Бесплатный фрагмент - Зимняя муха

Олег ЗИНЧЕНКО
ЗИМНЯЯ МУХА
Роман-буф

Фёдору Данииловичу посвящается, чтобы он не забывал, что русский человек силён корнями, а жизнь богаче любых фантазий.

Любые совпадения случайны, любые аналогии — чушь. Любая чушь — неслучайность.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предисловие я пишу, скорее, традиции ради, ну и чтобы пояснить, откуда взялось всё, что написано ниже.

А откуда взялось — я не знаю. Однажды пришёл домой и лёг спать, а утром в компьютере обнаружил этот текст.

Не верите? Я тоже. Но другого объяснения у меня нет.

Приятного прочтения!

ГУБЕРНАТОР С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ

Это произошло в 10 часов утра наступившей пятницы знойного августа. По крайней мере, именно это время показывали часы на главной площади, напротив резиденции губернатора и его администрации.

Ровно в 10 часов, с характерным лязгом разбившегося стекла и хлопаньем крыльев спугнутых голубей, распахнулось окно в кабинете губернатора на третьем этаже старинного здания. Из подсвеченного вычурной люстрой проёма появилось красное лицо по пояс голого мужчины.

— Лядство лядское! — выкрикнуло лицо, проглатывая первую букву и превращая финальное «е» в трубный зов ищущего самку лося. И свесившись вниз, начало блевать, предваряя каждый позыв затяжным воем, — Лядское-е-е-е…

Слово эхом побежало по округлости площади, отражаясь от наполняющихся зеваками окон соседних зданий, и пропало в подворотне, где подметал тротуар дворник Мансур. Мансур прервался и прислушался.

— Показалось, — вздохнул дворник и продолжил мести территорию, заглушив шорохом метлы очередное «лядское-е-е-е-е».

А тем временем привратник, охранявший главный вход, лихорадочно звонил начальнику службы безопасности.

— Да-да, матерится и блюёт. Откуда я знаю? Из окна кабинета губернатора. Лица не разглядел, не опознал. Да, ещё блюёт, — по-военному чеканил охранник, сжимая побелевшими пальцами трубку служебного телефона и кивая головой, которая утром отчего-то не понравилась губернатору.

Начальник службы безопасности, полковник запаса Тихонов, сам написал инструкции на случай ЧП и точно знал, что подсказки, как себя вести в подобном случае, там нет.

Тихонов растерянно сел за стол, тяжело вздохнул и открыл нижний ящик. Делал он это только в случае серьёзных проблем. Последний раз ящик пришлось открывать полгода назад, когда начальник управления культуры трахнул помощницу начальника департамента транспорта и связи. Трахнул и трахнул — не велика проблема, но сделал он это прямо возле кулера в коридоре здания администрации, где девица набирала воду. Хотя и это тоже не проблема, всё равно коридор был пустой, так как случилось всё далеко за полночь — таков был стиль работы губернатора, а пока он продолжал работать, то и подчинённые не уходили. Но дело в том, что губернатор ежедневно лично просматривал записи камер наблюдения. А ещё, его имиджмейкеры активно культивировали образ губернатора, как семьянина, ратующего за сохранения традиционных семейных ценностей. Естественно, против такого похотливого покушения на ценности, да ещё в его резиденции, мимо пройти не могли.

Скандал получился громоподобный. В итоге, помощница бросила жениха, начальник управления развёлся, оставив всё жене и троим детям. С благословения губернатора начальник и помощница поженились, создав идеальную, с точки зрения главы региона, семью. Он, кстати, подарил им на свадьбу тот самый кулер. Ну а на следующий день после свадьбы, молодожёны были уволены, как утратившие доверие…

Так вот, Тихонов открыл стол и дневному свету предстали слегка припорошенные пылью 50 бутыльков настойки боярышника. Нет, конечно, со своей зарплатой он мог себе позволить приличное пойло, но только боярышник погружал его в благодушное состояние духа.

А некто продолжил блевать. В какой-то момент позывы прекратились, кровь отхлынула от лица, по пояс голый мужчина распрямился и опёрся руками о подоконник. В итоге окно превратилось в символическую раму картины. Тут-то площадь, уже изрядно заполненная зеваками, ахнула, выдохнув сакральное — губернатор.

Губернатор помахал своему народу рукой, а потом, это оказалось так по-человечески, матерясь продолжил блевать с высоты на цветник под окнами.

ПРОВЕРКА ТЕЛЕФОНА

Ольга была импульсивной натурой, потому и личная жизнь не складывалась. В свои 30 лет она никак не могла обзавестись постоянным мужчиной. Ни один из них не выдерживал и полугода, бесследно исчезая в суете города, оставляя Ольгу в недоумении, с заплаканными глазами и укорами бабок вслед: «Идёт, шалава, всё таскает и таскает мужиков, тьфу! — прошмандовка».

Но Ольга себя прошмандовкой не считала, просто никак не могла понять, отчего мужики сбегают от неё. И это при том, что внешность у неё была весьма манящая: стройные ноги, причём — не сильно обременённые длинными юбками, троечка на груди всегда зазывно играла в просторном декольте, карие глаза открыто смотрели на мир. В общем — женщина, что надо. Но — сбегали.

Ни один из них, так и не решился сказать Ольге, что во время оргазма она кричит, как сверхзвуковой истребитель на взлёте, с невыносимым уровнем громкости. Это ещё можно было бы стерпеть, если воткнуть в уши беруши, но сразу после оргазма Ольга теряла сознание, чем повергала мужиков в панику: а вдруг умерла, что теперь будет, бежать, куда?! А после того, как приходила в себя, долго не могла вспомнить, что произошло, чем усугубляла истерическое изумление партнёров. Да ещё пыталась защититься от них, предполагая, что стала жертвой насильников. В общем, была бабой шумной и травмоопасной.

Лишь интеллигентному очкарику Флору, работавшему водителем мусоровоза, удалось пробыть с Ольгой почти год. Целая пятиэтажка наконец-то зажила нормальной жизнью, без тревожных подъёмов ночью от Ольгиных завываний и мордобоев. Полиция перестала дежурить возле дома, а Флор уже стал подумывал о свадьбе, пока, однажды, не встретил соседа, который поинтересовался, как ему удаётся шпилить Ольгу, чтобы она не вопила на все окрестности и не теряла сознание.

Поняв глубину фиаско, осознав, что красавица Ольга всего лишь имитировала удовольствие от интимного общения, Флор вышел за хлебом и больше не вернулся. Это случилось неделю назад.

И вот, после почти годового молчания, ещё и отяжелённого неудовлетворённостью и бегством очередного мужчины, Ольга решила себя чем-нибудь порадовать, зайдя в магазин электроники.

Старший продавец тут же сделал на Ольгу стойку, завертелся вокруг, выкладывая на прилавок всевозможные телефоны, не забывая поглядывать на декольте. Закончилось всё покупкой, обменом номерами и договорённостью встретиться вечером.

Ольга, с обновкой в руках, появилась на площади как раз в тот момент, когда в рвотных позывах губернатора образовалось затишье.

— Что случилось? — спросила она у женщины с морковными губами, кивая на толпу собравшихся, но ответа не получила, так как женщина была китайской туристкой и ничего не поняла.

— Губернатор какое-то заявление делать будет, — пробасил мужчина с коммунистической газетой в кармане пиджака.

— А почему через окно, можно же по телевизору или в интернете? — не унималась Ольга.

— С народом заигрывает! Это новая тактика олигархов. Позор! — мужчина был явно настроен митинговать.

Тем временем губернатор перевесился через подоконник и снова взялся громко блевать. Ольга тут же включила камеру нового телефона и начала запись видео. Исключительно для того, чтобы проверить телефон, а не для того, чтобы запечатлеть эпоху. Тем более, что блюющий мужчина, ну никак не вызывал у неё удивления, а губернатора в нём Ольга не признала.

НА СТРАЖЕ ПРАВОПОРЯДКА

Кошкин во сне начал задыхаться. Он уже прощался с жизнью, но организм, влекомый инстинктом самосохранения, разбудил его мышцы и, на последних ударах сердца, вырвал Кошкина из потных, гладких и очень тёплых лап смерти…

Кошкин сидел на краю кровати и лихорадочно торопился надышаться. Рядом похрапывала его большегрудая жена. Будучи человеком не богатырской внешности, Кошкин в очередной раз, за два года брака, чуть не задохнулся под одной из титек своей белотелой супруги. Именно так — титек. На подушке, где только что лежала голова Кошкина, бесформенной бетонной массой распласталась левая из них, с дешёвой серьгой на соске.

— Трындец, — пробормотал Кошкин и, поправляя тестикулы в трусах, побрёл в туалет.

Кошкин служил постовым в районном отделе полиции, заочно учился на юриста, мечтая уйти на пенсию, ну как минимум, майором.

Выйдя из туалета, он побрёл на кухню.

— Ты бы ещё жёнкин корсет напялил, чтобы перед соседями на кухне жопой крутить, — откуда-то из под раковины раздался ужасно гнусный и скрипучий голос тёщи.

— Мамаша, оставьте свой несвязанный бред для врачей, не вводите свой, так сказать, мозг, в когнитивный диссонанс, доброе утро!

— Ой! Слова-то какие умные знает, прям обосраться и не жить! Соня! Соня! Иди сюда! Твой стручок маму обижает, а ты дрыхнешь! — завопила тёща, копаясь в мусорном ведре.

— Слушай, мамаша, ну ведь правда — бред. Во-первых, у Соньки нет корсета, поэтому и напялить мне нечего, во-вторых, окна у нас выходят на пустырь, так что не перед кем жопой крутить…

— Ой, ну конечно, и квартира-то ему не походит, жопу видите-ли некому показать и одеть-то нечего, — продолжала распаляться тёща.

— Что у вас тут стряслось с утра пораньше? — на кухню белым сонным облаком вплыла Соня.

— Да твой хотел стручком засохшим перед окном потрясти, я его приструнила, а он давай умными словами в меня плеваться! — аргументировала тёща, продолжая копаться в мусорном ведре.

— Слушай, Васечка, ты иногда бываешь до утомительности нудным. Вон, маму до чего довёл, перед мусорным ведром плачет.

— Соня, Соня. — Кошкин обессиленно сел на табурет и начал разводит в кружке кофе, — Никуда я не собирался, ни перед кем трясти ничем не намеревался, ты просто чуть не задушила меня своей грудью, вот я и проснулся.

— Ах, ты ковырялка норный! Тебе что, моя грудь не нравится? Мент поганый! Мусор! Кстати, мама, ты чего в мусоре копаешься? — в привычной манере, делая сразу несколько дел, проговорила с истерическим нотками на гласных Соня.

Кошкин вскочил и, не найдя что ответить, вышел из кухни.

— Ой, поскакал, поскакал, того и гляди, помрёт от напряжения, — съязвила тёща.

— И всё-таки, мама, что ты там делаешь?

— Знаешь, Сонька, твой так хрипел под твоим выменем, что я аж проснулась. Ну думаю, дай мусор вынесу. Пошла, значит. А там, понимаешь, мусоровозом управляет такой приличный, при галстуке мужчина. Бак поднимает, в кузов выгружает и плачет. Выгружает и плачет, выгружает и плачет…

— Зациклило, что ли? — спросил из коридора Кошкин.

— А не твоё вертухаево дело! — гаркнула тёща, — Так вот, плачет. И имя-то у него такое милое — Флор его зовут. А слёзы то у него чистый жемчуг. Я семь жемчужин нашла, а восьмая в мусорное ведро упала…

— Вот ведь, бред! — крикнул Кошкин и вышел из квартиры. Сегодня предстояло патрулировать возле здания областной администрации, это был самый его нелюбимый пост.

Спускаясь по лестнице хрущёвки в тёплое утро, Кошкин ещё долго слышал не то повизгивание тёщи, не то лай разбуженных ею соседских собак.

ПОЗНАНИЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА

Пётр, будучи по образованию электроэнергетиком, в 30 лет так увлёкся книгами по радиоэлектронике, что забросил — именно в таком порядке — художественную литературу, работу, жену, себя. Хотя, жена, вроде, сама ушла, но это ни в чьей памяти не сохранилось. Может Пётр даже расщепил её на атомы — кто знает.

Увлёкся он не просто так. Однажды, после просмотра какого-то шпионского фильма, Пётр задался целью изобрести прибор, который с помощью электромагнитных полей, создаваемых в электропроводке и бытовых приборах, обнаруживает «жучки». И не просто их обнаруживает, но и уничтожает на месте.

Пётр занимался научной проблемой, как сам он её называл, вот уже три года и чувствовал, что близок к финалу. А для того, чтобы научным изысканиям ничего не мешало, устроился сторожем в гаражный кооператив.

И вот этот день наступил. Всклокоченный, с рыжей бородой, в захламлённой хрущёвке Пётр разложил трансформаторы, конденсаторы, микросхемы, реле, блоки питания и прочие датчики. Он решил начать испытания со своего дома.

— Сейчас я выжгу раскалённой плазмой эти электронные уши и глаза тоталитаризма, — бубнил под нос Пётр.

Затем торжественно вышел в прихожую, открыл дверь на лестничную клетку и завопил что есть мочи:

— Вот вам, выкормыши стукачества и шпионажа! Получайте, суки! — и потянул палец к красной кнопке на пульте.

На крик вышла соседка в фартуке, с кулинарной лопаткой в одной руке, с мокрой кухонной тряпкой в другой, и шлейфом запахов жареного лука, рыбы и ещё какой-то бурды.

Пётр вопил.

Соседка открыла рот, чтобы обматерить Петра.

Пётр включил устройство.

Соседка швырнула тряпку в Петра, но промахнулась и тряпка упала на оголённые провода блока питания.

— Тварюга! — рявкнул Пётр.

Раздался треск, появился запах обугленной проводки, из всех электрощитков дома повалила копоть, задымились холодильники, телевизоры, компьютеры, микроволновки… А затем свет погас во всех квартирах не только их дома, но и соседних двух.

Пётр затянул во всё горло:

— Получайте, с-с-суки-и-и-и!!!

Соседку окружила темнота.

— Караул! — завопила женщина и почему-то следом выпалила, — Меня насилуют онанисты!!!

Пётр, оглушённый воплем соседки, захлопнул дверь с грохотом упавшей гробовой крышки.

Все соседи, под разносящиеся по дому женские и мужские возмущения, и запах дыма из проводки, начали лихорадочно запирать двери.

В тот же момент по телефонам полиции и МЧС поступали похожие звонки. Неизвестные мужчины с женскими голосами сообщали, что в их доме онанисты напали на женщину, перерезали все провода и подожгли электрические щитки.

Позже стали звонить люди с нормальными голосами и жаловаться, что кто-то устроил в доме замыкание и спалил всю бытовую технику.

Приехавший наряд полиции увидел толпу жильцов, которые пытались вломиться в квартиру Петра. Тот держал оборону, периодически выкрикивая проклятия в адрес соседей, ЦРУ, КГБ и ФСБ. Но больше всего доставалось каким-то жучкам.

Апофеозом свары стало появление крупного бородатого мужчины с мухобойкой в руке. Он вопил, рычал и ревел как бык, который завидел корову.

— Муха! — трубил мужчина, — Муха! Му-у-у-ха-а-а-а!

От такого устрашающего клича затихли все и тревожная тишина поглотила излучающий холодную темноту дом.

ТРЕВОЖНОЕ УТРО

Губернатор жил прямо в здании администрации. Ему освободили там целый этаж, выделили персональный вход по парадной лестнице, организовали гостиную, спальню, рабочий кабинет, зал официальных приёмов, переговорную, массажную, столовую, два туалета, ванную, и душевую, а также комнату для прислуги и небольшую приёмную. Как любой добропорядочный чиновник, он, конечно, был женат. Но очередная жена была юна и предпочитала проводить время в многочисленных имениях губернатора на южных берегах России.

Не имея рядом жены, но имея все блага под боком, губернатор завёл традицию работать до поздней ночи. И так-то он вошёл во вкус, что не только сам работал до поздней ночи, но и всё окружение принудил так трудиться. Поэтому, встречая человека в брендовых одеждах, окружённого бархатом дорогих духов и с красными глазами, можно с большой вероятностью утверждать, что он работает в областной администрации. Ну или, что он наркоман, или и то и другое… В общем, всем было нелегко. А губернатор порхал, как юный селезень вокруг утицы. И жена его порхала из имения в имение.

У 52-летнего губернатора были разновозрастные сыновья и дочери. Они тоже где-то порхали. Но увлечённый работой, губернатор их особо не вспоминал.

И вот в эту ночь (или утро, тут всё от восприятия зависит), ровно в три часа, как только губернатор вышел из кабинета, закончив экстренное совещания по предотвращению поставки фермерами дешёвой капусты из соседней области, и собирался отойти ко сну, зазвонил прямой семейный телефон. Совещание было тревожным и долгим, а потому губернатор чувствовал себя уставшим. Но телефон звонил и звонил, пришлось ответить.

Судя по протяжным ноткам в голосе, супруга экспериментировала со спиртосодержащими жидкостями.

— Пуся, я должна сказать тебе очень важную вещь…

— Слушай, Марго, до утра не потерпишь? Заодно и проспишься…

— Нет, Пуся, нет! — даже в голосе чувствовалось притоптывание ножкой, — Сейчас!

— Ну хорошо, Маргуся.

— Только сядь!

Губернатор вздохнул, огляделся и плюхнулся в кресло.

— Хорошо, сижу.

— Пуся, дай слово, что не будешь злиться, — ворковали накачанные ботоксом губы в покрытую стразами телефонную трубку.

— Хорошо-хорошо, только давай быстрее, Маргуся, спать хочу…

— Значит так, Пуся, — послышалось прихлёбывание из бокала, — я тебе изменила с твоим сыном…

— Что ты городишь, Марго?

— Так получилось…

Губернатор начал лихорадочно искать сигареты, но вспомнил, что уже пять лет как не курит.

— Он же ещё ребёнок…

— Ты-то что городишь, Пуся? Какой, нафиг, ребёнок? Мы с ним в параллельных классах учились.

— Как же ты могла?

— Я скучала, а он приехал…

— Ты же… фамилию опозорила…

— А вот фигушки! У него такая же, как у тебя фамилия…

— Шлюха ты!

— Подумаешь, тоже мне… Ладно, завтра позвоню…

Трубка онемела и сразу стала тяжёлой, как чужая гиря.

— Машину мне! — крикнул в глубину апартаментов губернатор…

Они колесили по городу целый час. Это был традиционный способ снятия стресса. Правда, потом стресс наступал у чиновников — им приходилось в спешном порядке исправлять то, что не понравилось губернатору.

Так, однажды, он предложил развернуть скульптурную композицию изображающую куда-то спешащих горожан. Ему показалось, что создаётся иллюзия бегства людей из города, а это никак не вписывалось в политику сохранения собственных кадров. Правда, основная масса этих самых кадров, давно работала в столице, но об этом знали только железнодорожники, возящие день и ночь горожан электричками на работу и обратно.

В итоге композицию развернули, правда получилось, что все спешат в ближайший алкомаркет.

В следующий раз губернатор поинтересовался, почему туристы делают фотографии возле одной абсолютно непонятной скульптуры — гранитной глыбы с дырками, стоящей вертикально. Выяснилось, что фигура напоминает член, вот и забавлялись люди. В итоге, скульптуру раскололи и вывезли за город — от греха подальше.

Затем кто-то решил, что у губернатора пунктик по поводу сексуальных забав, и старались всячески обходить эту тему. Но очередные успокоительные поездки шефа вскрывали всё новые и новые темы разврата, спрятанные на улицах и в подворотнях.

В этот раз губернатор, который три года назад закодировался, прихлёбывал из горлышка эксклюзивный коньяк, смотрел в окно автомобиля и надиктовывал указания дежурному юнцу-секретарю. Содержание зависело от увиденного.

— Так, парочки целуются на лавочках в центре города. А ведь это оскорбляет смотрящих, и создаёт превратное представление о жителях. Лавочки убрать, поставить плакаты с социальной рекламой о целомудрии! А это что?

— Скульптура плодородия, — торопливо записывая, отвечал юноша.

— Ага, плодородия… С такими буферами, ей в порно сниматься, а не на художественные мысли людей поворачивать. Убрать!

Юноша чётко знал, что возражать бесполезно, можно сходу бутылкой по голове схлопотать, прецеденты были.

— Чего это они собрались? — губернатор показывал на стайку юношей и девушек, столпившихся у бюста какого-то мужчины.

— Это местный поэт Шкуркин. У нас есть примета, надо прочитать у бюста его стих «Любовь на сеновале», потом обойти вокруг скульптуры плодородия и тогда в любви будет удача.

— Как же, в любви… В тисканье и лапанье будет удача. Дома пусть тискаются! Убрать! — губернатор сделал весомый глоток, — И что ж это за город такой?! Тискаются, лапаются, лядский угол какой-то! Убрать! Едем в администрацию.

У парадного входа на приставной лесенке стоял охранник и протирал глазок видеокамеры. Заметив губернатора, он поспешил слезть, но не успел, большой босс прошёл мимо.

— Птица, понимаешь, насрала в объектив, ничего не видно, — как бы оправдываясь, пробубнил охранник.

Поднимаясь по лестнице, губернатор остановился на полпути.

— Уф… Лифт нужен.

Секретарь быстро записал.

— И ещё, кто этот на лестнице?

— Охранник.

— Голова у него на член похожа. Уволить! — с тем губернатор удалился в свои покои.

И СНОВА НА ПЛОЩАДИ

Площадь застыла в недоумении, глядя на бухого, полуголого, похожего на губернатора мужика в окне сановной резиденции. А тот, улыбнулся виновато-уверенной гримасой пьяного человека, обтёр ладонью губы, его качнуло, он отставил в сторону руку, чтобы удержать равновесие, удержал, но по инерции продолжил махать рукой зевакам.

— Пички моуи, — еле выговорил губернатор, имея ввиду, наверное, птички мои. А может что-то ещё, тут дело фантазии.

Эту фразу он повторил ещё несколько раз, а затем уставился на свой голый живот. Похлопал его, поковырялся в пупке, хлопнул в ладоши и стал пятиться назад.

— Как кукушка в часах, — выстроил ассоциацию маленький мальчик, который стоял рядом с истово крестящейся на губернатора бабушкой, — Покукукал и ушёл, а потом опять появится.

— Господь с тобой! — осадила внука бабушка, — Разве так можно про… него? — единственное что нашла возможным произнести женщина, вместо имени губернатора.

— А он кто, бог? — не унимался мальчуган.

— Всё! Не болтай! Пошли быстрее, опаздываем, — затараторила бабуля, волоча за собой сквозь изрядно разросшуюся толпу упиравшегося внучка. Ему очень уж хотелось узнать, что дальше сделает дядя-кукушка.

А губернатор, отдалившись от окна, остановился и задумался. Возникла пауза. Толпа продолжала смотреть на распахнутое окно. А когда подумалось, что всё закончилось, из комнаты послышалось странное рычание, окрик «Ох, хорошо!» и полилась играющая на солнце струя, умиротворяюще зажурчав на газоне.

— Я ссу, а значит — я существую! — заплетающимся языком выпалил в окно губернатор, испытывая удовольствие от облегчения мочевого пузыря.

— Это что, он обоссался?! — пронеслось над площадью.

— Нет, в ручеёк играет! — со смехом вернулся к спросившему ответ.

Наконец бесконечное журчание закончилось. Поправляя трусы к окну вновь подошёл губернатор.

— Я давно вам хотел сказать, — он икнул и всё тяжелее управляемым языком продолжил, — Вы замечательные люди! И я никому не позволю измываться! Только я! И никто! Я буду, а им, — губернатор выставил вперёд руку, так, что многие обернулись, смотря, куда указывает его длань, — А им нельзя! Потому что мы, — тут губернатор неожиданно выдержал драматическую паузу, — Мы тоже, ого-го!

В толпе кто-то захлопал.

— Да он же пьяный, кому хлопаете? — зазвенел звонко-противный женский голос.

— И хорошо. Значит нормальный мужик! — ответил сиплый мужской баритон. Аплодисменты усилились.

Губернатор опёрся на край подоконника и поклонился. Но поклон оказался слишком глубоким, и его вновь начало тошнить. В этом момент он пытался продолжить свою речь, но вместо слов слышалось лишь мычание, рычание и странное бульканье, похожее на попытку что-то проглотить.

Толпа вновь смотрела на блюющего, уверенная, что даже это даётся ему легко. И только пульсирующая жилка на шее хозяина области выдавала крайнее напряжение сил.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Они вбежали в приёмную синхронно — первый заместитель губернатора Стручков, 54-летний мужчина отвратительно опрятной внешности, и 42-летний руководитель аппарата губернатора Канторович, взъерошенный, как муравейник, после посещения его медведем.

В обставленном строгой дубовой мебелью помещении звонили все телефоны, а у окна стояла бледная секретарша в бесстыдно короткой для такого утра юбке.

— Так, иди, погуляй в коридоре! — бросил секретарше Стручков.

Он стремительно вышла.

— Какая жопа! — провожая взглядом секретаршу, причмокнул Канторович.

— Да брось ты! Тут такое, а ты о бабах! — раздражённо прервал его Стручков.

— Я говорю, какая жопа сегодня, однако, образовалась, — развил тему Канторович, снимая трубки со всех телефонных аппаратов и сбрасывая звонки.

— Так, кто к нему пойдёт? — Стручков встал у зеркала и начал поправлять причёску.

— Да я при любом раскладе не пойду! — отрубил Канторович, — Помнишь, как два года назад он меня чуть вилкой не заколол, обвинив, что мои предки Христа распяли?

— Ну а что, я пойду? У меня две ипотеки и три стройки, хочешь по миру меня пустить? — намекая на весьма вероятное стремительное увольнение, проговорил Стручков.

— Может Тихонову позвоним? — спросил Канторович, прислушиваясь к звукам за дверью губернаторского кабинета.

— Он уже едет, но откажется, точно говорю. Скажет, что по должности не положено, — Стручков включил кофемашину, — А где он успел нажраться? Во сколько мы разошлись? Полтретьего? И что за это время могло случиться?

За окном на улице раздались аплодисменты. Оба подошли к окну.

— Вот ведь, тёткины свистульки, он что митингует там? — Канторович прильнул к окну.

— Рожой-то не сверкай, видишь, народу сколько, — Стручков оттолкнул Канторовича от окна. — Значит так, надо сделать всё, чтобы СМИ были немы, как Ильич в мавзолее. Надо максимально нейтрализовать социальные сети. Медики срочно нужны, чтобы его в порядок привести. Тихонов едет, Суканкину надо вызывать…

— Уже звоню. О, Катюша! Привет! Чего звоню? А ты, значит, не в курсе? Ну тогда мухой дуй сюда, работы много, даже больше, чем ты представляешь. Прихорашиваться будешь здесь. Да — тревога. Да — война. Всё, жду.

— Тем более, на неё он мягче отреагирует, — продолжил рассуждать Стручков.

— А соцсети-то как нейтрализовать? — отпивая кофе спросил Канторович.

— Вот это уже ваше с Суканкиной дело. Если хоть один дристунок пролетит, он нас с дерьмом смешает и на удобрения пустит. Всё, ты к себе иди, а то и правда, вилкой пырнёт. Да, эту, с зачётной жопой, давай сюда. Начинаем работать! — Стручков остановился у единственного не отключенного телефонного аппарата цвета слоновой кости, с гербом в углу, произнеся себе под нос, — Лишь бы не зазвонил.

Тем временем, гул голосов на улице крепчал.

ТАМ ЖЕ, НА ПЛОЩАДИ

Толпа на площади крепчала, как февральский мороз. Уже стали формироваться группы по интересам. Одни уверяли, что блевал губернатор, другие, что это кто-то из его подчинённых, третьи, со стопроцентной гарантией убеждали, что администрацию захватили террористы. В общем, гул стоял, как на горячей распродаже.

Сержант Кошкин ходил вдоль толпы в полном недоумении от происходящего. Он, конечно, никогда не строил иллюзий по поводу дежурства у здания администрации, но даже в его истерзанном хищной тёщей мозгу такого близко не представлялось.

Каждые пять минут Кошкин докладывал дежурному о происходящем и молил всех богов, чтобы к нему поскорее прислали подмогу.

Возле одной группки полицейский притормозил.

— Так вот, это заговор поваров, да-да! — уверяла женщина большого объёма, но в вызывающе обтягивающих шортах, — На той неделе закрыли знаменитую столовую номер десять.

— Эта какую такую? На стрелке? — вопрошал плешивый мужчина неопределённых лет.

— Нет, на стрелке уже сто лет как закрыли. Эта на кольце, — поправил мужчина с модной бородой и дорогой трубкой во рту.

— Скажете тоже, там пятая столовая была, какая же она легендарная? Всегда говном кормили! — рубанула женщина в оранжевом жилете дворника.

— Нет, десятая была возле пристани, — оборвала споры дама в шортах, — Там туристов кормили. Так вот, её закрыли. А они поставляли еду и в правительство. Говорят, губернатор особенно булочки с изюмом любил. Так вот, в последний день они в эти булочки яд добавили, вот губернатор и отравился.

— Это откуда же такая информация? — поинтересовался Кошкин.

Группа замолчала и тут же начала расходиться.

— Откуда надо! — бросила через плечо дама в шортах и двинулась сквозь толпу, как ледокол через торосы, подминая под себя прохожих, оказавшихся на пути.

Кошкин тут-же доложил о появлении новой версии происходящего.

— Милок! Стой! — сержанта за руку схватила богомолка в юбке до пят и большой иконой в руках, — Милок, помоги мне внутрь пройти. Я молитву во избавление прочитаю и всё пройдёт.

— Что пройдёт-то, бабушка? — спросил Кошкин.

— Тьфу на тебя! Сам ты, бабушка, бесовское племя, — оскорбилась бабушка-небабушка и пошла прочь.

Тем временем толпа заполнила всю площадь и, вопреки несмолкаемым автомобильным сигналам, движение остановилось. Водители подкидывали топливо в топку событий, крича на прохожих и получая от последних изрядные далеко не литературные ответы.

И лишь периодическое появление в окне человека похожего на губернатора, переключало внимание собравшихся, превращаясь в свист, аплодисменты или залихватскую ругань.

За те полчаса, что длилось оконное шоу, обсценная лексика Кошкина обогатилась таким количеством ругательств, о существовании которых он даже представить не мог. Некоторые Кошкин, для памяти, даже в своём статусе в соцсети записал, чем вызвал крайнее недоумение друзей, а жена с тёщей посчитали, что это он в их адрес выпад сделал, из-за чего завопили так, словно Кошкин мог их на площади услышать.

Тем временем человек в окне начал танцевать. Танцевал он под музыку из телефона, но слышал её только сам, до шумной толпы ничего не долетало. Его кривлянья выглядели смешно и оскорбительно одновременно.

ЖЕРТВА ИСКУССТВА

Ольга уже страшно опаздывала. Её ждал сменный мастер, так как хотел предложить временно заменить себя на время отпуска. Ольга, хоть и слыла бабой шумной, проявляла себя как профессионал высокого класса. Она была старшим технологом на заводе по производству презервативов. Особенность Ольги заключалась в том, что она интуитивно чувствовала брак. Ни одна машина не могла сравниться с ней. Поэтому, в её смену на упаковках впору было писать не «протестировано электроникой», а «протестировано Ольгой». В общем, брака у неё, во всех смыслах, никогда не было.

Но сменный мастер ждал, а Ольга, снимала и снимала новым телефоном, погружаясь во вторую свою стихию — кинематограф. Да, Ольга очень любила кино. Началось всё в 17 лет. Она была с подругами на фильме про хакера, который сожрав таблетку, начал творить чёрт знает что, решив, что мир — это иллюзия. И вот, в какой-то момент Ольга так увлеклась сюжетом, так в него погрузилась, что ей стало хорошо, очень хорошо, громоподобно хорошо… Уже потом она поняла, что это был оргазм, а тогда… Сеанс был остановлен, у сидящего напротив мужчины потекла из уха кровь, подруга потеряла сознание, дежурная нажала тревожную сигнализацию, началась паника, крики, жуть… Это был не только первый Ольгин оргазм, но и первая проба вдруг прорезавшегося голоса, который будет сопровождать её всю жизнь. Причём, потом она ничего вспомнить не могла, лишь несвязанные обрывки всплывали. А обо всём рассказывали подруги или персонал кинотеатра.

Тогда Ольга списала всё на подростковую неуравновешенность. Но кино всё ещё оставалось для народа доступнейшим из искусств и она вновь пошла в кино. И всё повторилось. Ольга выдержала паузу в месяц и вновь пошла в кино, на этот раз одна…

Кончилось всё тем, что её перестали пускать в кинотеатры города. Даже деньги предлагали, чтобы она в кинотеатр не приходила. Но Ольга барышня честная и денег не брала.

Так вот, сейчас, снимая площадь и губернатора новым телефоном, Ольга вдруг ощутила тот самый прилив наслаждения, который, обычно, появлялся на 37 минуте просмотра фильма. В мозгу даже титр на первом кадре пролетел: длинный план блюющего через окно губернатора и кровавая надпись «Тридцать седьмая минута»…

БИЗНЕСМЕН

Ян считал себя бизнесменом. Он оперировал модными терминами, одевался по дресс-коду, ездил на люксовом авто, женился на модели, а позже развёлся, но уже с блогершей. В общем, визуально всё было отлично. А фактически, дела его шли ни шатко ни валко. Но об этом знал только Ян.

Сегодня, в стильном итальянском костюме, он спешил в яхт-клуб на встречу с важным типом из администрации. Тот обещал уладить конфликт с губернатором, который грозил перерасти в уголовное дело.

Дело в том, что год назад он был на одном официальном мероприятии. Руководитель области в непринуждённой обстановке рассказывал бизнесменам, как счастливо они будут жить через 20 лет, если сейчас придумают, как вытащить из жижи раскисших от дождей полей кормовую свёклу.

Звучали стандартные предложения — обратиться во Всемирный банк, попросить бабла у Москвы, бросить её, нехай гниёт, выгнать на поля маменькиных сынков из мажорных вузов…

Когда поток предложений иссяк, слово взял Ян.

— Свёкла, что бы мы тут не мудрили, в основной массе сгниёт, — государственные мужи сразу насторожились. В этом зале никто свёклу свёклой не называл, все говорили свекла. Но Ян продолжал. — Это наша традиция, а традиции ломать — грех. Это стабильность, господа! Между тем, я согласен с губернатором, надо как-то на этом заработать, на свёкле, я имею ввиду.

И дальше, после экскурса в историю появления корнеплода в регионе, Ян огласил свой гениальный план.

— Традиционно, после того, как мы сгноим свёклу, к нам её повезут из соседних областей. И произойдёт это во вторые выходные октября, когда откроется большая сельскохозяйственная ярмарка. Так вот, надо дождаться, когда все грузовики свекловодов втянутся на территорию области и объявить режим ЧС.

После этих слов Ян сделал паузу. По густоте тишины поняв, что эффект достигнут, продолжил:

— Режим ЧС должен касаться какого-нибудь свекольного паразита. Товар у гостей с соседних полей изымается, затем, по дешёвке выкупается у нас — организаторов приёмки товара на хранение, и всё.

Зал взорвался аплодисментами, но губернатор мягко всех осадил.

— Предложение интересное, но здесь нужен грамотный совет нашей юридической службы. Сейчас всё это смахивает на неправомерный акт насилия в месте, находящемся вне юрисдикции какого-либо государства, совершаемый с личными целями и направленный против лиц или их имущества. В первом приближении это является преступлением международного характера, — практически дословно губернатор процитировал Конвенцию ООН по морскому праву. Он любил иногда козырять юридическими терминами, не всегда, правда, понимая их смысл.

Ян разочарованный сел и больше не выступал.

А осенью произошло именно то, что он описал в своём бизнес-плане на совещании у губернатора: свёклу фермеры ввезли, губернатор объявил ЧС, корнеплод на хранение забрали какие-то мутные ребята, а потом она успешно появилась на городских прилавках…

Короче, Ян, конечно взбесился, ведь, по грубым подсчётам, он мог поднять на этом деле тысяч 150 зелёных. И всё бы ничего, он проглотил бы эту пилюлю, если бы не громкий форум в Питере, куда его позвал друг. Умных дядек послушаем, тёплых тёток потискаем, побухаем. Так друг аргументировал необходимость поездки. Ян устоять не смог. И вот, после энергичной ночи с тёплыми тётками, Ян с другом обходил площадки форума. Тут-то они и встретились с губернатором.

Нейтральная территория, алкоголь в крови, в общем, у Яна тормоза отказали.

— Привет, мелкий воришка, как дела, ищешь у кого что по мелочи стырить? — обратился Ян к губернатору нарочито громко.

Мгновенно посиневший в цвет оформления форума губернатор, попытался уйти от Яна, но тот был настойчив.

— Постой-постой, свекольник ходячий, хакнул мой бизнес-план, а теперь уйти хочешь?

Ян был храбр, губернатор зол, охрана растеряна, друг Яна испуган.

Как назло, они стояли напротив какой-то импровизированной южно-русской харчевни, а витрина была украшена свежим борщом.

— Вот ведь кстати! — крикнул Ян, и взвившись баскетболистом на корзиной, опрокинул тарелку борща на голову губернатора, после чего стал облизывать свои пальцы, — О! Замечательный борщ, наваристый…

Поездка губернатора оказалась сорвана, Ян был задержан, и началась тягомотина с разбирательствами, допросами, заносами кому и куда следует. Но срок замаячил реально.

Тут-то и появился важный тип, который пообещал всё уладить. К нему и спешил этим утром Ян, но, на подъезде к площади, уткнулся в возбуждённую толпу.

— Что за хоровод? — крикнул пареньку с биноклем Ян.

— Какие-то кексы захватили резиденцию губернатора, выжрали его выпивку, а теперь блюют из окна на прохожих.

— Ян вышел из машины и озадаченно начал пробираться ближе к месту действия.

СКОРОПОРТЯЩИЙСЯ ГРУЗ

Степан никогда не любил скорость, а потому ездил ровно, но уверенно, без подростковых ускорений. К своим 30 годам он получил право управлять любым автомобилем. И, надо сказать, делал это виртуозно. Но ему чудовищно не везло с работодателями, оттого он, на фоне всех своих плюсов — безаварийность, малопьющий, опытный, — никак не мог найти ту работу, которая в полной мере удовлетворяла бы его. В итоге Степан купил небольшой грузовичок и начал личный бизнес.