Армия глазами солдата

«Свобода есть признание факта, что именно на вас лежит ответственность за принятие решений, и ничто не может освободить вас от этой ответственности. Никто не будет за вас думать и никто не проживет за вас вашу жизнь. Самый отвратительный вид самоуничтожения и саморазрушения — подчинить свой разум разуму другого, найти хозяина своим мыслям, принять чужие утверждения за реальность, чужие слова за истину, чужую волю — за посредника между вашим сознанием и вашим поведением».

/Э. Рэнд, философ./

ВВЕДЕНИЕ

Книга, которую вы держите в руках, — попытка внести ясность в понимание основных проблем современной армейской службы, пройденной мной за два года в Московском военном округе.

Эта книга написана для тех, кто искренне желает понять значение слова АРМИЯ!

Опираясь на последние армейские страсти, я хотел бы помочь читателю избавиться от заблуждений. Материалом для книги послужили личные наблюдения и переживания, понимание законов жизни и их применение на практике. Могу сказать без ложной скромности, что мне удалось сделать захватывающие открытия, прийти к волнующим выводам и сформулировать целый спектр гипотез. Надеюсь, они не оставят равнодушными читателей.

Два года моей жизни в армии я бы назвал поучительным путешествием в мир армейского познания. Итогами этого путешествия хочу поделиться с теми, кто желает понять смысл армии, узнать, как она построена и как в ней проходят военную службу. Нужно ли избегать службы в армии, как в ней служится, помогает ли армейский опыт в дальнейшем — все это Вы узнаете из книги.

В ней есть советы, чтобы, как говорится «не затупить» в ответственные моменты в начале службы. «Кто в армии служил — тот в цирке не смеется». Этими словами я хочу сказать, что гражданским, конечно, многое будет непонятно, армию надо видеть, а еще лучше — служить в ней, только тогда ее можно понять и сделать выводы. А военным и служившим в армии все будет знакомо. Прочитав эту прозу от «корки» до «корки», будешь чувствовать, как будто ты побывал в армии. Те, кто еще не служил, смогут подготовиться и хоть что-то понять, потому что в течение службы это все будет встречаться, и, вспоминая эту книгу, можно изменить неправильный ход событий. Это издание не просто мемуарная проза, но еще и познавательный материал. Ведь здесь подробно описано все: от самого первого дня, когда отъезжал от военкомата, и до возвращения домой, когда демобилизовался.

В книге все основано на реальных событиях, описаны самые яркие моменты в период службы, только изменены имена, фамилии и города. Эту книгу можно даже назвать эмоциональным и сиюминутным репортажным произведением, то есть, то, что нужно узнать читателю в короткий срок.

По окончании службы в ноябре 2005 года во мне горело желание изложить свои впечатления об армейской службе, а также мнения служивых, которые вместе жили два года, а также отзывы недавно отслуживших ребят из других воинских частей.

Мне было семнадцать лет, когда начали вызывать в военкомат. Я в киосках и книжных магазинах стал искать хотя бы какое-то пособие или журнал о службе в армии. Но находил только книги о войне 1918 года и 1945 года, а о современной армии литературы не было. От ребят, которые отслужили, точно ничего не узнаешь, всегда неправду рассказывают, преувеличивают или недоговаривают.

Я написал свои воспоминания для призывников и их родителей, чтобы они смогли помочь будущему солдату Вооруженных Сил Российской Федерации, а также эта книга для желающих подробнее узнать о современной армии.

Жаль, что у меня раньше не было возможности прочитать подобное произведение, ведь я бы совсем по-другому повел себя. Вы увидите мои ошибки, которые не стоит совершать и повторять. Так что читайте и думайте: «Лучше достойно отслужить… (далее читайте в книге) или не знать, что такое армия (если вы не прочитали эту книгу) и через какие трудности ее проходят». Вы прочитаете и все поймете, решите для себя, как лучше поступить!

Пришло время для появления книги, которая позволила бы «бойцу» получить полезную армейскую информацию.

С уважением Станислав Вориднук

Глава 1
«МОБИЛИЗАЦИЯ»

Выезд из военкомата

Жил я на гражданке обычным человеком, и, как у обычного человека, желания идти в армию не было никакого, так как я думал, что потеряю эти два года, армия ничего не даст и не будет от нее никакой прибыли и пользы.

Я думал, что болезнь глаза и вторая степень плоскостопия, которые были у меня, гарантируют отсрочку. Отсрочка была, но ненадолго. Через полгода приходят из военкомата два молодых человека ко мне домой и вручают под роспись повестку об обязательной явке в военный комиссариат. Я, как законопослушный гражданин, явился, так же как и многие другие молодые люди, из которых я никого не знал. Нас собрали в одном помещении, выдали для заполнения анкеты и провели небольшой инструктаж: как мы должны вести себя и какие с собой вещи нужно брать при отправке на распределительный пункт. После этого нам вручили повестки, в которых уже была указана точная дата отправки в Вооруженные Силы Российской Федерации, 25 ноября 2003 года, семь часов тридцать минут.

За неделю до отправки в армию мне еще раз предстояло пройти врачебную комиссию. Я начал метаться, как рыба, чтобы врачи лучше обследовали меня, так как я не был уверен, что «потяну» службу со своим неважным здоровьем. Мне посоветовали, чтобы не идти в армию, «придумать» болезнь, если не верят в правдоподобную, что есть. У меня были деньги — это не проблема, так как заработал их на приличных шабашках. И все-таки меня что-то настораживало: не хотелось играть с судьбой. Я подумал… и решил: «Что будет — то будет, судьбу не изменишь и от судьбы не уйдешь».

Отец и мать переживали, наслушавшись от соседей и знакомых о «дедовщине», издевательствах всякого рода, о том, что солдаты бегут из части, и неизвестно, куда попадет сын. Другие советовали: «Лучше пусть идет в армию, чтобы не испортился, там из него сделают настоящего человека, так как за ним присмотрят заботливые командиры».

Родители не знали, что делать. Думали: «прокатит» моя болезнь, и я не пойду в армию. Но оказалось все по-другому.

Брат родной вообще сказал:

— Иди в армию хоть ты. Может быть, попадешь в Чечню, постреляешь.

А он-то сам не служил, так как у него плоскостопие третьей степени. Вот сейчас сидит дома, развлекается и советы дурные дает. А мне два года кирзовые сапоги топтать придется.

У тети тоже положительный ответ:

— Иди в армию, станешь настоящим мужчиной!

И начала рассказывать, какой раньше был позор тем, кто не служил. Все девчонки с усмешкой относились к таким парням. А военники их называли «волчий билет».Волчий билет — справка об освобождении с военной службы. Кстати, далее по тексту будут появляться жаргонные слова и выражения, которые пришли из зоны в армейскую среду, недаром говорят, что армия «смахивает» на зону. Я знаю, что сейчас молодым людям все равно, был кто в армии или нет. Но только одно остается правдой: кто не был, тому трудно устроиться на более ответственную работу и административную должность.

Мне предлагали разные «отмазки», чтобы не идти служить. Но я все-таки решил пойти как на очередное приключение… и захотел ощутить все прелести армейской системы. Ведь я такой человек: если что-то решил, то это точка, и никто не отговорит.

Дело было в ноябре, уже холодно. Дома все личные вещи я собрал в пакеты, сложил и запаковал. Проводы прошли спокойно, так как я много гостей не приглашал, в основном были все свои. Потом гости разошлись, я пошел спать около двенадцати часов ночи. Всю ночь крутился и не мог спокойно уснуть. Утром встал, собрался, и мы с родителями поехали в военкомат. Я должен был явиться к семи тридцати. Я опоздал на пять минут, все уже сидели в микроавтобусе и ждали только меня.

Начальник военкомата, полковник Александр Владимирович Петров, мне сказал:

— Я тебя отправлю за опоздание в самую худшую воинскую часть, где ты себе места не найдешь!

Я и так волновался, а он мне еще такое говорит.

Народу было не очень много, так как нас уезжало всего шесть человек. Парни были нормальные, правда, трое из них были пьяны после ночных проводов, вели себя более смело, а двое были тихие, и было видно, как переживали: все-таки уезжают от дома и родных. Я попрощался с родителями, сел в микроавтобус, и мы выехали за ворота.

Я взглядом отыскал в толпе провожающих родителей, помахал им через стекло. Мать вяло махнула в ответ ладошкой и повисла на груди у отца. Лицо отца погрустнело, он едва сдерживал слезы…

Вдруг выбегает на дорогу чуть ли не под колеса автобуса опоздавшая моя родная тетя. Мы остановились. Водитель и рядом сидящий военком разъяренно закричали:

— Вы чего под колеса бросаетесь?

— Водитель, извините меня, пожалуйста, за то, что я мешаю вашему отъезду, но разрешите передать моему племяннику гостинец в дорогу: там лежит жареная курица.

— Как фамилия вашего родственника? — спросил военком.

— Вориднук!

— Это тот самый, который опоздал? Да ему вообще ничего не положено!

— Ну, пожалуйста! — и у тети на глаза навернулись слезы.

— Ну, отдавайте, уже все равно остановился, — недовольно сказал военком.

— Стасик, только не забудь ее съесть, она еще горячая.

Автобус опять тронулся, и я смотрю — остальные родственники подошли, но с ними я уже попрощался только через окно.

Прощай, гражданка!

До областного призывного пункта пять часов пути. В дороге останавливались, и нам говорили, чтобы все, что нам передали из быстропортящейся еды, съели, в том числе и мою курицу. А аппетита у меня вообще не было, да и у других тоже. Колбасы, бутерброды, мясо и другие продукты просто не лезло в горло. Хорошо, что один паренек взял с собой фрукты, которые без особого аппетита поели в дороге.

Распределительный пункт

Вот я и пять молодых парней, а точнее, будущих солдат, приехали в Краснодар на распределительный пункт.

Было как-то страшно и непривычно. Людей здесь находилось больше, чем в военкомате, когда нас провожали. Все толпятся, к воротам пройти невозможно, ведь на территорию пункта никого не пускали. Кто плачет, кто кричит, кто-то с кем-то договаривается. Мы переступили ворота гражданки и с неприятным чувством в душе оказались на распределительном пункте. Нас сразу повели на последний медосмотр. Здесь так же, как и в военкомате проверяла комиссия, но никого не забраковала. Потом, нам выдали под роспись военные билеты с датой начала службы (25 ноября 2003 года) и отправили в расположение. Там стоял большой стол буквой «П» где-то на шестьдесят человек. Мы подошли к столу и встали рядом друг с другом. Ведь кроме нас еще было около пятидесяти человек, призванных из разных уголков района. Офицер сказал:

— Все содержимое в пакетах и карманах выложить перед собой на стол. Это делалось для того, чтобы не было острорежущих предметов (лезвия станков, иголки, ножи), пенных баллончиков для бритья, так как они взрывоопасны, быстропортящихся продуктов и многого другого. Ничего из этого перечня нельзя оставлять у себя.

Все, что проверяющие находили у нас, забирали и складывали в один мешок, ну а потом это все «добро» уходило тем самым офицерам, которые нас проверяли. Они этого и не скрывали, говоря нам, что у них дома «валом» этих пенных баллончиков для бритья, чуть ли не купаются в них, а также станков и многого другого, чего нельзя привозить в армию.

После «чистки» нас повели в казарму. В расположении показали, кто и где будет спать. Потом зачем-то повели всех фотографироваться. Одного за другим вызывали, давали черный берет и китель с подшитым к нему куском тельняшки. Через неделю домой к призывникам наложенным платежом приходил конверт с четырьмя фотографиями. Какой родитель не возьмет?

На следующий день начали приучать ходить «по-армейски» (и только позже я понял, что это называется — ходить строевой), но еще в гражданской одежде. По утрам — зарядка, вечером — фильм. Только просмотр фильма по телевизору стоил двадцать рублей. А если кто-то не хотел идти смотреть, отправляли туалет убирать или помогать другим солдатам, которые служат здесь — копать траншеи, подметать или другие подсобные работы выполнять. Вот и приходилось смотреть платный телевизор.

Конфликт

Ну, конечно, без конфликта тоже не бывает. На второй день нас рассадили в кинотеатре, в котором давно уже ничего не показывали. Офицеры нам сказали: «У кого еда осталась, чтобы всю ее сейчас съели». Мы выложили на общак все, что у нас было. А у меня ведь целая жареная курица, еще не конфискованная, которую я припрятал завернутой в газету, от офицеров. Все принялись за еду.

Курица быстро исчезла, остальные ребята также доедали свои бутерброды и потихоньку уходили в казарму. Народу оставалось все меньше и меньше. Зашел сержант и сказал:

— Последние пять оставшихся человек будут убирать мусор, который набросали.

Народ рванул к двери, а мы спокойно сидели, продолжали разговаривать и доедать, что осталось; потом потихоньку направились к выходу.

Сержант крикнул:

— Стойте! Вы, по-моему, не туда пошли, веники здесь находятся!

А самый смелый из нас, Санек, ответил сержанту:

— А мы не собираемся браться за веники, мы свое убрали, можете других «лохов» найти.

Сержант вскипел:

— Сейчас вы будете не со мной разговаривать, а с главным майором Пупкиным. Вы, наверное, слышали о нем?

— Ну и звони, хоть генералу, мы все равно не будем здесь за кого-то убирать.

Сержант, как и обещал, позвонил по сотовому телефону.

Через пару минут приходит майор, лысый и без головного убора, непонятно, какой национальности, но рожа неприятная и серьезная, глаза круглые, как мячи, широкий нос, щеки пухлые, как у крупного младенца, а подбородка не было видно из-за жира. Он с отдышкой спрашивает, делая паузу через каждое слово:

— Кто здесь самый смелый нашелся…? Не успели прийти в армию, а уже начинаете свои правила устанавливать?

И опять Санек, за нас отдуваясь, говорит:

— Мы здесь не собираемся убирать, вы нас не заставите это делать!

— Ты так думаешь? — сказал майор. Глаза у него стали красными, на щеках и у губ задрожали складочки, мы думали, что он убьет Саньку.

— Конечно! — спокойно ответил ему наш защитник.

— Ну, подойди ко мне!

— А зачем?

— Ну, тогда я сам подойду, но только тебе хуже будет, — пригрозил майор.

А Саня ему все доказывает, что мы не должны здесь убирать.

Майор приблизился к нему и еще раз спросил:

— Ну что, вы будете здесь убирать?

— Нет, конечно!

Офицер нанес ему удар в живот и еще раз задал тот же вопрос.

Мы прошептали Саньке:

— Давай мы уберем, и все будет нормально!

— Ребята, вы даже не думайте об этом, посмотрим, что он со мной сделает! — не своим голосом сказал Саня.

Офицер прошипел:

— Ну, пошли со мной, наедине поговорим.

Они ушли, и мы остались ждать Саньку. Минут через пять он вернулся один и сказал нам:

— Пошли, ребята, я с ним договорился. Убирать здесь не будем.

Мы застыли.

— Как тебе удалось решить проблему с майором? — промолвил я.

Санек, усмехнувшись, ответил:

— Да очень просто! Я пообщался с ним, и мы пришли к единому мнению, что наведем порядок там, где поменьше мусора.

— Ну, ты, блин, Саня, даешь. Пошли тогда, чего стоим! — сказал я.

— Я уже все сделал! Возле штаба при входе подобрал пару бумажек и выкинул в урну. Это заняло минуты три. Но дело в том, что я добился своего. Этот огромный кинотеатр убирать не будем, и это самое главное!

Мы стояли совершенно ошарашенные:

— Почему ты нас не позвал? — возмутился я.

— А зачем там толпу создавать из-за пары бумажек.

Мы, конечно, не ожидали от него ничего подобного.

Но осталось все равно неясно, как он смог договориться. А может, Санек вообще не убирал? Ведь он такой человек по жизни: если сказал, не буду убирать, значит хоть убей — не будет. Тем более, зачем нужно было спорить с сержантом, ведь можно было, не сопротивляясь, убрать, но он не захотел.

* * *

На распределительном пункте все офицеры и солдаты-срочники хитрые! Предлагали звонить домой по желанию со своих сотовых телефонов. За одну минуту разговора сдирали от десяти до двадцати рублей: смотря еще, на кого нарвешься.

Сотовые телефоны тогда только входили в моду, но не у многих они были. У моего брата как раз недавно появился. Ну вот я ему один раз и позвонил, благо, в кармане было тридцать рублей. На этом мои деньги закончились.

Все ребята, ехавшие со мной из города Туапсе, все до одного оказались гораздо лучше, чем я предполагал поначалу. Всегда и везде мы были вместе, друг за друга горой! Я никого из них до этого не знал, а ведь жили почти рядом.

После того как деньги у меня закончились, ребята не жалели ничего, и всегда покупали мне то же, что ели сами.

Были и драки, в которых мы участвовали. Если кого-то обижали из нашего круга, то обязательно вставали горой. Всегда договаривались, где встретимся, если будут проблемы. Но мы, в принципе, никогда по отдельности не ходили.

Был такой случай. Из казармы выходил парень, его схватили и отобрали все деньги. Мы потом как-то встретили этих «налетчиков» и разговорились. Вместе в курилке сидели. Один из этой «банды» спросил:

— Парни, у вас нет ничего покурить из травки? Хоть немного расслабиться, ведь в армии маловероятно все это сообразить, на крайняк — через год службы. И смотрит на Саню.

— Нет ничего, у нас только сигареты! — сказал Санек.

— Ну ладно… будем дальше кого-нибудь искать.

После этого разговора мы все поняли, что это за пацаны. Докурив, мы ушли, но я видел, как Санька смотрел на них: было такое ощущение, что он на гражданке тоже когда-то занимался с этим «куревом». Не зря один из «банды» разговаривал именно с ним.

Гражданка — это мед.

Кто не служил, тот не поймет.

(Из блокнота солдата)

Изучение плацаПлац — это асфальтированная большая площадка неподалеку от штаба, где проходят все строевые занятия.

На распределительном пункте было пятьсот двадцать пять будущих «бойцов». Каждый раз выходили строиться на плац в колонну по пять человек, нас постоянно пересчитывали, чтобы никто не затерялся и были все на месте.

Как-то на третий день никто не хотел идти в столовую на завтрак, так как еще остались домашние продукты, более полезные, чем их каши. Офицеры нам за это придумали наказание: бег по плацу строем до тех пор, пока не выдохнемся. Вы не поверите, все пятьсот двадцать пять человек одновременно начали бег вокруг плаца в ногу, подбирали единый ритм и еще сильней притопывали, создавая такой оглушающий эффект, как будто, содрогая землю, в ногу бежит стадо слонов. Офицеры были в шоке. Кто-то говорил: «Вот настоящие бойцы, уже все однообразно пытаются делать хоть и безобразно». Это был наш последний забег на плацу. Остались только утренняя зарядка и вечерняя прогулка. Все-таки, наверное, начальнику распределительного пункта своеобразный забег не понравился, ведь это происходило под его окнами.

Распределение в воинскую часть

Находились все мы на распределительном пункте четыре дня, я почти не спал на этих двухъярусных жестких нарах без всякого постельного белья. Здесь мне абсолютно не хотелось есть, аппетита не было вообще, наверное, это все от переживания.

Начали расформировывать «кого — куда». В микрофон начали вызывать по одному на противоположную сторону плаца. Мы стояли и думали, как хорошо было бы, если бы мы все попали в один взвод. И вдруг одного из наших вызывают на плац, следом еще одного. На этом «распродажа» закончилась. Нас осталось четверо.

На следующий день продолжили распределение. Мы вчетвером попали в одну группу из сорока пяти человек. Но дело в том, что распределили всех в запас, то есть «покупатели» еще не приехали, и неизвестно, когда будут. Мы стояли в шеренгах по командам и ожидали чуда. Минут через десять свершилось: подошли лейтенант и старший лейтенант. По эмблемам и петлицам мы не понимали, из какого рода войск. Старший лейтенант сказал:

— Ну что, дождались?

Мы все были рады, что не пришлось больше находиться в неведении.

— Сейчас поедем в город Ковров. Но прежде чем принять в войска, мы вас тщательно осмотрим, — сказал лейтенант.

Мы разделись по пояс, у каждого осматривали руки, для того чтобы было видно, не «кололись» ли претенденты. После этого нас посадили в «Икарус», в котором всем мест не хватило. Наша компания заняла последние сиденья возле двери, правда, двое из нас стояли, Евгений и Алексей. А я и Санька успели устроиться на сиденьях. Как говорится, кто успел, тот и сел. Пока ехали, автобус развлекался вовсю. У нас были свои приколы: один парень, Евгений, который оказался в нашей четверке, был полностью закомплексованным человеком. Чего только ему ни говорили, чтобы он пообщался с нами. Мы из него вытягивали ответ, и он отвечал очень смешно. Пол-автобуса пацанов только его разговоры и слушало. Евгений сразу показался мне самым тихим и неразговорчивым. Это я понял еще в военкомате. Мне его как-то жалко стало.

Мы доехали до железнодорожного вокзала. Пару часов в зале ожидании просидели. Родители, которые жили рядом пришли и с нами находились все это время. Но тут подошло время. Построились и пошли по направлению к поезду.

Все распределились, кто и где будет спать. У кого были деньги, покупали постель. Деньги у многих остались, вот только один я без копейки был.

Санька, зная мою безденежную ситуацию, пошел за постельным бельем. Обратно вернулся с двумя комплектами и один кинул мне.

— Зачем ты мне взял? — удивленно спросил я.

— А что, ты БОМЖом хочешь спать? Я знаю, что у тебя денег нет, сегодня я тебя выручу, а завтра ты меня.

Все-таки мир не без добрых людей!

Офицеры тоже оказались понимающими людьми. Мы договорились, чтобы они разрешили нам повеселиться и поразвлечься последний раз на гражданке. Все немножко подвыпили. Конечно, никто не напивался, доехали тихо и спокойно до Москвы. Там пересели на другой поезд, который ехал в назначенный пункт — город Ковров. На вокзале нас уже ждали два военных «ЗиЛа», на которых мы доехали до воинской части. Нас высадили, построили, и мы пошли в казарму.

Учебка

Было как-то непривычно: со всех сторон злые сержанты и офицеры.

Проходим мимо плаца, вслед нам орут «бойцы»: «Духи, вешайтесь!». Как будто это самая худшая учебка. Это уже традиция. Многолетняя. В казарме тут же окружают ребята в камуфляже. Сразу спрашивают чего-нибудь пожрать. Но остатки «халявы»«Халява» — еда бесплатная. офицер приказал выложить на пол перед собой, а сержанты все забрали себе.

«Ведь это нам больше не понадобится, все равно нас в столовую сейчас поведут!» — наивно подумал я.

Нас сразу начали переодевать, на месте измеряли специальной линейкой размер ноги, чтоб всем кирзовые сапоги подошли по размеру. А все штатское бросали в одну комнату, она потом была занята полностью.

Здесь всех нас опять сфотографировали, как и на распределительном пункте.

Я и сорок пять человек, в том числе мои земляки, были там два дня. Нас долго не могли распределить, так как не рассчитали количество народу. Теперь не могли поместить и разместить нас.

Вскоре начали вызывать тех, у кого было высшее образование, их-то и оставляли здесь, в учебке. Все мои земляки оказались в их числе.

В результате я остался один (к сожалению, закончил только ПТУ).

После такого «дележа» офицеры не знали, куда деть остальных.

Через некоторое время приехали и за нами, чтобы «перекупить». Мы испугались, думали, что нас отправят на север или еще куда-нибудь на край земли.

Нам сказали:

— Кто остался нераспределенным, пожалуйста, пройдите к комнате, где снимали свое штатское.

Оказывается, офицеры не знали, что мы здесь не поместимся. Заставили опять снять военную форму и переодеться в штатское, в котором мы приехали. Нас запускали по пять человек в эту небольшую комнатушку, где лежали горы смятой гражданской одежды.

Потом офицеры поняли, что эта процедура будет очень долгой. Нереально было найти свои вещи в этом хаосе. Времени мало, а впереди двадцать пять человек стоят и ждут очереди. Поэтому офицеры решили запустить всех в эту комнатушку, и вот здесь началось настоящее светопредставление. Кто что тянул! Выбирали не свои вещи, а что получше.

Надевать чужое было не очень приятно. Из своих вещей я нашел только свитер и одну туфлю: под свитер я ничего не надел, так как брезговал, но зато сверху накинул теплую дубленку. На ноги надел хорошие зимние ботинки.

Теперь мы выглядели вполне цивилизованными и богатыми гражданами, будто нас подобрали в одном из богатых городов. Все были в лучшей одежде.

Нас собрали и повезли на вокзал. Самое неприятное — не говорили, куда хотят отправить.

Глава 2
ВОИНСКАЯ ЧАСТЬ

Наконец-то мы приехали, но куда — неизвестно. Когда начали выходить из вагона, мы сразу поняли — это Москва!

Поторапливаемые лейтенантами, мы построились в колонну по два. Несколько раз нас пересчитали. Удостоверились, что личный состав весь в строю, дали команду отправляться.

По обеим сторонам колонну контролировали офицеры. Не сказать, что конвой, но следили за нами пристально.

В большом городе вошли в метро и доехали с двумя пересадками до автобусной остановки. Там пересели в автобус. Одним рейсом, конечно, всех забрать не получилось. Пришлось делать несколько заходов, чтобы перевезти пополнение до назначенного пункта.

Дождались весь личный состав, построились на остановке и двинулись по шоссе между огромными высокими многоэтажными жилыми домами.

Наконец через ворота КПП-1 мы вошли в военный городок. Было слышно, как играет оркестр. Мы сначала не поняли, почему так поздно, праздник какой-то что ли? А офицеры говорят:

— Это для солдат, чтобы они шли в ногу в такт барабану. Так у нас всегда, когда «бойцы» идут на завтрак, обед и ужин.

Прошли дальше по освещенным электричеством асфальтированным дорожкам. Протопали мимо длинных восьмиэтажных казарм ступенчатого типа. По городку пролегали асфальтированные тротуары, ни одного разбитого не было. Аккуратные бордюры четко отделяли дорожки. Красиво гармонировали высаженные вдоль тротуаров елки. Всюду по-особенному было чисто. Степень этой чистоты, естественно, поддерживали сами солдаты.

Шумной толпой мы неумело выстроились на одной стороне плаца. Офицеры чуть подровняли переднюю линию, чтобы разномастная орава походила на военные ряды.

Ответственный лейтенант, который нас привез, доложил подполковнику о прибытии команды новобранцев и встал на правый фланг строя.

— Слушай мою команду! — натренированным голосом прокричал на весь плац вышедший на середину полковник.

— Сейчас вы пройдете в гарнизонный дом офицеров (ГДО), и там мы всех распределим в разные роты.

Все зашли в ГДО и расселись. Через пару минут вошел командир воинской части и начал расспрашивать, кто что умеет делать. По этим критериям нас расформировали.

Командир части сказал:

— Сейчас сержанты отведут вас в баню. Вы помоетесь и получите всю амуницию. Если есть деньги, чтобы отправить штатское домой, возьмите одежду с собой. Вопросы есть? Вопросов нет! Сержанты, ведите подразделения в баню!

Слова командира части никто не понял. Что значит: «Вопросы есть? Вопросов нет!»? А это, оказалось, начался «армейский дурдом».

Но поняли мы одно: вещи, естественно, не отправишь домой, да и было не до них. Нужно было быстро помыться, переодеться и пойти в казарму.

Когда мы сняли штатскую одежду, старослужащие сразу накинулись на наши вещи и забирали себе на «дембель». А что не нравилось, бросали в специальную военную машину, отвозившую «гражданку» неизвестно куда (скорее всего, на свалку).

После помывки в бане выдали новые комплекты нательного белья из х/б ткани, кальсоны и рубашку белого цвета. Это все вместо трусов и маек. Как положено, выдают по два комплекта: первый — из тонкой ткани, второй — уплотненный, что-то похожее пижаму. Все вояки это нательное белье называли «белуга».

Первый месяц мы проходили КМБ — курс молодого бойца или «карантин» по-старому (то есть период службы от призыва до присяги).

Старшина выделил всей роте три машинки для стрижки. Мы стригли друг друга по очереди. Но эта «парикмахерская» растянулась на неделю, так как не успевала такая орава солдат перестричься за один день. Вся процедура, проходила в бытовой комнате, было там не так уж и плохо, так как были зеркала, даже показано длина волос в картинках, которое положено носить солдату. Вообще, в этой воинской части подстригаться наголо не разрешается, хоть зимой, хоть летом. Даже в уставе сказано, что стрижка военнослужащего должна быть «короткой и аккуратной».

А вот в оркестровой роте вообще отращивают волосы, делают прически, как у офицеров. Конечно, мы очень завидовали. Но им это было разрешено, потому что выезжали выступать в Москве на Красной площади, на Поклонной горе и т. п.

Разбили новобранцев на взводы. Наши новые командиры (от лейтенантов до капитанов) были разновозрастные: от молоденьких, лет двадцати, и постарше командиры роты и управления — лет тридцати и сорока. Замкомвзвода (от младших сержантов до старшин) — все срочники, которые отслужили по году, полтора.

Вот все в куче и в одной казарме. Там уже за нами наблюдали, кто как себя покажет, и распределяли, кто в какое подразделение пойдет служить в этой мотострелковой воинской части. Как только мы приехали, нас сразу закрепили за определенной ротой, но могли в любой момент все изменить, так что КМБ не только учит строевым шагом ходить и песни петь, а и еще проводит наблюдения для окончательных переводов.

Здесь мы все были поначалу солдаты — «отцы» (так называли старослужащие молодых, еще не принявших присягу).

Командиры взводов сразу начали командовать и показывать, что такое армия.

Но вдруг неожиданно зашел капитан (командир роты) и приказал старшему сержанту, построить всю роту.

Старший сержант выполнил приказ и скомандовал:

— Рота… Равняйсь! Смирно!

Выполнил воинское приветствие (по-старому это называется, отдал честь) командиру роты и доложил:

— Товарищ капитан, по вашему приказанию рота построена!

— Вы вообще как построены? При равнении налево, каждый должен видеть грудь четвертого человека! Вас сержанты не учили?

Капитан скептически начал осматривать кое-как стоявших «бойцов» и пошел вдоль строя, разглядывая нас и хмыкая чуть ли не перед каждым.

— Ну а как еще должны быть одеты солдаты, только что пришедшие в армию? — пробормотал я.

— Нда-а… Одни частично помытые, другие частично не бритые…

— Товарищ солдат! Что у вас за вид? Брюки не глажены, сапоги не чищены, морда не брита… — Вы сплошное нарушение формы одежды! Какой же вы солдат, если такой зачуханный?

— Сержант! Что с солдатом? Почему вы не смотрите за ним?

А сержант даже не знал, что ответить, только за спиной капитана грозил солдатам кулаком.

Капитан передвинулся к следующему «бойцу», у которого из-за воротника торчал белый краешек нательной рубахи.

— А у вас, «боец», почему нательное белье на шее торчит? — капитан вытащил край рубахи еще больше. — Поправьтесь!

Шагнул дальше, осмотрел еще одного новобранца сверху вниз, зацепился взглядом за болтающуюся пуговицу.

— «Боец», что у вас за внешний вид? Почему пуговица повисла?

Перешел к соседу, оглядел и радостно всплеснул руками:

— Да у нас уже «дембеля» появились! Гляньте на его ремень! На яйцах висит жутким образом! Расслаблен круче, чем у самого старого «дембеля»! «Боец», снимите ремень! А теперь сержант, приведите амуницию «бойца» в надлежащий вид!

Сержант взял ремень новобранца и обмотал по овалу лица, то есть, по окружности головы — от подбородка до макушки, чтобы создать размер затянутого ремня на талии. После чего зафиксировал и ударил ногой по ременной бляхеБляхи могут быть желтые из латуни, стальные, покрытые зеленой краской, и просто без краски белого цвета., которая сдавила ремень так, что теперь солдат никак не сможет регулировать его. Но это, конечно, крайний случай, и поэтому никогда не измеряется ремень по голове, только в качестве воспитания.

— Надевай, — сказал сержант. — И не вздумай расслабить еще раз.

Но минут через пять этот же новобранец расслабил ремень снова. В этот раз ему придумали другое наказание. Пошли в спортгородок на турники. Там сержант затянул солдату ремень не по овалу лица, как до этого, а вокруг головы (это почти в два раза меньше). Потом сказал новобранцу:

— Запрыгивай на турник и виси, пока не скажу спрыгнуть.

Солдат повис, и на его талии застегнули ремень. В таком положении он ходил весь оставшийся день.

А если он «положит» на всех и на этот неписаный закон? Сержант узнает, подойдет и попробует перекрутить бляху на застегнутом ремне, этим самым ремень затягивается туже. А если ремень был хорошо затянут, никто бы не смог перекрутить. Так вот, сколько раз он перекрутит ее, столько десятков раз солдату придется отжиматься от пола. Или сержант будет проверять пресс. Сколько перекрутит, столько ударов будет нанесено нерадивому солдату.

— А если потеряешь бляху к ремню, то придется в военторге за свои деньги покупать. А бляхи не такие уж и дешевые!

После всего этого командир роты пошел в расположение проверить порядок. И сразу же придрался:

— В тумбочках должно быть все аккуратно сложено. Вот, например: мочалка, тетрадка, ручка и конверты должны храниться в своем отдельном прозрачном пакетике; иголки и нитки должны находиться рядом с письменными принадлежностями.

Сержант заново всех построил и продолжал «воспитывать»: как нужно одеваться, обуваться, подшиваться и как выполнять прочие бытовые солдатские навыки, к результатам которых так любил цепляться командир роты. Если сержанты не будут нас учить всему этому, то командир роты будет наказывать наших непосредственных начальников, а они нас за то, что мы не успели все «уловить», чему они учили. Теперь за нами постоянно и пристально следят, чтоб все аккуратно лежало и правильно было сделано.

Учились заправлять кровати. Добивались, чтобы матрасы, завернутые в одеяла, выглядели плоскими кирпичами, а для этого утюжили их табуретками и специальными самодельными «отбивами» из дерева.

На дужке кровати поправляем полотенце: они должны висеть справа, но не плотно к дужке. А для этого мы прикладываем два пальца к краю дужки кровати и только потом вешаем полотенце. Натягиваем края, чтобы они были ровные и немятые.

Выравнивали по нитке спинки кроватей, ножные концы матрасов, крайние полоски на байковых одеялах, подушки и тумбочки. Все по нитке!

После всего этого делали влажную уборку в расположении.

В армии, если офицеры захотят, могут найти любую причину, чтобы выявить недостатки и наказать солдата. Даже если ты будешь чистым и бритым, одним словом, с иголочки одет, они все равно «докопаются» и сделают замечание. Вот такой «закон» в армии.

А потом опять начинается…

— Рота, становись! — дал команду командир роты.

— Равняйсь!

«Бойцы» встрепенулись.

— Отставить… Равняйсь! Отставить… Команда «Равняйсь» касается всех, а не каждого в отдельности. «Рота, равняйсь!» По команде «Равняйсь!» голова поворачивается вправо. Что за шевеление по команде «Равняйсь?». И так он будет повторять: «От-ставить… Р-равняйсь! От-ставить… Р-равняйсь!». Пока все не будут делать правильно.

— Смирно! — отдал приказ, которого мы и не ожидали.

— Отставить! Заправиться! По команде «Заправиться!» все дружно и однообразно должны поправить себе, начиная снизу, китель (или если есть бушлат), ремень с бляхой, воротник и головной убор, при этом не двигать ничем кроме рук, а голову не опускать вниз. Я думаю, что вам эта команда всем знакома, так как перед выходом из расположения роты можно было посмотреть на себя в зеркало, на котором наклеено прямо на стекло большими буквами «ЗАПРАВЬСЯ!».

После его утомительной речи дана следующая команда:

— Смирно!

Все солдаты приняли строевую стойку и встали как вкопанные.

— По этой команде стоять прямо, без напряжения, каблуки поставить вместе, носки выровнять по линии фронта, поставив их на ширину ступни; ноги в коленях выпрямить, но не напрягать; грудь приподнять, а все тело несколько подать вперед; живот подобрать; плечи развернуть; руки опустить так, чтобы кисти, обращенные ладонями внутрь, были сбоку и посредине бедер, а пальцы полусогнуты и касались бедра; голову держать высоко и прямо, не выставляя подбородка; смотреть прямо перед собой; быть готовым к немедленному действию. Строевая стойка на месте принимается и без команды: при отдании и получении приказа, при докладе, во время исполнения Государственного гимна Российской Федерации, при выполнении воинского приветствия, а также при подаче команд.

— Строевым шагом — МАРШ!

— Вроде бы получилось, — кто-то промолвил из строя.

— На месте — СТОЙ! Вольно! По команде «Вольно» головной убор не поправляется, и никто не разговаривает. По команде «Вольно» ослабляется не правая нога, а левая! — продолжал «лечить» наш «педагог» по этим уставным штучкам.

А вообще удивительное чувство — чувство строя. Как будто не сто человек, а один, и ты частичка этого целого, его неотъемлемая и составная часть. Этот первый день был просто ужасный, друг другу на пятки наступали. Никак не могли подобрать по уставу темп движения — 110—120 шагов в минуту.

В армии человек вне строя асоциален и подозрителен. В нашей образцово-показательной воинской части запрещалось перемещаться по территории вне строя шагом. «Солдат без сопровождения должен передвигаться по территории части (особенно перед штабом) бегом. При встрече с офицером переходить на строевой шаг для отдания чести», — гласит инструкция, и эту инструкцию все строго выполняли.

В столовую, в клуб, в баню, на перекур, на всякие построения — единым строем и только строем. Даже чтобы выйти покурить, должен весь личный состав построиться и выйти строем к подъезду казармы. Там установлена курилка примерно четыре на четыре метра: асфальтированная площадка, две скамейки. В этой курилке стояли не менее сорока человек, тесно прижавшись друг к другу, и курили.

Водили строем в клуб ГДО смотреть фильм. Клуб неплохой. Только весь третий этаж был занят офицерами под жилье. Выглядел очень красиво, трехэтажное здание с узорными рисунками.

Сегодня получили эмблемы, пришивали шевроныШеврон — нарукавный знак на форме для определения принадлежности к виду Вооруженных Сил. крепили петлицы к форме. Искали и одалживали друг у друга нитки, иголки.

По десять раз за день мыли и чистили до блеска сапоги.

Завтра торжественное построение и праздничный ужин. Посмотрим, что это такое.

Когда какие-нибудь праздники или выходные, мы ничего не делаем. Крутят кино, смотрим телевизор.

Вечерняя поверка

Каждый день у нас производится вечерняя поверка, она никому не нравится, так как проходит и зимой, и летом, даже в снег или в дождь.

Вот как она у нас проходит:

— Рота, строиться на вечернюю прогулку! — дает команду дежурный по роте.

В двадцать часов сорок пять минут перед сном личный состав выходит на плац, в течение получаса прогуливается строем и в составе подразделений исполняет строевые песни.