Бесплатный фрагмент - Живущий с призраками

Живущий с призраками

Прелюдия первая. Погружение во тьму

Отбросьте все, что вы знаете. Забудьте все, чему вас учили. Темнота убивает, а призраки существуют. Врожденный страх человечества перед грядущим кошмаром ночи, усиленный порождениями из теней, крадущимися в темноте — все это не более, чем инстинкт выживания и ему нужно верить! Не нужно все списывать на свое воображение, при встрече с призраком оно бессильно. Завидев во тьме расплывчатый контур, услышав сомнительный звук или шорох — спасайтесь бегством, не пытайте удачу. Кто не услышал — пеняйте на себя, если от «себя» у вас потом сохранится хоть малость.

То, что случилось, является следствием, причина кроется гораздо глубже. Все началось в холодном ноябре две тысячи девятнадцатого года. Тогда я, вместе с командой молодых единомышленников, расследовал случаи проявления потусторонних сил, «исследователи феноменов», — как мы тогда себя называли. Видели наш канал на ютубе? Нет? — это к лучшему! В тот год я и сам был еще молод. Молодой и бесстрашный, но все изменилось.

В общем-то, расследованием нашу работу назвать было сложно, — рассказыванием, эдак будет вернее. Ни семьи, ни детей, ни ответственности. Все дни и ночи беспрепятственно принадлежали нам, и мы этим бессовестно пользовались. Бежевая «волга Т-24» принадлежала мне, как и сама идея о создании нашего небольшого, но дружного коллектива, так что помимо прочего, я еще и водитель. Пассажирское место в первом ряду всегда было занято Серегою — Дедом. Дед ненамного старше нашего, но два года разницы, большие очки, свисавшие с переносицы и большая любовь ко внеклассному чтению, закрепили за ним это прозвище. Серега был докой по части раскопок — посидеть в архиве, пообщаться на нужных форумах, вычитать информацию о несчастных случаях, или загадочных убийствах… и все, мы собирались в дорогу. По правде сказать, на расследованиях он лишь мешался, постоянно путаясь под ногами, загружая ребят ненужной информацией, отчасти за это он получил своего «Деда».

На заднем сиденье, распластав упитанное тело с комфортом и грацией, полулежа ехал Вадим — одутловатое лицо всего нашего коллектива. Бывший студент театрального училища, окончивший оное с дипломом отличника. По последнему, впрочем, у меня имелись сомнения, как, собственно, имелись они и в том — что он и вправду закончил училище. По моим сведениям, он действительно отучился три курса на театралке, после чего был отчислен с пафосом и позором за пьяные шутки при выступлениях. В общем-то, его шутки не прекращались и ныне, только теперь они были, что называется, в тему. Не представляю, чему их там учат в театральном училище, но перед камерой Вадим всегда стоял собранным и уверенным, да и языком чесал так, что любо-дорого. Из изначально слабого сюжета он мог раздуть самый настоящий эпохальный репортаж. «Призраки! Мы только что столкнулись с призраками! Один из них прикоснулся к Сергею», — в этот момент объектив кинокамеры ловил в фокус лицо Деда, последний ежился, бледнел и боком пятился из кадра, что только добавляло реальности нашему сюжету. Скажи такую ерунду я на камеру, зритель бы посмеялся и больше к нам не заглядывал, но как уверенно говорил Вадим… По одному его лицу, тут нужно добавить, что в свои двадцать три он выглядел на полные тридцать пять, по его нагловато-бесстыжим глазам, ни один опытный, закоренелый кинокритик не усомнился бы в правдивости нашего повествования. Вадик был гарантией нашего успеха и благополучия, худо в том, что эта гарантия была постоянно пьяна.

Рядом с развалившемся по сиденью Вадимом, вмещался вечно недовольный оператор Олег. Отчасти его недовольство было вызвано тем, что ему всегда приходилось ютиться с Вадимом, отчасти тем, что Вадюха крайне редко молчал, да и тогда, вместо его неуемной болтовни по салону старенькой, пыльной «волги» разлетался мощный, богатырский храп. Какое состояние действовало на нервы более другого, мы с ребятами так и не решили.

Сказать по правде, сталкиваться с призраками нам приходилось не часто, да и в тех случаях, когда эти призраки чем-нибудь себя выявляли, эти проявления были, мягко говоря, далеки от желаемого. «У нас нет наглядности, Марк, а без нее — не будет и зрителя!», — прав был Вадим, вот только что было делать-то? Мой талант, в то время именно так я все это расценивал, помогал команде, что называется — слабо. Какой смысл видеть призраков, если увидеть это проявления способны лишь избранные и никакой кинокамере запечатлеть его не удастся… Да и кому, покажите мне, удалось заснять настоящего призрака? Вот и приходилось выжимать сюжеты, простите, из пальца, довольствуя зрителя пояснениями Вадима. Такое положение дел оставалось до девятого ноября две тысячи девятнадцатого года — период счастья, перед бездной ужаса.

Где и как Сергей вычитал про заброшенную психбольницу, не ведаю. Но до сих пор помню, как настойчиво-нервно трезвонил дверной звонок, прежде чем я, несчастный и сонный, проклиная соседей доплелся до двери. «Не залил!», — понял я, когда через дверь нахлынул Серега, искря глазами и брызжа эмоциями.

— Нашел, Марк! Я его нашел!

Для того, чтобы так яростно завалиться в прихожую, да еще в половине десятого, что по моим меркам было слегка рановато, нужен был внушительный повод, но Дед кричал о своем.

— Я все-таки нашел его, одевайся, поехали! — шумел он, тряся меня за рукав.

— Ты про клад? Миллионный и в долларах?

— Да ну тебя к черту с твоими шутками, я вчера нашел адрес лечебницы… ну помнишь, я на той неделе тебе рассказывал?

То, что порой мне рассказывал Серега, в особенности то, как он это проделывал, создавало во мне эффект отупленности, совершенно лишая возможности запомнить хоть что-нибудь без подробностей. Но я кивнул, — помню, мол, помню!

— Черт с ней, с ванной, но хоть кофе-то дай мне выпить! — попросил я, заводя Деда в комнату.

За чашкой крепкого черного кофе, а другого не держим-с, Сергей изложил мне сызнова свой рассказ про психушку. Получилось уже понятнее, во всяком случае, я понял детали. Главные из которых: в четырех часах езды от города и нужно сегодня. «Почему сегодня?», — без внимания уточнил я.

— Ты что, еще не проснулся? Я же тебе объясняю, Марк, массовое самоубийство санитаров было совершено в этот день — девятого ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого. Сечешь? То есть, двадцать лет от нашего времени!

Видимо, высмотрев открытый скепсис, отразившийся на моем лице, Серега-Дед быстро добавил, — а вот черта-с два там еще кто-нибудь будет! То, что удалось раскопать мне — у любого другого терпенья не хватит!

Последние слова меня вдохновили, так как в команде уже были прецеденты и происходили они не раз, когда наша скромная группа молодых единомышленников сталкивалась с другим коллективом таких же бездельников. В таких случаях снимать было нечего…

Обзвонив двоих оставшихся членов команды, я понял, что ребята готовы к поездке. Олег был решителен, как пионер на пасху, а Вадик… он похоже еще не ложился. Через три часа мы уже выезжали из города в сторону аэропорта.

…

— Ребят, я не выспался, ну способны вы помолчать, хоть минуту? — не выдержал я, пол часа слушая, как долговязый Олег пытается воспитать нагловатого Вадима.

Сохраненные радиостанции вот уже полчаса выдавали в эфир шипенье и помехи, флешка с музыкой перестала читаться и все развлечение сводилось к перебранке Олега с Вадимом.

— Да он свои копыта вытянул на все сиденье, а у меня уже колени затекли! — не скрывая досады пожаловался Олег, пытаясь сдвинуть Говоруна в сторону.

— Вадим, ну будь человеком, подвинься! Сосед же просит!

— Хорошо! — отозвался Вадим, но с места не сдвинулся.

— Не гони, не гони, Марк! Ты сейчас поворот проедешь! — оживился Сергей с картой на коленях. От навигатора в телефоне толку не было никакого, от слова, — да ну его к черту, потертая карта оказалась нужней.

— А ты не мог мне о нем заранее напомнить? — спросил я, пытаясь найти место для разворота.

Не считая две фуры, промчавшиеся нам на встречу, машин на дороге больше не было, но узкий кусок асфальта, приправленный ямами и ухабами вдоль дороги, делал разворот пикантным и затруднительным.

— Серег, ты уверен, что едем правильно? — спросил Олег, когда вдоль грунтовки, по которой сейчас ползла наша «волга», редкие деревья переменил густой лес.

Кое-где лес сменялся глухими полянами с почерневшей травой и обугленными деревьями, увидев такое я невольно давил на газ. По лобовому стеклу моросил депрессивный осенний дождь, ухудшая и без того плохую видимость, а скрипящие дворники и хруст подвески лишь дополняли картину греха и уныния. Глупо жаловаться, нам и раньше случалось плутать по грунтовкам в поисках нового объекта исследования — большинство из них навсегда забыты и покинуты живыми, для того, чтобы в них поселилось нечто темное и зловещее, но сегодняшний маршрут уже побил все былые рекорды. Дорога под колесами совсем перестала походить на дорогу, кое-где посреди колеи, которая осталась с бородатых времен, росли ивы и плотный кустарник, приходилось объезжать, надеясь чудо. И чудо свершилось!

Дом появился неожиданно. По правде сказать, если б на дорогу выпрыгнул лось из непроглядной лесной чащобы и сплясал «гопака», я бы и то меньше удивился. Но дом возник перед нами, хоть и совсем непонятным образом, тут и поворотов-то не было, так — небольшие зигзаги, которые я усиленно объезжал, скрипя рулем и зубами. Дед снова оказался прав, хотя если вдуматься, — когда было иначе?

Серега расслабленно выдохнул, хлопая ладонью по замызганной карте, на заднем сиденье, подобно филину, ухнул Вадим.

— Подожди, Марк, подожди! — заволновался Олег, расчехляя видеокамеру.

Его волнения мне понятны — мало того, что ты побывал неведомо где, где-то там, куда уже многие годы не ступала нога обычного человека, да и заснять на видео все действо, когда мы ходим по развалинам в поисках призрака — и это не все. Суть в том, чтобы смонтировать фильм — то кино, которое смотрят, а с этим наша группа имела большие проблемы. Прав был Вадим, — нам нужен был зритель!

— Подожди, Марк, — снова затараторил Олег, — дай сниму, как мы подъезжаем.

Я видел, как он монтировал фильмы, чего сказать, — с Олегом нам повезло! Но в данном случае говорить было без толку, мы итак ползли еле-еле, с трудом развивая скорость чуть менее двадцати километров в час, а до заветного здания оставалось по меньшей мере еще четыреста метров.

Удивительно, но как только в конце пути замаячило наше здание, под колесами старенькой серой «волги» появилась и грунтовка, не бог весть что, но лучше, чем наугад по полю. Подъехав ближе, я понял, что назвать сие строение домом поторопился и очень. Перед нами распростерлось: здание, строение, хижина, что-угодно, но только не дом. Таких домов в природе не существует. Если приглядеться внимательно, а в таких делах мой глаз уже был наметан, то можно заметить, что вся конструкция когда-то представляла собой отдельно стоящие кирпичные постройки, соединенные между собой длиннющими деревянными досками.

Удивительно, но кирпичные строения, как и непосредственно сами доски, которые соединяли их воедино, не тронуло время — совсем не тронуло. Все это выглядело нереально и хлипко, учитывая лес и поле вокруг, но строенье держалось — монументально и прочно, подобно крепости в царстве забвения. На поперечных досках не заметно следов поросли, да и с фундаментом ничего не случилось. Все это подтачивали дождь и ветер, но вся растительность обходила стороной. Сквозь фундамент не пробивалась молодая упругая поросль, чего уж никак не могло быть, учитывая, что всю заднюю часть строения окружал лес, а на деревянных досках отсутствовали вездесущие грибы и мох, чего мы насмотрелись вдоволь, проезжая вдоль леса. Деревья росли, держась на почтительном расстоянии от самого здания, а на утоптанную поляну перед входом не залезала покрытая инеем осенняя трава.

Но даже не это привлекло мое внимание, мое внимание занял свет. В то время, когда ноябрьское тусклое солнце еще только клонилось, зависая над лесом, даря нам призрак тепла и покоя, над бывшим зданием психиатрической лечебницы уже вовсю клубился мрак. Туман окутал бревенчатую крышу строения, стирая неровности и сглаживая углы, а над крыльцом нависал полумрак, запустивший свои щупальца в застекленные грязные окна. Картина света и тьмы, вокруг нас и над зданием, уже сама по себе поражала глаз, а ее обрамление из тишины и молчания сгущало краски и растворяло цвета. Не знаю, сколько б времени мы еще любовались увиденным, если бы наши сомнения не нарушил Вадим:

— Ну что, зайдем внутрь или будем тут мерзнуть?

Прелюдия вторая. Поглощенные тьмой

Внутри это здание ничем не отличалось от других, виденных нами ранее за все два года предыдущих исследований, но предчувствие того, что тут наконец нам откроется бездна неведомого, росла и усиливалась во мне с каждым шагом. Не буду скрывать, в тот момент я обрадовался.

Запах тлена и запустения, пласты пыли и гниющая древесина, томное эхо наших шагов, расползающееся по сторонам и затухающее в темнеющих коридорах здания, — все это нам было обыденно, привычное дело для тех, кто посвятил свою жизнь поискам неизведанного. Никакой серьезной аппаратуры, способной выделить нас, среди множества других коллективов с подобными целями, при себе имелось, как не было ее и вовсе. Ничего, если не брать в расчет нас самих — четверых романтиков с замысловатыми лицами, цифровой видеокамеры из дешевого ряда и трех ртутных термометров, за неимением прочего. Присутствие призраков подтверждает термометр, об этом, думаю, известно всем — как зависят между собой температура воздуха и призраки, но и в этом нам не так, чтобы везло ранее. Все, что нам удавалось нащупать до этого — понижение температуры всего-навсего на два градуса Цельсия, в то время, как друге схожие команды хвастались измеряемыми величинами в десять, а то и в пятнадцать градусов. Если по мне, — так все это чистейшей воды вранье, но ведь зрителю не докажешь, ему наглядные примеры нужны. Когда мы только зарождали свою команду, совместно с Олегом приняли решение, что не будем врать, на том и стояли все эти два года. Но сегодня все должно измениться, предчувствие перемены не покидало меня!

Первого призрака я увидел сразу с порога — серое, перекосившееся от злобы лицо взирало на нас из темного провала подвального этажа. От этих маленьких, злобных глаз меня передернуло, скрутило на месте — не часто увидишь подобное лицо, к тому же и глаз у лица было три. Впервые в жизни я ощутил то чувство, когда смотрящий ненавидит тебя. Бывало и раньше, что я видел призраков, но открою секрет, — они не часто в свою очередь смотрели на меня. Призраки замечают людей в исключительных случаях, да и тогда их интерес, в основном, сведен к минимальному. Вы когда-нибудь ощущали «дежавю»? На мой взгляд, весь фокус синдрома «дежавю» состоит в следующем — так происходит всегда, когда вас невольно касается призрак. Потусторонняя сущность забирает часть воспоминаний от вас и передает вам воспоминания о себе, — закон сохранения психической энергии, во всем своем проявлении. Но этот призрак разглядывал меня со всем пристрастием, на которое был способен, чего раньше я на себе не испытывал.

Трехглазый исчез также, как появился — ни дымки, ни запаха, растаял без следа. Возможно, его перестали видеть мои глаза, а сам призрак остался на месте — не представляю, как это работает. Оно бы и ладно, видали мы призраков, но соль ситуации состояла в том, что это явление сегодня мог видеть не только я. Вадим с Олегом топтались на месте, один напевал дурацкий куплет, второй шарил камерой по полу и стенам, с ними все было нормально, но вот Серега…

Сергей, проходивший по коридору, так и застыл с открытым ртом. Он молчал, но волосы, вернее вся залысина Деда встала дыбом и ощетинилась, как иголки ежа. С остекленевшими глазами и удивленно-открытым ртом он продолжал пялиться в пустой проем, в котором я уже призрака не различал. Мне бы хотелось сказать, что в тот момент я испытывал гордость за своего друга, с которым мы и собрали свой тесный коллектив, но не буду врать, — я испытал ревность. Во всех наших предыдущих поездках, призраков видел лишь только я, оказалось, что мой талант — не такая уж редкость.

Не найдя слов, я прошел мимо Деда, но его шепот заставил замереть меня:

— Это не глаз, Марк! У него во лбу видна дырка. И не от пули, скорей от гвоздя.

На этот раз, уже я замер с открытым ртом и с удивлением разглядывал Деда, продолжавшего сверлить глазами опустевший дверной проем, — опустевший ли? — задумался я.

— Ну вы чего, уснули там, что ли? Чего я по-вашему снимать должен? — Олег, не заметивший наше отсутствие, энергично махал Вадиму рукой.

— Доброго времени суток, дорогие друзья! Я не знаю, день у вас сейчас, или вечер, но у нас здесь темно и очень страшно, похоже, мы попали в то место, где царит вечная ночь! — Говоруну тут отдать нужно должное — он в любой ситуации и при любых условиях говорит быстро и профессионально, — эх, мне бы так…

В тот момент меня удивила чистая формальность, любой другой мог спокойно оставить такое вне зоны внимания, но только не я. Серега, наш вечный скромник-Серега, который выпрыгивал из кадра всегда, при малейшей возможности, сейчас возмужал и искрился, как бесноватый при новолунии.

— Я видел призрака, — сказал он, глядя в камеру, — видел его также ясно, как сейчас вы видите меня. Он стоял в том проходе, — продолжал разглагольствовать Серый, — вы видите, что сейчас там пусто, возможно вы и раньше не смогли бы увидеть его, не знаю, фиксирует ли такое телекамера, или подобные сущности доступны только для зрительного контакта непосредственно с человеком, но ребята, Я ЕГО ВИДЕЛ! И более того, он двинулся в мою сторону и прошел прямо сквозь меня. Вот так, — Серега потряс себя за грудки, пытаясь вытряхнуть из собственной куртки, — я почувствовал, как ого тело, или чего оно есть у призрака, прошло сквозь меня. Это… это… это просто не передать словами! — на лице Деда появилась странная, глуповатая улыбка — предшественник шока.

Его улыбка до крайности не пришлась мне по вкусу, такое бывает в преддверии обморока, а в нашей команде, как вы, наверное, уже догадались, никакого врача и в помине не было. Я мысленно отмотал путь обратно, до ближайшей больницы получалось не близко.

Наверное, в тот момент такое же озабоченное выражение приняло на себя и лицо Олега, я видел, как напряженно он вглядывался в лицо Сергея, не опуская камеры из рук. Оператор должен снимать всегда и в любой ситуации — что ж, Олега я не виню…

Наверное, если б Дед упал в обморок, ничего страшного не случилось. Но он устоял на ногах, а через пару минут его лицо приняло привычную нам форму и размер — со лба исчезла испарина, сошел со щек красноватый румянец, вот только глаза продолжали блестеть, а на губах поселилась чужая, глуповато-растерянная улыбка. Должно-ли мне было задуматься? Ну что ж, психолог из меня никудышней…

Видеосъемка наших стараний не заняла много времени, собственно, там и снимать толком было нечего. Низкие потолки, да голые стены — ни мебели, ничегошеньки, лишь узкие коридоры, да темнота, царящая кругом. По поводу темноты меня терзали смутные сомнения — в оконные стекла проникал дневной свет, но растворялся, не освещая помещение. Как я уже говорил ранее, больница состояла из нескольких кирпичных построек, соединенных друг с другом неокрашенными деревянными рейками. Мы исследовали каждый закуток, проникли в каждую комнату, но увы, ничего интересного не нашли. Призраки больше на глаза мне не попадались, хотя их присутствие давило на психику.

Поездка опять оказалась напрасной, если не считать красноречивой болтовни Вадима о наших нелегких паранормальных буднях и нелепой выходки странноватого Деда, показывать зрителю нам опять было нечего. «Марк, удиви зрителя», — упорно нашептывал внутренний голос, только чем прикажете его удивить? В надежде на чудо, я попросил камеру у Олега. Конечно он обвел общим планом все, что попалось при входе в здание, включая подвал с его призраком, — «одним всего лишь?». Но черт возьми, — «увы и ах», — в дисплее камеры не было призраков. Более того, там не оказалось и половины того, что мы наблюдали воочию — причудливые тени в углах сливались со стенами, а Сергей выглядел просто смешно, — «я видел призрака! Я видел призрака!», — ну и кто поверит, с таким-то лицом? С такой улыбкой ловить Чебурашку! — я снова задумался, что не так было с Серегиным лицом. Не приходилось мне его раньше видеть в таком состоянии, да чего там видеть — такого Деда я и представить не мог.

Улыбка сошла, но блеск в глазах оставался, но дело было не только в нем. Я уверял себя, что все дело в свете — чего не привидится при свете фонаря? Сергей ссутулился, поседел и осунулся, в свои двадцать два он смотрелся на все сорок пять. При взгляде на него, усталость тут же облепила меня, окутав своей неприятной, назойливой паутиной лени. Безумно захотелось обратно — домой! Желание было настолько сильным, что я невольно сделал два шага назад.

Наша группа расположилась в последней комнате — в единственном месте, где сохранился диван. Полусгнивший и пыльный от времени, своим дальним концом он поддерживал покосившийся письменный стол — остатки роскоши от лучших времен. Два ящика письменного стола манили и радовали наши старания, но и они, увы, оказались пусты. Психушка без пациентов, без мебели, без истории — для неудачников, вроде нас.

Расплата за чужие грехи

Корявым подчерком и чьей-то кровью история пишется в архив бытия. У каждого дома своя история. Бывают истории, не писанные на крови. Но такие истории никого не интересуют, о них забывают, не успев записать. Кто знает, как долго пустовала лечебница, пока ее покой не нарушили мы. Мы нашли то, что лучше не находить и стали частью ее истории…

По своей природе я оптимист, во всяком случае, так думают окружающие. Но оптимист во мне уснул, как и я сам, задремав на диване, неожиданно и крепко погрузившись в сон. Чужие мысли забивали сознание, чужие воспоминания застилали глаза. Звон разбившегося вдребезги оконного стекла еще не утих в моих ушах, заставив меня в одночасье проснуться. «Психиатрическая лечебница горит и рушится», — поладнее воспоминание, из ускользающих сновидений.

Все ребята сидели на месте, что наводило на мысль, что я не долго проспал. Вадим с Олегом вполголоса спорили, но Сергей улыбаясь смотрел мне в глаза. Его улыбка пугала до ужаса, — «я видел твой сон», — говорила она. Не дав мне опомниться, Серега заговорил:

— Это случилось в новолуние ночью, когда наступил Час Быка…

Дед замолчал, давая мне время задуматься. Про час быка я слышал и ранее — ночная смена с двух до четырех, но что-то в окружающем было неправильно, я гадал, собираясь с мыслями, силился, думал, но не мог понять. Улыбка к нему приклеилась намертво, создавая иллюзию, что губы говорившего оставались на месте, не сопровождали его слова, и это отягощало ореол нереальности, окутавший меня с головы до ног. Видимо, мой разум еще полностью не оправился от сна, заразившего болезнью мое сознание, но как же странно я себя ощущал в тот момент! Темнота тянулась к нам со всех углов пустой комнаты, которая казалась теперь не квадратной, как раньше, а прямоугольной, растянутой в бесконечность. Но главное чувство, что я здесь один!

На другом краю дивана, казавшимся мне теперь бесконечно далеким, облокотившись спиной о письменный стол, как король на свадьбе, развалился Вадим, рядом с ним в неудобной, скрюченной позе ютился Олег, положа ногу на ногу. Серега сидел напротив меня, на непонятно откуда взявшемся готическом стуле. Со своего места я отчетливо слышал, как Олег о чем-то спорил с Вадимом, но воля-ваша, ни слова из сказанного разобрать не мог, как будто меня с ребятами разделяло стекло.

— Большие люди захотели узнать слишком многое, забыв о том, кто они есть, — улыбка Деда сделалась шире, хотя итак уже была шире некуда, а его глаза поблескивали в темноте.

Конечно же, это было глупостью, но мысль заполнила сознание, смешная мысль, — «напротив меня сидит кот». И, как будто бы снова прочитав мои мысли, Дед начал медленно растягивать слова, делая ударения на гласные буквы. Холодная дрожь пробрала меня, — не видел я раньше Деда с улыбкой, таким Серегу не видел никто. Перед тем, как продолжить рассказывать, Серый неожиданно похлопал меня по ноге. Неожиданным для меня это стало по нескольким причинам сразу. Во-первых, фамильярничать это не про него, а во-вторых, его стул стоял на расстоянии в пару метров, а его рука дотянулась до моего колена без особого труда. «Мать честная, да она удлинилась, вытянувшись из темноты», — подумал я, пытаясь не впадать в панику, почувствовав, как сжалась кожа от прикосновения его нестерпимо-холодной руки.

— Большие люди, оказались людьми. Не больше, не меньше, подумай, Марк! — Продолжал мурлыкать, улыбаясь Серега, — они захотели забрать такое, что им никак не могло принадлежать. Слова имеют силу, поверь мне, приятель, особенную силу имеют ЕГО слова. ОН сказал — они записали, но такое под силу сказать лишь ему!

— Кто ОН? — спросил я, обращаясь к Сергею, при этом Олег с Вадимом как-то странно покосились на меня. Наш Дед глуповато расхохотался, но ребята упорно продолжали сверлить глазами меня.

— ОН… ему, дружище, здесь самое место, ОН был и останется здесь навсегда. Как навсегда останутся здесь и они — погибшие, умирая от счастья. Можешь ли ты такое представить себе, Марк, как люди, смеясь и ликуя, вскрывали вены и лезли в петлю? Они и умирая не переставали улыбаться, ты только представь себе это, Марк!

В голове роились вопросы — откуда такие подробности мог вычитать Дед и что с ним случилось от прикосновения к призраку. Но ни одного из этих вопросов я Сергею задать не успел.

— Куда ты смотришь, Марк? — ударил кнутом вопрос Олега, округлившимися глазами они с Вадимом смотрели на меня.

С минуту, не меньше, мы втроем смотрели друг на друга, после чего я вновь повернул голову в то место, где только что сидел Сергей. Его не было, как не оказалось и стула, а в коридоре клубилась тьма, подобно туману сгущаясь и плавая.

— Ну ты и здоров спать, начальник! — усмехнулся Вадим, поднося руку с часами к глазам.

— Сейчас сколько времени? — я не мог поверить в происходящее, пытаясь понять где границы сна.

— Половина четвертого, Час Быка! — ответил Олег, беря в руки камеру, — пойдем в подвал, чего-то Деда давно нет.

Я помнил, не забыл про подвал. Но сейчас готов был отправиться куда-угодно, но при мысли о нем пробирал озноб. Чувство тоски, безнадежности, обреченности охватывало разум при мысли про подвал.

— А с чего вы решили, что Серега сейчас именно в подвале? — спросил я, сам не зная зачем.

— Как с чего? — удивился Вадим, — он же туда спустился перед тем, как ты уснул.

А я-то ломал себе голову, как случилось, что здесь нету призраков в то время, как с Дедом беседовал только лишь я один…

Перед узким спуском в подвал ребята замерли, не отходя в стороны, но пропуская мен вперед. Я уже знал, что увижу и готовился к худшему, пытаясь не думать о том, что нас ждет. Для меня вопрос был не в том, что случилось, а как случилось — вот в чем вопрос.

Сергей не прятался, вот мы и увидели… его неподвижное тело, висящее на ремне. Старинный стул с резной грязной спинкой валялся рядом, как немой укор…

Что именно я хочу сказать в завершении? Лишь только то, что это не все. Удивительно, о каких мелочах забываешь в поисках неизведанного, забывая о том, как они важны. Сотовой связи в подвале не оказалось. Я отослал Олега с телефоном наверх. Говорун всегда был гораздо крепче нашего оператора, хоть и на две головы ниже него. Кое-как с побледневшим Вадимом, не говоря друг-другу никаких лишних слов, мы стащили Серегу с импровизированной виселицы и положили его тело на земляной пол. Олег убежал, оставив нам свою камеру, ее бесполезный фонарь светил в потолок. В темноте мне снова почудилось, что глаза Сергея неестественно блестят. Но его улыбка — такого ужаса мой разум вынести уже не мог.

— Нам нужно было спуститься и проверить… — запинаясь начал лепетать Говорун.

— Не нужно было, — оборвал я его.

Я не стал рассказывать Вадиму про трёхглазый призрак, — «вот, значит, как наш Дед рассмотрел его», — не стал рассказывать, что Сергей был с нами. Был, но не с нами, а именно со мной… В темноте из дальнего конца подвальной комнаты послышался глухой булькающий стон и шум льющейся воды, разбивавшийся об пол. Тут должное нужно отдать не мне, а Вадиму — когда я уже был готов броситься наутек, он поднял и подхватил Сергея под руку, ожидая, что под другую руку подхвачу его я. Стараясь двигаться быстро и не оборачиваться, светя под ноги закрепленным на камере фонарем, мы поднялись и вышли на улицу, где у крыльца бегал Олег.

— Связи нет, не ловит здесь сотовый! — с порога нам выкрикнул он.

Спешки не было, но мы промолчали. Я сильно удивился, когда без проблем завелся мотор. Мне все еще не верилось, что нас отпустили, когда тусклые фары дребезжащего автомобиля выхватывали из темноты знакомый лес.

Лес казался теперь глухим и нехоженым, как будто простоял так много веков, как изменилось и само здание бывшей некогда психиатрической больницы. Никто из нас не проронил ни слова, когда вместо чистых бревенчатых стен с цельными окнами, снаружи нас ждало запустение и погром. Пожар разрушил многие коридоры здания, оставив зияющие осколки на месте окон. Дальнее крыло здания, по-видимому то крыло, где недавно мы сидели на диване, почернело и обуглилось до основания, мне не верилось, что мы были в нем. Психиатрическая изменилась, постарев и осунувшись, смеясь над нами сквозь провалы пустых рам. Вероятно, и сами мы выглядели не лучше, но сожалеть было поздно, сделанного не вернешь.

Когда после грунтовки мы выехали на асфальт, я, признаться, несколько удивился. На мой взгляд, в конце дороги мы должны были вернуться обратно к больнице, как в старинном черно-белом кино.

Хотел бы я сказать, что на этом мой рассказ завершается, но, к сожалению, и это еще не все. Не буду вас утомлять, рассказывая про полицию, про ночь допросов и камеру без окон. Усатый следователь без устали задавал нам всю ночь один и тот же вопрос, как попугай, но очень свирепый, — Как вы можете объяснить тот факт, что Стариков умер за несколько часов до того, как его тело оказалось в петле? — читал он бумажку, полученную от врачей. Не добившись от нас вразумительного ответа, под утро всех распустили по домам. Это была еще одна странность, которая в ту ночь поразила меня.

Потом были две недели кромешного ада, не хочется мне вспоминать о нем. Не знаю, как выдержали мои нервы, но стоило на ночь выключить свет, как я слышал шум льющейся воды и неизбежные булькающие стоны, раздающиеся в ночи рядом со мной. Я ложился спать с включенным светом и каждый раз, засыпая, содрался от ужаса при мысли о том, что свет может погаснуть, пока я сплю и неведаю. Погаснуть, а потом… услышу ли я сквозь сон те ужасающие булькающие стоны и то существо, которое их издает?

Вадим признался потом, что подобная звуковая галлюцинация, наряду с панической боязнью темноты, преследовали по ночам не только меня, все ребята ложились спать, оставляя в комнате свет включенным.

А через две недели сдался Олег. Не думаю, что у него внезапно погас свет, во всяком случае, его соседи не заметили такого. Нашего оператора обнаружили в ванной, с улыбкой на лице и окровавленной бритвой в руках…

Мои кошмары на том прекратились, с присутствием призраков я смирился и привык. Мне больше не нужно доказательств того, что призраки существую, я каждый день вижу, как они блуждают, наталкиваясь на нас. Дежавю, помните? Оказалось, все до банального просто — ты видишь их, и тогда они смотрят на тебя…

Эксперты паранормальных явлений

Что делать, когда рушится мир и исчезают границы реальности? Если стены собственного дома больше не гарантируют безопасность, а вокруг исчезают люди? В команде профессора Семенихина собраны самые обычные люди… ну, или почти обычные. Они — не герои, у них нет ответов на все вопросы, но тогда кто, если не они? Воинство Святого Престола, древний орден алхимиков и темных магов, команды по изучению паранормальной активности, работающие в разных странах мира, — что общего между ними? Многовековой враг человечества снова поднимает голову. Чью сторону выберешь Ты?

Комментарий Редакции: Глубокое погружение в сюжет не оставит равнодушным ни одного любителя мрачных тайн и древних секретов. А все потому, что новый роман Макса Гордона сам по себе является той еще головоломкой. Получится ли отыскать к ней подходящий шифр?

Отрывок из романа Эксперты паранормальных Явлений

Профессор

По мнению Семенихина, одним из самых подлых и коварных проявлений человеческой натуры было одиночество. Вопреки расхожему мнению, плотно укоренившемуся среди студентов и многочисленных знакомых, Михаил Александрович не ставил себя в ряды религиозных фанатиков. Будучи теоретиком по убеждению и историком по призванию, профессор обладал обширными знаниями, позволяющими ему с грациозной пунктуальностью принять или опровергнуть большинство фактов или домыслов той, или иной религии. И, несмотря на то, что большинство домыслов, по твердому мнению Михаила Александровича — подтверждалось, религиозным человеком он не являлся. Впрочем, и к атеистам он себя не числил. Семенихин был сложным и многогранным человеком, одно слово — профессор. Но, даже люди науки не редко мучают себя религиозными вопросами. У Михаила Александровича был свой вопрос, часто не дававший ему покоя — является ли одиночество грехом? Одиночество толкает людей на темные мысли и дурные поступки, заставляет прикладываться к бутылке и впадать в уныние. Выходит, что одиночество — это страшнейший грех человеческой натуры.

И вот, проводив гостей, профессор Семенихин неотвратимо погружался в грех. Нет, он не прикладывался к бутылке и не вынашивал коварных планов, но плавное течение его мыслей темнело до неприличия. При выезде на задание, (профессор избегал называть работой вторую часть своей жизни, хотя и понимал, что в последнее время именно она брала верх над всей его многолетней преподавательской деятельностью) все становилось простым и понятным, а именно — что их команда в силах изменить, а что находится за гранью решаемого, во время работы все это приобретало очертание приемлемых факторов. Но только не на стадии планирования. Вовремя планирование расследований, Михаил Александрович пытался предусмотреть и продумать каждую мелочь, каждый шаг при проведении расследования, хотя и понимал, что в области паранормального планировать наперед — просто абсурд. Но как главный и единственный организатор команды, он должен был, хотя бы, попытаться взвесить все риски и последствия заранее.

А риски были, не говоря уже о последствиях. При предыдущем расследовании команда охотников за призраками допустила серьезный просчет, нарушив целостность дома и эта ошибка едва не стоила жизни хозяину дома. Михаил Александрович содрогнулся, вспомнив при каких обстоятельствах и в каком состоянии врачи забрали последнего клиента, который обратился к нему за помощью.

— «Не последний, а крайний», — тут же мысленно поправил себя профессор.

Ребята из команды избегали слова последний, каждый раз заменяя его синонимом — крайний. Крайний случай, крайний раз, крайнее задание. И в данном случае, все было понятно — для команды охотников за призраками суеверие шагало в ногу с реальностью.

— Интересно, кто из ребят выдумал эту традицию? — улыбнувшись задал себе вопрос профессор.

Он часто разговаривал сам с собой и мысленно, и вслух, не стесняясь и не замечая в этой привычке старого холостяка ничего предосудительного.

— Да-да, я всегда люблю поговорить с умным человеком! — отшучивался Семенихи, когда кто-то из студентов интересовался, — с кем это беседует профессор в пустом кабинете?