18+
Жизнь — штука сложная

Объем: 68 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Не обижайтесь на Бога

Люди, как муравьи, обижаются на Бога, не видя дальше ветки осины, в которую уперлись!

Я шёл по парку и наслаждался весенней погодой. Только весной так глубоко и волнующе всё пахнет, только весной, так жизнеутверждающе и призывно поют птицы. Я шёл и напевал какую-то мелодию про себя. Вдруг моё внимание привлёк небольшой жук на земле. Он сосредоточенно бежал вперёд и тащил на себе комок глины или ещё чего-то, так не поймёшь. А через несколько метров перед ним была борозда с жидкостью, то ли масло с бензином, то ли ещё какая-то химия. Жук этого не видел и бежал вперёд. Я пожалел его и бросил у него на пути толстую ветку, которую он не смог бы перелезть с грузом и вынужден был бы её обойти. Жук упёрся в ветку и попытался перелезть, с ходу не получилось. Он бился, бился о ветку, пытался на неё вскарабкаться, но ничего не получалось, и он падал обратно. Ругая меня и несправедливую жизнь, он пытался снова и снова. Ведь дом был так рядом, но всё было тщетно. В конце концов, ему надоело и он отступил и пошел в обход, ворча и чертыхаясь. Жук был спасён.

Рабочий день близился к концу, я уже представлял себе, как приеду домой, поем вкусный ужин и вытяну ноги у телевизора с чашкой чая. Вдруг прозвучал звонок, звонила жена:

— Слушай! Там бабушке очень плохо, надо срочно везти её в город с дачи. У меня опустились руки. До счастья оставалось так мало, а тут надо садиться в машину и ехать за сто километров от города. Что делать, я поехал. Бабушка была очень сильная и никогда не показывала, что ей плохо, и уж если она попросила о помощи, значит действительно всё серьёзно. У неё был рак, наступило улучшение после химии, а теперь, видно, снова рецидив. Я приехал в деревню, забрал её. Она действительно была очень плохая, и мы поехали.

Было темно, дороги плохо освещены, шёл дождь. В общем весь набор для комфортной езды. Но впереди я видел ужин и рюмку коньяка или несколько рюмок коньяка, поэтому мчался во все лопатки, нещадно нарушая скоростной режим. Бабушка полулежала на заднем сиденьи, уцепившись в ручку двумя руками. Вдруг из темноты в свете фар появился гаишник и повелительным жезлом приказал остановиться. «Этого ещё не хватает», -проматерился я про себя и остановился на обочине.

— Сержант Смирнов, — представился он, -Ваши документы.

Я отдал.

— Пройдёмте в нашу машину

Глубоко вздохнув и вспомнив всех и вся нехорошими словами, я поплёлся за ним в их машину.

— Командир, там бабушка при смерти, — попытался я оправдаться. Но ничего не получилось.

Я сел в патрульную машину.

— Лейтенант Стрижёнов, — представился старший.

— Что ж вы, товарищ водитель, так безбожно нарушаете скоростной режим, -спросил он.

— Командир, у меня бабушка в машине, последняя стадия рака, еле жива. Вот тороплюсь её скорей отвезти в больницу.

— Нет, ну я всё понимаю, но сто сорок километров в час в населённом пункте -это явный перебор.

— Да, я согласен, но бабушка!

— Будем оформлять? Это лишение прав? — спросил он, играя ручкой и вопросительно, с намёком, смотря на меня.

— Командир, я не готовился к поездке, с работы сорвали, только 1000р.

— Не, ну за такое нарушение 1000р мало, — сказал лейтенант.

В это время сержант сходил к моей машине, нагнулся, посмотрел в салон, покачал головой и вернулся.

— Бабка действительно очень плохая, — сказал он.

— Да я всё понимаю, — лейтенант нервно крутил ручку, — но такое превышение. А если бы там по деревне другая бабка шла, и вы бы её сбили. Тогда что?

Я обречённо смотрел в окно, разговор шёл по кругу, время шло. Наконец, через пол часа обсуждения правил дорожного движения, сложившихся финансовых обстоятельств и милосердия, лейтенант в сердцах бросил ручку на пол и сказал:

— Положите под сиденье и поезжайте. Аккуратней на дорогах!

Я забрал документы, сел в машину и поехал дальше. Дождь уже прекратился, на улице стало посветлей, но я всё равно стал ехать аккуратней. Да и рюмка коньяка с ужином как-то отошли на второй план. Я ехал и думал, ну как же так, делаю ж благое дело и вдруг такое наказанье. За что?

Вдруг спереди образовался затор. Я притормозил и поехал уже совсем медленно. Пробка текла, как желе по стеклу, трудно, вяло и тоскливо. Наконец, забрезжил просвет. Но что это? На дороге стояла скорая и полиция, кто-то лежал на земле, покрытый покрывалом.

«Человека сбили», -прокомментировал человек, возвращающийся в свою машину на обочине. Бабушка шла подслеповатая по дороге, темно, дождь, её и сбил какой-то лихач на мерсе.

Я проглотил комок. А ведь это мог быть я! Я же так же мчался, как сумасшедший. И если бы «гаишники» меня не остановили, я мог бы быть тем лихачём. Злые и жадные «гаишники», которых я поминал нехорошими словами, спасли меня от кошмара непредумышленного убийства, сидения в тюрьме и пожизненных мук совести. Боже, как же мне повезло!

А жук, наконец-то, обежал эту большую ветку, что я бросил у него на пути, и радостно побежал в свою норку!

От судьбы не уйдёшь

У меня на даче рос дуб, прям рядом, прям вплотную к забору. Старый раскидистый дуб. Сколько себя помню, он всегда там стоял. Большой, могучий, раскинув ветви во все стороны, он стоял и шелестел листьями, давая пристанище многочисленным птицам, белкам и прочим зверушкам местной фауны. Потом от него отвалилась большая ветка или часть ствола, не помню уже, давно это было. Но всё остальное стояло, цвело и продолжало шелестеть листьями и радовать нас и местных зверушек. Мы редко подходили к нему.

Но как-то мне что-то понадобилось с той стороны забора, и я туда залез. Боже, что я увидел! На месте отвалившейся ветки с годами образовалось огромное дупло в самом низу дерева. Или щель, или пещера, не знаю, как обозвать, но у меня засосало под ложечкой. А если он упадёт? На дом, на машины, что мы с сыном паркуем прям под ним? И поселилась в сердце моём тревога.

Приезжая на дачу, я всё время косился на этот дуб. Я любовался им и боялся его. Он был красив, ветвист, раскидист. На нем пели птицы по утрам и вили гнёзда. Но дупло в основании ствола становилось всё больше и больше. Каждый раз, приезжая на дачу весной, я бежал к нему на осмотр и мрачнел. Жалость и любовь к природе боролись со страхом за дом и машину. Постепенно я перестал ставить машину на участке и оставлял её перед воротами на улице. Но оставался дом.

Как-то, возвращаясь с очередной поездки, я решил срезать дорогу и поехал вопреки навигатору своим путём. Прям провидение. Дорога вывела меня к дубовой аллее. Я ехал, а вдоль дороги стояли дубы. Старые, молодые, цветущие, увядшие. У многих, как и у моего, зияли огромные раны, дупла, пещеры, но они стояли, гордо неся свои кроны. Вот, посмотри, как будто говорили мне, стоят и ничего. Но приезжая на дачу, я всё равно парковался, не заезжая на участок, и думал как бы его спилить.

И наконец, осенью, я нанял специально обученных людей, чтобы убрали это дерево. Они приехали и спилили дуб. Целый день потратили, срезая многочисленные ветви, а я смотрел из окна и грустил. Вот, ещё одна часть жизни уходит, причём уходит моими руками. Бабушка, дедушка, купившие этот участок и всё здесь отстроившие и взрастившие, теперь вот дуб. Но спилили его не весь, оставили часть ствола и одну ветку, как шанс ему возродиться, если суждено.

Когда я приехал в город, припарковался и пошёл домой, то посмотрел с грустью на деревья, стоящие вдоль дороги. Какие же они хилые, невзрачные по сравнению с моим дубом. С бывшим дубом, который я уничтожил. Почти. Вечером разыгрался ветер и не на шутку разыгрался, я включил ноутбук, хотел поработать, но тут пришло сообщение в домовом чате: «Чей там чёрный микроавтобус? На него дерево упало».

Я выскочил на улицу, не веря своим глазам. Точно, на моей машине лежало дерево. Молодая осина. Но она упала так нежно, так ласково, будто обняла её и ничего не повредила. Она как будто говорила мне, видишь, от судьбы не уйдёшь.

Приехав на дачу на следующий год, я поставил машину под остатками дуба и пошёл посмотреть, как он там. Ветка, которую мы оставили, разрослась и зацвела, да и сам ствол весь покрылся какой-то зелёной порослью, всем своим видом показывая, что жизнь нельзя победить, что она вечна и так или иначе проклюнется в том или ином виде, пусть в другом обличии, но проклюнется и зацветёт пышным цветом.

Сейчас, когда я пишу эти строки, в моей печке горят дрова, дубовые поленья. Они потрескивают, шелестят, как будто разговаривают со мной, а по дому разливается тепло, и я знаю, кому я этим теплом обязан!

Дороги, которые мы выбираем

Было раннее утро. Солнце светило во всю мощь своих батареек. На небе было ни облачка, только глубокая синяя даль, как глаза любимой женщины, утонуть не утонешь, но голова закружится. Я шел по узкой пешеходной дорожке, мимо распростертых, как ладони великана, золотых полей, причем дорожка шла то вверх, то вниз. Волнистая такая дорожка. Два оврага и два холма. В одном овраге речка течет, в другом магазин стоит. Холмов, ошибся, три. На первом я живу, на втором — ничего, на третьем — деревня старинная, с церковью, с золоченными куполами и кладбищем. А покрашена церковь в белое с синим, стоит она выше всех, и сегодня особенно веры в красоту добавляет.

Я торопился на электричку и прям мурлыкал от удовольствия созерцания окружающего мира.

И вот, когда поднявшись на вершину второго, пустого, как мне казалось, холма, я пошел по прямой, появилось какое-то беспокойство. Холм был плоским, и идти предстояло долго. И вот беспокойство начало принимать конкретные черты. Сперва появились ноги, потом постепенно все остальное. На обочине лежал парень, лежал он, как казак у Гоголя, раскинув руки и ноги по сторонам света, а голову откинул назад. Чуба только не было. Время семь утра. Что с ним? Может спит пьяный и счастливый, а может побили его? Надо подойти, разобраться, может помощь нужна? Я медленно приблизился, тронул его ногой, он не пошевелился. Может скорую?

И тут из далека ту-ту. Блин, электричка идет, опаздываю. Там сзади два пенсионера идут, разберутся. Я вернулся на дорогу и прибавил ходу. Настроение было испорчено. Я кое-как добежал до станции, сел в поезд и уехал.

А может я был рожден для этого дня?

Поздно.

Стук колес и мелькание станций унесло меня от этого приключения быстро и далеко. Когда я возвращался, там уже никого не было. Так я и не узнал, что было с этим парнем.

Берегите Маму

Когда моей маме стало под 80 лет, у неё начались возрастные проблемы. Это страшное слово деменция, вдруг встало во весь рост. Причём как-то вдруг. Как-то неожиданно. Вроде всё было хорошо, жизнь у неё стала налаживаться, и вот пришла беда — открывай ворота.

А жизнь у неё была не простой, всё какими-то волнами. Да и родилась она в 41-ом году, только война началась, попала в эвакуацию. Когда ей было 40 лет, она потеряла сына, моего брата, потом маму, потом отца. Но она продолжала жить, искать что-то, куда потратить свою любовь. Потом я вырос, у неё появились внуки, и она всю себя стала тратить на них. Она воспряла, появилась цель, но тут новое испытание, умер её муж, мой отец. Она и это пережила.

А рядом с нами всё время жил один хороший человек. Назовём его Павел. Когда-то в молодости он отбил жену у родного брата моей мамы и забрал её вместе с дочкой. Но в отличие от многих других подобных случаев, они не стали врагами, а наоборот очень подружились. Павел был интересным, деятельным человеком. В свободное от работы время они с друзьями ходили в походы, на севера, добывали мамонтову кость. Когда запретили, стали за речным жемчугом ходить. Когда им было под 70, они решили тряхнуть стариной и отправились в поход вокруг Кольского полуострова на лодке. В общем дома не сидел, а когда приезжал, дарил нам всякие вкусности, шкуры песцов, ракушки, мамонтову кость. Но тут у него умерла жена. Он загрустил, впал в депрессию и как-то после дня рождения моей сестры, его приёмной дочери, они с моей мамой уехали вместе. У него умерла жена, у моей мамы муж, время прошло, они люди не молодые, да и всю жизнь дружили. В общем, они стали жить вместе. Он заполнил свою пустоту, она — свою. Жизнь опять стала налаживаться.

И тут новое испытание. Сперва у Павла обнаружилась онкология, но он был человек не бедный, и его прооперировали в европейской клинике. Только он пришёл в себя — инсульт. Врачи его выходили, но речи он лишился. Плюс последствия операции, плохо двигался. А для него, такого деятельного человека по жизни, сидеть и ничего не мочь, ни сказать, ни сделать. В общем, он замкнулся, ушёл в себя и целый день сидел у телевизора. А моя мама ухаживала за ним.

И вот у неё начались проблемы. Может наследственное, т.к. все в её роду по женской линии лишались памяти и впадали в неврологические расстройства, то ли постоянное сидение рядом с человеком, не могущим говорить и смотрящим всё подряд по телевизору. Она стала забывать. Забывать, как готовить, как сажать морковку. Как жить!

Но при этом она считала, что у неё всё нормально. На все наши замечания отвечала одинаково:

— Что я дура, что ль? Я всё знаю!

В общем, начались конфликты. Я раздражался на неё, кричал, просил не ходить в лес, пугал потеряшками, но в ответ слышал только одно:

— Что я дура что ль.

Опыта общения с такими людьми у меня не было, и я сильно нервничал. Тем более жизнь мне постоянно подсовывала как оно бывает. То на заправке прибежала женщина и всем показывала фотографию мамы, которая пошла гулять и потерялась, на трассе видели. То моя мама рассказывала мне, как на наших дачах бабушка пошла за грибами и пропала. Нашли через несколько дней в лесу мёртвой. Я ей говорю, вот видишь, а ты? А что я, отвечала она, я не до такой степени, потом я не далеко. Как-то она забыла, как плиту включать, как-то пошла поливать и забыла воду выключить. В общем, я постоянно на неё срывался.

А ведь мне говорили, что с любовью, только с любовью можно к таким людям. Иначе они пугаются, замыкаются в себе и будет ещё хуже.

В тот день я приехал на дачу наладить горячую воду, слишком горячая она была. Я, как всегда, повоспитывал маму по какому-то поводу и полез под дом. Там был водонагреватель. А надо сказать, что он и до этого вёл себя как-то странно. Меня как-то дёрнуло током от шланга с водой, из него выходящего, но я не придал этому значения, думаю, от воды — то как? Показалось, наверное. Да и мне надо было всего лишь повернуть ручку регулятора мощности.

Я полез под дом на четвереньках, подполз к нагревателю и облокотился о шланг.

Свет померк, я упал и потерял сознание.

Когда я очнулся, то увидел себя лежащим на земле на шланге, и через меня шёл ток. Нас всех когда-то било током, обычно отдёргиваешь руку и всё проходит. Но тут я лежал на источнике полностью парализованный, меня трясло, мне было больно и я ничего не мог сделать.

Господи, взмолился я в сердцах, ну зачем ты меня вернул обратно, так было бы хорошо, раз и всё.

Все мы там будем.

А теперь я лежу и мучаюсь.

Но тут я обнаружил, что речь у меня осталась. Мама стояла прямо надо мной на веранде, и я промычал:

— Мамма, ввыкключи рруббильник.

— А что такое рубильник, — спросила она. И где он?

Я понял, что это конец, сколько ещё сердце выдержит и опять возопил к всевышнему:

— Ну зачем?

— Раз и всё!

Но видимо ещё не пришло моё время, видно нужен я ещё зачем-то здесь. В общем, мама нашла рубильник и выключила его, и я остался жить.

Вот так! Мама второй раз подарила мне жизнь. Мама, на которую я тридцать минут назад кричал чуть не матом за какую-то безделицу, снова подарила мне жизнь. Она, конечно, не очень поняла всю серьёзность произошедшего, но всё же сделала то, что сделала.

Я вылез из- под дома пришибленный близостью смерти. Я в очередной раз понял, как близки мы все к ней. Как любая случайность, нелепица, от которой ничего такого не ожидаешь, может завершить наш жизненный путь.

А на маму я зарёкся не повышать голос. Дай бог мне сил для этого!

Здесь под глубоким небом Танаиса

Сказал когда-то Виталий Калашников, чем поселил во мне интерес к этому месту. И вот, где-то в девяносто каком-то году, подошёл ко мне мой старый товарищ Серёжа и предложил туда съездить.

— А что там сейчас? — спросил я.

— Раскопки древнего греческого города, вокруг лагерь, постоянный музей. А главное, директор этого заповедника Валерий Чеснок, добрый человек, разрешает там жить вокруг лагеря в палатках. Творческие люди из Ростова и других городов этим пользуются. Там большая тусовка. Кстати, наш любимые Гена Жуков и Виталий Калашников там часто бывают, живут там периодически.

Мы тогда очень любили их творчество, многое знали наизусть и пели под гитару.

— Ну что едем? — спросил Серёга.

— А поехали, — ответил я.

Я тогда был студентом, было лето, каникулы, чего не поехать. Собрали рюкзаки, подошли к поезду, попросились на подсадку к проводнику. Он взял на третью багажную полку за какие-то небольшие деньги. Тогда так можно было. Доехали до Таганрога, потом электричка, и вот мы на месте.

Степь да степь кругом,

Путь далёк лежит.

Мы дошли до лагеря. Сергей с кем-то поговорил, и мы поставили палатки. Боже, какой же здесь всё-таки воздух, какое небо. Всё глубокое, насыщенное, пахучее. Рядом протекала река «Мёртвый донец». Она получила своё название после окончательного разорения и убийства жителей древнегреческого поселения Танаис, в пятом веке, на раскопки которого мы и приехали. С этой рекой я очень скоро довольно близко познакомился. Прямо на следующий день. А пока мы перекусили тем, что с собой захватили и пошли знакомиться с людьми.

На лагерь спустился вечер, зажглись яркие звёзды, загорелся костёр, зазвучала гитара. Мы подошли к огню, кругом сидели лохматые, лысые, бородатые люди с одухотворёнными лицами и беседовали об искусстве. На гитаре играл Жуков, и мы присели на свободное место.

Мне потом всё припомнится, как утоленье

Жаркой жизни-любимые, юные лица,

Я не знаю, пред кем мне стоять на коленях

За случайную жизнь, что до смерти продлится.

Закончил он песню. Все задумались, глядя на костёр. Какая всё-таки магия исходит от настоящего, живого костра, особенно здесь, в степи. В каждом из нас просыпается первобытный предок, сидящий вот так, после сытного или не очень обеда, около костра и чувствующего себя в безопасности.

Рядом со мной сидела дама и смотрела на Жукова влюблённым взглядом. Но он её как то не замечал. Наконец ей надоело, и она повернулась ко мне.

— А как тебя зовут? — спросила она.

Я представился.

— Очень приятно, — сказала она, — Людмила.

Она была старше меня и смотрела покровительственно.

— А хочешь завтра на ботике прокатиться до Ростова? У нас тут остановились речники из речного училища, студенты с преподавателем, они завтра отплывают в Ростов, можем с ними пойти?

Я задумался. Я видел взгляд, которым она смотрела на Жукова, видел его реакцию и понимал причину её предложения, но, почему бы и нет, я никогда не был в Ростове на Дону, да и поездка на ботике казалась мне заманчивой. Я согласился. Первый день в Танаисе повернулся ко мне неожиданной стороной.

Утром она меня разбудила, и мы что-то быстро поев, не будя Сергея, отправились к пристани. Там стояла большая шлюпка. Не помню сколько вёсельная, но большая, могла идти и под парусом и на вёслах. Мы сели, и они отчалили. Сперва было интересно, но потом однообразие ландшафта быстро наскучило и началась грусть, печаль, тоска. Солнце жарило неумолимо, спрятаться негде, выйти нельзя, в общем мы шли, как говорят моряки. Пробовали ставить парус, но ветер на реке был крайне не стабилен и в результате всё равно переходили на вёсла. В общем с грехом пополам дошли до Ростова. Мы с Людмилой выгрузились и пошли смотреть город. Она была местная и рассказывала очень интересно. Ростов- Папа раскрывал мне свои объятия, тем более жара уже спала, и мы с удовольствием побродили по узким Ростовским улицам вверх, вниз. Прям город на холмах, как показалось мне тогда. Нагулявшись всласть, мы поехали обратно в лагерь. К вечеру добрались и разошлись по своим палаткам. Вернее я пошёл в палатку, а она жила в домике.

У палатки сидел Сергей и что-то ел. Домашнее — почувствовал я, откуда?

— Представляешь, пошёл я в поля, думаю, разживусь чем-нибудь у местных, там фрукты какие, может картошки подрою, испечём. Зашёл в чей-то огород и только собрался на что-нибудь обратить внимание, как вдруг из кустов выходит, кряхтя, старушка, божий одуванчик. Нет, чего выходит, выползает. А заборов там не было, поэтому я сказал, что заблудился. Она меня пожалела и пригласила в гости, накормила и с собой дала. Я обещал завтра ещё зайти, помочь по хозяйству.

— Вот провинция, представляешь, где-нибудь в подмосковье так. Еле бы убежал.

— Да, прикольно. А в музей- то когда пойдём, раскопки смотреть?

— Да успеем, ещё куча времени.

И мы легли спать.

На утро мы пошли к старушке. Её дом был крайний в деревне, мы зашли, она обрадовалась, начала квохтать над нами, как курица над гнездом. Стала собирать на стол. — Нет, нет, — сказали мы, — сначала работа.

— Ну как же, на голодный желудок?

— На голодный желудок лучше работается, — изрёк Серёга.

И мы пошли в огород. Что-то перенесли, что-то вскопали, что-то подняли и приколотили. В общем позанимались сельскими работами, что были ей тяжелы, а нам молодым было ни почём. Солнце встало в зенит, стало жарко.

— А давайте наконец к столу, — позвала в очередной раз баба Маша.

На этот раз мы не отказались и пошли в старую казацкую хату, которую они называют куренем. Бабушка вся сияла, она накрыла шикарный стол, мы сели и стали есть. А пока мы ели, она сидела в углу, положив голову на ладонь, её взгляд был где-то далеко и покрыт грустной поволокой. Она смотрела на нас с умиленьем и грустью. Наконец наевшись, мы попрощались и обещали завтра ещё прийти, ещё помочь чем-нибудь.

Мы шли в лагерь довольные, отяжелевшие и разговаривали по дороге.

— Хорошая старушка, одинокая, хорошо, что так получилось, а ведь могли не встретиться. Просто потырили бы то да сё и всё. Здесь все так делают, степи — то бескрайние.

— Да уж. Сейчас придём в лагерь, переоденемся и пойдём в музей.

— Обязательно.

Но в лагере нас ждал сюрприз. Там была облава, нагрянули местные милиционеры, типа проверка документов. Надо сказать, что местные бизнесмены давно положили глаз на это место, хотели здесь ресторан поставить. Место — то какое, раскопки, древнегреческий город. Но директор заповедника был категорически против, вот они и пытались его выжить. А так как творческая тусовка досаждала местным жителям мелким воровством продуктов и вообще своим разнузданным рваноджинсовым длинноволосым видом, то привлекалась местная милиция. И вот мы попали на такой рейд. Сергей считал, что возить с собой паспорт это дичь, он свободный вольный человек и не брал его с собой. Поэтому его и других без паспортных повезли в местное отделение милиции. У меня паспорт был, но не бросать же друга, я напросился с ними, меня взяли. В отделении ещё раз проверили документы и отпустили, а их посадили в «обезьянник». Ко мне подошла начальник паспортного стола, женщина лет 50, добрая деревенская тётка, дала денег.

— Иди сходи на рынок, купи им что-нибудь поесть.

— Может вы их просто отпустите? У нас в лагере есть еда.

— Нет, нельзя, — ответила добрая женщина. Они задержанные, без документов. Завтра придёт начальник и будет решать, что с ними делать.

Я пошёл на рынок, купил еды и принёс задержанным. Уговаривать добрую женщину было бесполезно. Я сел на электричку и поехал в лагерь. В лагере подошёл к директору, спросить, что делать.

— Что же вы только сейчас подошли? Нормальные люди, когда приезжают, подходят и спрашивают, чем помочь, а не когда припрёт.

— Простите, мы не успели, столько событий.

— А, — махнул он рукой, — иди уже, подумаю.

Я пошёл в палатку спать. Сон не шёл, вспоминалась добрая начальница паспортного стола, чья доброта была распята служебным долгом и мешала ей проявиться в полную силу. А сверху почему-то летала баба Маша и смотрела на нас с любовью и укоризной. Наконец я заснул.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.