12+
Агрессия — дочь психопатии

Объем: 58 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Из Википедии

Агрессия (лат. aggressio — нападение)

Агрессивное поведение — мотивированное деструктивное поведение, противоречащее нормам сосуществования людей, наносящее вред объектам нападения, приносящее физический, моральный ущерб людям или вызывающее у них психологический дискомфорт.

Психопатия — психопатологический синдром, проявляющийся в виде констелляции таких черт, как сниженную способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций.

1. Лебединая песня бархатных революций

Останется ли Россия 20 века в мировой Истории с несмываемым клеймом тоталитаризма, потянувшего за собой шлейф варварства и жертвенности — или всё же нет?

Она могла остаться таковой — если бы в этой Истории не участвовала и Европа, как инициатор марксистских революционных переворотов. И если эту идею осудила именно Европа в лице ПАСЕ — то либо осудила прежде всего собственный просчёт, либо эту идею нельзя рассматривать иначе, как международную провокацию с призраком коммунизма, пущенную по миру с целью революционных переворотов и тоталитарных режимов — пока не поняла какого мощного конкурента она взрастила этой идеей.

К Европе же, с её вальяжной свободой политических убеждений, прежде всего следовало бы обращаться тем, кто и по сей день пытается построить своё благополучие на отрицании марксистской идеи. И что характерно — Запад и сегодня не чурается насильственного экспорта демократии, для начала предлагая внутри самих обществ заменять бывшие скачковые революционные перевороты на бархатно-оппозиционные.

Но как показывает действительность — бархатные и цветастые покрывала не только не отменяют варварство с переделом собственности, культуры и социальных ориентиров, а загоняют его в латентный затяжной процесс. Тогда в чём же ещё проблема?

А она в том, что дело вовсе не в форме смены власти — открыто революционной или старательно укрываемой бархатными покрывалами, а в самом факторе смены власти — которая в любом случае оказывается скачковой по отношению к устоявшемуся национальному менталитету — принципиально не поддающемуся никаким скачкам. Кроме, разумеется, насильственного!

Подлинно брутальная революция вовсе не ограничивается одной столицей, а начинает разворачиваться по всей стране — с каждым последующим скачковым законом, законными силами скачкового правопорядка и в таких масштабах, по сравнению с которыми сугубо столичные разборки с позициями и оппозициями, танками и жертвами, путчами и лебедиными песнями — покажутся примитивной мышиной вознёй!

Демпферным прогрессивным моментом в подобной ситуации способна служить лишь узаконеная и основательная преемственность новой и прежней власти. Но именно этот демпфер в России напрочь отвергли истерической кампанией со стремлением во что бы то ни стало предать анафеме осуждённый Европой — Российский двадцатый век.

Однако, уже просто преступно не замечать, что всякие попытки иным путём совершенствовать власть образуют феномен анархии с безвластием (двоевластием) — прямо вынуждающим к наведению порядка жёскими централизованными мерами, с борьбой не против свободы, а против злоупотреблений свободой, допускаемых рукотворной анархией, что подхватывается и интерпретируется прозападным либерализмом не иначе, как возвратом к тоталитаризму.

2. К израненной России

Хотя более точным было бы определение, по которому Россию словно превратили в международный полигон для испытаний по живому — всех возможных концепций, идей и замыслов.

Европейский коммунизм Маркса (как кому нравится такое подлинное сочетание?) — признали бесполезно-утопическим. Но и свободно-прагматическая, европейская же модель бытия совершенно не очищает мир от неравенства, лицемерия, обмана, воровства и насилия — даже при постоянно действующем институте религиозной морали. И таким образом обе альтернативы порождают всеобщее неверие в то, что добропорядочная жизнь возможна вообще на нашей планете, а является утопизмом фундаментальным и не одолимым в принципе. Мало того — самые авторитетные политики и представители деловых кругов открыли сами и убеждают других в ещё одной истине о том, что политика принципиально не может быть честной и открытой, а бизнес только добропорядочным.

Россия и при коммунистах была изранена и не откуда-то ещё, а со стороны европейского пресловутого призрака, свободно запущенного по всему свету, и сегодня — с новой свободой оттуда же кривая неравенства обмана, воровства и насилия пошла резко вверх.

Впрочем — 20 век не прошёл бесследно. Нигде так, как в России — вернувшееся обращение *господин* не вызывает мысленных ассоциаций *ищи признаки халявного барства*. Особенно тогда, когда на столь благородное обращение переходят сразу же после вручения мандата на общенациональные ценности — ещё вчерашнему рядовому члену партии, без каких-либо и намёков на породистую родословную. Выходит и не для того, чтобы по благородному исполнять свой долг перед обществом.

Да, чем-то принялась с некоторых пор Россия выбиваться из наезженной колеи ведущих цивилизаций. Может быть тем, что распростерлась аж на двух континентах, несравнимо с любым благополучным европейским государством, но сравнивают в явную пользу последних? Или тем, что не изнежена благоприятным климатом? Или принципиальной неуступчивостью покорятся агрессорам? А может медвежьим, не очень расторопным менталитетом самого народа?

Так ведь она всегда была такой и отлично понималась западным миром. И Империей прирастала так же, как европейские, с той только разницей, что заморских колоний не имела, да без цветного рабства обошлась. И можно ли назвать другую такую страну, в которой медвежья нерасторопность оценивалась бы таким количеством исторических бунтов?

Видимо широчайшие просторы России и послужили стимулом для тяги к большей свободе от существующих ограничений через бунты, один из которых и завершился победоносной революцией, оказавшейся прецедентом избавления от барства за счёт народа — и для всей мировой практики.

Конечно же, западным странам было не понять, как можно столь варварски обойтись со своими же согражданами и заодно порушить традиционный уклад вместе с благородством, культурой, искусством и наукой. Но разве великолепные дворцы и храмы культуры, искусства и науки возводились» их благородиями», а не народными трудовыми руками? Разве благородство рождалось само по себе — не будучи очищенным от весьма неблагородных дел — прислугой из того же народа? То есть, в сущности, народ распорядился тем, что было им и построено — с одной и вполне справедливой задачей развернуть и приблизить уклад вместе с культурой, искусством и наукой к себе.

Однако, западные цивилизаторы, веками (от рабских времён) зашоренные свободными частными междусобойчиками между господами и простонародьем — не могли понять, как же можно не менее успешно расти и развиваться без господ, владеющих денежными потоками, землями с природными ресурсами и рабочими местами со средствами производства?

Но когда-то росли и развивались вообще без денег — натуральным обменом. Бесспорно то, что переход на всеобщий денежный эквивалент ценности — значительно ускорил прогресс в развитии. Но так утверждать можно, если не учитывать, что именно деньги не менее значительно облегчили мздоимство и коррупцию, без товарную самогенерацию и накопление, инфляционное печатание и фальшивые подделки и, наконец, срастание открыто и добросовестно заработанных денег с добытыми нелегально — прямо преступными и античеловеческими способами. Ситуация зашла так далеко, что сегодня никто не способен определить, каких денег в этих потоках больше — открыто заработанных или подпольных, особенно в свободных частных, вплоть до олигархических!

Очевидно, более позитивное решение проблемы где-то посередине между натуральным и товарно-денежным обменом, тем более с учётом того, что избавившись от единоличных владельцев денежных потоков, природных ресурсов и средств производства — сам простой народ, естественно, не владел нюансами сложной товарно-финансовой экономики и политики.

Вообще известны русские традиции совершенно бескорыстного оказания содействия тем, кому оно требовалось. Например, в случае пожара в одном из домов — «всем миром», не сговариваясь и не выставляя никаких условий, устремлялись тушить пожар и точно так же восстанавливали погорельца. Оставались ли при этом в накладе? Да ничего подобного. Из тех, кого выручили — каждый сам себя считал должником каждого, кто оказывал содействие и таким образом формировался общий потенциал готовности в любое время ответить таким же бескорыстным содействием любому, в нём нуждающемся.

Но как по тому же доверительному принципу организовать производственно-товарную экономику?

Оказалось, что можно взаимным натуральным обменом результатами труда, вместо того, чтобы их везти на рынок для обмена на деньги, а затем приобретённый за деньги товар везти обратно. Врач, например, или учитель — оказывали свои специфические услуги прежде всего за то, что строители построили им жильё, энергетики обеспечили электроэнергией, работники ЖКХ — постоянным ремонтом, пищевики — продуктами питания, текстильщики — одеждой.

И так по всем необходимым для роста и развития специальностям, с учётом специфики труда и лишь дополнительным взаимозачётом в денежном эквиваленте. Для стартового начала нового бытия этого было более чем достаточно, но самое главное — все социальные блага и направления развития стали максимально доступными по деньгам не отдельным состоятельным, а каждому, как индивидуально, так и коллективам, в том числе по производству отечественных средств производства. Чем и объясняется тот рывок, которым вновь и в кратчайшие сроки достигли мировых уровней.

Ничего подобного не могло бы иметь места, не объединяйся россияне в сплочённые товарищеские коллективы граждан, равноправных независимо от имущественного, должностного и иных социальных отличий.

Выходит, Россия уже тогда предвосхитила нынешние нормы международного права. Но ещё получается, что эти же нормы остаются всего лишь декларацией на бумаге — для т.н. частных акционерных объединений, образуемых и действующих в прямой зависимости от имущественного положения каждого члена в нём?

Понимал ли Он?

Вне всяких сомнений — первый Президент России явился ярким лидером на переломе двух столетий. Но само понятие «яркий» — совершенно недостаточно замыкать на саму личность, без учёта того, насколько она осветила, или наоборот, ослепила всё, под ним происходящее.

Понимал ли, что торжествуя по поводу освобождения от диктатуры партии — он этим заявлял об освобождении в том числе и от самого себя. От одного из тех, кто выйдя в свет с деревенской улочки им. К. Маркса, внушал и доказывал собственной успешной карьерой — верность идее марксизма-ленинизма, вплоть до тех вершин, которые только и позволили ему швырнуть партбилет не секретарю местного парткома, а на виду у всего мира.

Одного из тех, кто знал досконально, что по ими же внедрёной системе уравнительной оплаты труда с категорическим ограничением свободных частных доходов — по аукционной приватизации на принципе «кто больше заплатит» именно российскому народу, кроме подпольных миллионеров, новоявленных дельцов с двойным гражданством, да тех, кто стоял у руля распределения мощнейших общественных фондов — ничего от им же созданного и защищённого от агрессоров не достанется.

Понимал ли он, что приватизации подврглись не земли и недвижимость, а катастрофическим образом — общенациональный государственный бюджет, благодаря успешной переориентации на частные интересы всех подземных кладовых со стратегическими источниками непрерывных доходов, оставив на интересы общенациональные государственные — лишь сравнительно мизерный налоговый процент.

Наверное — понимал. Иначе бы не завершил свой уход от президенства словами — берегите Россию.

Но теперь-то от кого?

Альянсы и нюансы их распада

Простейшая аналогия — заключение брачных союзов между будущими супругами, который (судя по добровольным словесным заверениям и обязательствам) рассчитывается на долговременный период совместной жизни и традиционно регистрируется полномочными на то государственными органами.

Однако, при этом возникает вполне логичный вопрос — если отношения пары основаны на собственных чувствах доверия, взаимного уважения и любви, т.е. являются личным делом пары, то причём тут вмешательство государства? Ведь сами чувства — не гарантируются никакими регистрациями, равно как и вербальные (словесные) обязательства и заверения, исходящие из этих чувств в моменты заключения брачных союзов.

Они далеко не вечны по постоянству и во многом зависят от реальных, изменяющихся во времени и пространстве обстоятельств, чаще всего не предвиденных для малоопытной ещё молодой пары и способных со временем ставить под сомнение верность первоначального союза, порой — вплоть до его полного распада.

Но в том и дело, что распада союза, уже измененого временем, когда по одну сторону остаётся свободная мужская личность, а по другую — женщина-мать, с сопливыми ещё детьми на коленях, обременёная заботами по домохозяйству и по этой причине не имевшая возможность для самостоятельного источника средств к существованию. И кто же тогда защитит подобное материнство и детство, если не государство на основании регистрационных данных о браке, заключаемом, к тому же, в присутствии свидетелей?

А от чего именно становится свободным бывший супруг? Выходит, от первоначальных пылких словесных заверений и обязательств, которые не будучи официально зафиксироваными — уподобляются банальному сожительству со свободным выбором вариаций с новыми страстными заверениями в любви — ради тесных апробаций на очередной партнёрше, которой тоже больше нет на что рассчитывать, кроме как на честь и благородство сильного пола.

Но о какой чести может идти речь, если пылкие обязательства и заверения в вечной любви и верности, даже в присутствии свидетелей — способны становиться пустыми звуками от столкновений с реалиями практического бытия, поощряемых к тому же свободным перебором других вариантов сожительства, одинаково начинающихся с сексуальных проб и ошибок!

Значит, в сущности, поощряется не личная свобода гражданских браков от вмешательства государства, а принципиальная необязательность соответствия поступков своим же словам с заверениями и обязательствами, т.е. фактический обман в отношениях между людьми, основательно разрушающий веру в людей, в дружбу, в любовь, порождая пессимизм и безысходность от самых начал образования семей со всеми известными от этого демографическими последствиями.

Но ведь во всех отношениях между людьми, испытывающими дефицит доверия — общепризнано заключать официальные договоры, вполне компенсирующие этот дефицит договорными санкциями на возмещение материального и морального вреда в случаях ненадлежащего исполнения договора.

В проблеме сохранения многонациональных союзов — те же, по сути, нюансы. Заключались ли союзы путём официальных практических договоров с санкциями на возмещение ущербов? И тогда отделение нации от союза возможно только после исчерпывающих расчётов по обязательствам и заверениям — до отделения, а не после него.

Но если подобные союзы уподобляются свободным гражданским бракам на пылких словесных обязательствах и заверениях, с показной демонстрацией объятий и поцелуев на высшем уровне, к тому же поощряемых свободным перебором других альянсов — то в условиях де-факто конкурентной борьбы за собственные интересы — такая свобода не означает ничего, кроме изощрёной политики основательного ослабления конкурирующих союзов национальным самораспадом.

Однако, особого внимания в этом аспекте заслуживает альянс избирателей с избранными во власть, поскольку с переходом к свободному плюрализму политических партий и частных идеологий — дефицит доверия к представительской власти из нескольких политических фракций возрастает до максимума.

В самом деле, доверие, например, к ЛДПР и голосование за её представителей — означает одновременное недоверие к КПРФ, ЕР и СР и подобное недоверие суммируется при голосовании, лояльном каждым своему партийно-политическому убеждению. А, главное — как быть с превалирующим большинством вообще беспартийных избирателей, которым Конституция предоставила право в том числе и не примыкать ни к какой частной политической идеологии?

Тем не менее и данный альянс формируется всего лишь на пылких предвыборных словесных обязательствах. Об официальных договорах с санкциями на возмещение ущерба при ненадлежащем практическом исполнении словесных заверений — и речи нет, словно продолжаем находиться в 20-м однопартийном веке во власти с её тесным блоком с беспартийными.

Но и на дискуссии о централизации или децентрализации государственного управления отвечает сама Конституция, провозгласившая вместе с разграничением полномочий — верховенство федеральных законов. А это и есть централизация, обеспечиваемая в отличие от 20 века — конституционным гарантом в лице Президента страны. Вот эту существенную разницу и следовало бы учитывать всем, кто усмотривает в нём возврат к тоталитаризму.

Одиозная прозападная концепция невмешательства государства в частный бизнес со свободно-рыночными ценами — тоже могла бы иметь место. Но только тогда (и не ранее), когда сам частный бизнес очистит себя от контрафакта, контрабанды, искусственных банкротств, массовых нарушений экологии и безопасности сограждан, монополизации и оффшорной наживы — ради пресловутой частной прибыли. На кого работает т.н. невидимая рука мечтателя Адама Смита — в точности подтверждено диктующими санкциями на свободно-рыночный бизнес самим Западом.

Новомодному плюрализму самое место бы в обществе, с ни к чему ещё не обязывающими спорами и дискуссиями в семьях, объединениях и СМИ, с согласованием различных мнений до власти. Но они же начинают дискуссии уже находясь во власти с плюрализмом частных идеологий, на выходе которого — закон федерального уровня, легитимно обязывающий подчинять свои мнения и убеждения всем, кто голосовал за свою партию, а значит не доверял остальным, кто вообще не примыкал ни к одной партии или не принимал участия в голосовании по объективным причинам, или настойчиво педалировал на графу «против всех». Выходит — бесполезно конституционное требование о том, что никто не может быть принужден к отказу от своих мнений и убеждений.

А, впрочем, свободный плюрализм частных политических идеологий допущен и на государственные посты и в региональные администрации. И получается, что свободный плюралист, занимающий ключевые государственные посты во власти, дважды присягает — сначала Уставу партии, а затем и общегосударственному делу.

И как же в такой ситуации угадать, кому он отдаёт предпочтение — обществу или своей партии с её уставной целью смены власти на собственно-партийную над обществом? Включая цель, прямо противоположную государственной власти с её приоритетом укрепления прежде всего слабых социальных звеньев страны и продолжением избавления от барства отдельных за счёт народа!

И, похоже, только наш Президент понял, что негоже и не к чести лидера общенационального (государственного) масштаба — служить двум Уставам!

Искать врагов не перестали

Вопрос века — почему Россия в одночасье потеряла способность быть единым и сплочёным обществом, несмотря на то, что и реформировалась под лозунгом нового единения, и государственной датой с торжествами его закрепили, и даже политическую партию образовали с названием «Единая Россия». А всё же неймётся кому-то выискивать врагов. Да и намёк очевиден — если реформировались с задачей нового единения, значит прежнее было явно недостаточным. И не мудрено — коли избрали на 20-й век европейскую идеологию марксизма. основанную на принципиальной непримиримости одного сословия к другому.

Но тут уместен и такой вопрос — а кто же и в новой России продолжил искать врагов уже не внешних, а среди своих же сограждан, записавшись заодно в приятели к европейскому поставщику идеологий? Причём, отнюдь не риторически, а с остервенелым сносом памятников, поставленых не ими, и снобистским развешиванием ярлыков «совков» и «коммуняков».

А не оказалось больше нигде врагов, кроме как в самой России, с отречением от предшествующего периода и переделом Истории. Теперь чего же кивать на Прибалтику, Украину, Грузию и другие регионы — в точности последовавших прецеденту Москвы — с позицией и оппозицией, танками и лебедиными песнями.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.