Бесплатный фрагмент - Атаман Сибирского ханства

Аннотация

Научно-популярная работа посвящена малоисследованным аспектам биографии и деятельности легендарной личности атамана Ермака. Автор использовал разнообразные виды источников, раскрыл различные стороны знаменитого похода. При этом он не просто описывает факты, но и всесторонне анализирует, иногда ставя какую-то версию под сомнения. Многие факты, раскрытые в книге, для массового читателя были неизвестны и теперь, благодаря их публикации, помогут воссоздать забытые, но чрезвычайно важные страницы истории как самого похода Ермака, так и освоения земель Сибири. Представленная работа поможет более объективному пониманию исторической действительности, будет служить делу изучения истории родного края, познания своих исторических корней. Её можно с полным правом использовать в школах на уроках истории и краеведения.

Под общей редакцией А. А. Южакова

Фотографии из фондов Российской национальной библиотеки

Отзывы на рукопись

Книга, безусловно, претендует на глубокое всестороннее исследование истории Сибирского края и, конкретно, завоевания Сибири казацким атаманом Ермаком. В данной работе содержатся результаты изучения исторических источников, легенды и предания, пересказанные и сохранённые в устной форме местными коренными жителями. Автор проводит сравнительный анализ различных письменных источников и делает собственные выводы, высказывает свои оригинальные суждения о тех далёких событиях, которые, несомненно, повлияли на историю и развитие России.

На основе полноты использования приведённых в книге письменных источников можно с уверенностью сказать, что автор провёл серьёзную научно-исследовательскую работу по истории Сибири.

Семынина Екатерина Александровна, зав. отделом Тюменской областной научной библиотеки им. Д. И. Менделеева

---

Автор предлагает нам содержательную работу о делах минувших в истории Сибири и неоднозначном «освоении» её атаманом Ермаком — тема, интерес к которой вряд ли когда-либо исчезнет. Особенный акцент сделан на последствиях всего этого для коренных народов Сибири и в целом для страны. Лично для меня данная тема всегда была интересной, и я знакома с некоторыми подобными материалами. Эта работа не стала исключением, и я с удовольствием её прочитала. Честно скажу, читать было нелегко, ибо требовалось сразу вдумываться и анализировать огромный, собранный воедино из разных источников исторический материал. Трудности были с привязкой названий населённых пунктов и имён исторических личностей, многие имена узнавала впервые или звучали они зачастую по-разному. Однако объём и разнообразие использованных источников впечатляет и вызывает уважение к терпению и тщательности работы автора над ними. Сергей Ошев легко оперирует географическими названиями и историческими именами участников повествования, сразу чувствуется, что автор жил в этих местах и знаком с ними не понаслышке. Особенно восторгаюсь умением автора в чтении старославянских рукописей, а это совсем не просто, учитывая объём обработанного материала. Доступно изложено для современников содержание старинных рукописей и средневековых источников. При этом, «всё разложено по полочкам» и систематизировано хронологически. Это даёт читателям возможность, наряду с получением полезной информации, сформировать своё личное мнение по отношению к описанным событиям. Столько юмора, иногда сарказма, в авторских комментариях встречается у других авторов нечасто. Особенно легко и непринуждённо читаются детские воспоминания о легендах и сказаниях земляков.

Автор не скрывает своего особого отношения к описываемым событиям, но всё же пытается быть максимально объективным при их трактовке. Мне хотелось бы видеть в книге побольше карт местности, изображений казаков, местных жителей, их оружия и предметов быта.

Эта работа будет интересна и малым и старым, знатокам и новичкам, ибо затрагивает и анализирует самую глубокую, спорную и неоднозначную часть историии нашей страны — присоединение Сибири. Выводы и личное мнение автора и читателей не обязательно должны совпадать и, на мой взгляд, не могут препятствовать знакомству с книгой.

Рекомендую читать, разложив рядом на столе карту Уральского региона и особенно Тюменского, Тобольского, Вагайского и Тарского районов. Это намного облегчит восприятие.

Голянова Любовь Андреевна,

краевед, театральный режиссёр, г. Челябинск

Я родился недалеко от предполагаемого места гибели Ермака. Работая капитаном теплохода Иртышского речного пароходства, по роду своей деятельности посетил многие места, в которых происходили события, описанные в этой книге. Различные слои общества, проживающие на этих территориях, интересовались историей своего края в целом и походом Ермака в частности. В былые времена по этой теме существовал информационный вакуум, в опубликованных литературных источниках существовал противоречивый или собирательный образ Ермака. Как известно, природа и история не терпят пустоты, в результате создавались легенды, которые искажали историческую действительность. В работе Ошева Сергея подробно описаны события, связанные с завоеванием Сибири и всем тем, что предшествовало этому. Совершён глубокий экскурс в историю. Соблюдается хронологическая последовательность событий, автор не допускает произвольного толкования исторических фактов, допуская лишь иронические высказывания личного характера. Уверен в том, что эта книга вызовет интерес у сибирских краеведов и свободно мыслящей части общества.

Белошапкин Михаил Иванович,

администратор образовательного учреждения, экс-капитан теплохода «Баку» Дальневосточного морского пароходства, г. Ханты-Мансийск

Житейским взглядом сибиряка на великий поход Ермака

Дорогой читатель!

Данную публикацию предлагаю для тех, кто уже читал о завоевании ханства Сибирского, кто знаком с данной темой и обладает какими-либо сведениями о завоевательном походе дружины Ермака в «логово» хана Кучума. А также тем, кто уже знает многое из описываемых событий, сопутствующих походу атамана Ермака. Полагаю, что собранный мной материал будет не только интересен знатокам отечественной истории, но и полезен моим землякам, сибирским краеведам, как, впрочем, и молодёжи, интересующейся историей своего родного края. Надеюсь, что книга откроет для вас дополнительные сведения и расширит общий кругозор.

Мы туда гулять поедем,

Где могила Ермака,

Всё равно и эту зиму

Проваляем дурака.

(сибирская частушка)

Интерес к историческим событиям, которые когда-то происходили вот прямо здесь, вот тут, под ногами нашими, появился из окружающих меня с детства легенд и рассказов о Ермаке от сибирских татар, с коими сводили жизненные пути на рыбалке, охоте и в поездках по району Вагайскому, моей малой родине. Легенды эти настолько врезались в память, что подвигли меня глубже заняться этой темой. Мой отец собирал и записывал рассказы татар о тех далёких временах, когда в здешних местах появились урус-шайтаны-чужеродцы. Ярко будоражили мою детскую фантазию и слышанные байки о забубённых гульбищах разбойного атамана Ермака, о ратных событиях, которые происходили вон на том яру, вон на том плёсе, вон в тех камышах, где сидела засада. А вот в кедре след стрелы, пущенной самим Кучум-ата. А вон с того яру ребятишки набросили тынзян, как на рога оленя, на одного из плывущих шайтанов, да и стащили с челнока себе в полон, шею-то удушили, он и утоп прямо у берега. Да вот прямо тут, где проплываем, плыли долблянки Ермаковы. А вот тут, вдоль берега, чистили лопошнями иртышский лёд наши татары, пытаясь разглядеть сквозь него примёрзших волосами ко льду утопленных бегишевцев. «Мужиков-то в битве всех изничтожили, Бегишеву дотла спалили, а жёнок с детишками и стариками всех живьём под лёд в прорубь пиками запихали, шайтаны. Наши-то ниже по течению Иртыша тенёты поперёшные ставили, запоры жердяные, день и ночь у прорубей караулили, имали утопленных. Найденных вырубали изо льда, хоронили, вон на том крутояре покоятся. А вот тут на быстрине настораживали наплавы с крюками, и как только струги подходили, дёргали за лямку, крюками цепляли за дно лодки, и как окуней на уде, тягали к берегу, а тут уж с яру арканы бросали и вымали шайтанов из лодок. Егозливые-то (шустрые) русины утекали, а тех, кто в сумятице не успевал срезать аркан, тащили к себе в кащеи (в рабы, невольники). А вот где-то в этом месте, в этой самой излучине лукавого (извилистого) Иртыша островок был, который давным-давно паводками смыло, вот с него-то и унёс под воду неуёмную головушку их разбойный Ермошка-атаман, сгинул шайтан окаянный, и грезить после него стало некому. А ране-то шибко эти шуликины тут грезили, но и мы им не спущали, как облавим кого, того в обоз или в тягло (бурлаки) продадим или в калым гнали, у кого дочь в жёнки шла. Ими же за своих вязников взымали (обменивали на своих пленных)». А вот и сгнивший десятиметровый остов струга торчит рёбрами из песка в старом русле Вагая возле Арбаша. Старожилы утверждают, что именно на этом плавали к Атбашу душегубы Ермошкины. «А в этом месте, когда ступал с ладьи на землю мурза Кулара, то встречать его свиту на косогор выходило всё население юрта Кулярска (Куларовского). С почестями и уважением из похода встречали, дорожку из ковров прямо от ладей на пути его стелили, а коли не хватало ковров, то с пройденного пути ковры-то наперёд переносили да опять под ноги владыке клали, и так до самого верху, до шатра, где жёны его с утиральниками встречали, ноги ему мыли и в кибитку провожали. А по пути-то он всех встречных таньгой (деньгами) одаривал, прыскал их горстями налево, направо».

И я, будучи ещё пацаном, мечтая и фантазируя, мог часами ходить под кручей Иртыша, вглядываясь в прибрежную кромку берега, в надежде найти хоть какую-нибудь железячку, принадлежавшую казакам. Вдоль берега мог уйти на несколько километров, зная, что отец подберёт меня на обратном пути, возвращаясь с рыбалки. Но к моему сожалению, на берегу изредка попадались лишь старые большие чёрные кости, вымытые из глиняной кручи берега. Вот в прибое валяется витой рог — может, из него Ермак пил хмельную брагу? Нет, слишком огромный и толстый рог, тяжёлый, чтоб ухватить и удержать двумя руками. И древняя мезозойская не имеющая для меня ценности костяшка со всего размаху с громким бульком и плеском исчезает в речной воде. Однажды нашёл громадную, почти с мой рост, лопатку коня или лося ископаемого. Сил, правда, хватило затащить её лишь на кручу берега, там и бросил, потеряв интерес к древней кости вместе с детскими силёнками. Вдругорядь из кручи берега выковырял жёлтый зуб размером с кулак, очень удачно насаженный отцом на черенок и долгие годы служивший в хозяйстве удобным набалдашником на ручке штыковой лопаты. А вот кольчуги Ермаковой, как и других каких-либо вещей его дружины, так найти и не удалось.

В отличие от нас, пацанов, ковыряющих землю в местах былых сражений или стоянок дружины, у наших отцов планы были помасштабнее и, как они считали, реальнее в исполнении и в результате. Сидя ли у поскотины в ожидании возвращающегося с пастбища коровьего стада, в перекурах ли на работе или у костра рыбацкого часто заводились разговоры, заманивающие энтузиастов с лопатами артельно докопаться до спрятанной казаками библиотеки самого Ивана Грозного! Который, дабы уберечь библиотеку от «крымчаков», решил спрятать её «во глубине сибирских руд». «Да не довезли ту библиотеку казаки до Тоболеску, а по какой-то оказии спрятали якобы под курганом Погостовским». Даже дядю Сёмыча, соблазняя прибылью несметной, подливая ему в гранёный стакан побольше других, уговаривали согласиться в выходные приехать на своём экскаваторе, чтоб по-быстренькому прокопать через весь холм траншею поперёшную. А уж мужики-то в долгу не останутся, как докопаются до библиотеки-то царской, то всем нажива будет немеряна. «Старики-то верно сказывают, день и ночь казаки под охраной стрельцов царских возами фолианты со свитками-то да с книгами старинными в холм завозили, вон и дорога лошадьми накопычена, телегами изгвозжена. Туточа холм, тут и рыть надоть». «Ну а потом уж, как обогатем, накупим себе „Уралов“ с колясками и на поиски колоколов Черноковских подымемся. Гуторят старики, есть в Чёрной какая-то бабка, знает, в каких озёрах спрятаны колокола-то, с Черноковской церкви снятые». До сих пор верят черноковцы, что их предки, спасая церковь свою от разорения большевистского, сняли колокола со звонницы и утопили в болотах местных. Сами на войну ушли, сгинули, и никто теперь не знает, где, в какой болотине покоятся эти четыре колокола. По другой версии, колокола черноковцы на реке в прорубях утопили. А в паводок колокола все по руслу и растащило. Пойди найди теперь, где, в каком месте их на дне илом замыло. До сих пор местные краеведы тешат себя надеждой их найти.

Есть о «кладе» легенда и в нашей семье. Во время раскулачивания дедову мельницу ветряную с крупорушками, сеялками, веялками на конной тяге вместе с табуном конным отобрали, а вот серебряный столовый набор на шесть персон с селёдочницами, соусницами, столовым набором без одной вилки, чайником заварным и тарелками с вензелями царскими якобы спрятал мой дед в бочке с дёгтем и зарыл в поскотине Бесчасновской. Потом он, пережив ещё два «раскулачивания», в 51-летнем возрасте добровольцем ушёл на войну и не вернулся, унеся тайну клада с собой. Так мои родители до середины 70-х годов в выходные дни, якобы колки окашивая или грибы с ягодами собирая, длинными винтовочными шомполами землю в поскотине дырявили, дедову посуду искали. Ну и я возле них от духоты летней изнывал, бурундуков гонял да комаров кормил. Думаю, если была она на самом деле, в чём мать моя не сомневалась, коль сама её в детстве видела и с семьёй по великим церковным праздникам посудой этой серебряной пользовалась, значит, ждёт она ещё своего часа, своего кладоискателя.

В общем, полна земля вагайская легендами, мифами и сказами «правдивыми». Вот уже несколько поколений населения местного подогревают себя желанием те клады несметные сыскать. А уж сколь добра, сказывают, всякого в гражданскую войну в земле местной «кулаками» напрятано, и не обозреть даже. Много о чём рассказывали старики наши и татары местные, с именами, конкретными местами действия и подробностями событий тех времён, передаваемых наследникам из поколения в поколение… Да где та тетрадь общая, отцовскими каракулями исписанная, рисунками и схемами, местностями указанными, куда исчезла, куда девалась, не сохранило время воспоминаний бумажных, а жаль…

Собирая в течение 18 лет материалы о походе Ермака, столкнулся с кипами бумажной лжи, подлогов, преднамеренных подтасовок и искажений событий тех дальних и давних времён, выдаваемых древними и современными летописцами за правдивую истину, к тому же приукрашивая её всяческими «достоверными» вымыслами. Все основные данные вычерпаны мифотворцами из вымыслов более ранних сочинителей сибирских летописей, таких как Киприяновская, Есиповская, Титовская, Абрамовская, Тобольская (Ремезовская), Абулгазская, Гангаттинская, Регинонская, Ветзенская, Лихачёвская, Болтинская, Тангутская, Забелинская, Скрынниковская, Осиповская, Черепановская, Пенежинская, Строгановская (Чердынская), Пискарёвская, Румянцевская, Ипатьевская, Погодинская, Бузуновская и многих прочих историков-«очевидцев».

Все эти источники нередко повторяют друг друга, заимствуя один от другого отдельные статьи и сведения, в которых были ненаучны. Полуфантастичность или полная баснословность, отрывочность и пестрота — их постоянные свойства. Они не стремились к исследованию и к научной истине, а были вызваны желанием заменить древнюю историю новой версией, согласованной с потребностями правителей. Пестрота сведений ярко сказывается в том, что самые нелепые толкования и известия нередко стоят рядом со взглядами, близкими к научности, с фактами достоверными или с попытками искать разумное объяснение вещей.

Поэтому читателю изначально не стоит задумываться о правдивости и точности хронологических событий, мест боевых действий, географических названий местностей, населённых пунктов, а зачастую и имён участников повествования, потому как все эти исторические данные совершенно не соответствуют действительно произошедшим событиям в те далёкие времена. Судя по опубликованному объёму научно-исследовательских трудов, фантазии современных мифотворцев безграничны и предостаточны для ознакомления ещё многих будущих поколений мифологов. Главным результатом которых является созданный миф, что по инициативе Строгановых и с одобрения царя дружина Ермака пошла в Сибирь, благодаря храбрости казаков, превосходству огнестрельного оружия, а также воле лично Ермака победила Кучума и завоевала Сибирское ханство.

Представляю разные, противоречащие друг другу, выписки из летописей на ваш суд, сомнения и размышления. Преднамеренно не делаю на страницах ссылок на первоисточники, потому как, за малым исключением специалистов, современный читатель попросту проигнорирует их и для подтверждения не будет утруждать себя поисками фактов и других данных в первоисточниках. Для более же дотошных и требовательных читателей небольшой список используемой мной наиболее информативной на мой взгляд исторической и справочной литературы я привожу ниже.

Я сам лично неоднократно проплывал по рекам Туре, Тавде, Тоболу, Агитке, Ашлыку, Вагаю, Иртышу и Оби. Во многих описываемых местах бывал и не раз проезжал маршрутом Ермака от села Таборы (Тавдинский район Свердловской области) до села Малая Бича (Тарский район Омской области). А уж по родным местам, от верховьев реки Вагай до самого устья, по Иртышу родному, от Тобольска до Абаула, собирая материал, ездил в течение 20 лет, чему способствовала моя профессия и работа разъездным фотографом, позволявшая мне во многих местах бывать и, встречаясь со множеством земляков моих, слушать старые легенды, притчи и рассказы о жизни сибирской.

Наш дом стоял на яру, на излучине старого, уже высохшего русла вагайского, обзор в обе стороны реки хорошо просматривался. Предполагаю, в старину здесь, у кромки яра, возможно, башня сторожевая выстроена была, то ли ещё какое строение. В конце 60-х годов при копке погреба картофельного, в глине, на глубине двух с лишним метров, отец с братом старшим откопали угол сруба, из очень толстых брёвен сложенного, уже сгнивший изрядно. Брёвна сантиметров шестьдесят в диаметре, не меньше, три венца откопали, остальные вглубь уходят. Подивились, что на глубине строен, да и срубили лопатами по контуру погреба, чтоб не мешался. В те же годы случайно на дворе два ядра пушечных выкопал и вскоре там же ещё одно ядро обнаружил. Ядра чугунные, тяжёлые, в диаметре сантиметров 10—15 были. Мать их гнётом приспособила, капусту, засоленную в кадушках, ими придавливала. В 1970 году, весной, вода большая была, метров на пять поднялась и огород весь затопила. Земли с огорода паводком много смыло, а осенью, когда картошку копали, отец вилами поддел пушку старинную, ржавую, небольшую, около метра длиной. Я просил батю мне в игрушки её отдать, но отец, взвалив её на плечо, утащил в низ огорода, к болотине, где у нас ямы для поливки грядок вырыты. Когда к осени вода с болотины убывала, то мы из ям этих воду для поливки черпали. Вот и сбросил отец пушку в яму, которой уже не пользовались. И нам строго-настрого наказал: «Молчите, никому не говорите, иначе набегут учёные-супостаты, огород весь перероют, вообще без картошки останемся». Много лет с тех пор прошло. Думаю, что до сих пор та пушка в той болотине и ржавеет. А ядра те пушечные дожили у нас до XXI века, по крайней мере, приехав в гости в 2006 году, видел их в подполе среди банок с вареньем. Потом мать в Тюмень переехала, дом сгорел, остатки соседи на дрова растащили, так, наверное, до сих пор те ядра и лежат в подполе, землёй и головёшками засыпанные.

Во времена давние в Сибири древней

Освоение Сибири, читай завоевание, осуществлялось людьми, пришедшими сюда за тысячи километров, у которых не было представления об истории этих мест, а скорее, они полагали, что никакой истории в этих диких краях не было вовсе. Но татары, ханты и манси могут рассказать, как сюда пришли первые европейцы и что делали. Рассказать о людоедстве, зверствах, пытках и геноциде, о том, что теперь пытаются забыть потомки тех кто убивал и кого убивали. Коренные народы это помнят и поэтому до сих пор стараются держаться от этого подальше и так тщательно отделяют себя от приезжих. И понимание этих причин только начинает осознаваться здравомыслящими современниками.

История завоевания ханства Сибирского от Мюллера, Карамзина, Соловьёва и прочих исторических светил до современников переписывали по многу раз в угоду правящим государственным режимам. «Тот же Герхард Фридрих Мюллер, в 1733 году прибывший в Сибирь в 28-летнем возрасте, описывая сибирские народности, выражает к ним циничную надменность и высокомерие, иногда открытые насмешки и вольное толкование исторических событий, что в свою очередь вызывает недоверие ко многим фактам истории. Освещает многие события в довольно упрощённом виде, есть искажения в трактовке очень важных исторических моментов. В этом есть его небрежность к фактам и незнание исторических истин». Не потому ли первый том его «эпохальных трудов» впервые был издан спустя два века, лишь в 1937 году. Напечатан сей труд с поистине невероятным количеством подмен, фальсификаций и преднамеренных искажений и значительно уменьшенный в объёме в сравнении с немецким изданием Мюллера. В 1941 году второй том Мюллера увидел свет лишь в отрывках, в пересказе академика Фишера. Третий том его трудов был обнародован лишь через 40 лет и в урезанном виде опубликован в 2005 году. Справедливо заметить, что на самом деле первый том «Описания Сибирского царства» был напечатан в 1750 году. По непреложному мнению Мюллера, «сибиряки не являются исторической народностью». И главное (смешное) его утверждение: «…у древней истории Сибири не было прошлого, как нет и большого настоящего». И такого абсурда в книге полно. Недаром Мюллера стали называть в кругу учёных «немецким фальсификатором русской истории». Так отзывались многие историки о Мюллере и его книгах в дореволюционных изданиях, посвящённых Сибири.

Но наша история пронизана парадоксами, и подтверждение тому — выход в 1994 году нового издания книги Мюллера в двух томах. Кому-то это, видать, и в XXI веке выгодно! Потому как современникам приятнее читать и знать, что «по тщательности изучения даже сейчас, спустя 250 лет после издания „История Сибири“ Миллера, его „основа“ резко выделяется среди всей остальной исторической литературы. Мало какой книге выпадает такая честь: быть и через несколько столетий настольной книгой для читателя. Капитальный труд Миллера именно из такой категории трудов. И причина тому — скрупулёзность и добросовестность автора».

Эти мюллеровские материалы и сегодня являются «самым ценным собранием документов» и служат нам главным источником для выяснения обстоятельств и хода войн между русскими и сибирскими народами. Благодаря таким «историкам» в описаниях и на картах могучее государство Тартария превратилась в Татарию, да и само название «Великая Тартария» было заменено на «Кыргызский каганат» и попало в упоминаниях под полный запрет и на долгие годы исчезло с глобусов, карт, атласов и из текстов. А о тесных торговых связях её с Чайной, Тангутом, Персией, Московией, Польшей, Богемией, Венгрией, Британией, Голландией вообще упоминать не принято. Неразрывно связанные с историей грабежа и разбойничества, морские и речные ушкуи подменены вполне мирными судами — стругами, предназначенными для промышленной и торговой перевозки грузов, дабы сгладить и вытравить из памяти потомков негативное отношение к наводящим на всех ужас безжалостным ушкуйникам, тоже, в свою очередь, заменённым на размытое и смягчённое определение — «разбойники». Разбойники, внедрённые в наше сознание как беспечные добряки-неудачники, отрицательные персонажи детских сказок. Летописцы-современники в трудах своих слово «ушкуйники» (ухорезы) вообще заменили на «молодцы», превратив душегубов в добродетелей. Самого же Ермака первоначально позиционировали как «завоевателя Сибири», затем в XIX веке — в «покорителя Сибири», и в XX веке перевоплотили в «первооткрывателя Сибири». Современниками же XXI века атаман Ермак именуется ни больше ни меньше как «русский Колумб Сибири». Народность угричей, вогулов, зырян (коми-пермяков) и венгеров, населяющих Угорию, — в местность, расположенную близко к горам, лежащую «у гор», где жили угры, — поселенцами Югории, перенесёнными стараниями историков за Урал. Громко заявленная столица ханства Сибирского Кашлык, Кашлик (Кишлак) по сути была всего лишь аулом — деревней. Зачастую современные историки не видят очевидного, когда единый, только называемый по-разному народ мангытов, кыпчаков, ногаев и татар преподносят нам как людей разных наций. Так же единоплеменной народ ойраты, уйряты и элуты, они же чёрные калмаки, считают разными народами. Мало того, некоторые историки остяков (с татарского: уштяк, иштяк, -инша- (иной, не нашего роду, племени) — пришелец, иноземец) и вогулов с самоедами считают одним народом — ханты. Хотя, впрочем, до сих пор не определились, чьими предками являются остяки, и приписывают их, довольно большое племя (более 200 000 в XVIII в.), населявшее земли между Обдорией и Сибирью, к народам самоедов, селькупов, манси, кетов, угров, башкир, казахов, барабинских татар, сырьянцев, ерсяков, саргач, кипчаков, огузов. Как, впрочем, зачастую не видят и разницы между ордою, улусом и юртом. Доходит до смешных казусов, когда царских данников, людей, которых обязывали (обвязывали) против их воли (лишая воли), принуждали платить дань (дать что-нибудь). Людей, которые подавали подать (дать, давать, подавать), плательщиков дани называли податными, то есть подданными царя. Но современники, нисколь не смущаясь, данников царских в своих трудах научных превратили в сборщиков дани, современных коллекторов. Сибирские народы называли ясашными — платящими ясак пушниной. Вольный, свободный, не зависимый от кого-либо человек никому не платил подать, поэтому и назывался самостийный (сам стоящий).

Слова «владыка», «князь», историки пишут с большой, заглавной буквы, а «хан» — равнозначный ему по значению сан — принято писать с маленькой, прописной, тем самым хоть чуть-чуть, зрительно, но принижая величие властелинов сибирских.

Да и столица Тобольской орды преднамеренно перенесена историками из Бицик-Туры, основанной ещё в XII веке на мысе Алафа-Яр (с арабского «алафа» — корона; Алтын-Аргинак яр, Алафейская гора, Алафа-кряж (обрывистый берег, край горы), Алафеевский мыс, Троицкий мыс — на нём сейчас стоит Тобольск), вверх по Иртышу на 18 км, в Искер (Кашлык, Сибирь), который играл роль всего лишь станка, стоянки, по сути, загородного дачного посёлка для отдыха, приёмов гостей в неформальной обстановке, соколиной и прочей охоты хана Кучума со свитой, тем самым умышленно принижая и уменьшая роль и значение в истории всей Тобольской орды и Сибирского ханства в целом. Для чего в описаниях своих преднамеренно, дабы умалить (уменьшить) силу трагизма, по сути, кровавого, жестокого и безжалостного завоевания с массовым уничтожением сибирского населения и разграблением всего нажитого ими тяжким трудом скарба, в летописях своих подменяют нейтральным безобидным понятием «взяли». Крепость, городок, улус «взяли». Много добра, пушнины, серебра и золота «взяли». Лежало никому не нужное, вот и «взяли».

Тут сделаю отступление и приведу типичный пример подмены понятий на всем известной народной песне.

По диким степям Забайкалья,

Где золото роют в горах,

Бродяга, судьбой недовольный,

Тащился с сумой на плечах.

Бежал из тюрьмы тёмной ночью,

За правду он долго страдал.

Идти дальше нет уже мочи —

Пред ним расстилался Байкал.

Бродяга к Байкалу подходит,

Рыбацкую лодку берёт

И грустную песню заводит,

Про Родину что-то поёт.

Бродяга Байкал переехал,

Навстречу родимая мать.

Ах, здравствуй, ах, здравствуй, родная,

Здоров ли отец мой и брат?

Отец твой давно уж почивший,

Землёй призасыпан лежит.

А брат твой давно уж в Сибири,

За правду в темнице сидит.

Так и вытравливают историю из нашей памяти, что очевидно из первоисточника, из уст наших родителей.

По диким степям Забайкалья,

Где золото роют в горах,

Бродяга, судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах.

Идёт он глухою тайгою,

Где пташки одни лишь поют,

Котёл его сбоку тревожит,

Сухие коты ноги бьют.

На нём рубашонка худая

Со множеством разных заплат.

Шапчонка на нём арестанта

И серый тюремный халат.

Бежать с Колымского края

За злато конвой не мешал,

Он там за тюремной решёткой

Долгий срок за разбой отбывал.

«Оставил жену молодую

И малых оставил детей,

Теперь вот иду наудачу,

Не знаю, увижусь ли с ней».

Бродяга к Байкалу подходит,

Рыбацкую лодку крадёт,

Унылую песню заводит,

О горькой судьбе слёзы льёт.

Бродяга с Байкала приметил

На бреге сутулую мать

(Он в горе сидящую мать),

Сегодня сына родного

Ей сердце велело встречать.

……………………..

Отец твой давно уж в могиле,

Сырою землёю зарыт,

А брат твой к тачке прикован,

В шахте киркою стучит

(В горе кандалами гремит).

Пойдём же, пойдём, мой сыночек,

Пойдём же в курень наш родной,

Жена по тебе там тоскует,

И плачут детишки гурьбой.

В другом варианте бродяга узнаёт, что жена, бросив детей, убежала с другим. Он находит жену, просит надеть подвенечное платье, в котором она с ним венчалась. И, обняв, ножом убивает её, неверную, вместе с её новым мужем и уходит куда глаза глядят.

По диким степям Забайкалья,

Где золото роют в горах,

Бродяга, судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах…

…Хеппи-энд.

Вот ещё пример. Даже малые дети знают Соловья-разбойника как тщедушного злобного карлика, сидящего на дереве и поджидающего для разбоя свою жертву. Знают как грабителя, пугающего своим свистом всякого прохожего и проезжего. Но былины XV — XVI вв. называют Соловья, наряду с Ильёй Муромцем, однородным с ним богатырём — защитником и стоятелем за русскую землю. Есть даже былина, где Илья просит Соловья помочь ему выручить город Кряков и оба богатыря исполняют это дело вместе.

Подменить, исказить и забыть

Потакая великодержавным амбициям, «историки» настойчиво убеждают читателя в том, что в Сибири находились лишь дикие малочисленные полукочевые племена, с которыми нечего и церемониться (живут в лесу, молятся колесу). Считая, что все эти народы дикие, окаянные, богомерзкие, коварные, трусливые, нечестивые, свирепые, супостаты, неразумные, презренные тати, дерзкие кочевники, басурманы, обманщики, варвары, дикари, погань магометанская, неверные язычники, нечисть, дундуки, падаль, чудь заблудшая, псы бродячие, хищники, и как вишенку на тортик, каждый (!), каждый пишущий о Сибири своим гражданским долгом считает непременно принизить и присовокупить уничижительно пренебрежительное выражение: так называемые князцы, князьки, напрочь игнорируя факт, что у так называемых князьков в их безграничной Великой Тартарии земельных угодий по площади и богатств всяческих (от золота до пушнины) было в десятки, сотни раз больше, чем у великого князя улуса Московского. Стремятся принизить значение тех, кто имел многочисленные межплеменные торговые связи от Китая до Ольвии и в обиходе домашнем пользовался персидскими коврами и зеркалами, щеголял в соболиных мехах. В рационе питания которых постоянно присутствовала стерляжья уха, чёрная икра и осетрина. Кроме оленины с лосятиной, употребляли мясо тетеревов и лебедей. А сорной рыбой и зайчатиной кормили ездовых собак. Восседая на персидских коврах, пили китайский чай из китайского фарфора, в то время как Московская улусная орда ходила в лаптях, пила морковный чай, питалась пареной репой и жила в избах вместе со свиньями, курами и всяческой другой рогатой скотиной. Ярким доказательством этого является неоспоримый исторический факт, что бедные мокшане-русы ходили грабить богатую Сибирь, а не наоборот. Такое пренебрежительное отношение москвитян к сибирцам поощряло сельников занимать якобы пустующие территории и объявлять сибирские земли своими вотчинами. Да и просто грабить сибиряков, оправдывая свои разбойничьи действия защитой от других племён и принуждением всяческими изуверскими методами насильственного взятия с них шерти (присяги) на подданство (подчинение) власти завоевателей. И как результат — платы дани, налога (ясака) мягким золотом — пушниной.

Так всё сглажено и закамуфлировано, что порой подобное чтение вызывает умиление удалью грабителей. «…И победите бусорманского царя Кучюма, и балваны, и боги их мерския идолы сожгите, и их нечестивые капища разорите…» Поэтому сношения московских правителей с ханством Сибирским и Тобольской ордой в частности совершенно не было ровным, дружественным и добрососедским. Что, впрочем, не мешало Иоанну III с 1488 года именовать себя в титуле князем Угорским, сыну его Василию — князем Обдорским и Кондинским, а внуку Иоанну IV — князем Сибирским.

Давным-давно прикочевали в Сибирь полчища мунгалов, шейбанов, шейбугинов, тайбугинов, шейбанидов, саргатов, чингизидов и прочих народов великих. Увидели край благодатный и стали войной первенство делить, кому из них главенствовать и Сибирь грабить. Победили в междоусобной войне более сильные шейбаниды. И чтобы укрепить на завоёванных землях среди местных жителей власть свою, не стали сразу навязывать многобожным язычникам обычаи свои и веру магометанскую, а как народ хитрый, иносказательный, пошли азиаты не напролом, а путём дальним, стали веру свою постепенно внедрять, мягко да ласково. Мечети по юртам да улусам стали строить, школы-медресе открывать, учителей, мулл да имамов магометанских приглашать и местным прививать свою культуру, обычаи, обряды и нравы. Но вскоре нагрянули нежданно-негаданно в Сибирь казаки-разбойники — богатыри русские — и без всяких обиняков ханов-правителей уничтожать принялись. У местного народа окаянного идолов их языческих в кострах спалили, капища их святые разорили да разграбили, шаманов всех поубивали. И сказали русские витязи народу местному: «Вот вам наше правильное единобожие, вот вам наши скрепы и великодуховная вера, по ней теперь жить будете! А кто не захочет жить по нашей православной вере, пусть не живёт, а кому жизнь дорога, будет жить по нашей христианской вере!» Вот так и началось, сказывают старики наши, освоение сибирских просторов русскими «первооткрывателями», и продолжилось это богоугодное дело их потомками, геологами-первопроходцами.

В те далёкие времена стародавние

Для начала повествования вспомним, с чего началась хронология интересующего нас похода и в целом трёхлетней эпопеи завоевания Тобольской орды шайкой разбойников под предводительством атамана Ермака.

Патриарх Филарет Никитич, отец царя Михаила Фёдоровича, собственным указом архимандрита Хутынского монастыря Киприана Старорусенникова после его неудачной попытки уговорить шведского королевича Филиппа стать властелином Новгородского княжества был сослан в Тобольск и назначен митрополитом Сибирским и там, приняв сан архиепископа Сибирского и Тобольского, стал первым предстоятелем Тобольской епархии (1621—1624 гг.).

Сразу по приезде в Тобольск, помимо наведения порядка в пущенных на самотёк его предшественниками делах и заботах как в самой епархии, так и в столице Сибирской, так же как и дел крайне неотложных по усмирению бражничества и распутства среди казаков и стрельцов, внедрению среди них дисциплины, как и усмирению распущенности среди монахинь, между делами по строительству церковных храмов, монастырей и сбору средств на их строительство, в свободное от служебных тягот время Киприан решил ещё положить и начало «Сибирской летописи», для чего собрал устные сведения у нескольких казаков, ещё живых участников похода. Но они не могли достоверно судить и свидетельствовать о многих событиях. Они, находясь в Искере, не обладали верными сведениями о последнем походе атамана и последнем его сражении на Вагае. Тем более после гибели Ермака и их панического бегства из Искера не имели больше вестей из покинутых мест, с каждым гребком вёсел всё дальше и дальше отдаляя себя от происходящих в то время событий. Вот из таких разрозненных сведений, слухов, домыслов, предположений и версий случившегося написал Киприан по этому поводу синодик с историей самого похода и поминальным списком погибших казаков. «Повесть о Сибирском взятии» была составлена в целях прославления Тобольской епархии под его, Киприана, руководством. Поэтому в её заголовке отсутствовало даже имя Ермака.

В 1628 (1629) году случился от молнии большой пожар в верхнем посаде, в огне которого сгорела вся тобольская канцелярия и большая часть свитков архива. Немалому горю при пожаре способствовали и множественные остяцкие священные деревянные истуканы и идолы, нанёсшие своим огнём неисчислимый урон ценностям древлехранилища. Через 15 лет к архивам епархии был допущен архиерейский дьяк (чиновник, письменный голова, начальник канцелярии, секретарь) Софийского собора, пленный шляхтич (поляк) Савватий Ефимов. По каким-то соображениям летописцы Савватия Ефимова переименовывают в русского казака Осипова, но в дальнейшем стараниями современников Осипов трактуется непременно и однозначно Саввой Есиповым (Есиповским). Он при копировании оставшихся после пожара епархиальных архивов решил переработать синодик и дополнить его своими рассказами и слышанными им легендами от местных жителей, дабы своей внесённой лептой память о себе тоже для потомков оставить. Основанием и первоисточником для его «летописи» служил частично сохранившийся после пожара синодик архиепископа Киприана. Свою же летопись, которую он шесть лет дополнял легендами, Савватий Ефимов закончил писать 1 сентября 1636 года. Она считается самой полной сибирской летописью, в которой он, Савка Ефимов, объявляет, что он из числа Ермаковых товарищей и что тому, что им описано, был он сам очевидцем и свидетелем.

Савва Есипов, автор самого живучего мифа о завоевании Сибири именно русскими, для того чтобы объяснить, почему они сумели разгромить превосходящие силы Кучума, высказал убеждение, что эти победы достались благодаря мужеству, стойкости и храбрости казаков, а также превосходству огнестрельного оружия над луками. Главным для Есипова в летописи «О сибирской стране, как соизволением Божиим взята бысть от русского копья, собранного и водимого атаманом Ермаком Тимофеевым и своею храброю и предоброю дружиною и соедино мысленною» было доказать, что Сибирь была присоединена к России исключительно усилиями верноподданных царских слуг. Важно было подчеркнуть, что завоевание Сибири было «предусмотрено» провидением именно для русских и совершено с «позволения» Божьего. Но главное, что определило победу над Сибирью, — это великолепные качества русского народа, которыми казаки обладали в полной мере. Савва Есипов в этом отношении был сыном своего времени, которое устанавливало свои представления о мире. Так утверждают современные учёные, оставим это на их совести.

Предположим, что Ермак с шайкой пришёл на Чусовую в 1577 году. С того года по 1636 год минуло 59 лет. Допустим, разбойничал на Волге 20-летним, то выходит, сочинителю летописи 80 лет, что считается большой редкостью для неучёного разбойника, который за жизнь свою пролил больше чужой крови, нежели чернил. Поэтому доверять сказам Савватия Ефимова (Осипова, Есипова) возлагаю на усмотрение самого читателя.

Летопись Саввы Ефимова (Есипова) обнаружилась более чем через столетие, во время ревизии после очередного пожара в нижнем посаде и была опубликована в 1759 году. По другой версии, издана Академией наук в 1750 и 1787 годах, когда с ней ознакомилась семья бояр Ремезовых, смекнувших, что в поездках по сбору пушного ясака можно попутно неплохо подзаработать, собирая сказы в местах былых действий Ермака. И взятая за основу Осиповская летопись, теперь уже вошедшая в историю как Тобольская (Ремезовская), начала разрастаться как снежный ком, пополняясь выдуманными небылицами. «Была щедро обезображена пустыми вымыслами и многими погрешностями в самом описании происшествий». Начиная с самого старшего из Ремезовых, Ульяна, тоже захотевшего быть причастным к истории данного похода, истории, начавшейся с его персонального, вторичного опроса «ещё живых участников похода» (?!). В дальнейшем летопись множилась стараниями его детей — Никиты и Семёна, затем и его внуков, детей Семёна Ульяновича, Леонтия, Семёна и Ивана, обрастая всё новыми и новыми подробностями и достоверными известиями, которых хватило баронам Ремезовым на публикацию 38 книг! Строгановы тоже не забыли о том, что их предки помогли казакам завоевать Сибирь. И они решили использовать предания старины, чтобы прославить свой род. Зная о том, что в Тобольске хранится «Повесть о Сибирском взятии», Строгановы постарались заполучить её копию. О Строгановых Киприан в «Повести» вовсе не упоминал, как будто они не имели к походу никакого отношения. Строгановские потомки не могли мириться с такой несправедливостью. Они принялись доказывать, что казаки были посланы в Сибирь именно их предками. На службе «именитых людей» было немало грамотеев, бойко владевших пером. Им-то и поручено было переделать Тобольскую повесть в Строгановскую летопись. По мнению Н. М. Карамзина, именно Строгановская летопись является наиболее достоверной и документально точной. Австрийский посол, барон Сигизмунд Герберштейн (немец), при написании трудов своих хоть и брал за основу летопись баронов Ремезовых, но требовал от издателей, прежде чем публиковать, очистить Ремезовскую летопись от всяческих басен и описываемым вещам своим иметь подлинные доказательства. Снабдить сие описание «трезвой правдой жалкой действительности».

Профессор, историограф, немец Герхард Фридрих Мюллер также заимствовал более всего сведений для своей «Истории Сибирской» из Тобольской (Ремезовской) летописи, первым обнаружив её в Тобольском древлехранилище, и ознакомил с ней учёный мир, вытащив на общий обзор публики. По утверждению же самого Мюллера, он купил рукопись Ремезова у местного боярина. Вывезя то ли с разрешения, то ли по недогляду или при попустительстве коллежского асессора воеводы Петра Мировича Фёдорова, умыкнул летопись из Тобольского древлехранилища и, присвоив, увёз её за границу, в Германию. По другой официальной версии, Ремезовская летопись якобы передана Мюллером в Императорскую академию наук в 1744 году. В свою очередь, сведения и воодушевление из которой черпали профессор Степан Крашенинников, немцы Иоганн Фишер, Вильгельм Штеллер, швед Иоганн Страленберг, труды которых были настольными книгами у знаменитого историографа, потомка Кара-Мурзы, татарина Николая Карамзина, употребившего их для своей «Истории государства Российского». После революции авторитет Н. М. Карамзина был ниспровергнут и историк объявлен реакционером, на которого марксистским историкам ориентироваться было крайне не рекомендовано.

«Все эти повествования в летописных трудах исторических мародёров в главных предметах большей частью между собой сходны; но в частных случаях и, особенно во времени, иногда очень много разнятся».

У истоков сибирской истории. Тартария, Угорея, Сэбыръ

В самом начале распада Золотой (Большой, Кипчакской) орды хан Мамай, заручившись поддержкой Тамерлана, нанёс огромное поражение войску Тохтамыша и вытеснил его из собственной столицы Сарая-Бирке. После того Владимир Храбрый дал отпор хану Тохтамышу под Новгородом и вынудил его с армией тюрок в 1406 году бежать в низовья реки Туры, где хан укрылся и недолго правил Тюменским ханством. Но после его гибели в 1408 году правителем становится Чегра, ставленник эмира Эдигера. В дальнейшем на судьбах сибиряков сказываются события, происходящие в соседних степях, где шла непрерывная борьба между кочевниками. Во второй половине XV века тайбугины вели ожесточённую борьбу с притязаниями на господство со стороны мунгалов, потомков хана Чингыза (Чинкиза, Чынкыза) (шейбанов, шейбанидов), стремящихся закрепить в своих руках кочевья по Тоболу, Таре, Ишиму, Иртышу. Теснимая каракитайцами, Ногайская, Кайсацкая (Касачья) орда, ещё именуемая ордой киргиз-кайсаков с Барабинских степей, состоящая из племён ногаев (татар) и ойрятов (айрятов, уйрятов — калмыков), была выдавлена в северные края и основала на берегах Ишима в половине XIV столетия на развалинах Кипчакского княжества своё независимое государство. Столицей государства был построенный первым завоевателем остяцкой страны ногайским ханом Он-Сомом (Бек-Он-Ди, Бек-Конды-Оглан) на устье реки Ишим, на Красном яру (Кизыль-яр), тремя валами окружённый столичный град Кизыль-Тура (близ Усть-Ишима Омск), так называемое Орлово городище. Хан Он-Сом господствовал не только над татарами, но и над остяками и вогулами. Дело его продолжил сын Тайбуга, который во время правления Чингыз-хана в качестве его военачальника покорил обских остяков. Таким образом, завоевание татарами долины Иртыша могло совершиться в конце XIV или в начале XV века. Хотя, по утверждениям историков, московские войска, воюя в 1483 году на берегах Иртыша, ещё не застали татар в этих местах. Крепость Сэбыр (Сибирь) существовала уже тогда, и в ней властвовал остяцкий князь (урт) Лятик. Возможно, что вторжение тюрков в страну остяков произошло ещё в конце XV столетия. Что же касается до распространения на севере магометанства, то оно относится к более позднему периоду, к концу XVI и даже к началу XVII столетия, когда Сибирь была уже завоёвана русскими. Хотя в ранних летописях утверждается, что хан Тайбуга, сын хана Мамыка из Киргиз-Кайсацкой орды, писал в Бухарию и просил у великого Чингисхана (Чынгыз-хан, Тэмуджин-хан) себе во владения места, лежащие по рекам Иртышу, Тоболу, Ишиму и Туре. Чингисхан не мог удержать в своей власти столько завоёванных земель, поэтому за добровольное подданство великодушно отдал их во владение хану Тайбуге, который земли эти своим потомкам в наследство оставил. История этого государства характеризуется постоянной враждой небольших княжеских родов. Напомню, что земли остяков занимали всю низменную равнину между реками Обью и Иртышом. Остяки, как и вогулы, являются единственными представителями в Сибири обширного финского племени, и вместе с мадьярами они составляют угорскую его ветвь. Остяки постоянно воевали с вогулами, самоедами, да и просто между собой. Все эти походы друг на друга имели исключительно характер хищнических набегов, а не завоевания промысловых угодий или расширения своих вотчин. С приходом с юга в эти земли татар между XIV и XVI столетиями, а частью, может быть, и к XIII веку, жизнь сибирских племён претерпела значительные изменения, потому как они были выдавлены более сильным племенем ногаев в северные, более суровые и необжитые районы.

В середине XIV в. Тайбуга убил ишимского хана Он-Сома (Бек-Он-Ди, Бек-Конды-Оглан) и завладел государством, но, боясь мести сторонников хана Он-Сома и его наследника сына Тайбуги, по другой версии, наследника хана Иртышака, перенёс столицу на правобережье реки Туры, где и заложил на месте более старого вогульского града Турали крепость, назвав её в честь Чингисхана — Чингидин (Чингия, Чинги-Тура, Цимги-Тура, Цимга, Туран, Тюмень). Желая иметь своё удельное ханство, против хана Иртышака выступил один из тюменских ханов Чинга, из саргатских племён родом, и ногайского хана Иртышака победил, построил для себя свой столичный град Саргачу (село Саургачи, Усть-Ишим, Омск), обосновался в его владениях. По сию пору ишимские татары саргачиками называются. При правлении одного из преемников Чинги, хана Маре, ишимский хан Ибак (Ивак), дед Кучума, ранее основавший на Ишиме независимое ханство, овладел Чинги-Турой, но, в свою очередь, был убит ханом Магометом, потомком Чинги (Чинчи), который, также опасаясь мщения сторонников древнего рода, ушёл на Иртыш (около 1495 года), где на месте остяцкого города (XII век) основал столицу Бицик-Тура (Бишик-Тура), ныне город Тобольск. В Чинги-Туре же основалось независимое ханство под правлением эмира Етигера (Едигера, Етигара, Етыгара — по мнению местных татар). Такое раздвоение продолжалось до появления хана Кучума, который, разбив правителей ханства Сибирского Едигера (Этыгара) и Бекбулата (Бек-Булата), сделался полным властелином Тобольской орды, входившей в состав Великой Тартарии.

В таком положении через 12 лет правления хана Кучума и застали Сибирское ханство завоеватели Ермака. Подобные утверждения о владычестве земель чингизидами от Кайсацкой орды до Пегой лично у меня вызывают сомнения, учитывая то, что Иртыш явно и бесспорно являлся границей между государствами. Доказательством чему служат названия местных озёр. Озёра с левобережной стороны в верховьях Иртыша имеют в названиях ногайские корни, в отличие от правобережной стороны, где озёра имеют в названиях корни сартские.

По мнению казахских историков, Тауекель-хан — потомок Урус-хана, а Кошим-хан (Кучум) — из рода Шайбанидов. Эти две династии Ченгызидов враждовали всю жизнь. Тауекель-хан воевал сразу с тремя врагами. На юге с шайбанидами из Маверенахра, на востоке с ойратами, на севере с шайбанидом ханом Кучумом. Чтобы Кучум не ударил в спину (?!), Тауекель-хан идёт на союз с московским царём Иваном Грозным. А Ермак (Ермекжан-хан) по какой-то причине идёт в услужение к русскому царю и, приняв православие, помогает покорить Сибирь.

У реки Ишим жил Он-Сом-хан, против него восстал простой человек Чинги, он победил своего государя, взяв его в плен, удавил и сам сел на его место. Через несколько лет явился Тайбуга, сын убитого хана Он-Сома, Чинги его милостиво принял и поручил ему войско, чтобы идти против обских остяков, которых бы он усмирил и наложил дань платить. По возвращении с победой и добычею Чинги дозволил Тайбуге выбрать себе место по воле своей. Тайбуга выбрал жилище у реки Туры и город построил, который в честь Чинги назвал Чингидином. Там он жил до глубокой старости и владения свои оставил сыну Ходже. Ходжа же оставил по себе наследником сына Мара, который имел женой сестру казанского хана Упака. По какой-то причине хан Упак пошёл войной на своего зятя, пленил его вместе с сыновьями, племянниками своими Обдером и Ебалаком, и стал владеть столицей Чингидином. От Обдера остался сын Махмет и от Ебалака сын Ангиш, которые во время нашествия Упака спрятаны были татарами, содержаны и воспитаны. Махмет, возмужав, собрав сторонников своих, вернулся мстить своему дяде за Обдера, отца своего. Упак-хана убил и столицу Чингидин разорил. Ушёл на Иртыш, где и основал град Сэбыръ. По смерти Махмета вступил во владения его двоюродный брат Ангиш и при совершеннолетии сына Махмеда, Касима, передал ему правление. После Касима остались княжить его сыновья, Едигер и Бекбулат. Но пришёл в Сибирь войной Кучум, сын Муртазин, рода Шибан-хана из Казачьей орды, убил обоих братьев и покорил себе всю землю. Один только сын Бекбулата, Сейдяк, спасшись, убежал в Бухарию. По другой версии, наследник Сейдяк был рождён в Бухарии.

В устье реки Ишим, в Кизыль-Туре (т. е. Красном городе) жил хан Он-Сом. После него следовал Иртышак, по имени которого названа река Иртыш. На него войной пошёл тюменский хан Чинги и победил Иртышака. После него в Кизыль-Туре княжил Саргач-хан.

У сына Тайбуги Ходжа был сын Мар, который имел женой сестру казанского хана Упака. Упак же без известной причины на шурина своего Мара войной пошёл и Мара убил, а сынов его (своих племянников), Обдера и Ебалака, взяв в полон, увёз с собой в Казань, в аманаты (заложники), где они и жизнь свою окончили. С того времени град Чингидин с принадлежавшими к нему местами при реках Туре, Тоболу и Иртышу некоторое время состоял под казанским владением.

По другой версии, князь Ивак, он же Он-Сом-хан, ногайского племени, магометанской веры, жил на реке Ишим. Мятежник Чингиз свергнул князя Ивака (Ибака), но из любви к его сыну Тайбуге дал последнему рать для завоевания берегов Иртыша и великой Оби, где князь Тайбуга, приняв сан хана, основал Сибирское ханство и заложил город Чингий на Туре. После смерти хана Тайбуги в этом ханстве правил его сын Ходжа, а затем внук Мар, отец Адера и Яболака (Еболака, Аболака), женатый на казанской царевне, сестре Упака. Последний убил Мара, а сын Адеров (Андеров) Магмет (Мухаммад) убил Упака, построил Искыръ (Искеръ), или Сэбыръ, на Иртыше. Преемниками хана Магмета были Агиш (Ангиш), сын Еболака, затем сын Магмета Казый и его дети, Етыгар и Бекбулат. Они были свержены ханом Кучумом, сыном киргизского хана Муртазы — первым князем сибирским (?!). Будучи ханом Бухарским?

Чуть ранее, во времена захвата ханом Упаком крепости Чимги (Цимги), сын Обдера Махмет и Ангиш, сын Ебалака, в малолетстве убережены были татарами от гонений хана Упака, тайно содержаны и воспитаны. Махмет по совершеннолетию своему среди татар нашёл помощь великую и при их поддержке пошёл войной на хана Упака. Захватил Чимги-Туру и, перебив обретавшихся там казанских татар, освободил местных от казанского ига. Затем, одержав победу над ханом Алымом, освободил земли по Тоболу от наместника Упакова хана. Хан Махмед, опасаясь близкого соседства с Казанью и вторичного нападения, перенёс княжескую столицу на Иртыш и при речке Сибирке, на месте старинного городка Искер, построил крепость Сибирь, которую хан Кучум, завоевав, переименовал в Кашлик (Кашлык). После смерти хана Махмета в летописях князем значился Ангиш, сын Ебалака, после него владения перешли к Касиму, сыну хана Махмета, который оставил наследниками двух сыновей своих, Эдигера и Бекбулата, которые оба в одно время в Тобольской орде престолом правили.

О вогулах, остяках и ногаях, жителях Тартарии

Тартарию населяли многие народы, в том числе и самоеды (ненцы), остяки (ханты) — по-татарски «иштяки, уштяки», татары (ногаи), вогулы (ванзы-манси), зыряне — коми, пермяки, кыргызы, селькупы, айраты (арины, ойраты, уйраты) — калмыки, агаряны, буинцы, шорцы, тунгузы, хакасы, якуты, чукчи, ястынцы, кыпчаки, абинцы, теренинцы, эвенки, бухарцы (сарты, узбеки) черемисы (марийцы), долганы, котты, кыпчаки, угры (переселенцы с Пермии, бывшие зыряне), эуштинцы. Жители, проживавшие и живущие их потомки в регионе описываемых здесь событий. Кстати, по запискам путешествующих исследователей, магометанским ногаям-татарам нравится название «бусурмены» (бесермены, Besermani), которое присваивают себе и турки, клича себя басурманами.

Вогулы когда-то были большим народом, нравом кротким, доверчивым, простодушным и незлобивым. Впервые упоминаются в летописях с 1136 года. Вогул — в языке народа коми «вэгул», «дикий». Занимали всю западную часть нынешней Тюменской области, а также восточную часть Пермской, то есть всю местность, находящуюся перед Уральскими горами и между реками Обью, Иртышом, Тоболом и Исетью. Вогулы, жившие ближе к Уралу, почти совсем исчезли или, смешавшись с русскими, обрусели. Кондинские и сосьвинские вогулы и самоеды, дальше всех удалённые от соседства с русскими, ещё до сих пор уцелели и сохранили свой язык, свои нравы и обычаи и даже доныне придерживаются своих прежних верований, хотя все они и крещёны помимо их воли, кто обманом, кто подкупом или принуждением в православную веру.

«В целенаправленной государственной политике по переформированию в Российской империи языческой веры аборигенов на православные каноны и образцы, которые в христианском варианте закреплялись в жизни сибиряков в качестве „своих“, исторически традиционных, первоначально включались „чужеродные“ элементы других культур, приспосабливая их под собственную мировоззренческую систему» (Г. Ф. Мюллер).

Опасности разрушения «своей шайтанской» культуры, по заверениям христианских миссионеров, не было: в условиях насильственной христианизации, русификации и прочих государственных акций аборигенное население Сибири якобы не подвергалось ассимиляции, а лишь входило в новую для себя культуру с традиционным набором прежних верований и мировоззренческих установок. После принятия закона «О свободе вероисповеданий» аборигены, подвергнутые ранее принудительной христианизации, начали массово возвращаться в магометанство. Почему не в свою языческую, исконную веру? Тут явное лукавство мифотворцев.

Завоевание Сибирского ханства трактуется как миссия православной веры по «Божьему промыслу». «…И где найдут по юртам их прелестные мнимые боги шайтаны, тех огнём палить и рубить, и капища их разорить… и приволить тех идолопоклонников к истинной, ко христианской вере… А если кто — вогулы, остяки да самоеды и чюдь прочая — учинят противность сему нашему указу, и тем будет казнь смертная…»

От себя не премину добавить, что в то же самое время, когда огнём и мечом аборигены целыми племенами загонялись в православие, царь Иван Грозный издал указ, запрещающий всем подданным носить тафей — арабский головной убор в виде мусульманской тюбетейки или еврейской ермолки. «А тафьи отныне впредь на православных христианах чтобы никогда не появлялись и были совсем уничтожены; ибо чуждо православным носить то, что установлено безбожным Махометом. Не подобает православным вводить и следовать поганским обычаям. В каждой стране есть законы и предания отцов, которые должны храниться свято в каждой стране и не переходить от одних народов к другим, но каждый народ держится своих законов. Мы же, православные, имея истинный закон от Бога, осквернились беззакониями различных стран и приняли от них вредные обычаи; поэтому мы и угнетаемы этими странами и разоряемы вследствие нашей слабости. За такие непочтения наших обычаев Бог и казнит нас. Та земля, которая „переставливает“ свои обычаи, недолго стоит».

Подобным обращением аборигенов почти невозможно интегрировать в общество — слишком напуганы превосходящей силой чужеземцев из совершенно другой среды обитания. Невольно напрашивается вопрос: что за эгоистичная привычка обращать в свою веру? Забывая при этом собственную же народную мудрость, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Почему самому в другую веру не обратиться? Взять ту веру и устав того монастыря, в который незванно сам пришёл. Живут люди, как хотят, но нет, надо обязательно кому-нибудь туда приплыть, прийти и свои устои внедрять. Причём не с научной миссией, которая хоть как-то обоснована, а с религиозной. Миссионер пришёл рассказывать про Иисуса с уверенностью, будто это не может навредить аборигенам, а точнее, их поведенческому образу, культуре, быту и укладу жизни. Неконтактные народы не обитают среди нас, ничего не просят от нас, живут и умирают в основном без нашего ведома. Когда мы связываемся с ними, зачастую они разделяют общую судьбу: «осквернение, болезнь и смерть».

«Умеренность и веротерпимость русских завоевателей поражает по сравнению с любыми европейцами в колониях. Ермак делал всё возможное, чтобы иметь добрые отношения с покорившимися сибирцами. Он определил им лёгкую дань и со всей строгостью следил, чтобы его боевые товарищи не обижали мирных жителей, особенно женщин. Блуд и нечистота были у Ермака в великом запрещении».

Но обращённые в христианство вогулы и остяки до сих пор считаются христианами только на бумаге, имея о христианской религии самое смутное представление. Официально остяки и вогулы исповедуют православную веру с 1715 года. С приходом православия пришло влияние русских на местное население. Но влияние нового элемента выразилось прежде всего в том, что вогулы быстро начали беднеть. Русские купцы стали высасывать из туземного народа все его соки, спаивая доверчивых и наивных вогулов контрабандной водкой и за бесценок скупая продукты их промыслов. Кроме того, пришлые охотники, прослышав о богатстве в тайге зверя, стали ружейным грохотом распугивать стада оленей и лосей, составляющих главный промысел вогулов, и оттеснять этих зверей в другие, менее доступные для человека места; а русские рыболовы, привлечённые богатством рыбы, начали запруживать реки, особенно в нижнем их течении, своими рыболовными снастями и не пропускать рыбу в верховья для нереста. Таким образом, вогулы, все средства к жизни которых заключались только в охоте и рыбалке, оказавшись в совершенно безвыходном положении, начали беднеть и вымирать. Почему они вымирают? Потому что после завоевания земель обитания племени вогулов, остяков и других обитателей Сибири у этих народов стала больна их душа. У каждого племени, если оно живёт самостоятельной жизнью, как и у каждого отдельного человека, есть своя душа. Они, эти инородцы, потеряли свою самобытность и свою самостоятельность, а стало быть, потеряли и свою волю. А разве человек, живущий чужой волей, здоровый, нормальный человек? Да и с одними ли нашими сибиряками повторяется эта история вымирания племени? Что стало с краснокожими индейцами, коренными обитателями Америки, с тех пор как среди них появился бледнолицый? Не имея силы открыто бороться с вооружённым пришельцем, ни возможности приспособиться к условиям внесённой им цивилизации, эти народы начали вымирать, как лягушки в болоте, через которое провели свежую, проточную воду. И если более многочисленные индейцы со своей цивилизацией не устояли перед наплывом требований новой, более высокой жизни, то можно ли ожидать от остяка или вогула, чтобы они выдержали совершенно безнаказанно этот, почти внезапный, наплыв совершенно чуждых им влияний иной жизни, иных требований. Переходя из дикого состояния в образованное, человек переживает три стадии развития, от младенчества, юности к зрелому возрасту: сначала он охотник, потом пастух и, наконец, земледелец. Никто не может произвольно перешагнуть из одной стадии в другую. Это дело времени, дело медленного, хотя и постоянного роста. И как рост отдельного человека, так и рост племени или народа подчиняется законам физических и нравственных перемен, и можно только помогать этому росту, но ускорить его не в нашей власти, как не в нашей власти ускорить рост дерева. Поэтому-то цивилизация так трудно и медленно прививается всем полудиким народам. Но раз этот народ сталкивается в борьбе за существование с более культурным народом, он непременно будет рано или поздно ассимилирован и стёрт с лица земли. Для всех сибиряков остаётся только один исход: слиться с русскими. Вне этого условия для них нет спасения. Они привыкли управляться своими собственными обычаями, и по своему миросозерцанию они привыкли считать добродетелью то, что закон, сотворённый для них русскими, считает преступлением, и наоборот, они с молоком матери всасывают традиции племени, взгляды на свои семейные и общественные отношения, передаваемые им из поколения в поколение, и вдруг русские им заявляют: «Стой! Этого не смей, того не смей!» Как? Зачем? Почему? Никто им не объясняет, но их строго карают за ослушание. Разве одного этого недостаточно, чтобы почувствовать неуверенность, потерять всякую твёрдую почву под ногами и ошалеть? Что касается церкви, то и говорить нечего, у них до сих пор осталась в первобытной чистоте их религия языческого многобожия. У них свои шайтаны, которым они доверяют и поклоняются гораздо больше, чем истинному Богу; свои шаманы, которые для них ближе и дороже, чем русские священники. Да кроме того, и на священников они смотрят как на нечто враждебное, так как русские священники жгут их идолов, разоряют их имущество, оскверняют их священные капища, не убеждая, а действуя только страхом, угрожая в случае непослушания и сопротивления предать идолопоклонников суду за вероотступничество. Тут есть отчего упасть духом и начать жить, не заботясь о завтрашнем дне, как они все и живут, спиваясь день ото дня всё больше и больше. Вот по этой причине вогулы беднеют всё больше и больше. А за бедностью идут плохое питание, голод, холод и неопрятность, а за голодом, холодом и нечистоплотностью следуют всякого рода болезни и смерть.

Остяки, народ малый, душей богатырский

Остяки (ханты), якобы неведомо откуда пришедший в Сибирь и с незапамятных времён расселившийся от Оби и до верховьев Иртыша народ, в XIV — XV веках был выдавлен в северные края более сильными племенами тюрков, переселяющихся в Сибирь. К остякам учёные также приписывают иногда народы манси, селькупов и кетов. Племя остяков состояло из трёх основных сословий: князья — урты, равно как богатыри, мыгдаты или мытные холопы, простые люди, и третье сословие, орда, орты — рабы. Остяков я охарактеризую совсем коротко.

Уверенные в своей силе, остяцкие урты-богатыри, отведавшие настой из семи, 14 или 21 мухомора и запившие его брагой из берёзового сока, смело шли на встречу с любым врагом. Несмотря на свою силу и мужество, в случае беды или неудачи часто падали духом и начинали плакать, что не считалось предосудительным или не совместимым с их достоинством. Сам плач их был, впрочем, богатырский, слёзы которого питали землю и через ноги возвращали им силы богатырские. Символом же радости у богатырей остяцких был рог. Выражение «у меня вырастет золотой рог» означало «я буду счастлив», и наоборот, выражение «у меня сломался рог» означало «у меня приключилось большое несчастье!». Дошедшее до нас выражение «рога обломаю» означает «сделаю несчастным». Описан случай, когда князь Китвор на семи лодках плыл по реке Туртас мимо юрта Тыная (Тынай-юрт, Вагайский район Тюменской области), князю которого понравились девицы в лодках и он вызвал на бой Китвора. Китвор к берегу приставать не стал, а в ответ крикнул, что сломал у князя правый рог, намекая на то, что его люди в недавней стычке убили его сына. Тот понял намёк и, застонав, схватил себя за голову. О войне он больше не помышлял. Кстати, у остяков бытовал обряд, когда побеждённые воины бросали оружие и обнимались с победителями, тем самым признавая поражение и отдавая себя на его милость. После войны победители устраивали пышный пир, в котором принимали участие воины обеих сторон, празднуя таким образом мир. С не желающих же покориться противников, ещё до умерщвления удушением, остяки снимали «ух-сох» — головную кожу с косой, скальп. По их вере, лишённая скальпа душа противника умирала окончательно, не попадая в верхний мир. С другой стороны, побеждённый всячески старался помешать противнику лишить его скальпа и зачастую, избегая бесчестия, сам бросался в реку и топился в воде. Данный вид самоумерщвления применялся в массовом порядке, когда войско, имея неравные силы в битве, но не желая сдаваться, отступало к воде и топилось в полном составе. Говоря тем самым: если всё пропало, то хоть честь спасена. Как, впрочем, и случилось при сражении войска князя Паченга с отрядом Ермака на озере Поганом (озеро Бранное, брань — битва, сражение). После захвата Ермаком острога Карачи-Куль его жители, не желающие быть пленными, тоже утопили себя в озере. Также подобный случай добровольной гибели войска повстанцев описан при сражении у Бай-Баксалинских юртов. Обычай скальпировать побеждённых врагов был не только у остяков и вогулов, но также у самоедов и мадьяр, которые, кроме скальпов, съедали и сердце побеждённого, дабы его сила к ним перешла.

На всю округу по низовьям реки Вагай отатарившиеся остяки славились особой выделкой кож и всевозможных изделий одежды. Из рыбьих кож налимов, осетров и стерляди искусно умели изготовлять «вагай сах, вагай кырыл» (дорогую обувь, дорогую одежду), варенные в рыбьем клейстере непромокаемые чуни — сапоги-бродни. Из шкурок филина, болотной сороки и шкурок весенних чаек шили женские праздничные шапки и варежки. Из лебяжьих и гусиных кож шили непромокаемые епанчи с капюшоном и рукавами, так называемые гуси, рогдуги, мяхкостии. Также славились изготовлением дорогих по цене вагай ур (ур — с татарского «бей, стремительный, юркий») — охотничьих стрел, на оперения которых употребляли только перья (как особо прямые) орлов и филинов, в изобилии живущих в тех местах. Изделия, производимые остяками, живущими в пойме Вагая, считались особо дорогим товаром и почитались по всей округе. Покупались для даров, калыма — приданого — и выкупа невест. Не отсюда ли Вагай-Ир — дорогая река — приобрела своё название? Кроме пушных промыслов, занимались бортничеством — сбором дикого мёда, который с успехом меняли купцам на торжищах вместе с лечебным грибом чагой, рыбьим, медвежьим и бобровым жиром на китайский чай и бухарскую бижутерию. Меховой пушниной обменивались на товары из железа. Также славились изделиями из крапивного волокна, из которого изготовляли нитки, бечёвы разные, крапивные тенёта с поставушными мордами (рыболовные сети и морды-ловушки) и посконь с пестротами (нательные рубахи, расшитые узорами). Изготовляли лыко, берестяную посуду и челноки корстяные (лодки из бересты). Остяки, в отличие от самоедов, были большей частью полукочевым народом, кочевали сезонно, на время летней путины, и к зиме возвращались в свои мыг — хаты (хоты), полуземлянки, крытые дёрном и основанные по обычаю возле больших водоёмов, именуемых зея — большая вода. Возможно, жители племени, имеющие свои вотчины между Иртышом и озером Диким, живущие в хатах у воды, положили основание фамилии Хатанзеевы. Само же озеро Дикое принадлежало племени остяцкого князя Пельджига. Племя князя Пат-Рахта селилось по берегам рек Салинской, Духовы и озера Яренского (Коршуново). Это племя являлось хранителем астаны — известного на всю округу священного жертвенного идола Пай-Рахта, приносящего удачу в зачатии потомства и продолжении рода остяков. Особенно по осени все щели берестяного балагана, в котором жил палаван (болван) Пай-Рахта, были утыканы деревянными куклами, снаряжёнными луками или наряженными в женскую камку, если родители желали иметь в семье девочку. Потомки этих племён: Пельджигины, Остяковы, Патрахины, Ехлаковы, Якшины, Шешуковы, Ярковы, Хучашевы, Шулинины, как и Хатанзеевы — до сих пор живут в Вагайском районе.

Походы в Югру. Хищничество и алчность

— Война с миролюбивыми народами подобна рейду волчьему в рассеяние овечье. Сражению грабителя с трудягой. Вторжению военного в семейный тихий мир… вхождению ножа в печёночную мякоть.

— Ну так зачем схватились драться?

— А ты попробуй соболя добыть — его и не увидишь даже. Добытчика найди…

— Но ведь добытчик рад и сам взамен пушнины заиметь железные изделия, оружие, стекло, тряпьё, соль, сахар. Так почему бы не с товарами, в обмен?

— Аборигена не считали человеком…

Со всех сторон в Сибирь… Китайцами с Востока, Европой с Севера по морю, между льдин, казаками по волокам через Урал, неудержимо. На солнце соболиное. На Эльдорадо дармовое. На марево дрожащее огромных барышей. Вперегонки входили, резали, всё жгли и убивали…

— Вот подвиги конкистадоров, колонистов.

Насколько нехорош вогул и кто поднимет взгляд бессовестных очей, чтобы осудить его? Ведь он отстаивал свой дом. Война же с ним была несправедливой (агрессия), неравной («богатыри», взращённые на чернозёмах, связались с полярной «детворой»). И разве «не убий» они не слышали… в отличие?

« — Поплывём мы, братцы, с Божьей помощью, доберёмся до царства закаменного. Повоюем царство Сибирское, а царя, Кучума поганого, лютой смерти предадим! Желаю всей ватаге счастливого пути и знатной добычи…

— Благодарствуем, атаман! — пронеслось по толпе подобно грозовому раскату.

— Не жалейте поганую нечисть, крошите её, рубите, в полон не берите, полонянников Ермаку не надобно… Слышите, честные казаки!

— Слышим атаман!

— Ну, с Богом, браты!»

— Сильна дружина Ермака, уставу вольницы верна. Шестьсот бесстрашных казаков шагнут в бессмертие веков…

Мировоззрение завоевателей, допускающее и оправдывающее убийство человека. Можно себе представить, какие ужас, отчаяние и гнев внушали коренным жителям жестокость и варварство двигавшихся неудержимой волной алчных казаков. Употребление здесь слова «варварство» вполне уместно, хотя именно аборигены были в глазах завоевателей «варварами» и «дикарями». Вся политика геноцида в отношении аборигенов основывалась на расистской идеологии, согласно которой аборигены объявлялись «самым глупым народом», неспособным приобщиться к «настоящей цивилизации»… Кто были эти обездоленные и истязаемые? Представители одного из самых высокоразвитых племён Великой Тартарии! Кто гнал их в пустыни северные на верную гибель? Грубые, в большинстве своём не умевшие читать и писать, жаждавшие чужих земель и собственности представители «передовой цивилизации» (Ди Браун).

«Цыц, не капризничай, пацан, пред мужиком оголодавшим… Такой кусок земли. Хорошего ведь много не бывает».

Огромна польза от приобретённых территорий — границы отодвинулись, количество народов покорённых, поющих благодарственные псалмы, возросло, продлилась пышность и витиеватость титулов…

«Мотивов истинных стеснялися, высоким стилем скрыть старалися. Всё в европейские дела проникнуть свинячим пятачком пыталися… Спесивые суконных рыл пускали только с соболями? „А соболи же у них черны… велики…“ Своих успехов и проверенных путей не видели, к саням чужим с позором прицеплялися. Брезгливыми граблями „благородных“ вразумлялися, не наступать на них не научилися… „Отмщение их в недре их“ — так многие империи пространствами сгубилися, и барыши имперския совсем другим досталися».

Как ни суди — со всех сторон облом, но победитель всё же есть, умён… Он тучей мрачной плыл из-за Урала, из Китая, из Европ… Одновременно татью надвигаясь… Название ему — купец. Тут вам не мимолётное влечение. Глубокая любовь. Метафизическое устремление к далёким сочным миражам из марева пустынь…

Издревле мокшане с Великорусья проникали в «Угорский кряж» на бескрайние просторы Великой Тартарии «собирать дань». Такие походы носили характер разбойничьих набегов, во время которых они брали всё, что можно было взять грабежом. Эти набеги делались с переменным успехом, и из шайки в несколько сот человек на Русу возвращались нередко только жалкие остатки, а остальные платили головой за свою корысть и алчность.

1032 год. В этом году новгородцы… предприняли поход к железным вратам, окончившийся неудачно, так как они были побеждены уграми, «и вспять мало их возвратишася, но мнози там погибоша».

1079 год. Князь Глеб Святославович погиб за волоком, во время похода к пределам Северного Урала.

1096 год. Новугородец сын боярский Гюрятя Рогович с люди гулящие за Камень в Угрию без письма (без разрешения) ходил, пишет о встрече с самоядью с обменом железа на куницу, соболи и белку.

1114 год. Мужи булгары ходили за «Угрiю» и за Самоядъ, сбирали дань рухлядью, закамским серебром, финифтью и «узорочьем».

1169 год. Даньслав Лазутинович с ушкуйною дружиною отправился за волок на Чудь для сбора дани.

1187 год. Считая Угру и Печору своими государственными волостями, ходили по реке Пинеге, Пезе и Цыльме за рухлядью (пушниной) в Угру с Новугорода (Новгорода) данники, держать инородцев югорских в страхе и повиновении, взимать дань и карать строптивых. При этом погибло около сотни новгородцев.

1193 год. «Ушла из Новагорода в Югру ратью тристо человек с воеводою Ядреем и придоша в Югру и вьзяша град, и придоша к другому граду, вьзаша и затворишася в граде, потому как пришла самоядь и стояша под градом нехристь югорская пять недель…» На обратном пути отряд был почти полностью уничтожен угоричами. Потеряв почти 300 человек за Угорским камнем, воевода Ядрей не успокоился и на следующий, 1194 год собрал на Югру ещё большую силу — 1000 новогородских ушкуйников, посулив добычу добру. Ушли и сгинули без вести.

1264 год. Князь Лемберг ходил воевать Югрею и дань собрал немалую.

1323 год. По рекам Сухоне и Вычегде в Угорию пошли князья устюжские и ростовские (низовские), но, встретив возвращающихся с Угры с пушниной новгородцев (верховских), заратили данников, перебили их и ограбили. А происходило это потому, что (верхний) неудобный и труднопроходимый путь по Печоре в Угру имели устюжские и новгородские данники и, по сговору властвуя, считали сей путь своей вотчиной и других данников этим путём не пускали. А данники, князья ростовские, держали под властью своей путь южный (нижний), более удобный, по рекам Сухоне и Вычегде. И (верховские) сборщики дани часто утайкой старались для возврата, нагруженные пушниной, пользоваться путём более лёгким (нижним), но чужим. Поэтому устюжская, ростовская (мафии) и (мафия) новгородская имели меж собой частые ратные стычки и побоища, с переменным успехом грабя друг друга.

1329 год. Устюжские ратники той же зимы стояли станом у Камня (у гор Уральских) и, дождавшись на Каме новгородцев, пушным ясаком вьюченных, снова перебили и ограбили.

1357 год. В Югорской земле погиб вместе со своей дружиной Самсон Колыванов. Этот Колыванов был одним из тех отважных людей, которые, набрав толпу подобных себе вольных удальцов, проникали в Северо-Западную Азию, надеясь обогатиться посредством беспощадных грабежей в земле Югорской. Одним из таких предприимчивых людей это удавалось, другим такое отважное предприятие обходилось ценой жизни.

1363 (1364) год. «Той же зимы с Югры новьгородцы приехаша ушкуйники, дети боярские и воеводы Олександр Абакунович и Степан Ляпа, воеваши по Оби реки одной половиной рати, дошли до студёного моря (Обской губы), а другая половина рати на верх Оби воеваша на меже с Золотой орды, Чагатайского улуса и Чиная».

1394—1395 годы. 366 шейхов в сопровождении 1700 всадников во главе с ханом из династии Шибанидов предприняли поход из Бухары вдоль Иртыша вплоть до Кашлыка с целью обращения местных жителей в ислам. В походе погибли 300 шейхов и 1448 всадников, а потери противоположной стороны учёту не поддаются: язычников и татар они истребили великое множество, сражаясь так, что по берегам Иртыша не осталось ни ручейка, ни речки, где бы они не бились, и не дали тем язычникам возможности бежать… Впрочем, и сами шейхи в войне были истреблены, их осталось 252 человека.

1446 год. «Воеводы Василий Шенькурский (Шенкурский) и Михайло Яковлевъ (Яковль), воеводы новьгородские, пойдоша трёхтысячной ратию заволоцькою… на Югру и поимавше югорьских людей много, и жён и детей, и располошишася…», укрепившись в наскоро построенном остроге (там расположилась часть войска во главе с Шенкурским), стала совершать рейды по окрестностям. Югорские князья приступили к длительным переговорам, обещая собрать богатую дань, «а в то время князь Асыка удариша на острог Василия, и много людей, детей боярских и удалых людей, избиша — человек на восемьдесят». Виной неудачи была неосторожность самих ушкуйников, которые разбрелись в разные стороны мелкими отрядами для грабежа. Вернувшийся из рейда воевода Яковль «виде острог разорён, а своих многих побитыми, а иных разбегшихся», с трудом собрал остатки отряда Шенкурского и спешно отправился восвояси.

1465 год. По указу князя Московии Иоанна III, 9 мая в Сибирь пошли воевода князь Василий Скряба (Скрыта) с Устюга и князь Вымский Василий Ермолич с толпой ушкуйной вольницы, воевать с вымичами и вычегжанами. Пленили двух сибирских князей, Калпика и Течика, со многими их подданными, пленили и привезли в Москву, где их привели к шерти (присяге) Иоанну III, платить ясак (дань), и отпустили обратно в Сибирь.

1466 год. Ходили морем на луку Угорскую еаенские немцы (датчане).

1467 год. 120 человек вятчан с пермяками воевали за Камнем с вогуличами и взяли в плен вогульского князя Асыку и на Вятку привели, но каким-то образом Асык сумел освободиться из плена.

1472 год. Воевода Фёдор Пёстрый пришёл с ратью в Пермию, воевал племена местные и выстроил крепость Чердынь, форпост для будущего продвижения в Угорию.

1481 год. Андрей Мишнев с устюжаны ходили в Велику Пермь, да под Чердынем побили шедших с войной на Каму вогуличей, да встретили тюменских татар да пограбили.

1483 год. С 9 мая по 1 октября (25 апреля 1584 года) полугодовой поход против вогульского княжества Асыки. Воеводы князь Фёдор Курбский-Черной, из рода князей ярославских. Князь Иван Иванович Салтык-Травин с устюжанами, вологжанами, вычегжанами, вымичами, сысоличами, зырянами (коми-пермяками). Посланы северным путём по реке Усе для исследования мест за Рифейскими горами и для покорения туземных племён. Известный австрийский исследователь барон Сигизмунд Герберштейн, будучи в Москве, ещё застал князя Курбского в живых и на его расспросы отвечал, что он, чтоб попасть за пояс каменный, 17 дней взбирался на гору. На устье реки Пелым разбили вогуличей с потерей семи своих человек, а князь вогульский Юмшан убежал. Отсюда пошли вниз по реке Тавде, мимо Чимги-Тура в Сибирскую землю, дорогою воевали, добра и пленных взяли много. От Сибири пошли вниз по Иртышу, с Иртыша на реку Обь, в Югорскую землю, взяли в плен большого котского (угорского) князя Молдана, его подданных и двух сыновей князя Екмычея (Екмыча, по утверждениям местных татар). В Югре померло вологжан много, а устюжане все вышли и возвратились в Устюг 1 октября. Весной следующего года, в 1484 году (1485 год, через два года) в Москву приехали представители угорской знати. От вогульских объединений князья Юмшан и Калпа, остяцкий князь Лятик — от Сибирской земли, и князь Пыткей — от Кодского княжества. Они привезли подарки Ивану III и просили отпустить в Юргу пленённого князя Молдана и сынов Екмычея. Угорские представители признали себя вассалами (данниками) московского царя и обязались поставлять ежегодно в его казну ясак с населения подвластных им районов. В 1485 году князя Молдана с детьми князя Екмычея отпустили из плена после заключения мирного ярлыка (договора) о ненападении сибирцев на пермские земли (с условием смириться, уступить и не иметь притязаний на свои бывшие вотчины). Таким образом, князья Фёдор Курбский-Черной и Иван Салтыков-Травин с войском прошли маршрутом Ермака за сто лет до «исторического» казачьего похода.

1483 год. Московские полки воевали на Иртыше. Утверждают, что в Сибирском ханстве в столице Искер властвовал остяцкий князь Лятик. В том же, 1483 году русские полки воевали на Оби и после двухлетней войны в 1485 году с завоёванными сибирскими князьями был заключён мир, не принёсший, впрочем, спокойствия. Противостояние продолжалось. Интересно, а с кем московские и русские войсковые полки целых два (!) года воевали в безлюдной, малозаселённой дикими полукочевыми народами Сибири? Одним словом, как бы то ни было, но ещё за сто лет до Ермака русские завоевали северную часть Югры.

1499 год. Обладание Югорией было непрочно, почему оказалось необходимым предпринять новый поход для обеспечения обладания краем. В конце года (в Ильин день 20 июля (2 августа по новому стилю)) по указу московского князя Иоанна Васильевича начался поход войска на вогуличей. Воеводы: князья ярославские, Семён Фёдорович Курбский — сын Фёдора Курбского, который ранее, в 1483 году в Угру (Югрею) ходил, Пётр Фёдорович Ушатой и с ними князь Иван Васильевич Заболозкий по прозвищу Бражник, Василий Иванович Гаврилов с отрядом 4000 (4024, 5000) ратных устюжан, двинян, вятчан двинулись на лыжах «зырянским путём», разными реками и волоками достигли реки Печоры, построили на берегу крепость и отсюда 21 ноября 1499 (1450) года отправились за Рифейские горы. Уничтожили крепость Ляпино и ещё 8 (33) городов. 40 (42, 50, 58) крепости. Убили много самояди и жилища их разорили. Много захватили вогульских и остяцких мест и взяли в полон 50 (58) вогульских князей с семьями и 1009 людей полонили. С войной дошли до Оби и через девять месяцев, в марте (к Пасхе) 1500 (1502) года, проделав от Москвы до Сибири в общей сложности путь в шесть с половиной тысяч вёрст, вернулись в Великорусье. После этого похода великий князь Василий Иванович провинции Обдорскую и Кондинскую внёс в свой титул. Но как бы то ни было, было нечто малое против удивительных успехов, какие в той земле имел его внук, царь Иоанн Васильевич.

С 1505 года Аника Строганов, живший в Соль-Вычегодске на занятых им зырянских землях, организует соляные варницы и начинает вести постоянную торговлю с заволочной чудью, меняя соль на пушнину. В этом же году 27 октября умер князь Московии Иван Васильевич.

В 1506 году князь Московский Василий Иванович посылает послов в Сибирь с повелением привести шертью (присягой) к московскому подданству сибирцев, живущих по Иртышу и до низовьев реки Оби, что без всяких завоевательных походов и кровопролитных войн успешно удаётся сделать нескольким послам (!). Как? Какими средствами и методами послы добились таких замечательных успехов, официальная история скромно умалчивает. Мало того, следуя примеру вогульских и остяцких князей, в 1555 году и татарский (?!) хан Едигер с братом своим, князем Бекбулатом (правители то ли Турана, то ли самого Искера), добровольно захотели платить дань князю Московскому, прислав в Москву для подписания шерти князя Эстемира. С чего бы вдруг такое рвенье и желание без видимых причин подчинить свои княжеские бескрайние вотчины (землевладения) князю Московскому, имеющему во владениях всего лишь сотни тысяч гектаров земли (?!). Который, в свою очередь, сам в то время платил дань крымским ханам. С чего вдруг такая покорная сговорчивость? Посланный в 1557 году за пушным ясаком в Сибирь посол Баянда привёз не полную дань, а лишь семьсот соболей, за что Иван Грозный посадил посла в темницу, а имение его взял в казну. По иностранным свидетельствам, число московского войска при Василии имело 400 000 человек, преимущественно конницы, по другим — не превышало 150 000. Лошади у них мелкие, мерины, немногие имеют шпоры, большая часть употребляет нагайки. Обыкновенное оружие состоит из луков, стрел, секир и кистеней: хотя в одно и то же время держать в руках повода, лук, меч, стрелы и нагайку несподручно, однако ловко управляются со всеми этими вещами, употребляли также и копья. Знатнейшие имеют «кольцуги», латы, нагрудники и шлемы.

1514 год. Новгородские купцы заключили ярлык (договор) с семьюдесятью ганзейскими станками на реке Оби о меновой торговле немецкими товарами на пушнину.

Все походы на «Угру» до царствования Ивана Грозного имели дело с угрой (жителями «у гор» с западной стороны Уральских гор) и вогулами и не касались собственно Сибирского ханства («заволочной чюди» — жителей «за волоком», с восточной стороны Уральских гор), так если владений азиатских тюрков Тобольской орды. Ослабленные внутренними усобицами тюменские ханы боялись столкновения с русскими, старались отделаться номинальным изъявлением покорности и посылали время от времени в Москву подарки или «дани». Москва была довольна и такими полуданническими отношениями, так как в это время ещё не могла справиться с более близкими казанскими и астраханскими татарами и далеко не располагала свободными силами для больших походов и войн в далёкой Сибири. Но со времени завоевания двух могущественных ханств — Казанского и Астраханского — отношения Москвы к Сибири изменились. Сибирские ногаи поняли, что теперь они потеряли последний оплот: «Казанская стена», которая отделяла их от Москвы, рушилась; с другой стороны, и русские почувствовали больше силы и простора для движения войск на восток.

Правители Искера часто менялись. В 1555 году правители Тобольской орды, братья Эдигер и Бекбулат, признали вассальную зависимость от России. В 1563 году в Искере произошёл переворот: при поддержке бухарских правителей шейбанид хан Кучум сверг Тайбугинов и занял ханский престол, на котором держался более 20 лет. Сибирское ханство при нём достигло наибольшего могущества.

В 1555 году князь Асыка пришёл с остяками и вогуличами на Пермь Великую с походом с целью отвоевать и возвратить свои вотчины. Разорил Усть-Вымь (село Усть-Вымск, Республика Коми) с близлежащими станками, забрал 40 пудов соли (640 кг) и, убив наместника князя Ермолая и епископа Питирима, многих жинок с отроками в рабство увёл.

1555 год. По завоевании ханства Казанского и Астраханского Иваном Грозным (царём, в 22-летнем возрасте!) снарядили казаков-разведчиков с атаманом Дмитрием Куровым, дабы разведать и описать, что есть в Сибири. В ноябре 1556 года Куров вернулся с сибирскими послами. Хан Етыгар (Етигер, Едигер) прислал в Москву князей Тягрула и Паньяды (Баянды) поздравить государя с его победами и выразить желание, чтобы русские утвердили спокойствие и безопасность его земли. Грозный понял это приветствие и пожелание в смысле добровольного покорения под свою руку и вставил в титул свой «…и всей Сибирской земли повелитель». Подарок Етигера же, семьсот (1000) соболей и белки, приняли за дань, но в следующие годы пушной дани не последовало. По другой версии, после завоевания Казанского ханства царём Московским хан Едигер, владыка ханства Сибирского (вроде как потеряв защитный буфер от московитян в лице Казанского царства и якобы теснимый своими южными соплеменниками), сам предложил Ивану Грозному: «Возьми меня со всею моею землёю подъ свою руку, только защити отъ всехъ моихъ непріятелей. А я тебе дань буду платить мехами, и за данью ты присылай своего человека». Царь согласился и сначала наложил на хана Едигера дань незначительную: по одной тысяче соболей в год со всего царства, а затем через два года сразу увеличил её до одного дополнительного соболя с каждого человека (в Сибирском ханстве, по словам послов Едигера, числилось 30 700 человек). В 1556 году царским представителем «доругой» в ставку Едигера Иван IV назначил служивых татар Девлет Козю и Сабаня Рязанова, которые отправились в столицу Сибири Бицик-Туру с «жалованным ярлыком», где привели к присяге (шерсти) на верность русскому князю сибирских правителей, князей Едигера и Бекбулата. В том же году посланники Эдигера, Истемир с соплеменниками, привезли дань сполна, одну тысячу соболей, да дорожной пошлины сто соболей, да шестьдесят девять соболей за белку, после чего царь велел отпустить восвояси князей Тигрула и Баянду вместе с их подданными служивыми татарами.

Данное утверждение никакой логики не выдерживает, потому что бессмысленно просить помощи и защиты у властелина, который только что завоевал соседнее государство, а завтра может и моё разорить, да зачем идти на поклон к царю Московскому, у которого и земельных владений-то с населением в десятки раз меньше, чем у любого из моих подданных князей. Который до 1570 года сам дань платил Девлет-Гирею, хану Крымскому. Но, как утверждают исторические баснописцы и краснобаи, стал хан Едигер дань присылать по тысяче собольих шкурок (достоверных данных нет, по какому маршруту, в каком количестве охранного сопровождения груз такой огромной ценности переправляли по территории бесчинствующих банд разбойников в Московию). По правде сказать, и присылать дань не за что было. Если бы на Едигера кто напал, Иван Грозный даже не подумал бы помочь ему, потому что слишком далеко было от Московского улуса до Сибири: когда его рать пришла бы на подмогу, то прежде нужно было пройти 4000 км по местам глухим, без жилья, где и съестных запасов достать было трудно, и переправиться через сотню рек (скорее всего, пошли бы летом, чтоб была возможность коней пасти и самим не мёрзнуть). Да ещё и перевалить с обозом, пушками, полным войсковым снаряжением Рифейские (Уральские) горы… Так оно и случилось. Пришёл в Сибирь из степи, из Кайсацкой (Казацкой) орды хан Кучум, разбил Едигерово войско, самого Едигера и брата его, Бекбулата, убил и завладел Сибирским ханством.

По другой версии из более ранних источников, пришёл Кучум в Сибирь с купцами бухарскими, караваном товаров и в качестве зятя вошёл в жус (клан) князя Едигера, взяв в жёны одну из его дочерей. Княженье Тобольской ордой ему было передано в качестве свадебного подарка (?!).

Ещё по одной версии, Едигер по смерти своей оставил жену беременной, а знатные из татар о властелине своём в несогласии и нежелании ожидать наследника от родов вдовы княгини послали к бухарскому хану послов просить его, чтоб он одного из своих сыновей прислал к ним на княжение. По этому прошению хан Муртаза отпустил в Сибирь своего наследника, любимого сына Кучума. Кучум, прибыв в Тобольскую орду с многочисленной свитой своей, признан был от всех местных ханов князем Сибирским и над всеми тамошними местами принял спокойное владение. Между тем вдовствующая княгиня Едигерова, будучи беременной, убыла в Бухару, где милостиво была принята местным сеймом. Родив сына, княгиня назвала его в честь воспитателя бухарского сейма Сейдяком.

Абулгазская летопись сообщает: Чингисхан из рода Джучи имел сына Джучи (Чучи), а его сын, Шейбани-хан, после принятия магометанской веры был поставлен государствовать Великой Бухарией. Сын Шейбани-хана, Батур-хан, его сын Чучи-хан, его сын Бадакул-хан (Бадайкул-хан), его сын Мунга-Темир-хан, его сын Беконди Оглан-хан, его сын Адцимет-хан. Адцимет-хан имел двоих сыновей, Ибак-хана и Маамут-хана. Сыном Маамута был Муртаза-хан, а его сын — Кучум-хан, который начал правление Сибирским ханством в 1555 году.

1556 год. «Грамота царя Иоанна Васильевича в Юсерскую (Югорскую) землю князю Певгею и всем князьям Сорыкидским о сборе дани и о доставке её в Москву». Заметь, читатель, сам царь Московии шлёт в дикую малонаселённую Сибирь неразумным и неграмотным язычникам-бусурманам ни много ни мало, а целую царскую «грамоту» с посольством!

«Божиею милостию от царя и великого князя Иоанна Васильевича всея Руси, Володимирскаго и Новьгородкаго, Казаньскаго, Тверьскаго, Смоленскаго, Астраханьскаго, Пермскаго и иных, в нашу вотчину во Юсерскую землю Заказамскаго, в Соркорду, князю Певгею и всем князем Сорыдцкие земли и лучшим людем и середним и молодшим ирмомским людем Сорытцкие земли. Послал есми к вам по свою дань Ивашку Васильева сына Иконникова, да Нечайку Иванова сына Вычегжанина, да Офоньку Фёдорова сына Гогунина, да Васку Лаптева. И как к вам в Оркорду посыльщики по нашу дань приедут, и ты князь Певгей и все князи Сорыкитцкие земли собрали б есте нашу дань всю сполна со всякого человека по соболю. А собрав бы есте нашу дань, да с тою б есте данью князь Певгей был к нам к Москве, или б есте прислали к Москве с нашей данью брата своего или племянника да земских людей человека два или три лучших людей. А мы вас ради жаловать и от сторон беретчи и под своею рукою держати. А не сберете вы нашее дани со всякого человека по соболю и к нам на Москву не пришлёте, и мне на вас послать рать свою и вострая сабля».

1557 год. Хан Едигер прислал в Москву князя Эстемира с присяжною грамотой на верность и подданство царю русскому. Тогда Иоанн Васильевич Грозный к титулу своему «царь Югорский, Обдорский и Кондинский» присовокупил: «и всея Сибири Государь». По отъезду Эстемира из Сибири хан Кучум, сын бухарского хана Муртузы, вторгся в Туран с сильным войском. Эдигер и брат его Бекбулат, владевшие Тураном, пали в битве, и Сибирское царство покорилось Кучуму. Через 24 года после сего (в 1581 году) завоевал Сибирь под русскую державу Ермак Тимофеев, один из донских разбойных атаманов-грабителей.

1563 год. Ни торговые, ни политические отношения между сибирскими правителями и Московией из-за притеснений и грабежей совершенно не были прочными. К тому же постоянные усобицы между татарскими улусами, набеги на земли ханства как мокшан с Русы, так и кочевников из ногайских и других южных орд, притязания узбекских чингизидов на власть в Сибирском юрте (Тобольской орде), нарастающее недовольство бедных (чёрных людей) и покорение югорских и башкирских племён делали положение ханов Едигера и Бекбулата неустойчивым. Этим воспользовался Кучум, потомок хана Чингиза, который в 1563 году разгромил войска Едигера («войска»! ) в безлюдном, незаселённом захолустье (?) и захватил власть в Сибирском ханстве. Отменил прежние отношения с Русой, но вначале хитрил. В 1571 году он даже якобы послал в Москву своё посольство и принял в своей ставке царского представителя Третьяка Чубукова, обязавшись внести дань в царскую казну. Но, набрав силу, хан Кучум открыто выступил против москвитов.

К 1572 году позиция Кучума в Сибирском ханстве упрочилась, сопротивление местной знати было сломлено. Кучум стал концентрировать вооружённые отряды на западных склонах Урала, готовиться с ногайскими мурзами к вторжению в пределы Руси и вскоре возобновил набеги на русские поселенья Предуралья с целью обратно отвоевать земельные угодья бывших ясачных, подданных орды Тобольской.

1567 год. Князь Московский послал отряд казаков на разведку земель сибирских с атаманами Иваном Петровым да Бурнашом Ялычёвым с наказом провести тем государствам роспись.

1569 год. В марте Грозный послал к хану Кучуму сибирского татарина Айсу с грамотой, чтоб платил дань рухлядью. Хан Кучум счёл за лучшее жить в мире с Грозным и в 1571—1572 годах первую дань прислал с просьбой принять в подданство. Грозный послал боярского сына Третьяка (Третьякова) Чабукова (Чубукова) для приведения к присяге хана Кучума, а вместе с тем, дабы крепче была присяга, приказал князю Лыченицыну идти воевать хана Кучума и привезти в Москву аманатов (заложников), родственников из ханского рода. Лыченицын ходил, но потерял много народу пленными и побитыми, потерял все пушки с зарядом и порохом. Родственник хана Кучума, князь Мамет-кул, побил князя Лыченицына и Третьяка-Чабукова. За двуличие русского царя хан Кучум сразу прервал даннические отношения с Московией.

По другой версии, хан Кучум, завоевав Сибирское ханство в своё владычество, послал от себя с уведомлением посольство в Московию. В посольской грамоте предлагал князю Московскому свободную торговлю его подданных: «Азъ пошлю посла и гостей, да гораздо помиримся, только быти хочешь съ нами въ миру… И ты бы въ ответ нам грамоту прислалъ». И эту посылку объяснили в Москве покорением и решили, чтобы платил Кучум «на годъ тысячу соболей, да посланнику государьскому, который по дань прiъдет — тысячу белокъ». И посла Третьяка-Чабукова с грамотой отправили к хану Кучуму, который должен был к присяге привести сибирского владельца. Но Кучум, поняв в чём дело, убил Чабукова и перебил весь отряд князя Лыченицына. На этом номинальное владычество над Сибирью кончилось. Опять доподлинно неизвестно, кто первый кому послал грамоту: то ли хан Кучум о мире, дружбе и свободной торговле, то ли князь Московский с ультиматумом и требованием пушного оброка. (Спустя четыре года после взятия Кучумовой столицы Сибирь давала московской казне ежегодно по 200 000 соболей, 10 000 чёрных лисиц и 500 000 лучших белок, кроме бобров, куниц, песцов, зайцев и горностаев.)

1571 год. Кучум отправил в Москву посольство с дарами и возобновил переговоры с Иваном Грозным, дабы усыпить его бдительность и выиграть время, для того чтоб собрать силы и сбросить иго москвитян с плеч Сибирского ханства. Вернувшись, послы доложили и подтвердили, что Москва стоит шатко, разорённая и спалённая крымским ханом Девлет-Гиреем. Также доложили Кучуму о неудачах и поражениях русских войск на фронтах Ливонской войны. Поведали и об усилении агрессивности крымских татар, действия которых поддерживала султанская Турция. Всё это было в интересах Кучума, не желавшего допустить восстановления вассальных отношений Сибирского ханства к Московской орде.

1572 год. Большое племя остяков с черемисами, придя на Каму, пожгло Канкор-городок и Кергедан, 87 человек побили, скот вьючный забрали и пленных жинок с младыми в Угру увели.

1573 год. К городкам на Чусовой пришли остяки в составе ногайского войска во главе с мурзой Мамет-кулом, пожгли Давыдову, Сибирянову, Юфанову, Солекурову, Тверитинский станки и пленных увели, после чего вынудили московское правительство в 1596 году (через 23 года!) запретить продавать сибирцам оружие.

1574 год. Именно в этот год как никогда стала грозить опасность разрыва прежних даннических отношений с Москвой. Строгановы получили право строить города и заселять земли по Тоболу и Иртышу. Но эта попытка вольной колонизации Сибири, которой добивались Строгановы шесть лет, оставалась без всякого результата. Объединение народов под властью хана Кучума — вогулов с ногаями и остяками — изменило соотношение сил и не позволяло Строгановым двигаться за Уральский хребет. Но Строгановские промышленники и здесь сумели создать для себя благоприятные обстоятельства или, во всяком случае, к своей выгоде воспользоваться совсем неблагоприятным для их колонизационной деятельности случаем, каким было приближение к их пределам, с целью спасения от истребления большой шайки поволжских ушкуйников под предводительством Ермака.

1577 год. Оливер Брюнель, пленный бельгиец, выкупленный в 1570 году из ярославской тюрьмы, из царского плена Аникой Строгановым и служивший у него торговым агентом, был дважды за Уралом, первый раз ходил в югорские земли по реке Печоре, второй раз ходил в Мангазею морем. Скупал меха для Строганова.

В 1580 году (22 июля 1581 года) вогульский князь Бегбелей Агтаев (Бегбели Ахтака, Бахбелей Агтай, он же мурза Бегулий, Бекбелей — по мнению местных татар) с войском в 680 (700) вогулов и остяков пришёл в Пермию в тот день, когда Ермак отправился в Сибирь. Разграбил на берегах реки Чусовой деревни Монастырскую, Тулорскую, Злыгостеву и других станков много. У Строгановых на то время было всего две слободы большие и одна небольшая, восемь деревень, 24 починка, а населения всего 113 дворов. С таким слабым населением предпринимать что-либо кроме защиты (и то за стенами) трудно было, на границе и в удалении от всего крещённого мира. Но его отряд при возвращении на бродах был перебит казаками Ермака и князь (мурза) Бекбели взят в плен. По другой версии, в станке Мурзинке (посёлок Мурзинка, Новоуральский район Свердловской области) межевой отряд того же Бекбели Агтая захватил по осени в плен 38 казаков разведотряда Ермака и увёл полоном в Сибирь.

1581 год. После второй решительной битвы под Чувашской горой (23 октября) дружины Ермака с войсками хана Кучума, окончившейся поражением последнего, «перве всех низовые остяцкие князьки от Кучумова повеления и раменту отступиша»… А 30 октября явился к Ермаку первый остяцкий князь Бояр с дружиною, принеся с собой ясак и едные припасы для казаков, которые вместе с тем стали дружиться с остяцкими жинками и дщерьми их (дочерьми).

1585 год (?!). Посланные царём Фёдором Иоановичем, сыном Ивана Грозного, воеводы Данила Чулков и Воейков прогнали из Искера Сейтека, сына Кучумова (по другой версии, завоевав Искер, пленили последнего князя Тобольской орды Ораз-Мухаммеда) и 14 июня 1587 года заложили город Тобольск.