Бесплатный фрагмент - Знаменка

1

За ним бежало уродливое существо, покрытое то ли чешуей, то ли кожными наростами, взрывая под собой землю длинными и кривыми пальцами с толстыми когтями. Животное верещало, наставив свирепый взгляд шарообразных красных глаз прямо на него, будто выжигало душу, выворачивало внутренности одним лишь взором. Становилось не по себе, душно, тело коченело.

Он не мог бежать. Будто сцементированные, ноги вросли в землю. Он извивался всем туловищем и махал руками, думая вытянуть себя, как из болота, из охватившего его оцепенения.

Тварь всё приближалась. Он хотел закричать, раскрыл рот, но не услышал собственного голоса. Чувствовал, как напрягаются мышцы шеи, как крик, которого не было, рвет гортань. Он не сможет позвать на помощь.

Еще секунда — и существо кинется на него. Но этого не произошло. От тела чудовищного зверя отделилась голова, и, словно прицельно направленный в футбольные ворота мяч, на него полетела распахнутая пасть с узким черным языком между рядами острых зубов, над которыми увеличивались в размере два белесых шара жутких глаз с точками алых зрачков…

Он проснулся, резко распахнув веки, ворочаясь на подушке. Комната пульсировала, взгляд еще не привыкших к темноте глаз выискивал опасность, будто та из кошмарного сна перекочевала в реальность. Скоро очертания предметов стали четкими, усиленные обострением наблюдения. Сердце в груди ухало. Было как-то не по себе. Он будто задыхался. Неприятно, когда ночные видения настолько пугают.

Впервые за многие годы, как себя помнил, ему снилось подобное, нечто страшное, кошмарное.

Существо из сна было точно такое же. Подсознание, сохранившее образ одной из инопланетных тварей, ликвидированных весной в Ярославле, зачем-то воспроизвело его во сне. Хотя с того дня он не пытался нарочно воскрешать в памяти черты чудовищного иноземного зверя. Наоборот, всегда отгонял. Он что, сумасшедший, псих, чтобы притягивать к себе страхи от нечего делать?

Говорят, сон — это символическое, образное воспроизведение переживаний и впечатлений прошедших суток. Что же его так могло напугать днем?

Ах, да. Скорее, не напугать, но заставить поволноваться: пройдет ли он по выделенной квоте, которая досталась ему самым что ни на есть чудесным, сказочным образом. Это он узнает только завтра. Точнее уже сегодня.

Власов протянул руку к прикроватной тумбе, схватил телефон и сощурился от больно ударившей в глаза яркой экранной подсветки. Десять минут третьего. Еще целый вагон времени выспать оставшиеся для ночных сновидений часы и бодро проснуться в половине седьмого. Отложив телефон и развернувшись на другой бок, Власов закрыл глаза, настраиваясь на новый, как он надеялся, радостный сон.

Едва, как ему казалось, он закрыл глаза и начал погружаться в новое сновидение, над ухом завыла полицейская сирена — будильник, раздражающий, но зато уверенно поднимающий с постели. Капитан привычным жестом смахнул с экрана смартфона ревущие ноты «телоподъемника», как он называл утренний сигнал, призывающий просыпаться, и, скинув с себя одеяло, довольно бодро ушел в ванну. Проходя мимо аквариума, он увидел, что его проснувшиеся обитатели уже машут плавниками, гоняясь друг за другом между водорослями и искусственными пещерами, и беззвучно постучал пальцами по стеклу.

Полчаса на душ и бритье. Минуту, чтобы покормить рыб, и еще полминуты, чтобы решить, на этих ли выходных заменить аквариумный фильтр или можно подождать неделю. Следующую четверть часа отдать завтраку. Прожевывая отправленный в рот крупный кусок глазуньи с помидорами и колбасой, Власов настрочил сообщение: «С утречком! Проснулись?» и отложил телефон в сторону, потянувшись за заварочным чайником. Вскоре мобильник завибрировал, оповещая об ответном коротком письме. На заблокированном экране капитан увидел смайлики от Ксении и сообщение: «Так точно! Дети завтракают. Заскочишь сегодня?». «Не уверен, но ближе к вечеру посмотрю по занятости» — был его ответ. Однако и Зорьку с Павликом увидеть хочется, и с Ксюней вместе побыть — целых четыре дня не встречались, вечность! Конечно, он сделает всё, по крайней мере постарается, чтобы увидеть дорогие лица. Встреча с родными ему людьми вдохнула во Власова новые силы и прогнало волнение о предстоящем дне: на службе предстояли одни заботы, да еще и позвонить должны по поводу академии…

До ставшей уже родной Знаменки рукой подать: два переулка, один широкий и всегда шумный бульвар — и вот он уже двигается вдоль монументального здания к исторической усадьбе, занимаемой министерским военным управлением, где служит пятый год. Власов всегда оказывался в служебных кабинетах одним из первых и переодевался в униформу: из квартиры он, как и многие, выходил вполне обычным, ничем не отличающимся от других жителей столицы москвичом, одетым в куртку нараспашку и светлую бейсболку, а в управлении перевоплощался в служащего Минобороны, надевая повседневный защитный костюм и пряча уличную одежду в шкаф. Настают новые рабочие сутки, двери просторного кабинета открываются и закрываются: входят сослуживцы, звучат уставные приветствия, вбегают и тут же выбегают советники, носящиеся по этажам в поисках вечно занятых полковников и генералов. Каждое утро традиционно забегает генерал-майор Егор Семёныч, начальник управления, и, желая доброго дня, обязательно озвучивает какую-то новую, заранее приготовленную армейскую шутку: то ли выдуманную историю, то ли реально случившийся анекдот из жизни — правда и вымысел всегда ходят рядом, поди разберись, что генерал сказал на этот раз! Неизменно выглянет из своего кабинета рядом, через смежную дверь, подполковник Сезонов, подмигнув молодому служебному составу. С зарядом позитива в начале дня покончено — начинается череда рабочих вопросов: звонки, подписи на документах, совещания, обмен мнениями… И, кажется, согласно расписанию, сегодня тот самый день — день спортивных тренировок для подготовки к июльским внутриведомственным соревнованиям. Власов понял, что оставил спортивные кроссовки дома: он тренировался в составе футбольной команды и как раз на днях забрал свою потрепанную обувь на чистку, а вот принести обратно забыл. Ну ничего: дом в двух шагах буквально — удачное расположение квартиры прямо в центре, всего в семи минутах пешком от управления.

По одной улице высились два здания, будто вели между собой вечную игру, кто кого перестои́т: светлая могучая постройка советских времен, величавую громаду которой не удается скрыть рядам молодых елей, — либо особняк с белыми колоннами, ничуть не страшащийся монументального дома напротив, старше которого на две сотни лет. В стенах зданий, где когда-то витал дух Империи и Советов, стучат сотни каблуков и слышатся сотни голосов, шелестит несчетное количество бумаг — службы и управления Минобороны исполняют ведомственные задачи: советники и референты, секретари и руководители, специалисты и заместители, высшие и старшие офицеры реагируют на запросы иных структурных единиц, отправляются в командировки, визируют положения, утверждают планы. Знаменка всегда мобильна и оперативна, под стать вооруженным силам. Именно в одном из управленческих кабинетов в усадьбе генерала Апраксина сидевший за столом капитан Власов уже замыленным взглядом в третий раз вчитывался в проект разрабатываемого контракта, нервно перебирая пальцами ластик. Мысли были заняты не службой: он ждал звонка.

Мобильник заерзал по папке от вибрации. На экране высветился незнакомый номер. Вдруг это то, о чем он думает? Власов вскочил с места и, быстрым шагом удаляясь из кабинета, принял вызов, приложил телефон к уху:

— Алло, слушаю?

— Здравствуйте. Юрий Витальевич? — на том конце заговорил приятный низкий женский голос.

— Да, верно. — Власов, оказавшись в коридоре, отошел к окну, сосредоточенно глядя в подоконник.

— Главное управление кадров беспокоит.

Сердце волнительно забилось. Капитан переступил с ноги на ногу.

— Поданная вами конкурсная заявка успешно рассмотрена. За вами забронирована министерская квота на обучение. Поздравляю.

— Спасибо! Приятно слышать.

С плеч будто гора железной руды свалилась. Он это сделал! Обошел офицеров министерских департаментов, управлений, отделов и служб! Место досталось ему, капитану Власову.

— Необходимо в ближайшее время подъехать для заполнения некоторых документов. Может, сегодня получится?

— Да хоть сейчас. Скажите, куда, кого спросить?

Девушка назвала адрес проезда и кабинет.

Власов еще раз поблагодарил и отключил вызов. Радостно потряс кулаками, глядя в окно на солнечную Москву. Он может гордиться собой: конкурс в нынешнем году оказался огромен, а самое удивительное и потому подчеркивающее значимость его победы в этом, казалось, обычном состязании было то, что все образовательные квоты академии, куда капитан стремился попасть, министерство отдало личному составу вооруженных сил и только десяток мест — командно-штабному корпусу. Именно он, Власов, и получил одно из них. В этот раз мало кто горел желанием получить дополнительное образование, но всё же нашлись сослуживцы с Фрунзенской набережной, той же Знаменки, решивших попробовать свои силы в объявленном конкурсе и благодаря академической программе продвинуться на службе на ступень выше. И капитан многих из них опередил, обогнал, завоевал лавровый венец.

Отпрашиваясь у Фамилина, объяснив суть срочного и почти безотлагательного отлучения, будто кто-то мог за короткое время вырвать у него вакантное место, Власов в приподнятом настроении и с подъятым духом направился в сторону Боровицкого метро. Стоя в вагоне и держась за поручень, придерживая портфель, капитан от нечего делать водил глазами по изученной сотни раз карте станций под потолком. Он как ребенок фантазировал о будущем обучении, будто это было чем-то невероятным. Хотя может и так: первый опыт зачисления в настоящую высшую военную академию, не просто военную кафедру гражданского вуза.

Поезд остановился на нужной станции, Власов пропустил из вагона вперед себя группку девушек-студенток и вышел из подземки в солнечное утро. Гигантская многоэтажка бросала тень, не дарившую, однако, прохладу в столь погожий час. Капитан обогнул дом и направился вдоль по короткому проезду в сторону четырехэтажного здания кадрового управления. На проходной у ворот он столкнулся с майором, шедшим со стороны двора сталинского дома. Пропустив его перед собой, предъявив на входе удостоверение, Власов оказался в управлении.

Вдоль коридора близ кадрового кабинета толпился десяток военнослужащих. Когда капитан приблизился к ним, из-за двери кабинета показался худощавый полковник, выравнивая в папке-уголке документы, а вслед за ним в кабинет скользнул майор ВКС. Сразу нескольким офицерам гарнизона и министерских департаментов понадобилось именно в один час наведаться в кадры — кому за справкой, кому за заверенной копией, кому за подписанными оригиналами. Прием велся в порядке живой очереди, а, как обратил внимание Власову стоящий перед ним подполковник из Третьего дома, очередь движется не так быстро, как хотелось бы. Капитан разговорился с ним, а через долгих четверть часа вместе с очередным военным из кабинета вышла специалист кадров, обратив на себя внимание вопросом: кто из присутствующих явился за документами по поводу обучения в академии. Обозначили себя четверо, в том числе Власов. Он оценивающе посмотрел на возможных будущих сокурсников: два серьезных майора и один капитан. Сказали подождать еще, документы почти готовы к выдаче. «В чем извечный смысл: соглашаться на выдачу бумаг сей же час, когда те еще не до конца готовы?», в мыслях поворчал Власов и вздохнул, взглянув на наручные часы. Ладно, может не такое большое и серьезное опоздание ему проститься. Он надеялся выскочить из кадров раньше подполковника с Фрунзенской.

Прошла еще четверть часа. В кабинет быстрой походкой устремился генерал, и с его приходом дела словно бы пошли быстрее, будто он придал ускорение работе: ожидающие своей очереди военнослужащие заходили из кабинета и выходили из него чаще, получая заветные документы и долго за дверьми не задерживаясь. Из-за дверей выглянул кадровый специалист, держа в руках тонкую папку с бумагами, и, посмотрев на оставшихся офицеров, назвал фамилию одного из квотированных в академию. Майор последовал за служащим в кабинет и вышел оттуда менее чем через минуту. По довольному лицу было ясно, что он оформил свой комплект бумаг для поступления, и документы одобрили. Вскоре был приглашен другой майор, а через некоторое время и капитан. Все выходили с врученными им документами. Уже вошел в кабинет стоявший перед офицером с Фрунзенской капитан, как в коридор выбежал всё тот же кадровик и громко спросил:

— Капитан Власов? За документами для академии?

— Здесь! Так точно! — Власов проскочил вперед.

— Пройдемте.

Специалист пригласил его за собой и подвел к дальнему в кабинете столу. Из лежавшей на столе незастегнутой папки он вынул четыре экземпляра документов и подал Власову для подписи. Тот черкнул свою незатейливую закорючку на каждой странице.

— Эти вам, — кадровик протянул ему два экземпляра, — это нам, — и убрал оставшуюся пару обратно в папку. — Остальные документы от вас уже в академии, а эти нужно занести. Еще в августе с вами свяжутся для окончательного подтверждения.

— Понял. Спасибо. — Власов кивнул и вышел в коридор.

— Ну что, Знаменка? Поздравить тебя можно? — позвал его подполковник из очереди.

— Да. Принимают, — капитан остановился, убирая листы в сумку.

— Ну, успехов, товарищ инженер!

— Спасибо!

Офицеры распрощались, Власов быстрым шагом направился к выходу.

— Разрешите, ВалерИгорич? — стучась и приоткрыв дверь, спросил Власов.

— Да, проходи, Юр, — кивнул подполковник, сидя за рабочим столом. Он проглядывал какие-то печатные листы с таблицами. Власов закрыл за собой дверь и прошел к смежному с рабочим столу, сел на ближайший к Сезонову стул.

— Дело есть, товарищ главный, — сообщил он вполголоса, сложив руки на столе в замок.

— Говори. Большое, маленькое? — Сезонов отложил бумаги в сторону и взглянул на капитана.

— Как сами решите. Мне нужна рекомендация.

— Куда? Ты увольняться собрался или переходить? — Сезонов удивленно дернул бровью.

— Нет. Для военной академии, я поступаю на дополнительное.

— И молчал об этом! — подполковник вскинул ладонь. — Ну поздравляю, Юр! Рад! Берут?

— Да, внесли в список. — Власов коротко улыбнулся.

— Молодец!

— Спасибо. Там в общем для личной карточки нужна характеристика.

— Так не Фамилин разве тебе ее должен написать? — Сезонов поменял позу.

— Он написал. А дополнительно, от вас. ЧГП это одно, а вы — другое.

«ЧГП», в переводе означая «через-головное подчинение», в простонародье сотрудников отдела именовался генерал Фамилин. С легкой руки майора Чиркова, впервые употребившего это выражение, оно принялось в обиход и о нем знал весь отдел, даже Сезонов, кроме самого начальствующего генерала. «Головой» отдела был подполковник, а «через-головой» — Фамилин.

— У тебя ведь и так уже полный комплект чего только можно, — уверенно сказал Сезонов, глядя на Власова.

— Ну а вы-то!

— Что я-то?

— Про внеслужебное время напишите. Егор Семёныч только профессиональные таланты отразил.

— Ладно.

— До завтра.

— До завтра?

— Это правда срочно, — молитвенно произнес Власов.

— Ну что ж, не проблема, товарищ капитан. Будет вам сказочная опись ваших личностных талантов.

— Эх, если можно было написать о той ярославской схватке… — вздохнул Власов, взглянув на подполковника.

— То я бы ее не стал упоминать, — тихо, но жестко произнес Сезонов.

— Да?

— Конечно. Опасная история. Подумай, чем она могла закончиться, если бы судьба распорядилась иначе.

Подняв глаза на Власова и встретив его пронизывающий взгляд, Сезонов разом понял, что капитан подумал о трагическом альтернативном исходе: что он, подполковник, не выжил. Власов, внутренне ощутивший, что Сезонов угадал его мысли, отвел глаза и потупился:

— Простите, товарищ подполковник.

— Да за что… В общем, будет тебе желаемое. Хорошего бойца надо поощрять хорошими словами.

— Премировать надо.

— Это не ко мне, это к Фамилину, — усмехнулся подполковник.

— Разрешите идти, товарищ главный?

— Разрешаю.

— А разрешите… еще вопрос? — вставший было капитан вновь начал приседать на стул, не спуская глаз с Сезонова.

— Задавай.

Капитан покосился на закрытую дверь кабинета, придвинулся к Сезонову и, облокотившись о стол, нагнулся ближе к подполковнику. Тот тоже чуть склонил голову в сторону подчиненного.

— Что-то известно о судебном процессе над ярославскими? — вопросительно шепнул Власов.

Сезонов некоторое время помолчал, аккуратно подбирая слова, качнул головой.

— Знаю от Фамилина, что это закрытые данные, которым придали статус непубличности даже внутри вооруженных сил. Об этом суде не выносят информацию на все гарнизоны, тем более всю страну. Мне известно только, что подозреваемых как минимум девять.

— И среди них — Багров, — утвердительно произнес Власов, глядя куда-то вперед себя.

— Один из, — согласно кивнул Сезонов. — Юра, нам несказанно, неописуемо повезло, что Фамилин… заступился за нас. Поэтому чем меньше мы будем об этом говорить и вспоминать, тем лучше, для всех.

— Так точно, Командор, — произнес Власов, посмотрев на свои руки. — Ладно, товарищ подполковник. Служба ждет.

Власов поднялся и, встретив на выходе добродушный кивок Сезонова, покинул кабинет.

На футбольную тренировку, организованную по доброй традиции на стадионе спортивной школы, Власов опоздал: после службы возвращался в квартиру за кроссовками. Тренер-инструктор, самовлюбленного вида каланча, выговорил ему целую тираду об опоздании перед важной товарищеской встречей, которая уже не за горами, а товарищ Власов подводит спортивно-организационный дух команды. Капитану показалось, что помимо двух непосредственных начальников на Знаменке у него появился третий — на стадионе. Вступать в перепалку Власов не мог и не хотел: вот еще — отнимать время от игры, выказывать непрофессионализм, тем более капитан себя знал, что рано или поздно, если занервничает, пойдет на человека с кулаками. Несмотря на довольно сдержанный характер, когда его чаша терпения переполняется, несладко становится всем, кто и случайно, и намеренно попадает под его горячую руку. Поэтому подбирать игровое амплуа Власову было непросто: нападающий? — взрывным, раскочегаренным характером, на эмоциональном подъеме снесет всех соперников и раньше времени заработает желтую карточку; полузащитник? — неуемной энергии в нем гораздо больше, чем мыслительной логики, да и маневры с мячом не идеальные; защитник? — в пылу игры обработает не мяч, а соперника, свалив его с ног ушибом голени. По итогу поставили на роль последнего, с чем он довольно четко и правильно справлялся.

На другой половине поля тренировались военные двух войсковых частей. Футбольную площадку Знаменке уступил Третий дом: именно с его сборной должна играть команда Власова. «Ничего, ничего: дважды их побеждали, и в этот раз тоже „Набережная“ окажется в проигрыше», без ехидства думал капитан, настраиваясь на плодотворное занятие, разминая ноги. Настроение было приподнятое, даже откуда-то появились силы. Наверное, от новостей из академии.

От Знаменки до академии оказалось удобно ездить на автобусе без пересадок. Власов остановился на крыльце возле центральных дверей, пытаясь застегнуть заевшую застежку-молнию сумки. Вытянутое почти по всему кварталу, могучее здание учебного заведения, напоминая о великой истории военных побед, смотрело на просторный прогулочный сквер. Почему бы по нему не пройтись? Всё равно он встречается со своими еще через четверть часа.

Капитан успел приехать перед самым закрытием отдела кадров сразу после службы, протянув последнему, готовящемуся к уходу с рабочего места специалисту файл с подписанной Сезоновым рекомендацией и выданным днем договором. Советник, поставив галочку в табличном списке, наклеенном на папку с его, капитана, фамилией, сообщил, что тот сдал запрашиваемые документы и может не беспокоиться до начала старта курса. Власов со спокойной душой, направляясь на выход, прошелся по прохладным коридорам, изучая внутреннее пространство академии.

Застежка наконец взвизгнула, сдаваясь, и капитан перекинул через плечо ремень сумки, оглядываясь на позолоченные буквы с названием академии над главным входом. Отчего-то вспомнились военнослужащие из здания напротив на той же Знаменке, но которых как минимум весь отдел Апраксиного дома прозывал «арбатскими» в силу нахождения с ними в непосредственной близости одноименной метростанции. Власов знал, что несколько старших, чем он, по званию толковых офицеров оттуда пробовались пробиться в списки по выделенным в академию квотам. Получив место, он, капитан, тем самым доказал, что ли, что круче. Ой, ну будто в школе, право слово: какие-то надуманные соревнования и глупое, детское желание быть первым! Он всё-таки военный офицер или кто? Парнишка, желающий напустить на себя важность, что обогнал старших и более опытных дядь? Юра, тебе четвертый десяток, хорош ребячиться.

— Мы — один, «арбатские» — ноль, — довольно хмыкнул капитан, улыбаясь как довольный кот, которому по недосмотру хозяев перепало оставленное на столе целое блюдо свежайших жирных сливок.

Мелодия мобильника сообщила о входящем вызове.

— Да? — Власов приложил телефон к уху, перебегая дорогу на сторону сквера, оглядываясь по сторонам.

— Юр, чуть опоздаем, только сейчас в метро зашли, — сказала Ксения.