Бесплатный фрагмент - Армагона

Армагона

Моей бабушке Евдокии Сергеевне повещается.

Глава 1

1.

Планета Аллон созвездие Ориона, звёздной системы Минтака. Аллон входит в группу из 12 планет, в центре которой находится звезда по имени Нарис. Расстояние от солнечной системы 1200 световых лет.

По пустынной улице ночного города Армагона, тяжело дыша, переходя с бега на шаг, в сторону многоэтажных домов, похожих на столбы, подпирающие небо, двигался, одетый в чёрную куртку, крепыш. Из-под натянутого до бровей капюшона торчал острый нос и ровная, как будто нарисованная, бородка эспаньолка. Крепыш, осторожно озираясь по сторонам и перебежав дорогу, остановился возле большого жилого здания. Прислонив маленькую пластину к считывающему пин-код устройству, он вошёл в открывшуюся дверь, растворившись в большом пучке света. Через несколько секунд к соседнему дому с мигающей сиреной подъехал длинный автомобиль, напоминавший локомотив скоростного поезда. Из автомобиля синхронно из шести дверей высыпали вооружённые солдаты, одетые в блестящие чёрные костюмы. Рассредоточившись по периметру четырёх домов, они дружно начали их сканировать специальными устройствами. Закончив сканирование, вооружённые солдаты по команде командира сели в автомобиль и скрылись за поворотом улицы.

Просунув голову в проем приоткрытой шторы, и осмотрев улицу с тридцатого этажа, крепыш задёрнул штору и повернулся, обращаясь к темному силуэту, расположившемуся в углу неосвещённой комнаты:

— Вроде уехали!

— Ты понимаешь, что ты мог провалить мою конспиративную квартиру, Дорин?! — прозвучал хрипловатый голос из тёмного угла комнаты.

— Это исключительный случай, они сели мне на хвост, и если бы не твоя по близости квартира, Робби, то всё, я бы не ушёл, — тяжело дыша, оправдался крепыш.

— Есть у меня местечко, где тебя точно искать не будут.

— Место надёжное?

— Да.

— Хорошую штуку мне сделали, ни один их сканер меня не видит. Но это временно, на месяц. Через месяц мне будет нужна новая идентификация личности.

— Будем думать, как эту проблему решить. Твоё лицо светят по всем видам трансляции, тебе нужно поменять внешность. Грим, парик, усы, очки.

— Если изменить мою внешность, то и в идентификаторе это должно быть отражено, — сказал Дорин, наливая себе воду из кувшина.

— Само собой. Я дам тебе чип с небольшими накоплениями. На еду и одежду хватит. Сегодня останешься здесь, завтра переедешь.

— Когда я могу встретиться с руководителями групп? — спросил Дорин, усаживаясь на диван.

— Скоро. Им понадобится время на дорогу из других городов. Два дня, не меньше, — ответил Робби, присаживаясь напротив дивана.

— Нормально.

— Как тебе удалось сбежать? Везучий ты.

— Везение, одна из милостей судьбы!

— Ты веришь в судьбу?

— Скорее всего, в удачу. Если веришь в удачу, то и удача поверит в тебя!

— Да ты философ! Только философией сыт не будешь. Идем, я тебя покормлю, — сказал, Робби.

— Вот от еды я не откажусь. А то отощал на тюремных харчах.

Планета Аллон во многом напоминала Землю, только была меньше на треть. Гравитация была ниже земной на пятнадцать процентов и давала некоторые преимущества. Обитатели планеты при падении с высоты всё равно разбивались, но выживали чаще и меньше получали увечья, в отличие от людей.

Аллонцы ничем не отличались от людей — внешне они были похожи на светлокожих европейцев. Около пятидесяти лет назад, Аллон поделился на два государства: Армагону и Радонию. Радония сумела сохранить несколько национальностей, соблюдая культурные и национальные традиции.

Язык на планете был единым — это почти единственное, что объединяло этих два между собой государства, за исключением торговли, которую вели между собой страны, невзирая на враждебность друг к другу и ведением вялотекущих боевых действий.

Вредным производством на Армагоне занимались осуждённые за разные преступления армагонцы и перебежчики из Радонии, нарушившие закон в Армагоне. Основной добычей природного ресурса и выгодным экспортом в недружественную страну Радония был Латоний — твёрдое вещество, из которого путём сложных химических и физических воздействий вырабатывалась энергия, которую использовали в качестве энергоресурса. Производством и обслуживанием инфраструктур городов и сельского хозяйства занимались остальные жители Армагоны. Половина взрослого населения страны находилась на военной службе или службе безопасности.

Стиль одежды на Армагоне напоминал моду землян пятидесятых годов двадцатого столетия — только в серно-белых тонах. Частично цветную одежду могли носить только те, кто имел заслуги перед государством, например, цветной галстук, либо цветные носки или же цветную рубашку. Полностью цветную одежду могли носить только высшие чины.

Золото на Аллоне называлось — Голдано. Его было в таком избытке, что оно не имело никакой ценности. Из него делали всё, что не требовало особой прочности: столовые приборы, элементы декора и прочую мелочь. Ценным и дорогим металлом считалось серебро, которое на Аллоне называли седым палом. Позволить такое украшение из седого пала мог только весьма обеспеченный гражданин планеты Аллон, и то в ограниченном варианте с обязательной регистрацией.

Дорин был доверенным лицом руководителя Радонии Кора. Будучи недавно арестованным, он сбежал из-под стражи. Дорин был связующим звеном между Радонией и Армагоной, подпольем которым руководил Робби. Главной задачей Дорина было — консолидация всех подпольных групп сопротивления Армагоны с Радонией, против режима правящей верхушки Армагоны.

2.

В жилище Нортона, заместителя начальника отдела электронных систем безопасности, было всё на уровне его статусного положения. Вся обстановка выглядела достаточно скромной, и по меркам Армагоны, Нортон жил чуть выше среднего уровня. Комнаты были окрашены в серый цвет, у стены в гостиной стоял коричневый диван с тумбочками-близнецами по краям. Посередине комнаты, вцепившись в пол кривыми ножками, воцарился прозрачный стол с маленькими креслами по сторонам. Огромные до пола окна отражались в зеркальном экране проекции во всю стену, увеличивая размеры комнаты.

По закону страны Нортону разрешалось иметь квартиру третьего уровня, одну единицу средства передвижения — так же третьего уровня.

Нортон, одетый в широкие штаны темно-серого цвета и чёрную свободную рубаху, пытался зацепить золотой вилкой из широкого блюда кусок рыбы, чтобы положить его своему товарищу Андерсу в тарелку — из чистого золота. Упрямый кусок не поддавался, и все время слетал с вилки Нортона. Андерс по-хозяйски взял кусок рыбы руками и плюхнул её к себе в тарелку, затем, смачно облизав пальцы, сказал:

— Не будем церемониться! Разливай!

Нортон разлил по тяжёлым золотым бокалам темно-красное вино и, протянув бокал товарищу, произнёс:

— Залпом не пей, как ты это любишь, почувствуй букет, оттенки винограда суарды и кабриньи!

Андерс улыбнулся и выпил залпом половину бокала, затем, причмокнув, сказал:

— Не понимаю я ваших этих штучек, какой букет? Главное — послевкусие. Цвет хороший, насыщенный. Это вино больше похоже на венозную кровь, нежели полусухой напиток.

Нортон снисходительно сморщился, и многозначительно возразил:

— Деревенщина! Ничего ты не понимаешь в винах. Мне его достали по великому блату, по случаю дня независимости.

— Независимости от кого, или чего? — спросил Андерс.

— От этих плебеев, террористов Радонцев. Если ты помнишь, пятьдесят лет назад наш народ очистил страну от этих дикарей. Тем самым, мы избавились от национальных распрей. Разве не повод выпить вина?

— Они плебеи и террористы, однако, мы у них покупаем товары народного потребления, и автомобили. При этом у нас самое мощное вооружение, высокоточное оружие, а своих автомобилей нет!

— А нам некогда размениваться по мелочам. А автомобили у них дерьмо. Нам продают старую рухлядь, — недовольно пробубнил Нортон.

— А что мы делаем лучше них?

— Мы победили все болезни. И ты как доктор, это знаешь лучше меня. У нас народ живёт в достатке. И мы впереди планеты всей!

— А при чём тут независимость? — с раздражением спросил Андерс.

— Не хочешь пить за независимость, выпей за то, чтобы наш верховный лидер — Олемитес подольше правил нашей страной, — провозгласил Нортон.

— И без твоего пожелания это будет, не сомневайся! Вот объясни мне, неужели у нас на планете нет достойного, молодого кандидата? Этому уже лет восемьдесят, если не больше. А как ты помнишь, продолжительность жизни у нас не более шестидесяти — шестидесяти пяти лет.

— Зачем нам «другой верховный»? И хорошо, что наш верховный долгожитель, — закидывая в рот жёлтую ягоду, сказал Нортон.

— Как мне рассказывали, что продолжительность жизни раньше на планете была до ста лет. Никто столько не живёт, а этого ничего не берёт.

— Наши предки тоже жили не более шестидесяти лет. И наши учёные работают над этой проблемой. Скоро мы все будем жить дольше и лучше. Дай только срок! — мечтательно произнёс Нортон.

— Ты с каждым годом становишься глупее, мой друг. Ты что, опять посещал бесплатные курсы повышения личного патриотизма?

— Вот почему надо все извратить? Почему бесплатные курсы? Я, между прочим, заплатил двести лотов за эти курсы, — обиженно буркнул Нортон.

— А-а, это совсем другое дело! Не бесплатно, понятно, — ёрничал Андерс.

— А вот что касается преференций и привилегий, Андерс, — в нашем государстве каждый получает те блага, которые заслужил…

— Заслужил?! Не заработал, не получил в дар, а заслужил, — перебил взволнованный Андерс.

В это время на стене включилась огромная панель проекции, на экране появилась девушка диктор. Она передавала свежие новости, тараторя чуть ли не на одном дыхании, словно на ускоренной пленке. Диктор говорила о каждодневном повышении уровня жизни, о благоприятном радиационном фоне, и подвигах на линии военного соприкосновения. После гимна страны на экране появился верховный правитель Армагоны — Олемитес. Его седая борода была аккуратно подстрижена и по объему напоминала сладкую вату. Закрученные вверх кончики усов придавали лицу шарм, а улыбающийся с прищуром взгляд мог расположить к общению самого неразговорчивого собеседника.

Олемитес поблагодарил за горячую поддержку населения планеты, пообещав на посту верховного правителя приложить все усилия по улучшению жизни жителей Армагоны закончив фразой: «Я сделал страну свободной и приложу все усилия, чтобы ваша жизнь стала ещё лучше!». Олемитес поднял руку, сжал пятерню в кулак и, попрощавшись, исчез.

На экране опять появилась диктор, она сообщила, что из-под стражи сбежал опасный террорист, диверсант из Радонии некто — Дорин, убивший при побеге двух охранников. На экране появилась его фотография. Диктор попросила сообщить в службу безопасности всех, кто владеет какой-либо информацией о нем. Экран автоматически погас.

— У тебя, что новости включаются автоматически? — удивлённо спросил Андерс.

— Такие правила для служащих нашей конторы, я тебе уже говорил, — ответил Нортон, пережёвывая ветчину. — Видел рожу?! Отпетый террорист! — раздражённо ответил Нортон, разливая вино по бокалам.

— Может, он не террорист, может, он из оппозиции, а нам впаривают, что они все в Радонии террористы, — парировал Андерс.

— Оппозиция? — недоуменно вопрошал Нортон. — А взрывы в торговом центре и взрыв в исследовательском комитете?

— Ты думаешь, это он взорвал?

— А кто же ещё?! Злятся, что проиграли нам войну пятьдесят лет назад, вот и мстят. У них нет ни культуры, ни духовности, ни совести! Уроды, одним словом.

Нортон встал, подошёл к окну, на небо, на котором едва виднелась планета Орбитий, чем то напоминавшая луну, только увеличенную в размерах. Отхлебнув вина, он сказал:

— Орбитий! Ночью он особенно красив. Так красиво отражает свет, что никакого освещения на улице не надо.

В это время опять включилась проекционная панель, появилась реклама. Предлагались девушки на любой вкус. Полуобнажённые девушки мелькали одна за другой. Цена зависела от статуса и положения Армагонца, и чем выше был статус, тем меньше цена.

— А вот и культура с духовностью подъехали — разгружай, Нортон! Тебе какая девушка по статусу подходит?! — съязвил Андерс.

Нортон отмахнулся и, вернувшись на место, стал смотреть рекламу, в которой появились смазливые мужчины. Их предлагали, как женщинам, так и мужчинам. При заказе двух мужчин для женщин сразу, третий прилагался бесплатно!

— Ух ты! Скидки! Залежалый товар подсовывают! Нет, мы не возьмём! Не возьмём же, Нортон?

— Хватит тебе! У нас свобода выбора, пусть немного с перегибом. Видишь, каждый может себе по вкусу выбрать то, что ему больше нравится. Мы ведь свободная страна, — неуверенно ответил Нортон.

— Свободные от чего?

— Мы свободны от навязывания чужих идей! Живи и радуйся? Но нет, тебе надо к чему-то придраться, покритиковать.

— Свобода у нас редкий товар и очень дорогой. Разве ты этого не видишь? И я не понимаю, почему наша так называемая элита может позволить себе носить цветную одежду, а мы нет?

— А вот почему командир группы носит на плече два ромба, а командир всего отряда носит три ромба? Порядок, субординация и уважение. Дома ты можешь носить хоть все цвета, но вне дома ты обязан соблюдать!

— Прости раба неразумного, кормилец, прости, — сложив ладони вместе и прижав их к подбородку, сказал Андерс.

— Не смешно! Каждый должен заслужить дополнительные преференции. Иначе все будут паразитировать на лояльности законов и доброжелательности государства и нашего правительства. Разве я не прав?

— А как было раньше? Я имею в виду до того, как началась война? Какие были порядки? Я знаю, что историю всю переписали, а если почитать современную историю, у нас на планете был ад. А вот нелюбимые тобой радонцы говорят об обратном, — не унимался Андерс.

— Нашел, кого слушать! Ты эти провокационные файлы не читай. Во-первых, это ложь! Во-вторых, за это прочтение могут наказать!

— Если это ложь, то чего опасаться нашему руководству страны, значит, не всё ложь и…

— Я прошу такие разговоры со мной не вести. Пожалуйста! — оборвал на полуслове Андерса Нортон. — Давай выпьем и будем радоваться достойной жизни!

— Давай, Нортон! Предлагаю как-нибудь сходить, посмотреть смертельный бой гладиаторов, — сменив тон, сказал Андерс.

— Никогда не был на таких боях. А что там, действительно бьются насмерть? Можно же до первой крови.

— Можно, но рейтинги упадут и ставки на победителя. Пойдёшь?

— А, что? Пойду, — согласился подхмелевший Нортон.

3.

Горди шла на службу, где она уже трудилась около года. Она шла через стеклянный пешеходный тоннель, пересекавший реку. Это было единственное красивое место во всём городе. Речные обитатели реки косяком, а иногда и в одиночку метались в поисках пищи, изредка врезаясь в толстые стены прочного стеклянного тоннеля. Пройдя пункты досмотра и контроля при входе в корпорацию систем безопасности, она направилась на своё рабочее место, где занималась разработками средств связи. Навстречу к ней из своего кабинета вышел Нортон.

— Приветствую тебя, Горди! — улыбнулся Нортон.

— Утро доброе, Нортон! Как поживаешь? — вежливо спросила Горди, хлопая длинными ресницами.

— Замечательно! Спасибо… как ты? — неловко замешкавшись, спросил Нортон.

— Вот, иду на службу… погода сегодня отличная.

— Может, как-нибудь прогуляемся, сходим куда-нибудь, я забронировал два места на концерт певицы Орландии! Шикарный голос, красивое Шоу, говорят.

— Надеюсь, ты мне не свидание назначаешь, Нортон? — игриво спросила Горди.

— Нет, Горди, что ты! — Растерянно ответил Нортон и, сделав серьёзное лицо, спросил. — А что если свидание?

— На свидание не согласна, у меня есть кандидат в мужья, недавно нас подобрали друг другу, да и ты несвободен, — ответила Горди.

— Хорошо, а мы можем, как друзья вместе провести время? — нервно потирая руки, пролепетал Нортон и тут же спросил, — мы же друзья, да?! А друзья ведь ходят на концерты вместе. Пойдёшь?

— Хорошо, я пойду, — улыбаясь, ответила Горди. — А что, хорошая певица?

— Все хвалят, правда, я ни разу её не слышал. Пойдём, увидим! Правда, я небольшой любитель всяких концертов, но в хорошей компании — я что хочешь, могу послушать.

— А я хорошая компания, Нортон?

— Ты — да!

— Откуда тебе известно?! Может, я брюзга и скучная особа?

— Так давай проверим?

— Давай. Но знай, что мы идём на концерт как товарищи по работе.

— Да, да идём как товарищи, эти как их… малознакомые и незаинтересованные друг в друге коллеги.

— Договорились, — хихикая, сказала Горди, направляясь к себе в кабинет.

Нортон подошёл к двери, на которой неоновым светом мерцала табличка с его именем. Прислонив запястье к электронному замку, Нортон скрылся за дверным проёмом своего кабинета.

На Армагоне вот уже как 30 лет все фамилии упразднили. Жителям Армагоны присваивались идентификационные номера, и только имена, без фамилий и отчеств. Вся информация заносилась в чип-драйвер, который вживлялся при рождении в запястье руки. Чип-драйвер контролировал состояние организма, сообщал о заболеваниях, изменениях и его нарушениях. Чип-драйвер мог работать как кредитная карточка, а на случай чрезвычайных ситуаций мог сообщить точные координаты специальной службе местонахождение его обладателя. Вся информация, хранящаяся на чипе, была засекречена, и взломать её было практически невозможно. Одним из сегментов деятельности занималось подразделение, которым руководил Нортон.

Горди придя на своё рабочее место в тесный кабинет, размышляла над словами Нортона пойти с ним на свидание.

«Это была шутка, да, да — шутка!» — думала Горди, постукивая электронным карандашом по столу. «Или не шутка? Нет, я не должна на это реагировать. У меня есть мой молодой человек. И почему, собственно, шутка? Ведь я ему определённо нравлюсь. Подумаешь, небольшой флирт! Не в брак же с ним вступать. Подыграю ему немного», — подумала Горди, переключаясь на монитор.

Чем больше Горди отгоняла мысль о том, что Нортон ей тоже нравится, тем больше она загоняла себя в ловушку собственных заблуждений. Горди нравилось быть независимой, состоявшейся и волевой. Она всегда умела находить объяснения своим слабостям и поступкам. Естественно эти поступки, по её мнению, имели добрые намерения и благородную конечную цель. И сейчас, соглашаясь пойти на концерт с Нортоном, она преследовала цель — поддержать дружбу и только.

На Армагоне семейные пары создавались не по любви, не по расчёту и не по какой-то другой причине, они создавались по принципу полной совместимости, а именно по физическим, генетическим и ментальным данным. Из предложенных Горди вариантов женихов КСГО (комиссией по созданию гражданского общества), она выбрала одного кандидата. Этот выбор был внесён в протокол планирования брака. Заменить кандидата можно было только с одобрения КСГО.

Нортон в приподнятом настроении уселся в кресло, размышляя о разговоре с Горди: — И почему я должен идти против своего желания? Подумаешь, подобрали мне кандидатку в супруги. Как подобрали, так и переберут, — размышлял Нортон, — Я ведь тоже понравился Горди, иначе она бы не согласилась пойти со мной на концерт. Мы свободные граждане. Слава Олемитесу, не в Радонии живём. Если всё пойдёт гладко, подадим в КСГО прошение, чтобы нас с Горди сделали кандидатами в пару. Только не надо сейчас торопить события, главное, не передавить, — мечтал Нортон.

На экране прозрачного монитора появилось сообщение о входящем звонке, после звука колокольчика появилось изображение девушки. Эта была Элисия, кандидатка в супруги Нортона, отобранной комиссией по созданию брака.

— Привет, Нортон! Можешь говорить? — спросила Элисия.

Нортон ткнул рукой в край изображения Элисии, и в нижнем углу появилось изображение Нортона.

— Привет, Элисия! Что-то срочное? — растерянно спросил Нортон.

— Нет, нет. Я хотела пойти с тобой на концерт этой, как её… Орландии. Только вот купить бронь невозможно, мест свободных нет, но ты ведь можешь достать проходную марку, — спросила Элисия.

— Нет, — твёрдо отчеканил Нортон, — у нас лимит исчерпался. Да и не могу я. Много дел, — не моргнув глазом, солгал Нортон.

— Ой, как жаль! Ну ладно. Может тогда просто, встретимся, давно не виделись.

— Я позвоню тебе завтра, нет, послезавтра. Мне отчёт нужно подготовить, а потом у меня повышение квалификации. Дел накопилось, ты не поверишь!

— Ой, извини, бос на связи, я позвоню, — сказал, Нортон и отключился от сеанса.

Нортон продолжал мечтательно смотреть вверх, заломив руки за голову, затем встал и, подойдя к машине, которая делала напиток «строн», чем-то напоминающий кофе, нажал на кнопочку.

— Как-то с Элисией неловко получилось. Грубо! Она хорошая, но не мой вариант. Зачем надо было вступать с ней в предварительную договорённость о браке? — сказал вслух Нортон.

На экране монитора включились новости, периодически появлялся верховный с обращениями к гражданам Армагоны, но Нортон не слышал Олемитеса, он думал о ней, о Горди, которая ему давно нравилась, с того момента, как она устроилась к ним на службу. Но как только он ее встречал, то чувствовал какую-то неловкость, и вместе с этим ощущал необъяснимую близость, будто бы знал её много лет.

— Если бы я ей не нравился, она бы не разговаривала со мной игривым тоном и не смотрела бы в пол, перед тем как ответить. Все же я её зацепил, — проанализировал вслух Нортон.

4.

Особое положение на Армагоне занимали интернаты, в них проживали и воспитывались дети от рождения до восемнадцати лет. По закону, который был принят 40 лет назад, родившихся детей в семейных парах сразу отдавали в специальный интернат на полный пансион за счёт государства. В интернате детям с малых лет прививали полезные для страны привычки, такие как любовь и самопожертвование — только к своему государству. Женщинам дозволялось рожать не менее двух и не более четверых детей. Категорически запрещалось искать общения со своими детьми после сдачи их в интернат, а также рожать не от одобренного службой КСГО кандидата. Детей в процессе воспитания калибровали. Большая часть детей готовилась к военной службе и службе безопасности, остальные распределялись в другие области по мере их способности.

В одном из таких интернатов шли занятия по воспитанию духа патриотизма у десятилетних детей. В большом помещении, напоминавшем спортзал, в несколько рядов стояли дети, одетые в черно-белую одежду. Стены были разукрашены гербом Армагоны — парящий орёл с добычей в клюве возвышался над планетой. С четырёх стен на детей из светящегося изображения смотрело улыбающееся лицо верховного правителя Армагоны — Олемитеса. По спортивному залу важной походкой перекатывался инструктор, напоминавший павлина, ещё с более противным голосом.

— Дети, кто главный враг нашей страны? — прогнусавил Инструктор.

— Радонцы! — хором ответили дети

— Что главное для Армагонца? — икая, спросил инструктор.

— Любить свою страну и своего верховного правителя! — почти синхронно ответили дети.

— В какой стране мы живём?

— В Армагоне, самой свободной стране на планете! — дружно прозвенели колокольчиками подростки.

— А если враг придёт, что вы сделаете? — борясь с икотой, спросил инструктор.

— Погибнем, но победим! — прогрохотали воспитанники интерната.

— Чётче нужно отвечать! Синхронно! Запомните, дети! Враг бывает не только внешний, но и внутренний! Поняли?

— Так точно! — раскатился громом ответ.

— Сейчас я задам вопрос. Так… отвечает Золди! Выйди вперёд, — скомандовал инструктор.

Из второго ряда вышел мальчик. Сделав два шага вперёд, он прижал руку к сердцу и отчеканил:

— Золди слушает, учитель!

— Что ты будешь делать, если узнаешь, что твой близкий друг, например, Нелон, оказался врагом нашего государства?

Мальчик посмотрел в сторону своего друга, немного замявшись, ответил:

— Я должен сообщить в службу безопасности, и буду готов его уничтожить по первому приказу, — отчеканил как таблицу умножения мальчик.

— Правильно! Потому что нет ничего важнее безопасности нашей родины. Встань в строй! — буркнул инструктор.

Золди отправился в строй. Вставая рядом с Нелоном, он наткнулся на его кулак.

— Сам ты враг, понял? — недовольно возмутился Нелон.

— Кто разрешил разговаривать в строю?! Два шага вперёд! — скомандовал инструктор.

Нелон вышел из строя и, встав перед инструктором, отчеканил:

— Ученик Нелон, учитель! Я хотел…

— Ты хотел сказать, что ты поступил бы так же? — перебив Нелона, спросил инструктор.

— Нет! Я бы попробовал разобраться в ситуации, а вдруг он не враг, — робко ответил Нелон.

— Неправильный ответ! Десять дополнительных часов занятий по теории безопасности. Встань в строй! А теперь переходим к отработке приёмов.

Дети встали в пары и приступили к отработке приёмов, бросая друг друга, через грудь и бедра. Инструктор контролировал правильность выполнения, периодично подходя к парам, поправляя того или иного ученика.

— Представьте, что вы дерётесь с врагом! Никакой жалости, только победа, только поражение врага для вас первостепенная цель! — неистово кричал инструктор.

Двое учеников разодрались не на шутку: разбив друг другу носы, они стали валяться по полу, колотя друг друга изо всех сил.

— А ну прекратить драку! Не надо буквально понимать мои слова. Когда я говорил о безжалостном уничтожении врага, я имел в виду не носы друг другу разбивать, а выполнять жёстко приёмы. А вам двоим отжиматься по сто раз от пола.

Двое, испачканных в собственной крови, драчунов стали отжиматься от пола. Инструктор встал рядом и стал считать отжимания.

— Кстати, девочки дерутся куда жёстче вас, ребята. Имейте это в виду.

Досчитав до ста, тренер дал команду медным голосом:

— Встать в пару и продолжать отрабатывать приёмы, чётко, жёстко и с уважением!

Два нарушителя дисциплины стали бросать друг друга через себя, вытирая рукавом распухшие носы.

5.

В это время в кабинете директора интерната за столом сидели две упитанные женщины преподаватели — инструкторы. Директор с маленькими бегающими глазками и длинным горбатым носом раскачивался в прозрачном кресле. Все внимательно смотрели проекцию выступления верховного. Когда выступление закончилось, директор встал и, повернувшись к большому изображению живой фотографии верховного, поправил рубашку красного цвета и произнёс, как он сам считал, сакраментальную фразу:

— С верховным я живу, умру и восстану из пепла!

— Золотые слова! — произнесла первый инструктор в очках, конспектируя слова директора в прозрачный электронный блокнот.

Директор, заглянул в её блокнот и заметил, что инструктор сделала ошибку.

— Умру и восстану из пепла, а не встану и в пепел! — назидательно продиктовал директор.

— Ой, простите меня, я… это… всё проклятая авто замена. Конечно же умрёте! Да, умрёте и потом непременно восстанете из пепла! — оправдываясь, протараторила растерявшаяся инструктор в очках.

— За вами можно целый день записывать, не иссякните, — обратилась к директору второй инструктор, преданно улыбаясь во весь рот, оголив тридцать два зуба.

— Я вас пригласил, как старших инструкторов нашего заведения для того, чтобы сообщить приятнейшее известие! Скоро будет конкурс среди интернатов. И нам нужно кое-что предпринять. А именно: нам нужно сделать экспозицию нашего, — директор посмотрел на стену и показал на смиренно улыбающийся портрет верховного, затем выдержав паузу, продолжил, — нашего, не побоюсь этого слова, корифея науки и благодетеля — Олемитеса!

— Правильно! Маловато у нас освещено его достижений, — сказала второй инструктор.

— Во-от! Поэтому я тут подумал и решил восполнить пробел. Я предлагаю: сделать первую экспозицию, как наш верховный одним выстрелом убивает пятерых, нет, семерых, да, семерых врагов! — вытаращив глаза, сказал директор.

— Свежо! — уважительно подметила второй инструктор.

— Да! А вот следующая экспозиция должна выглядеть так: верховный выносит из пожара на руках двух, нет, — трёх малолетних детей! — имитируя руками, как бы выносил из пожара детей Олемитес, — сказал директор.

— Я прошу прощения, но я читала биографию верховного, он никогда не убивал одним выстрелом нескольких врагов. Он вообще никого не убивал сам и не выносил из пожара детей, он ведь руководил военными действиями, — недоуменно пробормотала первый инструктор.

— Да, не убивал, и не спасал! И что?! — сказал, как отрезал, директор, затем задумавшись, добавил. — Не убивал и не спасал, но мог! Мог, если бы ему представилась такая возможность.

Директор немного нервничал, поэтому всё время тёр ладонью кулак. Усевшись в кресло, он вопрошающе посмотрел на инструкторов, затем спросил:

— Что скажите?

— Конечно, наш верховный мог и убивать, и спасать. В разное, естественно, время. Только пусть будет не три, а два ребёнка, две руки — два ребёнка, — восхищённая внезапной смекалкой, заявила вторая инструктор.

— Эх! Нет в вас романтики, духа героизма и самопожертвования — наседал директор, — Все же я настаиваю на троих детях. Пусть один у него повиснет на плече. И чтобы рядом были его помощник, главный министр. Пусть он как бы спешит ему на помощь.

— Я дико извиняюсь, но во время войны был другой главный министр. Это же было пятьдесят лет назад. Разве нет? — робко промямлила первый инструктор.

— Вот кто тебя всё время за язык тянет, а? — возмутился директор, — Такую идею уничтожила! Хорошо, главного министра не надо. Пусть будет один Олемитес. Это даже лучше. Подвиг будет более весомым, когда один. И чтобы в натуральный рост и больше естественности. Кстати, кто помнит рост нашего Олемитеса?.

Оба инструктора переглянувшись, пожали плечами.

— Так никто его живьём не видел никогда, — сказала первый инструктор.

— А Вы видели верховного? — спросила второй инструктор.

— Что Вы?! Я чином не вышел, видеть его натурально. Я чтобы не ошибиться и не занизить рост, учитывая средний рост… сделаем его двухметровым. Не будем экономить на росте.

— Вот это очень смело! — сделала комплимент первый инструктор.

— Главное, чтобы наши воспитанники видели пример для подражания. Эх, хорошо бы сделать экспозицию, как наш верховный во время войны закрывает собой какую-нибудь точку обстрела, дзот, окно, или самоходный механизм, — потирая ладони, мечтательно произнёс директор.

— Проблемка. Он ведь жив, а если собой накрыть точку обстрела, шансов выжить нет, — сказала первый инструктор.

Директора интерната после ломающих гениальную идею, слов передёрнуло, он уже хотел обрушить свой гнев на педагога, как на непримиримого врага его мыслей, как второй инструктор, подняв руку, протараторила:

— А что, если он чудом выжил, ранения были не смертельными, или может быть, он такой не убиваемый, живучий, или…

Второй инструктор, запутавшись в своей фантасмагории, замолчала, хлопая глазками, а потом виновато добавила:

— Что с нас взять?! Мы женщины глупые!

— А чего ты за всех говоришь? Я вот не глупая, я правильно всё поняла. Правда, уважаемый директор? — проблеяла второй инструктор в поисках дружеской поддержки у директора.

— Ты молодец! — сказал директор, одобрительно посмотрев в сторону второго инструктора, и, обратившись к первому инструктору, буркнул. — А ты — нет, а ты ещё детей учишь? Ай-яй-яй!

Второй инструктор покраснела, но взяв себя в руки, ляпнула очередную глупость, наивно рассчитывая на пожизненную реабилитацию своего шефа:

— Олемитес выжил, благодаря бронежилету после того, как его ранило, и наша лучшая медицина в мире его вылечила.

Педагоги — инструкторы понимали абсурдность и нелепости своей фантазии. Но нужно было что-то предлагать, иначе на их место директор мог взять более предприимчивых и креативных преподавателей.

— Ну, нет, так не пойдёт. Какой же это подвиг, если ты выжил? Да и не поверят. Лучше так: Олемитес во время боевых действий накрыл собой точку обстрела и был ранен, — директор замолчал на несколько секунд, затем, поморщился и сказал. — А, это уже предлагали, или нет? Ладно, оставляем только спасение детей и ловкий выстрел верховного в семерых одновременно. И все должно быть натурально, все персонажи из качественных материалов, — строго сказал директор.

— Крови на врага не жалеем? — спросила первый инструктор.

— Ничего не жалеем. Мы должны победить на конкурсе экспозиций среди интернатов. Ну и ребятки нам что-нибудь продемонстрируют, как врага надо убивать, как допрашивать, и всё такое. Не подкачайте. Если возьмём первое место, я вас награжу из директорского фонда.

— Приложим все усилия, — синхронно ответили инструкторы.

— Да, и проконтролируйте, чтобы у воспитанников в комнатах все инструкции и методички были в наличии и на своих местах. А теперь идите, и готовьтесь. Принимать буду лично по каждой дисциплине. И пригласите мне этого, как его… организатора внеурочных мероприятий, — приказным тоном сказал директор.

Педагоги — инструкторы ушли. Директор выпил воды и стал внимательно всматриваться в портрет Олемитеса. Лицо директора менялось, оно становилось то серьёзным, то расплывалось в улыбке, то делало озабоченный вид. Директор мечтал, как его отметят и наградят за патриотизм, а возможно и повысят в должности. Волнительные раздумья прервал организатор внеурочных мероприятий и свободного времени. Войдя наполовину в кабинет, он робко спросил:

— Можно? Вызывали?

— Да, вызывал. Проходи, садись и слушай. Скоро будет конкурс среди интернатов, но, как я понимаю, это не просто конкурс, а ещё и проверка, как бы негласная. От тебя нужно, чтобы наши воспитанники всё свободное время тратили на подготовку разных показательных выступлений. Придумай что-нибудь. Удиви!

— Придумаем. Есть чем похвастаться. Спортсмены наши выступят, есть достижения в конструировании. Вот… значит, есть несколько ребят, рисуют хорошо, объявим конкурс на лучший этюд нашего города.

— Какого города? Никаких этюдов. Значит так: пусть рисуют портреты нашего Олемитеса и главного министра. Придумай сам. Что-нибудь в военном стиле, изобразите их на какой-нибудь военной технике. Есть вопросы? — важно спросил директор.

— Можно вопрос? Я как раз по поводу военной техники хотел спросить. А зачем наша страна продаёт этим мерзавцам, Радонцам, военную технику и Латоний?

— Они же нам за это автомобили, сельскохозяйственную технику продают. И заметь хорошую технику, чтобы мы не затрудняли себя её производством, — с чувством политического превосходства над подчинённым ответил директор.

— Вот вы мне так всё здорово объяснили, теперь я всё понимать стал. А то ходил как неполноценный, всё спрашивал себя, что, да как.

— Ну, всё иди, работай!

Довольный проведённым совещанием, директор подошел к окну и стал всматриваться вдаль. Периодически приподнимаясь на цыпочках, директор произнес фразу, которая ласкала его слух и возвышала в собственных глазах: — Тут главное — умение поставить задачу.

6.

Нортон едва дотянулся до строн машины, чтобы взять приготовленный только что напиток строн, как на настольном экране появилось круглое красноватое лицо его начальника Лопиона.

— Нортон, зайди ко мне, я тебя жду уже полчаса, — недовольным тоном произнёс начальник.

— Сейчас буду, босс, — отчеканил Нортон, нажав на кнопку варочной машины. — Если Вы об отчёте, то он у вас в еженедельном файле.

— Я его видел, я по другому вопросу. У нас возникла небольшая проблема, я тебя жду, — монотонно сказал Лопион и отключился от сеанса.

Нортон глотнул из кружки и, выйдя из кабинета, направился к лифту. Набрав на табло двести двадцать пятый этаж, Нортон скрылся за дверями скоростного лифта.

Начальник Нортона — Лопион, добрый лысеющий толстячок, получил своё назначение по протекции. Он был по природе очень осторожным и очень боялся вышестоящее начальство, но больше всего он боялся своей супруги, управляющей департаментом унитарных учреждений города. Недовольство супруги было для Лопиона не только нервным испытанием, но и, порой, испытанием прочности его костей. Никакими особыми природными качествами он не обладал, и чтобы повысить свою значимость в глазах своего руководства, он придумывал про себя всякие небылицы, рассказывая как, будучи на охоте, подстрелил самого большого на планете дикого зверя — когтелапа (медведя). Рассказывал настолько убедительно, что его рассказ не вызывал никаких сомнений. Втирая придуманную им чушь, он наглядно жестикулировал руками, вставая в нелепые позы. Иногда для убедительности брал нож в руки и показывал, как он пытался снять с когтелапа шкуру. Так как в его фантазии предел не намечался, Лопион всякий раз менял концовку поединка с когтелапом. По одной версии сражённый им зверь внезапно оживал и опять набрасывался на него, и после продолжительной смертельной борьбы, Лопион перерезав хищнику горло. По второй версии он убивал хищника из ружья.

Кабинет Лопиона был увешен двигающимися фото-файлами с якобы убитыми им животными, а также пойманными рыбами с него ростом. Венцом творения фото-рыбалки была новая фотография, где Лопион, находясь под водой в водолазном снаряжении, убивает обычной деревянной острогой трёхметрового морского дьявола (мурену). Этот ничем неподтверждённый факт заметно возвышал его в глазах нижестоящих недотёп, и, как он сам полагал, в глазах начальства.

Нортон вошёл в кабинет, увидев фото с морским дьяволом, остановился и радостно воскликнул:

— Что это?! Вы победили морского дьявола? Каков красавец, а!

Лопион после слова «красавец», немного застеснявшись, погладил себя по остаткам волос на голове и слегка втянул живот.

— Каков красавец этот морской дьявол! — восхитился Нортон.

— Представь себе, убил обычной строганной палкой. Правда, пришлось повозиться. В этом чудовище более двухсот килограммов чистых мышц. Только после третьего удара, этот опасный хищник сдался, — важно подытожил Лопион.

Лопион подошёл к фото и, встав рядом с фото-файлом, надулся от гордости, словно рыба Фугу.

— О! Я поражён! Один против морского дьявола. Да кто бы отважился на такое?! — нарочно расплёскивая лесть через края, восхищался Нортон.

— Пустяки! Главное — внезапность и ни грамма сомнения в победе! Ну и самообладание, конечно! А теперь к делу. Ты знаешь, зачем я тебя позвал? Не знаешь! А я знаю.

— Просветите? — часто помаргивая глазами, спросил Нортон.

— Дело вот в чем: в последнее время эти проклятые радонцы каким-то образом стали приобретать чип-драйверы.

— Но откуда? Подделка? — удивился Нортон.

— В том-то и дело, что это не подделка — это наши чип-драйверы. Кстати, сбежавший недавно террорист, как его…. Дорин кажется, может, уже воспользовался таким чип-драйвером, а они все у нас на учёте и переформатировать их можно, только получив чип из отбракованной партии.

— Вы считаете, что бракованная партия не до конца была уничтожена?

— Именно! А ты возглавляешь одну из групп безопасности электронных систем и в том числе носителей — чип-драйверов, — с укором сказал Лопион.

— Я понял! Я усилю контроль утилизации брака и контроль учёта, — отчеканил Нортон.

— Да, а то мне уже угрожают сверху проверкой. А ты же знаешь, что это бросит тень подозрения на нас. А этого допустить нельзя. Меня зам главного к себе вызывал, орал как потерпевший.

В это время на стене кабинета появилось проекционное изображение Олемитеса. Лопион вздрогнул и, вцепившись в кресло руками, уменьшился в размерах. Олемитес спокойным вкрадчивым тоном произнёс:

— Я сделал страну свободной и приложу все усилия, чтобы ваша жизнь стала ещё лучше! — Олемитес поднял руку и, сжав пятерню в кулак, исчез.

Лопион выдохнул и, выпрямившись в кресле, выдохнул:

— Он так всегда внезапно появляется, не могу к этому привыкнуть. Хотя я всегда рад видеть его в полном здравии.

— Ну, я пошёл?

— Да, иди и будь начеку. Враг не дремлет! Да, кстати, ты, когда оформишь свой брак? Ты с этим не затягивай, сам понимаешь, правила — есть правила! Иначе можешь лишиться многих преференций. Лимит холостяка подошёл к концу ещё год назад, я тебя уже должен был лишить части льгот.

— Я работаю над этим, босс. Спасибо, что не лишили меня льгот. Я вас не подведу, — с благодарным выражением лица сказал Нортон.

Глава 2

1.

Нортон стоял возле концертного здания в ожидании Горди, то и дело, поправляя недавно купленный красный галстук, единственную цветную вещь, которую ему было позволено носить по статусу. Галстук был ярким и подчёркивал положение в обществе его хозяина. Несмотря на то, что многие прохожие были одеты скромно и не отличались практически друг от друга разнообразием гардероба, Нортон заметил, что ни он один заслужил от государства преференции. Мимо него шли прохожие в цветных галстуках, цветной обуви, а кто-то был в цветных костюмах.

Горди опаздывала, Нортон немного нервничал, посматривая на огромные святящиеся часы на стене концертного здания. Вдруг Нортона со спины кто-то похлопал по плечу, он радостно обернулся, но перед ним стоял сотрудник службы контроля порядка.

— Добрый вечер! Прошу идентифицировать себя, — важно потребовал страж порядка.

— А что, собственно, произошло? — нервно спросил Нортон.

— Ничего пока не произошло, но если вы не пройдёте идентификацию, то произойдёт. У вас есть допуск носить цветные элементы одежды?

Нортон надменно прислонил руку с чип-драйвером к считывающему устройству, которое протянул ему страж порядка, и через секунду недовольно спросил:

— Ну, что? Все в порядке?

— Да. Извините, хорошего вечера!

Страж удалился. Нортон сплюнул и крикнул вслед уходящему блюстителю порядка:

— И вам!

Нортон не понимал, почему именно к нему подошёл этот законник, ведь рядом проходили и другие обладатели цветной одежды. Нортона опять кто-то похлопал по плечу.

«Ну, вот опять!» — подумал Нортон.

Обернувшись, он увидел Горди. Она была одета в облегающее серое платье, которое подчёркивало её стройную фигуру.

— Привет! Извини, я немного опоздала, — улыбаясь, сказала Горди.

— Привет, Горди! — растерянно произнёс Нортон. — Ничего страшного, я сам только недавно пришёл.

— Ух ты! Какой у тебя галстук! Цветной! — удивлённо сказала Горди.

— Да, это… в общем… надел по случаю, — смущённо ответил Нортон.

— Ну что, идём наслаждаться пением великой певицы, и её шоу, — взяв под руку Нортона, сказала Горди.

Они вошли в концертное здание и, показав при входе два проходных билета, направились в зрительный зал. Усевшись на свои места в центре зала, они с восхищением стали любоваться цветной голографией, привезенной артистами. Ничего подобного они раньше не видели. Голографические фигуры пролетали мимо зрителей, превращаясь в планеты, в звезды и в причудливые фигуры. Голографические шары копировали лица зрителей. Растягиваясь и сжимаясь, они превращались в жидкий хромированный металл, взлетая и опускаясь перед объектом копирования. Два таких шара остановились перед Нортоном и Горди, скопировав их лица, они взметнулись вверх.

— Ой, смотри, это же мы! — воскликнула Горди.

— Ой, точно! Мы! — восторженно произнес Нортон.

Слившись между собой, голографические шары со скопированными лицами превратились в единое лицо, похожее как на Горди, так и на Нортона. Резко разъединившись, шары разлетелись в разные стороны и превратились в букеты цветов.

— Какая прелесть! — восхитилась Горди.

— Я ничего подобного не видел, представляю, какой будет концерт, если такое шикарное начало, — заключил Нортон.

— Да, наверное, это будет нечто.

Зазвучал предупредительный сигнал о начале концерта. Свет в зале стал приглушённым, на сцену под бурные аплодисменты вышла певица Орландия. Серебристое платье из тонкой материи едва прикрывали пышную грудь и начало длинных стройных ног, обутых в прозрачные туфли на высокой платформе с переливающимися огнями. Зазвучала музыка, платье певицы стало менять цвет в такт музыке. Орландия запела. С первых же нот Нортон, не обладая изысканным музыкальным слухом, услышал фальшивые нотки и не очень приятный тембр. Певица, как ни в чем не бывало, продолжала процесс самолюбования на сцене.

Так как любая поэзия на Армагоне была запрещена, то в песнях отсутствовал текст. Музыкальный аккомпанемент сопровождался голосовым интонированием мелодии — это и называлось пением.

Нортон осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, одному ли ему слышится фальшь. Но вся публика ликовала, не оставляя Нортону никакой надежды на солидарность. Нортон, заметив у Горди удивлённое выражение лица, спросил:

— Мне одному слышится фальшь?

— Что это такое вообще? — в полном непонимании ответила Горди.

Публика изнывала от вокального экстаза. Нортон ещё раз посмотрел по сторонам и заметил, что у нескольких зрителей такое же выражение лица, как и у Горди. После очередной песни Нортону стало не по себе. Он стал мучительно ждать окончания пыток над его ушами. Обратившись к Горди, он спросил:

— И это лучший голос Армагоны?

— Что за?!

В это время платье на певице стало совсем прозрачным, и все увидели, что звезда сцены без белья. У всех девушек из балета так же исчезла одежда. Певица под общее ликование мужчин глубоко присела на корточки, недотянув несколько нот. Эта очередная фальшь никого не смутила, мужская половина зала была в восторге не отпения. Через несколько мгновений к обнажённому балету девушек из-за кулис стройной шеренгой присоединился отряд голых мужчин. Встав в пары с девушками, они стали танцевать. Зал взорвался овациями, уже с подавляющим перевесом со стороны женщин.

— Идём отсюда, — крикнула в ухо Нортона Горди.

— Да, я думаю, пора, — ответил Нортон.

Нортон и Горди и ещё несколько зрителей вышли в центральный проход и покинули зрелище.

Выйдя из концертного зала, они направились к автомобилю Нортона. Садясь в старенький автомобиль, Нортон спросил:

— Говори адрес. Где ты живёшь?

— Двенадцатый квартал, сорок седьмая улица. Дом сто двадцать четыре.

Машина Нортона ехала по раскалённому асфальту серо — бежевых улиц города. Все окружающее, кроме неба, выглядело, как черно-белое кино. Архитектура была незатейливой и однообразной. Дома близнецы имели круглую форму и упирались высоко в небо. Лишь звезды на небе своей палитрой из разных цветов, разбавляли монохромный городской пейзаж. Нортон ехал небыстро, чтобы продлить общение с Горди.

— Этот концерт, это что-то, я просто в шоке! Что это было? — смеясь, спросил Нортон.

— Это был шабаш! Порнография, — ответила Горди и тоже засмеялась.

— Голографическое шоу перед выступлением было лучше самого выступления.

— Это да, я сама до сих пор под впечатлением. Этот противный голос ещё можно было вытерпеть. Но, когда вышла толпа голых девушек с мужчинами, а те стали трясти своими, прости, приборами, мне как-то стало не по себе.

— Поверь, мне тоже стало не по себе. Мужчины там были лишние, — серьёзно добавил Нортон.

— А-а, тебя только голые мужики смутили, да? — удивлённо спросила Горди.

— Да, чего доброго приснятся ночью! Я думал, мы пришли на концерт, а попали на стриптиз.

2.

Дорин ехал в чёрном такси на встречу с представителями подпольной организации. Он был с бородой и усами. Большие очки с толстыми диоптриями, из которых торчали выпученные глаза со вставленными линзами синего цвета, и раздутые щёки от вложенных в них силиконовых вкладышей изменили его лицо до неузнаваемости. Такси остановилось возле большого здания. Дорин прошёл пешком метров триста и направился к двери небольшого здания. Оглядевшись по сторонам, Дорин нажал на кнопку вызова. Дверь отворил небольшого роста кудрявый толстячок.

— Приветствую тебя, Дорин! — сказал толстячок.

— Приветствую! Все в сборе? — тихо спросил Дорин, снимая очки с толстыми диоптриями.

— Да, все тебя ждут! Идём.

Пройдя по большому коридору они, спустились в подвальное помещение и, сев в лифт, стали опускаться на несколько уровней. Двери лифта открылись, в небольшом плохо освещённом коридоре было три двери, проводник вошёл в среднюю, Дорин последовал за ним. В небольшой комнате, заваленной стеллажами, в центре стены стоял покосившийся шкаф. Толстячок открыл дверцу шкафа, поманил Дорина и нырнул в проём, Дорин пошёл за ним. Оказавшись в длинном коридоре, они остановились перед железной дверью. Толстяк нажал на комбинацию маленьких кнопок на двери, прозвучал сигнал, дверь медленно открылась. В комнате с большим столом сидело около десяти представителей подпольных организаций. Увидев Дорина, все дружно поприветствовали его вставанием.

— Добрый вечер! Извините, немного опоздал, — вытаскивая изо рта вкладыши, сказал Дорин, присаживаясь за стол к собравшимся руководителям групп.

— Теперь все в сборе, можем начинать, — торжественно произнёс председательствующий с худощавым лицом лет сорока по имени Робби.

— Братья! — обратился к окружающим Дорин, — Правительство Армагоны делают все, чтобы наши государства враждовали.

— Даже не жалеют своих сограждан, взрывают свои же объекты, — подхватил Робби.

— Да, недавно был взорван исследовательский институт и торговый центр — и ответственность за эти взрывы повесили на Радонию, разжигая ненависть между Радонией и Армагоной, перетёкший в военный конфликт, пусть вялотекущий, но конфликт, — продолжил Дорин.

— Товарищи, я забыл пояснить, тем, кто не в курсе: Дорин сбежал из-под стражи, его положение нелегально, поэтому возможности нашего товарища из Радонии ограничены, — произнес Робби, наливая воды себе в стакан.

— Да, меня объявили террористом номер один, приписав мне, убийство двух охранников при побеге, — сказал Дорин.

— Мне стало известно, что сотрудники СБА сами убили каких-то бедолаг, выдав их за охранников тюрьмы, а убийство повесили на Дорина. Продолжай, Дорин, — дополнил Робби.

— Нам нужно полное взаимодействие вашего подполья с нами, а также согласованность друг с другом. Нужна неконтролируемая электронная связь для координации. Час Икс скоро настанет, и все должны быть готовы, на своих местах, — объявил Дорин.

— Да, да. Но в режиме тотального контроля это будет сделать трудно. Конечно, мы работаем над этим, и я кое-что уже подготовил, — ответил Робби, запивая таблетку водой.

— На Армагоне большинство граждан верят пропаганде средств массовой информации, другого способа получить информацию, у них нет, как же нам организовать народ? — спросил подпольщик с рыжими усами по имени Жоклинс.

— Эта задача номер один. Те, кто меня сюда направил, рассчитывают на сплочённость Армагонцев и участие в освобождении самих себя от узурпации. Иначе мы втянем наши государства в крупномасштабную войну, — пояснил Дорин.

— Чтобы переформатировать мозги Армагонцев, нужны годы. А ты хочешь за месяц их переубедить? — возразил подпольщик по имени Углас.

— Значит, нужно показать, что есть и другая жизнь, тогда начнётся цепная реакция, народ всех городов Армагоны подключится. И это не будет выглядеть агрессией со стороны Радонии, — сказал Дорин.

— Я считаю, что народ Армагоны поймёт всё правильно, тем более Армагона и Радония были когда-то одним государством, — добавил Жоклинс.

Робби встал с места и, прохаживаясь из стороны в сторону, стал рассуждать:

— Сейчас власти Армагоны используют действенное оружие — зомбирование. Стирание личности как таковой. Они оставили гражданам только имя и присвоенный номер при рождении, никакой свободы слова и критика против режима Олемитеса. Рабское подчинение и полная отдача себя и своей жизни на благо правящей верхушки.

— Так давайте покажем жителям Армагоны, что на нашей планете есть и другая жизнь, покажем, как живёт народ в Радонии, видеоматериалы я все подготовил, — предложил Дорин.

— А в Радонии, что всё так гладко? — засомневался Углас.

— Нет, в Радонии не всё гладко, не все проблемы решены, но народ там не только работает, но ещё и отдыхает, творит, созидает и развивается. А у вас народ готовят в обслуживающий персонал, — ответил Угласу Дорин.

— Народ не поверит в эти видеоматериалы. И потом, как это показать народу? Центр трансляционных сетей взять штурмом? Нас уничтожат при подходе к этой крепости, — возразил Робби.

— У меня есть на этот счёт идея! Вирус в сети никто не отменял. У вас найдутся специалисты в этом сегменте? — спросил Дорин.

— Позволю себе возразить, — подняв руку, сказал сосед слева от Дорина. Вирус не прокатит. Исходящий источник будет тут же обнаружен и блокирован, и никакие обходы системы и шифрование не помогут. Система сети Арматюб и есть вирус!

— Па, па, па! — постукивая пальцами по столу, пробурчал Дорин. — Неужели ничего нельзя сделать? Не верю!

— Есть у меня одна идея, — сказал сосед справа от Дорина. — Мы не сможем подключиться к общей сети Арматюба, но мы можем разослать копии видеоматериалов гражданам Армагоны.

— Интересно узнать, на каком этапе распространитель будет задержан? — спросил рыжеусый Жоклинс.

— Подожди. Это лишь предложение, детали нужно продумать, кто и как это будет распространять. Пару сотен распространителей мы найдём, — ответил сосед Дорина справа.

— А где уверенность в том, что среди этой пары сотен не окажется провокатор или предатель? — спросил Робби.

— Дело рисковое, не спорю, но если это сделать в один день, то ищейки не успеют мобилизоваться. А дальше всё будет распространяться подобно вирусу. Народ будет показывать друг другу это видео, — уверенным тоном произнес сосед слева.

— Это интересный план, пусть сырой, но всё же вероятный план, — заключил Дорин, — Понятно, что многие не поверят, подумают, вражеская агитка. Но ведь на видео нет призыва свержения власти. Там просто показана жизнь радонцев. Кто-то не поверит, а кто-то призадумается, — одобрительно покачивая головой.

— Я согласен. Попробовать нужно, — согласился Робби, — От вас всех требуется крайняя осторожность, чтобы источник распространения не был обнаружен. Я думаю, на подготовку уйдёт не меньше недели.

— Я подготовлю носители памяти, через пару дней всё будет готово для записи на них видеоматериала, — добавил Жоклинс.

3.

Завернув за угол, автомобиль Нортона медленно остановился.

— Приехали. Горди, а давай немного погуляем, время ещё не позднее.

— А давай, — ответила Горди, выходя из машины.

Вечер был тёплым, даже жарким, лишь слабый ветерок спасал от раскалившихся за весь день каменных зданий. Горди и Нортон направились к небольшому скверу с плотно насаженными деревьями и густым кустарником.

— Нортон, а почему ты не позвал на концерт свою девушку, почему меня? Ты ведь с ней обручён, как я знаю, — спросила Горди.

— Обручён, хм! Что значит обручён? Обручение не повод ходить вместе на концерт, — шутливо ответил Нортон.

— Но, все же?! — впившись большими глазищами, спросила Горди.

— Я не люблю её и считаю обручение ошибкой, которую я исправлю. У нас свободная страна, и мы вправе выбирать тех, кого мы любим.

— Но ведь ты сам согласился на предварительное согласие на брак?

— Брак?! Что такое брак? Мы сдаём государству потомство, они нам за это платят. Ведь дома, в которых мы живём, все преференции, которые у нас есть, нам достаются даром от государства. Ну и мы должны за это что-то ему дать.

— Дать государству что-то?! Получается мы инкубаторы? — слегка раздражённо спросила Горди.

— Почему инкубаторы? Мы сдаём детей государству на обеспечение.

— Странно ты выражаешься: «сдаём детей ” Это же не животные, не яйца птицы, чтобы сдавать.

— Хорошо, не сдаём, а отдаём. Государство их воспитывает, содержит, учит, даёт работу. Не то, что у Радонцев. Семейные пары сами воспитывают детей, тратят на это средства, потом помогают устраиваться на работу и содержат их до тех пор, пока они не окрепнут.

— А может в этом и есть смысл — самим воспитывать, кормить, лечить, учить, а, Нортон?

— Смысл в чём? В том, что ты оторван полжизни на детей, на создание благоприятных условий их жизни? А у нас все эти хлопоты взяло на себя государство.

— Да, государство нам дало многое, у нас нет безработицы, нет бездомных и нищих, но у меня такое ощущение, что государство у нас забрало что-то важное, что-то главное. Скажи, ты когда-нибудь думал, кто твои родители, какие они, как выглядят, чем живут, чем заняты?

— Думал, но я их не помню. Я помню только интернат, как и все мы, — пожимая плечами, сказал Нортон.

— А я вот об этом всегда думаю. Где они, чем занимаются, живы ли? Я мечтаю их увидеть. Вот у тебя есть мечта?

— Есть! Я хочу добиться статуса, в котором я могу позволить купить себе цветной костюм, — шутливо ответил Нортон.

— Ну, о цветной одежде я тоже мечтаю, а если серьёзно?

— Если серьёзно, я мечтаю о стакане холодной тонизирующей воды, очень душно, в горле пересохло, — слегка осипшим голосом сказал Нортон.

— Ой, а я исполню твою мечту, а взамен этого ты мне расскажешь о своей настоящей мечте, да? Тут рядом в сквере есть автомат. Там есть тонизирующая вода. Идём.

Они подошли к выцветшему от времени автомату с напитками. Нортон прислонил кисть руки, к маленькому окошечку, и из огромной нарисованной пасти вылетели две запотевшие пластиковые бутылки с напитком. Нортон одну бутылку протянул Горди, а вторую стал жадно опустошать. Выпив всё содержимое бутылки, он бросил её в переполненную такими же бутылками урну стоящую рядом.

— Вот теперь можно и о настоящей мечте поговорить, — сказал Нортон, вытирая рукавом рот. — Скажу тебе честно, Горди, у меня действительно есть мечта. Я хотел бы узнать тебя ближе. Ты мне нравишься, не стану скрывать.

— О! Какой странный подкат! Свою мимолётную страсть выдавать за мечту! — с улыбкой произнесла Горди.

— Нет, это не подкат. Я немного теряюсь. Хорошо, это не мечта, это намерения. Скажи, а я тебе нисколечко не нравлюсь?

— А если сколечко нравишься, то что?

— Тогда, может, поцелуемся? — приглушённым голосом произнес Нортон.

Нортон обнял Горди и попытался её поцеловать, но она убрал его руку, выскользнула из-под его объятий, сказав:

— Нет, целоваться мы не будем. Мы друзья, а между друзьями не может быть интимных отношений.

— Ты просто не пробовала. И почему это мы друзья? Мы работаем вместе, да, но мы не друзья, и я не хочу быть твоим другом, — возразил Нортон.

— Какой ты наг… — Горди хотела сказать «наглый», но осеклась и сказала. — Шустрый парень! У тебя девушка есть, а если так припекло, вызови девицу облегчённого поведения.

— Не нужна мне девушка ни тяжелого, ни облегчённого поведения. Я тебе говорю сокровенные вещи…

— Ой, прямо сокровенные?! Глупости говоришь! И вообще уже поздно, мне пора домой, я устала.

— Да, конечно, идём.

Горди взяла под руку Нортона, и они направились к дому Горди.

— Несмотря на то, что концерт был чудовищен, я рада, что мы пообщались. Спасибо тебе, Нортон!

— За что? За просмотр порнографии вместо ожидаемого концерта?

— Зато мы с тобой неплохо прогулялись, выяснили отношения.

— Выяснили! Ничего мы пока не выяснили. Я понимаю, я тороплю события, но ты, Горди, не спеши с выводами.

— Нортон, я не знаю, что ты себе вообразил, но я согласилась с тобой сходить на концерт, и только!

— Замечательно! Но я не давал тебе никаких обещаний. Мне был нужен повод, с тобой пообщаться. Концерт был поводом, понимаешь?

— Я так и подумала. Все вы такие! Наплел, понимаешь, про концерт, а сам что?

— А сам еще и в симпатии к тебе признался, вот какой я подлец!

— Не то слово, недоученый искуситель — торопыга! Вот мы и пришли, ну что давай прощаться. Увидимся на работе, — сказала Горди.

Поцеловав в щеку Нортона, Горди скрылась за дверью серого дома, так быстро, что Нортон, не успел ничего сказать. Ему не хотелось в этот вечер идти домой. Ему вообще не хотелось уходить от этого дома. Присев на лавку он стал размышлять: Что это было? Думал он. Она поцеловала его сама, пусть в щёку, хотя минуту назад увернулась от его поцелуя. Нет, это что-то да значит, я ей тоже нравлюсь. У меня есть шанс, — утешал себя Нортон.

В это время у него зазвонило устройство связи. Нортон посмотрел на отображающийся номер абонента, это была Элисия. Он нажал на кнопку приёма

— Привет, Нортон! Забыл меня совсем. Ты обещал встретиться, а сам так и не позвонил.

— Привет, Элисия! Я совсем замотался, извини. Работы много, и я неважно себя чувствую, — придумывая на ходу отговорки, ответил Нортон.

— Надеюсь, что ты скоро будешь здоров, и мы встретимся, да?

— Конечно! Обязательно. Я позвоню, Да? Пока.

4.

Заседание тайного совета продолжалось, Робби, попивая заваренный напиток из чашки, обратился к присутствующим:

— Есть еще один вопрос. Нужно выяснить одну важную вещь, а именно: что же на самом деле находится за колючей проволокой охраняемой запретной зоны.

Подпольщик Углас отхлебнув из своей чашки, сказал:

— Возможно, там изготавливают мощное оружие массового поражения.

— Либо там делают биологическое оружие, что ещё хуже, — заключил рыжеусый Жоклинс, — Не могут так тщательно охранять зону, лишь потому, что там находится какой-то страшный вирус, как нам все впаривают.

— Согласен, — вмешался Робби, — Я, как бывший вирусолог, могу сказать, что тот вирус, который в своё время поразил большую часть населения страны, погиб. Мутировать при отсутствии биологической жертвы невозможно.

Мысль об охраняемой зоне терзала не только Робби, она терзала многих жителей Армагоны. Запретная зона занимала большую территорию. В нескольких километрах от города, широко вспаханной полосой на тысячи километров, тянулась, охраняемая по всему периметру, граница. Она была обтянута колючей проволокой под высоким напряжением. На проволочных опорах высотой более шести метров висели таблички с предупреждениями о том, что почва за периметром ограждения заражена смертельным вирусом. За ограждением, сразу за вспаханной полосой возвышалась стена высотой метров десяти с камерами слежения и электронными пушками, прикреплёнными сверху. Никто не имел права пересекать границу, да и вряд ли бы кто-то захотел быть пристреленным охранником либо умереть в муках в короткие сроки от коварного вируса. Так же над всем периметром была установлена бесполётная зона. Все, что приближалось к запретной зоне, уничтожалось на месте без предупреждения мощными электронными зарядами, которые могли в клочья разнести всё что угодно.

Робби встал из-за стола и подошел к экрану, висящему на стене, сказал:

— Я хочу показать одну странную видеозапись. Нашими товарищами были запущены дроны над территорией запретной зоны, которые были тут же уничтожены, запись с них транслировалась в реальном времени, и вот что удалось записать.

Робби нажал на кнопку проектора. На экране появилось изображение, снятое с высоты тысячу метров. В кадре появились ограждения в виде высокой стены, небольшой лес с полянами, оврагами и ручьями. Вдруг всё исчезает, изображение меняется, теперь вместо лесов, лугов и ручьёв, появляется совершенно другая картина. Ровные квадратики, расчерченные, словно тетрадка в клетку, сливались с горизонтом. Изображение приблизилось. Стала видна стоящая вряд техника, напоминающая военные летательные аппараты.

— Обратите внимание, это не склейка. Дрон снимает в реальном времени в той же местности, — пояснил Робби.

На экране, чётко виднелась ровная, как водная гладь, дорога, уходящая за горизонт. Рядом с техникой стояло несколько военных. Вдруг опять всё исчезает, и появляется прежняя картинка с лесами и лугами.

— После этого кадра дрон был сбит. Теперь предлагаю посмотреть другой ролик, сделанный другим дроном, который тоже был так же уничтожен. Этот видеоматериал был сделан в другом районе. Дрону удалось залететь глубже в запретную зону, — сказал Робби, включая изображение.

Изображение гор, лесов и лугов заволакивали небольшие облака, через секунду все исчезло, и на несколько секунд появилось изображение, напоминающее огромный объект с постройками, схожими на космодром с непонятными летающими объектами. Затем появились строения похожие на жилые дома. На стоп-кадре появился увеличенный объект, похожий на город. Робби сделал стоп-кадр, увеличив его в несколько раз, и сказал:

— А вот это что? Что это за город?

— А если это мёртвый город, который был построен сто лет назад ещё до войны? Там же мёртвая зона теперь, — предположил блондин Углас.

— Мёртвая зона с двигающимися объектами в виде летательных аппаратов и другой техники? — спросил Робби.

— Засекреченный объект, наверняка там производят секретное оружие. А если это оружие, то рассчитывать на победу, на нашу победу, будет сложно, — заключил Углас.

— Секретное оружие производят с такими высотными зданиями? И что это за маленькие летающие объекты, средства защиты? — озадачился Робби.

— Меня смутило другое. Почему все это исчезло. Это что, город призрак? Там поселились инопланетяне? Так я в мистику и фантастику не верю, — засомневался Дорин.

— Вот в этом во всём и предстоит разобраться, — протянул Робби.

— Какие там инопланетяне и секретные разработки оружия? Мы ведь не знаем, как выглядела засекреченная местность. Может, там таких городов десятки. И все они мертвы, — выразил скепсис сосед Дорина справа.

— Возможно, ведь во время войны никто города на этой территории не уничтожал, — подхватил сосед Дорина слева.

Дорин отхлебнул из своей кружки, обратившись к блондину Угласу.

— Прости, не знаю твоего имени.

— Углас, — представился блондин.

— Так вот, Углас, это не Ерунда. Как быть с тем, что на видео мы сначала видели одну картинку, а за тем другую в реальном времени?

— А глюки электроники исключены? А а если это специально придумано, чтобы Радонцев сбить с толку? — не унимался Углас.

— Нет, тут что-то не то, — озадачился Робби.

— Если там находится мощная военная сила, как сказал Углас, то мы все действительно можем потерпеть поражение. Это очень серьёзно. Тем более, сейчас, накануне важных событий, — подытожил Дорин.

— Более, чем серьёзно, — добавил рыжий усач Жоклинс.

5.

Нортон шёл на службу в приподнятом настроении. Ему ещё никогда так не хотелось идти на службу, как сейчас. Ему не терпелось увидеться с Горди. Он пришёл специально пораньше, чтобы поставить на её рабочий стол букет цветов, который он купил по дороге. Воспользовавшись своим служебным положением, он открыл электронным ключом кабинет, где работала Горди, поставил букет в графин с водой, после чего быстро ретировался. Подходя к своему кабинету, он увидел своего руководителя Лопиона. Он был взволнован и напуган.

— Как хорошо, что ты пришёл пораньше, — пропыхтел Лопион.

— И вам доброе утро! И откуда у нас случилось? На вас лица нет, — шутливо сказал Нортон.

— Не до шуток, идём ко мне. У нас катастрофа. Ка-та-стро-фа! — произнёс по слогам Лопион, — Идём ко мне в кабинет.

Войдя в кабинет, Лопион налил себе бокал крепкого напитка изумрудного цвета и, выпив его залпом, сказал:

— К нам едет проверка! Эти парни из СБА будут нас проверять.

— Да бросьте Вы! У нас по отчётности всё нормально, я всё проверил, как Вы и просили. Пусть разбираются с теми, кто неправильно утилизировал брак чип — драйверов, — успокаивал Лопиона Нортон.

— Думаешь, к нам вопросов не будет? Хорошо бы, — слегка успокоившись, произнёс Лопион.

— Не зря мне снились сегодня медузы. Они просто меня пожирали со всех сторон. Ты присаживайся на диван. Но беда не приходит одна, прошла информация, что нас могут расформировать, и раскидать по другим подразделениям. Если вдруг тебя спросят обо мне, ты уж скажи, что я такой весь патриот, что начальник хороший, строгий, требовательный, — вспоминая нужные качества, загибая пальцы, бормотал Лопион.

— Умный и беспощадный к врагам государства! — подсказал Нортон.

— Да, да. Вот это тоже скажи, если спросят. Я очень беспощадный. И умный, что есть, то есть. Да, только ты своих сотрудников проинформируй, что и как говорить. Моя супруга со своей стороны тоже предпримет действия. Порядок наведи в документации, отчётность чтобы была отчётной, и патриотизма побольше в сопроводительных письмах, — наливая себе в стакан зелёного напитка, пролепетал Лопион.

— Не беспокойтесь. Все сделаем на высшем уровне, и отчётную отчётность и патриотический патриотизм, — мягким тембром заверил Нортон.

— И главное! Чтобы везде, слышишь, везде в кабинетах и лабораториях были установлены живые портреты Олемитеса. Эти парни из СБА это любят.

— И стоило меня тащить сюда? Сказали бы там внизу.

— В моём кабинете нет прослушки, поэтому я тебя позвал к себе.

— А в других местах есть? То есть у меня в кабинете есть прослушка? — подозрительно спросил Нортон.

— Ну, это… зачем… нет, не знаю, — Лопион замешкался.

— Так есть или нет? — настойчиво спросил Нортон.

— Нет, есть! Извини, протокол, его нельзя нарушать, — практически скороговоркой выпалил Лопион.

— Ну, мне-то могли сказать! От меня-то чего кроили?

— Все, не добивай меня. Раньше не успел тебе сказать, вот теперь вспомнил и сказал. Только тсс! — Лопион прижал палец к губам.

— Вспомнили теперь? Спустя три года?

— Все, иди, работай.

Нортон и не собирался задерживаться возле испуганного начальника, слушая его очередные опасения, ему не терпелось увидеть Горди, поэтому он мгновенно испарился из кабинета шефа. Нортон направился к рабочему месту Горди, отделённому стеклянной перегородкой от других сотрудников отдела. Горди сидела за столом, любуясь цветами и исходящим от них ароматом. Нортон остановился, чтобы немного понаблюдать. Немного постояв, он постучал.

Горди обернулась и, улыбнувшись, помахала ему рукой. Нортон вошёл.

— Привет, Горди!

— Привет, Нортон! А у меня на столе цветы. Ты случайно не знаешь, кто их сюда поставил? — прищурившись, спросила Горди.

— Не знаю, может, у тебя появился тайный обожатель, застенчивый и влюблённый!

— И не просто застенчивый, а ещё и имеющий доступ к электронным ключам. Ну ладно, оставим вскрытие дверей на его совести. Рада тебя видеть, Нортон!

— Вот это приятно слышать! Взаимно!

— Пользуешься служебным положением, ходишь к сотрудницам по личным делам?

— А вот и нет, а вот и нет! Я пришёл предупредить. Наш шеф просил навести порядок в документации и непрозрачно намекнул, что будет проверка. Только тсс! Это секрет.

— Да, да, секрет, я поняла. Правда, об этом секрете уже все в коридоре говорят, но сделаем вид, что это секрет.

— Так что я пришёл по службе и ничего личного. Ну, почти ничего! Ещё я хотел тебя повидать. Скажи, мы можем встретиться после работы?

Я недавно достал пару красных сердечек. И хочу тебя угостить, — гордо сказал Нортон.

— Серьёзно?! Красные сердечки? Откуда?! — восхитилась Горди.

— Места надо знать. Фрукт редкий даже там, где он растёт.

Красными сердечками называли редкий фрукт. Вкус этого фрукта напоминал вкус яблока и персика, планета Аллон не баловала разнообразием фруктов, в отличие от овощей, поэтому фрукт считался необыкновенным и редким деликатесом.

— Умеешь ты заинтриговать девушку, Нортон. Нет, чтобы принести сердечки сюда, ты их оставил в машине.

— Не в машине, а дома! Только фрукты попробуем, и я отвезу тебя домой, — протянул Нортон.

— Ой, хитрец! Я за свои двадцать шесть лет таких хитрецов, как ты не видела. Хитрец уровня двенадцатилетнего ребенка.

— И на этом спасибо, ладно, хоть не младенца! Ну, так что?

­ — Хорошо. Но знай, я соглашаюсь на фрукты только из-за перспективы протекции моей карьеры, ты же с шефом на короткой ноге, — шутливо сказала Горди.

— Ох, я всегда знал, что главные карьеристы — женщины! Если бы я был твоим непосредственным начальником, то я бы поставил тебя на своё место, а сам пошёл бы в твои подчинённые, — игривым тоном сказал Нортон.

— А-а, да? Любишь доминирование? А я так рассчитывала, что ты не подкаблучник, — нарочито надув губы, ответила Горди.

— Значит, ты всё-таки на что-то рассчитывала. Это хорошо!

— Ничего хорошего. Всё, забудь меня. С подкаблучниками дел не имею!

— А с порядочными, как я, имеешь дела?

— Ну, если сердечки испробовать, то и подкаблучник сойдёт!

— Вот и договорились. А теперь мне пора, не печалься, Горди, разлука будет недолгой! Разрешите идти? Есть!

Нортон на последней фразе встал и вытянулся во весь рост, подобно военному, развернулся на носке, ударил ботинком о ботинок, повернулся на сорок пять градусов и вышел из кабинета, держа подбородок вверх.

6.

В доме правительства Армагоны за огромным продолговатым столом в ожидании очередного заседания сидели представители верховного правления страны, все как один преданные великому делу и верховному лидеру. Под великим делом подразумевалось внесения абсурдных и противоречащих друг другу законов для граждан, что называется, наводить тень на плетень. По сложившейся традиции верховный лидер страны — Олемитес никогда на заседаниях не присутствовал, а вёл их дистанционно. Перед каждым членом правления, были установлены прозрачные мониторы, в которые великие мужи периодически поглядывали, дабы не упустить появление Олемитеса и первыми поздороваться с ним. Каждый считал своим долгом предложить лидеру страны какой-нибудь иезуитский план ущемления народа своей страны, надеясь, что какой-нибудь из предложенных им законов будет принят, а автор закона будет отмечен главой страны за сообразительность, что означало полное соответствие с занимаемой должностью. Народу Армагоны не с чем было сравнивать уровень своей жизни, ведь те, кто мог что-то помнить о жизни шестидесяти летней давности, уже давно умерли или погибли. Армагонцы не входящие в круг элиты жили очень скромно, и радовались любому послаблению и отмены очередного идиотского закона.

Раздался сигнал, который означал, что заседание начинается. На экранах проекции появился верховный главнокомандующий Олемитес. Он с добродушной улыбкой обратился к присутствующим:

— Я приветствую всех, мои дорогие! Начнём заседание. Прошу вас министр безопасности Тракент. Как у вас обстоят дела?

— У нас все по-прежнему хорошо, народ трудится, радуется жизни. Все Вас благодарят и любят! Волнений нет, недовольных тоже. Почти. Мы пресекаем любые инсинуации и провокации, если такие возникают, — отчеканил министр службы безопасности Тракент, потирая сизый нос.

— Какие, конкретно мероприятия службой безопасности Армагоны? — настойчиво спросил Олемитес.

— СБА были изобличены несколько лазутчиков-террористов. Их ликвидировали на месте. Также были предотвращены готовящиеся теракты в разных городах Армагоны, — неуверенно отрапортовал министр СБА — Тракент.

— Ага, знаю я ваши теракты, — с усмешкой прервал ложь коллеги, министр обороны Бадд. — Я прошу прощения у верховного! Какие там теракты? Пару каких-то дебилов решили проверить самодельный арбалет, так молодчики из СБА решили, что они террористы и уничтожили их на месте.

— Какая ложь, какая наглая ложь! — возмущённо зашипел министр СБА Тракент, обращаясь к министру обороны. — Ты бы лучше за своей армией следил. Чего они у тебя на месте топчутся? Где победы, где наступления на врага? Мы, в отличие от вас, делом занимаемся.

— Делом ты занимаешься, как же! — не унимался Бадд.

— До меня дошли слухи, что сотрудники СБА берут взятки за оказание разного вида услуг, — спокойно с непрекращающейся улыбкой спросил Олемитес.

— Нет! То есть да, но в рамках установленной вами таксы, — вытирая пот со лба, ответил Тракент.

— Чтобы все средства без утайки были переданы в министерство экономики. Кстати, об экономике. Слушаем вас, министр финансов налогов и экономического развития, что у нас с экономикой? — спросил Олемитес.

— Экономится, — мгновенно ответил министр финансов и экономики Ром.

— Вот как нужно отвечать — чётко и лаконично, — сказал Олемитес.

— А что ему не отвечать лаконично, он же в окопах не сидит, с врагом не воюет, — язвительно заметил министр обороны Бадд.

— А ты прям завоевался? Только средства у нас просите на вооружение! Когда в последний раз был на линии конфликта? — взорвался, финансист Ром, вытирая слюни с усов.

— Когда надо, тогда и был, ещё перед тобой я не отчитывался! Ты лучше заткнись, тупая морда, пока я тебе усы на твой длинный нос не намотал! Занимаешь три должности, а толку — ноль! — закричал министр обороны Бадд.

— Ах ты, подонок! — вскрикнул министр финансов Ром, бросив в министра обороны стакан с водой.

Бадд увернулся и, взяв со стола бутылку, запустил её в голову финансиста. Однако бутылка пролетела мимо головы финансиста и угодила в лоб рядом сидящему министру идеологии Моуринсу.

— Прости, прости! Я не в тебя хотел, — виновато улыбнулся министр обороны идеологу.

Министр идеологии Моуринс молча моргал маленькими, как у поросёнка, глазками, держась за лоб.

— Вот! Вот вся его сущность, воевать с мирными уважаемыми патриотами страны! С двух метров не может попасть! Позорище! В такую большую башку и не попасть! — крикнул министр СБА Тракент.

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал главный министр правительства Купполс, очнувшийся от полудрёмы. — Вы что, вы это… Вы ведёте себя так, как будто опять сели играть в азартные игры, как на прошлой неделе! Нельзя так, так нельзя!

Главный министр зевнул, оскалив пасть полусонного льва, и стал старательно вытаращивать глаза, чтобы те опять не сомкнулись и не выдали предательский выбор министра между заседанием и сладостным сном младенца после обеденного кормления.

— Благодарю Вас, Купполс! — спокойно произнес Олемитес, обращаясь к главному министру правительства: — Вот, что значит веское слово главного министра правительства. Теперь давайте заслушаем министра обороны Бадда, как обстоят дела на линии конфликта?

— На первый взгляд, не всё так, как кажется, нежели, как со второго взгляда. А если приглядеться, то и вовсе не сразу будет понятно или внятно, что и как, ибо всё зыбко и неустойчиво. Если коротко, а так и вовсе непонятно…, — мямлил Бадд.

— Ну, понеслось! Включил свою военную лексику! Ты сам-то понял, что сказал? Ну-ка давай по факту говори, — протрубил, словно горн побудку, министр СБА Тракент.

— А ты не нукай. Я тут перед тобой не собираюсь отчитываться, — злобно ответил Бадд.

— Если нужно будет, и передо мной отчитаешься, а, вернее, перед службой безопасности, — важно произнёс Тракент.

— Да, действительно, хотелось бы услышать об обстановке в более доступной форме для понимания, — заметил Олемитес.

— Наши ребята держат оборону, сами мы не наступаем, как и было приказано, но и к себе не пускаем никого. А вот если бы эта финансовая проститутка вовремя перевела средства на закупку новых боевых машин, то ни одна бы сволочь ближе трёхсот километров к нам бы не подошла, — указывая пальцем на финансиста, отчеканил министр обороны, тяжело дыша из-за большого веса.

— Да ты же все средства разворовал, где подлодка, или ты её в своём огромном животе прячешь? — вытаращив глаза, спросил финансист Ром.

— А я знаю, где подлодка, — сказал министр СБА и, обращаясь к верховному, произнёс издевательским тоном. — Онис на подлодке ловят рыбу в море, а в свободное от рыбалки время подлодка стоит возле причала его скромного жилища в пятьсот гектар. Да ещё и под охраной вооружённых сил. Даже наши спецслужбы к нему в имение не могут проникнуть.

Министра обороны вспыхнул ещё больше, покрываясь красными пятнами, он стал сильно потеть, не спасал даже платок. Он злобно посмотрел на министра СБА Тракента, затем ехидно улыбнулся, прошипев:

— А как же нашей всезнающей жабе не раскрыть свой рот! Бесишься, что не ты, а я живу в том месте? Так вот, слушай, гнида, сосущая кровь у народа и государства! Это спец объект, замаскированный под жилое поместье, — министр обороны, тут же обратился в монитор к Олемитесу: — Я вам докладывал, помните? Это маскировка. Там у меня и подлодка, и несколько ракетных установок на случай внезапной атаки на город.

— Да, я помню. Всё согласовано. Только я прошу всех проявлять друг к другу уважение, и впредь не оскорблять друг друга, — едва сдерживая смех, сказал Олемитес. Выдержав паузу, он спросил: — А чем нас удивит министр идеологии и просвещения Моуринс?

— Все идёт по утверждённому плану. В свободное время народ ничем противозаконным не занимается, — ответил министр и идеологии и просвещения Моуринс, затем прислонил к набухшему синяку бутылку, продолжил. — Мы расширили сферу услуг. Теперь девушек лёгкого поведения можно будет заказывать на службу, не отвлекаясь от работы. Предлагаю принять закон о запрете критики свободы выбора гражданина.

— А это как понять? — спросил Олемитес.

— У граждан должно быть ощущение равенства и толерантности власти к народу. Не надо их ограничивать во всём. Свобода выбора нужна.

— Какая ещё свобода выбора? — взорвался Тракент, — А если кто-то захочет вместо молотка взять кувалду и дать тебе по башке за такое предложение?! Хотя по такой башке и зубочисткой не промахнёшься.

— Причем тут это? Граждане сами должны выбирать, где им отдохнуть, что купить, или какую одежду носить. Без критики и наказаний со стороны надзирающих органов.

— А сейчас как? — не унимался Тракент.

— Сейчас за это критикуют и штрафуют.

— Интересно получается, ты хочешь казну лишить возможности дополнительного дохода? — возмутился финансист Ром.

— Давайте, ещё разрешим цветную одежду незаслуженно носить. И прощай, порядок и указы. И где у нас будет находиться закон, спросите вы все?

— И где же? — спросил идеолог Моуринс.

— У тебя в заднице. Оттуда ты будешь доставать закон, чтобы вспомнить прекрасное времечко, — сказал Тракент.

Министр СБА стал демонстрировать на себе, как министр идеологии будет доставать из воображаемой пятой точки закон. Затем свесив пальцы гроздью вниз, Тракент брезгливо начал встряхивать их в воздухе.

— Давайте поблагодарим нашего министра СБА за прекрасную пантомиму — прервав Тракента, сказал Олемитес: — Но теперь и у меня возник вопрос. Может, все же разрешить всем носить цветную одежду? Я устал видеть эту серую массу, уныние какое-то.

— Прекрасное предложение, но не своевременное. Нельзя нарушать дифференциацию, пусть народ знает, что любые преференции надо заслужить, — вмешался Тракент.

— Правильно! Только позволь им в разные цвета наряжаться, завтра они потребуют выборы правительства, — строго заметил главный министр Купполс, борясь со смыкающимися поочерёдно веками.

— Совершенно верно. Народ будет стремиться к чему-то маленькому, живя в своём мирке и радуясь любым нашим послаблениям, — подхватил финасист Ром.

— А нет ли недовольства и волнений на этот счёт? — спросил Олемитес.

— О, не беспокойтесь, — ответил Тракент, — народ рождается и воспитывается за счёт государства и похоронят его тоже за наш счёт! Э-э… за счёт государства, я хотел сказать.

— Вот и славно! Если ни у кого нет больше вопросов, то заседание объявляю закрытым. Всех благодарю за службу, — подытожил Олемитес, отключившись от связи.

— Да, да. Закончено заседание. Все свободны! — очнувшись от навязчивой гибернации, промямлил главный министр, затем погрозил пальцем и добавил, — и смотрите у меня, чтоб все законности были соблюдены, в нашем понимании, разумеется!

Все дружно встали из-за стола. Министр обороны подошёл к министру идеологии и, извиняясь за свою выходку с бутылкой, ещё раз попросил прощения. Министр СБА, хмуро посмотрев в сторону министра обороны, затем на идеолога, сказал:

— Ты, Моуринс, попроси у нашего министра обороны шлем. А то в следующий раз наш знаменитый стрелок вдруг опять попадёт в тебя бутылкой! Так и голову можно разбить! Ой, я и забыл, шлем то он, наверное, продал.

— Я в следующий раз не промахнусь, попаду в кого надо, — злобно ответил Бадд.

— Желаю успехов, рыбак! — с натянутой улыбкой проскрипел Тракент.

Глава 3

1.

Олемитес, отключившись от видеосвязи совещания, пошёл в другую комнату, где за небольшим столом сидели двое лощёных и ухоженных мужчин лет сорока пяти в дорогих цветные костюмах. Это были компаньона Олемитеса: шатен по имени Лонг и брюнет по имени Роус. На их холёных и гладко выбритых лицах сияла улыбка. Олемитес сел напротив, и, налив себе в бокал спиртной напиток кремового цвета, сказал:

— Ну, как вам это шоу, с названием селекторное совещание?

— Давно так не смеялся, их за деньги надо показывать, — ухмыльнулся сидящий справа шатен по имени Лонг.

— А такие министры нам точно нужны, Олемитес? — спросил Роус и, перевернув переливающимися разными цветами, кубик добавил. — Они же клинические идиоты и дегенераты, готовые в любой момент сожрать друг друга.

— Да, Роус, к сожалению, они тупые, — ответил Олемитес, — и лучше их держать в конфронтации друг к другу, иначе со временем они могут войти в коррумпированный сговор. Они хоть и дегенераты, но преданные дегенераты, не задающие лишних вопросов. Наберём умных служак, вопросы появятся.

— М-да! Тут не поспоришь. Как у них ещё что-то получается, не понимаю, — засмеялся Роус.

Лонг отглотнул из своего бокала, и причмокнув, заметил:

— А министр обороны — шустрила, да? Хоть и косоглазый. Я на него поставил, надеялся, что он распотрошит этого финансишку. К сожалению, я проиграл.

Лонг, глубоко вздохнув, ударил своей пухлой ладонью ладонь Роуса, продолжил:

— Ты выиграл! Шутки шутками, а вот министра СБА нужно приструнить. Он не настолько туп, как кажется. По моим сведениям, он стал совать нос не свои дела, так может и докопаться до чего-нибудь.

— Не сейчас. Пока он нужен, много чего наработано именно им. От него сейчас пользы больше, чем вреда. А приструнить мы его всегда сможем. Да и кто ему поверит, если что-то лишнего накопает, — чспокоил Олемитес.

— Я тоже считаю, что не время, — согласился Роус и, выдержав небольшую паузу, добавил, — а вот финансист слишком много ворует. Хорошо, что мы отменили наличные деньги и все операции отслеживают мои спецы. Надо бы финансиста слегка поприжать.

— Я не против, прижимайте, но аккуратно. А теперь надо решить, что делать с добычей латония. В том количестве, в котором мы его экспортировали в Радонию, они покупать, как вам известно, отказываются, — заметил Олемитес.

— Давайте снизим добычу, какие проблемы, — предложил Лонг.

— У наших партнёров — и по совместительству врагов — есть предложение снизить цену, тогда они готовы брать латоний в тех же объёмах, что и раньше, — сообщил Олемитес.

— Это невыгодно, не надо идти на это, — возразил Роус.

— А я вот считаю, что лучше продать больше объемов по сниженной цене, чем продавать меньше объемов — по большой цене. Добыча ведь нам ничего не стоит, — парировал Лонг.

— И так, решением большинства — снижаем цену, оставляем прежние объёмы, — заявил Олемитес, — теперь надо решить вопрос по визуальному куполу. Он глючит, а это чревато. Предлагаю направить средства на модернизацию, либо полной замене имитационного купола.

— Да, да. Не хватало, чтобы информация о запретной зоне просочилась за пределы купола. Средства будем брать из казны или скидываться? — спросил Роус.

— Из казны, естественно! — ответил Лонг, — и ещё: как вы понимаете, наличие свободного времени граждан должно быть строго регламентировано и занято полезным для страны делом. Я, например, предлагаю занять народ поиском врагов внутри страны.

— Правильно, можно создать некую ячейку несогласных — оппозицию, — предложил Олемитес.

— Уже создана такая ячейка, — ответил Лонг.

— Здорово! Удивился Роус, — дай-ка угадаю: — Тем самым мы выявим настоящих заговорщиков, и народ будет при деле? Идея с подставной оппозицией и доносами мне нравится!

— Вообще, я имел в виду другое: не создавать прецедент для доносительства, а выследить настоящих заговорщиков, — сказал Олемитес.

— Одно другого не исключает, — заявил Лонг. И вообще, я считаю, что разобщённость в обществе — лучшее средство от протестов и возмущений против правительства, то есть нас. Пусть эти придурки из СБА роют землю. А мы им подкинем нужную инфу.

— Это само собой. Тут главное не выйти на самих себя, — заключил Роус.

— Так это и хорошо. Выйдем на себя уже мы, а не СБА. И запустим карусель заново, — весело отреагировал Лонг.

— Да, разобщённость в обществе — сильное оружие. И мы избежим опасного единения несогласных в обществе, — добавил Роус.

— Да, да, а что ещё может разобщить общество, как доносы и неразбериха в умах. Именно это нам помогло много лет назад не только умножить свои капиталы, — сказал Лонг.

— Неплохо бы ещё разделить общество и в моральном плане. Может, запретить браки, если не докажешь лояльность правительству? Запретить, а через какое-то время опять разрешить, как думаешь, Олемитес? — спросил Роус.

— Мне кажется, это перебор, Роус! — ответил Олемитес.

— Перебор в чём, потом разрешить или… — спросил Лонг.

— Или, — кратко ответил Олемитес.

— Никакой не перебор. Расколем общество…

— Продолжу вашу мысль, — прервав Роуса, спросил Олемитес, — предлагаешь ненавязчиво подкинуть эту идею с запретами нашей исполнительной власти, а потом всё свалить на них, обвинив их в перегибах?

— Да, тем самым у нас будет наглядная причина поменять правительство, — продолжил Лонг, — а ты, Олемитес, будешь как бы спасителем. Вот, дескать, Олемитес вник в суть, и прижучил нерадивых министров. А народ, всё проглотит, народу хоть дерьмо на голову лей, скажут — елей! — засмеялся Лонг.

— Не знаю, не знаю. Я бы ещё подумал, но вам решать, ваша идея, у меня голос совещательный, — подытожил Олемитес.

2.

Нортон и Горди подъехали к дому Нортона, они вышли из автомобиля, и направились к жилищу Нортона, как путь им преградил отряд из детей лет восьми-девяти. отряд детей. Это были воспитанники интерната, они дружно и громко голосили патриотическую речёвку. Один ребёнок сбивался и выкрикивал слова о любви к родине поперёк такта, за что в итоге получил подзатыльник от инструктора. Поравнявшись с Нортоном и Горди, отряд дружно по команде инструктора повернул наголо побритые головы в сторону взрослых и, отдав честь, приложив два пальца к виску, отправился дальше.

— Когда-то и я так ходил строем, — вспомнил Нортон.

— И я тоже. Вот только мне никогда не нравилось, что девочкам сбривали волосы до десяти лет, — сказала Горди.

— Мне тоже это не нравилось. Ну что пошли пожирать сердечки. Я живу на сто двенадцатом этаже.

Войдя в квартиру Нортона, Горди внимательно осмотрелась, поглядела в зеркало на стене и проследовала в комнату.

— Располагайся, я сейчас, — сказал Нортон.

— А где помыть руки? — спросила Горди.

— Прости, совсем замотался. Проходи по коридору направо. А я пока накрою на стол.

— Я тебе помогу сейчас.

— Не надо, я сам привык ракрывать.

Горди отправилась искать комнату для мытья рук, а Нортон спешно отправился на кухню. Он выложил на тележку всё самое вкусное из прозрачного холодильного устройства: холодные закуски, вино, печенья с кремом. В золотую тарелку он аккуратно разместил их — два редких фрукта — красные сердечки. Укомплектовав приборами тележку, Нортон покатил её в гостиную комнату. Горди стояла возле маленького столика и с любопытством рассматривала изделие из соломки, напоминающее начало возведение здания.

— Нортон, а что это?

— А, это моё хобби. Я хочу воссоздать дворец, по старой фотографии. Извини, пока смотреть не на что, до завершения ещё долго, — сказал Нортон, накрывая своё хобби серебристой накидкой.

Два года назад Нортон нашёл старую фотографию дворца, по непроверенным данным это здание сфотографировано около ста лет назад, когда ещё не существовало запретной зоны, задолго до войны. И ему захотелось, во что бы то ни стало воссоздать этот дворец в миниатюре из крупной соломки. Он мог часами терпеливо сидеть и скрупулёзно, по миллиметру возводить здание, которое так сильно запало ему в душу.

Нортон приглушил свет, усадил Горди и сел рядом.

— А ты неплохо подготовился, обстановка располагает к общению.

— А как же! В коем-то веке ко мне пришла такая гостья!

— И вино, тут как тут! Хочешь меня споить?

— Ну что же я дурак, что ли…, не использовать такую возможность, — шутливо ответил Нортон.

— По крайней мере, честно. Люблю честных!

— Спасибо, — кокетничал Нортон.

— Честных легко обмануть!

— А-а, ты в этом смысле?! Да я и сам обманываться рад! Давай, угощайся, а на десерт вот — красные сердечки и пирожные.

Нортон разлил вино по бокалам, бережно пододвинул одно красное сердечко к Горди.

— За нашу встречу в непринуждённой обстановке, — сказал Нортон, поднимая бокал.

— Я такая голодная. Тебе не повезло, я не очень скромная гостья. За встречу! — сказала Горди, ударив своим бокалом о бокал Нортона.

Нортон любовался за тем, как Горди с аппетитом расправлялась с закусками, забыв про то, что сам был очень голоден.

— И вот это ещё попробуй, это окорок в маринаде, — сказал Нортон, положив в тарелку Горди кусок вяленого мяса.

— Ой, нет, благодарю. Я уже объелась, и я хочу оставить местечко для сердечка.

— Тогда выпьем ещё? — наливая в бокалы вино, спросил Нортон.

— А давай! Хорошее вино под хорошую закуску — с удовольствием.

— Я хочу выпить за то, что нас судьба свела работать вместе!

Нортон и Горди, пригубив вина, стали молча смотреть в огромные окна, наблюдая за тем, как звезды поочерёдно подмигивали из далёкого прошлого. Нортон положил свою руку на руку Горди. Возникла немая пауза. В этой оглушительной тишине они слышали медленное дыхание друг друга. Паузу прервал Нортон.

— Ты так прочно засела у меня в голове и не собираешься оттуда выходить. И, признаться, я этому рад! Я себя поймал на мысли, что ничего не бывает случайно.

— Случайность — это нежданное событие. А закономерность — цепь случайных событий! — продекламировала Горди.

— Так… философия не мой конёк, поэтому я спрошу тебя прямо. Как ты ко мне относишься? — робко спросил Нортон.

— Опять ты за старое? Сам позвал поесть красных сердечек, а сам хочешь в моё сердечко влезть, — сказала Горди, выдёргивая свою руку из руки Нортона.

— Да, прости. Давай есть сердечки. Но только после тоста. Я хочу выпить за исполнение мечты, — Нортон поднял бокал.

— Я согласна. За мечту выпью, но за мечту, а не мимолётное желание! Надеюсь, разницу между желанием и мечтой ты понимаешь?

— Это я с виду такой тупой, а на самом деле я ещё тупее, — пошутил Нортон и засмеялся.

Нортон и Горди выпили по глотку вина и, отрезав по кусочку божественного фрукта, стали его вкушать, медленно разжёвывая с причмокиванием, посапывая от удовольствия. Горди закрыла глаза от гастрономического блаженства и открыла после того, как проглотила чудо — фрукт. Горди, открыв глаза, полушёпотом произнесла:

— Как же это вкусно! Второй раз в жизни такую гастрономическую эйфорию испытываю. Много лет назад я выиграла этот фрукт в лотерею. Пришлось его поделить на десятерых, и мне практически ничего не досталось. А тут целый фруктище, мне одной! Откуда достал?

— Мне шеф помог достать эти сердечки. Он их не любит, а у его жены на них аллергия. Ты же знаешь, наш шеф обслуживается по другой категории, нежели я.

— Да, а обо мне и говорить нечего, второй раз выиграть в лотерею так не повезет, — Горди вздохнула и подошла ближе к большим до пола окнам, чтобы лучше разглядеть ночное небо.

Нортон разлил вино по бокалам, подошёл к Горди. Отдав ей её бокал, он стал, как и Горди, вглядываться в мерцание звёзд. Небо покрылось густым чёрным полотном, сквозь многочисленные мелкие отверстия которого пробивался яркий свет далеких небесных светил. Нортон прервал молчание, указав пальцем на небо:

— Вот там правее — созвездие Лаунида. Вон, посмотри!

— Вот этот яркий треугольник с хвостом?

— Нет, выше и правее, видишь, как будто клешни по краям, ромбы из звёзд, — пояснил Нортон, обняв Горди за плечи.

— Да, да, я вижу. И точно! На рака треугольник похож, — с восторгом заметила Горди.

— А ведь где-то там, далеко в звёздном пространстве, возможно, существует жизнь. И наверняка там есть такие же, как мы с тобой, или наши двойники. О! У меня родился тост, — воскликнул Нортон. — Выпьем за то, чтобы наши двойники, если они существуют, никогда не расставались.

— Красиво говоришь, Нортон. Но не слишком ли мы часто пьём?

— Тогда, какой смысл останавливаться?

Нортон и Горди повернулись друг к другу и, смотря друг другу в глаза, выпили содержимое бокалов до дна. Нортон приблизился к Горди вплотную и, прикоснувшись своими губами к её губам, поцеловал её. Горди не сопротивлялась. Нортон, собравшись для более чувственного и длительного поцелуя, страстно прижал Горди, как вдруг включилась проекция на стене. Появилось изображение Олемитеса.

— Да чтоб тебя! Нет, я, конечно, патриот, но не до такой степени! Не обращай внимания, Горди. Это автоматически включается, патриотическая минутка с Олемитесом. Он скоро отключится, — взволнованно оправдывался Нортон.

— Уф! Я так напугалась.

Нортон хотел возобновить поцелуй, приблизился к Горди, но она, вежливо отстранив его, вернулась на диван и поставила бокал на столик.

— Что случилось, Горди? — спросил Нортон, подсаживаясь рядом.

— Прости, я не должна была. Это все твоё вино, — сказала Горди, затем, улыбнувшись, добавила. — Не обижайся, но нас уже трое, видишь, — она показала рукой на проекцию, вещающую обращения Олемитеса с одной и той же речью.

— Если в этом причина. Я его выключу, — расстроился Нортон.

— Нет, прости. Не надо так торопить события!

— Я не тороплю, я… хорошо.

— Всё, момент упущен, и… я всё должна обдумать. Для меня это серьёзно, понимаешь?

— Да, понимаю, для меня это тоже серьёзно. Хорошо не будем торопить события, выждем время. Не хочу показаться самоуверенным, но мне показалось, что ты борешься сама с собой. Отпусти себя, ради самой же себя!

— Не знаю, Нортон! Не знаю. Мне пора ехать. Кстати, меня не будет несколько дней в городе. Шеф отсылает меня консультировать специалистов в другой город.

— Вот как?

— Я сама напросилась на командировку, и не спрашивай зачем. Спасибо за угощения, и за вечер, мне было очень приятно его провести с тобой, правда!

— Я отвезу тебя.

— Нет, я сама доберусь. Не обижайся, но я хочу побыть со своими мыслями одна, без тебя.

— Хорошо. Я понимаю.

После того, как Горди уехала, Нортон ещё долго не мог уснуть, осознав, что он тоже не безразличен Горди, да и она вела себя не как обычно. При всей её кажущейся свободе, она была зажата, глаза опускала вниз, краснела. Дыхание было сбивчивым, а жесты рук говорили о том, что она не владеет собой. Все эти вербальные и не вербальные признаки он научился замечать, учась в спецшколе.

Нортон встал с кровати, выпил стакан вина и вернувшись в постель, и стал разрабатывать план действий. — Главное, не торопить события, главное не торопить, — как заклинание крутилось у него в голове у Нортона: — Эх, если бы не включение верховного со своим патриотизмом. Все обломал! Хотя почему со «своим патриотизмом», это же и мой патриотизм! Или не мой? Или мне его просто навязывают? — вихрем пронеслось в его голове. Ворочаясь с бока на бок, Нортон заснул только под утро, и то на пару часов, пока не прозвонил сигнал пробуждения, оповещавший, что пора собираться на службу.

3.

Дорин сидел в небольшой комнате, заставленной разного рода аппаратурой. Рядом с ним находился высокий брюнет с зачёсанными в хвост волосами и длинными пышными усами. Он помогал налаживать закодированную связь Дорина с политическим лидером страны Радонии — Корсом. На экране транслятора появилось лицо Корса. Это был высоколобый мужчина лет пятидесяти пяти, его тёмные густые брови срастались возле переносицы, широкие скулы придавали лицу волевой характер, а пару небольших шрамов на носу добавляли мужественности.

— Я приветствую тебя, Корс! — торжественно произнёс Дорин.

— Приветствую тебя, Дорин!

— У нас две минуты! Докладываю: преданные нам патриоты предупреждены. Ведутся переговоры с некоторыми командирами отрядов вооружённых сил Армагоны. Все результаты переговоров будут переданы в установленный час через несколько дней.

— Хорошо. А что с поиском местонахождения Олемитеса?

— Пока никак. Нужны более высокие представители в службах безопасности, не ниже категории «А». Ясно пока одно: Олемитеса в этом городе нет. Где находится Олемитес, пока неизвестно.

— Места пребывания членов правительства известны?

— Да, Корс, они в Армагоне

— Будь осторожен, Дорин! Прими все меры безопасности и не рискуй без особой надобности. Твой провал повлечёт провал всей нашей операции. Не совершай больше ошибок.

— Есть просьба. Нужно всю операцию перенести на неопределённое время, иначе мы можем потерпеть неудачу.

— Как это понимать? Ты что, как перенести? Почему?

— Появились непредвиденные обстоятельства. Есть подозрение, что в секретной зоне ведутся разработки секретного мощного оружия. Я не могу сейчас знать обо всех подробностях, но поверь, происходит что-то странное. В секретной зоне, которая якобы заражена, свободно передвигаются военные, там есть техника и неопознанные летающие объекты.

— А на выяснение этих обстоятельств, сколько уйдет времени? — строго спросил Корс.

— Мы делаем всё, что от нас зависит. Как будут результаты, я сразу доложу.

— Хорошо, я буду ждать, но поторопитесь, промедление смерти подобно. Да прибудет с нами победа, Дорин!

Дорин, отключившись от связи, стал размышлять; Не слишком ли идёт всё гладко, за исключением этого странной секретной зоны, — думал Дорин, ведь в СБА не дураки сидят, профессионалы, знающие своё дело. А если он Дорин, не случайно освободился из-под стражи, а если ему дали уйти, чтобы потом отследить все его связи? Ему вдруг показалось, что вся акция восстания тут, в Армагоне, четко спланирована спецслужбами, а он лишь приманка, винтик, наживка в мышеловке. В таком сложном и большом деле всегда возникают сомнения и без ошибок не обойтись, терзался Дорин. Только успел ли он их совершить, и если да, то в чем именно он ошибся. Не стоит исключать внедрения в их структуру провокатора. Если есть провокатор, то все будет идти без сучка и задоринки почти до самого начала операции. Да, да, в таком деле не может все идти гладко, и если всё будет ровно и без проблем. Закончив свои умозаключения, Дорин обратился к длинноволосому помощнику:

— Ну, что, есть для меня устройство связи?

— Давно ждёт, — ответил длинноволосый помощник, подавая маленький круглый диск с кнопками Дорину.

— А канал надёжный, зашифрованный, чтобы был без возможности отследить сигнал?

— Обижаешь! Не только не смогут отследить, а ещё и будут направлены по ложному следу.

— Отлично. Спасибо!

4.

Нортон шёл по оживлённой улице в прекрасном настроении. Он решил немного прогуляться и подышать воздухом. По дороге катились видавшие виды автомобили, которым давно было уготовано место на свалке истории. Унылый городской пейзаж сливался в серых тонах, и лишь бампера и некоторые детали декора машин из чистого золота оживляли этот серый поток. Навстречу Нортону безликой массой шли жители Армагоны, сливаясь с декором однообразной архитектуры города. На лицах прохожих было одинаковое выражение, выражение присутствия полного отсутствия, никто не смотрел друг другу в глаза, не замечая друг друга, все шли привычной дорогой. Нортон был в приподнятом настроении и хотел увидеть единение с прохожими, заглянуть им в глаза, поздороваться, пожелать хорошего дня, но гладя на них, он натыкался на отсутствующие взгляды. Эти взгляды ему напомнили взгляд дохлой рыбы, не сфокусированный взгляд в пустоту. Нортон только сейчас, присмотревшись, увидел, как все похожи друг на друга. Будто он попал в зеркальный город, где множество зеркал отражают одно лицо. Он был удивлён тем, что раньше не замечал подобного. А ведь весь этот парад теней он встречал каждый день, и ещё вчера, по сути, он сам был живой тенью, без цели и мечты.

Размышления Нортона прервала включившаяся проекция на стене здания. Появилось изображение главного министра правительства Армагоны. Министр, обращаясь к народу, неторопливо зачитывая подготовленный кем-то текст послания. Зачитывая каждый пункт обращения, он не переставал делать удивлённый вид, как будто в конце каждого пункта стояла не точка, а вопросительный знак. Причмокивая, главный министр говорил:

— … и поэтому Правительство Армагоны заботится о вас и в очередной раз приняло решение по улучшению вашей жизни дорогие соотечественники. И так, первое: убрать налог с тех лиц, кто не вступил в брак после восемнадцати лет? А, да?! — удивленно как бы спрашивая самого себя, прочитал министр, — Да, с восемнадцати лет. А взимать налог с граждан, достигших тридцати лет. Второе: разрешить браки не с восемнадцати лет, как это было раньше, а с четырнадцати. С четырнадцати? — опять переспросил сам себя министр, затем, посмотрев внимательно в текст, поморгал глазами и добавил. — Да-да, вы не ослышались — с четырнадцати. Но есть поправка. Все браки теперь будут совершаться только между лицами лояльными правительству, — Министр поднял глаза вверх, как бы ни веря в то, что сам говорит, вздохнув, продолжил, — по многочисленным просьбам, правительство Армагоны решило премировать всех тех, кто будет сообщать в службу безопасности о нарушениях. А именно: о подозрительных лицах, о непатриотичном настроении граждан, о нелестных высказываниях в адрес правительства, а также подрывной деятельности, направленной на разобщения общества. Анонимность гарантируется, — промямлил министр, на миг, потерявшись в тексте.

Нортон стоял как заворожённый и не понимал, что происходит. Рядом стояли такие же застывшие статуи, как и он, хлопая от удивления глазами, внимали каждой сказанной фразе министра, который уже нашёл потерянную строку и продолжил:

— А также следует отметить, что с сегодняшнего дня ужесточается закон о недоносительстве и лояльности к врагам нашей страны. Вместо штрафа теперь таким гражданам будет грозить срок от двух до четырёх лет. И в связи с этими знаменательными событиями завтрашний день объявляю выходным.

После того, как экран с выступлением министра погас, все стояли, молча около минуты, осмысливая услышанное. Всё романтическое настроение Нортона превратилось в вопросительный знак. Он спешно стал звонить по мобильному устройству своему другу Андерсу.

— Андерс, ты слышал, ты слышал, что сейчас министр заявил?

— Слышал, Нортон, слышал. Это просто праздник какой-то!

— Я думал сначала это шутка такая. Что происходит, Андерс?

— Происходит то, что теперь нас обяжут писать друг на друга доносы.

— Это же катастрофа. И что теперь? Я серьёзно, что делать-то? Это же раскол общества.

— А чему ты так удивлён? Это же ты жил все это время в самом лучшем государстве мира.

— Я и сейчас не откажусь от своих слов, но это перегиб. Доносы и наказание за отсутствие таковых! И что это за идиотизм с браками? Сумасшествие какое-то! — задыхался от негодования Нортон, озираясь по сторонам.

— Не надо так переживать. Нас с тобой это мало коснётся, хотя теперь придётся быть осторожней. У стен и дверей будут расти уши.

— Не знаю, может, так и надо. Им там, наверху, виднее, там не дураки сидят. Наверное. Наверняка не дураки, да?

Нортон заметил на себе подозрительные взгляды и, прибавив шаг, стал говорить тише.

— А ведь такое было хорошее настроение!

— Успокойся, Нортон. Не переживай ты так, то ли ещё будет!

— Спасибо, успокоил!

— Предлагаю сегодня развеяться.

— Я уже, видишь, развеялся. Так весело, что хочется танцевать, — проворчал Нортон.

— Помнишь, я обещал тебя взять на гладиаторские бои? Приезжай сегодня в девять часов к арене. Я буду ждать у входа. Билеты я куплю. Сделаем ставки, выпьем хмельной настойки. Там варят хорошую настойку из хмеля. Придёшь?

— Приду! Тем более мне тебе нужно кое-что рассказать и посоветоваться.

Нортон завернул за угол, пошел прочь. До его дома оставалось идти не более пяти минут. Нортон хотел прибавить шаг, как вдруг ему преградила путь пожилая женщина. Она была одетая во всё чёрное с огромными бусами на шее. Нортон остановился и, внимательно посмотрев на женщину, спросил:

— Простите, вы что-то хотели?

— Не я хочу — это ты хочешь, — сказала низким голосом женщина.

— Вы кто?! Что вам нужно?

— Тебе нужно, а не мне. Испытания тебя ждут!

— Вы кто, гадалка, что ли? Мне не нужно гадать, — отстранившись от женщины, скептически заявил Нортон.

Нортон уже хотел было уйти, как женщина строго спросила:

— Неужели тебе неинтересно узнать, как сложатся отношения с той, о которой думаешь?

— Интересно. И как же они сложатся? — с недоверием спросил Нортон.

— Судьба Горди зависит от тебя. Сделав правильный выбор, ты выберешь судьбу.

— Откуда вы знаете о Горди? — удивился Нортон.

— Я вижу многое. Судьба каждый раз меняется в зависимости от наших поступков, — сказала женщина.

— И что же вы там видите, мы будем вместе?

— От тебя зависит, только вижу я, что вам недолго быть здесь вместе.

— Как это понять? Мы что, умрём?

— Мы все когда-то умрём. Но в царстве мёртвых вас нет. Только вот я и здесь не вижу вас.

— Что значит здесь? Здесь — это где? — растерялся Нортон.

— Ни на Армагоне, ни в Радонии вас в будущем я не вижу. Скажу только одно: скоро ты встретишь того, кто круто изменит твою жизнь.

— Я уже встретил, это она. Она ведь?

— Нет, не она. Твоя встреча впереди.

Нортон услышал сигнал проезжающего автомобиля, он обернулся на мгновенье в сторону сигнала, а когда повернулся, то женщины рядом не было. Он увидел лишь край чёрного платья, скрывшегося в арке дома. Нортон поспешил к арке, вошёл в неё и оказался в замкнутом пространстве небольшого тамбура, где вместо сквозного прохода стояла намертво закрытая ржавая дверь, которую явно давно не открывали. Нортон подёргал дверь, но дверь даже не издала никаких звуков, она крепко прикипела к стене. Нортон не мог понять, куда делась эта странная женщина, и что она имела в виду, предсказывая будущее. Нортон тихо пробормотал:

Странно всё это. Что означали её слова, почему она нас не видела вместе нигде? А ведь больше нет места на Аллоне, где можно было бы жить. Возле арки остановился высокий мужчина, обращаясь к Нортону:

— Вы кого-то ищите?

— Нет, то есть да. Вы здесь живете?

­ — Да, я тут живу, а что Вы хотели?

— Скажите, а тут есть проход?

— Нет, его замуровали с обратной стороны кирпичом лет пятнадцать назад. А дверь не стали снимать с петель, — ответил мужчина.

— А вы не знаете, проживает ли тут женщина, такая странная немного, во всем чёрном одета. Бусы у неё ещё такие огромные на шее. Она только что сейчас со мной разговаривала.

— Нет, женщин в чёрном платье с бусами на шее я не встречал. Тут много кто живёт. Может кто-то новенький заселился.

— Спасибо, я понял, — поблагодарил Нортон, выходя из арки.

Придя домой, анализируя странную встречу, Нортон уселся за любимое хобби — собирать из крупной соломки макет дворца. Отборная соломка клеилась ровно, осталось совсем немного, чтобы закончить клеить первый этаж.

Из предсказания Нортон уяснил две вещи. Первое — он сам творит свою судьбу, и она меняется в зависимости от его поступков, и второе — он должен сделать правильный выбор. Так же было непонятно кого он должен встретить, кто должен изменить его жизнь, и почему это не Горди?

5.

Министр безопасности Тракент и министр финансов Ром находились в здании СБА в кабинете Тракента. От того вида, лихого и придурковатого, дабы разумением не смущать своё начальство, который был у министров на оперативном совещании с Олемитесом, не осталось и следа. Это были совсем другие министры, с осмысленным взором и с центрально взвешенным подходом. Они уже второй час ломали голову, как убрать с должности их заклятого врага — министра обороны Бадда. Тракент хорошо понимал, что министр обороны будет делать все, чтобы Тракент был смещён со своей должности, чтобы потом самому совмещать руководство двух силовых структур и получить неограниченную власть. Министр финансов Ром опасался, что при таком раскладе ему тоже несдобровать.

— Ситуация сложная и неприятная. Этот негодяй и подлец должен быть в тюрьме, — процедил сквозь зубы Тракент.

— Да, а лучше, чтоб его казнили! Эта солдафонская скотина зажралась, — вторил Ром.

— Ну ладно бы украл немного для себя. Я даже понял бы, если он разворовал бы половину военного имущества. Можно понять, правда? — спросил Тракент.

— Да, половину еще, куда ни шло.

— Но он разворовал и распродал большую часть стратегического оснащения армии. Ненасытная мразь! — прошипел Тракент.

— А как мы это докажем? Ни главный министр, ни Олемитес не поверят нам, поэтому создать комиссию для полной проверки финансов и вооружения армии Олемитес не разрешит, для этого нужны доказательства. А их нам не добыть, потому что для этого нужна комиссия.

— Да, замкнутый круг, получается, — вздохнул Тракент.

Тракент заломив за спину обе руки, стал расхаживать по кабинету. Ром, сидя на кресле, нервно потряс ногой, затем сказал:

— Этот солдафон прекрасно понимает, что в наших с тобой департаментах тоже не все чисто. У тебя не все средства проведены по учёту. А кто это сделал? Я! Значит, и меня возьмут, если что за кадык.

— Не переживай. До нас ему добраться гораздо сложнее, чем нам до него. У меня есть информация, что эта бочка с дерьмом продаёт оружие Радонии. И не просто автоматы или боеприпасы. Он продаёт стратегическое оружие, которое может быть направлено против нас самих. А также продаёт средства защиты от воздушной атаки.

— Вот как раз и повод для возбуждения проверки! Если это не дезинформация, — оживился Ром.

— Это, к сожалению факт. Только радоваться рано. А что если это согласовано с верховным? Предположим, это негласное соглашение между Олемитесом и Радонией. Продаём же мы им наш энергетический ресурс — Латоний! Кому война, а кому бизнес! А если это так, тогда нам не только никто не поверит, но ещё и надают по головам, если доживём.

— М-да, ситуация! — задумчиво протянул Ром.

— Есть у меня одна мысль. Я могу использовать свою власть даже в отношении министра обороны. Для этого не нужна будет комиссия. В гражданском аспекте, не в военном. Я ведь не только занимаюсь разведкой и контрразведкой, пусть даже не военной, а ещё и гражданскими делами.

— Ты предлагаешь ему подкинуть преступление, я правильно тебя понимаю? — прищурившись, спросил Ром.

— Да. Он падок на драгоценности. Драгоценные камни и всякие побрякушки — это мелочь. Но вот если он купит большую партию седого пала. Торговля и скупка этого редкого металла запрещена под страхом казни. Приобрести изделия из седого пала можно только в официальных магазинах с обязательной регистрацией о покупке и в определенном количестве для всех без исключения.

— Ты говоришь не о приобретении ювелирного изделия, а приобретении именно седого пала на развес? — удивлённо спросил Ром.

— Именно так!

— А где же мы его возьмём? — с полным отсутствием надежды произнес министр финансов.

— А если подумать? Ну, ну, финансовый мозг, думай!

— А-а! Я понял, найти готовые украшения и переплавить их в слиток?

— Молодец! Тут придётся пожертвовать своими драгоценностями. Я думаю, если килограмм наберём, это на пожизненное потянет.

— Вывернется, сволочь!

— Обязательно вывернется, но нам не это нужно. У нас будет время на то, чтобы отстранить толстое пузо от руководства армией. Естественно, я получу по голове за его арест без предварительного согласия верховного.

— Тебя снимут за произвол. А потом это гадина Бадд тебя посадит. А потом и меня!

— Нет. Не успеет. Я имею право по закону закрыть его на срок доказательств его вины. Не на домашний арест, а в камеру. А уж какие у меня камеры изолированные, ты просто ахнешь, когда увидишь. Полная изоляция от всего мира.

— Спасибо, я не хочу твои камеры видеть. Тьфу — тьфу, — Ром сплюнул.

— Так вот. Как я только закрою этого увальня, я начну проверку его деятельности в его департаменте, согласно утверждённой законом процедуре, несмотря на то, что никогда этот закон не принимался. Но он есть.

— А как же со сфабрикованным делом о седом пале?

— А это потом уже будет неважно.

— Неважно, говоришь? А как же быть, если он продаёт военку всё же с индульгенции свыше?

— А вот здесь будет ловушка. Если это так, и у него мощный покровитель, то нужно слить информацию о коррупции министра обороны в массы, не затрагивая верховного. Верховному некуда будет деваться, кроме как отстранить от руководства армией этого урода.

— Да, с утратой доверия! Гениально!

— Кто он без должности и армии? А если он работает в одиночку, то эту жирную жопу я лично расстреляю! — Тракент скрипнул зубами.

— Класс! Что потребуется с моей стороны, я всё дам. А если ничего не выгорит? Ой, несдобровать нам!

— Выгорит! А если нет, то чего с дурака взять? Меня же они дураком и неврастеником считают, и главный министр, и верховный.

— Это да, они тебя за дурака считают, — хихикая, сказал Ром.

— Тебя, кстати, тоже считают, — осадил Рома Тракент.

— А вот и нет, вот меня не считают, — обиженным тоном произнёс Ром.

— Считают, считают. И это хорошо! Радуйся. От нас никакой опасности никто не ждёт. Только вот этот новый указ главного министра о доносах совсем некстати. Сейчас пойдут доносы друг на друга. И так работы полно.

— Новый указ, новые кадры. Дадут дополнительный штат. А уж я его раздую до нужных пределов. Это уж в моей компетенции, — потирая ладони, сказал Ром, — а представь, если пузан ворует втихаря без покровителя! Ты же героем будешь. Изобличил не только вора, но и предателя. Тебя обязательно отметят, а там и до главного министра тебе рукой подать.

— А вот это мне совсем не надо. Главные министры меняются из года в год, а я уже десять лет сам себе хозяин… ну почти хозяин.

— Я вот подумал, Тракент, а чего нам суетиться, через подставных продавать ему седой пал. Подкинуть, да и всё. У тебя я думаю, найдутся резвые ребята?

— И действительно, как вариант, очень даже ничего. Как же я сразу-то не догадался. Ах, да я же этот… дурак!

Оба заговорщика дружно рассмеялись, искоса поглядывая на портрет верховного висящего на стене.

6.

Возле входа перед комплексом арены толпился народ, Нортон не сразу заметил Андерса, и лишь протиснувшись сквозь толпу, он увидел со спины знакомую фигуру. Нортон сложил ладони рупором и громко крикнул:

— Андерс, я тут!

— А-а, вот ты где. Ну, что готов к адреналину? — спросил Андерс.

— Готов, а ты?

— Само собой. Я взял места подальше от арены, а то чего доброго проткнут нас копьём или мечом бойцы. Только сделаем ставки.

— Надеюсь, что это просто шоу — постановка, чтобы больше слупить денег? — спросил Нортон.

— Надейся, надейся. Все по-настоящему.

Из немногочисленных развлечений армагонцев были гладиаторские бои — смертельная битва на мечах, ножах и копьях. Бои устраивали между заключенными, приговорёнными к пожизненному заключению. По закону, тот, кто оставался в живых, амнистировался, но должен был в течение года участвовать в смертельных боях, и если он выживал, то он освобождался и получал все права гражданина Армагоны. В битве не участвовали лишь политзаключённые. Остальные преступники: воры, детоубийцы, насильники и растлители могли сразу после своего приговора подать заявку на участие в боях. Выйдя на свободу, они зачастую повторяли свои преступления и опять попадали в тюрьму, где снова подавали заявку на участие в гладиаторских боях.

Нортон и Андерс, смешавшись с толпой, вошли в комплекс, где располагалась арена. Приложив руки с вживлёнными чипами к электронному устройству, они сделали ставки на гладиаторов, после чего стали пробираться к своим местам.

— Слушай, Андерс, я хотел с тобой поговорить вот о чём. Мне кажется, я влюбился в свою сотрудницу, её зовут Горди. И она вроде ко мне тоже прониклась.

— Прониклась? Это как?

— Я почувствовал, что я ей тоже нравлюсь. Только у меня уже подобрана девушка для брака — Элисия, как ты помнишь. Правда, у Горди тоже подобран кандидат, которого она видела пару раз и то мельком. Я хочу как-то корректно отказаться от Элисии. Она хоть и милая, но это не моё. И как только пойму, что у нас с Горди серьёзные отношения, я хочу подать заявку в комиссию по созданию гражданского общества КСГО на расторжение предварительного отбора и подать заявку на брак с Горди. Что думаешь? В свете последних решений по поводу брака, одобрят?

— Так ты же рабботаешь на государство и лоялен к власти. Почему не ободрят? Хотя правила подбора супругов КСГО никто не отменял.

— Мда, задачка. А если не одобрят, значит, будем жить вне брака.

— Как вариант, можно жить и вне брака. Я же живу со своей Руэссой. Только ты потеряешь в дотации и в других прелестях жизни.

— Ну и ладно! Ты не представляешь, какая Горди удивительная девушка. Сейчас она уехала на несколько дней по делам нашей конторы, но как вернётся, я вас обязательно познакомлю. И твоей Руэссе она тоже понравится. И, знаешь, плевал я на закон! Придумали — какой-то идиотизм!

— От кого я это слышу? От законопослушного гражданина, влюблённого в своё правительство, — издевательским тоном произнёс Андерс.

— Ну, зачем ты так?! Может, все будет хорошо, нам же ещё не отказали.

Места на арене были почти заполнены. Нортон и Андерс, заказав напиток, сваренный на хмелю, напоминавший пиво, стали дожидаться боя. В центр арены вышел ведущий, он долго представлял каждого участника поединка, которые проецировались на больших экранах арены. Ведущий не забыл упомянуть, за какие преступления они были осуждены, затем, обратившись к зрителям, торжественным тоном произнёс:

— Делайте ставки, друзья! Кто, по вашему мнению, победит в сегодняшнем бою? Бешеный Аварс или Злобный Пирс? Через пять минут ставки приниматься не будут.

— Вот увидишь, Бешеный Аварс убьёт Злобного Пирса, — уверенно заявил Андерс.

— Нет, Злобный Пирс убьёт Аварса, — возразил Нортон, наивно полагая, что всё зрелище — постановка!

На арену под бой барабанов выбежали девушки с факелами в руках, из одежды на них были только переливающиеся ошейники, плотно облегавшие шею. После непродолжительного танца, девушки скрылись, и на арену под бурные аплодисменты вышли гладиаторы в доспехах. На ногах были надеты кожаные в заклёпках сандалии, голову защищал пристёгнутый шлем из чистого золота. Поздоровавшись с публикой, гладиаторы разошлись по разным сторонам. Достав мечи из ножен, они ударили каждый по своему щиту, и бросились друг на друга.

От ударов мечей стали разлетаться искры, создавая дополнительный эффект зрелищу. Гладиатор по прозвищу Бешеный Аварс изловчился и сбил с ног Злобного Пирса, подпрыгнув вверх, он схватил двумя руками меч, пытаясь воткнуть его в Пирса. Изворотливый Пирс откатился в сторону, и сделал подсечку Аварсу, от чего тот рухнул на песок. Гладиаторы стали бороться, катаясь по песку, отбросив щиты и мечи в стороны. Пирс наносил сокрушительные удары по лицу Аварса, но тот как будто не чувствовал боли, прижимая обеими руками соперника к себе. Изловчившись, Аварсу удалось скинуть с себя Пирса. Соскочив оба на ноги, они схватились за мечи. Аверс изловчившись, успел нанести удар мечом по плечу Пирса, из рассечения стала сочиться кровь. Несмотря на рану, Пирс ловко отбивался от ударов, наносимых Аварсом. Но вот Аверс сделал ложную попытку двинуться вперёд, затем, резко развернувшись на триста шестьдесят градусов, под оглушительный гул зрителей ударил мечом в живот Пирса. Пирс покачнулся и упал. Однако клинообразный меч не смог пробить доспехи до конца и только слегка ранил Пирса.

— Они по-настоящему бьют друг друга, ты видел, Андерс? — взволнованно кричал Нортон, пытаясь перекричать оглушительный крик толпы.

— Естественно. Иначе, какой смысл всего поединка, — невозмутимо, но громко выкрикнул Андерс, внимательно следя за происходящим.

Пока Аварс делал реверансы публике, гуляя по периметру арены, раненый в живот Пирс, встав на ноги, метнул меч. Меч пробил защиту и вошёл на четверть в спину противника. Повернувшись, Аверс, вытащив из спины меч, и уже двумя мечами ударил Пирса. Один меч угодил в подмышку, второй в руку. Мгновенно Аварс нанёс удар ногой в живот Пирса, тот рухнул навзничь. Аварс стал ходить по арене, собирая овации публики. Обойдя круг почёта, Аварс, прихрамывая, подошёл к Пирсу и, подняв двумя руками вверх свой меч, ждал реакции публики, часть которой ликовала и кричала, чтобы он добил противника. Другая часть просила дать шанс Пирсу продолжить бой.

— Неужели добьёт? — настороженно спросил Нортон.

— Непременно добьёт. Зачем ему его жалеть. Правила такие. Если откажется добивать, то победу не засчитают, и он отправится обратно в тюрьму, — выкрикнул Андерс.

Пока Аварс демонстрировал своё превосходство над Пирсом, Пирс вытащил нож и всадил его в ногу Аварса. Аварс упал, скорчившись от боли, кровь из его ноги хлынула фонтаном. Обессиленный Пирс, с трудом забравшись на Аварса, нанёс ему несколько ударов в шею. Публика взревела — одни от досады, другие от восторга. Нортон зажмурил глаза и не открывал их до тех пор, пока Пирс не отрезал голову Аверсу.

Разорвав позвонок, соединявший голову с туловищем, Пирс поднялся на ноги и стал показывать публике отрезанную голову противника, держа её за волосы. Еле передвигая ногами, истекая кровью, не завершив круг почёта, Пирс рухнул, словно спиленное дерево, воткнувшись лицом в песок арены. Под шум негодования и победоносных оваций выбежали обнажённые девицы и стали танцевать над трупом погибшего гладиатора эротический танец с траурным подтекстом. После ритуально-эротического танца двое крепких мужчин, погрузив на носилки победителя, унесли его в полусознательном состоянии прочь. Двое других мужчин унесли труп и голову побеждённого. Ведущий, выйдя на середину арены, с весёлым задором объявил:

— Друзья, победил сильнейший боец. Сегодня ты, а завтра, может быть, тебя! Наше шоу продолжается, сейчас выйдут на арену всадники с файер-шоу. И вы увидите незабываемое зрелище.

— Кошмар! Ну, спасибо за такое шоу. Я теперь спать неделю не смогу, — заикался растерянный Нортон.

— Зато ты выиграл. Радуйся! Радуйся тому, что у нас свободно можно убивать, пусть в поединке. Это же так весело, правда! Чего не радуешься?

— Ты шутишь, что ли, я не понимаю тебя, — огрызнулся Нортон.

— Какие тут шутки! Кровища кругом, голова отделена от тела — красота! Непонятно выживет ли победитель. А ведь они оба граждане нашей страны. И ещё непонятно за что их осудили.

— Так сказали же за что осудили!

— То, что нам тут наплели перед началом, это легенда, чтобы не было жалости к ним, — монотонно возразил Андерс.

— Но у нас вроде безнаказанно не сажают в тюрьму.

— Ага! Вроде! Сказал что-то не то — вот ты уже в тюрьме, и потом ты уже на арене, зарабатываешь свободу, втыкая меч в горло такому же, как ты. Романтика! — сказал Андерс, как гвозди, вбивая каждое слово.

— Мне нечем тебе возразить, Андерс. Пойдём отсюда.

Нортон и Андерс вышли из комплекса. Проходя мимо бара, Андерс и Нортон остановились и, глядя друг на друга, синхронно произнесли:

— Зайдём?!

— О! Желание дураков сходятся! Надо выпить, иначе я сойду с ума. Мне как-то не везёт на зрелища. То я попадаю на какой-то концерт, с плохо поющей голой бабищей, то на поединок, где отрезают головы. Не ходил, и ещё сто лет не пойду на такие шоу. Я думал это всё не взаправду.

— Я просто хотел тебе показать, Нортон, что наша жизнь ничего не стоит в нашем государстве. Из охотника ты можешь легко превратиться в добычу.

— Это потому что у нас многое разрешено. Многое позволено, — возразил Нортон.

— Многое разрешено? Разрешено, то, что должно быть под запретом? А то, что должно быть под запретом, разрешено?!

— Может, ты и прав. Самое обидно, что мне опять нечем крыть! Эх, зря я с тобой пошёл. Знаешь же, что я впечатлительный, — раздосадованным тоном сказал Нортон.

— Я порой удивляюсь тебе, Нортон. Ты вроде давно не ребёнок, но неужели нельзя подняться над своим невежеством и недальновидностью и посмотреть на вещи трезвым взглядом, — упрекнул Нортона Андерс.

Глава 4

1.

Нортон и Андерс вошли в бар, где было много народа, многие обсуждали прошедший бой, который они смотрели на экранах бара. Найдя свободное место и усевшись недалеко от барной стойки, Нортон и Андерс заказали себе холодного пенного напитка с сушёными морепродуктами и стали опустошать содержимое кружек, периодически их пополняя.

— Ты все правильно говоришь, Андерс. Я согласен, что у нас не всё ещё хорошо в стране. Но нам всем свойственно ошибаться. Разве мы так уж плохо живём?

— Да, мы плохо живём, Нортон. Серость, однообразие и полная непробиваемость во всем: в делах, в умах, в сердцах. У меня такое ощущение, что мы не живём, а черновик все пишем.

— Ты, знаешь, меня тоже посещала такая мысль часто, да-да, черновик! Как точно сказано, — согласился Нортон, отхлебывая из кружки пенный напиток.

— Тебя наши законы ещё не раз удивят, Нортон. И что-то мне подсказывает, это произойдёт скоро.

— Ты намекаешь на Горди? Что ничего не получится у нас? — разгрызая хвост вяленой рыбы, спросил захмелевший Нортон.

— Угадал. Не было ещё такого случая, когда бы гражданам нашей страны разрешили брак по их желанию. Обязательно найдут причину отказать. Как я уже сказал, мы с Руэссэй живём вне брака, наш выбор КСГО не утвердила. Плевали мы на КСГО. Да, чего-то мы лишились, зато мы счастливы вместе. Вот и ты не заморачивайся, не ведись на подачки государства.

— Мне так нельзя, я работаю, сам знаешь где, там с этим строго! И я верю, что нам ободрят брак.

— Нет. Я знаю одного человека, он работает в этой системе. У них такая политика, никому ничего не разрешать. Брак только по их подбору.

— Ну не знаю, я думаю таких случаев, как у меня много, и КСГО идет навстречу.

— Назови хоть один случай!

— Назову позже, когда нам разрешат. Только бы Горди не отказала мне. Всё-таки я тружусь не абы где, все же я хоть маленький, но винтик в нашем государстве. Заместитель начальника спецслужбы электронной безопасности. Мне пойдут на встречу и у меня есть в департаменте брака знакомый приятель.

— Удачи тебе в твоём безнадёжном деле, — сказал Андерс, с трудом допивая из кружки пенный напиток.

— Я поддержки от тебя ждал, а ты меня весь вечер шнуруешь своим пессимизмом.

— Я реалист, Нортон! И ты будь реалистом, полезно. Ну что, идём, больше в меня ничего не влезет.

— Да, идём. Только надо посетить туалет. Странно, что у нас все туалеты платные. Мы ведь ничего у них не покупаем, а наоборот, отдаём, — протяжно произнёс Нортон.

— Да, согласен. Они не подумали, что мы можем это сделать бесплатно на улице, за углом. Но мы воспитанные граждане, и мы заплатим. Идём!

Нортон и Андерс после посещения туалета вышли из бара и остановились возле стоянки.

— Слушай, Нортон, а тебе в таком виде нельзя вести машину, — промямлил Андерс.

— Согласен. Ищем стоянку заказного транспорта.

Нортон и Андерс пошли по направлению площадки, где можно было нанять такси. Они шли по тёмному переулку, завернув за угол, они увидели, как на встречу вышли трое, у одного в руках был нож, у второго пистолет, третий держал в руке предмет, похожий на булаву. Нортон и Андерс остановились. Неизвестный с пистолетом в руках, громко сказал:

— Есть предложение, от которого вам лучше не отказываться.

— Просто отдайте драгоценности и средства связи, — сказал второй грабитель с булавой в руке.

— Да, и быстрее, — подхватил третий.

— У нас нет драгоценностей, и вам лучше нас пропустить, — ответил, покачиваясь, полупьяный Нортон.

— А то что? — грубо спросил грабитель с пистолетом.

— А то, мы вас… мы вас всех… — протянул Нортон, сбиваясь с мысли.

— А то вы нас что? Попросите вас не убивать? — ухмыльнулся грабитель с ножом в руке.

После этих слов Нортон резко дёрнулся в сторону грабителя с пистолетом, пытаясь нанести удар в лицо, но незнакомец увернулся и ударил рукояткой по голове Нортона. Нортон упал.

Андерс, схватил грабителя с ножом за руку и, ударив ею о своё колено, выбил нож. Нож упал с металлическим лязгом на бетонное покрытие, покрутившись несколько раз вокруг своей оси. Андерс ловко свалил хозяина ножа, но тут же получил удар булавой по плечу. Корчась от боли, Андерс присел. В это время грабители стали бить Нортона ногами, который едва успевал отбиваться от ударов лёжа на спине. Андерс поднялся и побежал к нему на помощь, но заметивший это грабитель с пистолетом преградил ему путь. Направив на Нортона ствол, он крикнул:

— Лежать! Я выстрелю, ещё один шаг! Лежать!

В это время из темноты появилась плотная фигура незнакомца. Он снял очки, спрятав их в карман лёгкой куртки. Подпрыгнув, незнакомец ударом ноги выбил из рук налетчика пистолет, ударом второй ноги — снёс хозяина пистолета с ног. Поднявшись, грабитель кинулся наутёк. Андерс тут же кинулся на второго грабителя с булавой, но не смог ему нанести удар, так как тот вовремя сориентировался и, размахивая булавой, стал наступать на Андерса. В это время незнакомец зашёл с боку грабителя с булавой и сильным ударом ноги сбил хозяина булавы, нанеся ему ещё несколько ударов кулаками в челюсть, отчего тот потерял сознание. Незнакомец поднял с бетонного покрытия пистолет и подбежал к третьему грабителю с ножом. Тот сидел на груди Нортона и пытался вонзить в него нож. Незнакомец крикнул:

— У тебя две секунды, чтобы выкинуть нож. Раз, два…

Не дождавшись каких-либо действий грабителя, он выстрелил ему в голову. Грабитель обмяк, упав на Нортона. Нортон, скинув с себя бездыханное тело, встал на ноги и, тяжело дыша, спросил:

— Вы что, его убили?!

— Нет! Что вы! — спокойно сказал незнакомец.

— Он что, мёртв?! — спросил Нортон, вытаращив глаза на труп.

— Учитывая, что от выстрела ему снесло половину головы, — да, — так же спокойно ответил спаситель.

— Большое спасибо вам за помощь. Если бы не вы, то они нас точно убили бы. Как вас зовут, незнакомец? — спросил Андерс, вытирая кровь со щеки.

Этим незнакомцем оказался Дорин. Он был загримирован, с наклеенными усами и бородой. Осмотревшись по сторонам, Дорин не ответил на вопрос, а тихо сказал:

— Нужно уходить отсюда, пока нас кто-нибудь не увидел и этот урод не пришёл в себя. Встреча с сотрудниками правопорядка не входит в мои планы. Да и в ваши, наверное, тоже.

Все трое побежали с места потасовки. Отдалившись метров на триста, они остановились, чтобы отдышаться.

— Так как вас зовут, я не расслышал? — спросил, тяжело дыша, Нортон.

— А я и не говорил. Меня зовут э-э… Римас. — вежливо представившись чужим именем, сказал Дорин.

— Римас? Очень приятно! Я — Нортон, а это мой друг — Андерс! — ответил за двоих Нортон.

— Очень приятно, — сказал Андерс.

— Ты цел? — спросил Андерса Нортон.

— Да вроде, а ты?

— Я нормально, — ответил Нортон и заметил, что у него с боку порезана рубашка, а вокруг пореза алым цветом увеличивается алое пятно, — только вот вроде я ранен.

Андерс и Дорин стал осматривать рану Нортона. Рана была неглубокой, однако кровь не спешила останавливаться. Дорин достал из кармана носовой платок и, сняв с себя ремень, приложил платок к ране, обтянув её ремнём.

— Рану лучше обработать. К медикам лучше не обращаться, — предупредил Дорин.

— Да, это точно, — согласился Андерс.

— Нужно поймать машину, только подальше отсюда. Надо отвести Нортона домой и обработать рану, — сообщил Дорин.

— Мой автомобиль тут стоит недалеко, но я не трезв, — сказал Нортон.

— Я вожу машину, и я трезвый, — ответил Дорин.

— Тогда идёмте, к моей машине, тут рядом.

Нортон, Андерс и Дорин быстрым шагом пошли к автомобилю Нортона.

2.

Олемитес нажал на маленькую кнопочку, которая святилась на панели прямоугольного пульта расположенного на его столе.

— Шомерс, зайди ко мне, — попросил Олемитес.

В дверь вошёл начальник личной службы безопасности Олемитеса, Шомерс. Это был хорошо сложенный атлет с зачёсанной чёлкой назад, лет сорока пяти.

— Я слушаю вас, Олемитес, — отрапортовал Шомерс.

— Присаживайся и расскажи вкратце, что у нас происходит? Какие слухи, настроения.

— Все обсуждают недавнюю рекомендацию правительства стучать друг на друга. А вишенкой на торте — запретить браки не лояльным гражданам. Народ в шоке!

— Запрет браков и стукачество — не мои идеи, а Лонга и Роуса. Я был против этого, но они убедили меня, что взбаламутить народ иногда полезно. Мы потом это всё отменим, — спокойным тоном произнёс Олемитес.

— Являясь вашим советником и начальником вашей личной безопасности, я должен вам дать совет. Сейчас не время злить народ. Многие и так вас недолюбливали, извините за откровенность. По моим сведениям, создаются разного рода группы по недовольству. Но главное — это подпольные организации.

— А вот для этого мы как раз решили такие организации и создать. Их возглавят наши резиденты. Они будут выявлять недовольных граждан.

— Вы хотите тюрьмы переполнить или пополнить несогласными гражданами ряды вооружённых сил?

— Нет, солдат у нас хватает. И сидеть в тюрьме им необязательно. Наши основатели таких якобы подпольных организаций будут создавать вокруг себя оппозицию, но направлять их убеждения будут в правильное русло, ругая, естественно, правительство, но при этом указывая на главного автора всех бед — Радонию.

— Нет ничего убедительнее, чем полуправда?

— Почему полуправда? Правда, только с нашей, правильной начинкой, — ответил Олемитес.

— Логично.

— Да, это лучший вариант. В случае провала этих объединений вся вина ляжет на правительство. Расскажи, что на самом деле происходит в СБА?

— Сбежавший из-под стражи, засланный Радонией, террорист, некто Дорин, до сих пор не пойман. Нашим сотрудникам нежелательно вмешиваться в дела спецслужб Армагоны, иначе они поймут, что за ними тоже наблюдают, — доложил Шомерс.

— Таких лазутчиков и агентов мы видели — перевидели!

— Таких лазутчиков мы не видели, уважаемый Олемитес! Его нельзя недооценивать. По моим данным, этот Дорин — помощник лидера Радонии, Корса. Он у него выполняет особые поручения. И как можно было упустить такой подарок судьбы? И, главное, никто за это не наказан.

— Почему никто? Те, кто его упустили, были наказаны. Вину повесили на этого, как его… Дорина.

— И каков результат? — вежливо спросил Шомерс.

— Да, результата — ноль! Поимка этого Дорина, вопрос времени. Ну, да ладно. Слушай, у меня для тебя есть тема. У Лонга вырос большой зуб на министра СБА Тракента. Лонг с Роусом были у меня недавно. Как ты думаешь, с чего бы у Лонга возникли претензии к Тракенту, с которым они никогда не пересекались?

— С Тракентом — не пересекались, зато Лонг пересекался с министром обороны — Баддом.

— Интересно, интересно! — сказал Олемитес, постукивая пальцами по столу, — А на какой территории они встречались, вне зоны, надеюсь?

— Ну, естественно, вне зоны. Ведь по логике они никак не могли взаимодействовать напрямую. Общение регламентировано исключительно через правительство, — констатировал Шомерс.

— Не значит ли это, что Лонг затеял свою игру? Вот только какую игру? Финансирование напрямую Бадда? Зачем, для чего? Торговля оружием в обход кассы? Так денег у Лонга от продажи Латония столько, что торговля оружием мне кажется смешным. У нас вся прибыль делится на четыре части, как ты понимаешь, меня, Лонга, Роуса и на бюджет. Странно всё это, — задумчиво произнёс Олемитес.

— Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Я выясню этот момент. Тем более, я перекупил некоторых его сотрудников собственной безопасности, — сказал Шомерс.

— За это хвалю! Вероятно, ты понёс расходы, скажи сколько, и я оплачу, — с чувством благодарности произнёс Олемитес.

— Это мелочи, уважаемый Олемитес. На это выделены специальные фонды.

— Молодец, Шомерс! Выясни все подробности, за деньгами дело не встанет, трать, сколько сочтёшь нужным. Есть какие-то личные просьбы?

— Благодарю, просьб нет, — ответил Шомерс, поглаживая золотой подлокотник. — Можно один вопрос, уважаемый Олемитес?

— Давай! И вот без этого твоего «уважаемый» обращайся по имени, мы с тобой не один десяток лет вместе работаем.

— Хорошо, у меня вопрос частного характера. Скажите, а почему у вас вся посуда, а также подрамники картин, отделка мебели и санузел из этого дешёвого металла голдано? Ведь этот металл ничего не стоит. Почему не из седого пала, например?

— Я люблю скромность. А цвет голдано мне нравится. Приятный жёлтый цвет, не окисляется, не теряет цвета. Но у меня все же есть приборы и украшения из седого пала. Опять же только для того, чтобы поддержать имидж.

— При таких больших средствах вы довольно скромно живёте, в отличие от ваших партнёров Лонга и Роуса, — разведя руки в стороны, сказал Шомерс.

— У меня разные с ними понятия о роскоши.

— Я понял. Я могу идти?

— Да, до встречи.

3.

Дорин вёл машину, Нортон сидел спереди, Андерс на заднем сидении. Пучки света от фонарных столбов вспышками освещали лицо Дорина. Нортон то и дело всматривался в лицо своего спасителя и, не выдержав, спросил:

— А мы раньше нигде не встречались? Лицо у вас какое-то знакомое очень.

— Думаю, вряд ли, — ответил Дорин.

— Вот здесь поворот, и сразу направо, там я и живу, — сказал Нортон.

Машина, завернув за угол, подъехала к дому Нортону. Поднявшись в его квартиру, Андерс и Дорин принялись обрабатывать рану Нортона.

— Я вам так благодарен, Римас, я предлагаю отметить наше знакомство и угостить всех хорошим вином и всякими вкусностями, которые достал по случаю, — суетясь, предложил Нортон.

— Не откажусь, — сказал Дорин.

Нортон накрыл на стол.

— Вы знаете, мне так сегодня везёт с трупами. Два трупа за вечер. Фантастика! Мы были на гладиаторском бою, — сказал Нортон.

— О! Да вы просто любители острых ощущений! Слушайте, у меня предложение, а давайте на «ты», — предложил Дорин.

— А давайте, — ответил Андерс.

— А ты в торговой области работаешь? — спросил Нортона Дорин.

— Нет, я работаю в службе безопасности.

Возникла неловкая пауза. Дорин непонимающе смотрел на Нортона, а тот не понимал его замешательства.

— Вернее, я служу в области службы безопасности электронных систем. Я не страж порядка и не спец агент, — сказал Нортон.

— А-а, электронные системы? Это связь, потом эти, как их… — вспоминая и щёлкая пальцем, вспоминал Дорин.

— Чип — драйверы, и всё такое прочее. Только, это секрет. Я под действием алкоголя болтаю лишнее, — икнул и понизил голос до шёпота Нортон.

— Э-э… чип — драйверы? — застыв от удивления, спросил Дорин, — а-а, вы контролируете и программируете то, что вживляют в руку? Как я сразу не понял.

— Не только. Мы вообще отвечаем за всю связь в стране. Это секрет, я же сказал. А теперь я предлагаю выпить за знакомство.

— С удовольствием! Я думаю, наша встреча перетечёт в хорошую крепкую дружбу, — ответил Дорин, поднимая бокал.

— Я сейчас принесу ещё закусок, минуту терпения, — Нортон встал со своего места.

Нортон пришёл на кухню, включил монитор, транслирующий новости. Покачиваясь, он стал доставать из холодильника продукты. На экране появился ведущий, он что-то бормотал о прелестях жизни в Армагоне, о свободе выбора.

Уложив все закуски на поднос, Нортон уже собрался уходить, как на экране монитора появилось изображение Дорина. Ведущий напомнил, что Дорин преступник и террорист, что все, кто знает его местонахождение, обязан сообщить в службу безопасности. Нортон вгляделся в фотографию Дорина. Нортон встряхнул головой, и подойдя ближе к монитору, стал внимательно всматриваться в лицо разыскиваемого преступника. Нортон сел на стул, на его лице было удивление вперемешку с испугом. Лицо преступника с бородой и усами сильно напоминали его спасителя Римаса. Нортон убавил звук, и немного подождав, и вышел из кухни. Встав в проходе, он обратился к Андерсу:

— Я прошу прощения. Андерс, помоги мне принести закуски и вино, я один не справлюсь. А ты, Римас, не скучай, мы сейчас.

Андерс, войдя на кухню, увидел изображения Дорина.

— Это он? Наш спаситель? — тихо спросил Нортон.

— Ничего не понимаю, — сказал Андерс, всматриваясь в лицо Дорина, демонстрируемого на фоне телеведущего.

— Это он.

— Вот почему его лицо мне показалось знакомым. Что делать, Андерс? Если узнают, что мы его не сдали, нас повесят, — с надрывом шептал Нортон.

— А если мы его сдадим, нас расстреляют за убийство одного из тех грабителей. Даже если мы докажем, что никого не убили, мы скрылись с места преступления, да ещё с террористом.

Из комнаты донёсся голос Дорина:

— Вам помочь?

— Нет, нет, мы сейчас, мы сейчас! Все уже готово, — крикнул Нортон.

— Он нам жизнь спас, а мы его сдавать? — процедил сквозь зубы Андерс.

— Да, задачка. Согласен. То, что мы живы, это его заслуга.

— Так, если нас никто не видел, значит, всё обойдётся. Надо ему задать вопрос напрямую, — предложил Андерс.

— А если никому нельзя его узнавать? Если он нас пришьёт после этого?

— Не пришьёт. Ты плохо разбираешься в психологии, Нортон. Он нас спасал для того, чтобы убить? — парировал Андерс.

— Ладно, идём. Мы слишком долго отсутствуем, а это наводит на подозрения.

Нортон с Андерсом вышли к ночному гостю, держа каждый в руках по бутылки вина и по тарелке закусок.

— А ты где живёшь, Римас? — спросил Нортон.

— Я живу около медицинского центра. Я доктор. Не похож?

— Нет, не похож, — ответил Нортон.

— Я тоже доктор, я хирург. Слушай, ты так виртуозно дерёшься, — сказал Андерс.

— Спортом всю жизнь занимаюсь. А вы что такие напряжённые? — непринуждённо спросил Дорин.

— Денек сегодня выдался, сам понимаешь, напряглись чуток, — Нортон разлил по бокалам вино.

— Выпьем за Римаса, за то, что он спас нам жизнь. И если нам доведётся — отплатим ему тем же, да, Нортон?

— Да. Мы в неоплатном долгу перед тобой, Римас. За тебя! — сказал Нортон.

4.

В это время министр обороны Бадд прибыл на подводной лодке к себе в особняк, охраняемый не менее пятидесяти вооружённых и хорошо обученных солдат спецназа. Пройдя по пирсу в окружении личной охраны вдоль квадролётной площадки, на которой покоились два квадролёта, оборудованные по новейшему комплекту вооружения, Бадд отдал распоряжение сутулому с кривыми ножками помощнику по хозяйству:

— Всё, что мы поймали в море, отсортировать. Рыбу менее десяти килограммов отдать охране. Все, что свыше, на рыбный завод, а редкую деликатесную рыбу приготовьте мне на завтра. В сети попался морской дьявол, его приготовить по моему рецепту.

— Все сделаем, не в первый раз. Икорку свежую сделать или вчерашнюю будете?

— Нет, икорку не буду. Тошнит от неё уже. Лучше мозги асзарты приготовьте со вчерашнего улова.

— Вы такой знатный рыбак! — отвесил комплимент помощник по хозяйству.

— Ладно, будет врать-то. Была бы у тебя такая подлодка, ты бы тоже был знатным рыбаком, а не моим помощником, — рассмеялся во весь голос Бадд.

— Вот умеете вы рассмешить. Вот мне до вас было не смешно, а вот вы появились и рассмешили, — стряхивая чешую с куртки Бадда, с неприкрытым подхалимажем сказал завхоз.

— Ладно, всё, не раболепствуй.

Бадд вошёл в здание утопленное в возвышающуюся огромную гору, густо засеянным лесным массивом. Навстречу вышел упитанный, одетый во всё чёрное адъютант, вытянувшись по стойке смирно, он доложил:

— Вас ждут в гостиной.

Гостиная была уставлена декоративными деревьями и увешена во всю стену картинами, одну из картин разглядывал подтянутый брюнет в больших круглых очках.

— Я приветствую тебя, Рокинг! Извини, задержался, — сказал Бадд.

— Приветствую тебя, Бадд! А я любуюсь картинами, подлинники?

— А ты как думаешь?! Естественно. Таких картин у нас их днем с огнём не найти. Присаживайся, обсудим наши дела.

Гость и Бадд присели на роскошный диван из редкого чёрного дерева инкрустированный драгоценными камнями.

— Тебя покормили? — спросил Бадд.

— Да, спасибо, очень вкусно, особенно понравилось вино двадцатилетней выдержки.

— Это урожай редкий, действительно собранный двадцать один год назад. Молодец — угадал.

— Теперь о наших делах: нам нужна партия противоракетных установок порядка десяти единиц, боеприпасы к ним около двухсот единиц и десятка три лёгкой бронированной техники, — заявил Рокинг.

— Да, я всё подготовил, переправка будет по нашему старому каналу. Расчёт в чем? Камни? — спросил Бадд.

— Камни, как ты любишь, — улыбнувшись, ответил Рокинг.

— Всё сделаем, вот только часть купленного у нас вооружения придётся провести через кассу официально. Процентов двадцать от покупки, чтобы не было вопросов. А остальное я спишу, как использованное и приведённое в негодность после обстрела, — Бадд рассмеялся, — после мощного и продолжительного обстрела Радонией.

— Приятно иметь дело с тобой, Бадд!

— А мне приятно иметь дело с таким врагом как вы! Привет вашему главному от меня! На границе в курсе, проблем с переходом обратно не будет?

— Да, чуть не забыл. Вы можете занять небольшую часть территории Радонии, порядка десяти километров по линии соприкосновения и километров пять в глубину, для обоснования потерь техники и вооружения.

— Пошумим, погремим, только уж и вы особо не обороняйтесь. Мне лишние потери личного состава не нужны.

— Само собой, Бадд. Сделаем всё, как обычно.

— Тебя сейчас проводят. Я тебе собрал подарки, на границе их получишь. Для тебя, для супруги для твоих детишек.

— О, спасибо, Бадд! Ты как всегда учтив! Я ценю нашу дружбу, — с чувством благодарности ответил Рокинг.

5.

Нортон, Андерс и Дорин продолжали отмечать новое знакомство, Дорин рассказывал забавные истории, все смеялись, но что делать дальше ни Нортон, ни Андерс не знали. Как выйти на разговор с тем, кто им представился Римасом, а не Дориным. Спустя полчаса все разрешилось само собой. Вдруг включился большой проекционный экран на стене комнаты, это были как всегда запрограммированные новости с само включением. В начале новостей были перечислены прелести жизни в Армагоне, так же, были названы цифры уровня дохода населения и индексы повышения хорошего настроения. С особой радостью диктор сообщила о сокрушительном разгроме врага на подступах родины и ловко предотвращённых терактах сотрудниками СБА. В конце новостей диктор обратился к гражданам Армагоны, он просил помощи в поимке опасного террориста Дорина. На большом экране появилось его фото. Было объявлено вознаграждение в эквиваленте виртуальной денежной единицы — миллион лотов.

Нортон и Андерс, молча, смотрели на Дорина. Проекционная панель отключилась. Возникла пауза, которую прервал Дорин, коротко произнеся одну фразу:

— Беспросветная ложь! Я не террорист.

— Так ты не Римас? Ты Дорин, да? — спросил Нортон.

— Можешь говорить откровенно, мы тебя не выдадим, — добавил Андерс.

— Отрицать глупо. Да, я Дорин, и я не мог вам сразу признаться. Я не террорист и не убивал тех охранников. Больше ничего не могу вам о себе пока сообщить, — сказал Дорин.

— Понятно, ты не врач. А кто ты? Чем ты занимаешься, что сделал такого, что за тебя объявлена такая награда? — спросил Нортон.

— Я тот, кто хочет вашу жизнь сделать намного лучше, чем она есть, и объединить Армагону и Радонию. Вернуть народ на земли, с которых их когда-то выгнало ваше правительство. Я сам родом из Армагоны, это моя родина, — пояснил Дорин.

— Но наш народ никаких земель не отнимал, — наивно хлопая глазами, возразил Нортон.

— Это вам так ваша пропаганда говорит? Народ запуган, у него отняли историю, придумав новую, разве нет? — возразил Дорин.

— Что я тебе говорил, Нортон? Я полностью с тобой согласен, Дорин, — обрадовался единомышленнику Андерс.

— Ваше правительство создали инкубатор по выращиванию солдат-марионеток, запретив рожать детей в семье. А уничтожив литературу и поэзию, они лишили возможности духовно и культурно развиваться, — продолжал Дорин.

— Так это же всё пережитки прошлого. Поэзия размягчает мозг, хотя я её никогда не читал, но так говорят, — сомневаясь, пролепетал Нортон.

— У нас, в Радонии, каждый может говорить все, что он думает. Поэты и писатели пользуются уважением и любовью народа. У нас дети живут в семьях, а не в инкубаторных интернатах.

— Вот послушай, Нортон, как другой народ живет, — сказал Андерс, — Я хочу донести до этого болвана Нортона, что нас правительство держит за идиотов.

— А в учебных заведениях Радонии не учат отрекаться от семьи. Не учат любить только свою родину и её правительство. У нас не призывают умирать по первому зову за нашего лидера, в отличие от вас, — дополнил Дорин.

— А мы думали, что все это пропаганда врагов. — пробормотал Нортон.

— Это не пропаганда. Я вас ни к чему не призываю, но вам всё равно придётся делать выбор между правдой или этими упырями. Нортон, если уж так судьба распорядилась, а судьба помогает тому, кто прав, то не мог бы ты мне оказать услугу? — вежливо спросил Дорин.

— Да, я всегда рад помочь тебе, только если это не противоречит моим убеждениям, — ответил Нортон.

— Мне нужен чип-драйвер. Я нахожусь в этой стране нелегально, за мной идёт охота. Мой маскарад меня долго не спасает, а ты можно сказать главный в этом вопросе, поможешь? — спросил Дорин.

— Я понял, Римас, ой, Дорин. Можно сделать временный документ, подтверждающий поломку чип — драйвера. На вживление нового чипа уходит три месяца, хотя можно продлить на полгода, — заключил захмелевший Нортон.

— Что для этого нужно? — спросил Дорин.

— От тебя ничего. Дело в том, что у нас ведётся строгий учёт всей электронной продукции. Любая инфа, которую вносят в чип-драйвер, фиксируется. А главное, кто её вносит, где и когда. Если её введу я, меня арестуют через пять минут. Меня и моего трусоватого начальника. Он добряк, но боится собственной тени, — объяснил Нортон.

— Тогда какой выход? — спросил Дорин.

— Выход есть. Нужен субъект-двойник. Ну, чтобы он жил далеко от нашего города и вряд ли когда-либо здесь появился. Я найду такого. Сделаем якобы от него заявление о поломке чипа и тебе сделаем временный документ с его именем, а там будем думать, что делать дальше, — предложил Нортон.

— Отлично. Я не забываю, тех, кто мне помогает, — с чувством благодарности сказал Дорин.

— Я тоже. Если я чем-то могу быть полезен, то располагайте и мной. Если уж Нортон согласился, то я буду рад помочь вам в вашем добром деле, — вмешался Андерс.

— Я лишь согласился помочь Дорину, потому что он меня спас, и потому что ему угрожает опасность, только и всего. Меня в заговорщики не призывайте. Я присягу давал, — протянул Нортон.

— А я не давал. И мне вся эта ситуация в нашей стране порядком поднадоела, поэтому я буду помогать Дорину не только из чувства благодарности, — ответил икая пьянеющий Андерс.

— Значит договорились. А теперь мне пора уходить. Благодарю за угощение. Дайте мне ваши цифровые координаты для связи. Нортон, я рассчитываю на твою помощь.

Дорин встал со своего места.

— Сделаю всё, что смогу. Спасибо тебе, Дорин! Я ведь теперь твой должник по жизни! — поблагодарил Нортон.

— Ты мне ничего не должен, это просто моя просьба, — улыбнулся Дорин.

6.

Горди сидела за своим рабочим столом и составляла отчёт о проделанной работе, находясь в командировке. Она не заметила, как вошёл Нортон. Он подошёл к ней со спины и, нагнувшись через её плечо, положил на стол пирожное в виде сердца, из которого торчала стрела, на сердце кремом было написано «Нортон». Горди обернулась, её щеки налились румянцем, глаза заискрились радостью, на лице заиграла белоснежная улыбка. Нортон присел на корточки, молча, взял руку Горди и, прижав её к своим щекам, стал пристально смотреть в глаза Горди.

— Как же долго тебя не было, Горди! — сказал полушёпотом Нортон.

— Всего несколько дней. Здравствуй, Нортон!

— Здравствуй, Горди! Ты видишь это сердце на столе. Это моё сердце. Делай с ним, что хочешь, — пересаживаясь в кресло напротив, сказал Нортон.

— Ты предлагаешь мне его носить на шее? Или съесть, наплевав на диету? Ты знаешь, как я люблю лишние калории.

— Самое диетическое сердце, что ни на есть. С него не растолстеешь. Зато сможешь гордиться тем, что съела моё сердце.

— Наверное, наколдовал что-то и принёс, да? А ну признавайся, — взяв в руки пирожное, спросила Горди.

— Ну, самую малость. Душу вложил. Между прочим, колдунов и ворожеек у нас уже много лет не существует, — сказал Нортон.

— Да кто этим гадалкам и колдунам поверил бы, — Горди надкусила пирожное.

Нортон вдруг при слове «ворожейка» застыл. Он вспомнил, что накануне гладиаторского боя он встретил странную женщину, которая предсказывала ему его будущее. Он стал вспоминать этот странный разговор, но не понимал, верить ли на слово этой женщине и почти забыл об этой странной встрече. Нортон, открыв рот, смотрел сквозь Горди, отчётливо вспоминая каждое слово женщины в чёрном.

— Вкуснятина какая! — восхитилась Горди, запивая пирожное заваренным напитком их из маленькой кружки.

Нортон не обращал внимания на то, что говорит Горди, он продолжал в хронологическом порядке вспоминать разговор с таинственной предсказательницей, которая так же внезапно исчезла, как и появилась. Горди, вглядываясь в застывшее лицо Нортона, спросила:

— Ты меня слышишь, Нортон?! Ты вообще куда смотришь?

Горди обернулась назад, чтобы понять, что такого интересного увидел Нортон за её спиной.

Нортон прервал поток своих воспоминаний и, улыбнувшись виноватой улыбкой, спросил:

— А? Что ты сказала, я не расслышал?

— Я сказала, вкусно очень, спасибо! Нортон, с тобой всё в порядке?

— Да. Расскажи, как ты съездила, что там в другом городе, как течёт жизнь, все ли в порядке в нашем ведомстве, — с отсутствующим интересом спросил Нортон.

— Всё, как всегда. Город близнец нашему городу. Все серенько, грязненько и хмурненько. Съездила я нормально. Вот отчёт закончила отправлю нашему начальнику Лопиону. В нашем ведомстве всё так же скучно…

Пока Горди рассказывала о своей поездке, Нортон вспомнил весь разговор с таинственной женщиной. Он вспомнил, что она предрекла ему ближайшую встречу с кем-то, кто перевернёт его жизнь.

«А ведь действительно я встретил после бара Дорина, он спас мне и Андерсу жизнь. Следовательно, именно Дорин должен будет перевернуть мою жизнь в дальнейшем?», — думал Нортон.

Он так надеялся, что всё-таки Горди перевернёт его жизнь, и стал дословно вспоминать все, что сказала ему та женщина: «Судьба Горди зависит от тебя. Сделав правильный выбор, ты выберешь судьбу. Судьба каждый раз меняется в зависимости от наших поступков. Только вижу, что вам недолго быть здесь вместе», сказала тогда она. Что значит здесь? Здесь это где? — терзался Нортон.

— Ты меня не слушаешь? — прервала размышления Нортона Горди.

— Отчего же? Ты остановилась на том, что рассказывала, какие дураки работают в нашем подшефном ведовстве, — ответил Нортон, будто он действительно слушал и впитывал каждое сказанное Горди слово.

— Странно, мне показалось, что ты меня не слушаешь. Ну, что ещё рассказать. Всё, как везде.

— Я сильно скучал, Горди. Я так рад тебя видеть, ты не представляешь!

— Я тоже рада тебя видеть, Нортон. Я тоже скучала.

— Увидимся сегодня?

— Хорошо.

— А давай съездим на озеро, там такие места красивые есть, — с переполненным чувством радости предложил Нортон.

— Хорошо, Нортон. Я буду тебя ждать возле выхода. А теперь мне надо идти к шефу с докладом.

— Всё, я ухожу, значит, встречаемся после работы? — уходя, спросил Нортон.

Нортон, придя к себе в кабинет, стал дальше рассуждать над словами предсказательницы. Немного поразмыслив, он решил, что это была типичная шарлатанка. А все остальное маленькая цепь случайных совпадений. Так любое предсказание можно подгадать под любое событие, успокаивал себя Нортон.

«Допустим, встретил я этого Дорина, и что? Я ему, конечно, помогу и сделаю всё от меня зависящее. Но только эта встреча вряд ли будет судьбоносной. А с Горди я буду развивать отношения. Да, буду на этой планете, и на Армагоне, а не где-то ещё. Не хочу верить в бред какой-то шарлатанки!» — последнюю фразу Нортон произнёс вслух.

Зазвучал сигнала устройства связи Нортона. Это была Элисия, кандидатка на должность будущей супруги. Он долго колебался, отвечать или нет, затем включил маленькое устройство.

— Нортон, привет! Ты мне так и не перезвонил. Извини, что отвлекаю от работы. Когда встретимся? — спросила Элисия.

— Приветствую тебя Элисия! Давай завтра. Мне нужно с тобой поговорить, давай в восемь, возле площади.

— Ой, здорово! Наконец-то. Я очень рада! Всё, до завтра, — сказала Элисия.

Нортон отключил связь, тихо сказав:

— А я вот как то не очень рад.

Глава 5

1.

Нескладный, высокий, с худощавой фигурой и большой головой министр идеологии Моуринс прогуливался в саду своего министерства в ожидании заместителя главного министра Курга. Кург возглавлял управление промышленности и производства страны. Он был старым приятелем Моуринса и попросил с ним встречи. Моуринс вышел из министерства в сад пораньше, чтобы подышать воздухом в одиночестве и поразмышлять. Он пытался понять, зачем руководство страны пошли на странные меры. Он не понимал, какую идеологию ему проповедовать в массы. Некоторые законы стали противоречить друг другу. Моуринс, заметив Курга, пошёл к нему навстречу.

— Приветствую тебя, Моуринс, — подняв ладонь вверх, сказал Кург.

— Приветствую тебя, Кург, присаживайся, нам тут никто не помешает, — ответил Моуринс.

— Я бы предпочёл погулять по вашему чудесному саду. Устал я в кабинете сидеть. А тут воздух, птички поют. Красота! Я вот о чём хотел с тобой поговорить, Моуринс. Мне нужен совет, понимаю, эта тема не твоей компетенции, но дело одно делаем.

— Слушаю тебя внимательно. У тебя проблемы?

— Не совсем. За последние несколько лет я заметил одну странную вещь. Наше производство работает на полную мощь. Промышленность развивается, дефицита товаров и валовой продукции нет. Все фабрики и заводы, разбросанные по городам нашей страны, выполняют заданные нормативы.

— И в чём же проблема? Переизбыток? Некуда девать товары? Профицит? — спросил Моуринс, шаркая звонкими каблуками по узорам тротуарной плитки.

— Нет. Только нормативы, спущенные сверху, не сходятся с потреблением и расходом. Металлопрокат — пятьсот тысяч тонн. Добыча Латония перекрывает экспорт и потребление в двести раз. Я уже не говорю о продуктах питания и сельскохозяйственной продукции — здесь вообще в четыреста раз.

— Так это же хорошо! Богатая страна, всего в избытке. Радоваться надо, — недоумевал Моуринс.

— Я сделал тайный учёт всего валового продукта, перепроверил несколько раз подсчёты. В складах, в магазинах, на предприятиях и в армии только одна треть всего, что мы выпускаем. Вопрос: где все остальное? — вкрадчивым голосом спросил Кург.

— Воровство?

— Не знаю. Где две трети всего, что мы произвели за несколько лет?

— Если ты хочешь моего совета, то совет такой: создай комиссию, проведи расследование. Наш министр безопасности Тракент спит и видит, как кого-нибудь разоблачить. Окажешь ему большую услугу.

— Да, оказал бы услугу, если был уверенным, что он сам не завязан в этом странном деле. Не думаю, что исчезновение такого объёма продукции могло пройти мимо него.

— Тоже верно! А если с главным поговорить, я имею в виду главного министра. Он твой непосредственный начальник.

— Вот тут-то и проблема. Я невзначай задал ему вопрос, что вроде как непонятно с цифрами, дебет с кредитом не сходится. А он мне знаешь, что ответил? Тебе, говорит, надо работать в ведомстве СБА, а не промышленностью заниматься.

— Интересно, интересно. Даже не заинтересовался нисколько? Странно! Подозреваешь его в мошенничестве?

— Нет. Но я уверен, что он в курсе происходящего. Естественно, никаких проверок он мне не разрешил.

— Тогда не расстраивайся, Кург. А наш главный министр Купполс — идиот, каких поискать. Ты чист, всё нормально, — утешил Моуринс.

— Ненормально, Моуринс. Я за всё отвечаю. И меня просто повесят на фонарном столбе без суда и следствия в случае чего.

— Я попробую кое-что я выяснить, — пообещал Моуринс.

— Да, ещё важный момент. Я дал негласное распоряжение своим проверенным помощникам установить на всю продукцию специальный код и специальное клеймо. Это удалось сделать на контейнерах с сельской продукцией и металлом. Ни одно помеченное нами наименование не дошло до адресата. Доходит до места распределения, а это пригород Армагоны, дальше следы теряются. Я проверить дальше не могу, это уже не моя юрисдикция.

— Как не твоя?

— Так не моя. Я отправил, а дальше занимается отделение логистики, к руководству которого я не имею никакого отношения. И потом, ты ведь знаешь, инициатива у нас наказуема. Начну копать, выкопаю себе яму. А у нас за расхищение сам знаешь, что бывает, — взволнованно ответил Кург.

— Ты знаешь, у меня в ведомстве СБА мало своих людей. Но, возможно, что-то удастся выяснить. Кстати, в твоём ведомстве зорких глаз и чутких ушей СБА гораздо больше. Так что ты осторожнее.

— Хорошо. Но если идёт левак, например, за границу, то меня могут грохнуть и без суда. Тебя грохнуть будет сложнее, ты все-таки министр. А я зам, стрелочник. Моя жизнь ничего не стоит. У нас только Олемитес недосягаем. Кстати, ты видел его хоть раз живьём?

— Нет, ни разу. Не довелось. Только по селектору и видеосвязи. Наверное, как и ты? Может, его вообще не существует, а это подставной болван? — скептически спросил Моуринс.

— Ко мне тоже заглядывали такие мысли. Только зачем нам показывать ненастоящего руководителя страны? Мы ведь с ним не в контакте.

— Ладно, не будем этим забивать голову. Я поехал, дел полно, — сказал Кург, пожимая руку Моуринсу.

— Что узнаю, сразу сообщу. И ты больше никому об этом не говори.

Кург ушёл. Моуринс, немного погуляв по саду, отправился к себе в кабинет. Он давно чувствовал необъяснимую не состыковку в логике правления страны и принятых законах. Ему всегда казалось, что вся деятельность в Армагоне имеет какое-то двойное дно. И вот теперь, когда он поговорил с Кургом, он ещё больше убедился в странности происходящего. Несмотря на то, что Армагона имела мощное вооружение и армию, побед в вялотекущей войне не было, как и поражений. Он понимал, что война, пусть даже такая вялая и невнятная, дает большие возможности для зарабатывания денег. Обращаться напрямую к министру СБА Тракенту он опасался, боясь подставить Курга. Моуринс решил написать анонимку Тракенту, изложив факты, которые узнал от Курга. Он решил сначала посмотреть на реакцию СБА и потом уже как патриоту страны обратиться напрямую к Олемитесу, минуя главного министра.

2.

Нортон и Горди ехали к озеру, на то самоё красивое место, о котором говорил Нортон. Горди всю дорогу шутила и смеялась. Нортон был в приподнятом настроении и ловко управлял автомобилем. Они уже выехали за пределы города и стали обгонять впереди идущие автомобили, которые мало чем отличались от машины Нортона. Разогнавшись до пятидесяти километров в час, машина Нортона стала издавать истошных крик, жужжа и гремя всеми частями сборки.

— Все, быстрее нельзя. Развалимся.

— Зато у нас самые быстрые ракеты, — сказала Горди.

— Ага, а машины ездят чуть быстрее велосипедиста, — возмутился Нортон.

— Да, машины у нас — сказка! Хотя и они не наши. В Радонии закупаем, вражеской стране, — подхватила Горди.

— Зато у нас танки быстрее автомобилей ездят. Может, надо было танк купить, так не продадут, — отшутился Нортон.

— А долго ещё ехать?

— Да практически приехали.

Машина Нортона завернула в лес, затем, спустившись с пригорка. Вдали показалось озеро, над которым возвышалась большая гора с густо растущими деревьями. У основания горы острой башней выпирала скала, из середины которой, словно серебряный дождь, покрывающий новогоднюю ёлку, рассеянными нитями, струился родник, обволакивая каждый камень, каждый выступ, каждую выемку.

Нортон и Горди вышли из автомобиля и, приблизившись к озеру, стали любоваться природой.

— Какая красота! Я здесь никогда не была. Какой чудный водопад. Ощущение что он застыл, — восхитилась Горди.

— Да, когда-то здесь действительно был большой водопад. А теперь только маленький ключ, бьющий из сердца скалы. Этот родник похож на застывшие слёзы, правда? — спросил Нортон.

— Да, действительно похож. Только вот какие слёзы — радости или печали?

— Я думаю, печали. Ведь родник высыхает, — пессимистически ответил Нортон.

— А я думаю, радости. Был водопад, стал родник. В природе одно сменяет другое. И не факт, что большее лучше меньшего!

Нортон и Горди постелили на траву коврик. Горди разложила на коврик сладости, Нортон откупорил бутылку с вином и, наполнив бокал, передал его Горди, сев рядом.

— Я так рад нашей встрече, Горди. Я благодарен судьбе за то, что она познакомила нас с тобой. Я хочу за это выпить, — торжественно произнёс Нортон.

— Встречное предложение! Выпьем за то, чтобы нам судьба посылала только те испытания, которые мы смогли бы выдержать.

Выпив по бокалу вина, они стали любоваться красотами природы, пением птиц и закатом небесного светилы по имени Нарис.

— Я много думала о нас. Я не понимаю, что происходит. Ты ворвался в мою размеренную жизнь как ураган и просто выбил меня из колеи. Я думала, разберусь в себе в командировке, но нет. Я ещё больше запуталась.

— Горди, ты знаешь мои чувства к тебе. Ведь ты же не будешь утверждать, что мы с тобой просто коллеги?

— Нет, не буду. Ты нравишься мне, и даже более того, — смотря вдаль, ответила Горди.

— Тогда я прошу тебя стать моей супругой. Может, для такого предложения нужен более торжественный момент, но что может быть романтичней и красивей этого места?

— Место для такого предложения действительно подходящее. Романтичное и очень красивое. А мы не торопим события?

— Нет. Зачем тянуть время, разве оно у нас безгранично? Но если ты сомневаешься во мне, я готов ждать.

— Нет, я в тебе не сомневаюсь, Нортон. И в себе я тоже уверена. Но говорят, что быстро вспыхивает, то быстро гаснет.

— Это всего лишь слова, красивые слова. Тогда можно продолжить твою мысль и сказать, что медленно вспыхивает, никогда не горит.

— О, у нас тут философ. Ты давишь на меня. Дай мне хоть…

— Так значит да?! — прервал на полуслове Нортон.

— Вот ты зануда! А так непонятно? — глядя в глаза Нортона, ответила Горди.

Нортон обнял Горди, прижался к её щеке, затем стал страстно целовать её в губы. Горди не сопротивлялась, наоборот, она стала проявлять инициативу, переводя свои поцелуи в шею, щеки и губы Нортона. Нортон, не отрываясь от поцелуев, снимал с Горди блузку, из которой вырывалась обнажённая грудь. Нижняя пуговица блузы никак не поддавалась пальцам Нортона. Горди сама рванула блузку, от чего пуговица отлетела в сторону. Нортон, быстро скинув с себя рубашку через голову, и принялся целовать грудь Горди.

3.

В это время на другой стороне озера происходили события далёкие от романтики. Приехавший на озеро рыбак, прикормив рыбу и установив удочки, решил прогуляться перед уловом. Заметив редкие ягоды, рыбак стал собирать их в пакет. Собирая одну ягоду за другой, он не заметил, как забрался вглубь плотно растущего леса, который словно армия из зелёных солдат взял в окружение высокую гору. Рыбак, больше и больше углубляясь в лес собирая ягоды, наткнулся на очищенную от деревьев территорию, обнесённую колючей проволокой. Заметив, что поляна ограждённой территории густо усыпана редкими ягодами, рыбак подошёл к колючей проволоке. Осмотревшись по сторонам, он увидел табличку с предупредительной надписью о том, что проволочное ограждение под высоким напряжением. Разбираясь в электрике, он нашёл кусок валяющейся арматуры и бросил её на натянутые колючие провода. Замыкания не последовало. Подобрав арматуру, он попытался замкнуть провода уже о почву. Результат был нулевым. Подперев арматурой одну нить колючки, рыбак пробрался на территорию и стал собирать ягоды, уходя всё дальше и дальше от ограждения. Наполнив полный пакет, рыбак собирался уйти тем же путём, что и пришёл, но вдруг услышал шум двигающегося поезда.

Присев в высокую траву, рыбак стал осторожно смотреть по сторонам. В метрах трёхсот от него он увидел приближающийся длинный состав по направлению к горе. Состав вошёл в гору, словно раскаленный нож в масло. Рыбак лёгкими перебежками приблизился к горе и увидел, как за последним вагоном скала сомкнулась. Рельсы, по которым двигался поезд, ушли в почву, а на их место выступила густая зелёная трава. Будучи чрезвычайный любопытным, любитель ягод подошёл к месту прокладки железного полотна и обнаружил, что выступившая трава — искусственная. Подойдя вплотную к горе, он не обнаружил и намёка на тоннель или проём. Место, куда въехал поезд, было сплошь каменистым с прорастанием мха. Ни соединений, ни расщелин, и стыков не было. Рыбак подумал, что он попал на засекреченную базу и то, что его не поразило током при прохождении через колючую проволоку, было лишь исключительным обстоятельством.

Осознав все это, он сильно пожалел, что полез за ограждённый периметр. По закону Армагоны, граждане, перешедшие за запретный периметр, либо преследуются строго по закону, либо уничтожаются на месте. Почувствовав себя баловнем судьбы, рыбак решил не испытывать судьбу дальше, а незаметно скрыться. Он уже собрался вернуться назад, как увидел трёх вооружённых охранников, бегущих в его сторону.

Рыбак услышал выстрелы. Рванув, что было сил, он добежал до проволочного ограждения, откуда нырнул в оттянутую им нить колючей проволоки. Он почти наполовину вылез за пределы ограждения, но штанина, зацепившись за острый конец проволоки-колючки, сковала его движение, не дав возможности двигаться дальше. Вынув дрожащими руками острый крючок из штанины, он выполз наружу, неосторожно оцарапав голову и шею о проволочное препятствие. Оставив за запретной чертой мешок с редкими ягодами, рыбак побежал что было сил. Преследователи приближались всё ближе и ближе. Рыбак, услышав лай собак, прибавил ходу, но споткнулся и упал навзничь, ударившись сильно головой о камень. На несколько секунд он потерял сознание. Придя в себя, он встал, но тут же был сбит с ног вцепившейся острыми клыками в его плечо одной из собак. Вторая собака крепко вцепилась в руку несчастного рыбака, перекусив кость. Псы дружно принялись за беглеца, вырывая из него куски ткани с мясом. Подбежавшие охранники дали свирепым псам команду отбой.

— Я заблудился, помогите мне, я истекаю кровью, а-а моя рука! — корчась от боли, кричал рыбак, — Я ничего не сделал!

— И не сделаешь, — ответил один из охранников, наставив в голову рыбака ствол карабина.

— Я рыбак, я не знал, что тут нельзя ходить. Я ничего не видел. Простите меня, — жалостливо стонал рыбак.

— Что именно ты не видел? Только отвечай правду, иначе убью, — строго спросил второй охранник.

— Ничего не видел, ни поезда, ни раздвигающейся скалы, меня тут вообще не было, — рассчитывая на прощение, лепетал рыбак.

— Конечно, тебя тут не было, — процедил сквозь зубы первый охранник, нажав на пусковой крючок карабина.

Прозвучал выстрел. Второй охранник сделал контрольный выстрел в сердце и дал громко команду псам:

— Жрать!

Псы накинулись на бездыханное тело рыбака и стали разрывать его на части. Это были самые настоящие хищные звери, скрещённые со сторожевыми собаками, порода этих хищников называлась Рвачами. Рвачи славились тем, что бегали быстрее любой собаки, не испытывали страха, а свою жертву разгрызали на части.

— Надо осмотреть местность, вдруг, кто-то ещё был с ним, — сказал, поглядывая в разные стороны, первый охранник.

— Это вряд ли. На мониторе был только один движущийся объект.

— Надо доложить о том, что колючка обесточена.

— Не надо. За то, что мы впустили нарушителя за периметр, нам грозит минимум увольнение. Сделаем так: на территорию проник зверь, мы его застрелили, — предложил второй охранник.

— А, может, не надо было его убивать? По нему же было видно, что он случайный прохожий. Задержали бы и премию получили за него, — засомневался первый.

— Я не знаю, что мы тут охраняем, что в этой горе происходит. Но наша задача никого не впускать и никого не выпускать из посторонних живыми.

— Ты прав. Но всё же, что мы охраняем, военный объект, секретный склад? Что? Туда каждый день что-то завозят. Эта гора должна быть раз в десять больше, чтобы в ней разместить все, что туда привозят, — сказал первый охранник.

— Наше дело маленькое — охранять и не задавать никаких вопросов, — ответил второй, собирая стреляные гильзы.

Охранники пошли обратно, а свирепые рвачи доедали останки несчастного любителя редких ягод, ловко разгрызая его кости и рыча друг на друга. Догрызя череп несчастного бедолаги, они закопали лапами дерном мелкие останки и рванули догонять охранников.

4.

В то время, когда рыбак убегал от охранников, Нортон и Горди, раздевшись догола, нырнули в зеркальную гладь озера. Вода была тёплой и прозрачной настолько, что можно было разглядеть мелкие камешки на дне. Они поплыли синхронно и слаженно, словно два дельфина сопровождающие корабль в море. Отплыв метров сто, Нортон остановился и спросил:

— Ты слышала? Слышала, вроде как гром? Нам лучше не заплывать далеко, наверняка, будет гроза.

Горди тоже остановилась и прислушалась. Раздался звук выстрела.

— Это выстрел? — настороженно спросила Горди.

— Нет, мне кажется, это все-таки гроза. Охота в этих местах запрещена. Поворачиваем назад. Пойдёт ливень, будет трудно выезжать по глинистой почве.

Горди и Нортон поплыли к берегу. Собрав вещи, и наспех надев на мокрое тело одежду, они отправились обратно, а через час уже были в квартире Нортона.

Армагона затихла и погрузилась в сон. Ночное небо стало темным и звезды стали отчётливо видны. Свежий ветер обдувал раскалившийся за день асфальт, но становясь ещё более теплым, он не спасал от жары тех, кто брёл по пустынным улицам.

Ночную тишину в спальной Нортона нарушало лишь тихое дыхание Горди. Уютно расположив голову на его груди, она уже давно погрузилась в сон. Её лицо слегка покачивалась от замедленного дыхания Нортона. Стараясь дышать неглубоко, чтобы не разбудить Горди, Нортон вспоминал поездку на озеро. Он был счастлив и смотрел в окно на ночное небо.

Не смотря на яркость ночные звезды, не могли сравниться по яркости с Орбитием — самой яркой и близкой к Аллону планете. Орбитий уже заступил на трон ночного царства и подглядывал в окна Армагонцев, бесцеремонно прорываясь через оконные рамы в квартиры. Желто-лиловый свет хозяйничал и в спальной Нортона. Расстелившись золотистой дорожкой на полу и кровати, жёлтый проныра повис светящимся ковром на стене, проицируя светотени окна. Нортон, вглядываясь в небо, не заметил, как ночной небесный пейзаж стал всё глубже и глубже погружаться в еле уловимый сюжет с расплывчатыми персонажами. Нортон плавно погрузился в сон, становясь непосредственным его участником. Ему приснилась Горди. Сначала они шли по прозрачному мосту, затем, взлетев, они полетели над городом, держась за руки. Слайд сновидения сменился, и перед Нортоном возникла женщина в чёрной одежде.

— Не сворачивай с пути, Нортон. Будь всегда рядом с той, кого любишь. Ты сам создаёшь свою судьбу, помни это! — монотонно произнесла женщина.

— Скажите, а что вы имели в виду, когда сказали, что не видите нас вместе, — не раскрывая рта, произнёс Нортон.

— Скоро ты сам всё узнаешь. Ты стал невольным участником важных событий. Теперь остаётся сделать правильный выбор.

— А какой выбор? Между чем и чем? — спросил Нортон.

— Между правильным и неправильным, — ответила женщина.

— А кто вы? Откуда вы? Куда вы тогда исчезли?

Вместо ответа, он увидел, как женщина превратилась в облако и мгновенно испарилась. Нортон провалился в бездонную пропасть.

Попав в следующий слайд сна, Нортон пытался скрыться от кого-то, но ноги не слушались, и каждое движение замедлялось все сильнее и сильнее. Нортон пытался махать руками, словно крыльями, чтобы ускориться. Взлетев на несколько метров над преследователями, он оторвался от них и очутился в необыкновенном месте. Это был удивительной красоты город. Такой красоты он никогда не видел. Цвета были насыщенными и более реальными, чем наяву. В городе были причудливые здания. Автомобили похожие на стеклянные капсулы летали по небу, а прохожие были одеты в цветные одежды, дизайн которых Нортон никогда не видел. Повсюду пели птицы и били фонтаны, играя разноцветными огнями. Это вызывало в Нортоне какую-ту необъяснимую внутреннюю эйфорию. Прохожие не замечали Нортона и проходили сквозь него, а он стоял как заворожённый и наблюдал за тем, что происходит вокруг. Нортон подошел к какому-то красивому зданию, за фасадом которого он увидел застывший фонтан из хрусталя.

К Нортону подошла девушка и, хлопая его по плечу, сказала:

— Просыпайся, Нортон, тебе пора. Нортон, просыпайся.

Прохожие, автомобили, фонтаны и сад стали исчезать, исчез и город-призрак, осталась лишь девушка без лица, тормошившая за плечо Нортона.

Нортон открыл глаза, было уже светло. Рядом сидела Горди, она слегка хлопала его по плечу.

— Нортон, вставай, иначе мы с тобой опоздаем на службу.

— Горди, — с улыбкой проснувшегося младенца произнёс Нортон.

— Бинго! Запомнил моё имя? Молодец.

Горди поцеловала Нортона в щёку, застегнув на себе рубашку, которую нашла в гардеробе Нортона.

Нортон был счастлив. Ему нравилось все, что он сейчас видел вокруг себя. Ему понравилась даже его нелюбимая рубашка, которую на себя надела Горди. Даже серый пейзаж из окна ему уже не казался безжизненным и мрачным. Он поймал себя на мысли, что такой гармонии с окружающим миром и с собой он давно не испытывал.

— Ты долго собираешься лежать в постели, ленивец? — спросила Горди.

— Посиди рядом минуту, — тихо сказал Нортон, взяв руку Горди, — Мы успеем на службу, не беспокойся. Ты так крепко спала, и я боялся повернуться, чтобы тебя не разбудить.

— Я действительно крепко спала. И проснулась утром от храпа.

— Ты храпишь?

— Это ты храпишь. И так смешно это делаешь. Хры-пы-пы, хры-пы-пы, хрып-быр-быр.

Нортон и Горди одновременно засмеялись.

— Зачем ты врёшь, какой ещё хрып-быр-быр?! Я никогда не храплю.

— Ага, расскажи это своим соседям.

— У нас глухие стены, между прочим. Вот ведь, придумала; Хрып-быр-быр! А вот ты так нежно сопела, что мне тебя никак не передразнить. Поэтому я тебя буду называть сопёнком!

— Сопёнком? Здорово, а я тебя буду называть хрып-быр-быр!

Они опять стали смеяться. Нортон вытянул губы в трубочку к носу и стал сопеть, пародируя Горди. Та в свою очередь стала издавать храп. Они стали смеяться ещё больше, пока Нортон, едва сдерживая смех, не сказал:

— Все, не могу больше. Не смеши меня больше, прошу.

— А ты меня не передразнивай, — сказала Горди, ложась рядом.

— Договорились. Ты знаешь, мне сегодня такой чудный город приснился, в цвете. Это город призрак какой-то! Фантастика, да и только. Так всё отчётливо запомнил. А ещё мы с тобой гуляли по прозрачному мосту на небе.

Нортон замолчал на несколько секунд, вспоминая свой сон.

«Опять эта женщина, опять её предсказания! Чтобы это могло опять означать и какой выбор я должен сделать», — вспоминал Нортон.

Последнюю фразу Нортон произнёс вслух.

— Что ты сказал? Какой выбор?

— Я это вслух сказал, да? Да сон потом приснился странный. Ладно, неважно. Горди, я намерен расторгнуть предварительное соглашение на брак с Элисией. Я хочу сегодня с ней поговорить, объяснить всё.

— Правильно, я тоже поговорю со своим кандидатом, который куда-то благополучно исчез.

— Как ты отнесёшься к тому, если я тебе предложу подать заявление в комитет по созданию гражданского общества на утверждение нашего брака?

— Положительно, но учитывая какое ты мне дал прозвище, я подумаю.

— А пока ты думаешь, я приготовлю завтрак, — улыбаясь, предложил Нортон.

— Нет, я приготовлю. Тем более готовишь ты не очень…

— Да?! Ты же хвалила, говорила вкусно, — нахмурив брови, как бы обиженным тоном произнёс Нортон.

— Я подыгрывала тебе, наивный ты, неумёха!

— Ах, так?! Я неумёха?

Нортон, приподнявшись, стал щекотать Горди. Та стала сопротивляться и удерживать руки Нортона.

— Всё, защекочу. Узнаешь, как знатного кулинара обижать, я тебе покажу неумёху! — вырываясь из цепких рук Горди, приговаривал Нортон.

— Всё, всё, сдаюсь. Победил! Я повержена, только прекрати меня щекотать. Нам пора, Нортон! Или ты хочешь меня на службу отправить голодной?

— Никогда! Голодной никогда. А вот отдохнувшей — не обещаю!

— Ой, ой, какие громкие заявления. Это кто ещё не отдохнувший будет! Идем, супермен!

5.

Этой ночью двое сотрудников по особо важным поручениям СБА, подкупив охранников, проникли на территорию жилища министра обороны Бадда. Спрятав в одной из зданий хозяйственного предназначения мешочек с редким драгоценным металлом, седым палом, они доложили об выполнения задания своему шефу Тракенту по спецсвязи.

Наутро министр обороны Бадд вышел к фонтану, чтобы выпить бодрящего строна. Он взял кружку с напитком, любуясь красотами окружающего пейзажа, строн был горячим, Бадд дул на чашку с такой силой, что пена полностью вылетала наружу. В кармане халата Бадда раздался сигнал связного устройства. Бадд нажал на приём и лениво произнёс:

— Слушаю!

— Уважаемый министр, к вам служба безопасности, — ответил мужской голос.

— Чего им нужно? Я никого не жду. Гони их отсюда, — рассердился Бадд, отпивая маленькими глоточками строн.

— Будет исполнено, уважаемый министр обороны.

— Больше меня не беспокойте по пустякам. Я сегодня отдыхаю. Отбой.

Бадд достал из стоящей банки возле фонтана живой корм и кинул его в фонтан. Хищные рыбки косяком кинулись на место падения корма, растаскивая его в разные стороны. Бадд присел на скамью, наблюдая борьбу за корм в бассейне с фонтаном. Приглядевшись вдаль, он увидел приближающийся большой автомобиль. Он ехал от входных ворот прямо к нему. Бадд напрягся и пошёл в сторону приближающейся машины.

Автомобиль подъехал к Бадду и резко затормозил. Бадд узнал марку автомобиля — такие спецмашины только у СБА. Из машины выскочили вооружённые оперативники во главе с командиром спецотряда.

— Министр обороны Бадд? — решительно и напористо спросил командир.

— Да. А в чём дело? Какого чёрта вы въехали на частную территорию, уроды?! Кто вам дал такое право?

— Вот предписание об обыске, и вашем аресте, — резко ответил командир, протягивая бумаги Бадду.

Бадд взглянув на предписание об обыске, попытался позвонить по спецсвязи, но командир спецотряда выхватил из рук Бадда устройство связи, грубо заявив:

— Вы арестованы! Ваша охрана блокирована, советую выдать добровольно седой пал.

— Какой ещё седой пал? Вы с ума сошли?! Я сейчас министру позвоню. Я Олемитесу позвоню. А ну быстро вернул мне передатчик, или я вас лично расстреляю! Вы что, не знаете, с кем вы разговариваете? Я министр обороны страны, я из вас сделаю корм и скормлю хищным рыбам, — свирепея, кричал Бадд.

Командир спецотряда кивнул головой и двое вооружённых сотрудников скрутили Министра обороны, надев на него электронные наручники, которые в случае необходимости били электричеством. Бойцы рассредоточились по периметру жилого комплекса, принадлежавшему Бадду. У каждого был прибор, определяющий местонахождение седого пала на расстоянии десяти метров. Осмотрев несколько построек и жилой дом, сотрудники СБА добрались до хозяйственной постройки, куда накануне спецагентами был подброшен седой пал. Приборы показали точное местонахождение седого пала, откуда он был изъят и предоставлен в качестве улики Бадду.

— Это не моё. Мне подкинули! Зачем мне хранить дорогой металл в какой-то подсобке для дворников? Я что, идиот, места лучшего бы не нашёл? — возмущённо кричал Бадд.

— Это вы расскажите комиссии, а не мне. Увести, — скомандовал командир спецотряда.

Бадда увели в бронированный автомобиль, напоминавший небольшой локомотив. Машина так же быстро уехала, как и появилась.

Бадда, как и задумывалось, арестовали бесшумно, практически беспрепятственно. Многие охранники и солдаты были подкуплены заранее, кто-то был запуган, а непримиримых охранников связали перед захватом.

Министр СБА Тракент всё рассчитал правильно. На эту спецоперацию он потратил немало средств, выделенных министром финансов. Теперь он ждал прибытия Бадда в его ведомство, чтобы против него возбудить уголовное дело. На доказательство его вины у него было две недели. За это время он должен был успеть достать другие доказательства преступления министра обороны, а именно растрату военного имущества и связь с враждебной страной Радонией.

Тракент нервно ходил по кабинету, поглядывая в окна в ожидании прибытия арестованного Бадда. Он понимал степень своей ответственности перед главным министром, а главное — перед Олемитесом. Либо он выиграет всё, либо всё проиграет. Право на ошибку в таком вопросе у него не было. Даже если в случае провала его не тронут, то Бадд ему это не простит, а значит, будет копать под него, а накопать было что. Раздался звонок спецсвязи.

— Я слушаю! Хорошо. Нет. Прямо ко мне. Да! — скомандовал Тракент.

Через пару минут в кабинет Тракента вошел Бадд в сопровождении двоих оперативников.

— Ой, кого я вижу?! Неужели сам Бадд снизошёл до такого, как я? — ёрничал Тракент.

— Ты с ума сошёл, Тракент?! Сейчас же сними с меня эти кандалы, — приказал Бадд.

— Хорошо, снимите с него браслетики, — спокойно сказал Тракент.

Освободившись от оков, Бадд потёр кисти рук и без приглашения сел в кресло:

— Чего ты хочешь?

— Правду.

— Какую правду? Я ни в чём не виноват и о наличии у меня седого пала я не имел никакого понятия. Может, это из персонала кто спрятал, или охранники?

— У тебя охранники и персонал так много зарабатывают, что могут себе позволить иметь седой пал в таком количестве? Там на два пожизненных срока, а может, и смертная казнь, — присаживаясь рядом, резюмировал Тракент.

— Ты дурак, Тракент? Кто меня тронет, и кто тебе поверит, что я такое количество пала прятал в какой-то подсобке? Да будь он моим, я бы мог его спрятать в любом военном объекте, и ни одна твоя шавка туда бы не смогла проникнуть, — немного успокоившись, ответил Бадд.

— Мог бы спрятать, да, но не успел. Я думаю, ты получил его накануне и не успел перепрятать. Иначе откуда бы мы узнали о твоём дорогом приобретении? Я бы сказал, сказочно дорогом приобретении. Тебе мало того, что ты всю армию разграбил?

— Доказательства есть? Я страну защищаю, а ты, крыса кабинетная, меня от важных дел отвлекаешь. Думаешь, это тебе сойдёт с рук? Ох, как ты горько пожалеешь, за свою выходку, ой как ты…

— Пал был найден у тебя, все запротоколировано и снято. А еще я присовокуплю твоё воровство военного имущества, и не избежать тебе смертной казни, толстый ты хряк! — с натянутой улыбкой сказал Тракент.

— А это ведь ты подкинул мне седой пал. Ты никогда не докажешь, что пал мой. А если не докажешь, значит, ты сам причастен к его появлению у меня.

— Это всё лирика. Ты, поди, проголодался? Сейчас тебя покормят. Извини, лангустов и осьминогов у меня нет. А вот хорошей наваристой похлёбкой из рыбьих хвостов и рагу из куриных голов я тебе предложить смогу. Вку-усно! — закатив глаза к верху, издевательски протянул Тракент.

— Я тебе это припомню, сволочь!

— Ну вот! Я ему деликатесы, можно сказать по-братски предлагаю, от себя отрываю, и вот благодарность за мою доброту. Злой ты, Бадд. Злой, толстый хряк! Но ты не переживай, у меня ты подобреешь, похудеешь, будешь стройным. За это с тебя причитается.

— Я в долгу не останусь, не переживай. Только ты, поганая сволочь ничего ты не добьешься!

— Добьюсь. А для покорности у меня средства разные есть. Сыворотка правды. Откровенность на низкой частоте. Знаешь, что это? Это когда частота издаваемых колебаний будет совпадать с твоим поросячьим сердцем, и ты признаешься в преступлении.

— Ты переоцениваешь свою доброту, Тракент. Не успеешь ты и глазом своим моргнуть, как выпустишь меня отсюда. И сам будешь свою похлёбку жрать, только уже в качестве заключённого.

— Увести! И накормить, даже если не захочет, — скомандовал охранникам Тракент.

Бадду надели наручники и увели из кабинета. Тракент потирал руки и, усевшись за письменный стол, стал звонить по телефону спецсвязи.

— Алло! Да, все в порядке. Мышка в клетке. Да, да, жду.

Тракент налил стакан воды и, осушив его до дна, выдохнул, как после принятия спиртного. Тишину прервал сигнал спецсвязи.

— Да, слушаю главный министр. Нет. Это невозможно. Он арестован! Нет. Все доказательства предоставлю, не сомневайтесь. Почему с вами не посоветовался? Так в таких вопросах промедление смерти подобно. А вот это не в вашей компетенции, вы знаете правила и законы. Нет, я нарушать их не буду, главный министр. Я нахожусь не в вашем подчинении… В мирное время, да. Я доложу Олемитесу, не сомневайтесь. Как будет угодно. Нет, это вы не понимаете, что говорите. Я вас уважаю, но закон ради вас нарушать не стану. Извините. Хорошо, я все доложу комиссии в установленные сроки. Нет, не завтра, а через две недели. Хорошо, до связи, — сухим тоном сказал Тракент и отключил устройство спецсвязи.

— Закукарекали! Ничего, ничего, я вас всех выведу на чистую воду, — произнес Бадд и налил в стакан воды.

Выпив залпом второй стакан, Тракент начал ходить по комнате. По его резким шагам было видно, что он немного нервничал, но выражение лица оставалось прежним, эмоционально спокойным и даже уверенным.

6.

Нортон созвонился с Элисией и договорился с ней о встрече. Придя пораньше в назначенное место, Нортон не знал, как лучше начать разговор о том, что он решил расторгнуть устное согласие на брак. По закону каждый из кандидатов на брак, которых подбирает комитет по созданию гражданского общества, имел право дать своему кандидату на брак отставку. Но Нортона тревожила моральная сторона этой ситуации. Несмотря на то, что ни он, ни Элисия не клялись друг другу в любви, ему было неловко начинать этот разговор.

— Привет, Нортон! — поздоровалась Элисия, подходя к Нортону.

— Здравствуй, Элисия, — ответил Нортон, вставая со скамьи.

— Наконец-то мы встретились, — сказала Элисия, поцеловав в щёку Нортона.

— Да, наконец, встретились. Элисия, давай присядем.

— Конечно, давай. Ты что такой невесёлый?

— Я не знаю, как начать, поэтому выслушай меня и не перебивай. Дело в том, что наши отношения ни к чему не привели. Ты ведь не будешь возражать, если я скажу, что у нас друг к другу нет чувств. Одна симпатия, не более?

— Я не понимаю, к чему этот разговор. Ты обиделся на что-то? — непонимающе спросила Элисия.

— Какие обиды? Мы не любим друг друга, и поэтому нам надо расстаться.

— Как расстаться, почему? Я люблю тебя. И почему мы должны расставаться? Если ты меня пока ещё не полюбил, так полюбишь, — хлопая мокрыми глазами, сказала Элисия.

— Не полюблю, прости. Я пытался, и не смог. Ты хорошая, красивая, ты молодец. Но этого для любви мало.

— Я что-то не понимаю, нас с тобой подбирали не по принципу взаимной любви, а по совместимости психотипов и генетической совместимости.

— Да по многим параметрам мы совпадаем, кроме одного, — возразил Нортон.

— Какого же?

— Химического. Нет между нами и намёка на химию, понимаешь? И мы в этом не виноваты. Ни ты, ни я.

— А как же секс? У нас же было с тобой. И все было хорошо.

— Секс не объединяет людей, а лишь сближает на время. Прости, я не смог тебя полюбить и не смогу, потому что я полюбил другую девушку.

— Кого? — чуть не плача спросила Элисия.

— Да какое это имеет значение сейчас?

— И всё же я настаиваю на ответе.

— Если для тебя её имя что-то меняет, то скажу. Её зовут Горди, она моя сотрудница. Мы служим в одной системе, она меня тоже любит.

— Вот как? Значит, всё твоё отсутствие вызвано тем, что ты влюбился в какую-то сотрудницу?! Она тебе заморочила голову, и ты повёлся?!

— Во-первых, она не какая-то. Во-вторых, мне никто не морочил голову. Я же говорю, дело не в тебе. А во мне. Любовь случилась со мной внезапно, как внезапный ливень средь ясного безоблачного дня. Я тебя не смог полюбить, а её полюбил сразу.

— Сразу? Это как? Увидел и полюбил? И когда же ты её увидел, в то время, когда нас выбрали парой, раньше или позже, когда? — Элисия стала переходить на крик.

— Успокойся и не расстраивайся. Ты ещё встретишь достойного кандидата, — успокаивал Нортон.

— Мне не нужен достойный, понял, мне нужен ты.

— Я решил тебе всё рассказать именно тогда, когда понял, что без неё я не смогу жить. Прости меня, и не сердись. Ведь у нас были пробные отношения, которые дают возможность присмотреться друг к другу, чтобы решиться на брак.

— Но у нас было мало времени на то, чтобы развить наши отношения, — с укором напирала Элисия.

— И у тебя, и у меня были ещё другие кандидаты. У нас с тобой не сложилось, значит, сложится с другим кандидатом. Ты ведь сама мне рассказывала о них.

— Но я выбрала тебя.

— Зачем тебе жить с тем, кто тебя не любит.

— Какой же ты негодяй, Нортон, ты обманывал меня все это время!

— Какое время? Мы с тобой встречались раза три. Мы пытались — не получилось. Давай останемся друзьями, если ты себе подберёшь кандидата, я с удовольствием с ним познакомлюсь. Мы можем продолжать дружбу, ходить друг к другу в гости…

— Замолчи, я презираю тебя! Ты ничтожество! Никогда тебе этого не прощу.

Элисия ударила Нортона по щеке и быстрым шагом, переходя на лёгкий бег, удалилась. Нортон встал со скамьи, хотел крикнуть ей вслед «прощай» но не стал.