Бесплатный фрагмент - Злые времена

Злые времена

«Блин, да чего ж опять такой кипяток?!» — я сцепил зубы, и невольно отпустил педаль душа. Кипяток тут же прекратился, и я, ругнувшись, нажал снова. М-мать, горячо-то как!

Шахтовая мойка это вам не шутки. Здоровенная комната, где из пола торчат гнутые ржавые трубы с насадками-лейками на концах. В полу такие же ржавые педали. Наступил — вода льется, убрал ногу — нет воды. Регулировка горячая — холодная? Ага, щас. Нет такой роскоши в нашей мойке, такое только для белых касок, то есть для начальников. А мы и так не обломимся.

Намылил голову и принялся ожесточенно драть тело грубой мочалкой, отмывая и отскребая угольную пыль. За восемь часов смены она проникает в кожу так глубоко, что отдирать приходится с мясом. А уж у взрывника с пылью особые отношения… Ну ничего, мы привычные. Тааак, намыленными пальцами в глаза, пыли и там целый склад, отчего у шахтеров глаза будто подведенные. Помнится, бывали эксцессы, когда в нашем городишке появились заезжие и первым делом спросили у одного из мужиков, чего это он накрашенный ходит. Били их долго и со вкусом.

А кипяток из лейки такой крутой, что шкура скоро пластами слезать начнет. Рядом так же ругался сквозь зубы Михалыч, старый ГРОЗ (горнорабочий очистного забоя), кряжистый, с коротким ежиком седых волос и татуировкой в виде плавающей в бочке русалки, жарко обнимавшей сидящего на краю этой самой бочки лихого моряка. Михалыч пятнадцать календарей во флоте отслужил. Густой пар клубами поднимался в мойке, и свет из больших окон едва пробивался сквозь него. Отпустив педаль, я постоял немного, остывая и давая телу отдохнуть. Ну… Наступил на педаль и… ничего. Ни капли воды. Мужики в мойке загомонили, Михалыч повернулся ко мне и спросил, отплевываясь:

— Че это они воду нам отрубили, а? Совсем краев не видят? Сань, че молчишь-то?

Голос у него был низкий и хриплый, прокуренный.

Я хмыкнул:

— Мне-то откуда знать? Щас вон Петруха сгоняет до прачки, спросит, да, Петрух?

Петруха, молодой помощник ГРОЗа, сорвался с места. Так и должно быть, кто молодой, тот и бегает. Михалыч нажал на педаль в надежде, что вода все же пойдет.

Через пару минут вернулся Петруха, сказал, вытаращив на нас свои и так навыкате глаза:

— Щас дадут, чего-то там у них… — и махнул рукой, отчаявшись объяснить.

В мойке было ощутимо холодно. Кафельные пол и стены, здоровенные окна, совсем не пластиковые, из которых ощутимо сквозняком. А на улице меж тем Крещение, так что с погодой сами понимаете. Я начал замерзать, хотелось уже кипяточку, того самого, на который только что безбожно ругался. Не зря говорят: хочешь сделать человеку хорошо, сделай ему плохо, а потом еще хуже. Чего они там тянут кота за разные подробности? Хотелось курить, но еще больше хотелось помыться и одеться. Ну и спать хотелось, куда без этого. Смена-то была ночная, самая долгая. Наконец из лейки ливанула вода… блин, ледяная! Да е-мае! Я подождал чуть, в наивной надежде, что вода сольется и следом хлынет долгожданный кипяток. Ну или хотя бы чуть потеплее. Не дождался. Мыло засохло на коже, и пришлось мылиться еще раз…

В раздевалке висел густой портяночный дух, но было тепло. Я присел на отполированную тысячами сидевших тут шахтеров деревянную лавку, прислонился спиной к холодной стене, окрашенной до половины синей краской, прикрыл глаза.

— Сань! Кончай ночевать, домой пора — кто-то толкнул меня в плечо. Я открыл глаза. Мда, задремал, устал сегодня. Набегался по ходкам со сверлом да взрывчаткой. А то сверло худо-бедно тридцать кило, да взрывчатка, да машинка, да топор, да тормозок… да мало ли на себе шахтер таскает? Я поднялся, открыл свой шкафчик и принялся одеваться.

На улице мороз такой, что дыхание перехватывает, а птицы сидят, нахохлившись, и стараются не шевелиться лишний раз. Мужики торопливо раскуривают сигареты, прикрываясь ладонями от ветра, перед комбинатом стоит вахтовка — некоторым до дома далеко добираться. Мне в этом смысле проще, до дома метров пятьсот всего.

Я с наслаждением затянулся, выдохнул дым в морозный воздух. Как же хорошо покурить-то! В шахте курить дураков нет. Хотя есть конечно, но мы их быстро лечим. Сигарета как-то быстро докурилась, и я потянул из пачки следующую. Эти сигареты производит табачная фабрика в соседнем городе. Было время, когда мы вывозили их с этой фабрики большими рулонами, по три десятка метров каждый. Отстригаешь сколько тебе надо, и кури хоть до позеленения. Хорошей валютой были эти сигареты. Я как-то мешок муки и полный оковалок масла выменял на один рулон, то-то радости было. Прикурил вторую, затянулся глубоко, так, что даже голова закружилась немного. Хорошо. Сейчас вот покурю и домой пойду. Терпеть не могу на ходу курить. А зябко, однако! Ноги в теплых ботах на толстой подошве начали подмерзать, да и уши под вязаной шапочкой тоже. Я в три затяжки вытянул остаток сигареты, щелчком отправил окурок в урну и скорым шагом направился домой, подняв воротник и засунув руки поглубже в карманы.

Живу я в старом трехэтажном доме сталинской постройки. Иной раз как подумаешь… Дом построили в прошлом веке, восемьдесят лет уже стоит. Это ж как надо было строить. Но стоит ведь. Стены метровой толщины и потолки за три метра, высокие светлые окна и простенки из плах, обшитых дранкой и наспех замазанных штукатуркой. В подвале — угольные стайки, под окнами — капитальные гаражи и погреба. Гаражи устроены очень бестолково. Стоят они в ряд, стена к стене, что, в общем-то, стандартно для гаражных кооперативов. Но вот задние стенки гаражей упираются в небольшой холм, и весной по ним всегда стекает вода. Поэтому мне пришлось озаботиться нормальной гидроизоляцией. За гаражами тоже расположены погреба, в которых хранят свои припасы жильцы из соседних домов. Мой погреб прямо под моими окнами. В нем лишь картошка да морковь, разносолов никаких нет, некому крутить. Живности дома тоже никакой не держу. Был котейка, да помер от старости. А нового заводить не стал, все время на работе, а ему тут одному сидеть… Квартира у меня стандартная, двушка со смежными комнатами, расположена на втором этаже. За окнами рябина, черемуха да сирень. И каждую весну мой дом заполняли их чудные запахи, а летом они спасали меня от жаркого солнца. Очень я любил летом проснуться рано-рано и следить за тем, как тени от ветвей гуляют по стенам…

В кухне раньше была большая угольная печь, но я ее сломал и сложил камин. Тоже угольный, благо тяга позволяла спокойно топить и углем. Вместо каминной полки я устроил толстую чугунную плиту, на которой замечательно готовил себе еду, не расходуя понапрасну электричество. Тепла камин давал столько же, но какое удовольствие было сидеть вечером перед камином и курить, попивая кофе и читая любимую книгу. За стеной кухни, как раз у камина, стояла моя кровать. Так что даже когда зимой отключали отопление, я особо не переживал. Пара ведер угля всегда стояла дома, да и в стайке у меня было тонн пять, не меньше.

Скрипнул ключ в замочной скважине, дверь открылась, и я вошел в темную пустую квартиру. И сразу ощутил, что в доме холодно. Разулся и прошел в комнату, потрогал радиатор — еле теплый. Да и форточка приоткрыта. Она у меня круглый год приоткрыта, не могу дышать спертым воздухом. Хотя воздух в нашем городе свежим не назвать, от висящей в небе сажи и угольной пыли снег падал на землю уже серым, и через короткое время чернел окончательно. Но все равно я открывал форточку, о чем сейчас немного пожалел. Ну ничего, сейчас камин раскочегарю, и станет мне хорошо.

Через десять минут камин ровно гудел, нагоняя тепло в дом, а я взялся за готовку. Можно было бы, конечно, вчера приготовить на сегодня, но я с детства не могу есть разогретую еду. И если есть возможность, лучше немного подожду, но поем свежего. Поставил на плиту сковороду, настрогал в нее сала и взялся за картошку. Пока чистил да резал картошку, сало растопилось. Забросил лук, а через небольшое время и тонко нарезанную бульбу. Достал из холодильника баночку ядреной самодельной горчицы на огуречном рассоле и хренодер, из морозилки соленое сало, выставил все на стол. Сальце было как я люблю — с прожилками, рассольное. Я невольно сглотнул слюну и, чтобы не терзать себя излишне, пошел в комнату проверить, потеплело ли там.

За ужином я раздумывал над тем, чем же заниматься завтра. Точнее, не так. Чем заниматься в первую очередь? Завтра выходной, но он всего один, а дел вагон и еще тележка. Для начала нужно пополнить запас патронов, недавно я купил себе «Тигр СВД» калибра 7.62, да и к гладкому МЦ 2112 тоже нужно прикупить. Я вообще люблю оружие, и запас патронов пополняю регулярно. На охоту езжу нерегулярно, а вот запас… Ну запасливый я, что поделаешь. Дальше обещал помочь с ремонтом снегохода Ваньке, моему другу. Мы со школы вместе и даже похожи чем-то. Потом надо до Вовки доехать, бригадира нашего, он мясо для меня приготовил. Подворье у него большое, и мясо и прочие вкусности я теперь у него беру, вроде сметаны да творога. А недавно он еще и сыр варить наловчился, так теперь и сыр у него беру, козий. Потом погреб надо откопать, снегом его основательно завалило, а картошка закончилась, вот как раз сейчас последнюю доедаю. В стайку за углем сходить тоже бы нужно, и кормушку птичью поправить. Я ее вообще-то для синичек с воробьями ладил, но отчего-то ее полюбили голуби, и регулярно сворачивали. Соседка, баба Маша, просила зайти, кран потек у нее, а живет она одна, сын далеко, не помогает. Вот и думай, как все успеть.

Ужинал с большим аппетитом. Сало с горчичкой, горячая, до хруста зажаренная картошка, домашний хлеб (все от того же Вовки) и крепкий сладкий чай. Поел и уселся перед камином с сигаретой в зубах. Хорошо… Усталость накатила волной, размягчая кости. Я смотрел на рдеющие в камине угли и ни о чем не думал. Завтра утром и стану решать, куда в первую очередь…

…Др-р-и-иииинь! Д-р-р-рииииинь!

Телефонный звонок разорвал утро на части, заставив меня ошалело подскочить в кровати. Глянул на часы — семь утра. Кому не спится-то? Протянул руку к трубке (она стоит на тумбочке у изголовья), тиснул кнопку:

— Алло… — голос спросонья хриплый.

— Саня, это я — произнес в ухо смутно знакомый мужской голос.

— Кто — я? — я не проснулся окончательно и соображал туго.

Голос в трубке жизнерадостно заржал:

— Ну ты даешь, брат! Я же это, блин!

Я заорал в трубку:

— Леха! Брат! Ты вернулся!

Сон как рукой сняло, я включил телефон на громкую, вскочил и принялся одеваться, параллельно разговаривая с братом:

— Ты когда прилетел? Где сейчас? Чего не предупредил?

Леха снова заржал:

— Ну ты не меняешься, брат. Как был балаболкой, так и остался. Не части!

Я хмыкнул:

— Ну не части так не части, сам до города добираться будешь.

Леха сказал согласно:

— А как же, буду конечно. Вот счас из машины выйду и доберусь до тебя. Чайник ставь, тетеря — и отключился.

Я бегом рванул на кухню, подкинул угля, бросил на плиту чайник и пошел умываться. У Лехи слово с делом обычно не расходится. Сказал, что уже рядом, значит, сейчас в дверь постучит. И точно, только я почистил зубы, как в дверь уверенно забарабанили. Я отпер дверь. На пороге стоял мой брат.

Здоровенный медведь, шириной плеч ровно в двери. Ростом, правда, он не шибко меня выше, но здоровый, как бульдозер. Так его в городе и звали — Леха Бульдозер. Прикатать он мог любого, быстро и без затей, но был добрым и на конфликты шел неохотно, в отличие от меня. Зато уж если его разозлить, душно становилось всем — и правым, и виноватым. Мы обнялись. Он легко приподнял меня над землей и так сдавил, что ребра хрустнули громче обычного. Поставил меня на место, отстранил, разглядывая:

— А ты ничего, мужаешь.

— Пойдем, чайник вон уже крышкой брякает.

И точно, с кухни доносилось звонкое блямканье крышки чайника. Я по старинке любил железный чайник на печке греть, ну теперь-то на камине, понятное дело.

Брат бросил на пол объемистую сумку, разулся, скинул куртку и пошел следом за мной на кухню.

Уселся у камина в мое кресло, откинулся, закурил.

— Ты все бобылем, братик? Хоть бы бабу какую приютил что ли… — завел он свою шарманку.

— Да отстань ты с бабами своими! Далась тебе моя половая неприкосновенность.

Брат жалобно протянул:

— Ну может хоть кошку какую?

— Блин… — я протянул ему кружку с чаем.

— Ну или крысу. Или хомяка…. Слушай! — глаза его загорелись какой-то идеей — а давай я тебе ферму муравьиную подарю? А чего? Ухаживать за ними не надо, а все живая душа в доме. Точнее, пара сотен душ — он заржал, едва не выплеснув чай себе на колени.

— Все бы ржать тебе — проворчал я, наливая чай и себе.

Брат посерьезнел вдруг:

— Слушай, Сань. И не говори, что не слышал. На нас надвигается большая задница.

Я вскинулся удивленно:

— На кого это на нас?

— На всех нас — он неопределенно махнул рукой — на всех.

Я промолчал, глядя на него исподлобья. Его место службы предполагает доступ к разной информации, и к преувеличениям он никогда склонен не был, очень трезво всегда все оценивает.

Брат помолчал и продолжил:

— Ты же знаешь, откуда я вернулся? Так вот там у них идет бешеная мобилизация всех и вся. И у нас тоже. Ты телек смотришь вообще?

Я отмахнулся:

— Иди глянь на него, он пылью зарос. Некогда мне его смотреть, брат. Да и чего там увидеть-то можно? Что все у нас хорошо, а вокруг враги?

Брат чрезвычайно серьезно ответил:

— Вот именно, Саня. Кругом враги. И главный из них готовится долбануть по нам ядреными ракетами. И это не шутка нихрена, скажу я тебе. Там — он ткнул указательным пальцем в потолок — такая суета идет, ты себе не представляешь. Они архивы жгут. Часть вывозят, но часть — жгут. И семьи свои вывозят куда-то на Урал и к нам сюда, в Горный Алтай. И это страшно. Все войска по секретке подняли в полную боевую, ракетчики усиление получили из наших.

— Слушай, ну сюда-то им нафига ракетами долбить? Тут кроме шахт и заводов нет ничего.

— Уверен? — многозначительно спросил Леха.

— А что, есть что-то этакое, да? Да все бы знали…

— Так все и знают. Ты про Завод забыл что ли?

Ну да, Завод. Завод имени Черных, на котором производили взрывчатку для горных работ.

— Там ведь не только аммонит с угленитом делают. Есть там секретка.

Я слушал брата и не мог поверить в то, что он правду говорит. Но он явно не шутил.

— И чего делать?

— Готовиться, брат. Я ведь сюда тоже не просто так приехал.

— Лех, ты ведь понимаешь, что если это не шутка, то смысла готовиться никакого нет. Если к нам сюда бомба ядерная упадет, всему хана придет. И всем. Да блин, даже и не ядерная — хорошего не будет.

Леха хитро посмотрел на меня:

— Э нет, брат, шалишь. Ракете сюда долететь не так и просто — мы ж в самой серединке считай! Вокруг ПВО столько, что мама не горюй. Но вот если все же долетит, то много чего уцелеет…

— А радиация?! Это ж… это ж… да хрен тут кто выживет!

— А шахты? В Москве вон народ в метро ховаться будет, а у нас за неимением метро остаются шахты… — он задумчиво покрутил в воздухе сигаретой и отхлебнул чаю. Посмотрел на меня долгим взглядом и сказал, показывая взглядом на кружку:

— Например, чай.

Я посмотрел на него недоуменно:

— Что — например, чай?

— Например, чай будет в диком дефиците. Как и сигареты, и еще куча всего того, что в обычной жизни можно купить в магазине. Ничего этого не будет, понимаешь?

Я медленно кивнул:

— Понимаю. И патроны, и оружие, и еда, и топливо… е-мае…

Брат назидательно поднял палец вверх:

— Вот именно. Так что готовиться — это, во-первых, создать запас для себя, а во-вторых, наметить, где его пополнять для себя и других в случае чего. Ну и обеспечить себе возможность этого пополнения.

Я поднялся:

— Все это надо обдумать. Как-то не верится, понимаешь? Как-то это все слишком… — я замолчал, подбирая слово.

— Невероятно?

— Нет, страшно и… и реально.

Брат кивнул согласно, повел могучими плечами:

— Давай позавтракаем что ли? А там и думать будем. Кстати, у тебя денег много?

— Да не то чтобы очень. Я ж тут себе подарок сделал, нарезной…

— Как же, как же, знаем. ТИГР СВД, 7.62*39 и 500 патронов к нему.

Ну да, ему ли не знать.

— Ну ничего, у меня есть.

— А ты к чему про деньги? — перебил я Леху.

Он посмотрел на меня как на умалишенного:

— Ты реально думаешь, что деньги будут после? — он выделил слово «после» голосом — Нет, правда?

Я нахмурился:

— Можно, конечно, над этим посмеяться, потратить все деньги, закупиться разным, а потом? Если вдруг ничего не случится? С протянутой рукой ходить?

— Ой, да брось ты, с протянутой рукой. Во-первых, у тебя все будет. Во-вторых, через месяц снова зарплату получишь, если вдруг все же ничего не случится. В-третьих, у тебя оружие есть, отожмешь у кого-нибудь — и он снова заржал.

…Позавтракали быстро и направились в банк, обналичивать карточки. Брат приехал на боевом «сто пятом», на мощных кусачих колесах. По внешнему виду было понятно, что машина заточена под дикий экстрим.

— Ого, неслабый агрегат! Где урвал? — я пнул машину по гулко загудевшему колесу.

— Из нашего гаража. Там такие специально готовят на случай всякого разного, да. А мне по штату положено — он горделиво выпятил грудь и подбоченился.

— Поехали уже, мастер пантомимы — я ткнул его кулаком в бок.

До конца дня носились по городу как угорелые, забивая багажник и салон всем, чем только можно. Сигареты, чай, крупы, сахар, лапша, тушенка, консервы, леденцы, фильтры для воды, мука, мыльно-рыльные… Заехали и в оружейный, немало удивив знакомого продавца объемом закупки. Но показанные братом «корочки» сгладили шероховатости, и боеприпаса мы накупили более чем. Брали дробь, картечь и пули, порох и гильзы. Когда я вознамерился было прикупить пару ножей, брат покачал головой и шепнул на ухо:

— Этого добра навалом.

Помимо оружия прикупили несколько пар прочных зимних и летних ботинок на армированной подошве, несколько комплектов натовского камуфляжа (очень уж он удобный), рации (болталки, как их брат назвал) с автомобильной станцией, фонарики, батарейки, теплые охотничьи костюмы, несколько «горок».

Гора имущества и продуктов в комнате все росла, и когда мы ввалились в квартиру с последними покупками, брат сказал:

— Уф! Ну вроде все на сегодня. Теперь надо думать, куда мы все это убирать будем. Подальше убрать, чтобы поближе достать — он подмигнул мне.

— Думай. А я завтра на работу во вторую иду. Хотя чего тут думать — погреб под окном. Всю еду туда, благо он сухой, сам ведь кирпичом выкладывал…

— А стволы с патронами?

— А их в подвал, брат.

— Если бомба ухнет, дом сдует, точно говорю. И мы тогда хрен докопаемся до припаса.

— Ну ты даешь. Ты разве не помнишь, что у нас под домом бомбоубежище? А это значит что?

— Что такая возможность предусмотрена при строительстве — ответил Леха и разулыбался. — Слушай, так нам тогда и шахта нафиг не нужна. Давай все в убежище приберем да там и обоснуемся в случае кирдыка?

— Ну а я о чем? Вот пока я буду на работе, ты сходи к бабе Маше и кран ей почини. Заодно ключ от убежища возьми, она все же старшая по дому.

…Когда я пришел с работы, по квартире витал невероятный запах — Леха готовил свой фирменный плов. Рот мой наполнился слюной, ноги сами понесли на кухню. Леха вышел навстречу, вытирая на ходу руки полотенцем:

— Вовремя, как раз все готово. Давай умывайся, есть будем.

Я сунулся к камину, открыл крышку здоровенного чугунного котла, но брат треснул меня по руке:

— Ну куда ты с немытым рылом в плов? Это ж произведение искусства! — он воздел палец и патетически закатил глаза.

— Ага — я не стал спорить и галопом ускакал мыть руки.

Плов, как и всегда, был прекрасен. Плотно поужинав, мы курили перед камином, попивая чай.

— Ну колись, что там? — меня снедало любопытство.

Леха хитро улыбался и молчал, глядя на то, как я начинаю закипать.

— Ну не томи уже!

— Все там хорошо. Кран баб Маше починил, ключ взял. Она мне его без разговоров выдала, многозначительно так посмотрев. Знаю, мол, где служишь, государев человек. Сходил. Замок поменял, кстати — там совсем плохонький висел — он затянулся, выпустил дым через ноздри. — Так вот, убежище вполне себе большое, человек на триста, никак не меньше. И тянется оно далеко за пределы дома, как я прикинул. Помещения подсобные есть как раз для хабара всякого, и даже кухня имеется. Вентиляция в норме, там все сухое, грибка никакого нет. Видать, обслуживали его. Чего замок только не поменяли, непонятно.

Он отпил глоток из кружки и замолчал ненадолго, словно обдумывая что-то. Потом, видимо придя к какому-то решению, заговорил:

— Надо нам туда всякого кухонного и прочего натащить. Источник питания там есть. Откуда не знаю, но кабель заходит в мою руку толщиной. Думаю, где-то на шахтах под землей подстанция мощная стоит. Ну и вот, машинку стиральную там, конфорок маленьких несколько, то, се…

— Ага. А воду ты под это то и се где будешь брать? И вообще вода первое дело. Если не будет воды, ничего ж не будет.

— Спокойно. Все учтено могучим ураганом. Там, прямо в убежище, скважина с погружным насосом оборудована. Вода там отличная, я проверил. Ну насос, конечно, лучше запасной иметь, а в остальном — он развел руками…

— Ты смотри, все предусмотрели устроители — поразился я.

— А то! Наше ведь ведомство всегда убежищами ведало, так что сам понимаешь. Да и дом наш строили в свое время для партийных работников, а это не шутки.

— Слушай, а с канализацией там как? Не хотелось бы… ну, понимаешь.

— Вот чего не посмотрел, того не посмотрел. Завтра гляну.

Утром после завтрака я спросил у брата:

— Леш, а когда может… ну это, хана всему настанет когда?

— Да вот хрен его знает, брат. Но мобилизация идет. Может, мне думается, в любой момент.

— А ты как здесь? Служба же…

— Это теперь моя служба.

— Ты уволился что ли? — я уставился на брата неверяще. Служба была всем делом его жизни.

— Ага, разбежался, кто б меня отпустил. В бессрочной командировке в связи со всяким и в свете разного.

— То есть ты теперь дома?

— Дома, брат. Если он у нас еще есть.

Вчера стаскали последний хабар в убежище. Обустроили там за неделю места для нормального проживания — лежаки с матрацами, спальники и все такое прочее. Ну точнее, Леха обустраивал, а я ему помогал в перерывах между сменами. Сейчас убежище имело вполне жилой вид. Внутри было тепло и сухо, но мы привезли туда еще и четыре буржуйки, поставили одну в углу с лежаками, одну в центре и две по углам. Уголь был в стайках за стеной, ну а с дровами проблем тоже не будет.

Вчера был выходной, и мы с Лехой откопали гараж и загнали в него машину. Туда же перевезли от Ваньки мой снегоход со всем запчастями. Гаражей у нас было два, точнее один, сдвоенный. Стену между двумя соседними в одном месте проломили и оборудовали нормальный ход. В одном гараже яма нормальная, а во втором верстак во всю стену с разным инструментом и станками. Сверло, токарный маленький, наждак да тиски могучие.

Здесь же у нас стояло с десяток двухсотлитровых бочек с солярой и бензином. Опасно, конечно, но мы аккуратно. Брат посмотрел на бочки задумчиво, когда загоняли снежик, и изрек:

— Надо бы еще бензина завезти. Солярой тут везде разжиться можно, а вот бензин…

— Лех, ну куда? На первое время и этого хоть залейся, а там решим. Навсегда все равно не запасешь.

— Ну да, ну да… Ладно, пошли.

Сидим на кухне, гоняем чаи. В камине дрова потрескивают. Есть у Лехи такая блажь — дровами камин топить. Как приезжает, так обязательно пару вязанок с собой везет. Но не поспоришь, приятней у дровяного посидеть. Я смотрел в огонь и думал о том, что вот мы сидим тут, а может уже и летит к нам чего. И мы знаем об этом и даже уже готовимся, почти приготовились. А все вокруг не знают. И чего? То есть себя мы спасем, а на остальных плевать? Баба Маша та же, или Танька из соседнего подъезда со смешным сыном Мишкой, ушастым и неугомонным? Как с ними быть? Я поделился мыслями с братом. Он помолчал, глядя в потолок и медленно выпуская дым. Затем посмотрел на меня серьезно:

— Я тоже об этом думаю, брат. Всех мы не спасем, это раз. Но кого можем, давай попробуем. Но вообще ты прав. Сложно это — знать заранее. Но так мы сохраним себя и пару сотен человек точно.

Я закурил очередную сигарету:

— Слушай, а как мы сортировать-то будем?! Этот, мол, годен, а этот на заклание? Дела личные смотреть?!

Леха скривился:

— Не заводись, брат. Какие варианты? Кого ты хочешь спасать? Мотыгу может? Или Шныря?

Оба озвученных персонажа были закоренелыми урками, иногда выходящими на волю только для того, чтобы найти повод вернуться обратно.

Я молча смотрел на брата, ожидая продолжения. И он сказал:

— Всех из нашего дома завтра пригласим на экскурсию и там все объясним. Нам всем просто повезло. Как в лотерею. Бомбоубежище в нашем доме — он говорил короткими рублеными фразами. — Кто из друзей у нас тут есть? Семейных надо с детьми. И девчат, молодых.

Я удивленно на него уставился, и брат зло ощерился:

— Да, цинично! Но! Кто-то должен род продолжить, если хана всему придет? Кто?

— А ведь вот там — я показал рукой за окно — есть дом малютки. Там сотня ребятишек до трех лет, нянечки да воспитатели. Как с ними быть?

— Я не знаю, брат. Я просто не знаю. Все, что я могу сделать — я сделаю.

Я поднялся, достал из холодильника бутылку водки, молча налил по стопке. Замахнули. Закурили снова. Брат заговорил:

— Вот представь: сидим мы с тобой, мирно пьем водку, закусываем вкусно. И тут стук в дверь. Колька, сосед наш, пришел. Сел вот здесь, рядом, замахнул рюмочку и говорит: «Мужики, завтра на нас бомбы посыпятся. Спасаться надо. Пошли жить в подвал?». Что ты ему ответишь? А Таньк что ему скажет? Ведь в телевизоре никто ничего не говорит. И поверь мне, не скажет. Вот прямо сейчас там — он указал пальцем на потолок — идет эвакуация, я точно тебе говорю. Но ты хоть где-нибудь что-нибудь об этом слышал? И не услышишь. Потому что секретность. Потому что иначе всеобщая паника и анархия. Потому что народ заранее друг друга убивать начнет. За место в убежище, за лишний ствол, за коробок спичек, в конце концов. Поэтому нам остается только постараться спасти тех, кого мы сможем спасти. Завтра. А сейчас — наливай…

Утро не задалось. Громкий настойчивый стук в дверь вырвал меня из тяжелого хмельного сна — что-то мы вчера с братом расслабились, давно так не злоупотреблял. Сел на кровати, опустил ноги на холодный пол. Голова гудит, стук в дверь отдается набатом, из спальни доносится богатырский храп брата. Он всегда умел спать где угодно, и никакие шумы ему не мешали.

С тяжким вздохом я натянул штаны и пошаркал к двери. По пути кинул взгляд на часы. Пять утра! Кому там неймется-то?! Вот открою сейчас и такого наговорю…

Кинул взгляд в панорамный глазок, за дверью стояла та самая Танюха из пятой квартиры. Бледная, напуганная, нервно кусает губы. Она занесла руку для нового стука, и я поспешил открыть дверь, еще одной порции шума моя голова точно не выдержит. Замок сочно лязгнул, впуская девушку внутрь. Миниатюрная, хрупкая, с огромными, в пол-лица, синими глазищами, Танюха ворвалась в квартиру маленьким ураганом и сразу взяла быка за рога:

— Санечка, помогай! Мишка… — она вдруг осела на пол, залилась горючими слезами.

— Танюш, Танюш, ты чего это? — я подхватил ее, усадил на стоящую в углу тумбочку. — Чего случилось-то?

— Мишка… Мишка… — она завыла в голос.

— Леха, подъем! — я гаркнул во всю глотку, впрыгнул в ботинки и рванул из квартиры. Пятая квартира была в соседнем подъезде, и я порядком замерз, пока добежал. В Танюхину квартиру я вломился, снеся по пути трильяж. Планировка стандартная: влево от входа кухня, прямо гостиная и из нее дверь в спальню. Туда.

Мишка сидел на полу спальни. На мое появление он не отреагировал. Совсем. Раскачивался взад-вперед, смотрел прямо перед собой и тихонько выл на одной ноте. Именно выл, жутко так, как обреченная собака воет. Блин, чего делать-то?

— Миш — я присел рядом с мальчишкой на корточки и заглянул ему в лицо. Ноль реакции. Абсолютно бесстрастное лицо, губы сердито сжаты, а глаза… глаза будто оловом залиты — холодные и… мертвые.

— Миш, ну ты чего, дружок? — я тронул мальца за плечо. Он качнулся чуть сильнее, неуклюже завалился на спину, перевернулся на бок и снова уселся, глядя в одну точку. Он даже не моргнул. И не перестал выть. На одной ноте, тоскливо и жутко. Меня пробрало до самых печенок, волосы на загривке встали дыбом… страшно.

С носорожьим топотом в комнату ввалился Леха, следом за ним спешила зареванная Танюха.

— Что тут? — Леха опустился на колени рядом со мной и уставился на мальчишку.

— Сидит, воет. На спину попробовал уложить — он опять так же уселся и воет. И горячий как печка, потрогай.

— Нечего трогать, ясно все. Поехали. — Леха подхватил Мишку на руки и устремился к выходу.

— Куда поехали-то? Дай хоть оденусь!

— Некогда ждать, я сам увезу — Леха ответил уже стоя на пороге. — Танюш, вещички ему собери, после обеда отвезем.

— Леш, куда повез? А я?! Леш, стой! — Танюха рванулась следом. Я остался один. У ног моих скопилась лужица талой воды — подтереть надо бы…

Дома умылся, оделся, подкинул дров в камин и поставил чайник. Леха вернется, надо завтракать и продолжать запасы пополнять.

Леха вернулся один, когда время близилось к полудню. Я уже успел рассортировать и увязать все закупленное вчера, и вовсю жарил картошку на сале.

— Это ты добре затеял — брат потер руки и уселся к столу в ожидании своей порции.

— Руки помой сначала — я снял сковороду с огня и поставил в центре стола. Пока он умывался, я нарезал сала, выставил на стол горчицу и хлеб. Обедали молча. Брат о чем-то напряженно думал, и я не стал его дергать. В такие моменты это не имеет смысла — все равно не ответит. И только когда мы уселись перед камином с чаем, я не утерпел:

— Что там с Мишкой?

Леха глубоко затянулся, глядя в огонь, потом поднял на меня злые глаза:

— Не знаю. Никто не знает. Но он далеко не первый.

— О как — я ошарашено уставился на брата.

Тот отпил чаю, затянулся в очередной раз и заговорил:

— От так, брат. Эта ерунда началась месяца полтора как. У нас здесь. И нигде больше. Что показательно, только дети. Все примерно одного возраста — от пяти до девяти лет. Уже почти сотня случаев. Симптомы у всех одинаковые: ребенок смотрит в одну точку и воет, температура тела повышена. Все. Никаких больше изменений. Все анализы в норме, все реакции… почти… тоже. Просто ребенок вдруг выключается и становится вот таким.

— Сотня?! — я не верил ушам. — А как об этом еще не знает никто? Ведь это не скроешь. Ребятня ведь гуляет. Играет, в садики и школы ходит. Как их пропажу объяснили?

— Объясняли мы, так что вопросов не возникло.

Ну да, ну да… К этому ведомству с вопросами подходить шибко боязно.

— И чего эти дети? Просто вот так сидят целыми днями и воют? И все?

— И все. Ничего больше.

— А едят как? Пьют? Прочие надобности как?

— Никак, брат. Не едят и не пьют. Вообще. Чего только не пробовали, даже силком кормить и через капельницу. Зафиксировали и глюкозу капать начали — сахар резко в гору пошел, еле откачали. Но они как будто и не нуждаются в еде, понимаешь? Не спят, не пьют, не едят — воют и все.

— А что это вообще? Психика?

— Да откуда мне знать? Спецов нагнали со всей страны, но толку пока немного. Наблюдают лобастые, умы свои морщат.

— Но хоть что-то узнали? — рассказанное братом никак не хотело укладываться у меня в голове. Что это? Вирус? Какое-то оружие на нас испытали? Излучения какие-то? Что? И как с этим бороться?

— Ничего я не знаю, брат. Только в пределах инструкций и слухов.

— И куда ты Мишку увез?

— Нашим отдал, а они его дальше сами куда-то. Не знаю куда. Но где-то всех этих детишек держат, изучают, наблюдают. Рядом где-то.

— А Танюха?

— Ее они с собой забрали. Позвали, она согласилась.

— Даааа….ну ладно, подумать об этом всем еще успеем. А вот снарядиться можем и не успеть — я многозначительно глянул на часы.

Леха щелчком отправил окурок в камин, брякнул кружку на стол и отправился в комнату — надо стаскать весь хабар в убежище…

Провозились до поздней ночи. Докупали разный припас, Леха у МЧС-ников разжился парой десятков зимних и летних комплектов, обувкой специальной, парой комплектов химической, бактериологической и радиационной защиты. В ее эффективность я не то чтобы верил, но точно лучше, чем ничего. С ведомственного склада своей конторы Леха приволок гору военной справы: броники, комплекты защиты, берцы, комки, рюкзаки, целый ворох бухт особо прочного нейлонового шнура, сухое горючее и еще целую тьму всякого.

Но самым козырным нашим приобретением стали два диких квадроцикла. 1600 кубиков, 2 места, грузоподъемность 400, масса рундуков. Могучие зубастые колеса, две лебедки. Мечта мародера, как охарактеризовал их брат. Самым главным их преимуществом было то, что они были мультитопливными. Хоть скипидар лей, поедет. Лучше, конечно, соляру, но тут уж по возможности. Соляра у нас была. Мало, как сказал брат. Чуть больше полуторра тонн, чего должно хватить только на первое время. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

Уже перед сном, докуривая которую по счету сигарету, Леха сказал хрипло:

— Завтра поедем на Завод, с вояками говорить.

— О чем с ними-то говорить?

Брат посмотрел на меня изучающе:

— Не догоняешь?

— Неа. Кто нас пустит, там же секретка? Хотя с твоими корками… Ну ладно, пустили нас до какого-нибудь старшего, и что? Что нам от них надо и чего мы им можем предложить?

— А нам не надо от них ничего. Ну разве что стволами разжиться, но это не главное. Главное — договориться о дружбе. Если все же шарахнет, то что начнется, как думаешь?

— Да понятно что. Мародерка и драка за ресурсы.

— Вооот. А вояки самые ресурсные. У них там взрывчатка и вагон оружия с боеприпасом. И шутить они не умеют. Вообще. Будут стрелять без раздумий, если кто полезет. А лезть придется, потому что с твоим карабином много не навоюешь.

Я вскинулся было протестующее, но брат поднял ладонь, давай знак помолчать:

— Не спорь. Он охотничий. Патрон в нем охотничий, механизм износостойкостью не отличается. Ресурс у него маленький, магазин на десять патронов всего. Пугать только. Реальное боестолкновение сразу все по местам расставит. Поэтому нам нужны серьезные стволы и патронов к ним чем больше тем лучше. Ну и кроме припасов желательно всякой мелочевки типа запасных магазинов, оптики, прикладов нормальных, ремней удобных и прочего разного. Часть мы, конечно, в моей конторе попробуем взять, но там мало и шансов что дадут мало. Поэтому надо искать варианты…

— И чего, вот так придем и скажем: «Дядьки, дайте-ка нам стволов и припасу к ним, да побольше»? Как думаешь, нас сразу пошлют или все же выслушают? Тут и корки твои не помогут.

Леха сморщился досадливо, кивнул согласно:

— Твоя правда, брат. Пошлют сразу. Но мы не просто так пойдем. Меня к ним отправляют, смекаешь?

— То есть какая-то бумажка у нас есть? И чего в ней? Ждем всемирный амбец, помогайте чем можете? Настоящим письмом прошу выдать бойцам стволов поболее? Или чего?

— Ты не ерничай, брат. Текст там серьезный вполне, да еще и оттуда — он ткнул пальцем в потолок — звоночек прозвонит завтра. С просьбой выслушать внимательно и отзывчивость проявить. Да и не забывай, Завод тоже по нашему ведомству проходит. Другое дело, что охраняют его боевые подразделения. Короче, договариваться надо.

Я с сомнением пожал плечами и отправился спать. Чего спорить? Завтрашний день все покажет. Завалился в кровать, нашел запылившийся уже пульт от телевизора, тиснул кнопку. Тревожно мне от всего этого, может хоть там что скажут? В новостях может проскользнет чего…

Мне брат сто раз говорил, что я наивный деревенский мальчуган. В телевизоре бойко раздавали новости о величии родной страны и происках враждебного Запада, какое-то шоу с орущими друг на друга людьми в дорогих костюмах. Я хотел пролистать канал дальше, как вдруг услышал «ядерная война». Я бы переключил все же, если бы не тон, каким она была произнесена — насквозь деловой и спокойный, что на фоне всеобщей истерики в студии бросалось в глаза. Фразу эту произнес сухопарый мужик с лицом убийцы, точно вояка. Грубое, будто высеченное топором из камня лицо с резкими чертами и тяжелым подбородком, колючие глаза и кривая усмешка.

— Ядерная война? Вы шутите или абсолютно не понимаете того, о чем говорите. Ядерная война — это скоротечный обмен ядерными ударами, займет это все не больше часа. И мир перестанет быть, вы это понимаете? — говорил он спокойно, веско, будто ронял булыжники в воду.

— Понимаю! Прекрасно понимаю! — взвился стоящий напротив него невысокий толстячок с галстуком, лежащим на его объемистом животе почти параллельно земле. Щеки его тряслись, очки в тонкой золотой оправе гневно сверкали, пухлый кулачок стучал по стойке. Где-то я его видел. — Я лучше вас это понимаю! Но другого выхода нет! Они там совсем уже обнаглели! Они запрещают нам выезжать за рубеж! Нам! Да кто они такие?!

Мужик нехорошо усмехнулся, слушая вопли толстяка:

— Переживете без прогулок по Монмартру, я полагаю. Вам и здесь есть чем заняться. Прогуляйтесь по Воронежу, например. Или в Кемерово слетайте.

Толстяк задохнулся от возмущения, и в разговор включилась стоящая рядом с ним дородная женщина, дорого и даже изысканно одетая:

— Да ведь дело не в выездах за границу, дело в принципе!

— И из-за невнятного принципа вы готовы пустить весь мир под откос? Да вы жизнь-то видели вообще? — не выдержал стоящий рядом с воякой дядька лет шестидесяти, по виду профессор.

— Как вы не понимаете, ведь это попрание наших свобод! — наконец отдышался толстяк.

— Так как насчет Кемерово? — вояка с презрением смотрел на оппонента. — Там есть на что посмотреть.

— На что? — почти взвизгнул тот. — На что там смотреть?! Что я там не видел?

— Не напомните мне, от какого региона вы сенатор? Не от Кемерово случаем?

Толстяк смешался, а вояка аккуратно снял петличку микрофона и четко, по-строевому, развернувшись, вышел из студии, сказав напоследок:

— Бессмысленно теряем время.

Студия замерла, а потом взорвалась шквалом выкриков и свиста. Я выключил телевизор и задумался, закинув руки за голову и уставясь в потолок. Понятно только одно — ничего не меняется. Зажравшиеся чиновники, радеющие только о своих кошельках и свободах. Вояки, отчаявшиеся что-то объяснять. Да и не умеющие этого по определению. И народ, который не в курсе ничего. Ровно до того момента, когда станет поздно что-то предпринимать.

— Ббам! Ббам! — гулкие уверенные удары в дверь заставили меня подпрыгнуть на постели. Второе утро подряд такая побудка. Если это традиция, то мне она не нравится. Выругался сквозь зубы, пытаясь нашарить тапки. Не нашел, естественно, и пошлепал босыми ногами по ледяному полу ко входной двери. Глянул в глазок — мужик какой-то в форме лейтенанта полиции.

— Кто там? — как можно более недружелюбно спросил я.

— Полиция, открывайте.

— Что значит «открывайте»? Я вас не приглашал. Что вы хотите?

— Проверка условий хранения оружия.

— Хм. В семь утра? Приходите попозже.

Из-за спины донесся Лехин шепот:

— Не борзей.

— А че не борзей? Нафига они мне в семь утра со своими проверками? Ты это… корки свои приготовь на всякий.

— Уже — Леха злорадно ухмылялся.

Лейтенант за дверью начал злиться:

— Вы откроете дверь или мне наряд вызвать?

— Ну вызывайте. Я тогда тоже вызову. Скажу, неизвестные ломятся в двери — я пошел на принцип. Терпеть не могу, когда мне условия ставят.

— Откроете дверь — представлюсь по всей форме.

Я вздохнул и открыл дверь. Лейтенант тут же шагнул в дверь, плечом вперед, грамотно так. Хмыкнув, я отступил на шаг, давая ему место.

— Доброе утро, центральный отдел, лейтенант Поперечный — он развернул корочки, дав мне возможность ознакомиться.

— Доброе. Чай будете? — я обескуражил его радушием и улыбкой во все тридцать два.

— Лучше кофе. Но сначала давайте сейф посмотрим.

— А что за спешка, что аж в семь утра приходите?

— Вы знаете, сколько у нас в городе охотников? А сколько из них с нарезным? А сколько нормально хранят? — лейтеха зыркнул на меня.

— Не, не знаю. А что, много?

— Не то слово — лейтеха уже стоял у оружейного — сейфа откроете?

Я вытащил из кармана куртки связку ключей, выбрал нужные. Замки сочно лязгнули могучими ригелями, дверца плавно открылась.

— Оружие извлеките, пожалуйста, и разрешения приготовьте.

Я сделал что сказано. Поперечный быстро сверил номера на стволах с разрешениями и чем-то в своем планшете, внимательно осмотрел стволы, понюхал дульные срезы. Ну да я за оружием ухаживаю, не стрелял давненько, так что кроме оружейной смазки ничем не пахнет. С кухни потянуло запахом свежесваренного кофе, и лейтенант невольно сглотнул слюну.

— Кофе?

Он протянул мне оружие, проследил за тем, как я убираю его в сейф, и кивнул:

— Да, кофе сейчас не помешает.

На кухне устроились у камина. Леха протянул Поперечному чашку с крепким кофе:

— Сахар нужен?

Лейтенант отрицательно качнул головой, сделал небольшой глоток и расплылся в блаженной улыбке — кофе Леха варить умел.

— Так сколько официальных стволов в городе?

Лейтенант вытащил из кармана мятую пачку сигарет, взглядом спросил разрешения и получив оное, с наслаждением закурил.

— А вы с какой целью интересуетесь?

Леха достал-таки удостоверение, развернул перед лейтехой и примирительно сказал:

— Да ты не журись, тащ лейтенант. Интересуюсь знать исключительно любопытства ради.

Лейтенант, прочтя содержимое братовых корочек, подтянулся, все ж таки майор конторы это вам не просто так:

— Больше пятнадцати тысяч учтенных. Из них треть без малого — нарезные. Из всех охотников у половины по два и более стволов. Неучтенку даже подсчитывать не возьмусь. Ее у нас традиционно много. И самопала, и вполне себе боевого.

Брат кивал, покуривая и глядя на лейтенанта с прищуром поверх кружки. С нехорошим таким прищуром, специфическим.

— А чего же это вы мышей не ловите, коллеги? А если что начнись, что делать станете?

Лейтенант ощерился:

— А что делать? Изымать.

— У кого? У него вон? — брат кивнул на меня.

— И у него тоже — лейтенант явно злился.

— А смысл? Чтобы пацанам с неучтенными боевыми стволами было его проще потрошить? Ну-ну — брат затянулся глубоко. Помолчали. Поперечный допил кофе и теперь просто курил.

— Так-то оно понятно, действуете как попроще. У кого изымать? У тех, про кого знаем, а как же. А к тем не пойдем, ибо опасно, могут отстреливаться начать, да?

Поперечный поднялся, одернул китель, подхватил фуражку:

— До свидания.

Закрыв за ним дверь, я вернулся на кухню:

— Ту чего на него сорвался?

— Да достало все. Ведь так и будет, попомни мое слово. Первое, что начнут делать, если кто-то останется, это изымать оружие у населения. Идиотизм.

— Ну а лейтеха-то при каких делах? Будет приказ — будет исполнять, сам же такой.

— Такой, да не такой. Вертел я этих упырей с неучтенкой. Надо будет — буду их валить — глаза у брата стали злыми, колючими.

— Ладно, давай завтракать и в путь…

Глава 3

30 января 2035

«Круизер» ровно гудел движком и шумел по асфальту широкими «лаптями», заставляя редких попутчиков прижиматься к обочинам, пропуская нас вперед. Я попробовал представить, что видят мужики, кинув взгляд в зеркало заднего вида. Танк, не меньше. И так не маленький, сто пятый на широченных колесах занимал полосу целиком, во всю ширину. Могучий бампер из швеллера с лебедкой, расширенные колесные арки, металлический багажник с «люстрой» на крыше — производим впечатление, ничего не скажешь.

— Брат, если чего случится все же, где мы твоему крокодилу запчасти искать будем и ТО делать? Может, лучше «буханку» или «лунохода» где присмотрим? Те-то на коленке при помощи кувалды на раз ремонтируются.

— Этому сто лет ничего не будет. Он подготовлен для полной автономки. Единственное, кушает много, но это не проблема, по крайней мере, пока. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Мы катили по улицам города, и все внутри сжималось от предчувствия скорой беды. Каким-то нутряным чутьем я знал — все правда. И совсем скоро жизнь всех этих людей изменится навсегда. А у кого-то ее не станет, этой самой жизни. Тяжело. Хотелось выскочить из машины и заорать во все горло:

— Спасайтесь! Скоро здесь разверзнется ад. Уезжайте, улетайте… бегите!

Но для начала никто не поверит. Попробуют связать и сдать на лечение. Да и куда бежать?

— Лех, а куда бежать всем?

Брат сразу понял, о чем я. Сморщился, словно от зубной боли, потянул из кармана сигарету. Я тоже закурил, приоткрыв окно, и уставился на брата.

— В горы. Далеко, к Монголии. Или в тайгу, на Васюганские болота. Север Томской области, глушь глухая. И жить натуральным хозяйством. Но никто не поедет. Сейчас. А потом будет поздно.

Помолчали. Выщелкнув окурок в окно, брат сказал:

— К оптовикам надо заехать, сигареты скупить. Сколько получится.

— Может лучше курить бросить? Лечить нас некому будет, да и вообще, здоровья много понадобится.

— Может, и бросить. Но валюта это будет покруче бензина, уж ты поверь.

Я кивнул молча — не поспоришь…

Проходная Завода, а точнее, КПП, показалась впереди, и брат удивленно присвистнул. На подъезде к воротам в шахматном порядке были выложены бетонные блоки. Металлические ворота высотой в четыре метра были густо оплетены «егозой», по сторонам от ворот поднялись вышки, где маялись за пулеметами часовые. В воротах, сейчас открытых, виднелись три воина во главе с подтянутым лейтенантом. Воины были увешаны оружием с ног до головы, то есть буквально бдели в полной боевой.

— То есть ребятки уже в курсе — Леха хлопнул ладонью по рулю — ну тем лучше.

Он выскочил из-за руля и направился к воротам. Внушает брат, ничего не скажешь. Хоть и здоровенный, а движется так, словно перетекает, легко и быстро. Вот он остановился перед воинами, о чем-то коротко переговорил, продемонстрировал документы и направился назад.

— Командира нет, у них тут целый полковник правит, так вот он будет только к вечеру. Так что поехали пока кредит брать.

— Кредииит? Нафига нам кредит?

— Завтра в Кузню на оптовку поедем. Наймем десятитонник и поедем. Купим алкоголь, сигареты, мыльно-рыльные, в оружейку заедем, патронов по максимуму возьмем. Чую, мало совсем времени у нас.

— Слушай, ну нафиг. Если все же жахнут, все равно оптовки останутся, будем мародерить.

— Ты один такой сильно умный? Воевать придется за ресурсы, воевать. То есть стрелять в других людей. За пачку сигарет. Я не хочу, это дикость потому что. И да, на табачку еще заедем. Лучше там наберем за почти бесплатно рулонов, запас карман не тянет. Надо будет только на рынок потом заехать, запаять в мешки на всякий случай.

Оформление кредита затянулось хорошо за полдень. Брат взял максимальную для себя сумму, я тоже в стороне не остался. Отдавать, похоже, не придется. Да даже если и придется, все накупленное продадим и вернем, но что-то я в это все уже не верю.

Я всерьез проголодался и был настроен решительно:

— Поехали домой, поедим.

— Да ну, пока приготовишь… Поехали в столовую лучше. Но сначала заедем к Мишке с Танюхой.

…Гараж Горздрава располагался на территории бывшего ОРСа, сразу за Горным техникумом. Вот только я никак ума не мог дать, зачем мы сюда, о чем и спросил Леху.

— Сам увидишь — брат трижды коротко просигналил перед закрытыми воротами, и те тут же совершенно беззвучно поползли в сторону. Я даже окно приоткрыл, пытаясь услышать хоть какой-то звук, но тщетно.

— Хитрая смазка, да и механизм какой-то…

— Угу, смазка. Вазелин называется, для механика — мы въехали на территорию, и я удивленно присвистнул — очень уж непривычно выглядел двор. Ожидаемых завалов из старых автобусов, кабин от «ЗиЛков» и «ГАЗиков» и прочей атрибутики гаражной территории не было. Были чистота и порядок. Стоявший на карауле боец в полной боевой кивнул брату приветливо, меня смерил равнодушным взглядом и отвернулся. Я такое крайний раз видел на территории своей ВЧ перед приездом какого-то штабного чина. Мы тогда славно потрудились, разгребая многолетние завалы, к концу второго дня уборки почти оглохнув от рева прапора Михеева. Штабной, правда, так и не приехал.

— А чего у них здесь так все… порядочно?

— Щас все увидишь — скрипнув могучими покрышками на мелких камешках, джип остановился у неприметной железной двери, покрашенной в цвет стены. Вышли из машины, и брат пнул в дверь тяжелым армейским ботинком — мы таких хороший запас сделали. Подошва с металлической пластиной и окованным металлом носком, высокие шнурованные берцы… можно хоть в кислоту прыгать.

Камера над дверью шевельнулась, негромко вжикнув сервоприводом, и дверь бесшумно отошла от стены на пару миллиметров. Я бы не заметил, если бы не потянувший из двери воздух с резким запахом какой-то медицины. Я озадаченно хмыкнул, гадая про себя, как ее открыть? Ручки на двери не было. Брат, глядя в камеру, спросил:

— И долго дурковать будем?

Камера демонстративно отвернулась, но дверь открылась. Сразу за ней начиналась узкая лестница, круто уходящая вниз. Серые стены с висящими через равные промежутки светильниками, белоснежные ступени без единой пылинки, серый потолок с тянущимися по нему толстыми жгутами кабелей. И лезущий в ноздри едкий медицинский запах, тот самый, который живет в больницах и который ни с чем не спутаешь. Брат шагнул вниз первым, я следом.

Спустились до небольшой квадратной площадки, с которой начинался широкий коридор с низким потолком. Таким низким, что брат шел, втянув голову в плечи, да и мне было неуютно. Ни одной двери, ни одного ответвления. Коридор постепенно поворачивал вправо и ощутимо шел вниз. В лицо тянуло прохладным сухим воздухом, низко гудел где-то трансформатор. Еще одна лестница вниз, на этот раз с гулкими металлическими ступенями, ребристыми и зачем-то выкрашенными в защитный цвет. От кого здесь маскироваться? Лестница вывела нас в ….ну, наверное, это можно назвать холлом, хотя меня упорно преследовала песенка из мультфильма про Алладина. Потому что глазам нашим открылась большая пещера с высоким сводчатым потолком. У правой стены ровными штабелями составлены какие-то большие деревянные продолговатые ящики. В левой стене зиял высокий арочный проход, забранный мощной частой решеткой. Прямо перед нами такой же арочный проход был перекрыт стеной из бетонных блоков. В самом центре стены располагалась стальная дверь с небольшим окошком, справа от нее пост охраны из двух бойцов и старлея.

— Старший лейтенант Марков. Здравия желаю, товарищ майор!

— Вольно, Марков — брат первым протянул руку — Как тут у вас?

— Да как тут может быть… — Марков махнул рукой, но, опомнившись, глянул на Леху опасливо — не прилетит ли за вольность?

— Ладно, открывай давай, времени мало — Леха решил не замечать его промаха.

Один из бойцов, все это время стоявших по стойке «смирно», снял с пояса связку ключей, погромыхал ими, выбрал нужный и залязгал замками.

— Экая у вас тут архаика. Наверху электронные замки давно, а вы тут по старинке…

— Дурень ты — Леха беззлобно рассмеялся — когда электричество в проводах закончится, а такое может случиться, как те замки будут работать? А тут все просто и надежно. Там еще и щеколда изнутри имеется.

Дверь открылась, я шагнул внутрь… и обомлел. Мы попали в самый настоящий детский развлекательный центр. Скалодром, батуты, десяток столов с разными играми, все вокруг уставлено разнообразной зеленью, стены расписаны изображениями популярных киногероев, в дальнем углу видна дверь с надписью «бассейн». Вот только никого здесь не было, и безжизненные яркие краски ощутимо давили на психику. Я поежился неуютно, и брат заторопился, бубня что-то себе под нос. Мы остановились перед красочной дверью, рядом с которой висела табличка «Медблок». Брат нажал кнопку звонка, и с той стороны послышались легкие шаги, лязгнул замок и дверь открылась.

На пороге стояла миловидная медсестра в приятно облегающем аппетитную фигурку костюме. Узнав брата, она улыбнулась и поздоровалась сразу с обоими:

— Здравствуйте. К Мишке?

— Здравствуйте, Марина — брат улыбнулся в ответ — К Мишке. Как они? — Леха имел ввиду и Мишку, и Танюху.

— Мальчик в той же поре, а вот Таня… Таня впала в депрессию. Я ее понимаю, тяжело видеть своего ребенка таким — Марина вздохнула. — Ой, что я вас держу… Наденьте бахилы и халаты, они вот здесь…

Небольшая уютная комната, на стене телевизор, две кровати, какие-то приборы между ними. На одной из кроватей сидел Мишка. Сидел, раскачивался и тихонько подвывал. Танюха лежала на соседней и молча смотрела на сына. Увидев нас, она села и вдруг расплакалась горько, навзрыд. Мишка перестал выть и раскачиваться, застыл, все так же глядя в точку перед собой.

— Танюх, а чего это он? Так уже было? Он реагирует? — я осторожно подошел к Мишкиной кровати и присел на корточки, заглядывая мальчишке в лицо.

— Было — Танька всхлипнула — он на мой плач всегда реагирует…

— А на смех?

— Я не знаю… я здесь не могу смеяться, совсем. Сань, если бы ты их видел… — она вновь разрыдалась. Мишка снова начал раскачиваться, на глазах его вдруг появились слезы. Запищал какой-то датчик, и через полминуты в комнату влетел врач, худой нервный мужик лет тридцати с небольшим, а за ним следом та самая Марина.

Доктор подскочил к Мишке, впился взглядом в его лицо, затем посмотрел на Танюху:

— Таня, что… нет, как?

Нас он словно бы и не заметил. Марина колдовала что-то над приборами, Мишка снова завыл…

— Мы говорили, и я расплакалась…. Мне вдруг стало так горько, такая боль накатила, и я не сдержалась… А Мишка вдруг перестал качаться и… и тоже заплакал. Он ведь выздоровеет, да? — в ее голосе звучала такая надежда, что доктор смутился. Но Танюха не отступала:

— Раньше ведь такого не было, правда? А теперь вот — она показала на сына — он плачет. Он реагирует! — ее глаза светились счастьем — Это ведь значит, что ему лучше, да?

Доктор, наконец, увидел нас:

— Здравствуйте, Алексей Валерьевич. Здравствуйте… — он вопросительно посмотрел на меня.

— Александр — поспешил я отрекомендоваться — тоже Валерьевич.

— Смирнов. Александр Сергеевич. Марина, что с показателями?

Марина, отойдя от приборов, неуверенно протянула доктору распечатку:

— Что-то странное… мощный выброс адреналина, словно мальчик испугался чего-то. Резкое увеличение сердечного ритма, участилось дыхание, но все это очень кратковременно. Сейчас все как обычно.

Доктор в задумчивости почесал кончик носа:

— Странно… эта его реакция на появление посторонних или на эмоциональный всплеск матери?

Доктор двинулся на выход, погруженный в свои размышления.

— Саш — брат окликнул его, когда он был уже на пороге.

— А? — доктор обернулся.

— Что думаешь, какие перспективы? — кивок в сторону Мишки.

Доктор молча пожал плечами и вышел. Марина направилась следом за ним, но остановилась возле брата:

— Знаете… странности начинают происходить. Вот вроде этой. У всех детей. Они словно бы связаны между собой. Я не удивлюсь, если сейчас еще кто-то проявит эмоцию…

Прерывая ее слова, в кармане ее костюма зазвенел зуммер.

— Вот об этом я и говорила — она рванулась из комнаты. Леха следом, я за ним.

Через две комнаты от Мишкиной уже стоял Александр Сергеевич. На кровати в позе лотоса сидела девчушка лет семи, с резкими восточными чертами лица. Перед ней на коленях стояла молодая восточная женщина, с черными как смоль волосами до пояса и симпатичным скуластым лицом. По щекам девочки протянулись две блестящие дорожки от слез.

Женщина шептала негромко, но истово:

— Великий Тенгри, прошу тебя, помоги, верни мне мою Лейлу, не забирай ее себе. Забери меня, а ее верни, прошу…

— Мда — Леха поскреб в затылке — не ко времени мы с тобой зашли. Марина — он тронул сестричку за локоть — если что-то нужно, вы скажите… оборудование там какое или лекарства…

— Знаете… — ее глаза вдруг осветились какой-то идеей — а можете привезти ноутбук и побольше мелодрам и комедий? Попробуем эмоции раскачать у мам.

— Гениально! — доктор отвлекся от приборов — Гениально, Марина! Попробуем раскачать эмоции и посмотреть, вызовет ли это реакцию. Отлично!

— Когда нужно? — Леха глянул на часы.

— Чем скорее, тем лучше! — доктор азартно расхаживал по комнате.

— Через полтора часа у вас будут все мелодрамы мира — Леха развернулся и устремился к выходу.

— И комедии тоже! — донеслось нам вслед.

Усевшись в машину, брат взялся за телефон.

— Алло, Санчо, здоров. Как живешь?… Силен, бродяга… Слушай, я по делу. Кто у нас интернет-кафе держит? Сиплый? А он вообще кто, чем дышит? Аааа, понял. Кинь мне его номер. Да так, дельце одно есть, ага… Привет от тебя передать? С занесением в грудную клетку? — брат заржал — Ладно, бывай.

Дождавшись, когда телефон пиликнет сигналом сообщения, брат набрал следующий номер.

— Алло, Сиплый?

— Ты кто? — донесся из трубки какой-то странный шуршащий голос.

— Конь в пальто. Слушай сюда, чучело. Через час мне нужна пара самых емких жестких дисков, под завязку забитых хорошими добрыми фильмами.

— Какими, мля, фильмами? Ты кто? — в голосе не промелькнуло даже тени эмоции, будто говорил автомат.

— Через пятьдесят пять минут, Сиплый. И если их не будет, я тебя урою. И всю твою гребаную богадельню разнесу нахрен, уловил?

— Да кто ты, мля? — Сиплый наконец возмутился — И номер мой где взял?

— Бурый дал.

На том конце трубки возникла короткая пауза, затем Сиплый буркнул:

— Какие фильмы-то?

— Добрые! — вызверился брат и нажал отбой.

— Что за Сиплый? Впервые слышу — я прикурил.

— Да хрен какой-то с бугра — брат махнул рукой — Мелкий криминальный элемент. Поехали лучше поедим, пока время есть.

Джип рванулся с места, взревев мотором. Ворота открылись, и мы вырвались на дорогу, пугнув тонированный вкруг «Мерседес». Тот помчался за нами, отчаянно сигналя и мигая фарами. Брат чуть сбавил скорость, и «Мерседес» тут же нас обогнал и пристроился слева, полностью перекрыв встречную полосу. Стекло справа опустилось, открыв нашему взору яростно жестикулировавшего переселенца откуда-то с самых южных окраин нашей большой и очень многонациональной страны.

— Глянь, разоряется — брат заржал — обиделся что ли?

— Так ты ж его чуть с дороги не снес — я хмыкнул.

— Так а чего он такой вальяжный? Я ж еду, понимать должен — брат усмехнулся.

«Мерседес» рванулся вперед и подрезал нас, встав поперек дороги. Наш «Круизер» оттормозился. Я с интересом наблюдал за происходящим. Из «Мерса» выскочил невысокий коренастый мужичок в яркой цветастой рубашке, открыл багажник, достал из него бейсбольную биту и решительно направился к нам. Поскольку наш джип тоже был тонирован вкруговую, видеть наших осклабившихся рож переселенец не мог. Он подошел к водительской двери, держа биту на сгибе руки, остановился. Решительность на его лице сменилось недоумением, затем раздражением. Наконец он подошел к машине вплотную, приложил ладонь козырьком к боковому стеклу и принялся вглядываться в зеркальную поверхность, пытаясь разглядеть хоть что-то внутри. Безуспешно. Дотянуться до лобового стекла он не мог — не хватало роста. Поняв, что мы над ним просто издеваемся, он выругался и размахнулся битой.

— Э, алле! –я вознамерился выскочить из машины, но брат меня удержал.

Возмущенный до глубины души владелец «Мерседеса» со всей силы шарахнул по стеклу! Я сморщился, ожидая услышать хруст проламываемого стекла, но услышал сначала звонкий, а потом глухой стук. Бита отлетела от стекла и угодила точно в лоб своему владельцу. Тот уронил биту и схватился за лоб, зло взвыв от боли. Брат опустил стекло и невозмутимо спросил:

— Ты зачем мою машину бьешь?

— Ты! Ты!… — пострадавший уставил на брата толстый волосатый палец — ты зачем так ездишь? — Подумал и добавил — Как ищщак!

Говорил он почти без акцента.

— Извини — брат обезоруживающе улыбнулся — не хотел тебя напугать.

— Напугать?!! Меня напугать?!! Ты! — на его лбу наливалась большая лиловая шишка, и мы помимо воли заржали.

— Вы надо мной смеетесь?! — он сделал ударение на слове «мной, и непонятно было, чего в его словах больше — изумления или возмущения. — Да вы кто вообще, э?! — от волнения акцент его приобрел анекдотический колорит.

— Не ругайся, пожалуйста — брат снова сделал серьезное лицо — Я ведь извинился.

— Да мине плевать на твои «извинился»! Выходи и говори как мужчина, ты!

— Я извинился? — брат посмотрел на меня.

— Извинился — подтвердил я.

— А он ругается?

— Еще как — я вздохнул.

— Эй, ты выйдешь или нет?

— Подожди, мы разговариваем, что ты такой невежливый? — брат нахмурился.

— Как подожди?! Кого подожди?! Ты выйдешь или ты трус?!

— Тебя ведь Арам зовут?

— Откуда знаешь?

— Ну кто в этом городе не знает Арама — брат широко улыбнулся — Все знают.

Арам озадаченно смотрел на нас, а брат продолжал заливаться соловьем:

— У кого самый вкусный в городе шашлык? У Арама. А чача у кого настоящая виноградная? Опять у Арама. А кто самый гостеприимный? Тоже Арам!

По мере того, как брат говорил, брови Арама расходились, и, наконец, на его лице засияла широкая улыбка.

— Арам, не обижайся, я ведь к тебе спешил на шашлык — брат вышел из машины, и Арам рядом с ним показался совсем маленьким — Не обижаешься?

Брат протянул Араму руку, и тот, оценив диспозицию, решил принять мир. Со всем пылом открытой кавказской души он стиснул братову ладонь и торжественно провозгласил:

— Тогда зачем мы здесь стоим? Поехали кушать шашлык!

— Я угощаю!

Арам возмущенно поднял ладони:

— Как это «я угощаю», когда я угощаю? — еще пару минут назад готовый нас растерзать Арам проявлял чудеса дружелюбия.

— Ну я ж виноват…

— Как мужчина может быть виноват, если он торопится покушать самый вкусный шашлык? Когда мужчина спешит к женщине и за стол, он не может быть виноват! Поехали, я угощаю!

— Но в следующий раз стол с меня…

— Эээээ, поехали! Когда он будет, этот следующий раз? А сейчас будет самый лучший шашлык с самым настоящим вином!

«Мерседес» сорвался с места, мы следом за ним.

— Брат, ты его откуда знаешь?

— Был у нас в разработке, подозревали в торговле золотишком. Оказался чист как слеза. Я как его гордый профиль увидел, так и вспомнил сразу. Нормальный, кстати, мужик, без дураков.

— И ты, его вспомнив, решил шашлыком разжиться? Ну ты жууук — я рассмеялся.

— У него и правда шашлык — пальцы проглотишь.

Шашлык оказался замечательным. Арам составил нам компанию, и все время пока мы ели, рассказывал нам о красотах самой лучшей в мире страны — Армении. Брат, который и там успел побывать, поддакивал с набитым ртом, чем вызвал целую бурю восторгов:

— Леша, ты видел Севан? Нет, ты его видел? Скажи мне, он прекрасен?

— Прекрасен. А еще там на берегу ресторан есть…

— Это моего брата ресторан! Ах как там делают ишхан… ты ел ишхан?

— Это форель? Ел конечно. Очень, очень вкусно!

Арам расплылся в довольной улыбке, но потом погрустнел:

— Здесь не то, Леша. Здесь нет ишхан, здесь нет нормальных баранов, нет хорошей свинины, не сделаешь хороший хоровац…

— Хоровац? — я оторвался от шашлыка.

— Шашлык — Арам махнул рукой… потом просиял:

— Но если вы приедете ко мне в Ереван, я вам приготовлю все самое вкусное, что есть в Армении…

Деньги Арам с нас брать отказался категорически, но на выходе брат тайком сунул несколько купюр в ладонь мальчонке, который помогал старшим братьям и разносил заказы.

От Арама мы прямиком направились к Сиплому — время поджимало, обозначенные братом полтора часа были на исходе. Единственное интернет-кафе в городе находилось в подвале старого спортивного магазина. Зачем сейчас нужно интернет-кафе хоть убей — не пойму. Однако ж работает, не закрывается. Я спросил у брата:

— А для какой такой надобности сейчас интернет-кафе?

— Ну ты даешь! Они ж на ставках зарабатывают и онлайн-играх. Это как казино, только в сети.

— А разве законно?

— Ясное дело, нет. Но кого это останавливало?

— А Бурый?…

— А Бурый — мой напарник под прикрытием, внедрен в криминал уже лет пятнадцать как и курирует торговлю углем. Поэтому авторитет имеет весомый, и Сиплый его боится до тонкого голоса. Бурый как-то раз его жить оставил, и Сиплый об этом помнит.

Сиплый оказался огроменным мужичиной, поболее брата раза в полтора, обо мне и вовсе речи нет. Одет мужик был странно — дорогущие даже с виду спортивные штаны и не менее дорогой клубный пиджак. Когда мы вошли в помещение его интернет-кафе с емким наименованием на вывеске Интернет-кафе «Интернет», он поднялся из-за стола в углу помещения и протопал к нам, держа руки в карманах.

— Тебе фильмы надо? — прошелестел он, глядя на брата.

— Готово? — брат осматривал помещение. Напротив входа вдоль стены стояли столы с мониторами, за столами сидела парочка сумрачных личностей.

— Нет пока. Сначала хотел посмотреть на того, кто так невежливо с людьми разговаривает.

— Посмотрел?

Сиплый хмыкнул. Брат коротко без замаха всадил кулак Сиплому под ребро, от чего тот вдруг позеленел и рухнул на колени, пытаясь сделать хотя бы один маленький вдох. Сидящие перед мониторами персонажи принялись усиленно делать вид, что их здесь вовсе и нет. Брат присел перед Сиплым на корточки, взял его за горло и прорычал, глядя в полные боли и страха глаза:

— У тебя осталось пять минут.

Сиплый смог наконец вдохнуть. Правда, делал он это с громкими болезненными всхлипами, но хотя бы дышал. Отдышавшись, он сунул руку за пазуху, и брат тут же сжал его могучее запястье своей медвежьей лапищей.

— Диски — сдавленно прошипел Сиплый.

— Я сам.

Сиплый убрал руку, и брат быстро его обшарил, выложив на пол два жестких диска и металлическую телескопическую дубинку, которая тут же перекочевала в его карман. Сиплый с явным сожалением проводил дубинку взглядом.

— А чего ж ты передо мной бисер метал, придурок?

Сиплый промолчал, не спеша подниматься с пола.

— Тут все? — брат сунул диски в нос Сиплому.

Молчаливый кивок.

— Язык отнялся что ли? — брат легонько щелкнул громилу по носу.

— Все что нашел — просипел тот.

— Добрые фильмы? Мелодрамы всякие, комедии, да?

— Я не знаю, эти вон — кивок в сторону столов — качали.

— А ты проверь — брат прихлопнул диски к груди Сиплого — пара минут у тебя еще есть.

Сиплый со стоном поднялся и пошел к своему столу. Брат демонстративно засек время. Через три минуты Сиплый протянул брату один диск:

— На втором пурга всякая — и видя, как нехорошо сузились глаза у брата, зачастил — Да я исправлю, ты скажи куда привезти. Через час все будет.

— На проходной ОРСовского гаража оставишь. Скажешь, детям. Ты понял?

— Я понял, понял — с облегчением выдохнул Сиплый.

— Что еще ты туда привезешь?

Сиплый изобразил бурную мыслительную деятельность. То есть засопел и отвел взгляд.

— Ну?!

— Порнухи?

— Какой порнухи, придурок?! — рявкнул брат, и Сиплый снова начал бледнеть — Там дети. Дети, понял, нет?

— П-п-понял — Сиплый от полноты чувств начал заикаться.

— Так что ты им привезешь?

— М-мультики?

— Вооот, уже соображаешь. А что, тут — стук пальцем по диску — разве нет мультиков?

— Ну ты же про кино говорил…

— Тяжело тебе, наверное, живется, а?

— Нормально — прошелестел Сиплый.

— Так что еще ты привезешь детям?

— Игрушки?

— А еще?

Сиплый, понимая, что с каждым неверным ответом его будущие затраты возрастают, спросил:

— Я ведь по-любому не угадаю, да?

— Да — брат злорадно улыбнулся — оэтому еще ты привезешь туда цинк 7.62.

— Детям?! — ужаснулся Сиплый.

— И 5.45.

— У меня нету патронов-то, откуда? Да и зачем? Я ж вот ту вот… интернетом…

— Ты кого лечишь, Сиплый? Я за тебя все знаю. И даже больше, чем ты сам про себя знаешь. По два цинка. Вкурил, нет?

Сиплый молча кивнул.

— Вот и ладушки. Патроны ко мне в гараж завезешь. Знаешь где?

Сиплый снова кивнул.

— Откуда? — брат вынул из кармана дубинку и взмахнул рукой, заставляя ее с металлическим щелчком разложиться. Сиплый затравленно оглянулся, но его дружки окончательно слились с интерьером.

— Так это… Бурый…

— Свободен — брат собрал дубинку и пошел к выходу. Уже на пороге он обернулся и сказал:

— Час времени у тебя.

Глава 4

До гаража ОРСа мы долетели минут за пять, благо езды всего ничего. Спустились по уже знакомой лестнице, надели халаты и бахилы и снова прошли в Мишкину комнату. Танюха ела. Увидев нас, она радостно улыбнулась, отложила ложку и выдала:

— А Мишка поплакал! Представляете? Я плачу и он плачет — она разрыдалась, и Мишка тут же перестал выть и в глазах его блеснули слезы.

Мы стояли и не знали, что делать. То ли утешать, то ли наоборот — огорчить посильнее?

— Танюш, мы тут это… кино привезли вам… — Леха протянул ей жесткий диск.

— Спасибо — Танюха утерла слезы и благодарно улыбнулась.

За спиной раздались легкие шаги, и в комнату мимо брата протиснулась Марина.

— Таня, вы уже покушали?

— Да, Мариночка, спасибо большое.

— Хотите прогуляться, может быть телевизор посмотреть?

— Нет, я лучше тут, с Мишкой…

Марина вздохнула, забрала разнос и вышла, попутно задев Леху тугим бедром. Танюха хихикнула, и брат слегка порозовел и тут же заторопился:

— Ладно, Танюх, мы пойдем, нам в Новокузнецк еще ехать…

— А чего вы там забыли?

— На оптовку, закупаться.

— Ближний свет — Танюха пожала плечами — у нас же своя оптовка есть.

— Так на нашей-то и нет ничего, лапша одна.

— А тебе чего, омаров с лобстерами поди? — Танюха снова хихикнула. Мишка снова перестал раскачиваться и вдруг оскалил зубы в жутковатой улыбке.

— Тань?… А чего это он, а?

— А что там, что? — всполошилась она, вскакивая. Ей Мишкино лицо видно не было. Заглянула через мое плечо и тихо ойкнула, зажав рот ладонью. Потом решительно отодвинула меня в сторону и опустилась перед кроватью сына на колени, принялась гладить его по голове и что-то тихо приговаривать.

— Поехали, брат — я говорил шепотом.

Он молча кивнул, и мы бесшумно выскользнули за дверь. Навстречу нам со всех ног торопился доктор.

— Что там? — выпалил он.

— Не знаю… но, по-моему, он улыбается…

Доктор махнул на нас рукой и вихрем влетел в комнату, попутно говоря в рацию, висевшую на груди:

— Нетипичная реакция, повторяю — нетипичная реакция. Доктор Трубникова, я жду вас в палате номер четырнадцать. Аня, поспеши, пожалуйста…

Могучие покрышки с низким гулом наматывали километры, за окнами мелькали скучные Кузбасские пейзажи — разрезы с огромными шагающими экскаваторами, терриконы и лесопосадки, перемежающиеся заснеженными полями. После обеда солнце скрылось за плотной пеленой тяжелых снеговых туч, и поднялся ветер, разгоняя поземку и ощутимо раскачивая наш джип.

— Да, погодка та еще — брат поморщился, когда очередной порыв ветра мощно боднул машину в борт.

— Да нормальная погода. Нам-то чего? В твоем танке ядерную зиму пережить можно — не очень удачно пошутил я и прибавил звук. Сегодня на Апекс-радио крутили на редкость хорошую музыку: Deep Purple, Queen, Nickel Back, Whitesnake… Прямо сейчас вбивал гвозди в эфир бессмертный Цой: «Солнце мое, взгляни на меня. Моя ладонь превратилась в кулак…»

— Это мы еще посмотрим, брат, можно или не можно. Но пробовать будем. Кстати, что думаешь про Мишку? — брат заговорил, только дослушав одну из любимых песен.

— Не знаю, что думать. Странно это все. С чего вдруг ребятня начала облик человеческий терять? И почему взрослых это не коснулось? Почему Мишка начал на Танькины эмоции реагировать?

— Это ты, брат, еще самого интересного не знаешь — Лёха вздохнул и потянул из кармана сигарету. Закурил, приоткрыв окно и задумчиво глядя на дорогу. Видимость ухудшалась с каждой минутой, ощутимо потемнело, и с неба посыпалась снежная крупа.

— Чего я не знаю?

— Мне доктор шепнул…. В общем, они на днях решили провести небольшой эксперимент. Собрали всех детей в одной комнате: хотели посмотреть, как они станут друг на друга реагировать. Сначала детишки все вдруг замолчали, а потом завыл сначала один, потом другой, третий… Через пять минут они вошли в резонанс, звуковой рисунок поменялся, появилось какое-то подобие мелодии, представляешь? Доктора не дураки, включили видеозапись и принялись наблюдать. И очень быстро заметили, что дети поделились на две примерно равные группы. Одни выли на высоких тонах, другие на низких. Одна девчушка почти достигла инфразвука, и в этот момент один из охранников потерял сознание. Упал, из ушей пошла кровь… В общем, реанимационные мероприятия эффекта не дали. И как только он упал, звук снова разделился на отдельные голоса. Так вот доктор сказал, что у погибшего диагностировали инсульт, хотя до этого человек был абсолютно здоров. Сам понимаешь, проверки у них раз в полгода, и никто не халтурит. По словам доктора, в тот момент, когда охранник потерял сознание, они все испытали чувство необъяснимого ужаса.

— Мда-а-а, удивил. Но в принципе, инфразвук может вызывать такие реакции. Были же какие-то наработки по звуковому оружию, нет?

— Были. Но ты не дослушал. Через какое-то время все повторилось, только на этот раз девчушка выдала ультразвук. Результат… странный. На всех присутствовавших в комнате видеонаблюдения накатила эйфория, счастье. При этом доктор, контролировавший ситуацию в комнате с детьми, просто слышал невероятный визг, но никаких странных ощущений не испытал.

— Погоди, получается, что этот инфразвук или ультразвук не действует на тех, кто рядом, а на видео действует? Так получается?

— Я не знаю, как получается. Но точно знаю, что это — необъяснимо, и с этим придется разбираться.

— Брат, а зачем мы до Завода в объезд города добираемся?

— А ты давно тут последний раз был?

— Ну… года два. А чего?

— А я и того больше. Окрестности-то тоже надо знать на случай чего.

И только он это сказал, как дорога сделала очередной поворот, и за небольшим пригорком показался здоровенный ангар, выкрашенный в защитный цвет. На стене, обращенной к трассе, был натянут баннер, гласивший: «Гараж Особенного Назначения. Специальные автомобили и техника. Рассрочка и кредит». Дальше шли номер телефона и адрес сайта. Территория вокруг ангара была до асфальта вычищена от снега, вдоль стены стояли несколько камуфлированных «Тигров» и один «Комбат». Брат, хмыкнув, крутанул руль, и «Крузак» свернул на отсыпанную мелким гравием дорогу. Рядом с «Комбатом» наш совсем не маленький автомобиль смотрелся подростком рядом с бодибилдером, и брат восхищенно причмокнул:

— Мечта!

— Эта мечта соляру кушает как не в себя.

— Зато пулю из АКМ держит, носится по трассе как угорелый, движок турбо-дизель, 320 лошадей, из любой засады вылезет…

Брат ходил вокруг огромного внедорожника и истекал слюной. Врезанная в торцевую стену ангара пластиковая дверь открылась, и оттуда вышел высокий подтянутый мужик в «комке» без знаков различия и с висящей на груди «болталкой. Но по походке и тому, как он держался, было ясно сразу — бывалый вояка. Подошел к нам, бегло осмотрел обоих, оценил Лехину комплекцию и такую же как и у него физиономию, улыбнулся и спросил:

— Нравится?

— Еще как. Откуда такое благолепие?

— Оттуда — мужик улыбнулся еще шире и протянул широченную ладонь сначала брату, потом мне. — Игорь меня зовут.

Брат ладонь стиснул и спросил:

— Алексей. А кто это вам такое название красивое придумал?

Игорь понимающе усмехнулся:

— Есть у нас самый главный, вот он и распорядился.

— Фантазия, однако — протянул брат с намеком.

— Опыт — веско уронил Игорь. — Сплошь богатый жизненный опыт.

Я слушал эти полунамеки и ничего не понимал. Брат, заметив мое недоумение, переключился на другую тему:

— А вот эти разные машины, они здесь для продажи или в чисто эстетических целях? Так сказать, потрясать мощью и внушать?

— Внушать обязательно, но если в закромах имеется, то и купить можно.

— А заводится?

— Еще как. Пень, ключи от бегемота принеси — это уже в рацию.

— Есть — невнятно прошипело в ответ.

Через пару минут из той же двери показался молодой парень в таком же, как у Игоря, камуфляже и неспешно направился в их сторону.

— Пень, совсем страх потерял? — зловеще вопросил парня Игорь, и тот ускорился почти до сверхзвука. Подбежал, вытянулся, щелкнув каблуками.

— Виноват, тащ капитан!

— Запаса, тетеря. Товарищ капитан запаса. — И, повернувшись к нам с Лехой, пояснил:

— Родина у нас, знаете ли, запасливая, капитанов держит прозапас.

Леха хмыкнул и ничего не ответил, принял от Игоря ключи и полез в кабину. Движок «Комбата» басовито заурчал, выдавая немалую свою мощь. Брат высунулся из кабины:

— Прокачусь?

— Валяй. Тут за ангаром такой рельеф, что… самое то, короче.

— Поедешь? — это уже ко мне вопрос.

Я отрицательно покачал головой. К чему душу зря травить? Брат пожал плечами, захлопнул тяжелую дверцу, и внедорожник, взревев мотором, сорвался с места. Игорь покачал головой и повернулся ко мне:

— Чай будешь?

— Давай.

— Пень! — окликнул он бойца, с любопытством оглядывавшему нашего «Крузера». — Чаю организуй.

— Есть, тащ капитан! — боец сорвался с места и скрылся в ангаре.

— Дисциплина, однако — я уважительно глянул на Игоря.

— А то! — он довольно осклабился и потянул из нагрудного кармана пачку сигарет.

Через пару минут Пень выглянул из двери:

— Чай готов, тащ капитан!

— Не верит он, что я в запасных — Игорь делано вздохнул — ну и фиг с ним. Пойдем, а то ухи мерзнут уже.

Я нажал кнопку на брелоке, сигнализация коротко мякнула, и пошел следом за гостеприимным капитаном.

Внутри оказалась обычная бытовка со стоящим в углу продавленным диваном, столом и несколькими стульями. В другом углу пристроился невысокий холодильник «Бирюса», наверняка заставший еще времена НЭПа, рядом с ним — забитый какими-то папками шкаф, и уже за ним стояла тумбочка, на которой ютился старинный плоский телевизор. На диване смотрел телевизор еще один боец. Увидев нас, он уселся, кивнул мне и выключил телевизор.

Уселись за стол, на котором уже исходили паром железные кружки.

— И какова цена пепелаца? — спросил я, сделав глоток крепкого чая.

— Конкретно вот этот, которого твой Леха сейчас напрягает, десяточку без малого стоит.

Я присвистнул.

— А чего ты хотел? Техника почти неубиваемая, с БТР-овской ходовкой и почти семилитровым турбодизелем. Пассажиров десяток на борт берет, опять же. При этом нафарширован покруче вашего танка. Ну там всякие подушки безопасности, климат-контроль, седушки с подогревом и прочее такое. Класс защиты — пятый, а это не шутки. Отсюда и ценник.

Когда Леха, наконец, накатался и вошел в бытовку, я успел наслушаться разных историй из печального быта бойцов и выкурить полпачки сигарет. Сказать, что Леха был доволен — не сказать ничего. Он светился от удовольствия, и я понял — будем брать. Аот только где столько денег взять?

Он поманил меня за собой, и я с радостью вышел из прокуренной бытовки на свежий воздух.

— Брат, ну это… это…! Короче, давай его купим, а?

— Он стоит десятку, брат. Где столько взять?

Леха почесал в затылке, просиял и выдал:

— А давай квартиры продадим и «Крузака»? С учетом кредита как раз хватит.

— Я так понял, ходовка у него не очень, да?

— Почему это? — изумился брат.

— Ну если ты так сильно головой ударился. Квартиру продать! Брат, ты чего?

Леха взял меня за локоть и потащил в сторону машины. Усевшись за руль и закрыв дверь, он повернулся ко мнеи спросил:

— А нафига тебе теперь квартира? Еще пара дней, и не будет твоей квартиры!

— А если не случится ничего, я куда пойду? В гараж?

Спорили мы долго, но переубедить меня у брата так и не вышло. Он сдался, когда я сказал:

— Если прилетит бомба твоя, отсидимся, а потом приедем и заберем. Аргумент?

— Аргумент. Но такой… — он покрутил в воздухе ладонью. — А если до нас кто заберет? Да и противорадиационной защиты у него нет.

— Зато у ваших есть, обработаем, а?

Леха махнул рукой, и мы пошли прощаться. Уже на выходе брат спросил у Игоря:

— Слушай, тащ капитан запаса, а такие агрегаты еще где-то поблизости есть?

— Вот не знаю — пожал тот плечами. — А чем тебе этот не хорош?

— Всем хорош, да уж очень цена кусачая.

— Дешевле вряд ли найдешь. Если надумаете, приезжайте…

Метель усилилась, и видимость сократилась до края капота. Мы неспешно катили в сторону Завода, молча слушая музыку. Я прервал молчание:

— Слушай, а чего в вашем гараже нет таких машин? Эти — я похлопал по панели — есть, а «Комбатов» нет?

— Да вот я тоже думаю. А вдруг есть?

— Так ты узнай. Может, и покупать не придется.

Брат промолчал и прибавил газу…

Полковника на месте не оказалось. Брат бодро выскочил из машины и направился к знакомому уже лейтенанту, а я остался в машине. Никакого желания выходить в метель не было, и я курил, открыв окно.

— Срочно в Кемерово вызвали — донесся до меня ответ лейтенанта.

— А когда он будет теперь?

— Не могу знать — лейтенант пожал плечами.

Леха раздосадовано сморщился, махнул рукой и пошел обратно к машине.

— Блин, вот всегда так! — он хлопнул ладонями по рулю. — Когда его теперь ждать?

— Не судьба — философски изрек я и закрыл, наконец, окно, в которое уже целыми охапками влетали снежинки. Лёха промолчал, завел двигатель и выжал газ, бросая тяжелый джип в снежную круговерть…

Поужинали прикупленными по пути в магазине пельменями. Гадость, конечно, в сравнении с самолепными, но не до того сейчас. После еды меня откровенно тянуло в сон, но Леха остановил меня на пороге кухни:

— Погоди, брат. Что-то мне тревожно. Шерсть на загривке дыбом — проговорил он серьезно. — Что-то будет.

Я вернулся, сел в кресло:

— Что будет?

— Не знаю! — вызверился он на меня. — Я тебе Нострадамус что ли?

Таааак, когда брат начинает психовать, это серьезно. Последний раз таким дерганым я его видел на одной..кгхм… встрече с ребятами с соседнего двора. Так вот перед той встречей брат тоже вдруг начал психовать. В итоге оказалось, что против нашей компании в семь рыл собралась команда из трех десятков недружелюбно настроенных и неплохо снаряженных бычков. Еле-еле мы тогда смылись, оставив поле брани за нашими оппонентами.

— Брат, что делаем? — сон как рукой сняло.

Леха открыл рот, чтобы ответить, и тут ночную тишину разорвал такой знакомый тоскливый вой сирены системы оповещения. Только в этот раз сигнал был каким-то рваным. После недолгого воя раздался треск динамиков и встревоженный, чуть металлический мужской голос заговорил речитативом:

— Внимание! Воздушная угроза! Повторяю: воздушная угроза!

Телефоны пискнули сообщениями. Взяв свой, я увидел тот же текст.

— И чего, мля, что воздушная угроза?! Делать-то людям что? — рявкнул я в темноту, просто чтобы скинуть напряжение и скрыть накативший вдруг страх. Брат, глянув свое сообщение, зло стиснул зубы.

— Началось! — выдохнул он.

Ни слова не говоря, мы бросились одеваться. Через минуту мы уже долбили в двери соседям и громко орали:

— Подъем! Выходите и спускайтесь в убежище! Быстрей!

Заспанные соседи, ничего не понимая, смотрели на двух полоумных, слушали вой сирены и ничего не делали.

— Да собирайтесь, мля! — рявкнул брат. — Бомба летит! Быстрей! Только одежду берите, больше ничего! Быстрей, быстрей!

Я в этот момент уже стучал в дверь баб Маши. Она открыла сразу: полностью одетая, в руках туго набитый армейский вещмешок и переноска с сидящим в ней ошалевшим котом.

— Началось? — строгим голосом спросила она.

— Похоже.

Баб Маша кивнула, вышла за порог, тщательно закрыла дверь и требовательно протянула руку:

— Давай ключи.

Я, ни секунды не сомневаясь, отдал ей ключи от убежища и выскочил на улицу.

— Соседи, одевайтесь и спускайтесь в убежище! — заорал я не своим голосом. — Быстрее!

Свет горел во всех окнах, народ спешно собирался, хлопали двери подъездов. Баб Маша уже спустилась в подвал, открыла дверь и теперь громко зазывала всех к себе. Я метнулся к машине, быстро перегнал ее под самые ворота гаражей. Если взрывная волна пойдет, то под гаражами она машину не зацепит. Метнулся к подъезду:

— Брат, давай быстрей!

Сирена выла безостановочно, нагоняя жути. Разрываемая светом редких фонарей ночная метель, заполошные женские крики, грубоватый напуганный рык мужиков, детский плач, собачий лай — какофония стояла такая, что хоть уши зажимай. Больше всего напрягало ощущение, что вот прямо сейчас кааааак шарахнет, и все, мы не успели.

Брат выскочил из подъезда, неся на руках вдруг обезножевшего деда Колю, заслуженного проходчика, полного кавалера орденов «Шахтерской славы». Следом толпой ломились полуодетые испуганные соседи. Благо, этажей всего три и в одном подъезде на так и много народу обретается.

— Санька, бегом! — проорал брат, передал кому-то из мужиков деда и рванулся ко мне. Глянув напоследок в небо, я шагнул к двери в подвал. Почти все уже спустились, перед нами суетно пробирались в темноту с десяток человек. Откуда-то из-за угла вдруг выскочил какой-то мужик с полоумными глазами. Подбежал, схватил меня за грудки и заорал мне в лицо, брызгая слюной:

— Что за херня?! Что за херня, я тебя спрашиваю?!

Я молча убрал его руки в сторону и влепил ему могучую затрещину, от которой мужик сел в сугроб. Орать он перестал. Сидел в снегу, держась за скулу и глядя на меня пустыми глазами. Леха схватил его за шиворот и одним рывком забросил в дверь.

— Уходим, брат!

В последний раз глянув в небо, я шагнул в подвал. Брат задраил могучую дверь и нашарил в темноте выключатель. Вспыхнул мутноватый свет. Соседи стояли, сбившись в кучу посреди просторного помещения. В убежище было тепло, но многих колотила дрожь. Мужики с заметным напряжением осматривали помещение, подмечая и его чистоту, и горы всякого разного хабара, и буржуйки, и топчаны вдоль стен.

— Леш, что случилось-то? — подал голос Серега Колчев, здоровый бугай, забойщик бог знает в каком поколении.

— Так, народ! — заговорил Леха, подняв руку. — Располагайтесь на топчанах, быстро. Если шарахнет, то тряхнет нас неслабо.

— Ой-о-ой! — заголосила какая-то незнакомая тетка лет пятидесяти с коротким светлым ежиком волос на голове и длинными красными ногтями. — А как же мои? А как же?! Пустите меня! — она метнулась к выходу и вцепилась в вентиль, пытаясь открыть дверь.

— Сядь! — рявкнул на нее брат, и тетка вдруг замолчала, опустила голову и села прямо на пол, у двери.

Ванька, понятливо кивнув, погнал свою семью к топчанам. Народ, ничего не понимая, двинулся туда же. Расселись. В убежище повисла давящая тишина, слышны только чьи-то всхлипы и дикий мяв кошака, которого баба Маша так и не выпустила из переноски. Дед Колина такса жмется к его ногам, испуганно поскуливая. Жуть.

Мы с братом переглянулись и уселись на свободный топчан в дальнем углу, возле буржуйки. Все молчали, и это давило на мозг похлеще сирены. Здесь, в убежище, сирены слышно не было, да и вообще никакие звуки с улицы не доносились. Кошак вдруг завыл не своим голосом, прижав уши и вжимаясь в пол своей клетки.

— Мля… — мрачно обронил брат, и в этот момент тугая волна шибанула в барабанные перепонки, в голове загудело, забило набатом, а потом убежище заколотило крупной дрожью, амплитуда скачков все усиливалась, воздуха вдруг стало не хватать, голова готова была лопнуть… Откуда-то раздался невероятно низкий гул, он все нарастал и нарастал, словно кто-то в небесах дернул басовую струну гигантской бас-гитары. От этого звука ломило зубы, нутро стянуло в тугой узел, в череп словно воткнулись с десяток работающих дрелей. Свет бешено мигал какое-то время, а потом погас. Сверху раздался невероятный грохот. Похоже, дом посыпался. Я зажал уши и заорал вместе со всеми в слепом ужасе, пытаясь криком прогнать эту жуть… Не орала одна баба Маша. Она закрыла глаза и шептала что-то, молитву, наверное. Железная бабуля. Дед Коля вполголоса матерился, поминая всех проклятых пиндосов и наших идиотов — правителей, допустивших все это…

Два последующих взрыва мы пережили чуть легче, хотя этот инфернальный рев чуть не свел меня с ума. Где-то в темноте загудел трансформатор, и с громким щелчком загорелись тусклые лампы дежурного освещения. Все прекратилось внезапно, в убежище снова повисла тишина. И в этой тишине Лехин сиплый голос прозвучал неожиданно громко, заставив женщин испуганно вздрогнуть.

— Три всего. Остальные, выходит, сбили?

— Да кто сбил-то? — дед Коля хмыкнул. — Отродясь ведь у нас тут никаких ПВО не было.

— Зато по Новосибирском есть, они и сбили.

— Эк ты махнул, до Новосибирска триста с лишним верст.

— Да для ракеты с боеголовкой эти три сотни верст на один зубок…

— О чем вы говорите вообще?! — истерично взвизгнула та самая тетка, что пыталась открыть дверь. — Что это было? Что случилось?

— Бомбу на нас бросили, ядреную — крякнул дед Коля.

— Не бомбу, а ракету с ядерным зарядом — наставительно сказал брат.

— Да какая разница, а?! Это ж всему конец! Ой, сыночки мои! — завыла тетка, и ее вой тут же подхватили остальные женщины.

— А ну цыц! Чего разорались, кликуши? — баба Маша выпустила кота и вышла на середину комнаты. — Хватит блажить! Слезами делу не поможешь.

— А что делать-то? — это Ленка Кузьмина, рослая красивая деваха, спортсменка.

— Обживаться — веско уронила баба Маша и попросила:

— Санечка, сынок, а где тут вода?…

Глава 5

31 января 2035. Ночь

Когда в буржуйках гудело пламя, а все немного успокоились и уселись кто где, держа в руках кружки с чаем, я подсел к бабе Маше:

— Баб Маш, а как это вы так не испугались, как другие?

Она посмотрела на меня долгим прямым взглядом синих, не по-старчески ясных глаз, и ответила:

— Я, сынок, войну прошла, ту, великую.

Я прикинул в уме и присвистнул: та война почти сто лет тому закончилась. Я никогда до этого не задавался вопросом, сколько бабе Маше лет.

— Это сколько же вам годов?

— У женщин о возрасте не спрашивают, балбес. Но вообще сто пятнадцать скоро. Когда война началась, мне только-только девятнадцать исполнилось. Я сразу добровольцем пошла. Меня пытались в медсестры записать, да я не согласилась. У меня первый разряд по пулевой стрельбе был, я была отличницей военной подготовки… В общем, на три месяца в спецшколу, а потом всю войну снайпером. Сто двенадцать зарубок на прикладе.

Все, кто слышал этот рассказ, изумленно замолчали, а Леха протянул восхищенно:

— Баб Маш, а звание какое?

— Майор.

— Боевая бабушка какая! — дед Коля покачал головой. — А чего ж ты, Марья, ни слова, ни полслова никому? Мы бы тебя еще больше уважать стали. А уж я бы на тебе женился бы. А чего? Бабки у меня нету давно уже, а мужик я справный…

— Сиди уж, женильщик.

— Товарищ майор, разрешите обратиться? — Леха дурашливо вытянулся во фрунт и стукнул каблуками.

— Разрешаю — подыграла баба маша.

— Разрешите заступить на боевое дежурство по охране вверенного нам объекта!

— А ты в каком звании, соколик?

— Майор, товарищ майор!

— Эх ты, тетеря — протянула баба Маша с улыбкой. — Равные по званию друг у друга разрешения не спрашивают.

— Так то по званию, а я — по уважению.

— Ну раз так, то заступайте.

Брат вышел на середину комнаты:

— Соседи, как вы уже поняли, мы тут немного подготовились. Короче, подходите получать спальные мешки. Припасено достаточно. Если вдруг кому не хватит, укладывайтесь по двое-трое. Утром будем разбираться со всем остальным. Гальюн — в том углу. Так, назначаем бортовое время — брат глянул на часы и нахмурился. — Сань, у тебя часы крутятся?

Я кинул взгляд на свои — стрелки застыли на часе ночи.

— Что за ерунда? — пробормотал брат, тряхнул рукой, приложил часы к уху — бесполезно. Я потянул из кармана телефон, нажал кнопку. Как и следовало ожидать, связи не было, но время телефон показывал исправно. Три часа ночи. Люди потянулись к нам с братом, получать спальники. Быстро расправившись с этой задачей, мы уселись в дальнем углу, у буржуйки. Брат поджог сигарету и приставил ее к открытой дверце печки. Тяга была, и это не могло не радовать. Быстро покурили, стараясь выдыхать в печку — с нами все же и женщины, и детей с десяток.

— Слушай, а радиация сюда не проникнет по трубе?

Леха озадаченно уставился на меня, подумал пару секунд, потом пожал плечами:

— А вот фиг его знает. Но варианты-то у нас какие?

— Ну дозиметр есть у тебя?

— Точно — брат сходил к куче барахла, покопался там и вернулся, неся в руках коробочку размером со спичечный коробок с небольшим экраном.

— Это чего такое?

— Дозиметр индивидуальный. Ну-ка… — брат нажал что-то, и раздался негромкий, но такой мерзкий треск, и на экране забегали цифры.

— Тааак, ноль четыре микрозиверта в час. Это нормально вообще?

— Я не знаю, брат. Будем замерять регулярно, да? Если будет расти, то чего делать?

— Спросил, блин. Не знаю я, чего делать.

— Да, нормально так мы спрятались…

— Ладно, не гунди. Пошли спать. Подъем у нас в 10.00.

— А зачем?

— Если дисциплину не ввести, через три дня начнется анархия.

И не поспоришь…

Растянулись на общем лежаке, укрывшись расстегнутыми спальниками. Тепло от буржуек постепенно наполняло Убежище. Не зря Леха неделю протапливал все четыре буржуйки, выгоняя из стен и пола холод и сырость. Никто вокруг не спал, только дети безмятежно сопели. Оно и понятно, для них все это проходит по разряду приключений. Женщины тихо перешептывались, мужики то и дело бегали покурить к одной из печек.

— Лех, как думаешь, ребятня там уцелела?

Где это «там», Леха уточнять не стал, и так было ясно.

— Наверняка. Ты ж видел тот бункер.

— А весь народ в городе, а?

Брат помолчал, обдумывая ответ, потом сказал:

— Не знаю, Сань. Если даже и уцелел кто, то только те, кто под землей. Ты представь себе, какая там радиация наверху.

— А давай замерим! Дозиметр есть же. Через трубу его наверх вытолкнем, а потом назад затянем и поглядим.

— Ага, и на нем радиации притащим сюда. Думай, что говоришь. Ждать надо.

Да, не подумал…

— А кто под землей, кроме шахтеров?

— Все конторские, вояки тоже на Заводе… да много кто мог успеть попрятаться. Погреба в каждом дворе, подвалы, да даже гаражи с ямами! Так что…

— Ты ж сам говорил, что по Заводу и должны были лупануть в первую очередь. И что, думаешь, там кто-то уцелел?

— Там как раз на ядерный удар и хранилища рассчитаны, и бункеры.

— И сколько нам тут сидеть?

— Ну радиация же не вечно будет над городом висеть. Ветер, осадки… Думаю, через пару недель наденем костюмчики и попробуем выйти. Если я верно помню, самые тяжелые поражения в первые дни наносят изотоп йод-131, цезий и стронций. Вот этот самый йод распадается дней за восемь-десять. А вот цезий со стронцием…

Надо было в школе хорошо учиться. Сиди теперь и гадай.

— Слушай, а как думаешь, «Комбат» мой уцелел? — через некоторое время спросил Леха.

— Ну это вряд ли. Ангар этот сдуло моментально, он же из простых сэндвичей…

— А там ведь пригорок небольшой метрах в ста за ангаром, волна могла и выше пройти.

— Чего гадать, поживем — увидим.

15 февраля 2035

— Ну что, брат, пробуем?

В Убежище повисла напряженная тишина, все уставились на нас с Лехой.

— Пробуем. Доедай и будем собираться.

Две недели в Убежище прошли… странно. Все ждали чего-то, косились на нас и ничего не спрашивали. Старательно жили обычной жизнью. В первые дни нас еще расспрашивали о том, откуда мы узнали и почему никого не предупредили. Михаил, тот самый мужик, которому в ночь взрыва мне пришлось отвесить крепкую затрещину, устроил форменную истерику. Называл нас эгоистичными подонками и сыпал угрозами. Осадила его баба Маша. Она подошла к беснующемуся мужику, положила ему руку на плечо, и эдак проникновенно глядя ему в глаза, сказала:

— А ты жалобу напиши. В Спортлото.

Мужик заткнулся, сел на лавку и принялся с остервенением поглощать пайку — лапшу с тушенкой…

Быстро расправившись с остатками завтрака, мы с Лехой отправились готовиться к выходу из Убежища.

Надеть непонятно где раздобытые Лехой костюмы радиационной защиты оказалось не то чтобы непросто, но… муторно. Для начала минуты две думали над тем, как правильно надеть на себя сначала спецбелье, затем комбинезон. Ну с этим справились самостоятельно, а вот для закрепления дыхательной системы пришлось звать мужиков. Пока они, натужно матерясь сквозь зубы, утягивали ремни, мы с Лехой почти успели решить идти как есть. В Убежище и так хорошо натоплено, боялись мы ребятню застудить, так еще и двойной слой одежды. В общем, стояли, потели и терпели. Когда, наконец, все было закончено, быстро натянули внутренние перчатки, надели маски, влезли в сами костюмы и посмотрели друг на друга. Леха о чем-то напряженно думал, я всегда знаю, когда он вот так в голове варианты просчитывает. Взгляд куда-то внутрь себя у него в такие моменты. Проверили связь, брат по привычке подпрыгнул, проверяя подгонку снаряжения. Вот же лось здоровый! Костюмчик весил килограммов 25, никак не меньше.

— Пошли что ли? — я вопросительно глянул на брата. Космонавт, честное слово.

— Погоди — он зашагал к нашему углу, где в небольшой комнатушке за могучей решеткой мы устроили наш арсенал. Вернулся он оттуда с двумя ружьями. Увидев мой недоуменный взгляд, пояснил, воздев указательный палец:

— Ты пока палец в этих перчатках будешь в пусковую скобу запихивать, тебя десять раз подстрелят.

— Лех… кто подстрелит-то?

— Мало ли…

Мы двинулись к выходу, гулко бухая сапогами в наступившей в Убежище абсолютной тишине. Подойдя к двери, Леха вытащил дозиметр и поводил им вдоль стыков двери и косяков. Дозиметр никаких особенных звуков не издал, и Леха махнул рукой мужикам, стоявшим тут же. Быстрое вращение запорного штурвала, Леха взялся за ручку и посмотрел на меня:

— Страшно, брат? А ты не боись — и потянул дверь на себя.

За дверью оказалась кромешная темнота, пахнуло холодом. Мы этого, понятно, не почувствовали, а вот Ванька зябко поежился, тревожно вглядываясь в темноту. Дозиметр молчал, только на маленьком экранчике бегали какие-то цифры. Леха махнул рукой, и Иван быстро закрыл за нами дверь.

— Ну и чего? Есть радиация?

— Да тут нет, все в пределах нормы — Леха повернул приборчик ко мне. — Погоди, щас наверх вылезем…

Он шагнул на первую ступеньку, подсвечивая себе мощным фонарем, я двинулся следом. Поднявшись до внешней двери, мы замерли, вглядываясь в показания дозиметра. Никаких изменений, вроде даже чуть уменьшились цифры. Я отчетливо услышал в наушнике, как брат хмыкнул и, пробормотав под нос «Только бы не присыпало», толкнул дверь. Никакого результата. Он толкнул еще раз, потом приналег всем телом. Тщетно.

— Кажись, привалило нас тут — брат хотел озадаченно поскрести в затылке, но, натолкнувшись на шлем, досадливо сморщился.

— Так это… дверь вроде вовнутрь открывается, не?

Леха глянул на меня как на врага народа:

— А сразу сказать не мог?

— Так ты глазки-то разуй, тетеря. Засовы на кой ляд, если б дверь наружу открывалась? Сам же их в пазы забивал.

Брат, ничего не ответив, взялся за первый из трех засовов, державших дверь…

С засовами справились быстро, я рванул на себя дверь, и она неожиданно легко отворилась. В лицо ударил обжигающе яркий солнечный свет, выбивая из отвыкших от яркого освещения глаз слезы. Перед дверью вырос немаленький сугроб, но больше ничего не было — ни кирпичей, ни еще какого мусора. Странно. Брат шагнул наружу, взобрался на сугроб, огляделся по сторонам и как-то обреченно выматерился.

— Лех, что с радиацией, а?

Брат, словно опомнившись, поднес приборчик к глазам, вгляделся, встряхнул, вгляделся еще раз, потом растерянно сказал:

— А хрен его знает. Или прибор сломан, или радиация в норме.

— Как в норме? — я рванулся вверх, забрался на сугроб рядом с братом и протянул руку. — Дай гляну.

Глянул. На экранчике дозиметра застыла цифра 0,4 мкЗв/ч.

— Блин. Как такое может быть?

Леха не ответил. Он смотрел вокруг и молчал. Я поднял глаза и тоже замолчал. Все вокруг как-то странно изменилось. Пара соседних домов почти уцелели, как и наш. Сталинские постройки с метровыми кирпичными стенами оказалось не так просто разрушить. Стены стояли. Не было ни одного целого окна, крыши сдуло и унесло неизвестно куда, всюду лежали поваленные тополя. Гаражи завалены снегом и мусором по самые крыши, но уцелели. И снег. Он был белым-белым, удивительно чистым. Такого снега в нашем городе не было никогда. Всегда его покрывала черная корка сажи и угольной пыли. И тишина. Ни одного привычного звука. Ни гула машин, ни лязга работающих экскаваторов, ничего. Мне стало жутко.

— Птиц нету, брат — осипшим голосом сказал Леха. — Как думаешь, они улетели или их всех… — он не закончил.

— Пошли… осмотреться надо бы — мой голос звучал не лучше.

Мы осторожно двинулись вперед, проваливаясь в пушистый снег до середины бедра. Мда, долго так не погуляешь.

— Может, гараж откопаем? На снегоходе всяко удобнее будет.

Леха молча развернулся и пошел назад, к Убежищу…

— Как это — нет радиации?! — возмутилась истеричная тетка, назвавшаяся Иркой. — А чем тогда по нам шарахнули? Нет, вы мне скажите, чем?!

Она оглядывала стоящих вокруг людей, словно ища поддержки своему возмущению

— А какая разница? — Ленка Кузьмина приняла новость спокойно. — Наоборот, хорошо даже. Можно будет наверх выходить.

— А зачем выходить-то? — спросил ее дед Коля. — Чего там делать-то?

— А ты тут до второго пришествия отсиживаться собрался, как крот? — язвительно хихикнула баба Маша.

— Живых надо искать — сказал, как отрезал Серега, и спорить с ним никто не стал. Новость об отсутствии радиации снаружи всех взбодрила, народ оживился, послышался смех. Неопределенность заканчивалась.

— Так, мужики, одевайтесь, берите лопаты, пойдем гараж откапывать — Леха явно не был настроен на долгие разговоры. Мужики, переговариваясь, потянулись одеваться, а Леха, взяв еще один дозиметр, рванул назад, на улицу. Вернувшись, он радостно улыбнулся:

— Та же песня, брат. Не могут же два прибора врать? Так что одной проблемой меньше — он взялся стягивать с себя надоевший уже костюм.

— Слушай, так все-таки, почему нет радиации? Выходит, не было ядерного взрыва? А что тогда так мощно рвануло?

— Чего ты меня спрашиваешь-то? — Леха быстро натянул стандартный комок поверх термобелья, на голову нахлобучил шапку, вместо ружья подвесил на плечо АКСУ или «ксюху» в простонародье. — Готов?

Я тоже уже переоделся и сейчас как раз затягивал шнуровку на высоких, подбитых овчиной ботинках.

— Ствол не бери, лучше с лопатой мужикам помоги. Сам видел, сколько там за две недели намело.

— А тебе лишь бы пошланговать — проворчал я, натягивая вязаную шапку. — Ладно, пошли, стемнеет скоро.

Копать пришлось от самой двери и до заката, как говорил наш ротный. Температура за бортом опустилась до минус двадцати пяти, снег за две недели слежался и стал плотным, так что работали споро, с азартом. До гаража докопались уже в густых сумерках. Открыли, осмотрели — вроде все в порядке. Так только, мелкого мусора насыпало с потолка, а в остальном без происшествий. Уставшие мужики курили у ворот, тихо переговариваясь между собой:

— Все снесло нахрен…

— Угу. Интересно, много народу в живых осталось?

— Я думаю, «панельки» все сложились. Там на соплях все держалось.

Это Серега. Он в наш дом как раз из «панельки» перебрался, так что знает, о чем говорит.

— А вдруг не посыпались?

— Ну и что. Жить-то в них все равно не получится. Ни света, ни отопления, ни воды нету. В наших домах хоть печки есть да колонка недалече. Ну а свет… свет у нас же есть, так, может и в дом проведем наново и в своих квартирах заживем, а?

— Ты, Серега, не дуркуй — это дед Коля, который вместе с нами на улицу выбрался и сейчас покуривал, сидя на вытащенном из гаража ящике. — Как ты жить-то там собрался? Крыши нет, окон нет, в квартирах разруха точно. Нет, брат, пока в убежище поживем. А там, глядишь, домишки себе присмотрим…

— Какие домишки? — недобро прищурился Серега.

— Дак ведь домов сейчас много пустых останется, а в своем дому куда как хорошо. Там тебе и печка, и банька, и огород. Главное, что радиации нет — дед Коля разглагольствовал, не замечая Серегиных зло блестящих глаз. — Оно ведь сейчас зима, а потом лето будет. Можно хозяйство завести, молоко да яички свои…

— Яички, говоришь? Мир рухнул, старый! Ты о чем говоришь-то?

Дед Коля, нимало не смутившись, отрезал:

— Но ты-то живой. Стоишь передо мной, искры мечешь, что твой трансформатор. А жить дальше нужно. Ты детей на сухпае ростить собрался? Да и не вечный он, сухпай-то. Надо наперед думать. А если сопли на кулак мотать, так ничего не получится. Передохнем все без толку.

Леха, молча слушавший разговор, сплюнул и сказал:

— Лопаты собрали и в Убежище галопом. Там поговорим. Потому как решать теперь много чего нужно.

Когда я уже готов был закрыть внешнюю дверь, откуда-то из сумрака приземистой стремительной тенью в проем метнулась огненно-рыжая кошка. Я даже опешил на мгновение, выглянул за дверь, осмотрелся, но никого больше не увидел. Задвинув могучий засов, я присел на корточки перед терпеливо дожидавшейся меня кошкой:

— А ты молодец, не теряешься — кошка потерлась о мою ладонь. — Ладно, пойдем, там тепло и сытно.

Появление нового жителя было встречено радостным гомоном. Оно означало, что жизнь в городе осталась, и у всех нас есть шанс. Женщины затеяли что-то вроде праздничного ужина, на общем столе появилась даже бутылка водки. Такая, чтобы всем по маленькой стопочке досталось. Пьянство мы решили не разводить и любые поползновения в сторону алкоголя пресекать самым жестким образом. Когда все расселись, Леха на правах командира поднял тост за всех живых, сколько бы их ни было. Водка размазалась по пищеводу, горячей волной ударив в мозг и окатив теплом. Никогда еще водка не пилась с таким удовольствием. И никогда еще так не хотелось следом замахнуть вторую порцию. Но нельзя. Дисциплину отцам-командирам нужно блюсти строже остальных, это я в армии усвоил крепко.

После ужина все расползлись по своим углам, ребятня смотрела мультик на чьем-то ноутбуке, а мы с братом устроились у печки с чаем в руках.

— Ну что, брат, с утра в поход? — Леха невесело усмехнулся. — Где-то еще точно есть живые. А я «Комбата» хочу забрать — закончил он неожиданно.

— Зачем он тебе? По такому снегу на нем не наездишься.

— Так весна впереди, по грязюке самое оно.

Я махнул рукой и перевел разговор на более насущную тему:

— Слушай, надо народ к делу приставлять, иначе сам понимаешь, мысли лишние в голову полезут. Только вот я ума не дам, какую общую работу придумать?

— Не боись, я все давно придумал.

Леха покопался в кармане и достал оттуда аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги, положил его на ящик между нами и аккуратно разгладил.

— Во. Смотри, высказывай соображения.

На листке убористым Лехиным почерком был составлен целый список специальностей, которые нам, по его мнению, нужны.

— Это когда ж ты успел, мыслитель?

— Пока некоторые массу давили, особо умные и ответственные о будущем размышлять изволили. — Леха горделиво приосанился. — Ну ты читай, читай, там и про тебя есть.

Я поднял голову вверх, посмотрел на тускло светящуюся лампочку, поднялся и пошел за налобным фонариком. Вернулся и увидел на ящике керосинку. Леха возился с ней, пытаясь разжечь.

— Зачем? Вот же — я сунул ему в нос свой фонарик.

— А затем, что побереги батарейку. Этот фонарик нам ой как пригодится там — он ткнул пальцем вверх, явно имея ввиду внешний мир. — Там ты с этой дряхлой лампадой не находишься.

Я пожал плечами — правда в его словах была. Когда фитилек наконец разгорелся, я уселся поудобнее и погрузился в чтение. А почитать было что. Леха озаглавил список емко — «Выживание». И был он не очень обширным, но очень содержательным.

Первым пунктом значились разведка/поиск, и напротив наши с Лехой имена. Следом шел завсклада, эту роль брат отвел бабе Маше. В графе «хозработы» значилось 5 м. Пятеро мужиков что ли? Далее безопасность, снова 5 м. Медик и знак вопроса напротив. Повара и буква «ж» напротив. Ну тут все ясно. Присмотр за детьми и та же песня. Ремонтные работы и вопрос. ТО техники и снова вопрос.

Я закончил изучение списка, отложил его в сторону и закурил. Следовало подумать. Когда окурок улетел в печь, брат не выдержал:

— Что скажешь-то?

— Вроде все толково, но как будто чего-то не хватает.

Он сумрачно кивнул:

— Вот и меня гложет. И так вертел, и этак, но больше в голову ничего не идет. Давай по пунктам?

— Давай. Сразу вопрос. С разведкой все ясно, а с поиском что? Выживших искать будем?

— Выживших и любые годные ресурсы. В первую очередь продукты, оружие и боеприпас. Технику и топливо. И обувку с одеждой. И… да все нужно. Мы ведь на этих припасах долго не протянем.

— А оружие зачем? Думаешь, воевать придется?

— А ты один такой умный за разным нужным полезешь? Нет, брат, придется драться.

— И чего ты вдвоем сделаешь в случае чего?

— Во-первых, на снегоходе только вдвоем и можно. Во-вторых, с нами будут верные помощники, то бишь стволы. В-третьих, не факт, что мы кого-то встретим — брат зло сплюнул. — Ты как думаешь, что это так рвануло без радиации? Город в пыль.

— Ну не совсем уж в пыль…

— Завтра поглядим. Так что думаешь-то?

— Думаю, Завод взорвали. Нечему больше так взрываться, понимаешь?

— А зачем его рвать? Там же огромное количество взрывчатки, оружия, топлива, техники… Нет, нелогично.

— Тогда не знаю. Может какую вакуумную бомбу кинули? От них вроде невероятная ударная волна случается.

— Да, точно! У америкосов была такая, они ее «Мать всех бомб» назвали. Как же они ее сюда доставили? ПВО отключили, что ли?

— Теперь-то какая разница — я махнул рукой. — Будем выживать…

Утро началось в восемь. Брат зычным голосом гаркнул на все Убежище:

— Подъем, лежебоки! Работы у нас за гланды.

Народ зашевелился, заворочался, мужики потянулись к печке покурить. Баба Маша вышла на середину помещения и принялась командовать:

— Так, девочки, умываться и готовить завтрак. Ребятня, завтракать и за уроки. Ну а мужики с дедами сами разберутся.

Наскоро умывшись и проглотив по паре бутербродов, мы засобирались. Брат открыл решетчатую дверь в «ружпарк» и принялся подбирать амуницию и стволы. Мне досталась пятизарядная помпа, старый добрый МР, себе брат прихватил «ксюху». Увидев мой недоуменный взгляд, пояснил:

— Ты рулить будешь, а мне с коротким крутиться удобнее.

Натянули термобелье, поверх надели зимние тактические комбезы и утепленные куртки. Мне пришлось подпоясаться патронташем и напихать патронов по карманам. Брат пристроил на груди небольшой бинокль, прицепил на пояс подсумки с магазинами, попрыгал.

— Все, пора.

В этот момент в комнатку заглянула баба Маша. Она держала в руках термос и небольшой сверток:

— В дорогу вам, паек.

— Спасибо, баб Маш!

— Ладно уж. Повнимательнее там…

За ночь подсыпало немного снега и пришлось поработать лопатой, откапывая гаражные ворота. На улице царила абсолютная тишина. Казалось, снег поглощает звуки. Страшноватое ощущение, как в фильме ужасов. Залили бак снегохода до краев, по бокам приторочили две двадцатилитровые канистры. Все, можно заводить.

Движок схватился со второго раза, звонко зарычал, потом умиротворенно затарахтел на малых оборотах.

— Выкатывай помалу.

— Да погоди, пусть хоть чуть помолотит, недавно же с ремонта, поберечь надо.

— Мы тебе новый найдем, вот увидишь.

Через пять минут я аккуратно выкатился из гаража. Солнце уже поднялось над крышами и заливало голубоватый снег ярким светом.

— Брат, надо взвоз делать, как мы из этих сугробов выскочим?

Леха буркнул:

— Надо — давай делать.

Минут двадцать мы прокапывались, затем уложили на снег две плахи для надежности.

— Да, машина тут до лета. Пока снег не сойдет, нечего и мечтать отсюда выбраться.

— Ладно, разберемся. Поехали, чего время терять.

— Куда сначала?

Леха подумал мгновенье, что-то решая, потом рубанул ладонью воздух:

— А давай на Ленина спустимся и в сторону ОРСа. Наверняка там выжили все, в бункере этом.

На взвоз я выскочил со второго раза, и то Лехе пришлось забираться следом самому. Нас двоих снегоход бы, конечно, вытянул, но нужно было проверить, как держит снег. В конце концов Леха устроился позади меня, и я выкрутил гашетку. Рык двигателя с треском разорвал застывшую над городом тишину, заставив нас вздрогнуть и вжать головы в плечи. Проскочили мимо занесенной до середины окон первого этажа двухэтажки, мимо бывшего 25-го магазина и выкатились на Ленина, центральную улицу нашего городка. Выкатились и остановились. Когда-то нарядная улица с красивыми домами в стиле сталинского ампира была завалена снегом, из которого тут и там торчали отдельные плахи и целые фрагменты крыш. Дом, в котором всегда был «Гастроном», был разрушен наполовину, и обломки кирпича торчали тут и там окровавленными сломанными костями. Ничто не нарушало тишины. Легкий ветерок кружил поземку, иногда тонко посвистывая в обрывках проводов и невозбранно гуляя по квартирам — ни одного целого окна в округе не наблюдалось. Соседний дом, в котором когда-то давно был магазин «Малютка», уцелел чуть больше, но дальше по улице в обе стороны все было разрушено. Вдруг под стеной дома справа от себя я заметил что-то неправильное. Вгляделся пристальнее…

— Брат, там…

— Вижу — Леха сцепил зубы. Под самой стеной лежало тело какого-то мужика, наполовину занесенное снегом.

— Похоронить бы…

— Всех не похоронишь — брат сумрачно смотрел на тело.

— Ты представь, сколько их под снегом, в домах, магазинах… Весной придется бежать из города.

Вдруг откуда-то выскользнула здоровенная крыса и прямиком направилась к трупу. Брат молниеносно выхватил из наплечной кобуры пистолет и, почти не целясь, влепил крысе пулю. Та подскочила и скрючилась в снегу, почти разорванная пополам.

— Ловко — я присвистнул. — Только зачем? Она ведь явно не одна, да и не первый день они на нем кормятся.

— Терпеть не могу — зло выдохнул брат, убирая пистолет. — Поехали, чего стоять.

Впавший в кому город смотрел на нас зияющей пустотой выбитых окон, заставляя меня неуютно ежиться. Где-то мерно бряцал кусок то ли жести, то ли кровельного железа. Эхо от работающего двигателя билось о стены домов по обеим сторонам улицы, дробясь и рассыпаясь окрест. Ехать по Ленина на снегоходе было как-то… неправильно, что ли. Я невольно прижимался к стенам домов там, где это было возможно. Затылок холодило ощущение опасности, рука тянулась выкрутить газ на полную. Но не надо сейчас спешить,

— Что-то у меня загривок дыбом, как бы чего не случилось — брат за спиной поудобнее перехватил свою «ксюху». Тоже, значит, неуютно ему.

Через минуту мы уже крались мимо 14-й школы, в которой я проучился 11 лет. На видимом с Ленина главном фасаде уцелело только одно окно, у входа на первом этаже. Было оно закрашено белой эмалированной краской и сейчас бельмом выделялось на красном кирпичном фасаде. Крышу со школы сдуло, завалив ее остатками стоящую рядом маленькую гостиницу. А вот памятник Ленину в окружении высоченных голубых елей устоял и по-прежнему указывал рукой в светлое будущее. Ошибся ты, великий революционер, будущее рисуется нам в черных тонах…

От мрачных размышлений меня отвлек брат. Он хлопнул меня по плечу, призывая остановиться. Мы как раз въехали на главную городскую площадь перед администрацией, до ОРСа нам оставалось около километра.

— Глуши мотор.

Я молча заглушил двигатель, и на нас упала тяжелая, как бетонная плита, тишина.

— Ты чего?

— Тссс — брат прижал палец к губам. — Прислушайся.

Я даже дыхание задержал, пытаясь хоть что-нибудь услышать, но тщетно. Полное отсутствие звуков давило на голову. Вдруг зверски захотелось заорать, громко, изо всех сил, чтобы только сломать эту тишину.

— Слышишь? — брат вопросительно посмотрел на меня.

— Неа. А чего я должен услышать?

— И я не слышу. А это плохо, брат. Это значит, что живые если и есть, то в город они не выходят. Ни одного следа, ни звука, ничего. А это в свою очередь означает как минимум две важные вещи. Первое — все доступные ресурсы пока еще доступны, и можно неплохо затариться. И второе…

Его прервал звук выстрела. Стреляли из ружья где-то в районе стадиона «Шахтер» метрах в пятистах от нас. Брат резко обернулся в ту сторону, скинул ремень «ксюхи» с плеча и снял автомат с предохранителя. Сделал он это одним слитным движением. Взгляд стал жестким, движения плавными. Куда делся здоровый увалень с повадками неадекватного медведя?

— Поехали помалу, только не шуми.

— Куда?

— К стадиону. Надо посмотреть, кто стрелял. Есть живые, есть!

Я тронул снегоход и потихонечку пополз в сторону Треста (так у нас называют кольцо, на котором расположен стадион). Выстрелов больше слышно не было. Зато метров через двести мы увидели медленно бредущего на лыжах мужика, который тащил за собой санки. Выглядел мужик странно. Дорогая кожаная куртка, джинсы, валенки и здоровенный малахай. На плече висело ружье, вертикалка. Брел мужик строго поперек кольца как раз в сторону стадиона. Красивая отделка трибуны была снесена ударной волной, но сама трибуна стояла как ни в чем не бывало. Нас мужик не слышал.

— Догоняй, побыстрей только, чтоб не успел среагировать.

Я вывернул газ, и снегоход с утробным рыком прыгнул вперед. Через десяток секунд мы поравнялись с мужиком. Он нас, конечно же, услышал и только начал оборачиваться. Брат хлопнул меня по плечу и чертом соскочил на снег:

— Здоров, друг. Тихо, тихо, не лапай ружье. Ты чего здесь?

Мужик хмуро и с немалой долей испуга глядел на нас из-под косматой шапки. Ружье осталось висеть на плече.

Я кинул взгляд на санки и разглядел, что там лежит ротвейлер, из его носа протянулись две кровавые вожжи.

— Здорово — тихим бесцветным голосом сказал наконец мужик. — Вы кто такие?

— Люди мы. Ты пошто собачку обидел, изувер?

— Жрать что-то надо.

— Чудак человек, в любой магазин заберись и затарься едой. Собака — друг человека, в нынешних условиях очень полезная зверюга. Ты один?

— Теперь один — мужик сплюнул.

— А куда идешь?

— Туда — мужик мотнул головой в сторону трибуны.

— Живешь там?

— Теперь да.

— А ружье откуда?

— Мое.

— Ты вроде как не рад нас увидеть?

— А чему радоваться?

— Тому, что мы живые.

— Мне и одному нормально. Теперь…

— Давно в город выходишь?

— Неделю уже.

— А неделю что ел?

— Там под трибуной сторож жил, у него припас был.

— Что со сторожем?

— Умер через два дня после взрыва.

— Сам?

Мужик непонимающе уставился на Леху и ничего не ответил.

— Что с семьей? — брат заметил на его пальце кольцо.

— Нет семьи… теперь.

Помолчали немного, затем брат снова принялся за расспросы.

— Что дальше делать думаешь?

— Лета дождусь и в деревню уйду.

— В какую деревню?

— На Чумыш.

— Еще живых видел?

— Только собак и крыс.

— Много собак?

— Много.

— В чем-нибудь нуждаешься?

Мужик подумал пару минут, затем сказал неуверенно:

— Три патрона осталось всего.

— Патронами поделимся. Слушай, мы на Советской, 20, у паспортного. Знаешь где это?

Мужик кивнул.

— Если прижмет, приходи. Спросишь Леху или Саню.

Мужик снова кивнул. Я отсыпал ему пару десятков патронов, и он развернулся, чтобы уйти.

— И это. Как зовут тебя?

— Михаил.

— Вот и добре. Миш, не стреляй собак больше. Попробуй в какой-нибудь магазин пробраться.

Миша пожал плечами и двинулся дальше. Мы проводили его взглядами:

— Как думаешь, брат, а у него крыша не протекла случаем? Очень уж он неразговорчивый. И людям не рад.

— Мало ли что. Сам же слышал, он семью потерял.

— Я к тому, что ты его к нам позвал. Нужно ли?

— Сейчас каждый человек нужен, нам нужно становиться сильными. Ладно, поехали в ОРС…

Ворота на территорию ОРСа были закрыты и занесены снегом примерно наполовину, да и само одноэтажное здание почти скрылось за снежным бруствером. Что показательно, никаких следов пребывания человека видно не было.

— Что-то мне подсказывает, что ворота нам не откроют.

Брат ничего не ответил. Он привстал и внимательно вглядывался то ли в здание, то ли в идеально ровный сугроб, за которым оно пряталось.

— Гляди, курит боец. Курит, засранец. Нету на него нашего взводного. Тот за такие залеты окурки о лоб тушил — еле слышно проговорил брат.

Я пригляделся и только сейчас заметил легкое облачко синеватого дымка от сигареты, висевшее над сугробом.

Леха гаркнул во всю мощь легких:

— Боец-боец, а мы тебя видим. Выходи давай, дело есть.

В ответ ни звука.

— Не вынуждай меня самого подходить. Я с тобой миндальничать не стану, сдам тебя начальству с потрохами, и всех делов.

Тишина, ни звука.

— Ну, как знаешь — брат аккуратно ступил на снег и сразу провалился по колено. — А знаешь, боец, я тебя сдавать не стану — зло произнес брат. — Я за каждый свой шаг в твою сторону буду тебя в душу бить.

Добравшись до ворот, брат вцепился в одну из труб, из которых ворота были собраны, и полез наверх. Из-за сугроба тут же раздалось грозное:

— Стой, кто идет!

— Я это, я, солдатик. Ты, главное, не уходи никуда, мне с тобой переведаться надо.

Над сугробом показалась голова в лихо заломленной на затылок шапке, а следом и ствол такой же, как у брата, «ксюхи». Румяный и с виду абсолютно деревенский паренек сурово насупил брови и сказал как мог строго:

— Еще движение, и стреляю на поражение.

Брат и не подумал останавливаться, только спросил весело:

— Эк ты в рифму высказался. Это тебя близкая расправа на лирический лад настроила или ты по жизни дурачок?

Я, видя, что паренек закусил губу и стиснул автомат, подхватил помпу и взял его на мушку. Мало ли, решит еще с перепугу стрелять.

Брат тем временем продолжал развивать тему:

— Я когда в армии служил, ну вот навроде тебя, так у нас в роте был такой вот стихоплет. Что ни вечер, так он с тетрадкой после отбоя под одеялом прятался. И стихи у него были такие… грустные. Короче, через полгода сделал он себе самострел, да неудачно. Бедренную артерию перебил и за пару минут кровью истек.

Паренек нервно сглотнул, но больше попыток остановить брата не предпринимал.

— И вот иду я к тебе, солдатик, и думаю — а ты, случаем, самоубиваться не надумал? А то я ничем иным твое хамское поведение объяснить не могу.

Брат перебрался через ворота и ледоколом пошел по сугробу в сторону в конец растерявшегося бойца. Тот передернул затвор и сказал:

— Произвожу предупредительный выстрел. Следующий будет на поражение.

Брат замер, и тут тишину нарушил голос, раздавшийся из закрепленного под крышей рупора:

— Ершик, ты чего не стрелял, чучело?

Ершик в ответ покрепче стиснул автомат и приготовился стрелять. Леха рухнул в снег, из рупора донесся издевательский хохот:

— Отставить стрелять. А то прет, как на параде, никакого уважения.

Брат с трудом поднялся и принялся молча отряхиваться. А голос из рупора тем временем продолжил:

— Вы если хотите в гости, вам надобно вдоль заборчика до калитки добраться, которая с обратной стороны. Там-то мы вас и встретим со всем прилежанием.

Брат сплюнул:

— Так что ж мне, обратно через ворота лезть? И даже Ершику вашему в рыло не дать?

— Лезь — разрешил голос. — А нам за тобой еще снежный покров восстанавливать, ты ж как кабан на свинку попер. Одно слово, оккупант.

Брат сказал:

— А ты, Ершик, булки не расслабляй. Вредно.

Плюнул и принялся пробираться обратно к воротам…

Когда мы объехали территорию ОРСа и выкатились к калитке, там уже собралась целая делегация. Состояла она сплошь из сержантов, а командовал ими сурового вида старлей. Все были вооружены до зубов, и в обращенных на нас взглядах я что-то не увидел желания творить мир во всем мире.

Увидев нас, один из сержантов открыл могучую калитку шириной в створку гаражных ворот. Мы закатились внутрь, и я заглушил мотор. Тишина рухнула на нас тяжелым молотом. Старлей брата узнал, по губам проскочила кривоватая ухмылка:

— Здравия желаю, товарищ майор. Рад, что выжили.

— А уж как я рад — брат протянул ему руку. — Как у вас обстановка?

Старлей молча указал рукой на неприметную металлическую дверь. Брат хмыкнул и направился следом за провожатым. За дверью обнаружился забранный со всех сторон толстенными решетками тамбур. В углу за столом сидел ражий усатый мужичина лет пятидесяти в звании старшины. Взгляд его серых глаз был безмятежен, однако чувствовалось, что при необходимости он способен голыми руками всех троих упаковать и сложить аккуратным штабелем вдоль стеночки. Хотя нет, с братом и ему пришлось бы повозиться.

— Стволы на стол, и чувствуйте себя как дома.

Мы переглянулись, с гулким бряцаньем сложили оружие и вопросительно посмотрели на старлея.

— Идемте, нас уже ждут.

— Ждут конечно, как не ждать — буркнул брат, еще раз оценивающе оглядел старшину, уважительно хмыкнул и затопал тяжелыми ботами по гладкому бетонному полу.

И снова бесконечная узкая лестница, острый медицинский запах с прошлого раза, кажется, усилился. Наши шаги гулко бухали по ступеням, бились о стенки коридора и горохом скатывались куда-то вниз. Меня вдруг такая тоска взяла, что я чуть не взвыл в голос. Я внезапно осознал, что мир вокруг нас рухнул в такую страшную пропасть, выбраться из которой не факт что получится. Все поменялось, абсолютно все. И надо привыкать жить по законам, которых мы не знаем. Или лучше установить свои законы. Потому что в таких условиях человек очень быстро звереет, и законы установятся зверские. Но как? «Надо объединяться с вояками!» — обожгла меня мысль. Я дернул брата за рукав и зашептал ему на ухо:

— Не знаю как ты, а по мне так надо объединяться с ними.

Леха только кивнул молча. Видимо, тоже об этом уже думал.

Мощная металлическая дверь бесшумно открылась перед нами, открывая вход в большую, залитую ярким светом комнату. В углу все так же были собраны игровые автоматы и прочие развлекательные атрибуты. Дверь в медблок была открыта, и на пороге стоял доктор Смирнов в неизменном халате и очках. Увидев нас, он приветливо кивнул:

— Рад, что вы живы. Идемте.

Старлей остался за дверью, а мы с доктором пошли по длинному мрачноватому коридору с неприметными дверями по обеим сторонам. Из-за дверей не доносилось ни звука, и мрачная обстановка начинала откровенно давить на нервы.

— Доктор, как там наши?

— Сейчас все узнаете, в рамках допуска.

Кабинет, к которому мы шли, располагался в самом конце коридора, и пока мы шли, я пытался разобраться в том, что же меня так гнетет. Серые стены? Тишина? Неизвестность? Так ни до чего и не додумавшись, я топал следом за братом и доктором. До самого кабинета мы больше не проронили ни звука. Такая же, как остальные в этом коридоре, дверь при нашем приближении беззвучно распахнулась, бросив на пол вытянутое световое пятно. Доктор остановился и отшагнул в сторону, давая нам пройти:

— Прошу.

Мы вошли и остановились мало что не на пороге. Я принялся с любопытством оглядывать представшую нашим глазам картину. Кабинет поражал размерами и напоминал президентский люкс и центр управления полетами одновременно. Здесь все было очень дорого, от ковра на полу до настенных светильников, от пуфика у входа до громадного дивана. Вся дальняя стена была одним большим экраном, разбитым на десятки сегментов. На экран было выведено изображение из разных уголков города и с нескольких предприятий. Чуть в стороне стоял большой овальный стол красного дерева, вокруг него в идеальном порядке были выставлены резные стулья с гнутыми спинками. Справа от входа, вытянувшись во фрунт, стоял лейтенант. Видимо, вестовой или как их правильно называют.

Пока я осматривался, брат шагнул вперед и застыл, пристально глядя на сидящих за столом людей, точнее, на одного из них, сидящего во главе. Смотрел не мигая, лицо окаменело, спина напряглась. Его оппонент, такой же здоровый, как и брат, в полковничьем кителе, отвечал ему таким же пристальным взглядом. Атмосфера в кабинете накалилась. Сидящие рядом с полковником мужики завозились на стульях. Один из них, в комке с майорскими погонами, заговорил:

— Присаживайтесь, товарищ майор.

Брат никак не отреагировал, все так же глядя на полковника. Тот усмехнулся, поднялся, обошел стол и встал перед братом, с вызовом глядя ему прямо в глаза.

— Я думал, ты умер — голос брата не предвещал полковнику ничего хорошего.

— Я тоже так думал. Но потом мне позвонили и сообщили, что нет — полковник помрачнел.

— Кому-то еще позвонили? — за искренним интересом угадывалась злость.

— Не знаю.

— И давно ты… жив?

— Год.

Брат скрипнул зубами.

— В городе уже четыре месяца — полковник с интересом наблюдал за реакцией брата.

— Как тебе город? Похорошел?

— Уже нет. Присядешь?

Брат оглянулся на меня, кивком пригласил за стол, молча шагнул вперед, отодвинул стул и уселся, принявшись оглядывать сидящих. Я устроился рядом. Полковник сел на свое место:

— Петров, организуй-ка нам чайку.

Затем повернулся к нам:

— Вас обоих мы знаем, поэтому представлю остальных. Подполковник Вечер, позывной «Вечер», отвечает за безопасность на объекте и безопасность объектов — при этих словах невысокий сухопарый мужик лет пятидесяти кивнул.

— Майор Ливский, позывной «Лис», разведка — он указал на того самого майора, что предлагал брату присесть.

— Капитан Диковицкий, позывной «Дикий», руководит боевым подразделением — внушительного вида капитан в непривычном камуфляже спокойно посмотрел в нашу сторону.

— Капитан Марков, позывной «Док», военврач, отвечает за сохранность объектов — полковник кивнул в сторону невысокого кругленького доктора в очках.

— Под объектами мы понимаем детей? — брат вопросительно глянул на полковника.

— Именно. Для твоего брата представлюсь — полковник Яровой, Сергей Михайлович, позывной «Ярый». Здесь отвечаю за все. Теперь вот за вас еще — буркнул он ворчливо.

— За себя мы сами — брат протестующе поднял ладонь. — Мы не одни.

— Тогда доложи обстановку.

Брат сжато, но емко изложил диспозицию, изредка прикладываясь к кружке с горячим чаем. Ярый заинтересовался рассказом о встреченном нами охотнике на собак:

— Погоди, он один там живет? Так получается?

— С его слов так.

— И к вам переходить он отказался?

— Отказался.

— Лис, возьми на заметку, нужно проверить.

Лис кивнул и сделал пометку в лежащем перед ним блокноте.

— Кстати, вопрос — брат прихлопнул ладонью по столу. — Как вы город разведывать собираетесь? Снега там…

Ярый задумчиво отбарабанил пальцами по столу смутно знакомый мотив и повернулся к брату:

— А вот тут вы нам и поможете. Будем искать снегоходы. Саш, ты ведь знаешь, у кого они есть? Завтра объедете ближайших из известных. Если люди живы — зовете к нам. Если нет… ну, понятно.

— А топливо?

— У кого снегоход есть, у того и топливо есть как минимум на выезд — это уже я включился в разговор. — Но как-то это…

— Как? — Ярый уставился мне в глаза. — Если они погибли, им техника не нужна.

— Да я понимаю.

— Тогда не надо сопли интеллигентские разводить. Нам всем нужно для начала выжить.

— У вас тут как с местом? — брат решил сменить тему.

— Вечер, дай доклад по объекту.

Вечер спокойным тоном четко доложил:

— Объект рассчитан на постоянное проживание пятисот человек. На данный момент проживает сто сорок три человека, остальные помещения законсервированы. Для расконсервации нужно трое суток.

Ярый отпил чай:

— Слыхал? Хочешь к нам перебраться?

— У нас бабы с детьми, им бы точно здесь лучше было. А там можно базу подскока сделать и типа карантина для новичков. Чтобы всех сюда не тащить.

Ярый задумчиво пожевал губами, оглядел всех собравшихся:

— Что думаете, орлы?

Первым высказался Док:

— Если и переселять, то только после медицинского осмотра на предмет вирусов и инфекций. Но в целом идея хорошая. Карантинное отделение не помешает.

— Нужно пробить по базам, что за люди — это Лис. Вечер кивнул согласно.

— Я вам по каждому полный расклад дам — брат возмутился.

— Дашь — спокойно кивнул Лис. — А мы проверим.

— Вполне понятные меры предосторожности, но там ведь женщины, дети и старики половина.

— Ладно, не рычи — Ярый усмехнулся. — Мы быстро проверим. Все равно без медосмотра никто вас здесь не примет. Док, сколько времени на подготовку нужно?

— Завтра можем начинать.

— Ну и хорошо. Тогда завтра вы — Ярый ткнул в нас пальцем — цепляете к снегоходу нарты и к 8:00 здесь как штык. Питание и безопасность Дока на вас. Вопросы?

— Никак нет — брат поднялся, и я последовал его примеру. — До завтра тогда…

Обратно мы решили ехать не по Ленина, а по Советской, шедшей параллельно. В самом ее начале с одной стороны стоял стадион, затем спорткомплекс «Юность», а дальше шли жилые дома. С другой стороны стояли жилые дома с различными учреждениями. Советская была неширокой, и существовал риск, что она завалена обломками, но не попробуешь — не узнаешь. На малых оборотах прокрались до разрушенного стадиона и остановились на кольце, глядя вдоль улицы в сторону дома. Первое, что бросалось в глаза, это то, что вся поверхность снега была испещрена следами. Чьи это были следы, отсюда разобрать было невозможно, но жизнь здесь была. Скорее всего, следы были собачьими. Крыша и фасад трибуны были сметены взрывной волной, но, к счастью, лежали на футбольном поле. Но ситуацию это не спасало. Крыши окрестных домов, окна, рекламные щиты, фонарные столбы — улица была завалена обломками. В нескольких местах из-под снега торчали крыши автобусов и будки грузовиков.

— Давай потихоньку, попробуем пробраться.

Я тронул снегоход с места, прикидывая маршрут, а брат привстал в седле, держа автомат наизготовку. Мы медленно тянули по насту, осматриваясь по сторонам.

— Ты подмечай, где и что можно будет пошерстить на предмет всяческих полезностей — брат хлопну меня по плечу. — Скоро на мародерку пойдем. Как только техникой разживемся, так сразу.

Я кивнул, напряженно вглядываясь в улицу впереди, где мне почудилось какое-то движение. Брат, уловив мое напряжение, уставился туда же, направив в ту сторону ствол «ксюхи». Движение повторилось, и из груды развалин появилась огромная собачья голова. Алабай! Пес настороженно смотрел в нашу сторону. Я тронул снегоход с места, осторожно лавируя между торчащими из снега обломками. Чем ближе мы приближались, тем настороженнее выглядел пес. Наконец, когда до собаки осталось не больше пяти метров, пес зарычал, низко, утробно. Я протянул еще пару метров, и брат сказал:

— Стой, ну его нафиг. Если кинется, придется стрелять, а я не хочу. Жалко псину.

Я покопался в мешке и вынул один из бутербродов, собранных нам в дорогу. Подумал немного и протянул его собаке, приговаривая успокаивающе:

— Ну, ну, не рычи. Все хорошо, мы тебе еды привезли. Бери, а?

Пес вышел из своего убежища полностью, дав разглядеть палевые бока, мощные высокие лапы, большую лобастую голову с внушительными челюстями и обрезанными под корень ушами. Едва шевельнув обрубком хвоста, пес шагнул вперед и осторожно взял бутерброд. Точнее, взяла, потому что это оказалась щенная сука. Но, вопреки ожиданиям, она не набросилась на еду, а развернулась и скрылась в нагромождении обломков. Мы с братом удивленно переглянулись.

— Щенки у нее там что ли?

Я пожал плечами, и тут из-под обломков раздался детский плач! Кричал младенец, громко, надсадно. Брат соскочил в снег, провалившись по грудь, и как мог быстро бросился вперед. Я осторожно подкатил снегоход вплотную к обломкам, и рванул следом за братом. Узкий лаз среди острых досок, кровельного железа, каких-то труб и прочего мусора тянулся недолго и привел нас в своеобразную пещеру. В дальнем от входа углу на куче какого-то тряпья лежала собака. Прямо перед ней завернутый в одеяло лежал ребенок. Сука смотрела на нас без всякой злобы. Мы с братом осторожно пошли вперед. Брат на каждом шагу приговаривал:

— Все хорошо, мы хотим помочь… Только не злись, иначе завалю…

Опустившись перед свертком на колени, брат протянул руки вперед, внимательно наблюдая за собакой. Однако та даже не шелохнулась, и брат взял ребенка на руки. Девочка. Немного истощенный, но на первый взгляд вполне здоровый ребенок.

— Как же ты здесь оказалась, маленькая? Как выжила? — шептал Леха.

— Я думаю, собака ее кормила. Щенков-то не видать.

Брат с сомнением глянул на меня, но спорить не стал.

— Как же тебя зовут, ребенок? — он поднялся на ноги и пошел к выходу.

— Богдана — это имя пришло мне в голову мгновенно. — Данная Богом.

— Значит, Богдана. Поехали скорей.

— А собака?

— Вернемся за ней с нартами. Поехали, поехали!

Брат укутал Богдану в свою куртку и уже сидел в седле. Снегоход заурчал, я аккуратно сдал назад, развернулся и устремился в сторону ОРСа. Собака провожала нас взглядом, стоя на выходе из своего убежища…

— Открывай! Скорей! — я долбил в железную калитку. — Где вы там все?

— Цель визита? — раздался над головой металлический голос.

— Слушай, ты, если не откроешь, я завтра вернусь. Утром. И лично тебе башку свинчу. Открывай!

Замок калитки щелкнул, и мы рванулись внутрь. В последний раз так быстро я спускался по лестнице в школе, когда мы подбросили в учительскую дымовушку. Мы неслись вниз, бухая ботинками и перепрыгивая через три ступеньки. Снизу навстречу нам бегом поднимались несколько человек. Встретились мы где-то на середине спуска. Первым бежал Дикий. Он моментально оценил обстановку, развернулся и бросился вниз, его бойцы кинулись следом. Когда мы ворвались в холл с игровыми автоматами, нас уже ждали доктор Смирнов и пара медсестер. Увидев нас, доктор протянул руки и требовательно сказал:

— Дайте.

Брат бережно протянул ему Богдану. Доктор принял девочку, сбросив братову куртку на пол, прикоснулся губами к ее лбу.

— У ребенка жар. В реанимацию, срочно.

Не обращая на нас никакого внимания, доктор с медсестрами побежали куда-то вглубь коридора.

— Ее Богдана зовут — вслед им сказал брат.

— Ну, рассказывайте — из-за спины донесся голос Ярого.

— Мы спешим, нам еще собаку забирать.

— Три минуты потерпит твоя собака. Докладывай.

Брат сжато поведал историю обнаружения Богданы. Собравшиеся потрясенно молчали. Наконец, Ярый сказал:

— Бывает же… ладно, езжайте. Утром ждем.

До гаража мы долетели за пять минут, вытащили нарты, пристегнули и рванули к развалинам, в которых нас дожидалась собака. На мертвый город опустились густые зимние сумерки, стремительно переходящие в темноту, и пробираться среди обломков было страшновато. Заслышав звук мотора, собака выскочила наружу. Она терпеливо дождалась, пока я подам нарты к самому входу. Брат похлопал по саням и положил внутрь последний бутерброд. Собака прыгнула внутрь и улеглась. Принявшись за бутерброд.

— Трогай — брат хлопнул меня по плечу…

Снегоход мы припарковали у самого входа, убрав все навесное в гараж. Внешняя дверь в Убежище была закрыта, но открылась, как только я заглушил мотор. За дверью на небольшой площадке перед лестницей обнаружился самый настоящий часовой. Правда, оружия у него не было, но бдел он исправно. Увидев здоровенного алабая, он вжался в стену. Собака потянулась обнюхать его, и брат положил ей руку на загривок:

— Свои.

Собака боднула окаменевшего часового головой в бедро и вопросительно посмотрела на Леху.

— Пойдем — Леха сделал шаг по лестнице вниз.

Убежище встретило нас напряженной тишиной, только ребятня со смехом возилась в отгороженном для них углу. Собака перезнакомилась со всеми обитателями Убежища, вызвав бурю восторгов у ребятни и приступ жесткой меланхолии у кота. Когда процедура знакомства состоялась, кто-то из ребятишек спросил:

— Дядь Саш, а как ее зовут?

Мы с братом переглянулись — об этом мы как-то не успели подумать.

— Пусть будет Чара — баба Маша потрепала собаку за ухом, от чего та блаженно зажмурилась. — Кормили хоть?

— Бутерброды она смела за милую душу.

— Ну… бутерброды, тоже мне. Пойдем, Чара, бабка тебя покормит. А вы подумайте, где корм для нее брать будем.

— Баб Маш, что не так? — брат, улучив момент, подступился к нашей боевой соседке.

— Пришлые ушли. Баба эта истеричная и мужик, которого Сашка тогда вразумлял.

— Куда ушли? Зачем?

— Известно куда — семьи свои искать.

Брат равнодушно пожал плечами:

— Да и пусть их.

— Э нет, милок. На них глядя и остальные роптать начали. У всех ведь родня где-то в городе. Тут стихийный сход случился, пока вас не было. Женщины своих мужиков подзуживают на разведку идти. Я им говорю: «Как пойдете-то? Снега сами видели сколько». А они: «Снегоход же есть, на нем и будем ездить». Вон оно как.

— Снегохооод? — протянул брат. — Это уже любопытно. Эй, народ! — гаркнул он во все горло. — Через пятнадцать минут общий сбор. Есть новости.

Мы быстро поели. Женщины сегодня расстарались и наварили супа с тушенкой. Похлебать горяченького после целого дня сухомятки было замечательно.

Мы как раз доели и курили у печки, когда вокруг начали собираться обитатели Убежища. Женщины были настроены решительно и смотрели с вызовом, мужики прятали глаза. Дед Коля с бабой Машей о чем-то тихо переговаривались. Брат вышел на середину:

— У меня для вас есть новости. Первая — завтра в 8:30 утра всем нужно быть готовыми к медосмотру. Мы привезем врача.

Народ заволновался, Ленка Кузьмина спросила:

— А зачем? Все вроде здоровы.

Брат поднял руки, успокаивая шум:

— Во-первых, медосмотр еще никогда не был лишним. Во-вторых, мы переезжаем, и перед переездом необходимо убедиться в том, что мы в порядке. Это вторая новость.

В Убежище повисла тишина, которая через мгновение взорвалась шквалом вопросов:

— Куда? Зачем? Когда? Как?

Мда, брат как всегда с плеча рубит. Подождав, пока волнение немного уляжется, он заговорил:

— На базе ОРСа несколько лет назад был образован исследовательский центр. Под землей там созданы условия для комфортного проживания 500 человек. Комфортные это значит, что есть уютные кровати, душ, кухня. Там есть врачи и оборудование, там мощная охрана из числа военных. Детям там точно будет лучше.

Кто-то спросил:

— У нас есть время подумать?

— Времени вагон, но вопрос не для обсуждения. Просто готовьтесь.

— А почему это ты за нас решаешь?

Это Люська Зямова, главная скандалистка нашего дома.

Брат посмотрел на нее тяжелым взглядом:

— Я объясню. Один раз. Кого не устроит мое объяснение, может смело искать себе убежище с демократией. Итак. Мы обустроили это убежище и всех вас сюда привели, вы пережили взрыв. Это раз. Мы обеспечили вас едой и водой. Это два. У меня есть опыт командования подразделениями. Это три. Я уверен в том, что выйдя сейчас на поиски нового убежища, вы вернетесь. Потому что вокруг нет жизни. Это четыре. У меня есть план действий. Это пять. Другого объяснения нет и не будет. Демократии нет и не будет. Только единоначалие позволит нам выжить. Кто не согласен — на выход. Я не дам вносить разлад в наш небольшой коллектив. Я закончил.

С этими словами брат обвел всех тяжелым взглядом и уселся к печке, потянув из кармана очередную сигарету. Народ подавленно молчал. Я решил разрядить обстановку:

— У нас есть еще одна новость. Мы встретили выживших. Это обитатели Центра в ОРСе, мужик, живущий под трибуной стадиона и младенец, девочка, которую мы нашли и передали врачам. Девочку зовут Богдана, и скоро вы с ней познакомитесь.

Все зашептались, начали переглядываться, женщины заулыбались.

— То, что мы встретили живых, означает, что люди вокруг нас выжили тоже. Может быть, и ваша родня уцелела.

Все зашумели, Люська выкрикнула, стараясь перекричать остальных:

— Вот именно! Мы хотим добраться до родни. Вдруг они уцелели?

— Добирайтесь — я согласно кивнул. — Никто не может вам это запретить.

— А как? Там ведь снега выше крыши. Нам нужен снегоход.

— Найдите его. Этот снегоход мой и нужен нам всем для дела. Поэтому к нему никто не притронется без моего разрешения. Это понятно?

Люська закусила губу и начала оглядываться в поисках поддержки, но мужики уже потянулись к печке покурить, а женщины смущенно переглядывались и явно не спешили вступать со мной в полемику.

Чара самым бессовестным образом дрыхла, вытянувшись у печки. Я подсел к брату и тоже закурил.

— Как думаешь, не сильно резко я выступил?

— Все верно сказал. Не нравится — на выход. Да все всё понимают, брат.

Неслышно подошедшая со спины баба Маша сказала:

— Подбери сопли, майор. На войне как на войне. Жесткая дисциплина и только она даст нам всем шанс…

Мрачный рассвет разбросал по багровому снегу страшноватые тени, ледяной воздух словно бы сгустился и с трудом продирался в легкие. Тишина. Но не звонкая, а такая, словно погрузился под воду метров на десять. Она давила на перепонки, давила на психику, угнетала. Брат выругался, прикурил очередную сигарету:

— Блин, вот так доброе утро.

И тут откуда-то со стороны Загаражной донесся многоголосый собачий вой, отчаянно тоскливый и злой одновременно.

— Слушай, а как думаешь, чем собачки питаются?

Я передернул плечами, прекрасно понимая, к чему клонит брат.

— Ладно, поехали, Док ждет уже.

Снегоход сорвался с места, с разгона вырвался на Ленина и устремился в сторону ОРСа. В этом утреннем багряном свете город выглядел особенно жутко, инопланетно. Брат не убирал руки с автомата, да и мне чувство опасности сверлило затылок. Подкатили к ОРСу, я, не слезая со снегохода, дважды пнул в калитку. Через пару минут она открылась, и наружу вышли Док и Лис. Лис был в полной боевой экипировке, даже бронник угадывался под теплой курткой. На груди стволом вниз висел какой-то небольшой пистолет-пулемет, на руках — тактические перчатки.

— На войну собрался? — брат хмыкнул, глядя на Лиса.

— Неспокойно — тот сумрачно покосился на небо.

Док шагнул к нартам:

— Нам сюда?

— Да, усаживайтесь спиной вперед.

Док ловко заскочил в нарты, следом туда же нырнул Лис. Он уселся лицом назад, так удобнее контролировать обстановку.

— Док, как там Богдана?

Док пожевал губами, обдумывая ответ, затем сказал:

— Пока сложно сказать что-то определенное. Но жить будет. А вот качество этой жизни… Пока удалось сбить температуру и стабилизировать состояние. Ест и спит, как любой нормальный ребенок.

— Ну и слава Богу. Поехали тогда.

Дорога до Убежища заняла минут десять. Когда мы подъехали, во дворе царила суета. Все вышли на улицу. Ребятня пыталась прокопать ходы в снеговой толще, Чара бдительно охраняла, устроившись на вершине самого большого сугроба. Ко всем трем подъездам вели узкие тропки. Мы подъехали к самому входу. Как только остановились, вперед вышел дед Коля.

— В гарнизоне без происшествий. Народ разбрелся по своим квартирам, потрошить пригодные припасы и собрать всю одежду.

— Толково — Леха улыбнулся. — Но не вовремя. Я ж вчера предупредил.

— Так и время пока 8:15 — резонно возразил дед Коля. — К 8:30 все будут как один готовы к медицинскому осмотру. Так что идите пока чайку попейте.

Спорить мы не стали и спустились вниз. Лис с любопытством осматривал помещение, Док раскладывал саквояж. Ленка быстро накрыла на стол и собралась было уйти, но Док ее остановил:

— А куда это вы? Давайте с вас и начнем осмотр.

— Прямо здесь? — Ленка с сомнением глянула на нас.

— Да. Раздевайтесь до пояса.

— Док, а может, в уголке? Мы и ширму выставим — брат подмигнул Ленке.

— Да, действительно — Док смущенно улыбнулся. — Привык с военными, знаете ли…

— Ну так вы пока чайку попейте, а мы быстро все организуем.

Первыми Док осмотрел нас. Оно и понятно, нам уже нужно выезжать на поиски снегоходов, световой день короткий. Осмотр отклонений не выявил, и мы засобирались в дорогу.

— Сначала к Ваньке, я его снегоход лично до ума доводил — я рассказал брату свой план. — Если… если Ваньки нету, перегоним воякам сразу. Потом к Вовке, у него аж два снежа было. Ну и припасу разного что в твоем супермаркете. А дальше решим.

Брат согласно кивнул, и тут в разговор включился Лис:

— Я с вами. И осмотреться нужно, да и здесь чего мне сидеть?

Мы с братом переглянулись и пожали плечами. Еще один опытный боец лишним не будет. Слишком уж тревожно было на душе с самого утра.

— Давайте тогда частоты настроим — Лис потянул из нагрудного кармана рацию. — Первый канал у меня с Базой, так что давайте во второй.

— В канале — я быстро настроился.

— В канале — отозвались Лис с братом через мгновение.

Ванька жил в другом районе, на 12-й шахте, а точнее на Зеленой Казанке в обширном частном секторе. Добираться туда можно несколькими путями, и мы с братом как раз прикидывали, как лучше. Оптимальным был вариант доехать до Казанки по основной дороге мимо вокзала и дальше вдоль железной дороги до переезда. На этой дороге не должно быть обломков, строений нет, кроме пары заправок. С другой стороны можно срезать через бывшую Цыганскую гору, на месте которой теперь раскинулись разрезы и рекультивированые участки. Там проложены широченные технологические дороги и в принципе не может быть препятствий. Есть еще и третий путь, через бывший Горотдел, но он гораздо дольше, поэтому его всерьез мы не рассматривали.

— Брат, как поедем? — я толкнул Леху в бок.

Леха, проверявший укладку рюкзака, отвлекся, поднял голову:

— Варианты?

— По дороге через вокзал или через Цыганку.

— Давай через Цыганку, короче и безопаснее.

Ну, в принципе, я так и хотел, так что спорить не стал. Остановившись у гаража, мы закинули в нарты ремкомплект и все потребное для запуска снегохода. Лис, заглянув в гараж, присвистнул удивленно.

— А вы основательно готовились.

— Поэтому ты с нами едешь, а не мы с тобой — брат усмехнулся…

На подъезде к Загаражной брат предупредил:

— Внимательнее по сторонам смотрим, утром тут такой собачий вой стоял, что мама дорогая…

Лис поудобнее перехватил оружие и закрутил головой с удвоенной силой. Мы проскочили Загаражную, насквозь прошли гаражи, которых ту была не одна сотня, и вышли на технологическую дорогу. Дорога шла вверх между огромных отвалов пустой породы, чуть в стороне виднелся до половины занесенный снегом БЕЛаз, еще дальше в карьере гигантским стальным скелетом торчала из снега стрела шагающего экскаватора. Никаких признаков жизни. Оно и к лучшему. Забравшись на самую верхнюю точку бывшей Цыганской горы, мы остановились. Я потянул с груди прадедовский еще 8-кратный бинокль, Лис достал небольшой цифровой бинокль, брат остался бдеть.

Разрушенный город предстал передом мной во всей красе. Ни одного скипа, все они легли набок под напором ударной волны. Ни одной крыши, ни одного уцелевшего дома. Панельки высились заснеженными грудами, кирпичные «сталинки» торчали изглоданными костистыми остовами. Старинные дымовые трубы угольных котельных обсыпались грудами кирпича. Но. В нескольких местах к ясному синему небу поднимались синеватые дымки! В частном секторе в разных местах уцелело много домов, гораздо больше, чем можно было предполагать. И там были живые. И на Зеленой Казанке, и на Подземгазе, и на Спецпоселке, и на Северном тоже. В том месте, где был Ванькин дом, никаких разрушений заметно не было. Переглянулись с Лисом. В его взгляде я успел заметить много разных эмоций. И радость, и волнение, и озабоченность. Но радости было все-таки больше.

— Поехали — выдохнул Лис.

Широкая технологическая дорога, заваленная снегом, пересекала карьеры и отвалы строго поперек. Изредка на ней встречались заваленные снегом грузовики, но никаких препятствий не было, и мы перемещались с хорошей скоростью, насколько это позволяли нарты с полулежащим в них Лисом.

Через пятнадцать минут мы были у переезда. Прямо между путей был установлен большой рукописный аншлаг, где красным по белому было написано:

— Гостям рады, стрелять умеем. Частота для гостевой связи…

Брат задумчиво почесал щеку, повернулся ко мне:

— Ну давай, вызывай корешка своего. Если жив, проблем не должно быть. Да и если не жив тоже.

Я взялся за рацию, нащупал нужную частоту и забубнил:

— Кто в канале? Есть живые?

Ответ пришел почти моментально:

— Есть живые. Ты кто?

— Саня Соболев.

— Здорово, Саня Соболев. Ты к кому-то конкретно или мимо проходишь?

— Не, мимо не прохожу. Иван нужен, Сурков. Знаешь такого?

— Зверинец, мля. Сурков, Соболев — в рации хохотнули. — Знаю, как не знать. Дом его знаешь?

— А то.

— Ехай тогда, раз знаешь, нечего людей отвлекать.

— Угу, ехаю тогда. Бывай.

— И это, Саня… Дурковать не надо только, мы тут чувство юмора утеряли коллективно.

— Принял.

Ворота Ванькиного двора были распахнуты настежь, а сам Ванька терся рядом, нетерпеливо поглядывая в ту сторону, откуда мы должны были появится. И когда наш снегоход, наконец, появился в конце переулка, Ванька замахал руками, словно пытался изобразить мельницу. Мы не успели остановиться, как Ванька буквально выдернул меня из седла и принялся тискать, как медведь свежий улик.

— Живой! Живой, зараза! А я знал, что Саню Соболева просто так хрен утопишь.

— Эт точно… не тонет наш Саня почему-то… — буркнул брат.

Ванька бросил меня и набросился на брата. Ростом Ванька был не выше меня, поэтому облапить брата ему удалось только в районе груди. Но стиснул он его качественно, потому что Леха просипел:

— Да отпусти, медведь, задушишь ведь — и принялся выворачиваться.

Ванька метнулся было к Лису, но увидел его хмурое лицо и враз передумал.

— В дом давайте, нефиг тут стоять. Счас народ набежит.

— А чего он набежит?

— Как это чего? Так вы ж первые живые, кроме нас, кого мы видим. Ну, точнее, были тут двое неделю назад, но они уже и неживые вовсе.

— Это после них вы аншлаг про гостеприимство поставили?

— Ага — Ванька уже вовсю бухал ногами в сенях. — Да вы давайте уже в дом, все расскажу. Ань, воду ставь! Смотри, кого привел!

Я шагнул в дом следом за Ванькой и тут же угодил в объятья Ванькиной жены, Аньки, первой красавицы Казанки. Знали бы вы, сколько носов мы с Ванькой свернули за его право с ней гулять. Анька даже всплакнула немного и все ощупывала мои плечи, словно никак не могла поверить в то, что это настоящий я. Ванькин малой, Санька, стоял рядом с мамкой, держась за ее подол и глядя на нас васильковыми глазищами. Шел ему второй год и он только-только начал ходить.

Разместившись за столом, Ванька свернул голову запотевшей бутылке водки, сноровисто разлил по стопкам:

— Ну, вздрогнем. За живых — и лихо опрокинул свою.

Мы не стали ждать повторного приглашения. Ледяная тягучая водка холодным комком упала в желудок и взорвалась теплой тяжелой волной, ударившей в мозг подобно завернутому в одеяло тарану. Хорошо.

Анька тем временем выставила перед нами большое блюдо парящих пельменей, щедро сдобренных маслом и крупным черным перцем. Первые десять минут мы не разговаривали, были заняты. Когда основной голод был утолен, и в желудке покоились еще пара стопок водки, Ванька откинулся на стуле и спросил:

— Вы где устроились?

— У себя, Вань. У нас же в доме бомбоубежище, так мы там все оборудовали, хабара натащили разного, соседей собрали…