Бесплатный фрагмент - Жизнь замечательных врачей Татарстана

Мы все, врачи и медицинские работники, когда-то выбрали свою профессию, вдохновляемые примером наших старших товарищей. — докторов, ученых, организаторов здравоохранения. Наша профессия — это призвание и испытание, она слишком трудна, чтобы выбрать ее из каких-либо других интересов, чем служение людям, своему народу, чем стремление исцелить больных и облегчить их страдания.

И в том, чтобы сохранить на все время своей профессиональной деятельности энтузиазм и романтику молодости, очень важна роль истории, которая хранит для нас образы великих врачей прошлого, память об их свершениях и успехах, которых они достигали, находясь в гораздо более трудных условиях, чем мы сегодня. Не располагая современными средствами диагностики и лечения, лекарственными препаратами, строительными технологиями, полагаясь только на свои знания и опыт, они сумели победить многие грозные заболевания, выстроить лучшую в мире систему здравоохранения.

История Казанской медицинской школы богата на личности и характеры, на крупные события и впечатляющие достижения. А все вместе — это основа нашей сегодняшней и будущей корпоративной культуры. В нашей истории можно найти образцы обращения с пациентами, принципы отношений с коллегами, правила создания дружных работоспособных коллективов и алгоритмы экономической состоятельности. Это воистину наше достояние, которое мы должны помнить, хранить, использовать и преумножать.

Книга, которую вы держите в руках — это своего рода хрестоматия, в которой история здравоохранения Татарстана представлена через биографии наиболее заметных своих представителей. Книга — это результат труда коллектива редакции официального издания Министерства здравоохранения Татарстана — журнала Healthy Nation — которые год за годом, номер за номером вели рубрику «Память». Хочу выразить признательность научному редактору журнала и вдохновителю рубрики «Память» Ростиславу Ивановичу Туишеву, главному редактору журнала Елене Николаевне Степановой, всем, кто принял участие в создании книги, поделился своими воспоминаниями, мнениями, фотографиями.

Уверен, что книга вызовет интерес не только у молодого поколения врачей и у ветеранов, многие из которых еще понят героев повествования, но и у тех, кто сегодня у руля нашего здравоохранения, кто составляет его силу и гордость. В книге отражена жизнь и люди такими, каковы они есть, без прикрас и без ложной скромности. А это всегда ценно. Это дает питание уму и душе.

И еще одна мысль. Когда-то ведь и о нас напишут в этой серии — может, в 10-м томе или в 20-м. И хочется прожить так, чтобы в ряду настоящих врачей прошлого мы занимали достойное место, чтобы про нас тоже сказали потомки: «Они смогли! Они сделали! Мы хотим быть, как они! Следовать их примеру!»

Министр здравоохранения

Республики Татарстана

Адель Вафин

«Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии». (С. Есенин)

Блажен, кто предков с чистым сердцем чтит.

(И. Гёте)

Дорогие читатели!

Перед Вами первая книга с воспоминаниями о жизни и медицинском творчестве известных представителей казанской медицинской школы. В книгу включены очерки из журнала Healthy Nation (Здоровье нации).

Когда возникла идея выпуска медицинского журнала, а это было в 2010 году, возникло много споров по названию журнала, по его содержанию, по целевой аудитории. Именно в эти годы в здравоохранении Республики Татарстан происходили большие изменения, что было связано с программой модернизации системы здравоохранения. Амбициозные планы Министерства здравоохранения Республики Татарстан и колоссальные объемы предстоящих работ требовали публичной трибуны, некого профессионального издания, которое позволило бы широко освещать различные медицинские темы, обеспечивать быстрый обмен информацией в среде специалистов. Первые номера журнала Healthy Nation задумывались, как информация о жизни системы здравоохранения республики и практические рекомендации по актуальным клиническим проблемам.

Как показало время, журнал HN оказался востребованным и интересным для читателей. Система здравоохранения республики в эти годы стала единым сплоченным коллективом. Креативные и дерзкие решения превращались в реальные проекты, опередившие время, изменяющие людей и привлекающие внимание специалистов в России и в зарубежных странах. Сейчас трудно представить, как могла бы система здравоохранения обойтись без такой публичной трибуны! Большая роль всегда принадлежит инициаторам идеи Фаррахову А.З и Вафину А. Ю., убежденных в необходимости создания хорошего со всех точек зрения журнала. Журнала, который бы соответствовал лучшим международным образцам и по оформлению, и по содержанию.

Журнал стал летописью и дневником жизни отрасли в республике и в стране. Авторами статей поднят большой диапазон проблем, с которыми сталкивается отечественная медицина, на его страницах сохранен бесценный опыт, приобретенный специалистами и коллективами, журнал стал источником новых знаний, которыми на страницах делятся ведущие специалисты разных медицинских направлений, он сохраняет лица и память об известных ученых, врачах, организаторах здравоохранения.

Со временем, рубрика «ПАМЯТЬ» стала неотъемлемой частью каждого номера, проложив незримый мостик между поколениями известной в мире казанской медицинской школы. Это наша гордость, наши корни, наша ответственность и основа для продолжения традиций служения профессии и людям. Память о прошлом это не просто свойство человеческого сознания, это связующее звено между прошлым и будущим, необходимое для дня сегодняшнего.

Как писал А.С.Пушкин — «Гордится славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие».

Людям, прожившим долгую жизнь в медицине, бывает горько сознавать, что со временем забываются имена ранее известных людей, сделавших много для авторитета медицины республики. Показывая молодому поколению врачей фотографии 30-40-летней давности с грустью понимаешь, что история и судьбы растворяются в бурном потоке событий и высоком темпе жизни. Это неправильно. Мы начали забывать, что успехи современной медицины произрастают из прошлого. А наше прошлое одно из самых замечательных и неповторимых. Мы жили среди этих творцов, наслаждались общением с ними и были уверены, что это навсегда. Необходимо, чтобы атмосфера сопричастности и связь поколений сохранились в памяти поколений.

Я понимаю, что мы в чем-то отстали от мирового уровня в медицине. Начали торопиться. Перестали оглядываться назад. Но у каждого события есть две стороны. И если нет гармонии между ними, полет прервется. Мы должны сберечь поколение хороших врачей, воспитанных в духе гуманизма и бессеребреничества. Это самое ценное, что у нас есть, доставшееся нам даром. Наша история на голову выше исторических корней многих стран. Но там клиники носят имена неведомых нам врачей, посетителей встречает неизменная галерея фотографий из жизни данного медицинского сообщества. Наличие истории у клиники воспринимается как гарантия качества и успеха, как надежность и нравственная воспитанность коллектива. Нам бы восстановить свою историю? Но фотографии потеряны, персонажи забыты.

Поэтому мы решили, по возможности, сохранить имена наших соотечественников. Пусть они не все известны в стране или мире. Возможно, они не были идеальными людьми. Но всех их объединяет большой вклад в развитие медицины Республики Татарстан, вклад и во всех нас. Вспомните и полюбите нашу историю. Она заслуживает этого. Поклонитесь нашим предшественникам и живущим ветеранам. Не за спасибо, а просто так, для себя!

Ваш

Р. Туишев

Иван Домрачев: Признание

Любимый ученик академика Александра Вишневского, автор 40 научных трудов, четвертый по счету почетный гражданин Казани, герой множества преданий и анекдотов, получивший степень доктора наук без защиты диссертации. Кем же он был на самом деле?

Народный хирург

За свою жизнь Иван Владимирович Домрачев сделал лично 30 тысяч операций, а вместе с учениками их количество достигает 100 тысяч. Число огромное, но этот подсчет можно продолжить. Ведь по большому счету каждая операция затрагивает родственников пациентов клиники, друзей и близких. Если их считать, то профессор так или иначе вошел в жизнь полумиллиона человек. При том, что все население Казани в 1940 году составляло едва 400 тысяч. Да, он был подлинно народный доктор. А если учесть, что смертность при такой серьезной операции, как резекция желудка, была доведена в клинике до 1,2%, то иначе как чудо работа Ивана Владимировича не воспринималась. Он был надеждой народа, его заступником в борьбе с болезнями. А если больной все же умирал, это воспринималось так: «Если уж и Домрачев не смог…»

Образу народного заступника и любимца способствовали, конечно, и богатырские внешность и сила Ивана Владимировича. Одна из городских легенд повествует, что однажды Домрачев даже принял вызов приехавшего в город с цирком знаменитого борца той эпохи Ивана Поддубного. Как проходил поединок, мнения в разных версиях истории расходятся, но в итоге будто бы «чемпион мира и его окрестностей» предложил Ивану Владимировичу начать выступать на арене. Другая народная легенда гласит, что чучело огромной белуги, выставленное в Национальном музее РТ, сделано из рыбины, пойманной именно Домрачевым.

Но еще в народной любви к знаменитому хирургу есть и другой пласт — он был воплощением представлений советской эпохи об успехе, о достойной жизни. Выходец из села Аджим Вятской губернии, в 1913 году он закончил медицинский факультет Казанского университета, был полковым врачом в императорской армии в Первую мировую войну, а в гражданскую — главным врачом и хирургом полевого госпиталя одной из дивизий Красной Армии. Своим трудом и талантом добился признания в науке. Награжден орденом Ленина и двумя орденами Трудового Красного знамени, многими медалями, удостоен различных званий. Домрачев являлся депутатом Верховного совета РСФСР всех созывов. Первым из врачей послевоенной Казани он купил автомобиль (зарплата завкафедрой и доплаты за звания и ордена позволяли), но ездил на нем преимущественно на дачу в Пустых Морквашах, где был открыт всем местным крестьянам для общения и врачебной помощи. Не занесся, а остался частью своего народа, отдавая все силы для служения людям. И те легенды, что ходили об Иване Владимировиче, не были плодом досужей молвы, но давали образец для подражания подрастающему поколению.

Путь в науку

Можно сказать, что Домрачеву повезло быть учеником такого великого хирурга и ученого, как Александр Васильевич Вишневский. Но это везение только внешнее, за которым стоят огромный труд и настойчивость в работе. Достаточно сказать, что ординатуру у Вишневского Домрачев закончил с третьей попытки. Первую прервали начало империалистической войны и военная служба. В 1915 году Домрачев вернулся в Казань, где стал заведующим хирургическим отделением Казанского окружного военного госпиталя и снова начал сотрудничать с Александром Васильевичем, но тут началась гражданская война. И только в 1921 году он заканчивает ординатуру и приходит ассистентом в госпитальную хирургическую клинику Вишневского. А вскоре возглавляет хирургическое отделение 3-й городской больницы, которым будет заведовать 37 лет.

Благодаря хорошей анатомической, экспериментально-хирургической школе, полученной у известных всему миру ученых

Александра Вишневского, Владимира Тонкова, Николая Миславского, а также своим незаурядным способностям Иван Владимирович быстро выдвигается в ряды видных советских хирургов. В 1934 году он получает звание доцента. По значимости научной работы и активных изысканий в 1935 году Ивану Владимировичу присуждена ученая степень доктора медицинских наук без защиты диссертации. Тогда же он получает звание профессора, а годом позже становится заведующим кафедрой факультетской и госпитальной хирургии педиатрического факультета КГМИ.

Как блестящий ученик профессора Вишневского Домрачев является одним из пионеров в развитии и научном обосновании местной анестезии при различных операциях, учения о новокаиновой блокаде, автором нового метода стерилизации кетгута, лучшего для того времени из всех предложенных как в нашей стране, так и за рубежом. Как вовремя были сделаны эти открытия, освоены и внедрены в практику! Уже через год они будут спасать тысячи жизней наших бойцов, раненых на фронтах Великой Отечественной войны. Иван Владимирович работал тогда консультантом-хирургом ряда эвакогоспиталей в Казани.

В архиве Домрачевых сохранились письма Александра Васильевича Вишневского с благодарностями за успешное внедрение в практику его методов местной анестезии и новокаиновой блокады. Обращаясь к «самому умному из своих учеников», отмечая «ум и природный талант сильный», он радовался, что методы, ставшие впоследствии у него с Домрачевым общими, «в труднейших условиях войны доказали свое преимущество». Вишневский-старший прислал своего сына — военврача Александра Александровича на стажировку к Домрачеву. И будущий академик, кремлевский хирург, генерал-полковник будет всю жизнь называть себя учеником Ивана Владимировича.

Также его учениками считали себя заведующий хирургическим отделением Кремлевской больницы профессор Дмитрий Благовидов, профессор Вадим Кузнецов, главный врач Республиканской клинической больницы №2 партийного и советского актива Николай Чугунов, доцент Сулейман Валитов и многие другие врачи.

Как рассказывает Вадим Алексеевич Кузнецов (в 50-х годах проходивший ординатуру у Домрачева, впоследствии — заведующий кафедрой ГИДУВа), его метод обучения был ориентирован на практику — он ставил молодого врача рядом с собой за операционный стол, и в совместной работе тот осваивал и методику операций, и технику хирурга. Было удивительно наблюдать, как огромные мощные пальцы Ивана Владимировича справлялись с тончайшей работой в стесненных условиях хирургического надреза. А вот говорить много слов не любил, и даже, убедившись в необходимой теоретической квалификации Кузнецова, поставил его читать за себя лекции будущим ординаторам, положив таким образом начало его образовательной и научной деятельности.

В поисках истины

Профессор Домрачев вместе с руководимым им коллективом в течение трех десятилетий занимался глубоким изучением вопросов, связанных с проблемой нервно-гуморальной регуляции желудочно-кишечного тракта. Он понимал ее в широком смысле, относя к гуморальным факторам не только химические посредники нервного возбуждения, но и специфические продукты деятельности эндокринных желез, метаболиты, различные химические вещества, попадающие в кровь из ЖКТ. Он считал, что, обусловливая друг друга, они, по существу, едины в физиологическом понимании, находятся во взаимной связи между собой и с регулируемым субстратом.

Всю свою научную деятельность Иван Владимирович направлял в русло ее значимости для практического здравоохранения, считая, что только в этом случае труд будет оправдан. Он говорил:

«Жизнь так коротка, а как много надо успеть сделать для сохранения или продления жизни больных — самого ценного капитала в нашей стране…»

В клинике, руководимой профессором Домрачевым, исключительное внимание уделялось нежности обращения с тканями и быстроте операционных вмешательств. В технике операций главное место занимало методически правильное выполнение местной анестезии. А в этом Иван Владимирович был виртуоз. Поэтому у оперированных им больных не было никаких проявлений шокового состояния даже при тотальных и субтотальных резекциях желудка, при пенетрирующих язвах в поджелудочную железу, печень и другие органы. Специальные электрокардиографические исследования, выполненные еще в 30-е годы, не выявили никаких сдвигов нарушений сердечно-сосудистой деятельности в ходе выполнения больших оперативных вмешательств и в послеоперационном периоде. Домрачев придавал большое значение послеоперационному уходу, питанию. Им, одним из первых хирургов, подчеркивалось, что питание, в свою очередь, влияет на состояние вегетативной нервной системы.

Клиника народного профессора Домрачева, как ее называли, славилась в основном как клиника желудочной хирургии. За годы работы Ивана Владимировича было выполнено 1830 резекций желудка, 1182 гастроэнтероанатомоза. Однако профессор Домрачев в совершенстве владел техникой оперативных вмешательств не только на желудке. Он успешно оперировал по поводу рака молочной железы, толстого кишечника, холецистита, на печени, селезенке, почке, надпочечниках, мочевом пузыре.

Оперативная активность составляла 81,4%. Больные обращались за помощью из различных районов ТАССР и других городов Советского Союза, и они никогда не получали отказа.

Жизнь и любовь. Смерть и бессмертие

Иван Владимирович и Евгения Алексеевна Домрачевы прожили вместе без одного года полвека. Евгения Алексеевна также родом из Вятской губернии, из села Вятские поляны, в Казани училась в женской гимназии. Когда она встретила своего будущего мужа, под его влиянием тоже выбрала делом своей жизни медицину, поступив в зубоврачебную школу доктора Рясенцева. КГМИ она закончила позднее — в 1933 году, уже имея двоих детей — сына Владимира и дочь Надежду. Во время войны Евгения Алексеевна была ведущим хирургом в челюстно-лицевом госпитале, спасла и вернула в строй тысячи солдат. Этот опыт впоследствии обобщила в докторской диссертации. С 1943 по 1972 годы возглавляла кафедру хирургической стоматологии КГМИ. Евгения Алексеевна была что называется душой семьи, а при приездах многочисленных гостей на дачу в Пустые Моркваши — радушной хозяйкой.

Но не все в их жизни складывалось благополучно. Умер брат Ивана Владимировича Николай, и Домрачевы вместе со своими двумя детьми стали воспитывать троих его малышей. Еще в 1929 году Иван Владимирович перенес инфаркт. Возможно, сказались переживания, связанные с тяжелой болезнью его первенца Володи: в четырнадцать лет мальчик заболел менингитом. На помощь пришли друзья: весь цвет медицины Казани чем мог помогал подростку. Через две недели он вернулся из небытия, но слепой и глухой. Через некоторое время зрение восстановилось, а вот слух пропал совсем. В семье Домрачевых начали осваивать азбуку жестов. Все вместе они вынесли это испытание: Владимир поочередно закончил строительный институт и КАИ, где и остался преподавателем, защитил диссертацию, стал доцентом кафедры ракетных двигателей, а во время войны на 22-м заводе даже работал в конструкторском бюро С. П. Королева.

Жизнь Ивана Владимировича Домрачева была настолько проникнута его профессией, его работой, что он и умер фактически за операционным столом… 27 апреля 1960 года во время очередной операции он почувствовал неладное с сердцем. Операцию попросил закончить Германа Николаева, но, уже лежа на кушетке, продолжал интересоваться ходом операции и давать советы. Профессора с подкашивавшимися ногами еле успели переправить в его кабинет, где он и умер. И своей жизнью, и своей смертью Иван Владимирович Домрачев доказал, что он достоин той любви, которую испытывал к нему народ.

Похоронная процессия заняла все расстояние от улицы Толстого до Арского кладбища. Гроб несли на руках, сменяя друг друга, до самой могилы пациенты, ученики, сослуживцы, друзья. Дружил Иван Владимирович как с известными людьми — председателем горисполкома Казани Павлом Дмитриевичем Тунаковым, артистом Николаем Ивановичем Якушенко, так и с самыми простыми людьми — рыбаками, охотниками. Находил общий язык со всеми.

После него остались добрая память, научные труды, многочисленные ученики. Его дело продолжили и его потомки. Дочь Надежда Ивановна (в замужестве Копылова), будучи по специальности хирургом, всю жизнь проработала ассистентом кафедры нормальной анатомии КГМИ. Ее муж, Копылов Александр Николаевич, был заведующим глазным отделением РКБ, заслуженным врачом Республики Татарстан. Их единственная дочь Вера Александровна Копылова, по мужу Яхонтова, избрала себе специальность акушера-гинеколога, работала в ГИДУВе, затем в КГПИ в должности доцента. Две ее дочери, правнучки Домрачевых, также продолжают эту династию: Евгения Борисовна, врач-психиатр, работает в Москве, а Ирина Борисовна, акушер-гинеколог, трудится в одной из фирм города Казани. Стали врачами и правнуки Домрачевых по линии сына Владимира: Владимир Алексеевич, хирург-онколог, работает в Казанском Республиканском онкологическом диспансере, а Любовь Алексеевна — хирург-стоматолог.

Иршат Мухутдинов. Призвание — быть министром

20 лет возглавлял здравоохранение ТАССР Иршат Закирович Мухутдинов. Благодаря ему Татарстан получил выстроенную систему здравоохранения, а множество людей с благодарностью вспоминают его науку человеческих отношений.

Становление

Как люди становятся личностями? Рождаются ли с определенным предназначением или достигают высот, преодолевая себя и судьбу? Можно ли было в том мальчике, что родился 6 февраля 1929 года в Казани, в многодетной семье Закира и Муниры Мухутдиновых, предугадать будущего министра здравоохранения Татарии, человека, определившего собой целую эпоху в этой отрасли? Может быть, что-то было особенное в его семье или, как теперь говорят, — в генах?

Римма Мухутдинова, санитарный врач, жена Иршата Мухутдинова: «Отец Иршата был чистейшей души человек, таких добрых людей я в своей жизни больше не встречала. Всем был готов помочь. И при этом совершенно неграмотный. Когда его поставили завотделом в магазине, все отчеты он диктовал детям, и никто никогда не усомнился в его честности. А мама была умнейшая женщина. Я про нее порой говорила — жаль, что слепая (она ослепла в войну), а то быть бы ей председателем Совмина. Вся родня ходила к ней советоваться, и ни разу то, что она услышала от доверившихся ей, из ее уст на людях не прозвучало…»

Иршат Мухутдинов рано осознал свое призвание к медицине и после окончания школы в 1947 году поступил на первый курс санитарно-гигиенического факультета Казанского государственного медицинского института. Учился легко, легко сдавал экзамены и уже в то время удивлял всех окружающих своей эрудицией. И сейчас в его доме все свободное место занимают шкафы с книгами, целыми полками стоят полные собрания сочинений Пушкина, Гоголя, Тургенева, рядом — произведения современных писателей, медицинская литература. Отдельная полка выделена под литературу по шахматам — он был заядлым шахматистом. Возможно, и это пристрастие оказало свое влияние на его умение дисциплинировать мысль, определять приоритеты, рассчитывать время и возможности.

Римма Мухутдинова: «Организаторский талант у Иршата Закировича проявился очень рано. До прихода на санитарно-гигиенический факультет он даже не был комсомольцем, а вскоре уже возглавил комсомольское бюро. И санфак стал лучшим в институте по общественным делам. Спортивные мероприятия, субботники, шефская помощь — все у нас проходило дружно и весело. Свадьбу нам устраивал комитет комсомола института. Это был редкий случай — комсомольская свадьба».

После окончания мединститута Иршат Закирович стал быстро подниматься по служебной лестнице. Он работал младшим научным сотрудником Казанского НИИ эпидемиологии и микробиологии, одновременно с этим его избрали секретарем парторганизации, что само по себе было удивительно для совсем молодого человека с небольшим партийным стажем. Партия в тот момент как раз занималась подбором и расстановкой кадров, и скоро талантливого организатора отметили на уровне обкома и назначили на должность главного врача Республиканской санитарно-эпидемиологической станции ТАССР. Ей он руководил с 1956 по 1964 годы, с 1963 года являясь еще и заместителем министра здравоохранения республики. В то время, очевидно, именно санитария и эпидемиология были передовым фронтом в борьбе за здоровье народа. Малярия, брюшной тиф, трахома, холера, туберкулез — сейчас мы отвыкли уже от этих страшных названий, но тогда они были повседневной реальностью. Также в этот период санитарная служба принимала активное участие в решении вопросов, связанных со становлением нефтедобывающей промышленности, строительством Куйбышевской гидроэлектростанции и затоплением части территории республики создаваемым водохранилищем.

В 1964 году в возрасте 35 лет Иршат Мухутдинов был назначен министром здравоохранения ТАССР.

Выдающийся организатор здравоохранения

Юрий Анисимов, заведующий горздравотделом Казани (1973 — 1982 гг.), заместитель министра здравоохранения ТАССР (1982 — 1986 гг.):
«Иршат Закирович Мухутдинов был необыкновенным человеком. Одно то, что он более 20 лет руководил здравоохранением такого крупного региона, как Татарстан, говорит о многом. Никто до него и никто после не работал так долго министром здравоохранения. В то время у него было множество забот — прежде всего, необходимо было развивать сельскую медицину. Вместо деревянных бараков без удобств, оставшихся еще от земской медицины, строились и оснащались современные по тем временам центральные районные больницы, районные станции переливания крови, санэпидстанции.
Актуальными на тот момент были вопросы оказания медицинской помощи нефтяникам, нефтехимикам, заводчанам стремительно развившегося автограда. Недостаток технических ресурсов старались компенсировать приближением врача к трудящимся, четкой организацией медслужбы и профилактикой заболеваний, для решения этих задач при заводах и крупных организациях создавались медсанчасти, цеховые врачебные службы.
Иршат Закирович успевал уделять внимание и вопросам здравоохранения столицы. При нем началось развитие узкоспециализированных видов медицинской помощи города, чего не было у нас в 50-е и 60-е годы. Появились кардиохирургия, детская хирургия и многое другое. Иршат Закирович понимал, что за этими видами медицины — будущее. И сегодняшняя жизнь это подтверждает».

За время работы Иршата Мухутдинова на посту министра здравоохранения ТАССР показатели здоровья населения республики значительно улучшились: в 1983 году по сравнению с 1976-м детская смертность снизилась с 19,6 до 15,1 промилле, случаи заболеваний с временной утратой трудоспособности рабочих промышленных предприятий — на 27,6%, общая инфекционная заболеваемость — на 13%, из них брюшным тифом — в 2,6 раза, суммой острых кишечных заболеваний — на 22,1%, дизентерией — на 36,5%. За 1978—1983 годы смертность от всех инфекционных заболеваний снизилась на 49%, а профессиональная заболеваемость рабочих промышленных предприятий — на 27,8%. В 1970 году Иршат Закирович возглавил кампанию по борьбе с холерой, благодаря которой Татарская АССР избежала заноса инфекции на свою территорию.

Умение работать с людьми

Любой крупный организатор — это человек, способный создать команду, умеющий вдохновить и мотивировать сотрудников на то, чтобы превзойти самих себя, решать задачи, которые еще вчера казались невыполнимыми.

Евгений Карпухин, главный врач Детской республиканской клинической больницы МЗ РТ (1972 — 2010 гг.): «Иршат Закирович Мухутдинов всегда с уважением и в то же время с требовательностью относился к своим подчиненным и главным врачам. Не опускался до мелочной опеки, давал самостоятельно работать. И главные врачи с таким же уважением старались относиться к своим сотрудникам. Кадры он подбирал по единственному признаку — профессиональному. Никаких других критериев просто не было. Конечно, люди к нему относились с уважением».
Юрий Анисимов: «Я бы не назвал стиль руководства Иршата Закировича авторитарным. Если он давал поручение — то никогда не забывал, если не выполнил — приглашал и спрашивал строго. Но никогда не опускался до крика, никогда не унижал человека, такие методы только отбивают желание работать. А если Иршат Закирович сделает замечание, то хотелось немедленно приступить и сделать как можно лучше. Я считаю, что в отношениях с людьми — это высочайшее искусство».
Евгений Карпухин: «Он умел выстроить отношения с вышестоящими государственными и партийными органами, что помогало решать стратегические вопросы здравоохранения. С одной стороны, не должно быть никакого подобострастия — это сразу отталкивает любого крупного руководителя. С другой, к руководству надо относиться очень уважительно, чтобы вопросы решались с учетом развития отрасли здравоохранения. Иршат Закирович не бегал по мелочам в Кабинет министров, в Верховный совет, в обком партии. При этом всегда успешно и в срок выполнял любые поручения, никогда не подводил руководство республики. Соответственно, всегда получал поддержку — и материальную, и общечеловеческую. например, когда открылась ДРКБ, благодаря его усилиям больница получила общежитие для сотрудников — это впервые произошло в здравоохранении. Выделялись квартиры для врачей, что, конечно, сыграло большую роль в формировании коллектива, ведь надо было набирать специалистов очень высокой квалификации».

Ученый и учитель

Ответственную работу на посту министра здравоохранения Иршат Мухутдинов совмещал с педагогической и научной деятельностью. В 1968 году он закончил заочную аспирантуру в первом Московском медицинском институте им. И. М. Сеченова. после досрочной защиты кандидатской диссертации (1966 г.) ему была присуждена ученая степень кандидата медицинских наук. С 1968 по 1984 годы Иршат Закирович читал лекции и проводил занятия на кафедре эпидемиологии КГМИ, стараясь еще со студенческой скамьи привить слушателям любовь к санитарному делу.

Евгений Карпухин: «У него была великолепная дикция, прекрасно поставленный русский язык, который он знал лучше, чем многие русские. И это всегда ощущалось — очень точные слова находил, очень точные выражения. При этом он никогда не кичился своей общей эрудицией».

После ухода с поста министра Иршат Мухутдинов с 1984 по 1996 годы работал заведующим кафедрой эпидемиологии КГМИ, а также с 1986 по 1990 годы руководил Казанским НИИ эпидемиологии и микробиологии. Он автор 89 печатных статей и методических разработок, посвященных вопросам краевой эпидемиологии и организации здравоохранения. Иршат Мухутдинов занимался проблемами кишечных инфекций, дизентерии, сальмонеллеза, лептоспироза, менингококковой инфекции, кори, туберкулеза, геморрагической лихорадки с почечным синдромом, иерсиниоза и псевдотуберкулеза. Являясь одним из ведущих специалистов по брюшному тифу в республике, Иршат Закирович изучил типовой пейзаж культур, выделенных в ТАССР, и возможность применения метода фаготипирования в противоэпидемической практике.

Множество его работ посвящено совершенствованию медицинского обслуживания населения ТАССР, амбулаторно-поликлинической и онкологической помощи городскому и сельскому населению, охраны материнства и детства. Большое внимание ученый уделял исследованию влияния Куйбышевского водохранилища на санитарно-гигиенические условия жизни населения, заболеваемости детей в сельских районах в условиях интенсивного применения пестицидов.

Евгений Карпухин: «Бывает так, что пока человек при должности — его все замечают, а ушел — и про него забыли. Но с Иршатом Закировичем такого не случилось. Я очень рад, что мы с ним продолжали общаться еще много лет после его ухода с поста министра. И когда он заболел, все мы — его ученики, главные врачи старались помочь Иршату Закировичу моральной поддержкой, заботой, лекарствами. Думаю, что выражу общее мнение: мы очень благодарны ему за то, что он нас направил по жизни, за науку человеческих отношений, которой он с нами щедро делился. Мы никогда не называли его бывшим министром, он был министром на всю жизнь».

Иршат Мухутдинов награжден орденом Октябрьской революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Знак почета». Имеет почетное звание «Заслуженный врач РСФСР», награжден знаком «Отличник здравоохранения», грамотами Минздрава СССР, РСФСР, ТАССР. Он избирался депутатом Верховного Совета ТАССР четырех созывов, был членом научного Совета по социальной гигиене и организации здравоохранения при президиуме АМН СССР, членом редакционного совета журнала «Здравоохранение РСФСР» и членом редколлегии «Казанского медицинского журнала».

Яков Павлухин. Энергия созидания

26 лет проработал первым заместителем министра здравоохранения ТАССР Яков ПАВЛУХИН.

Он умел быстро принимать решения. Его активность и целеустремлённость заражали и вдохновляли тех, кто строил новые ЦРБ, крупнейшие больницы республики — ДРКБ и РКБ, создавал здравоохранение Набережных Челнов и нефтяных районов Татарстана.

От токаря до врача

Яков Павлухин родился в деревне Черемухово Чистопольского уезда в 1926 году. С детскими годами связаны его первые впечатления, создавшие в памяти образ «настоящего доктора»: земский врач, взволнованный тяжёлым состоянием его отца, заболевшего тифом, дважды посещал их дом, в непогоду преодолевая 60 км на лошади, чтобы помочь больному побыстрее встать на ноги.

В 1930 году семья переехала в Чистополь, где Яков поступил в школу. Учиться ему нравилось, но мирные планы нарушила Великая Отечественная война: пятнадцатилетний юноша был вынужден пойти работать на Чистопольский часовой завод учеником токаря. Через несколько месяцев он освоил профессию и работал наравне со взрослыми. Но со временем тяга к учению взяла верх, и Яков Павлухин, услышав по городскому радио сообщение о приёме учеников в фельдшерско-акушерскую школу, решил попробовать себя на медицинском поприще. Собственно выбор был не богат — другого учебного заведения в городе не было.

По окончании школы в 1944 году молодой человек поступает в Казанский мединститут на лечебно-профилактический факультет, а после выпуска в 1949-м направляется хирургом в Изгарскую участковую больницу. Бывшая земская больница, расположенная в кирпичном здании дореволюционной постройки, словно приглашала его примерить на себя образ настоящего земского врача. Эту долю он испытал в полной мере — приехав в качестве хирурга, сразу же был назначен главным врачом.

Изгары — Казань: новые масштабы

Весь штат больницы состоял из нескольких человек: хирург, окулист, зубной врач, несколько фельдшеров, акушерок, медсестёр и санитарок. Многое приходилось делать самому, что-то переделывать, но трудности никогда не пугали Павлухина. Помимо хозяйственных дел, он принимал больных — каждый день, а если нужно, то и ночью. Никто отказа не получал.

Организаторские способности, аккуратность, вдумчивость, высокий уровень теоретических знаний и практических навыков Якова Георгиевича не могли остаться незамеченными вышестоящим руководством, и в 1952 году его назначили на должность начальника лечебного сектора Чистопольского облздравотдела.

Евгений Карпухин, бывший главный врач ДРКБ МЗ РТ, заместитель министра здравоохранения РТ:
«Чистополь был тогда областным центром и второй столицей республики. Когда я работал заместителем главного врача Чистопольского района, врачи и жители с гордостью говорили „наш Павлухин“. Не потому, что он стал большим начальником, а потому, что был хорошим руководителем».

После ликвидации области в 1953 году Яков Георгиевич был переведён на работу в Бугульму, где до 1958 года заведовал горздравотделом, при этом одновременно возглавлял городскую больницу, приняв активное участие в становлении здравоохранения нефтяных районов Татарии. Также в его послужном списке появился Зеленодольск, а в августе 1961 года энергичный, требовательный к себе и другим главный врач городской больницы №1 г. Зеленодольска по рекомендации министра здравоохранения ТАССР Р. Ю. Ярмухаметовой был выдвинут на очень ответственную должность первого заместителя министра.

Первый после министра

Евгений Карпухин: «Я знал Якова Георгиевича с 1966 года. В министерстве была прекрасная команда из двух руководителей. Министром был Ильшат Мухутдинов — настоящий интеллектуал, спокойный, уравновешенный, он принимал стратегические решения, решал вопросы с вышестоящим руководством, добивался финансирования. А рядом с ним — активный, горячий Яков Павлухин, вокруг которого всё крутилось и вертелось. Он прекрасно знал практическое здравоохранение, и при всей своей импульсивности почти никогда не ошибался, принимая те или иные решения. В те годы отрасль очень хорошо развивалась: строились новые ЦРБ, участковые больницы. Транспортом тоже он заведовал: машины поступали централизованно, ведь без них ни одна больница не может нормально функционировать. Не только „скорая помощь“, но и участковые педиатры, и терапевты выезжали на дом к больным на авто. Поэтому и на „скорую“ нагрузка была меньше».

В стране в целом и в Татарстане особенно здравоохранение развивалось скачкообразно: заново возводились целые города — Набережные Челны, Нижнекамск. Строились огромные республиканские больницы — ДРКБ, РКБ. Велась большая работа по искоренению массовых инфекций. Яков Павлухин возглавлял Республиканский штаб по борьбе с венерическими заболеваниями. Врачи работали в тесном контакте с другими заинтересованными ведомствами: милицией, прокуратурой, образовательными, культурными учреждениями, общественными организациями. В результате показатель выявления больных сифилисом вырос до очень высокого уровня — 74%, а число больных с 720 в 1978 году упало до 111 в 1986-м. Опыт Татарстана перенимала вся страна.

Наиль Садыков, в прошлом директор Казанского медицинского училища, заместитель министра здравоохранения ТАССР): «Павлухин курировал и подготовку среднего медицинского персонала. По его инициативе были открыты Зеленодольское и Нижнекамское медицинские училища. Мы с ним познакомились в 1972 году, когда меня назначили директором Буинского медицинского училища. Это была идея Якова Георгиевича. Училище уже собирались закрывать из-за плохой материально-технической базы, но мне как начинающему руководителю дали возможность попробовать сдвинуть дело с мёртвой точки. Благодаря поддержке Якова Георгиевича и Минздрава я смог довести стройку до конца. После этого меня перевели в Казань — тоже директором медучилища. Его здание на Большой Красной, 45 было аварийным — стена в полтора кирпича треснула с четвёртого до второго этажа. Вместе с Павлухиным мы добились, чтобы училище закрыли на капитальный ремонт, а параллельно занялись подготовкой строительства нового здания на Мавлютова, 34. Строили днём и ночью. Помню, что 31 декабря в 11 часов ночи мы были ещё на стройке. Это сейчас отдыхают три дня до праздника и три дня после. А нам отдыхать было некогда. Зато в 1986 году училище уже въехало в новое здание».

Погружение в историю

После выхода на пенсию Яков Павлухин работал заместителем председателя Республиканского совета ветеранов войны и труда, помощником народного депутата РСФСР.

Лукман Закиров (писатель): «Руководители Совмина явно поторопились отправить Павлухина на заслуженный отдых. Яков Георгиевич с его неуёмной энергией не мог, конечно, сидеть, сложа руки, и начал потихоньку готовить материалы для своей книги о земских врачах. Собирать сведения столетней давности — дело архисложное. Он искал их везде, где можно, даже на свалках архива. Помню его почти детскую радость по поводу очередной „находки“ у кремлёвской стены в день коммунистического субботника. В те дни, когда он собирал скудные сведения о давно умерших врачах, некоторые его недоброжелатели откровенно посмеивались над тем, что бывший босс Минздрава занимается никому не нужным делом».

Наиль Садыков: «Министр Хабриев, будучи депутатом ВС РСФСР, пригласил его стать своим помощником. Яков Георгиевич вернулся в Минздрав и начал писать книги. Он много работал в архивах. Мне как бывшему подчинённому он давал задания, и я тоже начал собирать материалы. В 1997 году он издал книгу «История медицины Татарстана в лицах». Это был беспрецедентный труд, такого ещё никто не делал. Книга оказалась очень востребованной, и позже, в 2005 году, вышла ещё одна — уже в соавторстве с К. Ш. Зыятдиновым — «Очерки истории медицины Татарстана (до 1917 года)». Лукман Закиров: «Замечательная книга «История медицины Татарстана в лицах» стала сенсацией для работников здравоохранения, так как наглядно, в датах и фотографиях, впервые представила преемственную эстафету учителей и учеников казанской медицинской школы. Насыщенность издания фотографиями (а их там около тысячи) придаёт ему особую ценность, и открыв книгу, читатель непременно прочтёт её до конца, хотя она насчитывает 408 страниц. В «Истории…» сжатыми до предела анкетными данными запечатлены самые разные судьбы людей. Например, С. В. Курашов, окончив КГМИ, впоследствии стал министром здравоохранения СССР. А другой выпускник того же КГМИ — Ш. Н. Хусаинов, получив диплом врача в 1953 году, до конца жизни работал участковым врачом поликлиники, причём последние 35 лет — одной и той же».

Оставить след

Яков Павлухин сам стал олицетворением целой эпохи в истории здравоохранения Татарстана.

Наиль Садыков: «Яков Георгиевич у нас был легендой. Очень общительный, он в то же время оставался требовательным. Говорил скороговоркой и легко находил точки соприкосновения в общении с собеседником. Умел и похвалить, и поругать, одёрнуть, направить. Его уважали».
Лукман Закиров: «Павлухин действительно был „боссом“. Ни один министр, а их за 26 „павлухинских“ лет сменилось несколько, без его согласия и одобрения не решал ключевых вопросов здравоохранения. Яков Георгиевич в этих вопросах был дока. Его вполне можно назвать ходячей энциклопедией здравоохранения Татарстана. В застойные времена, когда многие начальники его ранга „доставали“ всё, что надо, и более того, Павлухин вёл своё собственное хозяйство — держал на даче кур, разводил кроликов. Об этом даже анекдоты ходили. Но он оставался верен себе».
Евгений Карпухин: «Его можно было назвать „человеком-мотором“. Импульсивный, энергичный, при необходимости жёсткий. Он курировал строительство, развитие сети здравоохранения — и в этой сфере очень уместна была быстрота, с которой он принимал решения. Его знала буквально вся республика, не только медики. Яков Георгиевич и его супруга были очень гостеприимными людьми. Многие главные врачи бывали у него дома. Нам казалось, что он знает о нас всё. Его деятельность очень позитивно отразилась на развитии здравоохранения республики. Он ушёл, но его все помнят. Особенно мы — старожилы. И я хочу, чтобы его помнили все медицинские работники, в том числе молодые. Ведущие учреждения Татарстана, где сегодня работают наши врачи, — это и есть след, оставленный Яковом Георгиевичем. И пусть сегодня в медицине многое изменилось, в ней осталось то, что остаётся ценным во все времена, — честность, искренность, готовность отдать всего себя работе. Эти качества были присущи Якову Павлухину и всему поколению врачей, которые работали рядом с ним. Это то, что нужно хранить как наследие этой личности нашим молодым руководителям».

Юрий Калинин. Профессиональное кредо: объективность

12-кратный чемпион РСФСР по академической гребле, эффективный организатор здравоохранения, эксперт, с мнением которого считались самые высокие инстанции, учитель, создавший целую команду продолжателей своего дела, — и всё это об одном человеке, талантливом враче и герое нашей постоянной рубрики.

Лидер

Юрий Калинин возглавил Республиканское бюро судебно-медицинской экспертизы (РБ СМЭ) в 1984 году, когда оно переживало не самые лучшие времена. Раздор среди руководства бюро расколол прежде дружный коллектив, потянулись разбирательство за разбирательством, комиссия за комиссией. И вот в эпицентр этого конфликта из Мамадыша приехал новый руководитель — цветущий, («Совсем не выглядит на свои 45 лет», — отметили женщины.), спортивного телосложения, чрезвычайно обходительный с людьми, начитанный, и в то же время по-мужски надёжный, сейчас бы сказали «брутальный».

«Есть такие люди, которые улыбаются окружающим, несмотря ни на что, умеют перевести сложную ситуацию в шутку, — вспоминает Ростислав Туишев, бывший главный врач горбольницы №15. — Иные начальники ориентированы на результат и не обращают внимания на то, что думают о них люди. Юрий Петрович был руководителем другого плана — он работал с коллективом и через него добивался результатов. Он достаточно быстро влился в состав главных врачей республики, стал заметной фигурой среди коллег, организаторов здравоохранения ТАССР».
«Юрий Павлович резких перемен не делал, а постепенно входил в новую для него сферу деятельности, — рассказывает Людмила Ломовцева, в ту пору заведующая отделом „живых лиц“ РБ СМЭ. — По основным вопросам, касающимся коллектива, он всегда советовался с сотрудниками, с заведующими. Не навязывал нам свою позицию, а считал нужным её аргументировать. И делал это превосходно».

За короткое время Юрий Калинин наладил работу бюро, стал для коллектива авторитетным руководителем и защитником от любых внешних влияний. Главное, что он требовал от своих сотрудников, — это постоянно помнить о том, что от результата работы судебных медиков зависит судьба, достоинство, а подчас и жизнь человека.

Он руководствовался в своей работе принципами:

• «Не утверждайте того, чего не можете доказать!» и

• «Лучше пусть будет не наказан виновный, чем пострадает невинный!».

Истоки

Умение мобилизовать коллектив и настроить его на победу пришло к будущему руководителю бюро в молодости, когда параллельно с учёбой на лечебном факультете КГМИ он всерьёз занялся академической греблей. Ежедневные тренировки, пробежки по 10 км в любую погоду, участие в многочисленных соревнованиях закалили юношу, сделали его сильным, выносливым и дисциплинированным. В составе экипажа четвёрки распашной с рулевым капитан Калинин стал 12-кратным чемпионом России, трёхкратным чемпионом Спартакиады России, мастером спорта международного класса, первым чемпионом Большой московской регаты и Регаты балканских стран.

После окончания мединститута Юрий Калинин учился в аспирантуре на кафедре нормальной физиологии, а затем был направлен на работу в Мамадышскую ЦРБ, где проработал 16 лет в должности врача-невропатолога, психиатра, а также районного судмедэксперта по совместительству. Именно здесь он приобрёл огромный опыт клинициста и организатора. Уже в те годы он пришёл к выводу: «Нет лучше школы для врача-клинициста, чем работа в сельском здравоохранении».

Помимо лечебной работы Юрий Павлович как заместитель главврача ЦРБ принимал участие в улучшении материально-технической базы здравоохранения района. При его непосредственном участии в Мамадыше была построена типовая центральная районная больница на 400 коек, 4 участковые больницы, увеличен кадровый состав.

Эксперт

Чтобы после 16 лет работы невропатологом решиться возглавить республиканскую судмедэкспертизу, надо иметь немалую смелость и готовность учиться новому. В течение всего нескольких лет Юрий Калинин прошёл первичную специализацию, тематическое повышение, стажировку в Ленинградском ГИДУВе, в Ереване, Москве.

«Приехав из Ленинграда, Юрий Павлович пришёл к выводу: для того, чтобы успешно руководить коллективом, необходимо знать все службы и владеть всеми методами в судебной медицине, — вспоминает Людмила Ломовцева. — И он встал за секционный стол. Работал по субботам. Он брал на себя исследование самых интересных случаев, вскрывал и падение с высоты, и скоропостижную смерть, и отравления».

Был показательный случай: в одиночной камере скоропостижно умер убийца, приговорённый к высшей мере наказания. Признаков насилия не было обнаружено, сердце оказалось здоровым. Казалось, расследование зашло в тупик, но коллективная мысль бюро судмедэкспертизы нашла выход. Общая химическая экспертиза тогда была очень трудоёмкой, но точно определив группы веществ для исследования, эксперты назвали причину смерти — летальная доза фенобарбитала. Когда следственные органы узнали об этом, они чуть ли не всем составом, вместе с руководителями следственного изолятора, приехали для получения разъяснения. В итоге было установлено, что осуждённому, в связи с жалобами на головные боли и плохой сон, медсестра давала каждый день по таблетке фенобарбитала. Он накопил горсть таблеток и выпил их все, приговорив себя к смерти от отравления.

Отношение Ю. П. Калинина с работниками правоохранительных органов всегда были, с одной стороны, деловыми и профессиональными, а с другой, — доверительными, многие вопросы могли решаться при общении «тет-а-тет». Хороший контакт у него был с главным прокурором республики Кафилем Амировым, министром МВД РТ Асгатом Сафаровым, его заместителем Рафилом Нугумановым.

«Его кредо было — объективность и ещё раз объективность, — рассказывает Валерий Спиридонов, ныне заведующий кафедрой судебной медицины КГМУ, д. м. н. — Он требовал от нас, чтобы мы никогда не шли на поводу у следствия, суда, разных обстоятельств. За это его и уважали. У него был дар убеждения, он умел вести за собой. Даже в сложных ситуациях, как это было при падении самолёта в Бугульме, зимой, с массой погибших, — никто не был к этому готов, но он взял на себя ответственность. Юрий Павлович был заинтересован в творческом росте своих сотрудников, создавал все условия для их развития. То, что я теперь доктор наук и заведующий кафедрой — тоже его заслуга. И ещё одна его особенность: у него был богатый опыт лечебной работы, и он это клиническое мышление внёс в экспертное сообщество».

Так, как-то при осмотре потерпевшего с кровоподтёком в области век правого глаза Юрий Павлович, несмотря на отсутствие жалоб неврологического характера, настоял на осмотре невропатологом. Потерпевший отказывался, ссылаясь на занятость и незначительность травмы, но эксперт подробно описал ему возможные последствия. Когда описанные симптомы начали появляться, мужчина обратился к специалисту и был вовремя прооперирован по поводу субдуральной гематомы. Заключение экспертизы было изменено с лёгкого на тяжкий вред здоровью.

Ученый

Подобные случаи стимулировали научную деятельность Юрия Калинина, который избрал своим приоритетом одну из наименее изученных областей медицины — судебно-медицинскую и судебно-психиатрическую экспертизу потерпевших с повреждениями головы, повлёкшими психические расстройства.

До Юрия Павловича вопросы душевного состояния потерпевших от насилия, перенёсших физические травмы, сопровождавшиеся оскорблениями, стыдом за произошедшее, изучались недостаточно полно. Телесные раны заживают быстро, но часто на фоне посттравматического стресса появляются различные соматические заболевания, которые не поддаются лечению обычными средствами. О том, чтобы связать болезнь непосредственно со стрессовой ситуацией, никто всерьёз не задумывался. И Юрий Павлович почти в 60 лет садится писать диссертацию по этой теме. Поиск критериев оценки психической травмы проводился совместно с психиатром, профессором Каусаром Яхиным и профессором, д. м. н., в то время завкафедрой судебной медицины КГМУ Георгием Хариным. Диссертационная работа Юрия Павловича «Пограничные психические расстройства у потерпевших с травмой головы (принципы экспертной оценки тяжести вреда здоровью)» и в настоящее время актуальна не только для судебных медиков, но и для психиатров.

Научные интересы Юрия Павловича распространялись не только на медицинские и биологические дисциплины, но и касались юридических специальностей. Так, он явился рецензентом Справочника следователя «Судебно-медицинские аспекты процессуально-следственных действий на месте происшествия», 2004 г., составленного прокурором РТ К. Ф. Амировым и завкафедрой судебной медицины КГМУ Г. М. Хариным; справочник, выпущенный под грифом Прокуратуры РФ и Министерства здравоохранения РФ, неоднократно переиздан.

Организатор

Колоссальная трудоспособность, организаторские умения, знание психологии людей были вложены Юрием Павловичем в решение профессиональных и бытовых проблем РБ СМЭ. С 1992 по 2000 г. были построены два трёхэтажных пристроя к основному зданию бюро, отремонтировано и оснащено помещение КазхимНИИ, в которое переехало судебно-химическое отделение.

«Когда Юрий Павлович привёл меня показать будущие „апартаменты“ химического отделения, я была шокирована состоянием помещений и стала упорно отказываться, — вспоминает Р. Г. Мансурова, бывшая заведующая судебно-химическим отделением. — Но он проявил недюжинный талант психолога и начальника, убеждая меня в необходимости проведения ремонта и дальнейшего освоения этих развалин, набитых рухлядью. В течение трёх лет каждый четверг, несмотря на свою занятость, он ходил со мной в КазхимНИИ, общался со строителями, вносил предложения. В конечном счёте судебно-химическое отделение получило в своё распоряжение великолепные помещения, отвечающие всем современным требованиям».

«Мы как головная организация проводили большую работу с районными судебно-медицинскими отделениями, — рассказывает Людмила Ломовцева. — Вспоминая совместные командировки, поражаешься, как мы все успевали: за сутки могли объездить почти половину региона, проверить всё, начиная с журналов и кончая заключениями, пообщаться с экспертами и всем коллективом, посетить прокуратуру, МВД, суды. Это всё было возможно благодаря способности Юрия Павловича выделить главные и второстепенные задачи. Он чётко распределял обязанности проверяющих, за собой оставлял администрацию района и первых лиц — прокурора, начальника милиции, председателя суда. Работа была плодотворной. Поучений не было — была учёба у старшего коллеги. Мы могли работать без обеда, никаких изысканных приёмов, сберегая время для работы».

«Юрий Павлович спрогнозировал возможные риски для судебно-медицинской службы республики, — вспоминает Алла Хромова, заведующая судебно-гистологическим отделением. — Поэтому много сил и времени отдавал наращиванию штатов учреждения, подготовке специалистов, их профессиональной защищённости, созданию новых структурных подразделений, внедрению в практическую работу

современных методов исследования (генетических, биохимических, гистохимических, иммуногистохимических)».

Память

Марат Тимерзянов (начальник ГАУЗ «Республиканское бюро судебно-медицинской экспертизы МЗ РТ»): «Лучшей памятью Юрия Павловича является коллектив профессионалов с большой буквы, девизом работы которого является преемственность, доказательность, динамичность».

Венера Буреева во время памятных мероприятий, посвящённых его 75-летию, отметила, что «эстафета памяти Юрия Павловича не заканчивается, а передается новым поколениям судебных медиков». В здравоохранении республики в настоящее время успешно работают его дети: Наталья и Владислав Калинины. А Венера Ивановна ведет активную педагогическую деятельность.

Ростислав Туишев: «Юрий Калинин был человеком, который много ездил, много видел, был разносторонним и очень начитанным, очень бережно относившимся к слову, к русской речи. Многие его фразы стали крылатыми, и люди до сих пор их вспоминают».
Профессор Дмитрий Красильников: «Когда разговариваю с кем-либо, вспоминаю Юрия Павловича, и задумываюсь, а правильно ли я ставлю ударения?» А юмор у него был особенный, его любимые выражения подхватывали и цитировали все сотрудники бюро. Если кто-то из экспертов слишком далеко отклонялся в область предположений, Юрий Павлович говорил: «При чём здесь рыжие ботинки?» Другой его любимой фразой была: «Каждый должен нести свой чемодан».

В личном деле Юрия Павловича есть анкета, которую он заполнил в 1999 году. Вот всего два вопроса из неё:

— Что вы цените в людях?

— Честность, порядочность, исполнительность.

— В чём, по-вашему, смысл жизни?

— В служении и ощущении нужности людям.

Александр Гришин. Врач, строитель и артист

Профессионал в самых различных ипостасях — он состоялся и как лидер и реформатор стоматологической службы Республики Татарстан, и как руководитель театрально-эстрадного андеграунда, выросшего из студенческой самодеятельности КГМИ.

Кипучая натура стоматолога

В юности Александр Гришин блистал в постановках школьного драмкружка — настолько ярко, что после выпускных экзаменов был приглашён в качестве актёра в штат Музыкально-драматического театра Саранска. Но когда речь зашла о выборе профессии, родители (отец — стоматолог, мать — невропатолог, заслуженный врач РСФСР) уговорили молодого человека поехать в Казанский мединститут, куда он и поступил в 1959 году на стоматологический факультет.

Специальность увлекла юношу, и он начал заниматься наукой под руководством профессора Г. Д. Овруцкого, но любовь к театру сохранил на всю жизнь. А кипучая натура и талант организатора вскоре выдвинули его на роль руководителя Студенческого клуба института.

Лев Шер, стоматолог-ортопед, заслуженный врач РТ:
«Я поступал в КГМИ уже будучи профессиональным музыкантом Марийской филармонии. Узнав об этом, декан стоматологического факультета Г. Ф. Тихонов тут же вызвал Гришина и радостно воскликнул: „К нам художественный руководитель филармонии поступает!“ Так всё и началось. Сценарии мы писали вместе с Владимиром Лавришко, а бессменным режиссёром-постановщиком, костюмером, сценографом, гримёром и героем-любовником был Сан Саныч».

Владимир Лавришко, терапевт, нарколог, член Союза писателей России:
«Моё вступительное сочинение вызвало смех всей приёмной комиссии. Так я оказался в команде весёлых и находчивых под капитанством Сан Саныча Гришина, которому подошла бы какая-нибудь более «вихреобразная» фамилия. Ибо он был вечно крутящимся мотором, вдохновителем и организатором как всех наших вдохновенных побед,

так и таких же вдохновенных поражений. Несмотря на свою весьма представительную фигуру, он был стремителен и лёгок в движениях. Ероша свою шевелюру, он генерировал идеи со скоростью ста штук в минуту. Исполнение этих идей возлагалось на нас. Мы старались, как могли. Но даже все вместе конгениальны капитану не были. Помню, мы проиграли в финале КВН команде КАИ. Сан Саныч был жутко этим опечален. Но ненадолго. Буквально назавтра он появился сияюший и изложил нам свою «эврику», отчего мы проиграли каистам: «У них там СТЭМ!» (Студенческий театр эстрадных миниатюр.) У нас в медицинском своего театра не было, в то время, как слава СТЭМа КАИ гремела по всему городу. Сан Саныч тотчас усадил нас с Лёвой Шером сочинять сценарий для первого представления собственного студенческого театра, который он тут же назвал ВТЭКом. Что можно было расшифровать и как «врачебно-трудовая экспертная комиссия», и как «врачебно-театральный эстрадный коллектив». Мы с Лёвой что-то такое сочинили. Пожалуй, не особо гениальное. Но Сан Саныч пришёл в восторг и тут же стал вербовать нас в артисты, дабы мы ещё и разыгрывали то, что сочинили. Лёва как более умный сумел от актёрства уклониться. Со мной же начались репетиции».

Вдохновение созидания

В жизни всё взаимосвязано, и участие в самодеятельности оказало серьёзное влияние на служебную карьеру Александра Гришина.

Лев Шер:
«Поскольку он уже в студенческие годы показал себя как активный организатор, то по окончании института в 1965 году Министерство здравоохранения направило его главным врачом ЦРБ в Высокую Гору. Увидев состояние больницы, он сразу же начал строительство новой поликлиники и показал себя чрезвычайно изобретательным человеком в этом новом для себя деле. Поскольку денег в здравоохранении не было, он поехал по всем колхозам, подключил к этому делу председателей и буквально за год-два выстроил поликлинику. Он изучил все тонкости процесса, установил контакты со строительными организациями, так что Минздрав понял, что нашёл в его лице человека, которому можно поручать ответственные задачи. Как раз в этот момент, в 1968 году, освободилось место главного врача Республиканской стоматологической поликлиники. И там он построил огромную клинику — самую большую не только в нашей стране, но и в Европе».
Роза Богоудинова, секретарь Вахитовского райкома КПСС, ныне профессор кафедры инженерной педагогики и психологии КНИТУ-КХТИ:
«Помню нашу первую встречу с Александром Гришиным. На тот момент я только приступила к партийной работе, придя из комсомола, а он уже был маститым руководителем. Запомнилось его поведение на планёрках. Иные руководители ведь шумели и накаляли страсти перед представителями райкома, а он молчал. Это меня удивляло. Но когда он начинал говорить, то его слова были настолько увесистыми, настолько точными, что всем становилось ясно, что и как надо делать. Но планёрки в поликлинике проводились нечасто — он как-то умел сам спокойно и методично решать все насущные вопросы. И стройка не была авральной. Другой важной особенностью его работы была необходимость наладить жизнь в коллективе, где было много известных в республике специалистов. Это было непросто, тогда врач не мог просто уйти и открыть свою частную практику, каждому приходилось подчиняться коллективным требованиям и стандартам. К тому же здравоохранение функционировало в условиях постоянного недофинансирования, хотя мы тогда это принимали как само собой разумеющееся, и, несмотря ни на что, необходимо было обеспечить хорошее обслуживание населения».

Построить здание в центре Казани, конечно, было непросто. Для того чтобы вписать его в тесную существующую застройку, нужно было получить все разрешения, финансирование, войти в план «Главтатстроя». Всю привязку проекта, размещение отделений, детали интерьера Александр Гришин продумывал сам. Многое делалось, как тогда говорили, «хозспособом». То есть часть коллектива оказывала помощь пациентам, а часть выходила на субботник. При этом сам главврач не только руководил, но и таскал балки и кирпичи. В 1975 году коллектив переехал в новое трёхэтажное здание, а в 1986-м закончилось строительство четырёхэтажного пристроя для централизованной зуботехнической лаборатории.

Изменилась и структура учреждения. Как главный стоматолог Минздрава Александр Гришин сумел доказать, что стационар необходимо перевести в РКБ, чтобы стоматологи могли работать в тесном взаимодействии с челюстно-лицевыми хирургами, что чаще всего необходимо при травмах, и другими смежными специалистами. В эти годы создаётся организационно-методический кабинет для оказания методической помощи стоматологическим учреждениям республики. Активно развивается сеть стоматологической помощи, особенно в нефтяных районах республики и в стремительно растущих Набережных Челнах и Нижнекамске.

С тростью и бабочкой

Став главврачом и отвечая за всю стоматологическую помощь в республике, Александр Гришин умудрялся отдавать искусству много внимания, времени и сил.

Михаил Рокицкий, член-корреспондент РАМН, завкафедрой детской хирургии КГМУ, депутат Государственной Думы РФ:
«По окончании института Саша создал группу «Представители медицинской общественности». К вопросам искусства он подходил гораздо серьёзней меня. Мне было достаточно сочинить стишок, а он, даже если это была не постановка чеховских миниатюр, а просто капустник для кого-то из друзей, всегда требовал репетиций, чтобы актёры знали текст. Моя жена Вера часто с ним выступала, но когда она пела по бумажке, совершенно искренне возмущался. Не было случая, чтобы он опоздал на репетицию. Саша, как правило, представал в образе Бубы из Одессы — в канотье, с тросточкой. Он прекрасно танцевал, пел, доставляя удовольствие и другим, и себе. Притом, что характер у него был непростой: кто-то хорошо сказал, что он был добрый, но свирепый. Во имя грядущего творения он мог и наорать на человека. Но в его устах это было не обидно, даже мат звучал иронически, не пошло. Когда он умер, я написал в память о нём песню:

Саша Гришин, милый, добрый друг,

Пусть летит душа твоя во мгле Вселенной,

Не забыть пожатья наших рук.

Наша дружба, как душа, нетленна!

И в кулисах стоя, как тогда,

Видим, как выходишь ты на сцену.

Ты в «Профессор-шоу» навсегда

Вместе с нами рядом, неизменно!»

Вадим Кешнер, актёр Казанского русского театра им. Качалова, народный артист России:
«Всё начиналось с Клуба медработников на углу Маяковского и Бутлерова. Там мы впервые с Санечкой встретились в 1959 году, и там началось настоящее творчество. Он создал коллектив единомышленников той группы крови, к которой сам принадлежал, говоря медицинским языком. Причём это было на два шажка раньше, чем СТЭМ, раньше, чем КВН. Надо отметить, что вкус у него был безукоризненный. Его репризы, его выступления, его ведение концертов были настолько индивидуальными, эмоциональными, интеллигентно вкусными, что это не могло не подкупать. И никакой пошлости, подачи на „ха-ха“. Он обладал необыкновенным тембром голоса, очень выразительным. И, конечно, энергетика, желание самовыражения, самовыявления — он не мог не заразить этим своих соратников. Как великолепно было вечное соревнование КАИ и мединститута! И невероятно несправедливый ранний его уход — я считаю, что этот человек был запрограммирован и заделан на больший срок и на дальнейшие свершения».

ЖИЗНЬ И ШОУ

Роза Богоудинова: «Когда я пришла на «Профессор-шоу» в оперный театр (это были уже 90-е годы), они вышли на сцену — Гришин, Шер, ещё кто-то из стоматологов — и из зала раздался голос: «Вот стоматологи стоят, как зуб не вырвешь — так и их!» Это, конечно, было

явление в городе. Как это было остроумно и талантливо! Это было высокоинтеллектуальное представление. Просто так сидеть и хихикать с ними не получилось бы. В их интермедиях, сценках, песнях, шаржах была мысль, и зрителю надо было думать. И я порой недоумевала, как же это всё в них совмещается? Только что на сцене человек пел, танцевал, играл на гитаре — и вот он уже с портфелем идёт на работу, будет лечить, учить, руководить. Наверно, это определялось глубиной их понимания, они не считали, что это как-то повредит их авторитету или статусу. Им было интересно так жить».

Когда-то великий Вильям Шекспир отметил, что весь мир — театр, а люди в нём — актёры. Фразу эту знают все, а иллюстрировал её всей своей жизнью Александр Александрович Гришин. В его жизни всё было артистично — студенчество, строительство, дружеские вечеринки и научные конференции, поездки в районы, где его все обожали, или хождение по высоким инстанциям, где его привечали не меньше. И только он мог бы сказать, каким был жанр его жизни — музыкальной комедией или оптимистической трагедией. Одно жаль — нет в жизни репетиций, всё, что происходит, — это раз и навсегда.

Николай Медведев. Путь к сердцу

Он создал казанскую школу кардиохирургии. Надо было обладать большой смелостью, жизнелюбием и сочувствием к страданиям пациентов, чтобы в 60-е годы начать оперировать на сердце.

Становление

Судьба будущего хирурга складывалась трудно. Дед и отец его считались зажиточными крестьянами, хотя всё нажили только своим трудом. Николай закончил начальную школу в 1931 году, но дальше образование продолжить не смог — детей кулаков не брали в школу рабочей молодёжи. Спасаясь от репрессий и высылки в Сибирь, семья переехала в Ульяновск к тётке, а затем в Баку. Впоследствии образование удалось продолжить и даже поступить в Казанский авиационный техникум. Но авиазавод был режимным предприятием, куда социально чуждых не принимали, поэтому после третьего курса техникума юноше посоветовали поступать в медицинский институт. Война застала Николая Медведева студентом четвёртого курса лечебного факультета, после ускоренного выпуска он был призван в армию и направлен на работу в эвакогоспиталь №4492 Казани ординатором-хирургом.

Вот как сам Николай Петрович описывает военные годы в своей книге «Путь к сердцу»: «В Казани все школы в короткий срок были приспособлены под госпитали с операционными, перевязочными, санпропускниками. В монастыре бывшие монашеские кельи превратили в палаты. Среди врачей были педиатры, терапевты, гинекологи, фтизиатры. Но ни одного хирурга — оперировать некому. Приходится удивляться, что на хирургию и ныне отводится мало часов. Видимо, учебную программу составляет тот, кто не видел в жизни войны. Наш госпиталь обслуживал раненных в грудь. Оперировали в сутки до 20 человек, в основном удаляли пули и осколки гранат. Очень уставали, но молодость брала своё, после короткой передышки снова брались за скальпель».

В госпиталь приходил консультировать профессор Б. Г. Герцберг. Молодой хирург ему понравился, и он сразу же дал ему научную тему по лечению ран, что вылилось в первые публикации. А после войны профессор пригласил Николая Медведева ассистентом к себе на кафедру общей хирургии. И только в 1946 году выяснилось, что преподавать Медведев не имеет права, так как диплома мединститута так и не получил. Ректор настаивал на увольнении, но Герцберг встал стеной за своего ассистента, пригрозив, что тоже напишет заявление об уходе. Остановились на варианте срочной сдачи экзаменов за полный курс мединститута экстерном.

В 1959 году Николай Петрович защитил докторскую диссертацию под руководством А. Д. Адо и Г. В. Выгодчикова на стыке иммунологии и патофизиологии — в эксперименте и клинике изучал реактивность организма при стафилококковой инфекции. После утверждения диссертации был приглашён на заведование кафедрой общей хирургии в Саратов. В 1961 году после смерти И. В. Домрачева вернулся в Казань, где по конкурсу занял кафедру хирургических болезней №2 КГМИ.

Николай Петрович был хорошим преподавателем, читал лекции неторопливо, обстоятельно, чтобы все успели записать — ведь учебных пособий было мало. Как председатель комиссии на госэкзаменах был в меру строг. Его любили студенты и особенно студентки. Доброжелательность, жизнелюбие и природное чувство юмора притягивали к нему людей. А жизненных историй и анекдотов он знал столько, что мог «разбудить» любую аудиторию или дружескую вечеринку.

Например, однажды на ночном дежурстве он осматривал на кушетке пожилую женщину с непроходимостью кишок, когда появился пьяный с незначительной царапиной на лице, которая кровоточила и приводила его в неистовство. Когда на его требование: «Хватит возиться со старухой!» последовало вежливое предложение подождать, хулиган попытался ударить врача табуреткой, но Николай Петрович уклонился и одним ударом отправил забияку в угол, добавив для находившихся здесь студентов: «Иногда приходится не только лечить, но и учить!» Хулигана осудили на два года.

Первопроходец

Жить наследием известного предшественника, профессора И. В. Домрачева, новый завкафедрой Н. П. Медведев посчитал неправильным, хотелось создать свою школу, и в качестве нового перспективного направления была выбрана хирургия сердца. Три месяца стажировки у А. А. Вишневского в Институте хирургии Академии медицинских наук дали необходимую базу. Но в организационном и техническом плане начинать приходилось практически с нуля.

Роин Джорджикия, заведующий кафедрой хирургических болезней №2 КГМУ, профессор, д. м. н.: «Сердечная хирургия, которую он фактически основал здесь в Казани в 60-х годах, развивалась не так легко — в то время не было опыта, диагностического оборудования. Общий наркоз только зарождался, и первые операции на сердце очень тяжело протекали. Летальность была высокая, но это тоже надо было иметь мужество перенести. Не все врачи задерживались, многие уходили. Николай Петрович старался оснастить клинику — доставал, «пробивал». Через нефтяников в Альметьевске закупили аппарат искусственного кровообращения — таких тогда и в Москве было всего несколько штук.

С позиций сегодняшнего дня операции тех лет нельзя назвать радикальными. Тогда не клапан пересаживали, а помогали ему открыться, чтобы убрать одышку. Через 10–15 лет таких больных снова приходилось оперировать, но ведь они им продлевали жизнь, без такого хирургического вмешательства они могли просто погибнуть! Конечно, выбирали молодых, потому что пожилые пациенты могли не перенести такую операцию. В то время проводить научные исследования по хирургии было достаточно сложно. В кардиохирургии необходимо очень много аппаратуры, которая берёт на себя функции организма. Поэтому «законодателями мод» являлись наши западные коллеги,

которые были лучше технически оснащены и раньше получали возможность выполнять обширные операции. А защищаться сотрудникам надо, поэтому было выбрано ещё одно направление — биохимические изменения в организме человека в связи с оперативным вмешательством. На этой почве сам Николай Петрович написал три монографии. Защищено 22 кандидатских и 8 докторских диссертаций».

Было и то, что называется и смех, и грех. «Как-то в кабинете А. А. Вишневского я заметил целую связку американских зондов, — писал Николай Медведев. — Он вышел, и я решил взять, попросту украсть один зонд, с которым мы потом целый год работали. Я тогда подумал, что пропажу одного зонда не заметят. Институт академический — получит ещё, а мы — бедная кафедра, нам никто не даст. Потом кардиохирурги из других городов говорили мне, что и они воруют зонды, нужда заставляет. Потом столичные клиники стали все дефицитное прятать от нашего брата».

Команда

В 1963 году кафедра и хирургическая служба были переведены из 3-й городской больницы в 6-ю городскую клиническую больницу Казани. За первый год существования службы было выполнено 44 операции. Из них 21 — закрытых митральных комиссуротомий с летальностью 24%.

Вспоминает Владимир Зайцев, который 23 года проработал главным врачом 6-й ГКБ: «Николай Петрович принимал у меня выпускные экзамены по хирургии в 1961 году. Четвёрку поставил. А в 1974 меня назначили главврачом, и у нас с ним сложились очень тёплые отношения. Он в последнее время уже сам не оперировал, но стоял и всегда подсказывал, учил молодых хирургов. Всегда спокойно, никогда не повысит голос, если есть замечания — после операции отведёт в сторонку, поговорит наедине. Его доброжелательность передавалась всему коллективу — никогда у нас не было склок, жалоб в министерство. И, конечно, Николай Петрович был замечательным диагностом, прекрасно владел аускультацией и методом выслушивания. Послушает, постукает, посмотрит цвет кожи, состояние глазного яблока и т. д. И выясняет такие детали, что все только диву давались. Когда в 90-е годы Родион Нахапетов привёз сюда целую группу американцев — профессоров и лучших хирургов, — они проводили отбор детишек со сложными пороками сердца, подключили аппаратуру, записали все показатели. Николай Петрович им сказал: „Эту операцию в наших условиях вы провести не сможете“. И оказался прав. Американцы пошли на операцию, но она закончилась неудачно. И они не могли понять, как ничем внешне не выдающийся старый профессор сумел поставить диагноз точнее, чем их аппаратура».

Рустем Садеков, кардиохирург Межрегионального клинико-диагностического центра: «Мне повезло после интернатуры целый год работать с Николаем Петровичем в одной команде. Любая сложность, любая неудача — это касалось всех. Практически весь коллектив оставался и погибал вместе с пациентом. Боролись до последней минуты — это могли быть и сутки, и двое, и трое. Все были здесь — от молодого доктора до Николая Петровича и его сына Вячеслава Николаевича, который с 1981 года стал заведовать кафедрой. Кардиохирургическая служба стала быстро развиваться только благодаря тому, что у нас была сплочённая команда. У команды есть единый дух, есть доверие друг к другу. С 2006 года заработала хирургическая служба в условиях новой, оснащённой современным оборудованием, клиники МКДЦ. Поэтому, оказавшись практически всем коллективом в новых условиях, мы смогли выполнять не по 300 операций в год, а по 1 500, и качество их только растёт».
Фарит Абзалов, перфузиолог МКДЦ: «Операции на сердце выполняются с участием большого количества персонала. У нас в ходу такой образ: должна быть одна команда — как в футболе. Оперирующий хирург стоит впереди как нападающий. Анестезиологи — это защитники, их задача — не пропускать, чтобы больной во время операции не погиб. Есть вратарь — это перфузиолог, последний, от кого зависит жизнь пациента. Каждый должен быть на своём месте и выполнять свои обязанности от и до. Если кто-то ошибается, то проигрывает вся команда».

Народный профессор

Раиса Медведева, невестка Николая Медведева: «О Николае Петровиче у меня остались только приятные воспоминания. Он говорил порой: „Надо же, как повезло сыну — жениться на такой порядочной, хорошей женщине“. Вместе мы прожили не так много, около трёх лет в одной квартире, потом разъехались. Главное, чему я успела у него научиться, — это отношению к людям. Он никогда не проходил мимо знакомого человека, не спросив, как у него дела, какие у него проблемы, может ли он помочь. Очень хорошо относился к внукам. Любил их посадить рядом с собой и рассказывать, какая у него была операция. Всегда чему-то учил их, и они всё могут: и машину починить, и гвоздь прибить. Оба они — и Александр, и Андрей — закончили мединститут. Правда в медицине работает только старший, он — кардиолог».

Роин Джорджикия: «Николай Петрович был, что называется, народным профессором — в лучших традициях казанской медицинской школы. Он сам вышел из народа, из простых людей. Знал все их страдания и тяготы. Был очень коммуникабельным, мог найти общий язык с человеком любого ранга — и с руководителями республики, и со своими сотрудниками, и с рабочими».

О человеческих качествах Николая Медведева хорошо говорит его книга воспоминаний «Путь к сердцу (записки хирурга)». В своих мемуарах Николай Петрович совершенно не старается выглядеть в хорошем свете, приукрасить достижения, сгладить неудачи. Перед читателем предстаёт и его профессиональный путь, и люди, с которыми его свела судьба, и исторические события грозной эпохи. Он описывает анекдотические случаи из своего опыта, переживания от потери больных, то, как призывники шли на членовредительство, чтобы избежать фронта. Было и такое. Его книгу будет полезно прочитать не только хирургам, но и молодёжи в целом и даже серьёзным историкам.

В заключение хочется привести завет маститого хирурга начинающим врачам:

«Когда юноша или девушка решают посвятить себя медицине, они, в первую очередь, должны решить, есть ли у них стремление оказать помощь ближнему в самых сложных условиях, и могут ли они поставить общественные интересы выше личных. Больной доверяет врачу, делится с ним такими мыслями, которые не доверил бы даже другу. В этих ситуациях врач должен обладать большой душевной силой, оценить переживания больного и всячески ему помочь».

Николай Чугунов. Стремление помогать людям

40 лет проработал главврачом РКБ-2 Николай Иванович Чугунов. Он прошел через всю войну, чтобы встретить свою любовь. Он построил больницу — одну из лучших в Татарстане. Он вырастил смену, которая сохранила традиции заботы о людях.

О Николае Чугунове вспоминают:

Галина Кипенская, с 1972 по 1986 г. заместитель главврача по медчасти, ныне заведующая отделением статистики РКБ-2, к.м.н.

Александр Мартынов, секретарь партбюро с 1979 г., ныне заместитель главврача РКБ-2 по оргметодработе, врач высшей категории, заслуженный врач РТ

Владимир Коробов, заведующий отделением терапии с 1979 г., ныне заведующий отделением рентгенохирургии РКБ-2, врач высшей категории, заслуженный врач РТ, к.м.н.

Александр Чугунов, завкафедрой эндоскопии, общей и эндоскопической хирургии КГМА, профессор, д.м.н.

Война

Николай Чугунов поступил в Казанский мединститут в 1937 году, но закончить его не успел. В 1941-м, недоучившись один год, был призван в армию. На фронт он попал в самое драматическое время — в июле 1942 года, когда немецкие войска рвались к Волге. В качестве полкового врача, а с октября — дивизионного врача прошел Сталинградскую битву. Участвовал в сражении на Курской дуге, форсировании Днепра, взятии Измаила и освобождении Болгарии.

Александр Чугунов: Мама говорила, что в военной форме отец был очень красив. В двадцать лет — уже майор и заместитель командира дивизии по медицинской части. Длинные загибающиеся вверх ресницы, которым завидовали все девушки. А еще он был лихой мотоциклист, который выжимал из мощного трофейного мотоцикла такую

скорость, что полевых птиц сносило в зону разрежения за проносившейся машиной.

Мама тоже была яркой личностью. В 1943 году после окончания Казанского мединститута она отказалась от аспирантуры и ушла добровольцем на фронт. Всем на удивление — ведь ее предки и родственники были голубых кровей, среди них были и духовенство, и участники гражданской войны на стороне белых. Но она так решила и поехала на фронт навстречу своей судьбе.

Они познакоились в Одессе, где собрались медработники для обмена опытом. Это была любовь с первого взгляда. Вскоре отец добился перевода моей матери в свою дивизию, и в штабной палатке комдив выдал им справку: «Чугунова и Меньшикову считать мужем и женой».

Война для врача — это, прежде всего, постоянная забота о здоровье солдат. Не только раны и морозы выводили из строя бойцов, но и цинга. И когда эта беда пришла в дивизию, майор Чугунов нашел выход из положения — всему личному составу в обязательном порядке стали давать пить отвар хвои ели и сосны. А тем, кто отказывался, предъявляли приказ командира дивизии. Цинга отступила.

Когда в 1946 году гвардии майор Николай Иванович Чугунов вернулся в Казань, то, кроме гвардейского значка, его грудь украшали боевые ордена Красной Звезды и Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, медали «За оборону Сталинграда» и «За победу над Германией». Уже в мирное время к ним прибавился орден Трудового Красного Знамени.

Начало пути

Для энергичного фронтовика с великолепными организаторскими способностями, к тому же ученика известного хирурга Ивана Владимировича Домрачева, в Казани сразу нашлось дело — создание больницы для лечения хозпартактива, в просторечии «обкомовской». Начинать пришлось практически с нуля: с двух палат на восемь коек на базе горбольницы №3. Уже в 1959 году больница стала самостоятельным лечебным учреждением с поликлиникой и стационаром на 100 коек.

Галина Кипенская: Я работала с Николаем Ивановичем Чугуновым с 1972 года. Я уже закончила аспирантуру и защитила кандидатскую диссертацию, когда он предложил мне стать своим заместителем по лечебной части. Работать с ним было трудно, но интересно. Николай Иванович был вспыльчивым, но ему все прощали за его отношение к больным и сотрудникам. С кем бы что ни случилось, он всегда первым приходил на помощь, без всякой просьбы.

Благодаря невероятной энергии у Николая Ивановича были колоссальные связи. И когда я ездила с больными на консультацию в Москву, он предусматривал все — где остановиться, куда пойти, кого спросить. Мы только открывали дверь в институт, а к нам уже подходили: «Вы из Казани? Вас ждут». За день мы успевали сделать то, чего другие ждали неделями. Причем практически любой вопрос он мог решить сам, даже без обращения в Минздрав.

Александр Чугунов: В организационных делах ему помогала уникальная память. Николай Иванович не пользовался телефонной книжкой, знал наизусть телефоны всех руководителей в республике, директоров заводов, их замов — служебные и домашние. Прекрасно помнил не только каждого пациента, но и данные его анализов, проведенные процедуры, даже его семейные проблемы.

В отличие от некоторых тогдашних главврачей он был не просто хозяйственником, но прекрасно разбирался в лечебном процессе. Он проводил операции, а в сложных случаях приглашал на консилиум самых крупных специалистов. Выслушивал каждого, но резюме подводил сам.

Партшкола и муравьи

За 40 лет в должности главврача РКБ-2 Николай Иванович Чугунов полностью отстроил больницу, участок за участком отторгая землю от находившейся по соседству партшколы. Венцом этой строительной эпопеи стало возведение семиэтажного главного корпуса, завершившееся в 1982 году. Это увеличило больничную базу до 305 коек. Также в больничный городок вошла поликлиника на 520 посещений в смену, помещения для хозяйственных служб, соединенные с лечебными корпусами надземными и подземными переходами. Были оборудованы централизованные кислородная система и стерилизационная. Пробурены две скважины на значительную глубину, что позволяет в случае необходимости обеспечить больницу автономным водоснабжением и минеральной водой.

И по сегодняшний день здесь функционирует оранжерея, где круглогодично выращивают зелень к столу больных и сотрудников. На территории больницы высажено более 500 деревьев и кустарников, причем около 300 — редких и ценных пород, а также имеются дорожки для дозированной ходьбы.

Александр Мартынов: Когда достроили семиэтажный корпус, старый можно было разрушить, но Николай Иванович не стал этого делать. Он всегда смотрел в будущее. Корпус был переоборудован для лечения ВИП-пациентов. Несмотря на то, что средства были лимитированы, его сделали просто шикарным благодаря участию замечательного архитектора Алексея Спориуса и художника Кондрата Максимова. Особую атмосферу создавал больничный парк: лиственничная, еловая, кедровая аллеи. Николай Иванович большую часть деревьев посадил собственноручно, сам делал скворечники. Даже из марийских лесов привозил муравейники — крупных лесных муравьев — чтобы деревья были здоровы.

Но не все благосклонно относились к его деятельности. Много на него писали в разные инстанции, особенно по поводу земель совпартшколы. Проверки шли за проверками, очень нарушая нормальный ритм работы. Но вот однажды Николай Иванович идет по парку и видит на скамеечке обкомовского работника, который много ему неприятностей доставил. Вид у того очень грустный. Николай Чугунов остановился, по имени-отчеству к нему обращается: «Чем я могу вам помочь? Я же вижу, что вы больны». Тот расплакался: «Я вам столько насолил, а вы еще о моем здоровье печетесь!» Николай Иванович был широкой души человек!

Смена

У каждого руководителя первая забота — это кадры. Тем более, если учреждение растет и развивается. Николай Чугунов умел специалистов для своей больницы найти, вырастить и удержать.

Владимир Коробов: Первый раз я увидел Николая Ивановича в 1977 году. Во время распределения выпускников мединститута он пригласил меня на работу. Я мечтал стать хирургом, но он мудро заметил, что если не знаешь клинических симптомов заболеваний, то и хирургом быть не сможешь. Только спустя годы, когда уже сам стал руководителем, я понял, что ему в больницу был нужен терапевт. Но ничуть не жалею, что согласился. Уже через два года я принял отделение терапии. Причем Николай Иванович так все тактично организовал, что пожилая женщина, которая возглавляла отделение до меня, приняла это не с огорчением, а с радостью, и помогала мне быстрее войти в курс дела. И мы еще долго вместе работали. А в хирургию я все же вернулся впоследствии — уже как рентгенохирург.

Александр Мартынов: Когда набирали выпускников в РКБ-2, надо было пройти целевую ординатуру. И я два года учился на кафедре госпитальной терапии. Когда нас отбирали, Николай Иванович спросил меня: «Кем хочешь работать?» А я в армии отслужил, поэтому четко ответил: «Я — солдат. Где прикажете, там и буду работать». Мой ответ ему понравился.

Николай Чугунов как раз проводил смену поколений в больнице, коллектив был уже возрастной. Тогда много молодежи пришло, которая сейчас известна стала: Рустам Бахтиозин — сейчас в Москве, занимается магнито-резонансной томографией в Первом МГМУ, д.м.н., Мунир Тухбатуллин — профессор, завкафедрой ультразвуковой диагностики КГМА, Равиль Нигметзянов — ныне торговый представитель Республики Татарстан в США.

В быстром прогрессе нашего поколения сыграла свою роль постоянная учеба — не раз в пять лет, а порой по два раза в год. Я по кардиологии в Ленинграде учился четыре месяца, физиотерапию изучал месяц. И, конечно, молодые кадры надо было удерживать. Николай Иванович только за счет своих связей всех нас обеспечил жильем. Даже одиноких, что было по тем временам невероятно.

Галина Кипенская: Николай Иванович был передовым человеком, поэтому у нас в больнице впервые в Казани появился фиброгастроскоп, аппарат УЗИ. В Москву отправляли учиться специалистов. И консультанты у нас были такие маститые, как кардиолог Леопольд Рахлин, онколог Михаил Сигал и другие. Это были не просто профессора, а учителя и врачи с большой буквы. Разумеется, каждая консультация, консилиум были серьезной школой для молодежи. Так же, как и встречи с ветеранами войны. Эти традиции были заложены Николаем Ивановичем. Потом их подхватили и развили следующие главврачи — Иван Клюшкин, Рашид Абашеев, Альмир Абашев.

Ни минуты без дела

Знакомясь с многогранной деятельностью Николая Чугунова, задаешься вопросом — как он успевал заниматься всеми этими делами? Как ему хватало времени на все? А секрет оказался прост. Он вставал очень рано и уже в 4 — 5 часов утра был в больнице. К 10 часам основной объем работы уже был выполнен. И, конечно, холерический темперамент не позволял ему сидеть без дела.

Вне работы его страстью была природа. Дача в Боровом Матюшино стала практически мичуринской лабораторией, где он экспериментировал с сортами яблонь и груш. Эту страсть он стремился передать и своим детям, и своим сотрудникам. Был Николай Иванович Чугунов заядлым грибником, знал такие места, что мог всю кухню завалить белыми грибами. А на охоте проявлял себя великолепным стрелком.

Еще одной его страстью, проявившейся еще на фронте, был автомобиль. Ездил очень быстро, но без аварий. В деловых поездках Николай Иванович сажал водителя на место пассажира и выжимал из «Волги» все, на что она была способна. Эту страсть перенял его старший сын Юрий, ставший в 1985 году чемпионом СССР по автогонкам, а также — кандидатом технических наук.

А младший сын продолжил медицинскую династию. Перед его глазами был пример не только отца, — главврача РКБ-2 — и матери, — известного в республике акушера-гинеколога, преподавателя ГИДУВа. Дядя матери — Виктор Константинович Меньшиков — был великолепным детским врачом, профессором, заведующим кафедрой педиатрии мединститута. После его смерти детская клиника, которую он возглавлял в течение 46 лет, была названа его именем — Клиника Меньшикова. Имея такую родословную, было бы стыдно оставаться в середнячках, поэтому Александр Чугунов не только успешно окончил Казанский медицинский институт, но и стал одним из основателей в Татарстане направления «эндоскопическая хирургия», профессором и заведующим кафедрой КГМА.

Известна мудрость: чтобы жизнь человека считалась состоявшейся, он должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Яркая жизнь Николая Ивановича Чугунова по всем параметрам перекрыла этот стандарт. Он построил целый больничный городок, посадил прекрасный парк, а своим сыновьям оставил на память не только фронтовые награды, но и пример любви к своей профессии и бескорыстного служения народу. Мемориальная доска с его барельефом украшает вход в больничный корпус. Это честь, которой удостаиваются поистине немногие.

Александр Ратнер. Яркий след в медицине

Его ученики защитили 5 докторских и 50 кандидатских диссертаций, но главное — его исследования позволили изменить травмоопасную методику родовспоможения и спасти тысячи жизней новорожденных, а миллионам — сохранить здоровье.

Новый подход к родовспоможению

Марс Михайлов, заведующий кафедрой лучевой диагностики, почетный ректор КГМА, профессор, академик АН РТ, заслуженный деятель науки РФ и РТ, д. м. н.:

Александр Юрьевич Ратнер очень рано защитил докторскую диссертацию, в 33 года. Не всем из его коллег это пришлось по нраву, и ему тогда не нашлось места на кафедре неврологии. Он организовал в ГИДУВе новую кафедру детской неврологии — третью в Советском Союзе. Кроме Казани, такие были еще в Москве и Ташкенте. Ратнер собрал вокруг себя команду молодых специалистов — педиатров, детских невропатологов и хирургов. В ней были также патофизиолог, патологоанатом, я же вошел как рентгенолог. С 1971 года мы начали вплотную заниматься изучением родовых повреждений позвоночника и спинного мозга.

Тема была совершенно непроработанной, и наши результаты шокировали медицинское сообщество, в корне изменив устоявшийся взгляд на неврологические заболевания и их последствия у новорожденных, а также доказав, что часто причиной их гибели была именно родовая травма. Мне пришлось вместе с патологоанатомом изучить повреждения позвоночника и спинного мозга у 130 детей, погибших при родах. Александр Юрьевич сам нередко принимал участие в этой работе, стремясь понять — отчего погибают дети. Мы обнаружили смещения и переломы шейных позвонков, повреждения позвоночных артерий.

Некоторые московские профессора в штыки восприняли утверждение, что порочна сама методика родовспоможения, когда акушеры активно «помогали» родиться ребенку. Однако жизнь расставила все на свои места. За несколько лет родовой травматизм в Казани удалось снизить в 4 раза! Тысячи врачей освоили новые подходы на циклах профессора Ратнера и акушеров, принявших его правоту. Под его руководством были защищены 5 докторских и 50 кандидатских диссертаций. Мы выезжали с лекциями в Австрию, обе Германии, Югославию, Норвегию. Одна из конференций в Казани собрала участников из 30 стран — в том числе США, Канады, Европы.

Если говорить о его увлечениях помимо медицины, Александр Юрьевич был очень разносторонне образован, прекрасно разбирался в искусстве, музыке. При очень внушительной внешности и росте под два метра обладал замечательным басом, и мы с удовольствием слушали арии из известных опер в его исполнении.

Мне приятно отметить тот факт, что я оказался первым докторантом среди учеников Александра Юрьевича Ратнера, а его дочери Елена и Наталья защищали свои кандидатские диссертации уже под моим руководством.

Школа Ратнера

Владимир Прусаков, заведующий кафедрой детской неврологии КГМА, профессор, д. м. н.:

— Масштабы совершенного Александром Юрьевичем Ратнером в медицинской науке трудно переоценить. Обладая поистине энциклопедическими знаниями, невероятным научным даром, огромной интуицией, он создал новое направление в неврологии вообще, и в детской — в частности. Не каждый профессор и доктор наук может похвастаться, что создал школу. Могут быть ученики, но это не значит, что заложены основы нового направления, создана традиция. Профессор Ратнер добился подобного результата, что позволяет его жизнь в науке считать по-настоящему успешной. Его имя присвоено клинике, которая является базой нашей кафедры. Казанская школа детской неврологии широко известна, она заявляет о себе и на российском, и на международном уровнях.

Александр Юрьевич отличался умением предвидеть актуальность той или иной проблемы и делать шаги на опережение. Сейчас на повестку дня выходят инсульты у младенцев, но Ратнер эту проблему поднимал еще в 80-е годы, и одна из первых диссертаций на нашей кафедре была посвящена именно нарушениям мозгового кровообращения у детей. Есть даже монография по данному вопросу, в том числе и по спинальным инсультам. Сейчас идет бурный рост числа работ по эпилепсии, но, хотя эта проблема тогда не была еще такой острой, в Казани были защищены блестящие диссертации по эпилепсии и пограничным пароксизмальным состояниям. Тогда был целый спектр прорывных тем: мы занимались и леворукостью, и головными болями у детей, и безусловными рефлексами новорожденных. Так, в рамках последней темы С. В. Бондарчук лично обследовала в роддоме 3 тысячи новорожденных и затем неоднократно осматривала их в течение первого года жизни. А это объем работы не одной кафедры, а целого НИИ. Такой была атмосфера научного поиска.

Профессор Ратнер учил нас совмещать научную работу с клинической, с лечением больных. Его обходы были великолепнейшей школой, когда каждый случай разбирался подробнейшим образом. Указывались недостатки и недоработки каждого врача вне зависимости от званий и регалий. Это были мини-конференции, которые проходили каждый понедельник и четверг. Профессор на них проявлял высокую требовательность, но никогда не запрещал высказывать другую точку зрения, даже если та противоречила его собственной, лишь бы она была обоснованной. Так формировался окончательный диагноз.

Конечно, мы могли работать спокойно, когда имели за спиной такую глыбу, которая защищала нас от всех и вся. Когда Александр Юрьевич ушел — а он ушел рано, на взлете — мы оказались без привычной поддержки. Но надо отдать должное коллективу, смогли сохранить дружескую атмосферу взаимопонимания и взаимовыручки. Конечно, времена меняются, приходится и нам менять формы работы. Уходят в прошлое 3—4 месячные циклы, слушатели чаще приезжают на определенный блок тем. Но мы смогли приспособиться к новым условиям и продолжить дело основателя нашей школы — профессора Александра Юрьевича Ратнера.

Тридцать два года счастья

Фаина Ратнер, супруга Александра Ратнера, профессор, доктор педагогических наук, заслуженный деятель науки РТ:

— Ратнеры — это настоящая медицинская династия. Отец Александра — Юрий Александрович — происходил из удивительной семьи. Она была небогатой и многодетной, при этом все 12 детей получили высшее образование, а 10 из них — высшее медицинское. Двое стали профессорами: Александр Александрович был завкафедрой терапии Хабаровского мединститута, а Юрий Александрович стал одним из первых советских докторов наук (еще в 1934 году) и основателей казанской школы онкологии. Не удивительно, что его единственный сын Александр тоже захотел посвятить жизнь медицине, но отец, сам будучи известным хирургом, сказал сыну: «Тебе с твоим характером хирургом быть нельзя». Александр всегда заводился с пол-оборота, вспыхивал как спичка. И он стал неврологом.

У него совершенно не было полутонов — только черное и белое. Если он с кем-то дружил, то весь отдавался дружбе. Повторял слова Светлова: «Дружба — понятие круглосуточное». И нам действительно звонили и днем, и ночью. Того же он требовал и от друзей. А не у всех это получалось. Если же он кого-то считал непорядочным — то никакие силы не могли изменить его мнение.

Он дружил с выдающимся современным певцом, известным во всем мире, Николаем Путилиным, с которым познакомился на одном из первых Шаляпинских фестивалей, куда тот приехал никому неизвестным молодым парнем из Саранска. Он пел партию тореадора, Александр был в восторге, тут же пошел за кулисы, чтобы познакомиться. И уверял смущающегося Николая: «Вы будете петь в «Ла Скала». Рассказывал о новом таланте друзьям, врачам, курсантам. Организовал один из первых концертов Путилина в ДК «Сантехприбор». Кто-то посмеивался, мол, Александр опять «влюбился». Но прошли годы — и в итоге Николай пел и поет и в «Ла Скала», и в «Ковент-Гарден».

Александр был очень семейным человеком. Казалось бы, единственный ребенок в профессорской семье должен был вырасти избалованным, ничего не умеющим делать самостоятельно. Но это абсолютно не так. Он ведь рос в войну. В 1943 году им выделили участки на Казанке, вместе с мамой они ходили через весь город, сажали, ухаживали, а осенью носили урожай на себе. Он видел, как строилась семья его отца, который собрал вокруг себя всех своих сестер, а братьям помогал деньгами — и сам строил нашу семью по тому же образцу. И его родные все были на нем, и мои — тоже.

Дочек наших — Лену и Наташу — очень любил, но был строгим отцом. В 10 часов вечера они всегда должны были быть дома, а когда учились в институте — этот срок сдвинулся до 23.00. С любой просьбой девочки сначала обращались ко мне: «Мама, поговори с папой!» Но его первая реакция всегда была одинаковой: «Я категорически против!» Однако, думаю, эта строгость им пошла только на пользу. Наташа как-то сказала на дне рождения: «Мне повезло, что я родилась у хороших людей!»

Очень тяжело Александр переживал переход в детскую неврологию. Ему тяжело было видеть больных детей. Он порой приходил из больницы, сажал девочек на колени и часа два не спускал их с рук. И они даже не пытались вырваться, потому что видели, что с ним творится. Пытались отвлечь его разговорами.

Своих врачей-курсантов он очень любил, но и в то же время нещадно «мучал» при ответах. Волновался жутко перед каждым циклом — наберется ли необходимое количество слушателей? Обхаживал их, организовывал катания на лыжах, регулярно водил в театр. Когда пел Путилин — на всех спектаклях присутствовал профессор Ратнер со своими врачами-курсантами. Но экзамены сдавали ему некоторые и по шесть раз. Его курсанты до 12 ночи сидели в библиотеке и, не позволяя закрыть ее, убеждали: «Иначе нас завтра профессор убьет». Он был очень требовательным.

Мы с ним были очень счастливы. 32 года счастья. Трудного счастья, тяжелого. А когда он ушел, то отвлечь меня от горя могла только работа. Я за три года написала докторскую диссертацию, стала профессором, а потом и заслуженным деятелем науки РТ, у меня 350 печатных работ, в числе которых монографии, учебные и методические пособия, статьи. Но лучше бы ничего этого не было, а он был бы жив. До сих пор помню стихи, которые он мне написал и которые меня поддерживают в нынешней «другой» жизни:

Люблю тебя, твои черты

И даже первые морщинки!

Запомни, счастье — это ты!

А мы с тобой — две половинки.

Наши дочери продолжили дело отца. Старшая — Елена Морозова — доктор медицинских наук, работает на его кафедре детской неврологии, в клинике, которая носит его имя. Там же работает и ее сын Дмитрий, ассистент кафедры. Младшая дочь Наталья Ратнер — кандидат медицинских наук, работает менеджером направления «спортивное диагностирование» сети фитнес-клубов Республики Татарстан.

«Я просто не прошел мимо»

Елена Морозова, дочь Александра Ратнера, доцент кафедры детской неврологии КГМА, д. м. н.:

— Отец был личностью необыкновенной — очень яркой, невероятно искрометной. Мне кажется, что если бы он был агротехником, то я бы пошла в сельское хозяйство. Потому что он умел настолько увлечь своими идеями, а идеи эти были всегда такими красивыми, так логично и убедительно обосновывались. Хотя сама по себе неврология, безусловно, очень красивая наука, но все же в моем выборе специальности именно личность отца сыграла главную роль.

Я училась у него, сидела в толпе восторженных слушателей и очень критично наблюдала за тем, как он ведет занятие, думала: «Вот это я буду говорить по-другому». Но постоянно ловлю себя на том, что повторяю не только его подходы к проблеме, но даже и интонации. Его открытие родовой спинальной травмы признается сейчас во всем мире. Один из ведущих профессоров мне сказал не так давно: «Всю жизнь я был его оппонентом, и только спустя время понял, что он гений. Теперь я понимаю, насколько он был прав». А когда отца спрашивали, как он сделал свое открытие, он отвечал: «Я просто не прошел мимо».

Я его безумно любила и уважала, и сейчас люблю и уважаю. У меня достаточно большая и успешная практика, но, несмотря на положительные отзывы моих пациентов и коллег, понимаю, что тут мне отца не превзойти. Пытаюсь развивать его направление, привнося что-то свое с учетом новых мировых данных. И, конечно, горжусь тем, что мой старший сын Дмитрий выбрал ту же специальность: он сейчас является ассистентом на нашей кафедре — кафедре своего деда. Занимается эпилептологией, вертеброневрологией. Так что династия продолжается.

Михаил Сигал. Жизнь как служение

Открытые им методы лечения и сегодня, спустя 20 лет после его смерти, более чем актуальны и используются в повседневной медицинской практике, а его последователи продолжают поддерживать славу Казани как одного из центров отечественной онкологии. О нашем прославленном соотечественнике, выдающемся ученом, талантливом хирурге, онкологе, оставившем после себя огромное наследие, и просто замечательном человеке — в воспоминаниях его учеников.

Научил не бояться объёма операций

Фоат Ахметзянов, главный онколог г. Казани, заведующий курсом онкологии КГМУ, заслуженный врач РФ, д.м.н.:

— Что такое онкологическая школа Сигала? Это правильное понимание механизмов развития патологического процесса, точное определение необходимого объема вмешательства, исключение всех возможных осложнений. Когда я защищал кандидатскую диссертацию под руководством Михаила Семеновича, некоторые оппоненты скептически говорили: «Подумаешь, убрали лишний лимфоузел». Но это, как впоследствии оказалось, ключевой момент в увеличении продолжительности жизни пациентов, предупреждении осложнений и теперь всеми признан. Впоследствии я защитил докторскую диссертацию по этой теме.

Казань по гастрохирургии до сих пор — самый передовой центр не только в Европе, но и в мире. Многие стремятся поехать в Германию на лечение, несмотря на то, что у них 5-летняя выживаемость пациентов после операций на желудке — 14%, а в Казани — 42%. Причем мы эти проценты получаем, оперируя самые сложные случаи, от которых все отказываются. Где еще возьмут на операцию пациентку в возрасте 85 — 90 лет? И все это — наследие Сигала, которое мы планомерно развиваем.

Михаил Семенович научил нас не бояться большого объема операции, поэтому мы в Казани исповедуем активную хирургическую тактику. При желудочно-кишечной локализации рака лучевая и химиотерапия практически бесполезны. Фармацевтические компании просто лукавят, чтобы продвигать на рынок свои препараты. Таким больным помогает только операция.

Михаил Семенович очень много времени отдавал своим диссертантам — день и ночь после тяжелого дня в клинике. Моя диссертация у него была 40-й. А всего у него их было около 50. И всеми он руководил неформально, все пропускал через себя, читал, что-то просил убрать, часто диктовал, чтобы показать, как должно быть сделано. Большим трудом это все досталось.

Три года мы писали с ним книгу «Гастрэктомия и резекция желудка по поводу рака», встречались каждый день. Он говорил: «Приходите. Если не сможем заниматься, то хотя бы чай попьем». А когда уже книгу издали, он сказал шуткой: «Извините за ложную скромность, но такой книги уже никогда не будет!» Он был уверен в этом, и книга действительно расходилась мгновенно. Ее два раза переиздавали. Должны были издать в Германии на немецком, но началась перестройка. И наше руководство того времени своих обязательств перед коллегами из Германии не выполнило.

Вообще, Михаил Семенович это нелегкое для нашей страны время воспринимал очень болезненно. Он ведь много повидал на своем веку. Было и «дело врачей» в 50-х годах, когда его незаслуженно уволили с кафедры. Он два года искал справедливости и добился своего — суд восстановил его на работе. Но то, что творилось в перестройку, он не понимал, все говорил, что же это они занялись торговлей, когда производство надо поднимать. И в медицине стали появляться кооперативы, врачи бросились зарабатывать деньги, уходили пораньше, чтобы успеть на коммерческие приемы. Он из-за этого не мог делать операции допоздна, как это было раньше. Раньше у него было заведено так, что никто не мог уйти из клиники, пока он на работе. И, конечно, все это его возмущало.

Мне было очень тяжело потерять его. Он был для меня как отец. Все, у кого нынче докторские и кандидатские звания, кто с ним работал и учился у него, выросли в профессиональном плане только благодаря ему.

Большой интерес к науке — это от него

Евгений Сигал, заслуженный врач РФ, лауреат Государственной премии РТ в области науки и техники, заведующий отделением хирургии пищевода и желудка РКОД, профессор кафедры онкологии и хирургии КГМА, д.м.н.:

— Когда в Казанском ГИДУВе работал Михаил Семенович Сигал, среди врачей Советского Союза была поговорка: «Если хочешь хорошо отдохнуть — езжай на курсы в Москву, если хочешь походить по музеям — поезжай в Ленинград, если хочешь научиться — тебе надо в Казань». И это абсолютно справедливо.

Михаил Семенович не просто создал великолепные методики операций, он всех заражал своим энтузиазмом и трудолюбием, преданностью профессии, стремлением помочь людям. Он читал великолепные лекции, но еще важнее были операции, которые он делал вместе с курсантами, обходы, на которых его всегда сопровождала целая свита слушателей, чтобы на практике освоить и применить полученные знания в диагностике онкологии.

Михаил Семенович нам привил интерес к науке и творчеству, он считал, что можно каждый день заниматься рутинной работой так, чтобы не становилось скучно, чтобы все время что-то продвигать, что-то придумывать, как-то улучшать. Он оставил нам методологию научного поиска. И мы этим продолжаем заниматься. Поэтому у нас в диспансере столько докторов наук.

А еще он научил нас отстаивать свои идеи. Ведь когда он создал так называемые «крючки Сигала», то есть ранорасширитель для улучшения доступа во время операции, они совсем не легко пробивали себе дорогу. Академику Блохину они очень не понравились и в производство не пошли. В Казани их изготавливали местные машиностроительные заводы, а курсантам ГИДУВа выдавались чертежи устройства. Разумеется, им всем пришлось по душе, что великолепный доступ облегчает проведение операций, и они разъезжались по своим городам и там изготавливали такие же ранорасширители. Со временем появилось и промышленное производство. Теперь они есть в любой больнице.

Работать с Михаилом Семеновичем было очень тяжело. Он любил порядок, был очень требовательный к себе и, соответственно, к нам. Конечно, в интересах больного. Возникала парадоксальная ситуация: если он видел, что из человека выйдет толк, что с ним можно будет дальше работать, то получал «сигаловской требовательности» по полной программе. Если было очевидно, что специалиста из него не получится, то он на него даже голоса не повышал. Иногда мы обижались, спрашивали, почему одним ничего не говорят, с других высокий спрос? Он отвечал: «А смысл?»

А в домашней обстановке Михаил Семенович был совершенно другим — милейшим человеком, очень неприхотливым и гостеприимным. Хотя свободного времени у него практически не было, утром — лекции, днем — операции, вечером — чередой шли диссертанты, он находил время читать, и был очень эрудированным человеком. Когда я учился в 10 классе, перед экзаменом он занимался со мной химией, мы решали задачи, и меня очень удивляло, что он, взрослый человек, давно закончивший школу, помнит эти формулы — и по органической химии, и по неорганической. Также огромен был и диапазон его научных изысканий, начиная с теперешней маммологии и заканчивая только начинавшей тогда развиваться эндоскопией.

Когда брал в руки скальпель, его собственные болезни исчезали

Рафкат Тазиев, заслуженный врач РТ, заслуженный деятель науки РТ, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств, профессор кафедры онкологии и хирургии КГМА, д.м.н.:

— Михаил Семенович Сигал был бесконечно предан хирургии. Он невероятно много оперировал, задерживался в клинике допоздна. А если его больной оказывался неоперабельным, то мог отнять операцию у других хирургов. Он продолжал оперировать даже после того, как получил инфаркт, и у него развилась аритмия. Я пытался его убедить уменьшить нагрузки, поберечь себя. Убеждал, что, сделав операцию, он спасет одного больного, а написав книгу — сотни и тысячи. Но его это не убеждало. Когда он брал в руки скальпель, его собственные болезни исчезали.

Я проработал с Михаилом Семеновичем 21 год, наверное, больше, чем кто-либо другой. Говорят, что с ним было тяжело работать, что он мог и по столу кулаком стукнуть, и выволочку устроить. Но надо понимать ситуацию, в которой сложился такой стиль руководства. Онкологический диспансер был только создан, квалифицированных специалистов не хватало, были ошибки и банальная халатность. А ведь все это сказывалось на больных, чего Михаил Семенович допустить не мог. Но он всегда находил способ потом разрядить обстановку, восстановить отношения. И в этом я понимаю его лучше других, потому что после смерти Михаила Семеновича мне довелось возглавлять кафедру в течение 13 лет.

Его стиль руководства в мое время уже не проходил, возникали обиды и напряженность. Да и ситуация изменилась —

коллектив уже не состоял из неопытной молодежи, все с учеными званиями и даже именами в науке. Я нашел свой стиль, дал людям возможность проявить инициативу и раскрыть потенциал, заложенный в них еще Михаилом Семеновичем. Появились целые новые направления, такие как эндоскопия. По многим операциям мы занимаем лидирующее положение в России, к нам присылают больных даже из Москвы. Это операции по поводу рака панкреатодуоденальной зоны, удаления пищевода и пластики пищевода, удаления легкого с бифуркацией трахеи и соединение остатка трахеи с бронхом и многие другие. Сейчас у нас — 16 докторов наук, более 70 кандидатов наук, которые подготовлены, в основном, этими же докторами наук.

Рядом с нами тоже есть подвижники

Игорь Федоров, профессор кафедры эндоскопической и общей хирургии КГМА, автор книги «Врачебная династия Сигал» д.м.н.:

— Нам всем нравится читать о великих людях, которые жили пятьсот — тысячу лет назад в тех или иных странах мира. Но нередко забываем, что рядом с нами, на нашей земле тоже есть интересные люди, подвижники, для которых главное в жизни — служение. Причем не отдельные личности, а целые семьи. Одна из них — врачебная династия Сигал. Я близко дружу с Евгением Иосифовичем Сигалом — тоже хирургом, онкологом, профессором. Он мне часто рассказывал о своих родных, и я понял, насколько интересна история их семьи. Ведь первое поколение династии Сигал вышло из семьи стекольщика в г. Каменец-Подольске. После смерти жены и матери пятерых его детей он очень хотел, чтобы его сыновья стали врачами. И они ими стали: трое братьев — хирургами, один — кардиологом. Жизнь их была непростая, но любовь к своей специальности оказалась очень сильна в этих простых людях с Западной Украины. И это вдохновило меня на работу над книгой.

Мне посчастливилось быть лично знакомым с Михаилом Семеновичем Сигалом. Он был оппонентом моей кандидатской диссертации, и меня удивило, насколько ответственно отнесся к этому делу. Он не только прочел мою работу, но и часа полтора расспрашивал обо всех нюансах, а затем блестяще выступил на защите. Умудренный опытом, известнейший в СССР ученый столько времени уделил молодому врачу. Я понял, что это Человек с большой буквы.

В процессе работы над книгой я общался со многими людьми: коллегами Сигала, его ровесниками, учениками — не только хирургами, но и гистологами, патоморфологами, анестезиологами.

И все говорили об удивительной способности Михаила Семеновича заряжать своим энтузиазмом, энергией, любовью к своему делу.

Я не онколог, для меня особую ценность имеет, прежде всего, его дар педагога, хирурга, передающего свое мастерство молодежи. 4-месячный цикл на кафедре онкологии ГИДУВа всегда начинался с того, что десять дней подряд шли операции, каждый день на 5 операционных столах. Один день — опухоль желудка, второй день — пищевода, третий день — легкого. И когда через 10 дней эта группа курсантов уже понимала принцип работы клиники, Михаил Семенович начинал читать лекции. Читал очень эмоционально и всегда подчеркивал — рак излечим, если своевременно распознан.

Вклад в науку

Михаил Семенович Сигал — автор более 200 научных работ, в том числе 12 монографий, имеет 10 авторских свидетельств, 15 удостоверений на рационализаторские предложения. Под его руководством защищено 10 докторских и более 50 кандидатских диссертаций. Ему принадлежат первые в стране публикации по проблеме аутоаллергии. Им установлено ранее неизвестное явление устойчивости эпидермального трансплантата к действию проникающей радиации и предложен метод комбинированного лечения злокачественных новообразований поверхностных локализаций, включающий иссечение очага, свободную кожную пластику и облучение ложа опухоли через трансплантат.

М. С. Сигалом предложены методики трансиллюминационной ангиоскопии и методика определения кровяного давления в интрамуральных сосудах полых органов. М. С. Сигал сформулировал новый принцип создания хирургического доступа, предложил метод и получил авторское свидетельство на устройство. Он — автор оригинальной методики асептической электрохирургической гастрэктомии, принципиально отличающейся от известных способов этой операции. Под руководством М. С. Сигала кафедра онкологии и хирургии Казанского ГИДУВа успешно выполняла большую методическую и педагогическую работу, обучая врачей-курсантов из различных регионов страны.

Ефим Шульман. Человек на своём месте

Легенда казанской нейрохирургии

«Гагарин первым полетел в космос, а Шульман сделал такое же открытие — первое эндопротезирование межпозвонкового диска с сохранением движений в сегменте позвоночника».

Новая надежда

В начале пятидесятых годов ведущий казанский нейрохирург, профессор В. А. Гусынин в медбрате нейрохирургического отделения Казанского института ортопедии и восстановительной хирургии, студенте медицинского института Ефиме Шульмане, видимо, распознал своего будущего преемника. Юноша учился в ремесленном училище, затем в вечерней школе, поступил в КГМИ. Учился на «отлично», а на жизнь зарабатывал медбратом.

После окончания в 1954 году мединститута Шульман по рекомендации профессора Гусынина был принят в клиническую ординатуру в первый в мире Ленинградский НИИ нейрохирургии им. А. А. Поленова. На протяжении трёх лет он учился у основоположника отечественной нейрохирургии профессора И. С. Бабчина и других ведущих нейрохирургов страны.

Фундаментально образованным, хорошо ориентированным в вопросах хирургической невропатологии и нейрорентгенологии Ефим Михайлович возвратился в родной город. Самобытная казанская нейрохирургия, обогащённая в годы Великой Отечественной войны опытом сотрудников Московского института нейрохирургии, с приездом Е. М. Шульмана пополнилась уникальными традициями Северной столицы. Профессионализм и титаническая работоспособность очень быстро обеспечили ему лидирующую роль в нейрохирургии Казани, Татарстана и соседних республик.

Обаяние истины

Валерий Данилов, ученик Е. М. Шульмана, ныне заведующий кафедрой неврологии и нейрохирургии КГМУ, д.м.н., профессор: 
— Помню день, когда пришёл к нему в первый раз, — это был день рождения комсомола 29 октября 1970 года. Я был студентом пятого курса, мне предстояло выбрать специальность. Конечно, были сомнения. Но после первого же разговора с Ефимом Михайловичем, благодаря его невыразимому обаянию, выбор был сделан. 
Е. М. Шульман был полипотентным нейрохирургом, компетентным практически во всех разделах нейрохирургии, мог поставить диагноз и прооперировать больных с самой различной патологией. Он очень профессионально и очень красиво «смотрел больных», тщательно расспрашивал — так, как было принято в классической русской клинической школе. Досконально выяснял причину заболевания, опираясь на все методы диагностики, которые в то время были доступны. И благодаря своему профессионализму был непререкаемым авторитетом. Ефим Михайлович объективно оценивал те скромные возможности для научной деятельности, которые были в Казани. Исходя из ситуации, он и определил своё направление, которым можно было заниматься, и стал одним из пионеров в Советском Союзе в хирургическом лечении больных со стойкой компрессией корешков спинного мозга при дегенеративных поражениях позвоночника. В своей докторской диссертации он обосновал новое направление — «функциональная нейрохирургия позвоночника». Он разработал метод протезирования центральных отделов межпозвонковых дисков быстроотвердевающим полимером. И все эти работы приоритетны в мировом масштабе.

Наука и практика

Начав свой профессиональный рост в 1957 году в должности младшего научного сотрудника нейрохирургического отделения НИИ травматологии и ортопедии, Ефим Михайлович, после защиты кандидатской диссертации в мае 1966-го, организовал и возглавил нейрохирургическое отделение в открывшейся клинической больнице №15. В это же время он стал работать по совместительству ассистентом кафедры нервных болезней КГМИ. В 1968 году Е. М. Шульман был избран доцентом вновь организованной кафедры травматологии, ортопедии и военно-полевой хирургии.

Равиль Каримов, заведующий отделением нейрохирургии Городской клинической больницы №7 г. Казани: 
— Ефима Михайловича отличало большое трудолюбие, он приходил рано утром, а уходил домой поздно вечером. Был всесторонне образованным человеком. Помимо нейрохирургии, которой Шульман владел блестяще, он отлично разбирался и в других областях медицины, был очень хорошим неврологом, мог поставить диагноз только на основании клинических данных. Мне врезался в память случай, когда Ефим Михайлович поставил больной диагноз опухоли мосто-мозжечкового угла лишь на основании клинического обследования. Это непростой диагноз, и операция сложная, но всё завершилось благополучно.

Он был очень простым в общении человеком, и при этом не гнушался никакой работы. Уже будучи профессором, мог дежурить в приёмном отделении, принимать участие в оказании неотложной помощи, вылетать санитарной авиацией в ЦРБ и там оперировать. Руководителем он был очень демократичным, не увлекался администрированием, никогда не приказывал, только просил, но при этом был признанным лидером и авторитетом, чего, впрочем, никогда не подчёркивал.
Работать тогда было непросто. В одном отделении мы оказывали помощь больным с травмами позвоночника и спинного мозга, головы, с опухолями головного мозга, причём и детям, и взрослым. Плюс санитарная авиация. До открытия РКБ 15-я горбольница была ведущим учреждением республики в оказании нейрохирургической помощи. О Шульмане знали и в соседних регионах, он туда ездил, консультировал, оперировал, учил. Его докторская диссертация была посвящена протезированию межпозвоночных дисков. Он был пионером этого направления. К сожалению, производство необходимого полимера у нас так и не освоили. В настоящее время применяются другие материалы и методы. Но во многом они небезупречны, так что, возможно, медицина ещё вернётся к его идеям на новом техническом уровне.

Честность и оптимизм

В 1979 году Е. М. Шульман защитил докторскую диссертацию «Компрессионные формы и нейрохирургическое лечение остеохондроза поясничного отдела позвоночника», по материалам которой была выпущена монография. В 1981-м в КГМИ была организована кафедра нейрохирургии, которую он возглавил.

Валерий Данилов: «Он был человеком кристально честным — и в жизни, и в науке».
Элеонора Игнатьева, двоюродная сестра Е. М. Шульмана, к.х.н.:
«Вообще-то он мечтал стать лётчиком, но не прошёл комиссию и поступил в мединститут. Это была крепкая семья, доброжелательные люди с прекрасным чувством юмора. Помню, жили бедно, тесно, обеденный стол был и рабочим столом для Ефима, тогда студента, так что на нём сгрудились книги и препараты. В семье по этому поводу шутили: «Когда мы садимся обедать, с нами и вот этот череп обедает!» Юмор и оптимизм очень помогали им в трудные времена — военные и послевоенные. На попечении Ефима Михайловича, кроме двух детей, были и его родители, и мать жены, парализованная после инсульта. А после смерти сестры жены он взял к себе и вырастил двух её детей.
Я с ним начала работать уже в 15-й горбольнице, ему потребовался быстроотвердевающий полимер для протезирования межпозвоночных дисков, а я была химиком по высокомолекулярным соединениям, работала в Казанском филиале ВНИИСКа (института синтетического каучука), защитила диссертацию. И мы подобрали полиуретановый преполимер, который, благодаря способности совмещаться с белками, не отторгался организмом, а далее, после последующего отверждения, позволял полимеру оставаться эластичным. В качестве отвердителя был использован ароматический диамин в сочетании с катализирующим структурообразователем — функционирующим нанокластерным соединением титана, сейчас это назвали бы нанотехнологиями.

Ефим вводил полимер прямо на операционном столе с помощью специально разработанного шприца, и тот образовывал эластомер ещё во время операции, сам принимая нужную форму и сохраняя подвижность позвоночника. Первым пациентом была жена заведующего кафедрой военно-полевой хирургии профессора Николаева, где Ефим был доцентом. И когда протезирование прошло успешно, профессор сказал: «Гагарин первым полетел в космос, а Шульман сделал такое же открытие — первое эндопротезирование межпозвонкового диска с сохранением движений в сегменте позвоночника». Открытие оценили в мире, даже из Австрии прислали просьбу о прохождении стажировки, но Ефим, показывая на скудость своей базы, сокрушался: «Куда же я их приглашу?»
Студенты его любили и называли лекции по нейрохирургии «шульманологией». Многие из тех, кто занимались в научном кружке, впоследствии стали нейрохирургами. Сейчас его ученики работают и в Москве, и в Петербурге, и в других городах. Он, конечно, при своей загруженности мало бывал дома. Даже помню, когда хоронили его мать, мы ждали Ефима — он был на операции. Да и сам попал в «кардиологию» прямо от операционного стола».

Ростислав Туишев, директор Диспетчерского центра МЗ РТ, экс-главный врач городской больницы №15:
«Перечитывая материалы о Ефиме Михайловиче Шульмане, начинаешь понимать определение интеллигента, которое когда-то дал Дмитрий Сергеевич Лихачёв: «Интеллигент — это человек, который занимает мало места». Это сказано и о Ефиме Михайловиче. Он был чрезвычайно скромным человеком, который избегал любых внешних эффектов и шумных компаний. Он был полностью сосредоточен на любимой работе врача и учёного.
Мне посчастливилось много лет работать рядом с Ефимом Михайловичем в городской больнице №15. Он наравне со всеми дежурил, оперировал, консультировал, читал лекции, пил холодный чай и ужинал холодной овсяной кашей. Он с большим уважением относился к своим коллегам, несмотря на разницу в возрасте и опыте. Собственно, это и была лучшая школа для молодых хирургов — работать рядом с корифеями и видеть их отношение к делу.
Вообще, в 70-е годы в городской больнице №15 сложился уникальный и очень дружный коллектив, состоящий из профессоров и доцентов кафедр КГМИ и ГИДУВа: С. И. Щербатенко, Л. Н. Кольцова, Г. М. Николаев, М. Р. Рокицкий, Е. М. Шульман, Р. А. Зулкарнеев, Ф. Н. Казанцев, Ф. Ш. Бахтиозин, Л. М. Нечунаев, М. А. Айдаров, А. А. Ахунзянов и другие. Было у кого учиться. В эти годы на базе городской больницы №15 формировались новые клинические направления: неотложная кардиология, детская хирургия, которые сейчас являются ведущими в республике. И конечно, развивалась нейрохирургия, которая в то время держалась на энтузиастах, одним из них был Ефим Михайлович. Прошло много лет, но меня часто гложет мысль, что мы не досказали нашим учителям слова благодарности, недооценили при жизни их вклад в медицину, их преданность профессии и необыкновенную скромность. Спасибо Вам, дорогой Ефим Михайлович!

Жена Ефима Михайловича — Кира Александровна — тоже долгое время работала терапевтом и лаборантом в 15-й горбольнице. Дочь Алла стала неврологом. И хотя сын Александр предпочёл радиофизику, но в третьем поколении тяга к медицине всё же возобладала — внук Илья тоже стал нейрохирургом, работает в РКБ МЗ РТ.

Профессор Ефим Михайлович Шульман был врачом-легендой: доступным для людей, уникальным хирургом, компетентным во всех разделах нейрохирургии и в вопросах смежных специальностей. Практически все нейрохирурги Казани в своём профессиональном становлении испытали его влияние. Он опубликовал более 130 научных работ. Под его руководством защищены 1 докторская и 4 кандидатские диссертации. Он стал ярким представителем отечественной нейрохирургии и казанской медицинской школы.

Ильдар Салихов. Все остается людям

Главный ревматолог Татарстана, вице-президент Ассоциации ревматологов России, член-корреспондент Академии наук РТ, заведующий кафедрой госпитальной терапии Казанского государственного медицинского университета, заслуженный деятель науки РТ, заслуженный врач РФ и РТ, лауреат Государственной премии РТ. Все эти регалии уместились в одну жизнь — жизнь великолепного врача, выдающегося ученого, талантливого организатора здравоохранения и педагога, профессора Ильдара САЛИХОВА.

Для всего медицинского сообщества, коллег, друзей Ильдар Газимджанович Салихов был не просто ученым, но человеком, встреча с которым становилась настоящим подарком. Он буквально излучал оптимизм, относился к людям с большой доброжелательностью, умел выслушать, помочь советом. «Легенда здравоохранения» — это как раз про него.

Воспоминаниями о некоторых моментах жизненного пути коллеги, друга поделился заведующий кафедрой гигиены, медицины труда и медицинской экологии КГМУ, доктор медицинских наук, академик РАМН, профессор Наиль Хабибуллович Амиров.

Мое первое знакомство с Ильдаром Салиховым состоялось в 60-е годы, когда я еще был аспирантом. В начале учебного года в лаборатории кафедры нормальной физиологии появился спокойный, спортивного телосложения, с рыжеватой шевелюрой молодой человек. Познакомились. Им и оказался тот самый Ильдар, дружба с которым связала нас на многие годы.

К слову сказать, кафедра физиологии была удивительным центром многочисленных контактов и, в первую очередь, студентов и молодых ученых, так или иначе связанных по тематике с физиологией. Среди них был и наш друг Вадим Афанасьев, который буквально с остервенением «грыз гранит науки». В нашей группе были также Ефим Цинберг (целевой аспирант с кафедры патофизиологии), ординатор-терапевт Володя Новичков. Вечерами, в свободное время, мы стремились попасть на физиологию. Задавал тон всему Герман Иванович Полетаев (доктор медицинских наук, был заведующим кафедрой биологии и генетики). Находили время для спорта: лыжи, бассейн, баскетбол и др.

Как известно, настоящий друг познается в беде. Вадим Афанасьев, который заканчивал кандидатскую диссертацию, заболел. Была выявлена тяжелая форма ревматоидного артрита. Видимо, организм просто не выдержал перегрузок. Мы ему говорили: «Вадим, сбавь обороты!» Но он нас не слушал. Его родные жили далеко от Казани, в другом городе, и первым ему на помощь пришел Ильдар. Каждый день носил в больницу все, что нужно: еду, бумаги (он и здесь продолжал работать) и многое другое, не оставлял его, пока болезнь не отступила.

Ординатуру Ильдар Салихов проходил на кафедре факультетской терапии, которой заведовал профессор Залман Израилевич Малкин. Ильдар всегда с восторгом рассказывал о работе в клинике, о своем руководителе. Залман Израилевич был удивительным человеком, со своим подходом к людям и особенно пациентам. Всегда внимательно, вдумчиво выслушивал, выстраивал с ними доверительные отношения, досконально узнавая все о недугах. Сбор анамнеза — один из ключевых моментов в отношениях с больным, и это искусство он в полной мере передал Ильдару Салихову. В то время мы не располагали такой медицинской техникой, как сейчас, и формирование подобных подходов было жизненной необходимостью. Сегодня врачи все больше полагаются на инструментальные методы исследований, многое пытаются стандартизировать, но значимость изучения истории больного и формирования доверительных отношений с ним от этого не становится меньше.

По окончании ординатуры Ильдар Салихов стал ассистентом кафедры факультетской терапии. Это было большой честью для молодого врача, и то, что он был приглашен на кафедру, говорит о его способностях. Вообще, Ильдар Газимджанович был талантлив во всем, а не решаемых задач для него просто не было. И это касалось не только врачебного дела. Как-то мы отдыхали в институтском спортивно-оздоровительном лагере. В одном из его корпусов стоял старенький бильярдный стол. Я предложил ему сыграть партию и с удивлением понял, что и здесь он является профессионалом.

В 1970 году в Набережных Челнах активно шло строительство Камского автомобильного завода, и Ильдара Салихова отправили туда, возложив на него руководство оказанием лечебной помощи строителям автогиганта, в том числе высшему руководству. Ответственность была высочайшая — на всесоюзную стройку постоянно приезжали первые лица страны. Работа велась в полевых условиях, на стройплощадке стояло несколько вагончиков со специалистами различного профиля, работать нередко приходилось круглосуточно. В месяц до 350 преподавателей и студентов нашего института приезжало в Челны, чтобы обеспечить всех строителей медицинской помощью.

У Ильдара Газимджановича Салихова сразу же сложились хорошие отношения с генеральным директором «КАМАЗа» Львом Борисовичем Васильевым. Медиков он мог принять и днем, и ночью. Обсудив текущие вопросы, любил сразиться с Салиховым в шахматы. Лев Борисович — сильный шахматист, и Ильдару Газимджановичу далеко не всегда удавалось переиграть его. Но в ответственный момент он мог сконцентрироваться, и в сложной ситуации, казалось, сами шахматные фигуры приходили ему на помощь. По окончании строительства Ильдар Салихов получил знак ударника строительства «КАМАЗа», а теплые отношения с коллегами из Набережных Челнов у него остались на всю жизнь.

Одно из важнейших качеств врача — уметь принять решение, от которого зависит жизнь больного. Как правило, в сложных ситуациях для выбора тактики лечения собирается консилиум, и здесь самое сложное — взять на себя личную ответственность за исход лечения. Ильдар Газимджанович умел это делать. И полагался он всегда исключительно на свои обширные знания, богатейший опыт и мнение коллег. Показателен в этом отношении случай, который произошел, кажется, в 1974 году в Самаре на совещании представителей медицинских вузов СССР. Участвовали делегации 95 институтов страны, каждый из которых был представлен ректором, секретарем парторганизации и проректором по учебной работе. И вот во время проведения этого масштабного мероприятия нашему секретарю парткома стало плохо. Самарские врачи поставили ему диагноз — инфаркт миокарда. Срочно был вызван Ильдар Газимджанович. Он приехал, несколько дней наблюдал за состоянием больного, а потом сделал заключение об отсутствии инфаркта миокарда. Больному было разрешено вернуться назад вместе со всеми членами совещания.

В 1983 году Ильдару Салихову исполнилось 42 года, и ректор Ханиф Сабирович Хамитов назначил его руководителем кафедры внутренних болезней №1. Нужно сказать, что для того времени такое назначение было буквально сенсацией. На моей памяти до этого никто моложе 50 лет не становился заведующим, особенно терапевты, ведь основа их работы — это многолетняя практика, опыт, а у Ильдара Газимджановича все это было. И здесь он проявил себя как талантливейший руководитель. Работа любой кафедры ведется в трех направлениях — лечебном, учебном и научном. Кафедра, которую возглавлял Салихов, была одной из самых больших в нашем вузе. Он смог так организовать ее работу, что ни одно из этих направлений не было забыто. Каждый преподаватель остался практикующим врачом, одновременно ведя научную работу.

За годы его руководства кафедра обрела большой авторитет в медицинском сообществе, получив множество наград. Главным же показателем стало то, что студенты всегда стремились попасть в интернатуру, ординатуру, аспирантуру к Ильдару Газимджановичу Салихову. Все знали, что здесь предъявляются очень высокие требования, и возможностей для получения практического опыта будет много. При этом к любому молодому врачу Ильдар Салихов относился как к своему коллеге, на равных.

Несмотря на напряженный график работы, большую научную деятельность, Ильдар Газимджанович находил время побыть с близкими, любимой женой, дочерью, внуками. Примерный семьянин и надежный друг — и это тоже про него.

Он был личностью, вокруг которой всегда кипела жизнь, рождались интересные идеи, формировалось новое поколение талантливых молодых ученых. Всё его огромное наследие осталось с нами как завещание, как наказ особенно молодому поколению медицинских работников — честно служить людям, стране.

Дилявер Зубаиров. Когда наука в крови

Всю жизнь Д. М. Зубаиров посвятил исследованию одной научной темы — проблемы свёртываемости крови. Но эта проблема оказалась настолько глубока, что из неё в рамках созданной научной школы выросло 12 докторских и 32 кандидатских диссертации.

Легенда

Министерство здравоохранения Республики Татарстан в 2008 году учредило почётное звание «Легенда здравоохранения Татарстана». Одним из первых это звание получил профессор Дилявер Мирзабдуллович Зубаиров. Диплом ему вручал президент республики Минтимер Шарипович Шаймиев.

Владимир Тимербаев, профессор, д.м.н.: Мы встретились с ним в сентябре 1961 года. Я был третьекурсником, а он ассистентом кафедры фармакологии. Через два месяца он мне предложил заняться небольшим студенческим исследованием, которое потом переросло в пожизненное сотрудничество. Отличительной особенностью Дилявера Мирзабдулловича был высочайший интеллект, который позволял ему высоко подниматься над проблемой и широко охватывать взаимосвязи. Он, конечно, в работе ориентировался на мировой уровень, но в то время и в стране была высокая конкуренция. Со всеми конкурентами он всегда с ними сохранял дружеские отношения, за что его очень уважали. Но сам всегда шёл своей дорогой.

В 1966 г. Д. А. Зубаиров блестяще защитил докторскую диссертацию на тему «Физиологические и патофизиологические механизмы регуляции свертываемости крови» и был избран заведующим кафедрой биохимии.

Кафедра

С приходом Д. М. Зубаирова на кафедре было восстановлено традиционное направление научных работ в области изучения структуры и функций белков, при этом объектом исследований стали белки системы свёртывания крови.

Алексей Агафонов, д.м.н., завкафедрой оперативной хирургии с топографической анатомией КГМИ (1973 — 1991), Заслуженный деятель науки РТ: Это был человек незаурядной интеллигентной внешности: стройный, крупная голова идеально правильной формы. За высоким куполом лба — обширное пространство для мозга. Черты лица правильные, чёткие, и если бы не добрая открытая улыбка, могли показаться аскетичными и даже суровыми. Одежда Дилявера Мирзабдулловича были неизменно европейского склада, о таких людях можно сказать — «он всегда в галстуке». Зубаиров носил шляпу, это подчёркивало его интеллигентность и некоторый внешний консерватизм.

Новый завкафедрой начал свою деятельность с укрепления материальной базы кафедры. Необходимо создание приемлемой для тех лет научной лаборатории. Была оборудована холодная комната, в числе первых лабораторий в стране были внедрены методы гель-фильтрации, ионообменной и аффинной хроматографии, электрофореза в гелях, автоматический аминокислотный анализ. Существенную помощь в оснащении кафедры оказали безвозмездно научные и лечебные учреждения Ленинграда, Киева, Бугульмы. Современное высокопроизводительное импортное оборудование приобрести, к сожалению, не удалось ввиду отсутствия средств. Выполнение научных исследований в связи с этим было сопряжено с очень серьёзными трудностями, подчас приходилось развивать не самые перспективные направления.

Свое направление

Изучение механизмов гемостаза и прикладные разработки в этой области науки определили направление развития и научные интересы Д. М. Зубаирова и его школы на многие годы. Исходя из концепции непрерывного свертывания крови, выдвинутой Д. М. Зубаировым в 1961 году, были получены прямые доказательства зависимости метаболизма фибриногена от активности протромбина и выявлено участие РЭС (ретикулоэндотелиальной системы) в катаболизме данного белка. На основании этих доказательств Д. М. Зубаиров создал теорию о непрерывном свертывании крови. Эта работа была высоко оценена академиком АМН СССР, Героем Социалистического Труда Л. Персианиновым, А. Макацария и А. Мельниковым: «Правильной трактовке внутрисосудистых расстройств во многом способствовала теория о перманентном внутрисосудистом свертывании крови, успешно разрабатываемая в нашей стране профессором Д. М. Зубаировым».

Многие годы на кафедре продолжалось изучение инициальных механизмов внутрисосудистого диссеминированного свертывания крови, причиной которого, как впервые было установлено Д. М. Зубаировым, И. А. Андрушко и А. Л. Сторожевым (1974), является образование микровезикул крови. Это открытие с тех пор стало главным направлением исследований сотрудников кафедры. Дилявер Мирзабдуллович придавал особое значение исследованиям микровезикуляции, считая, что микровезикулы играют важную роль не только в процессах свертывания крови, но и в общебиологических, физиологических и патологических процессах, о чем свидетельствуют результаты работ Д. М. Зубаирова и его учеников.

Многие работы Д. М. Зубаирова далеко опередили научную мысль ведущих мировых научных школ, занимающихся проблемами свертывания крови, что подтверждают многочисленные публикации последних 3—5 лет, посвященные, в частности, роли микровезикул в регуляции свертывания крови в норме и патологии. Это одно из интереснейших направлений исследований Дилявера Мирзабдулловича, так и неоцененных по достоинству в настоящее время.

Доктор биологических наук Л. Н. Тарасова (Киров, 2001) пишет: «Профессор Д. М. Зубаиров является основателем теории непрерывного свертывания крови в организме, которая окончательно сформировалась во второй половине ХХ века в противоположность бытующему до того взгляду: в физиологических условиях кровь остается в жидком состоянии по той причине, что ферменты свертывающей системы не активируются из-за ингибирующего действия физиологических антикоагулянтов. Доказательства новой теории, приведенные автором, неоспоримы: это и местные травмы кровеносных сосудов, вызываемые на протяжении жизни физическими, химическими, бактериальными и вирусными воздействиями на клетки их эндотелия (при нарушениях метаболизма, инфекции и т.п.), и патологические воздействия, повреждающие клеточные мембраны».

Научная школа

На протяжении ряда лет на кафедре продолжалось изучение инициальных механизмов диссеминированного внутрисосудистого свёртывания крови, причиной которого, как впервые установили Д. М. Зубаиров. И. А. Андрушко и А. Л. Сторожев (1974). является образование микровезикул в крови. Это открытие с тех пор стало главным направлением исследований сотрудников кафедры.

Леонид Персианинов, академик АМН СССР: «Правильной трактовке внутрисосудистых расстройств во многом способствовала теория о перманентном внутрисосудистом свёртывании крови, успешно разрабатываемая в нашей стране профессором Д. М. Зубаировым».
Ильшат Мустафин, заведующий кафедрой биохимии КГМУ, д.м.н., профессор: Его величие, как учёного, проявлялось в том, что он умел выделить перспективные направления, которые давали реальный результат. Это было следствием глубокого изучения проблемы, постоянного отслеживания литературы. Во времена Советского Союза это было не так просто как сейчас. Мы, например, статьи из-за рубежа получали на микрофильмах.

Созданная Д. М. Зубаировым научная школа на протяжении нескольких десятков лет является образцом подлинно научной школы, примером единения учёных одной научной проблемой. Д. М. Зубаиров — автор 256 научных трудов, среди которых 171 заказная статья в ведущих научных журналах мира, один учебник, выдержавший три переиздания и 18 учебных пособий. Итоги многолетних научных изысканий были обобщены им в нескольких монографиях: «Свёртываемость крови» (1966). «Биохимия свёртывания крови* (1978). отмеченная премией В. А. Энгельгардта от АН РТ в 2003 г. и оценённая академиком В. А. Белицером как «единственная книга, всесторонне освещающая проблему свёртывания крови». «Тромбогеморрагический синдром при менингококковой инфекции» (1985). написанная совместно с Д. Ш. Еналеевой и Г. Г. Надыровой. «Тромбопластин» (А. Ш. Бышевский. Д. М. Зубаиров и О.А.Терсенов). В 2000 г. вышла монография «Молекулярные основы свёртывания крови и тромбообразования», также отмеченная премией В. А. Энгельгардта в 2003 г. В 2010 г. была опубликована последняя монография «Микровезикулы в крови: их функции и роль в тромбообразовании», написанная им совместно с Л. Д. Зубаировой — результат многолетних исследований о роли микровезикуляции при различных патологических состояниях. Это первая в мире монография посвящена ранее неизвестным составным частям крови — микровезикулам.

Ильшат Мустафин: «Своим исследованиям микровезикуляции Дилявер Мирзабдуллович придавал особое значение, считая, что микровезикулам принадлежит важная роль не только в процессах свёртывания крови, но и в физиологических и патологических процессах. Многие из его работ далеко опередили научную мысль ведущих мировых научных школ, занимающихся проблемами свёртывания крови. Подтверждением тому явились многочисленные публикации последних лет. посвящённые, в частности, роли микровезикул в регуляции свёртывания крови в норме и патологии».

Среди многочисленных учеников Дилявера Мирзабдулловича — 12 докторов медицинских наук и 32 кандидата медицинских и биологических наук, причем разных специальностей: И. А. Андрушко, Р. И. Литвинов — биохимия, В. Ф. Богоявленский — семейная медицина, В. Н. Тимербаев — физколлоидная химия, Д. Ш. Еналеева — инфекционные заболевания, И. Г. Мустафин и Л. Д. Зубаирова — патофизиология и др.

Сергей Киселёв, профессор, д.м.н.: Он, наряду с В. Н. Тимербаевым, был руководителем моей кандидатской. Помогал мне осмысливать полученные результаты, никогда не торопиться при принятии каких-то решений. Потому, что необдуманное решение всегда заканчивается лишним временем, которое необходимо было потратить на исправление. Он помог мне понять. что лучше семь раз отмерить и один раз отрезать.
Алексей Агафонов: Для выполнения докторской диссертации мне нужен был не руководитель, а добрый советчик. Оглядевшись, выбрал наиболее значимого учёного, лучше подойдёт, пожалуй, слово «яркого». Таковым оказался Дилявер Зубаиров. Ознакомившись с моим планом, он существенно изменил его: сократив ненужные трудоёмкие лабораторные исследования, выделил главное в работе: «Принципиальную новизну усматриваю в том, что вы рассекаете, разъединяете ткани вдоль, а не поперёк, как принято в традиционных методиках оперирования, то есть разрабатываете хирургию отдельных оболочек». Меня поразило то, как биохимик ясно представил и выделил направление моей работы. Я не ошибся в выборе консультанта!
Ильшат Мустафин: Обладая очень хорошей памятью. Дилявер Мирзабдуллович легко ориентировался в самых различных научных областях, будь это фармакология, физиология, биохимия, гематология и т. д. Его вопросы, комментарии, выступления на заседаниях учёного совета университета, диссертационных советов, конференциях всегда были живыми, актуальными и носили явно позитивный, доброжелательный характер.

Достижения

За проведённые работы Д. М. Зубаиров удостоен Государственной премии РФ в области науки (1991), звания «Заслуженный деятель науки» ТАССР и РФ и избран действительным членом АН РТ. Заслуги его отмечены орденом Трудового Красного Знамени, почётной грамотой Верховного Совета Татарской АССР и медалями. За выдающиеся научно-практические заслуги в отечественной гемостазиологии в 2011 г. ему была присуждена премия им. З. С. Баркагана. Он много лет возглавлял редакцию «Казанского медицинского журнала», одного из главных медицинских журналов страны.

Владимир Тимербаев: Хотя он и был теоретиком, но принадлежал к старой школе, которая сохраняла большие связи с клиницистами. С другой стороны, поскольку он был редактором «Казанского медицинского журнала», у него были обширные связи со всеми медицинскими кругами Казани. Он был в курсе развития всех направлений исследований.
Сергей Киселёв: На Всесоюзной конференции в Киеве Дилявер Мирзабдуллович делал доклад по итогам всей нашей работы, посвящённый инициированию системы свёртывания крови, которые отражаются потом на возникновении и течении многих заболеваний. Когда он закончил доклад, в зале наступила тишина, а потом большинство участников конференции встали и принялись аплодировать.. и начали хлопать. Для многих клиницистов-гематологов того периода стали понятны очень многие процессы, которые определялись изученными нами факторами. Я впервые увидел насколько значима наша работа. Мы, в какой-то степени, опередили и зарубежных исследователей. Хотя доказательная база у нас была, в основном, косвенной, впоследствии за рубежом наши идеи подтвердили непосредственными измерениями».
Владимир Тимербаев: К сожалению, Д. М. Зубаиров и его школа на мировой арене не реализовали всех своих возможностей. Во-первых, у нас очень много времени уходило на обычную педагогическую работу. Во-вторых, у нас не было оборудования мирового уровня. Дилявер Мирзабдуллович проявлял чудеса изобретательности, чтобы получить какой-то более-менее интересный в глобальном масштабе результат. Но если сравнивать с уровнем научных школ по данной проблеме в Союзе, то мы ни в чём не уступали, а в чисто теоретическом плане были лучше, чем все остальные. Поэтому всегда были представлены на страницах центральных отечественных научных журналов.

Педагог

Профессора Зубаирова отличало незаурядное педагогическое дарование. Его лекции для многих поколений выпускников Казанского медицинского института остаются образцом академизма, в котором сочетаются глубина, ясность, стройность содержания со сдержанной и уважительной формой изложения. Являясь соросовским профессором (1994), он много сделал для популяризации науки среди школьников и учителей Поволжья. Его публикации в «Соросовском образовательном журнале» отмечены высоким рейтингом читателей.

Сергей Киселёв: Он производил впечатление настоящего профессора — сдержанный, подтянутый, немногословный. Он говорил всегда продуманно, точно, без двусмысленности. Никогда не навязывал своё мнение, а констатировал факты. Старался всегда быть объективным. Никогда не повышал голоса на студентов, всегда выслушивал и старался понять.