Бесплатный фрагмент - Женско-Мужской словарь

Первое предисловие

ко второму изданию

Когда меня спрашивают, основаны ли мои рассказы на реальных событиях, я обычно отвечаю, что на 80 процентов они документальны. Мне нравится цифра 80 и соотношение 80 к 20. То есть, четыре части правды и одна часть непонятно чего — фантастики и Божьего промысла.

На самом деле, ясно, что невозможно с помощью цифр ответить на вопрос об истине.

И тут я с грустью вспоминаю мою подругу-фотографа. Узнав в одном рассказе наш совместный поход на концерт, дополненный ее откровениями, она обвинила меня в использовании секретных данных в корыстных целях и устроила то, что в Одессе называют «вырванные годы». Она потребовала не печатать рассказ даже после ее смерти. Почему эта правда так не понравилась моей подруге? И стоил ли рассказ «Первая камера» (неплохое, кстати, название), который в итоге никто никогда не сможет прочесть, — нашей дружбы?

Еще я подумала, что от кого-то после смерти и остается лишь рассказ. Если повезет! Слава Богу, мы пока живы и дальше размышляем о лезвии правды.

А вот другая ситуация, тоже связанная с реальностью и вымыслом. Не такая горькая, скорее наоборот. Один мой товарищ по имени Ханка попросил продать ему Женско-Мужской словарь, что я с удовольствием и сделала. Ханка начал читать, и оказалось, что многого, о чем я говорю на страницах книги, он не понимает. «Не дорос». Мы обменивались письмами, и через пару лет я написала историю, основанную на этих письмах. Он прочел и пришел в полный восторг! Он что-то понял и захотел перечитать Женско-Мужской словарь. На работе он стал искать книжечку и, к удивлению, не обнаружил ее. Похоже, книжку кто-то взял! То есть, украл! Я знаю, что художники всегда радуются, когда кто-то ворует их работу. Я тоже порадовалась. Но Ханка хотел читать. А книги не было. И тогда мы встретились, и я в этот раз уже подарила ему Женско-Мужской словарь. Из-за таких вот ребят, спасибо вам, запасы бумажной книги в моем шкафу истощились.

Недавно меня попросили дать ссылку на электронную версию Женско-Мужского словаря. Я поглядела в невод. И — о ужас! Версия, которая лежала на Литрес, улетучилась полностью. Словарь лежал на каком-то безымянном сайте, распиленный пополам! Обрезанный вариант заканчивался на середине рассказа «Друзья и пиво или Лесной король». Те, кто читал или прочтет эту трагическую историю, согласятся, что ее нельзя четвертовать или располовинить без потери смысла.

Так возникла идея сделать второе издание и выложить Женско-Мужской словарь на Ridero, чтобы здесь он лежал в своем самом лучшем виде. Вечно.

Это книга, которую я писала семь лет в Одессе, читается за один день. Сейчас, когда я закончила роман-хостел «Хостел», некоторые ее тексты кажутся мне учебными. И все же я не стала ничего убирать из Женско-Мужского словаря, а наоборот добавила. Теперь тут можно прочесть рассказ «Марина в примерочной», эпопею про шерстяное пальто английской шерсти «Пальто», индийскую историю «Одеяло из Харидвара» и, конечно, мне захотелось впихнуть в Женско-Мужской словарь победителя и чемпиона «Через щелочку гляжу на Варанаси», историю длиной в 192 слова, которая выиграла в конкурсе короткого рассказа «192 слова» Всемирного клуба одесситов. Я не могу сказать, что эта история лучше или хуже остальных. Просто с этим конкурсом и его жюри — трехглавым драконом Голубовский, Кохрихт, Губарь — связаны самые приятные одесские воспоминания.

По поводу выхода Женско-Мужского словаря мы устроили отличную вечеринку в Доме12 и моя Мама наконец признала во мне писателя. И Мама порадовалась. Поэтому хочу сказать тем людям, которые думают, издавать или не издавать книгу, — обязательно издавайте! Потому что появление книги — всегда большой праздник для тех, кто имеет к ней отношение и для всех людей, которые улыбаются автору издалека.

Янина Желток, декабрь 2020

Второе предисловие

Галины Маркеловой
ГЕЙ МИТ МИР

Вот и я о переводе словечко замолвлю. Вернее, о невозможности, о непередаваемости истинного смысла, того, что НАД оформленного в идиомы, грамматические построения, слова, морфемы и прочего строения языка.

Я о том, что в горле.

Воздуха, который прохождением, трением, скольжением создаёт Допонятийное ощущение. Оно охватывает всю твою сущность и создаёт то первое, то единственно вернейшее знание.

Ясно помню свой детский ужас от вопроса поэта — «Вер райтет зо шпэт дурхь нахт унд винд»? С каким трудом нужно было продираться сквозь лес «Р» и ветер «Х», чтобы вовремя остановиться на стоккатном «Д», но это ещё ничего — впереди маячило то самоё — «гей мит мир» так и не выученной, к ужасу моих бабок, баллады. А мои первые потуги перевода так и не справились с этим внутренним ужасом — «гей мит мир». Ну, конечно, можно было как юный Михаил Юрьевич создать красивую гениальную картинку, но вот «танненбаум». Как тянется эта соловецкая ель там, далеко, на севере, где темно и низкое небо, как ехидно, иголками, врастает в ладони атлантов! Совсем не мечтательная сосна. Это был первый урок об особенностях «инакового» мышления.

Всё это вспомнила я, когда взяла в руки книжечку Женско-Мужской словарь Янины Желток. Захотелось пожелать ей прекрасных мудрых критиков, которые бы смогли правильно прочитать эти шифровки. А в подтверждение истинности её картинок хочу рассказать, как в начале нашего века добрая девушка Таня, приехавшая из-за большой воды, подарила поэту Игорю Ивановичу двадцать долларов. Роковые. Поэт тут же спустился в трюм на Воровского угол Канатной и потребовал налить на все. Деньги по тем временам были огромные. Естественно, поэт был ограблен и избит. Ни что вам не напоминает?. Коллизия идентичная рассказу Яны на стр.19, но абсолютно достоверная.

С тех пор я панически боюсь этих чужеродных денег, займов, траншей, которые шуршат заманчивым фантиком, спускаясь всё ниже и ниже, туда, где в ущелье ширинки свернулся блудливый уд педофила, под непереводимое «гей мит мир».

Галина Маркелова, поэт

Женя в январе

Патриархи сидят за столами с сынами и сынами сынов и сыновних сынов сынами.

Уолт Уитмен

Женя позвонил в десять утра, когда мы еще спали. Он сказал, что хочет поздравить нас с Новым годом и поэтому придет через час. Мы начали выковыриваться из кровати. Мне нравится выражение «выковыриваться откуда-то», потому что оно точно описывает процесс, когда что-то откуда-то вынимают с трудом, возможно, при помощи инструментов, и то, что вынимают, выходит на поверхность уже не такое, каким было прежде, а слегка деформированное. Может быть, даже искривленное. Пока все выковыривались, я спала дальше и проснулась без двух минут одиннадцать с мыслью о том, что, если Женя сказал «через час», значит, он будет ровно через час.

Через две минуты я услышала приятный голос Жени. Он поздоровался медленно и церемонно. Поздравил проснувшихся с Новым годом и стал выкладывать подарки. «Какой гигантский бублик!» — закричал кто-то из детей. Когда я вышла, то увидела, что Женя принес еще цветные камушки, шоколад, пластилин, карандаши, фломастеры, альбомы, тетрадь с яхтой на обложке и что-то еще и еще.

— Здравствуйте, Яна, — сказал Женя и повернул свою седую и слегка поблескивающую яйцевидную голову в мою сторону.

Я поняла, что вертеть головой Жене не так-то просто, хоть он и старается. Женя, как всегда, был в отличном настроении, с широкой улыбкой. Облачен в аккуратный шерстяной пиджак и темные брюки. Он как раз уже закончил с новостями из жизни родственников и теперь перешел к теме влияния искусства на жизнь.

— Только вчера услышала про синдром Стендаля, — сказала я, — это зависимость от живописи и всякой красоты!

— О синдром Стендаля, — сказал Женя, — это когда начинает колотиться сердце при виде чего-то прекрасного и слезы брызжут из глаз. Ведь со мной такое было. Во Флоренции! Яна, вы были во Флоренции?

— Я не была, но слышала, что там очень узкие и темные улочки, высокие дома, они давят на идущих и подавляют. Некоторым становится плохо во Флоренции.

— Да, действительно узкие темные улочки. Мы шли там всей нашей группой в сорок человек. Причем вся группа шла сзади, а я подбежал к экскурсоводу, чтобы узнать то, что интересно именно мне. Я спрашивал ее о том, готовит ли она дома, есть ли у нее дети и учатся ли они в университете и сколько это все стоит. Мне это ужасно интересно! Это была русская дама, много лет назад она осталась жить в Италии. Такая немолодая, некрасивая и даже неопрятная женщина. Она предупредила нас, что у нас может случиться синдром Стендаля. Правда, не объяснила, что это такое. Только потом я сходил в библиотеку, прочел о Стендале, прочел книгу его путевых заметок и все понял. Так вот она мне рассказывает про жизнь в Италии, про своих детей, мы идем этой узкой улочкой, за нами группа. И вдруг площадь. А на ней храм. Храм мраморный и зеленый! То есть мрамор с зелеными прожилками! Такое чудо. И тут слезы прямо брызнули у меня из глаз! Вот так!

Дети опустили только что подаренные альбомы, фломастеры и пластилин, в надежде увидеть, как брызнут слезы у Жени. А он сидел, слегка открыв улыбающийся рот, держа паузу и наслаждаясь эффектом.

Через миг он вернулся во Флоренцию:

— Я не мог дальше идти! Я остановился, прислонился к стене. Вся группа прошла мимо меня, и я не знал, где они, и меня больше не интересовало, куда они пошли. На этом месте мне удалось сделать замечательный снимок площади и храма… А с вами случалось что-то подобное? — спросил Женя.

Мы вспомнили про нас, но это, конечно, было не так выразительно.

— Куда вы собираетесь в следующую поездку, Яна? — спросил Женя.

— Пока никуда, а вы?

— Хочу съездить в Лондон и на этом закончить с путешествиями, — сказал Женя, — так, ребята, мне пора, буду собираться…

— Ты домой? — спросил кто-то из мальчишек.

— Да, у меня очень много дел! У меня масса дел.

— А что ты будешь делать? — спросил Женю старший.

— Дел столько, что не переделать. Я иногда даже составляю план! — И тут Женя рассказал еще одну историю: — Когда я окончил институт, меня отправили в другой город по распределению. Я приехал, пришел на завод, все очень обрадовались, вышли знакомиться. Меня спросили: «Как вас зовут??»

Я сказал: «Евгений Валентинович!»

Начальник объявил: «Так, к нам на практику приехал новый инженер — Евгений Валентинович!»

И все стали звать меня по имени отчеству. И было мне тогда двадцать два года! Мне очень нравилось, что меня так зовут. Яна, вам уже есть двадцать два года? — спросил Женя.

Он, конечно, знал, сколько мне лет, ведь мы давно знакомы. Но я поддержала игру:

— Конечно есть. Мне уже двадцать пять!

Женя продолжил:

— Мне показали мое место. Теперь у меня был свой стол. Еще были ручки, бумага и счеты. Я сел за стол. Но что делать — мне не сказали. Я просидел день. Просидел за столом еще полдня. А потом я пошел к начальнику. О, у меня был замечательный начальник. Мне очень повезло в жизни, я счастливый человек! Начальник был прекрасным человеком и очень старым. Пятьдесят лет. Я спросил: «Так что же я должен делать?»

Начальник сказал: «Евгений Валентинович, вы же инженер?»

«Да, инженер», — ответил я.

«Так вот, задача инженера, — находить для себя работу и делать ее».

С тех пор я сам ищу себе работу и делаю ее. Мне уже намного больше чем пятьдесят, а дел только прибавляется. Сейчас передо мной просто уйма задач, поэтому я еду!

Женя поднялся бодро, но не очень легко. Его движения были несколько деревянными, но он справлялся. Женя надел свое темное пальто, накинул шарф. Наклонился за портфелем. И еще раз солнечно улыбнулся. Пожелал взрослым быть здоровыми. Детям посоветовал заполучить как можно больше хороших отметок, заметив между прочим, что если хороших отметок будет мало, а плохих окажется много, то потом уже во взрослом возрасте придется толкать по Привозу тележку с помидорами для крестьянок и торговок. Кошкам Женя пожелал много еды, не выдвинув при этом дополнительных условий. Он еще раз поздравил нас с Новым годом и отправился вперед — решать важные вопросы, делать важные январские дела.

Из Википедии: Синдро́м Стенда́ля — психическое расстройство, характеризующееся частым сердцебиением, головокружением и галлюцинациями. Данная симптоматика проявляется, когда человек находится под воздействием произведений искусства, поэтому нередко синдром возникает в месте их сосредоточения — музеях, картинных галереях. Симптомы могут вызвать не только предметы искусства, но и чрезмерная красота природы: природных явлений, животных, невероятно красивых мужчин или женщин.

Происхождение

Синдром получил название по имени французского писателя XIX века Стендаля, описавшего в книге «Неаполь и Флоренция: путешествие из Милана в Реджио» свои ощущения во время визита в 1817 году во Флоренцию:

«Когда я выходил из церкви Святого Креста, у меня забилось сердце, мне показалось, что иссяк источник жизни, я шел, боясь рухнуть на землю…

Я видел шедевры искусства, порожденные энергией страсти, после чего все стало бессмысленным, маленьким, ограниченным — так, когда ветер страстей перестает надувать паруса, которые толкают вперед человеческую душу, тогда она становится лишенной страстей, а значит, пороков и добродетелей».

Симптомы

Несмотря на множество описаний приступов у людей, посещавших флорентийскую галерею Уффици, синдром был описан только в 1979 году итальянским психиатром Грациэллой Магерини, которая исследовала и описала свыше ста одинаковых случаев среди туристов во Флоренции. В одноименной книге она классифицировала случаи болезни по их происхождению:

• туристы из Северной Америки и Азии не подвержены этому синдрому, поскольку это не связано с их культурой;

• итальянские туристы также имеют иммунитет, поскольку находятся в этой атмосфере с самого рождения;

• среди остальных туристов, наиболее подвержены ему одинокие люди с классическим или религиозным образованием, вне зависимости от их половой принадлежности.

Впервые диагноз был поставлен в 1982 году. Чаще всего кризис наступает во время визита в один из пятидесяти музеев Флоренции, колыбели Ренессанса. Внезапно посетитель оказывается поражен глубиной чувств, которые художник вложил в свое произведение. При этом он необычайно остро воспринимает все эмоции, как бы переносясь в пространство изображения. Реакции жертв синдрома различны, вплоть до истерии или попыток разрушить картину. Несмотря на относительную редкость синдрома, охранников музеев Флоренции учат, как вести себя с жертвами синдрома. Термин часто используется для описания реакции слушателей на музыку периода романтизма.

Груши в золотую крапинку

Надо сказать, что рождение и смерть — переходы не из приятных. Я знаю, что говорю: всю жизнь проработала в госпиталях и больницах. Хотя многое тут зависит от компании. Хочу сказать, что мне повезло, потому что в тот полдень рядом со мной оказался очень славный мальчик — друг моего внука.

Был конец весны, все деревья уже отцвели, лепестки опадали, в небе между домами носились и щебетали ласточки. Он вошел очень быстро, почти неслышно, невесомо, взял Библию и начал читать. Дочитал до слов:

«… и времени больше не будет». Остановился.

Потом он подбежал к телефону, набрал номер и проговорил:

— Затихла. Да. Да. Я ей читал. Приезжайте. Я буду ждать.

Вышел на балкон, где внук Миша расстелил ковер. Свернулся калачиком и уснул.

Он появился летом и жил на даче у моего внука Миши. Худой, высокий, рыжеватый, ботинки крепкие, хорошие. В молодости мне очень высокие мужчины нравились. Особенно военные. У самой муж военным был, полковником.

Говорю ему:

— Коля, мне бы несколько груш…

Через секунду вижу, что он на самую верхушку дерева забрался. Цепкий, как обезьяна. Лезет, ветка гнется. Я аж ахнула. И вот уже рядом стоит, улыбается — с полной сумкой груш, желтых, крупных в золотую крапинку. Сам даже порозовел слегка.

— А как же мне столько груш до дома довезти? — спрашиваю. — Я ведь уже прабабушка.

Поехали вместе. Донес до квартиры. Потом еще как-то раз заезжал с грушами.

Зимой он меня удивил. Миша тогда в Москву уехал, а его оставил вместо себя на даче. И вот приходит. Глядит исподлобья, как зверь замерзший. Длинный. Ботинки поизносились. Посерел, прокоптился, лицо в редких щетинках. Но все равно симпатичный. Славный мальчик.

— Заходи, Коля.

Она мне очень помогла тогда. Честно говоря, я совсем одичал и озверел, когда решил к ней в гости наведаться. Никого рядом, никто не приходит, только кошки настырные, наглые, недовольные. Всю ночь сухую овсяную крупу грызут. Дня два повод выдумывал, вспоминал, вроде Миша просил к бабушке зайти, то ли кран починить, то ли обои подклеить. Набрался храбрости. Пошел.

Я, говорит, пришел ручку чинить, Миша просил.

Тут вижу, носом тянет, как собака. Картошки жареной дух учуял. Как раз к обеду подоспел. Поел с удовольствием и картошку, и капусту, и сало. Был голодный.

Ну да ладно, думаю, теперь времена хорошие, если сравнивать. Знавала я худшие времена. Сама жила и в богатстве, и в бедности. Сейчас не самые плохие времена. Он парень крепкий, выдержит. И совсем молодой. Вот мне девятый десяток — и то держусь. Главное, сама справляюсь. Сама хожу.

— Ты в какой комнате живешь? — спрашиваю.

— Там, где новая печь, — отвечает он.

— О! Это хорошее место. Там моя кухня была. И вода там, и газ, а из окна калитка видна. Стою за плитой или стираю, а сама сразу вижу, кто пришел.

— Вот и я смотрю, — сказал он.

— Как твоя девушка поживает?

Миша рассказывал, что девушка к нашему Коле приезжала. С родины. Может, они там вместе в домике греются? Вместе не холодно и не страшно совсем.

— Уехала домой.

— Как же ты ее отпустил?

— А как ее удержать?

— Обещала вернуться?

— Обещала.

— Весна придет — и объявится.

— Вот я и жду.

— Ну, жди. Эта зима теплая, — сказала я.

— Слава богу, — отозвался Коля.

Он взял маленькое издание Библии, которое лежало на столе.

— Тут же все строчки подчеркнуты! — удивился он.

— Читаю. Изучаю… — ответила я.

— Миша рассказывал, что вы большой начальницей были и коммунисткой.

— Была, конечно. Главврачом много лет проработала. Секретарем партийной организации была. А как же?

— А теперь Библию изучаете?

— Теперь — Библию.

Потом он починил ручку в ванной и засобирался.

— Далеко идти, — говорит, — хочу засветло добраться.

Оказалось, что у него нет денег на трамвай. Совсем нет денег! И он пришел ко мне пешком. Так далеко шел!

Я дала ему несколько рублей, банку с вареньем грушевым и сухарики. Пусть хоть что-то покушает.

— Чай-то у тебя есть? — спрашиваю.

— Чай есть.

Пусть попьет чай с сухариками. Парень крепкий, от холода не загнется, если печь не поленится топить. Да и весна скоро.

Уже уходя, Коля остановился у балкона.

— Какой у вас большой балкон. Там жить можно, — улыбнулся он.

— Миша летом расстилает на балконе ковер, когда у меня остается, — ответила я.

Перекрестила Колю, и он побежал.

Она все говорила, что весна вот-вот наступит и сразу станет всем нам легче. Что и зима не суровая, раз море не замерзло.

Поблагодарила меня бабушка Миши, перекрестила, и я помчался, как будто спешил куда-то.

И сразу трамвай подошел. Как здорово ехать в трамвае! Увидеть море. Чернильное, туманное. Несколько огоньков уже зажглись на рейде.

Избушка еще не успела остыть. Подвинул кресло к печке. Хотел сесть, а там коты. Бросил котам сухарей, поспрыгивали неохотно. Грызут. С претензией. Заварил чай. Уже смеркалось. Сидел и смотрел на калитку неотрывно. Тут дверь качнулась, и на дорожке в шапочке с сиреневыми цветами и с большим рюкзаком возникла Татьяна. Тоненькая, высокая. Вернулась.

А на следующий день тепло стало.

Так мы с бабушкой перебороли зиму.

Потом, в конце, думаю, я ей тоже помог. Просто был рядом. Там мог оказаться Миша, его жена или мама. Но пришел я, потому что я тоже был ей как родной. Мне дали ключ от ее квартиры.

Деревья уже отцвели, а в небе между домами носились и щебетали ласточки. Коля сам открыл дверь, у него был ключ, вошел почти неслышно, невесомо, взял Библию и начал читать. Дочитал до слов:

«… и времени больше не будет». Остановился. Поднес зеркало к губам бабушки. Стекло осталось чистым и холодным.

Набрал номер и сказал медленно:

— Затихла. Да. Да. Я ей читал. Приезжайте. Я буду ждать.

Друзья и пиво или Лесной царь

И что мне за дело до всех этих скучных немцев?

Федор Достоевский

Темная мать! Ты всегда скользишь неподалеку тихими и мягкими шагами.

Уолт Уитмен

Исторически сложилось, что в нашей семье все учили немецкий. Прабабушка Янина Станиславовна, в честь которой я тоже стала при рождении Яниной Станиславовной, знала три языка — немецкий, английский и французский. Бабушка закончила школу с медалью, получила за немецкий «отлично» и могла бы дальше изучать язык, но она мечтала лечить людей, поэтому подала документы в медицинский и стала хирургом.

Она была красивейшим доктором, я много раз видела длинные очереди из пациентов с цветами, ожидающих приема у бабушки. И все же иногда она вздыхала, говоря, что хирург — профессия тяжелая и, выучись она на переводчика, жизнь ее сложилась бы по-другому и была бы определенно легче. Ведь переводчик — профессия несложная и приятная. В глубокой старости, уже находясь где-то в параллельных мирах, наблюдая рядом с собой почивших родственников и родителей, принимая младшего сына за отца, бабушка помнила наизусть оригинал «Лесного царя» и могла в любой момент его прочесть.

Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?

Es ist der Vater mit seinem Kind;

Еr hat den Knaben wohl in dem Arm

Er faßt ihn sicher, er haelt ihn warm

Кто скачет, кто мчится под хладную мглой?

Ездок запоздалый, с ним сын молодой.

К отцу, весь издрогнув, малютка приник;

Обняв, его держит и греет старик.

Папа тоже учил немецкий. Когда мне было лет семь, он занимался со мной по учебнику, привезенному из ГДР, откуда и я запомнила несколько стихотворений на всю жизнь. Лесной царь среди них.

Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht? —

Siehst Vater, du den Erlkönig nicht?

Дитя, что ко мне ты так робко прильнул? —

Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:

Он в темной короне, с густой бородой —

О нет, то белеет туман над водой.

Я пошла дальше моих родственников в изучении немецкого. Возможно, во мне сработал бабушкин план стать переводчиком и получить, таким образом, более легкую жизнь. Я поступила в институт иностранных языков и учила немецкий пять лет с нажимом со стороны педагогов и постоянно под угрозой вылета из вуза. Школа принесла свои плоды. Немецкий я знаю хорошо, но язык мне по большому счету не пригодился. Я поработала какое-то время устным переводчиком и поняла, что транслировать чужие идеи на другой язык — занятие невыносимое для меня. Ведь у меня были мои собственные интересные мысли, которые мне страсть как хотелось высказать. Возможно, в этот момент включился другой сценарий моего будущего. Скоро я стала писать репортажи и тексты в газеты и журналы.

Однако мощная база немецких слов, фраз и выражений осталась внутри моего существа. Время от времени немецкая база обращается к моей чувствительной совести с сообщением, что она на глазах ржавеет и ее — базу — надо подновить.

Чтобы язык не ржавел, а совесть не разъедала внутренние органы, мне приходится специально находить немецкоязычных людей и разговаривать с ними, выпивать с ними, а иногда даже селить их ненадолго у себя на даче.

И вот я сижу в заведении «Друзья и пиво» в компании совсем незнакомых мне немецкоязычных жителей Одессы. Они расположились за деревянным столом и разговаривают.

А я сижу и думаю, почему я тут.

Молчу всю эту встречу и наблюдаю за людьми.

Они рассказывают про себя. Несколько немецких девушек работают в местных приютах. Украинских приютах. Им платят большие деньги, немецкие деньги из Германии. В Германии очень хорошо иметь запись в резюме о том, что ты работал в Восточной Европе. Это ценится в Германии. Это опыт.

О ценности опыта мне рассказала моя подруга из каучсерфинга Катя. И то, что платит Германия, тоже. Та самая немецкая девушка…

Да! Я упомянула каучсерфинг. А вдруг вы не знаете, что такое каучсерфинг?!

КС входит в пятерку лучших вещей в этом мире. В моей шкале ценностей он занимает пятое место. Сразу после родителей, детей, друзей и любви идет каучсерфинг, опережая красное сухое и путешествия. Правда, с путешествиями каучсерфинг связан напрямую, потому что речь идет о свободной и открытой организации, с помощью которой можно найти друзей в любой точке мира. Еще можно договориться и приехать жить у кого-то из каучсерферов совершенно бесплатно. Или с тобой договорятся и к тебе приедут… Каучсерферы — замечательные люди с открытым сознанием, они много путешествуют, иногда даже автостопом, говорят на английском, не боятся пустить в гости и отдать ключ от квартиры людям, с которыми до этого встречались только в Интернете. Мне нравятся эти люди и их стиль жизни, да и вся система.

С девушкой Катей из Германии — я пригласила ее остановиться у меня, чтобы мой немецкий не заржавел, — мы договорились, что она будет жить у меня три дня, а она задержалась на месяц.

Катя, как и мои соседки по столу в «Друзьях и пиве», приехала в Одессу на добровольную работу в приют. До этого она посмотрела жалостливый фильм про наш город припортовый, из фильма она узнала, что Одесса — крайне бедный город, где по всем улицам гуляют беспризорники. По дороге из аэропорта Катя не заметила ни одного беспризорника. Зато мимо нее промчались, сверкая на солнце, несколько «майбахов», «бентли» и «ламбарждини», — машин, на которых стесняются ездить самые богатые немцы. Потому что такие машины выглядят нескромно.

Крупная белокожая немецкая Катя возникла на пороге нашей дачи с историей про машины и с огромным чемоданом. Она приволокла чемодан на стеклянную веранду, где стоял диванчик — тот самый кауч из названия любимой каучсерфинг-организации.

Большая и полноватая Катя имела манеру одеваться в маленькие ситцевые платьица и ходить, слегка вращая корпусом, как это делают маленькие девочки перед зеркалом.

Катин чемодан был набит платьицами и балетками.

Масса ленточек и ободков приехали из Германии, чтобы украшать волосы и маленькие сумочки Кати.

В первый же вечер немка уехала в благотворительную организацию и надолго пропала. Ночью веселые парни и девушки звонили и спрашивали, может ли Катя вернуться попозже, потому что у них-то собрание и в то же время праздник. Я отвечала, что может.

Катя пришла под утро. И весь следующий день она дремала на диване стеклянной террасы, как спящая царевна.

Потом Катя и ее друзья из благотворительной организации больше не звонили и ни о чем не спрашивали. Катя приходила поздно, а потом целый день спала.

Моему семейству и друзьям пришлось много дней наблюдать за спящей Катей. Дети удивлялись, почему немецкая девушка все время спит, и спрашивали, где девушка гуляет по ночам.

В конце концов семейство решило, что ребята в благотворительной организации накачивают Катю водкой, после чего она так крепко спит дни напролет.

Часто Катя исчезала под вечер неожиданно и бесследно, а мой немецкий язык благополучно ржавел дальше.

Но иногда перед выходом в свет Катя, выбирая новые платья, ленты и балетки (теперь они были раскиданы вокруг дивана по полу стеклянной террасы), рассказывала мне про жизнь благотворительной организации и приюта при ней.

Собственно, самую трагичную историю, слышанную мной на немецком, рассказала именно Катя.

Я вспомнила эту историю сейчас, глотая по чуть-чуть пиво среди немецких друзей.

Катя рассказывала, что ходила в заброшенный дом. Полуразрушенный дом, куда трудно пробраться.

Сырой и давно покинутый жильцами. Все коммуникации отключены. Окна и двери забиты. Чтобы пройти внутрь, нужно перекинуть длинную доску с высокого забора рядом в окно второго этажа. Переходить по доске опасно.

— Зачем туда идти? — спросила я.

— Там живут несколько беспризорников, — ответила Катя, — мы с друзьями из приюта уже два раза лазили туда.

— Зачем?

— Ну, мы хотим, чтобы они перебрались жить в приют.

А вокруг роскошное знойное лето.

— Катя! Сходили бы лучше на пляж! — сказала я.

— Да, на пляж мы тоже ходим, — ответила Катя.

В следующий раз Катя рассказала про приют.

— Я пытаюсь там играть с детьми, — сказала Катя.

— Что значит, пытаешься? — удивилась я.

— Дети не хотят играть. Тем более что я совсем не знаю русский. Детям сложно понять, чего я от них хочу.

— А что хотят они? — спрашиваю я.

— Одни целыми днями смотрят телевизор вместе с воспитателями. Другие играют в компьютер. У них там много компьютеров и телевизоров. Я думаю, им нужно больше разговаривать и играть. Но они не хотят. Им сложно переключиться.

В тот раз Катя вернулась домой в полночь — намного раньше обычного. Вместо того чтобы сразу лечь, она поднялась ко мне. Катя вздрагивала, и я сразу поняла: что-то случилось. Она села ко мне на кровать и стала быстро-быстро говорить.

Этот парень жил в брошенном доме.

Последний раз Катя была там два дня назад, переходила на второй этаж по деревянной балке.

Беспризорники, которые жили там, употребляли все наркотики, какие можно найти. Катя и ее товарищи из благотворительной организации заходили к ним, приносили игрушки и еду. Я уже точно не помню что именно. Может быть, игрушки и шприцы. Сверхзадачей волонтеров была вербовка беспризорников в приют. Кто-то из маленьких бродяг уже бывал в приюте, быстро все понял и больше не хотел.

— Про этот дом каким-то образом узнал англичанин — фотограф из британской газеты, — рассказала Катя, — он фотографировал беспризорников. И этого парня тоже. Картинка получилась красивой, она понравилась редактору английской газеты. И уже вышел материал. И вот позавчера англичанин не поленился и снова зашел туда, чтобы преподнести этому мальчику подарок, — говорила Катя.

— Что же он подарил? — спросила я.

— Деньги.

— Много?

— Очень мало. Он дал мальчику десять гривен. Всего десять гривен, — плакала Катя. — Наверное, побоялся дать больше… Этому парнишке было одиннадцать лет, «эльф яре альт», — повторяла Катя и уже плакала, — эльф, эльф, эльф. Эльф яре альт.

Наш гордый герой купил на десять гривен непонятное вещество. И тут же отправил вещество гулять по венам. Будем надеяться, что смерть его не была мучительной и долгой. Думаю, она была желанной. Давно желанной была встреча с темной матерью для подростка…

«Du liebes Kind, komm, geh mit mir!

Gar schöne Spiele spiel` ich mit dir;

Manch bunte Blümen sind an dem Strand;

Meine Mutter hat manch gulden Gewand».

«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;

Веселого много в моей стороне:

Цветы бирюзовы, жемчужны струи;

Из золота слиты чертоги мои».

Катя вытерла слезы и сказала четко:

— Теперь я понимаю, что в этом нет никакого смысла. Мы не можем им помочь. И вообще ничто не имеет никакого смысла! Смысла нет вообще.

Я ответила:

— Смысл есть! Раз ты приехала и готова поддерживать этих ребят, значит, смысл есть. И другие люди приезжают. Имеет смысл думать об этом и говорить. Просто знать.

— Я видела его позавчера, а сегодня его уже нет, — повторила Катя. Она была напугана — только что смерть прошелестела рядом.

Следующим вечером Катя опять отправилась на работу. Катя продолжала приходить под утро и спать до вечера. Было сложно поверить, что на земле существует немецкая девушка, которая не помнит, на сколько ее пригласили в гости. И только я насупилась, решив напомнить Кате про разницу между тремя днями и месяцем, только открыла рот, Катя проснулась и пролепетала:

— А я ведь уезжаю! Уже купила билет на вечер.

Катя поднялась со своего диванчика. Слегка косолапя, подошла к холодильнику и достала оттуда бутылку шампанского.

— Это тебе за гостеприимство! — сказала Катя.

Вечером я помогла Кате вытащить огромный чемодан за калитку к такси. Мы обнялись на прощание, и она уехала.

…Такими сложными путями мы получаем опыт, о котором не напишешь ни в каком резюме.

Маленький наркоман стал фотомоделью, героем репортажа в английской газете, и тут же — на радостной волне — встретил долгожданную темную мать.

Катя узнала одну из стран Восточной Европы, познакомилась с ее счастливыми и несчастливыми гражданами. Купалась ночью в море. Весело проводила время. Горько плакала.

Я так долго учила мой немецкий, чтобы услышать историю про гибель одесского наркомана. Познакомилась со странной немецкой девушкой — безалаберной, непунктуальной, но, по сути, очень доброй Катей. Она рассказала мне грустную историю. И я все еще надеюсь, услышать на немецком по-настоящему смешную историю. Может быть, прямо сегодня. Слушаю и жду.

Резиновый мужчина

Это была лучшая шутка прошлой недели.

Лола распласталась на диване после вечеринки и ночных танцев. Антон сидел рядом и ухаживал за ней, старинный ее приятель, который вдруг усомнился в возможности дружбы между мужчиной и женщиной.

Тут-то Антон и задал свой странный вопрос. Вдруг он спросил Нору, кареглазую хозяйку дома:

— Нора! Тебе мог бы понадобиться Резиновый мужчина?

— Зачем мне Резиновый мужчина? — воскликнула красавица южанка Нора, почти негодуя. — Нет, мне не нужен Резиновый мужчина! А он вообще существует?

И они втроем стали придумывать Резинового мужчину. Нора импровизировала:

— Ну, если бы Резиновый мужчина знал слова и мысли, которые мне нравятся, и озвучивал бы их. Делал бы мне комплименты. Желательно, каждый день новые. Признавался, что любит песни, которые я сочиняю, и последняя из них — самая удачная… Если бы утром он застегивал на мне сложные застежки. А перед сном снимал бы с меня украшения… Да! Такой Резиновый мужчина мог бы мне пригодиться.

— А на чем работает Резиновый мужчина? — спросила, поднимая голову с такими тяжелыми сегодня кудрями, Лола. Она чувствовала, столь галантный джентльмен, каким его описала Нора, что-то да стоит.

— Девушки! Знайте, — сказал Антон, — Резиновый мужчина сидит перед телевизором и пьет пиво!

— Прекрасно! — обрадовалась Лола. — Если он смотрит футбол и знает фамилии игроков, мне нужен такой мужчина. Я обожаю футбол!

— А сколько он пьет пива? — решила подсчитать свой расход практичная Лола.

— Ха! Ха! — хохотнул Антон с удивлением. — У него ведь нет никакого пищеварения. Пива понадобится совсем мало — литр или полтора. Пиво можно будет использовать по второму и третьему кругу. Он очень экономичный, этот Резиновый парень!

И Антон рассмеялся опять.

— А если нам самим понадобится пиво, — шепотом, — можно будет даже у него отлить! — расшалилась Лола.

Так из ситуации полного отвержения Резинового мужчины друзья пришли к ситуации ей противоположной. Можно сказать, они полюбили Резинового мужчину. Признали его полезным, а значит, имеющим право на существование.

— Что же до футбола, — заметил Антон, глядя на Лолу, — мы могли бы посмотреть его вместе. Я помню фамилии игроков и покажу тебе Хаби Алонсо.

Cумка Мани

история действие которой разворачивается в начале восьмидесятых

Лежа на полке Сумка размышляла о том, что, скорее всего, придется ей в жизни носить что-то спортивное, необременительное. Не случайно на боку у нее нарисованы ракетки, на другом боку — мячи и воланы. «А может, удастся вообще не работать, буду тут лежать, дремать». Эту приятную мысль прервал сильный рывок. Сумку дернули за оба уха, она поплыла, и тут же зависла в воздухе.

— Вот, Мария, подходящий баул, — сказал мужчина, чья шершавая крепкая ладонь держала сумку за оба уха, — сможешь и цветы носить на рынок и яблоки, и сливы.

Сумку перехватила другая большая ладонь, и так тряханула, что в глазах потемнело.

— Великовата…

— И гладиолусы туда войдут.

— …зато легкая. Возьмем!

Через секунду в сумке уже лежал большой сверток, а за ним стали падать… Кирпич черного хлеба. Пряники. Сахар. Молоко. Редиска. И в довершение ко всему огромный пук зеленого лука. «Свихнуться можно от такого запаха, вот тебе и воланы»! — поразилась сумка.

— Манечка! — услышала Сумка тоненький голосок и грузно повалилась на пол.

Широкие шершавые ладони, которые таскали Сумку целый день, теперь обнимали и гладили маленькую девочку, которая карабкалась по хозяйке Сумки как по живой горе.

— Красотулечка моя! — приговаривала Маня, лицо ее разрумянилось, глаза блестели, а во рту сверкал железный зуб.

— Что ты мне принесла, бабушка Маня? — спросила девочка, и ее пальцы скользнули в сумку.

— Обожди, обожди! — отвечала Маня.

Она выложила кирпич черного хлеба, молоко, редиску, пряники, лук, а в конце извлекла из сумки пакет.

— Вот тебе на день рождения! — сказала Маня, и пару капель таких соленых, что сумка вздрогнула, упали на кожаный сумкин бок.

Красотулечка развернула пакет, и оттуда вылез синеглазый заяц с длинными лапами и ушами. Заяц был заметно крупнее девочки. Когда Красотулечка побежала в кухню вслед за Маней, лапы зайца волочились по полу.

Так начались трудовые будни сумки. Хозяйка Маня каждый день брала сумку в город, где она торговала на рынке или около метро цветами. В сумку укладывались цветы открытые, пахнущие садом, цветы в бутонах, луковицы, корневища, рассада в коробочках, банки, веревки и даже ведро с водой. Сумка летала по воздуху, тряслась в углах автобусов и под лавками электричек. Ее толкали, на нее наступали, ее сжимали со всех сторон. Очень редко Маня возила свою сумку в такси. Но тоже случалось. В багажник ее Манечка класть не разрешала. Сумка тряслась на пропахшем бензином заднем сиденье машины и слушала разговоры.

— Олимпиада на носу, а тут такие страшные истории рассказывают… Вроде бы иностранцы в метро втыкают иголки в людей, — говорила Маня таксисту.

— Слышал. В соседнем таксопарке одному парню руку оторвало.

— Как оторвало?

— Да, так по локоть. Иностранец шариковую ручку подарил. Только начал расписывать, она возьми и разорвись. По локоть!

Сумка лежала у входа в метро и видела, как к Мане, которая стояла с букетами лохматых ромашек, подошел очень смуглый гражданин. Кудрявый и явно нездешний. Что-то предлагал, кланялся, разговаривал уважительно. Маня заливалась краской — видно, комплименты слушала. Только мужчина исчез, Маня побледнела, наклонилась над сумкой. Стала запихивать во внутренний карман переливающийся розоватый предмет.

Запричитала:

— Ой! Ой! Ой! купила на свою голову! У иностранца!

Вечером Маня приехала домой и прямо с сумкой пошла в сад. Достала розоватый переливающийся предмет, в газету завернула, веревочкой обмотала. Подвесила кулек на ветку дерева.

— Манечка! Что это за штука на веревочке висит? — Это Красотулечка подбежала и рассмеялась.

— Оправу для очков купила. У иностранца. Ты лучше с другой стороны сада играй!

— Почему же?

— Боюсь я очень. Оправа иностранная… вдруг отравленная, вдруг взорвется?

Теперь каждое утро перед поездкой на рынок Маня с сумкой заходили в сад на оправу для очков любоваться. Много дней висела она на груше, вокруг летали пчелы, рядом зеленели кусты малины, появлялись и исчезали ягоды. На закате дня сверток купался в желтых лучах заходящего солнца.

Много дней прошло, оправа так и не взорвалась. Вставила Маня в оправу стекла. Просто красавица бабушка!

Зимой Маня с Красотулечкой покупали в книжном открытки. Целая пачка открыток отправлялась в сумку. Красотулечка заметно подросла и научилась писать. Она линовала открытки и писала поздравления. Маня с сумкой и Красотулечка разносили открытки знакомым. Кому в почтовый ящик кидали, кому вручали лично.

Много лет трудилась сумка, но однажды подвела.

Несколько часов стояла Маня в очереди и купила рулонов двадцать туалетной бумаги. Сумка и так была полной, но и эти двадцать рулонов вместила. Да только Маня, в кожаной куртке, юбке и ботинках на платформе, тяжело двинулась в путь, одно из ушей сумки не выдержало и оторвалась. И разлетелись все двадцать рулонов туалетной бумаги кто куда. И пряники рассыпались.

— Ой! — выдохнула Маня.

Добрые люди ей помогли. Хлеб и пряники обратно в сумку сложили, бумагу дефицитную хозяйке прикатили. Взяла Маня веревочку и все рулоны на нее нанизала. Потом надела на куртку обойму из рулонов бумаги туалетной и пошла. Шла Маня по метро, ехала на автобусе и еще на одном автобусе.

Один веселый старичок, увидев Маню, закричал:

— Мадам, вы пулеметчица?

— Да! Буду пулемет заряжать, буду стрелять — не унывала Маня, а сумку под мышкой прижимала.

Пришла Маня домой, сумку под кровать бросила. «Вот и кончилась моя карьера, — вздохнула сумка. — Полежу тут тихонько, отдохну наконец». Но не тут-то было. Прикатилась под кровать целая армия арбузов. Задавили! Нечем дышать. Потом толпа дынь душистых, сладких.

И снова просторно стало, только сухие листья задувались с порога. А там и зима наступила. Сапожки Красотулечки, которые сумка из-под кровати видела, приносили на носах сугробы снега. Начала сумка замерзать. Вдруг кто-то шерстяной, рыжий, гладкий прыгнул в сумку и затих.

— Леська, на улицу иди! — закричал хозяин, Толя, Манин муж. — Где ты? Куда забилась? Собака!

И палкой сумку толкает. Заглянула под кровать Маня. Сказала тихо:

— Да ты, мать, рожать собралась. Ну, сиди тут. — Сказала Маня мужчине: — Оставь ее, Толя, холодно в сарае…

Стала собака крутиться в сумке. «Даже представить себе не могла, что на пенсии в роддомом превращусь» — удивлялась сумка. Крутилась собака, повизгивала. Сумку лизала, кусала. Потом выпало в сумку несколько горячих частиц биомассы. И стали в сумке щенята расти.

А Маня с Красотулечкой теперь часто под кровать заглядывали. Все сумкой любовались.

«И вот ведь странно, — думала сумка. — Вроде бы на одно и то же смотрят, одно и тоже видят, да только Красотулечка все больше смеется. А Маня смеется, а потом нет-нет, да и заплачет. Почему это?»

Миссис Смит путешествует

Она была англичанкой. И звали ее миссис Смит. Прямо как в учебнике английского языка

Старушка миссис Смит и еще не меньше полусотни людей из разных стран собрались поздно вечером в аэропорту острова Миконос, потому что не могли уехать оттуда на пароме. Был конец октября. В море поднялся шторм. Мы приехали сюда на пароме, а вернуться на пароме в столицу вдруг оказалось невозможным.

(Есть версия, что остров Миконос и был тем самым островом циклопов, где Одиссей встретил своего циклопа Полифема. И проделал с ним все те гадости, которые проделал. Отплывая, Одиссей получил порцию проклятий от циклопа, надо сказать, что остановка на Миконосе сильно удлинило Одиссею его путь домой).

Миссис Смит как и мы не уместилась в только что улетевший дополнительный самолетик.

Кто-то сказал — возможно, ночью прилетит еще один.

Мы с моим товарищем раздумывали, ждать или не ждать следующий самолет, склоняясь к мысли вернуться в гостиницу, тем более наши друзья остались еще на пару дней в той самой маленькой гостинице, где мы пировали и зажигали накануне. Вернуться, выпить еще чуть-чуть и прекрасно улететь завтра утром.

А миссис Смит почему-то не могла вернуться в отель.

Может, у нее не было денег? Или она не хотела никуда идти? Может быть, ей просто нравились аэропорты?

К ней подошла девушка в синем форменном костюме и сказала, что миссис Смит может переночевать в специальной комнатке здесь в аэропорту. Миссис Смит поблагодарила, сказала на своем прекрасном английском — как из аудиоприложения к учебнику английского языка, — что она отлично чувствует себя тут в зале ожидания, и погладила девушку по руке.

Потом к Миссис Смит подошла мама с несколькими детьми и мужем и сказала, что они возвращаются в гостиницу и хотят взять с собой миссис Смит. Она радовалась, сияла, гладила детей по светлым волосам и все же отказала: «Я посижу тут, мне кажется, ночью будет еще самолет, а если нет — я улечу утром. Утро совсем скоро».

Подошла девушка в синем костюме и принесла миссис Смит одеяло, мягкое шерстяное одеяло охристого цвета.

Миссис Смит засмеялась и положила одеяло себе на колени, но не развернула его.

Какие-то люди принесли миссис Смит фрукты.

Вот ведь странно, подумала я, все время люди говорят с миссис Смит, обращаются к ней, приносят ей что-то, она всех знает и все знают ее.

Тут наконец объявили, что ночного самолета не будет. Миссис Смит повернулась ко мне и протянула гроздь зеленого винограда. Кожа у нее была загорелая. Глаза ясные. Седая маленькая старушка путешествовала по Греции одна.

Мы собрались уходить, когда девушка в форме снова оказалась около миссис Смит, она говорила: «Вы обязательно улетите на утреннем самолете»…

Я довольно часто вспоминаю миссис Смит в аэропорту на острове. Совершенно бесполезная, безденежная старушка, но в ней так много смысла. Вокруг бушующее море и ночь. Она оказалась тут только что, но она не унывает, рассказывает про себя, подбадривает всех вокруг, и вот все ее знают, все ее любят и хотят помочь. Она путешествует одна, и ей ни сколечко не страшно. Среди самых разных моих воспоминаний — плохих и хороших, веселых, грустных и стыдных — воспоминание о протягивающей мне гроздь винограда миссис Смит одно из путеводных.

Чайный домик императора

У Императора всегда есть горячий чай и отличное варенье.

К Императору приходят разные люди, и для каждого он заваривает свой любимый напиток.

— Не все же пьют такой крепкий настой! — ворчит подруга Императора. — Да и каждый ли достоин Вашего свежего чая? Мой господин, давайте найдем что-то попроще… для случайных гостей, — шепчет она на ухо Императору.

— Давай, — улыбается он.

Однако, отдавая приказ о важных покупках, Император неизменно произносит ту же фразу:

— И не забудьте про чай, мне нужен самый лучший.