Бесплатный фрагмент - Живин день

Глава 1. Тот самый день

Нерада жила с бабкой на берегу реки Урчи, в десяти верстах от деревни Резуны, на выселках. Всего-то хозяйства было изба, да баня, обнесённые высоким тыном. Держали козу и полдюжины кур. Бабка ведала целебные травы и заговоры. В бане под потолком висели засушенные пучки трав, в избе на полках, в коробочках и баночках стояли всевозможные снадобья. Людей бабка не жаловала, потому и жила от них подальше.

До ближайшей деревни нужно было топать по болотам не менее часа. Деревенские жители бабку недолюбливали и побаивались, но почитали знахаркой, и обращаться к ней за помощью не брезговали. Приглашали на тяжёлые роды и к захворавшим. Знали, что бабка может задержать на Краю Мира умирающего человека. Но задержать на Краю можно было не всякого, а только того, кто способен был бы дальше жить. В противном случае душа человека могла застрять между мирами и вечно скитаться, не зная покоя. Помогала бабка не каждому, иной раз наотрез отказывалась. Нерада поначалу спрашивала её об этом, но бабка не любила разговоры о подобных вещах.

«Не разрешают!» — коротко отвечала она. Однако понемногу ей приходилось объяснять Нераде, как устроен мир, и какое место в нём занимает судьба каждого человека.

«Не всякому это ведомо, а кому ведомо — тот понимает», — говорила она.

И Нерада постепенно училась понимать, что не всякого можно жалеть, что необходимо ведать судьбу человека, прежде чем пытаться её изменить и многое другое. Глядя на бабку, потихоньку девочка навострилась тоже готовить снадобья и читать заговоры. Долгими зимними вечерами разбирала она сложные письмена, начертанные на вощёных дощечках, заучивала их наизусть. Летом собирала травы. Бабка знала в какую пору и какую траву надо собирать, чтобы трава имела силу. Для этого считала дни и наблюдала луну и солнце.

Нерада не всегда жила у бабки. Было время — она бродила с цыганами. Ей на ту пору было не больше семи лет. С цыганами Нерада была недолго, поэтому помнила их смутно и как оказалась у них — не помнила совсем. Помнила их странный язык, помнила, как старая цыганка расчёсывала ей волосы и называла её «заракирдо», что означало — зачарованная.

Однажды, когда их табор стоял возле деревни, у них появился незнакомый цыган. Этот цыган был непрост и видимо его в таборе видели не в первый раз. Он что-то горячо стал говорить их барону, всё время показывая на неё. Барон слушал его, качая головой, потом что-то приказал цыганкам. Цыганки взяли Нераду и отвели в деревню, посадили на скамеечку возле торжища. Она помнит, как они галдели вокруг неё, словно встревоженные птицы, потом велели ей сидеть, а сами ушли. Больше она их не видела.

Она послушно, как ей приказали, сидела на скамейке до вечера. Мимо проходили селяне и некоторые спрашивали её — «ты чья?» Она пожимала плечами — она не знала чья. Наконец под вечер её обнаружила бабка.

«Как твоё имя?» — спросила она девочку. Цыгане называли её Радой. Бабка долго смотрела сквозь неё, что-то шептала губами — «Никакая ты не Рада!» — промолвила она, наконец. Так и стала она называться Нерадой.

Жилось им сперва туговато. Но бабка ни разу не попрекнула девочку куском, ни разу не пожаловалась. Потом Нерада подросла и стала помогать по хозяйству, ловила рыбу в реке, ставила силки на зайцев, собирала съедобные коренья и ягоды.

Бабка умела целить разные недуги и не раз пыталась вернуть девочке память — но безуспешно. Она ведала солнечную магию Жизни и не могла снять чары потустороннего навьего мира. Бабка могла заглядывать и в прошлое и в будущее, но прошлое Нерады оставалось для неё непроницаемым, а будущее не открывалось.

Иногда Нерада видела один тот же сон… Она летит ночью над землёй, но рядом кто-то, кто хочет её защитить. Сзади надвигается что-то ужасное и оно накрывает её с головой. Она падает…

После этого сна Нерада всегда просыпалась с криком и в холодном поту. Для бабки было очевидно, что память у девочки стёрли с помощью волшбы — злой и неведомой. Очевидным также было и то, что Нерада была родом не из этих мест.

Сейчас, когда ей минуло семнадцать, она очень сильно отличалась внешне от местных девушек — курносых, пышнотелых, светловолосых. Волосы у Нерады были тёмно-русые и прямые, кожа белая, аккуратный точёный нос и огромные светло-голубые глаза. У неё были стройные ноги и гибкий стан, сильные, но изящные руки, маленькая грудь.

Бабка предполагала её родиной Аркону — соседнюю страну на востоке, на берегу моря, в которое впадала неугомонная Урча. С Нерадой она своими догадками не делилась.

Девушка краем уха слышала об этой дивной стране. Бабка рассказывала, что раньше Урча приносила оттуда торговые корабли, которые причаливали в Резунах и жизнь в деревне наполнялась радостной суматохой. Важные и разодетые расхаживали на торжище арконские купцы. Люди в Резунах жили безбедно, им не приходилось работать до седьмого пота — их кормила торговля. Но это было раньше, а сейчас между Арконой и Чуей вражда. Чуйский князь Лют что-то отобрал у арконских князей, какую-то реликвию, без которой Аркона приходит в упадок. Не стало торговли, не бороздят больше Урчу гордые арконские ладьи. Народ в Резунах отвык от работы и многие потянулись по большим дорогам в поисках лёгкой добычи. Неспокойно стало в мире.

Нерада не вникала в эти дела — у неё достаточно было хлопот по хозяйству. События её жизни ограничивались маленьким добрым мирком бабкиного дома, шумной речкой, лесом — в котором Нерада знала каждое дерево.

Зима в этот год выдалась долгая и лютая, ревели вьюги и трещали морозы. Тусклый, помутневший диск солнца почти не рассеивал тьму. Чтобы выйти из дома приходилось укутываться по самые глаза, иначе невозможно было дышать. Даже весна, семнадцатая весна её жизни выдалась холодная, и запасы на зиму подходили к концу. Как-то вечером бабка долго смотрела на заходившее солнце и вдруг ни с того, ни с сего заявила, что завтра будет «тот самый день».

«Какой день?» — спросила её Нерада, но ответа не получила. Впрочем, бабка часто изрекала что-то такое необычное и потом замолкала. «Тот самый день» мог быть и днём солнечного затмения и днём рождения новой луны, поэтому Нерада пропустила её слова мимо ушей, не особо озаботившись.

Утром «тот самый день» начался как обычно, не по-весеннему хмурый и пасмурный. Бабка натопила баню и про вчерашние слова не вспоминала. Нераде было велено накормить кур, подоить козу и натаскать воды из речки. Масленицу уже проводили, но в лесу ещё было сыро и промозгло, местами лежал снег. С деревьев капало, и в холодном воздухе клубился туман. Лохматые тучи важно плыли по небу, встряхиваясь колким крупитчатым снегом.

От избушки к реке шёл обрывистый, каменистый спуск. Нерада схватила ведра и, перепрыгивая замшелые валуны, словно козочка спустилась к воде. С берега в реку полого выступала гранитная плита, заросшая камышами, на которой Нерада обычно стирала одежду или черпала воду.

Но вдруг резкое карканье ворона нарушило привычную гармонию лесных звуков. Девушка внезапно остановилась как вкопанная, будто от окрика. Она сперва даже не сразу осознала, что изменилось в этой знакомой с детства картине. На каменной плите, лицом вниз, ногами в воде, лежал человек.

Некоторое время девушка стояла неподвижно, испуганная неожиданностью увиденного. Человек лежал, не двигаясь и было непонятно — живой ли он. Девушка пересилила страх, поставила вёдра на землю и осторожно приблизилась к лежащему.

— Эй! — робко окликнула она его, смущённая нелепостью заданного вопроса, — Ты живой?

Человек ничего не ответил и не шевельнулся. Нерада, расхрабрившись, подошла поближе, присела рядом на корточки, рассматривая незнакомца. Одежда его была мокрая и местами порванная, мокрыми были и светлые пряди волос, свисавшие с макушки обритой по бокам головы. Видимо, он выбрался из воды. В боку застряла короткая чёрная стрела и из раны нехотя ещё сочилась кровь, капли её стекали в воду, расплываясь мутными струйками.

Собравшись с духом Нерада осторожно взяла незнакомца за плечи и попробовала перевернуть на спину — это оказалось вовсе не так то легко. Раненый тяжело повис на руках у девушки. Совсем ещё молодой — годов двадцать или чуть более. Сердце Нерады учащённо забилось. Она никогда ещё не видела мужчин так близко, никогда не прикасалась к ним. Они с бабкой жили отшельницами.

Парней из деревни Нерада сторонилась, да они и не представляли для неё никакого интереса. А этот… Этот чем-то отличался. Чем отличался Нерада не могла бы так сразу ответить, но такие ей точно ещё никогда не встречались. Белая прядь волос, беспомощно упавшая на высокий лоб, раскинутые безвольно сильные руки. Нераду обожгло нестерпимой жалостью, нежеланием мириться с несправедливостью погибели этой силы и молодости.

— Помоги… — вдруг, почти беззвучно прошептали посиневшие губы. Веки дрогнули, но глаза так и не открылись. Рука юноши протянулась к ней и бессильно упала.

Нерада быстро скинула зипун, нашла и продела в его рукава гибкую толстую ветку, потом устроила молодца поверх своей одежды. Вцепившись в ветку, она волоком потащила его наверх, стараясь держаться пологой тропинки. Тот даже не стонал, голова его бессильно моталась. «Сейчас, потерпи немного», — шептала она больше для самой себя, стараясь двигаться как можно быстрее, но в то же время осторожно. Сердце её колотилось, ноги оскальзывались на крутом склоне, и коротенькая дорога до избушки показалась бесконечной.

— Бабушка! — закричала она, задыхаясь и падая наземь, когда, наконец, доволокла свою ношу до избушки. — Бабушка, помоги, же мне!

— О, Боги! — воскликнула выбежавшая на крики Нерады из избы старуха — Ты кого сюда притащила?

— Бабушка, помоги ему, помоги, будь добра! Бабушка!

— Тише ты, не ори так! — бабка подошла поближе и принялась разглядывать находку. — Это воин, дура, чужой! Арконец! Глянь — голова обрита. И он явно кому-то сильно мешал. Если у нас его найдут, думаешь нас пожалеют?

Но Нерада не сдавалась, со слезами умоляла она бабку, стоя на коленях. Нерада редко что-нибудь выпрашивала. Только однажды, давно, лет семь назад она попросила бабку подобрать хворого лисёнка. Бабка согласилась, но лисёнок, правда всё равно умер. Да вот сейчас.

— Тащи его обратно, где взяла. — упиралась бабка. — Не хватало ещё, чтобы его беды нашими стали… — бабка махнула рукой, показывая, что разговор окончен и собралась было уйти обратно в избу, но тут её внимание что-то привлекло. У юноши из-за порванного ворота рубахи выпал оберег — серебряная фигурка ворона на кожаном шнурке. Старуха наклонилась и взяла его в руку, пристально разглядывая. — Надо же. Вот что это за птица, — прошептала она и вдруг решительно приказала Нераде — Ладно уж, подымай, потащили его в баню!

Они вдвоём отнесли раненого в баню, где уложили на широкой скамье.

— Воду вскипяти. — распоряжалась бабка.

«Вёдра!» — вспомнила Нерада и кинулась назад за вёдрами на берег речки.

Когда она притащила в баню воды, бабка уже хлопотала возле арконца, то и дело спрашивая его имя. Стрела была извлечена, рана промыта и перевязана, но парень по-прежнему был без сознания и выглядел неважно.

— Рана бы зажила скоро, но крови много вытекло. Да застыл в воде-то ледяной. Но и не в этом беда — вижу, будто что-то гложет его изнутри, мучает. — рассуждала старуха, словно сама с собой, — Как будто Нежить его отметила. Не хочет он со смертью бороться, будто устал, будто не держит его ничего. Как бы, не ушёл в Ирий. — бабка вздохнула. — Кипяти воду-то, чего стоишь.

— Бабушка, ты же его задержишь на Краю? — с надеждой спросила Нерада.

— Имени я его не знаю. Чтобы задержать имя знать нужно. А он своё имя не называет. Слышит меня, но не отвечает. Видно есть у него на то причины, — тут бабка протянула Нераде какую-то вещь. — Посмотри вот, это было на тебе, когда я тебя нашла.

Это была серебряная фигурка ворона, точно такая же как на груди у арконца. Нерада вдруг вспомнила её. — Я думала, она потерялась. Где ты её нашла?

— У меня была убрана.

— Это же родовой оберег? — Нерада сравнила обе фигурки — они были почти одинаковы. — Посмотри, почти такая же. Мы с ним одного рода, что ли?

— Почём знать? — пожала плечами бабка — Только вот что я тебе скажу. Оберег, что был на тебе — не твой. Видишь — зазубрина. Это — след от оружия. К тому же такие обереги в Арконе носят только мужчины и только воины. А ещё скажу — цыгане тебя из-за этого оберега и оставили. Точно так. Тот пришлый цыган оберег узнал — и посоветовал от тебя отделаться.

— Ты хочешь сказать, что мне его повесил на шею арконский воин? Маленькой девочке? Зачем?

— Возможно, он смог бы тебе ответить — бабка кивнула на раненого.

— Прошу тебя, узнай его имя. Может быть, это моя последняя надежда узнать о себе правду.

— А она тебе нужна, эта правда? Не будешь жалеть потом? — бабка вздохнула — Вот смотри ещё, что он за человек. На плече у него след от ожога, старый. Это похоже на клеймо. Такие ставят рабам, которых продают в Степь. По телу рубцы и шрамы. Он хоть и молодой, но побывал в переделках. А на спине, между лопаток у него рисунок. Такой, знаешь, когда надрезают кожу, а потом затирают туда угольную пыль, чтобы не смылся. Рисунок этот сделан явно не в Арконе, возможно в Степи или ещё дальше, но в наших краях таких не делают. Я не знаю, что это значит, но он не простой воин, дочка, он — Иньша.

— Кто?

— Иньша — умеющий то, что не умеют другие.

— Это как?

— По-разному… Это значит Умеющий использовать Силу. Одни могут оборачиваться в животных, другие летать, третьи провидеть или проникать в мысли. Ну как тебе растолковать. Но не в этом дело — они могут постигать истинный смысл вещей, видеть суть. Наш мир пронизан потоками силы, злой и доброй, и есть люди, способные этими потоками управлять.

— Этому можно научиться?

— И да и нет. Иньшей можно родиться, но не стать воином.

Бабка пошла в избу готовить отвар, а Нерада подумала, что имеет смысл осмотреть вещи арконца, может имя где-то начертано и его можно прочитать.

Вещей было немного. Рваная окровавленная рубаха, кожаный пояс с медными насечками, длинный нож с костяной рукояткой, сапоги из мягкой кожи. Тут Нерада ещё обнаружила холщовый мешочек, что-то вроде кошелька, привязанный к поясу. Внутри оказался чудный камень. Тёмно-жёлтый, с коричневыми прожилками, чуть поменьше куриного яйца и необычно лёгкий для своих размеров. Она подержала его в руке и странное чувство возникло у неё, словно видела она его уже где-то. В памяти всплыли какие-то неясные картины.

…Детские голоса… булыжник под ногами… «Алатырь!» — вдруг вспомнила Нерада и вздрогнула — камень стал нагреваться. Спустя мгновение он уже светился в её руке странным желтовато-оранжевым светом. Был тёплый, но не обжигал. Нерада смотрела на Камень, заворожённая чудом. Ещё чуть- чуть и произойдёт нечто. Но тут воротилась бабка и Нерада, спохватившись, тайком сунула камень в рукав. Бабка ругалась, когда она трогала разные волшебные вещи без разрешения, а Нерада почувствовала вдруг, что Камень ей пригодится.

Они возились с раненым до самого вечера, но ему становилось всё хуже.

— Плохо совсем, — проговорила бабка, — Уходит. Ничего не получается. Он сам жить не хочет.

Нерада упала духом. — Неужели совсем нельзя ничего сделать? Неужели я так ничего и не узнаю? Ведь он не просто оказался здесь. Сделай же что-нибудь!

— Чтобы его вернуть надо отправиться за ним по ту сторону и позвать его Оттуда.

— Я готова! Я пойду за ним! — закричала Нерада

— Не вздумай! Ты не умеешь быть Там и ходить Теми дорогами. Если не успеешь его вернуть, пока он дойдёт до Реки, то сама не сумеешь сюда вернуться и навечно станешь Навьей. Я только однажды это попробовала, но мне не удалось. Того, за кем я пошла забрала Лодка и я едва смогла найти дорогу обратно.

— Почему же ты не ушла вместе с ним?

— Лодка забирает только одного, кому назначено — второй остаётся в Нави навсегда.

— Но ведь ты вернулась…

— И думать забудь. Ты можешь остаться здесь, и я передам тебе все мои знания. Будешь ведать судьбы, и помогать людям. Посмотри, как у нас хорошо. — Старуха налила из маленького тёмного кувшина в кружку коричневатой жидкости, разбавила водой, затем взяла узловатую верёвку и принялась бормотать заклинания, перебирая скрюченными пальцами узлы на верёвке, чтобы, как положено, проводить душу в царство мёртвых.

— Да я своей судьбы не ведаю! Я имени своего не помню! — с горечью воскликнула Нерада и выбежала из бани.

Она никак не могла успокоиться. Ей в голову пришла совершенно безумная идея. Вернувшись в избушку, девушка разыскала на полке зелье для путешествия между мирами. Бабка при ней не разу им не пользовалась, но Нерада знала, где оно находится. В эту минуту она не думала об опасности — её страшила мысль о том, что всё её жизни останется по–прежнему. И не только — ей казалась чудовищно несправедливой эта смерть совсем ещё молодого человека. Её маленький мирок, радости, заботы, горести — всё потеряло смысл после встречи с этим арконцем, из последних сил попросившем её о помощи. Разве она могла отказать, разве могла обмануть того, кто в последнюю минуту на неё понадеялся? Если она сейчас позволит ему уйти, то никогда уже не будет также как и раньше светить солнце или падать снег. Никогда не наступит в её жизни день, когда она не будет сожалеть об этой утрате. Все её смутные мечты вдруг обрели реальные очертания. Раньше Нерада думала, что есть бабка, есть она и есть жители Резунов — заурядные люди, в которых нет ничего интересного. Но теперь она знала, что есть иные люди и иные страны и невозможно уже будет это тихое лесное существование. Она никогда, никогда больше не будет счастлива.

Нерада была готова на всё: спасти чужую жизнь или потерять свою, лишь бы найти своё место, своё назначение. Она вернулась в баню, бабка всё также шептала, полуприкрыв глаза. Нерада подошла к умирающему. Дыхания уже не было слышно, но руки его ещё были тёплыми, и смерть ещё не обезобразила черты его лица.

— Прости меня бабушка! — тихо сказала она и быстро сделала глоток из склянки. Старуха кинулась к ней, но не успела.

— Ты что же наделала! — горестно воскликнула та.

Нерада что-то хотела ответить, но дыхание её перехватило, склянка выпала из рук, всё вокруг поплыло и, скрюченная страшной судорогой, она рухнула на пол как подкошенная. Её охватила паника, и захотелось всё вернуть, она уже жалела о том, что сделала. Её корчило, пронзало страшной болью, но через несколько мгновений агония прошла и Нерада вдруг увидела своё тело, распростёртое на полу. Всё вокруг изменилось, стены баньки расплылись в очертаниях, послышались странные скребущие звуки.

Нерада вспомнила о том, что ей надо отыскать душу арконца. Она рванулась вперёд, стена расступилась и Нерада оказалась в лесу. Не в том лесу, к которому она привыкла с детства, а в каком-то тёмном, незнакомом, зловещем. Она растерялась, не зная куда идти, хотя сложно было в том мире обозначить способ передвижения — это происходило без участия ног, как-то само собой. Какие-то чёрные тени, похожие на птиц с человеческими головами стали стремительно нападать на неё, задевая крылами. Их лица были ужасны. Нерада в страхе закричала и закрылась руками. В рукаве её сверкнула жёлтая искра, и чёрные тени отпрянули со злобным шипением. Нерада совсем позабыла про Камень. Теперь она достала его из рукава и с удивлением ощутила его тёплые гладкие грани. Камень горел в её руке ярко-огненной звездой. Стало светлее, страх рассеялся и Нерада увидела впереди бледный силуэт человеческой фигуры.

— Стой! Вернись! Вернись, прошу тебя! — кричала она, но не криком, а сердцем. Стремлением воли рванулась она вперёд и вскоре очутилась рядом с душой воина.

— Остановись! Прошу тебя! Стой же! Стой! — она пыталась догнать его, но он будто ускользал, словно не видел её.

«Я не знаю его имени. Он не слышит меня», — подумала Нерада, но тут она вспомнила про оберег, и её осенило — Сын Ворона, остановись, послушай меня! Сын Ворона… — окликнула она его.

Он, наконец, услышал, повернулся и посмотрел на неё с удивлением.

— Ты кто? Что тебе от меня нужно?

Нерада увидела его глаза — ясные и лучистые, словно солнечный день.

Девушка лихорадочно соображала, чтобы ей ответить. — Я пошла за тобой, чтобы позвать тебя. Мне очень нужна твоя помощь! Пожалуйста, нам надо вернуться! Ты один можешь мне помочь.

— Я сейчас не могу, я должен идти.

Нерада с трудом пыталась найти нужные слова. Её казалось, что она кричит сквозь толщу воды. — Сын Ворона, вспомни кто-ты, куда и зачем ты шёл? Как тебя звали?

— Я не могу называть это имя…

— Почему?.. Почему?.. Вспоминай!

— Это не имеет значения. Надо идти.

Нерада схватилась за последнюю соломинку. Она протянула ему Камень — Смотри, смотри! Это я нашла у тебя!

Арконец внимательно рассматривал Камень — Откуда он у тебя? Ах, да! Я же должен вернуть его… людям… Я же обещал… Точно! — он остановился в нерешительности — А как же теперь назад?

— Река! — закричала Нерада — Мы дошли до Реки! Бежим скорее отсюда!

Деревья расступились, и перед ними раскинулась Река, вместо воды в которой клубился туман. Другого берега в тумане практически не было видно, можно было только угадать вдалеке тёмную мутную полосу.

— Поздно, — сказал её спутник. — Меня уже зовут.

По реке с другого берега двигалась Лодка, которой правил Старик. Седые космы его и борода сливались с туманом.

— Бежим.– прошептала Нерада. Шёпот её разнёсся по Реке громче крика.

— Лодка не может уйти пустой, — донеслось в ответ.

— Возьми тогда и меня, Старик! — крикнула Нерада.

— Лодка возьмёт того, кому назначено. А тебя ждут Навьи, — снова донёсся ответ.

— Лодка не уйдёт пустой. — Словно эхо откликнулось где-то рядом. Нерада обернулась и увидела свою бабку. Точнее, похожую на бабку дородную величавую Женщину. — Я уйду в Ирий вместо него…

— Разве тебе назначено? — спросил Старик.

— А разве не Ты разрешил мне уйти, когда я захочу? Ты помнишь? — голос Женщины звучал одновременно певуче и грозно.

— Это твоё право. — согласился Старик.

— А эти пускай возвращаются в Явь. — Женщина села в Лодку. — Не мешкайте, у вас мало времени! — крикнула она и махнула рукой. Лодка отчалила от берега и вдруг стремительно стала удаляться.

— Бабушка! Прости меня! — опомнившись, закричала Нерада.

— Храни вас Сва! — донеслось до неё. Нерада провожала уходящую лодку взглядом, не в силах сдвинуться с места.

— Нам пора! — арконец взял её за плечи и повлёк прочь от Реки и Нерада словно почувствовала это. С Реки дунул в спины попутный ветер, и они помчались. Тьма вокруг них сгущалась, и жуткие Навьи, со свистом, кружили над их головами. Искра Камня рдела у Нерады в руке золотистым оком.

— Может, скажешь уже своё имя? — снова спросила Нерада.

— Далось тебе моё имя! Яромир меня звали… Давно… — услышала она ответ.

Вот уже показался тёмный силуэт бани, где лежат их тела, но не видно ни двери, ни окон. Они обошли вокруг бани раз, второй… Не войти. Время уходит, ещё чуть-чуть и их навечно проглотит мрачная Навь.

— Наши тела там, но я не могу найти вход. — прошептала Нерада с тревогой.

— Он там же где и выход. Камень… Швыряй Камень в стену! Не бойся! — голос Яромира вселял уверенность. Нерада кинула Камень изо всех сил, стена расступилась, и их затянуло в проём.

Глава 2. Камень

Всё прошло на редкость удачно. Комар носа не подточил. Волох пустил стрелу через реку, точно в указанную расщелину между зубцами крепостных стен. К стреле была привязана тонкая длинная бечёвка. Самое сложное было спланировать через ревущий поток к восточной стене замка и взобраться по ней до первого яруса. Сделав это, Альяр отыскал стрелу и потянул за бечёвку, к другому концу которой с того берега уже привязали крепкую верёвку.

Закрепив верёвку на первом ярусе Альяр дал возможность перебраться через реку Шнырю и Киле. Волох и Бажен остались на том берегу стеречь переправу и прикрывать их отход.

Используя железные крюки и верёвки, Альяр взбирался на следующий ярус, потом помогал взобраться остальным. Так они добрались до третьего яруса, где по сведениям и находился сам Камень. Сведения эти два дня собирали Шнырь и Бажен, ошиваясь на городской площади и по питейным заведениям.

Восточная стена замка Катун отвесно возвышалась над бурлящей рекой Пологой, которая в этом месте обрывалась красивым водопадом. Эта стена считалась неприступной, а потому не охранялась, так как подойти к ней со стороны реки было невозможно. Верёвку, протянутую с другого берега, закрепили на третьем ярусе, привязав на железный крюк, вбитый в стену. Третий ярус охраняло всего двое стражей, чтобы оглушить и связать их много времени не понадобилось. Теперь на пути троих похитителей оказалось девять дверей с хитроумными замками и заговорами.

«Работай, Шнырь!» — и Шнырь не подвёл. Словно колдун шептал он какие-то слова, вставляя тонкие стрелы отмычек в замки, поводя ими, то туда, то сюда, нажимая, постукивая. Одна за другой открывались неприступные двери. Альяр поторапливал. Смена караула могла обнаружить отсутствие стражей и поднять тревогу.

Наконец открылась девятая дверь, за которой обнаружилась ниша, посередине ниши стоял ларец из чёрного дерева, обитый кованым железом и украшенный самоцветами. У Шныря вырвался вздох восхищения. То ли заклинание было сильным, то ли Шнырь от самоцветов голову потерял, но ларец не поддавался. Время уходило, вот — вот должна была прийти смена сторожей. Ларец был тяжёлым, унести его Кила конечно мог, но перебраться с ним обратно за реку нечего было и думать. «Попробуй сломать!» — попросил тогда Альяр Килу.

«Шуму будет!» — зажмурился Шнырь. Однако времени уже не оставалось.

Кила поднял ларец и изо всех сил швырнул его о стену. Посыпались самоцветы, коих горсть немедленно зацепил Шнырь, лопнули железные скрепы, но замок крепко держал крышку.

«Ух, погибель!» — Кила снова поднял ларец и шваркнул его об пол. Замок вылетел, так и не открывшись, крышка развалилась в щепы, на пол посыпались серебряные монеты. Альяр осторожно разгрёб их и подхватил с пола небольшой прозрачный камушек золотистого цвета, засунул его в полотняный мешочек, а мешочек положил за пазуху

— «Уходим!» — скомандовал он. Снизу уже слышались голоса и топот ног по лестницам. Охрана спешила, встревоженная шумом разбиваемого ларца. Их перехватили в десяти шагах от переправы, благо верёвка была привязана снаружи и её не заметили.

Стычка была короткой — ширина яруса не позволяла развернуться воинам, темнота и сутолока сослужили добрую службу похитителям. Троих стражей вывел из боя Альяр, остальных Кила столкнул с лестницы. Шнырь, тем временем накинув на верёвку, протянутую над рекой, кожаный ремень, прыгнул вниз и съехал, как с горки. Следом за ним Кила проделал то же самое. Альяр шёл последним, отбиваясь одной рукой, другой он перерезал верёвку и прыгнул вниз, растворившись в темноте. На том берегу его уже ждали.

Никто не верил такой удаче. Камень этот пытались выкрасть уже несколько раз. И не одна ватага арконских удальцов сгинула бесследно. Ходили слухи, что на Камне лежит проклятие и тот, кто отберёт его силой или похитит, вскоре должен будет умереть.

Двенадцать лет назад этот Камень-Алатырь хранился в Арконе и был собственностью арконских князей. Говорили, что давным-давно этот Камень упал с Солнца, как дар самому Свентовиту, который потом передал его по наследству своим потомкам. Волшебные свойства Алатыря заключались в противодействии Нежити и навьему чародейству. Только Владеющий Камнем мог считаться правителем Арконы, и только владеющему Камнем не страшен был никакой враг. Алатырь был оберегом и символом власти одновременно.

Так получилось, что два брата, два князя — Лют и Борисвет не смогли его поделить и не смогли определиться, кому править Арконой. По отцовскому завещанию Камень принадлежал Борисвету и хранился в храме Свентовитовом. У Борисвета было двое дочерей, а у Люта — сын. Однажды Лют заявил Борисвету, что согласно закону его сын должен будет унаследовать и арконский престол и Камень. Вспыхнула ссора. Борисвет изгнал Люта из Арконы. Тот бежал в Чую к своему тестю и затаил обиду на брата. А спустя три года Лют с помощью вероломной измены воеводы арконского Врамира отобрал Камень, а самого Борисвета и жену его убил. Врамир погиб, в тот же день пропала и маленькая княжна Горислава, младшая дочь Борисвета.

Нашлись свидетели, которые утверждали, что видели, как Врамир совершил предательство, сговорившись с Лютом похитить камень, чтобы отомстить Борисвету. Врамира нашли мёртвым на берегу моря, его тело было истыкано стрелами. Княжну Гориславу так и не отыскали. Однако Лют не смог занять Аркону, а остался княжить после смерти тестя в земле чуйской, в своём замке Катун. Там он и спрятал Камень. В Арконе в живых осталась только Злата, старшая дочь Борисвета — восьми лет от роду. Но занять арконский престол Злата могла, только выйдя замуж и с условием возвращения Камня.

Глава 3. Степь

Яромир застал эти трагические события на одиннадцатом году жизни. Он был старшим из четверых детей Врамира. Их было два брата и две сестры. После гибели отца всю семью предали позору. Родственники и друзья — все отвернулись от них, их сторонились, словно прокажённых, с ними никто не разговаривал, перед ними захлопывали двери.

Им пришлось перебраться в край дремучих лесов — Плесков, а затем ещё дальше, к берендеям. Зимой в дороге умерла младшая сестра Яромира. Наконец, они добрались до Торжища. Караваны купцов шли через городище с юга на север и с севера на восток к берегам Ра, Истра и Бористена. Их приютили дальние родственники матери.

По весне мать тяжело захворала, а средства, оставшиеся после смерти отца — закончились. Яромир стал ходить на пристань, чтобы немного заработать и помочь матери. Ему исполнилось двенадцать и он, как старший, чувствовал себя обязанным кормить семью. Он помогал оснащать суда, перетаскивать грузы, бегал посыльным, выполняя разные поручения. Работа была не только тяжёлая, но и опасная. Люди с пристани пропадали и больше не возвращались. Говорят, их увозили в Степь и продавали в рабство.

Однажды Яромиру накинули мешок на голову, связали руки и отправили с караваном, который двигался на юго-восток. Там его продали в Степь работорговцам, и отправили дальше на юг уже вниз по реке на больших деревянных стругах.

Для мальчишки настало время самых тяжёлых испытаний. Дважды он пытался сбежать, каждый раз его ловили, били плетьми и заковывали в цепи. От тяжёлой работы, побоев, издевательств — здоровье его пошатнулось. В Танае, на невольничьем рынке, он валялся на подстилке из прелой соломы среди таких же бедолаг, как и сам.

Вокруг царила невообразимая суматоха, крики, ругань, рёв животных, грохот повозок. От человеческих и звериных испражнений стояла густая вонь. Несмотря на пыльную жару, Яромира бил сильный озноб, раскалывалась голова, палящее солнце слепило глаза и очень хотелось пить. Мухи ползали по нему, но мальчик уже не обращал на них внимание.

Торговец людьми был в дурном расположении духа — среди пленников начинался мор и он торопился побыстрее их сбыть с рук. Он то и дело тыкал Яромира острой палкой и, ругаясь, требовал, чтобы он поднялся. Яромир не выдержал, собрав последние силы, он ухватил палку за острый конец, вскочил на ноги и резко дёрнул на себя. От неожиданности, торговец выпустил палку из рук и тут же получил удар тупым концом в челюсть. Удар был настолько сильным, что торговец отлетел на несколько шагов и повалился наземь, роняя товары соседей.

Началась суматоха. Рабы зароптали. Подбежали другие работорговцы, засвистел бич, завязалась потасовка. Побитый торговец, брызгая слюной и кровью в бешенстве орал и пытался выхватить меч. Яромир понимал, что его сейчас убьют, и решился стоять до конца. Наконец, торговцу удалось достать меч из ножен, с которым он и бросился на мальчишку.

Яромир перевернул палку острым концом вперёд и приготовился защищаться. Выстоять в этой схватке нечего было и думать — работорговцев было много и для юного невольника скорее всего всё окончилось бы плохо.

Но вдруг из толпы появился высокий человек в тёмном дорожном плаще. Голова его была обмотана чёрной тканью таким образом, что свободный её край закрывал и лицо. Видны были только одни глаза. Под плащом можно было разглядеть дорогую одежду. Манера держаться, горделивая осанка показывали, что этот человек привык повелевать. Незнакомец схватил торговца за руку, замахнувшуюся мечом, и сжал таким образом, что тот заорал от боли и выронил оружие. Толпа возмущённо загудела, но незнакомец властным жестом всем приказал замолчать, потом что-то крикнул и люди начали нехотя расходиться. Торговец продолжал что-то возмущённо тараторить, а незнакомец время от времени бросал ему в ответ короткие фразы сквозь сжатые зубы.

Яромир какое-то время глядел на всё это, но потом силы его покинули, всё закружилось перед глазами пёстрой каруселью. Ноги его подкосились, он выронил палку и, теряя сознание, повалился на землю.

— Я забираю мальчишку. — Сказал незнакомец в плаще. Торговец запросил цену.

Незнакомец рассмеялся ему в лицо.

— Парень не доживёт до утра. Завтра ты выбросишь его тело шакалам и не возьмёшь с них платы. А послезавтра половина твоих рабов ляжет в лихорадке и лишит тебя барыша.– Он сунул торговцу старую серебряную монету. — На, возьми себе за выбитые зубы.

С Яромира сняли оковы. Незнакомец бережно поднял его с земли и отнёс к коновязи, где был привязан статный конь вороной масти. Он положил мальчика поперёк седла впереди себя, прихватил ремешком, чтобы тот не свалился, и они помчались.

Конь летел как ветер, но ровной поступью, и Яромир в забытьи не ведал, куда они едут. Иногда он открывал глаза и видел, как несётся выжженная зноем сухая земля под копытами. Иногда они пересекали вброд речки, и пылающее лицо освежали прохладные брызги.

Незнакомец время от времени, не останавливаясь, прямо на ходу вливал Яромиру в рот из фляги какое-то горьковатое питьё. Пить было противно, но от зелья становилось чуточку легче.

Ночами Яромир лежал на войлочной кошме у костра, в глазах качались огромные звёзды. «Яромир слишком длинное имя, — сказал незнакомец, — я буду звать тебя Аль-Яр».

Мальчик не помнил, сколько времени они мчались, день сменялся ночью, и ему казалось — их путь никогда не кончится. Наконец он проснулся утром на соломенном тюфяке, постеленном на пол в огромной светлой комнате. В изголовье стоял кувшин с водой. Кроме Альяра в комнате больше никого не было. Снаружи слышался щебет птиц, жужжание насекомых, журчание воды и людские голоса. В распахнутое окно врывались запахи мёда, солнца и бегущей воды.

Альяр почувствовал, что от былой хвори не осталось и следа. Он встал с постели, напился воды из кувшина. Его немного пошатывало от слабости и сильно хотелось есть. Постояв некоторое время, Альяр осмотрелся, прислушался, потом вышел из комнаты, туда, откуда доносились голоса людей.

Он очутился на террасе большого каменного здания. Стены его были увиты плющом, во дворе росли кустарники с крупными оранжевыми и сиреневыми цветами, а также странные деревья без веток и с огромными рассеченными листьями. Стволы их были покрыты жёсткими волосами, а листья росли на верхушке пучком. Внизу, под террасой располагался вымощенный камнем двор с фонтаном посередине. Вода из фонтана стекала в мраморный бассейн, где плавали ярко-красные рыбы. Сразу было понятно, что находится усадьба высоко над землёй. Справа и слева от усадьбы вздымались к небу горы, покрытые голубоватой дымкой. Далеко внизу простиралась земля, расчерченная дорогами, по которым двигались игрушечные фигурки людей и животных, а ещё дальше серебрилась синева, соединявшаяся с небом фиолетовой полосой.

«Море», — догадался Альяр. Он был потрясён увиденным великолепием — так не вязалось оно с его привычным представлением о Степи. Для него Степь означала унылую, выжженную пустыню, грязные караваны, измученных рабов, а это были уже совсем другие края.

Его внимание привлекла группа юношей внизу, вокруг фонтана, выполнявшая какие-то упражнения. Все они были одеты в белые одежды. «Приёмы боя», — сразу догадался Альяр, подобная школа для воинов была и в Арконе. Он стал пристально наблюдать за учениками и не сразу заметил, как к нему подошёл тот самый человек, который выкупил его на невольничьем рынке. На нём уже не было чёрного башлыка, и он показался теперь Альяру гораздо старше.

Новый господин был коренаст, невысокого роста, поседевшие волосы его были коротко острижены. Рыжеватая окладистая борода была аккуратно ухожена и расчёсана надвое. Глубоко посаженные голубые глаза, были необычайно яркими и живыми для пожилого человека. Вообще, несмотря на возраст, весь его облик внушал невольный трепет. Старика звали Аршави. И Альяр только сейчас заметил, что у него не хватает двух пальцев правой руки.

— Скажи мне — неожиданно спросил Аршави Альяра, после того как тот его поприветствовал, — что ты хотел бы больше всего на свете?

Альяру хотелось есть, но он ответил, опустив глаза

— Быть свободным.

Было видно, что господину понравился ответ, — Ты свободен, — ответил он, хитровато прищурясь. Альяр не поверил.

— Я выкупил тебя и дарю тебе свободу, — подтвердил старик.

— Я что, могу уйти куда захочу? — спросил он.

— Можешь. — Ответил Аршави.

— В чём подвох? — снова спросил Альяр, пристально глядя ему в глаза. Он начал понимать, к чему клонит его собеседник, но пока неясным оставалась его цель, и это тревожило Альяра.

Аршави рассмеялся. — Нет никакого подвоха. Но подумай, когда ты уйдёшь отсюда, где ты окажешься через несколько дней? — спросил он мальчика.

Альяр снова потупился и ничего не ответил.

— Правильно, понимаешь. Судьба не делает ошибок. То, что нам кажется нелепой случайностью на самом деле логическая закономерность — продолжил старик. — Только выручить тебя снова будет некому.

— У меня на севере остались родные и им нужна моя помощь.

— Я заплатил за тебя старой серебряной монетой — ровно столько ты сейчас и стоишь. Как ты можешь помочь другим, если не смог помочь даже себе? Судьба твоих родных сейчас не зависит от тебя. Вполне возможно им тоже кто-то поможет, как я помог тебе. Если же ты останешься здесь, я смогу многому научить тебя и вскоре ты будешь стоить столько, что никто не отважится назначить за тебя цену.

— Я стану воином?

— Не просто воином… Ты будешь уметь то, что не умеют другие.

— Зачем вам моё согласие? Разве я что-то решаю? — Альяр снова с тревогой взглянул в лицо старого воина. Но голубые глаза его по-прежнему смотрели по-доброму, слегка насмешливо.

— Мне нужен ученик, а не раб, который думает только о побеге.

— Но разве у вас мало учеников? — Альяр указал на ребят, внизу у фонтана.

— Все они сыновья знатных вельмож и военачальников из разных городов и стран — Дакии, Готфии, Меотии, Скифии и это большая честь для них. Все они определённо станут великими воинами, но даже десяток таких как они не стоят одного воина из Русколани. Я не зря посещаю невольничьи рынки, где торгуют рабами с Севера. И дело не в умении воевать, не в силе рук, ног, не в быстроте. В тебе есть дух, это сложно объяснить, но я давно живу и я видел, как это проявляется. Ты можешь стать лучшим воином, Альяр. А раб из тебя никудышный… Вот поэтому мне и нужно твоё согласие, — подытожил Аршави.

— Лучше уж быть воином, чем рабом, — согласился Альяр. — Что я должен делать?

— Пока поесть и отдохнуть. Пойдём со мной. — и они вместе направились по террасе до каменной лестницы, спускавшейся вниз.

Страна, в которую Аршави привёз Альяра, называлась Гимерия. Со всех сторон окружало Гимерию синее море и только узенький заболоченный перешеек связывал её с Большой землёй. Лето здесь было жарким, а зима короткой, вверх поднимались горы, стелились внизу плодородные долины и высушенные степи. Всю её можно было обскакать на резвом жеребце за несколько дней. Здесь, на этом небольшом клочке суши обитало множество племён и народов — воевали друг с другом или заключали союзы, строили в горах крепости-города, выращивали хлеб и виноград, ловили рыбу и пасли овец.

С севера набегали в Гимерию орды кочевников, с моря — угрожали военные корабли и лодьи. Гимерийцам постоянно приходилось обороняться, и потому ремесло воина было у них самым почётным, потому и приобщали к нему с малолетства.

В школе у Аршави Альяр учился множеству премудростей: владеть оружием, ездить верхом, управлять колесницей, драться врукопашную. Помимо этого он выучил три языка: скифский, готфский и эгейский. Научился читать письмена на глиняных табличках и кожаных свитках. Сам Аршави учил его основам математики, астрологии, географии, врачевания. Учил он его и Тайному знанию — магии.

«В тебе есть Дар, я это чувствую — говорил он, — но мы пока не знаем какой. Придёт время и это откроется тебе. Тогда ты станешь не просто воином, а Посвящённым в Тайну».

За ошибки и промахи в школе жестоко наказывали, но Альяру было не привыкать, он не роптал и не жаловался. Аршави стал для него не просто учителем, а кем-то большим; другом, семьёй.

Личностью он был незаурядной — в недавнем прошлом прославленный полководец, он считался главным советником самого царя Гимерии Кирка.

«Когда-то давно — рассказывал он Альяру — была Великая страна Арцава, простиравшаяся от Понта и до Альборана. Жили в ней разные племена и народы. Корабли Арцавы, полные товаров бороздили моря до самого Гибралтара, караваны верблюдов шли на восток и возвращались оттуда гружёные пряностями, тонкими тканями, золотом, слоновой костью и другими товарами. Враги завидовали могуществу и богатству Арцавы. Армия её не знала поражений, но самое главное было — тайное знание, которым владели в Арцаве.

Но погибла Арцава не от полчищ завоевателей — междоусобицы и кровная вражда разодрали могучее государство. Амбиции знати и желание иметь больше, чем можешь стали причиной гнева Богов. Распалась Арцава на несколько областей. Пеласги с запада и хатти с востока оставили от цветущей страны руины. Часть её жителей ушла на восток, к берегам Инда, и назвали их арьи, часть ушла морем далеко на Запад, их назвали тиррены, а были те, кто ушёл на север, их стали называть русколаны или венды. Но тайное знание не исчезло. Народ Арцавы хранит его и передаёт избранным и на Севере и на Западе и на Востоке. Вот как и я сейчас тебе… Наша страна опять становится великой и могучей, как некогда Арцава, и многие народы уже покорились ей. И я потомок правителей Арцавы, Посвящённый в Тайну, стараюсь служить на её благо и защищать её интересы.»

С шестнадцати лет Альяр уже участвовал в военных походах наравне со взрослыми мужчинами. Однажды, во время столкновения с ясами, чтобы отвлечь врагов, ему пришлось броситься в заросли. Но там оказался обрыв, и юноша сорвался вниз с огромной высоты. Падая, он смирился с неизбежным и доверился своей судьбе. Страх отступил. Он должен был бы неминуемо разбиться, но вместо этого почувствовал, как воздух стал упругим и плотным, способным его держать.

Альяр скользил по нему, словно в детстве с горы по снегу на санях. Ветер рвал ему волосы, пел в ушах, он видел под собой стремительно несущуюся землю, а внизу по земле двигалась огромная тень ворона. Плавно, по касательной спустился Альяр на землю, немой от восторга и изумления.

Так открылся ему его дар — на мгновения становиться Вороном и задерживать падение, превращая его в полёт. Ему удавалось это не всякий раз, и много пришлось набить синяков и шишек, пока он не научился руководить своей этой способностью. Зато, отныне не было для него неприступных стен или башен. Альяру на спине между лопаток нанесли на кожу знак, который показывал, что он не просто воин, а Посвящённый в Тайну.

Как-то раз, после жестокой схватки, Альяру изрядно досталось и пришлось какое-то время проваляться в постели. Юноша было заскучал от безделья, но, к счастью, в руки к нему попался кусок можжевелового дерева. Ещё мальчишкой, Альяр любил вырезать ножом из дерева игрушки для младших брата и сестры. Теперь же, чтобы скоротать время, он снова решил вспомнить о любимой забаве. Аршави несколько дней наблюдал его старания, а потом принёс кусок чего-то желтовато-белого и протянул Альяру.

«На, теперь попробуй из этого. Это слоновая кость,» — пояснил он.

Альяр долго возился над костью: материал был хрупкий и твёрдый, часто крошился, резец отказывался ему повиноваться, но всё же ему удалось, в конце — концов, выточить из неё достаточно красивую фигурку ворона. Удивительно то, что по окончании работы, Альяр снова почувствовал, как к нему вернулась прежняя сила, уверенность и точность движений. Так он научился сам себя исцелять и восстанавливать.

Альяр подарил ворона своему учителю.

«Как ты продумываешь каждое движение резца — так ты должен продумывать каждый свой шаг, каждое своё слово. Чтобы ты не делал — представь, что ты вырезаешь,» — сказал ему тот.

Аршави гордился своим учеником и ставил всё более трудные задачи.

Время шло, Альяру минуло двадцать лет. Это был уже опытный воин, сильный молодой зверь, не ведающий страха и горечи поражений. Удача и слава сопутствовали ему. Он был высок ростом, стройный, со светлыми, почти белыми волосами и строгим взглядом серых глаз. Юные девы вздыхали о нём и охотно дарили ему свою любовь.

Но непонятная тоска стала терзать его, брови были постоянно нахмурены, так, что между ними пролегла морщинка. Его посылали в разные края, где шла война, каждый раз с разными людьми, которые не успевали стать его друзьями. Одних забирала смерть на поле сражений, с другими разлучала судьба.

Альяр возвращался каждый раз в школу к Аршави, но там находил он новых учеников. Словно гонимый ветром, оказывался он, то тут, то там, и всякий раз видел одно и то же: смерть, стоны, слёзы, разорённые дома и сожжённые посевы. Порой, он завидовал тем, кто работает в поле, выращивая хлеб или виноград, или лепит горшки или строит дома.

Однажды Альяр рассказал об этом Аршави, но тот рассмеялся: «Это удел рабов. Их жизнь вечный страх. А мы — воины, хозяева жизни, потому не имеем страха.»

— Они дарят людям радость, а мы несём лишь горе и смерть, — возразил Альяр.

— Их радость — набитый желудок. Она ничтожна по сравнению с радостью победы! Их удел — рабство. Наш удел– власть над ними.

— В моей стране и пахарь может быть воином, и кузнец, — напомнил Аршави Альяр.

— В твоей стране слишком холодно и безлюдно. Где там прокормить такую ораву бездельников. Вот и приходится воину быть всем понемногу. Но это почти тоже самое, что забивать сваи мраморной статуей.

Ответы Аршави больше не удовлетворяли Альяра. «Что я умею? — с горечью спрашивал он себя — Я умею убивать людей. Я умею убивать людей лучше, чем кто-либо. Больше я ничего не умею. Я служу чужим желаниям, порокам, страстям, а чего желаю я сам?»

Всё чаще он вспоминал Аркону, отца и мать, бесчестье семьи и не находил себе места в такие минуты. Все его мечты и чаяния остались там, на Севере. Он собирался поведать Аршави о своих терзаниях, но не решался огорчить человека, который возлагал на него большие надежды и которому был стольким обязан. Он ждал подходящего момента, понимая, что должен совершить нечто, выходящее за пределы обычной воинской службы. Только тогда Альяр мог бы покинуть эту приютившую его страну с чистой совестью.

Случай представился, когда в столице Гимерии — Таосе вспыхнул мятеж. Военачальник Гарпаг с отрядом вооружённых воинов, не без помощи скифов, захватил царский дворец, взяв в заложники, и царя Кирка, и его семью. Штурм города правительственными войсками был опасен гибелью сотен людей, и, самое главное, заложники тоже могли быть убиты.

Горстка удальцов вместе с Альяром смогла пробраться во дворец, обезоружить зачинщиков заговора и вывезти царскую семью в безопасное место. Мятеж был подавлен, страна спасена от смуты и разорения. Альяра и его товарищей ждали великие почести. Тогда Альяр и подумал, что теперь самое время явиться к Аршави с разговором о возвращении на родину.

Аршави встретил его с раскрытыми объятиями. Царь назначил его наместником в Меотии и он уже видел Альяра командующим меотийскими войсками. Но Альяр выслушал его рассеянно, потом задал вопрос:

— Ну что, я теперь дорого стою?

— Друг мой, «дорого» — не то слово; тебе цены нет. Я не ошибся тогда, в Танае. — растроганно ответил старик. — Но я вижу, моё предложение тебе не по нраву, не так ли? — заметил он, пристально вглядываясь в лицо своего воспитанника.

Альяр поведал ему о своём намерении покинуть Гимерию и вернуться в Аркону, чтобы восстановить доброе имя своего отца и возвратить святыню своему народу.

Для Аршави это прозвучало как гром среди ясного неба.

— Что ж, — вздохнул он, не скрывая огорчения. — Я знал, что это когда-нибудь всё равно случится. Я ждал этого и готовился расстаться с тобой, но всё равно я расстроен. И всё же, как и десять лет назад я говорю тебе: «Ты свободен!» Я дал тебе всё что смог — многие вещи ты уже знаешь лучше меня. Свою службу ты сослужил и вряд ли можно сделать больше для моей родины. Но что ты хочешь найти в своей холодной и дикой стране среди варваров? Пропадёшь только зазря…

— Себя. Я хочу найти себя. Помнишь, ты сам говорил когда-то?

— Ну, я тогда совсем другое имел в виду, — смутился Аршави.

Попрощались они тепло. Аршави подарил ему на память акинак с костяной рукояткой.

— Возьми, это не простой нож, заговорённый. Он выручит тебя ещё не раз. Только смотри, чтобы он не попал в чужие руки.

Альяр с благоговением принял подарок и сердечно обнял старика: «Не забывай меня! Может быть, мне от этого будет легче в трудную минуту», — попросил он напоследок.

Глава 4. Аркона

В Торжище Альяр успел явиться по осени. Там он узнал, что мать его умерла через пару дней после того, как он пропал. Сестру и брата вырастили дальние родственники, как своих родных детей. Сестра была замужем и уже ждала второго ребёнка. Брат жил у приёмных родителей, приучался к кузнечному делу.

Несмотря на радушный приём, Альяр чувствовал себя среди них не в своей тарелке, словно чужой. Про Аркону, отца и похищенный Камень вспоминать никто не хотел, ни брат, ни сестра, каждый был счастлив своими маленькими радостями. Единственное, что ему удалось узнать, то, что Камень в Аркону вернуть так никто и не смог. Поэтому, когда Альяр засобирался в дорогу, рассчитывая успеть в Аркону до зимы, все вздохнули с облегчением.

Аркона встретила его безлюдьем и запертыми воротами. Альяр сначала даже засомневался, его ли это родной город? Отродясь, в его родном городе не было на дверях замков! Некогда шумные улицы были пусты, по ним бродили тощие псы с нехорошими жёлтыми глазами. Ветер уныло завывал на городской площади, которая раньше оглашалась криками торговцев и весёлыми возгласами горожан. Ни купеческих лавок с товарами, ни каруселей с ребятишками — зловещая тишина, груды мусора и клубы тумана. Запах тления висел в воздухе, усиливая предчувствие беды. Некогда гостеприимные дворики спрятались за тяжёлыми, дубовыми воротами и огромными амбарными замками. Неуютно и мрачно было в любимом городе.

Альяр решил попробовать отыскать своего деда — старого Варуну. После гибели сына Варуна поселился на берегу залива, подальше от Арконы. Там он ловил рыбу и собирал раковины на мелководье. Альяр так и не видел его после смерти отца. В городе спросить оказалось некого — в лучшем случае ему предлагали идти своей дорогой, в худшем — спустить собак. Пришлось оправиться наугад.

Альяр был несказанно рад, когда уже под вечер, после долгих блужданий по берегу, он наконец, набрёл на хибарку деда. Сам Варуна вскоре тоже был найден живым, и, как показалось Альяру, не сильно постаревшим. Старик был ещё бодр и добывал пропитание по-прежнему — собирая мидий и закидывая в море верши для ловли рыбы. Внука он опознал, разглядев оберег ворона на его груди. Такие обереги носили все мужчины в их роду. Краюха хлеба, квас, вяленая рыбка и пара луковиц — немудрёную свою трапезу Варуна разделил с родичем.

— Скажи, дед, что ты думаешь об этой истории с Камнем? — спросил Альяр Варуну начистоту.

— Тёмная это история. Не был бы ты мой внук, не стал бы тебе и рассказывать. — старик помолчал, словно раздумывая, но потом всё же начал, — Было время, когда они дружили: Лют и Врамир и Борисвет, с самого детства. Борисвет и Лют братья только по отцу — матери у них были разные. Мать Люта — женщина-оборотень, поэтому Лют — волколак, перевёртыш, но не как мы — Вороны. Нам не нужно превращаться в птиц. Ворон — наш родич и мы просто просим его, а он даёт нам Силу. — старик задумался, словно погрузившись в свои воспоминания.

Альяр не торопил его, пусть вспоминает.

— Да, на чём я остановился? — встрепенулся Варуна, — Ага. Борисвет всегда задавался, что он старший и законный сын своего отца, но Лют был сильнее его и мудрее. Он мог использовать Силу. Я думаю, Борисвет потому и выгнал Люта из Арконы, что боялся и завидовал ему. Врамир, конечно, в этом не поддерживал Борисвета, но он был верен своему слову, и вместе с Лютом не ушёл, остался до конца в Арконе.

Старик рассказывал не торопясь, медленно, словно обдумывая каждое слово. Альяр слушал внимательно, и ему всё время казалось, что Варуна что-то не договаривает или знает гораздо больше, чем может сказать.

— Ты же не веришь в то, что отец убил Борисвета и похитил княжну? — спросил он прямо, думая получить такой же прямой ответ.

Старик хитро усмехнулся, погладил жидкую седую бороду. — Каждый верит в то, во что хочет. Многие знают, как было дело, но все молчат, — старик махнул рукой. — Знаешь, почему от нас все отвернулись?

— Из-за отца? — Альяр поперхнулся.

— Вовсе нет. Они просто испугались. Вот все и попрятались — мол, ничего не знаем, мы тут ни при делах. Поняли, что тот, кто смог такое сотворить с Врамиром и Борисветом и не то ещё может. Думали, время пройдёт — всё наладится, рассосётся само собой — ан нет, дела всё хуже и хуже. Сейчас многие живут в страхе, проживают новый день как последний. И убежали бы, да некуда.

— Лютовы проделки?

— Про Люта, конечно, разное толкуют, но он на такое не способен. Нежить пробралась в Аркону, храм Свентовита осквернён. Такое тут творится — мороз по коже. Людей находят мёртвыми прямо в домах своих. Иные исчезают совсем, вместе с имуществом.

— Так вот почему на улицах так пусто и ворота на замках, — понял Альяр.

Много ещё чего рассказал ему дед. О том, что старейшины и бояре народ обдирают как липку, продают в рабство, чего испокон веку в Арконе не было. От нужды приходится людям идти на работы каторжные в рудники, а оттуда мало кто возвращается. Рассказал, что лютоборы закрыли море для арконских судов и теперь товары приходится возить через урманов, а те дерут втридорога, или по рекам. Упала торговля, пришла в разорение. Земля истощала, перестала родить — то град побьёт посевы, то тля поест. Рыба и та уходит всё дальше в море от арконских берегов. Обеднели леса дичью. Но и это ещё не всё — перестали рожать женщины. Редко-редко когда в семье рождается дитё, да и то хворое. Опустела Аркона, обезлюдела.

А ещё рассказал Варуна, что каждое полнолуние Зверь из моря выходит и людей пожирает.

— Это как же? — подивился Альяр

— А вот так, кому жребий выпадет, того и съест.

— А проучить этого Зверя не пробовали?

— Некому — у нас со Зверем уговор. Старейшины наши каждый месяц жребий кидают — кого Зверю надо скормить. Выберут, привяжут на пристани и оставят на ночь. А с утра убирают что осталось. — старик похрустел луковицей. — Вот давеча ночью Зверь приходил, старосту с Выселок ему скормили. Шестеро деток осиротинили.

— Бр-р. Чудно как-то выходит. Никто с чудищем справиться не может? Это же… — Альяр задумался, подбирая слово — …позорище какое-то. Или это нужно кому-то?

— Вот так и выходит. Старейшины запретили даже пытаться, мол, ещё хуже будет, потому как Камня нет и некому от нечисти людей защитить. Или чудище вдруг убить не получится, оно рассвирепеет, да весь город порушит. Сказали — так уж лучше, по одному.

— Да уж лучше. — Альяр усмехнулся, — За свою шкуру трясутся, либо выгоду имеют. Повидал я таких. Имущество жертв, интересно, куда девается? Они ещё хуже Нежити. А что, не нашлось ли кого вернуть Камень?

— Находились… Да сгинули все. И не просто это — вернуть. — незрячие глаза старика смотрели куда-то вдаль, — Это не то что на место положить, где лежало. Это надо сделать так, чтобы не только с «этой», но и с «той» стороны всё вернулось. Врата надо запереть, запечатать на веки вечные.

Не совсем понял Альяр смысл этих слов, решил, что мудрит старик. Варуна тоже не стал далее объяснять и переменил тему:

— Рассказал бы лучше, чего повидал, да где побывал, а то я сижу тут век, да ракушки ковыряю, — попросил дед.

Альяр понял, что от старика больше не добьёшься и всю ночь рассказывал Варуне про свою недолгую жизнь: про рабство, про Аршави и южные страны. Рассказал и про то, что летать научился.

— Это и отец твой умел. — Варуна даже не удивился — И я в молодости баловался. Способность у нас такая. Только летать и глупый воробей умеет, а ворон птица мудрая, птица — вещая. Видеть можно не только глазами и не только Явь.

Запали слова эти Альяру в душу, решил он их обдумать на досуге. Поутру он покинул старика, попросив никому про него не сказывать. Хотел ему золотых монет оставить — не взял Варуна.

— Мне ни к чему, — сказал, — я и так себя прокормлю. А другим — соблазн.

Наутро вернулся Альяр в Аркону и попросился в дружину у сотника. Имя своё настоящее и род свой открывать не стал. Придумал историю, в большей степени на правду похожую. Про обучение у Аршави и свою способность, тоже умолчал, чтобы избежать лишних вопросов. Рубаху старался не снимать, чтобы не видно было знаков на теле, а оберег хранил на груди, бережно застёгивая ворот. В дружине лишнего не болтал, стараясь не выделяться, близко ни с кем не сходился, но и особняком не держался, присматривался.

Помимо обычной, городской дружины, которая призвана был следить за порядком и оборонять город, была ещё особая. Воины её носили чёрные шапки и закрывали лицо, за что и получили название «чёрные клобуки». Это были люди приближённые к правящей верхушке, личная охрана самой княжны. Чем они занимались, всякий в городе затруднился бы ответить, да и местных среди них было немного — в основном наёмники. Получить чёрный клобук было непросто, кого попало, туда не брали, а за какие заслуги брали — тоже неведомо. Жили «клобуки» отдельно, с обычными дружинниками не общались, считалось, что выполняют они особые поручения. Власти над ними не имел даже воевода, и подчинялись «клобуки» непосредственно верховному жрецу. В народе их не любили, боялись, считали «нелюдью» и подозревали в таинственных похищениях людей и имущества.

Однако месяц подошёл к концу и на городской площади снова собрался народ, чтобы бросить жребий и выбрать Зверю новую жертву. Площадь была полностью запружена людьми и разукрашена словно на торжество. На высоком крыльце княжеского терема восседал совет старейшин, который управлял Арконой, пока княжна Злата не имела прав на престол.

Заплывшие жиром, в богатых одеждах, старейшины, казалось, пришли на праздник — такое самодовольство было на их лицах. Рядом стояли окольничие, стольники, стряпчие. Чёрной зловещей стеной, безликая, стояла охрана.

Верховный жрец Свентовита, смуглый, настолько мерзкого вида, что Альяру сразу захотелось съездить ему по роже, что-то мрачно гнусавил о гневе Богов и необходимости жертвенной крови.

Княжна Злата тоже появилась, тоненькая как берёзка, в расшитом бисером белом платье. Её светлые волосы, действительно отливали золотом в лучах солнца. Она показалась Альяру издалека ослепительно красивой, и он даже загляделся на неё, забыв на какое-то время о трагической причине этого собрания.

К действительности его вернули женский плач и одобрительный гул толпы. Каждый вздохнул с облегчением, кого злая доля миновала. Жребий выпал на сына торговца рыбой, единственного в семье. Отроку ещё и шестнадцати лет не исполнилось. Его грубо вырвали из рук безутешной матери, связали и заточили в клеть.

Затем началось гуляние, на площади раздавались яства, разливались меды и брага, скоморохи плясали, дудели, колотили в бубны — правили тризну как полагается о живом ещё человеке.

К закату солнца народ постепенно стал расходиться, и вскоре городская площадь вновь опустела, лишь тощие псы рычали, обгладывая кости.

К ночи Альяр тайком пробрался на пристань, которая находилась за городскими воротами, и спрятался под деревянным настилом. Вдоль пристани по берегу тянулись амбары с лодками, бочками и всяким другим скарбом. Невдалеке высились стены Арконы и дозорная башня. С моря дул зябкий ветер, по небу неслись низкие тучи, посыпая пристань мелким колючим снежком, по земле стелилась мутная мгла. Волны с грохотом бились о причал, обдавая доски ледяными брызгами. Двое воинов — «клобуков» привели жертву, дрожащую от холода и страха, привязали верёвками к сходням, и поспешили уйти прочь от страшного места.

Альяр подождал немного наверняка, дабы убедиться, что никого нет. Потом прокрался туда, где был привязан уготованный на съедение. Увидев, занесённый над ним нож отрок вскрикнул от ужаса.

— Тише! Не бойся! — Альяр перерезал верёвки, освободил парнишку и помог ему взобраться на настил.– Ну, вот и всё. Давай, беги домой, к мамке, а я здесь вместо тебя останусь.

Юноша всхлипывал и дрожал, но не уходил, пытаясь что-то сказать.

— Что? — не понял Альяр, не расслышав из-за грохота волн и воя ветра.

— Я не могу. Если Зверь меня не найдёт — он разрушит город и растерзает всех, — наконец, перекричав ветер, ответил отрок.

— Иди-иди. Я тут сам договорюсь с вашим Зверем. Давай, вали отсюда. — Альяр легонько его подтолкнул в сторону городских ворот.

— Как же ты договоришься? — удивлённо спросил отрок.

— Как-как. Слова заветные знаю.

Парень прекратил всхлипывать, но не уходил. — Это нечестно, — воскликнул он уже окрепшим голосом — Жребий мне выпал, а не тебе. Я тоже останусь!

— Ишь ты! –Альяру понравились эти слова. — Ладно, оставайся.

Они стали вместе смотреть на ревущие у причала волны.

Меня Альяр зовут! — Альяр протянул юноше свою руку.

— Бажен. — ответил тот, неуверенно её пожимая.

— Вот что Бажен, запали-ка костёр. Костёр нам может пригодиться, да и холодно, — распорядился Альяр, а сам снова принялся напряжённо вглядываться в кипящую дождём и снегом мглу на поверхности моря, сжимая в руках рукоятку своего меча.

— А если мы не справимся со Зверем, и он обрушится на город? — спросил Бажен.

— А ещё не поздно, давай назад привяжу. Вот верёвка. Привязывать? — Альяр протянул ему верёвку. Бажен опустил голову, постоял, потом сказал решительно. — Нет, будем биться.

— Тогда костёр зажигай, время не трать!

Снежный дождь прекратился, и в клочьях разорванных туч показалась луна. Стало светлее. Альяр уже основательно промёрз, а чудовище всё не появлялось. На берегу Бажен суетился возле костра.

«А хорошо, всё-таки, что я не один.» — подумал Альяр.

Он хотел окликнуть Бажена и спросить, действительно ли сегодня должно появиться чудовище, нет ли какой ошибки, но тут поверхность озера вспучилась гигантским пузырём. Из воды показалась сначала бугристая спина, потом голова, размером с хорошую лодью, украшенная тремя рогами. Оно не спеша потянулось зубастой пастью к Альяру, но наткнулось на меч, взревело от боли и полезло на берег, намереваясь смять его своей тяжестью.

Огромная туша Зверя на суше стала неповоротлива, и только голова на длинной шее была более или менее подвижна. Однако, тело чудища оказалось покрыто толстой бронёй, от которой отскакивали стрелы, и даже стальное лезвие меча оставляло только царапины. Уклоняясь от взмахов головы, Альяр разил гадину, стараясь попасть туда, где шкура была тоньше — ноздри, глаза и пасть. Удары его причиняли Зверю боль, но были неопасны. Альяру никак не удавалось подобраться под горло, в то место, где броня была тоньше и можно было нанести смертельный удар.

Наконец Чудище с такой силой ударило головой, что Альяр отлетел далеко в воду. Ослеплённый яростью и болью Зверь ринулся в город, намереваясь снести всё на своём пути, но Бажен к тому времени уже отыскал несколько бочек со смолой и поджёг всю пристань, отрезав чудовищу дорогу в город.

Полыхали старые лодки, сараи, сваи, доски и брёвна, сваленные на берегу. Зверь в ярости метался по берегу, обжигаясь и поднимая снопы искр. Наконец, Чудовище повернуло обратно в море и погрузило в холодную воду свою израненную, обожжённую морду. Как раз из воды Альяр и добрался мечом до уязвимого горла.

Хлынула чёрная кровь, расплываясь на поверхности моря маслянистыми пятнами. Чудище забилось в конвульсиях, поднимая волну и круша в щепки корабли у пристани, потом затихло, покачиваясь на волнах.

После того Альяр и Бажен долго возились, отделяя голову Зверя от туловища, используя поочерёдно все инструменты, которые Бажен смог раздобыть в амбарах на пристани — в ход шли топоры, багры, пилы, кувалды. Уже светало, когда они мокрые с головы до ног, чёрные от грязи и копоти, уставшие и продрогшие сели греться возле догорающего пожарища. Голова чудовища с оскаленной мордой валялась на берегу, а тело, словно громадный поплавок прыгало на волнах.

Альяр и Бажен сначала долго сидели молча, по очереди вытягивая к огню озябшие ноги и руки.

— Да, натворили мы дел, брат, — наконец нарушил молчание Альяр — всю пристань сожгли.

— А мне понравилось. — сказал Бажен. — И не страшно ничуть. Страшно было только вначале, потом ничего.

— Здорово ты это придумал — смолу поджечь. — продолжал Альяр — А то эта гадина бы снесла городские ворота, пока я соображал, как лучше её подковырнуть.

Они с азартом стали вспоминать подробности сражения, подшучивая друг над другом. И каждый почувствовал себя счастливым.

— Может научишь меня как ты это так… мечом. И вообще… всему. — Бажен смутился.

Альяру стало смешно — какой из него учитель, он совсем ненамного старше своего ученика.

Наконец, Бажен спохватился: — Надо уходить, а то люди придут, надают ещё по шее. Пойдём отсюда, — он поднялся, отряхнулся и решительно зашагал к городским воротам

— За что по шее? — возмутился Альяр, послушно двинувшись вслед за ним.

— А смотри, добра мы сколько пожгли. Лодки, амбары. Красную дорожку нам точно не постелют.

— Дорожку не постелют? Да нам не то, что дорожку, нам венки должны сплести из этого, как его, из мирта и красивые девушки должны нам возложить их на головы. А мы должны возлежать на ложе и вдыхать фимиам. — Альяр вдруг подумал про Злату.

— Э-э, что вдыхать? — нерешительно спросил Бажен

— Неважно. С ума, что ли здесь посходили? Лодки дороже людей? Что в этом городе происходит? Мне кто-нибудь, что-нибудь объяснит? — Альяр со злости наподдал ногой тлеющую головню, так что взметнулись искры.

— Это всё Морок. — Ответил Бажен.

— Чтооо???

— Ну туман такой, — пояснил Бажен — С тех пор как Камень пропал, Нежить его насылает на город. От него люди злые становятся, жадные, боятся всего.

— В головах у них морок! — воскликнул Альяр — Придумают же! Три года зверюга людей запросто жрала, а мы её, два молодца, взяли и уделали за ночь. Какой ещё морок?

— Чудище это Свентовит послал нам в наказание за то, что Камень не уберегли. Теперь ожидает нас новая кара, хуже прежней. Вот увидишь, так и скажут, — не унимался Бажен, продолжая свои мрачные пророчества.

— Молчи, Бажен, ой молчи. А то я огорчусь, и эти стены сам по камушкам разберу.

Они разошлись, договорившись о скорой встрече, и каждый заспешил к себе. Бажен — обрадовать родителей, Альяр — завалиться спать.

Глава 5. Княжна Злата

Княжна Злата не любила дневного света. Даже сейчас, тусклый полузимний рассвет раздражал её. Глаза хорошо видели в темноте, лучше чем у обычных людей. Она задёрнула наглухо занавеску на единственном окне в своей горнице. Горница была тщательно убрана, постель застелена без единой складочки. Никаких туалетных столиков, шкатулочек, подушечек, цветочков и прочих атрибутов девичьей спальни. Зеркало, сундук и два резных кресла и увешанные коврами стены, составляли немудрёное убранство комнаты, словно здесь жил воин, а не знатная девушка. Единственным предметом, который не вписывался в интерьер, была тряпичная кукла с лицом из воска, которая была аккуратно присунута в изголовье кровати.

Княжна была в дурном расположении духа, она ходила из угла в угол, и её прекрасное лицо то и дело искажалось судорогой гнева. У дверей с видом побитого пса стоял главный жрец Свентовита — Гинда

— Ну и как ты это допустил? Ты где должен был быть?

Гинда молчал опустив голову.

— Ты где был этой ночью? Не успел кровушки напиться? По девкам распутным шлялся?

Гинда переступил с ноги на ногу. — Там были мои люди.

— И что толку, что они были? Кто это сделал? Кто убил Зверя? Этот щенок, что-ли?

— С ним ещё кто-то был. Высокий, с оружием. Развязал его, потом…

— Кто был, узнали?

— Сейчас выясняем. — Гинда старался казаться спокойным. Он действительно кутил всю ночь и теперь от каждого резкого возгласа княжны он чувствовал головную боль.

— Что значит «выясняем»? Твои люди, что были там, они что, слепые? Они не разглядели, кто это был? — княжна была в бешенстве, но голос её был также холоден и твёрд, как сталь.

— Темно было и погода… — пробормотал Гинда — Они надеялись, что Зверь растерзает обоих.

— Скажи лучше, они боялись подойти поближе, да? Боялись. Так ведь? Почему, почему их не убили и не спрятали тела? Мне каждый раз объяснять тебе, что надо делать? Надо было уничтожить все следы, чтобы никто ничего не узнал.

Княжна замолчала и снова принялась расхаживать по комнате, кусая губы. Потом она села в кресло и стала размышлять, постепенно успокаиваясь.

— Теперь надо снова думать, как держать чернь в повиновении, — отчеканила она.

— Напустим мороку…

— Ты ничего не понимаешь! — с досадой сказала она. — Морок не действует на тех, кто потерял страх. Сейчас они убили Зверя, дальше что?

— Пусть сёстры поработают, — предложил Гинда.

— Поработают. Сёстры поработают. И ты поработай. Найди мне немедленно этого храбреца. Надо будет его за Камнем послать, — княжна прищёлкнула пальцами.

— А если не пойдёт?

— Пойдёт, как миленький, никуда не денется.

— А если он принесёт Камень? Что ты с ним делать станешь? — задал Гинда вопрос.

— Я открою Врата и стану, наконец, править не только этой вонючей Арконой. Миром править стану. Совет этот разгоню, надоели, жируют за наш счёт. Если Камень будет у меня, будет другой храм и другой бог в этом храме. И немного другие люди будут существовать в Арконе. А лютоборов я к ногтю прижму, наконец, — с вызовом ответила Злата. — Будет с них, и серебро и пути торговые — всё наше будет.

— А если Горислава… — пробормотал Гинда.

— Гориславы нет, нет и всё! И не будет никогда! — княжна топнула ногой и закусила губу.

— Тогда, почему бы не спалить куклу? Прямо сейчас? — Гинда глянул ей в лицо и обнажил в улыбке мелкие острые зубы.

— Пошёл вон! — прикрикнула на него Злата. Лицо её исказилось, словно от боли. Она понимала, что Гинда прав и ей тошно было от его правоты.

Альяра разбудил рёв вечевого колокола. Засыпал он, не раздеваясь, поэтому сразу вскочил, плеснул в лицо холодной водой из ведра и побежал к городской площади. На улочках Арконы царила суматоха, люди стекались на городскую площадь, растревоженные звоном. На площади было не протолкнуться. На ступенях храма Свентовита снова разглагольствовал верховный жрец. Тут же стояли старейшины, воеводы, знатные бояре, княжна Злата в серебристой собольей шубке. Чуть пониже у подножия лестницы, опустив голову, стоял Бажен со своей семьёй. Альяр протолкнулся поближе, чтобы слышать, о чём говорят.

— …И теперь нас ждут страшные испытания. Нежить не оставит нас в покое, унося многие жизни. Возможно, понадобится не одна жертва, чтобы умилостивить Богов… — гундосил жрец.

— Давай тебя пожертвуем, Гинда! — раздался из толпы чей-то ехидный голос.

— Правильно! — раздались голоса. — Почему наши дети? Пусть старейшины жертвуют или бояре!

Народ загудел, заволновался.

— Хорошо! Тогда пусть ответит тот, кто это сделал, тот, кто дерзнул убить Зверя! — закричал жрец и обратился к Бажену — Я ещё раз тебя спрашиваю, кто был тобой на пристани, кто убил чудище? — Бажен покраснел и упрямо мотнул головой. Было видно, что ему нелегко даётся это молчание.

— Говори! — загудела толпа — Пусть скажет, наконец! Развяжите ему язык! — послышались возгласы. Народ стал напирать на ступени. Особо рьяные полезли вперёд, пытаясь схватить юношу. Вот-вот могла начаться потасовка.

— Да я это! Слышите? Я убил Зверя! — крикнул Альяр, пробираясь сквозь толпу. Его крик услышали не сразу, а когда услыхали, то не просто расступились — шарахнулись в стороны, освобождая ему дорогу. Альяр легко взбежал по ступеням на крыльцо, и, обернувшись к толпе, поднял вверх руку, призывая послушать его.

— Назовись прежде! — крикнули из толпы. — Имя! Имя! — загудела площадь.

Альяр назвался себя и имя своих выдуманных родителей.

— Кто знает этого человека? — воскликнул жрец. — Есть ли у него родичи?

Наступила тишина. Родичей у него, конечно же, не было, а старого Варуну он никогда бы не выдал. Пока Альяр лихорадочно соображал, как будет выкручиваться, из толпы раздался возглас отца Бажена.

— Это наш родич! — крикнул он, — Племянник моего свояка!

— За родича пошёл! — пронеслось по толпе — За родича Закон велит! Правильно! Молодец, Альяр!

— Ты нарушил волю Богов… — начал снова гнусавить Гинда.

— Лжёшь! — оборвал его Альяр и обратился к толпе. — Разве мог я, обычный воин, погубить чудовище, если б не было на то воли Свентовита? — голос его звучал уверенно и звонко, слушая, толпа затаила дыхание. Конечно, насчёт обычного воина он слукавил, но цели своей добился. — Свентовит не пожелал этой жертвы, поэтому позволил убить Зверя. Если мы вдвоём с мальчиком одолели эту гадину, неужели все вместе мы не справимся с Нежитью?

— Правильно! — загудела толпа. — Добро говоришь! — Альяр почувствовал, что огромная людская масса поддерживает его и готова ему повиноваться. Он видел глаза, устремлённые на него, видел, что люди ловят каждое его слово. Он видел лица, уставшие от безысходности и надежду на этих лицах. Он чувствовал свою правоту, поддержанную целой площадью, и решимость вернуть людям святыню вспыхнула в нём с новой силой.

— Почему ты тогда убил Зверя и сбежал, раз считаешь, что сделал правое дело? — выступил вдруг арконский воевода.

— Я не сбежал — вот он я! Выполнил свою работу, и спать пошёл! — отвечал Альяр, не моргнув глазом.

В народе раздался смех и возгласы одобрения. Дерзкий и уверенный в себе стоял Альяр на красном крыльце, перед отцами города, готовыми в клочья разорвать его от злости, но боящимися народного гнева. Альяр почти физически ощущал эту злость и это его подзадоривало. После гимерийской знати, разодетой и раззолоченной, арконские старейшины казались ему жалкими простолюдинами, простыми пичугами по сравнению с пышными павлинами.

— А кто возместит ущерб, который вы причинили своим пожаром? — наконец высказал один боярин.

— Сначала верните людям близких, принесённых в жертву и их имущество! — ответил Альяр. Его слова были снова встречены гулом одобрения в толпе.

Среди бояр возникло замешательство. Княжна нервно теребила изящными ручками краешек меховой накидки и кусала губы. Бояре переговаривались вполголоса. События явно разворачивались не так, как им хотелось. Попахивало назревающим бунтом.

— Может, ты нам и Камень сможешь вернуть? — наконец воскликнул Гинда.

— Если таким будет повеление княжны, — откликнулся Альяр и обернулся к княжне, нахально глядя ей в лицо. Такого холодного взгляда и такого надменного лица ему видеть ещё не приходилось. Это его немного обескуражило. Ледяной взор девушки проникал в самое сердце, вызывая в теле невольную дрожь. Все взгляды устремились на неё, все ждали, что она скажет.

— Вы знаете, — наконец сказала она своим звонким голоском, — что мы все живём надеждой на возвращение Алатыря. И я верю, что этот день настанет! Вы слышали, этот человек обещал нам вернуть Камень! Так пусть сдержит он своё слово!

Она спустилась с крыльца храма по боковой лестнице, знаком приказав Альяру, чтобы он оставил оружие и следовал за ней.

За Альяром двинулся и жрец с двумя караульными. Внизу они прошли через подклеть, потом чередой многочисленных коридоров. Альяр бывал здесь в детстве, ещё с отцом и помнил, что княжеский терем соединялся с храмом Свентовита через длинный узкий проход. Он шёл по коридорам, стараясь восстановить в памяти давно забытые картины.

Альяру было не по себе от того, что позади его сопровождали вооружённые люди, словно арестанта, спиной чувствуя их неприязнь. Но он подавил в себе это чувство беспокойства, и уверенно следовал за княжной, не оборачиваясь назад.

Наконец, они очутились в просторной, богато убранной палате без окон, освещённой факелами по стенам. Здесь когда-то в узком кругу совещались жрецы и князья. Вдоль стен располагались широкие резные скамьи, посередине стояло большое медное зеркало, перед зеркалом стол и богато убранное кресло.

Кресло заняла Злата, Альяр так и остался стоять посреди комнаты, спиной к зеркалу, а жрец, отпустив караульных, отошёл к стене, словно желая остаться в тени.

Злата начала разговор с вопросов кто он и откуда пришёл в Аркону. Она спрашивала дотошно, выясняя подробности, пытаясь подловить, пристально глядя на него своими светлыми ледяными глазами, словно проникая внутрь. Альяр отвечал уверенно, не спеша, глаз не отводил, хотя и поёживался внутри от этого взгляда.

Легенду свою он тщательно продумал заранее, и выглядела она вполне правдоподобно. Мать вышла замуж за торговца из Саркела и уехала в Степь. Когда родители умерли, он решил вернуться к родичам в Аркону. Всё это сильно смахивало на допрос и Альяру всё больше казалось, что перед ним вовсе не молодая девушка, а умудреная опытом женщина.

Гинда всё это время помалкивал, стоя в темноте и тоже не сводил с Альяра тяжёлого взгляда.

— Ты убил Зверя и накликал на наш город беду, — сказала княжна.

— Разве охранять город не моя служба? — возразил Альяр.

Княжна презрительно усмехнулась, — Ты слишком много о себе возомнил. Твоя работа охранять город от людей. Думаешь, ты один такой храбрый, такой сильный? Зверь — это меньшее зло, с ним у нас был уговор. А на его место придёт другое зло. Понимаешь? Аркона проклята, Врата незаперты и теперь из навьего мира сюда постоянно проникает всякая нечисть. Вернуть Камень, забрать его у Люта — вот единственный способ прекратить это раз и навсегда!

— Я могу попробовать это сделать.

Тонкие губы Златы подёрнулись насмешкой — Хорошо, но, знай, Камень нельзя забрать силой. Многие пытались — ни один из них не выжил. Камень можно только отдать в дар. Однако Лют не собирается его никому дарить.

— Я всё-таки попробую, — твёрдо ответил Альяр. — Сколько у меня времени?

— Лучше дождаться окончания зимы, — ответила Злата.

— Что тебе нужно для этого? — спросил Гинда.

Альяр подумал, потом ответил — Сведения. Я должен знать о Камне всё.

— Хорошо. Ещё?

— Люди.

— Какие люди, сколько?

— Это я сам решу.

— Ещё?

— Остальное по ходу дела. Отправлюсь по весне после Масленицы, когда можно будет морем пройти. По распутице легче будет уходить от погони. Надеюсь успеть до Живина дня.

— Что же ты хочешь за это? Ты молод, полон сил, ты дерзок и храбр. Вряд ли тебя интересуют только деньги? — Злата встала с кресла и приблизилась к нему.

Голос её теперь звучал совсем иначе и молодому воину в нём послышался соблазн, хотя, возможно, он ошибался. Альяр немного отошёл назад и натолкнулся на зеркало. Злата поспешно подскочила и накинула на зеркало покрывало, но молодой воин успел краем глаза увидеть в нём какую-то неясную тёмную тень.

— Когда сделаю дело — поговорим об этом, — уклончиво ответил Альяр.

— Хорошо, — сказала Злата поспешно, — ты можешь быть свободен. Тебя проводят. Понадобишься — позовем.

Альяр покинул залу, но провожать его никто не стал и он не спеша прошёлся по галереям из храма обратно в терем, воскрешая в памяти картины двенадцатилетней давности.

— Свентовит, — произнесла Злата задумчиво и глаза её сузились, — Ну что ещё надо сделать, чтобы народ возненавидел этого Бога? Храм разорили, праздники отменили. Кровь Свентовитову принесли в жертву Мороку — нет, принесло сюда этого молодца. Не верю я ему, — обратилась Злата жрецу, — Он не всё рассказал. Ты видел, как он себя держит с нами? Как с равными. А как его слушает толпа? Сын торговца? Как же! Не похож.

— Это наглость, — предположил жрец.

— Нет. Он привык так себя держать.

— Родичи его признали.

— Он спас им мальчишку — они его за кого угодно признают.

Гинда пожал плечами. — Думаешь, Лютов шпион?

— Может быть. Разузнай о нём всё.

Гинда кивнул.

— Сделай это немедленно и поручи своим людям — пусть глаз с него не спускают.

— Может лучше загнать в него отравленную стрелу? Забот меньше.

— Беззаботной жизни захотел? — усмехнулась Злата. — Не -ет. Это всегда успеется. Он красивый и дерзкий. Он мне нравится.

— Странно слышать такие вещи от мертвеца, — недобро возразил Гинда.

— У меня тело молодой женщины — оно жаждет неги, — мечтательно вздохнула Злата. — Я сделаю его таким же, как мы, женю его на себе, когда стану княгиней. А ты будешь носить нам вино и фрукты в опочивальню.

— Тело у неё. Не забывай, кто дал тебе это тело, — проворчал Гинда и вышел вон, громко хлопнув дверью.

Глава 6. Ватага

Альяр перебрался в дом к Бажену по просьбе его родителей. Аркона была огорожена двумя крепостными валами со стенами — за первым находился княжеский терем, храм Свентовита, соборная площадь, терема бояр, за вторыми — слобода, где жили торговцы, ремесленники, мастера, гости и шумели торговые ряды. В слободе, в просторном бревенчатом доме и обитала семья Бажена. Там можно было готовиться к опасному путешествию, не привлекая постороннего внимания. В семье нового друга его приняли как родного, и Альяру поначалу было неловко, но пришлось быстро освоиться.

Старого Варуну Альяр навещать остерегался, так как неоднократно замечал за собой слежку. Он послал к старику Бажена, которого попросил отнести еду и тёплые вещи, помочь заготовить дрова. Но Бажен вернулся растерянный — Варуну в хижине он не застал, да и сама хижина казалась заброшенной, словно в ней никто давно не жил.

Альяр осторожно попытался разузнать у жителей города что-нибудь про своего деда и услышал, что поговаривают, будто Варуна давненько уже помер. Впрочем, мёртвым никто его так и не видел, старого колдуна побаивались и касательно его судьбы не любопытствовали.

Вечерами Альяр просиживал, изучая карты, морские и сухопутные, продумывал до мельчайших подробностей возможные пути до Чуи и обратно. Катун находился в паре дней пешего пути от моря, на берегу быстрой реки Пологи. Альяр планировал морем пройти на Годыну и затем лесом — на юг. От Катуна пересечь реку и пройти на восток в Аркону с другой стороны, через озёра.

Отец Бажена оказался человеком знающим, ему приходилось много путешествовать по окрестным землям. Через него Альяр разузнал о городищах, сёлах, водных и лесных путях, торжищах, волоках, дорогах соседнего княжества. В свободное от службы время он занимался с Баженом, понемногу учил его всему, чему сам когда-то учился у Аршави.

Часто Альяр бродил по улицам Арконы, слушал разговоры, наблюдал за горожанами, торговцами, ремесленниками.

Однажды он стал свидетелем поимки вора. Дружинники задержали преступника прямо с краденым. Вор был смуглый, чернявый, с крупным носом и смахивал на цыгана. Он истошно орал и просил отпустить его. Воров обычно вывешивали за городом на верёвке и тела их висели, пока не разваливались на куски под порывами ветра.

Всю жизнь воровал он всё, что плохо лежит, каждый раз ускользая от правосудия. Но теперь настал день расплаты, и горожане уже потирали руки от нетерпения, ожидая увидеть негодяя в подвешенном состоянии.

— Братцы, — попросил Альяр дружинников, — а отдайте его мне. Я его на благое дело использую. А воровать он больше не станет, можете мне поверить.

Воины в затылках почесали, — Ну, что ж, бери его себе, ежели ручаешься. Нам его повесить — невелика корысть, а так, может, на что и сгодится. Только, коли сворует чего — мы к тебе придём, не посмотрим, что ты этот…

На том порешили, вор был развязан и передан в руки Альяру.

— Ну, спасибо тебе, братан! — вор фамильярно хлопнул Альяра по плечу, когда они завернули за угол, — Вовек не забуду! — он огляделся по сторонам и заторопился прочь, — Ладно, давай, будь здоров!

Альяр схватил его за руку — Ты куда собрался? Ты со мной пойдёшь.

— Это ещё зачем? Я на это не согласный. — вор попытался вырвать руку, — Мне пора, меня люди ждут… Ай! — сильная затрещина свалила его с ног.

— Ты не понял, — Альяр шутить не собирался, — у тебя два пути — или со мной, или обратно, на виселицу. Выбора нет.

— Да понял я, понял, — поспешил согласиться вор, поднимаясь на ноги и отряхивая снег. — А что ты меня караулить, что ли станешь?

— Вот ещё! — Альяр презрительно посмотрел на него, — рожу твою срисовали, верёвку приготовили… Давай, иди. Люди ждут.

Вор высморкался, откашлялся. Было видно, что положение вещей его не устраивает, но выбор невелик. Альяр терпеливо ждал, пока тот закончит колебаться. Наконец вор произнёс — Что делать-то будем?

— Воровать учиться.

— Издеваешься? Я и так вор!

— Ты хреновый вор, если попался.

— Всякий вор когда-нибудь да попадётся.

— Камни воровал?

— Самоцветные? Было дело.

— Звать как?

— Шнырь.

— Так вот, Шнырь, я тебя на постой к добрым людям определю. Нужды у тебя ни в чём не будет, но… Ежели у них пропадёт что — я тебя убью, ежели у их соседей пропадёт что — убью, ежели ещё у кого-нибудь что-нибудь пропадёт…

— Убьёшь?

— Угу, — угрюмо подтвердил Альяр.

Бажен был крайне возмущён появлением Шныря. Его аж передёргивало от того, как тот по- хозяйски нагло себя с ним держал.

— Это же совершенно негодный человек, зачем ты его привёл? — в недоумении спрашивал он Альяра.

— Мы не воевать идём, а воровать, — отвечал ему тот, — в таком деле его сноровка нам может пригодиться.

Каждый день Альяр приносил для Шныря замки: амбарные, дверные, с секретом и без. Шнырь должен был их открывать подручными средствами. Альяр каждый раз засекал время и требовал выполнять работу быстрее.

— Что я получу, когда сделаем дело? — спрашивал он.

— Заветное желание твоё исполнится, — то ли в шутку, то ли всерьёз отвечал Альяр.

— А ты как моё заветное желание узнаешь? — недоверчиво спрашивал Шнырь.

— Чтоб оно исполнилось — мне его знать не надобно.

Вскоре на то, чтобы открыть любой замок у Шныря стали уходить мгновения. Больше времени провозиться пришлось с замками заговорёнными. Ночами сидел Шнырь разбирая при свете лучины письмена древние, которые достал неведомо где, учил наизусть и, о чудо, замки открывались сами, по одному его только слову.

Тем временем Альяр привёл нового товарища. Волох был охотником-звероловом. Часто пропадал в лесу по нескольку дней. Однажды, вернувшись с промысла, Волох застал свою жену с соседом. Убил обоих, проткнув рогатиной. По закону родственники полюбовника потребовали смерти охотника. Его связали и посадили в клеть, ожидать решения суда старейшин. В клети он сидел ко всему безучастный, не молил о пощаде, по примеру других преступников, не каялся в содеянном. Равнодушно принял смертный приговор, когда его огласили. Вот за такого человека и попросил Альяр самого главного жреца, да и откупные пришлось родственникам дать немалые.

— Мне всё одно помирать, — ответил он, когда узнал, что придётся идти с Альяром.

— Помереть по-разному можно, — возразил ему Альяр, — а нам сноровка твоя понадобится.

Волох вырос в лесу и знал все тропы лесные, следы, повадки звериные. Чуял запахи за версту и слух имел необыкновенный. Бил на звук из лука без промаха, птице в глаз на лету попадал.

— Ну и дела! — удивлялся Бажен. — Сперва вора, потом душегуба в дом притащил.

— Не душегуб он, — оправдывал Волоха Альяр, — просто от обиды человек не совладал с собой. Пойми, не всякую обиду пережить можно. Жалеет он о содеянном, да уже ничего не исправишь. Так и будет маяться, до самой смерти. Нам по лесу пробираться, по лесу от погони уходить, а он в лесу как рыба в воде, да и в меткости с ним не сравняться.

На пристани в кабаке присмотрел Альяр и четвёртого товарища. Кила размеров был огромных. Даже рослый Альяр казался рядом с ним мальчишкой. Летом Кила грузил товары на пристани, водил по рекам и озёрам лодьи и таскал их на волоках. Бочки поднимал, десятипудовые, как пёрышки. Зимой пил брагу вёдрами, дрался, гнул на спор подковы, железный прут в узел мог завязать. По осени надумал жениться, посватался, да девица другого выбрала. С горя выпил Кила ведро браги и повесился в амбаре на верёвке. Только верёвка не выдержала, оборвалась, и отбил Кила себе задницу, проломив в амбаре половицы.

— Да мне всё равно! — ответил Кила когда позвал Альяр его с собой за Камнем. — Пойду, какая на хрен разница!

— Дверь с петель можешь снять? — спросил Альяр, указывая на дубовую дверь в кабаке.

— Эту?

— Ну хотя бы эту.

— А ворота? — снова спросил Альяр, глядя на дверь, которую Кила теперь пытался бережно повесить обратно.

— Ещё и непутёвый бражник — дулся на Альяра Бажен, указывая на снятую с петель дверь от винного погреба.

— Зря ты так про них — наставлял его Альяр — ведь душа человека — книга тайная. Иной раз такая страница откроется — диву даёшься. Вроде человек никчёмный, или даже вредный, а такое может совершить, что никакому посвящённому не под силу. С человека спрашивать нужно, тогда он и отвечать будет, и будет знать, чего он хочет. А если не спрашивать — он и не ответит, так дурнем и проживёт. Иной раз смотришь с виду может и правильный и благородный, а поглубже заглянешь — там одни нечистоты.

— А я какой? — спрашивал Бажен.

— Ты белый как холст. Чистый. Но, ежели, на тебя муха сядет — чистоте конец. Сохранить чистоту трудно, вернуть — невозможно. — отвечал Альяр.