Бесплатный фрагмент - Жестокое наследие

Пролог

Любая цивилизация, когда-либо их существовавших на Земле, неизбежно приходит к гибели. Медленно или быстро, в результате социальной или природной катастрофы, войн или человеческой глупости, падение ожидает любое развитое общество. Но лишь технической цивилизации уготован поистине феерический конец. Технологические цивилизации тем и отличаются от древних, что их процветание зиждется на очень шаткой основе. Этой основой является способ добычи и переработки энергии и обмена информации. Разрушьте привычные социальные и информационные контакты между людьми, массово отключите сотовую и телефонную связь, лишите людей надежд на благополучное и комфортное существование, и вы увидите, как неотвратимо и быстро некогда непоколебимый колосс — результат технического и научного прогресса — распадается на мириады осколков. Этими осколками являются утраченные надежды и мечты людей.

Когда вирус обычной пневмонии захлестнул весь мир, поначалу все — и обыватели и правительства — полагали, что легко справятся с напастью. Меры были приняты, как тогда говорили, беспрецедентные. Людей перевели на бессрочный карантин, многие производства закрыли, как и, впрочем, границы между странами, но все были искренне уверены, что такая изоляция — лишь временная мера и нужна для того, чтобы побороть вирусную угрозу. Но как все ошибались. Вирус оказался прелюдией к более страшной череде катастроф и изменений.

За этим вирусом последовал другой — мутировавший вирус, который убивал неумолимее и быстрее. В короткие сроки было создано лекарство от этого вируса. Но лекарство, побеждая вирус, ослабляло иммунитет, и открыло дорогу тем вирусам, с которыми, как полагали ученые, человечество уже давно справилось. Среди них была чума и оспа. Количество жертв во всем мире росло катастрофически. Гибли целые города. В некоторых странах из-за нехватки продовольствии и воды вспыхнули вооруженные конфликты, которые добавили новые человеческие жертвы. Мировая экономическая система уже не могла справиться с очередным витком кризиса. Массовые волнения, безработица, голод и социальные конфликты лишь увеличивали число людских жертв. Поскольку не хватало специалистов, из строя стали выходить энергетические установки. Информационная сеть, некогда сплетающая в единый клубок связей весь мир, стала походить на давно не чиненную рыболовную сеть. Когда очередная вспышка на Солнце привела к отключению всех энергетических установок, на Земле наступили темные века.

Но и это еще не был конец цивилизации. Последним гвоздем в крышку общемирового гроба вбил выброс в мир штамма весьма опасного и смертельного вируса, созданного в недрах какой-то секретной лаборатории. Поскольку людей лечить уже было практически некому, этот вирус распространился повсеместно и убивал мгновенно и быстро, не щадя почти никого.

Когда гибнет корабль, первыми с него бегут крысы. Когда стало ясно, что человеческой цивилизации конец, с планетарного корабля побежали крысы в человеческом облике — политические деятели, нажившиеся на катастрофе магнаты и предприниматели, военные и диктаторы, а также те, кого привыкли называть теневым правительством. Еще до пандемии были построены прототипы первых межзвездных кораблей. Никто из обывателей этого, конечно, не знал. Но знали военные и ученые, которые работали в сфере космических технологий. Летательные аппараты не были протестированы, но крысы, как правило, не выбирают путей к бегству, а плывут к берегу прямым путем. Эти корабли — будущая гордость и в своем роде надежда человечества — стали спасательным плотом для тех, кто себя называл элитой. Втайне были доработаны летательные аппараты, чем-то похожие не неуклюжие ангары, в них загрузили тонны продовольствия и воды, оружие и редкие произведения искусства, и корабли стартовали. В тайне, без оповещения, без каких-либо пожеланий и напутствий правители вознеслись в небеса к спасению, которое было столь же сомнительным, как сомнительным представляется плавание на дырявом тазу в штормовую погоду. Что сталось с беглецами впоследствии, никто не знал, ведь многие из оставшихся и гибнущих людей вообще даже не имели понятия о столь трусливом бегстве. Разве что некоторые любители-астрономы, увидевшие в окуляры своих телескопов яркие вспышки в созвездии Стрельца, стали догадываться о судьбе своих бывших правителей. Но ведь это могли быть обычные явления в космосе или сбой работы телескопов. Переживают ли гибнущие на судне команда и пассажиры о том, сумеют ли крысы доплыть до спасительного берега или нет? Кого может волновать их судьба?

Но какими бы предательскими не были планы отдельных представителей земной цивилизации, нашлись достойные люди, которых заботило спасение оставшихся живых людей. Этими людьми были команды ученых: биологов, вирусологов, медиков и иных специалистов. Когда стало ясно, что цивилизация движется к пропасти, их совместными усилиями были созданы центры изучения новых вирусов. Глубоко в недрах Земли были вырыты огромные бункеры, в которых свозились самая передовая на то время аппаратура и оборудование. Ученые и члены их семей обрекли себя на безвылазное сидение в бетонных укрытиях, поскольку выход на поверхность был на них смертельным.

Таких центров было создано несколько в разных странах. Они не только занимались лабораторными исследованиями, но и созданием роботов, которые могли бы оказывать помощь людям дистанционно. Лично ученые и медики уже ничем не могли помочь больным, поскольку их было мало, и они рисковали сами заразиться и умереть. Роботы должны были спасать тех, кого еще можно было спасти. В условиях плохой связи между бункерами, ученые были лишены возможности делиться опытом и результатами своих исследований. Это значительно осложняло их работу.

Прошло несколько лет с того времени, как мир погрузился во тьму. Кто-то еще пытался сопротивляться, но вирусы убивали неумолимо. Животный мир вирус затронули слабо, ведь опасно смертельный штамм был нацелен только на человека, и только его мог погубить. Когда через десять лет здоровых людей практически не осталось, лабораторные исследования можно было прекращать. Но роботы были запрограммированы на поиск выживших. Они стали находить не только трупы, но и тех, кто приобрел к вирусам иммунитет. Этими счастливчиками оказались немногочисленные дети и подростки. Оставшиеся без родителей, подчас безграмотные, сколачивающие молодежные шайки и банды, подростки-мародеры и дети-бандиты группами бродили по опустевшим городам, деля районы на зоны влияния, питаясь отбросами, остатками того, что еще годилось в пищу. Вирус не просто обошел их стороной, но и сделал их организмы неуязвимыми к новым болезням. Почему так произошло, горстка надежно укрытых в бетонированных бункерах ученых не знала. И чтобы понять эту загадку, а заодно и спасти детей и подростков от вымирания и культурной деградации, в местах, где находились бункеры, роботы создали специальные колонии. Возможно, эти колонии могли бы стать очагами для возрождения цивилизации. В одну из таких колоний однажды с проникающим ножевым ранением попал 12-летний парень по прозвищу Вонючка.

Часть первая. Город

Глава 1. Сопатый

Солнце только поднималось над крышами отдаленных зданий города, но Вонючка уже каким-то шестым чувством знал, что предстоящий день будет таким же жарким, как и все предыдущие, а на иссушенную землю не прольется ни капли дождя. Лишь за городом, у прудов, там, где стеной вставала спутанная щетка леса, можно было спастись от невыносимой жары. Но до заветных прудов еще топать и топать, а с Лизи такая прогулка представлялась задачей непростой.

«Эти малолетние дурни, наверное, еще спят, — думал Вонючка на ходу. — И зря. Лучше всего искать утром, пока не так жарко. А днем отсыпаться. И пусть они потом потеют. По холодку дела делать надо. Интересно, почему они всегда слушаются этого хлыща? Может, он им вместо няньки? Нет, все-таки одному проще: ходишь, куда хочешь. Хочешь — спишь целый день, хочешь — идешь на речку купаться. И никого слушаться не нужно. Сам себе хозяин. Что хочешь, то и делаешь. Если бы не Лизи, вообще бы ушел к речке жить».

И, довольный своими мыслями, Вонючка легко перепрыгнул через кучу кирпичей, обогнул остовы сгоревших машин и подкрался к повороту. Здесь за углом невысокого здания с непонятной и полинявшей на солнце вывеской заваленный разным мусором и тряпьем лаз вел в их с Лизи укровище. Об этом лазе, правда, знали некоторые члены банды, но Глиста это, похоже, серьезно не интересовало.

Был Вонючка весь неказист и нескладен. Про таких обычно говорят: соплей перешибешь. Худоба и малый рост его при этом замещались необыкновенной гибкостью. Он мог залезь в такую дыру, куда и более опытный искалец не сунется. Нечесаные длинные волосы настырно лезли ему в глаза, и ему каждый раз приходилось отбрасывать их назад рукой, чтобы что-то увидеть. Но зоркость его при этом была феноменальной: разглядеть что-то малое и неприметное ему ничего не стоило. Что делало его одним из лучших искальцем среди мальков. И еще он слыл чудаком: он никогда не расставался с монетами или мелкими камешками и на ходу время от времени их побрасывал, а затем ловил, не переставая, при этом, что-то бубнить про себя. За его странности другие мальки предпочитали с ним не связываться и всегда обходили стороной.

Осторожно выглянув в тесный проход между зданиями, Вонючка облегченно вздохнул. Никого не было. Он подкинул монетку, ловко ее поймал, а затем юркнул к лазу. Он уже приготовился спускаться в подвал, как услышал за спиной чьи-то шаги, а затем и натужное сопение.

Вонючка спрятал рюкзак за спину и медленно обернулся. Рыжий верзила Сопатый стоял перед ним, широко расставив ноги и наклонив свою бычью голову. Вечно навыкате глаза его были пусты и ничего не выражали. Вероятно, опять нанюхался той дряни, которую мелкота находила в поврежденных недрах раскуроченных машин.

— Ба! Кого я вижу. Ты что ли, Вонючка? — прогундосил Сопатый и еще сильней засопел, словно что-то учуявший медведь, — Что к ляльке своей собрался?

— Тебя это не касается, Сопатый, — отмахнулся Вонючка. — Идешь и иди себе.

— Да я-то пойду, а вот Глист уже заждался. Ты ему стрелку вчера забил? Забил. И что-то Глист тебя вчера так не узырил. Нехорошо получается.

— Забил, значит, приду, — угрюмо ответил Вонючка.

— Так, ты приходи, не тяни кота за яйца, — прохрипел Сопатый и закашлялся. Сплюнув кровавый сгусток, он продолжил:

— Глист не любить ждать. Ты его знаешь.

— Да знаю я, — отмахнулся Вонючка.

Ему не терпелось убраться с улицы, пока не стало жарко.

Тем временем Сопатый разглядел рюкзак, который Вонючка прятал за спиной.

— Чё за хабар надыбал? — поинтересовался он. — А ну закежь, чё там нычешь.

— Не твое дело.

— Не твое, говоришь? — Сопатый вразвалку подошел к Вонючке и толкнул его. — А кто обещал с пацанами делиться?

— Я же сказал, что не твое. — Вонючке не хотелось ссориться с громилой, и он немного отступил в сторону. И не увидел, как рюкзак, который он держал за спиной, напоролся на торчащий из стены крюк. Рюкзак, и без того ветхий и не раз штопанный Лизи, предательски треснул и все его содержимое вывалилось как раз к ногам Сопатого. Вонючкина добыча удивила бы не только Сопатого, но и самого Глиста. Вряд ли бы Глиста заинтересовали банки с тушенкой или сухая молочная смесь, но вот блестящий предмет, который так легко ложился в руку, пришелся бы по его вкусу. То, что оружие не имеет никакой ценности без патронов, Глиста бы не остановило.

Сопатый наклонился и взял в руки пистолет. Пистолет был новый, весь в смазке и приятно холодил руку.

— Клевая вещичка, — Сопатый весь расплылся от удовольствия и порывался уже засунуть его в карман, как Вонючка резко ударил его по руке. Пистолет выпал и откатился к куче тряпья и мусора.

— Не твое, не трожь, — медленно проговорил Вонючка. — Не ты надыбал, не тебе ныкать.

— Если узнает Глист, — погрозил Сопатый, — он тебя раскатает в кусок дерьма. Хотя ты и так кусок дерьма. Ты же Вонючка.

Такого унижения Вонючка стерпеть не мог. Отбежав в сторону, он поднял с кучи кусок кирпича и запустил им в сторону Сопатого. Кирпич, увы, пролетел мимо, лишь слегка задел щеку здоровяка. Но и этого было достаточно, чтобы Сопатый мигом рассвирепел и, словно вепрь, сорвался с места в атаку.

— Ты точно кусок дерьма! — заревел он, но добежать до Вонючки не успел, поскольку налетел на кучу кирпичей и растелился на ней.

Тем временем, Вонючка воспользовавшись падением Сопатого, быстро собрал несколько банок в дырявый рюкзак и, прихватив пистолет, ловко нырнул в зев отверстия. Сбегая по захламленной лестнице, он слышал, как наверху орет и матерится Сопатый. К его удивлению Сопатый за ним не погнался. Последнюю угрозу Сопатого он услышал, приблизившись к дверям подвала. Сопатый обещал скормить ему все кирпичи, которые найдет в округе. Слушая их, Вонючка с ужасом вдруг понял, что неприятности с Глистом ему не избежать. Ведь здоровяк Сопатый был правой рукой Глиста. А кто задевает первого помощника Глиста, тот лично отвечает перед самым Глистом.

Еще на лестнице, Вонючка почувствовал страх Лизи. Чувство тревоги не отпустило Вонючку и тогда, когда он оказался в подвале. Этот подвал Вонючка выбрал не случайно: вход в него был невиден с улицы и в подвале в пору летней жары было всегда прохладно и сухо. Кроме того, в подвале была вода. Она самотеком сочилась из ржавых труб, хотя водопровод в городе уже давно не работал.

Свое убежище Вонючка устроил с размахом. Еще весной он по частям припер из магазина новый диван, а также прихватил чудо-печь, которая работала на той жидкости, что еще оставалась в ржавых машинах. Печь жутко чадила, но на ней можно было готовить. Пол подвала покрывали пыльные ковры, а высокое в основании потолка окно закрывал кусок красной ткани. За отдельной ширмой он устроил моечную: в ней он разместил чугунную ванну и рукомойник: Лизи любила часто мыться. Девочка в меру сил старалась поддерживать уют, постоянно что-то чинила, штопала, стряпала. В общем, вела себя так, как обычно ведут маленькие хозяйки. То, что хозяйке было всего восемь лет, делало ей чести.

Когда он вошел, Лизи штопала его старые джинсы. Девочка сидела в кресле, которое он сам смастерил. Кресло было мягким и удобным. К его низу он прикрепил колесики от тележки, что нашел в магазине.

«Ты зря с ним связался, — мысленно проговорила ему Лизи, — он тебя когда-нибудь побьет».

— Ну и пускай, — ответил ей Вонючка. — Он сам первый начал.

«Он правая рука Глиста, — раздался в его голове голос Лизи, — а у тебя с Глистом и без того непростые отношения».

— И что мне делать? — спросил Вонючка. — Пойти ему поклониться.

«Ты правильно делаешь, что не вступаешь в его банду, — поддержала его Лизи, — но рано или поздно тебе придется выбирать».

— Я же тебе говорил, что скоро мы уйдем за город. Дай мне еще время.

— «Хорошо бы так, — мысленно вздохнула Лизи.

— Я их все равно не боюсь, — ответил Вонючка. — Ты лучше смотри, что я тебе принес.

Вонючка вывалил из рюкзака на стол несколько банок с тушенкой и пакет сухой молочной смеси. Лизи взяла одну банку, покрутила ее в руках и отложила в сторону.

«Ты ничему не учишься, — укорила она Вонючку. — Эта банка испорченная».

— С чего это? — удивился Вонючка, — она такая, как и все.

«Помнишь, как в прошлый раз ты вскрыл ножом такую же вздутую банку. И помнишь, что с тобой было».

Вонючке не было нужды напоминать об этом. Он хорошо помнил, как ему тогда было плохо. Свое прозвище он оправдал тогда с лихвой.

Вонючка бросил испорченную банку в дальнюю часть подвала, а затем с гордостью извлек из рюкзака пистолет.

— Лизи, смотри, — произнес он торжественно.

И тут он почувствовал тревогу Лизи. Странно, но раньше, когда он приносил разные предметы из своих походов, Лизи всегда радовалась находкам. Как-то он ей принес говорящую куклу. Лизи теперь не расставалась с ней ни на минуту. Но теперь она была не на шутку встревожена.

Он услышал в голове ее мысли:

«Зачем ты его принес? Ему здесь не место».

— Но смотри, как он блестит, — и он стал крутить в руках пистолет.

«Этот предмет опасен. Раньше взрослые им причиняли боль».

— Откуда ты знаешь? Взрослых уже давно нет. Они все мертвы.

«Я просто знаю это. И советую тебе немедленно избавиться от него».

— Ладно, отдам его Глисту, — решился Вонючка

— «Не вздумай! — Вдруг мысленно закричала Лизи. — Лучше выброси его».

— Но что он можешь сделать?

— «Убить».

— Но как? Если им сильно двинуть по затылку, тогда да. Может и убьет. А так…

Он покрутил пистолет в руке и невольно залюбовался тем, как он был ладен и как ловко и удобно ложился в руку. Так бы и не расставался с ним.

«Эти предметы не должны попасть в банду, — продолжала встревоженная Лизи.

— Но Глист и сам может найти такой, — не успокаивался Вонючка.

«Он не поймет, как он пользоваться. Пока не поймет. А когда поймет, то будет ничем не лучше взрослого. Тем более, в нем нет патронов».

— Зря ты про него так, — сказал Вонючка. — Он старше меня. И очень умен. Вон какую банду сколотил.

«Тем он и опасен, — мысленно проговорила Лизи. — Не ходил бы ты к нему».

— Но я должен, — настаивал Вонючка, — я ему и так просрочил стрелку.

«Тогда есть повод уйти раньше. — Лизи чуть не умоляла. — Прошу тебя. Давай уйдем сегодня. Ты же обещал, что мы уйдем из города».

Вонючке, конечно, не терпелось свалить из города, но он побаивался Глиста. «Сегодня же, — мысленно сказал он себе, — нужно с этим долгом покончить и уходить из города».

«Ты ему ничего не должен, — Он понял, что Лизи подслушала его мысли. — Он покалечит тебя за то, что ты сделал с Сопатым».

— С Сопатым я сам разберусь, — заявил Вонючка.

«Я боюсь, Джошуа, — Лизи впервые назвала его по имени. — У меня плохое предчувствие. Сопатый сильнее тебя».

— А я ловкий — хвастливо произнес Вонючка. — И еще у меня есть дар.

После этих слов Лизи немного смягчилась.

«Чтобы твой дар работал, — мысленно сказала она, — ты должен тренироваться».

— Но я не хочу сейчас тренироваться.

«Ели ты не будешь тренироваться, твой дар пропадет зря».

И тут Вонючка понял, что тренировки ему сегодня не избежать. Сколько раз их мысленные диалоги сводились к тому, что он должен заниматься. Тренировки по развитию его дара были не менее утомительными, чем головокружение, которое он всегда испытывал во время мысленного общения с Лизи. К сожалению, иначе с ней разговаривать было нельзя. Лизи не умела говорить. Поначалу он думал, что Лизи притворяется или, что еще хуже, издевается над ним. Потом понял, что, возможно, никакого притворства здесь нет. А когда прожил с ней почти год, смирился с тем, что иначе общаться Лизи не умеет или не хочет. Лишь мысленно, что порой причиняла ему сильную головную боль. Особенно в те минуты, когда Лизи начинала умничать и рассказывать разные истории, которые видела во сне. «Вот бы мне такие сны, — как-то подумал он. «И не мечтай, — ответила ему в мыслях Лизи, — у тебя есть другой дар. Работай над ним». И Вонючка работал. Но пока у него получалось плохо.

Вонючка молча уселся за складной столик и обреченно уставился на лежащую на столике монету. Он слегка коснулся вспотевшей ладошкой монеты, затем резко отдернул руку и приказал ей оторваться от крышки стола. Монета слегка задрожала, закачалась, но ни на дюйм не сдвинулась, ни вверх, ни в сторону. В ответ на мысленное усилие, в его голове что-то завибрировало и застучало.

«У тебя все получится, — ободрила его Лизи. — Представить, что ты мысленно держишь ее в руках, а затем подкидываешь вверх».

Представить получилось, но подкинуть монету вверх, не прикасаясь к ней, не удалось. Вместо монеты он мысленно опрокинул вазу с края стола. Цветы разлетелись по полу, словно мальки, выброшенные из воды на берег.

Вонючка с трудом поднялся. Голова его гудела, словно по ней уже долбил заждавшийся и злой Сопатый. Он понял, что от тренировок пока мало проку. Нужно было лечь, поспать и набраться сил.

Лизи с ужасом осознала, что Вонючка не собирается откладывать встречи с Глистом. Но внушить ему категоричный запрет она уже не успевала, поскольку Вонючка, как только прилег на диван, мгновенно отключился.

Глава 2. Глист

Глист никогда бы не стал главарем банды, если бы не обладал двумя ценными для любого лидера качествами: честолюбием и развитым от рождения умом. Первое качество помогало ему планировать действия группы и насаждать порядок и дисциплину, а ум позволял ему выжить. Ум его подкреплялся очень редким и малораспространенным в его мире преимуществом: Глист знал грамоту. Умение читать, разбирать знаки и обозначения, понимать названия вывесок и различать этикетки на товарах не раз спасали жизнь лично ему и членам его группы. Он не называл ее бандой, поскольку полагал, что название «группа» звучит более престижно и способно внушить трепет другим бандам.

Глист был худощавым тринадцатилетним подростком с копной рыжих нечесаных волос. За свою худобу он и получил прозвище «Глист». В том жестоком мире дети не помнили имен, которые им с рождения давали матери. Они прикрывались масками — прозвищами. Некоторые прозвища были нелестными, но чаще всего прозвище подчеркивали какую-либо физиологическую особенность малька. Были в его группе и дети с совсем непонятными и странными прозвищами, например, Дохляк, Верткий или Скопыченный. Прозвища давались единожды, и их уже нельзя было отлепить от человека, как порой трудно выдрать из волос репей. Сделать это можно, но ценой самих волос. Так и с прозвищами. Пока жив носитель прозвища, живо и само прозвище. Смерть стирала все различия между именем и самим человеком.

Глисту сильно повезло с родителями. Ведь когда началась эпидемия, его семья наглухо отгородилась от внешнего мира в загородном доме. Кормились тем, что давал приусадебный участок. Мать разводила кур и держала козу. Вырытый отцом колодец не позволял им умереть от жажды. Отец каждый день тщательно фильтровал воду, а мать по несколько раз в день усердно терла полы и мыла все, что попадало ей в руки. В пять лет мать научила его грамоте, а отец некоторым навыкам выживания. Его советы, пусть немудренные и простые, пригодились как никогда, когда он оказался на улицах города. Но, несмотря на все старания родителей и их предосторожности, коварный недуг добрался и до них. Сначала слегла мать. Она угасала медленно и тихо, как меркнет свеча без свежего воздуха. Отец не заходил к ней, боясь заразиться. Глисту приходилось самостоятельно ухаживать за матерью. Но перед смертью отец все же навестил ее. После этого он три дня не выходил из своего кабинета. Когда вышел, подошел к сыну и сказал ему:

— Джон, — сказал он. — Ты уже достаточно большой и знаешь, как о себе позаботится. Я ненадолго отлучусь в город. Мне нужны лекарства. Но я вернусь. Должен вернуться.

И заходясь в сухом кашле, потрепал сына по рыжей шевелюре, а затем ушел. Чтобы уже не вернуться.

Уже тогда Глисту стало ясно, что отец не вернется. А потому ему нет необходимости одному сидеть в четырех стенах и нужно выбираться в мир. Еще он тогда понял, что он особенный. Пока он сидел с больной матерью, он не почувствовал в себе никаких изменений. Может и заболел, но это была не смертельная болезнь. Забрав припасов столько, сколько мог унести, он отправился в большой мир.

Во время первой встречи с мальками его побили и отобрали все припасы. Результатом второй встречи стало знакомство с Сопатым. Сопатый не побил его только потому, что Глист спас жизнь Сопатому. Когда Сопатый пытался отхлебнуть их бутылки с надписью «Осторожно, яд!», Глист выбил бутылку из его рук. А чтобы тот поверил, поймал на свалке тощего кота и насильно влил в его пасть содержимое из бутылки. Сопатый долго смотрел на труп кота, а затем пожал ему руку и предложил быть вместе. Это нельзя было назвать дружбой, скорее, взаимовыгодным сотрудничеством. Сопатый был на порядок сильнее и старше Глиста и мог в одиночку позаботиться о себе. Но у Сопатого не было тех ума и тех знаний, которыми был наделен Глист. Так постепенно вокруг Глиста стала сколачиваться шайка таких же, как и они малолетних оборванцев, потерявших родителей и утративших цель в жизни. Глист дал им эту цель. Она была проста, как мир: им нужно было выжить.

Желающих присоединиться к его группе было немало, ведь дети чуяли, что с Глистом и здоровяком Сопатым им будет безопасней. Но Глист понимал и другое: группа не должна сильно разрастаться. Пределом численности группы могло быть человек 15—20, не более. Инстинктивно Глист чувствовал, что, чем больше группа, тем будет сложнее поддерживать в ней порядок. Лучше предоставить малькам право самим уходить из группы, а затем вербовать новых ее членов. Но при уходе из группы Глист поставил за правило — отработать свой уход. Право на уход давалось только тем, кто вносил в общак — общее имущество группы — нужное количество продуктов, найденных в городе. В мире, где не было взрослых, у детей ценились только непортящиеся продукты — консервы, тушенка, некоторые виды круп, которые еще не попортили крысы, напитки, включая и алкоголь, а также добротная одежда и оружие. Оружием были ножи и самодельные луки. Все остальное считалось за мусор. Так однажды Глист нашел в помещении банка мешки с банкнотами. В холодное время он распорядился их сжечь их в печи. Ценности погибшего мира уже ничего не значили для мальков.

Глист понимал, что группа нуждается в постоянном жилище, куда можно было всегда вернуться и где можно было безопасно пересидеть холодную зиму. Место для жилья он нашел в районе сухих доков порта. В сухогрузах еще можно было отыскать немало ценного, включая продукты и теплые вещи. В одной из пустых складов Глист разместил свою ставку. Первый делом он распорядился очистить все помещение от мусора, вынести все трупы и сбросить их в реку. Затем, памятуя о стараниях матери, отдал малькам команду отмыть помещение до зеркального блеска и вставить в выбитые окна стекла. В просторном помещении склада он приказал разместить мебель и кровати, найденные им в одном из сухогрузов. Все ходы и выходы, кроме одного, были забаррикадированы, окна надежно укреплены решетками. Глист с трудом понимал, зачем он это делает, ведь никакой длительной осады он выдерживать не собирался, но чутье подсказывало ему, что так будет правильно.

Кроме Глиста, город делили другие банды. Но в район сухих доков они не совались, в отличие от одиночек, которым нечего было терять. Поначалу Глист решил с ними разобраться силой: приказывал их избивать, а все имущество присваивал и отправлял в общак. Но потом сообразил, что одиночки ему могут пригодиться по-другому. Глист поменял тактику и стал договариваться с одиночками, обещая, что он их не тронет и позволит жить рядом с ним. Взамен они обязались ему пополнять общак. Так, если не друзей, но союзников он приобрел точно. За отказ от выполнения условий сделки, Глист наказывал жестоко. В лучшем случае несчастного избивали мальки, в худшем его труп скармливали рыбам.

Глист предусмотрительно старался не влезать в разборки между другими бандами и, когда это возможно, держал нейтралитет, но, когда дело касалось интересов его группы, все остальные банды вынуждены были ретироваться с поля боя. Внутренние разборки в его группе решались судом поединка. Глист сам не судил, а позволял спорящим самим решать конфликт поединком. Если участник спора по разным причинам был не в состоянии отстоять свою правоту, он заручался поддержкой более сильного товарища, который дрался за него. Так, в середине 21 века стали возрождаться давно забытые феодальные традиции.

Конкурентов в группе Глист устранял незаметно и тихо. Вероятно, понимал, что его власть должна быть абсолютной и непререкаемой. А как удержать такую власть, если на нее могут претендовать и другие члены? В свою группу он не брал тех, кто знал грамоту или был чрезмерно независим. Сопатый был самым старшим членом группы, но его Глист сразу исключил из числа конкурентов. На то были две причины. Сопатый туго соображал и всегда был предан Глисту, хотя не дружил с ним. Второй причиной была болезнь Сопатого. В этом плане Сопатый представлял печальное исключение. Все, включая самого Сопатого, прекрасно понимали, что до совершеннолетия ему не дожить. Отчего Сопатый пускался во все тяжкие. Вдыхание паров бензина было наименее тяжким из его пристрастий.

Как-то в группу прибился малек — Очкарик. Был он слаб и покорен. Между тем, он скрыл от Глиста, что умел читать. Глист это понял, когда тот выбросил банку тушенки с просроченным сроком годности. На следующий день Глист приказал ему отправиться на вылазку за продуктами. Пошли они вдвоем. К недоумению Очкарика Глист его завел на крышу небоскреба, обещая показать город с высоты. Конечно, это было уловкой главаря. Но Глист выполнил свое обещание и показал ему город с высоты птичьего полета, а затем и самого Очкарика отправил в полет.

Отдельные дети и подростки для Глиста ничего не значили. Иногда он не помнил даже их прозвищ. Глисту важнее было единство группы, поскольку он понимал, как трудно выжить в одиночку и как порой бывает тоскливо, когда тебя никто не опекает и не дает мудрых советов. И поэтому, отправляясь на встречу с Вонючкой, где-то глубоко в душе Глист все же жалел Вонючку.

«Странный он парень, — думал Глист о Вонючке. — Ходит, словно в штаны наложил, голову вниз опустит, бубнит что-то про себя, а как взглянет, так холодно внутри становится. И добытчик славный: после него лучше не соваться. Все подчистую выгребает. Хлюпик, а что-то в нем есть. И даже с Сопатым не побоялся связаться. А ведь Сопатый его сегодня отделает, тут даже и гадать не нужно. Зря он ко мне не просится. Взял бы сразу, не думая, а Сопатому — от ворот поворот. Больно борзый стал».

Но Глист не мог изменить своего решения. Не в его правилах было идти на попятную. Наказание Вонючки должно стать показательным. А личные обиды подчиненных от чужаков-одиночек прощать Глист не собирался.

Встреча Вонючки и группы Глиста должна была произойти в родном районе Глиста: в одном из сухих доков.

Глава 3. Вонючка

Как и было оговорено, Вонючка на закате прибыл в район сухих доков. Обещанную по сделке с Глистом долю Вонючка принес в драном рюкзаке. То, что полагалось Глисту, Вонючка, по сути, обменивал на свободу, поскольку завтра уже окончательно решил отправиться за город вместе с Лизи. А потом пусть Глист его ищет. Вонючка знал, что за пределы города группа Глиста вряд ли сунется.

В тесном пространстве между контейнерами его уже ожидали Глист и его подручные. Глист был спокоен и выдержан. Впрочем, как и всегда. При встрече с одиночками он всегда напускал на себя напыщенный и важный вид.

Сегодня ожидалась потеха, поэтому группа была на взводе. Десяток настороженных, насмешливых и ехидных ухмылок встретило Вонючку. Тот понимал, что эта встреча будет решающей, поэтому старался держаться с тем же важным видом, что и предводитель банды.

— Я вот гадал, придешь ты или нет, — с усмешкой заявил Глист.

— Я выполняю обещание, — мрачно ответил Вонючка, выискивая глазами Сопатого. В толпе его почему-то не было. Может, прячется где?

— Ты обещал придти еще вчера, но не пришел, — укорил его Глист. — Нехорошо так поступать со своими друзьями.

— Разве мы друзья? — удивился Глист. Только теперь он заметил Сопатого. Тот как раз вынырнул из-за угла. Его рот растянулся в ехидной усмешке. Сопатый неспешно подошел к Глисту и что-то зашептал ему. Глист отмахнулся от Сопатого и вновь обратился к Вонючке.

— Долю принес?

— Забирай свою долю, и мы расстанемся.

— Не торопись, — придержал его Глист. — Прежде скажи, ты ничего интересного вчера не находил?

— Разве что это. — И с этими словами Вонючка вытащил из кармана джинсов пистолет и протянул его Глисту.

Глист с интересом покрутил пистолет в руках и отдал его одному из своих подручных.

Конечно, Вонючка рисковал, отдавая столь ценную находку Глисту, но еще он понимал, что рано или поздно Глист узнает от Сопатого про пистолет и наверняка потребует его. Лизи убедила его в том, что без патронов оружие бесполезно. Вот пусть Глист себе и ищет патроны.

— Там, где это нашел, еще есть такие? — требовательно спросил Глист.

— Может быть, — неопределенно ответил Вонючка, — Я сильно не искал в том месте.

— Возможно, нам придется туда прогуляться. Вдвоем.

Тем временем, подручные Глиста отобрали у него рюкзак и вывалили его содержимое на землю. Вонючка не подвел Глиста и принес то, что он обычно требовал от одиночек.

— Здесь, не вся твоя доля, — осмотрев вываленные на земли вещи, заявил Глист.

— Что ты просил, я принес.

— Нет не все. Не хватает двух банок с тушенкой и одного одеяла.

— Мы так не договаривались, Глист. Ты сам назначил такую долю.

— Да, верно назначил. Но и ты вчера не пришел. А значит, сегодня ты должен часть того, что должен отдать к концу месяца.

— Будет конец месяца, тогда и отдам.

— Здесь правила устанавливаю я! — разозлился Глист. — Ты нарушил мои правила, поэтому должен быть наказан.

— Но я не могу сейчас отдать то, что ты требуешь.

— Поэтому отдашь завтра. В это же время и в этом же месте. Тебе что-то не понятно?

Вонючка мотнул головой, но при этом подумал, что завтра его уже здесь не будет. И Глисту не от кого будет требовать долгов.

Тем временем, группа заметно оживилась, зашушукалась, прозвучали первые обидные усмешки в адрес Вонючки.

«Ну, вот и начинается, — обреченно подумал Вонючка.

Все это были лишь прелюдией к тому спектаклю, которого ждали зрители в лице подручных Глиста. Им не терпелось зрелища.

— Да, кстати, — как бы между делом произнес Глист. — Чуть не забыл. Поступила жалоба, что кое-кто нарушил мое правило о честном поединке.

— Ты, верно, ошибаешься Глист, — также мягко ответил Вонючка. — Я не нарушил правил о поединках.

— И все же, есть мнение, что ты их нарушил.

— И как же я их нарушил?

— Сопатый мне сказал, что вы вчера повздорили. В моем районе.

— Причину этой ссоры я уже отдал тебе, — сказал Вонючка.

— А здесь ты, друг мой, не прав, — заявил Глист. Вонючка внутренне напрягся, поскольку елейный голос Глиста по его опыту общения с ним не предвещал ничего хорошего.

— Он засветил в меня кирпичом, а сам свалил к своей Ляльке, — вмешался Сопатый.

— Не встревай! — Глист отстранил его рукой.

— Я не попал в него, — пытался оправдаться Вонючка.

— Это неважно, попал ты в него или нет, — вдруг резким голосом сказал Глист. — Важно другое — ты трусливо сбежал.

— А что я, по-твоему, должен был драться с ним?

— Не только должен, — рассердился Глист, — а будешь. И сейчас. Всем разойтись! — скомандовал Глист.

Группа послушно расступилась, оставив в его центре только Вонючку и Сопатого.

Глист также отодвинулся, затем махнул рукой и громко возвестил:

— Биться до первой крови. Никакого оружия, камней, укусов и ударов по голове.