Бесплатный фрагмент - Аквамарин

Пролог

Принимай, бумага-повитуха,

моих грез крикливое дитя.

Не зови его ни Сном, ни Духом,

а возьми ты имя у Огня.

А возьми ты имя из пустыни

стынущих колодцев моих глаз.

Слышишь, ведрами звенят пустыми

детские мечты в рассветный час.

Час пробил

дыру в зонте небесном —

и полился свет в стакан души.

Мысли поднялись

душистым тестом,

душных слез хрипенье задушив.

Расплескались слезы в ржавой кружке.

Жажда зашипела на губах…

Не губи мое дитя, старушка!

Зачерпни воды в моих глазах!

Искупай мое дитя в купели

куполов, звенящих хрусталем.

Словно слезы, купола блестели

под соленым проливным дождем.

На роду написано народу

ждать дождя к заставе декабря,

в решете носить святую воду,

среди стрел искать поводыря,

чтоб пройти свой путь от Савла к Павлу

по ножу кипящих вешних вод

и принять от птиц, пройдя заставу,

с Древа Жизни смертоносный плод.

И принять от змей, пройдя заставу,

с Древа Смерти жизнетворный плод.

Аквамарин

Акромарин

Море сливается с небом.

А у меня же — все пополам.

Руки — направо — налево —

Ищут опоры, ищут тепла.

Но лишь холодное море под ними…

Если б не руки! Если бы крылья!…

* * *

Существует только твое имя —

из оправы вынутый рубин, —

из меня ж его никто не вынет, —

ни одна из всех живых Марин.

* * *

Море, Смерть, Марина — троица моя,

черным пилигримом я ищу тебя

среди лиц прохожих, подо льдом ручья

и — в игле под кожей, и — в петле дождя.

А садясь в машину, адрес назову:

«Море. Смерть. Марина». Пусть меня везут

черные колеса к черным берегам.

Все ведь очень просто: ты давно уж там.

* * *

Перебираю —

твои струны.

Перенимаю —

твои звуки.

Но вместо песни —

прибой шумный,

такой известный —

как скрип скуки.

Ты все сказала —

я лишь эхо,

зажатый в стены

чужой голос.

Ты посмотри на

шута без смеха.

Прости, Марина, —

я мертвый колос.

* * *

Дни и ночи, дни и ночи

закружили колесом.

Впереди путь все короче,

сзади — дым и бурелом.

В буре сломанные крылья

грязным тянутся плащом.

Все покрылось серой пылью,

только в имени твоем

упоенье нахожу я:

как молитву, день и ночь,

день и ночь его шепчу я,

но я не прошу помочь.

Не прошу, не умоляю,

не взываю, не кляну.

Как морской прибой катает

бесконечную волну,

так же имя твое носят

мои сердце и уста

дни и ночи, дни и ночи —

да не будет им конца!

Только путь мой все короче

впереди. А сзади — пыль.

Дни и ночи. Дни и ночи.

Между ними я и жил.

Телефонная книга

* * *

Позвонить?..

Но во тьме телефона

не увидеть твои глаза.

Позвонить?..

Чтобы, снова и снова

говоря, — ничего не сказать?

По — зво — нить.

Звонкой нитью опутан.

Нет. Нет. Мне не дано выбирать:

Позвонить!

Сквозь гудки-незабудки

я покорно иду умирать.

* * *

Позвонить и сказать хоть что-то,

ну хотя бы: «Привет. Как дела?»

Но потом — свое сердце мне штопать,

вспоминая твои слова,

вспоминая твое молчанье,

напряженное, как струна,

твое вежливое ожиданье

моего — как «аминь» — «пока».

Заклеймен мозг твоим телефоном.

Из всех чувств мне остался лишь слух.

Из рабов — я твой самый покорный.

Самый дерзкий — из всех твоих слуг.

* * *

Сорванный голос с ветвей телефона

падает снова в твою темноту

и возвращается отзвуком грома

тихим, тревожным, как дождь поутру.

Ветви сплетаются странным узором,

тихо роняя росу голосов.

Плавится воск первозданного слова,

капая в омут несказанных слов.

Но — вот мелькают прощанья зарницы,

вмиг освещая пустыни углов.

И — улетают тревожные птицы

петлями душных коротких гудков.

* * *

Я вызвоню тебя из темноты.

Твой голос вспыхнет —

и меня расплавит.

Но вдруг гудков короткие круги

по сердцу разойдутся —

и пойдут на дно, как камень,

твои слова

«Вы не туда попали…»

В лабиринте

* * *

Прежде, чем уходить,

зацепи свою нить,

за астериев клык,

за дверной тихий скрип,

за оглохших звонок,

за ослепший глазок,

за затворный щелчок…

Оглянись!

Между нами струна

порвалась, зазвенев,

закрутилась в спираль.

Закружилась метель

в двух углах тупика

(для тебя и меня).

То ли свет, то ли тень…

Навсегда!

Слышу только шаги —

то вблизи, то вдали.

То ли сердце стучит,

то ли час наступил

перестать вспоминать

голос твой в темноте

телефонного сна…

Все — в тебе!

Рядом — но — за стеной

в целый век толщиной.

А гудков частый плеск

говорит, что ты есть,

но — с другой стороны —

не Земли, а — Любви.

Не со мной, не со мной…

Не со мной!

Прежде чем… Оглянись!

Между нами… Метель!

Мне нужна — твоя нить —

я живу лишь в тепле

твоих рук, твоих глаз,

твоих слов, твоих снов!..

Оглянулась, сказав:

— Все равно…

* * *

Память о тебе зашью в подкладку.

Пальцами нащупав — уколюсь.

Станет больно. А от боли — сладко.

С этой болью чаю я напьюсь.

И пропью я все с себя до нитки.

Нитку ж от подкладки сберегу,

чтоб исправить главную ошибку —

туго вокруг шеи к потолку.

* * *

Что снилось — то ни вспомнить, ни забыть.

Проснулся я «естественною смертью».

В руках осталась порванная нить

и петли лабиринта на конверте,

где адреса обратного уж нет.

А я пытался вывести обратно

тебя отсюда. Но двойной запрет

нарушил… Обернулся братом.

Ты подаешь мне нить на «этот» свет —

и в лабиринте мозга я петляю,

чтоб прочитать елабужский ответ…

И вот — проснулся. Значит — прочитаю.

Entre nous

* * *

между нами был страх

он сгорел весь к утру

пепел падал как снег

сны кружились листвой