Как все начиналось
Мое детство и юность прошли в подмосковных Люберцах. Это небольшой городок к юго-востоку от Москвы, часть которого уже вошла в состав столицы. А тогда, в далекие шестидесятые город наполовину состоял из частных деревянных домиков. В районе Косино и Ухтомской они сохранились до сих пор. Хорошо помню наш старый кирпичный дом послевоенной постройки. Во дворе росли высокие тополя и стоило открыть на кухне окно, как их ветви тут же ложились на широкий подоконник. По весне по всей квартире стоял клейкий запах тополиных почек, а в мае по всему двору ветер гонял клубы тополиного пуха. Мы жили на третьем этаже, в коммунальной квартире. В каждой комнате жило по семье и я часто ходила в гости к соседям «выступать». Чтение стихов, пение, рисование — все это всячески поощрялось, и я возвращалась к себе с карманами, полными сладких трофеев.
По воспоминаниям родителей, ребенком я была беспокойным и непоседливым. Только одно могло удержать меня на месте — рисование. Красок тогда и в помине не было, цветные карандаши и мел с углем — вот все, чем мне приходилось довольствоваться в то время. Во дворе дома была котельная, которую топили углем и в углу всегда лежала груда антрацита. Поскольку большую часть своего времени я проводила во дворе, то там и началось мое самое раннее творчество. Я с упоением рисовала на асфальте животных (в основном лошадей и собак), иногда это были целые сценки. Мелки быстро кончались и на помощь приходила куча угля возле котельной. Весь двор был испещрен моими рисунками. Но они жили весьма недолго — до первого дождя. Летние ливни смывали мои художества и все начиналось с начала.
Лет в семь родители отвели меня в изостудию при Доме пионеров, который находился в соседнем доме. И теперь после школы, забросив портфель домой, я бежала на занятия в изо кружок. Я отчетливо помню нашего педагога Светлану Владимировну, высокую, светловолосую даму с пышной прической. Она ставила нам изумительные по цветовому решению натюрморты. Именно здесь я пристрастилась к пейзажной живописи. Первые навыки работы карандашом (основы академического рисунка) и углем я тоже получила в нашей студии. Но самыми любимыми для меня всегда были уроки живописи. Не было для меня большего наслаждения, как смешивать краски и получать новые цвета. Иногда наш педагог садилась писать натюрморт вместе с нами, и я с замиранием сердца смотрела как на белый лист бумаги ложится мазок за мазком, как лепится изображение, создается цвет и форма.
Не помню точно сколько лет я прозанималась в изостудии, пока наш педагог не посоветовала моим родителям отдать меня в художественную школу. Художка наша была на Калибровской улице (район теперешнего ВВЦ). Мы ездили туда с подругами раза три-четыре в неделю. Здесь я прозанималась всего два года, причем меня сразу приняли во второй класс. Нам преподавали обязательные предметы — академический рисунок, живопись, композицию, скульптуру (лепку) и историю искусств. К своему большому сожалению, я почти не помню наших педагогов. Помню только, что мне всегда трудно давался рисунок и гораздо легче и интереснее мне было на уроках живописи. Про уроки композиции вспоминаю без особого трепета, поскольку темы нам давали такие, которые мне были совершенно неинтересны. Однако, ряд приемов для развития зрительной памяти я использую до сих пор. Как например, мы все подходили к окну, смотрели во двор минут пятнадцать-двадцать, потом шли к своим мольбертам и рисовали по памяти все, что увидели из окна. У всех получались совершенно разные рисунки, как будто каждый из нас смотрел в свое окно…
Очень нравились мне уроки скульптуры. Помню, в зале стояла большая ванна с мокрой глиной, из которой мы набирали себе «исходный материал». Лепили все — от зверушек до портретов, законченные работы ставили для просушки на полках до окончания учебного года. Потом после окончания наши «творения» возвращались туда же, откуда вышли — в ванну.
С особым трепетом вспоминаю уроки по истории искусства. Здесь нам не только рассказывали о жизни и творчестве художников, но и пробуждали интерес к самостоятельному изучению их творчества. Помню у меня дома была целая коробка с открытками — репродукциями с картин В. Васнецова, И. Шишкина, И. Репина, И. Левитана, М, Врубеля, И. Айвазовского и других. Чтение русских сказок, до которых я была большая охотница, перемежалось с чтением книг по истории искусства. Моей настольной книгой стала книга «Юному художнику», подаренная мне родителями.
Весной мы с классом ездили на наброски в московский зоопарк. На теплом весеннем солнышке грелись львы и волки, в пруду грациозно плавали лебеди и плескались утки, а мы с упоением и дотемна, рисовали все, что видели — карандашом, углем и акварелью. Эта привычка — рисовать с натуры, делать беглые зарисовки, осталась у меня на всю жизнь. Везде, где бы я не была, со мной всегда альбом для набросков и карандаш.
Раннее творчество
Если говорить о моих самых ранних работах, то это были рисунки карандашом либо акварелью. Впоследствии мне стало интересно попробовать писать гуашью. Первые пейзажи в этой технике были написаны на ящике из под посылки. Фанеру было не достать, я ходила на почту и в соседний магазин за ящиками. Ящики разбирались на «запчасти», дно и крышка после тщательного ошкуривания были вполне пригодны для работы гуашью. Яркость красок, плотный мазок — все это меня чрезвычайно привлекало. Я всегда «пишу свое настроение», работы рождаются быстро, я просто выплескиваю свои чувства и эмоции. Это потом уже после тщательного просушивания, бережно покрываю картину лаком и подбираю рамку.
Натюрморт, портрет или пейзаж?
Мне никогда не нравилось писать портреты. Может потому что я не слишком люблю людей и мои портреты скорее смахивают на карикатуры или шаржи. Но я всегда с интересом люблю разглядывать лица — стариков, женщин и детей. Каждое лицо уникально и неповторимо, каждое несет на себе свой особенный отпечаток. Иногда ловлю себя на мысли, что слишком пристально кого-то разглядываю и пытаюсь представить, что это за человек? чем он живет? Наиболее открыты лица у детей. Они еще не научились обманывать и лукавить. Очень интересно рассматривать женские лица — они бывают такие разные, одухотворенные и приземленные, возвышенные и совершенно «убитые» жизнью, взволнованные и равнодушные, гневные, страстные, но всегда — эмоциональные. Лица стариков — это как история всей их жизни, каждая морщина — как душевная борозда, отголосок далеких событий.
И все-таки мне ближе всего пейзажи, часами могу рассматривать картины Саврасова и Левитана, Поленова и Шишкина, Айвазовского и Рериха. Ближе всего мне по духу Исаак Левитан и Айвазовский. Родись я у моря, наверняка стала бы маринистом. Но навсегда в душе поселилась любовь к неброской красоте нашей средней полосы. Изо всех поездок привожу фотографии и наброски, что помогает впоследствии писать картины «по памяти».
Любые нюансы настроения, душевного настроя можно передать с помощью пейзажа.
Как рождаются картины?
На этот вопрос нельзя ответить однозначно, у всех это по-разному. Кто-то рисует по памяти, кто-то только с натуры, другие выплескивают на холст свои эмоции и душевные переживания и т. д. У меня зачастую картины рождаются после каких-нибудь поездок, причем иногда это бывают отголоски давних путешествий, а иногда — пишу пейзажи «по свежим следам». Например, как это было после поездки в Суздаль. Возвращались мы вечером и заходящее солнце золотило маковки церквей, последние лучи мягко подсвечивали осеннюю листву и за окном автобуса мелькали леса и перелески. Вдруг из-за туч прорвался один из солнечных лучей и пронзительно осветил старую деревянную церквушку, которая спряталась в осеннем лесу. Зрелище было настолько ярким, так отчетливо врезалось в мою память, что на следующий же день была написана миниатюра «Суздаль». А второй сюжет из этой же поездки навеял темный сумрачный вечер и восходящая луна, призрачно скользившая за облаками…
Во время своих многочисленных путешествий я всегда ношу с собой альбом и карандаш (уголь) для зарисовок. Сюжеты могут быть совершенно различными — крыльцо у деревенской избы, покосившийся забор, церквушка, старое дерево с узловатыми ветвями, излучина реки. Беглый набросок, сделанный с натуры, обязательно ляжет потом в основу одного из полотен. Так это было во время моего первой поездки в Карелию. Сидя на камне, с упоением рисовала памятники деревянного зодчества в Кижах и слушала, как плывет над озером малиновый звон…
После многочисленных поездок в Крым и путешествий с рюкзаком за плечами родилась целая серия пейзажей, посвященная этому удивительному краю. Ночевка на Ай Петри и мерцающие огоньки Ялты, солнечный Гурзуф, Алупкинский дворец, Красные пещеры, Новый Свет и Судак — все это живо в моей памяти, как будто это было только вчера… А весенний Бахчисарай с пьянящим ароматом цветущих абрикосов, пещерный город Чуфут Кале с его древними лабиринтами — разве можно забыть все это?
Впервые побывав на Синайском полуострове, я безоглядно влюбилась в суровую красоту этого края. Больше 12 лет я проводила свой отпуск в горах Синая, изучая быт и традиции бедуинов, о чем написала в одной из своих книг о путешествиях. Походы в горы, по каньонам, ночевки в пустыне, поездки вглубь полуострова по оазисам и заповедникам, посещение древних монастырей — все это легло в основу целой серии пейзажей, которая получила условное название «Дахабские зарисовки».
Я безумно люблю море, каждый свой отпуск — будь он зимой или летом, стараюсь провести поближе к морю. И везде стараюсь писать море, будь то Кипр или Тунис, Египет или Иордания. Море прекрасно в любую погоду, оно не может надоесть. Могу смотреть на него часами — приливы и отливы, штиль или шторм с солеными брызгами, все это оставляет неизгладимый след в моей памяти.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.