Бесплатный фрагмент - Звук ее дыхания

Звук ее дыхания

Дождь лил как из ведра, словно тысяча крошечных кулачков, стуча по крыше машины. Эмили Грейсон неподвижно сидела на водительском сиденье, её руки дрожали на руле, а дыхание неровными, хрипами запотевало лобовое стекло. Она не решалась его вытереть. Конденсат был её щитом, размывая внешний мир — мир, который только что сдвинулся у неё под ногами, словно трещина в земле.

Её телефон снова завибрировал на пассажирском сиденье, на экране высветилось имя, на которое она не могла смотреть: Марк. Она позволила ему замолчать, вибрация отдавалась в коже, словно пульс. Он звонил шесть раз за последний час. Шесть раз с тех пор, как она его нашла. То, чего не должно было существовать.

Он был засунут в подкладку его спортивной сумки — сложенный листок бумаги, края потёрлись от прикосновений, чернила размазались, но всё ещё читались. Список. Имена. Даты. И внизу, его неровным почерком: Эмили — 16 марта. Сегодня. Её имя, её дата, подчёркнутые дважды, словно это был крайний срок, который он не мог пропустить.

Дождь размазал уличные фонари в туманные золотисто-красные полосы, и взгляд Эмили метнулся к зеркалу заднего вида. Улица позади неё была пуста, но она чувствовала это — тяжесть наблюдения. Она давила на грудь, сжимала лёгкие, пока каждый вдох не начинал обжигать. Она чувствовала это уже несколько недель — покалывание в затылке, ощущение, что кто-то постоянно где-то вне поля зрения. Она убеждала себя, что это стресс, паранойя от слишком многих бессонных ночей в больнице, когда слишком много пациентов сливаются в один бесконечный крик о помощи. Но это была не паранойя. Это было реальностью.

Её пальцы сжимали руль до боли в костяшках. Она должна сесть за руль. Она должна переехать. Но куда? Дома было небезопасно — не с Марком рядом, не с этим списком, который прожигал дыру в её голове. Полиция? Они зададут вопросы, на которые она не сможет ответить, не выглядя при этом невменяемой. И если она ошибается — если это какое-то ужасное недоразумение — она всё разрушит. Свой брак. Свою карьеру. Себя.

В боковом зеркале мелькнула тень.

Голова Эмили мотнулась влево, сердце колотилось о грудную клетку. Ничего. Только дождь, темнота, пустой тротуар, блестящий под уличными фонарями. Она выдохнула, и из груди вырвался дрожащий смех. «Соберись», — прошептала она тонким и хриплым голосом. Но тут она услышала тихий стук по пассажирскому окну.

Её дыхание замерло. Медленно, мучительно, она повернула голову. Стекло было залито дождём, но вот он: отпечаток руки. Маленький, намеренно отпечатавшийся в тумане снаружи окна. Ещё секунду назад его там не было.

Она рванулась к кнопке блокировки, пальцы соскользнули с рычагов, когда механизмы автомобиля щёлкнули. Звук был слишком громким, слишком окончательным, эхом отдаваясь в наступившей тишине. Она смотрела на отпечаток руки, пульс бешено стучал в ушах. Он всё ещё лежал там, неподвижный, и дождь обтекал его, словно высеченный на стекле.

«Кто там?» — прохрипела она, едва слышно сквозь шум бури. Ответа не было. Только барабанная дробь дождя и слабое, ритмичное дыхание — или это было её собственное? Оно было слишком ровным, слишком близким, словно доносилось из машины.

Её взгляд метнулся на заднее сиденье через зеркало заднего вида. Пусто. Только пальто, скомканное на коже, да тени, сгущающиеся по углам. Она заставила себя обернуться, шея напряглась от страха. Ничего. Она была одна. Она должна была остаться одна.

Телефон снова завибрировал, и на этот раз она схватила его, пытаясь выключить. Но на экране не было имени Марка. Пришло сообщение с неизвестного номера: «Оглянись».

У неё сжался желудок. Она не хотела этого делать. Каждый нерв в её теле кричал: «Не делай этого». Но она не могла остановиться. Медленно она повернулась, снова окинув взглядом заднее сиденье — и вот оно. Блеск металла, наполовину скрытый под пальто. Нож. Длинный, тонкий, лезвие которого отражало слабый свет уличных фонарей.

Она его туда не клала. У неё не было такого ножа.

Машина казалась меньше, воздух густел, давя на неё со всех сторон. Её рука застыла на дверной ручке, она разрывалась между желанием бежать в бурю и желанием остаться взаперти с кем бы то ни было. Прежде чем она успела решить, телефон снова загорелся. Ещё одно сообщение: «Тебе следовало проверить багажник».

Из задней части автомобиля раздался глухой стук.

Глухой, тяжёлый стук разнёсся по машине — глухой, тяжёлый, словно пульсирующий в такт сердцебиению Эмили. Она замерла, не снимая руки с дверной ручки, холодный металл впился в кончики пальцев. Дождь усилился, его неумолимый рёв заглушал всё, кроме шума в голове — шума, который говорил ей, что ей это не померещилось.

Её взгляд снова метнулся к зеркалу заднего вида, но угол был не тот; она не видела багажника. Она не хотела видеть багажник. Нож блеснул в её боковом зрении, его присутствие было безмолвным криком, который она не могла игнорировать. Кто-то положил его туда. Кто-то был в её машине. И теперь что-то — кто-то — был в багажнике.

Ещё один удар, на этот раз резче, словно кулак по металлу. Эмили вздрогнула, и стон сорвался с её губ, прежде чем она успела его сдержать. Мысли лихорадочно метались, пытаясь найти рациональное объяснение. Это могла быть монтировка, которая катилась где-то. Забытый ею пакет из продуктов. Что угодно, только не то, что подсказывало ей чутьё: она не одна.

Телефон завибрировал у неё на коленях, и она чуть не выронила его. На экране вспыхнуло очередное сообщение с неизвестного номера: «Открой». Два слова, суровые и властные, словно их шептали ей прямо на ухо. Она смотрела на них, в глазах всё расплывалось, а рассудок рушился. Это был не Марк. Не может быть. Он дома, наверное, расхаживал по кухне, недоумевая, почему она не ответила на его звонки. Или всё-таки ответил?

Её пальцы дернулись к кнопке открывания багажника на брелоке, но замерли. Что, если она всё-таки его откроет? Что, если что-то — кто-то — выйдет? Изображение непрошено мелькнуло: фигура, появляющаяся из темноты, мокрая и безмолвная, с глазами, сверкающими, как нож. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать эту мысль, но она прилипла к ней, как влажная одежда.

Третий удар, громче и настойчивее. Машина слегка качнулась, и у Эмили перехватило дыхание. Что бы там ни было, оно больше не ждало. Ей нужно было что-то делать — бежать, вести машину, бороться, — но тело не двигалось. Страх словно приковал её к сиденью, мышцы сковало нерешительность.

И тут она услышала это: слабый, приглушённый звук под дождём. Голос. Низкий, искажённый, невозможно было разобрать, но, без сомнения, человеческий. Он доносился из багажника.

«О Боже», — прошептала она дрогнувшим голосом. Она закрыла рот рукой, сдерживая готовые вырваться рыдания. Этого не может быть. Этого не может быть. Она же медсестра, ради всего святого — она спасала людей, она не… что бы это ни было. Но список, написанный рукой Марка, горел в её памяти: Эмили — 16 марта. Сегодняшний день был уже не просто датой. Он был угрозой.

Телефон снова загорелся: «Ты теряешь время». Эти слова прозвучали как пощёчина, вырвав её из оцепенения. Она схватила брелок, её большой палец замер над кнопкой багажника. Она могла открыть его, посмотреть, что там, столкнуться с этим лицом к лицу. Или завести машину и уехать — куда угодно, подальше от этого кошмара. Но куда? К полиции? К другу? Любой вариант казался ловушкой.

Голос раздался снова, на этот раз отчетливее, и сквозь бурю прорезалось одно-единственное слово: «Эмили».

Её кровь застыла в жилах. Оно знало её имя. Что бы ни находилось в багажнике, оно знало её имя. Она выронила брелок, руки её дрожали так, что она едва могла удержать руль. Нож, казалось, пульсировал на заднем сиденье, словно провоцируя её поднять его, вооружиться. Но против чего?

Свет в салоне машины на секунду мигнул, отбрасывая неровные тени на приборную панель. Эмили резко повернула голову, пытаясь понять, что к чему, но всё было тихо — слишком тихо. Дождь, отпечаток руки, нож, голос — всё это сжималось, душило её. Ей нужно было действовать. Сейчас же.

Она вставила ключ в замок зажигания, двигатель с трудом ожил, неохотно рыча. Фары вспыхнули, рассекая ливень, освещая улицу впереди. Пусто. Ни машин, ни людей, лишь бесконечная завеса дождя. Она резко включила передачу, нажала на газ, и шины завизжали по мокрому асфальту, когда она тронулась с места.

Глухой стук повторился, сильнее, злее, заставив машину качнуться, когда она свернула на дорогу. Она не оглянулась. Не могла. Её взгляд был прикован к лобовому стеклу, дворники отчаянно хлестали по дождю, едва справляясь с ним. Телефон снова завибрировал, но она проигнорировала его, сосредоточившись на ритме своего дыхания и дороге впереди.

Она не видела, как кто-то вышел из переулка, пока не стало слишком поздно.

Сначала это было просто размытое пятно — тёмный силуэт на фоне серой дымки, — но затем фары полностью выхватили его: мужчина, высокий и худой, неподвижно стоял посреди улицы. Его лицо было скрыто капюшоном, с него ручьями лился дождь, словно он был частью самой бури. Эмили закричала, резко вывернув руль вправо. Машину занесло, шины заскользили, и на какой-то отвратительный миг ей показалось, что она его сбила. Но когда она взглянула в зеркало заднего вида, улица снова была пуста. Ни человека. Ни следа.

Грудь её тяжело вздымалась, слёзы застилали глаза, пока она пыталась удержать машину на месте. Стук из багажника раздался снова, теперь уже безжалостный, словно барабанная дробь ужаса. И тут, сквозь рёв двигателя, она услышала смех. Тихий, гортанный, доносившийся с заднего сиденья.

Она была не одна.

Смех разносился по салону, низкий и влажный, словно его вытащили из тёмного и пустого места. Эмили сжала руль так, что костяшки пальцев побелели, а взгляд метнулся к зеркалу заднего вида. Заднее сиденье было по-прежнему пустым — по крайней мере, выглядело пустым. Тени скапливались там, куда не доходил свет, клубясь вокруг её пальто и ножа, словно дым. Но звук был реальным. Слишком реальным.

Она сильнее нажала на газ, двигатель завыл, а спидометр начал подниматься. Мимо проносилась скользкая от дождя дорога, огни уличных фонарей вспыхивали золотисто-белыми кометными хвостами. Она не знала, куда едет — прочь, просто прочь, — но смех преследовал её, злобная нить вплеталась в её череп.

«Прекрати», — прошипела она дрогнувшим голосом. Она не была уверена, с кем разговаривает — с голосом, с тем, что в багажнике, с собой. Машина слегка вильнула, шины заскользили, и она резко вывернула руль, чтобы выровнять движение, дыша прерывисто. Снова раздался глухой стук из багажника, синкопированный со смехом — гротескный дуэт, от которого по коже побежали мурашки.

Телефон настойчиво завибрировал у неё на коленях, на долю секунды отвлекая её внимание. Ещё одно сообщение: «Ты не сможешь убежать от меня». Её желудок сжался, желчь подступила к горлу. Она бросила телефон на пассажирское сиденье, отказываясь смотреть на него, но слова запечатлелись в её сознании. Я. Не он. Я. Человек. Тот, кто знал её, кто делал это с ней.

Смех раздался снова, теперь ближе, словно скользнул на пассажирское сиденье рядом с ней. Она резко повернула голову вправо, почти ожидая увидеть лицо — возможно, лицо Марка, искаженное во что-то незнакомое. Но ничего не было. Только пустое сиденье, слабо светящийся телефон, дождь, барабанящий по стеклу. Отпечаток руки всё ещё был на месте, размазанный, но безошибочно узнаваемый, безмолвный свидетель происходящего.

Её разум искал ответы. Марк. Это должен был быть Марк. Список, дата, звонки — всё указывало на него. Но почему? Они были женаты пять лет, строили совместную жизнь — тихие ужины, ночные смены в больнице, планы когда-нибудь завести семью. Он, конечно, не был идеалом — в последнее время он был отстранённым, вспыльчивым, исчезал на несколько часов с оправданиями, которые никак не укладывались в голове, — но это? Нож? Голос в её машине? Это было бессмыслицей.

Если только это был не он.

Эта мысль ударила её, словно удар, и взгляд снова метнулся к ножу. Что, если это был не список Марка? Что, если его подложил кто-то другой, подстроил весь этот кошмар, чтобы подставить его — или добраться до неё? В больнице она видела всякое: пациентов, обиженных, семьи, потерявшие рассудок от горя. В прошлом месяце был тот мужчина, чья жена не выжила, который смотрел на неё в коридоре глазами, словно чёрные дыры, и бормотал себе под нос. Она отмахнулась от этого, похоронила это под усталостью, но теперь это снова прорывалось наружу.

Ещё один удар, на этот раз такой сильный, что машина вздрогнула. Эмили вскрикнула, руль выскользнул из её потных рук. Смех нарастал, заполняя салон, а затем — тишина. Оглушительная, удушающая тишина. Даже дождь, казалось, затих: дворники сухо скребли по стеклу, а потом ливень возобновился.

Она рискнула взглянуть в зеркало заднего вида, и её сердце замерло. Лицо. Бледное, нечёткое, парящее прямо над задним сиденьем. Глаза, не мигая, устремились на неё, словно ждали, что она посмотрит. Она закричала, крик вырвался наружу, и машина резко рванула влево. Завизжали шины, мир перевернулся, и она резко затормозила, ремень безопасности впился ей в грудь, когда машина резко остановилась.

Задыхаясь, она обернулась. Заднее сиденье снова было пустым. Ни лица, ни глаз, только пальто и нож, теперь соскользнувший на пол, лезвие которого было направлено на неё, словно обвинение. Она прижала руку ко рту, сдерживая рыдания, сотрясавшие её тело. Она сходила с ума. Должна была сходить. Галлюцинации, стресс, недосыпание — вот в чём было рациональное объяснение. Должно было быть.

Но багажник снова грохнулся, и рациональные объяснения рухнули.

Она больше не могла этого выносить. Она должна была знать. Дрожащими руками она схватила брелок, который упал, её большой палец застыл над кнопкой открывания багажника. Сердце бешено колотилось в ушах, заглушая дождь, смех, всё остальное. Она нажала кнопку.

По машине раздался тихий щелчок, и багажник приоткрылся на дюйм. Холодный воздух хлынул внутрь, неся с собой запах мокрого асфальта и чего-то ещё — чего-то металлического, резкого, похожего на кровь. Дыхание Эмили перехватило, тело кричало, требуя остановиться, но она не могла. Она должна была увидеть.

Она распахнула дверь, спотыкаясь, выскочив на улицу. Дождь мгновенно промочил её, волосы прилипли к лицу, жгло глаза. Улица была пустынна — полоска блестящей черноты, обрамлённая тёмными зданиями с непрозрачными и равнодушными окнами. Она пошатнулась к задней части машины, её кроссовки плескались в лужах, руки так дрожали, что она едва могла удержать крышку багажника.

«Пожалуйста», — прошептала она себе, Богу, всему, что её слушало. «Пожалуйста, не будь настоящей».

Она подняла крышку.

Багажник был пуст.

Ни тела, ни фигуры, ни монстра. Только запасное колесо, скомканное одеяло, фонарик, катящийся по борту. Облегчение нахлынуло на неё, такое сильное, что чуть не подкосились колени. Вспыхнул смех, истеричный, со слезами. Она всё это вообразила — удары, голос, всё это. Она была в безопасности. Она…

Рука зажала ей рот.

Он пришёл сзади, жёсткий и непреклонный, прижимая её спину к твёрдой груди. Она закричала, но звук был приглушен дождём и ладонью, сжимавшей её губы. Чья-то рука обхватила её талию, сжав руки, и она забилась, беспомощно пиная воздух. Металлический запах усилился, захлестнув её чувства, и что-то тёплое капнуло ей на шею — кровь, а не дождь.

«Тсс», — прохрипел ей в ухо низкий и знакомый голос, хотя она не могла его вспомнить. «Надо было сначала проверить машину».

Её зрение затуманилось, паника и адреналин захлестнули её, когда она вцепилась в руку. Мир закружился, дождь серой пеленой надвинулся. И тут, за мгновение до того, как всё потемнело, она увидела это — нож, блестящий на асфальте, где он упал с заднего сиденья, испачканный свежей кровью.

Тьма поглотила её, густая и удушающая, словно она тонула в смоле. Чувства Эмили мелькали фрагментами: холодный дождь на лице, боль в голове, привкус соли и меди на губах. Её тело вздрогнуло, и она поняла, что движется, а мир колышется под ней. Она не идёт. Не едет. Её несут.

Она распахнула глаза, но дождь превратил всё в калейдоскоп серо-чёрного. Рука, обнимавшая её за талию, была крепко сжата, ноги беспомощно болтались, пока её похитительница шла вперёд. Она извивалась, цепляясь за руку, всё ещё закрывавшую ей рот, но рука не сдвинулась с места. Её приглушённые крики растворились в буре, и паника, дикая и дикая, сжала горло.

Металлический запах теперь был невыносимым, резким и свежим, обволакивая её язык с каждым прерывистым вдохом. Кровь. Это была кровь — она была в этом уверена. Её? Его? Она не могла сказать точно, но кровь была повсюду, просачивалась в её кожу, одежду, разум. Её кроссовки скребли по земле, когда он переместил её вес, и она мельком увидела тротуар — мокрый, мерцающий, испещрённый тёмными ручейками, которые были не просто водой.

«Перестань сопротивляться», — прорычал голос, низкий и хриплый, вибрируя у неё над ухом. Это был мужской голос, резкий от нетерпения, и эта знакомость снова терзала её — кто-то знакомый, кого она слышала раньше. Марк? Нет, не совсем. Но близко. Слишком близко.

Голова пульсировала, тупой пульс там, где она, должно быть, ударилась — или её ударили. Она не могла вспомнить. Машина уже была позади них, её фары прорезали дождь, словно два маяка, и становились всё меньше и меньше по мере того, как он нёс её к переулку, которого она так старалась избежать. Переулку, где появилась фигура. Её желудок сжался. Это не было случайностью. Это было запланировано.

Она пнула ещё раз, сильнее, её пятка задела что-то твёрдое — возможно, голень, — и он застонал, на долю секунды ослабев. Этого было достаточно. Она высвободила голову, набрала полную грудь воздуха и закричала — хриплый и пронзительный крик прорезал бурю.

«Помогите! Кто-нибудь…» Рука зажала ей рот, прервав фразу, и он развернул её, прижав к кирпичной стене. От удара у неё перехватило дыхание, боль пронзила позвоночник. Дождь хлынул ей в глаза, но теперь она видела его — тёмный силуэт в низко надвинутом капюшоне, лицо в тени. Его дыхание вырывалось резкими рывками, клубясь в холодном воздухе, а свободной рукой он прижал что-то твёрдое к её рёбрам. Нож. Нож.

«Тихо», — прошипел он, наклоняясь ближе. Его голос был словно клинок, пронизанный угрозой. «Ещё раз закричишь, и я сам вычеркну твоё имя из списка».

Кровь застыла в жилах. Список. Он знал о списке. Мысли путались, она хваталась за обрывки — почерк Марка, её имя, дата. Это был он? Нет, не мог. Рост был не тот, телосложение слишком худое. Но голос… он колебался на грани узнавания, воспоминание, которое она не могла вспомнить.

«Кто ты?» — прохрипела она, сдавленно, но отчаянно сжимая его руку. Грудь её тяжело вздымалась, каждый вздох был борьбой с ужасом, душившим её. «Чего ты хочешь?»

Он не ответил. Вместо этого он наклонил голову, изучая её, словно хищник, оценивающий добычу. Нож надавил сильнее, безмолвная угроза, и она почувствовала, как остриё зацепило ткань куртки, едва не прорвав кожу. Колени подогнулись, но он держал её прямо, не ослабляя хватки.

Затем раздался звук — слабый, далёкий вой. Сирены. Он становился всё громче, прорезая дождь, словно спасательный круг. Кто-то, должно быть, услышал её крик. Надежда вспыхнула, острая и мимолётная, и она рванулась вперёд, пытаясь вырваться. Он тихо выругался, его рука соскользнула, и она изо всех сил ударила его локтем в бок.

Он пошатнулся, но ей всё же удалось высвободиться. Она отшатнулась назад, поскользнувшись на мокром асфальте, и бросилась к улице. Ноги горели, в глазах всё плыло, но она не остановилась. Машина стояла там, багажник всё ещё был открыт, словно чёрная пасть под дождём. Ей было всё равно, что в ней — нужно было просто сесть внутрь, запереть двери и поехать.

За спиной у неё раздались быстрые и тяжёлые шаги, сокращая расстояние. Она не оглядывалась. Не могла. Машина была в десяти футах от неё, потом в пяти, потом… Она врезалась в водительское сиденье, распахнув дверь. Руки дрожали, когда она возилась с ключами, всё ещё висящими в замке зажигания. Двигатель взревел, и в этот момент чья-то рука схватила её за руку, дёрнув назад.

«Нет!» — закричала она, дико извиваясь. Она взмахнула кулаком, слепо и отчаянно, и он во что-то попал — в челюсть, в шею, она не могла разобрать. Он застонал, его хватка ослабла, и она бросилась в машину, захлопнув дверцу. Её пальцы нажали на кнопку замка, и щелчок прозвучал, словно выстрел, в тишине.

Сквозь залитое дождём окно она увидела его — всё ещё с накинутым капюшоном, с закрытым лицом, стоящего снаружи. Он не двигался, не стучал по стеклу. Он просто смотрел на неё, нож висел у него на боку, кровь капала с лезвия на тротуар. Сирены завыли громче, вдали мигали красные и синие огни, и он снова наклонил голову, почти с улыбкой.

Затем он отступил назад, растворившись в тенях переулка, словно его там никогда и не было.