень,
И золотятся лики сентября.
Ни отменить, ни обнулить, ни сбросить
На улицах оттенки янтаря.
Ликует город, и трепещет ветер.
Рожденье осени — день неподдельно светел,
Дворы улыбок радостных полны…
Сегодня в первый класс шагают дети,
Не знающие жизни без войны.
ГОРЛОВКА. РЕ-БЕМОЛЬ МАЖОР
Подумаешь, осень! Подумаешь, холод настал!
Всему своё время, а значит не надо печали!
Оставьте, оставьте печали свои за плечами,
Пусть радость сияет сквозь тучи, светла и чиста.
Пусть клёны шумят, и кряхтят на ветру тополя,
Зато просветлились домов стооконные лица.
Должно ведь, должно ведь хорошее что-то случиться,
Бросай свою негу, айда по проспектам гулять.
Пока площадные массивы шумят и гудят,
Сворачивай в сквер и дыши обомлевшей листвою.
Ведь каждая осень в судьбе хоть чего-то да стоит,
И нам ли бояться листвы под ногами дождя?
ГЛУБОКАЯ
Автобус высадит меня на «Домовой».
Нечастый гость. Встречай меня, Глубокая!
Твой блудный сын с седою головой,
Пришёл к тебе с потрёпанной сумой,
Ведь пусто без тебя и одиноко мне.
И чувств моих кружится вертопрах,
Когда бреду по утомлённым улицам.
С улыбкою печальной на губах,
Шагаю, отпечатывая шаг,
И начинаю, как и ты, сутулиться.
УЛ. ПУШКИНСКАЯ
Анфилада вязов долговязых,
Ясных ясеней и тонких тополей —
Этой улицей я с городом повязан,
Этой улицей привязан я к земле.
Пусть пропали звонкие трамваи,
На аллее не алеет барбарис,
С этой улицей я, дни свои листая,
Ввысь взмываю и свергаюсь вниз.
Здесь встречают музы и музеи,
Отвергая межвременья жуть.
Сквозь неё на город свой глазею,
Свозь неё на жизнь свою гляжу.
***
Город свой оставлю за плечами,
И пойдёт косая полоса.
Майский день беззвучен и отчаян,
И горят несмелыми свечами
Молочая жёлтые глаза.
Здесь волна ковыльная камлает
Над курящей сланцевой землёй.
Воронцы багровые пылают,
И тропа струится золотая
В травы, словно в омут с головой.
НА ГОРЕ
И вновь Змеиная гора,
Хребет сосновый изгибая,
Тебя бродягу-краснобая
Усыновляет до утра.
Стоишь на меловой тропе
В объятьях пижмы и полыни,
И полон духа звёздной сини,
В час, когда месяц полуспел.
Скрипят деревья на ветру,
Струится запах тёплой хвои…
Что толку ссориться с судьбою,
Когда опять сомкнулся круг?
***
Высоко над землёй, над июльской опаловой степью,
Мы стоим на вершине седой рукотворной горы.
Наших душ вдохновение птицею рвётся в обрыв.
Предзакатье открылось во всём своём великолепье,
И весь мир встрепенулся, отбросив вериги жары.
Это лето для нас отзовётся когда-нибудь болью,
Но сегодня есть «мы», и не хочется думать о том,
Что за гранью июня… Наступит ли наше «потом»?..
Мы с тобой на вершине, закатом горит дикополье,
И над нами курганник парит красно-серым крестом.
***
Песчаниковый холм — вершина мирозданья,
Где по хребту плывут, волнуясь, ковыли,
Где жаворонка трель — сплошное ликованье,
Над древнею землёю из сказок и былин.
Где, как века тому, царящий дух полыни
Нетронутость степи от лишних глаз укрыл,
Здесь сизых трав покров под вечер станет синим,
И понесёт прохладу до утренней поры.
***
Пробует разлука на излом,
Отравляя этот миг любовью.
Вот опять тебе не повезло,
И мелькает за тугим стеклом
Золотая осень Подмосковья.
И уходит поезд в небеса,
Или это отблеск сновиденья?
Отряхнись-ка, нужно записать,
Как осоловелые леса
Убегают призрачною тенью.
***
Это не август скользнул по желтеющим травам —
Это судьба замирает над томной рекой.
Нынче закат нам не кажется присно-кровавым,
Вся суета вдруг становится глупой, неправой,
И растекается в сердце беззвучный покой.
Лето уходит, зачем же терзаться и плакать?
Мы ведь своё получили и плату внесли.
И отрицаясь духовно от липкого мрака,
Рвёмся вперёд, невзирая на праздную слякоть,
И получая подпитку от нашей земли.
ИЗГИБ ОКИ
Застыл октябрь. Изгиб Оки в Поленово,
Здесь стойкий аромат увядших трав.
И листья клёнов ветер пролистав,
Уносит светлый миг благословенного
Осеннего тепла сквозь звень дубрав.
И тают у реки леса усталые.
А за обрывом — луговая даль.
И неба безупречная эмаль
В закатный час зардеет краской алою,
И птичьим клином оборвёт печаль.
ДОРОГА В НОЧНУЮ
Тропой извилисто-корявой
Я шёл во тьме за шагом шаг,
И был бессилен терпкий страх.
Ночной поход через дубраву
К горящим звёздах на копрах.
Луны сверкающее стремя
В объятьях летнего тепла,
Скрипела сонная ветла,
А надо мной горело время,
И полночь за собой вела.
ТЕОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
Лежит в глуби покатыми пластами —
Богатство, укреплённое веками,
И продолжает в темноте мерцать.
Наш жаркий уголь — теософский камень,
Величественный замысел творца.
Нас время выжило из кладовых бездонных,
Где наш запас на сотни миллионов.
Но отступать шахтёрам не под стать,
Земле мы не уступим мега тонны,
Которые придём в свой час забрать.
ДИКОЕ ПОЛЕ
Дикое поле, безликою болью
Беды твои оседают во мне.
Времени смутному я подневолен
И от тоски обжигающей нем.
Степи, умытые кровью закатов,
В сердце моём навсегда. До конца.
Я, не приемля закон невозврата,
К небу тянусь над изгибом Донца.
Край мой намоленный, край мой иконный,
Спаянный ветром с огнём и судьбой,
Мы двуедины и бесрекословно:
Я навсегда в крепкой сцепке с тобой.
МОЯ ЛИЛИТ
О, белокурая Лилит,
Хранительница Семигорья!
Твоей любви хлебнул я горькой —
И рана на душе саднит…
Я весь сомненьями объят,
Как жертва нежного вампира.
Я, сотворив себе кумира,
Живу лишь верою в тебя.
О, сероглазая Лилит,
Как демонически ты вздорна!
Но вновь доверчиво-покорно
Жду встречи на краю земли…
***
Этот город мне открыла ты:
Тихие прогулки над Курою
Звонкою вечернею порою,
Переулки странного покроя
С духом первобытной простоты.
Были мы, как снег вершин чисты.
Наслаждаясь музыкою света,
Мы не шли — парили над планетой…
В то далёкое и праведное лето,
Этот город мне открыла ты.
***
Т. Г.
Янтарный приснопамятный июнь
Уплыл навеки, скрылся в зазеркалье.
Но дух твой светлый оставался юн,
Как отблески осколков прежних лун
Под тихим взглядом праведной печали.
Текли года под знаком давних дней,
Лишь ими жизнь твоя была согрета.
Любовь — чем ярче вспыхнет, тем больней
Стараться жить, не думая о ней,
Чтоб не рыдать над выцветшим портретом.
ДОРОЖНОЕ
В октябре, что стал сплошным костром,
Быть бродягой хорошо и лестно мне.
И плывут за лобовым стеклом,
Тая за очередным холмом,
Благодатное, Маяк, Прелестное.
Так бы, не сворачивая вспять,
И мотался б трактами разбитыми,
Позабыв про отдых, тишь да гладь,
Имена посёлков напевать:
Рассыпное, Бирюки, Сердитое.
Агасфер растрёпанных дорог,
Осенью горящей разукрашенных,
Отдал бы я им последний вдох…
Но не это мне доверил Бог,
Оттого мой рок уже не страшен мне.
***
Моей матери
Из младенческих печалей
Мы росли, как на дрожжах.
Мы беспомощны вначале,
В ширину пошли плечам
И ровней держали шаг.
Мы тянулись, мы мужали,
Впитывая каждый час,
Но исток не забывали:
Чтоб не ведать нам печалей,
Детство оставалось в нас.
Память детская не тает,
Не горит в слепом костре.
Слышишь, снова птичьей стаей
Колыбельные витают
Наших юных матерей?
***
Нам всё преграды: время, расстояния,
Мы в западне который день подряд,
Изныли души, и тускнеет взгляд.
Мы мучаемся собственным дыханием,
И уши от резиночек болят.
Пугаемся движения и тени, и
Звенящих хрипов, кашляющих фраз,
А сеть и СМИ подпитывают нас…
Но рвёмся прочь из самозаточения,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.