Анх

Всегда будь самим собой. За исключением случаев, когда ты можешь быть драконом. Тогда всегда будь драконом (с).

Пролог

Большой зелёный орк сидел на циновке в цветущем вишнёвом саду, и крупные снежинки падали на ворох исписанных листьев пред ним. Рядом поблёскивала огромная обоюдоострая секира, воткнутая в снег. Он не спеша раскуривал костяную трубку, и на его лице читалось умиротворение и спокойная радость от проделанной работы.

Из-за дерева неслышно подошёл большой жёлтый павиан и сел рядом.

— Ты закончил историю, Шон? — спросил он.

— Да, Астену, — ответил орк, выпуская из клыкастой пасти в морозный воздух клубы табачного дыма.

— О чём она?

— О любви, о свободе, о поиске истины.

— Как и все истории, — заметил павиан.

— Да, — снова кивнул орк.

— О ком она?

— О моём отце.

Павиан кивнул и уставился вдаль.

— А для кого ты её написал? — помолчав, снова спросил он.

— Для всех, кто захочет прочесть. В ней есть ответы.

— Которые лишь родят новые вопросы, — ухмыльнулся павиан.

Орк кивнул.

Астену потянулся к рукописи, смахивая с неё снежинки.

— Я прочту её? — спросил он.

— Конечно! Кроме тебя здесь всё равно никого нет.

Астену хитро посмотрел на товарища, потом сел поудобнее и стал читать.

Часть I
Доспехи бога

Послеобеденное солнце нещадно жгло всех, до кого могло дотянуться своими яркими лучами. Солёная морская вода тоже не могла надолго освежить утомлённых зноем отдыхающих, она была почти такой же горячей, как прибрежный песок. Густой дрожащий воздух стал почти осязаемым, и слабые дуновения ветерка не приносили облегчения. Местные жители и приезжие спасались от жары и скуки в тени многочисленных питейных заведений курортного городка. Пляж в это время дня был пустынным.

Лишь двое молодых людей ютились в тени раскидистой пальмы. Один из них, лет двадцати восьми, был крепко сложен и комплекцией напоминал борца. Короткие светлые волосы на бритой голове плавно переходили в недельную щетину на щеках и подбородке. Он сидел в позе лотоса, положив руки на колени, и чуть заметно шевелил губами. Его товарищ, невысокий брюнет с аккуратной стрижкой, сидел, облокотившись о ствол пальмы. Он то и дело поглядывал на наручные часы, изредка бросая нетерпеливые взгляды на «борца».

Наконец бритоголовый открыл глаза и повернулся к другу.

— А, ты здесь, Макс? Я думал. ты в кафетерий ушёл.

— Уже сходил и вернулся. Познакомился там, кстати, с одним любопытным персонажем. Он тату-мастер, но называет себя «хранителем ключей». Я не совсем понял, но он что-то там про ключи-символы говорил, что каждый символ открывает дверь в другой параллельный мир или в другое видение мира, особое мировосприятие… В общем, он как художник и одновременно как избранный эти символы выдаёт, то есть наносит на тело желающего. Я и про прайс спросил, кстати — цены приемлемые. Так вот, у него рисунок причудливый на всё тело. Он его называет «доспехи бога», как фильм с Джеки Чаном. Говорит, что в особом трансе сам его себе набил. А руку его направлял Великий Дракон, который и доверил ему ключи выдавать. В общем, колоритный типчик, местная достопримечательность.

— Ты у него отсыпать не попросил? У него должно быть что-то особенное, судя по твоему рассказу.

— Попросил, Алекс, попросил. А ещё я с ним договорился, чтоб он нам анхи набил, если ты не передумал, — Максим выжидающе посмотрел на товарища. — Он свободен сегодня, будет ждать нас в салоне через полчаса.

Алекс улыбнулся и кивнул.

— Ну, значит, с этим решили, — подытожил Максим. — Теперь осталось определиться, чем занять сегодняшний вечер. Я тут пару клубов интересных заприметил, только вот они с твоим отказом от алкоголя не сильно клеятся. Так что предлагай альтернативу.

— Я бы с удовольствием осмотрел некурортную часть города. Самое интересное обычно прячется там, где жизнь течёт естественно, без напряжения и искусственно созданной атмосферы а-ля all inclusive. Предлагаю, как спадёт жара, посмотреть, как живут местные жители. А после можем в один из твоих клубов наведаться.

Максим улыбнулся:

— Ок, сначала удовлетворим твои эстетические и познавательные позывы, а потом повеселимся по-настоящему. Думаю, начнём с «Исиды», а там посмотрим.

— Исида? Это название клуба? — Алекс с любопытством взглянул на товарища.

Максим кивнул.

— Знаешь, Макс, а это очень символично!

— Символично что?

— То, что мы собираемся посетить клуб с таким названием после своеобразного получения ключа к тайному знанию — Анха. Тебе известно, что это древнеегипетский символ, форму которого рассматривали как комбинацию мужских и женских символов?

— Сань, не томи. Что ты хочешь сказать? — Максим явно страдал от жары и необходимости сосредотачивать на чём-то расползающееся под палящим солнцем внимание.

— Символ мужского начала у древних египтян — это Осирис, а женского — Исида. Анх — магический символ мудрости, обретённой в результате инициации. Инициация же совершалась через символический союз небесного и земного, соответственно мужского и женского начал. Получается, что мы с тобой как мужское начало совершаем символический союз с женским началом, в данном случае это клуб «Исида», в результате чего получаем ключ к мудрости, который нам наколет твой новый знакомый — хранитель ключей. Каково? — Алекс с интересом посмотрел на друга.

— Ты бы прекращал медитировать на жаре, Санёк. Мне кажется, что местное солнце плохо влияет на твоё сознание.

— Но ведь интересно получается, Макс! Мы решаем запечатлеть на себе этот знак, чтобы символически приблизиться к истине, тайному знанию, а получаем целую инициацию! По-моему, красиво срослось.

— Хорошо, согласен — красиво! Только ключ этот мы почему-то получаем до инициации.

— Ну, а во время инициации мы его как бы активируем, — нашёлся Алекс.

— Активируем… Ок. А теперь мы можем убраться из-под этой пальмы и пойти к татуировщику? Там, надеюсь, попрохладней.

— Да, пойдём, только в номер заскочим по дороге, — Алекс поднялся на ноги и стал сворачивать покрывало. — Кстати, ты не знаешь, откуда здесь пальмы? Ведь это не естественная среда обитания для них.

— Ага, узнал недавно по случаю. Видел, как одна приезжая мужская особь с криком «Тагил» влезла на такую. Пальма легла, как неваляшка, ткнув непрошеного гостя головой в песок. Он потом полчаса по пляжу бегал, управляющего искал. Обещал в Гаагский суд обратиться за то, что ему пальму ненастоящую подсунули. Как оказалось, эти пальмы в местном ботаническом саду в кадках выращивают. А управляющие прибрежных отелей их на лето арендуют и в песок вместе с кадками вкапывают, для придания большей экзотики своим пляжам. Пляжи-то платные, как ты сам мог убедиться. «На шару» не позагораешь. Вот управляющие и стараются, чтобы их территория более привлекательной казалась, чем у соседа, — Максим скривил презрительную физиономию, перебросил через плечо пляжную сумку и направился в сторону отеля.

— Ну и как? Потерпевший управляющего самого в кадку не закатал? Судя по твоему описанию, суд Линча для него предпочтительней Гаагского, — заметил Алекс, нагоняя товарища.

— А управляющий так и не нашёлся, — ухмыльнулся Макс. — Охота ему с неандертальцем по поводу пальмы спорить. Всё равно проспорил бы.

Спустя минут сорок Алекс и Макс подходили к двери тату-салона, находящегося в нелюдной подворотне, куда праздно гуляющий турист мог забрести только по чистой случайности. Алекс подумал, что это довольно странный выбор места для такого заведения, но свои сомнения на этот счёт решил оставить при себе. Витрина салона была исписана разноцветными надписями на английском, суть которых заключалась в привлечении потенциальных клиентов, которые почему-то всё-таки забрели в эту подворотню, ну и как минимум знали английский. Дверь вела в полуподвальное помещение с кофейным аппаратом и двумя кожаными диванами вокруг невысокого стеклянного столика. Стены помещения были густо увешаны фотографиями различных частей человеческого тела, покрытых татуировками, а само помещение, очевидно, служило местом, где клиенты могли выбрать себе рисунок и дождаться своей очереди на приём к кольщику. Отсюда вела дверь в ещё одну комнатку, откуда вынырнул раздетый до пояса парень лет тридцати и приветливо махнул Максиму и Алексу. Его тело, насколько можно было видеть, было покрыто переплетающимися причудливыми рисунками, которые подбирались к самому лицу их владельца. «Видимо, это и есть «хранитель ключей», — подумал Алекс.

— Ага, пришли! — то ли вопросительно, то ли утвердительно заметил кольщик. — Проходите, садитесь, выбирайте рисунки. Меня зовут Арно, и я лучший в своём деле.

— Мы хотим анхи набить, — напомнил Максим.

— Да, конечно, анхи! Только какие? Вон в том альбоме посмотрите, там этих анхов как цыган в горах, — тараторил кольщик, усаживая товарищей за стол и подвигая к ним кипу каталогов с рисунками.

Алекс придвинул к себе альбом, в котором должны были быть анхи, и перелистнул несколько страниц. Вариантов было действительно много, даже слишком. Выбрать из такого широкого ассортимента сложно, а выбирать долго. Поэтому Алекс решил довериться шестому чувству и стал быстро перелистывать страницы, ожидая, что взгляд сам зацепится за лучший вариант. Так и получилось: где-то между сороковой и пятидесятой страницами нашёлся рисунок, который привлёк внимание Алекса. Это был стилизованный, с как бы резным узором Т-образный крест с отверстием в перекрестии, куда было вдето верхнее кольцо. Крест выглядел аккуратно и с претензией на стиль.

— Я, вроде, выбрал, — громко сказал Алекс, обращаясь к кольщику, вышедшему в соседнюю комнату.

— Какой номер? — крикнул в ответ Арно. — Там под рисунком должны быть цифры.

— U 2625. Между ними плюс, если это важно.

— Неважно, — Арно застучал по невидимым клавишам, очевидно, вводя номер в компьютер. — Проходи сюда, будем работать.

Алекс встал из-за стола, кивнул Максу, который с озабоченным видом придвинул к себе каталог, и прошёл в смежную комнатку, где должно было свершиться таинство. По крайней мере, Алекс относился к этому действу именно так, со всей серьёзностью и осознанием момента. Иначе было просто не интересно.

Комнатка была действительно небольшой. Всё пространство в ней занимали два стола у стены, сдвинутые буквой «Г», кожаное кресло с подлокотниками, кожаный пуфик, маленький передвижной столик и крутящийся стул на колёсиках, на котором сидел Арно. На одном из столов громоздился огромный монитор, совершенно выбивающийся из всего остального интерьера, клавиатура с мышкой и большой рулон бумажных палатенец. На втором стояли ящик с инструментами, какие-то коробки и многочисленные баночки с красками. На стене висел портрет самого Арно, тоже раздетого до пояса, но без единой татуировки.

Кольщик проследил за взглядом Алекса и улыбнулся.

— Маскирующая косметика, — пояснил он и хитро подмигнул Алексу.

Алекс понимающе кивнул. На самом деле ему не был понятен скрытый смысл этого портрета, но он решил не спрашивать.

— Присаживайся, — кольщик указал на кресло. — Где бить будем и какого цвета? Обычно чёрный делают, но встречаются и оригиналы.

— Чёрный, — Алекс неуверенно поглядел на Арно. — Я на шее сделать хочу, но с размером не уверен. Небольшой, наверное… Так, чтобы смотрелось хорошо.

Арно повернулся к монитору, немного постучал по клавишам, и на экране показался мужской затылок с редкими рыжими волосами. Ниже, на шее рыжего натурщика, красовалась татуировка в виде следа от ботинка с рифленым протектором.

— Так… Этот, наверное, великоват, — кольщик несколько раз щёлкнул мышкой, и на экране появилась загорелая девичья шея с изображением небольшого конопляного листа.

— Да, — сказал Алекс, — вот такого примерно размера.

— Окей, — произнёс тату-мастер и снова застучал по клавишам.

Пока он распечатывал рисунок нужного размера и совершал другие подготовительные действия, Алекс разглядывал причудливые узоры, покрывающие его тело.

— Это и есть «доспехи бога»?

Арно кивнул.

— Говорят, ты их сам наколол?

— А ты сомневаешься? — улыбнулся кольщик.

— Нет, но… Странно как-то… — Алекс неуверенно пожал плечами. — А на спине как?

— На спине не сам, — Арно повернулся к Алексу. — Так, теперь повернись спиной и голову наклони немного. Да, вот так.

Арно приложил к шее Алекса листок бумаги с рисунком и потёр его свободной рукой. Затем аккуратно отклеил листок, взял со стола телефон и сделал снимок на телефонную камеру.

— Вот так примерно будет выглядеть. Устраивает?

Алекс поглядел на экран и кивнул.

— Ага, здорово!

— Будет ещё лучше, — пообещал кольщик.

Он достал машинку и, видимо, для проверки, а может быть для театрального эффекта, дважды нажал на спусковой рычажок. Машинка отозвалась двумя угрожающими вжиками. Алекс непроизвольно поёжился. Чтобы скрыть это неуместное движение, Алекс повёл плечами в стороны и спросил:

— Люди говорят, что татуировки, которые ты делаешь, работают как ключи к другим мирам. Ты не подумай, что я оспариваю это утверждение, но я всё же не до конца понимаю, что они имеют в виду.

— Что они имеют в виду, лучше спросить у них. Я могу рассказать только, что я об этом думаю.

Алекс снова услышал жужжание машинки, теперь у самого уха, а через секунду почувствовал, как тонкие иглы стали многократно жалить его в шею, выводя на ней линии узора.

— Рисунок, — продолжал Арно, — который становится сейчас твоей частью, имеет для тебя определённый смысл. Я имею в виду не то значение символа, о котором можно прочесть в «свободной энциклопедии», и не то, что ты будешь говорить, отвечая на бестактные расспросы малознакомых людей. Я говорю о том сакральном смысле, который этот символ имеет только для тебя. Только ты знаешь, что этот рисунок символизирует, какой таинственный узор значений он несёт в себе. И вот этот смысл, это значение теперь будет постоянно влиять на тебя и через тебя на твоё восприятие окружающей реальности. И эта реальность постепенно изменится и уже никогда не будет такой, какой была до этого.

— Честно говоря, я не уловил, как рисунок может повлиять на моё восприятие окружающего мира, — признался Алекс. — Может, на примере будет понятнее…

— Окей. Допустим, человек сделал себе татуировку тигра. И этот тигр олицетворяет для него те решительность, бесстрашие и стремление к победе, которые дремлют в нём.

— А откуда он знает о них, если они ещё дремлют?

— Он не знает о них. Хотя, возможно, чувствует их шевеления в себе, — пояснил Арно. — А вот его бессознательное знает об этих его скрытых качествах, оно же, кстати, и подтолкнуло человека сделать себе именно такое тату. Так вот теперь, когда этот человек обзавёлся рисунком на своём теле, он корректирует свой «образ Я» таким образом, чтобы туда вписывался и сам рисунок, и его символический смысл. Он начинает думать, говорить и поступать как человек, уже обладающий теми качествами, которые таятся в рисунке и тем самым будит их в себе. Но это ещё не всё. Меняется человек, меняется и его отношение к миру. А это в свою очередь меняет отношение мира к нему.

— И что это значит в практическом смысле? — морщась под натиском индукционной машинки, спросил Алекс.

— Это значит, что Вселенная будет посылать ему те ситуации, которые больше соответствуют его новому образу, его мировосприятию. Перед ним появятся те двери и пути, которые раньше были от него скрыты. Но это не значит, что его жизнь обязательно кардинально изменится. Скорее, у человека появится возможность изменения. Решения всё равно принимать придётся ему самому — ответственность с него не снимается и в этом случае, — Арно весело улыбнулся.

Алекс помолчал немного, обдумывая слова тату-мастера. «Интересно, — подумал он, — какие двери открыла Вселенная тому рыжему парню с отпечатком ботинка на шее». Потом взгляд Алекса упал на висящий на стене православный крестик.

— Я слышал, что церковь против татуировок, — сказал он.

Арно пожал плечами:

— Да, я тоже слышал.

— Ну, а по-твоему… — Алекс засопел, подбирая подходящие слова. — Есть у этого табу внятное объяснение?

— А ты сам как думаешь? — Арно отложил машинку. — Есть какая-то сомнительная строчка в Ветхом Завете, сейчас попробую вспомнить.

Он говорил как бы нехотя, через силу, словно чтобы просто не обидеть клиента. Но Алекс понял, что тема эта ему не менее интересна.

— «Ради умершего не делайте надрезов на теле вашем и не накалывайте на себе письмен. Я Господь». Книга Левит, 19:28, — процитировал кольщик. — Всё остальное — допущения и домыслы. Да и в этой строчке суть довольно прозрачна: ради умерших — не надо, а так…

— И всё же, как церковь объясняет запрет на тату? — не унимался Алекс.

— Ну, объяснения у них разные есть. Но все на уровне детского сада. Во-первых, практика татуирования у них ассоциируется с оккультизмом и идолопоклонничеством. Такой, видишь ли, ассоциативный ряд у товарищей попов. Здесь, думаю, объяснять ничего не надо — на лицо страх конкуренции и боязнь потерять склонную к мистицизму часть паствы, а с ней и часть членских взносов. Это вообще, по-моему, ключевая причина. Но есть у святой церкви и другие объяснения.

Арно снова взял в руку машинку, и она, зажужжав, вонзила острия игл в шею Алекса.

— Вот это, на мой взгляд, самое интересное из них: наше тело — это храм Божий, а татуировки сей храм оскверняют. Ну, допустим. Но в таком случае проводится чёткое разделение мира материального и Божественного. И тушь, которой «оскверняется» храм, и сам храм являются чем-то отличным от Божественной природы. В таком случае всё материальное оскверняет и оскорбляет Господа, будь то церковный крест или тело святого. Потому что чем атомы, из которых состоит тушь, принципиально отличны от атомов, составляющих всё остальное? И где же тогда жить Богу, если всё вокруг — скверна? Мне более вероятным представляется, что всё сущее является проявлением природы Творца. И именно в этом смысле я понимаю один из аграфов, который звучит так: «Я не в домах из дерева и камня. Расколи кусок дерева — и Я буду там, подними камень — и там найдёшь Меня». Если же изречение из новооткрытого источника кажется недостаточно достоверным аргументом, то вот слова Иисуса из Евангелия от Матфея: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека». Думаю, что для кожи будет справедливо то же, что и для уст. По крайней мере, я не вижу существенных противоречий.

Арно остановился и промокнул салфеткой смешанную с кровью тушь, выступившую на коже Алекса.

— Мне представляется, что Бог — это свет сознания, — продолжал он, — и всё сущее соткано из этого чудесного света. И как бы лучики этого света ни преломлялись, ни переплетались в удивительном танце жизни, они не могут стать ничем иным кроме света, из которого состоят. Как может один лучик осквернить другой или сам свет, из которого создан?

Арно замолчал ненадолго, уйдя в свои мысли, а Алекс не хотел его беспокоить. Но вскоре Арно заговорил снова.

— Есть, конечно, более зрелое объяснение, почему духовные учителя могут выступать против рисунков на теле и прочих его украшений. Здесь просматривается напоминание о том, что нужно больше внимания уделять внутреннему, чем внешнему. И с эти я, конечно, согласен. Но только вот это больше похоже на лечение симптомов при прогрессирующей болезни. Не тату или пирсинг ведёт к сосредоточению на внешнем, а как раз наоборот. Сегодняшнее цивилизованное общество рождает человека, ориентированного преимущественно на достижение материальных ценностей, сосредоточенного на внешней, осязаемой стороне жизни. Думаю, что тату — это не самый болезненный симптом поразившего современное человечество недуга.

— Но вот именно этот новый человек, представляющий сегодняшнее общество и ориентированный, так сказать на внешнее, зачастую сам выступает против татуировок, ибо клякса — это особая примета.

Арно взглянул на говорившего. Незаметно подошедший Макс стоял, оперевшись о дверной косяк, и то ли брезгливо, то ли презрительно кривил губы, оглядывая комнату. В руке он держал альбом с рисунками, заложенный на нужной странице пальцем. Арно сделал ещё несколько штрихов на шее Алекса, промокнул рисунок салфеткой и придирчиво оглядел результат своей работы. Очевидно, он остался им доволен, так как его губы расплылись в улыбке, и он бойко заявил:

— Готово! Следующий! Где бить будем?

— Там же, наверное…

Макс занял освободившееся место на кресле. Когда все приготовления были закончены и по коже Максима застучали острые иглы, впрыскивая под загорелую кожу маленькие капельки чёрной туши, Арно вернулся к обсуждению морального, социального и практического аспектов нанесения татуировок — видимо, это был его конёк.

— Что касается заявлений об опасности татуировок, как особых примет, то странными мне кажутся два момента, — начал Арно, подражая интонациям Максима. — Во-первых, выходит, что те, кто это заявляет, постоянно готовы к тому, что неравён час совершат преступление, за которое их почему-то будут разыскивать по особым приметам. Это странно, так как люди обычно знают о том, собираются они совершать преступление или нет. Здесь же присутствует ощущение какого-то фатума. Как-будто человек не властен над своими поступками, и его в любой момент может бросить в уголовщину злой рок. Во-вторых, люди, которые действительно совершают преступления, живут этим и у которых гораздо больше шансов попасть в розыск, чем у других граждан, обычно без особенных опасений покрывают своё тело символами, вполне доступно для искушённого наблюдателя сообщающими о профессиональных пристрастиях своего обладателя. Из всего этого можно сделать несложный вывод, что подобными заявлениями человек хочет показать окружающим свою принадлежность к околокриминальным кругам, тем самым поднимая свою значимость в глазах окружающих. Мне это представляется несколько жалким. А всё, что я могу сделать для такого человека, это дать ему номер знакомого психотерапевта.

— Согласен. Мне тоже эти заявления всегда казались несколько фальшивыми, — с готовностью покривил душой Макс. — А ты хорошо подкован.

— Профессия требует, — просто ответил Арно.

Ещё через пятнадцать минут рисунок на шее Максима был готов. Ребята рассчитались с мастером и прикупили у него по тюбику заживляющей мази, а тот оставил друзьям свои визитки и пригласил заходить ещё.

Вневременье

Спустя час после посещения салона Арно друзья сидели в баре с соломенной крышей и большой открытой террасой. Это было не слишком шумное заведение на маленькой улочке, в стороне от больших отелей. Плетёные соломенные кресла стояли вокруг невысоких одноногих столиков. Толстые деревянные столбы упирались в дощатый потолок, с которого свисали потемневшие от пыли гирлянды из искусственных цветов. На плоском экране телевизора, прикрученного к одному из опорных столбов, мелькали кадры культового восточного боевика начала семидесятых. За стойкой толстый усатый бармен вяло натирал плохо помытые стаканы.

Максим вальяжно развалился в кресле. Он потягивал свой любимый мохито и насмешливо поглядывал на компанию шумных молодых людей за соседним столиком. Алекс помешивал плавающие в чашке чаинки, умиротворённо поглядывая на экран.

«What doesn’t kill you, makes you stronger! — навязчиво сообщил женский голос из кармана Алекса. Достав телефон, Алекс взглянул на него и поднёс трубку к уху:

— Да. Да, отдыхаем. На вывеске «Хелена» написано. Знаешь? Хорошо. Да, будем. Ок, ждём.

— Мартин едет. Говорит, что подготовил нам программу на вечер. Так что наши планы могут претерпеть некоторые изменения, — философски заметил он.

Макс скорчил недовольную гримасу, которая могла означать, что ему не нравится эта идея или что ему не нравится Мартин. Но Алекс этого не заметил — он снова уже был поглощен происходящим на экране. А там главный герой обхаживал своих неприятелей хорошо отработанными приёмами кунг-фу. Отправив ударом ноги очередного противника в нокаут, герой не без гордости сообщил: «Это дракон ударил хвостом!». Алекс помнил эту фразу с детства. Когда железный занавес рухнул и в бывший Союз хлынул пёстрый поток западных товаров и культуры, он ещё учился в начальных классах. В детских воспоминаниях Алекса пионерский галстук, значок с пылающей алым пламенем головой Владимира Ильича и поездки в летний лагерь стояли в одном ряду со жвачкой с вкладышами, Арнольдом Шварценеггером и фильмами про восточные боевые искусства. Надо сказать, что последние увлекали маленького Сашу больше всего остального. Они служили как-бы альтернативой для захлестнувшей страну волны новой нравственно-психологической направленности, вызванной превратно понятыми законами капитализма. Эта направленность заключалась в поголовном стремлении всех слоёв общества к максимально быстрому обогащению, которому, как правило, сопутствовало аморальное и преступное поведение на всех уровнях этого общества.

Воспитанному на принципах героев из книжек Гайдара, Дюма и Жюля Верна мальчику было трудно принять мораль нового времени. Но для внезапно ставших немодными ценностей, которые он уже успел впитать, нужно было найти место в новой реальности. И таким островком в бушующем море понтов, криминала и торгово-рыночных отношений для юного Алекса стал мир восточной философии и боевых искусств, с которыми он познакомился в наспех открытом видеосалоне, за символическую плату в 50 копеек.

Кроме моральной составляющей этот мир привлекал Сашу ещё и своей мистической стороной. Экзотика восточных духовных практик наполняла его жизнь красотой и смыслом, давая возможность преображать серую реальность и иногда жить другой жизнью. В глубине души Алекс считал себя избранным. Только пока не было понятно, кем и для чего. Но он был уверен, что в какой-то момент суть его предназначения откроется ему, и тогда… Что будет тогда, он тоже не знал. Но это что-то должно было быть очень значимым не только для него самого, но и для человечества в целом.

Так или иначе, но увлечение востоком сыграло в личностном становлении Алекса положительную роль. Ему удалось пройти по касательной мимо поголовного увлечения молодёжи наркотиками. Повезло ему также не примкнуть к рядам многочисленных «торпед» и «рексов», которых вербовали прямо в спортивных клубах, где он занимался. Потом он ушёл служить в армию, а когда вернулся — наступило новое тысячелетие, в котором бандитские крыши уже сменились полицейскими, жулики всех мастей легализовались, и в стране наступила демократия.

Тогда-то он и встретился с Максимом. Чтобы поддерживать приобретённую в армии физическую форму и собственную самооценку, Алекс стал посещать местный тренажёрный зал, где тренировались районные быки, плотно застрявшие рогами в предыдущем десятилетии. На почве общей неприязни к этим представителям парнокопытных они и сдружились. Алекса привлекала в Максиме, только что получившем степень по политологии, возможность общаться с ним на темы, не касающиеся лёгких денег и дешёвых понтов. Максу нравились Сашина уверенность в себе и независимость от модных тенденций.

Оказалось, что у них много общих интересов и похожие взгляды на складывающуюся в стране ситуацию. А когда Алекс окончил институт, где учился на психологическом факультете, друзья открыли совместный бизнес — консультативное бюро Private Evolution. Каждый занимался своим делом. Алекс вёл частную психологическую практику, проводил семинары и тренинги, основными темами которых были саморазвитие и раскрытие скрытых талантов, а также саморегуляция в экстремальных ситуациях. Максим же вёл специфические лекции с яркими названиями. Среди них были «Тёмная сторона карьерного роста», «Путеводитель по имиджевой мозаике» и «Магия обольщения». Кроме них самих в бюро на Алекса и Макса трудились ещё с полдюжины консультантов. Дела шли в гору, и жизнь представлялась яркой, а будущее многообещающим.

Когда у друзей появилось свободное время, пришли и мысли о расширении бизнеса. И сейчас они приехали на этот курорт, совмещая две цели: отдохнуть на берегу Чёрного моря, а заодно встретиться со старым знакомым Алекса и обсудить с ним варианты возможного сотрудничества.

Из задумчивого оцепенения Алекса вывел женский голос, странным образом совмещающий в себе неискреннюю радость и кокетство.

— Ребята, привет! Вы откуда? — голос принадлежал одной из трёх подошедших к столику девушек. — Мы русскую речь услышали, а ведь приятно встретить земляков!

— Привет, девчонки! — Максим, улыбаясь, как чеширский кот, жестами, но очень галантно пригласил девушек присесть.

— А нам-то как приятно! — продолжал он, ловко устраиваясь на диванчике между подружками. — Это Алекс, я Макс. И мы из маленькой, но гордой Латвии. А вы откуда?

Девушки оказались москвичками. Одну из них, обладающую монгольской внешностью и белорусским акцентом, звали Ксюшей. На вид ей было чуть за тридцать, а в облике и манере держатся чувствовалась претензия на принадлежность к светским львицам, что ещё больше выдавало в ней провинциалку. Две её подруги, Ольга и Анжела, выглядели более породисто и были лет на пять-шесть моложе.

Ксюша скользнула по друзьям профессиональным взглядом охотницы, «на ходу» оценивая стоимость одежды, маникюра, аксессуаров и возможных перспектив общения.

— Ну и как там у вас в Латвии? — спросила она, беря из рук расторопной официантки меню.

— Я слышала, что в Латвии русским по-русски запрещают разговаривать. Ужас! — вставила Ольга, изобразив на лице смесь недоумения и возмущения.

— А провинившихся высылают из страны! — немного искусственно рассмеялся Макс. — На самом деле, всё не так страшно. Вопрос о признании русского языка вторым государственным действительно сейчас актуален, и разные политические силы эксплуатируют его, кто как может, руководствуясь в основном личными сексуальными предпочтениями. Но всё происходит цивилизованно, без эксцессов.

— А вас этот вопрос совсем не трогает? — спросила Анжела, обращаясь как бы к обоим друзьям, но посмотрела на Алекса.

— Меня лично? — несколько удивлённо переспросил тот. — Да не особенно, если честно. Язык — это инструмент. И предназначен он, по-моему, для того, чтобы люди могли договариваться друг с другом. Если же такая задача не стоит в принципе, то сколько бы языков ни было, к большей сплочённости в обществе это не приведёт. А ставить язык на пьедестал, забывая о его основной функции, это всё равно, что поклоняться топору или рубанку — архаичный языческий ритуал. Который, впрочем, очень эффективен при воздействии на столь же архаичные пласты коллективного бессознательного.

Ольга с Анжелой непонимающе посмотрели на Максима. Тот в свою очередь укоризненно глянул на друга.

— Алекс имеет в виду, что нам неважно, русский язык или латышский, главное чтобы это был женский язык, сексуальный и достаточно раскованный.

Девушки кокетливо захихикали. Ксюша оторвалась от изучения меню и тоже улыбнулась.

— А чем вы занимаетесь? — спросила она у Максима.

— Сейчас? — переспросил тот. — Да вот на солнышке погреться приехали, у нас-то с этим напряжёнка. Помните, как у Пушкина: «…но наше северное лето, карикатура южных зим, мелькнёт, и нет…»?

Алекс взглянул на девушек и понял — они не помнят.

— Нет, я имею в виду вообще, по жизни чем… делаете что? — Оксана покрутила пальцем в воздухе, как-будто это могло помочь лучше понять суть сказанного.

— А, в этом смысле, — улыбнулся Макс. — У нас с Алексом небольшой бизнес.

— А насколько небольшой? — с наигранным безразличием уточнила Ольга.

— Небольшой бизнес тоже может быть очень прибыльным, — не отрываясь от меню и как бы в шутку, добавила Ксюша.

Друзья переглянулись.

— Какой плавный переход к финансовому вопросу, — ухмыльнулся Алекс.

— Да ладно тебе, Сань! Девчонки просто хотят знать, с кем они дело имеют, — сказал Макс понимающим тоном. — Сейчас это обычная практика при первом знакомстве: «Как зовут? Чем на жизнь зарабатываешь?» Чтобы время зря не тратить. Правда, девчонки?

— Зачем тогда вообще знакомиться, можно просто визитками обменяться, –задумчиво и ни к кому не обращаясь, заметил Алекс.

— А что, это идея! — весело воскликнул Максим и потянулся к кожаной наплечной сумке, лежащей на свободном кресле. — Как знал, что и здесь пригодятся!

На стол легли три одинаковые пластиковые карточки. Ксюша взяла одну из них и прочитала:

Максим Шныгин

Консультационное бюро Private Evolution

Проведение индивидуальных и групповых консультаций

Разработка специальных решений по внедрению и управлению

процессами изменений

— Ничего не поняла, что вы внедряете и чем управляете?

— Мы управляем переменами! — довольно сообщил Максим.

— Их же и внедряем, — улыбнулся Алекс.

Ксюша непонимающе повертела карточку в руках и сунула её в сумочку. Немного порывшись в её недрах, она извлекла две визитки, испещренные розовыми сердечками и золотыми кольцами на белом фоне.

— Вот, — сказала она. — Если что, обращайтесь. Для вас — лучшие кандидатуры.

— Международное брачное агентство «Клеопатра», — прочёл Максим. — Соединяете сердца в рабочее время?

— И в свободное тоже! — Ольга восторженно взмахнула дорогим маникюром. — В прошлом году мы в Испании отдыхали с нашей подругой Ирочкой. Так Ксюша ей прямо там третьего мужа нашла. Настоящий Ротшильд, кстати.

— Третьего? — переспросил Алекс.

— Да. Второй ей изменял, а первый был ужасный зануда, — затараторила Ольга. — Оба, конечно, достаточно состоятельные мужчины, но до Армандо не дотягивают. Первых двух Ирочке, кстати, тоже Ксюша подобрала. Она у нас талант!

Алексу вдруг подумалось, что это уже не сводничество, а сутенёрство. Он ещё раз взглянул на бело-розовую визитку и усмехнулся, представив на ней выведенную золотом надпись «Агентство спонсорских услуг».

— А вот и Мартин! — заметил Максим, беря из рук Ольги её визитку.

Алекс обернулся.

— Привет, дружище!

Мартин улыбнулся собравшимся и поднял руку в приветственном жесте, напоминающем одновременно римский салют и нацистское приветствие. Это был рослый смуглый болгарин лет тридцати пяти. Его торс, весь словно слепленный из бронзовых геометрических фигур, говорил о множестве часов, проведённых в спортивных залах. Мартин был в чёрной майке без рукавов и в таких же чёрных шортах. Его круглое живое лицо украшала испаньолка, а тёмные волосы были коротко острижены. На оголённых плечах и икрах ног Мартина красовались выполненные чёрной тушью портреты коммунистических вождей: Ленина, Сталина и Мао Цзэдуна. Четвёртым в компании этих культовых личностей оказался ничего не знающий ни о коммунизме, ни о классовой борьбе, ни даже о плановой экономике и неизвестно как оказавшийся в этом сообществе Иван Грозный, уютно обосновавшийся на правой ноге Мартина.

— Девочки, это Мартин! — весело сообщил Максим. — Мартин, это девочки!

— Привет, красавицы! — болгарин придвинул к дивану обитый тёмно-зелёной кожей пуфик и уселся рядом с Алексом, небрежно опустив на стекло стола электронный ключ с эмблемой BMW. Этот жест немедленно произвёл на девушек положительное впечатление, что выразилось в их приветливых улыбках и обращённых к Мартину взглядах, полных искренней заинтересованности.

— Это Ксюша, Ольга и Анжела. Они москвички, — представил девушек Алекс. Потом добавил, указывая на карточки на столе. — А это их визитки, для более близкого знакомства.

Мартин непонимающе посмотрел на него и поднял руку вверх, подзывая официантку.

— Сейчас в тренде такой вид знакомства, — пояснил ухмыляющийся Макс. — Без ритуальных раскланиваний. Тупо визитками обменялись, и всем понятно, кто есть кто и сколько весит. И не надо выдумывать, как показать свою финансовую ценность и кредитоспособность.

— А зачем мне баблом светить? Я ничего не покупаю. И визиток у меня нет — я ничего не продаю, — пожал плечами Мартин.

— Мартин, а вы спортсмен? — невинно хлопая ресницами, спросила Ольга.

— Так, слежу за фигурой, — кокетливо ответил Мартин.

— А покажите кубики на животе, они у вас наверняка есть!

Мартин задрал майку и поиграл стальным прессом. Девушки восхищённо заахали. Максим нервно взглянул на Мартина и втянул живот.

— Я недавно видел фотку Емельяненко, — сообщил он, — так у него кубиков нет. Видимо, ему они не нужны.

Мартин улыбнулся.

— И тебя это утешает? — спросил он.

— Ну, нет, — Макс зло посмотрел на Мартина. — Просто, зачем себя так сушить. Это скорее прерогатива гламурных мальчиков.

— Не всем же быть такими брутальными самцами, как Максим, — парировал Мартин.

— Нет, я не…

— Не брутальный самец? — перебил болгарин. — А кто тогда? Гламурный мальчик с дряблым животом?

Пока Макс искал, что ответить, Мартин повернулся к принёсшей меню девушке, — как тебя зовут?

— Симона.

— Симона, принеси мне бутылочку «Перье», пожалуйста. И фруктов каких-нибудь.

Официантка кивнула и повернулась к девушкам.

— Выбрали что-нибудь? — спросила она.

— Пока нет, — сказала Оксана, не отрываясь от меню, которое изучала уже минут десять.

— Заказывайте, не стесняйтесь! — Алекс отхлебнул из чашки. — Мы угощаем.

Девчонки удовлетворённо переглянулись. Пока они называли Симоне наименования необходимых им напитков и закусок, Алекс разглядывал причудливую татуировку на запястье официантки. Это был символ в виде трёх закручивающихся в центр кривых, напоминающих капли. «Хвосты» этих капель своими внешними сторонами образовывали круг, а их «головы» напоминали раскрытые пасти драконов.

— Симона, вот это тату на вашей руке…

— Да? — официантка повернулась к Алексу, и ему показалось, что он увидел в её зелёных глазах насмешку и, одновременно, интерес.

— Что это за символ?

— Это томоэ. Если быть точной — мицу домоэ, — ответила девушка.

— Томоэ… А что он означает?

— Одно рождает два, два рождает три, три рождает всё остальное, — Симона улыбнулась, и Алексу снова почудилась усмешка в её глазах. — Это символ всемирной гармонии и символ мироустройства. У него много значений, и он довольно давно и широко известен. Вы наверняка найдёте по нему много информации, если поищете.

— А почему эти три — драконы?

— Потому что это ключ, — Официантка взглянула на Алекса, и ему почудилось, что она заглянула в самую глубину его души, настолько глубоко, что для неё не осталось ничего потаённого или скрытого. Всё, что он мог прятать от посторонних глаз, что его бессознательное скрывало от него самого, вдруг выползло из самых тёмных сокровенных уголков его души на яркий дневной свет, оставив его беспомощным и обнажённым под этим всепроникающим изумрудным взглядом.

Когда он пришёл в себя, девушка уже приняла заказ и ушла к стойке. Алекс посмотрел ей вслед — ничего сверхъестественного или гипнотического в её облике уже не было. Тряхнув головой, чтобы избавится от наваждения, он уставился на экран. Но где-то глубоко, на самом дне его души, остался осадок — как будто в нём поселилась странная иррациональная тоска по чему-то очень близкому, родному, но давно и безвозвратно потерянному.

— Понравилась девушка? — с лёгким оттенком ревности спросила Анжела, кивнув в сторону стойки. С этими словами она выгнула спинку и повернулась к Алексу так, что он смог максимально отчётливо различить все достоинства её фигуры.

Алекс неопределённо пожал плечами, пробормотал что-то нечленораздельное и снова уставился на экран. Анжела обиженно надула губки.

— Что смотришь? Брюса Ли? — Мартин налил в высокий стакан шипящую, пузырящуюся жидкость из пузатой зелёной бутылки, которую только что принесли.

— Да. Путь дракона. Семьдесят второй год, — Алекс растерянно поглядел на официантку, принёсшую заказ — это была не Симона.

— Мне кажется, — сообщила Анжела, закусывая мартини изумрудной виноградинкой, — сто многие старые фильмы ужасно затянуты. Никакой динамики! Пока сцена сменится, я уже успеваю заскучать и переключить на что-нибудь другое.

— Может быть это оттого, что мы торопимся жить… Разучились наслаждаться моментом, ценить его… — задумчиво проговорил Саша. Но было заметно, что его мысли находятся далеко за пределами этого столика. А слова относятся не столько к замечанию Анжелы, сколько к поглотившим его сознание думам.

На экране замелькали быстро сменяющие друг друга кадры яркой рекламной вставки. Рекламный ролик настоятельно рекомендовал зрителю стать свободным и счастливым, но почему-то для достижения этой цели предлагал приобрести моющее средство местной торговой марки.