Бесплатный фрагмент - 7 хвостов одиночества

Сборник содержит рассказы, написанные на XI Чемпионат прозаиков Литкульта, XII Чемпионат прозаиков ЛитКульта, XIII Чемпионат прозаиков ЛитКульта, конкурс «Convertere» ЛитКульта, Упоротый конкурс ЛитКульта 2022, Упоротый конкурс ЛитКульта 2023; конкурс абсурда сообщества «Леди, Заяц & К»; СИ конкурс «Нео-нуар 2023», конкурс «Каска Зорро» «Квазара», конкурс «Черная метка 2021»  «Квазара»

Каллипсо Рассказ написан на конкурс «Convertere» сайта ЛитКульт

Тест

Две силы Рассказ написан на II тур XII Чемпионата прозаиков ЛитКульта

Конкурент Рассказ написан на III тур XII Чемпионата прозаиков ЛитКульта

Линия жизни Рассказ написан на 1/8 Плей-офф XII Чемпионата прозаиков Литкульта-2022

Рая точка net Рассказ написан на Упоротый конкурс ЛитКульта 2022

Тариф на лунный свет (Индексация) Рассказ написан на Плей-офф XII Чемпионата прозаиков Литкульта-2022

Еще вернусь?.. Рассказ написан на XIII Чемпионат прозаиков ЛитКульта I тур «Парк забытых мечтаний»

Поехали! Рассказ написан на XIII Чемпионат прозаиков ЛитКульта II тур

Горячий полдень Рассказ написан на XIII Чемпионат прозаиков ЛитКульта III тур

Экспедиция в кладовку Рассказ написан на Упоротый конкурс ЛитКульта 2023

Идеальная схема Рассказ написан на 1/8 XIII Чемпионата прозаиков Литкульта-2023

Последняя фантазия (Остров забытых сказок) Рассказ написан на 1/4 XIII Чемпионата прозаиков Литкульта-2023

Синица в руке Рассказ написан на конкурс абсурда сайта «Леди, Заяц & К»

Энергия Рассказ написан на СИ конкурс «Нео-нуар 2023»

Настоящий кот в сапогах Рассказ написан на конкурс «Каска Зорро» сайта «Квазар»

Кнут Рассказ написан на конкурс короткого рассказа сайта alterlit

Щебенка

Рука Рассказ написан на конкурс короткого рассказа сайта alterlit

Оставайтесь с нами Рассказ написан на конкурс «Черная метка 2021» сайта «Квазар»

Немного огня Рассказ написан на 1/4 XI Чемпионата прозаиков Литкульта-2021

Хороший урок Рассказ написан на конкурс короткого рассказа сайта alterlit

Клиент всегда прав

Сборник рассказов «АБСУРД 3,14»

Об авторе

Каллипсо

Рассказ написан на конкурс «Convertere» сайта ЛитКульт

Солнце отражалось золотом на взвихренной весенним сквозняком, вольно гуляющим по старому расшатанному дому, рассыпанной вчера пудре, которой хотел присыпать лимон для «николашки», что я пытался сотворить из рома, недопитая бутылка коего громоздилась на столе. Странный образ — золотая пудра… и банальный — по цене сахарная пудра уже и впрямь «золотая», сравнявшись с той аргентинской «пудрой», которой когда-то пудрили носы лучшие люди покинутой и брошенной Москвы.

Взгляд снова зацепился за недопитую бутылку. Увы, приличного коньяка, привычного по прошлой жизни, здесь не достать: захудалый портовый городишка, где предпочитают финскую водку, французские вина, местное пиво и немецкий шнапс. Башка трещит — ром оказался неожиданно крепок. Или много его было, судя по валяющейся под столом второй бутылке. Рядом с ромом топорщился в грязной, покрытой засохшим жестким жиром тарелке недоеденный хвост жареной кефали. Н-да, раньше кефаль была лучше, когда ее еще шаландами в Одессу-маму привозили. А нынче и кефаль выродилась на фоне загрязнения Мирового океана, и за треснувшим засиженным мухами оконным стеклом вовсе не Одесса. Норму надо отмерять и урезать, что по рому, что по рыбе. Да и вообще, жареное в моем возрасте противопоказано.

Башка трещит, черти ее забери! Еще и эти проклятые дети, с раннего утра галдящие под окнами домов. Издали дотянулись протяжные металлические гудки — маневровые тепловозы. Здесь их называют «стальные слоны». Надо пройтись, «пора освежиться» — ноги сами потянули меня из дому, за скрипучую дверь, вниз по улице — к причалу. Даже забыл обуться — с ромом, однозначно и, безусловно, надо завязывать. Или хотя бы уменьшить дозу, а то кошмары душат. Хотя, это уже не к чему…

Я бездумно шел к трухлявому причалу. Я шел туда не за мечтой; мечтой о «зеленой энергетике», переводящей «особый путь» на новые рельсы, и «устойчивом развитии» я больше не страдал. Не страдал и не наслаждался, как когда-то. Моя судьба наглядный урок всем тем, кто смеет мечтать. Теперь мечты у меня были совсем другие… Причал трухляв, бесприютен и в крайней степени неухожен — от нечего делать я выбросил в грязное липкое море вишневые косточки — невесть как оказавшиеся в моей ладони остатки вчерашних коктейлей. Не «николашкой» единым живет оказавшийся за бортом истории изгнанник вдали от мест родных — усмехаюсь я. Находится окно и для коктейлей, пускай и сляпанных на скорую руку все из того же рома. Лизнул ладонь — ни следа ни намека на вишни вкус, рука чиста. Чист и недалекий горизонт: Ромкина «Каллипсо» не приплывет за мной и не заберет отсюда, все конфисковали под чистую — и «Каллипсо» и «Eclipse» и прочую флотилию. А жаль… Я обрываю несбывшуюся мечту, душа ее как новорожденного немого еще котенка, не давая ей воплотиться даже в бреду возбужденного мозга, рисующего заманчивые миражи, видимые лишь мне одному… Мечты больше нет, а скоро, уже совсем скоро…

Пора возвращаться в ворочающийся и шевелящийся на свежем ветру дом. Назад пойду другим путем, кружным: сквозь рыночную площадь, сквозь дворы. Потолкаюсь напоследок среди местных забулдыг, чьи просоленные и пропитые лица, уже мне начинают сниться, служа еще одним источником постоянного раздражения, перерастающего в расшатывающий нервы перманентный стресс. Морская соль, влекомая ветром, в сочетании с крепким дешевым алкоголем рисует на лицах местных те еще колоритные пейзажи, будто проступающие узоры насолы на забытых глиняных истуканах чужих богов в необитаемой пустыне или как селитра, выступающая в винных погребах Э. По. Математик мог бы углядеть в них фракталы, но я, увы, не математик. Я уже никто и настоящее имя мое здесь никому не известно. Да и будь оно известно, никто бы и не понял значение его, здесь, вдалеке от родных осин.

Пора, пора обратно. На столе, прижатый недопитой пузатой бутылкой, заждался прелестный белый лист — тут они по прежнему белые, не как сейчас в Москве, со словами: «В моей смерти прошу никого не винить. А Чубайс…»

Тест

Наш генеральный директор, в простонародье Барин, Галимзянов Абдурахман Юакирзянович, несмотря на ФИО выглядит как чистокровный русак, но вот поведение… Выдумщик, самодур и сумасброд, если не сказать больше. Недавно решил возродить пионерские традиции и еще не успел наиграться с этой блажью. Поэтому на утренней «линейке», на которую с недавнего времени в длинном коридоре выстраивались все сотрудники фирмы, я с чистой совестью дремал. И, как оказалось, совершенно напрасно.

— Лавр, — окликнул меня Барин, одетый в алый пионерский галстук поверх строгого костюма и алую пионерскую пилотку.

— Здесь, — автоматически отозвался я, думая, что Барин вновь затеял перекличку. — Всегда готов!

— Что здесь? — Барин остановился напротив, вперившись мне в глаза злым взглядом поросячьих белесых глазок. — К чему готов?

— А что Лавр?

— Так-так-так, — Барин отступил на пару шагов, чтобы обозреть меня всего и сразу и задумчиво постучал палочками по болтавшемуся у живота барабану: тук-тук-тук. — Значит, для товарища Лавра мои слова все равно что собачий лай, который носит ветер. Так-так-так, — и палочки предательски поддержали: тук-тук-тук, — не слушаем руководителя.

— Почему же? Все я слушаю…

— И что я сказал?

— Лавр, вы сказали Лавр.

— А перед Лавром?

Я растерянно молчал, с тоской понимая, что сегодня оказался жертвой очередного заскока Барина.

— А сказал я, товарищ Лавр, — торжественная барабанная дробь, — что всех завтра ожидает тестирование методами триголологии.

— Чего? — я с трудом удержал челюсть, позорно норовившую упасть к груди.

— Того, товарищ Лавр. Новейший метод, — обернулся к стоящему позади своему заму Евгению Леонидовичу Скабинцу, по виду вылитому монголоиду, одетому в галстук, пилотку и пионерским горном в руке.

— Триголология посредством голограммы, возникающей при облучении объемной многофакторной фигуры УФ-лучом, — торжественным голосом отчеканил Скабинец, — позволяет вскрыть скрытые мысли и способности.

Про мысли зама мы все знали и без триголологии — он отправил в декрет уже третью секретаршу и не пропускал ни одной юбки в компании.

— Понятно, Лавр? — прищурился Барин.

— Понятно.

— А если понятно, то с тебя завтра и начнем. Готовься. Твоя тема теста — творчество художника Василия Понуждевского. Будь готов! — вскинул руку в пионерском салюте.

— Всегда готов, — уныло ответил я, вскидывая руку в ответном салюте.

— И учтите, это всем говорю, по результатам тестирования будут сделаны выводы о соответствии занимаемым должностям и уровню оплаты труда.

Барин, стуча в барабан, удалился в свой кабинет. Следом шел Скабинец гугниво мучая ни в чем не повинный горн и наши уши. Сотрудники, возбужденно гудя, будто пчелы в разоренном пьяными ворами улье, разбрелись по рабочим местам. Перспектива непонятного триголологического тестирования оптимизма не внушала никому. Мне тем более. Усевшись за рабочий стол, первым делом запустил браузер и забил в поисковую строку «художник Понуждевский». Неожиданностью стало сообщение: «По вашему запросу ничего не обнаружено». Это оно как? Это как же получается, простите-извините? В мировой паутине нет этого художника? Что же мне теперь делать? Как сдавать злосчастный тест? Не в библиотеку же идти?

Всплыв на экране, угрожающе-багрово запульсировало новое сообщение: «Согласно распоряжения Генерального директора — Старшего вожатого доступ к информации по темам триголологического теста запрещен. За разъяснениями Вы можете обратиться в дирекцию по безопасности». Я в досаде плюнул под ноги и свернул бесполезный браузер. Судя по эмоциональным возгласам коллег по офису, подобное сообщение адресовалось не мне одному. Да, дела… Захотелось сходить в курилку и покурить, но до ближайшего регламентированного перекура было еще полтора часа, точнее, час сорок семь минут. Я с тоской принялся за работу.

Как в тумане еле дотянул до перекура. Воровато оглянувшись (многие на фоне новых правил курить на работе перестали, а не которые бросили вовсе), встал с кресла и вышел в коридор. Курилка была на седьмом этаже, наш офис — на восьмом. Спустился по лестнице. Поднес болтавшийся на синей ленте на шее электронный пропуск к электронному замку (время нахождения в курилке, как и в туалете, строго фиксировалось и при превышении оговоренного правилами внутреннего распорядка регламентированного порога начинались вычеты из зарплаты). Дернул за ручку — дверь осталась неподвижной. Что за дела? замок глючит? Провел пропуском по считывателю еще раз.

— Табак не дело для детских рук, — невольно заставив вздрогнуть, сообщил ехидный голос Барина из динамика системы противопожарного оповещения.

— Твою пионерию! — я со злостью пнул дверь.

— Стоимость ремонта, товарищ Лавр, вычтем из зарплаты, — злорадно оповестил динамик. — Иди лучше к тесту готовься, позор пионерии.

— Вот же урод!!! — с ненавистью прошептал я и пошел обратно в офис.

В голове кипел бурун из сумрачных мыслей. Вверх из мутного клубка всплывала мысль об убийстве Барина. Задрал, сцука!!! Возле двери офиса поджидали два хмурых здоровяка-«беза» в шортах, гетрах, светло-голубых рубашках, красных пилотках и галстуках. За ними прятался худолицый заместитель директора по безопасности по кличке Штирлиц.

— Ломаем народное добро? — тонко улыбнулся Штирлиц, приторно-участливо заглядывая мне в глаза.

В отличие от него здоровяки смотрели с какой-то просто зоологической ненавистью.

— Ничего я не ломал, — угрюмо пробурчал я, с трудом перебарывая желание зарядить Штирлицу с правой в челюсть.

— Ложь не к лицу пионеру! — патетически закричал Штирлиц, вскидывая руку в салюте.

Не выдержав, я рванулся к нему, но амбалы были наготове и, защищая шефа, перехватили мой порыв, скрутив, хотя и не без труда (одному я крепко зарядил в глаз).

— За такое и в юмористической газете «Ротозей» можно прописать, — Штирлиц вытер клетчатым платком со щеки мой плевок и озабоченно покачал головой. — Да что там «Ротозей». За такое недостойное поведение на совете отряда могут и галстук снять.

— Да пошел ты со своей пионерией!!! — сорвался я. — Я увольняюсь к чертям!!!

— Не выйдет, — Штирлиц спрятал платок в карман шортов. — От нас так просто не уходят.

— Вход рубль, выход — два, — подтвердил один из громил, затягивая на моих вывернутых за спину руках пластиковые наручники.

— Я бы его придушил бы нафиг! — злобно сказал второй, тот, которому досталось в глаз. — Подкулачника проклятого!

— Нельзя, Коля, — вздохнул Штирлиц, — нельзя без суда. Мы же советские пионеры, пример детям всего мира, а не какие-нибудь хунвейбины.

— И не чайнканшисты, — угодливо поддакнул второй громила.

— Верно, Петя. Правильно линию партии понимаешь, — одобрил Штирлиц. — Буду рекомендовать тебя в звеньевые.

— Вы тут все больные на голову, — выкрикнул я. — Вас же лечить надо!

— Смотри, а то самого вылечат, — Коля больно ткнул меня в ребра.

— Электричеством, — поддержал Петя, блеснув знанием классики и широкой белозубой улыбкой, и, сделав шаг мне за спину, почти нежно ударил меня по левой почке.

Я раздраженно лягнулся, угодив Пете по голени. Петя огорченно зашипел и врезал мне уже от души. Я едва не закричал от боли, кипятком обжегшей почку.

— Сильно не бейте, — нахмурился Штирлиц. — Нам его еще тестировать. Вот после теста от души оттянитесь.

— Я из него имена всей подпольной контрреволюционной террористической организации выбью, — Коля потряс у меня перед лицом увесистым кулаком с татуировкой «Коля» на костяшках.

— А я имена всех фашистов-сообщников, — мечтательно сказал Петя и отвесил мне не сильный, но обидный пендель.

— Не дергайся, контрик, — Коля толкнул меня в плечо, — успеешь еще в петле наплясаться.

Я видел по глазам безопасников, что они вовсе не шутили, а поддались всеобщему безумию, занесенному в коллектив Барином. Что же делать?

— Волоките его на тест, — будто отвечая на мой незаданный вопрос, распорядился Штирлиц.

Пока меня тащили в кабинет психолога, меня просто трясло от бессильной злобы. Будь моя воля, я бы всех этих пионеров к стенке поставил! Вместе с коммунистами и комсомольцами! Психи проклятые!

Занесли в кабинет, швырнули на кресло: некий гибрид зубоврачебного и гинекологического. Сноровисто прикрутили ноги и руки толстыми кожаными ремнями. Сняли с шеи пропуск без которого ни одну дверь в здании не откроешь. Забрали очки. Голову закрепили каким-то металлическим обручем и ушли. Я огляделся: стол, кресло, кушетка. Одну стену почти целиком занимало огромное зеркало — судя по западным фильмам, за ним прятались наблюдатели. Рядом с зеркалом скромно притулилась белая дверь. Открылась белая дверь, в кабинет вошел обаятельный мужчина в белоснежном медицинском халате. На нагрудном кармане сиреневыми нитками было вышито «Айболит».

— Ну-с, на что жалуемся? — улыбнулся доктор.

— На пионеров, мать вашу!!!

— Ничего страшного, это лечится. Не волнуйтесь.

— Тебе тоже в дурке место!!!

— Не волнуйтесь, медицина разберется. И меня вылечат и вас вылечат.

Достал из стола пробковый планшет и лазерную указку. Держа горизонтально, приблизил планшет к моему лицу. Посветил на него указкой.

— Что видите, пациент?

— Сам ты пациент! — огрызнулся я.

И невольно замолк, пораженный открывшейся картиной. Под действием зеленого лазерного луча над доской всплывали объемные разноцветные голограммы: какие-то структурные формы, похожие то ли на далекие египетские пирамиды, то ли на близкий мавзолей Ленина. Какие-то смутно знакомые лица вставали передо мной. Мчались по степи тачанки, плыли по рекам пароходы и баржи, бороздили моря корабли, а небо — аэропланы и дирижабли. По стальной паутине рельсов шли поезда. Танки пересекали минные поля и линии окопов. Пухли от голода люди с почерневшими лицами. Одетые в шинели и кожанки ладно люди стреляли в затылки из наганов людям, стоящим у ряда продырявленных пулями деревянных дверей. Трубили горны и стучали барабаны. Взмывали руки в пионерских салютах и самолеты Осоавиахима, заполненные парашютистами. Бурлил ДнепроГЭС.

За односторонним зеркалом стояло трое мужчин, смотревших то на обездвиженного в кресле, то на графики показателей, выводимых со сканирующего мозг испытуемого обруча на большой монитор над зеркалом.

— Что думаете, Петр Сергеевич? — сняв очки, спросил пожилой мужчина с явно африканскими чертами лошадиного лица и роскошными бакенбардами, одетый в полосатый костюм.

— Пациент просто чудесный, Сергей Викторович, — отозвался мужчина одетый в белый халат с вышитой на нагрудном кармане золотой надписью «Профессор». — Все остальные молча смирились с явно бредовыми требованиями директора, а этот Лаврентий просто какой-то патологической ненавистью воспылал к Советскому строю.

— Думаете, получится? — нервно спросил третий, относительно молодой, с бледным плохо выбритым овальным лицом и с нервным тиком левого глаза, одетый на манер министра средней руки.

— Все получится, Антон Германович, — заверил Петр Сергеевич. — Забросим его, ну… — задумался ненадолго, — скажем в 1938-й годик, к Ежову. Представим будто он, ну, скажем…

— Из Тифлиса, — нервно вскинулся Антон Германович.

— Почему из Тифлиса? Хотя, — профессор благодушно махнул рукой, — пусть будет из Тифлиса. Тифлис, Закавказье. Какая разница? Главное, что подберется к самому и…

— И хана! — Антон Германович ударил кулаком в раскрытую ладонь. — Гений, Вождь, Отец, Творец, Вдохновитель, Организатор, Лучший друг Советских семей, детей и физкультурников, Корифей и прочая и прочая и прочая. Нет ничего!!! И не будет никакого проклятого советского строя! И никто больше не обзовет меня либералом!!!

— Спокойнее, Антоша, — закуривая, остудил коллегу Сергей Викторович. — Все будет хорошо. Исторической персоной станет этот ваш, — выдохнул струю дыма в зеркало, посмотрел на монитор, — Лаврентий Павлович. Дал же бог фамилию, — усмехнулся.

— Фамилия, как фамилия, — равнодушно отозвался профессор. — Нормальная фамилия — Берия. Мне и смешней встречались.

Две силы

Рассказ написан на II тур XII Чемпионата прозаиков ЛитКульта

Домик нависал над убегающим к реке глубоким оврагом: несколько старых рельсов торчали в овраг на пару метров, поддерживаемые уткнутыми в стену оврага подпорками; «атлантами», как их называл предыдущий владелец. Своеобразная терраса-балкон, без всяких намеков на ограждение. На рельсах были настелены сосновые доски, давно отдавшие прожорливой бездонной атмосфере свою выдавленную жаркими лучами бесстрастного солнца смолу, и стояло похожее на скелет поставленного на попа кенгуру низкое старое кресло-качалка, побитое жизнью гораздо больше, чем погодой. Импровизированным сервировочным столиком мне служил посылочный ящик. Я вновь наполнил стакан вином, поставил бутылку возле ящика.

Многие обыватели считают, что маститые писатели живут шикарно. Многие маститые и живут, но меня вполне устраивает такое скромное жилище. Тем более после смерти жены особый комфорт мне ни к чему. Смерти… убийства, скажем прямо. Хотя погибла она по ошибке — бомба предназначалась мне. И дочка… она в тот день вообще должна была быть у бабушки. Мне тогда многому пришлось научиться: и постоянному ношению бронежилета и стрельбе из любого положения и многому другому. Немногочисленные оставшиеся друзья говорили, что я очень изменился. Читатели тоже заметили произошедшие с текстами перемены. Нелепо: крашенный ли, стриженный ли, я все равно остался собой. Просто я открыл себя до конца — и это многим не понравилось. Тем взрывом меня вышвырнуло из сытой роскошной жизни преуспевающего писателя. А остатки тогдашней былой роскоши, переведенные в доллары, ушли на то, чтобы добраться до заказчиков покушения. Они напрасно думали, что я могу разить лишь напечатанными словами. Ошибка обошлась им дорого….

Ошибки часто обходятся людям дорого, тем более ошибки в оценке врага. А врагов лучше вообще не иметь… живых… Глупцы, не понимают, что бороться с Реальностью бесполезно, что даже устранив меня физически, уже ничего не изменят — рукописи не горят, изменения будут продолжаться, прорывая затхлую плотину напором вешних вод. Зашоренные догматики, страшащиеся неизбежных перемен. И пусть бы они просто страшились, но нет, они раз за разом стремятся перемены остановить. Некоторые — путем физического устранения. Но зато я понял, что иногда можно эффективно совмещать слова и действия.

Да, кто-то отдыхает от литературных трудов в Переделкино, а кто-то в домике, опасно нависшим над стекающим в реку оврагом. Зато отсюда открывался чудесный вид на отражающейся в реке город. Да и не интересны мне кипящие склоки литераторов, шумно выясняющих кто и какой дачи достоин. Писатель писателю рознь и двух одинаковых писателей не бывает — я не говорю про эпигонов и графоманов. До соседней дачи из красного кирпича, облюбованной охраной, гораздо менее дерзко нависавшей над оврагом по правую руку от меня, было метров двенадцать. В окне ее размахивал руками крепкий вихрастый парень, пытаясь привлечь мое внимание. Чудак-человек, мобильники же никто не отменял. Впрочем, я свой отключил полчаса назад. Я приподнялся в кресле, всматриваясь в жестикулирующего. А ведь пистолет с удлиняющим ствол ПБС у него в руке совсем не просто так. Твою мать! Мой взгляд упал на лежащий на ящике старый складной многопредметный нож, штопором которого я откупоривал бутылку. Нож этот был чуть ли не старше меня: вечно прижимистый отец подарил его мне в день рождения, когда мне исполнилось пять лет. С тех пор я с единственным отцовским подарком не расставался.

Услышал осторожные крадущиеся шаги. Двое! Парни очень старались идти бесшумно, но их выдавал скрипучий пол. Судорожно открыл длинное лезвие. Человек с пистолетом шагнул на загаженный вездесущими голубями дощатый настил. Взгляд его, вслед за стволом, метнулся на меня. Моя рука оказалась быстрее, чем в глазах киллера мелькнуло понимание. Брошенный нож вошел в его горло всем лезвием, по синюю пластмассовую рукоять. Метать нож я научился еще в детстве, а мастерства, как говорится, не пропьешь.

Я метнулся вперед, подхватывая на лету выпавший из руки пистолет. Накрывшее меня тело незадачливого убийцы вздрогнуло несколько раз от попаданий пуль, но защитило мою бренную тушку надежно. Я выстрелил в ответ, угодив наемнику второму в лоб. Осторожно выбрался из-под трупа, прислушался. В ушах глухо бухало кровью возбужденное сердце. Давненько «не брал я в руки шашек», староват уже становлюсь для таких мероприятий, привык разить печатным словом в многотысячных тиражах, а не банальными физическими методами воздействия и грубой физической силой. Снял балаклавы с убитых. Нет, эти неудачники мне незнакомы.

— Владимир Николаевич, — послышался из домика встревоженный голос. — Это Миша, из охраны…

— Да?..

— Тут еще третий был, я его того…

Я вошел в домик. Мой недавний визуальный собеседник из соседнего домика насторожено рассматривал в окно улицу, водя пистолетом вдоль подоконника.

— Подкрепление вызывать?

— Зачем? Труповозку разве, хотя и она нам без надобности, — ответил я присев и быстро обыскивая труп. А вот этого я знал…

— Расслабься, этот у них старший, нет больше никого.

Вытащил из кармана киллера толстую пачку купюр, хмыкнул, протянул охраннику.

— Что это? — смутился он.

— Небольшая премия, за доставленные неудобства.

— Вызывать труповозку и экспертов?

— Нет… — мозг уколола внезапная мысль. — Скоро уже стемнеет и ты мне поможешь…

— Что помогу?..

— Избавиться от трупов. Поможешь?.. — я посмотрел на пачку долларов, что он все еще сжимал в руке.

Паренек явно мой большой поклонник — литература страшная сила. Наверняка и сам что-нибудь пописывает на досуге, мучительно надеется стать великим писателем. Наивный… Поможет, да еще и будет гордиться, что помог.

— Помогу, но зачем?..

— Этого тебе знать не следует, уж прости. Меньше знаешь — крепче спишь. Как стемнеет, дотащим тела до реки и сбросим в нее.

— В этом мои пули…

— Кухонные ножи я храню там, — я указал в сторону тесной кухоньки. — Там есть хороший разделочный. Время до темноты у тебя еще есть, дерзай.

Не понятый и не оцененный современниками в должной мере Булгаков, и сам литературой, бывшей делом всей его жизни, обреченный на трагическое существование, правильно сказал, что на свете существует только две силы: доллары и литература. С помощью литературы я уже приобрел врагов, которым до такой степени не нравится, в какую сторону меняют Реальность мои тексты, что они готовы нанять убийц. Посмотрим, что принесут мне доллары.

Конкурент

Рассказ написан на III тур XII Чемпионата прозаиков ЛитКульта

— В рот тебе йод! — дядя Ваня возмущенно тыкал пальцем в приклеенное в подъезде объявление. — Школа злословия! Прикинь, Серега, — взгляд дяди вернулся ко мне, — этому сейчас за деньги учат! Копать — колотить, догнать — заглотить!

— И что? — не понял я. — Чему сейчас только не учат. Инфоцыгане на каждом шагу.

— Учат злословию курсом за тридцать занятий! Почешуеть просто! По полторы тысячи с носа! Это же получается?.. — дядя шевелил губами, загибал и разгибал пальцы, считая в уме. — Это же сорок пять кусков, мать-перебрать! Чтоб я так жил! Офигивательно просто! Такие деньжищи! Это у вас в городе можно бешеные деньги на ровном месте отхватить! Да я сам могу учить и не за тридцать уроков, а за один!

— Вот и составь им конкуренцию, — улыбнулся я.

— И составлю! Да я за неделю, что в гостях у тебя, столько отгребу!!!

«Экспрес-курс обучения злословию» дядя решил проводить в школьном спортзале, незадействованном по назначению по причине летних каникул. За бутылку договорился с бывшим односельчанином-пенсионером, ныне школьным сторожем. В субботу расклеил повсюду напечатанные мною объявления, а утром в воскресенье ушел на первый рабочий день. Ближе к обеду я решил навестить предприимчивого родственника, посмотреть, как идет бизнес. На входе столкнулся со зло матерящимся хромающим парнем. В спортзале мялось пятеро желающих, дядя Ваня кричал из тренерского кабинета:

— Следующий.

Я просочился за неофитом.

— Глаза закрой.

Дядя уронил на ногу обучаемого пудовую гирю. Матерящийся обученный поскакал прочь из кабинета.

— Видал? — дядя Ваня довольно потер руки. — За один урок: бац и готово. Учись, горожанин!

— Ты их чему учишь, дядя Ваня? — я с трудом сдерживал смех.

— Этому… как его?..

— Ты их учишь сквернословию, — пришел я на помощь родственнику.

— И что не так?

— А. надо. Учить. Злословию.

— А что, — дошло до дяди, — это разные вещи?

Тут уж я не выдержал и громко захохотал, глядя на его недоуменное лицо. Не успевшие пройти «экспрес-курс» неофиты непонимающе смотрели на меня.

Линия жизни

Рассказ написан на 1/8 Плей-офф XII Чемпионата прозаиков Литкульта-2022

Каждое утро Марк начинал одинаково: забирался на выросшую возле дома густо пахнущую напитанной росой хвоей раскидистую высокую сосну и, сидя на удобной толстой ветке, озирал в старый бинокль окрестности, особое внимание уделяя выныривающему из-за холма положенному еще в советское время двухкилометровому асфальтовому отрезку, сыто распластавшемуся на подъезде к деревне. Пока все было неизменным. И это измученного прошлым мальчика вполне устраивало. Он мечтал, чтобы тихое лето длилось долго… а лучше — вечно. Хотя и понимал, что рано или поздно все закончится. Счастье не бывает вечным. И даже долгим. Но пока было тихо, о затерянной в лесах полузаброшенной деревне словно забыли. Видимо, в большом мире хватало других дел.

Успокоенный подросток спускался с сосны, делал зарядку, умывался холодной водой из стоящей в огороде большой деревянной бочки, завтракал в будни холодной вареной картошкой со свежими огурцами, укропом и зеленым луком, а по выходным — яичницей, кормил кур, кроликов и важного рыжего кота Сократа и вместе с ним шел к Учителю. Учитель, Алексей, стоя, опираясь на костыли, во дворе бывшей школы, где обитал, всегда встречал паренька мягкой, чуть смущенной улыбкой. Хотя, не смотря на парализованные ноги, Учитель, сидя в самолично собранном электрифицированном инвалидном кресле, ухитрялся успешно ухаживать за бывшим пришкольным участком, выращивая разные травы и овощи, он никогда не отказывался от принесенных Марком огурцов, картошки и зелени. Учитель был вегетарианцем и мяса не ел, а то бы Марк и куриные яйца ему приносил и мясо кроликов. Хотя, кроликов он пока и сам не ел — жалко было пушистых доверчивых зверьков с почти детскими глазами. Да и о зиме, если до нее доживет, стоило подумать — забить кроликов ближе к холодам, засолить и закоптить тушки впрок. Зима в деревне дело такое: не сожрешь кроликов ты — голод сожрет тебя. Это Марк понимал прекрасно. Как и то, что лучше есть милых зверьков, чем мясо убитых людей… Там, где густо прорастали кресты на щедро удобренной трупами земле, он повидал и не такое. А тут было тихо… и кресты на порядком заросшем деревенском кладбище — сплошь старые.

Это утро выдалось не таким: Марк проснулся от истошного воя Сократа. Кот Учителя самым натуральным образом выл, будто смертельно раненный, будто предчувствуя близкую мучительную смерть. Мальчик и не знал, что коты способны издавать такие звуки.

Теперь и мальчик узнает ты что, Сократ? — мальчик погладил встопорщенную рыжую шерсть.

Кот всхлипнул, замолчал и с дикой тоской посмотрел на Марка полными слез глазами.

— Успокойся, все хорошо. Я скоро вернусь.

Мальчик, взяв бинокль, вышел из дома. Разгоняя тучи противно зудящих комаров, взобрался на сосну, приложил бинокль к глазам… и замер. Из-за холма неспешно, с какой-то ленивой сытой угрозой, выезжали бронированные черные внедорожники. Марк скатился с сосны и дальше действовал строго и четко по инструкции Учителя, как не раз отрабатывал на тренировках: трижды ударил молотком по подвешенному к сосновой ветке обрезку рельса. Над мертвой деревней поплыл тревожный звон, предупреждая Учителя о вторжении. Марк заскочил в дом, схватил кота, засунул во всегда стоящий наготове «тревожный рюкзак» и бросился бежать прочь из деревни. Так было надо.

— Вот и встретились мы, Леша, — одетый в дорогой деловой костюм крепкий мужчина с коротко стриженными седыми волосами с брезгливой жалостью смотрел на Алексея, руки которого были жестко зафиксированы пластиковыми наручниками к подлокотникам инвалидного кресла. — Не ждал?

— Почему же, Денис Владимирович, ждал, — парень сплюнул кровь с разбитой губы, — но не думал, что так скоро.

— Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро, — вспомнил старую песню Денис Владимирович.

— Примерно так, — Алексей смотрел на мужчину без страха.

Стоящие по бокам кресла тяжеловооруженные штурмовики в экзоскелетах его тоже не пугали.

— Уговаривать тебя, Леша, не хочется — знаю, бесполезно, но уж извини, — Денис Владимирович виновато развел руками, — обязан. Акционеры очень просили.

— Делайте, что должны, — устало отозвался Алексей.

— Отдай коды, Леша, по-хорошему отдай.

— Вы же знаете, Денис Владимирович…

— Знаю, но все же. Ты нам отдаешь коды — мы тебе сытую, спокойную и долгую жизнь. В любой точке мира, на твой выбор. И ноги… ноги мы тебе вернем, без костылей ходить будешь. Ну как, по рукам?

— Нет.

— Я так и знал, — Денис Владимирович непритворно вздохнул и обернулся к стоящему за спиной штурмовику. — Действуйте.

Перед Алексеем развернули большой гибкий экран. Пошла трансляция: внизу четко виднелся бегущий по перелеску Марк. Из рюкзака за его спиной выглядывала испуганная мордочка Сократа.

— Жив еще твой рыжий, Леша. Как его там звали?

Алексей молчал.

— Сократ. Так? Твоя жизнь тебе не дорога, а что насчет мальчика? Хорошо, кстати, бежит, — мужчина указал в правый нижний угол монитора, — вон там выводятся его показатели: частота пульса, наполнение крови кислородом, уровень сахара и прочая и прочая.

— Вы и это научились уже делать? Снимать с объектов физиологию бесконтактно? — с ненавистью спросил Алексей.

— Как видишь, мы и без тебя многое умеем, блестящих умов и без тебя хватает. Акционеры готовы весьма щедро платить тем, кто на них работает. Прогресс не стоит на месте. Его невозможно остановить, как бы прекраснодушные луддиты вроде тебя, этого не хотели. Я тебе больше скажу, Леша, — мужчина кивнул на штурмовиков. — Эти бойцы благодаря биочипам связаны со мной в одну систему. Если я погибну, их организмы тоже перестанут функционировать. И не только они сами умрут, но и вся их родня. Так что бойцы берегут меня как зеницу ока, работают на совесть. А ты говоришь о какой-то мелочи вроде дистанционной биометрии. Отстал ты в своей глуши, Леша. Вон там, — палец мужчины коснулся экрана, — даже кошачьи показатели. Все под полным контролем. Стоит мне отдать команду и беспилотник их уничтожит. И не просто уничтожит, а сначала перебьет мальчику позвоночник, и ты насладишься зрелищем его ползущего в тщетной надежде спастись. аналогично будет и с Сократом… Если выразиться поэтично: сейчас линии их жизней наложились на линию нашего огня… Огня на поражение…

— Замолчите!

— Да, согласен, методы чуть ли не доисторические, но мальчишка из «серой зоны», вакцинацию не проходил, про кота вообще молчу, — Денис Владимирович мерзко улыбнулся, лицом став похожим на обглоданный крысиный череп, — поэтому и приходится гонять над ними беспилотник. Хотя, пожалуй, мы начнем с кота… Ты знаешь, как кричит кот с поврежденным позвоночником?.. — Денис Владимирович впился взглядом в исказившееся лицо Алексея, внимательно наблюдая за ним. — Знаешь… психологи писали в докладной, как в детстве у тебя на руках умер котенок, которому собака перекусила позвоночник. Он же надеялся, что ты его спасешь, Леша… Теперь и мальчик узнает…

В уголке глаза Алексея блеснула слеза.

— И лишь потом, когда он сполна вкусит страданий кота, получит и свою порцию боли. Будут умирать друг у друга на глазах… А ведь и мальчик и кот наверняка еще могут жить долго и счастливо, даже не зная о нависшей смертельной угрозе… Вернутся сюда после нашего ухода, перезимуют. Я стопроцентно уверен, что выживут — ты их многому научил… А так — один щелчок пальцами — и долгая мучительная смерть. И команду отдать могу только я. Прелестно, правда? Подумай, выдержит это твоя совесть или нет? Думай, Леша, думай. Ты же в ответе за тех, кого приручил…

На бегущую фигурку мальчика наложилась интерактивная круговая сетка прицельной марки.

— И не вздумай обмануть, даже не надейся — до тех пор, пока мы не верифицируем подлинность кодов, над ними будут висеть ударные беспилотники. И спутники тоже подстрахуют, для такого дела не грех и спутниковую группировку привлечь, акционеры не поскупились. Думай: сделка не то чтобы выгодная, но на кону твоя совесть. Ты же у нас совестливый чистоплюй, посмотрим, что для тебя важнее.

— Значит, без тебя бойцы тоже сдохнут? — с ненавистью глядя на мужчину, спросил Алексей.

— Да… а ты чего интересуешься, Лешенька? — встревожился Денис Владимирович. — Тебя сейчас другое должно волновать.

— Ничего, — Алексей зло усмехнулся и громко щелкнул пальцами на руках. Пальцы ему связать никто не додумался. — У нас четыре секунды.

— Что? — побледнел Денис Владимирович.

— Ты же знаешь, — Алексей расслабленно откинулся на спинку кресла, — я с техникой дружу…

Из-под земли вырывались густые струи аэрозоля.

— Сука!!! — мужчина протянул дрожащую руку к экрану и нажал.

Замигала зловещая надпись «Введите пароль».

— Не успеешь, — рассмеялся Алексей. — И Марк с котом будут жить, а коды — в памяти кота, ха-ха-ха.

Практически одновременно сработали взрыватели, приводя в действие боеприпасы объемного взрыва и выжигая деревню. Марк оглянулся на долетевший звук взрыва. Над деревней поднимался гриб, напоминающий гриб от тактического ядерного боеприпаса. Паренек смахнул злую слезу, протянув руку назад погладил Сократа и упрямо пошел прочь от деревни, ставшей огненной могилой. Он знал, что делать дальше. В вышине бесстрастно парил неопасный теперь беспилотник, но Марку не было до него никакого дела. Он его даже не видел.

Рая точка net (конкурсная версия)

Рассказ написан на Упоротый конкурс ЛитКульта 2022

— Иногда запах — единственная улика, чтобы их разоблачить, — доверительно продолжал Петр, — ну до того хорошо маскируются, что не отличишь. Как в песне: «ты их в дверь, они в окно!»

— Он тоже у вас? — осторожно спросил автор.

— Семеныч? Нет, — Петр покачал головой. — Он там, — показал пальцем вниз, — у них.

— Ну да, ну да, — закивал автор. — Так что вы там говорили про запах?

— Запах у них специфический, чисто сера горелая. Кто раз обонял, уже не забудет. Но душатся, паразиты этакие, дезодорантами новомодными, воистину диавольское изобретение, — Петр брезгливо сплюнул, обдав автора густой волной переработанного чеснока. — Вот и приходится Церберочка арендовать, — кивнул на жуткого трехголового пса, притулившегося, положив среднюю голову на вытянутые вперед мощные передние лапы, у ворот, — он все равно у Аида без дела простаивал. Но, — Петр понизил голос и доверительно наклонился к автору, которого едва не вырвало от чесночного перегара, — сами понимаете, тоже расходы, а у нас, как и у всех, бюджет сокращают… А вы к нам с какой оказией?

— Роман я написал, — смутился автор, — потом авария…

— Роман — дело хорошее. Про что?

— Что если бы Берлиоз послушал Воланда и не полез под трамвай, то история пошла бы совсем по-другому, — заспешил автор, видя, что собеседник начинает хмуриться. — Иван Бездомный не побежал бы с иконкой к литераторам в ресторан «изгонять консультанта», не попал бы в сумасшедший дом и мы бы не узнали истории Мастера. Как вам? — заискивающе заглянул в темные глаза собеседника.

— Ерунда, — четко ответил Петр и оправил хитон, — чушь, провокация и полная брехня. Не зря я чую, что пованивать стало… — Лицо привратника стало постно-официальным, будто у таможенника на досмотре. — Вам туда! — непреклонным жестом опустил палец. — У нас графоманам не место!

— Позвольте!.. — начал было автор, но не успел.

Хлопнуло, потемнело в глазах, и он очнулся в своей комнате перед включенным ноутбуком.

— Приснится же такое! — прошептал он. — Впрочем, замысел неплох…

Пальцы отстучали на клавиатуре — «Рая точка net»

— Отличное название. Я сейчас такой рассказ забахаю, такой пистон им вставлю! Роман ему, смотри-ка ты, не нравится! Сам ты графоман! — погрозил потолку кулаком. — Да и зачем такой Рай? Чеснок там жрать да молиться? — откинулся на спинку кресла и замер.

За спиной кто-то был.

— Значит, на Михаила Афанасьевича посягаем? — вкрадчиво спросили сзади.

В комнате разливалась стойкая вонь жженой серы…

Индексация

Рассказ написан на Плей-офф XII Чемпионата прозаиков Литкульта-2022

— Места у нас хорошие, — Федор Михайлович плеснул в граненые стаканы самогона, поставил бутыль на выскобленный дощатый стол, — красивые.

— Только глухие, — я поднял свой стакан.

Чокнулись с хозяином, выпили. Хороша.

— Что поделаешь? — Федор Михайлович пожал мощными, распирающими засаленную грязную тельняшку с уже непонятно какого исходного цвета полосками, — молодежь в город уехала к западным ценностям либерализму да трансгуманизму; старики вымирают…

— Грибники пропадают… — в тон Федору Михайловичу подсказал я.

Хозяин избушки почесал правую щеку, подозрительно буравя меня глазами, будто искал подвох в моих словах. Я ответил невинным взглядом: чего, мол, такого?

— Пропадают, не без этого, — будто решив в уме трудную задачу, ответил Федор Михайлович. — А чего, не зная брода в глушь соваться? Навигаторы ваши модные тут не пашут.

— Есть такое, — кротко признал я, — сам из-за этого пострадал. Почему, кстати, не пашут?

— Аномалия тут… магнитная… Еще? — посмотрел на бутыль.

После тяжелого дня скитаний по лесным буреломам и болотам настоянный на травах самогон шел как лекарство. Тем более, он действительно был очень не плох.

— А давайте, — махнул я рукой. — Классная штука, усталость как рукой снимает.

— Повезло тебе, что ко мне вышел, — Федор Михайлович наполнял стаканы, — а то бы тоже, как те грибники… Ищи тебя потом, свищи. Откуда, кстати, знаешь? — снова воткнулся в меня взглядом.

Не глаза у мужика, а шилья! В сочетании с угловатым лицом, длинным острым носом и сильно выступающим подбородком картина получалась отталкивающей и внушающей опасение. Даже подвыпившему.

— Так фотографии же висят, — простодушно ответил я. — На станции. Кто видел и все такое, — беззаботно объяснял я.

А чего мне заботиться? Третий стакан самогона да на голодный желудок — тут бы любой «поплыл». И я «поплыл».

— Ясно. Ну, вздрогнем! — Федор Михайлович поднял свой стакан и мы «вздрогнули». — Ты закусывай, закусывай, парень. Все свое.

Компанию бутыли и стаканам на столе составляли алюминиевые тарелки с квашеной капустой, солеными огурцами, маринованной черемшой, луком, репой и чесноком. Отдельно стояло деревянное блюдо с ломтями копченого окорока, скорее всего раньше носившего на себе дикого кабана. Я взял увесистый ломоть окорока, соленый огурец, дольку чеснока. Захрустел, закусывая.

— Сам-то чем занимаешься?

— Я? так, где чем, — я махнул рукой, едва не сшибив со стола свой стакан, — айтишник я, фрилансер. Сам на себя, короче, работаю.

— Это хорошо. Семья есть?

— Нет, не сложилось. Один я на всем свете.

— Это тоже хорошо.

— Что же в этом хорошего? — пьяно удивился я.

— Никто искать не будет, — Федор Михайлович улыбнулся.

А зубы у него очень даже неплохие — для жизни в лесу, откуда до ближайшего стоматолога сотня километров. Если не больше.

— Вы про что?..

— Так… подумалось… Не бери в голову. Давай лучше еще выпьем.

— Нет, погодите, — я, протянув через стол руку, пьяно помахал перед лицом хозяина указательным пальцем. — Это вы к чем сказали?

— Хорошо, — он поставил на стол взятую было бутылку, — ты сам напросился. Я хотел по-тихому, когда заснешь, но… Жизнь у нас тут в глуши не сахар. Раньше люди говорили: жить в лесу — видеть смерть на носу. Сейчас с этим построже, все зарегламентировано, если только какого грибника заблудившегося прихватишь без лицензии и то…

— И что? — я качнулся на грубо сделанном, но крепко сбитом, самодельном табурете.

— И то, оштрафуют, если поймают. Бюрократы! И вообще, последнее время совсем озверели, как с цепи сорвались: даже тарифы на лунный свет повышают не раз в год, как по закону положено, а дважды!

— Вот умора. Лунный свет вам зачем? Неуютная жидкая лунность, — как писал про него Есенин. Чахоточный свет — его же определение.

— Оборотень я, мил человек, мне без Луны никак.

— Вы так шутите? — я глупо ухмыльнулся. — Как в песне? Но вскоре возвратился с ружьем наперевес, друзья хотят покушать, ступай приятель в лес? Смешно, ха-ха-ха. Я едва не поверил. Наливайте, Федор Михайлович, выпьем за юмор.

— Не веришь. Зря. — Федор Михайлович встал с такого же табурета, вышел из-за стола, отошел к бревенчатой стене избушки. — Сейчас убедишься, Фома неверующий.

Лицо его вдруг стало покрываться шерстью; удлиняться, грозя превратиться в волчью морду. Фигура оплыла, сгорбилась; он упал на пол всеми четырьмя… уже практически лапами. Полуволк злобно посмотрел на меня и хрипло зарычал.

— Тарифы повышают? — Я выдернул заткнутый сзади за ремень Кольт М1911, заряженный серебряными пулями. — А что ты за три года не заплатил, забыл?! — сбросил предохранитель. — Пеня с недоимками накапали! Тарифы дорогие?! Овес жри!!!