Бесплатный фрагмент - Желтый мокасин для любовника

Неожиданные встречи

Чехов и таксист

Я плюхнулась на сиденье рядом с таксистом и блаженно выдохнула. Можно расслабиться. Отпуск начался. И дорога в аэропорт обычно — приятное его предвкушение. А тут еще фирма, в которой я обычно заказываю машины, подогнала не обычную раздолбайку, а приличный новенький Форд. «Наконец-то повезло!» — подумала я, пытаясь забыть те сто барьеров, которые выставила мне перед отъездом не желавшая отпускать меня родина.

…Первым у таксиста отказал прикуриватель — и я поначалу не придала значения чертыханью водилы:

— Блин, новая же машина! Два месяца назад купил! И уже посыпалась!

Через 10 минут полетело радио. Потом замолкла рация. Почти на выезде из города новенький Форд стал отрубаться на ходу, создавая иллюзию, что меня везут не по дороге, а по железной стиральной доске.

— Ничего, я до аэропорта дотяну! — с интонацией пилота подбитого истребителя причитал водитель. Но Форд чихнул, помотал башкой и встал намертво, как ослик в «Кавказской пленнице».

Время клонилось к ночи. Грустный водила вызвал по телефону подмогу и минут через 20 — я начала приплясывать от нетерпения — подъехало новое такси уже без выпендрежа: раздолбанное, с фонарем на крыше и веселым рыжим водителем, казалось, руль вот-вот хрустнет в его могучих руках с вытутаированной на пальцах пальмой.

— Пойдем, поговорим! — отозвал он в сторону моего водилу. Хлюпик с Форда зашел за машины и я услышала шум разборки. Делили меня — вернее, мои бабки за проезд. Наконец я была разделена по-честному. Рыжий здоровяк перетащил мои вещи в свою машину. Мы тронулись.

— Надо же! И не боитесь вот так ездить! — начал он.

— Как «так»?

— Ну сели к незнакомому в машину. Я про того дурня…

— Так он от фирмы!

— От фирмы?! Ха, он же на своей машине! Отстегивает просто 30 процентов от выручки. А что случись — ищи его! Никакого контроля! Нет, смешные у нас люди. Думают, если звонят в фирму, так от всего застраховались. А там вся фирма — диспетчер и водилы, которым он заказы передает. Недавно одного такого таксиста милиция пыталась найти — случайно знаю, тоже вызывали, что-то он с пассажиром учудил. Да куда там… Это вот я в штате. Тут хоть какой-то контроль. Хотя… Тоже такого рассказывают! Я вот пассажира всегда спрашиваю: как везти? Будем по шоссе в пробках толкаться или в объезд по тропкам? И многие говорят: ничего, потолкаемся! Зато на людях. А так водитель куда-нибудь завезет и… Сами понимаете.

— Что, что понимаю? — заволновалась я. — Я ничего такого не слышала. Езжу себе спокойно…

— Ну вы даете! Спокойно! Тут такое случается!

— Да что случается-то? — нервно переспросила я, с опаской наблюдая, как водитель без всякого моего согласия свернул с освещенной трассы в проулок.

— Да вот недавно. Девушка одна в такси села. С сумочкой. (он скосил огненный глаз на мою «Макс Мару»). — А вышла уже безо всего.

— Голая? — мазохистки уточнила я.

— Ну в каком-то смысле. Без денег. А один мужик вообще две недели назад выехал в аэропорт. И пропал. До сих пор ищут…

— А машина?

— Что машина? Водитель чеченец, говорит — довез до места. И все ему верят. Понятно, почему, да?

— Мне другое непонятно — зачем водителям из фирмы пассажиров грабить? Чтобы потом всю жизнь от милиции скрываться? У них же — ничего — ценного — с собой — нет! — убедительно, почти как заговаривающий от энуреза Кашпировский, проговорила я, поглядывая на залихватские пальмы на пальцах водилы.

— Ну, это вы зря! Взять всегда есть чего! — со знанием дела хмыкнул он, и за секунду сканировал меня наглым рыжим глазом.

— Вы вот в аэропорт едете. Значит, при деньгах…

— Но деньги-то все сейчас на карточках держат! — выдохнула я, прижимая к себе сумочку.

— Ну, тысячу-то евро наличными везете! — точно назвал он сумму, как будто пересчитал ее в моем кошельке. — Ювелирка — тут я прокляла себя за то, что надела дорогущие сережки и еще более дорогие часы — побоялась класть их в сумочку, дура!

— Опять же вещи — вон у вас чемодан 16 кило весит. 16 кило вещей — там есть что продать. Тысяч восемь евро на круг можно взять! — оценил он меня так, будто я уже была неподвижное тело.

Как ни странно, высокая оценка моей товарной стоимости даже взбодрила, но тут мы свернули совсем уж в темный проулок.

— Или вот еще, — не унимался этот садист. — Вы машину к дому вызвали. Телефон ваш у водителя имеется. Узнать, в какой именно квартире вы живете — пара пустяков. А раз в аэропорт едете — значит, квартирка пустая… Или кто дома остался?

— Остался, остался! — затараторила я. — И еще у меня собака большая. Дог… Очень злой…, — зачем-то оговорила я своего добрейшего пса.

— Вот, вы уже и про собаку предупредили. Нет, осторожнее надо! А то у нас недавно банду водителей раскрыли. Они вот так в дороге узнавали у пассажира все подробности: куда едет, надолго ли — мол, не надо ли обратно встретить, кого из близких куда отвезти. А иногда и спрашивать не надо, сразу целой семьей грузятся — на отдых все уезжают…

— Нет, мы по очереди! — опять соврала я.

— Короче, водители те квартирки примечали, а потом их грабили. Я в милиции сразу сказал: я тут не при делах. Ребят тех знаю, да. И пассажиров тех тоже возил. Но это — совпадение. А то чуть что — сразу Рыжий! — и водила как-то нехорошо хохотнул.

Я стала перебирать в памяти, скольким водителям я мило рассказывала в такси, куда и на сколько еду.

— Я гляжу — вы вообще дамочка смелая, — не унимался мой мучитель. — Сели на переднее сиденье…

— А на к-какое надо?

— Да нет, дело ваше. Но вот я приторможу в темном переулке, сумку у вас вырву и из машины на ходу вытолкну. Опасно. Особенно ночью…

И он резко сбросил скорость на повороте, так что взвизгнули тормоза.

Я уже собралась было закричать: «выпустите меня немедленно!», но что-то остановило.

«Для настоящего грабителя он слишком много болтает. Просто развлекается мужик,» — зло подумала я. И желание отомстить поднялось к горлу душной волной. Я вспомнила Чехова. Тот его рассказ про барина, который, перепугавшись ямщика, таких ему ужасов про себя наговорил, что тот посреди лесной дороги сбежал. И пошла в ответную атаку.

— Ну, вы тоже человек смелый! Такую опасную профессию себе выбрали! Водители-то по риску нападений — на первом месте. Ведь и грабят вашего брата, и убивают. Причем иногда и не скажешь по пассажиру, на что он способен. Даже женщины стали нападать! Вот так сядут на первое сиденье…

— Вы тоже слышали? — дрогнул голосом водила, и я поняла, что на верном

пути. — Про девушку?

— Про какую из них? Ту, что убивала водителей шелковым шнурком? — поинтересовалась я, поправляя тоненький шелковый поясок на платье.

— Или про ту, что приставляет к горлу заколку и забирает выручку? — и я поправила ужасную заколку в волосах, которая давно напоминала мне заточку. — Кстати, говорят, это может быть одна и та же дама, — добавила я, скромно потупив взор.

У водилы как-то странно дернулась щека.

— Не, я про этих не слышал! — протянул он и снова скосил на меня рыжий лошадиный глаз. — Я про ту, что села к нашему водителю две недели назад в Домодедово. Сказала — отвезите в Бирюлево. А утром нашли машину с мертвым таксистом.

— И что случилось? По вашей версии? — с иронией истинного знатока поинтересовалась я.

— А кто знает? — настроение у моего веселого спутника резко падало. — Может, он к ней пристал, а она мужу пожаловалась…

— Смешной вы. Будто дамских романов начитались. Выручку она у него хотела забрать. Заранее с подельником договорилась. Так всегда делается. И заманила таксиста в темный проулок. Ну, в такой, какой мы сейчас проезжаем!

И я зловеще хохотнула. — Мне ребята — они из тюрьмы недавно вернулись — рассказывали: там много таких сидит, которые на водителей нападали. Уж больно дело выгодное. Трудно устоять… Кстати, выручка у вас большая? Вот вы сегодня сколько везете?

— А что я? — вдруг задергался водитель. — У меня сегодня — просто слезы!

— Ну, тысячи три — четыре-то из этих слез накапает. Для многих и это — деньги. А потом — может, им машина была нужна, С водителем. Знаете, бывает нужно банк ограбить, то, се… Ну а лишний свидетель — сами понимаете.

— Чего я понимаю? Не хочу я этот беспредел понимать…

— Ну, кто ж вас будет спрашивать — хотите, не хотите, — сказала я ледяным тоном. — Пистолет вам покажут — я как бы между прочим щелкнула замочком сумочки, — и поедете, как миленький! Кстати, вас еще не грабили?

— Да типун вам на язык! — зло сказал водитель и мы буквально вылетели на автостраду. До аэропорта докатили молча. Каждый невесело думал о своем. Я — о том, что каким бы болтуном-провокатором ни был этот водила, а прислушаться к нему стоит. Мы действительно расслабляемся в период отпусков. И иногда выдаем о себе лишнюю информацию.

А еще — хотела бы засвидетельствовать свое искреннее уважение Антон Палычу Чехову. Выручил. Говорят же — настоящие классики не стареют…

Майне фрау — фрау Шон

Петр Семенович нашел свое счастье в 70 лет. Счастье звали Елена. А если полностью — фрау Шон. Что по-немецки значит — прекрасная. Они познакомились на отдыхе в Греции. Елена уже 20 лет одна жила в Австрии. Москвич Петр года два как овдовел. Короче, встретились два одиночества, а отдых закончили уже нежной парой. Сыграли в Москве свадьбу и отправились жить к Елене в австрийский городок. Недели две теснились в ее маленькой съемной квартирке: одной-то ей места хватало. А теперь — семья! Ну и решили снять побольше. Вот только помогать в этом деле Петр никак не мог. Языка не знает. Ориентируется в чужой стране плохо. Гулять только с женой и выходит.

Хорошо, Елена — женщина энергичная. Быстро жилье нашла, вызвала грузовик, чтобы имущество перевезти. Сама поехала с вещами. А Петру Семеновичу велела садиться за руль их машины и ехать сзади: не возвращаться же потом за автомобилем!

И тут на одном из светофоров Петр Семенович замешкался, да грузовичок с Еленой-то и потерял. Рванул потом на перекрестке — а там три дороги в стороны расходятся. Как в сказке. А главное — жены с грузовичком нигде не наблюдается. Поехал Петр Сененович по главной дороге — нет грузовичка. Стал разворачиваться, куда-то свернул… Не нашел уже и перекрестка. Решил сам доехать до нового дома. И совсем заплутал. Остановился подумать. Тут-то до него весь кромешный ужас ситуации и дошел.

На новой квартире Петр Семенович был один раз и дорогу туда не запомнил.

Адрес новый он не знает. Старый адрес не помнит. Да и нет у него знакомых по старому адресу.

Телефон его остался в грузовичке в сумке с документами. И кошельком.

А номер телефона своей Елены Прекрасной он даже и не думал учить, раз в телефон его забил.

И — ни слова ни на каком языке.

Есть от чего с ума сойти.

Еще несколько часов отчаянно кружил Петр Семенович по городку, пытаясь найти хоть что-то знакомое. Ничего.

И поехал он сдаваться в полицию. Подходит к господину полицейскому. И говорит ему единственное, что может сказать по-немецки:

— Майне фрау — фрау Шон!

Полицейский улыбается. Хорошо, мол, повезло тебе, мужик. Чего хочешь-то?

— Майне фрау — фрау Шон! — уже нервничая, пылко повторяет Петр.

— Да отлично! Поздравляю! Не у всех фрау — шон. Бывают препротивные особы. Надо-то чего?

А сам вглядывается пытливо. Тогда Петр хватает его за рукав. Тычет в себя пальцем:

— Их… Это… Бин… Петр Кустов. Майне фрау — фрау Шон!

И показывает на улицу, театрально разводя руками.

Тут другие полицейские стали подтягиваться.

— Сумасшедший, что ли?

— Или жена от него сбежала? А нечего было в его возрасте на фрау шон жениться. Мог бы и попроще найти!

— А может, пьяный?

И спрашивают строго:

— Ваши документы?!

Слово «документы» Петр из старых советских фильмов вспомнил.

— Нихт. — разводит руками. — Они в сумке у меня. А сумка в грузовичке. На котором уехала МАЙНЕ ФРАУ — ФРАУ ШОН!

И видит, что от этих единственно знакомых слов полицейские как-то звереют.

Говорят:

— Пройдемте!

— Да вы что? — суетится Петр. — Я просто по-вашему не понимаю! Знаю только: «русиш швайн»! И «Гитлер капут»!

Ну, тут полицейские уже совсем рьяно бросились его на наркотики и алкоголь проверять. Но что-то стало для них проясняться, когда Петр в лицах изобразил, как фрау Шон на машине — жжжжж,, а он за ней — вжик-вжик, глядь — а ее ту-ту…

— Все-таки сбежала! — заулыбались полицейские. — Ну ты, мужик, не переживай! Не вернется — найди переводчика и пиши нам заявление! Да куда твоя фрау денется! Может, не такая уж она и шон, как ты думаешь.

И аккуратно его выпроводили.

А на улице, надо сказать, темнеет. Чужой город укладывается спать. А Петру, значит, совсем пропадать. Поехал он куда глаза глядят. Час катается, два… И вдруг — что это? Церковь на углу. Магазинчик напротив. Ворота знакомые. Да это же его новый дом!

Выскочил он из машины. Калитку рванул — закрыто. Тут у всех свои ключи.

И тогда он как закричит на весь этот сонный городок:

— Елена! Лена! Фрау Шон! Я вернулся!

Так что все соседи проснулись. Свет в окнах недовольно позажигали. А его заплаканная Елена Прекрасная уже несется из подъезда. Она ведь тоже до темноты по улицам ездила, теперь вот в полицию звонила.

А немецкий теперь Петр Семенович учит каждый день.

Искусство шпионажа

Звонит мне московская приятельница. Хвастается: представляешь, муж мне на день рожденья путевку в Германию купил, будем жить в лесу в отеле — старинном замке!

— Здорово! — говорю. — Приедешь — расскажешь.

Через неделю — звонок.

— Как съездили?

— Не спрашивай! Ужас! Кошмар! Он мне всю поездку испортил!

— Да как испортил? Чем?

— Книжкой! Будь она проклята!

— То есть?!

— Ну, ты же помнишь, как он на всех наших гулянках в какой-нибудь детектив утыкается — и все, нет человека. Особенно про шпионов любит — у сисадмина-то работа сидячая, скучная. Перед отъездом побежал в книжный, а новых детективов нет. Увидел на полке «Искусство шпионажа — тайная история спецтехники» — я уже название наизусть выучила! Подумал, что там истории шпионские. И купил. А это документальные воспоминания наших разведчиков.

Он уже когда ее в сумку запихивал, я сказала:

— Игорь, какое-то название странное. Увидят его немецкие пограничники — что про тебя подумают?

А он только хмыкнул. Мужики же все умные, а бабы дуры!

Приезжаем в отель. Лес, замок, прямо рядом с нашей комнатой — старинный каминный зал. Горничная нас в номер заводит — красота. А только горничная эта — из Украины. Муж давай у нее выспрашивать:

— А что у вас тут рядом интересное есть? А то я новый фотоаппарат привез, хочу пофотографировать.

— Ничего особо интересного, — говорит. — Кругом лес. Недалеко только завод стоит. Секретный. На него никого не пускают. А так — в город надо ехать.

— Нет, мы лучше тут с фотоапппаратом побродим! — говорит муж. И книжку «Искусство шпионажа» на тумбочку выкладывает. Горничная название видит — и глаза на лоб. А этот дурак пятнами покрывается и быстро — раз! — переворачивает книжку названием вниз.

Ну, горничная тут же — шасть за дверь.

— Донесение на тебя пошла писать! — говорю.

Утром собирают нас внизу в холле на экскурсию. Гид начинает про их местных королей рассказывать, какие у них нравы. Один за обедом родню потравил, другой убийц подослал. Ну, обычная дворцовая жизнь. А мой-то книжку в самолете уже читать начал. И решил блеснуть:

— Да, — говорит, — вот с одним нашим разведчиком тоже был случай. Отправили его с заданием отравить одного из предателей, раскрывших нашу сеть…

Экскурсовод примолк. Группа тоже замолчала. Я своего за рукав дергаю. Куда там!

На каждую историю гида он вставляет: — А вот у нас в разведке…

Короче, к концу экскурсии мы прогуливались в одиночестве.

Вернулись в номер. Горничная заходит:

— Что, — говорит со значением, — прошлись по округе? Пофотографировали? И на тумбочку смотрит, где прежде книжка лежала.

Муж опять пятнами покрывается и говорит:

— Не успели еще. Завтра пойдем. А где этот ваш секретный завод, говорите? Вправо или влево? Ну чтобы случайно туда не попасть?

— Я ничего про секретный завод не знаю! — отчеканивает горничная. И за дверь опять выскакивает.

— Ты что, идиот? — спрашиваю мужа. — Нарочно все это ляпаешь? Хочешь, чтобы нас из-за твоей дурацкой книжки здесь арестовали? Выкинь ее немедленно!

Однако легко сказать: выкини! А куда? В урну — найдут…

— Может, в лесу закопаем? — спрашивает муж.

Я представила, как кто-нибудь наталкивается на нас, закапывающих в немецком лесу «Искусство шпионажа»…

— Я придумал! — наконец говорит муж.

— Что?

— Не скажу! Потом узнаешь!

Просыпаюсь ночью — его рядом нет. А только какой-то противный запах из-под двери струится. Открываю — в коридоре вонь страшная. И мой сидит на корточках перед камином, зажигалкой чиркает.

Ну, тут завыло все, заорало — сигнализация сработала. Швейцар прибегает:

— Что это вы тут делаете?

— Да вот, хотел камин разжечь… — говорит муж, а сам держит в руках книжку «Искусство шпионажа» с обгоревшим уголком.

— Летом камин жечь нельзя! — говорит швейцар. — Заслонки все закрыты. Вы же могли устроить пожар!

И руку за вонючей книжкой тянет — чтобы выбросить.

— Нет! — кричит муж и прижимает обгорелую книгу к груди. — Не отдам! Это дорогая для меня вещь!

И на глазах изумленного швейцара убегает с ней в комнату.

— Чуть не засыпались! — мне говорит. — Кто ж знал, что у них заслонки закрывают!

Назавтра выходим в холл — муж решил выкинуть эту чертову книгу на экскурсии в людном месте. А у выхода швейцар с нашей горничной стоят. Она нас увидела и — вот гадина! — говорит:

— Нашли секретный завод? Если нет, спросите вот у него. Он там охранником работал!

И по-немецки ему переводит: вот, мол, русские секретным заводом интересуются…

— Надо же, — задумчиво говорит швейцар. — А вчера какие-то бумаги хотели в камине сжечь…

Слава Богу, тут экскурсионный автобус подъехал. Мы в него запрыгиваем… И минут через пять весь автобус крутит носами: так горелым подванивает из нашего пакета.

— А что у вас там в сумке? — спрашивает гид.

— Так.. — говорю. — Рыбка копчененькая. В дороге перекусить…

— А может, вы вот прямо сейчас и перекусите? — спрашивает он с надеждой.

— Да знаете, — говорю. — Аппетита как-то пока нет.

Короче, прямо на автовокзале я эту гадость в урну выкинула.

И все оставшиеся три дня мы тряслись, что ее там найдут и начнут хозяев искать. Ну или что горничная со швейцаром нас заложат. На паспортном контроле просто извелись. Не поверишь — никогда я на родину так не рвалась!

— Ну и что ты мужу в итоге сказала?

— Чтобы не выпендривался, программист хренов! Весь мир уже давно книжки бесплатно качает и читает в электронном виде. А этот: «Мне нравится запах бумаги…»

Ничего, этот запах бумаги он надолго запомнит!

О причудах разума

Таня прилетела домой с трехдневного совещания неживая. Доклады, встречи, переговоры. И параллельно сразу несколько контрактов с трудом пробиваются к финишу. Устала. Поцеловала сынишку, чмокнула в щеку мужа, и оставила их в гостиной наедине с компьютерами. А сама ушла спать.

Потушила свет, закрыла глаза. И когда ватная дрема уже приняла ее в свое облако, вдруг слышит: что-то металлическое шлепнулось на пол и звонко покатилось. Зажгла свет. Посмотрела на пол. Пусто.

— Завтра найду! — решила сонно и выключила лампу. Через минуту снова — какая-то дрянь падает, весело крутится на месте и затихает, как свернувшаяся на ночь собака.

Включила свет. На полу пусто. А главное — нечему тут у нее в спальне падать. И неоткуда. Кровать, тумбочка, стул с одеждой. Все. Таня приподнялась, на всякий случай подняла джинсы со стула. Заглянула под кровать. Пусто. Чертыхнулась, выключила свет.

Звяк, звяк, звяк! Сразу три металлических диска приземлились где-то рядом. Таня вскочила, быстро зажгла свет, пока они еще не затихли, уставилась на пол. Девственная чистота. Она рывком открыла тумбочку. Убрала одежду со стула. Никаких следов. Выключила свет.

Звяк-звяк.

— Шкаф! — ддбросилась к стене Таня в каком-то полубреду. И рванула встроенную дверку. Добропорядочная одежда испуганно затаилась на вешалках. Шкаф обиженно подставил незащищенное нутро: ну, чему тут у меня падать и звенеть, а?

Таня села на кровать и поняла. Она тихо сошла с ума. Переработала. И теперь у нее глюки. Настоящие. Что-то такое она про это читала.

Свет она больше не выключала. Просто легла на кровать. Было тихо.

— А может, уже все кончилось? — малодушно подумала. Плотно-плотно закрыла глаза. И сразу — звяк! Летающая тарелочка. Открыла глаза — пусто…

— Саша! — заорала Таня мужу. — Срочно беги сюда!

И было в ее голосе что-то такое, что мгновенно оторвало его от компьютера.

— Дорогой! — торжественно сказала Таня. — Только не пугайся. Но кажется, я сошла с ума. У меня слуховые галлюцинации. Я слышу, как все время что-то металлическое падает и катится по полу. Ты это слышишь?

— Нет! — ошарашенно сказал муж.

— Ну вот. А я слышу.

— Прямо сейчас?

— Нет, сейчас нет. Как только выключу свет.

— Ну давай попробуем! — сказал муж и щелкнул тумблером. Тишина сжалась и напряглась. И вдруг в этой тишине — звяк, звяк!

— Ну вот, опять, — обреченно сказала Таня голосом умирающей.

— Ну да. Что-то брякает! — обычно, совершенно непотустронне ответил муж. И зажег свет.

Звяк, звяк! — раздался знакомый звук. Муж по-охотничьи замер, потом сделал резкий бросок и упал на Танькины джинсы. Потряс их над кроватью. Из кармана выпал мобильный.

— 18 непрочитанных сообщений! — сказал муж. — Таня, ты действительно больная! Кто ставит такой дурацкий звук на приходящие СМС!

И тогда Таня вспомнила, что пожаловалась коллеге в самолете на противный звук в телефоне. И тот что-то там понажимал и сказал: теперь будет ок!

Телефон у Тани стоял на авиарежиме. А в такси уже у самого дома она его включила. Вот все накопившиеся СМС и обрушились звяканьем падающих металлических крышек. Очень похожих на приземляющиеся летающие тарелочки.

…Это не мы сходим с ума. Это на нас наступает сумасшедший мир гаджетов.

О вежливости

Договорились в Вене встретиться с приятельницей — а она в косметическом салоне задержалась.

— Подожди меня там в холле, — просит.

Захожу. Ко мне подходит лучезарно улыбающаяся девушка.

Говорит по-русски:

— Здравствуйте! Рады вас видеть. Чай, кофе?

— Да нет, ничего не надо. Я просто подругу жду.

— Конечно, конечно! — еще шире улыбается девушка. Смотрит на меня ласково:

— Вы прекрасно выглядите!

— Спасибо! — говорю.

— Очень молодо! Свежо! — продолжает она.

Я довольно улыбаюсь, а сама думаю; надо же, какой внимательный здесь персонал. Столько комплиментов случайной посетительнице! Вот это настоящая австрийская вежливость.

А девушка не унимается:

— Вы сами-то ощущаете, какая вы молодая?

— Ну, — я даже теряюсь. — Ощущаю. Иногда. Когда шампанского, например, выпью.

— Ну что вы! Будьте уверенней в себе!

— Еще уверенней? — переспросила я. Обычно меня просят о чем-то другом. Но вот, наконец, нашелся человек, разглядел мою тонкую мятущуюся душу.

— Прекрасный цвет лица. А сами-то вы уже привыкли? — продолжает петь девушка.

— К чему? — спрашиваю туповато.

— К своему отличному виду?

— А что, вы когда-то видели меня страшненькой? — удивилась я. И на всякий случай глянула в зеркало: не превратилась ли я случайно где-то по дороге сначала в жабу, а потом в прекрасную принцессу? Да нет, обычный вид. Даже не думала, что он произведет на персонал косметологической клиники такое ошеломляющее впечатление. Им бы, дурачкам, наоборот, сказать: что-то вы подустали. Не хотите ли массаж? — снисходительно думала я, победно оглядываясь вокруг.

— Ну, вы же у нас на прошлой неделе золотые нити вставляли? — нежно спросила девушка.

— Да ничего я у вас не всталяла! И нигде не вставляла! Я вообще тут в первый раз! — обиделась я.

— А-а, — разочарованно сказала девушка, и лучезарная улыбка мгновенно сползла с нее, как маникюр от растворителя. — Я вас, значит, перепутала!

И она отошла от меня и моего прекрасного вида, не имея ни малейшего желания восхищаться нами и дальше.

Я почувствовала себя так, будто меня нагло обманули. Еще раз глянула в зеркало. Обычный вид. Немного морщин — от смеха, от смеха! — немного кругов под глазами. Если так прекрасно у них выглядят после дорогущей процедуры… Нет, это обманули не меня.

Тут наконец вышла с массажа подруга.

— О! Как вы посвежели! Помолодели! — бросилась к ней регистраторша.

Я тихонько хмыкнула. Цену этой вежливости я теперь знала — она была строго по прейскуранту.

Новые австрийские 1

В мире принято считать приезжающих за рубеж русских богачами. Да, бывает, что наши сорят деньгами в Европе, как будто пытаются избавиться от купюрного мусора. И некоторым начинает казаться, что Россия населена исключительно Абрамовичами вперемежку с медведями. Иногда это приводит к забавным ситуациям. Вот эту историю рассказала мне русская приятельница, которая, как и я, живет в Вене, А я уж записала ее, как услышала. От первого лица.

…Приехали мы с мужем встретиться с его австрийским партнером — они с женой жили у озера в роскошном домике, который сняли на месяц.

Жена вышла к нам на крыльцо и застыла в эффектной позе: ослепительно белые брюки, шелковая рубашка, красные лаковые туфельки на шпильке. Она уже растянула чуть излишне пухлые губы в улыбке, как тут увидела меня. Давненько я не производила такого ошеломляющего впечатления: лицо красотки исказила гримаса неподдельного ужаса и она с криком «Кэжуал, кэжуал!» скрылась в доме, даже не успев поздороваться.

— Что-то не так? — акккуратно спросила я ее мужа.

— Да ничего, не обращайте внимания! — махнул рукой тот и увел моего пить пиво. Через пять минут состоялся выход дубль два. Паула появилась в синих джинсах, белой тениске, блестящих кроссовках. И принялась извиняться.

— Простите. Я думала, что раз идем в ресторан, то форма одежды нарядная. А вы пришли в кэжуал. Я не поняла! Вот только сумочка… Я все же возьму этот Гермес. Долго из него все перекладывать в другой. Ничего?

Я постаралась сдвинуть назад мою сумочку от Макс Мары, которая еще минуту назад казалась мне верхом спокойной элегантности.

— Женщине ведь не так много и надо, да? — спрашивала блондинка, когда мы уже сидели в ресторанчике, а мужики говорили о делах. — Джинсы приличной марки (я с ужасом вспомнила, что купила вот эти, неопознанные, на распродаже), сумочка, туфли… Вы где покупаете туфли?

На мне были болтающиеся сандальи и я деланно вздохнула:

— Я этим летом решила плюнуть на все и ходить в том, в чем удобно!

— Да, да! — воодушевленно закричала Паула, заглядывая мне в глаза. — Как это верно! Я тоже подумала: столько денег трачу на туфли, а в Африке дети голодают! И я решила: буду экономна. Я обычно в Италию за туфлями езжу. А то в Австрии приличных магазинов мало, купишь босоножки за полторы тысячи евро, куда-нибудь придешь — а там еще пять женщин в таких же! У вас ведь тоже так бывает?

— Да, есть проблема! — понимающе кивала я, пытаясь представить, где я последний раз видела много дам в обуви по такой цене. Вспомнила! В кино…

— И как назло мне срочно нужно было купить четыре пары туфель. Ну, из розовой гаммы. Так я дорогую пару за 2000 евро купила всего одну. А остальные три — по 200! В мире ведь кризис!

Паула взглянула на меня, ожидая восхищения такой самоотверженностью. Я спрятала поглубже под кресло свои сандалии за 50 евро. И честно сказала:

— Ну, аж три по 200 — это уж слишком. Не надо так себя мучить.

— А почему вы без собаки? — наконец сменила она тему.

— Да у нас большой дог, его трудно с собой возить.

Паула на секунду задумалась и тут ее лицо вспыхнуло радостью озарения:

— А вы купите для него Лэндровер! Это очень удобный джип для перевозки собак.

— Хорошая идея, — промямлила я. — Спасибо. И как это самим в голову не пришло?!

— А чем вы своего песика кормите? — не унималась она.

— Мясом с рисом.

— Я понимаю, что мясом. Но каким?

— Говядиной!

— Во-от! А надо мясом дикого оленя! Обязательно — дикого! Собаки ведь в прошлом охотники и им это мясо очень хорошо. Да, конечно, дороговато… Но вам ведь для своей собаки ничего не жалко?

— Ничего… Не жалко… — сквозь зубы процедила я.

— Вы знаете, я слышала, что многие русские сорят деньгами. — продолжала Паула. — Это так неприятно! Например, организуют вечеринки, накупают много дорогой еды, сами ее не съедают, а потом выбрасывают. Ужас, правда? А ведь дети в Африке голодают!

— Нет, мы еду доедаем! — уверенно заявила я.

— Ага, ага. Я вижу, вы не такие. Интеллигентные люди… Давайте сходим вместе в оперу! У меня есть три костюма от Шанель, я их еще ни разу не надела! А вы какую марку любите?

— В опере? Предпочитаю Верди.

Паула наморщила лобик. Наконец просияла:

— А! Это же не одежда!

И тут моему терпению пришел конец. Я поняла, что Паула приняла нас за русских олигархов. Небрежность наряда списывает на богатую экстравагантность. И отчаянно пытается соответствовать. Я решила ее не разочаровывать.

— Шанель? — переспросила я. — Ну это, милочка, как-то уж совсем старомодно. Вы же молодая еще женщина! Оставьте Шанель на старость! Покупать надо только эксклюзивных дизанеров, которые будут шить именно вам. Сейчас в Азии есть несколько интересных художников одежды. Надо летать к ним. Все так делают.

— Да? Дайте координаты! — затрепетала Паула.

— Я потом их вам пришлю из дома.

— А где у вас дом? — затаив дыхание, спросила она.

— В Венском лесу. Только чистый лесной воздух дает хороший цвет лица. Да и для антиквариата хорошо — не пылится. А то замучаешься все это протирать. Ну, в смысле, домработница замучается…

— Вы собираете антиквариат? — с придыханием спросила она.

— Так, кое-что… — загадочно протянула я. — Немного старинной мебели — я люблю буфеты и венские стулья (это я вспомнила, что прежние хозяева оставили нам свой буфет и пару стульев). Не все еще привели в порядок. Вот, например, сад. Так трудно найти хорошего садовника!

— О да, да! — задыхалась от счастья взаимопонимания Паула. — У нас их трое, а яблоневый сад и виноградник не ухожены!

— Господи, вы еще держите виноградник? Нет, мы от всего плодово-ягодного избавились (это я про выкорчеванный куст смородины). Знаете, как-то не в тренде. Сейчас все больше превращают сад в такой заросший альпийский луг.

— Да-а… Мы тоже собираемся… Выкорчевать…

— А домработницы? Бьют антикварную посуду! — шла я в наступление, вспомнив, как молдаванка Тася грохнула у меня старую вазочку.

— Не говорите! Так трудно найти обслугу! Мы три раза меняли человека, который у нас чистит пруд и бассейн!

— Да что бассейн! Мелочи! Серебро почистить не умеют! — вдохновенно неслась я на крыльях фантазии, вспомнив свою почерневшую серебряную чайную ложечку. — Просто беда!

И тут к нам подошел мой муж.

— Щебечете? — спросил он. — Вижу, вы поладили. Отлично! Я пригласил Теодора и Паулу к нам в гости в следующий уикенд. Покажем им наш дом, посидим, выпьем…

Ревизор. Немая сцена.

Новые австрийские 2

Ответный визит

Что делают люди, когда хотят отвертеться от приема гостей? Они внезапно заболевают. Чем-нибудь ужасно заразным. Или уезжают в командировку. Куда-нибудь на Северный полюс.

Эти блестящие варианты муж отмел сразу.

— Хорошо! — обреченно сказала я. — Но тогда ты сам расскажешь Пауле, что это у нас просто небольшая трехэтажная (я нахально решила считать подвал за этаж) будка для собаки. Загородная. А поскольку собака не любит жить одна, иногда мы у нее гостим!

— Да не парься! — засмеялся муж. — Они отличные ребята! Я покажу Теодору музыкальную систему…

Я поняла, что Паула останется целиком на мне.

Немножко помогли французские короли. Я вспомнила, что из Луарских замков меня больше всего поразил тот, который был украшен огромными вазами с цветами. Цветы отлично скрадывают подтеки на обоях, если знать, куда их поставить.

— Кто-то умер или мы открываем цветочный магазин? — поинтересовался муж, глянув на комнату с порога.

— Недоделок оказалось больше, чем я думала! — призналась я.

Проще всего решился вопрос с едой.

— Мишель, мы ждем гостей. Не мог бы ты приготовить нам что-нибудь милое, домашненькое! — обратилась я к владельцу нашего любимого итальянского ресторанчика. — Ну там каракатиц в чернилах, октопусов, моллюсков всяких, гребешков. Сибаса добавить, дорады. Словом, обычный семейный обед.

— Конечно, дорогая! — разулыбался Мишель.

— А, вот еще… Мы там отнесли свое серебро в чистку. Не дашь ли ты заодно еще и рыбных ножей? Без них просто как без рук!

— Хорошо! — отечески похлопал меня Мишель по плечу.

— И да, слушай, я совсем забыла! Я видела у тебя такие симпатичные колечки для салфеток… у меня конечно, есть, но надо же, чтобы они гармонировали с приборами?

Мишель нагло заржал, приобнял меня покрепче и сказал «Все сделаю!»

Когда нам привезли от него еду, я увидела, что заботливый Мишель приложил к этому еще скатерть, накрахмаленные салфетки и даже вилки. Очевидно, он не исключал, что при моей выдающейся хозяйственности обычно мы едим руками…

Главный упор в показе дома я решила сделать на двух вещах. На собаке — все-таки королевский дог 1 метр в холке дорогого стоит. И на старинной картине, которую мы по случаю когда-то купили в антикварном салоне. Картина была вся черная от времени, сквозь эту черноту ненавязчиво проступали очертания фруктов и так недостающего мне фруктового ножа, но главное в ней был год — 1760. Провенанс — то есть история обретения произведения, сложился у меня сам собой. Картина была из старой виллы, в это время Моцарт наверняка шатался в Вене по друзьям, и хозяева уж точно просили его после нескольких рюмашек: а сбацай нам, друг Моцарт, что-нибудь из своего! Короче, перед этой картиной он сочинил, а потом частенько наигрывал вот это вот: тара-там, таратам, таратам-там… Маленькую ночную серенаду. Фрукты его очень вдохновляли — в то время их было лучше видно…

Словом, когда у дверей раздался звонок, я была готова ко всему.

Но не к тому, что наши гости привезут с собой двух кошек.

— Их нельзя оставлять одних — правда, мои ма-аленькие! Они скучаю-ют! — причитала одетая в дорогущий кислотно-розовый брючный кэжуал Паула над несчастными заключенными, забившимися в переноски. — Пусть подышат лесным воздухом, послушают тишину!

В этот момент муж не удержал дверь, и… Что сказать. Собака мои ожидания оправдала. Когда громадина дог ринулся к машине с лаем, от которого эхо стало в ужасе биться головой о скалы, кошки отчаянно зашипели, а гости мгновенно оказались в авто и захлопнули дверь.

— Вы сказали, что собачка добрая… — проканючила Паула, приоткрыв на полсантиметра окно.

— Да, но не к кошкам! — уточнила я.

— О, они отлично посидят в машине! Они обожают машину! И в ней прекрасно подышат воздухом! — жалобно простонала Паула. — А нам можно выйти?

Я разрешила, и тут оказалось, что с ними приехала и очаровательная тихая девочка лет 8 в нежном платьице от кутюр.

— Поиграй с собачкой! — предложила ей добрая Паула (так я поняла, что это дочка от первого брака Теодора).

Я взяла задрожавшую девочку за руку и решила быстро волочь гостей к картине. Пока не пришли в себя. Но картина как-то не пошла — по-моему, Паула не узнала в моем исполнении Моцарта.

И тогда я, как Моисей, стала водить гостей по дому кругами: мы поднимались по лестнице, чтобы посмотреть спальню, потом спускались в подвал полюбоваться на зимний сад, потом снова поднимались наверх заглянуть на балкон, потом шли на первый этаж осматривать часть гостиной, тут я ненатурально вскрикивала:

— Ой, я же забыла показать комнату для гостей! И снова тащила Паулу наверх… Когда я увидела, что Паула уже валится со своих каблуков, я вывела ее на балкон и, вспомнив знаменитый мультик про кота в сапогах, показывающего земли Маркиза Карабаса, махнула рукой куда-то вдаль:

— Вот, еще не решили, что с этим делать!

Я просто знала, что низенький сетчатый забор перед бескрайним соседским участком зарос травой до полного исчезновения.

Как нарочно, на свой королевский соседний участок выползла бомжеватого вида старушка-хозяйка и принялась рвать сорняки.

— Приходится работать, — безлично сказала я. — Несмотря на возраст…

— Да, я очень жалею бедных старых людей! Дети бросили, пенсия маленькая… Я тоже даю им несложную работу! — поддержала меня Паула. Хорошо, что соседская старушка, только что приехавшая на новеньком Мерседесе, так и не узнала о своих несчастьях.

— Может, построите, как мы, бассейн? — предложила Паула, кивая на старушкины земли.

— И это когда людям в Африке не хватает воды? — возмутилась я. Вопрос о саде был закрыт.

За обедом Паула дикой чайкой бросилась на кусок жареной рыбы, который Теодор хотел положить в свою тарелку.

— Забыл? — вскричала она. — Мы же на строгой диете! А вы? — обратилась она ко мне, недобро поглядывая на разложенную изобильную еду.

— А я сказала мужу: ты хочешь худую, вечно голодную, злую жену или веселую, довольную, вкусно готовящую, но такую… в теле.

— Мой выбрал худую! — поспешно выпалила Паула.

— Эй, постой! Ты так вопрос не ставила! — простонал Теодор, алчно поглядывающий на жареную картошку. — Сама ничего не ешь и мне не даешь!

И он вороватым движением бросил себе в тарелку кусок ветчины.

— Да ты… Как ты мог! Предать! Все, что мне дорого… Диету от доктора Гопкинса! Иогу от мистера Раджапуры! Я 5 лет не ела картошки! Не помню вкуса пирожных! И все потому, что ты сказал, что любишь худых! Что за здоровое питание…

Муж быстро дожевывал ветчину и тянулся к блюду с кальмарами на гриле.

— Меня никто не понимает! — жаловалась мне через минуту почти плачущая Паула. — Я ведь тоже могла бы питаться картошкой с пирожными! Но я посвятила себя служению мужу! Два часа фитнес с личным тренером, потом бассейн, потом массаж, днем йога. А маски и пилинг лица! А уколы ботокса! Кто еще мог бы выдержать такую жизнь?! И ведь все это натощак, нельзя же считать за еду листья салата! А сколько сил мне стоило заставить Теодора сесть на диету, заняться очищением организма — ну, это не за столом… А муж все равно какой-то нервный.

— Может, иногда его все же кормить? — рискнула спросить я.

— Ты что! Он ведь уже почти привык! Только кричит по ночам… А я не люблю, когда на меня кричат. Я вообще такая ранимая! Стоит кому-то не так на меня посмотреть — и я три дня переживаю!

Я быстро уставилась в пол.

— Подруг нет. Все мне только завидуют!

— Я не завидую! — сказала я честно.

— Да, я вижу. Мы с тобой похожи, я сразу поняла.

Я поперхнулась октопусом.

— Потому и могу быть с тобой откровенной. У меня такая сложная и поучительная жизнь. Я столько страдала! Представляешь, у меня хотела увести Теодора простая маникюрша! А когда увидела, что не удастся, нарочно сломала мне ноготь! Да что там! Я такое могу тебе рассказать!

— Спасибо! — сказала я. — Это очень познавательно!

— Ой, у меня же кошки в машине одни! — вдруг спохватилась Паула и гости засобирались домой.

Когда они уже сели в машину, я задала контрольный вопрос:

— Паула, а вы ничего не забыли?

— А?

— С вами же была дочка! Что-то давно ее не видно. И дога…

— Но собачка же не кусается? — c какой-то тайной надеждой переспросила Паула.

Девочка и пес мирно сидели на его матраце и играли. Девочка кидала догу кусочки кальмара, а он радостно их ловил. Оба были счастливы.

— Слушай, я вот хочу тебя спросить, — сказала Паула уже у машины. — Ты красишься в блондинку. Я бы тоже хотела, — тряхнула она иссине-черной гривой. — Но над блондинками все так смеются. Анекдоты про них сочиняют. Что они глупые. Вот и не знаю…

— О, Паула, ты не бойся! — искренно сказала ей я. — Выбирай любую краску! Это совершенно не зависит от цвета волос…

Новые австрийские 3

Богатые тоже плачут

Приехали мы к Пауле посмотреть их новый дом.

— Представляешь, кризис так по нам ударил! — вздыхала она. — Видишь эту люстру?

Вопрос был смешной. Переливающаяся миллионами сверкающих капель люстра водопадом свисала с третьего этажа до нулевого. Не заметить ее не было шансов даже у инвалида по зрению.

— Только никому не говори! Мы хотели заказать ее у Сваровски. Из их кристалов. Но это так дорого!

Я прикинула, сколько в бутиках стоит один кристаллик. Умножила на миллион. Да, пожалуй, дороговато.

— И нам пришлось заказать кристаллы у другой фирмы. Тоже не дешево — их из Австралии везли. Но все же треть суммы мы сэкономили!

— А вот еще! Посмотри! Это ведь я тоже сделала из-за кризиса!

И Паула распахнула передо мной дверь рядом со своей гардеробной. Гардеробную — метров на двадцать пять — я уже осмотрела. Она меня даже не впечатлила: что я, дорогих бутиков не видела?

Но эта комната… Эта комната… Это была мечта. С двух сторон вытянутого прямоугольника были дорогие шкафы из красного дерева с полностью стеклянными полками. Они шли от пола до потолка, с подсветкой каждого экспоната внутри. И в них — с одной стороны, как на подиуме, красовались немыслимой красоты и тропически экзотических расцветок туфли и босоножки (в том числе и пресловутые лабутены.) А с другой стороны в тон стоящих напротив туфель — гордо надутые сумочки. Каждая — ценой от 5000 до 20000 евро, не меньше. И все они были прекрасны.

— Ты, Наташа, тоже себе так сделай! Это очень экономно получается! А то надо куда-нибудь идти, я начинаю искать — то туфель нужного цвета нет, то сумочки. Ну и приходится покупать. А так — все на виду! Вот, видишь — к туфлям цвета фламенго сумочки еще нет. Ячейка пустая. Значит, ее и покупаешь. А не пятую белую!

Я вздохнула, перебирая в уме, какие из моих туфель и сумочек могли бы пройти хотя бы первичный отбор на право попасть за стекло. И поняла, что все это мещанство и вещизм.

Вечером мы сидели в чудесном итальянском ресторанчике. Ели немыслимую домашнюю пасту с трюфелями, которую вот уже 20 лет делает жена владельца своими руками. Запивали нежнейшим с просыпающимся запахом первых весенних цветов вином. И говорили о кризисе.

Мужчины что-то там невнятно обсуждали про производственные сложности. Но Паула их перебила.

— Это ужасно! — воскликнула она. — Представляешь, мы теперь даже не сможем купить яхту!

— Да ты что?! — ужаснулась я. — Совсем? Ну, может, хотя бы какую-нибудь маленькую?

— Вот и я говорю! Давай купим недорогую! Ну, миллионов за 3—5 евро, не больше!

— Что ты болтаешь! — вскипел муж.

И я даже ему посочувствовала. Что это за жена, которая считает, что 5 миллионов — недорого.

— Где ты найдешь такую дешевую яхту?! Ну это же бред! — обратился он ко мне. — Сама не понимает, что говорит!

— Ну почему? — капризно протянула Паула.

— Ты же яхту хочешь с бассейном? Да?

— А как же? Яхта без бассейна — не яхта! Я вообще не понимаю, зачем их делают!

— Но кругом же и так море? — изумилась я.

— Море холодное! И соленое! Да нет, покупать яхту без бассейна — выбрасывать деньги на ветер!

— А с бассейном стоят 20 миллионов! У нас нет таких денег! Сейчас же кризис!

— Твой тоже тебе теперь ничего не покупает? — горестно спросила Паула.

— Ну, почему. Мой старается, — сказала я, вспомнив новую сковородку, которую мы купили перед самым отъездом. — Хотя, конечно…

— Когда уже этот кризис кончится! — вздохнула Паула. — Просто сил нет!

И я с ней согласилась. Всем надоел этот кризис. Каждому — по-своему…

Ошибочка

Приехали мы к приятелям в Италию. Милая пара предпенсионного возраста. Он — руководитель в крупной компании, постоянно в разъездах. Вид немного пиратский, веселый глаз горит, черные с сединой кудри вьются. Она — элегантная дама, когда-то — первая красавица, не сумевшая об этом позабыть. Занималась дизайнерским бизнесом, а сейчас — просто домом. Сидим в ресторанчике, болтаем. И видно, что какая-то пружина легкого раздора сжалась на время нашего визита, но вот-вот сорвется и распрямится в полную мощь. Я это вижу по безобидным вроде замечаниям — легким пенным барашкам перед штормом. Заговорили о яхтах, мужик возьми и вздохни:

— Эх, моя мечта — устроиться маячником на маленьком островке. И чтобы ни одной души вокруг…

— Ну да, — замечает жена в сторону. — Ни одной души. Одни молодые тела.

Ну или перечисляем, кто что интересного в последнее время прочел.

— А вы его не спрашивайте! — громко шепчет мне жена. — Зачем ему изучать чужой опыт! Ему дай Бог свой опыт успеть молодым передать! Пока есть чем передавать…

— А почему у вас другая фамилия, а не как у мужа? — спрашивает меня хозяин дома, чтобы сменить тему.

— Ой, это старая история. Я ведь журналистка, ну и хотела свое имя сохранить. Столько смешного потом из-за этого было! Заселяемся в отель, а мужу выписывают пропуск: «Мистер Барабаш».

И по выражению лица приятеля понимаю, что случайно встала прямо на мину.

— Да-а, бывают с мужьями недоразумения в отелях! — выразительно декламирует жена, и я чувствую дыхание бури. — Мой вот тоже. Уехал в командировку. И пропал. Мобильный не отвечает. Я звоню ему в номер. А там коммутатор. Девушка такая милая на рецепции. Я ей: соедините с мистером таким-то. А она: — Извините, но его нет. Они с женой только что гулять ушли…»

— Ну чего ты опять! — покрылся пятнами мужик. — Я же объяснял! Одноместных номеров не было, поэтому я взял двойной. А девушка решила, что раз двойной — значит, я с женой…

— Ага. И раз номер двойной, то ты у нее перед глазами, очевидно, и раздвоился. На мужскую и женскую половину. Адама и Еву…

Я поняла, что не во всем был прав наш русский классик. Все несчастные семьи несчастливы одинаково…

Меня зовут Herr Вася

Пошла я тут в Вене на курсы начального немецкого. Группа самая интернациональная — точный срез, кто сегодня приезжает в Европу. Трое парней из Сирии, двое из Ирана, один из Ливии. Две турчанки — солидная матрона в платке и молоденькая большеглазая красотка в джинсах. Смешливая толстенькая испанка. Галантный итальянец. И мы с дальнобойщиком Васей, приехавшим из нефтяного далекого городка.

Вася — приземистый, крепкий, ясноглазый — сразу доверительно мне сообщил:

— Я учиться не буду! Мне бы только справку! Для годовой визы. Женился я тут!

— На австрийке?

— Нет, на нашей. На бывшей нашей. Она тут уже лет 10 живет. Так шпрехает!

— Ну, так и ты шпрехай!

Вася вздохнул. И видно — затосковал.

Урок 1

На уроке выяснилось, что он не знает никакого языка. Совсем. И когда учительница попросила написать на доске свои имена, «Василий» вывел по русски.

— Напишите латиницей! — по-английски просит преподаватель.

— Че ей надо? — громко через весь стол переспрашивает меня Вася.

— Имя надо написать — как в загранпаспорте.

— А! — Вася идет к вешалке, достает из кармана паспорт, становится к доске и старательно переписывает из него имя.

На уроке нас просят представиться, а потом сказать преподавателю, как зовут соседа. Вася ни спросить, ни запомнить имя сидящего рядом ливанца не может никак.

— А этот — кто? — спрашивает он меня через стол, тыча в ливанца пальцем, как в неодушевленный предмет. Промучавшись так полтора часа, на перемене Вася бросается ко мне как к родной.

— Нет, ты посмотри! Засрали страну! — трагически восклицает он, как только мы выходим в коридор. Я вздрагиваю и невольно оглядываюсь.

— Кто — засрали? В каком смысле — засрали? — спрашиваю. — Вроде кругом чистенько. И на улицах тоже…

— Да нет! Чернотой этой засрали! Кругом же одни арабы! — и Вася широко повел рукой по тусующейся в коридоре разноплеменной толпе. — Развели тут, понимаешь… Плюнуть некуда!

— Вася! — испуганно говорю я. — Тут не принято так выражаться!

— Да я же, Натаха, только тебе! Как своей! Мы же белые люди!

На уроке выяснилось: парень из Ливана — студент-журналист, сириец — горный инженер, учившийся в Лондоне, ливиец — приглашенный на работу айтишник, еще один — дипломат. Турчанка — владелица частного детского сада в Вене. Все они старательно учат новые слова. Но белый человек Вася упорно спрашивает меня через стол:

— Слышь, че она хочет? Как зовут? Но я же уже ей сказал, как меня зовут. На немецком? Блин.. Мало мы их в 45-ом…

— Ва-ся!!!!

— Ну ладно, Натаха, все, молчу! Как это… ихь бин… Херр Вася… Что?! Не так? Херр Мухин? Я?! Хер? Тьфу! Хорошо, пацаны-дальнобойщики не слышат.

Урок 2

Проходим профессии и частицы als и bei. Надо сказать, к примеру: я работаю als (как) журналист. Или я работаю bei (в) «Комсомольская правда».

Вася не очень понимает, о чем речь. Педагог поясняет: ты — LKW-fahrer. (Дальнобойщик по-нашему — поясняю я.) Ну? Кто ты, Вася, по профессии?

— А? Натаха, что она хочет?

— Профессия!

— А! Счас! Вот, этот. LKV. Фарер. Их бин.

— А где ты работаешь?

— Что?

Я открыла уже рот, но преподаватель погрозила мне пальцем. Сам дойдешь — быстрее поймешь.

— Ну, Васья! Ты работаешь где…?

Вася задумывается. Потом говорит.

— Их бин Василий.

— Да нет, не имя! Вот, надо сказать, как здесь! — показывает учителка на доску: «Их арбайте bei…» Васья! Ну? Где?

— Василий! — говорит Вася.

Учителка идет пятнами.

— Васья! Внимание! Я работаю учительницей на этих курсах. А ты работаешь где?

— А! Понял! Вот! BEI Василий!

Учительница натянуто улыбается.

— Не надо имя! — говорит.

— Что, имя не называть? — переспрашивает меня Вася.

— Нет! — говорю. И учительница опять мне грозит.

— Наташа работает в газете, Хасан работает в Симонс-компани, а ты, Вася, работаешь — bei?

Вася краснеет. Пыхтит. И молчит. Спасительный звонок снимает неловкость.

— Все-таки она какая-то… туповатая, — говорит мне Вася на перемене. — Чего она хотела-то?

— Узнать, где ты работаешь.

— Ну? Я ей двадцать раз немецким языком сказал: я работаю в фирме Василий. Я так свою компанию назвал. Купил одну старую фуру. Назвал — Василий! А учителка говорит — имя называть нельзя, а где работаешь, скажи. Ну, не тупость?

И ведь нечего возразить.

***

На перемене.

— У них здесь мужики любят на наших дурочках жениться.

— Почему же на дурочках?

— Потому что австрийцы женятся-то на них не по любви! А ради выгоды!

— Я думала — наоборот. Какой же выгоды?

— Как какой? Наши бабы не то, что австрийки. По дому колотятся. На кухне.

— Ну и…?

— Прикинь! Пылесос и посудомоечную машину можно не покупать!

Урок 3

На третье занятие Вася пришел в полной боевой готовности. Дома ему жена — а она давно уехала из России и прекрасно знает язык — написала на листочке все вероятные вопросы-ответы. Спрашивают, например, у Васи:

— Как тебя зовут?

А он начинает листать тетрадку и приговарвать: — Счас я скажу! Счас я все скажу!

— Woher kommen Sie?

— Что это? — строго интересуется у меня Вася через весь стол.

— Откуда ты приехал?

— А! Это у меня есть! Подождите-подождите! Счас все узнаете! — сосредоточенно говорит Вася.

Группа доброжелательно ржет, хотя и не понимает слов.

Разбили нас на пары. Чтобы вести простую беседу. Васе достался Хасан из Ливии.

Слышу краем уха: мучаются они там с этими приветствиями-представлениями-прощаниями.

А потом вроде дело пошло.

Только через какое-то время странные слова до меня долетают. Прислушиваюсь:

— Привьет! — радостно говорит Васе Хасан. — Кьак делья?

— Ва-ся! — шепчу зловеще. — Это еще что?

— Ну, — смущается Вася. — Мне легче его русскому научить, чем на немецком тут заикаться…

Урок 4

Приходит Вася на занятия. Взбудораженный.

— Представляешь! — говорит. — Что тут у них творится! Ужас! На улицах видела такие спуски рядом со ступеньками? Прикинь — это для старух и инвалидов. Вот понаделали! Неудобно же им! И сейчас я шел, а по такой штуке старуха спускалась. Чуть не грохнулась! Бабке на вид — лет 90! Нет, как они тут живут! Старух на улицы отпускают. Несчастных инвалидов! Вот в Уренгое никакие старухи по улицам не шарятся! И инвалиды тоже. Все сидят по домам! А тут никакой заботы о человеке!

Сегодня проходим цифры. А немецкие цифры — это я вам скажу! Сначала читаются тысячи, потом сотни, потом единицы, и лишь затем — десятки. А пишется это все в одно слово. Вот учительница написала на доске:

1978 — eintausendneunhundertachtundsiebzig

А дальше пишет на доске цифры и просит нас по очереди их читать. Васе досталось 1867.

— Ну, Васья! Что скажешь? — спрашивает учителка.

Вася долго смотрит на доску. Шевелит губами. И наконец широко улыбается:

— А что тут скажешь? Я в шоке!

Учитель тогда выводит на доске вот это:

Eintausendfunfhundertzwieundsechzig

Просит прочесть Васю. Он молчит.

— Ну? Что это?

— Это шоссе на Уренгой! — вздыхает Вася.

***

На перемене

— Встречались тут с друзьями жены. У нее подруги замужем за австрийцами. Слушай, тихий ужас! Эти идиоты отказываются есть борщ! Напрочь. Наша баба, как замуж вышла, ему борщеца, котлет навертела, пюре, блин. А он говорит: это нездоровая еда! Прикинь! И пошел в свой магазин свиную колбасу, рульку и пюре из порошка покупать. Больные люди! Да все знают: наш борщ — самая диетическая пища!

— Вася, ну, борщ-то наваристый, какая диетическая?

— А если мясо вынуть? Одни овощи останутся! То-то!

Урок 5

Вася не может осилить модальные глаголы. Учительница подошла к нему, диктует предложение. Вася ничего не понимает.

— Чего это? — спрашивает у нее.

Она поясняет, пальцами показывает. Вася важно кивает. Она отходит.

Вася мне: вот что она сейчас показывала?

— Глагол: я могу, она может…

— Она может? Да ничего она не может! Нет, надо мне с учителкой еще поработать!

— Отдельно позаниматься?

— Ну да! А то что-то она у меня совсем плохо по-русски говорит. Руками как дурочка машет…

***

На перемене.

— Я дома никому не сказал, что в Австрии женюсь. Даже сестра не знает. Только матери сказал — и все. Ребятам наболтал, что отдыхать сюда еду.

— А почему не сказал?

— Да ты что? Как можно? Я же человек верущий!

— Почему верующим-то нельзя говорить, что женятся?

— Ну ты совсем! Я же говорю — я очень-очень верующий!

— И?

— Сглазят! Я в сглаз знаешь как верю! И в кошек! Если мне на трассе кошка дорогу перебежала, все — дальше ни с места!

— А что делаешь?

— Стою, жду, когда кто-нибудь первый проедет.

— А если никто не едет? Места у вас там пустынные..

— Все равно жду! Какой ты верующий, если терпения не имеешь?!

Урок 6

Подходит ко мне перед занятием. Аж захлебывается от возмущения.

— Слушай, как же эти австрийцы нашу страну ненавидят!

— Да с чего ты взял? Как раз у Австрии с нами давняя дружба…

— Ой, ты мне не рассказывай! Ты у них в пересыльном лагере для беженцев из России была? Нет? А я был!

— И что?

— Да полный кошмар! Это никакой не лагерь. Выделили им какую-то усадьбу или дом отдыха. Здоровенное здание. Комнаты чистенькие. Уборщицы все убирают…

— Ну, и где ужас?

— Дальше слушай! Специально к ним учителя ездят — языкам обучать, как раз с таким приятелем приехал. Ну, деньги дают, само собой. А на еду посмотрел: во-от такие шматы мяса! У нас в Уренгое в платной столовке таких не дождешься.

— Так где ненависть-то?

— Ты что, дурочка? Не понимаешь? Они же это нарочно! Нагнали туда народу из Чечни и Дагестана. Беженцы! От кого беженцы? У нас что, война? Нет, хотят показать, что в России жить невозможно. Мол, у вас сплошной бардак! А мы, мол, тут людей в нашем капитализме бесплатно мясом кормим! Нет, это ж как надо Россию ненавидеть, чтобы такие деньги на санаторий для беженцев выбрасывать!

***

На перемене

— Натаха, прикинь, у них тут все на покупках в интернете сдвинулись. Прямо болезнь. Ладно молодежь! Старухи туда стадами поперлись!

Рядом с нами живет старушка — ходит, качается. У нас такие старушки если что покупают, у мошенников ванночки — ноги лечить. А эта повернулась на машинах! Она до сих пор сама на них наяривает. До дверцы доползает, божий одуванчик, на сиденье падает — и ка-ак понеслась! Так вот, она третью машину за три года меняет. Ищет по интернету модель поновее и покупает, а старую продает. Приходит такая: вы ничего в интернете не качаете? А то у меня что-то трафик плохой! Я бы на месте внуков мозги у бабушки проверил!

— Так что проверять, если она и машину водит, и в интернете сидит!

— Так и я про то. Это ж дурдом! Нормальная бабушка сидит, ноги в ванночке, и шапки вяжет!

Урок 7

Прощаемся перед выходными. Учительница пожелала хорошего отдыха. Все встали, собрались выходить.

— Стойте! — кричит Вася. Все замерли.

— Счас! Я скажу! Подождите!

И роется в тетради. Минуту роется, две.

— Что ты хотел сказать? — спрашивает учительница.

— Счас! Подождите!

Все ждут.

— Вот! Фрю! Хайль! — и Вася приветственным жестом вскидывает вперед руку.

Все вздрагивают. Вася чувствует: что-то не так. Смотрит в тетрадь:

— Нет, Фра! Хайль!

И снова вперед руку…

Я пугаюсь.

— Нет. Фри! Хайль!

Учительница натянуто улыбается. Никто ничего не понимает.

— Ну вот же! — обижается Вася и тыкает учительнице под нос тетрадку.

— О! — облегченно выдыхает учительница. — Frei|heit! (фрайхайт)!

То есть — свобода.

— Ну да! — бубнит мне Вася. — Я же и говорю: — Свобода! Все на волю! — снова вскидывает он руку. — Никаких уроков до понедельника!

Урок 8

Встречаемся после выходных.

Проходим еду. Надо рассказать, что у тебя в холодильнике есть, чего — нет, и что ты ешь на завтрак. Учительница по очереди всех опрашивает. Продукты надо выбирать из нарисованных в учебнике: молоко, сыр, хлеб, ветчина, овощи. Доходит очередь до Васи.

— У меня в холодильнике есть молоко и сыр! — говорит Вася.

— Прекрасно! А чего нет? — спрашивает учительница.

Вася пренебрежительно смотрит на картинки. И с гордостью заявляет:

— Водки нет!

— Почему? — от неожиданности спрашивает учителка.

Вася еще больше приосанивается и уверенно считывает с доски предложение, вставив нужное слово:

— Потому что я не ем водку на завтрак!

— О! Интересант! (то бишь интересно) — восклицает слегка выбитая с привычной колеи учителка.

— Вот, видишь, удивляется! — удовлетворенно шепчет мне Вася. — Они тут, небось, думают: все русские пьяницы, жить без водки не могут!

— А что ты пьешь во время завтрака? — делает попытку вернуться в знакомое русло учителка, тыча в картинку с чаем и кофе.

— Я пью на завтрак только вино! — говорит Вася. И, почувствовав напряженную тишину, добавляет. — Иногда… как его… Биир.

— Вася, ты уверен? — спрашивает ошеломленная учительница. — Ты пьешь вино на завтрак?!

— Йа, йа! — гордо говорит Вася. — В Руссланде многие тринкен на завтрак нихт водка, только вайн. И добавляет по-русски. — Все ж таки мы европейцы, а не какие-нибудь там…

Учительница, потрясенная таким русско-европейским обычаем, плавно сворачивает с темы.

— Слушай, — шепчет мне Вася. — Я только не пойму, вот это слово: фрюштук — оно что значит?

— Вася! Фрюштук — значит завтрак! Мы про него полурока талдычим! И ты только что сказал, что пьешь на завтрак вино! И вся Россия пьет…

— Блин! Я ж думал: фрюштук — это сколько штук ты за раз выпиваешь. Еще удивился, что они в штуках считают. Ты это… Скажи ей, а? А то неудобно: опозорил страну!

После уроков спрашиваю:

— Что, устал? Тяжело?

— Да ладно! — машет по-мужски снисходительно. — Я-то что! Учителку жалко!

— Почему?

— Ну как? Ей за две недели надо из русского мужика австрийца сделать!

Урок 9

На уроке не даются Васе артикли. Пыхтит, краснеет, но никак в них не попадет. А тут вдруг отвлекся и стал увлеченно рыться в конце книги. Наконец где-то в оглавлении тычет мне слово:

— Натаха, а вот этот артикль — он какой?

Вглядываюсь в мелкие буквы. Артикльтанц.

— Не знаю, — говорю. — Тебе, Вася, что, своих артиклей мало? Как ты его вообще тут выискал?

— Эх, — говорит Вася осуждающе-назидательно. — Не читаешь ты, Наташа, дома учебник!

На перемене подзывает учительницу.

— А это что? — спрашивает по-русски. Его уже все тут понимают.

— Не знаю! — говорит растерянно учительница.

— Как это? У вас в немецком языке есть артикль, может, очень важный, а вы его не знаете?

— Но у нас нет такого артикля! — изумляется учителка. Еще раз вглядывается:

— А! Это шутка! Вот!

Листает до страницы, где схемой обозначены движения партнеров в танце и написано: артикль танце.

— Ну, вот теперь понятно! — говорит строго Вася. И шепчет мне:

— Скажу жене дома: проходили танцевальный артикль. Весь урок с училкой протанцевал!

На перемене:

— Раньше я думал: как хорошо, что мужики не рожают!

— Ну? А теперь?

— А теперь посмотрел на эти артикли. Думаю: лучше б родил. Ушел бы отсюда нафиг в декрет…

Урок 10

Прихожу на занятия. Вася уже сидит. И все входящие говорят ему по-русски:

— Васья! Привьет! Как дела!

Вася чинно отвечает.

— Отлично! Ну, повторите: от-лич-но!

Потом тихонько толкает меня в бок.

— Слушай, Натаха! А может, мне пойти тут русский преподавать? А что? Русских-то здесь до хрена!

— Не поняла. При чем здесь — русских до хрена? Им же родной язык учить не надо. Кому ж ты будешь преподавать?

— Не въехала? Да местным! Австрийцам же надо с нашими как-то общаться!

***

На уроке отрабатываем тему приглашение. На доске — список мест, куда принято приглашать. Каждый по кругу предлагает соседу куда-то с ним пойти, а тот соглашается или нет.

Васе надо пригласить куда-то соседа — Хасана.

Вася мнется, не понимает, учительница пишет ему слова на доске, он их бездумно повторяет. Хасан ему отвечает, игра идет дальше. Смотрю: Вася как-то задумался.

— Слушай! — шепчет мне. — А это я счас куда его пригласил?

— Хасана? В кино!

— Что?! Я пригласил Хасана в кино?! Нет, эта учителка с ума сошла! Что она себе думает? Ладно бы тебя. Или вон Яну. Но в кино — Хасана?!

Учительница грозит нам пальцем. Вася замолкает, но морщинка на лбу не разглаживается.

— А он что ответил? — наконец шепчет он мне трагически.

— Сказал, что не пойдет. Будет домашнее задание делать.

— Господи! Ну слава Богу! Вот бы мой напарник из Уренгоя поржал, если бы узнал, что я в кино Хасана приглашаю!

***

На перемене

— Вася, ты по работе не скучаешь?

— По поездкам, когда температура — минус 50? Не скучаю. Я по зарплате скучаю. Вот думаю, может, в мусорщики пойти? Они здесь по три тысячи евро зашибают. А за что? Работа как у пианистов. Чистенькая. Люди-то здесь ненормальные.

— То есть?

— Ну, банки в один пакет ложат, бутылки в другой. На пол ничего не кидают. Не страна — мечта мусорщика!

Урок 11

Описываем картинку. На ней симпатичная девушка едет на велосипеде, а сзади болтается огромная виолончель.

— Васья, что делает девушка? — спрашивает учительница.

— Едет!

— Правильно! А что у нее за спиной?

— Эта… как ее (заглядывает в учебник). — Виолончель!

— Значит, по профессии эта девушка — кто?

Вася молчит.

— Ну, если она едет с виолончелью, она — кто?

Вася думает.

— Васья, она — музыкант!

— Не факт! — по-русски говорит Вася, смеривая приторно улыбающуюся девушку недоверчивым взглядом. — Подумаешь, футляр! У нас в 90-е годы в таких виолончелях оружие провозили!

На перемене.

— Пошел тут про пособие узнавать. Жене на меня пособие положено — 800 евро в месяц. Как на безработного. Ну и бардак у них тут с этими пособиями творится!

— А что такое?

— Да дают кому ни попадя! Там столько народа — по 5 детей приволакивают. И всем — деньги, детсады. Исполнилось ребенку 18 лет — дают муниципальное жилье. Каждому. Прикинь! Полный совок! Одна тетка ни дня не работала. Только на биржи труда ходила, отмечалась. У нее пенсия — 1100 евро.

Я жене говорю: вы что тут думаете? Эти мигранты из Турции — они же на наши налоги живут!

— Вася! Какие наши? Ты же сам пособие получаешь?

— Так в семье все деньги общие. И вообще. Я-то работать пойду. А эти только на социалку живут. Говорю жене: ваши австрийцы все у нас передрали. Все мечты нашего Советского Союза тут сбылись.

Она мне: ну это же хорошо…

— Нет! — говорю. — Забыла? Советский Союз плохо кончил…

***

Перемена.

Вася гетеросексуален до неприличия. По европейским меркам. В перерыве все ходят к автомату пить кофе. Две девчонки из Турции — одна из нашей группы, другая ее подружка — считают мелкие монетки и никак не могут набрать.

— Да ладно, девчонки! Я вас угощю! — говорит Вася и закидывает мелочь в автомат.

Девчонки пугаются, качают головами и сбегают.

— Чего они? Я же просто так хотел их угостить. Я же мужчина! Что, не могу девчонкам кофе купить?

— Видишь ли, Вася… Не принято это у них. Считается неприличным.

— Ага! — говорит Вася. — Портреты бородатой женщины по всему городу — прилично. А угостить девчонок кофе — нет…

Урок 12

Проходим сложные глаголы из двух частей. Надо придумать с ними предложения. Вася мучается, пыхтит.

— Что у тебя? — спрашиваю.

— Да вот! — показывает. — Глагол — уехать.

Я смотрю на предожение — наворочал черте что.

— Да зачем тебе этот сложный глагол! Возьми простой — купить!

Вася хмыкает:

— Вот все жещины такие: у них самое простое — купить!

Вздыхает.

— А у мужчин самый простое — уехать…

***

После уроков.

— Как ты к Австрии, привыкаешь? — спрашиваю.

— Понемножку. Все у них тут не так! Даже дома!

— Что не так?

— Ну, гости приходят и прямо в обуви по квартире разгуливают. А жена не дает их в тапочки переобувать! А еда? Жена про борщ говорит: мы такое не едим! Ладно, говорю, сам сварю. Стал варить. Она как заверещит: куда ты столько картошки, капусты! В такую огромную кастрюлю! Мы вот в этой варим! Я аж подскочил. Говорю: не могу я борщ в кошачьей мисочке варить! И ведь весь смели!

Конечно, тяжело.

Я же русский мужик? Как я сразу в австрийца обращусь? Я же, блин, не царевич, который раз — и серый волк! Мне подумать надо.

Урок 13

Перед уроком:

— Прикинь, потащила жена к своей сестре, у которой только что ребенок родился. Ну, сели, разговариваем, ребенок в соседней комнате спит. Эти две на меня как накинулись:

— Чего ты так громко! Перестань кричать! Говори шепотом!

Я им: да вы шо!? Хотите из ребенка забитого труса сделать? Ребенок должен с рождения понимать, в какой мир он попал. Здесь шумят! А то трясутся, от всего прячут, а потом он в школе — козел отпущения! Вот у меня у сестры двое детей. Мы сразу никакой тишины не соблюдали. Кричали, смеялись. Отлично дети выросли. Племяшка — она во втором классе — недавно так пацана в школе отдубасила — родителей вызывали! А если бы дома шепотом разговаривали? Он бы ее отдубасил! Правильно я говорю?

***

На уроке.

Проходим артикли у слов, которые образовались из двух других. Например: картофельсалат, фишсуппе — тут это все пишется вместе. Доходим до соединения слов Brot (хлеб) и Butter (масло).

— Соединяем их вместе и получаем — что? Das Butterbrod! — говорит учительница. — Понятно?

— Нет, — говорит итальянец, который обычно в нашей группе — самый понятливый. — Фруттсалат — я понимаю. Томатный суп — понимаю. А что это такое — хлеб с маслом? Разве такое блюдо бывает? В слове чего-то не хватает!

— Колбасы в нем не хватает! — говорит Вася. — Вот у нас тоже есть слово «бутерброд». Но у нас это значит — хлеб с колбасой! В крайнем случае — с сыром. Ну правильно же? А просто хлеб с маслом — какой это бутерброт? Фигня какая-то! Ох эти австрийцы! Экономные, черти!

Урок 15

Вася пропустил занятие. Приходит на следующее, рассказывает.

— Представляешь, простыл. Трясет всего, ломает. Кашель. И не проходит, зараза. Пошел к врачу: нашли, который по-русски понимает. Две минуты я ему про себя рассказывал, смотрю — не слушает, пишет рецепт. Дает мне. Пейте, говорит, на ночь. И выпроваживает. Я дома жене говорю: как так? Никакого анализа у меня не взял. В России всегда брали. Грудь не послушал. И вообще — выписал мне таблетки, а я люблю в порошке. А она: ну, надо было все это ему и сказать. Какие анализы назначить, какое лекарство. Ничего себе, да? Приходишь к врачу, и сам себе все назначаешь! Пусть тогда и деньги мне за мой визит платят!

— Но лекарство-то помогло? Вижу — не кашляешь?

— Да помогло! Но удовольствия никакого. Не видят они тут за порошками человека!

Урок 16

Сестра жены Васи только что родила. Он пришел, переполненный эмоциями. Весь урок до перемены крутился, вертелся. В коридоре сразу стал махать руками и громко негодовать:

— Нет, я в шоке! Слушай, какая здесь антисанитария творится! Ужас! Родился ребенок — на второй день вся, прикинь, родня, человек 50 поперлась его смотреть. Ну и меня потащили. Думал — под окнами помашем. Ага! Все вваливаются в палату. В обуви, прямо с улицы — будто так и надо. Хватают младенца и начинают с ним фотографироваться! Дурдом! Потом врачи заходят — ни бахилов, ни шапочек. У одного волосы патлатые до плеч, он ребенка — хвать!

Я не выдержал, говорю: надень шапочку, гад! Ты хоть руки мыл, пацана хватаешь?

А сестра жены еще и смеется: они и роды так принимают. Без бахилов, без шапочек. Господи, думаю, вот отсталый народ. А еще что-то про Россию говорят.

Да у нас в роддомах стерильность, детей даже мамкам не дают, чтобы заразу не занесли. А эти — чисто дикари. Понятно теперь, почему у них в Австрии всего 8 миллионов населения. Дети не выживают!

— Ну, Вася, у них показатели по детской смертности очень маленькие…

— Так понятно почему. Местные умные, рожать тут боятся. А рожают мигранты. Их после аулов австрийской больницей не запугаешь!

И вообще. Неправильно здесь все. У нас ребенка забираешь — праздник. Под окнами роддома петарды зажигают, фейрверки запускают, шампанское пьют. Радуются. А здесь пришел, тебе ребенка выдали, ушел. Как в магазине. Без полета страна.

***

Занятия закончились. Встречаемся с Васей у рецепции. Он просит меня помочь ему получить справку, что учился на курсах. Голос грустный.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Да, блин, все из-за этого немецкого! Одни засады! Теперь жена с сестрой на меня обиделись!

— Почему?

— Да приехала в гости теща. Она тут в Германии уже 10 лет живет. И я, дурак, решил выучить слово теща на немецком. Ну, типа, чтоб видела, как я тут обживаюсь. И ведь вроде выучил! Она приходит, я ей: Гутен абенд, Швайнемуттер!

А она как обидится! Швайн у них тут — свинья. А теща, оказывается — Швигемуттер.

Ну вот скажи: зачем они сделали эти слова похожими?!

***

Я записываюсь на следующий курс.

— С ума сошла? — говорит Вася. — Зачем тебе еще целый месяц эти артикли-шмонтикли зубрить?

— Ну, чтобы правильно разговаривать.

— На-та-ша! Здесь никто не разговаривает с артиклями. Так, разводка, чтобы народ в их школы шел. У меня вон дома три бабы шпрехают. Ни разу ни одного артикля от них не слышал!

Занимательное языкознание

Херак дверью

Время от времени меня охватывает стыд за незнание немецкого. Я открываю слова и пытаюсь их учить. А так как память у меня отвратительная, ищу созвучные аналоги в русском. И вот сидим мы в кафе. А я, как нарочно, стакан с соком перевернула. Сок по столу растекается, официанта, как водится, нигде не видно.

— Счас я его позову! — говорю горделиво. Так как одно нужное слово — перевернуться — вот как раз утром учила. Хватаю где-то в другом конце зала официанта за рукав. И говорю ему этак небрежно, на чистом немецком языке:

— Майне глас, говорю, ист херак дверью!

Официант смотрит удивленно.

— Ферштеен? — начинаю я раздражаться. — Глас! Ну, стакан, стакан. Вон как у того Херра. Унд глас херакдверью!

Официант замер и не дышит.

— Вот чего я непонятного сказала? Видишь? Того Херра? С гласом? Так я такой же глас херакдверью!

Официант начинает как-то багроветь, надуваться, а потом справляется с собой, и говорит:

— Лучше по-русски. Я немножко понимаю. Какого мужчину вы сначала в глаз… А потом… ну, того-самого дверью?

— Да не мужчину! Стакан!

— А зачем вы стакан того-самого дверью?

— Да не дверью! Локтем! Это же я по-немецки сказала! Вы по-немецки ферштеен?

— Я — да. А какое слово вы сказали?

— Ну, перевернуться.

— А… Так это херумдреен.

Вот ведь, господи, понапридумывали слов! Интеллигентному человеку их и не выговорить!

О рождественских чудесах

Наш приятель недавно переехал в Вену. Звонит, с гордостью спрашивает:

— А вы своих парнеров по бизнесу с Рождеством поздравили?

— Еще нет.

— Эх, вы! Столько лет тут живете! А я уже поздравил! Самые хорошие открытки купил! Дорогие! Всем разослал!

Через два дня встречаем его. Вид у мужика смурной. Потом не выдерживает, рассказывает:

— Представляете, прихожу к партнерам в офис — а народ как-то странно на меня посматривает. Ну, думаю, показалось. К начальнику заглядываю — он шмыг за дверь! Зама его на всякий случай по-английски спрашиваю: ты открытку мою получил? А тот кивает и тоже как-то так бочком, бочком отползает. Чувствую: что-то не то. Прихожу домой. У меня открытки-то еще остались. Беру словарь. Вчитываюсь. Елки-палки! Как неудобно получилось!

Оказывается, там внизу под поздравлением мелкой вязью на одних написано: «дорогой мамочке». А на тех, самых красивых, с ангелочком, что я заму и начальнику послал: «моей любимой крошке»…

Особенности перевода

Раннее утро. Греческий порт. Я только что купила билет на паром до другого острова. Возвращаюсь по длинной пустой набережной к причалу: касса — у черта на куличках. Навстречу бежит запыхавшаяся дама в обтягивающих белых джинсах с рюшками, на каблуках, при полном макияже, с огромным розовым чемоданом на колесиках. При виде меня останавливается и, лучезарно улыбаясь, задушевно-вежливо спрашивает по-английски:

— Извините, будьте добры, пожалуйста, скажите, где здесь…

— Да говорите по-русски! — ласково перебиваю ее я, узнав по всем приметам соотечественницу. Она тут же втягивает любезную улыбку:

— Блть, где здесь их долбаная касса? Уроды! Ни одного указателя! Затрахалась ее искать!

Вот удивились бы англичане, узнав, как переводится их «будьте добры, пожалуйста»…

О белкозайце

Мой пес — огромный дог Райс — потомственный шоумен. Домашняя кличка — Филипп Киркоров. Обожает красоваться, выступать, по ночам видит себя звездой дог-шоу и собачьих выставок. Муж хочет, чтобы он был боевой охотничий пес, часами бродил по лесной чаще, преследовал дичь. Собака дичи боится, от оленей шарахается, а по вечерам категорически отказывается идти гулять по темной лесной тропинке: вы что, с ума сошли? Нас же съедят! И тут вдруг на утренней прогулке пес увидел на земле белку. Дичь такого размера показалась отважному охотнику безопасной, он ринулся к ней, она взлетела на дерево. И мой огромный дурак в пылу погони бросился на огромный бук, встал на задние лапы, передними обхватил ствол и реально попытался влезть на дерево! Зрелище, скажу вам, не для слабонервных. И тут на тропинке появился наш австрийский сосед. Вид двухметрового дога, карабкающегося на дерево, его потряс. Сосед замер. Я решила ему все объяснить. Тем более, только что учила животных на немецком. Но пока еще нетвердо. И я, показывая на верхушку бука, поясняю соседу:

— Там Hase, боится собаки, ну и залезла на дерево!

Австриец посмотрел странно.

— А собачка, то есть хунт, хочет хазе достать. И тоже на дерево взбирается! — втолковываю я этому непонятливому.

А только сосед посмотрел на меня, будто я не в себе, быстро залепетал по-своему: иа, иа, натюрлих! И бочком-бочком ретировался.

— И чего он так разволновался! — весело подумала я. — Белок на дереве не видел?

И тут меня словно молнией озарило. Hase-то по-немецки совсем не белка. А заяц…

Поговорили

Аэропорт Шереметьево, международный терминал. Среди респектабельных пассажиров по залу ожидания вразвалку идут двое рабочих в ярко-оранжевых робах, с сильно испитыми лицами, с лестницей наперевес. Один другому говорит:

— Ты ей скажи: ай лаф ю! — А что это? — Ну типа: ты мне понравилась!

— Серега, блин, а если она мне ответит?!

Про Пасхального зайца

В Европе, кто не знает, символ Пасхи — заяц. А это значит — они везде: во всех витринах, в корзинках перед магазинами, в окошках домов. Иду я по своему любимому Мельку. И думаю: пора бы и мне зайцем обзавестись. Захожу в магазин. И решаю блеснуть немецким. Который давно не повторяла.

— Хабен зи, — игриво спрашиваю у симпатичного продавца — айн остен хозе? Ну то есть, есть ли у вас пасхальные зайцы. А магазинчик смешанный, там все: от одежды до сувениров.

— Ви, битте? — переспрашивает непонятливый продавец.

Улыбаюсь еще шире.

— Хозе, хозе! Ну, традишин такая. Каждую Пасху — новый хозе! Покажите мне спешиал хозе для Пасхи!

Смотрю — мужик молчит. Не врубается.

— Да как же! — говорю. — Вот вы лично. В окно хозе ставите? Любите показывать своих хозе родным, друзьям?

Мужик почему-то пугается и почти кричит:

— Найн! Найн!!!

Ну, думаю, может, мусульманин. Набираюсь терпения.

— Австриан традишин! Вечером ставишь хозе рядом с кроватью. И — оп-па! Утром вот такой сюрпрайз! (развожу в стороны руки, показывая величину подарков — здесь заяц на Пасху подарки детям приносит). Понял? Ферштеен?

Да только мужик смотрит ошалело и как-то начинает с лица спадать. Совсем, значит, не любит нашу христианскую Пасху.

Тут я делаю шаг в сторону и вижу на нижней полке шкафа аккурат за его спиной выстроившихся рождественских зайцев.

— О! — восклицаю. — Так вот же! Остен хозе!

Тычу пальцем в зайцев прямо за ним и говорю: — Гибен зи мир, битте!

А мужик почему-то в ужасе за свой брючный ремень схватился и орет:

— Найн, найн!

Ну, я плюнула и пошла к выходу. Не умеешь торговать — не берись! И хотя бы праздники католические выучи!

Но какое-то смутное сомнение в душе зашевелилось. Я открыла в телефоне словарь… Бедный мужик! Не зря, выходит, за ремень хватался.

Заяц-то по-немецки — хазе. А хозе — брюки…

Про блины

Вообще-то я в Вене по русской кухне не тоскую. Но встречать Масленницу без блинов? Приезжаю в магазин, набираю тележку, решаю, что блины буду печь сама. И лихорадочно пытаюсь вспомнить, что для тех блинов надо. Купила молоко, яйца, сахар, соль дома есть. И уже на кассе вспоминаю: сода! Бабушка говорила, что ее надо в тесто на кончике ложечки и лимончиком загасить. Спрашиваю кассиршу:

— У вас сода есть?

И показываю, будто что-то сыплю. Она смотрит на меня с непониманием. А я точно знаю, что по-английски и даже по-немецки эта проклятая сода пишется одинаково: soda.

— Я, — говорит кассирша, — по-английски не очень понимаю.

— Да что тут понимать! Сода! Для блинов! В тесто ее сыпать! Да вот я вам сейчас напишу!

Царапаю слово на билете в метро. Она читает. Смотрит на меня растерянно.

— Бутылки во-он там! — наконец показывает на длинный ряд полок.

— Какие бутылки?! Порошок! Белый!

Тут кассирша совсем пугается.

— Нет у меня белого порошка! Вон, она понимает по-английски!

И пытается позвать продавщицу.

— Не надо никакого английского! — почти кричу. — Сода. Она на всех языках одинакова. Просто покажите, где она, и все!

— Вы хотите соду? — все же вступила продавщица. — Пить?

— Да нет, есть!

Они обе посмотрели на меня с ужасом.

— Соду? Есть?

— Для блинов!

— Соду есть с блинами?!

— Да не соду есть! Не сырой! Для готовки!

— У вас в России готовят соду и едят?

— Черт вас побери! Просто скажите: где сода?

И тут продавщица выпрямилась, горделиво расправила плечи и с каким-то я бы даже сказала расовым превосходством заметила:

— У нас нет соды, которую едят. В Австрии не едят соду!

И когда я, чертыхаясь, выходила из магазина, услышала, как продавщица и кассирша взахлеб обсуждают странные кулинарные традиции этих русских. Что делать? Решила печь блины без соды. И только дома вспомнила, что забыла купить муку.

Про сладких женщин

Сидим в ресторанчике в Греции. Мы с приятельницей, и наши мужья. Красавец-официант рядом вьется, белозубо улыбается, шутит.

Приносят нам кофе. А мужья, как назло, отлучились. Пробуем: несладкий. Сахара на столе нет.

— Ничего, я сейчас попрошу! — отважно говорит приятельница. — Только ты не встревай! Я хочу сама все сказать! Что я, зря два месяца на курсы английского ходила! После школы язык восстанавливать!

Она подзывает официанта. Парень подлетает на всех парах.

Приятельница окидывает его соблазнительным взглядом. И с придыханием говорит:

— Ай эм шуга!

Ну то есть «я — сладенькая.» Так у нее получилось. Толкаю ее в бок, она недовольно отмахивается. Ну, сама так сама.