Бесплатный фрагмент - Ахэгао

Введение

Должен же хоть кто-то писать отстойные любовные романы? Нет, конечно, код бестселлера выглядит в таком ключе, книга — на обложке которой фамилия зарубежного автора с сомнительной фамилией и второсортной книгой, по содержанию не дотягивающейся даже до упоминания в зарубежной интернет газете, которая странным образом становится покупаемой книженцией, и кто-то ее даже перевел на наш язык и стал продавать в нашей стране, а за тем бугром о таком пассажире или пассажирке и вовсе никто не слышал, но мало кто знает и там, и тут, что псевдоним — это не показатель уровня в наше время, а показатель авторского стыда, и что более естественно, страха быть узнанным или узнанной. Что ж, здесь все иначе.

Первый раз он случается у всех, рано или поздно. Прочитав роман, вы сразу не забеременеете, а будете готовы к тому, что сможете сравнить с прыжком в неизвестное, а главное — будете психологически подготовлены к этому событию.

И вот, как всегда, они познакомились где-то, если им меньше восемнадцати, то это произошло в школе, а если в институте, то это зарубежное имя и фамилия на транслите под видеороликом на сайте для взрослых. Читателя трудно удивить, он уже настолько умен и начитан в этой нише, что давным-давно не читает подобных книг, а смотрит лишь фильмы.

Читательницы любят за ушами, поэтому все внимание будет направлено в лоно их богатой и яркой фантазии ниже лба, конечно, хотелось бы обойтись без мата, но пища без приправ не такая вкусная. Вы, разумеется, еще не так сильно знакомы с миром из прошлых книг и многие понятия вам неизвестны, поэтому будет проведена небольшая ликвидация безграмотности или же ликбез, чтобы содержимое книги не показалось для вас абстрактно-мудозвонским и бессмысленным, а ваши деньги не были выброшенными на ветер, но если вы уже знакомы с Вселенной из книг, то можете приступать к чтению с первой главы.

1). Арперианство.

Вера в Дена Арпера, во все его учения о том, что через сны можно воздействовать на реальный окружающий мир, а так же почитание и соблюдение всех виртуальных заповедей вошедших в «Виртуальный завет», приснившихся ему однажды.

10 заповедей «Виртуального завета»

— не укажи имя свое настоящее;

— не укажи дату рождения свою истинную;

— на чужой странице всегда есть место непонятному отстою;

— не суди людей по интересам их, группам и хеш-тегам, а делай только вывод;

— когда добавится к тебе кумир твой, пошли его исконным русским матом;

— загружая аватар, подумай, быть может, жопа лучше;

— после того, как посмотришь короткометражку, ходи и улыбайся, как ни в чем не бывало;

— если вы шликнули, то это не значит, что шликнут вам в ответ и будет свадьба;

— не отправь фото свое, обнаженное.

— везде используй только один пароль, чтобы потом быстро удалиться;

— то, что давно уже забыли, не должно всплывать в поисковике, благодаря тебе же;

— следи за тем, кто породил тебя;

— воскурившись, держись подальше от интернета;

«И не судите людей по аватару их» (с) Ден Арпер

Арперианство исповедуют арперианцы и арперианки, в зависимости от половой принадлежности.

2). Лайкос.

Тайная валюта, помогающая жителям «Шликлэнда» чувствовать себя прекрасно из-за того, что они кому-то нужны в этом мире, все так же прекрасны, а так же их фотографии со старым сараем — это не такой простой снимок, а шедевр, народное достояние всего мира, достойное того, чтобы быть признанно всеми юзверями.

Лайкос является, скорее всего, ментальным чувством, возникающим в процессе шликанья одного пользователя другому. И когда один юзверь видит, что ему кто-то шликнул, то внутри него разыгрывается настоящее чувство востребованности, едва уловимое, щекочущее ему нутро от удовольствия.

Ученые доказали, что в это время в организме юзверя происходит настоящая химическая реакция, моментальный всплеск норадреналина, выбивающий в кровь гормон и одновременно нейромедиатор — дофамин. Это условный рефлекс, приобретенный в процессе долгого просиживания в «Шликлэнде». Как было замечено в десятилетнем ходе исследований российскими учеными-психологами Московского городского научно-исследовательского института скорой помощи имени Н. В. Склифосовского, чем больше человек ждет, когда ему шликнут, тем мощнее эмоциональный всплеск в момент приходящего оповещения о том, что состоялось шликанье.

Само же это явление основано на принципе социальной изоляции объекта, его поощрения и наказания. Когда его мировоззрение становится настолько невостребованно миром, то далее, когда кто-то соглашается с его точкой зрения или хвалит, то изолируемый объект сразу же доверяет, даже проявляет симпатию и охотно общается с человеком, рассказывая практически все, что ранее никому бы никогда не сообщил, искренне полагая, что шликнувшему не все равно, и он искренне заинтересован в сарае.

3). Шликлэнд.

Социальная сеть, которая объединяет в себя все социальные сети. Пользователь, создавая своего юзверя, регистрируется абсолютно во всех сетях сразу (Stogramm, Изба Танцавальня (TT — как пистолет ТТ, и т.д.) и осуществляет контроль над всеми айди карточками из всей сети в одной под названием «Шликлэнд». Очень необходимое изобретение для психосоматического здоровья. Когда это все создавалось, люди еще не знали, как много пользы это принесет. Моментально снизился уровень агрессии в реальном мире, т.к. вся злоба, по сути, застряла в виртуальной сети, вместе с другими аспектами жизнедеятельности, такие как мудаки.

4). Шликнуть.

Осуществить оценочное действие сараю, выставленному неким юзверем с целью того, чтобы это строение увидело как можно больше людей или просто так. Причем, чем реже пользователь «шликает», тем дороже его «шликанье» в эмоциональном эквиваленте, т.к. его мнение зависит от вкуса, который трудно угадать.

Своеобразное действие после обеда молчания за столом из-за того, что были заняты руки, можно сравнить так же и с произношением первого слога ребенком, это действие вызывает бурную реакцию, радость у окружающих, но в процессе «шликанья», юзверь на секунду разделяет мировоззрение другого юзверя, а после этого быстро все забывает.

Ты не можешь иметь то, что хочешь.

Ты не можешь заниматься тем, чем хочется.

Ты не можешь быть там, где тебе так хочется быть.

Ты не можешь обладать тем, что тебе так необходимо.

Ты не можешь сказать правду, чтобы другие тебе поверили.

Ты не можешь постоянно ощущать то, что хочется чувствовать.

Ты не можешь быть с теми людьми, с которыми хочется поговорить.

Ты не можешь объяснить все так, чтобы тебя поняли и не задали вопросов.

Выдержки из дневника Болодимира V

1

А сурдопереводчик женский есть?

— «А как тебя зовут?»

— «Венцеслав».

Мы познакомились с Венцеславом прямо в моей кровати, не помню, как мы в ней оказались, но отчетливо помню красивый взгляд, западающий в душу, как в копилку с первого взгляда, слога, да что там слога! С первой буквы! Как же это приятно порой почувствовать себя плохой и испорченной девочкой, что удается так редко и не со всеми.

Когда его рот раскрылся, а веки задрожали, стало понятно, сейчас Венцика скрючит от надвигающегося экстаза. Мы сошлись с ним как лед и пламень, как сосулька и мороз по коже, доменная печь и еврей c длинными бакенбардами.

Как я предполагала, так и произошло, моя интуиция не подвела и на этот раз. Лицо брюнета с высоким лбом скривилось, тело заерзало в конвульсиях страстной агонии. Мы одновременно вышли в открытый космос, вцепившись друг в друга взглядами. Видимо об этом латентно и кричат уста многих статуй через третье тысячелетие один и тот же громкий латинизм per aspera ad astra — сквозь тернии к звездам. Как же порой хочется молча поговорить в такие моменты.

— «Тебе понравилось?» — словно прочитав мои мысли, спросил Венцеслав, нарушив тишину межгалактического пространства внутри моей Вселенной, вернув сознание в тело, что было как-то резко.

Это самый неуместный вопрос в кровати с противоположным полом, который задают почти все в своей жизни хоть один раз. Почему? Наверное, только по этой причине становится многое понятно из происходящего, первым спрашивает обычно тот, кто ублажал и старался. Конечно же, я кивнула, мне это было лестно, что ради меня так старались. Моя девичья робость скрывала желание повторить произошедшее еще и еще, чтобы все это длилось как можно больше.

— «Очень жаль, что только у свиньи оргазм длится тридцать минут, а приказ — „стоять до последнего“ на физиологию мужских процессов не распространяется», — подумалось мне с некой грустью, внутри моего тесного мира уже все успокоилось и перестало пульсировать так явно, что почувствовала, как мне свело ягодицы.

— «Так тебе понравилось?» — повторил свой вопрос мой новый знакомый.

— «Да-да, ты был на высоте», — спокойно произнесла я без всякого энтузиазма.

— «Гондон или не гандон, вот в чем вопрос», — внезапно задал вопрос Венцеслав, завязывая контрацептив в узелок с довольным лицом.

— «А у тебя еще есть?»

— «Что?»

— «Ну, как что?»

— «А», — улавливая ход моих мыслей, растянул Венцик, — «вам все мало, сколько не старайся, все равно придется становиться в позу. Слушай, все это очень здорово, но давай в этот раз ты сама будешь контролировать процесс?»

— «В смысле?»

— «Понимаешь», — вытирая пот со своей груди, ответил Венцик, — «вот мы получили оргазм вместе, а судя по усталости, старался только один я».

— «И что? Вот знаешь, а если я забеременею, наслаждались вроде оба, а мучиться буду я, еще и девять месяцев ни-ни!»

— «Чего ни-ни?»

— «Так, Венцеслав, не хочешь — не надо».

Молодой человек медленно улыбнулся, а потом посмотрел на мою голую грудь. Я уже привыкла к такому обращению с собой. Стоит мне только появиться где-то в людных местах в прозрачной футболке, как все сразу становятся вежливыми и уступчивыми. Уж чтобы там не говорили, а размер все же имеет значение. Нет, вы, конечно, можете забеременеть и ощутить прирост в объеме груди, но проблему мозгов это никак не решит. Как гласит громкий латинизм, оставленный кем-то из античности — suus vel ibi vel non, означающий — это либо есть, либо нет, почти как клитор для мальчишки в первый раз.

— «Венцик, а меня Ким зовут».

— «Не зови меня так», — взъерепенился мой новый знакомый, а потом, изменившись в лице, сменил гнев на милость и продолжил, — «приятно познакомиться, странное какое-то у тебя имя, если честно».

— «Да я уже привыкла, кстати, оно и мужское и женское — унисекс. Уменьшительное для Кимбол, Кимберли и даже Кимико! Международное!» — проговорила я, как всегда всем новым знакомым, ведь умение преподнести себя — это половина дела, а только потом добавила, — «а так это Коммунистический Интернационал молодежи, аббревиатура такая гуляла по СССР».

— «Эти коммунисты, терпеть их не могу!», — отозвался сразу Венцеслав.

У него было такое имя, что компенсировало в нем любой недостаток. В меня же оно вселяло какое-то непередаваемое чувство доверия, которое возникает обычно после совместно пережитого приключения без трусов.

— «Почему?» — решила я поинтересоваться, чем же это так его не устроил взгляд Ленина, который смотрит на буржуазию, как нимфоманка на маньяка.

— «Как почему? Ленин столько прекрасных людей казнил! Отправил на тот свет весь цвет нации! Еще и брат на брата, голод! Вот что делают люди из-за своего скудного ума», — Венцик решил прилечь после того, как запустил контрацептив в раскрытое окно, растянув его как резинку для волос.

— «Слушай, а кем ты работаешь?» — решила я поинтересоваться у своего гостя.

— «Я — писатель», — горделиво заявил молодой человек, положа свою руку на мою грудь, — «а по совместительству, своеобразный доктор».

— «Ого, таких в моей кровати еще не было», — решила я пошутить, но не рассчитала свою похоть в шутке по сто балльной шкале, ведь он, наверное, сейчас играет роль врача, замеряющего мне пульс, если верить его шутке.

— «Да, да. И мои книги есть на твоей книжной полке», — улыбнувшись, проговорил молодой человек, сжимая своей теплой рукой мой бюст.

Нет, мне в принципе приятно, когда кто-то держится за мой упругий динамик, но во стократ все это становится более приятным, когда этот кто-то сбежал с твоей книжной полки, и дышит тебе на ухо. Я уже даже представила, как сейчас оседлаю этого жеребца, да не тут то было. Народная мудрость — первая для себя, а вторая для нее, как-то сегодня не задавалась. Эта магическая ассоциация всадницы и лошадки всегда творила со мной какое-то чудо. И дело даже не в том, что нет плохих любовниц, есть лишь мужики, неспособные завести свою даму, а совсем в другом — средств для контрацепции в доме не оказалось.

— «Слушай, а что ты пишешь?» — решила я поинтересоваться, так как заняться нам по сути уже было не чем, разве только легким петтингом.

— «Как что?» — сразу же выдалось у моего ночного зверя, — «любовные романы».

— «Знаешь», — решила я посвятить в свои тайны Венцеслава, раскрывая секрет за секретом, — «у меня хоть и есть книжная полка, но она больше для того, чтобы создать вид для моих гостей, типа, я такая умная и начитанная, а на самом деле мне это все не очень интересно, до фени грубо говоря».

— «Так ты не читала мою книгу?»

— «Нет, но раз уж мы переспали, то я обязательно ее прочту, только я не люблю все вот это вот».

— «Что именно?» — задался вопросом Венцик.

— «Ну, знаешь как у классиков всяких, они мне до влажной пьесы. Не люблю где все так сладко и гладко, вот аж мерзко и гадко. Это я не про депиляцию сейчас, а про содержание, мужик же он как? Должен взять меня за бока с первой строчки и просто взять, понимаешь?»

Венцеслав почесал свой нос. Наверное, ему казалось все это глупым. По его лицу можно было сказать только одно но-но, быстро впасть в нирванический ступор, одновременно, подобно Чапаеву размахивать правой рукой, но вместо шашки раскручивать свой лифчик, но презерватива в доме не было.

— «Бывает же такое», — думала я про себя, — «покупаешь книги, покупаешь, а потом раз, и ты уже на этом писателе».

Вот завтра я пойду и куплю себе контрацептивы, чтобы были на всякий случай.

— «На вкус и цвет, как говорится», — спокойно ответил молодой человек.

— «В этом я с тобой согласна, слушай, а ты же сейчас, наверное, книгу пишешь?»

— «Сейчас?» — улыбнулся Венцеслав, а после продолжил, — «нет, что ты, сейчас я с тобой в одной кровати».

— «Так это значит, ты потом обо мне напишешь книгу?»

В ожидании ответа, в этой пропахнувшей комнате от жаркого соития витала небольшая надежда на то, что раз уж он мне вставил, то может и посвятит хоть строчку? Как же это будет прекрасно! В своих мечтах я уже входила в историю, как любовница великого писателя, ведь за каждым известным мудаком стоит умная женщина, и каждая женщина мечтает найти себе такого мудака. Причем о них очень скучно говорить, гораздо интереснее обсуждать их постельную жизнь.

— «Посмотрим», — сухо отозвался мой половой партнер по интеллектуальному теннису.

— «Это как это? Нет, такая возможность предоставляется раз в тысячелетие! Если я его сейчас упущу, то все, не будет моей фамилии и имени в истории, кстати, кольцо!» — быстро положив свою руку на кисть, ощупывавшую мою грудь, я пришла в неописуемый восторг, — «кольца нет! Значит, он свободен!»

— «Понимаешь, писатели делятся на практикующих и не практикующих, в данный момент я занимаюсь сбором информации», — делился о писательском бытие Венцеслав, — «чем больше у писателя книг за короткий срок, тем меньше он проводил это время в постели. Это очень важный момент».

— «Да, и как тебе»?

— «Что как мне?» — недоумевающе спросил заарканенный писатель.

— «Неужели он не понимает намека на мою грудь?» — возникла обидная мысль в моей голове, — «между прочим, эти упругости открывали мне такие перспективы, что никому из нулевок и не снилось».

Грудь у меня и правда была прекрасной. Она вызывала зависть еще со школьной парты, вгоняя лица одноклассниц в завистливые мины, нет, мое достоинство не висело, не колыхалось, не обвисало, а было упругим и пропорциональным. Сколько за мной бегали, обхаживали, чего только не предлагали! Даже нарисовать картину, лишь бы я разделась. Надо, впрочем, признать, что еще надлежит родить, но если мой размер не потеряет форму, то моим апельсинчикам можно будет поставить настоящий памятник для поклонения.

— «Так ты считаешь, что грубый грех лучше, чем сентиментальный роман?»

— «Да», — сразу же вырвалось у меня, — «мне кажется, что даже сами знакомства во многих книгах настолько однообразны, что это ни в какие ворота не лезет».

— «Ты же понимаешь, что это очень сложно. Все это только со стороны так кажется, как два пальца об асфальт».

— «Давай представим, что мы сломали систему, вот ты напиши об этом, обязательно напиши!»

— «А конкретнее», — решил уточнить Венцеслав, — «где?»

Ответ на этот вопрос напрашивался сам, но пришлось сознательно усмирить свой перевозбужденный пыл, загасив животные инстинкты и не упомянуть лишний раз то самое место.

— «На, держи пример — они познакомились еще до рождения. Будто в женском нутре, когда сперматозоид только-только проник в яйцеклетку, наверное, там уже было природой заведено, что он найдет ее по каким-то признакам, внешним или каким-то другим, ее, ту самую, быть может, почувствует индивидуальный женский запах, а может и вовсе, они окажутся в одной постели».

— «По всем канонам они так и так окажутся в кровати. Важно это событие как-то замылить, чтобы оно стало настоящей сенсацией, чувственным откровением, будоражащим женскую фантазию, ведь именно так писатель и имеет свою аудиторию. Ты знаешь, а то, что ты предлагаешь, все это немного не то, что необходимо для читательниц».

— «Это еще почему?»

— «Мои любимицы любят романтику», — стал размышлять вслух Венцеслав, — «как нежно к ним прикасаются, как прекрасно просыпаться по утрам с любимым человеком, как это все происходит, медленно, но верно, переводя общение из вертикального положения в горизонтальное».

— «Как это все происходит у взрослых?»

— «Что?»

— «Ну, начал говорить, так договаривай», — решила я надавить на своего мустанга.

— «Нет, не в этом суть».

— «Как не в этом? Смотри, как это происходит у взрослых, правильно? Иначе там бы все было по-другому написано».

— «Это как?»

Поглядев на своего ночного оппонента, с которым приходилось говорить в постели о его работе, подумалось, что лучше сюда не тащить всю его подноготную писанину, а то все закончится более чем скучно и грустно. Как любой романтичный фильм, где самое интересное вырежут, а главные герои всего лишь поцелуются перед камерой, нанеся своеобразное оскорбление фильмам взрослого жанра.

— «Мы же девушки, мы любим образами, а с тобой мы как эти, ну, как сосулька и кочегарка».

— «Снег и пламя?»

— «И это так же, но не в этом суть. Вот я раньше всегда искренне полагала, думала, что роман — это слезливо-романтические сопли, излитые автором в символах, в большинстве случаев так это и получается, только вот есть ведь и другие книжки, где там нет этого, то есть роман, но не роман. Как это так?»

— «Нет», — рассудительно ответил Венцик, — «все правильно, роман — это просто объемное художественное произведение, не факт, что там сопли, кстати, а что ты под этим подразумеваешь?»

— «Всякие словечки».

— «А подробнее можешь? Все же я тут информацию собираю, как знать, вдруг ты мне сейчас глаза раскроешь. Перевернешь мир с бухты барахты, так сказать».

Я в принципе мало думаю. Я дама в кровати, я импульсивна, я — это огонь и спичка, а сигареты я не купила. Мне иногда требуется лишь дополнение, как сейчас.

— «Все эти объятия, обнимашки, целовашки, язычки, поцелуйчики, так и хочется подобрать универсальную рифму-хуифму».

Венцеслав заулыбался. Наверное, его все это искренне веселило, а может он просто игрался.

— «А как бы ты придумала рифму на поцелуйчики»? — задал он внезапно вопрос.

Нет, нельзя порой говорить вслух то, что может унизить профессионала. И не по той причине, что у вас есть какая-то такая цель, а совсем по-другому, наверное, проще сказать, не тронь дерьмо — не будет вонять, только тут в другом ключе. Это все равно, если бы вам утер нос новичок в вашем деле, которое, как вы искренне полагали, вы делаете лучше всего.

— «Детективы писать проще простого», — видимо решил сменить тему Венцик.

— «Это еще почему»?

— «Да у них все там однотипно. В любом детективе, причем остро закрученном, убийцу ты знаешь в большинстве случаев, прямо сразу. Вот надо сломать все там. Сразу арестовать до совершения убийства».

— «Это как»?

— «Вот я», — стал умничать Венцик, — «например, намеревался убить тебя, но этого не произошло, меня арестовали авансом, заранее».

Странное это чувство, когда человек умничает, хочется просто уйти, потому, как вас считают за тупорылую.

— «Так у тебя еще есть, я так и не поняла?» — решила уточнить я о контрацептивах.

— «Что?»

— «Презик».

— «Не-а».

— «Эх, мир, дружба, резника», — вырвалось у меня от тоски.

— «Да не расстраивайся ты так, видишь, у меня еще не все там отдохнуло и не встало».

Ох уж этот неловкий момент, когда вы понимаете, что спасительных изделий из латекса уже нет, а ваш партнер намекает на то, что мол, погоди, дальше продолжим под другим углом. Нет, не то чтобы я отношусь к оральному сексу отрицательно, все это очень здорово, только пока это делают тебе, а не ты кому-то. Но вот когда наступает пора отплатить услугу за услугу, глядя в потолок, невольно подумываешь совсем о другом, что есть пожрать в холодильнике или как жаль, что мы у меня дома, а то так и не свалишь по непредвидимым делам.

— «Все вы одинаковы», — внезапно произнес Венцик.

— «С этим мне даже не хотелось спорить, я даже согласна на это — мы все одинаковы, а мужики все козлы, такая аксиома в любом споре устраивает обе стороны, главное об этом помалкивать и не придавать ход развития беседы. У нас на каждого козла всегда есть коронная фраза, все они жаждут перепихнуться на халяву, но этим мы похожи.

Только не следует раскрывать все эти секреты, иначе придется нам гоняться за мужиками, что, поверьте мне, не такое веселое занятие, если так посмотреть на мужиков. Представьте, на одну даму в «Шликлэнде» сто сообщений за неделю, а мужикам? Ха! Вот, вот! Все это из-за правильного позиционирования половых органов. Одни востребованнее, а другие просто ноль без палочки.

Почему так? Тут все очень просто, нужна же какая-то мотивация халявщикам, иначе у нас в стране по улице будут передвигаться лишь одни экскременты, разумеется, только в метафорическом понимании проблемы. И если все это внезапно осознают угнетенные культом влажного места, то произойдёт закат прекрасной эпохи подпольного матриархата. Нет, как динозавры человечество вряд ли вымрет, но будет нам не комильфо».

— «Так ты даже не спросишь почему?» — задал вопрос Венцеслав, оборвав ход моих мыслей, но это очень даже здорово, мне кажется, все мы понимаем порой эти игры, навязанные обществом, только не умеем выходить из них.

— «Что-что?»

— «Да ничего уже».

— «Обычно так говорит разочарованный человек», — решила я воодушевить своего мустанга, подумывая совсем другое, — «как будто он хотел на чем-то меня подловить, типо мне интересно должно было стать, извини, но я просто прослушала».

— «Да», — потухшим засыпающим голосом согласился со мной Венцик.

— «А чего дальше? Ты не собираешься просто взять и уснуть?»

— «Да, да», — опять повторила сонная личность.

— «Вот так всегда, когда тебе захочется поскакать на лошадке, все не так! Все не получается. Как хорошо, что он не догадался, что я использую его просто в качестве огурца! Я же даже и подумать не могла, что это будет какой-то писатель. Надо будет утром ему рассказать все-все о полоумных парнях, которые только обещают, что отшлепают», — подумалось мне, и тут я сразу погрузилась в другие раздумья, уносившие меня бурным потоком в другое русло, — «а как же мы тут оказались»?

— «Эй, эй! Просыпайся! Венцеслав! Вставай!»

— «Это невозможно», — ответил сонный молодой человек, — «и перестань меня трясти».

— «Слушай, все это более чем странно, мы не могли тут оказаться просто так. Наверное, что-то должно было произойти, какие-то события, которые нас свели вместе. Так как от нас не веет перегаром, то мы не пили до того, как переспали».

В ответ Венцик лишь глубоко вздохнул. В сумраке я увидела, как его веки раскрылись, а слизистая белых белков глаз слегка блеснула.

— «Только не говори мне, что тебе хочется вспомнить весь наш путь от и до».

— «Как же! Это же такой волнительный момент в моей жизни! Раньше ведь как?»

— «Как»?

— «Первая любовь — это мысли только об одном человеке, где бы он ни был, чем бы он ни был занят, причем он принадлежит только мне одной, а ожидания до следующей встречи — это сущая пытка. Точнее влажная».

— «Так и есть», — заключил Венцеслав, а после широко раскрыл свой рот, громко зевая, издавая этот заразительный звук «а» с самого начала на вдохе, а потом еще громче на выдохе.

— «Ты же понимаешь, что первый молодой человек — это, прежде всего, спутник по магазинам, дающий обещание в том, что будет верен мне до конца, а завтра, завтра я тебя, вот именно тебя уже и не вспомню, но мы всегда помним первых и последних, как и вы».

— «А ты со всеми так любишь поговорить после того как переспишь?»

— «Нет, а что?»

— «Ммм, если бы ты сказала да, то я бы не удивился, что у тебя никого нет».

— «Это еще почему»?

— «Ты знаешь, когда после полового акта тебе выносят мозг, приятно ностальгируя о своей первой любви, или о каком-то нереально успешном опыте, можно обзавестись комплексами, и начинаешь задумываться о том, что тебя просто хотят заарканить, понизив твою самооценку».

В тишине я лежала и не хотела говорить ни о чем. Такое ощущение, что надо мной просто надругались, беспощадно отымев психологически только из-за того, что разгадали мои планы на совместное будущее, — «неужели я и правда так выношу мозг, что со мной никто не хочет жить?»

Мы уже даже шли вместе с этим Венцеславом, взявшись за ручку, я даже чувствовала тепло его вспотевшей кожи. Как он слегка проводит подушечкой своего пальца от моей кисти к этому кошачьему месту в локте, из-за которого возникает щекотливое ощущение, пробегающее по всему телу, приятно содрагая мышцы моего живота и уходя куда-то в филейную часть.

— «Как же ты умопомрачительно хороша», — шепчет его рот мне на ухо, слегка будоража мое воображение, вот-вот он возьмет и зажмет мою мочку своими губами, резко развернет к себе и, закрыв глаза, мы остановимся на время, застыв на едва уловимый миг. Я даже почувствую его горячую правую руку, соскользнувшую с моей талии под одежду, где ягодицы всегда холоднее, чем все остальные части тела.

— «А я вот всегда мечтал стать актером или музыкантом».

— «Но стал писателем — это ведь не так плохо, не так ли?»

Венцеслав промолчал. Мне даже стало слегка не по себе, а вдруг он опять обиделся? Как знать? Ведь человека с творческой натурой так легко задеть и обидеть, что потом неизвестно чего ожидать от него дальше.

— «Да, могло быть и хуже».

— «Но ведь ты же пишешь любовные романы, у тебя, наверное, такой огромный постельный опыт! Тебе ведь столько мужчин завидуют! Ты взял, подошел к девушке и просто взял ее. Такое ведь впечатление возникает о тебе, и все же, как мы оказались в одной кровати? Тебе это неинтересно?»

Мне показалось, что я опять задала дурацкий вопрос. А вдруг его самооценка сейчас страдает? Нет ничего хуже похвалы, когда человек унижен, все это выглядит даже не как лесть, а самое настоящее издевательство, сравнить которое можно только с тем, если назвать парня ради шутки малышом, не подозревая ничего о его линеечных комплексах.

— «На самом деле так и есть».

— «Тогда почему ты такой грустный? Может, я тебя чем-то обидела?»

Венцеслав повернулся на правый бок и уставился на меня в сумраке. Как же это очень странно, отметила я про себя, что у нас не произошла битва полов за место у стенки. Мне показалось, что сегодня я пересохну вся, во мне останется лишь одна соль и все это из-за его сексуального взгляда, взирающего на меня из ночных сумерков в комнате.

— «Понимаешь, я же долгое время писал книги, а у всего есть свои последствия».

— «Это ты о чем сейчас?»

Мысли у Венцика были совсем не о том, чтобы предаться животным инстинктам, игнорирующим этикет, который нам навязало общество со всякими заумными книжками, которые в постели с противоположным полом, ну никак не нужны. Точнее неуместны. Вообще, я всегда полагала, что если в меня вставили, то значит, мой партнер готов принять всю ответственность того самого коварного случая, ведь презервативы не защищают стопроцентно от нежелательной беременности, ну и, раз уж он в меня вставил, то тем более может стать приятным собеседником после полового акта. Поговорить по душам, так сказать, а если этого не происходит, то, увы, и ах, C’est La Vie (селяви), только не в значении такова жизнь, а прощай, я о тебе точно больше не хочу вспоминать.

— «Когда писатель долгое время пишет, он сидит на одном месте, поэтому у меня чешется задница».

— «Ого, вот это откровения. Слушай, а быть может, они сейчас не слишком нужны тут?»

— «Но и это не все».

— «Так, ладно, продолжай», — капитулировала я перед своим мало знакомым собеседником, ощущая, что его уже не остановить, плавно приходя к выводу, что, наверное, это и есть изливание души в чистом виде, не той, что была поймана в презерватив, завязана и эффектно выкинута в раскрытое окно, а самой что ни на есть человеческой сути моего партнера.

— «Я практически разучился говорить, ну, то есть… у меня язык лыка не вяжет, просто приходилось долгое время молчать и быть наедине с собой, естественно, все это как-то очень пагубно сказывается на отношениях с окружающими».

Знаете, женщина любит не ушами, нет, женщина любит воображением. Стоит только поднести грамотно эту искру, создать тот волнующий магический образ, как этот мыслительный процесс не заставит себя долго ждать. У меня как у коня и шок, и трепет, уздечка рвется от тебя. И вроде бред сказал мне Венцик, но я ушла в себя так глубоко в чертоги подсознанья, что с головой, среди камней бесстыжих вдруг нашла себя.

— «Повтори еще раз этот стих», — попросила я Венцеслава.

— «Я уже его не помню, а тебе понравилось?»

— «Еще бы, как на горке прокатилась!» — на самом деле мне показалось, что не очень, но я решила подбодрить своего будущего халдея, продолжив нахваливать его творческие стремления на свой страх и риск, — «он вызвал какое-то странное ощущение чего-то волшебного, неповторимо прекрасного, я с нетерпением жду повторения этого замечательного стиха».

Все ходило вокруг да около, тут еще и в воздухе витали едва уловимые ноты после соития, все смешалось в комнате, и пот, и плоть, и мой шампунь.

Прицелившись в его глаза своим восхищенным взглядом, настолько насколько я могла изобразить этот колосальный интерес, замерла в ожидании чуда.

— «Уж лучше пусть он мне хоть что-то говорит, все равно не спим, а презерватива нет», — думалось мне, — «а уснуть ближайшие часа пол, я точно не смогу».

Все это мне чудовищно напоминало какую-то юношескую игру с заигрываниями, когда вы оказались в постели с девушкой и вот, она прикидывается спящей, провоцируя на то, чтобы ты лез к ней первым, домогался, иначе тебе даже самому, наверное, покажется, что так быть не должно, не проявлять же инициативу нам — девушкам.

И главное, не уснуть обоим, а стоит только положить руку, как начнется уже новая игра — я не такая, я жду трамвая. Еще дальше — что мы делаем? А позже — наверное, мы пожалеем об этом.

Со стороны этот абсурд выглядит более чем забавным и давным-давно уже понятно, чем все это закончится и всем при всём этом хочется одного и того же. Стоит только пересечь ту ментальную черту приличия, взять на себя ответственность, войти, но постучавшись по всем граням неписаного постельного этикета. И кто это возьмет на себя, тот и станет виновником в случае провала, но если не приставать, то можно обидеть меня — особу женского пола. Ведь я же на самом деле буду лежать и думать, неужели я такая, что ко мне не хочется приставать?

Только в нашем случае, все это был новый знакомый, уже кинувший палку и желающий просто уснуть. Наверное, он бы даже не завел этого ночного разговора по душам. Может, все это показатель его опытности? Или он какой-то отшельник, где разговор после этого лишний? Удостоверился, что мне понравилось и на боковую, а как еще это выглядит? Отстрелялся и баиньки.

— «Нет, знаешь, я… как и ты, рожден читателем и не хочу умереть копирайтером».

— «Ого, это тоже ты придумал?»

— «Нет, это у нас такой слоган — «ты рожден читателем — не умри копирайтером».

— «У кого это у вас?»

— «Ну, у нас… у писателей».

Дикция у Венцеслава и правда хромала. Нет, понять его было можно, говорил он вполне членораздельно и немного глотал слова, чуточку захлебываясь в своей слюне. В комнате опять повисла нелепая жаркая пауза. Хотелось просто ахнуть или охнуть, изобразив наслаждение процессом, но это все казалось немного неподобающим, даже похабным и пошлым, излишним и неестественным.

Однако пошлость возникает только тогда, когда вы просто не в настроении или не в спальне с кем-то. Быть может, вам слышится неуместная шутка на улице. Но иногда и пошлость в постели может быть настолько излишней, что все это становится чем-то настолько возмутительным, что от этого всего невольно открывается рот, а если возникает нехватка в словах, то приходится обращаться за помощью к жестам, и, впившись в постель своими руками, слегка вздрогнув, продолжить слушать своего умного ночного собеседника, но параллельно подумывать — а не сломались ли недавно сделанные ногти?

— «Везет тебе, ты, наверное, в таком интересном мире живешь».

— «Это точно, порой даже не понимаешь, вдруг это мое произведение и я сбежал из его строчек».

Захотелось почему-то в смятении отвести полуночный взгляд, я даже подумала о том, что для любви не существует каких-то там языковых барьеров, не то, чтобы там какая-то разница в возрасте, — «лишь бы не засмеяться, а вдруг он увидит? Он же обидится, надо бы как-то не подавать виду, мол, так и так, тыр пыр и нечего так глядеть на меня исподлобья».

— «И какого это быть успешным писателем?»

Хотелось прикоснуться к его голове, вцепиться в волосы и сильно сжать, подчинившись непонятному мне импульсу, пробуждавшему во мне какую-то дремлющую и волнительную эйфорию.

— «Неплохо», — отозвался Венцеслав.

За окном не хватало только дождя, который бы накрыл своей свежестью, создав эту трогательную и одновременно возбуждающую атмосферу капающей с шиферной крыши воды. Почему-то мне в такие моменты одновременно и хорошо, и грустно, когда я одна.

— «А есть какой-то определенный секрет?»

— «А ты чего это, захотела стать писательницей?»

— «Нет, просто интересно, как ты стал таким», — внезапно ход мыслей оборвался из-за того, что возникло какое-то неожиданное чувство, скорее непредугаданного движения, возникающего из-за контраста нежности и грубости. Как будто меня кто-то ласкал, а потом несильно прикусил за ту самую нежную, самую чувствительную жемчужину моей маленькой женской души, выглянувшей из меня наружу. Затем возникло это стремительное большое облегчение внизу живота, сравнимое с американскими горками, после быстрого подъема во время спуска.

— «Ничто так не мотивирует писателя, как отсутствие еды и курева».

— «А как же мы?»

— «Кто мы?»

— «Ну, девушки».

— «А это как в песне про самолеты».

— «Я думала писателя, как и музыканта, мотивируют только девушки».

— «Это все звенья одной цепи, ты бы не стала уважать первого встречного, а тут раз и настоящий штучный товар. Среди твоих знакомых не так уж много писателей. Знаешь, все это как экзотическая барышня для мужиков, просто дефицит порождает спрос».

Только сейчас до меня начинала доходить суть происходящего, именно в этот момент, когда все это ожидаемое желание смешалось с молниеносным удовольствием, вызвав натуральные и неподдельные эмоции, от которых хотелось зажмуриться и сжать ноги, слегка оторвав поясницу, а затем сильно прижаться к постели, расслабиться, снова напрячься и все же изобразить, что идешь в туалет «по большому», ну или просто сделав вид, что направляешься туда. Знаете, как порой бывает, попадает воздух не в то горло.

— «Поприседай на пятках, все пройдет», — спокойно отнесся к происходящему Венцик.

Знаете как не по себе от того, что вы попадаете порой в глупое положение в постели с новым знакомым. Казалось бы, необходимо думать о страсти, но тут, то нога в живот, то зубами стукнулись во время поцелуя, все это как-то выбивает из борозды лошадку с ее плугом, как же, наверное, все это неприятно, когда что-то вылетело, а потом сильно прижалось под всем женским весом. Заодно это уже можно поблагодарить небесного создателя, что я девушка и никогда не пойму всех этих любителей приударить за юбкой.

— «Приятно иметь с вами дело, Венцик, вы такой понимающий».

Как бы я хотела услышать в свой адрес почти подобный комплимент, пусть и пошлый, что меня иметь приятней, чем иметь какие-то там со мной дела, что так же хочется и заснуть, буквально и дословно во мне от усталости, накопившейся за половину ночи от продолжительных фрикций, а потом, когда мы уже будем засыпать, любая женщина мечтает услышать в свой адрес, что она желанная и красивая, хотя любая эрекция говорит об этом за мужчину, что позволяет двум лицам противоположного пола понимать друг друга абсолютно без лживых комплиментов. Знаете, как это первые недели во время сожительства, комплимент, комплимент, дольше.

— «Да, согласен, ты вот меня понимаешь, что я просто стер все колени, поэтому мне просто уже не по себе было стоять в том положении, которое тебе так нравится?»

— «Это раком, что ли?»

— «Ну, да, по-собачьи, короче, мне так больше нравится».

Да, все это очень волнующе. Меня даже больше приятно будоражит из-за того, что мной кто-то обладает, тот, кто находится позади меня, заводя порой руки за спину, то несильно потягивая меня за волосы, а то, шлепая своими ладонями по ягодицам, которые, кстати, наверное, в такие моменты становятся красными. Своеобразный праздник непослушания, от которого уже думаешь в правильном направлении тепла. Это странное чувство, когда боль и наслаждение смешиваются в невероятный горячий кипяток, вызывая больше экстаз из-за общепринятых образов сладострастия — слово то какое, мерзопротивнопакостное, такое же, как и супер-пупер.

Прошлый раз меня так разозлил один напыщенный хлыщ со своими насмешками, будто ни разу у него такого не было. С отрешенным взглядом, я пыталась не обращать на него абсолютно никакого внимания, но это так обидно, когда знаете, вот как урчание живота, вы же не можете его контролировать? Так? Представьте, что он из-за каждого урчания просто ржал, подобно сивой кобыле, естественно, мне перехотелось с ним спать, но какой же это неприятный осадок на продолжительное время, потому что живет он через дом в микрорайоне, знает меня, где я живу, и как у меня спускает воздух передок.

Он живое и постоянно попадающееся на мои глаза напоминание того, что иногда делать ошибки не так уж и весело, ведь работу над ними, как в школе вы уже провести не сможете, а известность среди всех его приятелей разлетается по району так стремительно и быстро, что любящие пропустить по бутылочке пивка, постоянно сидящие на лавочках могут и не остановиться на малом, обсуждая, какая я в постели.

Однажды утром можно проснуться с надписью шлюха под окнами или на этаже. А все лишь по той известной причине, что я, видите ли, перестала давать после первого раза, допустив мимолетную ошибку, но все эти нападки могут проходить еще и по какой-то другой непонятной прихоти. И самая банальная из них — типичная ревность, а самая запущенная — я не такой плохой любовник, я могу тебя удовлетворить, а то, что тогда произошло — это просто закипающий чайник из-за воздержания, да и я не видел женской груди ни разу, я — девственник-романтик. А самая распространенная причина пьянства — она просто нашла живой диаметр побольше.

— «А может, я не буду приседать тогда?»

— «Да, расслабься, все это не так уж и важно».

Мне почему-то хотелось смеяться, ведь этот взгляд исподлобья вызывал какое-то чувство заправского самца, который не остановится ни перед чем, лишь бы только оплодотворить самку против ее желания.

В нашем современном и гуманном обществе все это давно трансформировалось в игру не оплодотвори, а удовлетвори, ведь человека отличает от животного не только, что мы мыслим, а они — животные — нет. Мы научились спариваться просто для удовольствия, по-быстрому, для здоровья, от скуки, назло, для настроения и это даже не полный список всех психологических извращений, которым оброс коитус. Им можно даже пошантажировать, если заснять процесс на видео, а в какой-то определенной ситуации даже гордиться тем, что вот, смотри как я или как меня.

— «Ты знаешь, а ты ничего такой».

— «Я?»

— «Ну, да, да что же я несу такое, не в том смысле, как любовник».

— «Что?» — возмутился мгновенно Венцеслав, казалось, вот так я его и обидела в очередной раз.

Задела его мужское самолюбие, которое зиждилось на умении удовлетворять во чтобы то ни стало, что он — настоящий кот в сапогах, Казанова каких свет не видывал, все женские гениталии ему подчинены и хлюпают только от одного взгляда на него, когда он проходит рядом, все думают только об одном — выбери меня, а тут, якобы его читательница взяла и скинула с Олимпа в корыто с парашей, поставив даже не в один ряд со всеми рядовыми перцами со двора, а так, оставив его лишь на задворках, даже не в компании бывшего — самого совершенства. Про бывших ведь обязательно либо плохо, либо никак. Иначе придется снова имитировать и думать про себя, врешь ты, как дышишь постоянно, кончай уже, кого ты обманываешь.

— «Ты такой понимающий. Венцик, понимаешь, меня никто так не понимал как ты», — конечно, для любого мужчины самый крутой комплимент — это прикинуться открытой книгой, будто он читает тебя, а лучше пишет, играясь, как какой-то глупой марионеткой, полагая, что он вот-вот станет флиртовать и неизвестно как произойдет чудо, мы окажемся с ним в одной постели, дописывая последнюю главу на практике.

О том, что на самом деле только я и позволила залезть к себе в трусики, ему знать совсем необязательно, иначе он сразу перестанет умничать и заигрывать, что нанесет непоправимый вред флирту.

Пусть лучше думает, что это он снизошел ко мне с фотографии на книге, он — азьм есьм царь и бог коитуса. Он понимает женщин не так, как остальные мужчины на словах, а именно держит их мозг в постели и только в одной позе, зная все кошачьи места от которых тараканит так сильно, что невольно закатываются глаза от передозировки сильных эмоций из-за нереальной стимуляции самых эрогенных точек, о которых я даже и не подозревала.

Наверное, это был окончательный удар по самолюбию писателя любовных романов. И даже не спрашивайте почему, вы все равно не сможете понять. Это как будто шеф повара похвалить за мытье посуды, а не за умение готовить пищу.

И дело даже не в том, что любой путь к женскому сердцу — это мытье посуды, нет, совсем нет, бедному герою-любовнику оставалось лишь согласиться с моей необдуманной глупостью, потому что скандал для известного писателя в постели со мной — это настоящий кошмар.

Подорвать марку известного человека, как два пальца приложить к волшебной изюминке, которой обладает каждая женщина рядом с Венциком. Просто он все воспринимал почему-то не так, под каким-то своим углом, понять его, увы, наверное, не смогла бы ни одна дама, именно этим он и привлекал к себе, своим шармом, славой, летящей впереди него.

— «А как у тебя это было первый раз?»

— «Ой, давай только не об этом».

— «Почему? Ты же, наверное, это написал в своей книге! Я обязательно прочту! Кстати, а ты пишешь придуманные или реальные истории?»

— «Разве это так важно?»

— «В принципе… нет, я где-то такое слышала, что невозможно написать то, чего не было на самом деле, то есть окружающая обстановка всегда влияет на произведение, над которым работает музыкант, поэт или еще кто».

— «Знаешь, больше всего», — голос Венцика был каким-то необычайно грустным или чем-то опечаленным, что даже удивило меня, разве был повод? Ведь рядом со мной в постели обычно все летали в облаках, не выпуская из рук меня, мою грудь, бедра и желание возобладать мною, но он продолжал, — «я сожалею больше о том, что упустил в жизни так много возможностей став писателем. Это два обстоятельных антипода, ты пишешь о том, что было, упуская действительное, рискуя всем своим будущим, находясь постоянно на острие этой невыразимой игры разума».

Я не удержалась и решила погладить Венцеслава по его голове, касаясь, мне хотелось ласково поддержать партнера своим жестом, дав ему этим понять, что не все так плохо, что будет еще светлое будущее, ведь солнце обязательно взойдет на улице и не будет той тревожности, страха быть ненужным, мы проснемся в одной постели, если уснем вообще, что уже по большей части стало забавным воспоминанием, как бы не закончилась эта ночь.

— «Знаешь, первый раз я так боялась, думала… будет больно. Иногда, когда засовывала свои пальцы при мастурбации, боялась увлечься, засунув их глубоко, и прорвать ими девственную плеву.

А когда гинеколог осматривал меня, потекла, слегка покраснев в кресле. От одного вида этого кресла у меня уже начинает сводить в одном месте, а как первый раз ощутила прикосновение человека к себе, так вообще, чуть не задергалась от наслаждения, закрыв глаза и не обращая внимания на медика».

— «Ты знаешь, я, пожалуй, напишу о тебе книгу».

То, что я услышала, обрадовало меня. Сбылись мои ранние ожидания от нашего знакомства. Нет ничего приятного в том, когда человек оправдывает ожидания, причем не только на словах, а на деле, особенно после того, когда ниже пояса все улажено. Теперь это будет целый роман комплиментов, о том, как она грустила по дождю, ей нравился запах кофе по утрам и бла-бла-бла, через я-я-я.

— «Да? Вот видишь! Наша беседа не такая уж и пустая, как тебе могло показаться до этого!»

— «Это точно».

Как же это здорово, когда твой собеседник внимательно слушает тебя после того, когда вам обоим показалось, что звезды стали ближе, вы одно целое, и уже успешно вернулись назад из космического пространства, словно побывав в черной дыре, где самого понятия времени просто не существует.

— «А что тебя больше пугало?» — сразу же включился в беседу Венцик.

— «В смысле?»

— «Ну, вот, к примеру, что тебя возьмет какой-нибудь кобель, а потом вы с ним разбежитесь?»

— «И это тоже, но знаешь, больше как-то волновало другое. Однажды я заметила, что если продолжительное время не запускать в себя пальцы, то там становится узко. И вот мне казалось, что если внезапно кто-то меня возьмет, то будет жутко больно, поэтому время от времени я поддерживала себя, так, чисто символически, но была готова. Ой, что я говорю. О чем я только тебе говорю?» — конечно, последние словечки были вставлены в мои откровения, чисто так, ради красного словца, лишь бы только Венц стал нормальным человеком, а не аристократом от которого у меня должны быть бабочки по всем канонам классики.

— «Все хорошо, мне даже нравится. Ну, да-да, есть такое. Не подготовившись, наверное, можно получить какую-то травму. Видела бы ты мое лицо, когда первый раз в жизни уздечка раскрылась! Знаешь, это как у вас, наверное, первые месячные. Только об этом все говорят, а у нас парней с этим все сложнее. Никто никому не товарищ и не брат. Всем плевать. Жмут руки и здорово».

— «Серьезно?» — признаться, все это меня удивило.

— «Да, да. Знаешь, мы даже с моей первой дамой сердца, кстати, у тебя там не проходной двор — это комплимент, если что, так вот, мы с моей первой дамой даже не сразу сообразили, чудо произошло гораздо позже».

— «Да?»

— «Ну, да. Представь, я ей такой звоню и говорю, ты знаешь, я тебе кое-что покажу! А ей ведь не объяснишь на словах, можно только показать. Короче, да, есть такой момент, что, наверное, если рвется уздечка, то это такое неприятное ощущение, чем-то напоминающее ваше возвеличенное „в первый раз“, только у нас невозможно после всего этого продолжать заниматься, так будет болеть и отвлекать, знаешь, как постоянно раздражать порез, вызывая болезненное ощущение. В общем, к первому разу, наверное, лучше быть морально готовым, а не физически. Не так страшен банан на пальме в кокосовых кушерях, как его малюют в порнофильмах».

— «Слушай, Венцик, я же уже опытная, ты что, не ощутил?»

— «Это точно, но ты знаешь, это все как-то не то. То есть то, что надо, но не то, о чем стоит говорить».

— «Что ты имеешь в виду?»

— «Ну, мы же тут говорим о чем-то, что может войти в книгу. А вот эти вот лишние раскачивания и виляния бедрами, движениями в такт музыки медленного танца, ускорения, замедления, звуки — это все не то. Как ты понимаешь, я все это и без тебя представлю и напишу. Мне просто необходимо понять другое, что я никак не мог уловить, а вот с тобой в беседе могу услышать то, о чем никогда не задумывался или вовсе не знал, и уж никаким боком, тем более, не мог даже догадаться».

Тут меня осенила кое-какая мысль. Я даже вспомнила тот самый момент, когда первый раз увидела перчик своего первого кавалера.

— «Слушай, а, то есть, если вот, ну, вот… короче», — я не могла подобрать нужных слов, разговор становился таким интересным, что начало беседы уже походило за упокой, а конец за здравие, — «когда мы первый раз были с мальчиком, то у него уже все было раскрыто — это о чем говорит?»

— «Что он много теребонькал свою пицундру», — засмеявшись, проговорил Венцик.

— «А ты тогда как? Раскрыл и потом позвонил?»

— «Мы, эм», — наверное, писатель не мог собраться с мыслями, быть может, я его подловила с поличным, но он стойко продолжил, — «мы уже практиковались в этом, просто в душе увлекся, понимаешь, там, короче, такая эта… ну, как бы, вот как у тебя порой бывает творожок, точно так же».

— «Венцик, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, короче это смегма», — поддержала я беседу с молодым человеком.

— «Вот, именно она, сама представь, все это не раскрывалось столько лет, а потом раз и все наружу».

И все равно, мне показалось, что возможно мой первый принц на белом коне с третьей парты первого ряда в старшей школе изменял с кем-то, только не сказал об этом. Теперь его улыбка во всех воспоминаниях стала какой-то предательской, даже гадкой.

Я никогда не задумывалась о том, что воспоминания можно так быстро испортить, добавив в бочку дорогущего вина ложку меда. Все это звучит вроде и глупо, но мед невозможно испортить одной лишь ложкой березового дегтя, так как это вещество просто застрянет сверху. Да и что такое деготь на сорок литров пчелиных испражнений? Ложка смолы в рвоте насекомых. Один недостаток перечеркивает все недостатки, о которых человечеству просто было лень задумываться.

— «А точно теребонькал?» — решила я все-таки уточнить, но скорее всего лишь для того, чтобы просто отбросить сомнения в том, что меня наглым образом обманули. Уж лучше быть с онанистом, чем с кобелем, но только вот как дело доходит до спальни, происходит та самая ложка дегтя, но чаще ложечка, смотрящая постоянно в правую сторону, но есть и другая точка зрения.

— «Да нет же».

— «Что?»

— «Того, не занимался я этим», — недовольно буркнул Венцик.

— «А, да я про своего кавалера».

Как же это забавно, когда многие вещи собеседник неожиданно принимает на свой счет, своеобразная мания величия в отрицательном ключе, говорящая о чем-то, но не утверждающая, лишь косвенно указывающая на что-то, что у человека не в порядке.

— «А в каком классе ты оценила его достоинство?»

— «В девятом».

— «Да нет, ты чего, в девятом там совсем другие стремления. Кстати, а как ты отреагировала на то, что увидела?»

Конечно, если цифра девять вызывает у вас возмущение и фразу «чего так поздно», то все с вами понятно. Да, эта картина навсегда осталась в моей памяти. Мир перевернулся. Точнее застыл на мгновенье. Я и без того часто думала о сексе, но этот день перевернул мое мышление, утвердив маршрут по наклонной в сторону кровати еще под большим углом, конечно, все это секрет, который понимают лишь единицы.

То, о чем раньше вы только-только мечтали, стало для вас ближе и доступнее, только руку протяни, как сразу будет здравствуй, взрослый мир разврата и похоти, причем доступной даром и бесплатно. Стоит только позвонить, как мальчик прибежит сквозь бури и ветер. И это, наверное, все не является каким-то громадным секретом, что первый раз в большинстве своих случаев происходит где угодно, но только не в кровати.

— «Чего ты молчишь? Вот как сейчас? Впала в ступор?»

— «Нет же».

Когда это произошло в первый раз, мой восторженный игривый взгляд упал в паховую область молодого человека. Я даже раскрыла рот от удивления, поднеся невольно свою правую руку к губам. Наверное, мне оставалось только обратиться в качестве стеба с этим забавным выражением из сказок про королей — «ваше величество, позвольте вас потрогать».

— «В принципе, да. Так и было, слушай, а у тебя, когда был первый раз, ты как? Быстро отстрелялся?»

— «Конечно, я же до этого ни-ни, а запретный плод, как известно, к нему только прикоснись, чтобы моментально впасть в ступор и заоргазмировать. Мне, кстати, очень нравится вот это слово, прямо как мимикрировать. Есть в нем какая-то своеобразная мимимишность, немного щекочущая и приводящая в какой-то своеобразный восторг, который не происходит от других слов».

Вот я его и подловила. Мой парень меня так отшкварил, что я чувствовала себя гусаром, спешившимся с коня после долгой поездки, аж ноги подкашивались при ходьбе. Наверное, все же он потеребонькал перед тем, как все это произошло. Хотя, нет, быть такого не может, чтобы его либидо не испытало быстрого наслаждения от процесса. Все же его табу уже было давно разрушено и снесено. А может он просто передернул перед тем, как у нас это случилось?

— «Слушай, а ты согласна с этим, что девочка уже может считать себя девушкой, если взяла в рот?»

— «В смысле, если они еще не переспали с парнем?»

— «Ага».

— «Нет, а ты?»

— «Я все же склонен к тому, что, по сути, акт уже произошел. Главное ведь само действие. Как, только по-твоему, парень в таком случае может себя считать уже распечатанным? Лично я уверен в том, что он уже может чувствовать себя мужиком».

— «Ну, так себе. Фифти-фифти. Не нам, а вам, но фактически он не оказался внутри. Блин, что я несу, нет, он оказался внутри, но не с той стороны».

— «Вот-вот, так ты мне сделаешь фифти-фифти?»

Признаться, этот вопрос меня возмутил, как воняющий объеденный рыбий скелет от головы до хвоста. Мне так было лень двигаться после всего того, что уже произошло. Хоть это и эгоистично с моей стороны, но я могла только перевалиться на другой бок. Нет, порой искру из женщины не выбить только потому, что она уже полностью выжата или даже отжата, как ложкой долька лимона в допитой кружке с остывшим чаем.

— «Как же вежливо ему сказать нет?» — возникла мысль в моей голове, однако время, отведенное на ответ, уже тикало. Неудобная пауза вполне могла ответить за меня. — «Ох уж этот принцип: ты мне — я тебе, кто его вообще придумал? Может прикинуться спящей? Он ведь вон, пока его в бок не растолкала вовсе, лежал бревном под боком».

— «Ты знаешь, ты мне, а я тебе», — прервал тишину Венцик.

— «Но почему именно так?» — вырвалось у меня, я в сотый раз убедилась в том, что как это полезно думать головой и молчать порой, о том, чего не хочется так делать.

— «Знаешь, а мне кажется, все это придумали какие-то хитрецы. Из серии: ты мне, а я тебе».

— «Почему же?» — решила я продолжить беседу, так как это все же лучше, чем то, о чем меня попросил внезапно Венцик.

— «Смотри, ты мне, а я тебе, то есть тут намек на то, что ты окажешь услугу раньше, а только потом, я отвечу тебе тем же».

— «Ты знаешь, мне почему-то так приятно с тобой просто говорить, мне кажется, я давно не получала такой психологической поддержки. Позволь мне насладиться твоим обществом. Это просто праздник какой-то! Ты даже не понимаешь, насколько мне просто нравится лежать рядом с тобой».

Судя по реакции Венцеслава мне показалось, что в принципе прокатит. Нет, я не такая уж и неблагодарная сволочь. Просто сегодня звезды сошлись совсем иначе, не так, как хотелось бы ему — это, наверное, по гороскопу где-то передавали. Или может он по совместимости не подходил, каким-нибудь своим темпераментом, скажем рогатого и упертого овна.

— «Ладно», — спокойно сдался мой гость, и это выражение меня порадовало, что он не такой упертый баран, как многие.

Вот оно, правило — родные стены помогают. С хозяйкой трудно спорить. Нет, вот если бы я как лисица обвела бы его вокруг пальца, нагло заявившись к нему, предложив дружбу, взамен на то, что пущу его в свою норку, то это совсем не похоже на то, что он находится у меня в гостях и должен соблюдать грани приличия. Моральное давление сами знаете, как бы вы там не крутили, все равно говорит человеку о том, что он здесь на птичьих правах, хоть мы уже и голые, и даже переспали.

— «Ты такой милый», — решила я одобрить его нужное для меня поведение.

— «Слушай, а помнишь, как по школе блуждало такое выражение, что после того, как ты лишилась девственности, можно смело без презика месяц заниматься?»

— «Ага, да, это точно было».

— «И что ты думаешь по этому поводу?»

— «Что-что, наверное, кто-то спутал месячные и секс через не хочу».

Венцеслав захохотал. Ночь стала превращаться в приятное времяпровождение с молодым человеком. Да-да, именно так. Когда человек ведет себя так, как нам хочется, нам становится с ним приятно проводить время.

— «Ты знаешь, за тобой хоть в блокнот записывай».

— «Ну, ты бы мог включить диктофон на телефоне».

— «Мне лень», — спокойно отозвался Венцик, а после принялся приятно гладить меня по талии.

Как же я обожаю внимание к себе. Вы же знаете, оно бывает разного вида, но вот когда меня гладят, щупают, делают массаж — это просто best of the best. Особенно еще и важно при всем этом осознать, что поглаживает меня не какая-то шавку, а породистый кобель!

Я его даже, вероятно приручила. Он такой покладистый и послушный! Наверное, он скоро мне надоест. Слишком мягкий, чтобы спать с ним. Странные мы бабы, вроде ищем кого-то на всю жизнь, а как найдем, так становится немного скучно, а со временем это немного превращается в ого-го, а потом мы уже и сами для себя не замечаем, как поглядываем на жопу мимо проходящего парня, ловя себя на какой-то мысли, от которой становится немного невесомо.

— «Знаешь, я тут чего подумала, парням так важно увидеть кровь в первый раз».

— «Конечно», — даже не задумываясь, ответил Венцик.

— «Но это же совсем не показатель».

— «Почему?»

— «А вдруг я лишила себя горлышком от пивной бутылки или огурцом?»

— «На хрена?»

— «Ну, вот смотри. Дракон закрыл принцессу в темнице. Девушка маялась, маялась, а потом придумала себе новое занятие от скуки. Вон с башни как поглядишь, везде счастливые лица, все целуются, обнимаются, а радоваться, к сожалению, чужому оргазму — это крайне глупо. Взяла и избавила себя от мучений, так как принц где-то потерялся. Что теперь? Я никому не нужна?»

— «Да нет, чего ты так», — спокойно отнесся Венцеслав.

— «Представь, а некоторые говорят, мол, у них не было крови, когда был первый раз. Представляешь? Они такие, сейчас он обрадуется тому, что первый, а тут раз и облом!»

Сама же я, конечно, подумала про себя совсем другое, — «наверное, это просто те самые принцессы, заигравшиеся с огурцом или бутылкой, а слухи пустили специально, чтобы не дай боже, принц не отвернулся от своей принцессы, сочтя ее аморалкой, давно лишившейся девственности».

— «Ага, да это только половина беды. Ты только представь, какой-нибудь парень станет задумываться о том, что у него не такой большой, что его недостаточно чтобы прорвать девственную плеву или вовсе, дама возьмет и сделает такой вывод — у Пети не такой большой, какой нужен для того, чтобы пошла кровь, а это в свою очередь значит только одно! С ним семейная жизнь будет не такой красочной и яркой, как у всех остальных, гуляющих за стенами башни, и разошлись они как в море корабли, сделав обоюдные выводы, что просто недостойны друг друга».

— «Ой, ну вот не надо тут ля-ля. Если девушка захочет, то она заполучит в свои сети парня. Вон, затащит его в кусты под полную луну, а потом добавит — „ваше величество“, сядет на метлу и улетит счастливой восвояси, все! И даже не надо там думать, первый — не первый, мужик и мужик, не надо лишних слов, раз последний, значит отец».

Венцеслав явно был удивлен услышанному. Конечно, я же девушка, этот момент я понимаю гораздо глубже, чем остальные. Даже все эти описания в книгах про девственниц. Неужели все как по классике — дама закричала, отстранилась, а после заплакала? Наверное, все это произошло уже от счастья, после свершения того сакрального первого полового акта, прикрытого тем, что никак не может попасть во внимание неопытного читателя мужского пола.

— «Слушай, я тут после твоих слов представил испанский стыд».

— «В смысле? Девушка как бутылка вина?»

— «Не понял?»

— «Ну, все девушки не такие уж и непреступные. Скорее как бутылка красного вина, лишь бы штопор был настойчивым».

Венцеслав оторопел на мгновенье. Видимо, все это ему никак не удавалось уложить в своей писательской голове. Совсем очевидно, что писатель с завышенным мнением о том, что разбирается в женской психологии и может найти общий язык с каждым ментальным клитором — это вам не хухры мухры, а самые настоящие красные мухоморы.

Разумеется, любовные романы бывают разные — сентиментальные и грубые, но если в грубости есть место не пошлости, то это уже очередная мыльная опера, где придется наматывать сопли на козырный указательный палец, ведь именно только он по своему размеру заточен для ноздри, как гаечный ключ водопроводчика Марио. А в каком месте до этого бывал тот самый палец порой даже страшно спросить, точнее бесполезно, так как стыдно ответить, точнее промолчать.

— «Да нет же, испанский стыд — это вот девушке тридцать лет, а она стесняется того, что у нее еще ни разу не было соития».

— «Да ты что, а я-то всегда думала это другое. Что на белой простыне во время первой брачной ночи не кровь, а красное вино».

— «Знаешь, мне порой казалось, что если у девушки еще не произошел первый раз, то значит, у нее и месячных не может быть».

— «Ну, как мужской испанский стыд в принципе прокатит, то есть ты согласен, что из-за своей неопытности полагал — женщина как бутылка красного вина, необходимо ее только раз проткнуть, чтобы из нее закапало», — вырвалось у меня, а потом я решила даже добавить, — «еще сюда отнесем типичное незнание Ромео, когда у его девушки месячные. Наверное, этим жутко пользовались в давние времена для того, чтобы женить на девственниках далеко не девственниц».

— «С чего вдруг?»

— «Так темпераменты же разные бывают. Многим очень важно быть первыми, а кому-то первой, иначе вся жизнь пойдет под откос».

— «Ты знаешь, по всем канонам любовных романов, все не так. Девушку уламывают на то, что мол, давай выпьем по бокалу вина, потанцуем. Потом молодой человек предпринимает попытку, чувствуя своими руками упругие соски на женской возбужденной груди, она резко отстраняется, устраивает истерику, разумеется, плачет со словами: — ты меня сюда пригасил, чтобы споить и воспользоваться этим, а потом начинается типичный сюжет мыльной оперы с ухаживанием, цветочками там, конфетами».

Слушая своего собеседника, я даже невольно цокнула, хорошо, что это осталось незамеченным. — «И где их только учат писать все эти книги?» — подумалось мне. Только сейчас я заметила, что возникла пауза, наверное, Венцеслав ожидал какого-то ответа или реакции, на что я, как следует, выдала ему с полна.

— «Так все же логично, она закатила сцену уже после того, как они переспали, мол, я не такая, я ждала трамвая, а ты, ты, наверное, подумал — я обычная шлюха, которую можно снять за стакан красного вина. А потом все как в лучших фильмах, где мальчик ухаживает за дамой, они попутно спят, радуются, наслаждаются жизнью, все везде прекрасно, цветет и пахнет. Разве такое может быть без хорошего коитуса?»

Венцик громко проглотил слюну. Наверное, в его голове уже созрел план настоящего бестселлера, который он напишет, а после его раскупят миллионы, я же навсегда войду в историю, как женщина, сделавшая из мудака легендарную личность. Лишь бы он только до этого не писал ахинеи. Ведь за любыми ухаживаниями следует любовь, а после опять ухаживания, иначе и быть не может.

Любой нормальный молодой человек развернулся бы на сто восемьдесят градусов, и просто ушел бы к другой, чтобы не тратить время на бессердечную суку, которой почему-то вообще не хочется наслаждаться прелестями взрослой жизни, а только подавай букетики, конфетки да прогулки под луной. Что-то должно же мотивировать Пьеро на его истерики?

— «Знаешь, ты просто, невообразимая женщина — богиня!»

— «Вот, вот, отсюда, пожалуйста, подробнее».

На самом деле я очень люблю комплименты. Какая девушка их не любит? Нет, дело даже не в том, что вам нагло врут в глаза, а просто подают вид, что вы очень важны рядом с этим человеком, вы вызываете восторг.

Для меня же это была незабываемая ночь.

Во-первых, моего тела коснулся известный писатель, а это уже повод возрадоваться. Он упал в мою копилку, провалившись в нее всем своим внутренним миром. Я поглотила его как Вселенная галактику.

Во-вторых, теперь у меня есть влияние на этого мустанга, а это много чего стоит, осталось только понять, как же мы оказались в одной постели и как пройти в паспортный стол? Знаете, все это напоминает выражение — «не подскажите, как пройти в библиотеку», только под другим углом — «не подскажите, как пройти в паспортный стол».

Если вы не понимаете моего юмора, то значит в вашей жизни не все так плохо. Держу пари вам не тридцать пять лет, а если и так, то вы замужем. Такой юмор понимают только незамужние или неженатые, правда, все это воспринимают по-своему.

— «Слушай, а как вот, например, теперь читать все любовные романы?»

— «Да как, как? Как раньше читали, так и будут читать, только с еще бо́льшим пристрастием, здравыми глазами реалиста на содержимое, а то, знаешь, как всегда, поломалась и не дала. Самое что интересное, так это то, что эта картина обычно происходит в голове писателя, о чем это говорит?»

— «О чем?» — сразу же выпалил Венцик, жадно внимавший каждому моему слову.

— «О том, что это неопытный профан, который, по сути своей, в любви вообще ничего не понимает, не то, чтобы во всем своем эпистолярном жанре из писем, где все очень мягко сказано. Так и мало того, он еще и теребонькает так часто, что его сексуальной энергии хватает только на нытье и сопли, благо, что таких миллионы и читать будут все равно, главное понимать, что это острое и незнакомое ощущение внизу живота, а шарят обычно в трусиках между ног».

— «Почему так?»

— «Потому что трусы — это у тебя, а у нас трусики, verstehen?»

На самом деле мне почему-то показалось, что я вся взмокла от возбуждения при такой дискуссии. Как это было давным-давно подмечено мною, любовь и возбуждение — это синонимы, как текут, мокнут, торчат, стоят и только из-за всех этих родственных понятий.

Наверное, все настолько элементарно, как если человеку понравилось быть наедине с собой, то ему больше никто и не потребуется, а вот если она переспит с определенным человеком, то этот порочный круг по всем канонам должен прерваться, замениться живым партнером, только сказки в реальной жизни зачастую кончаются совсем печально, и беременность это далеко не самый худший исход.

— «Слушай, а вот если бы у тебя была возможность вернуться в прошлое и испытать все в первый раз, как бы это было для тебя идеальным? Только это уже с позиции опыта».

— «Ну, знаешь, я так поняла, что когда я первый раз отдалась своему мальчишке, то это было болезненно потому, что он просто вошел в меня, кстати, это было не очень приятно, так как все это произошло резко, но ведь он был не таким опытным любовником как ты. Если бы все вернуть назад, то я бы отдалась только тебе, ведь ты такой нежный, а я порой просто взвинчена из-за того, что мне кажется, лучше грубее, но на деле это не то, что необходимо мне для первого раза».

Выражение лица Венцеслава в сумерках комнаты стало таким серьезным, что я даже не знала в чем дело. Конечно, мне не хотелось описывать все, как было, что комплименты отбрасывают обычный женский страх, а именно — справляются с боязнью показать свое обнаженное тело в первый раз, наверное, все это и сковывает нас в молодости, что, кстати, очень даже неплохо, иначе родить в девятом классе стало бы обычной нормой.

— «Так это и все?»

— «Нет, обязательно клубничный!»

— «Чего?»

— «Ну, чтобы запах у презика был клубничным, знаешь, все это так прекрасно и волнующе. Порой так и хочется ощутить себя обычной маленькой девочкой, которая обносит грядку с клубникой, наверное, все это вызывает какое-то своеобразное чувство покоя, нагоняя настроение из детства, где было весело».

— «И это все?»

— «Нет, еще моим главным требованием было бы к тебе такое, что мы либо встречаемся с тобой, либо ты никому и никогда не рассказываешь о том, что между нами произошло».

— «Это еще почему?»

— «Я, конечно, понимаю, что выглядит это все более чем странно, но так уж устроен мир, ведь представь, мы бы учились в школе, ты такой хоп, а на следующее утро вся школа уже тычит в меня пальцами, старшеки не дают прохода, одноклассники дразнят, короче, сущий кошмар и ад. И все это из-за того, что я внезапно повзрослела и отдалась не тому».

Наверное, Венцик не смог бы понять меня настолько, насколько я понимала происходящее. Стоило одному из парней в нашей школе переспать с кем-то, как тут же ему светил почет и уважение, чего нельзя было сказать про нас — обычных серых мышек. А потом приходилось выслушивать в свой адрес всякое непотребство.

Особенно эти подколы: — «о, вот это он тебе раскачал кардан» или «да тебе нужно носить штаны на физре, глянь какие у нее ссадины на коленках». Все это мелочь в одиннадцати кругах ада, которые уготованы многим, решившим пройти преисподнюю до конца, а не слинять из класса замкнув девятый круг.

— «Да, трепло — это плохо», — выдал Венцик, хлопая меня по жопке, — «а ты в школе была плохой девочкой».

— «Слушай, а как тебя больше всего обламывали в постели?»

— «Кроме твоего отказа с фифти-фифти?»

Это развеселило меня, значит, он все еще рассчитывал на то, что я ему доставлю удовольствие своим ртом, однако мое настроение было абсолютно противоположным.

— «Да, как и у многих, мало, быстро, а еще порой просто говорили — «я не хочу тебя».

Только сейчас мне стало жалко Венцеслава. Услышать такое в свой адрес, наверное, самое страшное в постели. Нет, суть ведь абсолютно не в том, что рожей человек не вышел или еще что, а совсем другое, просто время и обстоятельства, разумеется, еще и голод воздержания, заставь сытого есть — ничего из этого не получится.

Это вот мы привыкли со школы слышать в свой адрес одни комплименты, а парни что? Они наоборот, только уроды, придурки, дураки и козлы. Наверное, неспроста гуляют все эти выражения, что парень должен быть чуть-чуть красивее обезьяны или же — любовь зла, полюбишь и козла, но, как показывает практика, чтобы обозваться, необходимо с самого начала обозлиться и только потом отпустить этого воробья на свободу.

— «А что, тебе еще компостировали мозги насчет твоего размера?»

— «Ну, бывало и такое».

— «И как ты с этим справился?»

— «Как? Отбрыкнулся фразой, что ее запросы прямо пропорциональны ее дуплу».

— «А она что?»

— «Ничего, поправила, сказав мне, что „ведру“ в моей фразе было бы звучать красивее. Короче решила меня унизить еще и с писательской позиции, мол, я — бездарность, гнать меня со сцены ссаными тряпками, расскажу об этом всем, опозорю тебя, чтобы все общество осуждало и жрало со всеми твоими позорными потрохами, даже не потрохами, а потрошками».

— «Ой, да я такая же была», — решила я слегка утешить своего хахаля, чтобы он относился ко всему проще. Нельзя же прислушиваться ко всем стервам, они ведь ругаются не просто так.

— «В смысле?»

— «Да что-что, завидовали мне со школы. Мол, грудь у меня большая, не такая как у всех. Ты бы видел эти лица мальчиков, а как на меня смотрели эти „мандаринчики“ на пару с „доска два соска“, все это было более чем забавно, но и я так-то была хороша, за словом в карман особо не лезла. Могла дать с дачи сразу, но мои фразы обижались то почти все, их ведь больше».

Лежа рядом с Венцеславом мне даже показалось, что порой так полезно вспомнить про свои достижения, пусть хоть и природные, что эти воспоминания каким-то образом чинят мою самооценку.

Ну и что, что «мандаринка» теперь начальница, а вот эта бывшая доска два соска, которая была своей в доску для парней — мать троих детей, бывшая потому, что из-за молока у нее увеличился объем, короче в школе мне не было равных.