Белые ночи чёрной вдовы

К Уважаемым Читателям, с наилучшими пожеланиями!

НАРОДНАЯ АРТИСТКА РОССИИ Л. В. ЗАЙЦЕВА

С удовольствием хочу представить читателям остросюжетный психологический детектив моего друга Геннадия Кожемякина

То, что пишет он профессионально, ярко, не вызывает сомнений. По первому образованию, я журналист, приходилось и мне много писать, общаться с выдающимися нашими писателями, так что, как сейчас говорят — я в теме. Познакомились мы в экстремальной и трагической обстановке осени 1993 года. С тех пор и общались и мне приятно сказать, что я горжусь нашей дружбой, нашей неизменно схожей политической позицией; общаясь, обсуждая различные события в жизни как нашей страны, так и всего, что происходит в мире, мы помогаем друг другу убедиться, что всё именно так, а не иначе. Конечно, бывало, спорили между собой… Геннадий Кожемякин глубоко знает историю России, искренне любит нашу Родину, он патриот в лучшем значении этого слова. Человек интересный, разносторонний. Ну, и самое главное — он действительно хорошо и интересно пишет! Но, к сожалению, очень редко! Как сказал ему, много лет назад один сценарист и режиссёр

«Я, Гена, видел людей, которые не могут писать, но пишут. Но я впервые вижу человека, который может писать и должен бы, но не пишет!» Звали этого, к сожалению, уже ушедшего от нас человека Геннадий Воронин; сценарист, актёр и кинорежиссёр

Я прочла этот детектив. Переосмыслила. Пропустила через себя. И поняла, что делает просто хорошее литературное изложение — поистине талантливым. Мастерство помноженное на уверенность в своих силах! Геннадий пишет смело. Чётко, размашисто, задорно! Он не боится сбиться с курса, выйти за рамки, он уверенно владеет пером! Так ведёт себя на театральной сцене — мастеровитый, опытный артист! Так катает свою программу классный фигурист! Чётко, спокойно и на кураже! Так творят люди уверенно владеющие базовым мастерством! Именно оно позволяет им импровизировать и искать новые пути! Так пишет Геннадий Кожемякин!

Просто расскажу маленькую историю. Мы, было дело, собирались на митинг в поддержку одного из кандидатов в президенты России. Нас было человек семь — восемь, собрались у нас дома. Актёры, писатели… И попросили нас составить текст агитационного обращения к россиянам от лица известных деятелей культуры. Текст большой, всё должно быть продуманно, взвешенно, убедительно и доступно. Сперва за это взялся один известный сценарист, ему помогал Гена Кожемякин. Через некоторое время мы видим, что весь текст пишет один Кожемякин. Самый не титулованный из нас. Я накидываюсь на маститого сценариста за то, что устранился от такой важной работы

— Да просто, Гена это лучше меня сделает! — отвечает известный сценарист и писатель! — Подпишем же вместе!

Услышать от того человека, что кто — то, что — то может сделать лучше него! Это было неслыханной похвалой и доверием! Писатель увидел писателя. И этим всё сказано! Я рада, что Геннадий вновь пишет книги, потому что он хорошо умеет это делать! Читайте, дорогие мои! Вам судить!

2.04.2016г Л. Зайцева

Глава первая. Ограбление инкассации

«На одного Робина Гуда приходятся миллионы и миллионы

всяческого сброда: беспринципных убийц, алчных грабителей и прочих проходимцев»

(данные статистики)

Бодрый московский пенсионер со стажем, можно даже сказать пенсионер с большим пенсионным опытом, Владимир Михайлович Петров недавно справил юбилей. Стукнуло ветерану труда семьдесят пять. Не бог — весть, какой возраст по сравнению с иными старожилами, но учитывая, что всю жизнь Петров горбатился на вредном производстве — изготавливал лаки и краски — и этот возраст — большое достижение. Пенсионная жизнь его большим разнообразием не баловала — каждый день, был похож на предыдущий, и был он всегда, какой — то полусонный. А ночь наоборот — бессонной.

Приобрёл по случаю щенка. Пенсионер любил говорить, что тем, что он жив до сих пор, обязан собственной собаке.

«- Бывает, — говаривал он, лежишь в постели и не знаешь на каком ты свете — так плохо. А тут, Шерхан (это его пёс, породы доберман) подбежит, одеяло стянет, мол, пошли гулять, хозяин и — вперёд! Кое как с тахты сползёшь, оденешься с грехом пополам, а через пять минут уже трусцой бежишь, как миленький!

Собака за собой тащит! Домой вернёшься окрепший, пропотевший и сразу душ контрастный запустишь! А потом целый день, как заводной, движешься, словно батарейки тебе заменили! Правда — к вечеру они садятся».

В это утро Владимир Михайлович как всегда бодро трусил за ретивым псом, обмотав для верности поводок вокруг кулака, а то, не ровён час вырвется — проблем не оберёшься: прохожих собака жаловала через раз. Правда, их по утрам мало, но всё же… Думал Михалыч о всякой бытовой всячине: о пенсии в конце недели, о футбольном матче по телевизору; о гречке, которую перед прогулкой кипятком залил, чтоб поднялась…

Он не сразу сообразил, что происходит: утреннюю тишину разорвали хлопки одиночных выстрелов, словно где — то неподалёку завязался бой. Повинуясь инстинкту, Петров остановился как вкопанный, невзирая на собачий протест, выраженный в яростном подёргивании поводка. Сквозь проплешины в листве кустарника, растущего вдоль трассы, он заметил, как от инкассаторской машины, одиноко притулившейся на пятачке, чуть в стороне от дороги, отделилась некая фигура и устремилась к стоящему у обочины синему «жигулёнку». «Фигура» сгибалась под тяжестью небольших, но пузатых мешков. Секунда — и человек скрылся в кабине, завёл мотор и резко, « с места в карьер» стартанул вниз по шоссе. В эту пору оно ещё было свободно от автомобильных потоков.

Бронированная инкассаторская машина не подавала признаков присутствия жизни: боковая дверь была приоткрыта, а около неё, на земле, темнел чей то неподвижный силуэт; похоже, этот человек был мёртв.

…Кто и как заманил их в эту сауну с омерзительными, древними проститутками и самогоном, который почему — то все присутствующие черпали кружками прямо из огромного оцинкованного ведра, майор уголовного розыска Фёдоров уже и сам не мог понять. В глазах рябило, а тело было ватным…

Ясно было одно: отсюда надо линять и в первую голову спасать попавшего вместе с ним в переплёт престарелого и немощного полковника Режимова — своего прямого начальника.

Когда же выяснилось, что их табельное оружие уже кем — то похищено, остался лишь один выход: как есть в простынях сигать в окошко предбанника и попытаться скрыться затерявшись среди немногочисленных в это время суток прохожих. Ситуация идиотская, но ничего другого уже не оставалось! А жить хотелось. Первым из окна сумел выбраться тщедушный полковник, а вот габаритный, широкоплечий Фёдоров застрял в узком проёме. Но он упрямо лез и лез, что есть сил, и уже почти вырвался наружу, когда почувствовал, что множество цепких рук схватили его за ноги и, остервенело, пытаются втащить назад. Майор отбивался как Хома Брут от вурдалаков. Последнее, что он успел увидеть, это скрывшийся во тьме силуэт Режимова в белом.

— Хорошо хоть полковник ушёл! — только и успел подумать спелёнутый простынёй Фёдоров, и в отчаянии, задрыгав ногами, проснулся. Всё чаще майору снились подобные сны. Служба психологической разгрузки сотрудников повышенной группы риска была не на высоте.

Саднил большой палец правой ноги, которым он от души приложился в стену.

— «Ещё после последней чеченской командировки собирался же обложить пространство у кровати широкими пуфиками, — нет, всё руки не доходят»!

Всё тело майора ныло и покрылось испариной. Оказывается, что во сне он, буйно ворочаясь, и впрямь запутался в тонком и влажном одеяле. А тут ещё жара! Дурацкие сны снились майору довольно часто, в особенности после бурных возлияний, и просыпался он тогда не в настроении. Так было и сейчас. Сердито потерев глаза офицер, прищурившись, уставился на циферблат будильника, силясь разглядеть в полумраке, который час. Ему показалось, что около шести. Если так, то можно смело поспать ещё пару часов. Согнув ногу в колене, он подтянул к себе ступню и помассировал пострадавшие пальцы. Однако боль не унималась — кровь в ушибленном месте запульсировала толчками и майор чертыхаясь, запрыгал на одной ноге в ванную, чтобы сунуть стопу под холодную воду.

«Хорошо ещё, что в последнее время хоть сплю один, а то б заехал зазнобе ногой! Как тогда кулаком Полинке!» — думал он, подставив ногу под ледяную струю и осторожно пошевеливая покрасневшими пальцами. Сотни иголок вмиг закололи в месте ушиба, и это означало, что «процесс охлаждения ударенной поверхности» стопы протекает надлежащим образом. Как и учили их давеча — на семинаре по оказанию первой доврачебной помощи. Когда ступня почти потеряла чувствительность он, уже довольно уверенно опираясь на пятку больной ноги, вернулся на кровать и подумал, что не худо бы всё же доспать пару часов. Устроившись поудобней, в успевшей приятно подостыть постели, майор попытался отключиться. Когда неясные видения приближающегося сна крадучись взялись, наконец, обволакивать его сознание, на тумбочке, у изголовья дивана, предательски зарокотал мобильник.

— «Кто бы это с утра пораньше!?» — сердито подумал полицейский, хватая трубку. Нажав кнопку ответа, Фёдоров услыхал:

— Доброе утро, товарищ майор! Помощник дежурного прапорщик Кучин. На Таллинской ограблена инкассация. Есть убитые!

— Когда случилось!? — рявкнул майор. Он включил громкую связь и, не прерывая разговора, уже торопливо одевался.

— Пока ничего толком неизвестно! Кто — то позвонил, сообщил, не представившись пару минут назад. Женский голос.

— Выезжаю! Машину за мной не высылать! Хотя…

Отправьте её за Кожановым! А то два года сам добираться будет! Звонили ему уже?

В трубке воцарилась пауза. И тот же голос вновь зарокотал:

— Это… Как же… Вам первому полагается звонить!.. Сейчас остальных оповестим и его само собой.

— Вот и действуйте!

«Спал похоже, помошничек дежурного, не проснулся ещё» — подумал майор сердито.

— Всё ясно, товарищ майор! — Трубка разразилась короткими гудками.

* * *

Когда звонок дежурного разбудил майора полиции, было уже начало седьмого утра. К месту преступления, он подъехал, прямо из дома, на собственной, видавшей виды «Опель — Омега». «Прокурорские», в смысле — «следственники», ещё не приехали, и это было уже хорошо. Как полушутя говаривал майор, после них бедному менту делать нечего, да и ещё отметят в рапорте — «как долго полиция добирается до места происшествия».

На долгом веку начальника уголовного розыска отделения полиции г. Москвы Игоря Фёдорова хватало разного рода криминальных событий. Случались и так называемые резонансные преступления, когда непременно приезжает высокое начальство из министерства и прокуратуры, громкие ограбления и много чего ещё. Но с подобным коллапсом ему приходилось сталкиваться впервые.

А именно: в непосредственной близости от отделения «Росскредбанка» (прозванного в народе «Объебанком», так как раньше он носил название «Объединённый банк»), на улице Таллинской ограблена инкассаторская машина — типовой бронированный «Фольксваген». Такие — нынче, повсеместно, используются, для перевозки солидных денежных средств и материальных ценностей.

Типичное на первый взгляд (но лишь на первый!) ограбление: инкассаторы нарушив инструкцию, сами открыли дверь грабителям; и именно в этот раз, они, как выяснилось, перевозили особенно солидную сумму денег. То есть тут явно не обошлось без «наводки»; все они расстреляны на месте. Одним словом, всё — как и должно быть при «нормальном» нападении. Если бы не одно но! Около распахнутой дверцы ограбленной машины ничком примостился труп одного из грабителей с пулевым отверстием в голове.

Вроде бы всё ясно: бандиты атаковали инкассаторов. И кто — то из тех успел перед собственной гибелью застрелить одного из разбойников. Друзья бросили убитого на месте преступления так как, видимо, очень торопились или что — то их спугнуло. Понятно, что надёжней бы для них было прихватить этого «свидетеля», хотя бы и мёртвого — с собой. Даже не слишком искушённые в подобных делах бандиты должны понимать, что иной мёртвый свидетель способен рассказать куда больше, живого!..

Отсюда ряд предварительных выводов: нападавшие или совсем уж дилетанты, лишённые элементарного соображения, хладнокровия и расчета, — тогда перспектива скорого раскрытия дела — имеет место быть. Или преступников что — то спугнуло, заставив без оглядки рвать когти. Вероятнее всего, внезапное появление кого — то представляющего для них опасность. Это, конечно, тоже в плюс потенциальному раскрытию.

Все первичные умозаключения полетели прахом, после предварительного вывода экспертов: пуля, которой убит один из нападавших, выпущена не из табельного оружия бойцов инкассации (более того — они не успели сделать ни одного выстрела), а убит он с приличного расстояния из винтовки Драгунова, по полицейской терминологии — так называемым «третьим лицом».

Случайный, а равно и преднамеренный выстрел кем — то из своих исключался: пуля прилетела издалека.

И пулю злодей получил не в спину, что было бы ещё более или менее понятно — свои, по какой — то причине убрали, а в лоб, когда находился лицом к инкассаторской машине. Причём по предварительному заключению экспертов выстрел был произведён с расстояния в районе ста метров.

Таким образом, столь милая сердцу опера хрестоматийная картина, когда во время ограбления завязалась перестрелка, в которой погибли два инкассатора и водитель, а кто — то из них успел застрелить одного из нападавших — рассыпалась в прах! Выслушав обстоятельный доклад старшего эксперта, майор отправился в райотдел, поручив разбираться в деталях на месте очень кстати подъехавшему старлею Кожанову, своей «правой руке». Фёдоров всегда был убеждён, что в подобной ситуации лучше не «устраивать совещание», а поразмыслить отдельно друг от друга.

И уж потом делиться результатами «кто и чего намыслил». Приехав в отделение, он заперся в своём кабинете, отключил все телефоны, заварил себе крепкого чаю и не спеша, прихлёбывая из «фирменной» кружки с логотипом «МУР» уставился в свой предварительный набросок — лист — схему происшествия, которые всегда рисовал сам для себя. Для пущей наглядности.

Дурацкое какое — то ограбление! Как и сновидение утреннее… Опять же — оставили нам покойничка. Изучайте личность, мол!…

Кстати, надо подождать результатов дактилоскопии. Наверняка этот молодец, где то засвечен. Да… Оставили нам труп своего кореша — да ещё и набитого трофейными инкассаторскими пистолетами … (в карманах убитого лежали два инкассаторских «ИЖа»).

— Это что ж должно случиться, что бы так тупо сигануть с места преступления?! — размышлял майор, неспешно прихлёбывая близкий к чифирю напиток. — Допустим испугались неизвестного стрелка — это понятно, но… Опять же… А он то откуда нарисовался — стрелок этот!? — Робин Гуд задрипанный. Идиотизм, какой то!» — размышлял майор, сердито набрасывая на схеме разные стрелочки и кружочки. Сейчас Фёдорову вспомнился известный эпизод с начальником гестапо Броневым из «Семнадцати мгновений…»; а именно — слова взбешённого Мюллера в связи с убийством негодяя — гестаповца хорошим эсэсовцем и последующим бегством русской радистки:

— «А вообще всё так глупо, непрофессионально и бестолково ими сделано, что просто невозможно нормально работать!»…

— Так и здесь! — Напали в оживлённом месте на инкассаторскую машину. Оставили нам «для облегчения поисков и экспертизы» труп своего подельника. А вместе с тем и два ствола, которые тот успел изъять у убитых им инкассаторов…

А уж оружие — то лишним для бандита не бывает. Снайпер какой то опять же! Явно их враг или конкурент…

А может убитого изначально, как «куклу» вели? Прямо Шекспир сплошной, а не ограбление! Без фантазёра милицейских будней — Корецкого не разберёшься…

С самого начала Фёдорову было ясно, что если он выйдет на этого загадочного «Робин Гуда», то на девяносто процентов раскроет и общую картину преступления. Но где его искать? Эксперты пока не могут указать место, откуда произведен выстрел… Винтовку до сих пор найти не могут. Унёс он её с собой, что ли!? На плече!?

— Наверное, хорошо бы было вместо всего этого бесконечного грязного спектакля просто ездить инспектором по объектам банка (куда давно приглашают). Проверять знания охранниками статей «Законов РФ «Об Оружии» и «О частной детективной и охранной деятельности»… И зарплата не в пример моей, и ночью (подумать только!) сон спокойный…

И, кстати, никаких ушибленных во сне ног!

Расследование осложнялось тем, что событие произошло в раннее время, что — то около шести утра. Хотя по идее «час собачников и физкультурников» уже наступил, и вполне вероятно, что у преступления были свидетели. Даже — скорее всего — они есть! Уже не говоря о том, что неподалёку от кровавого пятачка пролегает довольно оживлённая трасса, а прямо напротив расположен многоэтажный жилой дом. Трасса…

«А не «мелькнул ли» тут полицейский патрульный автомобиль? Банду спугнули, подъехали, увидели пару брошенных бандитами мешков с деньгами, прижали их себе и — ноги в руки! И молчок! С них станется, с этих патрульных соколов…

Вместо того, чтобы сообщить о преступлении — испарились с места и сейчас добычу делят. Ничего не видели, ничего не знаем».

Ряд нюансов по этому делу вполне позволял допускать подобное развитие событий.

«Или — та же банковская группа оперативного резерва это провернула, а не наши бедные, «увешанные всеми собаками «полицейские менты»? Вполне ведь тоже могли!»

Немного пораскинув умом, Фёдоров сделал в блокноте ряд пометок, в которых не специалист бы ничего не понял:

«1) работа с опергруппой банка — ночные выезды; куда выезж. Кто дежур. 2) менты. проверка — кто, когда по какому маршруту нёс караулку в наших краях. Сверить с записью дежурного в книге деж.

Опрос дежурного — на дому — Кожанов». Опрос дежурного — опергруппа банка — я.»

Краткая, на первый взгляд, пометка — «сверить с записью дежурного» означала на самом деле развернутый допрос этого самого дежурного на предмет точности и соответствия, регулярно вносимых в «Книгу дежурного» записей, с одновременной многоплановой проверкой его самого как возможно находящегося с разъездной группой в сговоре. И своими липовыми записями, покрывающего злоумышленников. Возможен так же вариант липовых записей и без состава преступления.

Когда эти деятели, к примеру, выпивают «на базе», едут по бабам или просто дрыхнут, а дежурный по — дружбе отмечает им в журнале всякую туфту… Бывали и случаи когда водила банковской оперативной машины всю ночь тупо «бомбит» на ней, приработка ради, а считается, что группа в поте лица по Москве колесит, объекты проверяет и тд. Самое паскудное, что в любом случае — дежурный будет умело вилять и юлить, стремясь уйти если не от уголовного преследования, то от взыскания по службе. Пойди же — разговори — такого умника, когда на кону — шутка ли — его месячное жалование, а то и увольнение!

Нюансов масса и, если их не знать или, по меньшей мере, не уметь предугадать логикой человеческого поведения — нечего и соваться в опера!

За этими мыслями Фёдоров забыл про чай, и тот немного остыл. С досадой отодвинув чашку (он всегда говорил, что чай должен быть или горячим или холодным, но никак не тёплым), майор вновь взялся за блокнот. Испещрив новыми пометками ещё пару страниц, он решил снова выехать на место преступления, благо было недалеко. Решил ехать на своей «Омеге», без всякого официоза и, естественно, «по гражданке». Было около одиннадцати утра, и на улицах почти никого. Подъезжая к месту происшествия, Фёдоров всматривался в особенности прилегающей местности и силился понять, что же могло в реальности происходить здесь ранним утром. Что заставило таких дисциплинированных, строго контролируемых и многократно проверенных людей как инкассаторы, подъехать сюда в шесть утра, в то время как инкассирование объекта никогда не проводилось раньше восьми ноль — ноль — восьми двадцати? (это он выяснил сразу, пообщавшись со старшим охранником отделения).

И, главное — кто и зачем выпустил из гаража раньше времени инкассаторскую машину? А ведь оттуда до офиса, где они загрузились, а потом до места событий, ещё и доехать надо. А это, как минимум, сорок — пятьдесят минут даже с учётом относительно свободных в это время дорог…

Далее! — Жилой сектор. Он тут неслабый. События происходили прямо напротив двенадцатиэтажного дома, который, между прочим, метров сто в длину. Беглый поквартирный обход по горячим следам ничего не дал: никто, разумеется, как всегда ничего не видел и не слышал. С начала 90 — х, наши люди вообще как — то перестали видеть и слышать. По крайней мере — бесплатно.

Однако со слов начальника Департамента Безопасности банка вот — вот должно быть растиражировано сообщение о солидном вознаграждении тому, кто поможет какой — либо информацией, способствующей раскрытию ограбления. Как это всегда и происходит, когда затронуты интересы банка или какой — то солидной компании.

Правда по опыту Фёдоров знал, что подобные приманки часто привлекают не вполне адекватных людей и ему непременно придётся выслушать пару — тройку бабулек, для которых понятие ночь и день давно и безнадёжно смешались. Однако вполне вероятно, что среди соискателей награды окажутся и действительно ценные свидетели, чья гражданская позиция позволяет им помалкивать о преступлении, если за информацию не платят и развязывает язык, когда за неё светит вознаграждение.

Понимая, что ничего нового он уже не высидит, Фёдоров отложил листок — «план действий» и включил мобильный. И тут же его трель нарушила тишину кабинета. Фёдоров взглянул на дисплей.

Вместо номера на табло навороченного телефона нарисовалась сияющая физиономия его молодого приятеля — Лёши Ветрова, в народе — Ротана, которого он не так давно пристроил инструктором по спорту в ГУВД. Парень был спортсмен, весельчак, балагур и неисправимый бабник — в одном флаконе. Общаться с такими хорошо, когда ты в отпуске.

А сейчас майору было не до него, и он хотел сбросить звонок, но подумал: этот так просто не отстанет — будет весь день названивать! С явным неудовольствием он нажал кнопку ответа.

— Да, Леший, что у тебя?

— Ну вот! Это вместо «здрасьте», да!? Сразу видно сурового милицейского начальника. Ему друг звонит пригласить на рыбхоз, а он — «что там у тебя!?» — Ротан был явно в хорошем расположении духа. Впрочем, как и всегда. В здоровом теле — здоровый дух!

Фёдоров сейчас не разделял его оптимизма и решил особо не церемониться.

— Слышь, летёха! Во — первых, не милицейского, а полицейского, привыкнуть пора бы. А во — вторых, если б у меня по работе были лишь твои заботы, как сосчитать сколько раз подтягивался толстый сержант, до того, как похудеть, я бы тоже век вековал со спиннингом на рыбхозе. Я ща занят по горло. Освобожусь — звякну! Всё, давай…

— Вас понял, господин майор! Созвонимся попозже! — веселье явно не покидало Ветрова.

Но на самом деле не было, наверное, сейчас в Москве человека более взволнованного и напряжённого, чем он. А всё потому, что он уже давно знал про ограбление и знал куда больше, чем сотрудник уголовного розыска, майор Фёдоров.

Глава вторая. Майор Фёдоров

Игорь Фёдоров, сорокатрёхлетний майор уголовного розыска, был невысоким, коренастым мужчиной, что называется — «в последнем расцвете лет». Он получил хорошее образование на химическом факультете МГУ, который окончил с красным дипломом. Вместо того, чтобы принять приглашение в перспективную нефтяную компанию, где его явно ожидало заманчивое по ныне принятым представлениям будущее,

он неожиданно для всех, а может даже и для себя самого, подался на службу в районный отдел милиции на должность эксперта — криминалиста.

Едва ли и тогда он предполагал, что его работа будет заключаться в «киношных» задумчивых стояниях над раскуроченным сейфом и философских коллоквиумах у уютного камина, с каким — нибудь новоявленным капитаном милиции доктором Ватсоном…

Но тусклая и в то же время грязноватая, суетливая реальность превзошла всё! После непродолжительной, но интенсивной стажировки у уходящего (а точнее сказать — с удовольствием сваливающего) на пенсию подполковника Работина, старшего эксперта — криминалиста отделения, Фёдоров довольно быстро вошёл в курс дела. Вскоре ему уже было лучше других известно, почему на кадрах из криминальных хроник у большинства трупов, как правило, приспущены брюки с трусами, а иногда даже и сняты носки.

Он быстро научился распознавать, по показанию температуры тела время смерти покойного, вставив бедняге градусник в анальное отверстие, сноровисто находить за щекой или в носках убитого, предсмертные записки, утаённые от убийц и на убийц же указывающих! И ещё многое другое из того, что не ведомо ни нам, простым смертным, ни даже многим молодым кинорежиссёрам — «ботаникам», пытающимся снимать «правдивое» кино о криминальном мире.

Как известно, одна из наших бед — в том, что мы смотрим фильмы о войне, которые снимают люди, никогда не воевавшие! Не ощутившие как холодный пот «проникает в мозг»… а фильмы о любви — люди, которые никогда не любили…

Есть такие герои, которые шли работать в милицию в поисках романтики. Их меньше, чем нас пытается уверить новоявленное «политуправление внутренних дел», но они все же есть!

Есть и те, кто идёт туда за властью и проистекающей из неё личной выгодой…

Зачем сподобился работать в милиции, а теперь, вот в родной полиции Фёдоров, он сам так до конца и не понял. Отчасти по первой из вышеупомянутых причин, отчасти и по второй. Но только отчасти. А может быть просто из какого — то внутреннего протеста. Да, да! Было что — то до боли примитивное и банальное в том, чтобы принять «нефтяное» приглашение, влезть в белую рубашку и строгий костюм и пополнить многочисленные ряды клерков. Яппи…

— «Тебе повезло: ты не такой как все! Ты работаешь в офисеее»!…

Бессмертная издевательская песня Шнура, неспроста возымела успех в постперестроечной России. Нет уж, благодарствуйте! Офисный планктон — не моё! Едва ли «моё» было и то, с чем он столкнулся здесь, но всё же подобная работа как — то тормошила, встряхивала что ли (как же иной раз хотелось, чтобы не так сильно!), в отличие от серых будней подавляющего большинства сограждан.

А впрочем, всему своё время, и всё надо выстрадать.

В последние годы наглотавшийся за долгую службу своеобразной оперативной романтики, Фёдоров был уже вроде и не прочь податься на более цивильную работу. Наподобие службы инспектора Департамента Безопасности банка по работе с личным составом. К этому он потихоньку и вёл, тайком от начальства, конечно.

У Игоря Фёдорова было врождённое и очень хорошее

(и изрядно пользуемое руководством) качество — он всё делал добросовестно. И то, что ему нравилось, и то, что ему было противно. Он и на химфаке так учился, хотя уже ко второму курсу понял, что занимается не своим делом и на самом деле ему куда интересней та же биология.

Один из его приятелей, журналист, даже как — то сострил за выпивкой, что если бы Игорю поручили расстрелять взбунтовавшихся рабочих, то он бы с отвращением, но точно и в срок выполнил это указание. А потом, с ещё большим отвращением сделал бы каждому из трупов по контрольному выстрелу в голову и, уж только за тем, с возмущением бы подал рапорт об отставке.

Незадачливый остряк — самоучка, схлопотал тогда «торпеду» и даже не поленился накатать на Фёдорова жалобу в прокуратуру, но там (негласно) сочли действия милиционера справедливыми (защищал от «навозной мухи» честь мундира) и немного постращав для профилактики, спустили дело на тормозах. Тем более, что вскоре произошло примирение сторон. Да и журналистом был всё — таки не какой — нибудь из вечно торчащих на телеэкране всероссийский умник, а бумагомарака из местной газетки.

И всерьёз — ссориться с уважаемым в районе ментом, ему тоже никакого резона не было.

Но если в юридическом смысле инцидент сошёл Фёдорову с рук, то в моральном плане оставил неприятный осадок. Чем больше Игорь думал о словах «терпилы», тем отчётливее понимал, что его «битые уста» тогда, увы, глаголили истину.

А ещё Фёдорову вспомнилась история с некогда знакомым ему парнишкой по имени Вадим, с биологического факультета.

Тот был кандидатом в мастера спорта по боксу, прошёл хорошую подготовку в ВДВ и по окончании учёбы устроился в ОМОН командиром взвода. Служил ревностно, добросовестно и быстро набирал в глазах начальства бонусы по службе. Нужно было видеть как в любую погоду, по колено в грязи он терзал подопечных на полосе препятствий и в марш — бросках, сам всегда впереди — личный пример ставил во главу угла любой командирской деятельности…

А потом был кровавый октябрь девяносто третьего…

При участии в трагических событиях у Белого дома он со своими ребятками явно перестарался «защищая молодую ельцинскую демократию». Механически выполнял приказы, о которых лучше и не вспоминать. Тогда омоновец был отмечен руководством, премирован и повышен в звании, а вскоре должен был получить квартиру, но почему — то всё больше сникал и, аккурат на вторую годовщину печальных событий кровавого октября пустил себе пулю в висок. Прямо дома, у телевизора, который передавал репортаж о тех страшных и катастрофических для Истинной Демократии событиях.

Кстати, на похоронах большинство комментариев сослуживцев сводилось к тому, что — «чего, мол, парню не хватало — вот — вот бы и квартиру отдельную получил!»

Очевидно, подавляющее большинство из них, считали, что свести счёты с жизнью можно лишь из — за скудного жалования или неурядиц с жилплощадью, но никак не по другим причинам…

И чем больше Фёдоров обо всём этом думал, тем больше злился и на себя, и на свою работу. На работу — перемалывающую любую индивидуальность, делающую тебя просто винтиком в чьей — то далеко не всегда красивой игре. Винтиком давно не смазанного и сбоящего, а главное непонятно кому и для чего служащего механизма.

Приход к власти отставного подполковника КГБ Путина, несколько развеял тягостные мысли, как то обнадёжил. Поэтому инициативу сверху о кардинально новом подходе к работе органов внутренних дел и даже последующую смену названия на «полиция» он воспринял с полным пониманием. Хотя и величал теперь сослуживцев «полиционерами» в силу своего неистощимого чувства юмора…

И всё же Игорь иной раз ловил себя на том, что как бы даже завидует своему заму Кожанову: тот абсолютно не грузился какими — либо сомнениями. Дали дело — делай смело!

Для Фёдорова же было два пути: психологически перестроиться и вообще «не париться» излишними философскими размышлениями и просто стараться быть «лучшим по профессии», привычно карабкаясь по служебной лестнице наверх или пытаться что — то изменить в лучшую сторону. Исходя из своих собственных представлений о справедливости и общественной значимости своей работы. Первый вариант слабо подходил для несемейного офицера, который не может сосредоточиться на банальном обустройстве домашнего очага, обманывая себя безотказным: — «мне семью кормить надо!»

Второй вариант слабо подходил по той причине, что майор Фёдоров был всё же не безусый идеалист — лейтенант и хорошо понимал, что изменить эту систему нереально, а львиная доля жизни уже прожита в ней!

Фёдоров избрал третий, свой собственный вариант: не делая особо резких движений и пользуясь наработанными по службе связями, не спеша подыскать новое место работы, благо его предпенсионный возраст это позволял. Тем более, что генеральские лампасы ему явно не светили. Как, впрочем, и всем людям подобного склада. И, тогда тихо и по — хорошему уволиться.

Именно такой работой и должна была стать не шибко «звёздная», но вполне «кормовая» должность ведущего специалиста, а в перспективе и заместителя начальника отдела охраны коммерческого банка.

И как раз именно « Росскредбанка», чья машина инкассации и была ограблена на его подшефной территории! В своё время, контактируя по работе с замом начальника Департамента Безопасности банка Кривцовым, он сначала вскользь, а потом и более предметно оговорил с ним возможность и условия своего перспективного перехода в их структуру. Работа его будет заключаться в сборе информации, в возне с документацией, предоставляемой правоохранительным органам, и периодической проверке отделений и филиалов банка на предмет работы службы охраны.

Ничего архисложного: два двухнедельных отпуска в году и пять рабочих дней с двумя выходными. Плюс выходной — до и выходной — после ночных дежурств — оперативным дежурным — по Департаменту Безопасности.

Без этих идиотских сидений в засадах и ночных выездов на убийства.

Неофициальный оклад, он же «депозит» — верная «полтораха зелени» плюс премиальные. И работай хоть до глубокой старости, в отличие от насквозь регламентированных структур МВД, где без Академии за плечами можешь на работу после сорока пяти особо не рассчитывать.

И надо ж такому случиться! — именно на его подведомственной территории происходит кровавое ограбление сотрудников вышеупомянутого учреждения! Прямо — знак судьбы, какой — то! Таким образом ситуация сложилась так, что теперь его будущее впрямую зависит от успеха (или неуспеха) раскрытия этого дела.

Обедать сегодня Фёдоров не пошёл, так как был уверен, что ближе к концу дня его ждёт кое — что, получше, ведомственного борща с салатом из капусты. К нему на работу ожидаются с визитом собственной персоной директор Департамента Безопасности Соломин, а с ним и его заместитель, тот самый «благодетель» Кривцов. Принять их у себя «ему будет неудобно» и они плавно переместятся в какой — либо ресторан.

Глава третья. Встреча с «банкирами»

«Банкиры» прибыли около пятнадцати часов — раньше, чем ожидал майор. Разумеется, Фёдорову было неловко принимать такие фигуры в своём обшарпанном, видавшем виды кабинете «эконом — класса», и он вышел к ним сам. Предложил побеседовать в кафе по соседству.

— «Заодно потрескаю на халявку, без отрыва от производства!» — думал он. — «Не заставят же они платить бедного майора!»

Визитёры не возражали насчёт того, что бы съездить, пообедать — возражали они против выбора «этой забегаловки», в качестве «переговорной». Предложили побеседовать в «Большом платане». Стилизованное под «дикий Запад» заведение нельзя было отнести к числу изысканных и, тем более, респектабельных, но там всегда подавали отличные бифштексы, причём минимальная порция мяса составляла два фунта, т.е. чуть ли не килограмм, не считая гарнира. Всё как в полоумной Америке! Меньшие по объёму заказы не принимались. Это не навязчивое принуждение к обжорству, интерьер под американскую таверну времён Джека Лондона импонировало многим крупным во всех отношениях бизнесменам и прочим авторитетным товарищам привыкшим жить основательно. Чтобы не сказать — разухабисто. И соответственно же — питаться.

Кривцов и Фёдоров выдвинулись в джипе зам. Директора — Кривцова. Лимузин директора, как и джип сопровождения, отправились следом за ними. Самолюбию Фёдорова льстил этот вояж. Небрежно развалившись на заднем сидении модернизированного « Лексуса», он вскользь подумал: — «Ну и кем бы я сейчас был в том «Лукойле»? Сунули б куда нибудь на производство — «крекинг — процесс» регулировать… А у нас — я фигура заметная! Вон — какие гости пожаловали!»…

— Соломин в ярости! — прервал неспешный ход его праздных мыслей Кривцов. — Послезавтра из Испании Хозяин ожидается. Хотелось бы… Прямо скажем — очень хотелось бы, чтоб к этому времени хоть что — то прояснилось — нам же рапортовать предстоит.

И так — ж… в мыле обеспечена, а уж если ничего не прояснится — голова с плеч! … Пропавшая сумма, конечно, для него особой роли не играет, — продолжал Кривцов, — но тут репутация банка и всё такое!.. Дело принципа! — Кривцов говорил, как вещал — рублеными фразами, а после каждой — не забывал выпячивать подбородок.

Физиономист Фёдоров давно заметил эту привычку за руководителями разного ранга. Кроме, пожалуй, сановников самого высшего уровня: тем дешёвые «закидоны» уже ни к чему (за исключением находящихся не на своём месте молодых премьер — министров) и они просто спокойно делают своё дело.

В пику Кривцову майор решил вести себя подчёркнуто непринуждённо и без малейшего намёка на рисовку. Перещеголять собеседника в понтах бывает непросто, да и утомительное это занятие! Он нарочито спокойно посмотрел в глаза собеседника и покивал головой…

— Ну, раз дело принципа — значит, и мы отнесёмся к вопросу принципиально! — сказал Фёдоров негромко. — Поработаем с огоньком! По — комсомольски!

При этих словах Кривцов напрягся и кинул пристальный взгляд на майора. Дело в том, что много лет назад его «карьерный подъём» и начался по комсомольской линии. А уж потом он перевёлся в армию, в Политуправление округа, генеральским референтом.

— « Неужто и про это ушлый мент уже успел разнюхать!?

И если — да, то зачем? Что сподвигнуло майора копаться в его, Кривцова, биографии?» — замелькало в голове зашоренного банковскими интригами службиста.

На спокойном доброжелательном лице майора ответа он не нашёл и просто приумолк. Майор против тишины тоже не возражал.

Пришло время коснуться фигуры вскользь упомянутого Кривцовым « Хозяина». Многие ошибочно предполагают, что владельцем (хозяином) банка является тот, кто этим банком и руководит официально. То есть Президент или Председатель Правления. В действительности, это, как правило, далеко не так. Фактический владелец банка может быть мало знаком общественности и заниматься совершенно другими делами или и вовсе находиться «в тени». В нашем случае хозяином банка был бывший гражданин Грузии, а ныне — свободной России, хотя и армянского происхождения.

Господин Сетракян Гамлет Ашотович. В своё время, ещё на заре перестройки он сумел поднять вполне приличные деньги на торговле компьютерами и прочей оргтехникой из США и Японии и на определённом этапе развития решил заиметь собственный банк. Надо сказать, тогда банки плодились, как грибы. По совету одного уважаемого финансиста из Правительства он поручил это дело молодому, но необыкновенно успешному менеджеру из гремевшей тогда системы бирж «Алиса», выпускнику МГИМО Струмилину Евгению Александровичу.

Тот взялся за дело с комсомольским задором (он тоже успел немного поработать в горкоме комсомола — вот же была кузница кадров!), привлёк к делу своих многочисленных знакомых, среди которых был и уволившийся в запас старший лейтенант Соломин. Соломина Струмилин знал по совместным полулегальным занятиям карате — у легендарного каратэки — рукопашника Штурмина.