Бесплатный фрагмент - Живёт, не унывая, арена цирковая…

В. Кулаков

«Живёт, не унывая, арена цирковая»

Озорные рассказы

От автора

«Живёт, не унывая, арена цирковая,

Арена боевая — веселья островок,

Арена — озорница, земли большой частица.

Тринадцать метров — вдоль и поперёк.»

Это слова припева из песни, которую написали поэт Виктор Суслов и композитор Яков Дубравин, а я исполнял в цирковом спектакле «Мастера тринадцати». Естественно, пел вживую — иначе какой бы это был цирк — у нас тут всё взаправду, по-настоящему, исключительно — «здесь» и сейчас», сегодня и ежедневно…

Приближаясь к концу своего пути, люди обычно пишут мемуары. Мне это не интересно. Вам, скорее всего — тоже. Ну, — «жил, работал и от этого умер». Или: «жил, не работал — и от этого умер!..» Не моя шутка, увы! Прошёлся когда-то по нашему «шарику», пробежался по нему и взлетел Великий острослов-весельчак — Михаил Светлов. Да, да — тот самый, поэт! Его это…

Раньше я писал лирические новеллы, рассказы, повести. Сочинил даже роман о цирке — «Последняя лошадь». Всё написанное немного грустное. Правда, там есть много и смешного. Всё, как в жизни — вперемешку. А уж, как это перемешано в жизни цирковых — вам и не приснится!..

Да — я цирковой! Или артист цирка — как угодно! Люблю юмор, хохмы, розыгрыши и таких же весёлых людей. Сколько всего было за мою цирковую жизнь забавного, неожиданно комического! А сколько весёлых, озорных историй произошло в жизни моих коллег! Как тут не поделиться с вами!..

Было нелегко! Меня раздирал конфликт с самим собой. Ну, какая это литература — так, анекдотец, байки! Всё какое-то суетное, низкосортное! Много раз порывался уничтожить, что уже написал. Потом решил — почему бы и нет? Ведь это тоже одна из сокрытых граней Величайшего из искусств, имя которому — ЦИРК.

Может меня кто-то осудит. Кто-то несерьёзный, как я, посмеётся. Я иду на этот риск…

Как говорил один из великих драматургов ХХ столетия: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Серьёзное выражение лица ещё не признак ума. Помните, что самые большие глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица…»

С Великим ко всем Уважением
Владимир Кулаков

«Актёры, сэр… Что от них можно ждать хорошего? Импровизация. Каждый в душе — Гамлет!»

Григорий Горин «Дом, который построил Свифт»

ДЕБЮТ

Дебюты на манеже бывали разными: удачными, провальными, незаметными. Но такого, о котором я вам хочу поведать, никто из цирковых старожилов припомнить не мог! Это был… мой дебют!

…Конец семидесятых. Новосибирск. Мы с женой Любой, недавние выпускники циркового училища, необстрелянные, ещё не нюхавшие настоящих цирковых опилок, приехали в свой первый в жизни гастрольный город. Распаковались. Порепетировали с оркестром, с униформой, выставили свет — всё как положено. Осталось пережить премьеру и одновременно дебют, чтобы начать считать себя профессионалами…

Наш номер «Музыкальные танц-акробат-жонглёры» был оформлен в русском стиле. На мне а-ля косоворотка, в руках небольшой баян, на Любе сарафанчик-мини. Молоденькие, красивые, сексуальные. На это и делался расчёт. Жонглирование и прочее было второстепенным. В номере танцы, акробатика. Я по ходу сюжета леплю сальто-мортале, жена разные перевороты, фляки. Весело, темпераментно! Всё это под музыку «Ах вы сени мои сени» и ещё что-то там русское, фольклорное. По нашей просьбе композитор своё произведение обработал так, что явно слышатся вражеские «буги-вуги». Мы люди современные — нам нравится! А на дворе, напомню — семидесятые!..

Теперь о главном! Люба жонглировала так себе, прыгала чуть лучше. В стрессовых ситациях она теряла голову и никто не знал, что она выкинет в ту или иную минуту, в том числе и она сама… У неё было другое несомненное достоинство — это грудь! Сама невысокого роста, осиная талия, черноволосая, со смазливой мордашкой, ножки-ручки и… выдающаяся грудь третьего размера, намекающая на четвёртый. Она ею гордилась, выставляла напоказ, как могла…

Перед премьерой в Новосибирске Люба вдруг решила усовершенствовать свой сарафанчик. Она вырезала декольте чуть ли не до колен. Я увидел — ахнул! Любаня затянула свой сарафан так, что грудь двумя аппетитными шарами оказалась где-то под подбородком. Думаю, она представляла себе так — на манеж сначала выходит грудь, потом всё остальное…

— Как ты будешь прыгать? — спрашиваю. — Вывалится ведь всё!

— Не вывалится! Всё продумано!

— Ты попробовала, попрыгала?

— Да!

— Точно?

— Да!

— Точно, точно?

— Слушай! Не морочь мне голову! Говорю тебе, да!..

— Ну, ну…

Люба любила лукавить, а попросту говоря — врать по поводу и без! Вот такой она была человек! Потом всегда улыбалась и пожимала плечами — зачем, мол, лгала и сама не знаю…

Премьера! Я иду в центральный проход, откуда через мгновение появлюсь с баяном в начале номера. Люба за кулисами — оттуда выйдет в нужное время.

В боковых проходах цирка толпятся артисты программы — интересно посмотреть на новичков-дебютантов, тем более на этакую красавицу! В зале аншлаг! В ложе пресса! Новосибирск — не хухры-мухры!

Господи, благослови!..

Оркестр даёт вступление. Мой выход!

Играю кадриль, пританцовываю. Появляется Люба. Зрители: «О-о-о!..» Аплодисменты. У меня сердце радостно забилось — ещё ничего не сделали, а уже успех! Чуть успокоился, включаю темперамент, мастерство актёра, улыбаюсь! Танцуем. Среди характерных русских движений, исполняем пару стилизованных, напоминающих «буги». Дарю партнёрше букеты цветов, где заряжены булавы, начинаем жонглировать. Снова аплодисменты. Радуюсь — хорошо идём!..

Мой сольный жонглёрский кусок. Я в центре манежа. В этот момент сзади Люба должна сделать свой первый прыжок через спину, то бишь, флик-фляк.

Слышу — рёв!.. Ну, думаю — класс! Это триумф! Фигачу булавы-букеты под ногами, за спиной, вверх-вниз! Длинные мои волосы туда-сюда — экстаз!..

Слышу, экстаз и в зале. Понимаю — что-то не так! Оборачиваюсь. Моя Люба с перекошенным лицом пытается впихнуть свою грудь назад в декольте. Никак! Одна впихивается, другая выскакивает назад. И так раз за разом! Главное, что она это делает в открытую на зал. Ну, отвернись, хотя бы, блин!..

Я к ней лечу задом, раскинув руки во всю русскую ширь, сучу ножками — «верёвочку» вытанцовываю, номер работаю!.. Приближаюсь вплотную, улыбаюсь зрителям что есть мочи, сам сквозь зубы, перекрикивая оркестр, ору:

— Давай за кулисы, мать твою!..

Она мне, продолжая свою борьбу:

— Не влазит!

— За кулисы давай!

— Да подожди ты! Видишь, не влазит, говорю!..

Кое-как удалось укротить её могучую плоть. Грудь с грехом пополам втиснулась в декольте. В зале аплодисменты — она это сделала!..

Работаем дальше, кричу:

— Больше не прыгай! Я один!..

— Угу!..

У неё по сценарию следующим передний переворот, у меня арабское. Я кручу боковое сальто, слышу громогласное: «Ва-а-а!!!..». Взрыв хохота — купол рушится!

Оборачиваюсь — так и есть — неукротимая грудь моей жены снова на свободе! Она её опять давай втискивать в сарафан…

В боковых проходах артисты, сползая на пол, царапают ногтями стенки. В зале ряды зрителей качаются волнами, как спелая рожь…

Через какое-то время — победа! Она это снова сделала! Буря аплодисментов!..

Идём на финальный трюк, прощальный, так сказать, комплимент. У нас ещё остаётся пара прыжков. Ору:

— Не прыга-ай!..

— Угу!..

Снова её отрепетированный прыжок… В зале: «Аа-а-а!!!..».

Она грудь в охапку и за кулисы. Я, прикрывая тылы, верёвочкой, задом, задом…

…На следующий день в местной газете вышла статья, где журналист толково, со знанием дела, разбирал новую программу. Особое внимание он уделил номеру, где дама боролась с грудью. Там победила грудь… Припомнил он нам и наши «буги-вуги»…

Разгромная, первая в жизни рецензия на нас называлась: «Западноевропейские Петрушки со стриптизом…»

***

ЮБИЛЕЙ

Произошло это в одном из провинциальных цирков.

В этом городе праздновал свой юбилей крупнейший в стране металлургический комбинат. Цирк не мог остаться в стороне. Приезжий режиссёр поставил парад-пролог с артистами программы, которые должны были выходить со знамёнами республик, что олицетворяло нерушимое братство всех народов Советского Союза и такой же вечный союз искусства и труда. Перед парадом предстояло прочитать трудно запоминающиеся стихи о славном прошлом и настоящем этого комбината, о его могучести и нужности, а также о руководящей роли партии в деле варки стали и чугуна.

В самый последний момент человек, который должен был эти стихи читать, слёг с жесточайшей ангиной. Что делать? Директор цирка в панике рвёт остатки волос на и так не очень курчавой голове! Через несколько часов в зале будут высокие гости из Москвы, из обкома партиии и прочих заоблачных структур.

Позвонили в местный драмтеатр — пусто, лето, все на гастролях. На радио — там все в отказку! Бросили клич по программе. Вышел парторг. Человек серьёзный, неулыбчивый, руководитель крупного номера акробатов. «Я прочту!». Как говорится — коммунисты вперёд!..

Директор чуть ли не в ноги спасителю: «Голубчик ты мой! Родненький! За мной не станет!..».

До представления рукой подать. Уже дают звонки. Загримированные артисты толпятся за кулисами, разбирают знамёна. Переполненный зрительный зал гудит. Директорская ложа полна чёрных пиджаков с белыми рубашками. Директор во всём белом и с таким же лицом мечется из ложи за кулисы и назад:

— Всё готово? Не подведите, родимые!.. — К парторгу: «Ну, как?». Тот

поднимает большой палец…

Дают третий звонок. Директор, как человек с большим партийным стажем, благословляет всех широким крестом и плюёт через левое плечо, стараясь не задеть белоснежный праздничный пиджак. Бежит в ложу к гостям…

Наш парторг, заметно волнуясь, до последнего ходит, зубрит по бумажке неудобоваримые стихи о комбинате. Всё, пора начинать! Кивает: «Поехали!».

Гаснет свет, неоновые пушки светят на форганг, увертюра в оркестре. Последние аккорды. Распахивается занавес, откуда появляется наш чтец! В самую последнюю секунду перед выходом он успевает отдать униформисту клочок бумажки со стихами.

Парторг бодро доходит до края манежа. Раздаются аплодисменты, он кланяется, ему подают микрофон. Пушки своим мощным светом бьют по глазам, ничего не видно — чернота! Волнение! Сердце стучит где-то под кадыком! Парторг открывает рот и… понимает, что он не помнит ни строчки из того, что столько времени учил. Пауза. Он что-то тихо бормочет… Потом включает на полную мощь двигательный аппарат — акробат всё же! То отводит руку в сторону, то воздевает её к куполу, видимо призывая всех богов к моральной и материальной помощи, то прикладывает руку к груди, с жалостливой улыбкой пытаясь убедить зрителей, как строгого учителя, мол, честно — учил!..

Попереминался, почесал ногу, заулыбался, снова стал серьёзным. Выдохнул, скукожился, снова гордо выпрямился…

В зрительном зале нарастающий смех — здорово придумано! Смешно! И играет-то как убедительно!..

Парторг в панике оборачивается к униформисту и старается незаметно, кистью руки, привлечь его внимание. Униформист плечами, мол, не понимаю! Тот опять кистью, мол, хрен тут непонятного, бумажку со стихами тащи! Униформист снова плечами вверх… В зале уже гомерический хохот!

Наш незадачливый чтец всматривается в зал, приставив руку ко лбу, видит: в ложе чёрные пиджаки согнулись пополам. А директор, тот, что в белом, приподнялся, закрыл голову руками и медленно осел…

Парторг понял, что пауза неприлично затянулась, надо что-то предпринимать. Он срывающимся голосом вдруг заорал в микрофон:

— От артистов программы вам — Коммунистический привет!!!..

Распахнулся занавес и оттуда с шатающимися знамёнами, на полусогнутых ногах, рыдая от смеха, вышли участники юбилейного парада…

***

П. и ПОКЛАД

Случилось это во Львовском цирке. Работала там шикарная программа. Особенно выделялась среди всех легендарная воздушная гимнастка Любовь П. Фамилию называть не стану, она теперь хоть и живёт за океаном, но может обидеться. Человек в цирковом мире всеми уважаемый…

Артистка, как говорится, от бога! Но требовательная, перфекционистка до тошноты! Каждый день что-то не так. То униформисты опоздали поднять её в воздух и она не попала в музыку, то свет был не тот, то то, то другое! Разгон всем по полной! Шумно, нервно, частенько матерно! Выплёскивает свои эмоции Люба за кулисами, кроет всех подряд, невзирая на успех у зрителей. Под горячую руку лучше не попадайся! Программу штормит…

Хозяином закулисья тогда во Львове был Павел Поклад. Высокий, импозантный, вальяжный — настоящий инспектор манежа. Ежедневно Паша с непроницаемым лицом выслушивал крики П., которая жаждала крови и скальпов всех служб цирка! С каждым днём градус кипения рос…

В очередной раз после своего выступления П. разъярённой тигрицей подлетела к Покладу с требованием отдать ей на съедение художника по свету, который теперь раньше времени дал команду включить пушки! Паша неторопливо повёл Любу к инспекторской, что недалеко от выхода на манеж. Остановился напротив полузакрашенного щита на стене с какими-то негорящими лампочками и центральной красной кнопкой. Говорит:

— Это связь со всеми службами цирка сразу. Жмите на кнопку, не отпускайте её пока говорите. Они Вас все слышат, но ответить не смогут. Дырочки видите, есть, но динамик не работает. Связь односторонняя…

С этого дня Люба П. в отдалении ежедневно громко материла стенку, поливая все службы разнокалиберными эпитетами!

Поклад ходил, загадочно улыбаясь. Артисты тихо посмеивались, поглядывая на эти монологи у «стены плача».

Всё бы так и продолжалось, если бы однажды за кулисами не появился директор цирка Зильберг Леонид Борисович. Он, интеллигентнейший дядька, был несказанно удивлён, увидев, как выдающаяся во всех смыслах артистка в сердцах вопит, пинает стену, упирается в неё одной рукой и размахивает другой, готовая пробить её кулаком.

— Что Вы делаете? — как можно спокойней поинтересовался Леонид Борисович.

— Воспитываю ваших недоумков! Каждый день лажают мою работу!, — сверкая очами огрызнулась П. — Вот скажите им, скажите! Они может хоть Вас послушают!

Зильберг помолчал, попереминался с ноги на ногу — говорить-не говорить?

— Я им позже позвоню…

— А сейчас что, слабо? Вот же кнопка! — Люба сняла с селектора палец, который уже посинел от напряжения.

Зильберг потупил взор:

— Сейчас не смогу… Этот пульт у нас не работает уже лет десять, связь по телефону из инспекторской…

Больше криков за кулисами никто не слышал. До конца гастролей Любовь П. с Покладом не разговаривала…

***

ДЕЖУРНЫЙ

Дело было в Одессе, в годах, эдак восьмидесятых. Приехали мы на гастроли, распаковались. Готовимся, волнуемся, суетимся. Бегаем из цирка в гостиницу, по делам в город и снова в цирк. Всё как всегда. На служебном входе стоит вахтёр, из новеньких. Бывший военный. Этакий унтер Пришибеев. Знает два слова: «Не положено!». Сколько раз мимо него пройдёшь, столько раз требует пропуск — хоть на секунду вышел. Достал всех! Бывает, забудешь пропуск, а он в цирк не «пущает». «Не положено!..». Подобного ни в одном городе не было! Обычно везде за короткий срок вахта всех знает в лицо, здоровается, улыбается, естественно, пропускает в цирк. А тут!..

Терпели сколько могли. Последней каплей стало, когда наш вахтёр не пустил одного акробата, который перед работой выскочил в магазин, и надо же тебе — без пропуска! Началось представление. Премьера! Акробат орёт, кроет на чём свет стоит вахтёра, мол, номер срываешь, мне на манеж нужно через десять минут, пусти, идиот! В ответ пуленепробиваемое: «Не положено!..». Акробат прёт буром, хватает в сердцах того за грудки! Ан, нет! Не тут-то было! Мужик здоровый, послуживший прапорщиком во внутренних войсках, а потом на таможне-мытне. Повидал всякого! Стоит как скала, как граница, которая всегда на замке — не проскочишь! Шум, скандал! Наш акробат на свой выход опоздал. Ну, ребята стали думать, что делать…

Одесский цирк старинный, весь деревянный, пожароопасный. Как нигде расширенный штат отвечающих за пожарную безопасность. Курить только в строго отведённом месте и ни боже мой где-нибудь в другом! Штрафовали не глядя на звания, чины и вероисповедание.

Командовал всей этой пожарной братией акробат в прошлом, а ныне человек в погонах — Витя Чёрный. Коренной одессит. Юморист. Строгий на работе и душа-человек в остальное время. К тому же до кончика брандспойта цирковой, хоть и с офицерскими звёздочками. Мы ему, мол, так и так, Витя, достал твой бывший вертухай! А тот подчиняется как раз пожарно-сторожевой службе, которой Чёрный заведовал.

Идёт однажды главнокомандующий пожарными цирка через вахту, а на посту наш герой. Вскакивает, докладывает:

— Утоварищч старший лэйтенант! За врэмя вашега отсутствия никаких происшествий нэ произошло!..

Произношение у него было странное — этакая помесь русско-украинского суржика с рязанским прононсом. Ну, помотало мужика в своё время по необъятной нашей стране…

Витя берёт под козырёк:

— Добро!..

Потом хмурит брови:

— Непорядок!.. А где повязка дежурного? Откуда люди знают, что вы из пожарно-сторожевой службы?

Вахтёр в растерянности, мол, виноват!..

Витя достаёт припасённую на этот случай красную повязку, кусочек мела и говорит:

— Напишите на повязке: «Пожарная Охрана Цирка».

Бывший таможенник мнёт мел в руках, прикидывает и так, и сяк.

— Утоварищч лэйтенант! Так ведь не умэстится! Щё робыть?»

Витя в ответ:

— А вы аббревиатурой.

— А шо це таке бриватура?

— Первые буквы слов — сокращение. Так уместится…

…В Одесском цирке оживление — народ перешёптывается, хихикает, комментирует-каламбурит. Все, кто проходит через вахту, на грозное требование: «Пропуск!» останавливаются, показывают бумажку. Вахтёр в это время специально выставляет напоказ свою повязку, где жирными буквами белым по красному выведено: «ПОЦ»…

День близился к вечернему представлению. Все от души нахохотались. Поздравляют Витю Чёрного. Тот ходит гоголем, строгий, но улыбчивый…

Всё так бы и шло. Тут тебе директор цирка идёт через вахту. Тоже коренной одессит. Наш-то вахтёр из приезжих, одесский эпос не ведает…

— Утоварищч дирэктор! За время вашега отсутствия… — и повязку вперёд шасть!

У «утоварищча директора» глаза на лоб и улыбка в уши!

— Что это у вас? — вопрошает.

— Бриватура! Пожарная Охрана Цирка — сокращённо…

Через минуту глаза полезли на лоб уже у вахтёра, когда директор перевёл с одесского на русский его «бриватуру».

Вечером, после представления, все идут, ржут, проходя мимо вахты. Бывший таможенник, он же в прошлом охранник тюрем и зон, демонстративно стоит ко всем спиной. Граница открыта, проходи — не хочу!..

Тут Чёрный по окончании смены домой засобирался. Проходит вахту:

— Почему нет доклада?

Вахтёр, обиженно сопя:

— Эх, утоварищч старший лэйтенант! Я к Вам со всей душой, а Вы меня при всех дежурным х..ем выставили! Бривату-ура!..

***

ДИРЕКТОРА

В футболе, политике, экономике, культуре, как известно, разбираются все!

Особенно с последней никогда не церемонились. Проштрафившихся представителей так назваемой номенклатуры, если что, бросали именно на культуру. Цирковому искусству, в какое-то время, везло особенно. Руководителями цирков кого только не назначали! В Иркутске, например, директором стал бывший начальник тюрьмы. Тот с собой принёс весь флёр прошлой службы-жизни. Если к нему кто-то стучался в кабинет, тот сердито командовал: «Введите!». Если кто-то из подчинённых или, того хуже, приезжих артистов заходил в его кабинет по своим делам, тот на повышенных тонах стразу ставил вошедшего на место: «Как стоишь? Руки за спину, в глаза смотреть!..». При поселении давал распоряжение директору цирковой гостиницы: «Этого в такую-то камеру…» Продержался он в цирке около года…

Бывший директор банно-прачечного комбината, которого назначили на руководство цирком, прислал в Союзгосцирк телеграмму: «В связи с окончанием прежней программы, прошу срочно выслать свежий комплект артистов!..». Этот прокомандовал пару лет, потом перевели…

Однажды, в одном из городов, сгорел старый деревянный цирк. Случилась трагедия — сгорели животные и погиб человек. Тут же вслед за ним сгорел в другом городе ещё один цирк старой конструкции. Там всё, слава богу, обошлось. Новоназначенный директор очередного сгоревшего цирка из числа бывших военных радостно телеграфирует в Москву, сократив текст до минимума: «Цирк сгорел. Всё в порядке!..».

Ещё один бывший военный, назначенный директором цирка, превзошёл всех.

Проработав менее месяца, вызвал к себе на ковёр артистов программы. Среди них заслуженные, пару народных. Стал отчитывать, как мальчишек!

— Вы как ходите по арене! Анархия! Кто во что горазд! Ни шага, ни выправки! Это что за руки! — он показывает, как артисты цирка поднимают руки в комплименте на поклоне. — Это что такое? Кисть должна быть вот так, и ближе к голове, если есть убор! Вы что, не служили никогда? И потом, я почти месяц смотрю ежедневно ваши, так сказать, выступления! Какой день вы показываете одно и то же! Вы чего народ дурачите! До каких пор это безобразие будет продолжаться?..

Тут его монолог прерывает телефон. Звонило какое-то высокое начальство. Видимо, интересовалось, как ему работается в цирке.

— Всё хорошо! Есть! Спасибо! Навожу порядок! Да-да! Так точно! Всё, как положено — на манеже идут манёвры!..

Давно нет на цирковом небосклоне этого директора, но его фраза: «На манеже идут манёвры» жива до сей поры…

***

ВОЛШЕБНАЯ СОСУЛЬКА

Режиссёры, как и обыкновенные люди — все разные. Есть расхожая хохма — режесёр, чащесёр, простосёр…

Вспомнился один персонаж из моей творческой жизни, с которым свела когда-то судьба. Фамилия его.., впрочем, думаю, не стоит называть его фамилию. Зачем? Это ничего не решит, а человеку может быть неприятно. Он же всё делал от души, творил по степени своей одарённости и таланта, если таковые были, конечно.

Назначили его режиссёром в… впрочем, тоже не важно, в какой цирк — главное, кому-то пришло в голову его назначить…

Взялся за дело молодой режиссёр рьяно. Нет, не из-за кипучей энергии молодости! Молодым по форме он не был — человек весьма среднего возраста, недавно снявший ту самую форму и пришедший в цирк из вооружённых сил по окончании срока службы. Молодым он был — по содержанию и пребыванию в этой профессии.

Как говаривал Великий Суворов — смелость города берёт! В смелости нашему режиссёру отказать было трудно, как и объяснить, что всё, что он делает, вызывает, как бы это помягче выразиться, у зрителей и у артистов большие сомнения в его компетентности и способностях. Главное — верить самому! А наш персонаж верил себе и в себя безоговорочно…

Мы попали в этот цирк под Новый год, когда везде готовятся «ёлочные» детские спектакли. Первое, что сделал местный реж, не спрашивая на то разрешения, переименовал нашу готовую ёлку на своё усмотрение и немного её переделал. Как она стала теперь называться, мы увидели на громадной афише, что висела на фасаде цирка, чуть ли не во всю его длину. Там было написано: «Спешите видеть! Волшебная сосулька Деда Мороза!».

Наши намёки на двусмысленность названия не имели никакого действия. Режиссёр стоял на своём, намекая в свою очередь нам, что мы законченные пошляки! Это мы-то!..

Он любил писать эпиграммы и стихи. Читал их самозабвенно сам и заставлял это делать других на всех торжествах и при любых попадавшихся под руку случаях. Об этих стихах слагались легенды в прозе и тех же стихах!..

Он внедрил свои вирши в нашу ёлку и мы вынуждены были задавать с манежа детям рифмованные загадки имени этого поэта, который часто стоял где-нибудь в боковом проходе цирка и с улыбкой блаженного услаждал собственный слух. Вот некоторые из них.

— Кто кучерявый как овца от начала до конца? И на ком растут иголки? Отвечайте дети!… — Понятное дело, малышня кричала — ёлка! (Мы на послеёлочном капустнике имели другой ответ — грузин! Имелось ввиду не содержание — национальность, а форма — повышенная лохматость).

— Если рыбка или птичка захворают с непривычки! (об чём, интересно речь? — прим. авт.) Если зайчик иль медведь, заболев, начнут реветь! (зайчик ревёт! Страшно представить себе такого зайчика — прим. авт.) Кто тогда их исцелит? Добрый доктор… — У зрителей, естественно напрашивался ответ — Айболит!.. (В нашем случае, на капустнике, ответ был — огуречный рассол. Ну, если с непривычки!..).

— Где под землёю поезда идут туда, идут сюда? Где всё придумано хитро? Зовётся это всё? — Тут и думать нечего — Метро!..

В одной из сцен Дед Мороз, выходя на манеж со Снегурочкой, интимно сообщал детям о пропаже:

— Проснулись мы это… со Снегурочкой.., а моей Волшебной Сосульки-то и нет!.. Снегурочка! Ты её не трогала?

— Я не брала… — Снегурочка целомудренно опускала глаза…

— Да-а… — чешет репу Дед Мороз — Помнится, я вроде и не давал…

Обещалось: тому кто найдёт похищенную Сосульку Деда Мороза, дадут её лизнуть, и тогда в Новом Году исполнятся все заветные мечты!..

И так всю ёлку! Всё на грани и за гранью! Половину текста мы саботажно выбросили! Играть-то нам…

По окончании этого детского «эротического шоу» нам было что исполнять на пародийном спектакле-капустнике. Его смотрел и наш режиссёр. Он от души хохотал, хлопал в ладоши, да так ничего и не понял…

Блажен, кто верует!.. Вот такой он — цирк! Круглая многогрань…

***

ИЛЛЮЗИОНИСТЫ

Третий звонок. Вот-вот начнётся второе отделение программы. В нём выступает Кио. На манеже иллюзионный пол, по которому кто-то неосторожно прошёлся, оставив следы. Кио устраивает всем нагоняй и посылает ассистента со шваброй. Тот шустро трёт, двигаясь спиной к артистическому выходу. В этот момент другие ассистенты, что под манежем, проверяют иллюзионный люк.

Мгновение и… на манеже остаётся только швабра. Был человек и нет его! На глазах изумлённой публики, которая уже сидела на местах и ожидала начала волшебного действия, человек исчез! Никто даже не успел сообразить, как? Хлоп и всё!..

Зал взревел! Вот это да!..

Кио тут же скомандовал:

— Начали!..

**

…А этот случай произошёл с иллюзионистом Олегом Соколом.

В финале аттракциона он появлялся из «ниоткуда», ему подавали микрофон и он произносил свой прощальный монолог: «Всё, что мы вам показали — это цирковая фантазия. А настоящие чудеса творит наш Великий Советский Народ!». Аплодисменты, музыка, конец представления!..

Сокол взял нового ассистента на самый ответственный пост — открывать подманежный иллюзионный люк на его появление и исчезновение. Делать это надо быстро и качественно. Порепетировали — порядок! Вечером в работу…

…Конец аттракциона. Сокола быстро и качественно выталкивают наверх из люка. Расступаются балерины — вот он, Олег Сокол — во всей своей иллюзионной красе! В самый последний момент с его ноги в люк спадает лакированный туфель. Он стоит на манеже в позе цапли, пряча необутую ногу за ногу обутую и читает свой финальный монолог: «Всё, что мы вам показали — это цирковая фантазия!..». В этот момент открывается люк, появляется рука с лакированной туфлей: «Олег Анатольевич! Это ваш!».

Сокол, пропуская слова с матом, заканчивает: «А настоящие чудеса творит наш Великий Советский Народ!..».

***

СПАРТАК

Кио — личности легендарные, выдающиеся! Поэтому историй о них много.

Вот одна из них…

В Москве в цирке на Цветном бульваре идут телевизионные съёмки очередного «Новогоднего аттракциона». В эстрадно-цирковой программе — одни звёзды! Ведёт представление Игорь Кио. Показывает какой-нибудь фокус — появляется, скажем, Алла Пугачёва или Валерий Леонтьев, поют свои песни. Снова Кио — вновь на манеже очередная звезда…

Следующий эпизод съёмок «Аттракциона» таков: Игорь делает магические пассы — из ящика появляется Спартак Мишулин со своим незабываемым комическим лицом непроходимого тупицы. Актёр он был потрясающий, удавалось ему это бесподобно!

По сценарию он должен поздороваться с Игорем и далее попросить, чтобы из «ниоткуда» появился очередной кто-то.

Мишулин — человек в возрасте, видимо, помнит ещё Кио-отца, здоровается:

— Здравствуй, Эмиль!..

У Игоря глаза на лоб от неожиданности — эфир на всю страну! Человек он воспитанный, благородный, но чрезвычайно щепетильный в некоторых вопросах.

— Ну, здравствуй.., Динамо!

Тут у Мишулина немая сцена, головой вертит туда-сюда, мол — не по сценарию! Решает восстановить статус-кво:

— Какой я тебе Динамо! Я — Спартак!

— А какой я тебе Эмиль! Я — Игорь!..

Зал хохочет, рукоплещет — хорошая шутка!

Их снимали крупным планом. Этот эпизод мы обязательно увидели бы на своих экранах — но уж слишком «напряжёнными» оказались их лица в кадре…

***

ТРИ БУКВЫ

Иоланта Ольховикова! Потомственная артистка! И какая! Этакая светская львица, красотка, по которой сходили с ума многие представители мужской половины отечественного цирка! До сей поры она привлекает взгляды мужчин и волнует их сердца…

Не секрет — так уж случилось — она была женою сначала Игоря Кио, потом его брата Эмиля. На вопрос, почему именно эти парни пленили её сердце, когда рядом было много других записных красавцев со званиями и неменьшей популярностью, она коротко ответила:

— Ещё при рождении меня послали на три буквы!.. Не подумайте плохого, эти три буквы — КИО…

***

Ю.К.

Антракт.

За кулисами толпятся те, кто уже отработал в первом отделении, здесь же — кому работать во втором. На стене — огромное зеркало. Около него критически осматривает себя матёрый артист, аттракционщик — король второго отделения. Человек уважаемый, с регалиями-званиями, из потомственных. Назовём его Ю. К. Он явно после вчерашнего, и крепко. В этом ему никогда не было равных! Вроде и не богатырского сложения, но перепить его не мог никто и никогда, ни при каких обстоятельствах! Он только суровел лицом и продолжал пировать, когда остальные уже отрубались. О нём, в этом смысле, ходили легенды!..

Жанр, в котором он работал, позволял такие вольности. Сегодня он осматривал свой безукоризненный фрак, бабочку, лицо, лёгкий грим. Потрогал мешки под глазами — мм-да-а… Ладно, самому не кувыркаться на манеже, а остальное — мастерство актёра. И вправду, зрителю невдомёк — выглядел он всегда весьма неплохо! Как с иголочки — в любом состоянии.

Искусственно улыбнулся — ничего, пойдёт, жить ещё можно…

Рядом галдят артисты среднего поколения. Рассказывают разные истории, что-то обсуждают, зелёная молодёжь внемлет. Один начал тему:

— Мне тут днями сон приснился, что опять в армию забирают! Я им — мол, отслужил уже, и давно! А мне — нет, надо ещё год! Я проснулся в холодном поту…

Другой:

— А я уже двадцать лет не курю. Приснилось, что задымил, да ещё как! Настроение даже во сне испортилось!..

Третий:

— А мне приснилось…

Тут отрывается от зеркала Ю. К. Подходит, все почтительно замолкают. Он, вздохнув, тоном мэтра с грустью говорит:

— Эх, молодёжь, молодёжь… Скоро вам будет сниться, что вы е… Кхе-кхе, кхм… — Он бросил взгляд в зеркало, оценил себя, понял — не солидно, и более-менее прилично закончил:

— Что вы трахаете!..

С тем и пошёл на манеж.

***

ЗАСЕДАНИЕ

Дрессировщик медведей Народный артист Рустам Касеев, ни много ни мало, секретарь парткома Союзгосцирка, ведёт заседание коммунистов программы в одном из гастрольных городов. Присутствуют четыре человека: сам Касеев, дрессировщик собак Николай К., Геннадий С. — воздушный гимнаст, и я — о ту пору секретарь комсомольской организации циркового конвейера. На повестке дня: проведение партийной конференции в главке — проблемы, задачи, их решение. Масштабы мировые! Ну, в крайнем случае — Всесоюзные!..

Касеев хмурит брови, придавая серьёзность и без того серьёзному моменту:

— Мм-б-друзья! Мм-у-нас есть такие мм-б-люди, мм-на которых надо обратить самое мм-пристальное внимание… — Касеев слегка заикался, говорил неторопливо, обдумывая каждое слово.

— Мм-Коля! Что мм-скажешь?..

Слово переходит к Николаю К.:

— А-а что я ма-ма-агу сказать — всё па-па-равильно!..

— Мм-Гена, ты!

— Я кэ-кэ как все! — воздушный гимнаст выразил свою солидарность с манежными сотоварищами по партии.

Касеев строго посмотрел на меня:

— Мм-ну, а ты, мм-комсомолец?..

Тут надо пояснить. Перечисленные товарищи, эти стойкие бойцы идеологического фронта, верные ленинцы, работали вместе в одном коллективе уже не первый день. У них, как говорится — глаз и ухо друг на друга замылились. Я — человек новый, свежий, сижу, с трудом сдерживаю смех…

Вы, наверное, обращали внимание, что если кто-то один в компании зевнёт, остальные тут же, как по команде, рефлекторно начинают открывать рты. Всё это где-то на уровне коллективного сознания или под ним…

— Ну, ну, ну, ну… — неожиданно для самого себя начал было я.

Все недоумённо переглянулись. Касеев:

— Мм-ты нас что — подъё… ть сюда мм-пришёл?

…Хохотали, еле успокоились! Касеев подвёл черту:

— Мм-да-а!.. Ничего себе мм-компания собралась! Хорошо, что мы ещё мм-не картавим, как наш Ильич…

***

КАШКИН

Есть такой клоун Валерий Кашкин. Замечательный артист и такой же человек. Абсолютно беззлобный. Улыбчивый, контактный. С юмором. Слегка заикается.

Однажды стоим около гостиницы, треплемся. В отдалении — наш Валера с барышней. Явно завязывает отношения.

Кашкин выше среднего роста. Не красавец. Скорее, ближе к Бельмондо, нежели к Алену Делону. Но, как говорится, с изюминкой!..

Девица выше Валеры на полголовы. С распущенными чёрными волосами, пышногрудая, стройная, как лань. Издалека видно — каталожная красавица! Кашкин что-то ей заливает, та хохочет, то и дело волосы назад откидывает. Потом наклоняется, целует его и на прощание машет рукой. Валера довольный подходит к нам.

— Ну, что, уговорил?

— Хм!.. — его прищуренный хитрый глаз победоносно блестит.

— Придёт?

— Ко-онечно!

— Да ладно!..

— А-а кто за-а-ике откажет!..

***

ДИАМАНДИ

Саша Диаманди — легендарный клоун Советских времён! Одарён как бог! Всегда находчивый, сообразительный! Сам из Киева, с Подола. Сейчас живёт в Австралии в Сиднее. Тоже вовремя сообразил…

В Москве в парке Горького в восьмидесятых стоял цирк-шапито. Там работали тогда лучшие из лучших — Москва есть Москва! В программе клоуны Диаманди — Ермаченков. Они в фаворе!

Сидим с Сашей, играем в нарды. Если кто-то подходит и начинает висеть над душой, Саша тут же:

— Уберите ноги с бильярда — игра-таки, идёт на интерэс!..

Играем, действительно, не за так. Азартно, с весёлым нервом!

Саша явно выигрывает эту партию, да не просто так — с «марсом»! Значит, оплата вдвойне! Диаманди:

— Шансов никаких, сэр! Не тяните кота за вымя — сдавайтесь!

Я ему гордо:

— Русские не сдаются!..

В следующем заходе точно такая же ситуация, только теперь уже с Сашей.

— Ну, что, месье! Вам явный — «марсевич»! Может не будем тянуть вола за бейцы! Сдавайтесь!

— Марсевич, марсевич… — Саша задумчиво пощипливает подбородок, напоследок оценивая безнадёжную ситуацию, у него ещё есть пара ходов.

— Марсе-евич!.. А шо… Таки наша фамилия! Но запомните, юноша! Еврейские тоже — не сдаются!..

***

КРЕМЕНА

Был такой удивительный клоун — Владимир Кремена. Да, да! Тот самый, что снимался вместе с Галиной Польских в фильме «Рассмешите клоуна».

Комик, действительно, хороший. Настоящий! Его любили. После выхода на экран этого фильма популярность его возросла до небес! Люди узнавали на улицах, просили автографы. А как не узнать — такое необычное лицо — и гримироваться не надо! Что называется — только припудриться. Нос крупный — настоящий клоунский. Постоянно удивлённое выражение глаз, голова вытянутая, голос хрипловатый. Походка специфическая — ощущение, что он постоянно навеселе. Абсолютный некрасавец, каких поискать! Но — харизма! Магнит! И в жизни, и на манеже — успех!

Где жизнь, где манеж — поди у цирковых разберись…

Приехал он как-то в Воронеж. На афишах его физиономия с пояснением, мол, исполнитель главной роли в фильме таком-то… Народ валом! Фильм только прошёл, нашумел! На представлении объявляют — шквал аплодисментов! Так изо дня в день. Подошло окончание, «зелёное представление» — шутки, розыгрыши!..

Инспектор манежа — парень с юмором, объявил:

— Встречайте! Артист цирка и кина — Владимир Кремена!..

***

«ЛУЧ»

Тогда же, в Воронеже, недалеко от цирка стояла гостиница «Луч». В своё время это было злачное место. Если зайти с тыла, стукнуть определённым образом в окошко, в любое время суток оно откроется и можно приобрести вожделенное: от рюмашки до поллитра. Об этом знал весь город. С удовольствием пользовались…

Кремене нужно было заполнить на манеже какую-то крохотную паузу на установку реквизита следующего номера. Он придумал репризу. Шёл, напевая, через манеж. Инспектор спрашивал:

— Володя! Ты куда направляешься?

— В «Луч»!.. — в зале хохот! Тема знакомая — актуальная!..

— Зачем?

— Облучусь и вернусь!..

Ни одна из реприз Кремены в Воронеже не имела такого шумного успеха, как эта…

***

ГАИШНИК

Провинциальный город в нескольких часах езды от Москвы. В столицу, по делам, едет тогда ещё молодой, но уже известный талантливый режиссёр.

Выехал на трассу. Погода великолепная, дорога прямая, машина отличная. В салоне цирковая компания, веселье, смех. На спидометре… В общем, много больше, чем разрешено знаками.

Вот тебе гаишник! Прыг из кустов, машет жезлом.

Наш водитель притормозил, сдал задом, вышел из машины. На нём, с иглы, модный зарубежный костюм-тройка, галстук. Щёки румяные, кучерявые волосы треплет ветер, в глазах чёртики прыгают акробатическим ансамблем.

Он неторопливо открывает портмоне, достаёт купюру приличного достоинства, зажимает её в зубах, становится на четвереньки и ползёт к человеку с полосатой палкой. Компания в салоне прилипает носами к стёклам…

Автоинспектор с открытым ртом смотрит на ползущего. Тот приблизился, поднял согнутые в кистях руки, как это делают дрессированные собачки. Преданно смотрит на гаишника, ну только хвостом не виляет.

Инспектор в пополаме от смеха:

— Ты откуда такой?

— Ижь чирка!.. — не разжимая зубов, представился наш водитель.

Гаишник вытащил зажатую во рту купюру и переспросил:

— Откуда?

Наш поднялся, отряхнул колени и уже внятно произнёс:

— Откуда, откуда! Ясное дело — из цирка!

Автоинспектор, смеясь — будет что рассказать сегодня — вернул деньги со словами:

— Езжай с богом, «чиркач»! Не нарушай!..

***

ДЯДЕНЬКА

Останавливает гаишник наших на трассе. Зазевались, превысили чуток…

Небрежно руку под козырёк:

— Инспектор дрпрмрбр такой-то! Нарушаем?

— Здравия желаем! Вас приветствует Московский цирк!

Автоинспектор с тоской в голосе:

— Понятно… Сейчас затянем песню: «Дяденька! Отпустите! Мы — бедные артисты!..».

Наши с вызовом и гордым блеском в глазах:

— Ну почему же! Дяденька! Мы — о-очень богатые артисты!..

И жалобно-жалобно:

— Отпустите!..

Инспектор раскололся, дал отмашку жезлом:

— Езжайте, богачи! А то мы не знаем…

***

ГАЛОШИ

Что такое работа в передвижке — вы догадываетесь! Это вам не стационарный цирк с надёжной крышей над головой. Шапито — оно и есть шапито. Точнее — он, если грамотно, потому что — «колпак» в переводе с французского. Ну, сейчас у некоторых и кофе — оно… Ладно, не об этом…

Представьте себе: паршивоевое лето, дожди, цирк-шапито, стоящий в низине. Чавкающий под ногами ковёр манежа, набухший от влаги. Кирпичи, по которым, как по дорожке, выходят из-за кулис на манеж артисты, потому что кругом стоячие лужи. Вот так мы работаем вторую неделю. Зрителей, как ни странно, битком! Приезд цирка в этот городок — событие!..

Я во всём ослепительно белом! Молод, хорош собой!.. Эхе-хе… — давненько это было…

Так вот. Перед тем, как выйти на манеж я, естественно, разминался как следует. За кулисами тоже не сухо. На мне белые туфли с набойками для степа. Набойки — двойные металлические пластины с, так нызываемым, хетом. Если они от воды залипают, то звука никакого — бухание с громыханием, а не этакое серебристое цоканье. Берегу набойки пуще глаза! Степ — начало моего номера. Ну, а как начнёшь… Поэтому на туфлях лакированные галоши цвета воронова крыла. Чтобы мои белые брюки случайно не запачкались, я их на всякий случай подворачивал почти до колен. Вот в таком виде и разминался…

Кто-то меня отвлёк, заболтался, слышу — объявление моего номера! Я галопом к кулисам. Музыка! А там всё чётко по фразам с паузами для степа. Я по кирпичикам, балансируя, чтобы не наступить в воду, на манеж. Прыг на свой пластиковый круг-пьедестал и погнал!.. Ножками шурую, плечиками, ручками туда-сюда, улыбка во все сто сорок зубов — кураж! Слышу… что ничего не слышу! Бухание какое-то. Я долблю по оргстеклу ногами ещё усерднее — тот же результат. В мозгу: «Блин! Всё-таки где-то залез в воду! Залипли!..».

У зрителей на лицах недоумение, кривые улыбки. Ну, первую часть, понятно, облажал…

Дальше хватаю свои обручи и давай реабилитироваться в жонглировании. Трюки леплю! Инспектор манежа кашляет в микрофон. Бросил на него взгляд мельком, тот подбородком и глазами делает какие-то знаки. Когда мне его разглядывать — жонглирую!..

Аплодисменты какие-то странные, со смешками. Ничего не пойму! Я жару ещё больше! А у меня в середине номера есть трюк, где я откатываю один обруч от себя, он на закруте возвращается ко мне, и я сажусь на него, как на стул. Ну, я это, ножкой батманю, перемахиваю ею через обруч, присаживаюсь. Делаю комплимент. Тут я, наконец, зрителей могу спокойно рассмотреть. Вижу — ржут откровенно! Когда ножулькой-то я махал, краем глаза успел заметить — что-то чёрненькое мелькнуло. Похолодел, хоть и потел перед этим. Смотрю на ноги — так и есть! Я в галошах на степовых туфлях, да ещё с подвёрнутыми штанами до колен! Видон ещё тот! Так-то ни хрена не было слышно! Степ в галошах! Никто в мире такого не исполнял — я первый…

Что делать? Я спокойно — ну, это ж так задумано! — демонстративно неторопливо отворачиваю брючины, снимаю галоши и, как ни в чём не бывало, продолжаю работать дальше. Униформа в секунду убирает с манежа всё лишнее…

Дохожу до финала, делаю прощальный комплимент. Выходит инспектор, ставит передо мной мои галоши и подаёт раскрытый зонтик. Актуальность темы понятна — в зале все с зонтиками и в сапогах. Аплодисменты, смех!..

Мой позор в этот день был смыт находчивостью инспектора манежа и идущим снаружи летним дождём…

***

БРЕЖНЕВ

Восьмидесятые годы. Самое их начало. Цирк-шапито, глубокая южная провинция. Артисты программы — сплошь «зауральские звёзды». Музыканты оркестра — в основном, «с биографией». Собраны с миру по нитке из всех стационарных цирков. Раз в неделю обязательные партийно-комсомольские собрания для поддержания трудовой дисциплины или политинформации, чтобы решения партии доносились и в дальние дали…

…Саксофонист крепко подгулял и не пришёл на представление. ЧП! Наутро заявляется с фингалом под глазом. Директор цирка, хоть и не музыкант, но трубит экстренный сбор, дабы блюсти моральный тонус вверенного ему коллектива! Стул в центре манежа, на нём наш герой — суд чести! Оркестр и так не полным составом, а тут невыход на работу! Ату его!..

Активные члены коллектива, которые, как известно, всегда и везде найдутся, хмурят брови, говорят правильные слова! Музыкант вместо покаяния ржёт, толком рассказать ничего не в состоянии. Но кое-как ситуация прояснилась…

Лето. Надо было как-то скрасить досуг. Музыкант скрасил — сначала красненьким, потом беленьким, потом на что хватило оставшихся денег. Разморило… А тут рейд по городу к приезду незабвенного земляка, нашего дорогого Генсека на малую Родину, как раз туда, где гастролирует цирк. Милиция хватает всех без разбору, кто хоть раз подозрительно пошатнулся! Набралось соответствующей публики целый «обезьянник».

Сержант из камеры вызывает по одному, оформляет:

— Фамилия?

— Иванов.

— Звать?

— Иван Иваныч.

— Адрес?

— Такой-то…

Следущего:

— Фамилия… Адрес… — Так одного за другим…

Перед сержантом предстал какой-то поддатый небритый мужичонка.

— Фамилия?

— Брежнев.

— Что?! — багровеет лицом сержант!

— Леонид Брежнев. — мужик собирается с силами и гордо приподнимает голову.

— Ах, ты!.. — сержант бах! его в глаз — на святое замахиваться!

— Фамилия?! — орёт не своим голосом. Мужик на своём: «Брежнев!..».

— Убрать к такой-то матери! Следующий!

Очередь нашего музыканта. Стоит, улыбается, шутит:

— О! У нас тут целое поллитр-бюро во главе с Главным!

— Заткнись! — вопит сержант. — Фамилия?!

— Ну, если он Брежнев, тогда я — Косыгин!.. — Бах! И наш музыкант окосел на один глаз…

Мужичонка из клетки ноет:

— Я правда Брежнев! Какой раз из-за него в глаз получаю! Вот, паспорт ношу! — прикрывая заплывшее око, протягивает сквозь прутья изрядно

погоцанный документ…

Там чёрным по белому написано: Брежнев Леонид Иванович.

***

МОРСКАЯ ПРОГУЛКА

Батуми. Лето. Гастроли…

На выходной день местная дирекция цирка вместе с профкомом, как это было заведено при Советской власти, организовали досуг: устроили для коллектива приехавших артистов морскую прогулку.

Вокруг, куда ни посмотри — красота, глаз не отвести! Что вы хотите — Кавказ, Аджарские горы, море!..

Здесь же море забегаловок с грузинскими винами — хоть залейся!..

Ну что за выходной без вкушения плодов Бахуса! Какая-то часть коллектива, естественно, вкусила, то есть — бахнула. Кое-кто крепко. Но держатся стойко, как оловянные солдатики!

Секретари профкома, комсомола, парторг — само внимание! Опекают неблагонадёжных, злым шёпотом читают им наставления, стыдят, взывают к ещё спящей в законный выходной день совести!..

…Золотыми бликами играет ласковое море. Мерно тарахтит прогулочный катер, обдуваемый сладкими южными ветрами. Кучерявятся пенные барашки лазурной волны — благодать! Публика подставляет лица под щедрое курортное солнце, щурится. Кое-кто втихую продолжает разливать щедрые дары нежной лозы, добавляя градус к градусам такого же щедрого лета.

Настойчивые приказы партийно-комсомольско-профсоюзного начальства: «Прекратить!» в этот день имели слабое воздействие. Плохо доходили до освободившегося пролетарского сознания клятвенные обещания ниспослать на хмельные головы все кары небесные по возвращению на сушу! А дело, надо напомнить, происходило на море!..

Волна всё круче. Катер, словно на американских горках — вверх-вниз, вверх-вниз…

Минут через сорок коллектив разделился на две группы. Одна — основная, которая с лицами цвета морской волны, прилипла к бортам и, наклонившись, на разные голоса «звала Ихтиандра» и «хвалилась харчами». Среди них и суровое начальство. Вторая, малочисленная и малотрезвая, с розовыми лицами, с недоумением смотрящая на первую…

На пирс все вышли, шатаясь. Одни молчаливые и измотанные, другие весёлые и галдящие: «Хорошо прокатились!..».

Итог выходного дня подвёл самый нетрезвый бывалый акробат, который, по-отчески положа руку на плечо парторгу, философски заметил:

— Ты вот страдаешь, а я нет. Почему? А-а, не знаешь!.. — многозначительно поднял он палец вверх и закончил мысль:

— Ещё наш друг Шекспир спрашивал: «Пить или не пить? Вот в чём загвоздка!..».

***

ГЕНА

Сочи. Солнце, море, пляж. В цирке выходной…

На нагретой гальке возлежат три тела с уставшими мышцами. Расслабляются, загорают. Кемарят…

Слышат сквозь дрёму басовитый с хрипотцой голос:

— Гену погладить не хотите?

Приоткрывают глаза. Напротив солнца стоит чёрный мужской силуэт, который с интимными интонациями снова вопрошает:

— Гену погладить не хотите?

Один из цирковых, у которого ешё есть силы говорить, отвечает:

— Уже…

— Что уже?

— С утра гладили, каждый своего… Гену.

— А-а! — говорящий оказался с чувством юмора, быстро сообразил. — Да, но

такого вы ещё не гладили!..

— Мужик! Тебе что, некому погладить? Тогда надо жениться… — раздаётся

совет другого циркового, бывалого.

— Уже. Но у меня Гена сам по себе, жена сама по себе. Гена — кормилец!

— Так ты его ещё и за бабки даёшь гладить? Нормально, пацаны? Как мы-то

до этого не додумались! Иди вон к девочкам, погладят! Мы, как-то, не по этому делу…

— Да мне всё равно — мальчики, девочки, тёти, дяди — лишь бы гладили.

— Слушайте, дайте я взгляну на этого извращенца! Любопытно! — ещё один

цирковой, до этого молчавший, приподнимается, солнце перестаёт ему светить в глаза, он всматривается и начинает тихо трястись от хохота. Вскоре к нему присоединяются и остальные…

На руке предлагающего погладить Гену распластался миниатюрный зелёный крокодильчик…

***

МУХИ

Симферополь. Лето. Жара. Да что там — пекло! В цирке за кулисами дышать нечем. Все двери нараспашку.

В программе два крупных номера — смешанная группа животных под руководством одной известной дрессировщицы, назовём её Лола К. и аттракцион с тиграми Степана Денисова. Цирк маленький, животные стоят недалеко друг от друга.

В смешанной группе: лама, пара верблюдов, крупный баран, лисы, обезьянки и прочая живность. В аттракционе — понятно.

У Денисова в помощниках — легендарный Витя П. Широко известный в цирковом мире как профессионал и как непревзойдённый матерщинник! Он ухитрялся из нецензурных слов строить такие небоскрёбы и крутить такие лингвистические пируэты, что любые самые выдающиеся акробаты с архитекторами со своим творчеством, по сравнению с ним, просто пацаны в коротких штанишках! О нашем П. сочинили слоган: «Витя без мата, что — щи без томата!».

В запале, когда шло представление, он, нет-нет да выдавал громко и виртуозно очередной свой вербальный шедевр, да так, что слышали зрители!.. Смех, аплодисменты, очередной выговор — устный от Денисова и, как правило, на бумаге от местной дирекции…

У дрессировщицы смешанной группы всё было спокойно и чинно. Она часто и методично дрессировала своё главное животное — Зелёного Змия. Тот был покладистым и послушным. Она его любила…

После приезда, отработав пару недель, наша дрессировщица оседлала Змия и исчезла из программы. Ассистент её номера, которому всё это изрядно надоело, взял билет и тоже был таков. Животные стояли не ухоженные, голодные. В вольерах навоз, грязь. Ароматы! А тут жара несусветная!..

Через какое-то время налетели мухи. Для них раздолье, пир! Такого количества этих насекомых никто никогда до этого не видел. Потолок на недоступной высоте из белого превратился в чёрный. Жужжат — будто гудят высоковольтные провода! Атакуют животных, людей. До тигров добрались. Те отмахиваются лапами и хвостами, психуют, порыкивают! Витя, как может, отбивается ядовитыми спреями и таким же матом, спасая своих полосатых хищников.

Вызвали санэпидемстанцию. Те приехали, увидели, чуть не попадали в обморок! Привезли баллоны с отравой, расставили предупреждающие таблички, надели респираторы, давай поливать во все дырки. Запах — хоть святых вместе с мухами выноси!

Дохлые насекомые на пол нападали, слой сантиметров в десять. Потолок побелел, Витя П. с Денисовым тоже — на тигров противогазы не наденешь! Те завывают, чихают! Витя кроет так, что представители санэпидемстанции забыли зачем приехали — слушают, восхищаются!..

Униформисты с полотенцами на лицах, сметают мух в кучу, совками ссыпают их в тачки — и на двор, в мусорные контейнеры. На фасаде цирка объявление: «Ввиду массового убийства насекомых, представление на сегодня отменяется!».

Санэпидемстанция, впечатлённая Витиным устным творчеством, за кулисами, поближе к тигрятнику, оставила полуметровую табличку, где на зелёном фоне была изображено гигантское насекомое, перечёркнутое красным крест-накрест. На табличке было написано: «Осторожно! Мухи — разносчики заразы!».

Кто-то, видимо имея ввиду Витю П., тем же красным поставил запятую, дописал: «а артисты цирка — культуры…».

***

МЕГАФОН

…Сидим в очередной раз, чешем языки, предаёмся воспоминаниям. Естественно, как водится, для красного словца — с лёгким матюшком.

Один из нас:

— Слушай, кончай материться! Знаешь ведь — не люблю!..

— А сам?

— Что сам?

— Помнишь, как ты послал маленького мальчика прилюдно? — рассказывающий прищурил глаз.

— Ты чего несёшь! Какого мальчика?

— А-а, забыл? А я помню! И ещё почти пара тысяч человек вряд ли это забудут.

— Ты чего хрень какую-то порешь! — наш приятель побагровел от возмущения. Он действительно практически никогда не пользовался ненормативной лексикой и не любил, когда в его присутствии кто-то обильно выражался. Компания напряглась:

— Так-так! Ну-ка, давай выкладывай всю подноготную нашего святоши! — все нетерпеливо стали потирать ладошки.

— Значит так! — рассказчик начал своё повествование. — Дело было в одном из цирков, скажем так, Кузнецкого бассейна шахтёрского края. Случилось это лет эдак десять-пятнадцать тому назад. Наш Вован ставил там «ёлочное» представление, как режиссёр. Я играл роль глупого Короля, а он, умный, играл как бы самого себя, то есть режиссёра, который прямо на манеже, якобы, ставит сказку. Этакий режиссёр-халтурщик. Представьте себе его типаж: тогда ещё длинные волосы, кепка, на шее цветастый платок, модный пиджак. На груди болтается мегафон — всё как положено для этого персонажа. Мегафон ему почему-то нашли не современный, лёгкий, пластмассовый. Откопали где-то на цирковом складе металлический, тяжеленный, который теперь можно увидеть разве что в музее. Помните, был такой квадратный, с раструбом впереди и микрофоном сверху? — слушающие активно закивали. — Видимо сэкономили, не стали тратить деньги. Этот раритет и всучили режиссёру…

Тут Вован заёрзал:

— А-а, ты об этом…

— Продолжу! — пряча улыбку и готовя слушателей к пикантной истории, неторопливо, смакуя каждое слово, заворковал повествователь. Рассказывать он умел, часто вплетая в истории, что было и чего не было. — Так вот. Бегает наш Вован по манежу, воодушевлённо играет! Прикладывает микрофон неработающего мегафона к губам, орёт дуриком, связки рвёт, типа организуя массовку. Голос теряет. И каждый день умоляет дирекцию цирка, чтобы нашли батарейки для мегафона, дабы было правдоподобие образа. Те клянутся, что ищут. Не так-то просто найти то, что давно сняли с производства. Но это ж Кузбасс, там откопать можно всё, что угодно…

— Ну, и? Не тяни!

— Короче. Первого января, после активной встречи Нового года, работаем представление в одиннадцать тридцать утра. В зрительном зале аншлаг. Море детишек, полусонные родители. Артисты за кулисами в соответствующей форме. Один непьющий Вован активничает, пытается поднять градус настроения в зрительном зале и в закулисье. Разогнать, так сказать, раскочегарить это полупьяное-полусонное новогоднее царство. После очередной сценки Вован возвращается за кулисы и видит: сидят в курилке, что недалеко от выхода на манеж, его бедные артисты с грустными уставшими лицами, еле живые. Надо сказать, мы уже перед этим отработали представлений пятнадцать, а то и больше, каждый день по три. Устали в смерть — ёлку-то наш реж накрутил — шагом никто не ходил, сплошные погони! Ну, подходит Вован к курилке, пытаясь поднять настроение, говорит:

— Сегодня надеваю на шею мегафон, а он, как никогда, неподъёмный, шею режет ремнём! Кстати, анекдот знаю про мегафон, хотите послушать?

Ну, мы вяло соглашаемся, давай, мол, трави, лишь бы не уснуть. Вован и выдал!..

— Представьте себе, говорит, пляж, море, знойный день, спасатель с мегафоном на груди. Спасатель сложил ладони рупором и кричит в сторону моря: «Девушка в жёлтом купальнике! Не заплывайте за буйки! Девушка в жёлтом купальнике! Не заплывайте за буйки-и!!!..». Подходит мальчик, дергает спасателя за руку: «Дядь, дядь! Чего ты кричишь, у тебя же мегафон!». Спасатель мегафон ко рту: «Мальчик! Пошёл на …!». Снова складывает ладони рупором и кричит: «Девушка в жёлтом купальнике…". — Вот такой анекдот попытался рассказать наш Вован.

Тут случилось следующее: когда спасатель — он же наш режиссёр, дошёл до ответа мальчику, он тоже поднёс к губам свой старинный мегафон, нажал тангетку и тоже рявкнул: «Мальчик! Пошёл на…!».

В этот момент на манеже как раз шла какая-то тихая сценка, кто-то за кем-то крался, кто-то что-то собирался украсть. Ну, всё, как положено в новогодней сказке. И в это время на детском утреннике в тревожной тишине на весь цирк противным металлическим голосом раздаётся: «Мальчик! Пошёл на…!».

Все сидящие в курилке остолбенели, контуженные децибелами неожиданно ожившего мегафона. Сам режиссёр так и остался стоять с открытым ртом и прижатым к пламенной груди громкоговорителем. Его голос с сокраментальным текстом клубящимся эхом покатился по пустующему фойе цирка, многократно отражаясь от мраморных стен и лестничных маршей. Взвился от партера до галёрки, прошёлся по куполу и вернулся на грешную землю… Грохнуло так, что я думал рухнет цирк! Ржали все, кто мог. Хохот стоял в буфетах, за кулисами, на зрительских рядах. Крадущиеся за кем-то по манежу разбойники ползали на коленках и корчились в конвульсиях, забыв сюжет — хорош детский новогодний утренник!

Оказывается завпост цирка таки достал батарейку. И даже накануне зарядил её в мегафон. Но почему-то не предупредил нашего режиссёра…

«Я не пойду на манеж, я не пойду!..». — наш Вован, как заклинание повторял одну и ту же фразу. А следующая сцена была как раз его…

— И чего дальше было?

— Ну, чего! Ясен пень! Вован снял мегафон и вышел на манеж, озираясь по сторонам, мол, поняли, что это был он или нет…

— Задницу надрали?

— Не-е, повезло. Отделались испугом. Новый год он и есть Новый год, чего только не бывает…

***

БАБА ЯГА

— …Если вы думаете, что это был единичный случай с нашим общим другом, то глубоко ошибаетесь. Наш Вован, конечно, если и матерится, то исключительно при огромном стечении народа — чего мелочиться! Не то, что мы, грешные! — на очередных посиделках, задетые новым запретом на использование мата, мы опять решили пройтись по костям нашего товарища.

— Что ещё? Если ты опять про мегафон и мальчика, то это уже не смешно — хохма, рассказанная дважды, становится глупостью! — попавший сегодня на клык сотоварищей дёрнул плечом.

— А если трижды — классикой!.. Я не про ту сибирскую историю. Нет. Есть и другая, посвежее.

— Ну-ка, ну-ка! Яви миру очередную тайну нашего незапятнанного!

— Рассказываю! Дело было в Москве, в самом, что ни на есть Большом её цирке! Как раз случился миллениум, который ещё толком не набрал годков. Ну, может прошло лет пять от начала нового тысячелетия, не более того.

— Давай ближе к телу!

— Даю!.. Поставил, значит, наш Вован очередной свой новогодний шедевр под названием: «В некотором царстве, в некотором государстве». Сам играет роль Бабы Яги. Я у него Бармалеем, ещё пару ребят ковёрных Лешим и Кощеем. Начинается сказка с того, что на манеже три ёлки шалашиком, в них мы — отрицательные персонажи прячемся до поры до времени. По центру снеговик из трёх поролоновых шаров, у которого в руках метла. Там наша Баба Яга затаилась.

Увертюра, красивый сказочный свет, по манежу хоровод снежинок из нашего кардебалета кружится. Музыка, начало праздника… Вдруг — барабанная дробь! Разваливается снеговик, из него выскакивает Баба Яга с криком: «У-ху-ху-ху!..», размахивает метлой и всех разгоняет. Потом на тишине её монолог: «О-ух! И как же эти снеговики в таких шубах ходють! Совсем запарилась! Ху-у-у…". — устало выдыхает. Ну, и дальше по сюжету зовёт нас — своих помощников. Мы загримированной троицей злодеев появляемся из ёлок, чтобы, как водится, испортить детишкам праздник…

Всё так и шло. Вован опять своей гениальной режиссурой накрутил беготни по манежу и по залу — сдохнуть можно! Любит он, так сказать, динамику, бешеный темпоритм — как он выражается. Нас ловят, мы убегаем. Мы ловим, убегают от нас…

Наступил момент, когда наигрались вдупель! Отработали представлений двадцать, каждый день по три. Первое дыхание закрылось, второе, вот-вот, на подходе, но его ещё нет. Идём на бессознательном состоянии и мастерстве актёра — чуть живые. Режиссёры — тоже люди, хоть и в роли Бабы Яги. Наш Вован хорохорится, но видим, работает на полуспущенных, рвёт жилы из последних сил. Наступил тот самый «весёлый день», о котором я и хочу поведать.

Музыка, снежинки… Разваливается снеговик, вываливается из него наша Яга, вяло размахивает метёлкой, все хилой трусцой разбегаются. Тишина и первая фраза Яги, которая устало выдыхает: «Ху-у-у-у…". И вдруг, неожиданно для себя самой, добавляет в конце «й». Все остолбенели! Закостенела и сама Баба Яга! Мы в ёлках трясёмся, забыли, что у всех микрофоны-петлицы включены, всхлипываем. Вдруг Леший своим басом из ёлки: «Ну, у кого что болит!..».

В зале три с половиной тысячи зрителей. Хохот! Бабуся выдала самую главную тайну своей души!.. Та давай скороговоркой забалтывать текст, чтобы побыстрее забылось. Мы из ёлок не вышли, мы выползли. Далее всё не по тексту и даже не близко к нему. В гримуборных селекторная связь — всё слышно, что на манеже творится. Хохот и там!..

Ёлка, короче, началась. Ну, как началась, так и продолжилась! Что ни сцена — лажа на лаже!..

У нашей Яги нос был на леске и тугой резинке. Жмёт немилосердно! Она этот крючковатый с бородавками нос то и дело на лоб передвигала, чтобы настоящий шнобель хоть немного отдохнул. Каждый раз туда-сюда… Подходит время её очередного выхода. Идёт Баба Яга по ступенькам вверх рядом со зрителями, актёрствует! То легонько толкнёт кого-то, то метёлкой заденет, приговаривая: «У-ху-хо-о! Намусóрили-то сколько! Мусóрят и мусóрят! Мусóрят и мусóрят!..». Сама к мальчонке наклоняется, собираясь ущипнуть. Микрофон — вот он — в сантиметрах от него на бабкиной пламенной груди! Туда, вдруг, громко так, мальчонка вопит: «Бабушка, бабушка! У тебя нос на лбу вырос!». Яга холодеет, понимает, что уже минут пять играет вот в таком виде! То-то взрослые развлекаются, ржут! А она, хм, думает — успех!.. Надо отдать должное нашей Яге — та, глазом не моргнув, мгновенно натягивает нос на нужное место и тут же даёт подзатыльник пацану: «Мальчик! Не болтай глупости! А то у самого что-нибудь вырастет!». Сказанула и похолодела ещё больше. Взрослые грохнули всем залом — они-то в курсе Что иногда на лбу вырастает…

Для полноты картины морального облика нашей Бабы Яги добавлю. На протяжении всего представления, с первого своего появления и до конца, в зрительном зале и на манеже, Яга, по роли, активно клеилась ко всем особям мужского пола, рефреном вопрошая: «Хошь, я тебя поцелую?..». Конечно, все шарахались…

Ну, я продолжу! Во втором отделении, проверив нос, Яга медленно поднимается на площадку над боковым проходом, где стоит её избушка. На избушке написано «Приём стеклотары». Я по реплике Ягу спрашиваю, мол, что это? Она должна ответить — «офис». Таким образом решили в сказку современности добавить. Вдруг бабка с устатку отвечает: «Охфис!». Я ей не по тексту: «Ну, и что ты там делаешь?». Она мне тоже не по тексту, с сексуальным прищуром и поигрывая бёдрами: «Охаю! Иногда!». Ну и своё неизменное: «Хошь, я тебя поцелую?..».

Незаметно проржались, вспоминая начало ёлки. Далее я её спрашиваю, мол, чем занимаешься, намекая на «Приём стеклотары». Она должна ответить, выговаривая по слогам трудное для её беззубого произношения современное слово: «Биз-нес-менка я!..». То ли у неё уже губы свело от усталости, то ли день был такой, короче, Яга выдаёт: «Я пизд, тьфу, мисд… Ой!.. Пизд-мисд-менка я! Во как!.. Ну и слов-то понапридумывали, тьфу! Опозоришься с головы до костяной ноги!». И опять своё: «Хошь, я тебя поцелую?».

Тут вдруг меня переклинило! Я со вздохом, неожиданно для себя, махнув рукой, обречённо говорю: «Да-вай!..».

У Бабки ступор! Вырубило! Не по тексту! Жуёт чего-то там, слова

подбирает: «Ух, ты! Надо же, согласился! Буду думать…».

В очередной раз зрительный зал не сразу успокоился… Вот такие

безматерные новогодние шедевры ставил наш неругающийся Вован.

***

КОЛОННА ИЗ ШЕСТИ

Работал знаменитый акробатический аттракцион в одном из городов. Наступил день, когда мышцы не в ладах с телом. Я уже говорил — бывают такие дни! Не работа — преодоление! «Сдача крови» не граммами — литрами!..

Финальный трюк в этом аттракционе — колонна из шести акробатов. В основании, нижними, ноздря к ноздре, стоят два здоровенных брата-близнеца килограммов под сто пятьдесят каждый — сплошные мышцы. На их плечах, друг на друге, трое нехилых ребят. И в эту пирамиду с подкидной доски прилетает ещё шестой. Всем трюкам трюк!..

В этот день отработали с кучей завалов и повторов, кое-как добрались до финала. Все измученные, уже не знают, как закончить, побыстрее бы в душ и отдыхать до завтра…

Итак — финал. В оркестре барабанная дробь. Инспектор манежа объявляет в микрофон: «Внимание! Рекордное достижение…».

Колонна из пяти человек замерла в ожидании прилёта верхнего. Команда! Отбой! Полёт! Приход в плечи и… колонна начинает валиться назад. Верхний чуть перекрутил. Тот, кто его ловил, поймать-то поймал, но с крепким завалом за спину. Отпускать не стал, на повторы уже ни у кого нет сил. Руководитель орёт: «Стоять!!!». У того дисциплина железная! Диктатор!..

Близнецы-нижние на последнем издыхании пытаются вытащить колонну — пятятся назад. Те, кто у них на плечах, тоже рвут жилы!..

«Стоя-ать!..».

Колонна, упираясь рогами и всеми филейными местами, дошла до барьера манежа, упёрлась в него, остановилась, продолжая крениться. За барьером — цемент, дальше зрительские ряды. В колонне на страховочной лонже только один верхний. Упади — покалечишься сам, да ещё зрителей поубиваешь!..

Публика, видя такое дело и грядущую перспективу, по головам друг друга врассыпную! В секунду образовалась этакая проплешина в рядах четырёх-пяти — падай не хочу…

Руководитель кричит: «Держа-ать!». Колонна, преодолевая земное притяжение и все законы мирозданья, упираясь ногами в барьер, пытается выровняться! Парни натужно рычат, словно у всех коллективный запор! Вот-вот струны лопнут!..

Зрители с открытыми ртами напряжённо ждут исхода этой битвы. Кто-то детям прикрывает глаза…

В последнюю секунду, когда уже казалось всё — трындец! колонна общими молитвами начала потихоньку выравниваться…

Как только опасность миновала, все эти шесть героических глоток, в унисон, на полной тишине, не сговариваясь, выдохнули: " Фу-у-у, б….дь!!!..».

Такого успеха у зрителей этот аттракцион не имел ни до, ни после…

***

ПОПУГАИ

Когда в определённых ситуациях сквернословят люди — это понятно. А вы слышали, как это делают цирковые животные? Нет? Рассказываю…

Приехала к нам в программу одна великовозрастная артистка. Она давно не работала. Тут вдруг ей приспичило в кои-то веки выйти на манеж, вспомнить, так сказать, молодость, тряхнуть, понимаете ли, стариной. Видимо кто-то, кому не отказывают, за неё попросил — артистка в прошлом уважаемая, можно сказать — история! Директору цирка осталось закрыть глаза и взять под козырёк…

Выступала она с попугаями. Птицы, в основном домашние, воспитанные на классической музыке и высокой литературе, как и их дрессировщица. Все эти попугаи умели прилично говорить. Вечерами, после представления, бывало сидят в гардеробной, насвистывают Брамса или на память фигачат Бродского с Мандельштамом — этакий птичий литературный салон княгини Волконской. Слушатели в восторге! Дрессировщица светится от удовольствия…

На манеже номер представлял из себя пытку для зрителей минут в пятнадцать. Попугаям лет по двести, дрессировщице немногим меньше. Она в древнем парике, на лице грима килограмма полтора, костюм эпохи классицизма, соответствующее музыкальное сопровождение и такая же хореография. Дрессировщица вальсирует от попугая к попугаю, которые спят на жёрдочках. Она птицу палочкой — тык! Спящий недовольно открывает глаза, с хриплым криком распускает веером хохолок и нехотя перелетает на следующую ступеньку. Другого — тык! Снова вальсок… Так минут пятнадцать.

В зале сонное царство. Оркестр, хлопая слипающимися глазами, играет что-то неторопливое. За кулисами сдержанные проклятия всем пернатым сразу…

Так прошла неделя-другая. Для того, чтобы хоть как-то поднять темп в этом номере, решено было ввести туда клоуна. Ничего особенного — он просто радостно выбегал на манеж: «Ой, какие птички!». Вступал в короткий диалог с дрессировщицей и попугаями. Пернатые иногда что-то там выкрикивали по-человечески, чем изрядно веселили публику. Тем и спасались…

Гастроли проходили в одном из южных городов, где добывали уголь. Народ простой, рабочий. Униформисты — плоть от плоти этого трудового люда, потихоньку, когда появлялась возможность, учили попугаев шахтёрскому мату. Те до поры до времени молчали — впитывали…

В один прекрасный момент, в нужное время выбегает на манеж клоун, случайно задевает ногой складку на ковре и летит носом прямо под реквизит с попугаями. Один из них распускает на голове хохолок и хриплым голосом орёт на весь цирк: «Расп… дяй!..».

Дрессировщица замерла в своём вальсе с поднятыми руками. Клоун полежал, полежал и пополз, содрогаясь от смеха, назад, откуда только что так бодро выбежал. Зрители, те, кто не успели вовремя проснуться, вопрошают друг у друга: «Что сказал? Что сказал?..».

Попугаи, словно сговорившись, ожили, давай оглушительно орать на весь цирк то, что усвоили за эти недели гастролей. Такого мата не слышали даже бывалые шахтёры, не то, что простые зрители!..

На завтра в зале был аншлаг — всем хотелось посмотреть на матерящихся попугаев. Но гастроли их скоропостижно закончились. Больше на манеже их никто никогда не видел.

***

ФИНАЛ

На одном из представлений известная группа акробататов с подкидными досками, как-то вдруг из рук вон плохо работала — завал на завале! Ну, вы знаете, бывают такие дни…

Все психуют! Трюки — один сложнее другого, с первого раза — ну никак! Повторяют. Тихо переругиваются. Оркестр тоже то и дело повторяет одну и ту же музыкальную фразу. У трубачей уже губы опухли…

Наконец доходят до финала. А там, на закуску — колонна из трёх человек, которые стоят друг на друге. В эту колонну должен с подкидной доски прилететь четвёртый. Парни с хорошим весом прыгают с тумбы, отбивают доску, акробат летит в колонну. Недолёт!.. Колонна рассыпается. Пацаны, что были в этой пирамиде, ходят по манежу, губами и всей своей акробатической сутью показывают партнёрам, что они о них думают. Снова три человека друг на друге. Отбив! Четвёртый летит — перелёт!.. Ещё попытка — мимо!.. Тихий мат крепчает!..

По цирковым традициям финальный трюк надо сделать хоть тресни! Закон!

Зрители сочувственно аплодирут, сопереживают! Артисты криво улыбаются, сверлят друг друга глазами. Руководитель номера коротко и в сердцах даёт команду: «Ещё раз!..». Жестом дирижёру — снять музыку!..

В зрительном зале напряжённая тишина, все понимают — пан или пропал!..

Акробаты в четвёртый раз выстраивают колонну. Три человека балансируют друг у друга на плечах, пыхтят. Четвёртый стоит на кончике подкидной доски, собирается с духом. Вот-вот даст команду: «Ап!». Отбойщики на тумбе уже было потянулись вверх, чтобы прыгнуть и всем своим могучим весом вложиться в край доски.

Гробовая тишина, слышно даже, как бьётся сердце! Секунда и…

В этот момент крепко поддатый мужик в третьем ряду решил поделиться впечатлениями с сидящими рядом. Он тоже собрался с силами, напрягся, хотел наверное тихо, но вышло, как вышло, выдохнул: «Мм-бессс-полезное дело!..».

Колонна развалилась, как карточный домик! Акробат, что стоял на доске, просто упал с неё. Те, что на тумбе — едва удержали друг друга, чтобы оттуда не свалиться. Остальные ржали, согнувшись!..

Апофеозом было, когда этот пьяный мужик встал и начал раскланиваться. Зрители хохотали, свистели! Аплодировали и те, кто был на манеже. Финал в номере таки состоялся! Традиции нарушены не были…

***

РОЗЫГРЫШ

В цирке всегда ценились приколы, шутки, розыгрыши. Они бывали разными: по-настоящему остроумными, глупыми, иногда просто дурацкими. Юмор — вещь многогранная…

В одном крупном акробатическом номере была традиция проверять «на вшивость» всех, с кем сводила гастрольная судьба. Розыгрыш рискованный, как говорится — на грани фола. Бывало, что устраивающий получал за это по мордам. Потом, конечно, всё разъяснялось, смеялись…