Бесплатный фрагмент - Зооград

Пролог

Я держала Волжанина за руку и смотрела в его бледное лицо. Повязка на животе пропиталась кровью. Он умирал. Я велела водителю скорой поворачивать к Башням. Остались считанные минуты, пока сознание напарника еще можно спасти.

Глава 1

Один месяц назад.

Я смотрела в окно такси, мимо, сливаясь в сплошную серую полосу, проносились здания и автомобили. Я плохо различаю очертания объектов вдали и порой не замечаю их, пока они не начнут двигаться. У многих биовидов зрение еще хуже: псовые, к примеру, видят ограниченный ареал оттенков — для них установили отдельный светофор; медведи страдают страшной близорукостью и вынуждены носить очки с толстыми линзами. У меня монокулярное полноцветное зрение, я вижу одновременно происходящее впереди, с боков и сзади. Первое время было трудно — у меня постоянно кружилась голова. А вот слух у меня поистине уникальный. Длинные уши, подобно локаторам, поворачиваются на триста шестьдесят градусов, точно определяя расстояние до источника звука, и в какой-то степени намерения того, кто его издает. Рассказывать бесполезно, пока не ощутишь — не поймешь.

И да, я кенгуру.

Кабан за рулем звонко хлюпал челюстями, дожевывая остатки тыквенных семечек. Из его пасти доносилось такое буйство ароматов, что человек на моем месте не выдержал бы и минуты. Как хорошо, что у травоядных крепкие желудки.

Мы остановились на светофоре пропустить пешеходов. Копытный — обычный спальный район Зоограда, население примерно поровну распределено между людьми и альтервидами. Если не брать во внимание гнилые районы на отшибе города, где человек появляется также редко как дождь в прериях, и богатый центр, населенный двуногими миллионерами, Копытный словно сошел с баннера социальной рекламы: папа — шимпанзе, мама — человек, детишки — кошка и тушканчик. Все сидят за одним столом, на тарелках соседствуют трава, мясо и дохлые кузнечики, морды у всех сытые, довольные. Надпись на фоне гласит: «Разная длина хвоста? Зато равные права!». Сюжеты на баннерах различались, как и лозунги: «у равноправия нет дурного запаха»; «Копыто тоже может быть теплым». Главное оставалось неизменным — посыл о том, что общество Зоограда избавилось от предрассудков прошлого, и каждый гражданин вне зависимости от цвета шерсти может чувствовать себя в городе свободным и счастливым.

Водитель выругался на замешкавшихся пешеходов и потянул на себя скрипучий рычаг — автомобиль тронулся. С помощью четырех таких рычагов, с которыми его короткие ножки соединялись копытными захватами, автомобиль разгонялся, поворачивал и тормозил. Существовало множество конфигураций управления транспортом для самых разных альтервидов. Я однажды видела за рулем огромного мусоровоза сову. Есть конфигурация и для кенгуру, но я предпочитаю передвигаться на своих двоих.

Сегодня случай исключительный, мне не хотелось отвлекаться ни на что вокруг, поэтому я выбрала такси.

— Закуски? — предложил водитель. — Входит в стоимость перевозки.

Осознанные альтервиды общаются между собой с помощью речевых имплантов. Небольшие приборчики состоят из двух электродов, встроенных в мозг, дешифратора и динамика.

Я не успела ответить, как из двери откинулась железная миска. Внутри лежали вяленые мясные палочки.

— Ох, ты ж лохматая посудина, — выругался кабан. — Не то отделение открылось.

Миска с мясом спряталась обратно.

— Сейчас найду, где солома хранится. Сменщик, дегрод, все кнопки перепутал.

— Не надо, спасибо. Я не голодна.

От нахлынувшего на меня волнения в пасть не полезла бы самая душистая травинка.

Какое-то время мы ехали молча.

— Центр…, — протянул водитель с тоской, когда за окном показались высоченные небоскребы. — Тридцать лет за баранкой, знаю здесь каждый закуток и яму. Я любил этот район, а сейчас терпеть не могу. Кстати, вон за тем поворотом на улице Кривых клыков меня сердечный приступ схватил. Еду, значит, бац, боль в груди, туман перед глазами, снес отбойник. Еле до Башен довезли. Вообще, у меня контракт был на гиену, но досталось то, что досталось, — он недовольно хрюкнул и расхохотался. — А, знаете, еще умора, хотите, расскажу?

Хотела бы я ответить «нет», но он меня не услышит.

— Я раньше только людей возил, животин не брал. Ах да, правильно говорить — альтервидов. Не привык еще, первый год в кабане. А почему не возил, спросите? Из-за вони. Ох, знал бы я тогда, какие люди на самом деле вонючие… Думал, животины от злости брешили, что людской пот хуже дохлой кошки смердит. А, оказалось, это еще комплимент. Я в свою старую машину заглянуть теперь не могу — желудок выворачивает. Уж лучше возить измазанную в навозе свинью, чем двуногого.

Все близкородственные виды пахнут приятно. Я спокойно отношусь к запаху навоза травоядных, хотя, когда была человеком, прикрывала нос, проходя мимо кучи на тротуаре. Зато теперь не переношу запах волков и собак. Это уже защитный инстинкт. Природа завещала: чувствуешь аромат опасности, беги без оглядки. И да, человек пахнет неприятно, но что поделаешь…, и вообще в современных правилах этикета запахи принято не замечать, чтобы никого не оскорбить.

Кабан испустил газы.

— Прошу прощения, желудок сегодня раздуделся.

— Не стоит извиняться.

Воспитание — дело хорошее, но против физиологии не попрешь. Матушка-природа наградила человека не только высшим интеллектом, но и возможностью управлять мышцами своей задницы, а это полезное свойство присуще далеко не всем. Почему-то о таком пикантном нюансе забывают предупредить перед подписанием контракта на подселение.

— А я вас сразу узнал. Вы Ариадна Флотов. В жизни вы намного…, — он запнулся, осознав, что штамп «красивая» в моем случае звучит глупо. — Не волнуйтесь, поездка за мой счёт.

Он победно хрюкнул. Я вежливо кивнула и поблагодарила.

Лучше бы добиралась сама…

— Мы все гордимся вами.

— Я ж ничего не сделала…

— Помните, как они говорили: Приходите в Башни, мы подарим вам свободу! «Раздолье в море и в облаках». Тьфу…, — кабан перестарался и забрызгал слюнями лобовое стекло. — Етить ты кривое рыло… Никак не привыкну. Так о чем это я… А-аа, про деверя моего рассказывал. Он лось, поэт, интеллигентнейший мужик, слово плохое никому за обе жизни не сказал. Пришел он как-то в бар отметить день подселения писателя-коллеги, а там двуногий за соседним столиком нажрался и стал к ним приставать, ну, рассказывать про свою высшую ступень развития, как они любят… А деверь мой, чтоб вы понимали, после подселения рога срезал, а на кончики надел хромированные насадки, чтоб никого случайно не покалечить. Ну, этот синяк запнулся и полетел прямо на них. Копы приехали и, конечно, обвинили моего деверя в небезопасном поведении, якобы он специально насадил этого двуногого жопой на рога… Деверю штраф впаяли, заставили трижды в год шерсть в казну сдавать. Он пытался все объяснить, а судья не стал даже слушать свидетелей. У них же двуногий всегда безгрешен по определению.

— Ваше суждение ошибочно. Согласно полицейской статистике, альтервиды совершают меньше преступлений, чем люди, что обусловлено так называемым эффектом второй жизни. Доказано, что подселение положительно влияет на поведение, повышает ответственность перед обществом и собственным будущим.

Кабан какое-то время молчал, изредка недовольно похрюкивая, сухо произнес:

— Выходит, брешут про тебя. Не будешь ты нас защищать…

— Я буду защищать закон.

— Закон…, — повторил кабан и громко хрюкнул. — Всё двуногим, а нам капусту тухлую…

Это строчка из гимна запрещенной фашистской организации «Боевые морковки».

Этот таксист в бытность человека наверняка был таким же непримиримым к альтервидам, как и к людям сейчас. Никакое подселение не исправит дрянной характер.

Проезжая мимо памятника Олесю Дубкову, кабан притормозил и демонстративно повернул рыло в сторону бетонной коалы, обращая на нее мое внимание. Я сделал вид, что не заметила это.

Первые осознанные альтервиды столкнулись с полным нежеланием людей принимать их как равных. Хотя осознанные и не являлись животными в привычном понимании — сознание было у них человеческое — их внешний вид вызывал отторжение не только у посторонних людей, но и близких. Представьте, что ваши родные вдруг заговорили устами макаки или ежика.

Первому поколению альтервидов пришлось несладко. Брали их только на тяжелую физическую работу, поэтому видовой перекос заметно сместился в сторону крупных парнокопытных. В те дремучие годы появились первые правозащитные организации, поставившие цель ассимилировать осознанных альтервидов в обществе. Начали, как водится, с терминологии. Первый закон, который удалось принять, устанавливал новое понятие — «Осознанный биовид», оно включало в себя всех представителей живой фауны, имевших человеческое сознание. Уже позднее для удобства ввели понятие альтервида — все, кроме человека. По новому закону все осознанные имели равные права на труд, брак и наследство, — последнее будет со временем пересмотрено. Немалую роль в продвижении закона сыграл Казбек Баки-Баки. Будучи мэром Зоограда, он был одним из самых ярых противников осознанных альтервидов, считая их разрушителями многовековых устоев и главной угрозой обществу. Однако своего настоящего врага — обжорство — тучный мэр долгое время не замечал. Умирать от сахарного диабета Казбеку не хотелось и он согласился на подселение в выхухоля — других свободных болванок в наличии не было. Очнувшись в новом теле, Баки-Баки быстро осознал, что никому не нужен: в шикарный особняк его не пустили, охрана на приказы выхухоля не реагировала, а бывшая жена и вовсе лишила всего наследства. Однако женщина все же сжалилась над мужем — все-таки между ними были настоящие чувства — и купила ему одну сотку земли в лесу далеко за городом. На огороженной территории выкопали туннели и свезли туда всех червяков и насекомых, найденных в магазинах для рыбаков — любимое лакомство выхухолей. Баки-Баки такой щедрости от жены не оценил и впал в депрессию. Правозащитники нашли его в мусорном баке рядом с дорогим рестораном Зоограда после жалоб соседей на пьяную крысу, мешающую спать. Тут-то и пригодилось очень полезная черта бывшего мэра — умение устанавливать связи. Баки-Баки за свою долгую политическую карьеру нажил немало друзей и врагов, имел компромат на многих современных деятелей, что в итоге и послужило причиной перемены мнений альтерфобов в парламенте города. Исторический закон приняли с перевесом в один голос. Баки-Баки не успел искупаться в лаврах — он вскоре умер от несварения желудка, пытаясь съесть свиной стейк.

Несколько лет назад город выделил место под памятник «видному деятелю» сообщества альтервидов. После долгих споров, кого увековечить — Баки-Баки проиграл в голосовании, потому что никто не любит выхухолей — было решено отлить в бетоне Олеся Дубкова — первого альтервида, получившего работу в «не физическом секторе».

Коала Дубков поступил на службу в банк пятьдесят лет назад. За ту же самую работу ему платили вдвое меньше чем коллегам-людям, и он объявил войну за повышение жалованья. Эту историю подхватили журналисты, и Дубков обрел известность на весь Зооград, став символом сопротивления сегрегации. Несмотря на то что в банке Олесь проработал всего несколько месяцев и был уволен за то, что спал на работе и нещадно мусорил — тогда закон об индивидуальных физиологических особенностях еще не приняли, — его возвели в ранг героя. Остаток своей жизни Дубков колесил по тв-шоу и читал лекции. Однажды, будучи уже преклонным старым медведем, он приехал в Полицейскую академию. Это была самая скучная лекция в моей жизни. Два часа Дубков рассказывал, как страдал от унижений и боролся с системой. За это время он сжевал двадцать килограммов эвкалиптовых листьев самого дорого сорта, и трижды выходил за сцену опорожнить кишечник в алюминиевый тазик.

Ненавижу, когда меня сравнивают с Дубковым, между нами нет ничего общего.

Такси остановилось перед огромным восьмиэтажным зданием Главного Полицейского Управления Зоограда.

— Триста по тарифу, плюс за ожидание и скорость, итого: четыреста пятьдесят, — огласил сумму кабан, уставившись на меня недовольным свиным рылом.

Я дала пятьсот и молча вышла из машины.

***

Я не могла позволить, чтобы неприятное впечатление от поездки испортило мне боевой настрой. Пять долгих лет я шла к этому дню. Но расслабляться рано, прошлые трудности и преграды — ничто, по сравнению с тем, что ждет впереди.

Мне уже доводилось бывать в Главном Управлении. Несколько лет назад я и другие студенты Академии три недели проходили здесь практику. Наша деятельность сводилась к прослушиванию брифингов и исполнению мелких поручений сыщиков. Мне досталась работа в архиве. Большинство студентов относились к практике как к тяжкой повинности, я же ушла в работу с головой. Когда выдавалось свободное время, брала наугад из стопки уголовное дело и досконально изучала. Я придумала игру — сама выступала сыщиком: от страницы к странице, от улики к улике, вчитываясь в показания свидетелей, я пыталась вычислить преступника. Иногда мне это удавалось раньше, чем сыщику, который вел дело. Практика настолько меня увлекла, что я не заметила, как пролетело время, и нужно было снова возвращаться в Академию. Я пообещала себе, что непременно закончу учебу и стану настоящим полицейским сыщиком.

На входе в здание висело объявление: болванкам без сопровождающих вход запрещен. Болванками в Зоограде называли животных без человеческого сознания.

В главном холле Управления стоял шум и гам, у стоек, принимавших заявления о преступлениях, толпились биовиды. Громче всех ругалась лошадь, требовавшая, чтобы полиция нашла ее украденную золотую уздечку, подаренную мужем на годовщину свадьбы. Легкий костюм из голубого льна идеально сидел по ее выбритой наголо фигуре, хвост дополнял пышный синий парик до пола, в розовую гриву были вплетены украшения из золота и камней, по полу звонко стучали наманикюренные до блеска копыта.

Поначалу осознанные альтервиды не носили одежду. После подселения новоиспеченные мохнатые и хвостатые становились свободными не только от прошлой жизни, но и от одряхлевших норм морали. Те, кто мечтал однажды прогуляться по городу голышом, размахивая причиндалами, или навалить кучу на крыльцо соседа, теперь могли это сделать законно. Так продолжалось недолго. Когда правозащитники потребовали равных социальных прав альтервидам: ходить в магазин, в театр, ездить в транспорте, — они столкнулись с противоборствующей силой традиционалистов, желавших оставить все как было. Последние из мести и протолкнули закон, обязывающий альтервидов, закрывать в публичных местах не менее тридцати процентов открытых участков тела, включая гениталии. Лозунг был такой: «Хотите быть как люди — прикрывайте срам». Обходиться в городе совсем без одежды разрешили только болванкам.

Сегодня я надела строгий серый костюм с белоснежной блузкой и эластичными вставками вокруг задних лап, чтобы не сковывать движения во время прыжков. И да, я передвигаюсь прыжками и когда говорю «пришла» или «ушла», я имею в виду — переместилась из точки А в точку Б с помощью прыжков. Я так привыкла и переучиваться не намерена.

— Добрый день, меня зовут Ариадна Флотов…

Полицейский, не поднимая на меня взгляда, указал в сторону перешедшей на истошный ржач лошади:

— Заявление подавать в то окно в порядке очереди.

— У меня назначена встреча с начальником полиции.

Мужчина посмотрел на меня сверху вниз — мой рост 145 сантиметров, — и несколько секунд, скривив челюсть, молча оценивал. Потом с кем-то поговорил по телефону и снова обратился ко мне:

— Документы!

Я протянула ему идентификационную карточку. В отличие от лошади, мне не приходится всюду таскать с собой помощника-человека, я сама могу обслуживать себя. Пальцы передних лап кенгуру неплохо справляются с мелкими предметами.

Мужчина взглянул на мое фото, на меня. Подумал, наверное, что все кенгуру на одну морду. Я видела без малого сотню кенгуру, и все отличались друг от друга: форма морды, носа, длина ушей, оттенок подшерстка. Так как я уже имею опыт жизни человеком, людей я тоже способна различать, а вот с другими альтервидами возникают сложности.

— Ваш чип?

Я выпрямила задние лапы, чтобы стать выше. Он поднес сканер к моему левому плечу. После положительного гудка, у него на терминале высветилась вся информация обо мне. Чипы ставят всем болванкам перед подселением, это своего рода клеймо — пережиток, который пока не победили. После повторного подселения чип переносят в новое тело.

— На третий этаж.

Я направилась к лифту — по лестницам не хожу.

На третьем этаже располагался знаменитый Первый отдел. Кабинет начальника полиции находился в конце длинного коридора с множеством кабинетов. Пока я преодолевала это расстояние короткими прыжками, из дверных проемов, словно лягушки из детской игры, высовывались головы и смотрели мне вслед. Не сомневаюсь, они знали, кто я и зачем здесь.

Я поздоровалась с секретаршей и представилась. Женщина сочувственно мне улыбнулась и кивнула на дверь, сказав, что меня уже ждут.

Я постучалась и заглянула внутрь.

— Можно войти?

Сидевший за широким столом полковник Хмелецкий вздохнул с такой тяжестью, будто до последнего надеялся, что я никогда не войду в эту дверь.

— Присаживайтесь, — сказал он по привычке, указав на стул. Сориентировался и добавил. — Ну или как вам там удобно.

Для кенгуру человеческая мебель не подходит. Я предпочитаю сидеть на специально разработанной кресло-подушке. В кабинете начальника полиции такой, конечно, не оказалось. Благо у меня есть хвост, на который можно опереться как на табурет.

Хмелецкому было чуть за пятьдесят — самый расцвет для мужчины его статуса. Гладкая лысина, большие круглые глаза, ярко очерченные скулы и ямка на подбородке. Он обладал репутацией жесткого, но справедливого человека, не боялся говорить, что думает. Благодаря принципиальности, дисциплине, системному подходу к расследованию уголовных дел, он занимает эту должность уже больше десяти лет.

На столе лежало мое заявление, отправленное месяц назад. Обычно заявления на прием в полицию рассматриваются быстрее — кадров всегда не хватает, — многие выпускники Академии уже заступили на работу, мне же пришлось ждать до конца установленного законом срока.

Несколько минут я молча смотрела, как он с заинтересованным видом изучал мой диплом и рекомендательные письма преподавателей. Будто делал это в первый раз.

— Ваши успехи в учебе впечатляют, — Хмелецкий проговорил каждое слово медленно, будто у него онемел рот. — Признаюсь, я еще никогда не видел столь безупречных результатов.

— Спасибо.

Он отложил папку и взял мое заявление, прочитал.

— Итак, вы просите принять вас на должность сыщика Первого отдела…

— Да, — зачем-то сказала я.

Он посмотрел на меня исподлобья.

— Почему именно Первый отдел?

— Там расследуются тяжкие и особо тяжкие преступления. Эта область криминалистики больше всего меня интересует.

— И на эту должность самый большой конкурс в полиции. Знаете почему?

— Она самая престижная.

— Сыщик полиции Первого отдела это своего рода электрокомбайн с множеством насадок. Он должен уметь и сок выжать и мясо нарубить, а если потребуется и суп сварить. Я понятно излагаю?

— Сыщик Первого отдела должен разбираться во всех аспектах ведения уголовного производства: уметь находить улики, понимать все тонкости судебных экспертиз, вести допросы, участвовать в задержаниях подозреваемых.

Хмелецкий разжал руку — заявление покатилось по воздуху, словно по невидимой горке, приземлилась на край стола. А я ощутила, будто меня столкнули с обрыва.

— Я рад, что вы знакомы с теорией. И, надеюсь, как и я понимаете, что эта работа не для вас.

— Прошу прощения, товарищ полковник, я вас не понимаю.

— Понимаете. Вы нарочно устроили эту провокацию, чтобы шум поднять. Чтобы над моей головой завилось воронье с криками, что очередную говорящую зверюшку притесняют. — он ткнул пальцем в заявление. — Хотите славы, как та коала? Вы пришли не по адресу!

— Я не хочу славы…

— Полиция не место для перформансов! Наша работа — это грязь, кровь и подонки, плюющие на закон. И эту работу мы выполняем с честью каждый день, чтобы все жители города с хвостами и без чувствовали себя в безопасности! Не лезьте к нам со своей повесточкой.

Подобное я слышала многократно и вроде должна привыкнуть, но каждый раз от обиды сердце щемило в груди. Я сделала глубокий вдох.

— Боюсь, вы меня не так поняли. Я не связана ни с какими правозащитниками, я пришла сюда работать сыщиком. Я готова к грязи и крови, и к подонкам, как вы сказали. Я ко всему готова.

Хмелецкий оценивающе разглядывал меня. У кенгуру нет человеческой мимики — морда у меня не краснеет, так что определить на вид вру я или нет, невозможно. Речевой имплант не способен передавать все оттенки эмоций, что вкладывает сознание.

— Я могу предложить должность старшего аналитика, — после долгой паузы сказал он. — Будете работать в коллективе с другими альтервидами. Там вам будет комфортно во всех отношениях.

Я покачала головой.

— Я хочу в Первый отдел. Моя квалификация позволяет это.

— Уверяю, это очень выгодное предложение, — настаивал он. — Ни один выпускник Академии без опыта работы еще не получал такого шанса.

— Я не хочу быть аналитиком. Я хочу быть сыщиком.

— Вы не можете им быть!

— Почему?

— Потому что вы кенгуру!

Он указал на меня рукой, будто я сама не осознавала, в чьей шкуре живу.

Я ожидала чего-то подобного, но надеялась, удастся все решить мирным путем. Я не конфликтный биовид и первая никогда не наступаю, но сейчас ситуация безвыходная. Придется пойти на крайние меры.

Хмелецкий молчал, ожидая моей реакции. Я кивнула на свое заявление.

— Вы не можете отказать мне, это ущемление прав по видовому признаку.

— Могу. Закон на моей стороне.

— Если вы имеете в виду запрещающий список профессий для альтервидов, то Минтруд исключил оттуда все полицейские должности три месяца назад.

Закон о запрете на определенные профессии приняли под давлением традиционалистов еще полвека назад. Тогда это объяснили требованиями безопасности, но все понимали, что работодатели просто не хотели видеть в своих офисах и фабриках мохнатых и усатых сотрудников. С тех пор много козьего молока утекло, традиционалисты лишились большинства в парламенте и стали презираемы в обществе, вскоре на их места пришли центристы, которые не «за тех» и «не за тех», а за «всеобщую справедливость». По сути, они те же традиционалисты, ненавидящие альтервидов, только пекущиеся о своей репутации. Позорный закон они так не отменили, но под давлением правозащитников время от времени убирают из списка разные профессии.

Хмелецкий покивал, признавая за собой проигрыш в этом раунде.

— Просто послушайте мой совет. Отступите. Так будет лучше для всех, и для вас в первую очередь. В отделе аналитики вам будет намного комфортней. Это компромиссное решение.

— Я не могу на это согласиться.

— А я не могу дать вам должность сыщика.

— Тогда напишите письменный отказ.

Хмелецкий взял ручку, покрутил в руке, отложил.

— И вы пойдете в суд…

— Непременно.

СМИ раздуют это дело, Хмелецкого обвинят в альтерфобии, а полицию назовут средневековой клоакой, что бывало не раз. Скандал будет страшный, и в итоге я все равно добьюсь своего. Но какой ценой… Больше всего я не хочу повышенного внимания к себе, но, пройдя весь путь, находясь в шаге от мечты, я уже не могу отступить.

Начальник полиции внимательно смотрел на меня.

— Я буду с вами откровенен. Я не хочу вас видеть здесь. И мне плевать на то, что политики решили, будто животное может наравне с человеком быть сыщиком. Вы неспособны носить оружие. Да, скажете новые поправки и это отменили, только попробуйте рассказать это обдолбанному наркоману на улице, когда он решит вас пырнуть ножом. А кто будет нести ответственность за вашу смерть? Я! У каждого вида свои физические пределы. Человек не может летать, поэтому я не прыгаю в окно, расправив руки в надежде взмыть в небо, а вы делаете это прямо сейчас. И вы упадете камнем об асфальт, поверьте моему опыту. Я пытаюсь вам помочь.

— По-моему, вы пытаетесь помочь себе.

— Мне говорили, что вы упрямая, но не глупая. Поймите, здесь не Академия, не ток-шоу, это реальная жизнь, и такой, как вы в Первом отделе не место, — он вздохнул и заговорил более сдержано. — Вы и так уже добились огромных высот, остановитесь и признайтесь, что это ваш потолок. В правде нет ничего постыдного.

Я подошла к столу. Хмелецкий протянул мне папку в надежде, что я возьму ее и поверженная сбегу за дверь.

— Вы ошибаетесь насчет меня. И я вам это докажу.

Я взяла листок с заявлением и положила прямо перед ним.

— Никто из моих людей не захочет с вами работать.

Я перевела взгляд на китель с погонами, висевший на вешалке.

— А я думала, что по уставу, Начальник полиции не спрашивает мнения подчиненных.

Хмелецкий побелел, а я поняла, что нажила врага. Взяв себя в руки, он резко поднял трубку.

— Волжанина ко мне… Значит, найдите его!

Через пять минут в кабинет без стука вошел мужчина в черном поношенном плаще и шляпе. Если бы я не знала, кто он, могла бы принять его за бездомного. Выглядел Игорь Волжанин гораздо старше своих сорока — круглое пузо, небритая щетина, вокруг уставших глаз синяки. Благодаря обонянию кенгуру, которое в десятки раз лучше человеческого, я уловила запах несвежей одежды и алкоголя.

— Здравия желаю, шеф, — Волжанин сел на стул, не обратив на меня никакого внимания. — Что стряслось? Я бежал как ошпаренный.

— Познакомься, — сказал Хмелецкий.

Волжанин огляделся и непонимающе уставился на начальника.

— С кем?

— Здравствуйте, — сказала я.

— Ой, ёп! — он резко вскочил. — Я думал, чучело из подвала принесли.

— Это младший сержант Ариадна Флотов, только из Академии.

Волжанин пялился на меня как на противное насекомое.

— А-а-а-а… ага.

— Возьмешь шефство.

— Что? Не понял.

— Это твой новый напарник.

— Ты шутишь?

— Нет.

— У меня же есть напарник…

— Парцешвили неделю назад ушел на пенсию, или ты, пока бухал, забыл об этом?

— Я не бухал. И не забыл. Я думал, ты мне Егорову дал.

— Егоровой такое счастье не нужно.

Волжанин замотал головой по сторонам, словно надеясь, отмотать время вспять и все исправить.

— Погоди-погоди, шеф, товарищ полковник, я не могу с ней…, — он посмотрел на меня, снова на начальника. — Она же кенгуру.

— Я заметил. И что?

— И-ии… Это шутка, да? Розыгрыш?

— Капитан Волжанин, что тебе непонятно в моем приказе? — разразился Хмелецкий. — Это твой новый напарник, вводи в курс дел. Все как ты уже привык.

— Это какая — то подстава! Я не буду с ней работать. Пусть другой кто-нибудь…

— Я твоего мнения не спрашивал. Если, что-то не нравится — почитай устав. Исполнять приказ!

Полковник подписал мое заявление и положил в стол. Кивнул мне заговорщицки.

— Так точно, — сказал Волжанин после минуты раздумья.

— Свободны.

Мы вышли из кабинета. Сразу за дверью Волжанин резко остановился. Я не успела среагировать — у меня нет воздушных тормозов — и ударилась головой ему в спину.

— Твою мать, смотри, куда прешь!

— Извините.

— Извините…, — он поправил воротник плаща, воткнул в зубы сигарету. От негодования у него дрожали руки. Или от похмелья.

Мы стояли молча в коридоре.

— Я знаю о вашей работе, — сказала я, пытаясь смягчить обстановку. — В Академии мы изучали дело Грегора Лиховского, которое вы вели. Это очень качественное расследование. Я рада, что мы будем работать вместе.

Волжанин посмотрел на меня.

— Что? — у него было такое удивленное выражение лица, будто я с неба свалилась.

— Я сказала…

Он махнул на меня рукой и пошел по коридору, пожираемый взглядами высунувшихся из кабинетов коллег.

Глава 2

За первую неделю работы я видела своего напарника всего несколько раз. Когда мы встречались, он все время куда-то спешил, на просьбы поставить меня в курс текущих дел отмахивался и советовал ждать в кабинете.

Кабинет представлял собой небольшое тусклое помещение с одним окном, закрытым тяжелыми шторами. Из мебели: два стола, тумбочка и шкаф, забитый бумажным хламом. Я попросила завхоза поставить мне автономный терминал, подходящий для кенгуру — управлять обычным компьютером с клавиатурой мне сложно, — завхоз ответил, что свободных терминалов нет, и тоже посоветовал подождать.

— Сколько? — спросила я.

Завхоз ехидно усмехнулся и добавил:

— Столько не живут.

Я не могла сидеть без работы. Каждая бесцельно проведенная минута, словно отмирающая клетка делала меня слабее.

Я навела уборку в кабинете: выкинула пустые бутылки из-под виски, разобрала документы, помыла коричневую от чайной накипи кружку напарника.

Над столом Волжанина висела фотография в рамке с торжественного мероприятия по случаю вручения ему почетной медали мэра. На фото Волжанин стоял в центре, слева от него — мэр, а справа Герман Белкин, владелец фармацевтической компании Зоофарм. Лицо последнего было скрыто под разбитой вмятиной от удара чем-то небольшим — зажигалкой или ручкой.

Зазвенел телефон. Мне с трудом удалось пристроить трубку так, чтобы слышать и говорить через речевой имплант. Мужчина на другом конце провода представился аналитиком по имени Валера. Он спросил Волжанина, я ответила, что его нет, и когда будет — не знаю. Валера сказал, что Волжанин уже две недели не забирает важный отчет, и если не сделает это сегодня, отчет отправится в мусорную корзину. Я вызвалась подняться и забрать его сама.

Отдел аналитики располагался на пятом этаже, туда вела отдельная широкая лестница и специальный бескнопочный лифт, управляемый голосом. В просторном зале с тонкими непрозрачными перегородками насчитывалось не меньше полусотни рабочих терминалов. Когда я вышла из лифта, шум и гам голосов резко прекратился. На меня уставились десятки морд: обезьяны, олени, козы, зайцы, кошки, собаки, куницы, капибары… И это только те, кого я распознала.

Тишину прервал хоровой топот лап и копыт. Аплодисменты предназначались мне. Я не растерялась и, поблагодарив всех кивком, направилась к махнувшему мне из дальнего угла черномордому муравьеду.

— Ариадна, — на пути появилась здоровенная собака нагази в джинсовых шортах. — Мгебришвили, начальник отдела. Если нужна помощь, обращайся, мы всегда поможем.

— Спасибо. Обязательно.

— Мы гордимся тобой! — закричала волчица и завыла.

— Ты молодец!

Все рабочие места были оборудованы по трудовым правилам: удобные кресло-подушки, лежаки, беспроводные терминалы. В шаговой доступности — отдельное помещение с поильниками и закусками на любой желудок. Хмелецкий был прав, когда говорил, что мне было бы здесь комфортно.

Валера принадлежал к среднему представителю вида муравьедов и был размером с кошку. Напротив него находились три монитора, где показывались какие-то графики и таблицы.

— Здравия желаю! — отчеканил он поставленным голосом из речевого импланта, сопроводив это писклявым звуком из длинной, словно бумеранг, пасти. — Стеклов Валерий Палыч, старший аналитик, можно просто Стеклов или Валера. Только не называй меня муравьедом.

Я поймала себя на мысли, что разглядываю его пышный мохнатый хвост.

— Ариадна Флотов.

— Да тебя все тут знают.

Всеобщее внимание обрушилось на меня, когда я первой из альтервидов поступила в Полицейскую академию на факультет криминалистики. Пока училась, журналисты постоянно писали мне с просьбой об интервью, а всякие активисты требовали поддержать или осудить тот или иной закон. Я всем отказывала — ничего важнее учебы для меня не существовало. Со временем обо мне забыли. Вспомнили вновь, когда я закончила учебу с отличием, и все началось по новой.

— Не думала, что здесь так много альтервидов работает. Теперь не чувствую себя одинокой.

— Хочешь дам совет?

Я кивнула.

— Не пытайся стать одной из них, — он указал когтистой лапой на пол, имея в виду людей-работников нижних этажей. — Они тебя все равно не примут. Как бы ты не выплясывала перед ними, они будут видеть в тебе кенгуру, жрущую сено на пастбище. Ты пришла на их территорию, которую они долго защищали, будь готова к сопротивлению.

— Мне кажется, вы немного преувеличиваете. Я уверена в полиции не все альтерфобы.

— Я тридцать пять лет отпахал сыщиком. И сам думал как они.

— И что изменило ваше мнение?

— Я стал муравьедом.

— Спасибо за совет.

— Всегда пожалуйста. И давай на «ты». По видовой цепочке я ниже тебя.

Муравьед потянулся к банке с термитами в собственном соку. Запустив туда длиннющий язык, он подцепил несколько десятков дохлых насекомых и смачно проглотил.

— Не хочешь? Свеженькие.

— Нет, спасибо.

— Зря. Никогда не думал, что это так вкусно.

Хорошо, что у кенгуру нет чувства отвращения к еде, иначе бы меня стошнило.

— Над чем работаешь? — спросила я.

Валера повернулся к экранам. На одном из них тут же сменились картинки. Он слегка перевел нос на второй экран — на нем появилась карта города.

— Отслеживаю перемещение члена одной известной семьи. В рамках дела о мошенничестве с наследством.

— Рудельсон?

— Ага.

Об этом деле не слышали разве что токающие глухари. Роман Рудельсон, известный промышленник, миллиардер и плейбой скончался несколько месяцев назад, не успев совершить подселение. Обрадованные такой новостью его многочисленные дети от прошлых интрижек затеяли дележку имущества. Когда дело дошло до суда, на одно из заседаний явился никому не известный парень и заявил, что он якобы и есть Роман Рудельсон, осуществивший подселение в человека. В качестве доказательств парень представил подписанный контракт, по которому получил тело добровольца в результате взаимовыгодной сделки, оплатив владельцу подселение в тигра. Все стройно и логично, только есть в этой удивительной истории одна деталь: подселение сознания в тело другого человека невозможно, по крайней мере, так все думали до сих пор. Многочисленные эксперименты последних десятилетий это подтверждали. А здесь стоит молодой человек, уверяет, что он — Роман Рудельсон, при этом знает то, что знать человек со стороны не мог, и, конечно, предъявляет права на все свое наследство. Отпрыски обвинили молодого человека в мошенничестве и решили доказать, что он лжец, а их папаша на самом деле помер.

— Детки локти жуют от злости, — произнес Валера со злорадством. — Такие деньжища уплывают сквозь пальцы. А мужик молодец, всех вокруг когтя обвел, да еще и человеком остался. Эх, были бы у меня такие средства, не пришлось бы шестой год прозябать в этой вонючей тушке.

— Удалось, что-нибудь найти, подтверждающее версию мошенничества?

— Ничего. Судя по всему, Рудельсону и его команде как-то удалось подселить сознание в человека. Все документы у него на руках, в том числе видео с признанием самого Рудельсона, записанное незадолго до смерти. Все ясно как день.

— А что известно про того парня, владельца тела?

— Его зовут Максим Шустов. Обычный работяга, техник на заводе консервированных насекомых, семья — жена, дети, ничего примечательного. Откликнулся на объявление об участии в научном эксперименте. Прошел отбор по здоровью, Рудельсон сам его выбрал. Есть записи их встреч, почерковедческая экспертиза доказала, что подписи на контракте подлинные. Юридически все выглядит безупречно.

— Только если подселение было на самом деле, — задумчиво произнесла я.

— Парня допрашивали десятки раз, в том числе с привлечением людей, хорошо знавших Рудельсона. Все подтверждают, что это Роман Рудельсон. Тоже самое с тигром — это Шустов.

— Сколько у него детей?

— Да кто ж знает, Рудельсон закадрил за свою жизнь половину красоток города.

— Я — про Шустова.

— А-аа, двое.

— Долги?

— Рудельсон обеспечит его семью до конца дней.

— Были ли у него долги раньше?

Муравьед задумался.

— Не знаю. А что? Какие у тебя версии?

— Если бы я вела это дело, то в первую очередь определила мотив Шустова. Почему он на такое согласился?

— Как почему? Из-за денег Рудельсона, конечно.

— Парень откликнулся на объявление, еще не зная в чем заключается эксперимент, и кто его спонсирует. Что-то его сподвигло на это. Может быть, долги, болезнь родственников. У него было жилье?

— Своя квартира в Носорожьем переулке.

— Недурно для простого рабочего завода.

— Наследство от родителей. Погибли много лет назад в автокатастрофе.

— Тогда все это еще более странно. Почему отец двух малолетних детей, молодой и здоровый мужчина без материальных проблем соглашается принять участие в опасном для жизни эксперименте? Или он все-таки неслучайный человек… Я бы проверила родственные связи.

— Мимо, уже проверил. Рудельсон и Шустов не родственники.

— А жена?

— Тоже.

— А дети?

— В каком смысле? — Муравьед фыркнул. — А-аа… Ты думаешь его жена могла со стариком развлекаться?

— Все версии имеют право на жизнь, пока не опровергнуты.

— Без доказательств это фантазии, а не версии.

— Они дают почву для размышлений.

На экране монитора появилось изображение Шустова и его семьи.

— Без согласия родителей проверить детей нельзя, — сказал Валера. — А родители его точно не дадут.

— Если доказать связь жены Шустова с Рудельсоном — будет судебный ордер.

— Ладно, если они связаны, пусть они хоть отец и сын, что это даст?

Я посмотрела на фото миллиардера — худющий старик с хитрыми глазами, кричащими, что любит он только себя.

— Зачем ему такой риск, как подселение в человека, если можно выбрать любую болванку? — произнесла я, и меня осенило, — Был бы он в теле тигра, должен был бы поделиться с детьми… Покажи закон о наследстве.

Муравьед вывел на экран текст закона. Быстро пролистал.

— Вот, — сказала я. — При наследовании имущества альтервидом двадцать процентов переходит его ближайшим родственникам, а на остаток накладывается запрет на отчуждение без согласия остальных, — я дочитала и добавила. — Эти поправки внесли, чтобы предупредить развитие…

— Деградации, — Муравьед повторил за мной. — Хм…

Одним из самых неприятных побочных эффектов подселения является деградация — угасание сознания. Осознанный альтервид постепенно теряет способность разумно мыслить и управлять телом, превращаясь в овощ. В зависимости от вида, этот процесс может быть медленнее или быстрее, но он неизбежен, если не принимать ежедневно Дегрокс. Лекарство помогает не всем, бывают случаи, когда оно бесполезно. По этой причине считалось невозможным подселение в человека — деградация происходила мгновенно.

— Если Рудельсон перенес сознание в человека, эти поправки на него не распространяются, и он получает все наследство, а его детишки — ничего, — закончил мою мысль Валера.

— Если подселение в человека было на самом деле…, — уточнила я. — Рудельсон очень любит жизнь и особенно свои деньги, он готовился к этому давно. Такую аферу можно провернуть только с очень доверительным партнером. Мальчик с улицы — не подойдет.

— Передам информацию Косинскому и Ведич, которые ведут это дело, пусть копают дальше. А ты молодец. Мыслишь, как настоящий сыщик.

Мне было отрадно это услышать.

— Тебе уже дали напарника? — спросил муравьед.

— Я думала, слухи здесь быстро расходятся.

— Мы общаемся с сыщиками только по работе. Но для тебя — исключение. Если надо, где камеры просмотреть без ордера, отследить кого-нибудь, документы какие нарыть — обращайся. Все запросы от тебя вне очереди.

— Это здорово, но мне пока не дали ни одного дела.

— Хмелецкий…, — Валера вздохнул. — Осторожничает. Он не любит перемены, хочет, чтобы все в его болоте оставалось стабильным. Но ничего, смирится с неизбежным. Говорят, бронь на болванку медведя оформил, с его-то пенсией можно себе позволить по двадцать кило свежего мяса в день. Так кто у тебя напарник? Егорова, поди.

— Игорь Волжанин.

Муравьед поперхнулся — из ноздрей вылетели дохлые термиты.

— Волжанин?

Он нервно рассмеялся через речевой модуль. Сам муравьед издал истошный визг.

— А что?

— Он альтерфоб. Зачем Хмелецкий отдал тебя ему?

Вопрос был адресован в пустоту.

— Я привыкла к трудностям. Если нужно будет работать с таким человеком — буду работать. Для меня главное — раскрывать дела, остальное вторично.

Валера долго и пристально на меня смотрел своими крохотными, словно пуговками, глазами.

— Надеюсь, ты не растеряешь это.

Он протянул мне лапу. Я коснулась ее своей.

— Так что там с отчетом для Волжанина? — спросила я.

— Нет никакого отчета. Я звонил напомнить этому нехорошему человеку о его долге. Когда ты взяла трубку, выдумал отчет, чтобы не объяснять.

— О каком долге речь?

— За месяц до моей смерти Игореша занимал у меня пять тысяч и до сих пор не вернул. Не бог весть какие деньги, но банка термитов стоит триста, а мне таких десять штук в неделю требуется. Ползарплаты на еду уходит, остальное на аренду конуры и Дегрокс. С такими расходами в жизнь не накоплю на немецкую овчарку.

— Почему именно овчарку?

— Только их берут в оперативные группы. Лучше наркош за задницу цапать, чем жрать муравьев и пялиться в эти экраны. Ладно, не буду тебя задерживать.

— Приятно было познакомиться.

— Будь с Волжаниным осторожна. Он скользкий тип.

Я спустилась на третий этаж, встретила в коридоре запыхавшегося полковника Хмелецкого.

— Где Волжанин? — спросил он сходу.

— Я его сегодня не видела.

— Найди его и срочно езжайте в Дергалово. Там убийство.

Я чуть не подпрыгнула от радости. Радоваться чужой смерти нельзя, но это же мое первое дело! Я так этого ждала!

— Так точно! — сказала я максимально сдержанно.

Если бы кенгуру умела выражать эмоции мимикой, на моей морде сейчас сияла бы широкая улыбка в двадцать четыре зуба.

***

Волжанина я нашла на втором этаже, в столовой, у кофейного автомата. Я услышала голоса еще до того, как вошла внутрь, и остановилась в метре от двери. Беседа шла обо мне.

— Денисыч это специально сделал, чтобы нагадить мне! — возмущался Волжанин. — Вот же злопамятный черт.

— Мэр не дал ему тебя выпереть в тот раз, вот и он решил превратить тебя в посмешище, — сказал неизвестный собеседник.

— Мда…, — протянул другой. — Я бы выбрал увольнение, чем так позориться.

— Не дождется, — отрезал Волжанин.

— И что будешь делать?

— Пока не придумал. Эта ушастая курица носится за мной по пятам, в кабинет из-за вони войти не могу.

— Может, напишешь заявление в профсоюз?

— Не поможет. Председатель у них теперь баран, ну, такой с круглыми рогами.

— Мрак. Тогда, мужик, у тебя нет выбора. Игорь Волжанин и его дрессированный зверек. Два сыщика напарника.

Собеседники рассмеялись.

— Да пошли вы, и так тошно…

Я вошла в помещение. Волжанин и его собеседники отвлеклись на меня.

— Игорь, вас искал полковник Хмелецкий.

Напарник вытащил старенький телефон из кармана плаща.

— Батарея опять села. Что ему надо?

— В Дергалово убийство. Он поручил это нам.

Волжанин указал пальцем на меня и на себя.

— Нам?

— Да.

Он переглянулся с двумя мужчинами сыщиками, снова обернулся ко мне.

— Сейчас кофе только допью.

— Он сказал ехать немедленно.

Стиснув зубы, Волжанин выпил кофе большим глотком и встал. Направился к выходу. Не успела я пойти за ним, как меня окликнул один из его собеседников.

— Ариадна, верно?

Я кивнула.

— Я не представился. Кошкин Олег, капитан, а это мой напарник сержант Козлов.

Второй кивнул мне и улыбнулся.

— Рады тебя видеть в нашей команде. Будем работать вместе.

Он протянул мне руку. Я коснулась ее лапой. Их лица излучали фальшивую любезность.

— Спасибо. Кошкин и Козлов, значит?

Оба кивнули.

— Думала, я первый зверь в вашем коллективе.

Я догнала Волжанина в коридоре.

— Полчаса назад позвонила девушка, сказала, что труп лежит в переулке у ее дома. Человек. Первыми приехали местные патрульные, похоже, что убийство умышленное. Судмедэкспертов я уже вызвала.

Волжанин молча вошел в мужской туалет. Дверь перед моей мордой резко захлопнулась. Через десять секунд открылась.

— Будешь подслушивать стоять? Тебе это не понравиться.

— Я не знаю.

— Господи… за что мне… Иди на служебную, синий форд с погнутым капотом. Сейчас приду.

***

На подземной стоянке я обошла все ряды, но форд не нашла. Хотела позвонить Волжанину, вспомнила про его севший телефон.

— Вы не знаете, где здесь синий форд капитана Волжанина? — спросила я у охранника.

— А его тут и нет, — ответил тот. — Игореха давно пропуск потерял, поэтому ставит свое ведро на гражданской парковке напротив здания.

— Вы уверены? Он мне сказал здесь искать.

Охранник усмехнулся.

— Игореха много чего говорит…

Я вернулась в здание Управления и выяснила, что Волжанин ушел пять минут назад. Выскочив на улицу, я помчалась к гражданской парковке. Синего форда на ней уже не было.

Несколько минут я стояла в растерянности, пытаясь собраться с мыслями. В голове не укладывалось, что сейчас произошло. Волжанин повел себя, словно десятилетний школьник, а не полицейский сыщик.

Успокоиться! Главное — работа!

Первые два часа после убийства самые важные — улики еще теплые, подозреваемого возможно задержать по горячим следам.

Кенгуру разгоняется до шестидесяти километров в час. Мой рекорд — пятьдесят три. Главное преимущество — выносливость. Прыжки позволяют тратить минимум энергии, и чем выше скорость, тем меньше устают мышцы.

От Полицейского управления до Дергалово — пятнадцать километров. Я преодолела это расстояние за двадцать восемь минут. Прибыв на место, увидела синий форд рядом с машиной скорой помощи.

Дергалово — рабочий район с плохо развитой инфраструктурой и дрянной экологией. Здесь много промышленных предприятий как действующих так и заброшенных. Жилье старое и дешевое. Место преступления располагалось в узком переулке между жилыми домами. С двух сторон проходы перекрыли сигнальными лентами. Когда я попыталась пройти под одной из них, ко мне подскочил патрульный в форме.

— Сюда нельзя!

— Я сыщик.

— А я коала Дубков. Быстро ускакала за периметр, а то в отстойник направлю.

Так называли городские приюты, куда свозили бесхозных болванок.

— Я сыщик Первого отдела, Ариадна Флотов. Спросите моего напарника, Игоря Волжанина. Он уже там.

— Ариадна Флотов…, — повторил полицейский, явно припоминая это имя. — Жди… те здесь.

Он вернулся через минуту с красным от стыда лицом. Сам поднял для меня ленту.

— Проходите. Я вас не узнал.

Труп лежал на животе в луже крови, руки были поджаты под себя, ноги раскинуты в стороны. Волжанин, сидя на корточках, рассматривал лицо погибшего, рядом ковырялся в чемоданчике судмедэксперт, еще один человек ходил вокруг и фотографировал.

Когда я подошла, Волжанин мельком глянул на меня.

— Нашлась потеряшка.

— Я ждала на служебной стоянке, как вы и сказали.

Он театрально удивился.

— Я сказал гражданской! Уши у тебя большие, видимо, не для того, чтобы хорошо слышать.

Я не стала спорить. Сейчас меня волновала только работа.

Подошел судмедэксперт, мужчина под шестьдесят с полностью седой головой, седыми бровями и ресницами, будто его окунули в белую краску. Поздоровавшись со мной, он представился Юрием Адамовичем.

— С кем сегодня работаем, Игореш? — воскликнул он.

Волжанин продемонстрировал пакет, внутри лежал вымазанный в крови кожаный бумажник.

— Мужчина, на вид около тридцати. В кармане куртки найден бумажник с документами на имя Антона Лагно. По фото непонятно, наш клиент или нет — лицо распухло, в гематомах. Камер в округе нет. Тело обнаружила девушка, живет в этом доме на втором этаже.

Я заметила тень в окне, из которого обнаружили жертву. От взора уличных прохожих тело скрывали мусорные баки.

— Судя по количеству крови, убит прямо здесь, — предположил судмедэксперт. — Повреждения обширные. Возможно, ножевые ранения.

Волжанин отошел на несколько шагов от тела — к небольшой луже крови. Выглядел он сосредоточенным.

— Напали на него здесь. Небольшие брызги крови встречаются в диаметре полутора — двух метров. Была непродолжительная борьба. Потом жертва упала, пыталась ползти, — Волжанин прошагал мимо кровавой полосы. — И здесь каюк.

— Жертва шла оттуда, — я указала направление. — Убийца поджидал здесь, за мусорными баками.

— Жертва шла с противоположной стороны, — поправил меня Волжанин с раздражением в голосе. — Вот солнечные очки открытые лежат. В семь утра солнце поднимается по этой стороне. Значит, светило ему в лицо. Просто слушай и учись, — Волжанин обратился к судмеэксперту. — Ну что, Адамыч, будем переворачивать?

— Ран на голове и спине визуально не наблюдаю, — судмедэксперт кивнул. — Переворачиваем.

— Ты все заснял? — спросил Волжанин у фотографа.

Тот тоже кивнул.

— Ладно, помоги тогда мне.

Я решила, что просьба предназначается мне и без задней мысли потянулась к телу.

— Куда лезешь без перчаток! — отдернул меня Волжанин.

Его голос прозвучал как гром. От неожиданности я отпрыгнула в сторону. Он так уничижительно на меня посмотрел, что мне от стыда захотелось провалиться под землю.

— У меня для вас не найдется специальной пары, — посетовал судемедэксперт.

Какая же я дура! Могла оставить на теле следы, которые собьют всю картину преступления. Второй семестр первого курса, раздел криминологии, осмотр места убийства. Не зачет, Ариадна! И как я могла забыть захватить специальные перчатки?!

Я чувствовала растерянность, все знания будто вылетели из головы.

Волжанин и судмедэксперт аккуратно перевернули труп.

— Мда, Адамыч, работенки тебе хватит до утра.

Все тело мужчины было покрыто глубокими рваными ранами, рубашка превратилась в бесформенные, пропитанные кровью лоскуты.

— Ну, что могу сказать, — судмедэксперт надул щеки. — Это точно не ножевые.

Я принюхалась и только сейчас заметила давно витающий у тела, знакомый каждому жителю дикой природы, аромат опасности.

Хищник.

— Мощно его разделали, — сказал Волжанин. — Волк?

— Кто-то явно покрупнее…

— Медведь?

— Судя по форме когтей — пантера, точный вид определю только после вскрытия. Вот, посмотри сюда, было несколько ударов лапой по груди и животу, — судмедэксперт провел пальцами вдоль крупных порезов. Потом поднялся выше, к шее, — А это уже зубы, перебита сонная артерия. Убийца знал, что делал. У жертвы не было шансов.

Волжанин с трудом приоткрыл зажатую в кулак ладонь мертвого мужчины, внутри — клок светлой шерсти. Он убрал улику в пакетик и осмотрелся.

— Кис-кис, котик. Где же ты есть…

— Трупное окоченение развилось. Я бы сказал, что смерть наступила четыре — пять часов назад.

Волжанин прошелся по округе.

— Думаю, наш котик преследовал жертву какое-то время по району. Она вошла в переулок, здесь он и решил ее по-тихому сожрать.

— Следов поедания нет, — заметил судмедэксперт.

— Может, кто спугнул… Бедняга, убежал не пообедав, — Волжанин осмотрелся. — И как тебя занесло на окраину города…

Несколько минут все задумчиво молчали, только щелкал фотоаппарат.

— Помнишь, полгода назад был похожий случай на Хвостовском острове? — сказал судмедэксперт.

— Это когда гиена сбежала из питомника и бабку загрызла?

— Ага. Может и здесь случай похожий.

Волжанин одобрительно постучал судмедэксперта по плечу.

— В Дергалово как раз полно питомников. И с кошками есть. Надо будет проверить, не сбегали ли болванки за последние дни, — Он достал из кармана телефон. — Твою мать, опять сел.

— Я попрошу аналитиков проверить, — сказала я, уже дозваниваясь до Валеры.

Волжанин посмотрел на меня.

— Ага, да… попроси-попроси.

***

Мы пришли в квартиру на втором этаже, откуда вызвали полицию. Хозяйкой была девушка двадцати двух лет по имени Мария. Выглядела она бледной и напуганной.

— До сих пор отойти не могу. Это так ужасно. Кто мог такое сделать?

— Расскажите, как вы обнаружили тело. — сказал Волжанин.

Мария нежно поглаживала лежащую на коленях черную кошку.

— Я пришла домой с работы, решила полить цветы на подоконнике — у меня там лилии стоят, — выглянула в окно и увидела, что кто-то лежит на асфальте.

— Вы подходили к телу? Трогали его?

— Нет, я вообще из дома не выходила. Там было столько крови, я испугалась и сразу позвонила в полицию.

— И вы никого не видели в переулке больше?

— Нет, никого.

— Понятно, — Волжанин убрал блокнот в карман.

— Где вы работаете? — спросила я.

Мария с любопытством на меня посмотрела.

— В реабилитационном центре для деградировавших альтервидов.

— Не знала, что такие бывают.

— Нас финансируют частные фонды. Альтервидов привозят волонтеры со всего города, часто голодных и совсем растерянных — деградация стирает не только сознание человека, но и элементарные инстинкты. Порой они не понимают, как жевать пищу, пить воду, мы заново обучаем их всему. Когда они становятся готовы к самостоятельной жизни, выпускаем их за пределы Зоограда — доживать свои дни на воле.

— Спасибо, это очень познавательно, — сказал напарник. — Если понадобится, мы с вами еще свяжемся.

— Этого мужчину убил зверь, — сказала я.

Мария выкатила глаза.

— Да вы что! Не может быть…

Волжанин впился в меня недовольным взглядом.

— Подумайте, вспомните сегодняшнее утро. Возможно, вы видели тигра или леопарда поблизости, который вел себя странно.

Девушка покачала головой.

— Я не видела, — она задумалась. — Хотя… нет, не знаю…

— Расскажите.

— Ночью я слышала, как кто-то разговаривал и скулил на улице. Я подумала, кто-то собаку выгуливает, и не придала значения. А сейчас мне кажется, что по тону голоса это была не собака, а тигр или лев. Я с ними много работала в приюте.

— Ваша черная кошка — осознанная, — заметила я.

Мария посмотрела на мохнатый комок на коленях.

— Это моя мама.

— Возможно, она что-то видела или слышала? Не вижу у нее речевого модуля.

— Он ей не нужен. Она дегрод.

Девушка погладила кошку по голове, та в ответ замурлыкала от удовольствия.

— Почему она не принимала Дегрокс? — спросила я.

— Когда мама попала в больницу, мне было пятнадцать. Отца у нас нет. Маме становилось хуже, и я подписала согласие на подселение. Все деньги, что у нас были, я отдала за болванку. Вы же знаете, что бесплатно только свиней и индюшек дают. Я пошла работать сиделкой у семьи косуль, денег на Дегрокс постоянно не хватало. Мама пропускала приемы, и скоро процесс было уже не остановить. Через год она ушла насовсем…

— Почему вы не воспользовались городской программой помощи неимущим альтервидам? Они дают Дегрокс бесплатно.

— Там большая очередь, Дегрокс многие ждут месяцами. Большинство альтервидов, попадающих в наш центр, тоже стояли в ней. Город закупает слишком мало препаратов. Мы постоянно пишем письма в мэрию, просим увеличить бюджет, но ничего не меняется.

— Так, нам уже пора, сержант Флотов, — строго сказал Волжанин.

Я попрощалась с Марией, и мы вышли на улицу. Наступили сумерки. На небе тонкими пленками растянулись пятна облаков.

— Что это было, твою кенгуру-мать?! — обрушился на меня Волжанин.

— Я вела допрос свидетеля.

— Это я вел допрос свидетеля, а ты должна была сидеть и молчать. Какого черта озвучила нашу версию?!

— Это помогло ей вспомнить существенные детали.

— Какие еще детали?

— Она слышала, как ночью скулила большая кошка, и кто-то разговаривал.

Волжанин покачал головой.

— Она слышала собаку, а ты своим наводящими вопросами ее подвела к нужному ответу. Теперь все ее показания не имеют доверия.

Волжанин швырнул недокуренную сигарету об стену. Сверкнули искры, на асфальт упал яркий тлеющий уголек. Я пристально смотрела, пока он не погас.

— Я прошу прощения, капитан, нельзя было нарушать ваш приказ.

— Ты вообще не должна быть здесь! — сказал он сгоряча и отвернулся.

— Но я здесь… И имею право, как ваш напарник, высказать свое мнение по делу.

Волжанин вздохнул, закрыл глаза и вытер лоб.

— Ну давай высказывай.

— Я думаю, что показаниям свидетельницы можно доверять. Если так, то кошка уже была в переулке ночью, и с ней был человек, возможно, хозяин. А может жертва и есть хозяин. Между ними произошел конфликт, кошка защищалась, поэтому и не пыталась съесть его.

— Выдавай ордер на ее отстрел. Пусть охотники занимаются. Когда ее убьют, найдем хозяина по чипу. Ладно, я на сегодня всё.

— Я думала, мы обойдем и других жильцов.

Он посмотрел на меня.

— А, смысл?

Я не нашлась что ответить.

— У меня рабочий день закончился.

Не попрощавшись, Волжанин сел в машину и уехал.

Я вернулась на место преступления. Труп положили в пакет. На крыше каркали голодные до новостей вороны с портативными камерами.

Я прошла весь переулок от начала до конца, методично принюхиваясь. Собак здесь не выгуливали давно. А вот запах большого хищника был повсюду.

Убийца все еще где-то рядом.

Глава 3

За прошедшую ночь охотники не нашли следов убийцы, кошка как сквозь землю провалилась. Я обзвонила все питомники в Дергалово и ближайших районах, где разводили больших кошек. Никто не заявил о пропаже болванки.

Я пришла в морг. Судмедэксперт Юрий Адамович выглядел сильно уставшим.

— Я за отчетом.

Он молча вручил мне папку. Причиной смерти судмедэксперт указал критическую потерю крови и асфиксию.

— Это лев, — сказал он. — Судя по размеру клыков — взрослый. Вес около ста — ста двадцати килограммов.

— Лев…? Странно.

Львы одни из самых желанных болванок для подселения, на них огромная очередь. В питомниках их выращивают до года, максимум до полутора, чтобы снизить вероятность раннего развития деградации. Если болванка дожила до взрослого возраста, с ней должно быть что-то не так по здоровью, либо ее не существует вовсе.

— Я отправил шерсть на секвенирование, — сказал судмедэксперт. — Сравню ДНК с базами питомников, может что-то удастся найти. Хотя у них там бардак, и далеко не всех болванок вносят, но попробовать стоит.

— Сравните параллельно с базой осознанных, — предложила я.

Во взгляде судмедэксперта испарилась усталость.

— Зачем?

— Нужно проверить все версии.

— Вы думаете, это сделал осознанный альтервид?

— Я допускаю.

— Игорь знает об этой версии?

— С ним я еще не обсуждала.

Юрий Адамович усмехнулся и посмотрел на меня как на выскочку.

— Просто так базы осознанных проверить нельзя.

— Почему?

— Они вне юрисдикции полиции и официально принадлежат Башням, значит, под защитой закона о частной жизни осознаных альтервидов. Между прочим, достижение ваших же правозащитников. Чтобы получить доступ к этим базам, нужно иметь судебный ордер. У тебя есть улики, подтверждающие, что убийца осознанный?

— Пока нет. Я над этим работаю.

— Тогда об ордере забудь.

— Я это так не оставлю.

— Послушай меня, — заговорил Юрий Адамович с выраженным желанием спасти меня. — Я участвовал в расследованиях убийств, совершенных осознанными. Там четко прослеживаются особенности в картине преступления. Не мне тебе рассказывать, что внутри альтервида живет человек и, хотя после подселения у него изменились инструменты, — Судмедэксперт продемонстрировал когти. — Он все равно думает и действует как человек. Это хорошо заметно по тому, как наносятся удары, как убийца пользуется зубами. Я тебя могу заверить, что у твоего убийцы нет и намека на сознание, — он снял простыню с трупа. — Это сделал дикий зверь.

Я несколько секунд смотрела на тело, представляя момент нападения льва на этого несчастного человека.

— Я получу ордер.

— Ты ступаешь на скользкую тропу, сержант. Будь осторожна.

Я понимала, что он имел в виду. Болванки львов могут позволить себе только бизнесмены и политики, биовиды известные и могущественные. Заявить публично, что жертву убил осознанный лев — значит обвинить кого-то из них в тяжком преступлении. Не имея достаточных улик, я могу накликать себе серьезные проблемы.

***

Волжанин не явился утром на работу, его телефон не отвечал. Я выяснила, где он живет и поехала к нему домой сама.

Новорожский район считался тихим и спокойным. На узких улочках, словно грибы, росли огороженные живыми изгородями пестро окрашенные домики, там жили обеспеченные семьи. Дом Волжанина выделялся на фоне остальных: краска на фасаде выцвела и облупилась, окна — замутненные, газон зарос травой по колено.

Синего форда на стоянке не было. Я запрыгнула на крыльцо дома, заглянула в окно: темно, ничего не рассмотреть. Возможно, Волжанин уехал по делам, решив никому не сообщать. Уже собираясь уходить, я заметила, что дверь слегка приоткрыта. В голове пронеслось множество мыслей — от ограбления до нелепой случайности. Ни одна из них не могла остановить мое любопытство.

Я открыла дверь и вошла. Внутри меня встретил такой букет ароматов, что я слегка растерялась: алкоголь, табак, пот, таматный сок, мышиный помет, острые приправы, пыль, затхлая мебель. Сразу вспомнились слова кабана-таксиста…

Внутри дома хозяйничали сумерки. Небольшой стол в гостиной был заставлен пустыми бутылками, в пепельнице скрючились, словно трупики червей, сигаретные окурки. Трудно представить, что это дом полицейского сыщика, а не притон для пьяниц и наркоманов.

На полке у камина рядом с пыльными, ни разу не горевшими подарочными свечами, лежала лицом вниз рамка для фотографий. Я подняла ее. Стекло было разбито, внутри семейный снимок: мужчина, женщина и девочка лет восьми, все трое сидят в обнимку на диване в этой самой гостиной. В молодом мужчине с трудом можно было узнать постаревшего не по годам и осунувшегося Игоря Волжанина.

Я заметила позади себя тёмный силуэт. Резко обернулась. Волжанин стоял в трусах и футболке, покачиваясь, один глаз был закрыт, волосы взъерошены, в руке — пистолет, направленный на меня.

— Кыш отсюда, псина. Здесь бесплатной жратвы нет.

— Это Ариадна. Игорь, опустите оружие.

— Кто?

— Младший сержант Флотов.

Волжанин титаническим усилием сумел открыть второй глаз. Пригляделся.

— Какого хрена ты тут делаешь?

— Дверь была открыта.

— И где ты увидела надпись, что можешь входить и шариться в моем доме?

— Вы не пришли на работу. Я подумала, что-то случилось…

Он закрыл глаза и дотронулся рукой до собственного лба, опустил пистолет, глубоко зевнул.

— Сколько времени? — он посмотрел на пустую руку, будто там были часы.

— Половина первого.

— Наверное, будильник не сработал.

— Собирайтесь, нам надо ехать.

— Куда?

— Убитого опознали. Я связалась с родственниками, они ждут нашего приезда.

Волжанин взял со стола пустую бутылку газировки, перевернул, разочарованно вздохнул, убедившись, что ничего не осталось.

— Ладно, дай мне двадцать минут… Или тридцать. Жди в машине.

— А где она?

— У дома стоит, конечно.

— Ее там нет.

Он нагнулся, чтобы посмотреть в окно. Прищурился.

— Наверное, у бара осталась. Как же я добрался…? Ладно, жди где хочешь, только не здесь.

Волжанин заметил стоявшую рамку с фотографией, его полусонное выражение лица изменилось на озлобленное. Подойдя к камину, он резко положил рамку. Зазвенели стеклянные осколки.

— Вали из моего дома!

Снаружи дул приятный прохладный ветерок, я закрыла глаза, наслаждаясь тем, как он ворошит шерсть. То, что животные, как и люди получают физическое удовольствие от таких простых вещей, стало однажды для меня большим открытием.

Волжанин вышел через полчаса. Он был гладко выбрит — на щеке остались порезы, — волосы зачесаны назад, от него несло одеколоном, призванным сбить запах перегара. Всеми силами он пытался выглядеть свежо, но его выдавали припухшие, совершенно потерянные глаза.

К дому подъехало такси.

— Едем за машиной? — предположила я.

— Заберу вечером, у меня там реванш по бильярду. Давай сразу к свидетелю.

— К родственникам жертвы, — поправила я.

— Я так и сказал.

Половину пути Волжанин молчал, уткнувшись в окно. Мне показалось, он спал с открытыми глазами. Сурок таксист вел машину аккуратно, изредка посвистывая через крохотный рот.

Я закрыла перегородку между водителем и пассажирами и обратилась к Волжанину:

— Я хотела с вами поговорить.

Напарник посмотрел на меня с такой мольбой в глазах, словно желая, чтобы я его пристрелила. Мне незнакомо чувство похмелья, но это явно болезненно.

— Давай попозже, Флотов.

Я все еще не могла поверить, что передо мной знаменитый сыщик, блестяще раскрывший убийство Грегора Лиховского. На уроках криминалистики мы изучали это дело, я была поражена профессиональной и тонкой работой Волжанина. Если бы мне тогда сказали, что мы будем напарниками, я бы не поверила своему счастью. И вот он сидит передо мной, человек, ум которого я боготворила, а я не чувствую ничего кроме отвращения и жалости. Как вышло, что из блестящего сыщика он превратился в озлобленного алкоголика?

— Как вы можете так, вы же полицейский сыщик! — не выдержала я. — Сыщик должен подавать другим биовидам пример.

Он усмехнулся.

— Поверь, я подавал вчера пример блестящей игры в бильярд. Но последние стопки были лишними, и я продул.

— Вы можете быть серьезным?

— То, что я делаю вне работы, тебя не касается, кенгуру.

— Теперь касается. Мы напарники.

Волжанин помолчал.

— И напарники должны доверять друг другу, быть откровенными? — спросил он провокационно.

— Да.

— Тогда расскажи, зачем ты это сделала?!

— Что? — не поняла я.

— Стала вот этим, — он обвел меня взглядом с лап до кончиков ушей.

В современном обществе спрашивать о причинах подселения — дурной тон. Времена, когда подселение было только способом продлить жизнь, давно канули в прошлое. Сейчас перенести сознание в болванку может любой человек старше восемнадцати, и даже ребенок — с согласия родителей. Кандидаты предварительно проходят общение с психиатром, тот убеждается, что они осознают все последствия, а именно: невозможность повернуть назад — тело после подселения утилизируется. Причина, почему человек принял такое решение у каждого своя, это личное интимное дело и ворошить его не имеет права никто.

— Я не буду отвечать.

— Хочу понять, что заставляет вас отказываться от нормальной жизни…

Волжанин открыл окно и закурил. Таксист выругался.

— Рули молча, крысеныш, — сказал напарник сурку и обратился ко мне. — Что так смотришь? Я тебе противен?

— Я не испытываю неприязни, как бы вам этого не хотелось.

— А ты знаешь, чего я хочу?

Я кивнула.

— Я с тобой еще не пил, — Волжанин выпустил дым в салон.

— Вы не хотите со мной работать только потому, что я кенгуру. Но внутри я такой же человек, как и вы.

Он усмехнулся.

— Это не очень заметно.

— Можете продолжать оскорблять меня, я за свою жизнь наслушалась этого сполна. Вам не удастся от меня избавиться!

Он ударил рукой по стеклу.

— Что ты уцепилась за меня? Неужели нельзя было пойти в другое место, где полно этих ваших?

— А почему вы пошли в полицию?

— Захотел.

— И я этого хочу.

Он вздохнул.

— Сколько тебе осталось?

— Пять — шесть лет.

По закону в случае повторного подселения мне придется заново учиться в Академии и проходить через те же тернии и унижения.

— Потрать их лучше на что-нибудь полезное. Заведи кенгуру мужа, воспитай пару кенгурят, проживи эти годы в удовольствие.

— А почему вы так не сделаете?

Он фыркнул и отвернулся к окну. Больше мы не заговорили.

***

Опрос родственников погибшего проводила я. Волжанин сидел рядом и откровенно скучал, лишь изредка вставляя уточняющие реплики.

Убитый Антон Лагно работал курьером в почтовой службе, в Дергалово он поехал доставить корреспонденцию нескольким получателям. Я нанесла его маршрут на карту, злосчастный переулок находился между двумя соседними адресами.

Похоже, жертва все-таки была случайной.

— У Антохи не было врагов, — сказал родной брат. — Он был тихим и замкнутым, совершенно неконфликтным.

Мужчина обнимал плачущую мать.

— У него были знакомые, друзья среди осознанных альтервидов?

— Нет. Он их боялся.

— Почему?

— В детстве Антоха забрался в вольер, где проводят, ну эти, платные охоты.

— Сафари.

Он кивнул.

— Прямо на его глазах медведь, вроде какой-то министр, задрал оленя. Это сильно на Антоху повлияло. Он долго на улицу не выходил. Как-то раз я взял его с собой в кинотеатр. Рядом с нами села гиена, Антоха так закричал, всех перепугал. Пришлось его уводить. Скажите, а это правда, что его лев убил?

— Откуда вы знаете?

— Так по новостям сказали.

Вороны все разнюхали.

— Экспертизы еще незавершены. Мы вас оповестим, когда будет больше информации.

— Мой брат в своей жизни никому ничего плохого не сделал. Он такого не заслужил. Я надеюсь, убийцу найдут и пристрелят.

— Так и будет, — сказал Волжанин.

Я вышла на улицу с тяжелым камнем на сердце. Не думала, что говорить с убитыми горем биовидами, потерявшими близкого, настолько трудно и изматывающе. Напарник заметил мою реакцию.

— Все через это проходят, — сказал он понимающе. — Привыкнешь.

Волжанин достал пачку сигарет, протянул мне из вежливости.

— Меня это убьет.

Он покивал и закурил.

— В питомниках заявили, что у них не пропадали львы, — сказала я.

— Еще бы они сказали иначе. За такое им грозит уголовка. Они наверняка уже всю документацию подчистили. Ничего, мы их вздрючим, как только охотники сделают свое дело.

Мы помолчали.

— Я думаю, что лев может быть осознанным.

Волжанин перевел на меня удивленный взгляд, изо рта у него торчала дымящаяся сигарета.

— Это многое бы объяснило, — сказала я на опережение.

— Например?

— Прошло уже больше суток, а его до сих пор не нашли. Будь он осознанным, не допускал бы ошибок болванки.

— Этого недостаточно. Что еще?

Он готов был слушать, меня это вдохновило.

— Я думала о показаниях свидетельницы — о том, что она слышала ночью с улицы.

— Как кто-то с собакой гулял, — поправил он.

— Я проверила весь переулок. Свежих следов собачей мочи и кала нет.

— Из любопытства спрошу: как ты проверяла?

— Нюхала.

— А-аа. Надеюсь, ты оформила акт запахов.

— Свидетельница сказала, что слышала мужской голос, и как кто-то скулил. Когда альтервиды используют речевой модуль в обыденной ситуации, мы контролируем «голос тела», но если ситуация нервозная, контроль теряется.

— Это поэтому ты сейчас на меня рычишь?

— А я рычала?

Он кивнул.

— Я думаю, что голос и скулеж, могли принадлежать одному осознанному альтервиду. Нашему убийце. По какой-то причине он оказался в переулке в ту ночь, и он явно был не в себе. Утром Лагно проходил мимо, увидел льва, громко закричал, чем вызвал у льва испуг и агрессию…

— Если лев осознанный, он должен был понимать, что парень весом в пятьдесят килограммов не опасен. Зачем превращать его в кровавое месиво?

Я глубоко вздохнула.

— Слишком много дыр в твоей версии.

— Есть только один способ ее проверить. Сравнить ДНК нашего льва с базой данных осознанных.

— К Адамычу уже обращалась?

Я кивнула.

— Он сказал, без судебного ордера доступ к базе Башен не получить. Так неправильно.

— Вы же сами за это боролись. Вот и пожинайте плоды своего равноправия.

— Хмелецкий может помочь?

Он покачал головой.

— Для ордера нужны железобетонные улики, у тебя их нет. Пока всё, что я вижу, указывает на болванку, — он помолчал и добавил. — Но твоя версия имеет право на жизнь.

Мне позвонил муравьед Валера.

— Я проверил все полицейские сводки за последние две недели. Никто не обращался о пропаже родственников-львов. В Зоограде проживает сто восемнадцать осознанных особей, из них в центре — сто шесть, остальные разбросаны по районам. В Дергалово львов вообще нет. К сожалению, это все, что я могу. Чтобы получить информацию о передвижениях каждого, мне нужен…

— Судебный ордер. Я знаю.

— Что будешь делать?

— Что-нибудь придумаю.

Я закончила разговор.

— Что сказал муравьед? — спросил Волжанин.

— Спрашивал, когда вы ему долг отдадите.

— Я ему ничего не должен.

— А как же пять тысяч, которые вы занимали у него?

— Так я у Валерки занимал, а тот помер.

Глава 4

Старый форд мчался по оживленному шоссе, обгоняя другие машины. На крыше сигналила мигалка с синей лампочкой. Я расположилась на заднем сидении. Когда машина подпрыгивала на кочках, я билась головой об крышу.

Тревожный звонок поступил из Сохатого района, что всего в двух километрах от Дергалово. Звонивший сообщил, что стал свидетелем нападения льва на девочку-подростка, других подробностей не было.

Мы примчались по нужному адресу. Во дворе обычного жилого дома собралась толпа зевак. Протиснувшись сквозь них, я уже была готова увидеть окровавленный труп ребёнка. К счастью, девочка выжила. Она сидела на руках у отца и рыдала. Прибывшие раньше на несколько минут медики оказывали ей помощь.

— Как она? — спросила я у врача.

— Раны неглубокие. Жизни не угрожает.

— Я хочу поговорить с ней.

— У нее шок. Сейчас в больницу повезем.

Отец девочки прижимал ее к себе и гладил по голове.

— Кто видел нападение?! — громко спросил Волжанин у зевак.

Несколько человек подняли руки. Напарник подозвал их. Они заговорили вразнобой.

— Так, стоп. По одному. Ты первый.

— Я шел из магазина вот оттуда, увидел, как лев повалил девочку, вот прямо здесь на детской площадке. Я подумал, что они так играют, а потом девочка закричала.

— Она так громко кричала, — посетовала женщина, стоявшая рядом.

— Мы все слышали крик из окон.

— Он начал ее драть, знаете, как кошки делают с когтеточкой, — продолжил свидетель. — Я схватил камень и бросил, попал ему в морду. Кричал и махать руками, чтобы отогнать его. Он бы загрыз меня, если бы из подъезда не вышел Серега с ружьем.

— Я в воздух шмальнул, лев убежал, — сказал тот самый Серега.

— В какую сторону?

— Туда, — они указали на проход между двумя жилыми домами.

— Сколько прошло времени?

— Да минут двадцать, может тридцать.

Мы с Волжанином переглянулись и оба рванули по указанному направлению. За домами пролегал небольшой лесок, преодолев его, мы уперлись в забор, за ним находилась территория заброшенного завода. Железная калитка была открыта.

— Держись меня, — сказал Волжанин, достав пистолет.

На обширной территории стояли полуразрушенные цеха и административные здания. Отыскать здесь льва — задача для двоих людей неподъемная. Хорошо, что у меня есть преимущество перед обычным человеком.

— Скажи мне, что ты его чуешь, — взмолился Волжанин.

— Да, — ответила я.

Запах хищника привел меня в ближайший цех. Высокие колонные балки держали на стальных плечах изъеденную временем крышу, повсюду стояло ржавое оборудование производственных линий, на полу валялись металлические детали, раскрошенный кирпич и мусор, сверху свисали тельферные цепи, похожие на гниющие лианы в джунглях.

— Он все еще здесь, — сказала я на минимальной громкости речевого модуля.

Мы шли медленно, под ногами и лапами хрустела бетонная крошка. Гуляющий по цеху ветер заглушал дыхание убийцы. Волжанин указал взглядом на пол: следы львиных лап и капли крови. Он сделал жест: «пальцы — в глаза», что означало — смотреть в оба. Я кивнула.

Следы льва привели нас к металлической лестнице, ведущей на антресольный полуэтаж, к встроенным помещениям вагонного типа.

Как же я ненавижу лестницы…

Я прыгнула сразу на четыре ступени, приземлилась с таким грохотом, что вся лестница завибрировала. Волжанин жестом велел мне ждать внизу, сам медленно пошел наверх. Недовольная приказом, я вернулась на первый этаж.

Наверху располагались пять помещений в ряд. Все двери были открыты. Приложив к пистолету фонарь, Волжанин пошел вдоль металлического коридора, поочередно заглядывая в каждое помещение. Проверив последнее, он повернулся ко мне и вопросительно пожал плечами.

Быть может, лев сбежал, а запах всего лишь отголосок?

На крыше, прямо за спиной напарника, появилась огромная темная фигура.

— Осторожно! — закричала я.

Волжанин обернулся, но было уже поздно. Прыгнув, лев в воздухе ударил напарника передними лапами в грудь. Волжанин упал на металлическую сетку, пистолет отлетел на несколько метров от него.

Лев обернулся и угрожающе взревел. Его пасть и грива были пропитаны кровью. Волжанин нашел рядом какую-то железку, кинул в него. Та пролетела над головой зверя и попала в окно одного из помещений. Лев шуганулся громкого звука и падающих осколков стекла.

Я поняла, что напарник сейчас умрет!

Взяв разбег, я прыгнула в высоту. Приземлились лапами на площадку полуэтажа, грудью ударилась в металлические перила. Чудом ухватившись передними лапами за поручень перил, я сумела удержаться.

Волжанин лежа пятился назад — к пистолету. Лев накинулся на него сверху, попытался схватить за шею, как и первую жертву. Напарник кричал и отбивался руками.

Я прыгнула и ударила льва задними лапами в бочину. Испугавшись нападения, лев отскочил от человека. Обернувшись ко мне, он разинул огромную окровавленную пасть и заревел преисполненный жаждой убийства.

Я заметила речевой модуль.

— Мы из полиции! — закричала я. — Сдавайся.

Звериный и совершенно отрешенный взгляд хищника вдруг изменился на осознанный. Будто придя в себя ото сна, лев растерянно огляделся, не понимая, где он, и что происходит.

Волжанин добрался до пистолета. Увидев оружие, лев подорвался и резко помчался в мою сторону. Я отпрыгнула вправо, лев пробежал мимо. Прогремели выстрелы. Перемахнув через перила, царь зверей приземлился на пол цеха и выскочил на улицу.

Волжанин, обессилев, уронил руку с пистолетом на пол.

— Вы как?

Лицо, одежда и руки напарника были в крови, но каким-то чудом он не получил ни одной царапины.

Я помогла ему встать.

— Только брюки постирал, — он отряхнулся.

— Радуйтесь, что живы остались.

Волжанин убрал пистолет в кобуру, посмотрел в сторону, куда сбежал лев.

— Был бы у тебя ствол, мы бы его не упустили.

— Я спасла вам жизнь.

— Если б ты этого не сделала, я бы пожаловался на тебя начальству, — он осмотрел окровавленные руки — между пальцами застряла шерсть. — Зачем разговаривала с ним?

— У него был речевой модуль. Я его видела.

Напарник глубоко вздохнул.

— Тогда ты понимаешь, что нас ждет.

— Что?

— Большие проблемы.

***

Волжанин отказался ехать в больницу, заверив врачей, что чувствует себя отлично, и мы сразу направились к полковнику Хмелецкому. Выглядел начальник полиции максимально сдержанным, хотя было заметно, что последние часы выдались для него непростыми. О нападении льва на девочку говорил весь город.

Мы рассказали ему о случившемся в цеху.

— Мне через двадцать минут идти на пресс-конференцию, а вы говорите, что лев, убивший человека и чуть не задравший ребенка, — осознанный?

— Улики говорят в пользу этой версии, — сказала я.

— Улики? — переспросил Хмелецкий. Все это время он смотрел на Волжанина и только сейчас соизволил взглянуть на меня. — То, что я услышал, это какие-то догадки, основанные на ваших личных предположениях и на противоречивых показаниях свидетелей. А, хотите увидеть настоящие улики? Вот заключение судмедэксперта, — он опустил руку на папку. — Здесь сказано, что природа нанесения ран и их характер однозначно указывают на болванку.

— Это всего лишь мнение судмедэксперта, — сказала я.

— Мнение человека с двадцатилетним опытом работы! А что вы можете предложить, младший сержант Флотов?

— Я видела у него речевой модуль. В правой части челюстной кости — там, где он расположен у всех осознанных альтервидов, — для подтверждения я открыла рот и продемонстрировала свой.

— Он что-то сказал через него?

— Нет.

— А девочка слышала слова?

— Она так испугалась, что ничего не помнит. Даже не смогла подтвердить, что на нее напал лев.

— Свидетели на месте нападения слышали, чтобы лев что-то сказал человеческими словами?

— Нет.

— С какого расстояния вы видели модуль?

— Четыре — пять метров.

— Сколько секунд у вас было, чтобы рассмотреть его?

Я поежилась, понимая, куда все идет.

— Одна секунда.

— Какой был уровень освещения?

— Низкий.

Хмелецкий развел руки в стороны.

— Я сижу в двух метрах от вас, под яркой лампой, и не могу однозначно определить, что за штука у вас во рту.

— Я знаю, что я видела. И вот же еще кольцо.

Полковник взял в руку пакетик с уликой. Внутри лежало обручальное кольцо на веревке. Его нашли на куртке девочки — зацепилось за замок.

— Кольцо точно висело на шее льва, об этом говорит длина веревки, — сказала я. — Осознанные часто носят кольца на шее в знак уважения к браку со своим партнером.

— Что хозяева только не вешают на своих болванок.

Я вздохнула.

— Если бы у нас была кровь льва, мы бы проверили уровень Дегрокса в ней, — посетовала я. — Это бы однозначно доказало его осознанность.

— Крови у вас нет.

— Нет.

Как сыщик с огромным опытом Хмелецкий понимал ценность каждой улики и, возможно, в глубине души был согласен со мной, однако именно ему иметь дело с судьей и адвокатами, с журналистами и обществом, его шея будет подставлена под топор их скепсиса, и ему нужны более убедительные доказательства.

— Я видела его взгляд, — произнесла я как жест отчаяния. — Сначала это был зверь, а потом человек. Я не знаю, как это объяснить.

— Так и скажет прокурор на суде: младший сержант Флотов определила сознание подозреваемого по взгляду.

Я поникла.

— Ты что скажешь? — спросил Хмелецкий у Волжанина, швырнув кольцо на стол.

Напарник тяжело вздохнул.

— По поведению — однозначно болванка. Может бешенство какое или еще чего.

Боковым зрением я видела, как Волжанин на долю секунды посмотрел на меня, оценивая реакцию.

— Версию осознанности я бы не исключал, — добавил он. — Я говорил с охотниками, они опять потеряли след льва. Говорят, он путает следы очень грамотно.

— Судмедэксперт не нашел совпадений ДНК льва по базам питомников — сказала я. — Анализы болванок после подселения они обязаны удалять по закону о сохранности частной жизни. Единственный способ доказать, что лев осознанный — сравнить его ДНК с базой Башен. Так мы узнаем его имя и предотвратим новое убийство.

— Эти базы закрыты от полиции, — сказал Хмелецкий. — Судья не даст ордер по показаниям одного сыщика. Забудьте.

— А по двум — даст, — сказал Волжанин. — Я тоже видел речевой модуль. Морда льва была в трех сантиметрах от моей головы. Я хорошо рассмотрел эту штуку, такая же, как во рту у сержанта.

Полковник покосился на него исподлобья.

— Пока мы тянем время, лев может напасть снова, — добавила я. — Нам нужно знать кто он!

— Судье Брайловскому скоро переизбираться, он не станет тащить на себе бремя вины за то, что ставил преграды полиции в поимке убийцы, — добавил Волжанин театрально улыбаясь.

Хмелецкий задумчиво постучал костяшками по столу.

— Ладно, я сейчас ему позвоню. Ждите снаружи.

Мы вышли. Я не могла скрыть своей радости.

— Спасибо, что поверили мне.

— А кто сказал, что я тебе верю? Я правда видел модуль, — он слегка улыбнулся кончиком рта.

Через десять минут полковник сам вышел из кабинета.

— У вас есть ордер. Поймайте эту сволочь.

Глава 5

Проверка ДНК по базе осознанных займет несколько дней. Я не могла сидеть на месте, поэтому предложила Волжанину опросить осознанных львов, живущих неподалеку от Дергалово. Мы очертили круг диаметром в пять километров, учли плотность застройки и зоны, оборудованные камерами, которые наш убийца так ловко избегал. Список получился из трех имен — все известные и уважаемые в городе альтервиды. И каждый мог быть нашим убийцей.

Первый — Вильгельм Штерн, врач-хирург, профессор, почетный гражданин Зоограда. Мы не застали его дома и поехали в Медицинский Институт, где у него, со слов секретаря, проходила лекция. Огромная аудитория была забита студентами и врачами, пришедшими прикоснуться к интеллекту легендарного хирурга, пусть и давно не оперирующего. Профессор Штерн был одет в белый халат, под аккуратно подстриженной гривой висел черный галстук. Лекцию он вел энергично, размашисто жестикулировал мохнатой лапой, шутил.

— Не наш клиент, — с ходу сказал Волжанин. — Слишком худой, да и смотри какой старый, морда вся седая.

— Секретарь подтвердила, что он всю прошлую неделю провел на семинаре в другом конце города. Свидетелей полно.

Мы поехали ко второму льву из списка. Оскар Зимбабве, легкоатлет, поставивший несколько мировых рекордов как человеком, так и львом, подходил под наше описание идеально: молод, атлетично сложен, имел похожий окрас. Была лишь одна загвоздка — уже четыре дня Зимбабве лежал в больнице с тяжелым переломом лапы, полученным во время неудачного падения на тренировке.

Третий — Захар Князев, бизнесмен, владел несколькими заводами, слыл в определенных кругах незаурядной личностью, помешанной на охоте. Проживал Князев в собственном огромном поместье, окруженном по всему периметру пятиметровым забором.

Подъехав к воротам, мы представились по домофонной связи.

— Если пошлет нас — по закону будет прав, — сказал Волжанин.

Через несколько минут в динамике прозвучал голос Князева:

— Господа сыщики, проезжайте.

— Я слышала одышку, — заметила я.

— По-моему, он говорил спокойно.

— Речевой модуль не передает физическое состояние тела, по желанию эмоции можно приглушить, — я посмотрела на карту. — Отсюда до места убийства всего несколько километров по пустырю, нет камер и свидетелей. Можно тихо прийти и уйти, и никто не заметит.

— Может быть, у него синяя грива и татуировка голой львицы во всю спину.

— За три года Князев сделал подселение восемнадцать раз. Последний — всего месяц назад. И вот что интересно, лично для него болванке льва сделали охотничий тюнинг.

— Это что еще такое?

— С детства накачивали мышцы болванки анаболиками, учили охотиться и убивать, чтобы развить инстинкты.

— Ему что продали машину для убийства?

Я кивнула.

— Охренеть.

— Я слышала, что некоторые осознанные возвращали болванки с тюнингом, так как не могли с ними управиться — чувствовали повышенную агрессию и жажду убивать.

— И вот это все делается легально…

— И за очень большие деньги.

Волжанин подъехал к дому. Мы вышли из машины, поднялись по сияющим блеском мраморным ступеням к большой резной двери. Волжанин нажал на кнопку звонка.

— Говорим вежливо и тактично. Никаких намеков на то, что подозреваем его в чем-то. Мы всего лишь проводим опрос местных жителей.

Когда дверь открылась, и перед нами предстал огромный лев, мы с напарником лишились дара речи. Хотя мне не нужно задействовать лицевые мышцы для использования речевого модуля, — достаточно лишь подумать о том, что хочу сказать, — и этого я сделать сейчас не могла, полностью оцепенев.

Морда, грива и грудь льва были багровыми от крови. Кровь капала на пол сгустками, тянулась за львом шлейфом. Перед нами был определенно тот самый лев из заброшенного цеха. Наш убийца.

— Сыщик Волжанин! — воскликнул Князев. — Вот так сюрприз. Давно хотел с вами познакомиться.

— Мы из первого отдела Управления Полиции, — выговорила я.

Рука Волжанина скользнула к кобуре. Лев тоже это заметил и вытаращился на напарника с выражением полного непонимания. Повисло пятисекундное молчание — все трое не шевелились.

— Господа, — заговорил лев. — Кажется, возникло недоразумение.

Через речевой модуль я уловила нотки испуга. Князев был в ужасе.

— Где вы были сегодня утром? — спросил Волжанин строгим голосом, держа пистолет за рукоятку, но все еще не вынимая из кобуры.

— Здесь… дома.

Лев шагнул назад.

— Сохраняйте спокойствие, — сказала я. — Не делайте резких движений и не пытайтесь убегать. Ваше поместье окружено полицией.

Волжанин одобрительно моргнул.

Лев приподнял шею, стараясь посмотреть нам за спины. В холле за его спиной появилась женщина с внешностью одуванчика в строгом деловом костюме.

— Захар Евгеньевич, вашим гостям подать напитки?

— Звони моему адвокату, Ирма. Пусть срочно приезжает.

— Господи, что случилось?

— Они желают мне зла. Ирма, не стой же! Сделай что-нибудь!

Лев громко зарычал. Волжанин достал пистолет и нацелил ему в голову.

— Вы задержаны по подозрению в убийстве и покушению на убийство. Ложитесь на пол и не пытайтесь сопротивляться. Не усугубляйте ситуацию!

Князев попятился назад.

— Стоять! — заорал Волжанин. — Стреляю!

— Боже правый… У меня голова кружится… Ирма… Не могу дышать…

Лев закатил глаза и неожиданно свалился в обморок.

— Захар Евгеньевич! — Ирма бросилась к нему. — Что же вы наделали, у него переходный период.

Волжанин нацепил льву намордник, сковал лапы налапниками. Взглянув на меня, кивнул, довольно ухмыльнувшись.

— Вызывай наших, Флотов.

Ирма звонила по телефону.

— Господи, доктор Шекель, срочно сюда! Захару Евгеньевичу плохо. Быстрее скорую! — она набрала другой номер. — Гарри Саныч, это я! К Захару Евгеньевичу полиция… Они заковали его, говорят какие-то кошмарные вещи… Звоните всем… Да, я жду. Я спокойна! — она положила трубку, отдышалась. — Вы пожалеете! Захар Евгеньевич вас засудит!

— Где он находился сегодня между восемью и девятью утра? — спросил Волжанин.

В это время было совершено нападение на девочку.

— В поместье, конечно! Он проводит здесь все свои выходные.

— Вы подтверждаете, что видели его в это время?

— Подтверждаю! И не только я. Здесь были члены совета директоров его компании. Захар Евгеньевич — председатель правления. Они совещались больше трех часов, и за все это время никто не покидал его кабинет.

— Нужны имена. Мы всех опросим, — сказала я.

Если Князев убедил подчиненных подтвердить его версию, на перекрестном допросе они расколются как миленькие.

— Вы что…, — Ирма смотрела то на меня, то на Волжанина. — Думаете, он и есть тот лев, которого разыскивают? Вы серьезно?!

— У нас есть все основания полагать, что это так, — сказал Волжанин. — Утром было совершено нападение на девочку всего в трех километрах отсюда. А потом убийца чуть не прикончил меня и моего напарника, — Волжанин кивнул на храпящую тушу на полу. — Я хорошо его запомнил. Это наш котик.

— Это какая-то ошибка… Это не мог быть он. Захар Евгеньевич законопослушный гражданин Зоограда.

— Это мы и проверим, — Волжанин отщипнул кровавый лоскут шерсти с морды льва и положил в пакетик для улик. — Сравним с кровью жертв, и все станет понятно.

Ирма как-то странно хрюкнула. Мне показалось, этот звук вышел из львиной задницы.

— Это кровь оленя. Он же только с охоты.

— Знаем мы, на какой он был охоте, — сказал напарник скептически хмыкнув.

— Что вы имеете в виду «с охоты»? — переспросила я. — Здесь нет поблизости официальных угодий.

— В поместье есть собственное охотничье угодье, частное и полностью законное. Перед вашим приездом Захар Евгеньевич задрал оленя и отведал его. Это его каждодневный ритуал.

Я переглянулась с Волжаниным.

— У вас есть там камеры?

— Камеры везде, все поместье просматривается. Проверьте записи и поймете, что ошиблись.

— Но это же он, Флотов… Точно он? — напарник внимательно разглядывал льва.

Я тоже была в этом уверена, впервые увидев Князева на пороге, но сейчас моя уверенность пошатнулась. Неужели я стала жертвой этого чертовой видовой ошибки «все они на одно лицо»? Только сейчас я заметила, светлые полоски на гриве слегка отличались по форме и оттенку, и что особенно бросалось в глаза — странный бугорок, выпирающий из челюсти.

— Надо открыть ему пасть, — сказала я.

— Зачем? — удивился напарник.

— Я хочу посмотреть на речевой модуль.

Волжанин снял льву намордник, аккуратно приоткрыл окровавленную пасть. Оттуда завоняло сырым мясом и фруктовой зубной пастой.

— У него модуль слева… Почему? — я посмотрела на Ирму.

— У болванки врожденная деформация нижней челюсти. Благодаря этому, у нее выше коэффициент силы укуса, — Ирма погладила льва по голове. — Вы за это ответите. Ответите!

— Что это значит? — спросил Волжанин.

Я облокотилась на хвост, посмотрела на напарника.

— Это не он.

***

Когда Захар Князев пришел в себя, Ирма и личный врач увели его в спальню, чтобы окончательно привести в чувства. Мы с напарником занялись просмотром записей с камер видеонаблюдения.

— Он весь день был здесь, — согласился Волжанин. — Если только не обзавелся двойником.

— Он был здесь.

— Значит, мы обосрались, напарник. И очень жидко.

— Он подходил под описание. Мы поступили по всем правилам.

— Нужно было дождаться результатов сравнения ДНК по базам, а не скакать вперёд паровоза.

— Я надеялась, мы предотвратим новое нападение…

— Расскажешь это Хмелецкому.

Приехал адвокат Князева, орангутан по имени Гарри Вольнов, самый успешный юрист в Зоограде, выигравший больше дел, чем мне и Волжанину суждено раскрыть за две жизни.

— Господа сыщики, ваши действия возмутительны и противозаконны. Безапелляционно обвинив моего клиента в тяжком преступлении, вы подвергли его слабое здоровье опасности.

Адвокат размахивал длиннющими мохнатыми руками настолько яростно, что чуть не зарядил мне по голове.

— Мы не успели предъявить обвинение, царь зверей упал в обморок только от вида пистолета, — сказал Волжанин усмехнувшись.

— Мы действовали согласно закона о Полиции, — добавила я.

Орангутан задрал верхнюю губу, продемонстрировав нереалистично белые зубы.

— Замечательно, что вы ссылаетесь на закон, который не читали. Я фиксирую это.

— Мы расследуем убийство, а он подходил под ориентировку. Что нам нужно было по холке его погладить?! — возмутился Волжанин.

— Я не намерен более дискутировать с вами. В максимально короткий срок я подам иск к полиции Зоограда о незаконной попытке задержания моего клиента и покушению на его жизнь.

Волжанин рассмеялся. Орангутан продолжал:

— Этот случай станет вехой в бесконечной череде полицейского произвола против альтервидов. Это нужно прекратить раз и навсегда. И что мне обидно лично, так это то, что в этом участвуете вы, госпожа Флотов.

— Моя видовая принадлежность не имеет значения. Я на стороне закона.

— Жаль, что на этом ваша карьера в полиции закончится.

Подошла Ирма, что-то сказала адвокату на ухо. Он ушел наверх.

— Прошу вас пока не уходить. Захар Евгеньевич желает с вами встретиться, как только закончится его капельница.

Адвокат вернулся через десять минут.

— Мой клиент предлагает вам сделку. Он готов не выдвигать обвинений и забыть эту неприятную ситуацию, если и вы оставите произошедшее в тайне. Никаких официальных отчетов, никаких повесток и интервью.

Мы с напарником переглянулись. Вот это новость!

— Мой клиент — бизнесмен, — продолжил Вольнов. — Любые инсинуации в его адрес, будь то его реакция на ваш визит…

— Говорите по-человечески — лев хочет скрыть реальный размер своих яичек, — поправил Волжанин.

Орангутан подул в сложенные губы. Пфффрррр.

— Конкуренты господина Князева непременно воспользуются любой порочащей информацией, чтобы навредить его бизнесу. Этого не должно произойти.

— Мы понимаем, — сказала я. — Мы уже убедились, что он не тот, кого разыскивают, я думаю, мы можем не упомянуть этот инцидент в отчетах.

— Ладно, — добавил напарник.

Нам повезло, что Валера не успел вызвать кавалерию полиции и судмедэкспертов.

Орангутан кивнул и взял папку с документами подмышку.

— Если информация об инциденте станет общедоступной, если из ваших уст прозвучит хоть какой-то комментарий в отношении моего клиента, сделка недействительна. Надеюсь, мы договорились.

Я кивнула. Адвокат ушел.

Через десять минут спустился сам Князев. Я взглянула на напарника, поняла, что извиняться, он не намерен, и решила сделать все сама.

— Господин Князев, прошу прощения за произошедшее, мы поторопились с выводами.

— Не понимаю, о чем вы.

Первый раз видела, чтобы лев подмигивал.

— Действительно, о чем это ты, сержант…, — подхватил Волжанин.

— Да так, ничего важного. Тогда мы поедем, у нас еще полно дел.

— Нет уж, просто так я вас не отпущу, — театрально возмутился Князев. — Уделите мне немного времени. Я настаиваю.

— Только если недолго, — сказал напарник.

— Нечасто ко мне приходят биовиды вроде вас. Я устал от городской богемы, от старых ленивых пердунов в телах молодых хищников, они думают, их жизнь та же, что и раньше, только на завтрак не таблетка с виагрой и стакан бренди, а Дегрокс и тушка свеженького теленка. Зубы они получили, а смелости самим пустить кровь — кишка тонка. Нет ничего более лицемерного чем не пользоваться тем, что тебе дает прогресс.

Лев привел нас в помещение, забитое чучелами хищников.

— Мои прошлые сущности. Посмотрите какие красавцы. Каждым я установил видовой охотничий рекорд. У этого крокодила, например, триста восемнадцать голов. А какие челюсти, череп лани одним укусом раскалывал. Отлично подходит для охоты на водоеме, только ощущения странные, когда не чувствуешь погоды. Холодная кровь все-таки. А этот, — он подвел нас с огромному белому медведю, стоявшему на задних лапах, с раскрытой в оскале пастью. — Мой рекордсмен. Три тысячи голов.

От вида медведя у меня неконтролируемо пробежал холодок по спине.

— Планирую львом установить новый рекорд — пять тысяч. Здорово, правда? Пойдемте на воздух.

Мы вышли во внутренний двор, направились по мощеным дорожкам мимо пруда с фонтанами и летней веранды со сценой.

— Я купил эту землю, когда еще был человеком и заранее все подготовил. Я не стал дожидаться, пока старость окончательно сожрет мои кости и мышцы, поэтому сделал подселение до того, как часы пробили полночь. А кем вы станете, Игорь?

— Пока не решил, — отмахнулся Волжанин.

— Вам стоит об этом задуматься уже сейчас. Смерть — штука непредсказуемая.

Я поражалась, насколько непринужденно он с нами болтал, будто никакого обморока не было. Настоящий бизнесмен умеет держать лицо в любой ситуации.

— Я знал Грегора Лиховского, — продолжал Князев. — Меня Гарри познакомил, мой адвокат. Грегор был очень талантливым, полным идей, мы договорились сделать совместный проект, но этому было не суждено случиться. Как несправедлива жизнь, такой блестящий ум погиб от рук подлого, никчемного человека, паразита нашего общества. Я следил за расследованием, и считаю, вы заслуженно получили награду мэра.

— Спасибо, — ответил Волжанин.

— Я тоже хочу как-то отдать дань уважения Грегору, поэтому готов предоставить вам любую болванку за мой счет. Это самое малое, что я могу сделать в память о нем.

— Это щедрое предложение, но я не могу его принять. Это противозаконно.

— Закон может быть очень гибким, если с ним работает настоящий профессионал. Вы не получите ни пени на руки, всю сумму я перечислю на счет Башен под ваше имя. Гарри все устроит. А-аа, вот мы и пришли.

Мы остановились у ворот с электронным замком.

— Это самые крупные частные угодья в Зоограде. Двадцать гектаров, три пруда, лесной массив, зеленый лабиринт и даже искусственные горные цепи. Впечатляет?

Через отверстия в заборе я увидела двух пасущихся оленей и зебру.

— Зачем вы привели нас сюда? — спросила я.

— Хочу пригласить вас на охоту. Ну же, Игорь, составьте мне компанию.

— Я охочусь только на преступников.

— Охота — моя страсть с детства. Я испробовал все виды огнестрельного оружия, но настоящие острые ощущения, только когда делаешь все голыми руками, — он взмахнул лапой, выдвинув когти из подушечек. — Я долго выбирал идеального охотника и нашел, — он оскалил зубы. — Только полюбуйтесь, какой инструмент. Представьте, Игорь, вы преследуете жертву, загоняете в ловушку, кожей чувствуете ее страх, слышите, как захлебывается кровью ее сердце, впиваетесь зубами в шею, и наблюдаете, как жизнь утекает из нее вместе с горячей кровью. Это лучшие ощущения в жизни, ничего подобного вы не испытывали. После убийства обязательный ритуал — съесть теплое мясо жертвы, для вас мой повар приготовит его как пожелаете. Поучаствуйте в охоте со мной, умоляю. Выберете любое оружие и любую болванку, все легально, у меня есть все разрешения. И вас, Ариадна, приглашаю, уверяю, вам тоже понравится. Многие мои травоядные друзья, однажды попробовав, уже не могут остановиться.

— Благодарю, но я откажусь, — сказала я.

— Игорь, но вы же не откажете мне…

— В другой раз. Нам пора, господин Князев.

— Просто Захар, прошу.

— Мы должны поймать убийцу, пока он не совершил еще больше злодеяний, — сказала я.

— Ах да, я понимаю. Ужасная трагедия. Вы преуспеете, я не сомневаюсь.

Пока мы шли обратно, Князев настойчиво меня обнюхивал.

— Ох, какая прелесть, просто прелесть, представляю, какое нежное мясо на вкус. Я еще никогда не пробовал кенгуру. У вас случаем нет болванки на продажу? Я бы заплатил хорошие деньги.

— Я не развожу.

— Очень жаль. Теперь ваш аромат будет меня преследовать, — он рассмеялся. — Шутка.

Князев проводил нас до машины.

— Ко мне скоро приедет заместитель мэра, волк, наша совместная охота с ним всегда увлекательна. Игорь, приглашаю вас присоединиться.

— Хорошо. Я подумаю.

Мы сели в машину. Следующие полчаса, пока форд плелся в сторону центра по загруженному шоссе, мы молчали.

Солнце клонилось к закату.

— Что-то я проголодался, — сказал Волжанин.

Глава 6

Мясной ресторан «Мышечная охота» располагался через дорогу от травоядного ресторана «Листья перемен».

— Составишь мне компанию? — Волжанин кивнул на мясной. — У них и салаты подают.

— Я не голодна.

— Ты вообще ешь?

— Раз в день. Для кенгуру вполне достаточно.

— Тогда посидишь со мной. Пошли, это приказ.

Мне еще не приходилось бывать в мясном ресторане. Посетителей было много. Я заметила собаку и волка, грызущих говяжью ногу с двух сторон и одновременно следящих за конными бегами по телевизору. Леопард, полулежа, закинув лапу на лапу, медленно обсасывал замороженную тушку кролика. Под потолком два орла разделывали змею. В самом дальнем углу, сидя под тремя кондиционерами, поедал ведро рыбы белый медведь.

От количества и качества запахов у меня поехала голова. В дикой природе это стало бы для меня сигналом к бегству, но я, наоборот, шла в самое пекло. Боятся мне нечего — все альтервиды осознанные, и никто не посмеет меня тронуть.

— Владелец ресторана — олень, зовут Бэмби, — сказал Волжанин. — И, кстати, оленина здесь лучшая в городе. Говорят, для мэра Бэмби готовит ее лично.

Мы расположились в зоне для людей, где стояли удобные столики. Для людей — удобные, мне же пришлось отказаться от стула и сесть на хвост. Подошел, постукивая копытами, баран официант. На закрученных в полумесяцы рогах висело множество колец, звенящих при каждом движении.

— Приветствую вас, господа, в нашем ресторане высокой мясной кухни. Вы готовы сделать заказ?

Волжанин по второму кругу перелистывал меню, кривя лицом.

— Даже не знаю, я уже все пробовал.

— Возьмите блюдо дня, сегодня очень популярно у гостей. Бараньи ребрышки в соусе ткемали.

Напарник рассмеялся.

— Нет, мужик, они мне в горло не полезут, — он подумал немного. — Ладно, давай классику — стейк и картошку.

— Принято. А вам? — баран обратился ко мне.

— Воды.

— Интересно, а он предлагает ребрышки из собственных ягнят? — спросил Волжанин, когда официант ушел.

— Разведение болванок — законная процедура, — сказала я. — Для многих это единственный способ прокормить себя.

— Это же дети.

— Сознание не передается потомству. Так что это просто болванки.

— Я, наверное, слишком старомоден.

Мы помолчали.

У стойки бара запел пьяный попугай. Охрана вывела его на воздух проветриться.

— Птички совершенно не умеют отдыхать, — сказал Волжанин. — Вот бы ему в бар «Две ноги», там самое вкусное пиво и лучшие столы для бильярда. Ну а ты?

— Что я?

— Как ты отдыхаешь?

— В каком смысле?

— Ну, что ты делаешь вне работы?

Я пожала плечами.

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Почему вы спрашиваете?

— На «ты».

— Почему ты спрашиваешь?

— Это же нормально, когда напарники узнают друг друга поближе.

— Я удивлена.

— Чему?

— Что я тебе интересна.

— Ты мне жизнь спасла.

— Чуть не забыла.

— Так, как ты отдыхаешь?

Я задумалась, прогоняя в голове варианты. Выбирать особо не из чего.

— Иногда смотрю фильмы.

— Какие, например?

— Детективы.

— Так вот откуда лапы растут… Насмотрелась, как бравый четвероногий сыщик в бейсболке ловит бандитов, и решила, что сможешь так же.

— Мне не нравятся новые фильмы, где Холмса играет сенбернар, он использует нюх для раскрытия преступлений, никакой интриги. Я люблю старые, где его играл человек в кепке оленьего охотника. Он использовал дедуктивный метод и реальные криминалистические техники. Интересно и опыта набираешься.

— Значит, это снова часть работы. Я спрашивал про другое. Неужели, ты вообще не расслабляешься?

— У меня нет на это времени. Мне осталось всего несколько лет жизни.

— Ты же можешь снова в кого-нибудь вселиться, или как вы там это называете?

— Я больше не буду сыщиком. У меня только одна попытка.

— Тогда почему выбрала кенгуру, а не тех, кто живет дольше?

Я вздохнула. Это не очень приятные воспоминания.

Волжанин сверлил меня взглядом, и я поняла, что не отверчусь от ответа.

— Нужен был вид, способный себя обслуживать, иметь возможность перемещать предметы без посторонней помощи, стоять вертикально, быть определенного роста…

— И выполнить ряд физических упражнений, — добавил Волжанин. — Все это из вступительных условий в Полицейскую Академию.

— Они как бы случайно написаны только под людей.

— Как ты прошла по прямой линии?

— Я научилась двигать задние лапы по отдельности. Это сложно, я помогала себе хвостом. В правилах тогда не было ограничений по количеству конечностей. На следующий год их исправили. Якобы лишний отросток тела мешает сыщику вести скрытое наблюдение.

— И сколько ты тренировалась, чтобы научиться подтягиваться, метать мячи, стрелять?

Он указал взглядом на мои передние лапы. У Кенгуру это самое слабое место — они короткие, мышц в них вдвое меньше чем у человека.

— Три года.

— Серьезно?

Я кивнула.

— Почему не выбрала обезьяну?

— Они слишком дорого стоят.

— Ах да… Забыл, что, если не хочешь жить в грязи и жрать объедки, нужно платить. И вот ты прошла тесты, сколько потом училась?

— Еще три года.

— Получается тебе шесть лет.

— Технически десять. Болванке было четыре на момент подселения. Такая дешевле.

— Почему ты на это решилась?

Волжанину принесли обед. Выглядело блюдо аппетитно, хотя для кенгуру совершенно несъедобно.

— Я жду ответа. Ты же помнишь, мы напарники.

Я вздохнула.

— Со мной случился несчастный случай, я была парализована.

— А-аа, значит, ты была взрослой женщиной, растившей кучу детей, и вот ты запнулась, упала. Гипс. Кровать. Фильмы о Холмсе. Несите мне кенгуру…

— Мне было восемь лет.

У Волжанина изо рта выпал кусок мяса.

— Погоди… То есть, ты была ребенком. Тебе сейчас…, — он прервался, чтобы посчитать. — Четырнадцать лет?

— У альтервидов возраст определяется физиологией вида.

— Я знаю, — резко сказал он. — Ты понимаешь, о чем я.

— С даты моего первого рождения мне четырнадцать.

Он расхохотался.

— Многое становится понятно… И как родители отнеслись к твоему решению стать кенгуру?

— Поддержали.

— Вы что общаетесь до сих пор?

— Конечно. Они же мои родители. Они за меня очень переживают.

— Настолько, что согласились умертвить собственную дочь…, — сказал он, нервно пиля ножом кусок мяса.

— Я не умерла.

— Ты не та девочка, которая была их дочерью. Их дочь лежит в могиле. А вы все полуфабрикат, имитация!

Глаза у него расширились, как у льва в цеху в момент нападения.

Мы молчали несколько минут. Он пытался прожевать кусок стейка, но не сумел и выплюнул на тарелку.

— Не лезет, — он закрыл лицо руками, — Ладно, погорячился. Неправильно было так про тебя говорить.

— Ничего.

Он подобрал руки под себя, встал, перегнулся через стол и внимательно на меня посмотрел. А я поймала себя на мысли, что он симпатичный. Для человека.

— И ты так легко проглотишь мои оскорбления?

— Меня они не задевают.

— Я оскорбил твоих родителей.

— Это никак не повлияет на их жизнь.

— Я думал, ты всегда топишь за справедливость.

Я кивнула.

— Тогда почему это не относиться к тебе самой?

Я не ответила. Волжанин вернулся на стул.

— Ты до сих пор чувствуешь привязанность к родителям?

— Мы часто встречаемся, общаемся.

— Я о другом спросил. Ты их любишь?

— Я не думала об этом. Это неважно.

— Почему неважно? Очень важно.

— Я просто чувствую, что они родные, и мне этого достаточно.

— Ты помнишь себя маленькой, когда была еще человеком?

Я кивнула.

— Что именно? Расскажи.

— Помню, как мама водила меня в школу, как плела мне косы — у меня были длинные волосы. Мама была строгой, а папа добрым. Он научил меня играть в шахматы. Мама говорила, что эта игра не для девочек, а он отвечал, что она развивает ум, и для меня это будет полезно. Мы играли с ним каждый вечер. Он поддавался, но я настояла, чтобы он играл в полную силу. Только проигрывая, научишься играть хорошо. Мы играли после того, как я упала… Руки и ноги у меня не двигались, только немного шевелилась голова и веки. Он сделал высокий столик, поставил туда доску с фигурами, чтобы я могла видеть ее, и показывал буквы из полей и номера, я моргала — один раз — да, два — нет. Он двигал за меня фигурки. Так мы и играли. Он никогда больше не поддавался и, наверное, поэтому держался стойко. Мама сломалась, а он нет. «Чемпионы не плачут», — так он говорил. Однажды я все-таки победила, он так радовался, прыгал от счастья и кричал. Я не забуду ту победу. Папа никогда не плакал, даже когда мне сделали укол, и я последний раз видела его человеческими глазами. Он держал меня за руку, пока я не уснула, и когда проснулась, он тоже был рядом.

Глаза напарника налились влагой. Он вытер лицо ладонью, прокашлялся и продолжил обед, яростно набивая рот мясом.

— Могу задать вопрос? — спросила я спустя несколько минут. — Мы же напарники.

— Валяй.

— За что Хмелецкий так тебя не любит?

— А кто сказал, что он меня не любит? У нас с ним хорошие рабочие отношения.

— Ты сказал, что он приставил меня к тебе, только чтобы избавиться.

Напарник усмехнулся.

— Подслушивала, значит…

— Прыгала мимо.

Он вздохнул.

— Мы не сработались, когда были еще напарниками. По его мнению, я все делал неправильно, я ненадежный, непредсказуемый, слишком конфликтный. Он быстро пошел вверх по карьерной лестнице, я же остался там, где и был. Он считает, мне не место в полиции, и все эти годы пытается мне это доказать.

— Я не напрашивалась к тебе в напарники, и с Хмелецким ни о чем не договаривалась.

— Знаю.

— Думаешь, на этот раз у него получится?

— А это зависит от того, раскроем ли мы это дело, младший сержант Флотов.

Я кивнула.

— Могу я задать еще вопрос?

— Задавай.

— Та женщина и девочка на фото, это твоя семья?

— Да.

— Что с ними случилось?

— Их нет.

***

Я вернулась домой, чувствуя голод и сильную усталость.

Вместо холодильника, у меня имелась современная мини оранжерея, где выращивались модифицированные растения, специально подобранные для моего вида с повышенным содержанием полезных микроэлементов и белков. Если в дикой природе кенгуру необходимо жевать траву и листья в течение нескольких часов, чтобы насытиться, я управляюсь с блюдом за двадцать минут.