Бесплатный фрагмент - Армия глазами солдата

«Свобода есть признание факта, что именно на вас лежит ответственность за принятие решений, и ничто не может освободить вас от этой ответственности. Никто не будет за вас думать и никто не проживет за вас вашу жизнь. Самый отвратительный вид самоуничтожения и саморазрушения — подчинить свой разум разуму другого, найти хозяина своим мыслям, принять чужие утверждения за реальность, чужие слова за истину, чужую волю — за посредника между вашим сознанием и вашим поведением».

/Э. Рэнд, философ/

ВВЕДЕНИЕ

Книга, которую вы держите в руках, — попытка внести ясность в понимание основных проблем современной армейской службы, пройденной мной за два года в Московском военном округе.

Эта книга написана для тех, кто искренне желает понять значение слова АРМИЯ!

Опираясь на последние армейские страсти, я хотел бы помочь читателю избавиться от заблуждений. Материалом для книги послужили личные наблюдения и переживания, понимание законов жизни и их применение на практике. Могу сказать без ложной скромности, что мне удалось сделать захватывающие открытия, прийти к волнующим выводам и сформулировать целый спектр гипотез. Надеюсь, они не оставят равнодушными читателей.

Два года моей жизни в армии я бы назвал поучительным путешествием в мир армейского познания. Итогами этого путешествия хочу поделиться с теми, кто желает понять смысл армии, узнать, как она построена и как в ней проходят военную службу. Нужно ли избегать службы в армии, как в ней служится, помогает ли армейский опыт в дальнейшем — все это Вы узнаете из книги.

В ней есть советы, чтобы, как говорится «не затупить» в ответственные моменты в начале службы. «Кто в армии служил — тот в цирке не смеется». Этими словами я хочу сказать, что гражданским, конечно, многое будет непонятно, армию надо видеть, а еще лучше — служить в ней, только тогда ее можно понять и сделать выводы. А военным и служившим в армии все будет знакомо. Прочитав эту прозу от «корки» до «корки», будешь чувствовать, как будто ты побывал в армии. Те, кто еще не служил, смогут подготовиться и хоть что-то понять, потому что в течение службы это все будет встречаться, и, вспоминая эту книгу, можно изменить неправильный ход событий. Это издание не просто мемуарная проза, но еще и познавательный материал. Ведь здесь подробно описано все: от самого первого дня, когда отъезжал от военкомата, и до возвращения домой, когда демобилизовался.

В книге все основано на реальных событиях, описаны самые яркие моменты в период службы, только изменены имена, фамилии и города. Эту книгу можно даже назвать эмоциональным и сиюминутным репортажным произведением, то есть, то, что нужно узнать читателю в короткий срок.

По окончании службы в ноябре 2005 года во мне горело желание изложить свои впечатления об армейской службе, а также мнения служивых, которые вместе жили два года, а также отзывы недавно отслуживших ребят из других воинских частей.

Мне было семнадцать лет, когда начали вызывать в военкомат. Я в киосках и книжных магазинах стал искать хотя бы какое-то пособие или журнал о службе в армии. Но находил только книги о войне 1918 года и 1945 года, а о современной армии литературы не было. От ребят, которые отслужили, точно ничего не узнаешь, всегда неправду рассказывают, преувеличивают или недоговаривают.

Я написал свои воспоминания для призывников и их родителей, чтобы они смогли помочь будущему солдату Вооруженных Сил Российской Федерации, а также эта книга для желающих подробнее узнать о современной армии.

Жаль, что у меня раньше не было возможности прочитать подобное произведение, ведь я бы совсем по-другому повел себя. Вы увидите мои ошибки, которые не стоит совершать и повторять. Так что читайте и думайте: «Лучше достойно отслужить… (далее читайте в книге) или не знать, что такое армия (если вы не прочитали эту книгу) и через какие трудности ее проходят». Вы прочитаете и все поймете, решите для себя, как лучше поступить!

Пришло время для появления книги, которая позволила бы «бойцу» получить полезную армейскую информацию.

С уважением Станислав Вориднук

Глава 1
«МОБИЛИЗАЦИЯ»

Выезд из военкомата

Жил я на гражданке обычным человеком, и, как у обычного человека, желания идти в армию не было никакого, так как я думал, что потеряю эти два года, армия ничего не даст и не будет от нее никакой прибыли и пользы.

Я думал, что болезнь глаза и вторая степень плоскостопия, которые были у меня, гарантируют отсрочку. Отсрочка была, но ненадолго. Через полгода приходят из военкомата два молодых человека ко мне домой и вручают под роспись повестку об обязательной явке в военный комиссариат. Я, как законопослушный гражданин, явился, так же как и многие другие молодые люди, из которых я никого не знал. Нас собрали в одном помещении, выдали для заполнения анкеты и провели небольшой инструктаж: как мы должны вести себя и какие с собой вещи нужно брать при отправке на распределительный пункт. После этого нам вручили повестки, в которых уже была указана точная дата отправки в Вооруженные Силы Российской Федерации, 25 ноября 2003 года, семь часов тридцать минут.

За неделю до отправки в армию мне еще раз предстояло пройти врачебную комиссию. Я начал метаться, как рыба, чтобы врачи лучше обследовали меня, так как я не был уверен, что «потяну» службу со своим неважным здоровьем. Мне посоветовали, чтобы не идти в армию, «придумать» болезнь, если не верят в правдоподобную, что есть. У меня были деньги — это не проблема, так как заработал их на приличных шабашках. И все-таки меня что-то настораживало: не хотелось играть с судьбой. Я подумал… и решил: «Что будет — то будет, судьбу не изменишь и от судьбы не уйдешь».

Отец и мать переживали, наслушавшись от соседей и знакомых о «дедовщине», издевательствах всякого рода, о том, что солдаты бегут из части, и неизвестно, куда попадет сын. Другие советовали: «Лучше пусть идет в армию, чтобы не испортился, там из него сделают настоящего человека, так как за ним присмотрят заботливые командиры».

Родители не знали, что делать. Думали: «прокатит» моя болезнь, и я не пойду в армию. Но оказалось все по-другому.

Брат родной вообще сказал:

— Иди в армию хоть ты. Может быть, попадешь в Чечню, постреляешь.

А он-то сам не служил, так как у него плоскостопие третьей степени. Вот сейчас сидит дома, развлекается и советы дурные дает. А мне два года кирзовые сапоги топтать придется.

У тети тоже положительный ответ:

— Иди в армию, станешь настоящим мужчиной!

И начала рассказывать, какой раньше был позор тем, кто не служил. Все девчонки с усмешкой относились к таким парням. А военники их называли «волчий билет». Я знаю, что сейчас молодым людям все равно, был кто в армии или нет. Но только одно остается правдой: кто не был, тому трудно устроиться на более ответственную работу и административную должность.

Мне предлагали разные «отмазки», чтобы не идти служить. Но я все-таки решил пойти как на очередное приключение… и захотел ощутить все прелести армейской системы. Ведь я такой человек: если что-то решил, то это точка, и никто не отговорит.

Дело было в ноябре, уже холодно. Дома все личные вещи я собрал в пакеты, сложил и запаковал. Проводы прошли спокойно, так как я много гостей не приглашал, в основном были все свои. Потом гости разошлись, я пошел спать около двенадцати часов ночи. Всю ночь крутился и не мог спокойно уснуть. Утром встал, собрался, и мы с родителями поехали в военкомат. Я должен был явиться к семи тридцати. Я опоздал на пять минут, все уже сидели в микроавтобусе и ждали только меня.

Начальник военкомата, полковник Александр Владимирович Петров, мне сказал:

— Я тебя отправлю за опоздание в самую худшую воинскую часть, где ты себе места не найдешь!

Я и так волновался, а он мне еще такое говорит.

Народу было не очень много, так как нас уезжало всего шесть человек. Парни были нормальные, правда, трое из них были пьяны после ночных проводов, вели себя более смело, а двое были тихие, и было видно, как переживали: все-таки уезжают от дома и родных. Я попрощался с родителями, сел в микроавтобус, и мы выехали за ворота.

Я взглядом отыскал в толпе провожающих родителей, помахал им через стекло. Мать вяло махнула в ответ ладошкой и повисла на груди у отца. Лицо отца погрустнело, он едва сдерживал слезы…

Вдруг выбегает на дорогу чуть ли не под колеса автобуса опоздавшая моя родная тетя. Мы остановились. Водитель и рядом сидящий военком разъяренно закричали:

— Вы чего под колеса бросаетесь?

— Водитель, извините меня, пожалуйста, за то, что я мешаю вашему отъезду, но разрешите передать моему племяннику гостинец в дорогу: там лежит жареная курица.

— Как фамилия вашего родственника? — спросил военком.

— Вориднук!

— Это тот самый, который опоздал? Да ему вообще ничего не положено!

— Ну, пожалуйста! — и у тети на глаза навернулись слезы.

— Ну, отдавайте, уже все равно остановился, — недовольно сказал военком.

— Стасик, только не забудь ее съесть, она еще горячая.

Автобус опять тронулся, и я смотрю — остальные родственники подошли, но с ними я уже попрощался только через окно.

Прощай, гражданка!

До областного призывного пункта пять часов пути. В дороге останавливались, и нам говорили, чтобы все, что нам передали из быстропортящейся еды, съели, в том числе и мою курицу. А аппетита у меня вообще не было, да и у других тоже. Колбасы, бутерброды, мясо и другие продукты просто не лезло в горло. Хорошо, что один паренек взял с собой фрукты, которые без особого аппетита поели в дороге.

Распределительный пункт

Вот я и пять молодых парней, а точнее, будущих солдат, приехали в Краснодар на распределительный пункт.

Было как-то страшно и непривычно. Людей здесь находилось больше, чем в военкомате, когда нас провожали. Все толпятся, к воротам пройти невозможно, ведь на территорию пункта никого не пускали. Кто плачет, кто кричит, кто-то с кем-то договаривается. Мы переступили ворота гражданки и с неприятным чувством в душе оказались на распределительном пункте. Нас сразу повели на последний медосмотр. Здесь так же, как и в военкомате проверяла комиссия, но никого не забраковала. Потом, нам выдали под роспись военные билеты с датой начала службы (25 ноября 2003 года) и отправили в расположение. Там стоял большой стол буквой «П» где-то на шестьдесят человек. Мы подошли к столу и встали рядом друг с другом. Ведь кроме нас еще было около пятидесяти человек, призванных из разных уголков района. Офицер сказал:

— Все содержимое в пакетах и карманах выложить перед собой на стол. Это делалось для того, чтобы не было острорежущих предметов (лезвия станков, иголки, ножи), пенных баллончиков для бритья, так как они взрывоопасны, быстропортящихся продуктов и многого другого. Ничего из этого перечня нельзя оставлять у себя.

Все, что проверяющие находили у нас, забирали и складывали в один мешок, ну а потом это все «добро» уходило тем самым офицерам, которые нас проверяли. Они этого и не скрывали, говоря нам, что у них дома «валом» этих пенных баллончиков для бритья, чуть ли не купаются в них, а также станков и многого другого, чего нельзя привозить в армию.

После «чистки» нас повели в казарму. В расположении показали, кто и где будет спать. Потом зачем-то повели всех фотографироваться. Одного за другим вызывали, давали черный берет и китель с подшитым к нему куском тельняшки. Через неделю домой к призывникам наложенным платежом приходил конверт с четырьмя фотографиями. Какой родитель не возьмет?

На следующий день начали приучать ходить «по-армейски» (и только позже я понял, что это называется — ходить строевой), но еще в гражданской одежде. По утрам — зарядка, вечером — фильм. Только просмотр фильма по телевизору стоил двадцать рублей. А если кто-то не хотел идти смотреть, отправляли туалет убирать или помогать другим солдатам, которые служат здесь — копать траншеи, подметать или другие подсобные работы выполнять. Вот и приходилось смотреть платный телевизор.

Конфликт

Ну, конечно, без конфликта тоже не бывает. На второй день нас рассадили в кинотеатре, в котором давно уже ничего не показывали. Офицеры нам сказали: «У кого еда осталась, чтобы всю ее сейчас съели». Мы выложили на общак все, что у нас было. А у меня ведь целая жареная курица, еще не конфискованная, которую я припрятал завернутой в газету, от офицеров. Все принялись за еду.

Курица быстро исчезла, остальные ребята также доедали свои бутерброды и потихоньку уходили в казарму. Народу оставалось все меньше и меньше. Зашел сержант и сказал:

— Последние пять оставшихся человек будут убирать мусор, который набросали.

Народ рванул к двери, а мы спокойно сидели, продолжали разговаривать и доедать, что осталось; потом потихоньку направились к выходу.

Сержант крикнул:

— Стойте! Вы, по-моему, не туда пошли, веники здесь находятся!

А самый смелый из нас, Санек, ответил сержанту:

— А мы не собираемся браться за веники, мы свое убрали, можете других «лохов» найти.

Сержант вскипел:

— Сейчас вы будете не со мной разговаривать, а с главным майором Пупкиным. Вы, наверное, слышали о нем?

— Ну и звони, хоть генералу, мы все равно не будем здесь за кого-то убирать.

Сержант, как и обещал, позвонил по сотовому телефону.

Через пару минут приходит майор, лысый и без головного убора, непонятно, какой национальности, но рожа неприятная и серьезная, глаза круглые, как мячи, широкий нос, щеки пухлые, как у крупного младенца, а подбородка не было видно из-за жира. Он с отдышкой спрашивает, делая паузу через каждое слово:

— Кто здесь самый смелый нашелся…? Не успели прийти в армию, а уже начинаете свои правила устанавливать?

И опять Санек, за нас отдуваясь, говорит:

— Мы здесь не собираемся убирать, вы нас не заставите это делать!

— Ты так думаешь? — сказал майор. Глаза у него стали красными, на щеках и у губ задрожали складочки, мы думали, что он убьет Саньку.

— Конечно! — спокойно ответил ему наш защитник.

— Ну, подойди ко мне!

— А зачем?

— Ну, тогда я сам подойду, но только тебе хуже будет, — пригрозил майор.

А Саня ему все доказывает, что мы не должны здесь убирать.

Майор приблизился к нему и еще раз спросил:

— Ну что, вы будете здесь убирать?

— Нет, конечно!

Офицер нанес ему удар в живот и еще раз задал тот же вопрос.

Мы прошептали Саньке:

— Давай мы уберем, и все будет нормально!

— Ребята, вы даже не думайте об этом, посмотрим, что он со мной сделает! — не своим голосом сказал Саня.

Офицер прошипел:

— Ну, пошли со мной, наедине поговорим.

Они ушли, и мы остались ждать Саньку. Минут через пять он вернулся один и сказал нам:

— Пошли, ребята, я с ним договорился. Убирать здесь не будем.

Мы застыли.

— Как тебе удалось решить проблему с майором? — промолвил я.

Санек, усмехнувшись, ответил:

— Да очень просто! Я пообщался с ним, и мы пришли к единому мнению, что наведем порядок там, где поменьше мусора.

— Ну, ты, блин, Саня, даешь. Пошли тогда, чего стоим! — сказал я.

— Я уже все сделал! Возле штаба при входе подобрал пару бумажек и выкинул в урну. Это заняло минуты три. Но дело в том, что я добился своего. Этот огромный кинотеатр убирать не будем, и это самое главное!

Мы стояли совершенно ошарашенные:

— Почему ты нас не позвал? — возмутился я.

— А зачем там толпу создавать из-за пары бумажек.

Мы, конечно, не ожидали от него ничего подобного.

Но осталось все равно неясно, как он смог договориться. А может, Санек вообще не убирал? Ведь он такой человек по жизни: если сказал, не буду убирать, значит хоть убей — не будет. Тем более, зачем нужно было спорить с сержантом, ведь можно было, не сопротивляясь, убрать, но он не захотел.

* * *

На распределительном пункте все офицеры и солдаты-срочники хитрые! Предлагали звонить домой по желанию со своих сотовых телефонов. За одну минуту разговора сдирали от десяти до двадцати рублей: смотря еще, на кого нарвешься.

Сотовые телефоны тогда только входили в моду, но не у многих они были. У моего брата как раз недавно появился. Ну вот я ему один раз и позвонил, благо, в кармане было тридцать рублей. На этом мои деньги закончились.

Все ребята, ехавшие со мной из города Туапсе, все до одного оказались гораздо лучше, чем я предполагал поначалу. Всегда и везде мы были вместе, друг за друга горой! Я никого из них до этого не знал, а ведь жили почти рядом.

После того как деньги у меня закончились, ребята не жалели ничего, и всегда покупали мне то же, что ели сами.

Были и драки, в которых мы участвовали. Если кого-то обижали из нашего круга, то обязательно вставали горой. Всегда договаривались, где встретимся, если будут проблемы. Но мы, в принципе, никогда по отдельности не ходили.

Был такой случай. Из казармы выходил парень, его схватили и отобрали все деньги. Мы потом как-то встретили этих «налетчиков» и разговорились. Вместе в курилке сидели. Один из этой «банды» спросил:

— Парни, у вас нет ничего покурить из травки? Хоть немного расслабиться, ведь в армии маловероятно все это сообразить, на крайняк — через год службы. И смотрит на Саню.

— Нет ничего, у нас только сигареты! — сказал Санек.

— Ну ладно… будем дальше кого-нибудь искать.

После этого разговора мы все поняли, что это за пацаны. Докурив, мы ушли, но я видел, как Санька смотрел на них: было такое ощущение, что он на гражданке тоже когда-то занимался с этим «куревом». Не зря один из «банды» разговаривал именно с ним.

Гражданка — это мед.

Кто не служил, тот не поймет.

(Из блокнота солдата)

Изучение плаца

На распределительном пункте было пятьсот двадцать пять будущих «бойцов». Каждый раз выходили строиться на плац в колонну по пять человек, нас постоянно пересчитывали, чтобы никто не затерялся и были все на месте.

Как-то на третий день никто не хотел идти в столовую на завтрак, так как еще остались домашние продукты, более полезные, чем их каши. Офицеры нам за это придумали наказание: бег по плацу строем до тех пор, пока не выдохнемся. Вы не поверите, все пятьсот двадцать пять человек одновременно начали бег вокруг плаца в ногу, подбирали единый ритм и еще сильней притопывали, создавая такой оглушающий эффект, как будто, содрогая землю, в ногу бежит стадо слонов. Офицеры были в шоке. Кто-то говорил: «Вот настоящие бойцы, уже все однообразно пытаются делать хоть и безобразно». Это был наш последний забег на плацу. Остались только утренняя зарядка и вечерняя прогулка. Все-таки, наверное, начальнику распределительного пункта своеобразный забег не понравился, ведь это происходило под его окнами.

Распределение в воинскую часть

Находились все мы на распределительном пункте четыре дня, я почти не спал на этих двухъярусных жестких нарах без всякого постельного белья. Здесь мне абсолютно не хотелось есть, аппетита не было вообще, наверное, это все от переживания.

Начали расформировывать «кого — куда». В микрофон начали вызывать по одному на противоположную сторону плаца. Мы стояли и думали, как хорошо было бы, если бы мы все попали в один взвод. И вдруг одного из наших вызывают на плац, следом еще одного. На этом «распродажа» закончилась. Нас осталось четверо.

На следующий день продолжили распределение. Мы вчетвером попали в одну группу из сорока пяти человек. Но дело в том, что распределили всех в запас, то есть «покупатели» еще не приехали, и неизвестно, когда будут. Мы стояли в шеренгах по командам и ожидали чуда. Минут через десять свершилось: подошли лейтенант и старший лейтенант. По эмблемам и петлицам мы не понимали, из какого рода войск. Старший лейтенант сказал:

— Ну что, дождались?

Мы все были рады, что не пришлось больше находиться в неведении.

— Сейчас поедем в город Ковров. Но прежде чем принять в войска, мы вас тщательно осмотрим, — сказал лейтенант.

Мы разделись по пояс, у каждого осматривали руки, для того чтобы было видно, не «кололись» ли претенденты. После этого нас посадили в «Икарус», в котором всем мест не хватило. Наша компания заняла последние сиденья возле двери, правда, двое из нас стояли, Евгений и Алексей. А я и Санька успели устроиться на сиденьях. Как говорится, кто успел, тот и сел. Пока ехали, автобус развлекался вовсю. У нас были свои приколы: один парень, Евгений, который оказался в нашей четверке, был полностью закомплексованным человеком. Чего только ему ни говорили, чтобы он пообщался с нами. Мы из него вытягивали ответ, и он отвечал очень смешно. Пол-автобуса пацанов только его разговоры и слушало. Евгений сразу показался мне самым тихим и неразговорчивым. Это я понял еще в военкомате. Мне его как-то жалко стало.

Мы доехали до железнодорожного вокзала. Пару часов в зале ожидании просидели. Родители, которые жили рядом пришли и с нами находились все это время. Но тут подошло время. Построились и пошли по направлению к поезду.

Все распределились, кто и где будет спать. У кого были деньги, покупали постель. Деньги у многих остались, вот только один я без копейки был.

Санька, зная мою безденежную ситуацию, пошел за постельным бельем. Обратно вернулся с двумя комплектами и один кинул мне.

— Зачем ты мне взял? — удивленно спросил я.

— А что, ты БОМЖом хочешь спать? Я знаю, что у тебя денег нет, сегодня я тебя выручу, а завтра ты меня.

Все-таки мир не без добрых людей!

Офицеры тоже оказались понимающими людьми. Мы договорились, чтобы они разрешили нам повеселиться и поразвлечься последний раз на гражданке. Все немножко подвыпили. Конечно, никто не напивался, доехали тихо и спокойно до Москвы. Там пересели на другой поезд, который ехал в назначенный пункт — город Ковров. На вокзале нас уже ждали два военных «ЗиЛа», на которых мы доехали до воинской части. Нас высадили, построили, и мы пошли в казарму.

Учебка

Было как-то непривычно: со всех сторон злые сержанты и офицеры.

Проходим мимо плаца, вслед нам орут «бойцы»: «Духи, вешайтесь!». Как будто это самая худшая учебка. Это уже традиция. Многолетняя. В казарме тут же окружают ребята в камуфляже. Сразу спрашивают чего-нибудь пожрать. Но остатки «халявы» офицер приказал выложить на пол перед собой, а сержанты все забрали себе.

«Ведь это нам больше не понадобится, все равно нас в столовую сейчас поведут!» — наивно подумал я.

Нас сразу начали переодевать, на месте измеряли специальной линейкой размер ноги, чтоб всем кирзовые сапоги подошли по размеру. А все штатское бросали в одну комнату, она потом была занята полностью.

Здесь всех нас опять сфотографировали, как и на распределительном пункте.

Я и сорок пять человек, в том числе мои земляки, были там два дня. Нас долго не могли распределить, так как не рассчитали количество народу. Теперь не могли поместить и разместить нас.

Вскоре начали вызывать тех, у кого было высшее образование, их-то и оставляли здесь, в учебке. Все мои земляки оказались в их числе.

В результате я остался один (к сожалению, закончил только ПТУ).

После такого «дележа» офицеры не знали, куда деть остальных.

Через некоторое время приехали и за нами, чтобы «перекупить». Мы испугались, думали, что нас отправят на север или еще куда-нибудь на край земли.

Нам сказали:

— Кто остался нераспределенным, пожалуйста, пройдите к комнате, где снимали свое штатское.

Оказывается, офицеры не знали, что мы здесь не поместимся. Заставили опять снять военную форму и переодеться в штатское, в котором мы приехали. Нас запускали по пять человек в эту небольшую комнатушку, где лежали горы смятой гражданской одежды.

Потом офицеры поняли, что эта процедура будет очень долгой. Нереально было найти свои вещи в этом хаосе. Времени мало, а впереди двадцать пять человек стоят и ждут очереди. Поэтому офицеры решили запустить всех в эту комнатушку, и вот здесь началось настоящее светопредставление. Кто что тянул! Выбирали не свои вещи, а что получше.

Надевать чужое было не очень приятно. Из своих вещей я нашел только свитер и одну туфлю: под свитер я ничего не надел, так как брезговал, но зато сверху накинул теплую дубленку. На ноги надел хорошие зимние ботинки.

Теперь мы выглядели вполне цивилизованными и богатыми гражданами, будто нас подобрали в одном из богатых городов. Все были в лучшей одежде.

Нас собрали и повезли на вокзал. Самое неприятное — не говорили, куда хотят отправить.

Глава 2
ВОИНСКАЯ ЧАСТЬ

Наконец-то мы приехали, но куда — неизвестно. Когда начали выходить из вагона, мы сразу поняли — это Москва!

Поторапливаемые лейтенантами, мы построились в колонну по два. Несколько раз нас пересчитали. Удостоверились, что личный состав весь в строю, дали команду отправляться.

По обеим сторонам колонну контролировали офицеры. Не сказать, что конвой, но следили за нами пристально.

В большом городе вошли в метро и доехали с двумя пересадками до автобусной остановки. Там пересели в автобус. Одним рейсом, конечно, всех забрать не получилось. Пришлось делать несколько заходов, чтобы перевезти пополнение до назначенного пункта.

Дождались весь личный состав, построились на остановке и двинулись по шоссе между огромными высокими многоэтажными жилыми домами.

Наконец через ворота КПП-1 мы вошли в военный городок. Было слышно, как играет оркестр. Мы сначала не поняли, почему так поздно, праздник какой-то что ли? А офицеры говорят:

— Это для солдат, чтобы они шли в ногу в такт барабану. Так у нас всегда, когда «бойцы» идут на завтрак, обед и ужин.

Прошли дальше по освещенным электричеством асфальтированным дорожкам. Протопали мимо длинных восьмиэтажных казарм ступенчатого типа. По городку пролегали асфальтированные тротуары, ни одного разбитого не было. Аккуратные бордюры четко отделяли дорожки. Красиво гармонировали высаженные вдоль тротуаров елки. Всюду по-особенному было чисто. Степень этой чистоты, естественно, поддерживали сами солдаты.

Шумной толпой мы неумело выстроились на одной стороне плаца. Офицеры чуть подровняли переднюю линию, чтобы разномастная орава походила на военные ряды.

Ответственный лейтенант, который нас привез, доложил подполковнику о прибытии команды новобранцев и встал на правый фланг строя.

— Слушай мою команду! — натренированным голосом прокричал на весь плац вышедший на середину полковник.

— Сейчас вы пройдете в гарнизонный дом офицеров (ГДО), и там мы всех распределим в разные роты.

Все зашли в ГДО и расселись. Через пару минут вошел командир воинской части и начал расспрашивать, кто что умеет делать. По этим критериям нас расформировали.

Командир части сказал:

— Сейчас сержанты отведут вас в баню. Вы помоетесь и получите всю амуницию. Если есть деньги, чтобы отправить штатское домой, возьмите одежду с собой. Вопросы есть? Вопросов нет! Сержанты, ведите подразделения в баню!

Слова командира части никто не понял. Что значит: «Вопросы есть? Вопросов нет!»? А это, оказалось, начался «армейский дурдом».

Но поняли мы одно: вещи, естественно, не отправишь домой, да и было не до них. Нужно было быстро помыться, переодеться и пойти в казарму.

Когда мы сняли штатскую одежду, старослужащие сразу накинулись на наши вещи и забирали себе на «дембель». А что не нравилось, бросали в специальную военную машину, отвозившую «гражданку» неизвестно куда (скорее всего, на свалку).

После помывки в бане выдали новые комплекты нательного белья из х/б ткани, кальсоны и рубашку белого цвета. Это все вместо трусов и маек. Как положено, выдают по два комплекта: первый — из тонкой ткани, второй — уплотненный, что-то похожее пижаму. Все вояки это нательное белье называли «белуга».

Первый месяц мы проходили КМБ — курс молодого бойца или «карантин» по-старому (то есть период службы от призыва до присяги).

Старшина выделил всей роте три машинки для стрижки. Мы стригли друг друга по очереди. Но эта «парикмахерская» растянулась на неделю, так как не успевала такая орава солдат перестричься за один день. Вся процедура, проходила в бытовой комнате, было там не так уж и плохо, так как были зеркала, даже показано длина волос в картинках, которое положено носить солдату. Вообще, в этой воинской части подстригаться наголо не разрешается, хоть зимой, хоть летом. Даже в уставе сказано, что стрижка военнослужащего должна быть «короткой и аккуратной».

А вот в оркестровой роте вообще отращивают волосы, делают прически, как у офицеров. Конечно, мы очень завидовали. Но им это было разрешено, потому что выезжали выступать в Москве на Красной площади, на Поклонной горе и т. п.

Разбили новобранцев на взводы. Наши новые командиры (от лейтенантов до капитанов) были разновозрастные: от молоденьких, лет двадцати, и постарше командиры роты и управления — лет тридцати и сорока. Замкомвзвода (от младших сержантов до старшин) — все срочники, которые отслужили по году, полтора.

Вот все в куче и в одной казарме. Там уже за нами наблюдали, кто как себя покажет, и распределяли, кто в какое подразделение пойдет служить в этой мотострелковой воинской части. Как только мы приехали, нас сразу закрепили за определенной ротой, но могли в любой момент все изменить, так что КМБ не только учит строевым шагом ходить и песни петь, а и еще проводит наблюдения для окончательных переводов.

Здесь мы все были поначалу солдаты — «отцы» (так называли старослужащие молодых, еще не принявших присягу).

Командиры взводов сразу начали командовать и показывать, что такое армия.

Но вдруг неожиданно зашел капитан (командир роты) и приказал старшему сержанту, построить всю роту.

Старший сержант выполнил приказ и скомандовал:

— Рота… Равняйсь! Смирно!

Выполнил воинское приветствие (по-старому это называется, отдал честь) командиру роты и доложил:

— Товарищ капитан, по вашему приказанию рота построена!

— Вы вообще как построены? При равнении налево, каждый должен видеть грудь четвертого человека! Вас сержанты не учили?

Капитан скептически начал осматривать кое-как стоявших «бойцов» и пошел вдоль строя, разглядывая нас и хмыкая чуть ли не перед каждым.

— Ну а как еще должны быть одеты солдаты, только что пришедшие в армию? — пробормотал я.

— Нда-а… Одни частично помытые, другие частично не бритые…

— Товарищ солдат! Что у вас за вид? Брюки не глажены, сапоги не чищены, морда не брита… — Вы сплошное нарушение формы одежды! Какой же вы солдат, если такой зачуханный?

— Сержант! Что с солдатом? Почему вы не смотрите за ним?

А сержант даже не знал, что ответить, только за спиной капитана грозил солдатам кулаком.

Капитан передвинулся к следующему «бойцу», у которого из-за воротника торчал белый краешек нательной рубахи.

— А у вас, «боец», почему нательное белье на шее торчит? — капитан вытащил край рубахи еще больше. — Поправьтесь!

Шагнул дальше, осмотрел еще одного новобранца сверху вниз, зацепился взглядом за болтающуюся пуговицу.

— «Боец», что у вас за внешний вид? Почему пуговица повисла?

Перешел к соседу, оглядел и радостно всплеснул руками:

— Да у нас уже «дембеля» появились! Гляньте на его ремень! На яйцах висит жутким образом! Расслаблен круче, чем у самого старого «дембеля»! «Боец», снимите ремень! А теперь сержант, приведите амуницию «бойца» в надлежащий вид!

Сержант взял ремень новобранца и обмотал по овалу лица, то есть, по окружности головы — от подбородка до макушки, чтобы создать размер затянутого ремня на талии. После чего зафиксировал и ударил ногой по ременной бляхе, которая сдавила ремень так, что теперь солдат никак не сможет регулировать его. Но это, конечно, крайний случай, и поэтому никогда не измеряется ремень по голове, только в качестве воспитания.

— Надевай, — сказал сержант. — И не вздумай расслабить еще раз.

Но минут через пять этот же новобранец расслабил ремень снова. В этот раз ему придумали другое наказание. Пошли в спортгородок на турники. Там сержант затянул солдату ремень не по овалу лица, как до этого, а вокруг головы (это почти в два раза меньше). Потом сказал новобранцу:

— Запрыгивай на турник и виси, пока не скажу спрыгнуть.

Солдат повис, и на его талии застегнули ремень. В таком положении он ходил весь оставшийся день.

А если он «положит» на всех и на этот неписаный закон? Сержант узнает, подойдет и попробует перекрутить бляху на застегнутом ремне, этим самым ремень затягивается туже. А если ремень был хорошо затянут, никто бы не смог перекрутить. Так вот, сколько раз он перекрутит ее, столько десятков раз солдату придется отжиматься от пола. Или сержант будет проверять пресс. Сколько перекрутит, столько ударов будет нанесено нерадивому солдату.

— А если потеряешь бляху к ремню, то придется в военторге за свои деньги покупать. А бляхи не такие уж и дешевые!

После всего этого командир роты пошел в расположение проверить порядок. И сразу же придрался:

— В тумбочках должно быть все аккуратно сложено. Вот, например: мочалка, тетрадка, ручка и конверты должны храниться в своем отдельном прозрачном пакетике; иголки и нитки должны находиться рядом с письменными принадлежностями.

Сержант заново всех построил и продолжал «воспитывать»: как нужно одеваться, обуваться, подшиваться и как выполнять прочие бытовые солдатские навыки, к результатам которых так любил цепляться командир роты. Если сержанты не будут нас учить всему этому, то командир роты будет наказывать наших непосредственных начальников, а они нас за то, что мы не успели все «уловить», чему они учили. Теперь за нами постоянно и пристально следят, чтоб все аккуратно лежало и правильно было сделано.

Учились заправлять кровати. Добивались, чтобы матрасы, завернутые в одеяла, выглядели плоскими кирпичами, а для этого утюжили их табуретками и специальными самодельными «отбивами» из дерева.

На дужке кровати поправляем полотенце: они должны висеть справа, но не плотно к дужке. А для этого мы прикладываем два пальца к краю дужки кровати и только потом вешаем полотенце. Натягиваем края, чтобы они были ровные и немятые.

Выравнивали по нитке спинки кроватей, ножные концы матрасов, крайние полоски на байковых одеялах, подушки и тумбочки. Все по нитке!

После всего этого делали влажную уборку в расположении.

В армии, если офицеры захотят, могут найти любую причину, чтобы выявить недостатки и наказать солдата. Даже если ты будешь чистым и бритым, одним словом, с иголочки одет, они все равно «докопаются» и сделают замечание. Вот такой «закон» в армии.

А потом опять начинается…

— Рота, становись! — дал команду командир роты.

— Равняйсь!

«Бойцы» встрепенулись.

— Отставить… Равняйсь! Отставить… Команда «Равняйсь» касается всех, а не каждого в отдельности. «Рота, равняйсь!» По команде «Равняйсь!» голова поворачивается вправо. Что за шевеление по команде «Равняйсь?». И так он будет повторять: «От-ставить… Р-равняйсь! От-ставить… Р-равняйсь!». Пока все не будут делать правильно.

— Смирно! — отдал приказ, которого мы и не ожидали.

— Отставить! Заправиться! По команде «Заправиться!» все дружно и однообразно должны поправить себе, начиная снизу, китель (или если есть бушлат), ремень с бляхой, воротник и головной убор, при этом не двигать ничем кроме рук, а голову не опускать вниз. Я думаю, что вам эта команда всем знакома, так как перед выходом из расположения роты можно было посмотреть на себя в зеркало, на котором наклеено прямо на стекло большими буквами «ЗАПРАВЬСЯ!».

После его утомительной речи дана следующая команда:

— Смирно!

Все солдаты приняли строевую стойку и встали как вкопанные.

— По этой команде стоять прямо, без напряжения, каблуки поставить вместе, носки выровнять по линии фронта, поставив их на ширину ступни; ноги в коленях выпрямить, но не напрягать; грудь приподнять, а все тело несколько подать вперед; живот подобрать; плечи развернуть; руки опустить так, чтобы кисти, обращенные ладонями внутрь, были сбоку и посредине бедер, а пальцы полусогнуты и касались бедра; голову держать высоко и прямо, не выставляя подбородка; смотреть прямо перед собой; быть готовым к немедленному действию. Строевая стойка на месте принимается и без команды: при отдании и получении приказа, при докладе, во время исполнения Государственного гимна Российской Федерации, при выполнении воинского приветствия, а также при подаче команд.

— Строевым шагом — МАРШ!

— Вроде бы получилось, — кто-то промолвил из строя.

— На месте — СТОЙ! Вольно! По команде «Вольно» головной убор не поправляется, и никто не разговаривает. По команде «Вольно» ослабляется не правая нога, а левая! — продолжал «лечить» наш «педагог» по этим уставным штучкам.

А вообще удивительное чувство — чувство строя. Как будто не сто человек, а один, и ты частичка этого целого, его неотъемлемая и составная часть. Этот первый день был просто ужасный, друг другу на пятки наступали. Никак не могли подобрать по уставу темп движения — 110—120 шагов в минуту.

В армии человек вне строя асоциален и подозрителен. В нашей образцово-показательной воинской части запрещалось перемещаться по территории вне строя шагом. «Солдат без сопровождения должен передвигаться по территории части (особенно перед штабом) бегом. При встрече с офицером переходить на строевой шаг для отдания чести», — гласит инструкция, и эту инструкцию все строго выполняли.

В столовую, в клуб, в баню, на перекур, на всякие построения — единым строем и только строем. Даже чтобы выйти покурить, должен весь личный состав построиться и выйти строем к подъезду казармы. Там установлена курилка примерно четыре на четыре метра: асфальтированная площадка, две скамейки. В этой курилке стояли не менее сорока человек, тесно прижавшись друг к другу, и курили.

Водили строем в клуб ГДО смотреть фильм. Клуб неплохой. Только весь третий этаж был занят офицерами под жилье. Выглядел очень красиво, трехэтажное здание с узорными рисунками.

Сегодня получили эмблемы, пришивали шевроны крепили петлицы к форме. Искали и одалживали друг у друга нитки, иголки.

По десять раз за день мыли и чистили до блеска сапоги.

Завтра торжественное построение и праздничный ужин. Посмотрим, что это такое.

Когда какие-нибудь праздники или выходные, мы ничего не делаем. Крутят кино, смотрим телевизор.

Вечерняя поверка

Каждый день у нас производится вечерняя поверка, она никому не нравится, так как проходит и зимой, и летом, даже в снег или в дождь.

Вот как она у нас проходит:

— Рота, строиться на вечернюю прогулку! — дает команду дежурный по роте.

В двадцать часов сорок пять минут перед сном личный состав выходит на плац, в течение получаса прогуливается строем и в составе подразделений исполняет строевые песни.

После прогулки по команде дежурного по роте: «Рота, на вечернюю поверку становись» заместители командиров взводов (командиры отделений) выставляют свои подразделения для ежевечернего мероприятия. Дежурный, построив роту, докладывает старшине (или заменяющему его лицу) о построении роты на вечернюю поверку.

Но! Здесь есть одно но…

После этого во всех воинских частях положено проводить вечернюю поверку в расположении роты. У нас часть была образцово-показательная, и была у нее своя традиция — проводить ее на плацу.

После построения всей воинской части выходил ответственный офицер и командовал полутора тысячам солдат, сержантам и офицерам, которые были на плацу: «Ответственные офицеры, проведите вечернюю поверку и доложите об отсутствующих».

Старшина роты или лицо его заменяющее, подав команду: «Смирно», приступал к проверке. В начале поверки он называл воинские звания, фамилии военнослужащих, зачисленных за совершенные ими подвиги в списки роты навечно или почетными солдатами. При этом заместитель командира первого взвода докладывал: «Такой-то (воинское звание и фамилия) пал смертью храбрых за свободу и независимость Отечества» или «Почетный солдат роты (воинское звание и фамилия) находится в запасе».

После этого старшина роты проверял личный состав роты по именному списку: «Слушаем список вечерней поверки солдат и сержантов срочной службы на 10 декабря 2003 года», и начиналась перекличка. Услышав свою фамилию, каждый отвечает: «Я!» (никаких «здесь», «тут», «есть» и прочее, только звонкое «Я!»). За отсутствующих отвечают командиры отделений. Например: «В карауле», «В отпуске».

По окончании вечерней поверки старшина роты подает команду «Вольно», объявляет приказы и поручения, которые должны быть известны всем военнослужащим, наряд на следующий день и производит (уточняет) боевой расчет на случаи тревоги и пожара. Заместители командиров взводов назначают очередных уборщиков на завтра. В установленный час подается сигнал «Отбой», включается дежурное освещение, устанавливается полная тишина.

При нахождении в расположении командира роты или одного из офицеров во время вечерней поверки старшина докладывает ему о результатах: «Товарищ капитан! Вечерняя поверка проведена. Рота в полном составе. Больных нет, работающих нет, самовольщиков нет».

Периодически по плану воинской части проводятся общие батальонные и полковые проверки. Но у нас было не периодически, а каждый день. Место для проведения вечерней поверки должно быть освещено. Но в нашей воинской части освещения было мало. Данный плац окружен зданиями, на каждом из домов стоят прожектора, которые плохо освещают огромнейшую территорию и поэтому все пользовались фонариками.

На общих батальонных поверках обязан присутствовать весь личный состав батальона. Поверку всего личного состава по именному списку производят командиры рот и о результатах поверки докладывают командиру батальона.

По окончании общей батальонной поверки командир батальона подает команду «Смирно» и приказывает играть «Зарю». При проведении общей батальонной вечерней поверки по окончании «Зари» оркестр исполняет Государственный гимн Российской Федерации (а иногда на вечерней поверке вся воинская часть пела Гимн РФ).

Затем подразделения проходят под оркестр. При отсутствии в батальоне оркестра используются технические средства воспроизведения звукозаписи. С началом игры «Зари» командиры подразделений от взвода и выше прикладывают руку к головному убору и опускают ее по команде «Вольно», подаваемой командиром батальона по окончании игры оркестра. И эта вся вечерняя поверка идет не меньше сорока минут. Но максимальная длилась полтора часа.

Отметки в журнале именного списка делаются на каждый день месяца и только чернилами. Отсутствующий личный состав на вечерней поверке отмечается: «Н» — наряд; «К» — командировка; «О» — отпуск; «Б» — болен (а для точности ставим отметки «с/ч» — санчасть или «Г» — госпиталь), «А» — арест; «С/О» — самовольная отлучка. При исключении военнослужащего из списков части делается запись: «Уволен по окончании срока службы (болезни, переведен в войсковую часть), номер приказа и число, месяц, год».

«Мотаем на ус»

Существует в любой армии график дежурства офицеров управления, контролирующих выполнение распорядка дня в воинской части. Каждый день недели график постоянно чередовался, например:

Понедельник — Командир части;

Вторник — Заместитель командира части по вооружению;

Среда — Заместитель командира части по тылу;

Четверг — Заместитель начальника штаба части;

Пятница — Начальник штаба части;

Суббота — Заместитель командира части;

Воскресенье — Заместитель командира части по воспитательной работе.

Это все определенно в нашей части, но в других может изменяться, в основном только в середине недели.

Нас заставили выучить фамилии, имена, отечества, должности и воинские звания всех этих высших начальников. Было трудно, но в армии — это реально.

Сегодня десять дней, как мы солдаты. Много событий произошло. Чтобы закончить КМБ, осталось меньше месяца.

Суббота. Сокращенный учебный день. Повели в ГДО. Посмотрели фильм «Такси-2». В воскресенье полный выходной день и больше личного времени, в любой момент можно посмотреть телевизор, и два раза нас водили в кинотеатр.

После обеда принимаем участие в массовых спортивных мероприятиях, в основном это были футбол или баскетбол.

В понедельник утром нас построили в казарме. В комнате досуга заседала комиссия по распределению. Вызвали меня, писал анкетные данные, психологические тесты. В итоге решили направить в комендантскую роту, как изначально определили.

Комната досуга — так называлась в Российской Армии бывшая «ленинская комната». От прежнего коммунистического облика в ней ничего не сохранилось. Если раньше «ленкомнату» украшали портреты вождей «мирового пролетариата», то сейчас находились фотографии Верховного главнокомандующего, Министра Обороны, командования нашей воинской части и управления батальона, текст гимна РФ, а также карта мира, на тумбочке лежали подшивки газет и журналов, обязательно должны быть телевизор, DVD, магнитофон. Каждые вторник и пятницу в ней же проводили для нас занятия по ОГП — общественно-государственной подготовке и время от времени мы учили законспектированный учебный материал.

Сейчас учимся разбирать и собирать автомат. Впервые в жизни сделал это самостоятельно. Неповторимое чувство, когда держишь в руках боевое оружие. Оно знакомо многим мужчинам. А как будет на стрельбище?

Через некоторое время на разводе командир роты сообщил: «Завтра пойдем на стрельбы». Я как чувствовал…

До обеда занимались огневой подготовкой в тире в своей же воинской части. Учились правильно занимать позицию для ведения огня, падать и вскакивать. Потом обратно по такому же пути. И только после этого каждому дали по три боевых патрона. Отстрелялись с горем пополам и обратно в роту.

День присяги

КМБ закончен. 27 декабря 2003 года мы принимали присягу. Был сильный мороз. Стояли в две шеренги по стойке «Смирно», держа оружие в положении «на ремень». Руки мерзли даже через варежки, еще нужно было придерживать автомат, чтобы не кренился. Все повзводно построились на плацу, в середине каждого взвода поставили столы, и рядом с ними стояли офицеры из управления. А на небольшом расстоянии за солдатами наблюдали родители, которые приехали из деревень и больших городов. Солдаты к каждому столу подходили строевым шагом, брали папку, в которую был вложен текст воинской присяги и зачитывали:

— «Я, (фамилия, имя, отчество), торжественно присягаю на верность своей Родине — Российской Федерации.

Клянусь свято соблюдать ее Конституцию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников.

Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество». (Текст присяги утвержден законом Российской Федерации «О воинской обязанности и военной службе» от 11 февраля 1993 года)

Конечно, все без запинки прочитали присягу и никого не подвели, ведь мы ее зазубривали. Я расписался в ведомости напротив своей фамилии. И это все называется военная присяга. Теперь мы все настоящие и полноценные солдаты!

После прохождения торжественным маршем отправились по ротам сдавать оружие. Родственникам даже разрешили заходить в казармы и расположения роты, затем повели на экскурсию в столовую, где накормили праздничным обедом.

Приготовлено было все настолько красиво и вкусно, что наивные родители подумали: сыновья голодными не останутся за весь период службы.

После выдали солдатам увольнительные записки.

Ко мне никто не приехал, так как мой родной город находится очень далеко.

Глава 3
КОМЕНДАНТСКАЯ РОТА

И вот после обучения нас всех раскидали по ротам и взводам. В комендантской роте мне дали должность «стрелок-регулировщик», которая заключалась в регулировке движения машин. Несколько сержантов и рядовых из комендантской роты сейчас идут на демобилизацию. Отбой за сорок пять секунд нам уже не устраивают. На подъем отводят три-четыре минуты. Это кое-что!

Я уже начал служить в качестве обыкновенного солдата, «духа» (так старослужащие называли молодых, которые только приняли присягу). Правда, я не понимал всего этого — «отцы», «духи» и т. п. Потом как-то ребята из одного призыва собрались и решили разобраться, что все это значит. Но тут подошел на полгода старше по призыву солдат (то есть «слон») и все разложил по полочкам:

— В армии существует своеобразный неуставной «календарь по сроку службы», устанавливающий иерархию солдат, в зависимости от прослуженного ими срока, который нужно запомнить. Когда вы проходили КМБ, наверняка, слышали, что вас называли «отец», «запах» … — это тот, кто еще не принял присягу. Вы еще были никем в армии.

«Дух», «салага», «сынок», «салобон» … — это после присяги в течение полугода службы. Как вы поняли, это ваш срок, который еще предстоит проходить четыре месяца. Вы обязаны во всем подчиняться старшим по призыву, даже если он на полгода больше тебя отслужил. Вас сейчас несколько дней трогать не будут, потому что выясняют, кто есть кто и как вы себя поведете. Но потом вы будете «шуршать» днем и ночью.

«Слон», «шнурок», «скворец» … — служба от полугода до года. От «духа» в принципе ничем не отличаетесь, только здесь вы уже будете более опытными, и появится больше шансов показать себя. Но в этот период вы должны «тянуть» «дедушкам» стодневку (период в сто дней до приказа).

«Череп», «черпак», «лимон» … — прослужил от года до полутора лет. Живет сам по себе. Подчиняется только офицерам. Может поруководить вами и помогать советам «слонам», как тянуть стодневку.

«Дед», «старик», … — это прослужил от полутора лет и до ста дней до приказа. Все права и обязанности в его руках.

«ДеМБель» — это время от ста дней до приказа и оставшиеся ближайшие месяцы или дни перед увольнением в запас. Почти гражданский человек, который ждет и думает только о доме. Никого не трогает и его никто не трогает.

Этот неуставной «календарь по сроку службы» в зависимости от родов войск и традиции немного отличается в названиях, но смысл остается неизменным — это классика «дедовщины».

Еще, рассказали нам офицеры, эта воинская часть образцово-показательная. Не допускается остро выраженной «дедовщины» (драки, побои, издевательства). Здесь за этим строго следят. Нарушение преследуются по закону, то есть от уголовного дела и ареста до двух лет в дисбате (дисциплинарный батальон). Место отбывания наказания — гауптвахта (что-то вроде карцера), которую отменили летом 2002 года, а с 1 января 2007 года вновь возобновили. Гауптвахта не превышает 30 суток ареста, за исключением особых случаев, когда пребывание под стражей может достичь 45 суток.

В дисбате кроме того что все жестко, еще и срок службы в дисциплинарной воинской части не входит в срок службы по призыву, то есть то время, которое находится здесь осужденный военнослужащий, не засчитывается ему в общий стаж срочной службы.

Если солдат, находясь в армии, совершил преступление, квалифицируемое по другим статьям Уголовного кодекса Российской Федерации, то он обычно попадает в тюрьму, откуда уже сразу выходит на гражданку.

И правда, уже при мне в дисбат на один год отправили двух сержантов за синяк, который они поставили молодому солдату.

Командиры хорошо отработали свою методику по превращению гражданского человека в образцового солдата, так как с первых дней все мы делали строго по уставу, а также мыли и чистили туалеты, натирали до блеска расположение, где спали. Такие процедуры проходят все без исключения, и избежать этого никому еще не удавалось. Офицеры строго следили за порядком, на кровать нельзя ни лечь, ни сесть, ни даже опереться. Но находятся смелые и ложатся, но перед тем как лечь, ставят солдата снаружи кубрика на «фишку», как только в коридоре появятся офицеры или прапорщики, солдат тут же забежит в кубрик и предупредит своих. Также нельзя засовывать руки в карманы ни зимой, ни летом, ни в помещении, ни на улице, а если кто-нибудь захочет поэкспериментировать, то ему придется зашить все карманы.

Официально солдатам иметь мобильники не разрешалось. Но мы не обращали на это внимания и продолжали ими пользоваться. Потом начальство решило жестче взяться за нарушителей. Командир части приказал всем офицерам: увидев у любого солдата или сержанта сотовые телефоны, в срочном порядке отнимать и разбивать на их глазах. Это было связано с тем, что старослужащие вымогали у «молодых» деньги или отправляли за приделы части, чтобы положили определенную сумму на «дедушкин» телефон. После подобных инцидентов солдаты свои аппараты прятали в каптерках, наволочках, матрасах — в общем, везде, где только можно. А после отбоя, спрятавшись под одеялом и поставив аппарат на беззвучный режим, обменивались смс-ками с домом или любимыми. У нас, конечно, еще не было телефонов, но у многих уже появлялись.

Мы всегда были чем-то заняты, например: стирали «подшивы», гладили форму, пришивали пуговицы и т. д. Свободного времени никогда не было, всегда находилась работа, а если офицеры видели, что ты присел «без дела», сразу отправляли на работу похлеще той, что делал. Поэтому-то мы всегда подыскивали работу для себя.

Нас радовала то обстоятельство, что постоянно выдавали сигареты тем, кто курит. Не очень хорошие, конечно, но лучше, чем ничего. Я сам не курю, но мне объяснили, что «Прима» гражданская лучше, чем вот эти армейские сигареты: «Любимые», «Перекур», «Прима армейская», «Офицерские» и т. п.

А тем, кто не курит, полагались карамели леденцовые («Барбарис», «Дюшес» и т.п.), печенье или сахар-рафинад. Конечно, курящим также перепадало сладостей, как и некурящим, поскольку приходилось делиться со всеми. Ведь мало кто не любит сладкое, тем более в армии. Эти конфеты мы просто грызли, не жалея зубов.

Всегда существовала проблема с иголками и нитками, так как мы вставляли в кепку и шапку иголки и обматывали их нитками длиной в семьдесят сантиметров — черными, белыми и зелеными, — в армии их называют одним словом «ЧБЗ». А ведь мы не пользовались этими «ЧБЗ», они были для «показухи» и строевых смотров. Еще одна иголка, для ежедневного подшивания подворотничков, должна была храниться в тумбочке, но она постоянно терялась, создавая нам немалые проблемы.

…Вчера нас построили и объявили, что ожидается строевой смотр, принимать его будет генерал из округа. Шороху было много, так как опять не было иголок и ниток. Стриглись, брились, подшивались. Без проблем служба никогда у нас не обходилась.

Вышли на общий развод. Принимал командир. Поздоровался со строем. Ответили не очень дружно: подвел неважный курс молодого бойца. Командир недовольно взглянул в нашу сторону и сказал: «Давайте еще раз попробуем». И так несколько раз. Потом назвал фамилии нескольких «дембелей» — они увольнялись. Поздравил их, пожелал всех благ и пожал всем руки. А генерал из округа так и не приехал. Зря готовились и суетились.

Занятия начинаются здесь с первого декабря. Это начало учебного года. Промежуточный результат подведет весенняя контрольная проверка в начале апреля. С первого июня учебный год продолжится. А завершится он проведением итоговой проверки за весь период обучения в ноябре.

Один раз в день чистим и смазываем автоматы. Место для чистки оружия отведено на «взлетке» — центральный проход между рядами кубриков. Брали табуретки и для безопасности, чтобы не направляли друг на друга автоматы, садились лицом к стене. По идее, возле КХО (комната для хранения оружия) стояли специальные столы с прорезями в приподнятых бортах, которые предназначены для чистки оружия, но так как солдат и оружия много, там все не помещались, вот и приходилось чистить в более удобном положении на «взлетке». Операция по чистке проходит ни много ни мало — около часа. А если после стрельбы, то более трех часов. Необходимо насухо вытереть металлические части автомата так, чтобы не осталось ни капельки влаги, каждая запчасть должна блестеть, а потом нужно смазать ружейным маслом. А чтобы было проще и чище, кроме ветоши мы брали свои резиновые тапочки и натирали ими дуло автомата до блеска. Очень даже неплохо получалось!

На следующий день ждали комиссию, а это значит сегодня вместо учебы предстоит драить казарму.

В этот день вся наша рота заступила в наряд. Нас, «молодых», пока не назначают. Будем ходить через три месяца, после того как приняли присягу (а если прибыл после учебки в часть, то через месяц).

Так что в наряд нас не отправили, зато вся казарма будет нашей для уборки.

Требования к уборке были очень строгие, особенно в кубрике. Ведь должно быть все идеально, ни одной соринки и пылинки. Но мы в первый день отнеслись ответственно. После нашего наведенного порядка сержант решил проверить. Мы были уверены, что все «вылизали» до блеска и придраться будет не к чему. Но не так все было. Сержант зашел, и все начал досконально проверять и обнаружил: на тумбочке был большой слой пыли, под тумбочкой сор, под кроватью в углах была забита грязь. Сержант разъяренно сказал, после увиденного:

— Я вам сегодня ночью покажу, как нужно все досконально убирать!

После отбоя сержант, как и обещал, поднял всех «молодых» с постели.

— Ну что «душары»! Готовы к чистке полов?

Мы стояли, лупали глазами и ничего не понимали.

И тут сержант нам все подробно начал рассказывать:

— Теперь все по очереди, от начала и до конца кубрика будите ползать под кроватью по-пластунски. И не дай бог, я увижу, что кто-то приподнимет свою задницу, то я ее отхлестаю так, что мало не покажется.

Мы стояли в одной белуге, и не верили в то, что мы будем ползать, собирать пыль, грязь и все, что находилось под кроватью. Но все-таки заставили и это пришлось сделать… После чего все отправились в туалет стирать свои белуги. Ведь завтра будет проверка.

Хорошо, что была сушилка, в которой температура зашкаливала свыше сорока градусов по Цельсию и вещи высыхали моментально. Вот таким способом нас воспитали за плохо наведенный порядок.

Питание

Вроде бы прошло все хорошо, комиссию встретили достойно, и была она довольна чистотой в роте. Также проверили столовую, к которой придраться было не к чему, так как в этот день кормили необычно: кроме одной ложки еще давали вилки, вместо пластмассовых тарелок и кружек давали фарфоровые.

Но сразу хочу сказать насчет еды. У нас не было ни одного случая, чтобы солдат остался без завтрака, обеда или ужина из-за какого-либо сурового наказания. Но если не успел поесть, то тогда никто не виноват. Вот и приходилось всю еду проглатывать, не прожевывая.

В столовую идем как на праздник. Отдельные взводы и роты идут в колонну по три под барабанный бой, исполнявшийся оркестровой ротой. Два солдата стояли в центре плаца и барабанили на двух барабанах, на малом и большом. Мы обязательно должны сделать круг строевым шагом по плацу, так как напротив плаца находится штаб (ведь там мог оказаться кто-нибудь из начальства, поэтому перед ним надо было показать воинскую доблесть), и далее двигаться по направлению столовой.

Когда мы дошли и выровнялись перед входом в столовую, дежурный по роте докладывает дежурному по части, что рота прибыла для приема пищи в количестве сорока пяти человек, после чего командует:

— Рота! Головные уборы снять!

— Слева по одному, бегом, марш!

Тут начинается новое испытание: с какого края отправят в столовую в первую очередь, с левого или с правого? При построении все пытаются стать крайним, все больше надежды пораньше нырнуть в тепло и сесть первым за стол. Ведь кто последним садился, не успевал все съесть, так как существовала команда, независимости от того поели все или нет. «Рота, встать, прием пищи закончить!», ответственный офицер смотрит, чтобы большинство солдат поело, ведь за двоих солдат не будет ждать вся рота. Все перебегали из одной колонны в другую. Поэтому дежурный по роте часто возвращал «бойцов» обратно.

В холле вешаем бушлаты (утепленная зимняя куртка), оставляем двоих солдат для охраны и поднимаемся на второй этаж в столовую. Здесь разделялись на два вида приема пищи: обычный, в основном для всех солдат, и дополнительное питание, само название которого говорит за себя — это для тех, у кого дефицит веса. В этот список из нашего третьего батальона взяли пятнадцать человек. Как-то меня хотели туда определить, но я так и не попал, так как на один килограмм поправился. Еда в принципе то же самая, только порции чуть больше обычного делают.

В столовой, выстраивались в одну длинную колонну, брали подносы и по очереди шли на раздачу, получали пищу и несли на подносах к столам и садились по четыре, шесть человек. Рассаживались в основном по призывам — «старики» со «стариками», «черепа» с «черепами» и т. д. Дополнительное питание само себя обслуживало, то есть дежурный наряд накрывал столы. В центре стола стоял котелок с кашей, чайник, тарелка с шестью кусками сахара и масла. Также стояли пустые тарелки и стаканы на шесть человек. Каждый солдат накладывал пищу себе сам.

Кормили вкусно, но мало; я никогда не наедался. В жизни не думал, что меня будет преследовать постоянное чувство голода: что поел, что не поел — одно и то же.

Самый шикарный обед был в День Присяги, даже сейчас не могу его забыть. Ведь все-таки в гостях были родители, и их приглашали в нашу столовую.

По большим праздникам всегда баловали: чуть меньше полкружки сока, две печенюшки или две карамельки.

После недели в армии ели мы все, чего не ели до этого на гражданке.

Солдатский паек очень продуман. Если бы еды давали чуть больше, все бы забыли фразу «вечно голодный солдат».

Еще чего нам не хватает — так это сладкого, и этот главный «нехват» ощущают все. Если поначалу держишься, то потом это превращается в навязчивую идею. На любую конфетку, на любой пряник набрасываешься как ребенок.

На гражданке я клал в чай две с половиной чайные ложки сахара, а в армии, когда у меня возникал вариант приобрести сахар (или когда выдавали вместо сигарет), в каптерке ночью я делал себе чай, и семи ложек не хватало.

Мне никто не рассказывал до армии о том, что я не буду наедаться, как положено. Ведь здесь само собой не наешься: трехразовое питание, завтрак в семь утра, обед в пятнадцать часов, ужин девятнадцать часов тридцать минут — и больше ни крошки во рту.

А еще осенью появляется в рационе «знаменитое» блюдо под названием «бигус», приготовленное из прокисшей тушеной капусты и небольшого количества тушенки или вареной рыбы. Терпкий запах этого «бигуса» был так силен, что во время следующего приема пищи прежний аромат еще не выветривался из столовой. Да и на обед, бывает, готовят щи из «бигуса». На гражданке это блюдо называется «бигос», (Бигос — это современное польское блюдо, готовится из одной квашеной, из квашеной и свежей или только из свежей капусты. Бигосом также называют любую тушеную кислую капусту со свининой) и оно гораздо вкуснее.

Это, в основном, было постоянное блюдо на ужин или завтрак. После кислого «бигуса» набиваем себе оскомину, появляется сильная изжога, от которой страдает вся воинская часть. Чего мы только ни пробовали, чтоб избавиться от нее: ели пепел сигарет, старались не есть черный хлеб. Но так как мы не наедались, вынужденно приходилось съедать все, что дают, и терпеть эту дикую изжогу.

Ведь брать с собой хлеб или другую еду из столовой и носить ее в карманах не разрешается. А если вдруг кто-либо из «дедов» или офицеров найдет припасы и, не дай бог, увидит, как ты жуешь, значит будешь наказан.

Однажды случилось нечто подобное. После ужина далекий мой земляк Коля Сиринов (высокий и здоровый, всегда мог за себя постоять) умудрялся постоянно красть из столовой кусок черного хлеба и всегда прятал его под матрас. Он всегда делился со мной и с другими сослуживцами. И вот как-то на утреннем осмотре проходили сержанты мимо кубриков и проверяли, у кого плохо заправлены кровати. Всем перевернули матрасы, в том числе и Коляну. А у него под одеялом был запрятан кусок хлеба, который он еще не съел. Естественно, не повезло, этот кусок обнаружили.

Сержант собрал и построил всех, кто спал в этом кубрике, то есть десять человек.

— Чья кровать? — спросил на повышенных тонах сержант.

— Моя, — ответил Коля.

— Выйти из строя!

Коля с испуганными глазами вышел из строя неуверенным шагом.

— Ты, сволочь! Тебя что, плохо кормят?

Коля опустил голову и не мог ничего сказать.

— Отвечай, когда спрашивают! — гаркнул во весь голос сержант и нанес удар в «душу» (грудь). От удара Коля присел, ведь он не ожидал, что так поступит сержант.

— Ну что, «отцы», я же говорил насчет хлеба, теперь вешайтесь! Вот этот «чмошник» подвел вас, и теперь за его проступки будете страдать вы все, а виновник будет только наблюдать.

Сержант достал армейские сигареты, высыпал оттуда табак прямо на этот черный хлеб, дал каждому солдату и говорит:

— Теперь покушайте плотно, не стесняйтесь, за это вас бить никто не будет!

Ну и пришлось это есть. Многие съели все. Я, когда откусил и начал жевать, почувствовал, что меня стало подташнивать.

Сержант говорит:

— Ну что жуешь, давай, проглатывай за своего товарища.

Начинаю глотать, а кусок не лезет в горло. Мне еще хуже стало, сержант начал осматривать рот каждого солдата. Поэтому я, как хомяк, запрятал за щеки пережеванный хлеб с табаком и притворился, что проглотил, а оставшееся незаметно сунул в карман.

Когда экзекуция закончилось, мы побежали в туалет. Я полчаса стоял у унитаза и все выплевывал, рот горел, как у Змея Горыныча; не знаю, как выдержал мой организм…

После всего случившегося солдаты собрались на месте разборки. Коля сидел на краю табуретки с опущенной головой, чувствуя вину. К нему подошел здоровый «боец» из нашего кубрика и говорит:

— Вот на хрена ты прятал под матрас хлеб? Ты мог бы ночью всем раздать, и этого случая не произошло бы. А тут еще за тебя мы ели этот горький табак, а ты расслаблялся.

— Но, я же не нарочно, поймите, ведь я не думал, что так получится, а сержант специально настроил вас против меня, и это вы прекрасно знаете. Если считаете, что я заслужил наказание, то, пожалуйста, можете ударить. Давайте, давайте…

Возмущенный здоровяк нанес несколько ударов в область живота провинившегося и вышел из кубрика. Коля согнулся и, вдруг не выдержав, начал плакать от несправедливости.

Я и все сослуживцы лишь с отрешенным видом смотрели на происходящее и не могли ничего сказать.

Через пару дней произошел такой же случай, только солдат был из первого взвода. После того как прозвучала команда «Прием пищи закончить! Встать!», этот солдатик выполнил только половину этой команды, он встал, но на ходу доедал то, что не успел. Увидев это, старослужащие наказали его следующим образом: посадили за стол и насильно заставили съесть несколько тарелок каши, заесть его буханкой армейского черного хлеба и запить несколькими стаканами киселя.

Вообще страшно видеть, что голод может делать с людьми.

Однажды после обеда дежурный по роте вызвал меня и говорит:

— Иди на КПП-1 в комнату для посетителей, к тебе кто-то приехал.

— Кто ко мне мог приехать?

— Откуда я могу знать? Иди и узнаешь! — возмущаясь, сказал сержант.

Я побежал сразу на КПП-1. Смотрю — возле комнаты для посетителей стоит мой друг Димон, который жил в Москве. Мы с ним сели на лавочку и около часа разговаривали. Потом пришел сержант и говорит:

— Пойдем в роту, тебя уже командир роты с «собаками» ищет?

Я стал с Димкой прощаться, а он вручил мне полную сумку «халявы». Рядом стояла «разведка», которая у всех все лучшее забирала себе. Разведрота была самая сильная и мускулистая, ведь туда набирают не простых людей, а со спортивными разрядами и готовят с большими физическими нагрузками, чтобы были еще сильнее. Вот поэтому их все боялись.

Я растерялся, не зная, что делать. Сержант из моей роты подошел к нам и шепнул, чтобы мой друг прошел за забором дальше и передал сумку возле КПП-2. Там «разведки» не было.

Димка так и сделал. Не доходя до КПП-2, он заметил этого сержанта, который там уже его ждал. Мой друг подошел к забору и начал быстро передавать сумку. Она зацепилась за штыри, которые торчали вдоль всего забора. А на дне сумки лежали орехи, большая часть которых высыпалась. Однако все ценное и вкусное сохранилось, и как хорошо, что «разведке» ничего не досталось.

С — самым

Л — лучшим

У — уроком

Ж — жизни

Б — была

А — армия

После этого старослужащие и я пошли в каптерку и там одним махом «заточили» все, что передали для меня. Это был самый вкусный и долгожданный ужин.

Все, что смог, я распихал в карманы и передал всей роте, то есть тем, кого не было за этим шикарным столом. А кому не досталось, в обиде не остались, потому что все понимают — это армия.

Утренний осмотр

На утреннем осмотре применялся строй в две шеренги. Отступив друг от друга, мы стояли лицом к лицу. Между нами ходили замкомвзвода и всматривались в нас, цело и чисто ли: обмундирование, бляха на поясе, сапоги, обрезаны ли ногти… Обязательно проверяют «подшиву», наличие «кантика» (то есть затылок не должен был быть обросшим, и для этого выводили бритвой нижний срез волос на затылке в ровную линию), бритья и длину волос, наличие иголок и ниток в шапке или в кепке (в зависимости от времени года). Могли в любой момент, в основном перед отбоем, провести телесный осмотр — на наличие синяков, побоев, а если таковые были, то офицеры ведут долгий разговор с потерпевшим солдатом. Это составляет целый институт армейской этики.

Если не будет у тебя на кителе чистой «подшивы», то на построении обрывают грязную и заставляют жевать, но так делают только старослужащие. А вечером придется подшивать весь свой взвод. И самое легкое наказание — подшить за пять минут, но если не успел, то отрывают — и ты все делаешь заново. Конечно, если нет навыка, задание будет не из легких.

Воротнички подшивают не только солдаты-сержанты и старшины срочной службы, но и офицеры. Они ведь знают, что это нужно обязательно делать, чтобы ворот кителя, который редко стирается, не натирал шею, а то могут образоваться фурункулы.

Здесь существует небольшая проблема. Не всегда дают новые «подшивы», приходится каждый вечер стирать, гладить, аккуратно складывать под размер воротничка и пришивать белыми нитками на старое место. Делать это надо таким образом, чтобы она выступала над воротником на полтора-два миллиметра. Вообще уставной подворотничок («подшива») представляет собой двойную полоску белой ткани шириной полтора-два сантиметра. Но со временем «подшивы» темнеют, а это ни сержанты, ни офицеры не одобряют, а каптерщик не всегда выдает нужное, вот и приходится «рожать» (искать).

А «рожали» как? Берешь простыню, на которой спишь (или у соседа по кровати), и отрываешь полоску нужной ширины — вот и все. Проблемы возникали при сдаче белья в прачечную, и мы старались от каждой простыни по чуть-чуть отрывать, чтобы заметно не было. Но потом офицеры увидели и поняли, что так все военнослужащие останутся без простыней, и начали выдавать цветное белье. Теперь «рожать» белую ткань стало еще труднее.

Также на утреннем осмотре проверяли «кантик», а если его не было, то получали обязательную затрещину по затылку.

Вдруг не будешь «побрит», то станут брить вафельным полотенцем. После этого вся кожа у тебя краснеет и появляется сильное раздражение. За время моей службы такого я не видел ни разу. Угрожали, пытались, но не делали.

А вот если не будешь коротко подстрижен, то подстригут, но только ножницами обычными, и будешь ходить, как курица ощипанная. А это некрасиво, и все к тому же смеются и подшучивают. Таких случаев при мне было много.

Через раз проверяют содержимое карманов, лишнего ничего не должно быть, только уставные армейские сигареты, военный билет, блокнот, расческа (неизвестно, к чему она нужна была, ведь мы почти лысые), чистый белый носовой платок, который никогда не должен применяться в личных целях, а должен был быть выглажен и ровно сложен в прозрачный полиэтиленовый пакетик.

Я раньше не знал и не понимал, как отличить «духа» от «дедушки». Но чуть послужив, понял, что нам, «духам», некогда было чистить и носить форму отглаженной и аккуратной, то есть ходили в такой, какой она была, в общем «зачуханные». Ремень был затянут туго и поднят чуть ли не до груди. Поэтому «духи» и выглядели неаккуратно и страшновато.

У «дедушки» наоборот: все чисто, выглажено и блестит. На кителе плечи не обвисают, так как загоняли в погон кусок линолеума. Это, конечно, не разрешалось, и офицеры за этим строго следили. Дембеля все равно делали, но только в повседневном кителе, в парадной форме даже не пробовали, так как на строевых смотрах амуницию проверял сам командир части.

По одежде сразу было понятно, кого посторониться, а на кого можно «наехать».

Существует еще одна армейская «заморочка». Сапоги, китель, штаны, шапки, кепки, ремень поясной, ремень с бляхой, должны быть с клеймом о дате выдачи данного имущества и номером военного билета, а также с твоей фамилией. Это нужно для того, чтобы среди множества одинаковой одежды можно было найти свою форму, если перепутал или потерял. Да и на войне в случае гибели можно опознать солдата по номеру военного билета и фамилии на его форме.

Три раза в год приезжало высшее командование и проверяло нас на строевых смотрах по пять часов в день.

Подготовка к смотру — это тоже нудная работа.

За неделю до строевых смотров постоянно проходили тренировки к проверкам, чтобы было надето все чистое, клеймо у всех солдат наблюдалось (со временем клеймо на одежде стиралось, ведь цифры через трафарет пишутся ручкой). А в армии всегда недостатки найдутся. Поэтому мы до полуночи готовились. Всегда находились солдаты, которые не так все делали, вот и приходилось все переделывать за них.

Перед самым строевым смотром командир части вместе с начальником штаба лично ходили вдоль шеренг, проверяли содержимое солдатских карманов. Потом заставляли всех разуть правый сапог на осмотр, чтобы у всех были уставные портянки, а не носки. Расстегивали бушлаты и кителя и смотрели на наличие белуг. И только после этого все были готовы к строевому смотру.

Переполох

Нас, оказывается, окончательно не распределили по подразделениям. Поэтому начался переполох с переходами в другие роты: в это вовлекли меня и еще двух человек. Нас перевели, непонятно зачем, в первый мотострелковый батальон. Меня назначили на должность «старшего стрелка».

Просто тихий ужас. Что со мной будет, неизвестно.

Мы сюда попали во время сильного мороза, да еще и выпало много снега.

Нас заставили изготовить деревянные лопаты, и мы, поначалу с азартом, приступали к чистке снега.

Пришлось расчищать сугробы с пяти утра и до обеда. Если не убирали полностью, то после обеда заканчивали. Снег с дорог забрасывали на газоны, затем утаптывали, пока он не приобретал строгих углов и не был выровнен в форме прямоугольника. Если выпадало много снега, то закидывали на старый капот, оторванный от машины, и тащили на стадион, который находился на территории нашей воинской части на расстоянии около четырехсот метров от убираемого места.

Мы работали, словно снегоуборочные машины. Не представляю, сколько тонн мы перекидали, кажется, после этого снег буду ненавидеть всегда. Мне очень страшно было подумать о том, сколько еще придется убирать и перетаскивать.

Вскоре мы попали на «игры антитеррора» (тренировка сил и средств по противодействию антитеррористическим актам). Очень интересно! Нам сначала ставили задачу — где и какое здание надо захватить, а после происходила сама операция. Чаще всего объектом становилась санчасть. Во время операции нам всегда мешала разведка, которая все заранее «вынюхивала».

«Бойцы» были вооружены автоматами с холостыми патронами, учебными гранатами, дымовыми шашками. Одним словом, реальная война. Все эти учения, как правило, проходили зимой (а теперь чуть ли не каждый месяц устраивают такие «игры»). На стадионе, куда выносили весь снег с тротуаров и дорог, мы делали для себя окопы, защитные стены и прятались. Оттуда занимали оборону и шли в наступление.

Выезд на стрельбище

Впервые я попал на полевой выход. Сразу понял, что это жуть.

В четыре тридцать утра подъем. Спешные сборы, суета, собирали причиндалы: постельное белье, тапочки, мыльно-рыльное, котелки с кружками и ложками — это все складывали в вещмешок, а к нему прикрепляли вместо ОЗК (общевойсковой защитный комплект) валенки и на себя вешали противогаз. Подготовили оружия и боеприпасы к выходу, потом на улице загружали все в один «ЗиЛ», который охранялся караулом. После загрузки боеприпасов, весь батальон строился на плацу. Тут ожидали три военных «ЗиЛа» с тентом. Нас распределили, кто в какой машине поедет.

— К машинам! — скомандовал командир роты.

Весь личный состав построился в две колонны возле машины.

— По местам!

Мы по очереди быстро заняли свои места в машинах, подавая друг другу руку.