Бесплатный фрагмент - Argentina Mía

День 1

Санкт-Петербург — Москва

Мы покупаем билеты за полгода до поездки, не имея ни места, где мы будем жить, ни понимания, что мы будем там делать, ни даже списка мест, которые мы бы хотели посетить. За три месяца до поездки наше настроение колеблется в сторону её отмены, ведь, казалось бы, всё зыбко и непонятно, и сложности только накапливаются. «Аргентина всё равно всё сделает по-своему, ничего не планируйте и не ожидайте, просто едьте, и всё будет хорошо» — это нам твердят много раз, и мы, возможно, в первый раз за всю нашу историю путешествий, едем почти наугад, надеясь на то, что сможем переиграть, сориентироваться на месте и справиться с любой неожиданностью. Возможно, это начало взросления, возможно, начало понимания того, что мир может быть не только враждебным.

За несколько дней до поездки мне попадается фильм «Два Папы», который я смотрю запоем, не отрываясь, пропуская все традиционные будильники и даже уговаривая семью идти укладывать сына спать почти на час позже обычного. Диалоги Хосе Берголио и Йозефа Ратцингера, зелень в садах Италии, Аргентина: Буэнос-Айрес, Кордоба, Тукуман, — всё под музыку моей любимой Мерседес Соса… Немного позже я посмотрю на свои билеты и посмеюсь — Рим, Буэнос-Айрес, Кордоба — вот тот маршрут, который был выстроен за месяцы до фильма.

Позже, в аэропорту Буэнос-Айреса на меня выпрыгнет реклама во всю стену: «Тукуман. Мы твоя судьба», — и я пойму, что, наверное, это будет одной из тех точек, которые мне стоит посетить в эту поездку, даже если это не входит в первоначальный план. Спустя пару недель я расскажу эту историю как анекдот Фабиану в Мендосе, куда я попал после первой попытки добраться до Тукумана, и он, со свойственной ему аристократичной выдержкой скажет, что я совершаю «El Camino de Papa» — «путь Папы».

В день нашего отъезда мы просыпаемся рано и отвозим сына в садик. Забрать его оттуда должны уже мои родители, с которыми он проведёт следующие три недели. Прощаться оказывается тяжело, и я даю себе обещание, что эта поездка будет последней, в которую мы поедем без сына — пусть отдых всей семьёй и отличается от того, какой нам нравится, но быть порознь оказывается намного тяжелее.

До поезда в Москву у нас остаётся ещё достаточно времени, и мы успеваем как сделать Вике страховку, которую у нас так никто и не спросил, так и выпить кофе перед дорогой. Наши вещи собраны уже давно, и всё, что нам остаётся — только собрать себя и добраться до вокзала.

Спустя некоторое время одна поездка на «Сапсане» становится похожа на другую до мелочей: показать паспорт на входе в вагон, выпить кофе, посмотреть полтора-два фильма или прочитать несколько десятков страниц книги — и вот уже объявляют прибытие в Москву. До рейса у нас ещё вечер и ночь, и это время мы проводим у Дуни и позже вспоминаем этот вечер как один из самых тёплых за многие месяцы — чай, неспешная беседа, знакомство с Таней и эмоционально-образной терапией… Воспоминания о тепле того вечера греют нас даже в жаркой Аргентине, задав тон всему путешествию.

От Дуни мы выходим глубокой ночью — наш рейс вылетает рано утром, и мы очень хотим успеть на посадку. По дороге в аэропорт я смотрю на ночную Москву, как будто никогда раньше её не видел, и в первый раз думаю, что этот город действительно может быть красивым.

Аэропорт встречает нас пустыми залами и закрытыми кафе в зоне вылета. Купить еду оказывается возможным только в Бургер Кинге, чего мы не хотим, и мы проводим некоторое время в ожидании, когда откроется хоть что-то более интересное, но дожидаемся наших спутниц, Машу и Сашу, которые и приносят с собой домашнюю еду на завтрак, и делят её с нами, за что мы им очень благодарны. У нас всё ещё остаётся немного времени до отлёта, и мы решаем прикорнуть недалеко от ворот, пока не объявят посадку. Я завожу несколько будильников, поддавшись своей тревожности, но просыпаюсь до них, и по пути до туалета вижу странное оживление возле нашего гейта. Вернувшись, я бужу своих спутниц, и мы успеваем на посадку, которую начали на полчаса раньше и без объявления по громкой связи. Я до сих пор гадаю, успели ли на рейс три итальянца, усевшись недалеко от нас, и даже не знаю, должны ли они были улетать, но помню, что мы их разбудили, перед тем, как поспешить на посадку.

Рейс до Рима мы проводим в полудрёме, прерванной, впрочем, лёгкими закусками, которые нам предлагают в самолёте. Я не отказываюсь, хотя и не голоден, понимая, что в следующий раз я могу поесть очень нескоро, а на второй день пути, после почти бессонной ночи, уровень сахара в крови будет сильно влиять на моё настроение.

День 2

Рим

Рим я помню хуже, чем любую из точек своей Аргентины. Вечный город был ласков к нам, пустив погреться под зимним солнцем в невозможных для меня ранее +18 в январе, но перед тем испытав нас, будто проверив наши намерения.

Мы выходим из здания аэропорта с третьей попытки, продравшись через паспортный контроль, не желавший нас выпускать в город, раз у нас транзитные билеты. Только доказав очередному пограничнику, что за одиннадцать часов, оставшихся до нашего вылета в Аргентину, мы вполне успеем пробежаться по городу, мы идём к поездам.

Разобраться в названиях и схемах удаётся не сразу — сказывается почти бессонная ночь и второй день в дороге — и, указав на один из поездов, я всё время в дороге переживаю и слежу за нашим путём в гугл-картах, одновременно читая путеводители чтобы понять, где и как нам лучше выйти.

Мы сходим на нужной станции (я испытываю чувство непередаваемого облегчения, когда вижу знак метрополитена) и, купив дневные проездные, спускаемся к поездам. Четыре станции спустя мы блуждаем в поисках лестницы или эскалатора, ведущих наверх, и — сказывается ли наша усталость, притупляющая восприятие, или просто утренняя неосмотрительность беспечных туристов — мы попадаемся на удочку. Стайка молодых женщин в яркой одежде устремляются к нам, будто бы в готовности помочь: «Вы ищете лифт наверх? Пойдёмте с нами, мы тоже наверх едем, это вот там!» — и мы идём, радостные и успокоенные радушием и тем, что одна из этих женщин глубоко беременная. Конечно, к лифту они нас приводят, но он оказывается слишком маленьким для всех нас, и потому нам предлагают идти вперёд, но двое таки заходят с нами, пока остальные стоят перед дверью, то ли ожидая следующего лифта, то ли блокируя вход и выход. Двери лифта не закрываются, и мы некоторое время не можем понять, что же случилось, пока наши спутницы галдят и что-то пытаются нам показать, совершая множество суетливых движений, а после дружно ретируются.

Именно в этот момент в моей голове рождается подозрение, что что-то тут не так, когда одна из женщин протягивает Саше якобы выпавший из её сумки кошелёк, а Маша рассказывает, что поймала чью-то руку, щарящую в поисках её кошелька. К счастью, мы ничего не потеряли, и пережив это неприятное приключение, всё-таки находим выход на поверхность — уже самостоятельно — и начинаем знакомство с городом.

Мы идём по пустынным (для меня) улочкам, пьём кофе в шумном кафе и наблюдаем, как общаются между собой итальянцы (и да, именно с такими утрированными интонациями и жестами они и общаются), пытаемся заказать десерты и воду на странной смеси английского и усреднённого испано-итальянского (к концу этого дня я смогу купить себе мороженое без единого использованного английского слова). По пути к Палаццо Медичи мы набредаем на памятник доктору Фаусту и место для прогулки лошадей, а от Палаццо спускаемся по ступеням, на которых, неожиданно, нельзя сидеть — и потому гомон туристов и обычные звуки города порой полностью заглушаются резкими свистками карабинеров.

Улица ведёт нас мимо туристических бутиков и жареных каштанов, маленьких кафешек и запаха марихуаны. «Королева Африки!» — обращается к Маше кто-то из прохожих, и мы, обернувшись, недоумеваем: «Что?». Очередной поворот выводит нас к реке, и, недалеко от набережной, мы садимся отдохнуть на холодный мрамор фонтана. Дело к полудню, рядом стайка голубей и такая же — старших школьников, громко и эмоционально общающихся на итальянском. Мы сидим добрых полчаса, и я всё пытаюсь поймать этот момент, перестать бежать, перестать пытаться занять себя чем-то и просто насладиться тем, что вокруг. Сейчас — тщетно. Идём дальше, и я уговариваю всех дойти до Ватикана.

По пути к Площади Святого Петра мы видим очень много военных в городе и гадаем, с чем это может быть связано — то ли все ещё идут выступления «желторубашечников» (от Франции до Италии не так далеко, да и явление приобрело всеевропейский масштаб), то так усиливают карабинеров из-за массового туризма, то ли что-то ещё. Новости о коронавирусе нас настигнут уже в Кордобе, и тогда мы, как и почти весь мир, будем думать, что это очередная «атипичная пневмония или птичий грипп — шуму много, а страха мало, ведь нас это не трогает, и вообще, от чего же нас этим отвлекают господа политики?» Впрочем, справедливости ради, я и сейчас не знаю, что делала армия на улицах Рима, и было ли это связано с пандемией, ведь в начале января было всего три случая заражения, и все три были успешно вылечены, а эпидемия началась уже когда мы были в России.

Мы доходим до самой границы Ватикана и я благодарю Бога, что он привёл меня сюда. Площадь Святого Петра производит поразительное впечатление — и не только размером очереди из людей, пытающихся посетить Ватикан, но и чем-то в самом месте, с которого тысячи людей смотрят за тем, как идут выборы нового Папы. Я делюсь с моими спутницами какими-то фактами из традиций и обрядов церкви, нахожу крышу Сикстинской капеллы (или того здания, которое я ею считаю), и мы идём дальше, искать себе обед.

Ресторан оказывается больше помпезным, чем вкусным, впрочем, вино было неплохим, а цены относительно умеренными, что нас вполне устраивает. Мы гуляем дальше, думая, не добраться ли до Колизея — Маша очень хочет туда — и каким-то чудом оказываемся возле Пантеона. Маша уговаривает нас зайти, и я бесконечно благодарен, что это произошло.

Сводчатый потолок с глазом окна в самом центре — шедевр инженерной мысли, технически сложный даже в наше, казалось бы, просвещённое время великих строительных проектов. Толпы туристов — их побоку, никуда не деться, потому и не обращаю на них внимание. Главное в другом: в непередаваемом чувстве присутствия, которое сложно описать словами, в покое и тишине между гомоном, в серьёзном «снимите головной убор, это же место поклонения!» от охраны на входе — в том, что делает Пантеон особенным и родственным площади Петра. Я покупаю пару медальонов с портретом папы Франциска, и понимаю, что сегодня, именно здесь и сейчас, для меня произошло что-то важное, то, что я буду переваривать еще долго.

Мы идём дальше, к фонтану, имени которого я не запоминаю, и, дойдя до него, садимся немного передохнуть. Саша устала и тихонько плачет от усталости, и я забираю её рюкзак, ведь впереди ещё пара километров вверх по склону до ближайшей станции метро (на поверку оказывающейся закрытой, поэтому мы идём ещё километр до другой), час пик вечернего Рима и, наконец, экспресс до аэропорта. В поезде девочки дремлют — сказывается усталость бессонной ночи и насыщенный день. Скоро перелёт в Байрес. Колизей останется на какой-то другой раз. До встречи, Вечный Город.

День 3

Рим — Буэнос-Айрес

Всю дорогу из Рима до Буэнос-Айреса я сижу в среднем кресле, между женой, которой я пытаюсь дать немного свободного пространства, чтобы удобно свернуться в узком кресле эконом-класса и поспать, и высоким и крупным итальянцем глубоко за 70, который почти не просыпается и не встаёт с кресла. Сидеть так утомительно, я бы встал со своего кресла, но синьор слева не реагирует на мои робкие попытки его потревожить, а перепрыгнуть его я уже смогу — да и не хочу, из страха упасть на соседние ряды.

Скажу честно, я совсем не люблю ночные перелёты, и до сих пор тем единственным исключением, когда я по-настоящему насладился полётом в ночь был мой единственный перелёт бизнес-классом во Владивосток, когда салон был заполнен наполовину, и в моём распоряжении были оба соседних кресла.

Сейчас же я оказываюсь зажат в удивительно неудобном даже по меркам эконом-класса кресле, мне душно, я устал, но устроиться настолько удобно, чтобы подремать, я не могу, и всё, что мне остаётся, так это смотреть фильмы в развлекательной системе — к счастью, она работает — в промежутках между едой, пока усталость не «выключает» меня с неудобно заваленной набок головой.

Я просыпаюсь ближе к концу перелёта и, аккуратно разминая шею так, чтобы никого не побеспокоить, пытаюсь проснуться об вовремя принесённый самолётный кофе, содержащий достаточно кофеина, чтобы дать хоть какой-то импульс бодрости, и достаточно традиционно-самолётный, чтобы его было сложно пить без сливок и сахара. Впрочем, бодрости ради я заставляю себя выпить его чёрным и горьким, исподволь надеясь, что это последний раз, когда я заставляю себя что-то делать в эту поездку. Увы, история с кофе повторяется снова и снова, и после того как заканчивается та пачка, что я везу с собой, лишь один раз за всё время (включая недельное проживание в пятизвёздочном отеле в Буэнос-Айресе) я могу выпить действительно вкусный кофе — впрочем, как мне и обещали задолго до моего путешествия.

Вскоре объявляют нашу посадку, но я, увы, сижу так, что мне мало что видно в иллюминатор, и потому познакомиться с Аргентиной у меня получается только уже приземлившись. Разумеется, при всех различиях архитектуры и дизайна, все терминалы в известном смысле похожи один на другой, и потому главным новшеством для меня выступает обилие испанского вокруг — не то чтобы я не видел такого раньше, но почему-то сейчас это достаточный для меня признак другой страны.

Коридоры ведут нас дальше и глубже, к огромной «змее» временных коридоров и ничуть не меньшей очереди перед стойками миграционного и таможенного контроля. Пока мы стоим, ожидая своей очереди быть приглашёнными на проверку паспортов — хоть электронная очередь и присутствует, как набор аппаратуры, она явно не собирается сегодня работать и потому очередь продвигается по крику «adelante!» («следующий!») — я чувствую, как тупое ощущение усталости сменяется нервозностью, обострённой до такой степени, будто мой организм, в попытках достучаться до юного и рационального своего неокортекса, раз за разом посылает всё более сильные сигналы, и реакция на ситуацию намного преувеличивает её значимость. В итоге, к тому моменту, как я дохожу до окошка и протягиваю свой паспорт, из моей головы вылетает почти весь мой словарный запас, и простую ожидаемую просьбу паспорта с последующим вопросом откуда я прибыл, мой мозг пропускает мимо. К счастью, фразу повторяют по-английски, а этот язык у меня в стрессовой ситуации давно уже не отключается, и потому мне ставят заветный штампик и пускают в страну.

Закончив со всеми формальностями и получив багаж, мы перемещаемся ближе к выходу из терминала, чтобы купить воды, выпить лекарства, если это нужно и посетить туалетные комнаты, чтобы переодеться и хоть как-то привести себя в порядок влажными салфетками — на третий день пути желание почувствовать хотя бы относительную чистоту тела чувствуется уже не только эмоцией, но и почти физически.

Приведя себя в порядок, мы в первый раз разделяемся, так как одна из наших спутниц летит в Кордобу двумя часами позже из того же аэропорта, но при этом приобретаем нового попутчика — Ваня прилетает из Франции спустя полчаса после нас — и потому нам кажется логичным выезжать из аэропорта всем вместе. Дальнейшие наши планы разнятся — у нас с Викой куплены вечерние билеты на самолёт из другого, внутреннего аэропорта Буэнос-Айреса, Саша и Маша уже давно озаботились билетом на автобус и морально готовятся провести двенадцать часов в сидячем положении, а Ваня думает присоединиться к ним, так как автобус, зачастую, является одним из самых дешёвых способов путешествия на дальние расстояния.

Собравшись в кучу и в подобную же собрав все наши планы, мы делимся на две команды — девочки решают сразу же поехать на автовокзал, а мы, не озаботившись покупкой валюты заранее, берём с собой Ваню и едем искать нашего друга, живущего в Буэнос Айресе уже какое-то время и обещавшего нам рассказать, где находится «проверенный чёрный меняльщик» — пусть это и звучит как катахреза, но в местных реалиях вполне работает, а разница между «чёрным» и официальными курсами может доходить до двух раз.

Такси, с которым мы договорились только со второй попытки, везёт нас к центру города, и мы увлечённо смотрим вокруг. Сейчас раннее утро, но солнце жарит уже немилосердно, и мы понимаем, что прыжок из зимы в лето вполне нам удался. Проносящиеся мимо нас здания ничуть не напоминают те страны, в которых довелось побывать; Ваня восторженно оглядывается по сторонам и, следуя привычками и инстинкту профессионального фотографа, фотографирует то соседей по транспортному потоку, то памятники, то гигантский социальный призыв: «Cuando tomes — no maneje» («Когда пьёшь — не садись за руль») — или наоборот. Увы, я не сохранил фотографию.

Лишь только когда мы въезжаем в центр города и трассу сменяет квартальная застройка с улицами, носящими имена географических объектов и великих людей, а над тротуарами возвышаются раскидистые деревья, призванные давать хоть какую-то тень, я наконец-то начинаю осознавать, что за последние сутки пролетел половину мира и сейчас нахожусь на совершенно ином континенте, причём на том, о котором даже и не думал, когда фантазировал о путешествиях в своём детстве.

Мы оставляем такси и встречаемся с Димой, и, как он и обещал, он рассказывает нам, где можно купить сим-карты и поменять деньги, и даже более того, когда мы уже прощаемся с ним и начинаем искать дорогу к месту назначения, присылает нам точные координаты и адрес.

У нас уходит всего двенадцать минут чтобы дойти до торгового центра, где мы можем сделать себе сим-карты, но квартальная застройка с её необходимостью постоянно переходить дороги то там, то сям, не облегчает путь незадачливому туристу, вынужденному тащить с собой двадцатикилограммовый чемодан и тяжёлый рюкзак за плечами. Впрочем, своя ноша, как известно, не тянет, и даже под всё усиливающейся жарой мы сохраняем оптимизм. Ещё минут десять мы тратим, чтобы найти офис телефонного оператора внутри торгового центра и сорок — чтобы оформить наши договоры. На то, чтобы найти обменник и выйти оттуда с ужасающе толстыми пачками наличных, нам требуется едва ли четвёртая часть от времени, потраченного на телефоны, и, вновь вызвав такси, мы выдвигаемся к автовокзалу.

К этому моменту до отправления автобуса остаётся всего полтора часа, и пока Ваня бежит купить себе билет, мы находим девочек в кафе и успеваем перекусить удивительно вкусными сэндвичами и какой-то сладкой выпечкой, а я в первый раз пробую местное пиво, которое пусть и не вызывает у меня безудержного восторга, но признаётся вполне неплохим.

Проводив Машу, Сашу и Ваню к платформе перед их автобусом, мы прощаемся с ними до сегодняшнего же вечера — или правильно будет сказать ночи — и выдвигаемся гулять. В моих планах дойти от автовокзала до того отеля, где мы будем жить спустя две недели, и как мне кажется, это не так уж и далеко для пешей прогулки. Две недели спустя мы таки подтверждаем эту мысль, пройдя расстояние в пять раз большее по центру Буэнос Айреса, но сейчас же, после ночного перелёта и двух дней в пути, с чемоданами и без акклиматизации, мы проходим, быть может, половину пути, после чего решаем, что лучше будет подождать своего рейса в аэропорту.

За четыре часа, оставшиеся до нашего рейса, мы успеваем поесть, побродить, почитать, поскучать, купить мне обувь, которая спасёт всё моё пребывание в Аргентине (никогда бы не подумал, что у Crocs может быть что-то, кроме шлёпанцев, и менее всего я бы ожидал найти удобные мокасины). Именно тогда я вижу пророческую для меня рекламу Тукумана, которая отчасти определит наш маршрут. Хотя нас и предупреждали «не планируйте», и даже в Кордобе, спустя какое-то время, мы находим надпись «No need plan» («План не требуется»), мы всё равно строим планы и пытаемся их воплотить. И именно тогда, перед перелётом в Кордобу, в голове рождается ещё одна фраза, которая будет поддерживать меня всё это время и позволит принимать всё происходящее вокруг: «Si Dios lo permita» («Если Господь позволит»).

Дни 3—4

Кордоба. Свадьба

Когда мы прилетаем в Кордобу, я уже устал настолько, что с трудом понимаю, где мы и как мы, и потому не особо вникаю в то, что происходит вокруг. Мои мысли заняты сложной задачей поиска такси (их много, но надо говорить по-испански), и, успешно подсунув под нос водителю телефон с адресом, я весь путь до места назначения провожу, тупо уставившись в окно, и даже не пытаясь запомнить маршрут. Думать о том, что я могу сделать, если что-то пойдёт не так, я уже не могу физически, как и наслаждаться видами вокруг, поэтому всё, что отложилось у меня в голове из поездки от аэропорта до нужного нам адреса — это закатное небо, узкие улочки и порой нелогичное поведение водителей вокруг.

К счастью, нас довозят именно туда, куда нужно, и вовремя — едва успев переобнимать всех и бросить вещи, мы тут же втягиваемся в помощь с перетаскиванием пары сотен килограммов звуковой аппаратуры, заказанной для свадебной пеньи, и лишь после этого мы можем оглядеться вокруг.

Дом, стандартно-белый снаружи (в жаркой Аргентине это выглядит логичным и естественным), квадратный и одноэтажный, оказывается, уходит вглубь квартала на пару сотен метров, и если пройти насквозь первое здание, можно попасть в просторный внутренний двор, ограниченный на дальнем своём конце сценой. Сцена в жилом доме может показаться чем-то из ряда вон, но зная то, к кому мы приехали на свадьбу, чем живёт этот человек и сколько призов и регалий он собрал за годы своей карьеры, наличие сцены нам представляется не более чем сообразным фактом — так и есть, и иначе быть не может.

Нам предлагают привести себя в порядок и пойти поужинать; мы с радостью тратим полчаса на то, чтобы принять холодный душ (это самое простое, что можно придумать прямо сейчас — хоть душевая, расположенная ровно за сценой, и оборудована старым и ржавым проточным нагревателем, в силу его возраста он нещадно бьёт током любого, рискнувшего мечтать о горячей воде) и выдвигаемся в сумерки вечерней Кордобы — по местным меркам мы ужинаем как бы даже и не рано, всего лишь в десять вечера.

Первое настоящее знакомство с аргентинской кухней (не считать же таковым сэндвичи на автовокзале) вызывает чувство лёгкого недоумения. Мясо, картофель фри, множество газировки и разного фастфуда, и почти нет овощей или зелени. Опытные люди, хорошо знакомые с местными кулинарными пристрастиями, уверяют нас, что местные именно так и питаются, что для нас, конечно, сюрприз, и не самый приятный. Впрочем, мясо, которое я себе заказываю, оказывается вполне приятным, но вот свою порцию доесть я никак не могу, и оставляю почти половину от принесённого мне гарнира на тарелке.

Добравшись до дома, что, к счастью, занимает у нас меньше 10 минут неторопливой ходьбы, мы надуваем себе матрас, стелем постель и проваливаемся в такой желанный сон почти без сновидений, который для меня прерывается лишь единожды, когда приезжают наши друзья, немало утомлённые своими двенадцатью часами в автобусе. И даже это вынужденное пробуждение не сбивает мне сон, и улёгшись обратно, я засыпаю задолго до того, как моя голова окончательно устраивается на подушке.

Утро начинается с общения с друзьями и с коровы. Одна из традиций, которую наши друзья хотят воспроизвести на своей свадьбе, это одна из вариаций асадо, а именно — целая корова, медленно запекающаяся на углях в течение многих часов. Разумеется, такую важную вещь нельзя доверить абы кому, и для этого рано утром (по местным меркам, конечно) свежезабитая туша парнокопытного прибывает в сопровождении двух профессиональных асадоров (то есть тех, кто будет творить магию углей и мяса), выглядящих так, словно они пили последний месяц и останавливаться вовсе не собираются даже ради какой-то там свадьбы.

Разумеется, нам не дают просто так пройти мимо: когда мы уже все собрались добраться до кафе в поисках завтрака, будущие молодожёны отлавливают мужскую часть нашей компании и просят помочь с коровой и с элементами декора. Корову берёт на себя Дима, как сильный из нас — и этот опыт оставляет сильный след в его душе («Я в первый раз прикасался к мёртвому животному! И какая она же тяжёлая!»), а от запаха туши он будет морщиться весь день и вечер, даже когда мне будет казаться, что этот запах уже давным-давно фантомен. Мы же хватаем декоративные снопы сена, скатерти, стулья и прочее и тащим туда, куда нам велят наши гостеприимные хозяева, после чего всё-таки сбегаем ради знакомства с местной традицией завтраков.

Традиционный завтрак оказывается чашкой не самого лучшего кофе, круассанами-медиалунас и стаканом сока. В редких случаях медиалунас заменяются на горячие бутерброды, но в целом для нас, привычных к солидным завтракам, относящихся к ним, как одним из самых важных приёмов пищи за день, это как минимум непривычно и странно. Тем не менее, сделав массовый заказ из разных наборов завтраков, разделив его на всех и заполировав отличным мороженым, продающимся по соседству, мы оказываемся удовлетворены и в силах дожить до свадебного пиршества.

Покончив с завтраком, наши друзья возвращаются помогать в подготовке свадебного мероприятия; мы же отправляемся на поиски церкви — обязательная часть любого воскресного дня для меня. Гугл находит нам одну из церквей на той же улице, что и кафе, чуть поодаль, но, как показывает мой опыт, понятие «недалеко» очень разнится от города к городу, и если в одном мы успевали пройти мимо нужного здания, потому что оценивали расстояние, как гораздо большее, чем в действительности, то в Кордобе нам понадобилось минут 20, чтобы дойти до церкви, хотя нам казалось, что нужно пройти буквально пару кварталов.

Понять город за эту прогулку нам не удаётся. Магазины, дома, редкие прохожие, здание полиции, пара площадей — слишком мало времени, слишком малый отрезок пути по улицам второго по величине города Аргентины, чтобы понять его или хотя бы почувствовать. Всё, что мы понимаем — это город, где в первую очередь живут люди, и сделан он для людей, пусть и не идеально.