Бесплатный фрагмент - 22

Здравствуй!

Давно я не писал, рука остыть намеренно пыталась,

Но бросить не посмею свой удел,

Желанье в сердце ядом растворялось,

Сопротивляться я не стал и не хотел!

И снова здравствуй,

рефлексии

подконтрольный

беспредел.

Глава I

Дуальность

Истома

Во мраке визуального потока, в истерике,

поэзию писала проза,

И приторным своим влечением мне патокой была

сия запрета доза,

Став разногласием моим и личностью вне рамок

моего двуличия,

Я размышляю, что морально чист, но выгляжу :

то ли рабом,

то ли обидчиком.

Знаешь,

я с дивным закатом всё выход искал в недонебе скупого рассвета,

Но виден был только мой дикий оскал

и озлобленный взгляд

на присутствие яркого света.

В параллельной Вселенной, где мрак принимают за благо,

а темень для глаза милее,

Где рассвет — приговор,

где денница — палач,

а лучами казнили плебеев,

Я прожил бы там долгую,

тихую жизнь,

ведь мне свет уж давно не роднее,

Не всегда та душа,

что темна и мрачна,

может зваться беды апогеем.

И не редко слова, что в глаза были сказаны,

могут быть лицемерной симфонией,

Все они по натуре своей — пустота,

что окутана только желанья агонией.

А сколько всеми сказано пустот о дивном,

И сколькие из этих «всех», сквозь массу аллегорий,

смогли её навечно подарить,

Все на словах творцы метафор громких, ярких и роскошных,

На деле же не каждый кот, по истине, любить способен.

Кошку.

Нефелим

Очаг мой потух, вечеринками лишь облеченный,

Душевности нет в сей коробке из гипсокартона,

И в центре квартиры стоит фаталист обреченный,

Свет раньше отрёк, но и тьма лишь пристанище стона.

Свечой озарит коридор, пробираясь сквозь терни,

Все образы мнимы, путь к звездам никто не закроет,

И псевдодрузья лишь для стимула блеклые тени,

Мой самообман станет тем, кто под почвой зароет.

Сквозь озера гладь из кольчуги деревьев, промчится,

Обличие ночи, стремясь всебезцельно ко дну,

Лишь взглядом и воем спасла молодая волчица,

Всю ночь, просидев, охраняя родную луну.

Откинь рукоять, от кинжала, что страхом зовется,

И кровью своей окропи остриё, без опаски,

И левой рукой правосудия крик разнесется,

Своим честнолюбием рушь лицемерные маски!

Коль враг мой добро — ренегатом я стану, бесспорно,

Окутаюсь светом, укроюсь от вязкого зла,

В молчанье склоню пред лучами колено покорно,

Пусть зарево выжжет мои малахиты — глаза.

Я долго сопутствовал тьме, охмелив искушенье,

В горЕ из сапфиров пытался найти нефелин,

Не сам я к добру, демон Ваал мне привил отвращенье,

Но ангела трезвость признал молодой Нефелим!

Братьям

Клеветай многоличие демонов скверной,

Прославляй песнопение ангельских струн,

Преисподне ты будь лишь предателем верным,

В небесах восхищайся красотами лун.

Голос твой не подобен сакральным напевам,

Облик твой не подобен наряду небес,

Не спеши, но твой выбор обязан быть сделан:

Ты мучительный, павший, изгнанник-архангел

или всё же

прощенный,

вознесшийся

бес?

***

«Мне исповедь грустные строки пророчит»,

Ваал обессилено, тихо сказал,

«Поэзия души бесследно разрушит, порочно,

Но те, что запутаны нитями зла!»

Делема

Что с поэтом случится в отставке?

Станет вовсе пустым он в остатке?

А мортидо, повысив все ставки,

постыдно отступит,

либидо в покое оставив?

И придется сживаться сразу же,

Изжигая душонку всю заживо,

Ведь желанье творить слезы сразу прольет

над руками зла

полными сажею.

Обрекать себя вечными ссорами?

До конца сквернословить законами:

«Созидать в меру

и разрушать,

вновь рождая

дуальность

спорами!»

Треугольник сознания

Авангард за искусство готов перейти Рубикон,

И модерн поглощает структуры с системой амбиции,

Но в сознанье сто ликов из рамок древнейших икон,

Прославляют истоки

так скоропрестижно

умерших

традиций.

Чернильное запястье

Тесно чернилам в стакане,..

В голове все разорвано в клочья,

две части в конвульсиях порознь корчатся,

Идиллия между добром и озлобой разбита

и вовсе

окончена.

Поэт,

наш заядлый писака-правша,

в пальцах ручку зажал,

на бумаге все перемешал.

Как дуальна,

порою,

людская душа!

Но озлоба, поэту, руки кисть сломав

и разлив грамм несчастных,

последних чернил,

Начала воспевать дифирамбы,

мол,

творенье с озлобой в конце,

как отринувший Рай нефелим.

А творец,

приготовясь писать,

инструмент свой в запястье

поглубже

вонзил!

…как слову в кармане.

Календарь

Смотрю на томно — грустный календарь, а перед глазами:

то ли плаха,

то ли виселица.

Помехи выдал мысленный радар, и в сознанье:

то ли плакать,

то ли веселится.

Не просыпайся (Акростих)

В моём сознанье штиль тревожит,

А сон ночной крайне реален,

До ужаса, до самой дрожи,

И тело замерло, как камень.

Заря, подобная «спасенью»,

Разоблачит, где бред и трезвость,

Агонию окрасит тенью,

Я благо тьмы приму за редкость.

Дождусь утра, но через силу,

Вернувшись в мир, что не приятен,

Единство сна мне стало мнимо,

Дожил мгновенье благодати.

Открыл глаза, вдохнул поглубже,

Расплавился я в осознанье,

Опять мелькнуло: «Будет лучше!»;

Гроза, дожди, два дня в терзанье,

И снова солнцем был разбужен.

***

\В ад из рая две дороги/

ГЛАВА II

Социальные раскопки

Поезда

Не надо слов, не надо фраз,

Закрыв глаза — всем доверяй.

В сердце гудит немой состав,

Твоя душа — как поезда.

Вот, приближается пирон,

И люди новые зайдут,

Заполнив снова тот вагон,

Ты будь смелее, верь им, друг.

Оставив массу глупых слов,

Поступки — лицемерья фон,

Тебя покинут, будь готов,

Забыв души безликий тон,

А поезд дальше держит путь,

Ошибки повторять нельзя!

И люди, те что вышли, вдруг,

Забудут, что ты был тогда.

Ты — помнить будешь их годами,

Наполненный печалью стон,

Помочь тебе увы не сможет

Но, впредь, внимательней будь в том,

Кого назвать готов друзьями,

Кого впустил ты в свой вагон?

Как?

Как можно быстро измениться?

И себя преобразить то,

И сидя на троне низком,

Не вникая в объективность,

Заклеймившись эгоизмом,

Лично строить схемы мыслей?

Мне сказали, примитивно:

«Потерял ты жить мотивы»

Я ответил: "Рты закройте!

Существуйте жизнью мнимой».

Отрицая реализм,

В иконы ставя солипсизм,

Мы к цели все должны идти,

Не слыша критика злой визг.

Поняв иную сущность мира,

и поменяв мировоззренье

Мы обретаем от людей:

Лишь громкий смех,

И взор с презреньем!

Пламянепроницаемая душа

Столь страшная, фатально грустное,

Не долгосрочная, кричащее внутри,

Истома одиночества безвкусного,

Героя моего испепелит.

Душа сиять вовек не перестанет,

Не выгорит, оставив пепел тусклый,

А эпитафию пером мне вырезает

Поэт-соратник, зная:

«Он проснулся».

Болото (Критик ч.1)

И вовсе он не юн, а молод,

В душе он не поэт, а лирик,

В болоте из людских пороков,

Растит сатиру гордый критик.

Мы — люди, дивные творенья,

Всегда честны и редко грубы,

Всю жизнь целуем, без сомненья,

Лишь только любящие губы.

И правду в омуте не скроем,