Антиквар

Антиквар

Тайна золотого эшелона

«Я служил не той или иной форме правительства,

а только Родине своей, которую ставлю выше всего».

А. В. Колчак

Введение

— Ты хотя бы понимаешь, что тебя теперь нужно убивать?

— Чего сразу убивать-то?

В большом деревенском доме поселка Макарьево Нижегородской области разговаривали двое. Хозяйка, собиравшая в соседней комнате поздний ужин, могла видеть их через полуоткрытую дверь. То есть специально она не присматривалась, но в процессе перемещений по кухне, время от времени бросала взгляд в сторону говоривших. А разговор, начавшийся вполне обыденно, но потом возвысившийся до громкого спора, она могла слышать почти дословно.

Старший из говоривших (лет примерно шестидесяти, одетый скорее бедно, чем скромно, и явно повидавший в жизни всякого) приезжал часто и был ее любимым постояльцем. Потому что в быту не привередничал, с водкой не безобразничал, а платил щедро.

Этот, старший, говорил напористо и держался хозяином. Второй собеседник, хотя и был значительно моложе, на голову выше и заметно шире в плечах, в основном оправдывался и казался изрядно обескураженным.

— Чего убивать-то? — повторил он. — Мы к тебе со всем уважением…

— Ну да, — непримиримо мотнул головой старший. — Со всем уважением подставили по полной программе. Меня теперь или вместе с вами заметут, или притянут за то, что знал о преступлении и не сообщил. Как думаешь, мне это надо?

Между спорящими, прислоненная верхним краем к стене, стояла большая, высотой примерно метра полтора, алтарная икона в роскошном серебряном окладе. Владимирская богоматерь с житийными клеймами.

— Да почему подставили? — не унимался молодой крепыш. — Ты посмотри какая работа! Какая ювелирка! Тут одного только серебра больше десяти кило.

— А ты мне ее как лом собираешься продавать?

— Зачем как лом? Смотри, красота какая. Уникум!

— В этом и дело. — Старший, устав от непонятливости собеседника, опустился на стул и подпер голову руками. — Завтра, когда пропажа обнаружится, здесь полиции будет больше, чем на митинге с выступлением губернатора. Вы ее даже из деревни не вывезете.

— Да ты только скажи, — взмахнул рукой молодой и энергичный, — я ее тебе прямо на дом принесу. Лично. На хребте через тайгу, в обход всех постов. Ни один мент не прочухает.

— Ладно, хорошо. Допустим, я ее у вас купил. Что дальше?

— Ну, продашь барыге какому-нибудь. Ты ж там всех знаешь… Она ж миллионы стоит!

— Да кто ее возьмет за миллионы-то? Это все равно, как Мону Лизу из музея спереть. Ее и дома оставлять нельзя и показывать никому нельзя. Потому что хоть сто, хоть двести лет искать будут и не остановятся, пока не найдут.

— При чем тут Лиза какая-то? — возмутился молодой. — Ты про дело говори.

— Говорю про дело: за настоящую цену никто эту икону у вас не возьмет. Потому что ее надо будет лет на триста спрятать куда-нибудь в подвал. Причем не факт, что и через триста лет ее кто-нибудь не опознает, как краденую. Как думаешь, много покупателей найдется при таких условиях?

— И чё ты предлагаешь? — мрачно вопросил крепыш.

— Самое лучшее, что вы можете сделать — отнесите икону к церкви, откуда вы ее утащили, и там оставьте. Тогда, может быть, останетесь на свободе. Иначе и сами сядете, и меня за собой утянете.

— То есть ты нам помогать не хочешь?

— Если будете делать такие глупости, вам никто не поможет. А если по уму, то тебя лучше всего было бы убить, чтобы и разговора этого между нами не было, и чтобы никто не сказал, что я с вами каким-то краем связан.

— Это твое последнее слово?

— Да.

— Пожалеешь.

— Уже жалею. Не надо было с вами, хитромудрыми, связываться.

Глава 1. Пришелец из прошлого

Звонок был размещен на столбе возле калитки. Невысокий темноволосый человек солидного (хорошо за 50 лет) возраста, одетый по европейской моде, заглянул в блокнот и, видимо удостоверившись в правильности адреса, решительно нажал на кнопку.

Никаких электрических звуков не послышалось. Зато разом, словно их включили этим нажатием, из-за дома, гремя стальными цепями, вылетели и яростно забрехали два огромных пса-алабая*.

* Алабай — Крупные собаки грубого, крепкого типа конституции. Высота в холке для кобелей от 65 см, для сук от 60 см. Голова массивная, с развитыми скулами, на короткой, мощной шее. Вокруг шеи толстая шкура собирается в складки. Уши и хвост обычно коротко купируют. Шерсть густая, грубая, прямая. Характерно наличие гривы, очесов, штанов. Наиболее распространенный окрас — белый с отметинами и без, а также черный, тигровый, серый, рыжий, пятнистый. Выносливы, неприхотливы, переносят жару и холод, недостаток пищи и воды, могут совершать длительные переходы. Используются как пастушьи и караульные собаки.

Псы рвались с привязи, хрипя и задыхаясь в ошейниках, так что оставалось только надеяться, что стальные цепи достаточно прочны.

Собачье громыханье произвело впечатление. Гость слегка отступил и принялся ждать в некотором отдалении. Через пару минут его терпение было вознаграждено. На крыльцо в дырявой футболке и просторных парусиновых штанах вышел хозяин дома. Был он коренаст, стрижен под миллиметр и имел выражение лица, не располагающее к общению.

— Чего тебе, добрый человек? — спросил он безо всякой теплоты в голосе. — Дело какое есть, или приключений ищешь?

— Приключений? — встрепенулся гость. — О да.

— Они иногда бывают довольно болезненными, — предупредил хозяин.

— Э?

— Болезненными, говорю, — повторил вышедший, чуть повысив голос. — Потому что кроме собак у меня еще имеется карабин и помповое ружье «Рысь».

— О! А сабля? Сабля е?

— Чего? — обладатель дырявой футболки и помпового ружья в удивлении даже приспустился с крыльца на две ступеньки. — Ты кто такой?

— То не главный вопрос.

— Ладно. Какой главный?

— Радола Гайда. Ведаете?

— Хм… — Стоящий на крыльце вдумчиво почесал лоб и внимательнее вгляделся в пришельца. — Не думал, что когда-нибудь снова услышу это имя. А ты что, иностранец?

— С Чехии.

— Надо же. А на вид совсем, как нормальный человек… Ладно, заходи в дом. Посмотрим, что у тебя за приключения.

Пройдя за мрачным хозяином в тесно заставленную какими-то коробками прихожую, пришелец переобулся в предложенные тапочки. При этом снятые ботинки пришлось оставить возле засунутого под лавку черепа огромного доисторического быка, могучие рога которого имели размах почти в два метра и за прошедшие столетия ничуть не утратили прежней грозной крепости.

— Сюда иди, — позвал домовладелец, успевший удалиться по лабиринту коридора.

Гость, с любопытством рассматривая мебель (справа плотно стояли резные шкафы из орехового купеческого гарнитура, слева — высоченный дубовый буфет XIX века) прошел на зов.

— Присаживайся, — обладатель парусиновых штанов жестом указал на кресло напротив окна, а сам, согнав со стула вальяжного белого кота, уселся напротив. — Слушаю тебя.

Демонстрируя принадлежность к европейской цивилизованности, пришелец извлек из сумки планшет и, поводив по нему пальцем, вызвал на экран черно-белую фотографию.

— Архивное фото, — сообщил он, разворачивая изображение к собеседнику. — Написано: «Екатеринбург, 1919 год». То, — (он указал пальцем), — Радола Гайда. То — его бодигард.

Хозяин дома с любопытством всмотрелся в предлагаемую картинку.

— Ага. Вот этот черненький? На саблю опирается?

— Так.

— Угу. И что дальше?

— То — мой дед, — просто сообщил гость.

— Ишь ты… А ты, стало быть, внук?

— Так.

— И как же тебя зовут?

— Володзимеж Бур-Езёраньский.

— О как. А попроще?

— Можно просто Володя.

— А я Юра.

— Очень приятно.

— Угу. Стало быть у этого черненького фамилия Бур… Как ты там сказал?

— То не его имя. В 1945-м, когда в Чехии стал социализм, Гайда арестован. Дед велел менять имя. Моя мать — полька, поэтому, когда я родился, меня записали на польское имя.

— Понятно. А от меня-то ты что хочешь?

— Радола Гайда был командующим Сибирской армией Колчака. У Колчака был свой личный бодигард. Его имя… — тут чешский гость извлек из кармана блокнот и, раскрыв его на первой закладке, с видимым трудом прочел: — Тимофей Каледёнков. Ведаете то имя?

Хозяин дома не ответил. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел на пришельца расширившимися глазами.

Глава 2. Трое из конвойной сотни

Европейский гость говорил по-русски бегло, но с забавным, как бы старославянским акцентом. Убедившись, что пришел он к нужному человеку, чешский Володя с непроизносимой польской фамилией поведал следующую историю.

— Радола Гайда. Ведаете?

Поздней осенью 1919 года, когда стало ясно, что силы Сибирской армии иссякли, а союзники в очередной раз всех предали, Александр Васильевич Колчак пригласил в штабной вагон трех бойцов из знаменитой конвойной сотни.

В эту сотню, личный конвой Верховного правителя Российской империи, набирали представителей элитных воинских подразделений прежней царской армии. Все они были потомственными воинами, способными метко стрелять на скаку, рубить саблями с двух рук, а в седле держались так, словно там и родились.

Почти все прошли войну, и боевой путь их был отмечен георгиевскими крестами*, выдаваемыми исключительно за храбрость. Причем многие имели все четыре степени этого ордена — полный бант.

*ГЕОРГИЕВСКИЙ КРЕСТ, награда в Российской империи. Учрежден в 1807 для награждения нижних чинов — солдат и унтер-офицеров, исключительно за боевые заслуги. Официально называется Знаком отличия военного ордена Святого Георгия. С 1856 Знак был разделен на четыре степени. 1-я и 2-я степени чеканились из золота, а 3-я и 4-я — из серебра. Награждение производилось с низшей, 4-й степени. Знаки 1-й и 3-й степеней носились на ленте с бантом.

Но среди тех троих, кого пригласил к себе Верховный правитель, только один имел военный опыт. Двое других были рядовыми солдатами безо всяких знаков отличия. Они никогда не ходили в атаку и вообще не участвовали в боевых действиях. Дело в том, что воинская часть, в которой они несли службу до момента отречения государя-императора, квартировалась в Царском селе и в ХХ веке ни разу не покидала места своей дислокации. Именовалась эта часть сложно и пышно: Лейб-гвардии кавалергардский Ея Императорскаго Величества вдовствующей императрицы Марии Федоровны Царскосельский полк. Единственной задачей данного элитного подразделения была охрана императора и царской семьи.

Итак, трое из конвойной сотни. Один офицер и два кавалергарда. Колчак долго перебирал кандидатуры, прежде чем остановился на этих трех воинах. Задача, которую им предстояло выполнить, находилась не просто на грани человеческих возможностей, но, в значительной мере, выходила далеко за этот предел. Поэтому требовалась не только абсолютная надежность, но и умение выживать в любых ситуациях.

Никакого гусарства, никакого стремления красиво умереть, внушая врагам трепет своим бесстрашием и невозмутимым презрением к смерти. Александру Васильевичу требовались люди, обладающие фантастической выносливостью, способные годами терпеть и ждать. Потому что с ними он намеревался отправить весточку в будущее.

Какое же послание хотел отправить Верховный правитель далеким потомкам?

Догадаться не трудно.

Когда началась Первая мировая война, золотой запас Российской империи, составлявший несколько десятков тонн золота в слитках и золотой монете, был вывезен подальше от фронта. В Казань.

Эта мера предосторожности оказалась далеко не напрасной. В 1918 году, когда большевики начали энергично прибирать к рукам все богатства прежней династии, они не смогли дотянуться до главного сокровища. Потому что Казань и заполненные золотом подвалы Казанского банка остались в руках белой армии. Позднее, когда вся полнота власти в Сибири и на Урале перешла Колчаку, избранному Верховным правителем Российской империи, ему были переданы и все ценности.

Так началась обросшая затем многочисленными легендами история об эшелоне, заполненном золотыми слитками, и о золоте Колчака, следы которого затерялись в безбрежных просторах Сибири.

Но вернемся в позднюю осень 1919-го, в штабной вагон, где состоялась встреча адмирала с тремя его особо доверенными телохранителями.

Было сказано:

— В своей стране нельзя вести войну с противником, готовым сражаться до полного истребления.

— Золото империи должно быть сохранено.

— Сколько бы ни пришлось ждать, будь то годы или десятилетия, но придет время, когда Россия возродится и к власти придет законный правитель. Ему и только ему должно передать тонны золота, принадлежащие стране и ее народу.

— За слитками будут охотиться бесчисленные авантюристы. Поэтому заблаговременно оставлено несколько ложных следов. Все они ведут в никуда.

— Настоящую тайну будете знать только вы трое.

— Тайну необходимо разделить на три части, чтобы ни один из вас под пытками или при угрозе жизни дорогих вам людей, не в состоянии был бы выдать палачам полное знание.

— Только собравшись вместе, вы или (если так сложатся обстоятельства) ваши потомки будете способны найти сокровенное место.

— Действовать надлежит лишь тогда, когда придет время. А до той поры ваша задача выжить. Что бы ни случилось, молчать, терпеть и хранить тайну. Потому что в ней сокрыто будущее России и грядущее ее возрождение.

* * *

Европейский гость закончил рассказывать и откинулся в кресле, ожидая ответной реакции собеседника. Тот несколько минут сидел молча, потом сообщил:

— У меня тоже есть пара архивных фото.

И удалился вглубь своей территории. Чех остался в комнате один под присмотром матерого белого кота, который теперь расположился на затиснутом в угол антикварном диване с потертой парчовой обивкой. Кот казался дремлющим, но чуткое движение ушей и подергивание кончика хвоста свидетельствовали о том, что обстановку он контролирует полностью.

Вернулся хозяин и выложил на стол потрепанную канцелярскую тетрадь большого формата, из которой после некоторых поисков извлек два фото. На первом был запечатлен кавалергард с золотым шлемом, сидящий на вороном коне. На втором — Колчак в окружении офицеров штаба. На переднем плане справа отчетливо был виден боец конвойной сотни — молодой, но суровый.

— А вот это — мой дед, — указал домовладелец. — Тимофей Сергеевич Каледёнков.

— У вас русских такие трудные имена, — пожаловался гость.

— Кто бы говорил…

Глава 3. Тайна, разделенная на три части

— Стало быть, ты полагаешь, — хозяин с простым русским именем Юра расставил на столе чашки с чаем и вазочки с печеньем и жестом предложил гостю угощаться, — ты полагаешь, что сейчас, в октябре 2012-го, пришло нужное время, в России, наконец, восстановлена законная власть, и мы должны передать тайну Колчака нынешнему президенту. Я правильно понял?

— Передавать или не передавать — второй вопрос. Сначала надо эту тайну знать. Ты ее знаешь? — чешский гость вопросительно уставился на хозяина.

— Нет.

— И я нет. Между тем, мы уже не юноши, и я не уверен, что лет через десять-двадцать сумеем исполнить все, что потребуется для изучения загадки и хранения завещанного золота. Кстати, говорят, в вашей стране собираются восстановить монархию?

— А ты что-то чисто по-русски заговорил. Раньше все на чешский сбивался…

— Я волновался.

— А-а… Ладно. Допустим, мы решили найти все, что там было спрятано в 1919 году. Но как? Лично мне дед ничего о золоте Колчака не говорил. И на должность хранителя никак меня не готовил.

— А как он должен был готовить? Ударить шапкой об пол и сказать: вот, дескать, внучек так и так… И написать на твое имя заявление в трех экземплярах.

— Хм… — хозяин задумчиво глотнул чая. — Пожалуй.

— Кстати, твой дед как умер: после болезни и в окружении родственников или один и внезапно?

— Ну, ты прям ясновидец…

— Значит, один?

— Да. Ему под 80 было. Говорили, что упал с крыльца и сломал ребро. Острый обломок кости пробил легкое, и в деревенской больнице ничего не смогли сделать.

— А перед смертью он говорил что-нибудь?

— Говорил. Только глухая бабка, которая за ним ухаживала, не разобрала слов. Или не поняла. Дед несколько раз попытался втолковать ей что-то, но потом понял, что это бесполезно и заплакал.

— Вот!

— Чего «вот»? В любом случае след потерян, и спросить теперь некого.

— Недооцениваешь ты предков. Тайна такой важности должна была иметь несколько уровней защиты. Пусть твой дед не успел ничего сказать, но наверняка оставил какой-то знак. Это может быть вещь, памятка… Кстати, я спрашивал о сабле. У тебя есть?

— Ну, ты скажешь… — Юрий возмущенно вскинул ладони. — Есть, конечно.

— Неси, поглядэм.

Хозяин дома пожал плечами и в очередной раз удалился в недра своего неисчерпаемого жилища. На этот раз он вернулся, неся в руках длинный, хищно изогнутый клинок восточной стали.

— О! — оценил гость. — Гурда*?

*Гурда

— восточные клинки, встречающиеся теперь довольно редко и высоко ценимые на Кавказе. Клинок превосходной стали, широкий, мало искривленный, с широкой, но не глубокой долой посередине, за которой, к стороне обуха, еще две более узкие, но и более глубокие. Клеймо состоит из двух обращенных рогами в противоположные стороны полумесяцев. На узких долах обыкновенно имеются небольшие прямоугольной формы углубления (иногда называемые «точками»), означающие, если верить рассказам, или число врагов, убитых владельцем клинка, или число схваток, в которых он участвовал.

— Плохого не держим. — Юрий устало опустился на свое место. — Ты, кстати, поосторожней, ей бриться можно.

Предупреждение, увы, запоздало. Чешский Володя прикосновением пальца попробовал оценить качество лезвия и мгновенно порезался.

— Да что ты, как ребенок!

Порез, нечувствительный из-за исключительной остроты сабли, стремительно набух крупной вишневой каплей крови.

— Не дергайся, сейчас все тут закапаешь!

— Ничего. — Гость извлек из кармана большой носовой платок и ловко замотал пострадавший палец. — Не думал, что ты держишь ее в боевом состоянии.

— Не держал. Просто недавно решил пофехтовать немного. Попробовать, как она будет в руке.

— Удачно?

— Как видишь, себе ничего не отрубил. — Хозяин помедлил, потом нехотя добавил: — Соседская сирень — не в счет.

— Сосед не возмущался?

— Ни капельки. Он только посмотрел на меня, стоящего в огороде с обнаженной саблей, и грустно так сказал: «Осторожнее, Юрий Владимирович».

— Заботливый.

— Тут все такие.

— Ладно, — гость аккуратно сдвинул чайные чашки и блюдечки в сторону и поместил на освободившееся место принесенную саблю. — Давай посмотрим.

— Что ты собираешься обнаружить? — Через плечо русского чеха хозяин дома склонился над саблей, чтобы видеть ее в том же ракурсе.

— Мой дед объяснял, что некая надпись была разделена на три части. Часть букв размещалась на рукоятках, другая — на лезвиях трех сабель. Собрав их вместе, надпись можно прочесть и получить первый ключ к разгадке тайны.

— То есть вдвоем мы все равно ничего не сделаем?

— Нет. Такое было условие. Но свою саблю я привез, и, кроме того, дед пояснил мне, как найти третьего.

Чешский гость перевернул саблю и внимательно осмотрел рукоять.

— Похоже, ты ее реставрировал?

— Естественно.

— Старую рукоять не сохранил?

— Поясняю. В нашей стране казачество искореняли как класс. Поэтому если кто в деревнях и хранил фамильную саблю*, то держали ее не открыто, а прятали. Чаще всего на чердаке, под слоем стружки, которую насыпали на потолок для теплоизоляции.

Этот клинок я нашел на пепелище. После того, как дом деда сгорел.

— О как, — поднял брови Володя. — Новости поступают так стремительно, что не успеваешь реагировать. Значит, дед твой, входивший некогда в элиту лучших бойцов России, неловко упал с крыльца. Да так неудачно, что осколком ребра пробил себе легкое. Дом, где он мог хранить что-то важное, внезапно сгорел… Просматривается тенденция, ты не находишь?

— Клинок в огне уцелел, — ровным голосом продолжил хозяин, не позволив себе отвлечься на эмоции, — а все остальное… В общем, пришлось реставрировать.

*ШАШКА, ПЕРВОНАЧАЛЬНО САБЛЯ — символ всей полноты прав у казака, а также обладание им паевым земельным наделом. Вручалась казаку стариками в 17 лет (за особые заслуги раньше) без темляка. В 21 год при отправке на службу казак получал погоны, кокарду и темляк.

В церкви, в момент слушания Евангелия, шашка обнажалась на половину, что означало готовность казака стать на защиту христианства. Сохранялась в семье на видном месте. Передавалась от деда к внуку, когда «старик терял силы» и менял шашку на посох.

Если в роду не оставалось наследников, шашка ломалась пополам и укладывалась в гроб умершему.

Шашку и шапку казак мог потерять только вместе с головой.

На Кругу голосовали шашками. Не обладающий полноправием шашку носить не смел.

По решению Круга казак мог быть лишён права ношения оружия. Следующим наказанием было исключение из станицы и казачества.

Чех встал и прикинул саблю в руке.

— Вроде чуть коротковата. Индивидуальный заказ?

— Нет. Просто кончик был обломан. Ну, я сточил аккуратно, чтобы не слишком бросалось в глаза.

— Понятно, — европеец сел и уложил оружие на стол. — Значит, буква, которая была на рукояти, теперь утрачена. Но на клинке… У тебя лупы не найдется?

— Да как не быть…

Не вставая с места, Юрий потянулся к ближайшему шкафу и, почти не глядя, извлек из ящичка увеличительное стекло.

— Пожалуйста.

Чех, усилив зрение оптическим приспособлением, еще раз тщательно осмотрел предъявленный клинок и удовлетворенно угукнул.

— Что же, два символа «А» и «Н» видны вполне отчетливо. Вот, взгляни.

Хозяин привстал и посмотрел через лупу на указанное место на сабле.

— Я думал, это клеймо мастера.

— Возможно, так и есть. Но видна правка — вторая буква выглядит неуклюже, как будто ее переделали из той, что была первоначально. Согласен?

— Ну, — хозяин дома, поизучав некоторое время надпись, согласно кивнул. — Возможно. Что это нам дает?

— Большую часть шифровки. На моей сабле три буквы: на рукояти «А», на клинке — «Т» и «О». На твоей — еще две буквы: «А» и «Н».

Чешский гость выписал все названные символы на страничку своего блокнота и продемонстрировал собеседнику.

— Что-то слово не складывается, — сообщил тот, попытавшись так и сяк скомбинировать буквы.

— Не беда. Все решится, когда найдем третьего.

— Значит мы, как Дунканы Макклауды из фильма «Горец», будем шарахаться по стране с саблями наперевес…

— Ну-ну, не так все плохо. Мой дед подробно объяснил, как найти каждого из вас. Сейчас нас уже двое. А с третьим будет совсем просто. У него редкая фамилия — Забейлоб. И жить он должен в центре России.

Хозяин дома распрямился и мысленно представил себе карту необъятной нашей Родины.

— Хм, — произнес он после некоторого раздумья. — А ты, как я погляжу, оптимист.

Глава 4. Антиквар

Чтобы не мешать домашним справлять повседневные дела, Юрий пригласил гостя перейти в свою мастерскую.

Это помещение тоже было плотно заставлено старинной мебелью разной степени сохранности, а на стенах (там, где еще оставалось свободное пространство) теснились иконы, какие-то картины в причудливых резных рамах и выцветшие гобелены с рыцарями, замками и прекрасными девами.

— Ты олигарх? — вопросил гость, с порога оценив примерную стоимость коллекции.

— Угу, — недовольно буркнул хозяин. — Абрамович — мое второе имя.

— Я серьезно.

— А есть разница?

— Разумеется. Олигархи, как правило, народ крайне занятой. Им иногда пописать отойти некогда, так с трубкой в сортир и идут. А нам потребуется уехать на несколько недель. Возможно, даже на полгода…

— Не переживай. Я антиквар.

— М-м-м, — протянул гость, пристраивая новую информацию к своим прежним представлениям и продолжая осматриваться. — Не бедный, как я погляжу, антиквар.

— Скромный. А главное — сам себе хозяин.

— Да, но тут по самым минимальным подсчетам…

— Остановись, — перебил домовладелец. — Представь, что ты Андрей Рублев. Слышал такое имя?

— А бывают такие, кто не слышал?

— Бывают. Так вот. Сейчас его иконы стоят состояние. Но когда он садился за работу, то икона обходилась ему в стоимость обработанной доски, набора кистей и нескольких банок с краской. Верно?

— Согласен. В живописи главное не себестоимость материалов, а работа мастера. Но ведь эти иконы писал не ты?

— Я их реставрировал.

— О!

— Да. И не стой столбом, садись. Мы же работать собирались. Или нет?

Чешский гость аккуратно протиснулся к столу, указанному хозяином (16 век, ореховая столешница с причудливым узором древесных завитков) и разложил перед собой планшет и набор канцелярских принадлежностей.

— Итак, — произнес хозяин, прохаживаясь по узкому, свободному от раритетов проходу и чудом не цепляясь за расставленные тут и там ценности. — Ты сказал, что третий наш товарищ проживает в центре России. Так?

— Верно.

— Но что считать центром? Москву? Центральный федеральный округ, включающий 16 областей? Или будем карту страны линейкой мерить и искать географический центр?

— Дед пояснял, что его указания точны.

— Он, наверное, спутал Россию с Чехией.

— Ты забыл, мой дед — русский.

— Тогда просвети меня, бестолкового, где будем искать.

— Запросто. — Чешский наследник поводил пальцами над планшетом и вызвал на экран Интернет-страничку, наверху которой красовался жирный заголовок: «Лысково — центр европейской части России».

— Ну-ка, ну-ка… — антиквар заинтересованно склонился над электронной принадлежностью. — Лысково? Я знаю этот район.

— Пожалуйста, — чешский гость слегка развернул экран в сторону собеседника и с чувством зачитал: — «По географическим картам можно определить, что граница Нижегородской области с севера достигает 58 градусов, 6 минут северной широты, а с юго-востока и юга — 54 градуса, 21 минуту той же широты. Следовательно, эта область, и в особенности Лысковский район, занимают центральное положение на Русской или Восточно-Европейской равнине.

Более точно — географический центр Европейской части России находится в пределах села Кириково Лысковского района».

— Кириково,.. — задумался антиквар. — Почти на федеральной трассе.

— Тебя это почему-то беспокоит?

— Не то чтобы… Просто недавно у меня в этом районе было неприятное происшествие.

— Очень неприятное?

— Ну, как посмотреть… Может обойдется, а может и нет.

Гость сложил руки перед собой и постарался заглянуть в глаза хозяину.

— Юра, — проникновенно произнес он, — вот все это богатство вокруг… Нет-нет, не горячись, я просто должен знать… Юра, ты не связан с криминалом?

— Да нет, ну что ты… У меня же лицензия на оружие. Думаешь, такой документ выдают всем, кому попало?

— То есть все справнэ, и никакого криминала нет?

— Абсолютно верно.

— Я рад.