18+
Женщина мира

Объем: 250 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Посвящается дорогой Дарье Олеговне Терской,

чьё имя стало для меня почти библейским.

Посвящается всем долгим ночам

на подоконнике пятого этажа.

От автора:


Опечаленный, даже не знаю с чего начать.

Когда-то давно, когда я еще постоянно жил в маленьком зауральском городке, уродливо заснеженном зимой и невыносимо пыльном летом, я мечтал стать значимым человеком. Видимо, комплекс лимиты. Речь не о славе, а о востребованности, и не о признании, а о ценности. Любовь прорастала через меня, но не находила себя в других. Я чувствовал внутри целый мир, но не знал, кому его подарить. Копил воспоминания, менял окружение и сам себя утешал: «Потом книгу напишешь». И видимо, настало время высказаться.

Год назад, сидя за рулём стареньких «Жигулей» возле маленькой заправки, на вопрос подруги о том, почему я решился на это, я не смог ответить внятно. Побоялся. Потому что всё это изначально было ради неё. Ради той, на которую я смотрел, как на застывший монумент, памятник всем любимым и любящим, хотя сама она была простой и понятной, как женщина «бунинских» повестей. Всё это было ради женщины моего мира, которая моей никогда не была, как бы мне этого ни хотелось. Да я, честно, серьезно и не претендовал на её сердце. Видел — разные нам судьбы уготованы, хоть и похожи мы. А коль разные — всё пусто, даже любовь, которой она ко мне не испытывала. Сейчас об этом странно говорить, но в те моменты только рядом с ней я чувствовал себя свободным. Не живым — свободным. Казалось, что всё стоит на своих местах. Кроме одного — нам никогда не поставить штампы в паспорта, никогда не носить парные кольца и не воспитывать общих детей. Никогда. Страшное слово. Почти смертельное, особенно для молодого человека, который еще по-детски пытается завладеть всем, что ему нравится. Это с годами приходит умиротворение и осознание того, что счастье — в малом, оно есть всегда и везде, но, как и всё в этом мире, умрёт. Многие подумают: «Да я и молодой это знаю». Знать мало, и даже понимать — мало. Простота и непритязательность должны идти от сердца. Они должны стать стилем жизни.

Долгое время я жил безответственно, веря в бесконечность времён. Правда ли это — нам не открыто, но даже если это и так, время каждого из нас ограничено. Мы являемся переходной стадией между предыдущими поколениями и поколениями грядущими. Да, со своими радостями и горестями, со своей неповторимой судьбой, но люди недолговечны, как и дела сердечные.


Далее пришло осознание и осязание чего-то большего, чем я сам. Мне казалось, что причина этих изменений — возраст. Я ошибался. Сюда привели меня люди. В том числе люди, ставшие прообразами некоторых персонажей этой книги. Одна из самых важных женщин моей юности — Анастасия Сикорская. Благодаря ей стало возможно многое: этот роман, путешествия, созерцание и расширение горизонтов. Она — моя сестра не по крови, но по духу. Второй важный человек, запечатлённый на этих страницах под своим именем — её верная подруга Анна Белова, одна из самых светлых и трогательных девушек, мне встречавшихся. В благодарность за сыгранные роли их портреты навечно останутся среди этих строк. И именно их вы можете увидеть на обложке. Настя — в отражении осколка зеркала, который держит Аня.


Всё это ради той девушки, которая раз за разом находила воплощение в разных телах и душах. Всё это — реквием по юности. Реквием по всем, кто не сможет его прочесть. Это — манифест любви и свободы, наполненных чем-то большим, чем просто страсть. Это в назидание молодым и на память зрелым.


Писатель должен жить на бумаге. Здесь его место. Писать абстрактно у меня не хватает таланта. Но ничего более душевного, личного, и в то же время близкого каждому, я уже не напишу. Это моя исповедь перед самим собой и перед теми, кого я люблю.


21 июля 2019 года

Пролог. Я тебя вспомнил

1

«…Что первым вам вспоминается из детства?

Наиболее ярко мне оно мерещилось накануне свадьбы. Почему — не знаю. Видимо от того, что приходилось с ним безвозвратно прощаться. Враньём оказалось то, что говорили, будто когда в твоей жизни появляются семья, а потом и дети, ты сам начинаешь ощущать этот вкус младенчества и переживаешь со своим чадом его еще раз. Словно ребёнок в тебе, не взрослея, становится старым. На деле это редкость, исключение из правил. Если бы это было действительно так, родители относились бы к нам с большим пониманием. Появляется ответственность. Да, часто удушающая тех, в чей адрес направлена. Но всё же. Где есть ответственность — там нет места детству. А если оно остается — твоя безответственность разрушит твою взрослую жизнь.

Вспомнились мне наши игры и старый хромой пёс, которого с возрастом я стал понимать. Он не раз меня драл, и не всегда за дело, но я каждый раз к нему тянулся. Мама спрашивала меня, как можно любить того, кто тебя калечит. Я вырос. И правда, мама, как? Но мы любим.

Вспомнились заброшенные колодцы за территорией нашего двора и высокое разломанное бетонное крыльцо, в которое я уронил свой мяч, купленный за астрономическую для ребёнка сумму. Я ненавидел это крыльцо, а в юности оно стало местом наших дружеских попоек, искупив тем самым свою вину. Оно видело столько, что стало каким-то родным. И в глубине своей до сих пор хранит тот мяч, за годы скукожившийся и выцветший. Но о мяче ли я?…»

2

Зеркало отражало чью-то тёмную мужскую фигуру. Она сидела сгорбившись. Лицо было опущено вниз, а руки сложены на коленях. Иногда фигура покачивалась и издавала неестественные для человека звуки, словно где-то в степи завывали кайоты.

Расширенные зрачки ничего не выражали. Складывалось ощущение, что разум человека давно потух, но тело ещё продолжало существовать, не найдя гибели.

Человеческий разум чрезвычайно хрупок. Он аккумулирует воспоминания, накапливает знания и навыки, поглощает в себя содержимое всех доступных ему чертогов. В определённый момент может показаться, что он превзошёл все свои возможности и постиг основы мироздания, совсем не нуждающегося в этом. Но стоит случиться трагедии, и он падает, разрушается, приводя существо, которому принадлежит, к смерти.

За окном жёлтым светом сияла почти полная луна, но этого было недостаточно, чтобы полностью озарить тёмную комнату. Рядом с фигурой лежала недопитая бутылка виски, опрокинутая и потерявшая зря часть своего содержимого, которое сейчас впитывалось в персидский ковёр.

Фигура подняла глаза, ещё раз всхлипнула.

— Ты думаешь, я слаб?

— Совсем нет, — ответило что-то в пустоте.

— Тогда почему мне можно всё и ничего нельзя? Хотя бы сегодня?

— Ты сам выбираешь, как тебе жить. Но делаешь это неудачно. Я лишь хотел тебе помочь.

— А кто решает, что я живу неправильно? Ты?

— Я понимаю. Если ты не искал, где ошибка, значит, нет никакой ошибки. Для тебя. Только вот зачем мучить других?

— Я растратился.

— Вижу.

Человеку казалось, что отражавшееся в зеркале лицо выражает не его эмоции, но при этом он чётко понимал, что этого не может быть. Как не может быть и того, что зеркало ему отвечает.

— Не слишком много алкоголя?

— Брось, тут всего стакан.

— Какой по счёту?

Фигура оттолкнула бутылку, которая, соскользнув с ковра, с грохотом покатилась по паркету.

— Ты сам себя продал и предал, ты прав. Нет тебе никакого оправдания. Всю жизнь хотел кому-то нравиться, сам выбирал самые гибельные пути, чтобы потом кричать, что ты прав, но тебе кто-то мешает. Сам, только ты сам, дружище, всё это сделал. Я ведь знаю о тебе всё. Я был на всём протяжении твоего пути к напрасному далёко и видел тебя чаще, чем ты сам себя. Можешь в это не верить, но мне правда тебя жаль.

— Я не мог иначе! — фигура начинала злиться на своего собеседника.

— Конечно, не мог. Ты слаб, а потому живёшь сердцем. Ты зависим.

— Кем ты возомнил себя?!

Человек с размаху кинул бутылку в зеркало. Стекло лопнуло, осколки звонко посыпались на пол. Фигура поднялась, схватившись за голову. Мелкие крупицы стекла впивались в ноги. В глазах двоилось. В комнате стоял резкий запах спирта.

— Что вам всем от меня нужно? — крик прорезал ночную тишину.

Не в силах совладать с собственным бессилием, человек начал крушить обстановку жилища. Стоял жуткий грохот, от которого проснулись соседи.

Проехавшая под окнами дома машина добавила в помещение света. На кровати, раскинувшись, в собственной крови лежала молодая девушка. Глаза её были полуприкрыты.

— Настенька! — тихо прошептал мужчина, склоняясь над телом. — Что с тобой? Настенька!

Он начал тормошить её, как спящую, злясь на то, что девушка не просыпается, словно они опаздывают на самолёт и у них больше нет ни минуты лишнего времени.

— Любовь моя! Обними меня!

Кровь ещё сильнее размазывалась по постельному белью. Не понимая, что происходит, находясь в агонии, мужчина начал метаться по комнате, хватаясь за стены. Через минуту он навзничь упал на пол перед рамой зеркала, закатив глаза.

— Этого не может быть! Я не мог! Это всё ты! — он кричал в пустой угол на то место, где когда-то висело зеркало.

Настала зловещая тишина, в которой можно было услышать даже биение сердца. Что-то сдавливало череп. Мужчина приподнялся, чтобы сесть, но осколки стекла разрезали ему руки. Он снова упал. Вторая попытка была более удачной. Он сел, что-то неразборчиво рассказывая себе под нос.

Дрожащие руки стали шарить по полу, отыскивая самый острый осколок зеркала.

3

«Дорогая моя женщина, скоро я не вспомню, как мне было двадцать. Но я навсегда хочу оставить в памяти миг, когда тебя встретил. Ты стояла и шутила о чём-то с другими. Потом я подарил тебе шоколадку, но не сам, а передал через подругу, и ждал сообщения от тебя. Ты дала мне такую короткую, но яркую жизнь. Ты столько раз спасала меня, но я не смог спасти тебя. Моя лебедь. Ты не должна была лежать на холодном асфальте, завёрнутой в целлофан. Ты не должна была мучиться. Не должен был мучиться наш ребёнок. Я всегда мечтал о семье настоящей, и только с тобой, но не сохранил. Я люблю тебя. Я люблю наше дитя. Пусть я не знаю его имени и даже его пола, но я уверен, что малыш был бы похож на тебя, и я бы рассказывал ему: он — самое важное в моей жизни, потому что является твоим продолжением. Моя дорогая, прости меня. Я не знаю, как переживу это. Но если я когда-то поднимусь над собой, то свою дочь назову твоим именем. Пусть будет дочь. Я смогу ей рассказать, какой должна быть женщина. А сыну мне рассказать нечего. Прощай, моё солнце. Я вернусь к тебе, обязательно вернусь. Только дождись, пожалуйста, и я попробую снова».

Ручка легла на стол. Лист бумаги был закапан слезами. Хорошо, что это письмо никто не увидит. Плохо, что даже она. Самая главная женщина. Женщина его мира. Так много нужно было сказать в глаза, но не хватило сил. А теперь не хватит времени.

Вспоминались друзья, и чудились их образы в старости. Влад понимал, какая длинная и интересная жизнь им уготована. А себя он больше не видел.

Щёлкнула крышка зажигалки. В мире, где патентуют даже звуки, так сложно остаться человеком. И так сложно остаться. Листок завис над пламенем. Оно жадно пожирало слова, отражаясь в чёрном оконном проёме. Слова, которые теперь просто чернила. Огонь обжёг руку, и обугленный остаток прошлого упал в пепельницу.

— Даже через сотню лет, увидев тебя, я скажу, что я тебя вспомнил, — прошептал Влад, опрокинул в горло остатки коньяка и резким движением разбил стакан об стол.

Глава 1. Сияние

Сколько лет тут прошло,

Сколько зим,

По сырому снежку, и как прежде,

Я вернулся к оконцам твоим,

А ты вышла лишь в лёгкой одежде.

1

Тюмень, Российская Федерация. 21 января 2020 года.

Тяжёлый «Боинг», оставивший позади тысячи километров на пути из Северной Пальмиры, уронил своё серебристое брюхо на взлётную полосу аэропорта нефтегазовой столицы России. В Петербурге, несмотря на славу самого ветреного и непредсказуемого города России, стояла на удивление приятная тишь, уличные музыканты давали на Невском традиционные концерты, по вечерам возле Дворцовой площади прямо в машинах молодёжь курила кальяны. А тут?

На парковке аэропорта «Рощино» мёрзла, закутываясь в кашемировое пальто по самые уши, которые смешно торчали из-под воротника, светлая молодая девушка Аня. Её глаза, цвета слабо заваренного чёрного чая, пытались нащупать в толпе людей что-то своё. Люди выходили разные — мамочки волокли за собой детей, строгие представительные мужчины слепили дороговизной японских часов, толпа китайцев продолжала своё бескультурное шествие по культурным святыням России. Сама не знала она, почему до сих пор не вошла в здание терминала. Вряд ли было лень проходить досмотр. Видимо, хотелось ей выглядеть в глазах своего кавалера более нежной, более уставшей и беззащитной, и в своём желании она искала помощи у таёжного ветра.

В какой-то момент она отвернулась от выхода, стала рассматривать подъезжавшие машины и куривших в окошко таксистов. Потом ведь и детей в этих пропахших табачной горечью салонах возят. Ожидание затягивалось, и вскоре наскучило и это.

— Белова! — резко раздалось сзади. И уже через секунду более нежное: «Бельчонок».

Девушка обернулась. Вот он — виновник замерзших ног. Она широко улыбнулась и развела руками, ожидая объятий. Ждать не пришлось. Вадим крепко обнял её, подхватил и поднял перед собой, как ребёнка.

— Зачем мёрзла?

— Тебя ждала, — немного виновато ответила Аня.

— А внутри ждать не разрешили? Ладно, сейчас такси вызову.

В голове крутилась мысль: оценил или нет? Или значения не имеет? Но она была безумно рада. Аня относилась к тому типу девушек, которые много чувствовали, но не умели этого показывать. Порой это становилось причиной недоразумений и взаимных обид. Иногда она себя за это корила, но что поделать? Такова планида.

Ни один из таксистов, «дежуривших» на парковке, вызов не принял — пока не хотели расставаться с кофе и сигаретами. Их здесь знали, и наливали в два раза дешевле, чем остальным. Мало кто задумывается об их судьбе. Для обывателя они просто прислуга, а их жалобы на власть и ипотеку досаждают, как сибирская мошкара в июле. Но многие из них прошли большой путь, прежде чем сесть за руль.

Машина всё же приехала быстро. Вадим уложил сумку в багажник, и сел на заднее сиденье слева, а правое — «генеральское» — оставил возлюбленной.

— Пока тебя не было, тут такие морозы стояли.

— А в Питере даже снега нет. Зимы смешные пошли там, ей богу. Скоро в Дубай летать не придётся.

— А говорят, что никакого потепления нет.

— Врут, чтобы ничего не делать.

За банальными разговорами о погоде и работе дорога прошла незаметно. В подъезде столкнулись с пожилой соседкой. Тамаре Васильевне очень нравилась эта пара, и она ни разу не упустила случая, чтобы не сказать пару комплиментов. Казалось, она болела за их отношения, как мать. Но в этот раз она была особенно рада — тоже успела соскучиться по Вадиму.

— Мы молодые! А ваше-то здоровье как, Тамара Васильевна?

— Не будем о том, чего нет, — задорно захихикала женщина. — Ну и работа же у тебя, Вадик. Так бросаешь сокровище своё.

— Я не бросаю, а даю отдохнуть. В хорошем смысле, — заулыбался молодой человек. — Да и как? Платят же.

Вадим трудился в серьезном консалтинговом агентстве. Для кого-то звучит как ругательство, а кому-то действительно платят. В его обязанности входило выполнение той механической работы, которая могла быть выполнена без участия штатных сотрудников какой-либо компании. Часто он ездил помощником более опытных консультантов своей фирмы, и выполнял механическую работу уже за них. Ну а что? Возраст. Сначала нужно дорасти.

Карьера позволяла поддерживать неплохой для российской провинции уровень жизни, однако для города, где много людей связано с добычей и реализацией углеводородов и многие, особенно инженеры, ездят вахтами в ХМАО, привозя оттуда внушительные суммы, деньги были не колоссальные. Тем не менее, работа его увлекала, и Аня стала отмечать, что вся игра ведётся уже не в её пользу.

Аня относилась к тому типу девушек, которые достаточно сильны и самостоятельны, но не могут существовать вне семьи. Таким нужен мужчина, который будет служить и опорой, и отдушиной. Пока Вадим сшивал первое, второе трещало по швам. Слишком сильное натяжение. Опять же, возраст.

Аня мечтала о домашнем уюте, о детях. Ей бы забирать после работы сыновей из детского садика, готовить ужин и перед сном доверять все секреты отцу своих мальчишек. Доверять искренне, а не просто рассказывать, понимая, что секретами они останутся потому, что их никто и не запомнит. Короткий разговор на лестничной клетке нечаянно напомнил об этом.

Ключ повернулся в замке, металлическая дверь распахнулась. В коридоре царил полумрак, но через приоткрытые межкомнатные двери тонкими полосками падал яркий свет. Сумку Вадим оставил у входа, пошёл раздеваться. Хотелось сбросить с себя командировочный груз, разрядиться, принять душ и ни о чём не думать. Аня сразу ушла на кухню.

Спальню грело январское солнце. После минуты в полутьме было сначала даже неприятно.

— Господи, как чисто-то! — воскликнул он.

— Конечно, милый. Бухгалтеры налоговую так не ждут, как я тебя, — послышалось из-за стены.

— Оценил!

— Что именно?

— Всё!

Вадим прошёл на кухню, обнял стоявшую у плиты Аню сзади, поцеловал в шею. Руки крепко сжимали талию чуть ниже груди.

— Я скучал, — прошептал он.

— Правда?

— Не веришь?

— Хочу верить.

Вадим поднял Аню, и она чудом успела поставить чайник на место. Следующими движениями он ловко переместил её на кожаный диван, стоявший у окна, и, склонившись над ней, не выпуская из объятий, поцеловал в губы.

— Совсем из ума выжила, старая? — сыронизировал он.

Ане шёл двадцать третий год.

2

Челябинск, Российская Федерация. 21 января 2020 года.

«Белый рынок» — место нетипичное для провинциального города, даже крупного. С одной стороны, оно выражало новый взгляд на реализацию фермерской продукции, предлагало аутентичный «фудкорт», не похожий на те, что мы видим в серых коробках, гордо именуемых торговыми центрами. Дерево и имитация камня, нелинейно расположенные точки, зелень и скамьи вместо пластиковых скрипучих стульев. Здорово! С другой точки зрения — в реалиях российской глубинки это выглядело излишеством. Но к счастью, люди ходили. Ходили часто — «фудкорт» привлекал много студентов.

Темноволосая девушка сидела у окна, прищуриваясь от солнца. Она привыкла к этому месту. Ещё пару месяцев назад она здесь работала поваром. С утра бежала в университет, расположенный на соседней улице, а вечером повелевала отведённой ей посудой. Готовить любила, но тут очень уставала. Это не творчество у себя дома в воскресенье, а поток. Иногда безжалостный, иногда интересный, но всегда обязывающий соответствовать. Своя романтика, конечно, присутствовала. Именно поэтому она до сих пор хранила бейджик с именем «Анастасия», как зарубку — был такой этап. На вечную память: и ради лирики, и ради опыта.

Несмотря на то, что Настя всегда называла себя русской, её внешность имела характерный ярко выраженный восточный оттенок, и если славянская кровь в ней и была, то в меньшей степени повлияла на её красоту.

Пока Настя пила кофе, на неё то и дело смотрели молодые люди. Она делала вид, что не замечает этого, но в глубине души внимание ей льстило. Настя всегда старалась следить за собой, и переживала, если выглядит не так, как она хотела бы сегодня выглядеть. Кто-то осуждает это, но осуждать нужно то, когда человек совсем не следит за собой, прикрываясь боди-позитивом. Осуждать, как и любое ханжество.

Раздался звонок телефона. Настя быстро вытащила его из кармана, на автомате убрала звук, глянула на экран. Отвечать не хотелось. Причин не было, равно как и желания прерывать момент душевного равновесия. «Потом перезвоню, не слышала», — подумала она про себя и положила аппарат на стол.

Довершив кружку, она надела чёрный длинный пуховик, накинула на руку сумку и вышла на холод. Кофе сильно согрел, и температура на улице показалась совсем некомфортной. Быстрыми шагами прошла вдоль парковки, свернула в сторону университета. Телефон снова зазвонил, но на этот раз её добивался уже другой человек. Нужно ответить, а потом перезвонить первому.

— Ой, привет! Как дела? Что-то случилось? А, просто звонишь. Ну, рассказывай.

Каблучки равномерно стучали по плитке, которую с утра старательно очистили от снега. Шум автомобилей и разговоры идущих навстречу людей размывали голос в трубке.

— Хорошо, Влад, я подумаю. Да не волнуйся, ага, — Настя кокетливо засмеялась. — Но вообще хорошая идея, конечно. Мне нравится. Хотела бы, да. Ладно, рука мерзнет, потом спишемся. Подумаю пока. Ага. Давай.

Кисть и вправду покраснела, но нужно перезвонить. «Или дома спокойно поболтать? Да, лучше дома». Настя перешла дорогу и направилась к студенческому общежитию.

3

Екатеринбург, Российская Федерация. Ночь с 20 на 21 января 2020 года.

Влад обнял девушку на прощание и вышел с сумкой во двор. До рассвета было ещё долго. Приложение уведомляло, что прибытия машины ждать минимум 10 минут, потому что водитель не закончил предыдущий заказ. Решил закурить. Оставаться внутри было тягостно. Вроде бы уже попрощались, и не хотелось сидеть, молча смотреть друг на друга, подбирая слова. С бывшими, оставшимися друзьями, всегда так — что бы ты ни делал, от полутонов и подсознательных сожалений вряд ли избавишься полностью. Поэтому многие отношения рвут. У Влада не получалось, и каждый год, как по инструкции, он заезжал в Екатеринбург, чтобы увидеться с ней.

Нам всем было хорошо с бывшими, по крайней мере, до определённого момента. Но многие считают бывших самыми жалкими представителями рода человеческого. Почему? Чтобы не чувствовать своей вины за крах отношений. Влад чувствовал её отчётливо, и это его мучило.

Дома, в Новосибирске, его ждала жена, а он улетал в Санкт-Петербург. А может так случиться, что жена его и не ждала. Он этого не знал. В их отношениях давно наступил тот период, когда отдохнуть друг от друга хочется больше, чем воспитывать детей и смотреть по вечерам в обнимку телевизор. Детей, к счастью, не было. Дети обязывают. Ты можешь спокойно уйти от женщины, но от ребёнка — нет. Это ответственность, которую нужно делить только с человеком, которого любишь. И чувствуешь взаимность. Тогда и ребёнок узрит правильную картину.

Так вышло, что сам Влад родного папу видел всего пару раз в жизни. Когда он заходил в очередной тупик, он понимал, что ему его очень не хватает. Не хватает советов, не хватает укоров, не хватает чувства особенной мужской солидарности, какая возникает только между отцом и сыном. Его не научили быть мужчиной. А потому он мечтал именно о дочке, ведь точно знал, как выглядит настоящая женщина. Мама…

Мама занимала в его жизни важное место. Влад не всегда к ней прислушивался, но всегда понимал, что без неё у него ничего бы не было. Она дала ему всё: дала не только жизнь, но и старт в ней. Многому научила и помогла встать на ноги. Он был ей благодарен, а жена этой благодарности не понимала, хоть и безумно любила свою собственную мать. «Мужчина, — говорила она, — должен быть самостоятелен, а не смотреть всё время на своих родителей. Их вообще должно быть как можно меньше. Моей мамы нам на двоих хватит». Давила на больное, и это вносило ещё больший разлад в отношения.

Влад хотел набрать маму, но время было раннее. Не стал будить, хотя и знал, что она возьмёт трубку в любое время. Первая сигарета закончилась, достал вторую. Известная американская зажигалка не зажглась с первого раза, значит, пора менять фитиль.

Снег начал падать более крупными хлопьями. Залеплял глаза. Приходилось постоянно отворачиваться, чтобы не намочить сигарету. Нечаянно взглянул на окно, из которого ещё час назад смотрел с чувством неимоверной тоски. Свет не горел, значит, сразу легла спать. Правильно. Так и надо.

Наконец подъехал чёрный седан. Водитель оказался выходцем из Средней Азии, но по-русски говорил хорошо. Был обходителен, побеспокоился о комфорте. Поинтересовался, можно ли ему пообщаться со своей мамой по видеосвязи на родном языке, пока едут. Влад разрешил. Его это сейчас не беспокоило, но для себя отметил, что такие мигранты ему очень нравятся. Они гармонично вписываются в чужую культуру, сохраняя свою, и уважая их в равной степени.

До «Кольцово» было полчаса пути. Машин в это время на улицах почти не осталось. Даже такие большие города спят. Сильнее всех в этом плане его поразил Челябинск, где ночью на центральных улицах порой нет ни одного пешехода, ни одного автомобиля, и тишина стоит, как после чумы.

Санкт-Петербург был для Влада спасением от всего. Он часто вспоминал свою первую поездку, и не хотел отпускать это ощущение свободы, эмоции от созерцания архитектуры и новых знакомств. Тогда ему было всего девятнадцать лет. Он несколько месяцев отпахал консультантом в салоне связи, и гордый своими первыми действительно серьёзными деньгами, решил рвануть к другу детства в город, о котором раньше только читал. Влад запомнил каждый день того двухнедельного приключения, каждого человека, с которым его свели ветра Финского залива.

Женя, так звали его приятеля, тогда только вернулся домой из армии после неудачного обучения в одном из питерских ВУЗов, но сразу решил, что в город непременно вернётся. И вернулся. Снял квартиру, устроился на работу официантом.

Грех было не воспользоваться такой прекрасной возможностью совместить и радость от встречи, и радость от новых впечатлений. До этого Влад почти нигде не был — только на сборах в Екатеринбурге. И можно сказать, что Новосибирск стал первым крупным городом, который ему посчастливилось впитать.

Сейчас Владу двадцать два. Он проехал всю страну по двум диагоналям, и в Питер заезжал добрый десяток раз, подсознательно пытаясь повторить тот самый первый. Но повторить не получалось.

Всё большое в этой жизни случается лишь однажды. Пора было это запомнить. Повторяется только рутина. Но рутина не есть жизнь, как ему казалось, и потому он ехал и ехал за новыми историями, которые тускнели с каждой попыткой. То ли взросление, то ли сытость. Но пока ещё в Питере дышалось легче, чем где-либо.

Машина доехала до аэропорта. Влад выгрузил багаж, поблагодарил таксиста и пошёл в курилку между терминалами. В запасе ещё был час до конца регистрации и начала посадки. Снег разошёлся ещё сильнее, и стал совсем мокрым.

К Владу подошёл молодой парнишка, попросил сигарету. Вслепую он вытащил пачку, протянул, и даже не посмотрел, одну взял «стрелок» или сразу три.

— Спасибо большое, — искренне ответил паренёк и собрался отходить в дальний угол за колонны.

— Постой, — одернул его Влад.

— Да?

— Ты местный?

— Да, встречать приехал. Мама прилетает с учёбы. Сорок пять лет, решила еще одно заочно получить.

Парень показался Владу открытым и простым. И скорее всего, это было взаимно, раз тот сам решил поделиться деталями. Это редкость. Разговор завязался как-то сам собой. Влад хорошо читал людей и редко ошибался.

— А где учится твоя мама? — прищурившись от дыма, спросил он.

От сигареты с щелчком отлетела искра.

— В Питере.

— О, а я как раз туда.

— Работа?

— Друзья. Половина знакомых туда укатила.

— Не знаю, чем он всем так нравится. Москва интереснее.

— Тут от состояния души зависит. Грустным — Питер, весёлым — Москва. Хотя и в провинции есть чем заняться, но все ищут пути проще, как им кажется.

Снег падал и падал. Влад уставился на памятник первому реактивному советскому истребителю БИ-1, имя создателя которого носила площадь перед аэропортом.

— Просьба небольшая есть, не всё успел сделать, — он повернулся к пареньку.

— Да?

— Передать нужно вещицу. Адрес напишу. Когда время будет, поможешь?

— Да, конечно, — заулыбался собеседник.

Обменялись номерами. Выяснилось, что парня зовут Лёшей. И он на год младше.

— Жизнь большая, свидимся ещё, — загадочно стрельнул глазами Влад. — Отблагодарю.

— Это точно. Передам, не сомневайся!

Влад покатил чемодан внутрь здания. Впереди первый досмотр, регистрация со сдачей багажа, потом на второй этаж и в зону досмотра предполётного. Должен успеть. Петербург уже накрывал на стол.

4

Тюмень, Российская Федерация. 21 января 2020 года.

У студентов медицинских ВУЗов жизнь вообще не сладкая, но это утро выдалось особенно поганым. Всё валилось из рук.

— Настя! Подай, пожалуйста. Ну там, на столе, — попросила уже обувшаяся и стоявшая в дверях соседка.

— Сейчас.

Настя потянулась и случайно уронила на пол телефон.

— Господи, лучше сегодня не шевелиться.

Друзья чаще всего называли её Асей, и мы будем. Ася отличалась здоровым отношением к жизни. Где нужно, закрывала глаза, и верила, что всё, что ни делается, только к лучшему. А молодость непременно всё простит. Но иногда оптимизма не хватало и ей.

— Только быстрее возвращайся, мне помощь твоя нужна, — сказала она вслед соседке.

— Хорошо, — протянулось по коридору эхо.

Её подруга, Аня, позвонила и сказала, что уехала встречать Вадима, а у Аси на носу висел экзамен. В последние дни из-за учёбы пришлось отложить все личные дела. Очень хотелось увидеться с Максимом, который был постоянно чем-то занят. В свободные минутки она отправляла ему смешные публикации в Инстаграм, а он не всегда отвечал. Когда звонила, говорил, что нет времени долго говорить. Это, конечно, задевало её, но свои проблемы быстро перекрывали обиду.

Ася уже не могла долго сидеть и периодически вставала, чтобы размяться и долить себе чая. Доливала чай, а мечтала о пиве. В какой-то момент ей стало казаться, что заварка изменила свой оттенок и стала пениться. Она любила иногда расслабиться в компании, посидеть за банкой пива. Крепкого не пила, а солодового нектара — пожалуйста. Давно не отдыхала душой, и душа начала отдыхать отдельно.

Ася отставила кружку, решила отвлечь себя. Включила греться плойку, а сама принялась расчёсывать волосы, параллельно задаваясь вопросом, почему она не сделала как следует этого с утра. Солнце ярко светило в окно.

Мелированные волосы, более тёмные к корням, но совершенно светлые к кончикам, переливались в лучах. На самом деле, были они прямыми. Это всё просто для верности, и потому что ей очень нравился сам процесс. Он увлекал, заставлял сосредоточиться. Ася не любила приводить себя в порядок на бегу, считая, что на себя время всегда можно найти. Иногда, как и любой девушке, ей бывало лень, но в такие моменты она думала, что сегодня всё прекрасно и так.

На секунду Ася засмотрелась в свои светлокарие глаза.

Неожиданно поднялось настроение. Ситуацию нужно уметь отпускать, а то и вправду, сколько можно? Она включила на телефоне музыку и несколько минут танцевала перед зеркалом, пользуясь тем, что ее никто не видит. Нет, её не смущало, когда на неё смотрели. Просто наедине с собой душа могла раскрыться шире.

5

Тюмень, Российская Федерация. 21 января 2020 года.

Эта ночь была подобна дню. Насколько сильно солнце заливало комнаты, настолько сильно тьма их теперь поглощала. Луны на небе почти не видно — лишь тоненький робкий ободок.

Аня никак не могла уснуть. Долго переворачивалась с бока на бок. Мечтать перед сном она не любила, хотя многим мечты помогают крепко спать, как иллюзии помогают быстро жить.

Лежать уже сил не осталось. Страшно было опуститься до самокопания, и начинать анализировать то, что давно не имело никакого смысла. Будущее в прошлом, но первое — всегда в приоритете.

Аня встала, накинула халат. Вадим даже не пошевелился. Он всегда хорошо спал. А это почти дар. Только приняв вертикальное положение, она поняла, что чувствует себя действительно бодро. Захотелось какао. Тихо прошла на кухню, быстро включила слабый свет под шкафами, чтобы не оставаться наедине с чёрным окном, казавшимся огромной пастью неведомого чудовища, ожидавшего всех, кому в два часа ночи не спится. Этот страх остался с ней с детства.

Аня любила готовить, и когда готовила, делала это от души. Заглянув в холодильник, решила, что завтра обязательно с утра испечёт блины. Вадим обрадуется. Все всегда хвалили их, но его комплименты были особенно дороги.

Поставила греться молоко, извлекла из холодильника маршмеллоу. Кто-то вообще пьёт просто какао? Пока молоко грелось, она не отрываясь смотрела на огонь. Огонь её завораживал. Вечная субстанция, которая может уничтожать, а может творить. На ум пришла метафора, что огонь горит в душе каждого. Значит, каждый вправе решать, как распорядиться своей энергией.

Молоко чуть не убежало. Лёгким движением Аня сняла его с плиты, полезла за шоколадом. Тщательно перемешала, перелила в керамическую кружку, бросила пористые кубики. На кухне было душно, и Аня решила выйти на балкон. Он был закрытого типа, и там всегда намного теплее, чем на улице, но никогда не бывало жарко. То, что нужно.

Какао нежно разливалось по телу. Для неё оно было вечной любовью, и в любой непонятной ситуации, оказавшись под рукой, выравнивало настроение. Аня по своей натуре была ранимой. Её эмоциональный фон колебался очень быстро. Любая мелочь могла заставить задуматься, и также быстро приятное слово вытаскивало из этих раздумий.

Обхватив кружку двумя руками, Аня стояла и смотрела на двор. Снега в этом году было маловато. Может и вправду потепление? Хотя, вероятно, это просто цикл. Звёзд почти не видно. Это расстраивало. Свет города не давал с земли увидеть их сияние во всём его великолепии. Он просто его поглощал.

Находить созвездия Аня так и не научилась, хотя давно ставила себе такую цель. Но всё время было как-то недосуг.

Вспомнилась добрая семейная традиция. Аня происходила родом из села на юге области, и каждое лето, в середине августа, когда начиналась пора масштабных звездопадов, и Млечный путь был виден более отчётливо, Аня со своей мамой выходили смотреть на звёзды. Брали тёплые вещи, напитки, и подолгу сидели, глядя на небо. Волшебный момент единения душ между собой и с природой. Словно все лишние мысли поглощались Вселенной, и сам ты сливался с эфиром.

Звёзды наталкивают на мысли о вечном. Но самое главное в них то, что мы их не видим. Мы видим свет, а сама звезда, быть может, не один год как мертва. То же самое и с людьми. Нужно стремиться оставить после себя как можно больше, чтобы это как можно дольше согревало других. Только тогда ты не напрасен. А иной смысл бытия — уже выдумки.

Какао кончилось, а ноги стали замерзать. Аня заторопилась в комнату. Горячий напиток в контрасте с легкой прохладой воздуха ожидаемо расслабили. Аня поставила кружку в мойку, на ходу сняла халат, и, направляясь к кровати, кинула его на стул. Легла под одеяло, и, отвернувшись к стене, быстро уснула.

6

Санкт-Петербург, Российская Федерация. 21 января 2020 года.

Питер, как и полагалось в это время года, встречал тёмным небом, угрожающе нависшим над чашей Финского залива. Влад называл это явление сорок шестым оттенком серого. Палладий. Именно такую оно вызывало у него ассоциацию.

Аэропорт «Пулково» стал для него почти родным, даже привычным, и больше не вызывал эмоций, как вокзал родного городка за Уралом. Пройдя через все коридоры, поднявшись и спустившись по всем эскалаторам, он вальяжно вышел в холл первого терминала. В этот раз его никто не встречал. Ещё очень рано, и общественный транспорт только начинал свою работу, а потому он не стал никого беспокоить своим приездом. Дорога была предельно знакомой, поэтому можно было обойтись и без ритуалов, требовавших лишней траты денег.

Двери плавно отворились. Влад шагнул в пропитанное влагой балтийское утро. Дошёл до знакомой колонны справа от входа, на которой большими буквами написано: «Для курения». Это было традиционное для него место встреч и прощаний с городом.

Курить хотелось безумно. Почти два часа перед взлётом и больше трёх в самолёте. Очень большой перерыв для человека, который выкуривает по пачке в день. Раньше на борту можно было дымить, но Влад, несмотря на силу своей привычки, всё равно не представлял, как лететь, если все решат этим воспользоваться. А как детям?

Такси или каршеринг? В последнее время у людей, умеющих водить и приезжающих в крупные города, появился реальный выбор. Каршеринг на практике всегда оказывался дешевле. Иногда, в разы. Для многих это важно. И если водитель уверен, что справится с движением в чужом городе и не устал, имеет смысл брать машину в аренду.

У Влада такой выбор не стоял. В Питере всегда добирался на арендованых машинах, и ни разу не пожалел. У него не было большого опыта вождения, но он чувствовал себя спокойно, зная город. Самым отвратительным всегда оказывался выезд с территории парковки, и ее поиск по прибытии.

Приложение обозначило поблизости сразу три машины. По привычке выбрал «Хёндай». Он оказался ещё и с самым большим запасом топлива. Потопал с сумкой на дальнюю стоянку. Машина открылась нажатием кнопки на дисплее. Влад закинул вещи на заднее и сразу заглянул в бардачок — документы и топливная карта на месте. Вышел осмотреть транспорт. Сделал несколько фотографий на случай непредвиденного и занял своё место за рулём.

Один шлагбаум, второй. Теперь прямо — до Пулковского шоссе. Здесь налево и километр до КАДа. На развязке направо. Машин в потоке было мало, вся трасса хорошо освещена. Ехать одно удовольствие. Периодически то справа, то слева проплывали заводы. Жилых секторов здесь практически нет. Они стояли только на севере и на юге от кольца, справа — леса и промзоны, слева — Финский залив.

Усталость всё-таки сказывалась. В самолёте поспать нормально не удалось, поэтому держать полосу не всегда получалось. Нет, Влад не засыпал, просто внимание временами рассеивалось, и после каждого смещения он быстро уводил авто обратно.

Спустя двадцать минут после съезда на КАД он добрался до Парголово — самого северного района Петербурга. Налево и прямо, в сторону станции метро «Парнас», теперь направо. Со всех сторон тянулись к небу огромные новые жилые дома в 26 этажей светлокоричневого цвета. На несколько секунд в душе что-то сжалось. То ли от воспоминаний, то ли от предстоящей с минуты на минуту встречи.

В эстетичном нагромождении этих «свечек» и «книжек» нужно было суметь не пропустить ни один поворот, чтобы потом не делать крюк. Но Влад справился. В нужный двор заехал с северной стороны, теперь налево и по эстакаде. Между домами не оказалось свободных парковочных мест. Неудивительно.

Машину пришлось ставить прямо на бордюр в том месте, которое для этого не было предназначено. Мелочи. Влад на секунду задумался, выдохнул, открыл дверь. Закрыл в приложении аренду и сделал ещё одно фото автомобиля. На автомате достал пачку сигарет и зубами вытащил из неё одну. Телефон показывал начало восьмого. Наверняка уже или ещё не спят и ждут. Начал звонить.

7

Новосибирск, Российская Федерация. 21 января 2020 года.

День за днём одно и то же. Будильник, зубная щётка, крепкий чай, на плечи куртку. По пути на работу нужно купить сигарет. Самое главное изменение последних месяцев — пачки на день теперь еле хватает, приходится даже экономить. На работе хоровод надоевших лиц, интриги, сплетни, хамство начальника и растворимый кофе на сдачу. До обеда время идёт быстро, а потом наскучивает. Ближе к вечеру уже приходится выживать — подташнивает. Социальный гастрит, вызванный самыми страшными паразитирующими бактериями. После работы нужно успеть в магазин. Город забит пробками, а «вотсапп» вопросами о делах, на которые ответить ровным счётом нечего. Доползаешь до своей коробки, а там ничего нового. Лишь бы хватило желания что-то приготовить. Но ведь продукты куплены, ради которых всё это. Как не приготовить? Телевизор, зубная щётка, созерцание мешков под глазами, подушка.

Олега лихорадило. Вчерашний день наградил его за все старания жесточайшим похмельем. Голова потяжелела, ноги ныли. Поддерживать осанку было практически невозможно — тело размякло, а сознание не могло концентрироваться на ровной красивой походке. Только сейчас он осознал, что «минералка» закончилась ещё вчера вечером, когда он пытался избавиться от неприятной сухости во рту, которая начала мучить его, едва он закончил пить. Фильтрованная вода была безвкусной и почти бесполезной, поскольку фильтр основательно вытянул из неё всё, кроме молекул самой воды.

Стоя посреди кухни со стаканом, Олег задавался вопросом, почему раньше он мог пить намного больше и несколько дней подряд, а сейчас похмелье настигало его ещё во время застолья, и, обхватив за руки и за ноги, как искусный борец, притягивало к столу. Утром же с каждым месяцем становилось всё тяжелее собрать себя с мыслями и стать похожим на порядочного члена социума. Видимо, во всём оказывались виноваты сигареты. Он был не настолько стар, чтобы не иметь возможности позволить себе расслабиться, да и болел редко. Значит, всё-таки сигареты.

Осознание причины не помогло. Рука сама потянулась за оставленной на столе пачкой, а разум — за воспоминанием о том, где может лежать зажигалка. Нашёл. Маленький слабый огонёк изуродовал кончик табачной прелести, дым потянулся под потолок. Олег забыл открыть окно, равно как и обещание владельцам квартиры не курить даже на балконе. Первая проблема была решаема, вторая — неактуальна. С каждой затяжкой никотин всё сильнее давил на виски, словно обхватывая голову хитроумным приспособлением для пыток. Вскрылась ещё одна проблема. Сигареты постепенно убивали некогда здоровый желудок, и сейчас Олега сильно затошнило. В голове крутилась лишь одна мысль — «поскорее бы она дотлела».

Докурив и отставив стакан, Олег пошёл приводить себя в порядок. Нужно было зарабатывать деньги, чтобы можно было позволить себе жильё и возможность уйти в ежедневный запой, прекраснее которого в жизни ничего не осталось. Никогда бы не подумал, что чистить зубы дрожащими руками так сложно. Нужно быстрее закончить и это, ведь долго смотреть на опухшее лицо за последние месяцы стало невыносимым.

Странно, насколько точную иллюзию жизни даёт алкоголь. Пока он наполняет твоё тело, ты чувствуешь себя выдающимся и раскрепощённым, даже если пьёшь в одиночестве. Мечты и фантазии вырываются наружу и заполняют всё пространство вокруг. А коли ты пьёшь не один, то твои фантазии смешиваются с чужими, и превращаются во что-то большее. Хочется говорить, хочется улететь зимовать на юга, хотя бы «лодырем», и главное, это кажется реальным, а отсутствие денег и обязательства — мелочью. Либо же алкоголь вгоняет тебя в сильнейшую депрессию, от которой со временем начинаешь получать удовольствие — эффект от этанола прямо пропорционален тому настрою, с которым ты за него берёшься. Вправду, ты ведь такое ничтожество, от которого не зависит ровным счётом ничего, а значит, страдать можно вечно, вечно пить и испытывать весь спектр эмоций. Сегодня ты палач, а завтра — рукоплещущий ему раб. Можно быть мерзавцем, ведь ты — никому не нужен. А когда наступает похмелье, ты пытаешься выжить. Тебя ломает, подбрасывает, и разум требует пережить хотя бы первую половину дня. Это снова даёт иллюзию значимости существования по эту сторону поверхности земли.

Олег прекрасно отдавал себе отчёт в том, что он слаб. Но тщетные попытки вылезти из этой ямы заканчивались тем, что он убеждался в том, о чём сокрушался во время самоубийственных каждодневных вливаний. Он одинок, и даже с родителями давно не общается, не имея сил выслушивать претензии — наслушался с детства. Когда-то они бессознательно решили просто задавить ребёнка, сделать его своей копией, воплотить в нём всё, до чего у самих руки не дошли. В итоге — не воплотили ничего, но выноватым оставили, конечно, его. Само по себе это, безусловно, воплощение глупости и слабости. Акт бессмысленный и беспощадный, как новогодний штурм Грозного. Но Олег остался с тем, с чем остался: с долгами, упрёками, и упрёками за долги, и в полном одиночестве.

Чужие чада растут быстрее и обычно намного качественнее, потому что до них нет большого дела. Многие родители палкой воспитывают своих детей, забывая, что им она когда-то не помогла. Они идут вперёд без остановки. Просто не знают других ходов. Поэтому мат им в этой игре в воспитание гарантирован. Ребёнок станет либо тем, кем он хочет стать, либо сломается и будет тем, от кого родители его оберегали. Конечно, есть те, кто искренне верит во всё, что им внушают и не видят своего пути. Сказали старшие — они правы. Это слабые люди, а не самые лучшие по версии твоей мамы.

Своему единственному оставшемуся другу, знакомому по тем временам, когда они вместе помогали общему товарищу поднимать полученный в наследство бизнес, Олег немного завидовал, и не всегда молча. У Влада другая ситуация: у него было всё, но ему вряд ли что-то было действительно нужно. По крайней мере, так казалось. Влад любил женщин, и всегда был среди самых красивых. Его не удерживала ни жена, ни мать, ни сотрудники силовых ведомств. Наличие денег, женщин и знакомств, полезных и бесполезных, как с ним, нивелировало в глазах Олега любую его депрессию и порой сеяло вражду. Но тем не менее, Влад относился к Олегу слишком просто, чтобы по этой причине порвать отношения, а Олег, наоборот, слишком болезненно — две наркотические крайности дружбы поддерживали колебания маятника.

Олег закончил, вышел на кухню. Положил печенье на пустой желудок, запил водой, не найдя желания возиться с чаем. Грустно заглянул в сигаретную пачку. Да, опять покупать. Сколько уходит на эту привычку? А сколько уходит, благодаря ей? Дополнительно замаскировав перегар мятной жвачкой, накинул куртку. Интересно, почему ему было стыдно дышать после попойки на продавщицу табачного, а на коллег уже нет?

Олег закрыл за собой металлическую дверь. Ключ в замке дважды звонко провернулся и спрятался в правом внешнем кармане. Ватные ноги, покачивая, вынесли из подъезда человека, вывели за угол на проспект имени идеолога коммунизма и смешали с толпой. Навстречу шли уже уставшие мужчины и женщины, ещё активные студенты-технари и люди в синей форме с позолоченными плечами.

Никогда не сдашься? Звучит как наказание.

8

Тюмень, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Человеку нужен не просто человек, а уверенность в следующем дне. Человеку необходимо знать, что будет завтра. И даже те, кто говорят, что живут одним днём, просто уверены в завтрашнем, но молчат об этом и живут якобы сегодняшним. Искусственно создаётся иллюзия того, что лёгкость бытия порождает счастье, но это не так. Счастье — это труд. Иногда адский. И чтобы с ним справиться, как раз и нужен человек. Человек надёжный и любящий, с которым приятнее смотреть в одну сторону, чем просто друг на друга.

Аня по обыкновению готовила завтрак. Мясо громко шкварчало на сковородке, разнося аппетитные ароматы по всей квартире. Все движения девушки были невероятно легки и точны. Вадим ещё спал. Он никак не мог восстановиться после командировки, и Аня решила его не беспокоить, использовав прекрасную возможность неспешно повозиться с домашними делами наедине со своими мыслями и сделать приятный сюрприз для любимого. Через открытую форточку доносились звуки утреннего города — шум автомобилей и чьи-то приглушённые разговоры.

Минут через десять Вадим всё-таки проснулся и сразу прошёл в ванную. Аня заулыбалась, предвкушая похвалу за заботу.

Звучит эгоистично, но любой труд должен вознаграждаться. Хотя бы словом. Особенно труд каждодневный и в суете малозаметный. Отдавая эмоцию, ты должен получать эмоцию взамен. То же о времени. Эти вещи, пропущенные через его призму, оказываются ценнее денег и одолжений.

Аня услышала торопливые шаги своего мужчины. Вадим прошёл мимо, правой рукой коснувшись её спины.

— Доброе утро, — вскольз бросил он, потянувшись за стаканом с водой.

— Доброе, любимый.

— Уже готовишь?

— Конечно.

Ответное молчание Аню немного задело. Да, готовлю. А дальше? Но через секунду это отпустило.

— Совсем нет настроения с утра.

— Почему?

— Не знаю.

— А кто будет знать? — детским голоском она игриво подразнила его, размахивая деревянной лопаткой.

Вадим не оценил её юмора, и, скривившись, достал телефон.

— Ты же не слышал, Катька со своим улетает в Черногорию? — Аня не оставляла попыток растормошить усевшегося на диванчик мистера «встал не с той ноги».

— Откуда мне знать?

— Ну вот. Они урвали билеты по хорошей цене, распродажа какая-то. Ну сейчас не сезон ведь, и отели дешёвые. Мне кажется, всё равно здорово. Хоть не загареть, так страну посмотреть.

— Кредит взяли?

— Почему кредит? А может и заняли у кого, я не в курсе.

— Не понимаю, зачем им.

— То есть?

— По средствам нужно жить.

— Не пугай меня. А кто определяет эти средства?

— Они же никогда богато не жили. Какая Черногория? Тем более в кредит?

— Эмоции недостижимы для бюджета, Вадя, — почти отчаянно протянула Аня.

— Я просто не понимаю, куда они лезут.

— Да что с тобой, Вадим? Ты-то чем лучше? — Аня бросила лопатку мимо плиты.

Кажется, это прозвучало слишком грубо, и ей стало немного неловко. Аня умела оправдывать людей, обычно считая их хорошими, просто другими. «Кто мы такие? Цари Иудейские?», — учила её мать. А с близкими это даже и не обсуждалось. Но пауза продолжала висеть. Хотелось то ли продолжить спор, чтобы расставить по доске фигуры, то ли извиниться. Часы, как метроном, отсчитывали эту минуту молчания и неповиновения. Вадим, не отрывая глаз, смотрел на женщину, сказавшую недопустимые в отношении мужчины слова.

— Ну что ты смотришь? Вадим? — чаша весов качнулась в сторону шахмат.

— Я промолчу, — он поднялся и ушёл в комнату.

— Господи, — резко бросила Аня. — Да как так?

Аня сняла фартук и заторопилась за ним. Вадим уже одевался.

— Ну куда ты?

— Завтракать.

— Это шутка такая? Вадим, ну нельзя так. Я грубо сказала, я понимаю, но не без причины. Ты же не глупый.

— Но нашла поумнее? — застегнулась последняя пуговица на рубашке.

— Зачем эти демарши?

— Какие демарши? Всё вполне искреннее.

Аня пыталась закрыть своим телом выход из комнаты, но силы были неравны. Вадим уверенно отодвинул её и пошёл за курткой.

— Вадим?

— Можно я поем?

— Так вон я приготовила. Ты чего?

— Не скучай, — вышагивая бросил парень.

— Извини, — успела протянуть Аня прежде, чем дверь хлопнула. — А за что? — простонала уже себе под нос.

Девушка стояла посреди комнаты в полумраке, опустив руки, сгорбившись. Мысли бегали в диапазоне от «Почему я такая дура? Почему не промолчала?» до «Что он себе позволяет?» Стало обидно и грустно именно от неясности ситуации. Кто и что всё-таки скрывает? Почему бы просто не поговорить?

9

Санкт-Петербург, Российская Федерация. 21 января 2020 года.

Влад оказался прав — дома никто уже не спал. Его встречал не только Женя, но и Денис со своей девушкой, которые приехали на неделю погостить из Тюмени. В конечном итоге именно этот факт подтолкнул Влада прилететь сейчас, отложив все дела.

Денис учился с Женей в одном классе в Сургуте, и, несмотря на то, что в их жизни уже многое поменялось, их объединяли общие счастливые моменты детства и общие на всю их некогда большую компанию шутки, которые они, теперь уже вдвоём, хранили. Денис, в отличие от Жени, был уроженцем города, а не переехал туда с семьёй в поисках денег. Долгое время он увлекался роком, даже когда-то мечтая, как все подростки, собрать группу и играть, хотя бы для своих ребят, но понимал, что это большой труд, на который у него не хватит сил, а баловаться было не в его стиле. Много слушал зарубежного, но больше всех уважал Егора Летова, и в целом, считал «сибирский панк» ярчайшим музыкальным феноменом России. Он носил длинные волосы, как символ протеста, выразившегося в музыке. «Творчество — самый совершенный бунт», — не раз твердил он, и, глядя на его образ и вникая в его рассуждения о роли музыки в трансформации общества, в это хотелось верить.

Его возлюбленную звали Верой, и, как когда-то Владу нашептал сам Женя, он не понимал, что их связывает. Новость об их отношениях стала для него шоком. Философ-бунтарь, нацеленный идти вперёд до победного и брать от жизни как можно больше, против плывущей по течению девушки. Сюжет для фильма? Сюжет для любви. Но как бы то ни было, любые отношения нужно уважать, кроме тех, что действительно разрушают, а Дениса всё устраивало.

Встречали с распростёртыми объятиями, громкими возгласами и глупыми шутками, позволительными только тем, с кем с младенчества пил из одной кружки. Дениса Влад лично знал от силы год, но даже такой небольшой срок позволяет понять, на одной вы волне или нет. Денис всегда был готов поддержать, несмотря на то, что и сам часто бывал не так уж и весел, да и проблем в жизни хватало. И это была их общая черта. Влад тоже определял себя как кризис-менеджера, ожидающего падения небес или хотя бы чьей-нибудь ссоры, повлекшей запой или затяжную меланхолию, из которой он был готов вытаскивать незамедлительно. И обоих объединяло то, что повторение кризисов трижды подряд у одного человека в течение короткого срока могло повергать в ярость и провоцировать отторжение до нормализации состояния.

— Ну как долетел-то?

— Да порядочно. Даже не трясло. Сколько летаю, давно такого ровного перелёта не было.

— А какой компанией?

Сразу потянулась череда бесед. Денис делился историями о том, как летал он, а Женя, по обыкновению налив себе с утра кофе, уселся тут же на кухне за ноутбук. Это была его отличительная особенность, право на которую он отчаянно отстаивал. Нет, это не являлось проявлением пренебрежения к присутствующим с его стороны, а просто дурной привычкой, как курение или тот же самый утренний кофе.

Вера же, тоже по привычке, не осталась в мужской компании. При скоплении людей она себя гармонично ощущала только, когда выпивала, а потому по возможности уходила от коллективных обсуждений чего-либо. Денису это не нравилось, и даже сейчас он немного скривился ей вслед, но говорить ничего не стал. Он расценивал это как личное оскорбление его дружбы с кем бы то ни было.

— Куда уселся-то, Жека? Владос каждый день у тебя тут?

— Так он к тебе прилетел, — съязвил тот, припивая кофе. — Общайтесь, что вы?

Это была самая обычная реакция Жени на притеснения, с которой Влад уже смирился, и даже над ней иронизировал, но только не Денис. Он боролся за честность во взаимоотношениях до конца. И делал это настолько отчаянно, что рано или поздно непременно выгорал.

За разговорами пролетало время, и пролетало очень быстро. Денис предложил выйти покурить на балкон, но Владу эта идея категорически не понравилась. Он вожделенно посматривал на вытяжку над плитой, ради которой, как он всегда шутил, сюда и приезжал. Курить вроде бы не хотелось, но вид выскакивающей из пачки сигареты ломал его разум. Он, как ребёнок при взгляде на конфетку, начинал ощущать на губах её вкус. Мерзость? Реальность.

Женя включил музыку, чтобы не было скучно, но не громко, дабы не задевать Дениса. «Дипхаус» перемежался с рефлексиями американских рэперов.

До определённого момента Влад пребывал в какой-то эйфории, не акцентируя своего внимания ни на чём. Просто разговаривал, смеялся, доливал себе кофе. Он искренне радовался мужской компании. При том не просто компании, а компании действительно близких людей. Пепел падал на индукционную поверхность, в комнате стоял едкий запах дыма, который был бы неприятен даже любому курящему, зашедшему извне. Вентиляция нисколько не спасала. Целых два часа парни так и пробыли на своих местах — Женя за столом, Денис на диване, а Влад у плиты, полуусевшись на неё, поворачиваясь лишь для того, чтобы выдохнуть в решетку, и постоянно держа на изгиб руку, подставляя сигарету под вытяжку.

Пачка постепенно пустела, а с ней пустела и чаша эмоций, которую так быстро наполнил утренний приезд. Становилось тошно. Наступавшее ему на пятки ощущение скорого конца начинало выводить из себя. Ожидание чего-то большого плавно, но быстро перетекало в разочарование и панику. Мозг отчаянно требовал выброса эндорфина и дофамина. Пора бы уже дойти до психолога, чтобы не потеряться.

Когда Денис вышел, Женя пальцем подозвал к себе Влада.

— Ты знаешь, зачем они приехали?

— С тобой поздороваться? — Влад улыбался, предчувствуя подвох в ответе на вопрос.

— Он же ей предложение сделал.

— Да? Ещё один дурачок?

— Минутка самоиронии что ли, я не могу понять? Хотя что вам, женатым? Сюда переезжать хотят.

— Я вот своей даже не позвонил, просто СМС скинул.

— Вот поэтому я не хочу семью. Лучше никак, чем вот это вот всё.

— Поймёшь.

— Что пойму?

— Меня.

— А Дениса?

— И его поймёшь.

Каверзные вопросы порождали двусмысленные ответы. По лицу Жени было понятно, что в его голове что-то не соединяется. А что именно? Это сознательная забота о друге или подсознательная зависть? Влад уточнять не стал, хотя замешательство сразу заметил. Заметил замешательство и Женя. Не просто же так ему не отвечали прямо?

«Неужели Влад думает, что я не понимаю его терзаний. Но с другой стороны, нужно было жить по-другому. Кто не дал?».

— А кто нам не дал, правда? — Влад угадал повисший в воздухе вопрос.

— Что? — Женя старательно сделал вид, что ничего не понял и отвёл глаза, уставившись в дисплей ноутбука.

Неожиданно и очень резко, размахивая руками, вошёл Денис.

— Ну что же, други? Будем за вечер разговоры вести али как?

— Да Владос спать наверное хочет. А ты еще пить. Может приляжешь?

— Нет, уже прошло, — последовал ответ, сопровождённый загадочной улыбкой.

— Да молодой парнишка совсем, крепенький, — с блеском в глазах прокричал Денис, обхватил Влада и оторвал от земли.

Влад был ничуть не легче Дениса, хоть и немного ниже, но это нисколько не утомило его. Комнату заполнил искренний смех.

Безвременно напавшая тоска подстегивала Влада придумывать новые развлечения. Почти всегда он организовывал их бескорыстно, но в этом приходилось окружающих убеждать. Люди успели отвыкнуть от доброты, а девушки и вовсе видели в этом флирт и похоть. Никто не видел за его выдумками огромную душевную рану, почти дыру космических свойств, затягивающую в себя чувства и перспективы, и редко соглашался подыграть Владу, ссылаясь на нетактичность. А нетактичность в таких ситуациях как раз и заключалась в отказе от помощи. Напрямую он её не просил, а намёков люди не понимали.

Влад высвободился из крепких объятий и отпросился выйти поговорить на балкон. Достал телефон, открыл раздел контактов. Долго листать не пришлось — всего лишь до буквы «Б».

— Алло, Настёна? Привет, солнце. Предложение есть. Ага, ага. Прилететь не хочешь сюда, в Питер? Да я сам куплю, какой разговор. Память дороже. Ага, ага.

10

Челябинск, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Такси давно подъехало, и водитель уже набирал её номер. Настя, пребывая в лёгкой панике, бегала по комнате в поисках того, что еще можно было взять с собой. Её нервировали ожидание повторного звонка и недовольное лицо соседки, которой нужно рано вставать, а сон оказался разбит. Настю раздражало не то, что кого-то что-то не устраивало, а собственная вина перед другими. Кто-то ждал её прихода, кто-то — её ухода.

На несколько секунд Настя остановилась. Вдохнула, выдохнула. Озвучила вслух мысль о том, что ничего страшного не будет, если не всё упаковала. Иногда это важно. Дискомфорт, вызываемый отсутствием под рукой привычной в повседневной жизни вещи, бывает сравним с дискомфортом от нахождения в стеснённой обстановке. Это зависимость от обстоятельств, сковывающих внутреннюю свободу.

Подошла, посмотрелась в зеркало, начала накидывать куртку. Таксист действительно перезвонил, но брать трубку Настя не стала. Не застёгиваясь, она вытолкала сумку в коридор, вытянула с верхнего края ручку и приставила к стене. Быстро отчиталась перед соседкой, что она всё, и можно даже за неё не переживать. Сама закрыла на ключ дверь. Теперь можно было выдвигаться. С момента звонка прошла уже минута, и теперь Настя стала переживать, не уехал ли таксист. На ходу заглянула в приложение: всё в порядке, машина ещё у входа. Пока не было и четырёх часов утра. Самый особенный час в сутках, потерянный в пространстве. Уже даже не ночь, но ещё и не утро. Для многих, соблюдающих режим, этот час недоступен в обычные дни, и тем интереснее кажется раннее начало путешествия.

Спускать сумку по этажам было тяжело. Любой мужчина хоть раз в жизни удивлялся способности женщин брать в дорогу на несколько дней всё самое необходимое. Но не каждый задумывался, что сами женщины удивляются этому не меньше, а может и больше.

Пожилая охранница на вахте дремала. Раньше Настя не задумывалась о том, чем обычно занимаются такие люди, когда все спят. Сейчас увидела. Пришлось стучать в стекло, чтобы ей открыли дверь. Такси всё ещё ожидало. Сколько же там уже накапало? Вахтёрша недовольно вышла из своего царства, заметив, что у Насти испачкана куртка, и открыла дверь.

— Спасибо большое.

— Да не надо, — самодовольно ответила она и провернула за девушкой ключ.

Настя выпорхнула на свежий воздух. Стояла лёгкая дымка, и медленно падал снег, словно оплавляясь в свете фар. Таксист, в ответ на извинения, ответил, что ему будет уплачено и сам загрузил сумку в багажник.

Тронулись. Дорога предстояла не очень длинная, но Настя начинала нервничать. К своим двадцати двум годам она ни разу изнутри не видела аэропорт, и тот факт, что она изучила его план ещё накануне, не прибавлял ей уверенности. Страшно было потеряться и не успеть. Сначала досмотр на входе, потом регистрация, сдача багажа. Руки освободятся и нужно будет идти на досмотр предполётный. А если багаж улетит куда-нибудь в Ростов? А если она забыла что-то выложить и при проверке это конфискуют? А что вообще нужно было выкладывать? Куча мыслей перемешивалась в её голове в какую-то жуткую массу. Снова глубоко вдохнула и выдохнула. Нужно получить удовольствие от происходящего. Как только она об этом подумала, в кашу вылилось масло в виде опасений за сам перелёт. Начала вспоминать краткий инструктаж Влада: какие звуки являются нормой, каких ощущений бояться не стоит.

Пока Настя перебирала в голове все факты, машина уже подъехала к аэропорту и готова была её оставить на произвол судьбы. Влад обещал не спать, чтобы проконтролировать процесс. В Питере на два часа меньше, значит, это вполне себе правда.

Дверь никак не хотела открываться. Таксист вышел и открыл её снаружи. Настя поблагодарила, попросила открыть сразу багажник. Сумка тяжело опустилась на снег. Дальше катим. Пришла СМС о списании за поездку. Да, накапало немало. Через парковку пройти было проще, затем начались бордюры.

Старый терминал в Баландино был совсем маленький, и рейсов он больше почти не принимал. Такие комплексы растыканы по всей стране от Курска до Хабаровска, и постепенно вытесняются современными стеклянными геометрическими фигурами. Рейс в Санкт-Петербург выполнялся именно из нового терминала, который только-только запустили в работу. Он оказался большим, и на практике поверг Настю в шок. С досмотром на входе проблем не возникло, но дальше началось замешательство. Большие табло висели везде, и трудно было определиться, какое именно нужно. А нужно было вспомнить номер рейса, поскольку в Питер вылетали несколько самолетов с разницей в 10 минут. Нашла. Теперь проще. Стойки регистрации известны, но где они? Подключив логику, Настя нащупала направление движения. Вот оно — именно то, что нужно. Предстояло отстоять небольшую очередь. Странно, ведь регистрация шла уже час, а это значит, что многие должны были её пройти. Ничего, несколько минут не решат. Постепенно приходило осознание того, что она воочию сможет увидеть всё, что до этого рассматривала исключительно в Интернете. И приятным бонусом было интересное общество. Во всяком случае, так ей казалось, а во Владе она и не сомневалась.

Наконец очередь дошла и до неё. Женщина за стойкой вежливо попросила паспорт и уточнила пункт назначения. Санкт-Петербург, посадка через полчаса, всё верно. Багаж на ленту — вес в норме. На руки Настя получила свежий талончик, который понесла как президентский адрес, внимательно рассматривая и радуясь ему, как ребёнок. А где находятся пресловутые «гейты»? По пути она остановила одну из сотрудниц зала, чтобы уточнить, куда идти на досмотр. Получив ответ, поднялась на второй этаж. Верхнюю одежду снять, все металлические предметы и электронику оставить в ящике. Несмотря на волнение, Настя прекрасно справилась. Её без проблем пропустили дальше. «Дюти Фри» не показался ей местом выдающимся ничем, кроме цен, и она ушла дальше, к самим выходам. Заранее, пробежав несколько раз туда и обратно, отыскала нужный. Теперь только ждать. По расписанию всего двадцать минут.

Настя занимала время, уткнувшись в телефон. Лента быстро пробегала перед глазами, но взгляд ни на чём не фокусировался. «В сети» почти никого не было — только пара знакомых с Дальнего Востока, и Настя продолжала вращать мир мякотью большого пальца. Фотографии тропических островов, кулинарные рецепты, новости моды. Информации было так много, что почти ничего не задерживалось в памяти дольше, чем на пару секунд. Одни картинки сменялись другими, факты аналитикой, а социальные страшилки забавными видеороликами.

Периодически Настя посматривала на табло в ожидании, когда объявят посадку на её рейс. Время уже приближалось, люди выстраивались в очередь перед выходом к теле-трапу. Настя поспешила занять своё место в этой веренице, чтобы не быть последней. Заглянула в билет. 11F. Что это значит? A, B, C, D, E, F. F. Место у окна? Первый полет и сразу у окна? Правда, кроме огней ничего не получится рассмотреть, но это её всё равно радовало. Тем более, там можно спокойно наклониться на стенку и поспать. А получится ли? Или волнение не отпустит? Минуты тянулись бесшовно, и запланированное время вылета уже прошло. Но ведь самолёт стоит здесь же. Вот он: бело-голубой красавец ловил на себе отсветы от панелей внешнего освещения терминала.

Наконец подошёл какой-то мужчина в форме и открыл двери. Началась проверка билетов. Мужчина быстро сканировал штрих-коды и отрывал корешки, возвращая оставшееся пассажиру. Подала свой билет и Настя, перед этим уточнив, правильную ли она очередь отстояла.

В салоне встретили приветливые стюардессы и указали направление движения. Испытываемый от пребывания на борту восторг был сравним с эмоциями от первого поцелуя.

Настя быстро отыскала своё место. Куртку сняла и уложила наверх. Другие пассажиры создавали неудобства, пытаясь пройти и не задерживаясь ни на секунду. Настя сразу решила забраться к окну, чтобы больше не толкаться и не создавать лишних помех. Пристегнулась, как и учили. Лететь чуть больше трёх часов, и вставать с места ей скорее всего уже не придётся.

Настя рассматривала лётное поле, которое через иллюминатор представилось совсем другим, нежели когда она смотрела на него через окна терминала. Самолёты стояли рядами вдоль эллингов в ожидании дальнего пути. По площадям ездили машины техобслуживания и доставки багажа.

Настя начала ёрзать в кресле от волнения. Пути назад уже не было, дальше надежда только на пилотов и их мастерство. Несмотря на то, что почти весь полёт проходит на автопилоте, от них многое зависело. Они контролировали весь процесс, готовили самолёт к перелёту, настраивали оборудование, выполняли взлёт и посадку, а это — самые сложные элементы.

Слева уселась какая-то китаянка, выводившая Настю из себя чрезмерной активностью, отличавшей всех азиатов от большинства европейцев, и громкими разговорами по телефону. Речь у китайцев интонационная, поэтому тихо говорить они не умеют. Но в чём заключалась причина таких неадекватных жестикуляций, Настя не знала.

Стюардессы, убедившись, что все пристёгнуты, провели плановый инструктаж. Показали, как пользоваться масками и где лежат спасательные жилеты. Настя задумалась о том, зачем они нужны, если полёт проходит над сушей и приводнение куда-либо крайне маловероятно. Но этого требовала процедура. Стройные молодые девушки напоминали роботов — настолько точны и отлажены были все их движения. Настя и сама была бы не против занять их место, но боялась постоянно рисковать своей жизнью.

Наконец все разошлись, свет в салоне был потушен. Пассажиров попросили приготовиться к взлёту и убедиться, что спинки сидений приведены в вертикальное положение.

Несколько минут самолёт ещё стоял на месте. Двигатели то взвывали, то затихали, и каждое изменение тональности пугало Настю. В какой-то момент большая металлическая махина качнулась и начала выруливать по дорожкам к полосе. Один поворот, другой поворот. Остановились. Снова тронулись, проехали немного, развернулись и опять остановились. На этот раз задержка продлилась дольше.

Двигатели загудели, разгоняясь на полную мощность. Настя сжалась, вцепившись рукой в правую ручку кресла. Самолёт взял резкий разгон, легонько подпрыгивая на мелких неровностях взлётно-посадочной полосы.

Настя почувствовала, что пространство смещается и её наклоняет назад. Ещё пара секунд, и салон полностью оторвало от земли. Она явственно ощутила невесомость. Что-то заскрежетало и словно ударилось об днище самолёта — это застегнулись шасси. Всё нормально, ей объясняли. Самолёт лёг на правое крыло. Настя закрыла глаза.

11

Тюмень, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Перед аудиторией толпилась большая группа студентов. Кто-то тихо стоял у стенки, что-то повторяя себе под нос, а кто-то оживлённо обсуждал содержание билетов с одногруппниками прямо перед дверьми. Были и те, кто больше не мог говорить об учебном материале, и развлекал себя разговорами на отвлечённые темы. Атмосфера студенческого коллектива в период сессии — самая особенная. Есть коллективы, в которых на волне постоянного стресса и хронического недосыпа развивается общая истерия. В других — люди наоборот объединяются перед лицом общей опасности.

Ася ходила от одного человека к другому, что-то уточняя, не стесняясь вклиниваться в чужие разговоры. «Ась, ну интернет что ли исчез? Ну в самом деле?» — после этой фразы она зацепила из толпы самого умного своего одногруппника, Сашу, чтобы сконцентрировать все свои проблемы в поле только его зрения. Последний был рад возможности самоутвердиться за счёт своих знаний перед девушкой, которая никогда не претендовала на звание самой умной среди одинаково, казалось бы, глупых. Они отошли к подоконнику, разложив по нему тетради.

Телефон мягко завибрировал в кармане халата. Ася удивилась, что Максим сам набрал ей.

— Да, дорогой, — дежурным тоном ответила она, словно дорогим он ей никогда и не был, и отошла от подоконника, похлопав Сашу по плечу в знак скорого возвращения.

На другом конце голос не менее дежурно спросил о делах.

— Да ничего, не волнуйся. До меня очередь ещё не скоро дойдёт. Ты как?

Асю, обычно разговорчивую и весёлую, эта беседа тяготила. Не было желания сейчас отвлекаться от проблемы. Человек заслуживает того, чего своим поведением добивается. Всё зависит от другого: насколько бессовестным окажется его партнёр в своей нерасторопности возвращения этого долга. Совесть Аси, следуя этой логике, просыпалась редко, но была неудержима в эти моменты, не позволяя любви прорваться через заслоны тёмных таможен внутренних предубеждений.

Ася, чувствуя, что желание закончить разговор, в целом, взаимно, пообещала Максиму перезвонить позже, чтобы отчитаться о результатах, даже не зная, захочет ли. Саша покорно дождался её, и, словно не прошло этих нескольких минут, продолжил свой рассказ ровно с того же самого слова, на котором остановился.

Ася ещё не знала, что всё закончится хорошо. Экзамен она сдаст, пусть и на тройку, которая её совсем не расстроит. Жизнь слишком многогранна, чтобы зацикливаться на такой мелочи. Можно подумать, что образование что-то гарантирует, а жизнь — это только бумажка и работа. Сколько спившихся и потерявшихся людей с высшим образованием, и сколько успешных и жизнерадостных людей без него? Но сейчас сердце, независимо от сознания, настойчиво колотилось, сбивая ровное дыхание.

12

Санкт-Петербург, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Шасси коснулись бетона. Настя облегчённо выдохнула, расслабила плечи. Последние минуты полёта дались ей тяжело. Самолёт ложился то на правое, то на левое крыло, замедлялся, словно замирая в воздухе, даря ощущение приближающейся катастрофы. Уши закладывало, и чтобы избавиться от дискомфорта, приходилось часто зевать.

Настю приехали встречать все. Влад, Денис, Женя. Со всеми обнялась как со старыми друзьями. Уникальное коммуникативное действо, сближающее с первой минуты. Настя была уверена в том, что с плохими людьми Влад не стал бы водить такую близкую дружбу, а потому спокойно доверилась незнакомцам.

Влад по привычке забрал машину в каршеринге. Приготовил несколько красных купюр на случай, если их остановят сотрудники ГИБДД и заинтересуются запахом «перегара» в салоне. Обычная практика на просторах России, не дающая российскому гражданскому обществу вырасти над советской ментальностью. Влада это не сильно смущало, поскольку чувствовал он себя неплохо, но парни изначально советовали вызвать такси, чтобы, как выразился Денис, «не поднимать с пола срок».

По пути обсуждали, куда можно пойти вечером. Влад старался не отвлекаться, сконцентрировавшись на дороге. Через приоткрытое окно он стряхивал пепел, который нагорал быстрее от потоков свежего воздуха, чем он нечастых затяжек.

— Можно просто в центр, погулять, — от Дениса это звучало слишком тривиально. — Если бы было лето, можно было бы уехать в город на всю ночь, и бродить до первых поездов метро, а потом вернуться отсыпаться. Помните? А помнишь, Владос как мы на Сенную водку пить ездили, когда у нас закончилась?

— Денис, нужна конкретика. Прогуляться, конечно, можно, но давайте сразу определимся. Водку на Сенной пить и мочиться в Обводный канал как-то не к месту.

Настю забавляла непринуждённость общения. Она ощущала, сколько историй есть в загашнике у этих с виду простых ребят, едва разменявших третий десяток. Местами она пыталась включиться в разговор, и Влад учтиво просил других не перебивать девушку, чтобы помочь ей влиться в компанию. Нет ничего грустнее для человека, чем отсутствие ответной реакции окружающих, а потому Влад старательно выслушивал все её предложения и замечания.

— А вот Исакий где?

— Адмиралтейская. Самая глубокая, кстати. И Медный всадник там же.

— Там даже не видно вроде низа станции, когда спускаешься?

— Чушь. Там два эскалатора. Но в сумме очень глубоко. Сто метров примерно.

— Там есть кафе напротив, прямо с видом на собор, — напомнил засыпавший на переднем пассажирском Женя.

— Хочу! — уверенно отвечала Настя. — Мне нужна фотография такая. Круто же!? Влад, скажи, нужна?

— И мне тоже, — рассмеялся он в ответ.

Влад забронировал отель и уложил Настю спать. Она жаловалась на тяжесть в голове и заложенность в ушах, а лучшего способа уменьшить негативные последствия перелёта придумать было сложно. Впереди предстоял весь вечер. «Мансарда», улица Рубинштейна, «ахматовские Пять Углов». Сводить на Дворцовую площадь? Самому Владу это место казалось ушедшим в тираж, как и Красная площадь в Москве, которая когда-то не произвела на него никакого впечатления. Виды с открыток порой оказываются настолько безвкусными в жизни, что не вызывают желания прикоснуться к ним снова. То же и о людях.

Влад угрюмо курил в вытяжку, а Денис безуспешно пытался его развеселить. В конечном итоге, он сдался, махнул рукой, и взялся за Женю. Шла третья по счёту сигарета, но остановиться Влад уже не мог. Казалось, он совсем их не считает, а никотин его организм воспринимает как витамины. Сколько Женя его помнил, лицо Влада всегда было стянуто спазмом, а курение даже немного его освежило.

— Казённые?

— Что?

— Лёгкие-то казённые? Или у тебя их шесть?


***


Машины неслись по Невскому в обоих направлениях, размешивая влажный январский снег, тяжёлыми хлопьями осыпавшийся со свинцового поддона, которым был накрыт город. В сумерках он казался ещё страшнее, угрожая обрушиться на суетящихся под ним людей. Сорок шесть. Обувь мокла. Температура поднялась до нуля градусов, но если в Сибири ноль — это чудесно, то здесь, на Балтике, ветер и дождь насквозь пропитывали тебя болью и желанием спрятаться в ближайшем кафе.

Ориентиром служил шпиль Адмиралтейства, сиявший в любую погоду. От него налево вдоль сквера с фонтанами. «Мансарда» оказалась почти до отказа забита людьми, что нетипично для такого заведения. Все лучшие места были, конечно же, заняты. Вид собора был действительно хорош летом в ясную погоду, но не сейчас, поэтому биться за столик у окна не стали. Влад сразу обозначил Насте, что она может заказывать всё, что угодно, и не должна стесняться. В ответ она поинтересовалась, откуда у него на всё деньги.

— Я хочу, чтобы со мной здоровались. Пройдём.

Лампы жёлтого света оттеняли мягкие восточные черты лица девушки. Настя расчесала волосы, выразив надежду, что никто не заметил, как она выглядела до этого. Женя огорчил её, сделав комплимент.

Настя листала меню, мысленно возмущаясь тому, как чайник чая может стоить тысячу рублей.

— А это хоть в рублях?

— Ага, в белорусских.

Настя, заказав ризотто и овощной салат, выбирала что-нибудь мясное. Пока официанты несли блюда, Денис с Женей спустились покурить. Влад не пошёл, чтобы остаться наедине с ней и помочь ей выбрать вино. Но разговор как-то быстро пошёл не в направлении алкоголя. То ли свет так падал, то ли Питер так подбрасывал, но тянуло на душевные личные беседы.

— Меня всё-таки очень волнует твоё состояние. Ты какой-то странный становишься, — Настя смотрела на Влада открытыми чистыми глазами, но слегка улыбаясь, чтобы замаскировать беспокойство, которое ей было от чего-то неловко показывать.

— Да как сказать, Насть. Я устал сопротивляться. Что меня поддерживает? Я устал радоваться за людей, которые не радуются за меня. Чувствую какую-то пропасть, какой-то барьер, понимаешь? Всегда. Даже с самыми близкими.

— Владик, я понимаю, а ты нет, — воодушевлённо объясняла ему Настя. — Нас понимает большинство, но мы не видим этого, и иногда настолько сконцентрированы на своём несчастье, что не хотим принимать поддержку или просто не видим её.

— Я знаю. У меня много есть. Но ужасающая пустота.

— Я сама такая. Но я отказалась от этих терзаний, и увидела мир вокруг.

Наивность, с которой это было сказано, растрогала Влада. Грех забавляться над чужими чувствами, но защитный механизм снова сработал как не надо.

— Что у вас с женой?

— НИ-ЧЕ-ГО, — по слогам процедил Влад.

— То есть как?

— Я её совсем не знаю. А она не хочет знать меня. Я прикасаюсь к ней, и думаю, что прикасаюсь к человеку, которого знал год назад, но вот именно её, ту, что передо мной прямо сейчас, я вижу впервые.

— А как Вы поженились тогда?

— К чему такие сложные вопросы?

— Может, удастся найти причину.

— Причину я знаю, Настя, и она меня не красит.

— А что же?

— Я не готов сейчас объясниться.

Настя продолжала сверлить его карими глазами. Глазами, полными любопытства, оттенённого презрением. То, что хранил в своей душе сидящий напротив мужчина, было ей недоступно.

— Но ведь причина не даёт тебе жить, — настаивала она. — Пойми, это только половина пути. Нужно идти дальше.

— Так это и страшно. И стыдно.

— А за что именно?

— Ты когда-нибудь видела, как любовница ставит свечи за жену своего любовника? А я видел, и мне даже не высказать, насколько дорога может быть цена простого секса.

— Девяносто процентов сердца?

— Да.

— Пойми, Владик, — она ласково взяла его за руку. — Я просто хочу тебе помочь. Хороший человек пропадает.

— Я понимаю, и вот именно поэтому я прошу не лезть так глубоко ко мне в душу. Я пока не готов дать ответы на все вопросы кому бы то ни было. При всём уважении, солнце.

Настя закивала и немного отодвинулась от Влада. Она словно физически ощутила эту границу, непреодолимый барьер, через который никто не мог переступить. Понять бы только, кто его так заботливо возвёл.

Официант принёс салат, а Влад из вина попросил что-нибудь испанского, просто наугад. Парни могли вернуться в любую секунду.

— Но когда-нибудь ты расскажешь про свою деструктивную религиозную секту?

— Пущу ли на просторы «внутренней Монголии»? Да. Я думаю, да.

13

Новосибирск, Российская Федерация. 23 января 2020 года.

Где-то в вышине раздались хлопки. Белые полосы медленно расчертили небо и превратили глухую ночь в полдень. Всё, чего они касались, было обречено. Белый фосфор невозможно потушить, пока есть, чему гореть.

Люди вокруг бегали в ужасе, одежда тлела, мясо съедала химия. Вдох раскаленного воздуха вызывал ожоги легких. Здесь уже не было ни правых, ни виноватых. Никто уже не помнил, какую сторону конфликта занимал.

Могли ли все эти люди подумать, что свой последний танец станцуют здесь? И как это всё было связано с тем, что мама водила их за руку в первый класс, а девочка за соседней партой передавала записки? Как это было связано с первой сигаретой или последним звонком? Зачем их воспитывали, лечили и любили?

Олег почувствовал, как и его что-то обожгло. Кожа на руках стала растворяться, превращаясь в кровавую пылающую кашу. Голова потяжелела, и сознание отказывалось реагировать на боль. Не было истерики. Только отупление. Наступило принятие своей участи.

Олег резко проснулся. Это был сон? Это был всего лишь сон? Тогда почему такой яркий и своевременный? Душа горит или тлеет, разгораясь снова, до тех пор, пока не потухнет окончательно. Смирение приносит с собой смерть личности.

Что выводит вас из «мёртвых петель»? Вы верите в Бога? Вы верите в силу слова? Верите в то, что пришли в этот мир с какой-то миссией? Пусть даже самой тривиальной, но вашей личной? И можете ли сказать, что делаете хоть что-то, чтобы эту миссию выполнить, если видите её? Периодически, нас всех придавливает. Но природа и устоявшийся естественный миропорядок, как бы не чудилось обратное, не знают о вас. Зато знают стоящие за вами. И среди массы людей есть те, кто чувствительнее и слабее. Это не значит, что они хуже. Эти меланхолики, плавающие из одной депрессии в другую, нежные и любящие — нерв общества. Помогая им сохранить душу, вы сбережёте свою. Презрение к слабым и любовь только к весёлым и успешным выстилают вам дорогу в ад.

Предстоял ещё один серый рабочий день. Непроглядная тоска с первых секунд нависла над Олегом. Опохмелившись и выполнив все стандартные процедуры, он вышел из дома и направился к ларьку за сигаретами. Продавщица, подавая пачку, посоветовала зайти заглянуть в соседний за пивом. «Господи, неужели всё так плохо? А дело-то вам какое всем?», — вращал он возмущение в голове.

Синие вагоны неслись по сырым холодным тоннелям без устали, перевозя десятки тысяч людей ежедневно. Раньше Олегу очень нравилось рассматривать пассажиров, угадывать их истории и следить за их настроением. Сейчас они сливались в серую массу, в которой, за отсутствием души, рассматривать было нечего. Ему так казалось. Он сам стал частью этого бесконечного потока и понял о себе: это не индивидуальность, просто алкоголизм гармонично наложился на детские комплексы.

Коллеги в офисе встретили Олега странными взглядами, словно узнали что-то постыдное, которое он тщательно скрывал. Первым делом он налил себе воды из кулера, жадно выпил, немного облившись. Организм потребовал горячего. Пока начальник задерживался, можно было немного побездельничать. Взял пакетик гадкого растворимого кофе из общей коробки и одноразовый стаканчик. Высыпал, залил, занялся поиском ложечек. Картинка тряслась.

Олег продолжал ловить на себе взгляды коллег, но не решался спросить, в чём дело. Усевшись на своё место, он нехотя, вялым движением, включил компьютер. Мерцание дисплея утомляло и без того опухшие глаза. Даже корпоративный пароль он вспомнил не с первого раза, хотя вводил его почти каждый день на протяжении последнего года. Приходилось постоянно переводить взгляд на чашку с кофе или жалюзи на окне, чтобы не начало тошнить. Захотелось чего-нибудь съесть, чтобы перебить эту пустоту в желудке и дать организму силы бороться с интоксикацией. Отчего никогда не находилось времени на это утром?

Олег услышал, как открылась дверь, и чьи-то неторопливые тяжелые шаги. В помещение вошёл директор филиала, взрослый мужчина, под сорок, с уже отчетливо видневшейся залысиной и отвисшим животом, который он в шутку, банально и пошло, называл трудовой мозолью. Мозоль эта была предметом постоянных насмешек его подчиненных, еще не осознавших, что заработать здесь они смогут только её и головную боль с похмелья субботним утром.

— Олег Юрьевич, можно вас? — на ходу позвал мужчина.

— Да, конечно, — зевая и радуясь тому, что хоть несколько минут еще не придется смотреть на эту проклятую таблицу, промычал Олег.

Встал, пошатнувшись, побрёл вслед за своим повелителем, по пути выбросив стаканчик в общий бак и закинув под губу жвачку. С ужасом обнаружил, насколько много их там уже было. «Какой сегодня день недели? Чёрт, да какая разница?»

— Присаживайтесь. Прошу.

— Разрешаете? — Олег еле сдержал зевок.

— Олег Юрьевич. Я бы хотел вас кое о чём попросить.

— Я полностью ваш.

— Чудно. Вот, смотрите. У меня есть чистый лист бумаги, и даже ручку я для вас найду, — мужчина долго копался в ящике стола, не желая отдавать свою, инкрустированную и тяжёлую. — Вот, ага.

Олега сразу напряг такой ход разговора. Он уже представлял, о чём дальше может пойти речь.

— Я бы хотел, чтобы вы написали заявление по собственному желанию. Все мы давно понимаем, что вы не в состоянии выполнять свои обязанности.

— Почему же?

— Вы за последний месяц хоть что-то сдали вовремя?

Олег замялся, пытаясь привести хоть какой-то контраргумент. В голову ничего не приходило. Очень хотелось пить, есть и курить, и эта триада напрочь отбила у него все воспоминания.

— Вот видите. Я всё понимаю, у вас, быть может, тяжелый период, но поймите меня и вы. Нужно работать, а вы не можете взять себя в руки. Конечно, вы ещё две недели у нас потрудитесь, но это формальность. Так положено.

— Кем положено?

Через секунду Олег осознал всю глупость своего вопроса, которая читалась на лице его работодателя. Пятиться было некуда, и он признал свою неправоту.

— Да, я вас понял.

— Знаете, обычно люди просят оставить их, что-то обещают…

— А мне нечего обещать, — перебил Олег. — Я и себе ничего пообещать не могу, поэтому за остальных даже не берусь.

— И правильно! — нотка удовлетворения и капелька уважения чувствовались в голосе. — Правильно!

— Мне можно писать?

— Вы хозяин, — сказал действительный хозяин положения.

Олег долго выводил буквы на бумаге, периодически уточняя форму. В голове крутились мысли о будущем. День начался как обычно, и резко сменил вектор. Ужасно. Получается, коллеги что-то знали, раз так смотрели? А он — нет? Удивительно. Когда-нибудь, нам всем всё простят.

Заявление было окончено, подпись директора на нём незамедлительно поставлена.

— Я свободен?

— Можете занять своё рабочее место. Ещё две недели оно ваше.

— И на этом спасибо, конечно, — простонал Олег, тяжело поднимаясь со стула.

Всё это время он пытался поменьше дышать, чтобы не генерировать испарения этанола. Жвачка не могла полностью исправить положения, поскольку источались они через лёгкие. «И почему же мне снова до сих пор не всё равно?» — подумал Олег, выдохнув, выйдя из кабинета.

Мысленно он уже собирал вещи. Правда, эта информация не успела утрястись, как-то упорядочиться в голове. Он смотрел на других сотрудников, многие из которых сразу же отворачивались, как только ловили его взгляд. Значит, всё прекрасно знали. Вот они, предатели в чёрных плащах. Будут продолжать получать свои тридцать тысяч. Змеи.

Олег мешком опустился в своё кресло, откинулся, уперев голову в ладонь. Нужно было думать, как жить дальше. С одной стороны, такой поворот событий даже обрадовал его. Он жутко устал от всего. Последние резервы были высосаны. Ходить на работу мешали экзистенциальный кризис, так несвоевременно ставший его родителем, и запои. Но даже на последние нужны были деньги, а они обещали скоро закончиться. Про квартиру и говорить нечего. До конца месяца оплачено, а дальше? Что-то заплатят за выход, и может удастся наскрести на следующий платёж. А что кушать? Вспомнились цены и на водку, так безжалостно взвинченные государством. Если Господь хочет наказать, то он лишает разума, а дальше тянутся другие проблемы. Но Олег в глубине души верил, что его снова к нему подключат. Хотя бы витой парой.

14

Тюмень, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Аня долго рассматривала узоры на стекле, как в детстве. Как и раньше, они казались ей неповторимыми, уникальными, существующими здесь и сейчас, а на завтра исчезающими навсегда. Руки грела большая кружка с какао, а душу — надежда, что Вадим скоро вернётся.

Детские обиды у взрослых произрастают из детских комплексов, вовремя не закрытых их воспитателями. К ним присоединяются ежедневный стресс и синдром жертвы, требующей спасения или хотя бы поддержки, даже в ситуациях, являющихся абсолютно бытовыми. Многие комплексы не находят выхода в проявлении любви и почти никогда в её принятии, продолжая расти и заполняя в душе отведённое для всех эмоций пространство. Человек воспринимает мир через их призму, каждый раз подгоняет трактовку обстоятельств в драматическое русло и играет на износ. Его легко задеть плохим словом, но почти невозможно добрым, поскольку последнее не вяжется с образом грустного клоуна.

Вадим ушёл уже очень давно, и за это время Аня так и не решилась ему позвонить, понимая, что спровоцирует ассиметричную ответную реакцию. Солнце медленно закатывалось за дома, играя на снегу и на стёклах последними красками. За первой кружкой какао пошла вторая. Грудь сильно сжимало необъяснимое чувство, и только горячее на несколько секунд помогало расслабиться, согревая пищевод.

Присела. Когда комната практически погрузилась во мрак, Аня не спешила зажигать свет. Темнота в этот момент очень точно гармонировала с её опустошённым состоянием, служила фоном для драмы, разыгрывающейся в душе. И чем темнее становилось, тем сильнее она погружалась в себя. Было слышно движение воды по трубам и пульсацию сердца в висках.

Ключ в двери звонко провернулся, раздался скрип тяжёлых петель и на пол легла слабая полоска света. Аня хорошо слышала, как шелестит куртка, но даже не повела ухом, словно поймала настоящий непробиваемый «дзен». Она искренне не хотела шевелиться и нарушать установившееся равновесие. Путешествие по внутренним степям оказалось столь увлекательным, что даже голос любимого не заставил её обернуться. Это была не обида. Это был «дзен».

— Анюта?! Ты не слышишь меня? Аня, я вижу тебя. Аня, — тянул слова Вадим.

Только когда её имя прозвучало в шестой раз, Аня повернула голову и чуть влажными глазами посмотрела на Вадима.

— Ты не слышала меня?

— Нет, слышала, — спокойно ответила Аня. — Просто.

— Что «просто»? Анюта, я тут подумал, — Вадим вешал куртку на «плечики», чтобы убрать в шкаф.

— Что?

— Я подумал, — повторил Вадим, — что у меня ведь отпуск в марте. Давай съездим куда-нибудь. Например, в Калининград. А почему нет? Через Питер, а?

Вадим присел на «корточки» перед Аней, положил руки ей на колени. Его заискивающий добрый взгляд выдавал раскаяние, но извиняться он начал с откупа, а не с самых простых и важных для любящего сердца слов.

— А в Калининграде есть море? — робко спросила Аня.

— Конечно! Правда, Балтийское, и март — это не сезон. Вот в мае бы… Ну в общем! Ты согласна? — Вадим сам был очень воодушевлён этой идеей. — Ты ведь так хотела съездить, развеяться.

— Я никогда не видела море.

— Вот видишь! В марте в Калининграде уже тепло, начинают цвести сады. Нужно только даты уточнить.

Вадим положил голову на колени своей девушки и медленно начал поглаживать её обнажённые бёдра.

— Вадик, ну ты чего?

— Прости меня. Прости меня, пожалуйста, Анечка.

— Ну перестань, — отрезала она, проведя рукой по его волосам.

— Нам иногда так сложно вместе. Я, знаешь, что думал, когда сегодня бродил?

— А где ты был-то?

— Да… Я думал, что мне страшно жить с тобой, но и страшно тебя потерять.

Фраза прозвучала слишком честно, и Аню это тронуло.

— Пока стоит такой выбор, второе намного страшнее.

— Да.

— Сколько бы мы не ссорились, Вадик, я тоже не хочу тебя терять. Я так прикипела к тебе, что готова чем-то жертвовать.

— Не нужно, — Вадим посмотрел Ане прямо в глаза. — Правда не нужно.

Его глаза были полны слёз, которые чудом не переливались через нижние веки. Главное правило скупой мужской слезы — щеки она коснуться не должна. Аня потянула Вадима за локти к себе и прижала к мягкой груди.

— Я люблю тебя, — прошептала Аня.

15

Тюмень, Российская Федерация. 24 января 2020 года.

Мужская инфантильность — последствие неправильного воспитания не только в семье, хоть это и в первую очередь, но и в обществе. Ценностные ориентиры нивелируются, мужчина превращается из личности в функцию. Его роль строго анонимна, и он больше не играет той роли в коллективе, какую играл когда-то. Ему не нужно доказывать свой характер и самоутверждаться за счёт морального роста, развивать внутренние качества. Его самоутверждение направлено вовне и выражается в выполнении именно своей функции, на которой замыкается вся его жизнь. В большинстве случаев, из добытчика и ответчика он превращается в гибрид банкомата с игровой приставкой. Плати и развлекай. Косвенно в этом виноваты и сами женщины. Как только они перестали всецело зависеть от мужчины, они перестали и публично выражать своё им уважение. Мужская психология строится на превосходстве, в хорошем смысле этого слова, а в обществе, где все равны, это отмирает. Дети не видят, что отец является для матери авторитетом, и несут это дальше, создавая государство слабых мужчин в мире сильных женщин.

Ася долго ждала Максима на остановке, но так и не дождалась. И на звонки он тоже не отвечал. Его словно заученные фразы она знала заранее. Обещал, но не пришел. Договорились, но возникли другие дела, а предупредить времени не нашлось. Полная безответственность по отношению к своей девушке.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.