Архитектон 2 / CitaDel

Эта книга не могла бы состояться без долгих бесед с моим другом и альтер эго Вадимом Липатовым, в которых были рождены многие мысли и идеи, впоследствии структурировавшиеся из разрозненных рассуждений в единое целое, при этом, по многим вопросам, затронутым в книге, мы по-прежнему остаемся каждый при своем мнении…

#0

Книга, которую вы держите в руках, является логическим продолжением первого «Архитектона», познакомившего читателей с профессией «архитектор» и теми ее особенностями, которые оказывают влияние как на среду, которую формирует архитектор, так и на его собственную жизнь.

Интерес, который она вызвала в профессиональном мире и среди читателей, зачастую очень далеких от предмета описания, заставил меня чуть шире раскрыть некоторые отличительные особенности личности архитектора, обозначенные в ее главах. Я, конечно, не сбрасываю со счетов и то, что многие встретились с книгой, вовсе не подталкиваемые стремлением узнать об архитектуре и архитекторах несколько больше, чем это описано в профильном разделе «Википедии». За этот неожиданный для них экскурс в мир архитектуры я должен благодарить своего давнего друга, удивительного художника Кирилла Челушкина, который любезно предоставил мне возможность проиллюстрировать книгу своими графическими работами, и я рад, что благодаря этому архитекторы смогли познакомиться с его творчеством, а преданные ценители авторской книжной графики соприкоснулись с миром архитектуры, из которого он вырос как мастер, привнеся в свое творчество его зримый отпечаток.

Эта книга не станет исключением. Все ее главы также сопровождаются работами Кирилла, наполненными смысловыми головоломками, которые он так любит закладывать внутрь привычных образов окружающего нас мира, лишний раз подтверждая многослойность сознания архитектора и безграничность его ассоциативных рядов.

Если вы хотите порассуждать вместе со мной о будущем профессии «архитектор», о грядущем мироустройстве и месте архитектора в нем, я приглашаю вас прочитать «Архитектон 2 / Cita Del» — книгу — попытку взглянуть на себя изнутри, вытянуть наружу все то, что архитектор тщательно скрывает ото всех, старательно убеждая себя и окружающих в человеколюбивой направленности своих творческих устремлений, книгу о его бесконечной борьбе со своим Эго и питающей его силой Власти, как постоянного искушения славой.

#1

Убежден, что эти монологи дадутся мне намного сложнее, чем те, что описывали белую сторону личности архитектора. Всегда проще говорить о том, что находится у всех на виду. А о том, что скрыто глубоко внутри такого неоднозначного человека, как архитектор, и том, в каких созависимых отношениях с властью он состоит, в разы труднее. И все же я попробую, хотя очень ясно осознаю изначально провокативный характер предмета описания.

Область приложения своих знаний и навыков, в которой приходится искать себя архитектору, являет собой достаточно агрессивную среду, которая воспитывает качества, описание которых было бы более уместным в стиле древнекитайского трактата «Искусство побеждать» Сунь Цзы, и все же почему-то принято считать, что архитектору несвойственны отличительные черты, которые формируют стойкость воина, а между словами «архитектор» и «интеллигент» следует ставить знак равенства. Традиционный образ интеллигента, сформировавшийся в обществе, являет собой образованный, мягкий, неконфликтный, увлеченный литературой и искусством, живущий в сформированном такими же, как он, представителями общества отдельном, порой даже частично вымышленном мире образец толерантности, всеми силами своей души пытающийся избежать любых неудобных взаимодействий с агрессивной средой обитания, лишь изредка рождающей в своих рядах сильного протестного лидера.

Архитектор, реально занятый в своей профессии, совсем иной тип человека. Он, безусловно, высокообразованный интеллектуал, способный распознать фальшь в любом виде искусства, легко готовый поддержать светскую и не очень беседу на сотни различных тем, проявляя при этом незаурядный кругозор. Но это только его верхний, глазурный, так и хотелось написать «гламурный», слой, который довольно прочен, и проникновение за него — задача отнюдь не из легких, а для многих и вовсе неподъемная. Именно благодаря его наличию общество наивно относит архитектора к наименее способной себя защитить социальной группе.

Правда же состоит в том, что удивительная способность архитектора к мимикрии очень ловко маскирует его истинное я под маской всем знакомого образа. На эту уловку попадаются практически все, кто сталкивается с ним в первый раз. Глубоко внутри архитектор — существо неуступчивое, непримиримое, бескомпромиссное, циничное, не отличающееся большим человеколюбием, тщеславное и резкое. И это совсем не зависит от гендерной принадлежности: женская мягкость лишь слегка сглаживает особенности поведения творческой личности, но добавляет к ним традиционные приемы коварства и обольщения, которые, усиленные интеллектом, превращают женщину-архитектора в самое совершенное оружие.

Любая попытка обыграть профессионального архитектора на его поле заранее обречена на провал, ведь на любой выпад он непредсказуемо ответит одним из десятка заранее заготовленных ответных ударов, тщательно выбрав из них именно тот, урон от которого покажется ему достаточно необходимым для конкретно взятого противника и ситуации. Общение с ним всегда как хождение по минному полю, когда даже случайно сделанный в сторону от безопасного прохода шаг ведет к непрогнозируемым и порой катастрофическим последствиям.

При этом никакого злого умысла в этом со стороны архитектора нет и в помине. Это его обычная линия защиты, возводимая день за днем в условиях обороны или просто превентивно, так сказать на всякий случай.

Архитектор исключительно требователен к себе и не менее к своим партнерам по жизни и бизнесу. Он не разделяет свое отношение к миру на своих и чужих. Ему важнее наслаждение интеллектуальной игрой, и неважно, с кем и в рамках каких отношений он ее ведет. Это захватывает и иногда даже способно полностью отвлечь от привычного формата жизни. Увы, бороться с этим бесполезно, так как мало что способно в жизни заменить ему те ощущения, которые доставляет эта игра.

С точки зрения общественного большинства, архитектор — существо, не вызывающее особого расположения и доверия, более того, часто в отношении него возникает неосознанное, бессознательное внутреннее ощущение чужого, непонятного и поэтому крайне опасного. Так предопределено механизмами биосферы: если пришлось столкнуться с чем-то незнакомым, лучше избежать контакта, а если его не миновать, то он должен быть либо агрессивен, дабы обозначить свою силу, что встречается чаще, либо осторожен, когда любопытство начинает брать верх.

Архитектор питается энергией мысли больше, чем привычной пищей. Еда и творчество — два процесса, несовместимых между собой. Организм, занятый поглощением пищи и ее перевариванием, выключает из работы мозг, как самый энергетически затратный блок в живом организме. Это может прозвучать странно, но когда архитектор занят анализом задачи, мысли о физиологических потребностях организма блокируются изнутри с предоставлением приоритетного трафика тем, которые несут в себе потенциал для конкретного ответа на заданный им самому себе вопрос.

Можно себе представить, какова темная сторона силы у личности, способной ограничить себя в заложенных природой инстинктах в пользу устремления за эфемерным решением самостоятельно сформированной задачи. Это сродни интеллектуальному мазохизму, при котором издевательство над мозгом начинает доставлять удовольствие с одним-единственным отличием — мазохизм первично акцентирован на физических ощущениях, а работа мозга, через перенапряжение, направлена на достижение эмоционального удовлетворения от успешного решения творческой задачи.

Этим объясняются те сложности взаимоотношений архитектора с окружающим миром, которые ставят его в совершенно обособленное положение. Он не может быть полностью интегрирован в среду обитания путем ассимиляции. Инородные тела, к коим он по определению относится, не могут быть встроены в ее ДНК. При этом влияние архитектора на эту среду в качестве внешней силы трудно переоценить. И хотя оно акупунктурно точечное и локально сконцентрированное, количество архитектурных игл, воздействующих на единый общественный организм одновременно, создает необходимый кумулятивный эффект, перенастраивая частотные контуры социума на новую колебательную волну.

Архитектор не может существовать и творить вне своей среды обитания и без сформированного для него общественного заказа. В истории взаимоотношений архитектуры и власти нет такого момента, когда бы первая существовала без второй. Они находятся в постоянном взаимовыгодном коммуницировании, и нет архитектуры без власти, как нет власти над обществом без ее проявления через архитектуру. Власть, лишенная образного символизма, слаба и обречена, что подтверждается множеством исторических параллелей.

Сотнями лет архитекторы задаются вопросом о своем месте в этом тандеме. От эпохи Высокого Возрождения до эпохи Высоких Технологий, от Л. Б. Альберти до Н. Фостера, они в трактатах и постройках пытались определить пределы сервильности профессии. Число или Количество, Граница или Форма, Размещение или Композиция — эти основные компоненты архитектуры, будучи определенными еще в ХV веке, до сих пор остаются основой архитектурного творчества. Изменяется лишь отношение общества и его управленческой элиты к их практическому применению. Математические основы, упакованные в заданные пределы, формируют объемно-пространственное решение, а их соотношения диктуются властными установками, определяющими степень распространенности, открытости, эмоциональной насыщенности проекта. От защищенности и закрытости имперских дворцов до прозрачной распахнутости и проницаемости новых сооружений демократической эпохи — какие только способы выражения отношений власти и народа не использовали архитекторы, подстраиваясь под директивы правящей элиты, чутко улавливая каждое новое политическое веяние, играя на опережение в попытке угадать превалирующий вектор развития общественного управления.

Все новшества в архитектуре есть прямое следствие сформулированных властью задач, которые, в свою очередь, основаны на прогнозной аналитике теоретиков управления социальными структурами, чьи идеи, вбрасываемые периодически в массовое сознание, работают первичными тестерами, определяющими текущие запросы социума и его реакцию. Архитектура в этом смысле вторична, то есть она следует строго в фарватере, определенном для нее Числом, Границами и Размещением управляемых человеческих сообществ, тех самых, которые сегодня, почувствовав значительную свободу по отношению к власти, определили пределы своего проникновения как «безграничные». Это значит, что подконтрольность и, следовательно, пространственная проницаемость объектных структур власти во всем мире находится на том уровне, когда ее авторитет нивелирован до уровня фактического неподчинения. За этой Границей наступает хаос анархии. Человеческое общество традиционно не способно на самоограничение свободы в силу огромного количества объективных причин, что доказано сотнями лет его конфликтного существования, и значит, эта утопическая идея, будучи возведенной в ранг политической доктрины, неминуемо ведет к физическому разрушению его самого, власти и всей образной архитектуры, созданной на ее основе.

Выход из этой разбалансированной системы видится власти в корректировке символов в сторону психологического контроля и зависимости от технологий, находящихся в ее руках. Понятие «число» в этой парадигме приобретает ключевое символическое значение, так как именно число и его количественное измерение становятся основой нового цифрового мира. Понятия «граница» для числа не существует, а значит, и «форма» как геометрическое ограничение пространства в этом мире перестает быть определяющим фактором. В качестве опоры для творчества в распоряжении архитекторов остается лишь «размещение», то есть сложнейшая композиция из неограниченного числа единичных элементов произвольной формы, созданных на основе потребных, алгоритмически выведенных цифровых параметров. Фактически это комплексная мегаструктура, объединяющая в себе все существующие функции, обеспечивающие жизнедеятельность человека, размещение которых внутри носит сложный самоорганизуемый характер.

Власть всегда являла собой главного заказчика архитектуры, определяя ключевые аспекты задачи, которую поручала решать архитектору. Она, как управляющая обществом надстройка, всегда стремилась обозначить свое присутствие в том или ином организованном по принципу компактного проживания социальном сообществе посредством создания объектов-символов, олицетворяющих ее незыблемое положение в качестве повелевающей силы.

Архитектор исправно, в рамках своих компетенций, решал для нее эти задачи, совмещая в этом процессе исполнительность по отношению к заказчику и амбициозность собственных творческих устремлений. Власть привычно не жалела средств на символизацию своего величия, что позволяло архитектору несильно беспокоиться о затратной стороне реализации своих замыслов, достаточно было убедительно обосновать необходимость своих решений перед сувереном, у которого цена зачастую оказывалась вовсе не в числе главных приоритетов. Игра на самолюбии и лести практически всегда приводила архитектора к желаемому результату.

Сегодня, ввиду произошедших в общественных управленческих моделях изменений, власть вынужденно стремится быть ближе к объекту управления, ограничивая себя в затратах на внешние символы. Это создает архитектору вполне закономерные сложности с самореализацией через властный заказ. Но переходный период мировой демократической оттепели, судя по всему, близится к своему бесславному завершению. В очередной раз на новом историческом витке общественное самоуправление столкнулось с проблемой признания легитимности ранее выданных демократической власти полномочий на насилие. Почувствовав свою силу через механизм общественного контроля, незначительные объединения и группы граждан решили признать это право незаконным, широко внедряя эту идею в социально активной среде, в то время как власть безвольно стала сдавать одну за другой свои позиции, забыв о том, что государство не способно существовать без права на насилие. Власть, лежащая под ногами, обязательно будет подобрана кем-то, кто окажется более подготовленным к этому непростому бремени.

Решимость обозначить себя в качестве ее преемников уже проявляют создатели экономики нового мира, объединившиеся в межкорпоративные союзы, проникнув в правительства стран и получив доступ к государственным бюджетам, а неповоротливость старых денег только играет им на руку. Изменения происходят столь стремительно, что игнорировать их уже невозможно. Архитекторам в этой ситуации нужно быть готовыми к резкой смене задач и круга своих заказчиков во власти. Символизм возвращается в тренд, и образ новой высокотехнологичной власти уже требует адекватной образной материализации. Новые символы наступающей цифровой эпохи становятся очередным вызовом архитектору, создав для него первичные условия для поиска нестандартных решений очередной реинкарнации централизованной системы управления.

#2

Структура взаимоотношений власти и управляемого ей народа во все времена являла собой систему контроля меньшинства над большинством, и неважно, как в разные эпохи истории они именовались. Разница лишь в процентном отношении между управляющими и управляемыми, а также установленной между ними дистанцией. От абсолютной монархии до демократии во всех ее исторических проявлениях — суть происходящего оставалась неизменной в веках, прожитых человечеством. Сама природа определила принцип доминирования наиболее приспособленного и готового к осуществлению властного контроля за другими представителями своего вида как образец и единственно действенную модель поступательного развития любых живых социализированных сообществ. Правота большинства в них вполне обоснованно ставится под сомнение ввиду возможного возникновения состояния стагнации общественного развития, когда ради сохранения равновесной стабильности уничтожаются на корню все не укладывающиеся в существующие поведенческие концепты новые идеи.

Но все было бы слишком просто, если бы не множество факторов влияния извне на жизнь таких объединенных совместным существованием групп. Человек как высшая форма сознательного биологического организма являет собой открытую к влиянию и крайне подверженную различным психологическим воздействиям систему. По этой причине управление таким сообществом является наиболее сложным и требующим создания необходимых условий влияния со стороны претендующей на контроль за его развитием надстройки, состоящей из избранных представителей. Следствием этого сформировавшегося запроса явилось появление профессиональных политиков, а в дальнейшем и целого класса профессий, относящихся к так называемым политтехнологиям. Искусство манипуляции общественным сознанием стало одним из столпов устойчивости многослойной модели существования развитого социума. Эти механизмы в своем простейшем виде крайне эффективно воздействуют на него через средства массовой информации, социальные сети и иные внешние факторы.

Вы спросите, при чем здесь, собственно, архитектура, о которой мы продолжаем рассуждать в этой книге? Оказывается, очень даже при чем!

Рупор пропаганды, конечно, это очень действенная машина, но его голос очень громкий и грубый, а постоянное повторение закольцованных матричных мантр рано или поздно начинает вызывать у объекта прямого воздействия естественное отторжение, что приводит к результату, прямо противоположному поставленным целям.

Работа на первом уровне ассоциаций, имеющая своей целью прямым направленным ударом разрушить ментальную сторону социума, эффективна и способна приносить результат только на ограниченном временном отрезке, что вынуждает политтехнологов каждый раз пытаться найти отличные от уже использованных методов способы воздействия, их становится все меньше, а сроки смены применяемых механизмов — все короче. В итоге рано или поздно основные эффективно работающие приемы будут использованы, а сформировать новые времени не будет. В результате у власти возникает необходимость задействования более сложных и ориентированных на длительное непрямое воздействие механизмов для преодоления первичной реакции отторжения привитого организма. Их задача состоит в том, чтобы поступательно, маленькими шажками, с перспективой не одного поколения внедрять в устойчивую систему координат общества элементы обновленной архитектуры сознания, что призвано привести его к принятию полезности происходящих изменений в системе координат его позиционирования, ранее определенных им как комфортные и стабильно безопасные. Здесь-то и формируется потребность у носителей властных полномочий в культуре, и в архитектуре в частности, как в искусстве, имеющем, в отличие от музыки, живописи и литературы, ежедневный круглосуточный контакт с объектом воздействия.

Архитектура империализма, архитектура тоталитаризма, архитектура революционных перемен в обществе, архитектура демократии… Каждая из них, оставаясь в рамках границ объектного символизма, определяла на глубинном уровне устойчивость принятия системы для отдельно взятой социально-политической общности людей. Ее видимые проявления всегда преследовали основную цель — создание пространственного фона, отвечающего базовым принципам, заложенным в актуальную модель управления обществом.

Помпезность и горделивое величие имперских сооружений были направлены на психологическое подавление воли и принуждение к смирению перед силой правителей. Внешнее богатство отделки и убранств интерьерных пространств должно было демонстрировать неизменность и непоколебимость сложившегося веками положения вещей и бесперспективность любых попыток нарушить этот установившийся порядок. Правда, справедливости ради, это не уберегло от развала ни одну империю, хотя крах большинства из них был следствием не внешних образных факторов несогласия, а глубоких политических и экономических разногласий внутри самих систем, что неоднократно подтвердила преемственность использования архитектуры властных сооружений прошлого в своих идеологических целях всеми без исключения новыми вершителями судеб народов.

Эпоха производственно-технологических и политических революций породила сильнейший вектор, направленный на отход от избыточного декорирования архитектурных сооружений власти, уменьшение масштабов самих объектов и формирование общего облика, более совпадающего со средой, в которой существует общество, требующее перемен. При этом качество и самой этой среды вынужденно также приходилось улучшать, сокращая тем самым разрыв между архитектурой для власти и утилитарными постройками для народа.

Именно появившиеся с этого времени строительные объекты, реализованные для жизни и обслуживания интересов и нужд людей, не являющихся частью властной среды, и стало возможным полноценно именовать архитектурой для общества. Многоквартирные жилые дома, заводы, торговые центры — из ничего возникла новая ветвь в архитектуре, которая со временем практически вытеснила из поля психологического воздействия на социум ранее главенствовавшие там объекты, символизирующие властное подавление, и теперь в прошлом непререкаемая сила, получив над собой контроль со стороны демократических механизмов, заискивая перед электоратом, стала раз за разом переписывать общественный договор, размывая одну за другой, казалось бы, незыблемые ранее границы своего влияния на общество.

Сегодня архитектура отражает не силу правящей системы, не доминирование культа, не вековые устои общественных отношений, а является зеркальным отражением уродливого образа расписавшейся в своей беспомощности, вырождающейся власти, подверженной множественным сиюминутным воздействиям различных групп влияния и карликовых партий, получивших доступ к управленческим полномочиям и транслирующих через них в общество свои зачастую преследующие далекие от общественных интересов послания. Эта тенденция прослеживается по всему миру и, пока в меньшей степени, затронула наши пределы. Но и здесь уже говорят о столь трудно осознаваемом в русском прочтении принципе «устойчивой архитектуры» — непрекращающейся архитектурно-инженерно-социальной созидательной деятельности, направленной на формальную эстетизацию среды обитания, построенную на принципах природоориентированных технологий, экономической целесообразности и организации комфортной среды обитания общества.

Как тут поспоришь? Со всех сторон одни положительные эмоции. Только за всем этим, как всегда, сокрыта истинная причина инициации подобных течений. По сути они призваны уничтожить архитектуру, как инструмент материализации образа зависимых общественных отношений, действующий по заказу власти и в ее интересах. Упрощение посланий, которые генерируются объектами управления, до уровня простого диалога двух первичных социальных единиц нивелирует все исторические принципы организации общества, разрушает его основы и создает опасный прецедент возникновения классической революционной ситуации, хорошо описанной в работах выдающихся революционеров начала прошлого века. Вынимая по одному камни из основания здания общества, власть рискует утратить контроль и тем самым лишить себя полномочий на управление им. Единственный способ сохранить управляемость в таких деструктивных условиях — не дать гражданам времени на обдумывание, а значит, количество выдаваемых на-гора идей и инициатив должно быть таким, чтобы у общества не было возможности вставить в паузу между ними и малейшее зерно здравомыслия, что и происходит сегодня у нас на глазах.

Эта новая «устойчивость» гарантирована лишь безостановочным движением вперед с ускорением. Но в этом ускорении и кроется ее погибель. Если сравнивать его с любимым средством передвижения сторонников этой модели развития — велосипедом, то очень просто наглядно представить, что происходит, когда катающийся на этом двухколесном механизме без тормозов, спускаясь с горки, в движении преодолевает скорость свободного бега и с ускорением устремляется вперед. Сначала он пребывает в восторге от происходящего, он даже позволяет себе поднять руки с руля, поправляя свои растрепанные ветром волосы. Вдоль дороги мелькают красивые пейзажи, теплый ветерок приятно обдувает лицо. Ничто не предвещает беды. Но скорость растет, ветер в лицо уже не так приятен, глаза слезятся, дыхание перехватывает, ноги с педалей приходится убрать, так как они не успевают за скоростью их вращения, боковое зрение уже не различает красот, шум в ушах начинает пугать, а руль — нервно дрожать в судорожно вцепившихся в него руках. Процесс управления выходит из-под контроля, амплитуда колебаний переднего колеса находится уже за пределом безопасного прямого вектора, за чем и следует разрушающее, катастрофическое падение. Увы, осознание закономерного итога такого инфантилизма и безответственности приходит слишком поздно.

Устойчивая архитектура в моем понимании — это такой же велосипед без тормозов. За привлекательной, красивой ширмой из заботы о создании комфортной социальной среды обитания, пребывающей в гармоничных отношениях с окружающей природой, кроется та же бацилла, которая уже неоднократно изнутри разрушала любые устойчивые структуры во все времена.

Цель?

А какова и вправду цель? Ради чего на самом деле в общественное сознание внедряется эта идея? Ведь мы уже пришли к пониманию того, что ни одна активно медийно продвигаемая в обществе инициатива не может существовать сама по себе.

#3