Бесплатный фрагмент - 00. Запиши телефон

1. ВРЕМЕНА ГОДА

* * *

Я думал, не пойму вовек природу,

но раннею весной, не помню дату,

увидел, как несёт в себе свободу

ручей по галечному перекату.

Я впитывал картину с восхищеньем:

живые краски, замысел и звуки.

Чтоб сопричастным быть, играл с теченьем,

пока совсем не онемели руки.

Всё спаяно гармонией и свято:

весна, слепящий диск на небосклоне,

вода на круглых зубьях переката

и я, дыханьем греющий ладони.

                                           1994

* * *

Заблестела трава росою,

запрохладел утренний воздух,

и луна над речной косою

в свою косу вплетает звёзды.

Сосны высятся великанами,

в их кольчугах играют блики —

неизменно они веками

здесь стояли ратью великой.

Растворяюсь в сиянии утра,

лёгкой тенью скольжу меж сосен

и себя ощущаю мудрым,

заслужившим последнюю осень.

К облакам взмывая, снижаюсь,

чтоб озёрной воды напиться.

В каждом озере отражаюсь

странною, но не страшной птицей.

                                          1985

* * *

Берёза, а рядом ольха,

отмытые ливнем до блеска

от пыли и праха. Тиха

над ними глубокая синь.

И это приятно для глаз —

в них жизнь обозначена веско,

но мне не хватает сейчас

тревожной печали осин.

Я чувствую мир и живу,

наверно, на противоходе,

поскольку, смотря в синеву,

я грежу обычно о том,

чего не случится со мной,

чего не бывает в природе,

а синь шелестит тишиной,

запнувшись на слове пустом.

Смыкаются все времена,

смыкаются с памятью грёзы,

с блаженством — слепая вина,

и всё — в этот миг и во мне.

И вот уж не тот окоём,

и нету ольхи и березы.

Запнувшись на слове своём,

теряюсь и я в тишине.

                                1996

* * *

Люблю я море в разную погоду.

И в шторм, когда огромные валы

взбешённых волн несут седую воду

в объятия какой-нибудь скалы.

И в штиль с его безмолвием глубоким,

когда не то что волн, и ряби нет,

а солнце притворяется жестоким

и чертит на воде слепящий след.

Но более всего люблю обычным —

с едва заметной ласковой волной,

когда шуршаньем галечным о личном,

о чём-то личном говорит со мной.

                                                  1995

* * *

Солнце почти не заходит. Ночи

белыми названы верно. Я

в свете их вижу, как время точит

сладкую внутренность бытия.

Белые ночи — среда, в которой

не успевают рождаться сны,

так и дрейфуя по миру спорами, —

вроде бы есть, но нам не видны.

Белые ночи меня изводят,

развоплотив рассвет и закат,

белые ночи в каком-то роде

шизофренический видеоряд.

Кто-то за левым плечом бормочет:

«Ляг. Успокойся. Покайся. Усни.

Скоро закончатся белые ночи.

Скоро начнутся черные дни».

                                         1994

У ОНЕЖСКОГО ОЗЕРА

На покрывале осени ранней

мы разложили нехитрую снедь,

чтобы стакана двенадцать граней

поочередно руками согреть.

Выпили молча, забыв про закуску,

вдруг ощутив себя с миром в ладу,

ибо нам осень к покою в нагрузку

чуть приоткрыла свою красоту.

Что там людские немолчные трели

о бытовухе, болезнях, долгах,

если в Онего мы вдруг усмотрели

древнего бога, о братьях-богах

нам нашептавшего. Если в осенней

милой природе, немножко шальной,

крылось богини величие древней,

древней и вечной, но все же земной.

Небо делилось с водой бирюзою,

облаком чья-то надежда плыла,

осень на камень сошла стрекозою

и распластала четыре крыла.

                                           1998

* * *

Осень еще не желает триумфа и даже

не примерялась к деревьям своей волшбою.

Что же струится холод из тёмных скважин,

что пробурили в ночи мы опять с тобою?!

Это, родная, дышит нам в души Север,

жёсткой истомой ломая любую тему.

Ты сердце своё сбрось в меня, как на сервер,

чтобы включил его я в свою систему.

Это слиянье почувствуют листья и травы —

зашелестят, салютуя нам жизни жаждой.

Солнце алмазом выскользнет из оправы

и засверкает утром в ламбине* каждой.

                                                       2000

* Ламба, ла́мбина — небольшое озеро (в лесу), Из карельск. lambi, фин. lаmрi «озерцо, пруд, лужа».

* * *

Уже задождило. И стало тоскливо

в сплошной череде беспросветных дождей.

С дождями по городу бродит сонливо

унылое время с чертами людей.

Глаза, как цветы, безнадёжно увяли,

тревожить не следует их полусон, —

в них осень сейчас, как на старом рояле,

играет ноктюрн под дождя ксилофон.

Пускай это время умеренных красок

и грустных мотивов проходит сквозь нас,

но прелесть его мы оценим не сразу

и грусть, словно благо, не примем сейчас.

                                                   1989

* * *

Запиши телефон, но не стоит звонить,

потому что на нитке повесилась осень.

Эту весть по земле первым снегом разносит,

но не может она никого удивить.

Все привыкли к потерям, утратам, кончинам, —

тошнотворно от жизни несёт мертвечиной.

Запиши телефон, но не стоит звонить,

и на горле моём эта времени нить.

                                                        1991

УТРО 1 ЯНВАРЯ

Лимонный запах сна

витает над постелью,

застыла тишина

минорной акварелью.

Как слабое вино,

не терпок и не резок,

втекает день в окно

сквозь пальцы занавесок.

Он — прима января,

но он ещё не прожит.

Глядит с календаря

печальным взглядом лошадь.

И тени не дрожат

ни болью, ни тоскою,

как будто Бог нажал

на клавишу покоя.

                               1990

* * *

Летели не снега с небес.

Скользя из лунного отверстья,

спускались на поля и в лес

сухие искры поднебесья.

Они заткали дол ковром,

в котором отражались звёзды.

Всё шло обычным чередом,

всё было буднично и просто.

Природа уж который век

не хочет поменять уклада.

Задуман был, конечно, снег.

А падали… Да снег и падал.

                                     1991

ВЕСНА

Взрываются почки.

Срывается время.

Рождаются строчки.

Безумствует семя.

На груди, на ножки

ты делаешь стойку.

Весна — это кошки.

Весна — это в койку.

А солнце всё жарче,

а листья всё гуще.

Не жалуйся, старче,

что случай упущен.

Другая наступит

весна через годик —

тебя приголубит,

поставит на взводик.

Лови её токи,

как чуткие люди,

целуй её ноги,

ласкай её груди.

                          2003

2. ПУТИ

* * *

Я жизнь попридержу и затаюсь.

Душа, устав страдать, завыла глухо.

Как в тёмный угол, сам в себя забьюсь

и успокоюсь. И ни сном, ни духом.

Миг передышки надобен душе,

надломленной, как хлебная краюха,

на сломе зачерствевшая уже.

Ей нужно лишь одно — ни сном, ни духом!

…В моём углу спокойно и тепло.

Ломаю и солю краюху хлеба.

Блаженствует душа. Но, как назло,

из этого угла не видно неба.

                                                1989

Я ТОЛЬКО ПРОХОЖИЙ

В этом мире я только прохожий…

С. Есенин

В этом мире я только прохожий.

Эта истина мне не в новь.

Я опять ощущаю кожей,

как золою летит любовь.

Я иду, словно схимник, неспешен,

задевая кого-то плечом.

Даже если я снова грешен,

вы простите меня ещё.

Оттого что я только прохожий

и не знаю ваших примет,

я блуждаю, на призрак похожий,

в частоколе судеб и лет.

А недавно пропели музы,

и казалось, что здесь меня,

как и всех, привязали узы

к полынье одного огня.

Это, думал, всего дороже,

но взглянул мне в глаза изгой…

В этом мире я только прохожий,

путь мой тянется в мир другой.

                                        1990

* * *

В грусти не наша вина —

трудно порою жить.

Выпьем что ли вина,

чтобы о том не тужить?

Чтоб подхватил поток

мыслей, лёгких, как сон.

Должен большой глоток

сердца отстроить тон —

пусть поведёт мотив

чистый, как песня звёзд.

Что ж мы опять, загрустив,

не удержали слёз?

Слишком узки врата

в сад, где оно поёт.

Слишком проста мечта,

слишком краток полёт.

                                1997

* * *

В этой жизни я мало имел

из того, что имеют другие,

ибо рок надо мною шумел,

расправляя крылья тугие.

В этой жизни я мало умел,

презирая земную науку,

лишь доспехами праздно гремел,

беспокоя ночами округу.

В этой жизни я мало успел,

только в старом заброшенном доме

пару песен непрошеных спел

и, счастливый, уснул на соломе.

                                           1994

СТАРЫЙ ДОМ

Что смотришь на меня,

блестя стеклом слепым?

Внутри тебя хранят

сгоревших жизней дым.

Обычный человек —

лишь вспышка бытия.

Но в их двадцатый век

вплелась судьба твоя.

Ты стар уже. Жильцы

под стать тебе, под стать.

А жизней их концы

ты спрячешь ли?

                        Как знать…

Сам, презирая тлен,

тоскуя о былом,

под ветром перемен

сплавляешься на слом.

Но до сих пор — могуч,

и, свой покой храня,

из листьев, как из туч,

сурово на меня

ты смотришь. Отчего?

Не брал я твоего.

                            1989

* * *

Не в дорогу, а в путь

                       мне сегодня отправиться нужно.

Нет, в дорогу. С путями как раз я давно завязал.

Путь — он требует сердца,

                                дорога весьма простодушна.

Вот и ладно. Пора на вокзал.

                                      Ленинградский вокзал.

Я кормлю свою сумку

                              скупым холостяцким набором.

Дневники и блокноты свои ей сую на десерт.

И вплетаюсь в ночной, надоевший до ужаса город,

наслаждаясь дистанцией с ним —

                                               я сейчас интроверт.

Мне автобус смыкает на шее железные двери.

Просочившись сквозь щель,

                           лунным светом смещаюсь к окну,

и смотрю на огни, — это будто различные звери,

сбившись в стаю большую, как дичь загоняют луну.

В чемодане автобуса