Бесплатный фрагмент - Жатва душ

ПРОЛОГ

Светящиеся сферы «наблюдателей» зависли над кратером, озаряя его призрачным светом. Их золотистое сияние отражалось в стоячей воде на дне, превращая красноватую жижу в расплавленное золото. Роман смотрел вверх, запрокинув голову, чувствуя, как шейные позвонки протестующе хрустят. Голос в его голове — не мужской и не женский, не молодой и не старый — продолжал звучать с отстраненным спокойствием учителя, объясняющего элементарные вещи нерадивому ученику.

«Человечество получит второй шанс, Роман. Но лишь те, кто достоин. Лишь те, кто сохранил человечность».

Сферы медленно кружились, словно исполняя неведомый танец, подчиняясь законам гармонии, недоступным человеческому пониманию.

— Как я найду их? — спросил Роман вслух. — Как узнаю достойных?

Одна из сфер отделилась от общего хоровода и опустилась ниже, почти к самому лицу Романа. Внутри переливался мягкий свет, пульсируя в такт неслышимой музыке. Сфера раскрылась, словно цветок, и внутри Роман увидел странный предмет — нечто похожее на компас, но вместо привычной стрелки там была голограмма с мерцающими точками разных цветов.

«Это укажет тебе путь. Каждая точка — иммунный человек, подобный тебе. Мы отметили тех, кто обладает качествами, необходимыми для возрождения. Добрые сердца. Чистые души. Сострадательные умы».

Роман осторожно взял устройство. Оно было теплым, почти горячим, и странно пульсировало в руке, будто живое. На голографической карте светились десятки разноцветных точек, рассеянных по пространству. Некоторые были ярче и крупнее других.

— Так много… — прошептал он, рассматривая россыпь светящихся маяков.

«Не так много, как вы думаете. Сотни из миллиардов. Капля в океане. Но достаточно для нового начала».

— Почему у точек разный цвет?

— Зависит от чистоты души… от наполненности…

Роман поднял глаза от компаса к сферам, кружащим над кратером.

— И что потом? Когда я найду их всех? Куда мы пойдем?

Голос в его голове зазвучал мягче, почти сочувственно:

«Мы вернемся за вами. Когда все будут собраны вместе. Мы заберем вас туда, где можно начать сначала. Планета, похожая на вашу, но не тронутая болезнью. Чистая. Ждущая».

Роман сжал компас в руке, чувствуя, как странная энергия пробегает по пальцам, поднимается по руке, растекается по всему телу. Возбуждение и страх, надежда и сомнение — всё смешалось в его душе.

— Почему я? — спросил он, наконец. — Почему вы выбрали меня?

Сферы над головой закружились быстрее, их свет стал интенсивнее.

«Ты искал ответы, когда другие просто пытались выжить. Ты рисковал жизнью ради незнакомцев. Ты сохранил веру в лучшее, когда всё вокруг говорило об обратном. Ты — мост между старым миром и новым».

Роман опустил глаза, чувствуя странную тяжесть от этих слов. Ответственность, возложенная на него, была огромной. Он должен был стать Ноем нового мира, собирающим не по паре каждой твари, а избранных — тех, кто сохранил человеческое лицо в мире, где человечество почти исчезло.

— Я сделаю всё, что в моих силах, — произнес он твердо.

«Мы знаем», — ответил голос с той же отстраненной уверенностью.

Сферы начали подниматься выше, их свет постепенно тускнел. Последними словами, прозвучавшими в сознании Романа, были:

«Мы будем наблюдать. Мы будем ждать. Мы вернемся».

Затем сферы вспыхнули ослепительно ярко, и когда Роман снова смог видеть, небо над ним было пусто. Лишь россыпь звезд да тонкий серп молодой луны освещали ночное небо.

Он стоял один на краю кратера, сжимая в руке странный компас — единственное доказательство того, что всё произошедшее не было галлюцинацией измученного разума. Устройство тихо пульсировало, и самая крупная точка на нем указывала в направлении, откуда он пришел — назад, к станции, к отцу Анатолию.

«С чего-то надо начинать», — подумал Роман, спускаясь с холма, где когда-то находилось Убежище — последняя надежда человечества. Теперь эта надежда была в его руках, пульсировала в странном инопланетном устройстве, подобно маяку в темном море отчаяния.

Он закинул рюкзак на плечо и зашагал прочь от кратера, чувствуя странное облегчение. Впервые с начала эпидемии у него была четкая цель, ясный путь. Впервые он нес не только свою жизнь и свои надежды, но и будущее всего человечества.

Дорога вниз была крутой и скользкой. Один раз он чуть не упал, поскользнувшись на красноватом мхе, покрывавшем камни. Этот мох был повсюду в окрестностях кратера — на деревьях, на земле, на валунах. Роман заметил, что он слабо светится в темноте — тусклым красноватым свечением, напоминающим отблески углей в потухающем костре.

Выбравшись из зоны красного мха, Роман вышел на лесную тропу. Здесь природа выглядела более привычной — обычные деревья с обычными листьями, тронутыми осенним золотом. Обычные звуки ночного леса — уханье совы, шорох мелких животных в подлеске, потрескивание веток под легким ветром.

Он шел быстро, не чувствуя усталости, словно энергия от контакта со сферами все еще питала его тело и разум. Компас-детектор в его руке светился мягким светом, указывая путь.

Ночь была ясной и холодной — типичная осенняя ночь в средней полосе России. Звезды казались особенно яркими, словно их свет усилился после ухода инопланетных сфер. Или, может быть, Роман просто стал острее воспринимать красоту мира, зная, что теперь у человечества есть шанс на спасение.

Он шел и думал о всех, кого встретил на своем пути. О Михаиле и детях из лагеря «Сосновый бор». Об отце Анатолии с его спокойной верой и мудростью. О тех безымянных людях, мимо чьих домов и могил он проходил. Все они заслуживали второго шанса. Все они заслуживали мира, в котором можно было бы жить, а не просто выживать.

А еще он думал о тех, кого потерял. О Яне, которая отдала свою жизнь, чтобы он мог сбежать и найти путь к спасению. Об Алексее и Марине, которые поверили в него и дали ему координаты Убежища. О родителях, чья судьба осталась неизвестной, но чья любовь продолжала жить в его сердце.

«Я не подведу вас, — мысленно обещал он им всем, живым и мертвым. — Я найду способ спасти то, что осталось от нашего мира».

С этой мыслью он продолжал путь через ночной лес, к первой точке на своей новой карте, к первому человеку, которого предстояло спасти.

ГЛАВА 1. Возвращение на пепелище

Роман крепче сжал руль велосипеда, преодолевая очередной подъем. Старенький советский «Урал» скрипел, но держался достойно — отец Анатолий не соврал, когда говорил о его надежности. Задний багажник был нагружен рюкзаком и несколькими самодельными тканевыми сумками — весь нехитрый скарб, с которым Роман отправился на поиски Убежища.

Было раннее утро. Солнце только начало подниматься над верхушками деревьев, окрашивая осенний лес в золотистые оттенки. Прохладный воздух обжигал легкие, но Роман не замедлял темп — внутренний жар, вызванный встречей с «наблюдателями», еще не остыл.

Компас-детектор, спрятанный во внутреннем кармане куртки, приятно грел кожу через ткань рубашки. Странное устройство пульсировало, словно было живым, с каждым ударом посылая волну тепла. Роману казалось, что это тепло распространяется по всему телу, наполняя его энергией и решимостью.

Он вернулся на ту же лесную дорогу, по которой несколько дней назад двигался к Убежищу — опустевшему, разрушенному, залитому красноватой водой кратеру, где вместо спасения нашел встречу с инопланетными существами. Теперь Роман ехал обратно, к станции, к отцу Анатолию, неся с собой невероятные новости и странное устройство, показывающее путь к иммунным — избранным, которым, если верить «наблюдателям», предстояло стать основой нового человечества.

Эйфория, охватившая его сразу после контакта, постепенно отступала, сменяясь более трезвым анализом произошедшего. По мере удаления от кратера Роман все яснее осознавал необычность и неоднозначность своей новой миссии.

«Почему именно я?» — этот вопрос, заданный «наблюдателям», не давал ему покоя. Их ответ — про его стремление к ответам, про риск ради других, про сохранение веры в лучшее — звучал слишком расплывчато. Слишком… удобно.

Как они узнали о нем? Откуда знали его имя? И почему появились именно тогда, когда он нашел кратер? Случайность? Или они следили за ним все это время? А может, и не только за ним?

Велосипед подпрыгнул на очередной выбоине, вырывая Романа из потока мыслей. Дорога становилась хуже — корни деревьев вспучивали землю, трещины расползались, как паутина.

Роман сбавил скорость, внимательно глядя под колеса. Последнее, что ему сейчас нужно — сломанный велосипед посреди леса. Особенно с таким ценным грузом как компас-детектор.

Внезапно он заметил движение среди деревьев слева от дороги. Что-то крупное и быстрое мелькнуло между стволами и скрылось в чаще. Волк? Одичавшая собака? Или, что хуже, человек? В этом новом мире люди часто представляли бόльшую опасность, чем дикие звери.

Роман замедлил ход, всматриваясь в тени между деревьями. Рука сама потянулась к топорику, заткнутому за пояс. Но лес оставался тихим и неподвижным, лишь легкий ветерок шевелил пожелтевшую листву.

«Показалось», — подумал он, возвращаясь к размеренному ритму езды.

Дорога пошла под уклон, и Роман позволил велосипеду набрать скорость. Ветер свистел в ушах, деревья по сторонам сливались в размытые пятна. Эта скорость, это движение, этот прилив адреналина — все это заставляло чувствовать себя живым. Действительно живым, а не просто выжившим.

Из-за очередного поворота неожиданно показалась машина. Старый армейский УАЗ с брезентовым верхом стоял поперек дороги, перекрывая проезд. Рядом с ним маячили темные фигуры — пять или шесть человек в черной одежде.

Роман резко нажал на тормоз. Велосипед занесло, заднее колесо пошло юзом, и он едва удержал равновесие, останавливаясь в нескольких десятках метров от машины.

Люди, стоявшие рядом с УАЗом, повернулись в его сторону. Их лица были частично скрыты черными повязками, глаза внимательно изучали нежданного путника. У двоих в руках были автоматы, у остальных — охотничьи ружья.

«Бандиты? Мародеры? Армейский патруль?» — мысли лихорадочно метались в голове Романа, пока он оценивал ситуацию.

Один из людей — высокий, с властной осанкой — шагнул вперед и поднял руку:

— Стой на месте! — голос был хриплым, командным. — Руки вверх, чтобы я видел!

Роман медленно поднял руки, показывая, что не представляет угрозы. Его мозг лихорадочно искал выход. Бросить велосипед и рвануть в лес? Нет, с автоматами они быстро настигнут его. Притвориться немым или сумасшедшим? Вряд ли поверят. Сказать правду о своей миссии? Скорее всего, примут за безумца.

— Я просто путник, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Еду в поселок за продуктами. Я не вооружен.

Высокий человек подошел ближе. Теперь Роман мог лучше разглядеть его лицо над повязкой — изрезанное морщинами, с пронзительными серыми глазами. На черной куртке висел деревянный крест — не маленький нательный, а крупный, вырезанный из темного дерева.

— Откуда едешь? — спросил человек, его глаза сузились, изучая Романа и его велосипед.

— С востока, — ответил Роман расплывчато. — Был в заброшенном дачном поселке, искал консервы, лекарства.

Человек медленно обошел вокруг Романа, рассматривая его с ног до головы, словно диковинную зверушку. Остальные люди в черном остались у машины, но их оружие было направлено в его сторону.

— Ты лжешь, — тихо сказал человек, остановившись прямо перед Романом. — Ты был в другом месте. В запретном месте.

По спине Романа пробежал холод. Откуда этот мужчина мог знать о кратере Убежища? И почему назвал его «запретным местом»?

— Не понимаю, о чем вы, — ответил он, стараясь сохранять невозмутимость. — Я просто ищу, где перезимовать, запасаюсь на холода.

Человек покачал головой:

— На твоей одежде красная пыль. Она есть только там, у кратера. — Он наклонился ближе, понизив голос почти до шепота: — Ты видел их, верно? Демонов в светящихся сферах?

Сердце Романа пропустило удар. Этот человек знал о «наблюдателях»! Но называл их демонами. Это не предвещало ничего хорошего.

— Я не видел никаких демонов, — твердо ответил Роман. — И не знаю ни о каком кратере. Я просто путник, ищущий кров и пищу.

Человек выпрямился, его глаза сверкнули:

— Обыскать его! — крикнул он остальным.

Двое мужчин бросились выполнять приказ. Один схватил Романа сзади, заламывая руки, другой начал обшаривать карманы куртки, джинсы, рюкзак на багажнике.

Роман попытался сопротивляться, но хватка держащего его человека была железной. Он понимал, что вот-вот найдут компас-детектор — слишком необычный предмет, чтобы его не заметить.

— Смотрите, что я нашел, отец Кирилл! — воскликнул один из обыскивающих, доставая из внутреннего кармана куртки Романа светящийся компас-детектор. — Странная штука, светится!

Высокий человек — отец Кирилл, как теперь знал Роман, — резко выдохнул, его глаза расширились в смеси страха и торжества.

— Демонический артефакт! — прошипел он, глядя на пульсирующее устройство. — Он был у них! Общался с падшими ангелами!

Роман дернулся, пытаясь освободиться:

— Отдайте! Вы не понимаете, что это! Это не демоническое, это…

Договорить он не успел. Удар прикладом по голове оборвал его протест, погружая мир в черноту…

Сознание возвращалось медленно, болезненно, словно пробиваясь сквозь толщу вязкого киселя. Первым вернулся слух — приглушенные голоса, шорохи, звук капающей воды. Затем обоняние — запах сырой земли, плесени, ладана. И, наконец, зрение — Роман с трудом разлепил веки, обнаруживая себя в полной темноте.

Он попытался пошевелиться и тут же ощутил тупую, пульсирующую боль в затылке. Руки были связаны за спиной грубой веревкой, ноги тоже стянуты в щиколотках. Он лежал на холодном каменном полу, который, судя по ощущениям, был чуть влажным.

«Где я? И сколько прошло времени?» — эти вопросы пульсировали в мозгу вместе с болью.

Постепенно глаза привыкли к темноте, и Роман начал различать смутные очертания помещения. Каменные стены. Низкий потолок с арочными сводами. Тяжелая деревянная дверь с маленьким зарешеченным окошком, через которое просачивался тусклый свет.

Подвал. Скорее всего, церковный, судя по архитектуре и запаху ладана. Те люди на дороге — сектанты? Религиозные фанатики, увидевшие в эпидемии божью кару?

Роман попытался сесть, морщась от боли в затылке. Веревки на руках были затянуты туго, до онемения пальцев, но он все равно начал методично работать запястьями, пытаясь ослабить путы.

За дверью послышались шаги. Роман замер, прислушиваясь. Шаги были тяжелыми, размеренными — явно мужские. Они приближались, затем остановились прямо у двери. Звякнули ключи, скрипнул замок.

Дверь медленно открылась, впуская полосу желтоватого света. В проеме стоял тот самый высокий человек — отец Кирилл. Теперь, без повязки на лице, Роман мог рассмотреть его полностью. Длинная черная ряса, седеющая борода, глубокие морщины, прорезавшие лоб и щеки. Но главное — глаза. Яркие, пронзительные, горящие странным внутренним огнем. Глаза фанатика.

— Очнулся, еретик, — произнес отец Кирилл, входя в подвал. За ним следовали двое мужчин — один держал керосиновую лампу, другой — что-то похожее на посох или трость.

Роман промолчал, оценивая ситуацию. Три против одного, он связан и ослаблен, а они вооружены. Шансов на побег сейчас нет.

— Ты знаешь, куда попал? — спросил отец Кирилл, останавливаясь в паре шагов от Романа.

— В подвал церкви, я полагаю, — ответил Роман спокойно. — Вопрос — зачем? Я не сделал вам ничего плохого.

Отец Кирилл усмехнулся, и эта усмешка превратила его лицо в жуткую маску:

— Ничего плохого? Ты общался с демонами. Принял от них дар. Стал их посланником в мире людей. Если это не зло, то что тогда зло?

Он сделал знак одному из сопровождающих, и тот поставил лампу на выступ в стене, освещая подвал тусклым, мерцающим светом.

— Я настоятель храма Святой Троицы, — продолжил отец Кирилл. — И хранитель истины в эти последние дни. Мы — Очистители — последний оплот веры в мире, погрязшем во грехе и наказанном за эти грехи.

Роман внутренне вздохнул. Так и есть — религиозные фанатики, увидевшие в эпидемии библейскую кару. Переубеждать таких бесполезно — они найдут в любом аргументе подтверждение своей правоты.

— Послушайте, — начал он миролюбиво, — я понимаю вашу позицию. Эпидемия действительно похожа на наказание. Но те существа, которых я встретил — они не демоны. Они предлагают помощь, спасение для избранных…

Отец Кирилл резко ударил посохом по полу, прерывая Романа:

— Вот! Вот как говорит дьявол! Избранные! Спасение! — Его голос дрожал от гнева. — Так же он искушал Христа в пустыне, предлагая все царства мира! Так же искушал Еву в раю, обещая знание и могущество!

Он наклонился ближе, его глаза сверкали в свете лампы:

— Запретное Место, куда ты ходил, — это врата ада, открытые гордыней человеческой. Оттуда пришла кара на мир. И туда же уносят демоны души обманутых грешников!

Роман понял, что спокойный диалог невозможен. Этот человек не хотел слушать — он хотел проповедовать, утверждать свою истину. Но, может быть, хотя бы удастся выяснить, что им известно?

— Откуда вы знаете об этом месте? О светящихся сферах?

Отец Кирилл выпрямился, в его глазах мелькнуло что-то похожее на боль:

— Я видел, как все началось. Я был там, когда открылись врата. Когда гордыня ученых, возомнивших себя богами, впустила в наш мир порчу и тлен.

Он сделал паузу, словно погружаясь в воспоминания:

— Я много знаю об этом исследовательском центре. Я исповедовал ученых, многие из которых, в погоне за знаниями, утратили веру. Я наслышан про их эксперименты. Я знаю, как они пытались проникнуть в тайны, не предназначенные для человека. И я видел, чем это кончилось.

Роман внимательно слушал, пытаясь отделить факты от религиозной интерпретации.

— Что именно там случилось? — спросил он осторожно. — Какой эксперимент они проводили?

Отец Кирилл покачал головой:

— Не искушай меня разговорами о скверне. Важно лишь то, что они открыли проход между мирами. И оттуда пришли они — светящиеся демоны, принесшие с собой болезнь и смерть.

Роман заметил, что, говоря об этом, отец Кирилл машинально потрогал свою щеку, испещренную шрамами — следами перенесенного вируса.

— Вы тоже заболели, — произнес Роман тихо. — Но выжили. Вы иммунны.

Глаза отца Кирилла вспыхнули яростью:

— Господь сохранил меня, чтобы я нес истину! Чтобы предупреждал оставшихся! Чтобы боролся с еретиками, подобными тебе!

Он выхватил из-за пояса что-то блестящее — Роман с ужасом узнал свой компас-детектор. Устройство продолжало пульсировать, мягко светясь в полумраке подвала.

— Этот демонический артефакт… — отец Кирилл держал компас двумя пальцами, словно брезгуя прикасаться к нему полностью. — Что он делает? Для чего служит?

Роман быстро обдумывал ответ. Правда могла разозлить фанатика еще больше. Ложь… что ж, ложь в его положении вряд ли сильно навредит.

— Это просто навигационный прибор, — сказал он. — Помогает находить безопасные места, где нет радиации и токсинов. Они дали его мне, чтобы я мог выжить.

Отец Кирилл презрительно усмехнулся:

— Лжешь. Я видел, как он светится ярче рядом с некоторыми людьми. Видел, как точки на нем двигаются, словно отмечая души. — Он поднял компас выше, рассматривая голографический дисплей. — Это инструмент для поиска и похищения душ!

Роман понял, что его ложь не сработала. Этот человек действительно наблюдал за работой компаса и сделал свои выводы. Искаженные религиозным безумием, но не лишенные логики.

— Это не для похищения, — попытался объяснить он. — Это для спасения. Прибор показывает иммунных — тех, кто может жить на новой планете, куда…

Договорить он не успел. По знаку отца Кирилла один из сопровождающих ударил Романа в живот, выбивая воздух из легких. Боль скрутила тело, перед глазами поплыли черные пятна.

— Довольно лжи! — прошипел отец Кирилл. — Я знаю, что ты посланник демонов. Что они выбрали тебя для сбора душ. Но мы не позволим этому случиться!

Он наклонился, его лицо было искажено гневом:

— Ты расскажешь нам все. Каждую деталь твоего общения с демонами. Каждое их слово. Каждое свое впечатление. Это поможет нам в борьбе с ними.

Роман с трудом восстановил дыхание:

— А если я откажусь?

Отец Кирилл выпрямился и сделал шаг назад:

— Тогда мы очистим твою душу огнем и железом. И если не сможем спасти её — отправим к Господу для суда.

Он кивнул своим помощникам:

— Подготовьте его. Я вернусь через час для исповеди.

Они вышли, оставив лампу, бросавшую жуткие тени на стены подвала. Роман остался один, связанный, избитый, но не сломленный.

«Они сумасшедшие, — думал он, возвращаясь к попыткам ослабить веревки на запястьях. — Настоящие религиозные фанатики, видящие демонов и заговоры повсюду».

Но часть его сознания упорно возвращалась к словам отца Кирилла о том, что он был там, когда «все началось». Что он видел эксперимент, приведший к появлению «наблюдателей» и, возможно, к эпидемии. Если в этом была хоть доля правды, то информация могла оказаться бесценной.

«Нужно выбираться отсюда», — решил Роман, интенсивнее работая руками. — «И найти способ вернуть компас-детектор. Без него миссия невыполнима».

В памяти всплыла голубая точка на компасе, указывающая на отца Анатолия. Священник, тоже человек веры, но такой непохожий на этих фанатиков-сектантов. Его спокойная мудрость, его понимание, его готовность принять новые идеи, даже если они противоречили традиционным догматам.

«Если бы все верующие были такими, как отец Анатолий, мир был бы совсем другим», — подумал Роман с горечью.

Он продолжал методично работать над веревками, чувствуя, как они постепенно ослабевают. Свобода рук не решила бы всех проблем — дверь заперта, снаружи охрана, и компас по-прежнему у отца Кирилла. Но это был бы первый шаг.

Время текло медленно. Роман не знал, действительно ли прошел час или гораздо больше, когда снова услышал шаги в коридоре. На этот раз их было больше — не три пары, а, судя по звуку, не меньше пяти или шести.

Дверь распахнулась, и в подвал вошли отец Кирилл и пятеро мужчин. Двое несли странные инструменты, похожие на щипцы и клещи. Один держал ведро с водой. Еще двое, судя по всему, были просто охраной — крепкие мужчины с дубинками и ножами на поясах.

«Началось, — понял Роман, глядя на эту процессию. — Они действительно собираются пытать меня».

Отец Кирилл остановился перед ним, его лицо было спокойным, почти безмятежным:

— Время исповеди, грешник. Расскажешь сам или нам придется помочь тебе?

Роман смотрел ему прямо в глаза:

— Я уже сказал правду. Они не демоны. Они пришли помочь. Спасти хотя бы часть человечества.

Отец Кирилл покачал головой, словно сожалея:

— Значит, упрямишься… Начинайте с воды.

Двое мужчин подхватили Романа под руки и усадили на деревянный стул, который принесли с собой. Руки и ноги быстро привязали к ножкам и спинке стула. Человек с ведром встал рядом.

— Последний шанс, — сказал отец Кирилл. — Правду. Полную.

Роман молчал. Правда не удовлетворит этого фанатика, а лгать он не видел смысла.

Отец Кирилл кивнул, и на голову Романа вылили ведро ледяной воды. Он задохнулся, закашлялся, вода затекла в нос и уши, мгновенно промочив одежду до нитки.

— Это только начало, — спокойно произнес отец Кирилл. — У нас много способов очистить душу от скверны. Некоторые из них оставляют следы на теле, но это малая цена за спасение души.

Он достал из складок рясы компас-детектор:

— Расскажи, как это работает. Как демоны выбирают души. Каковы их критерии.

Роман понял, что сохранять молчание бессмысленно. Возможно, если он расскажет хоть часть правды, это даст ему время придумать план побега.

— Они ищут иммунных, — сказал он, стараясь говорить спокойно, несмотря на стучащие от холода зубы. — Тех, кто пережил вирус и не заболел. Компас показывает таких людей.

Отец Кирилл нахмурился:

— Зачем им иммунные?

— Чтобы создать новую колонию. На другой планете. Где нет вируса.

— И ты веришь, что они просто хотят помочь? Из… благотворительности? — В голосе отца Кирилла звучала неприкрытая ирония.

Роман помедлил. Этот вопрос и сам мучил его. Почему инопланетные существа решили помочь землянам? Какова их выгода?

— Я не знаю их мотивов, — честно ответил он. — Возможно, исследовательский интерес. Возможно, чувство вины, если они как-то связаны с эпидемией. Возможно, есть причины, которые мы не можем понять из-за различий в мышлении.

Отец Кирилл покачал головой:

— Глупец. Доверчивый глупец. — Он повернулся к своим помощникам: — Продолжайте. Используйте щипцы для ногтей. Но не переусердствуйте — он должен быть в состоянии говорить.

Железный обод боли сдавил голову Романа, словно тиски, превращая каждую мысль в обрывистый хрип. Когда шершавые пальцы палача взялись за его ногти, мир взорвался алым цветом. Острая игла раскаленного металла вонзилась под каждый ноготь, медленно продвигаясь вглубь, раздирая нежную плоть. Нервы, беззащитные и оголенные, кричали на тысячу голосов одновременно. Боль пульсировала, растекалась кислотой по венам, заставляя каждую клеточку тела сжиматься и корчиться.

Когда истязатели добрались до ушей, Роман почувствовал, как что-то хрустнуло внутри. Звук был такой, словно кто-то переламывал сухие ветки у самого уха. За ним последовал вихрь режущей боли, проникающей прямо в мозг. Каждый нерв сигналил об опасности, каждая частица сознания молила о забвении.

На деснах инструменты плясали с особой жестокостью. Каждое прикосновение к оголенным нервам зубов отзывалось электрическими разрядами, пронзающими всю черепную коробку. Во рту расцветал медный вкус крови, смешанный с солью слез, которые он даже не помнил, как проливал. Боль в деснах была особенно изощренной — глубокой, всепроникающей, словно тысячи раскаленных игл одновременно вгрызались в живую плоть.

Тело превратилось в карту страданий, где каждая точка, каждый сантиметр кожи стал эпицентром невыносимой агонии. Роман чувствовал, как кожа плавится под прикосновениями, как мышцы скручиваются узлами, как каждый нерв натягивается до предела и звенит от напряжения. Боль накатывала волнами — то отступала, давая ложную надежду на передышку, то возвращалась с удесятеренной силой, заставляя забыть о том, кто он и где находится.

В эти моменты Роман существовал только как вместилище страдания, его сознание расщеплялось на осколки, каждый из которых был пропитан болью настолько всеобъемлющей, что даже крик застревал где-то внутри, не в силах вырваться наружу.

Он рассказал о кратере, о красной воде, о мхе вокруг. Рассказал о появлении светящихся сфер, о голосе в голове. Но смог умолчать о точном местонахождении других иммунных, о деталях разговора с «наблюдателями», о планах по сбору избранных в одном месте.

К концу допроса отец Кирилл казался одновременно удовлетворенным и разочарованным. Он получил информацию, но явно не всю, которую хотел.

— Мы продолжим завтра, — сказал он, глядя на измученного Романа. — А пока подумай о спасении своей души. О раскаянии. О том, что сотрудничество с демонами — путь в геенну огненную.

Они ушли, снова оставив Романа одного в темноте. На этот раз даже лампу забрали, словно не желая тратить керосин на грешника.

Роман обмяк на стуле, к которому был привязан. Всё тело ныло, пальцы, уши и зубы пульсировали острой болью после работы щипцами. Но хуже физической боли была мысль о потерянном компасе-детекторе и проваленной миссии.

«Я должен выбраться. Должен вернуть компас. Должен продолжить поиски», — эта мысль пульсировала в его мозгу, не давая погрузиться в желанное забытье.

Так прошла первая ночь его плена в подвале церкви Святой Троицы, в окружении фанатиков, видящих в нем посланца дьявола.

Дни слились в бесконечную череду допросов, пыток и коротких периодов одиночества, когда Роман мог хоть немного восстановить силы. Его перестали привязывать к стулу — просто заковали в цепи, прикрепленные к стене подвала, дав минимальную свободу передвижения.

Еду приносили раз в день — обычно кусок черствого хлеба и воду. Иногда, если отец Кирилл был в хорошем настроении, добавлялась горсть сушеных яблок или немного каши.

Роман потерял счет времени. По его оценкам, прошло не менее трех дней, но в подвале без окон, с постоянным полумраком, трудно было судить наверняка.

Допросы становились все более изощренными. Отец Кирилл оказался опытным манипулятором — он чередовал физическую боль с психологическим давлением, угрозы — с обещаниями, жестокость — с фальшивой добротой.

Но самым страшным для Романа были не пытки, а то, что он начал узнавать из разговоров своих мучителей. Обрывки фраз, случайные упоминания, непреднамеренные откровения — все это складывалось в тревожную картину.

Секта «Очистителей», возглавляемая отцом Кириллом, действительно следила за кратером бывшего Убежища задолго до появления там Романа. Они видели «наблюдателей» не только там, но и в других местах — над озерами с красной водой, над заброшенными научными объектами, над некоторыми городами.

Они собирали информацию, вели дневники, составляли карты появления «демонов» и строили теории об их целях. И — что было наиболее тревожным — они охотились за людьми, контактировавшими со светящимися сферами, считая их проводниками зла в мире людей.

Судя по репликам охранников, Роман был не первым пленником в этом подвале. И многие до него не выжили после «очищения».

Все это время он не оставлял попыток ослабить цепи или найти другой путь к бегству. Но кандалы были крепкими, стены — толстыми, а охрана — бдительной.

Единственным проблеском надежды был молодой охранник, приносивший еду на третий день. В отличие от остальных мрачных фанатиков, он казался неуверенным, почти испуганным. Его руки дрожали, когда он ставил миску с водой, а взгляд бегал, избегая смотреть на раны Романа.

— Эй, — тихо позвал Роман, когда парень уже собирался уходить. — Как тебя зовут?

Охранник замер, оглянулся на дверь, словно боясь, что его услышат, потом грубо ответил:

— Зачем знать мое имя покойнику? Захлопни пасть, еретик. Тебе запрещено говорить, кроме как на допросе.

— Да, ты прав. Они убьют меня, — продолжил Роман с той же спокойной интонацией, несмотря на грубый ответ. — А тебя заставят смотреть. Может быть, даже участвовать. Ты готов к этому? Готов стать убийцей?

Тимофей побледнел:

— Отец Кирилл говорит, что это не убийство, а очищение. Что души еретиков освобождаются от демонической порчи и могут предстать перед Господом.

— И ты веришь в это? — Роман наконец-то поймал бегающий взгляд охранника. — Веришь, что мучить и убивать беспомощных людей — это воля Бога?

Тимофей молчал, его лицо отражало внутреннюю борьбу.

— Не искушай меня, демон! — вдруг закричал он.

И поспешно вышел, заперев за собой дверь. Но Роман почувствовал проблеск надежды. Этот Тимофей не был полностью под контролем секты. В нем еще жила совесть, человечность. Возможно, при правильном подходе он мог стать союзником.

На четвертый день произошло нечто, изменившее ситуацию. Отец Кирилл пришел не для допроса, а с необычным объявлением.

— Завтра на рассвете, — сказал он, глядя на Романа с торжественной серьезностью, — ты предстанешь перед судом. Перед всей нашей общиной. Признаешься в сношениях с демонами. Раскаешься. И будешь очищен.

Роман понял, что «очищение» означает казнь. Публичную казнь, призванную запугать остальных членов секты и укрепить власть отца Кирилла.

— Какой именно способ очищения вы выбрали? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Отец Кирилл улыбнулся, и эта улыбка была страшнее любого оскала:

— Распятие. Как у Спасителя нашего. Это даст твоей душе шанс на искупление. Крест уже готовят.

Роман почувствовал, как холодок пробежал по спине. Распятие — медленная, мучительная смерть от удушья и истощения. Возможно, самая жестокая из казней, придуманных человечеством.

— Не слишком ли иронично, — произнес он, — использовать символ Христовых страданий для убийства невиновного? Разве не грех это?

Лицо отца Кирилла исказилось гневом:

— Не смей сравнивать себя с Господом нашим! Он был безгрешен и умер за наши грехи! Ты же — грешник, общавшийся с демонами! Твоя смерть послужит предупреждением для других, кто может соблазниться ложными обещаниями падших ангелов!

Он сделал паузу, затем добавил спокойнее:

— Но у тебя есть шанс облегчить свою участь. Полное признание. Чистосердечное раскаяние. Выдача всех, кто уже контактировал с демонами. Тогда, возможно, твоя смерть будет быстрее и милосерднее.

Роман понял, что это его последний шанс выиграть время.

— Я… я хочу исповедаться, — сказал он, опустив голову. — Хочу рассказать все. Но только вам лично, отец Кирилл. И я хочу, чтобы мое признание было записано — как свидетельство для будущих поколений.

Глаза священника сверкнули триумфом:

— Наконец-то! Благодать коснулась твоего сердца! — Он повернулся к охраннику: — Принеси бумагу, чернила и свечи. Мы запишем исповедь этого грешника как доказательство козней дьявольских и победы истинной веры!

Когда охранник ушел, отец Кирилл наклонился ближе:

— Мудрое решение, сын мой. Правда не облегчит твоей земной участи — слишком велик твой грех. Но душа твоя получит шанс на спасение.

Роман кивнул, изображая смирение. Внутренне он лихорадочно просчитывал варианты. Если удастся затянуть «исповедь» до ночи, возможно, появится шанс на побег. Или хотя бы возможность увидеть, где хранится компас-детектор.

Весь вечер он «исповедовался» — подробно, с деталями, перемежая правду откровенной ложью, растягивая рассказ, включая ненужные подробности. Отец Кирилл слушал с жадным вниманием, иногда прерывая вопросами, но в основном позволяя Роману говорить.

Охранники несколько раз менялись, и Роман заметил, что среди них был тот самый молодой охранник. Он стоял в стороне, его лицо было бледным, а в глазах читалось явное неодобрение происходящего.

К полуночи отец Кирилл, несмотря на свой религиозный пыл, начал проявлять признаки усталости. Он несколько раз зевнул, тряхнул головой, пытаясь сохранить концентрацию.

— Достаточно на сегодня, — наконец сказал он, поднимаясь. — Мы продолжим утром, перед церемонией очищения.

Роман внутренне похолодел — его план выиграть время провалился. Утром его ждал крест.

Отец Кирилл собрал записи и направился к двери, но вдруг остановился и обернулся:

— Чуть не забыл показать тебе. — Он достал из складок рясы компас-детектор, который теперь висел у него на шее на грубом кожаном ремешке. — Я изучаю этот демонический артефакт. Пытаюсь понять его работу, чтобы лучше защищаться от козней врага.

Устройство тускло светилось, его пульсация стала слабее, чем раньше. Казалось, оно истощается без контакта с законным владельцем.

— Любопытная вещица, — продолжил отец Кирилл, поглаживая компас пальцем. — Она реагирует на меня. Точка, обозначающая мое местонахождение, ярче других. Интересно и то, что твоя метка, когда я к тебе приближаюсь на расстоянии двух-трех шагов, начинает светиться другим цветом. Почему так, как ты думаешь?

Роман понимал, что отец Кирилл, сам того не зная, признался в своей испорченности. Компас отмечал его как одного из избранных, способных пережить переселение на новую планету, но цвет показывал душевную темноту и всепожирающую ненависть.

— Возможно, они видят в вас особую угрозу, — солгал Роман. — Видят вашу силу веры и боятся её.

Отец Кирилл удовлетворенно кивнул:

— Да, это имеет смысл. Господь отметил меня как своего воина в битве с силами тьмы. — Он спрятал компас обратно под рясу. — Отдыхай, грешник. Утром тебя ждет очищение.

— Но, вернее всего, этот прибор травит вашу душу, — спокойно произнес Роман. — Что еще ожидать от исчадий ада?

— Может, ты и прав, — озабочено произнес священник, снимая компас с шеи.

После его ухода Роман остался наедине с охранником — и к его облегчению, это был тот молодой человек, с которым он уже разговаривал. Юноша стоял у двери, нервно переминаясь с ноги на ногу, явно неуютно чувствуя себя в роли тюремщика.

— Они действительно собираются распять меня, — тихо сказал Роман. — Прибить гвоздями к кресту и оставить умирать.

Охранник побледнел, но промолчал.

— Ты действительно считаешь, что это воля Божья? — продолжил Роман. — Что Христос, исцелявший больных и защищавший слабых, одобрил бы пытки и убийства?

— Замолчи, — прошептал Тимофей, но в его голосе не было убежденности. — Я не могу тебе помочь. Даже если бы хотел.

— Можешь, — так же тихо ответил Роман. — Ключи от моих кандалов. Они у тебя на поясе. И я видел, что у тебя есть нож. Этого достаточно.

Охранник покачал головой:

— Нет. Они найдут меня. Убьют. Или хуже.

Роман понимал его страх. В этом новом мире каждое сообщество, каждая группа выживших были драгоценным убежищем. Выгнанный из общины человек редко выживал в одиночку.

— Есть другие люди, — сказал Роман. — Добрые люди, не фанатики. Я знаю места, где тебя примут. Где ты сможешь использовать свои медицинские навыки для помощи, а не для причинения боли.

Он видел, что его слова находят отклик. В глазах Тимофея мелькнула надежда, быстро сменившаяся сомнением.

— Откуда мне знать, что ты не лжешь? Что не бросишь меня, как только освободишься?

— Потому что я не такой, как они, — просто ответил Роман. — Я не использую людей. Не манипулирую ими с помощью страха и религиозного фанатизма. Я ищу способ спасти хоть кого-то в этом умирающем мире. И тебя в том числе.

Юноша долго молчал, внутренне борясь с сомнениями. Затем, словно приняв решение, он быстро оглянулся на дверь и зашептал:

— Я не могу освободить тебя сейчас. Слишком много охраны. Но завтра, во время процессии… будет возможность.

Роман почувствовал прилив надежды:

— Что ты предлагаешь?

— Они поведут тебя через весь поселок к дороге, где установлены кресты. Это будет публичное шествие — отец Кирилл любит такие представления. В какой-то момент я могу создать отвлекающий маневр. Что-нибудь подожгу — у меня есть бензин. Это даст тебе шанс.

План был рискованным, с множеством потенциальных проблем, но лучше, чем ничего.

— А компас? — спросил Роман. — Мне нужно вернуть его.

Охранник нахмурился:

— Это сложнее. Отец Кирилл не расстается с ним. Носит на шее днем и ночью.

Роман задумался:

— Если я доберусь до него… сможешь вывести нас из поселка? Ты знаешь безопасные тропы?

— Есть одна, — кивнул молодой человек. — Через лес, к старой заброшенной ферме. Там никто не бывает — считается, что место проклято, там жила сельская колдунья, которая умерла при странных обстоятельствах.

— Хорошо, — Роман почувствовал, как в голове складывается план. — Завтра, во время процессии. Будь готов. И помни — я не брошу тебя, если ты поможешь мне.

Юноша нервно кивнул и отступил к двери, услышав шаги в коридоре.

— Меня зовут Тимофей, — шепнул он напоследок.

ГЛАВА 2. Крест

Ночь прошла в тревожном полусне. Роман пытался отдохнуть, зная, что завтра потребуется вся его энергия и сосредоточенность. Но мысли о предстоящем испытании, о рискованном плане побега, о компасе-детекторе в руках фанатика не давали уснуть глубоко.

Перед рассветом в подвал вошли четверо охранников. Без слов они открыли его кандалы, но тут же связали руки за спиной грубой веревкой. Затем надели на шею что-то вроде ошейника с прикрепленной веревкой — как для ведения преступника на казнь.

Его вывели из подвала, впервые за четыре дня. Глаза, привыкшие к полумраку, болезненно реагировали даже на тусклый свет раннего утра. Роман щурился, пытаясь оценить обстановку.

Они поднимались по узкой каменной лестнице, и с каждой ступенью перед ним постепенно открывалось внутреннее убранство храма Троицы Живоначальной. Горькая ирония не ускользнула от Романа — место, предназначенное для молитв и утешения, стало для него камерой пыток.

Когда его вывели в основное помещение, контраст был оглушительным. Светлые стены куполов и сводов, украшенные изящной росписью XVIII века, казались насмешкой над теми днями, которые он провел в темноте подвала. Яркие библейские сцены, изображенные мастерами русской иконописи, плыли перед глазами — то ли от слабости, то ли от того, что зрение еще не адаптировалось.

Роман, шатаясь, остановился возле одной из храмовых лавочек, аккуратно расставленных вдоль стен. Его конвоиры позволили ему на мгновение присесть. Сквозь высокие оконные проемы проникали первые солнечные лучи, наполняя помещение теплым золотистым светом, который болезненно резал глаза после дней, проведенных в кромешной тьме.

Иконостас церкви с филигранной резьбой деревянной основы возвышался перед ним. Яркие краски икон, казалось, оживали в утреннем свете. Центральное место занимала икона Святой Троицы — Роман поймал себя на том, что смотрит прямо в глаза святым ликам, словно спрашивая, как могло случиться, что под этими сводами, наполненными благоговением и умиротворением, творились такие зверства.

Один из его мучителей грубо дернул его за плечо, заставляя подняться. Роман с трудом отвел взгляд от старинного амвона, с которого когда-то звучали проповеди, вдохновлявшие сердца верующих. Теперь же в этих стенах звучали только его крики и требования выдать информацию.

Его вели к искусно выполненным деревянным дверям, украшенным символическими орнаментами. Весь этот покой и духовная глубина храма, приглашавшие прикоснуться к вечному смыслу бытия, стали для Романа жестоким контрастом с реальностью, в которой он оказался. Каждый шаг по святому месту отдавался болью в истерзанном теле, а тихие своды, хранившие молитвы поколений, теперь хранили и тайну его страданий.

Роман бросил последний взгляд на храмовое пространство, словно прощаясь с ним, понимая, что его выводят наружу не для милосердия, а для чего-то, что могло оказаться еще страшнее пыток в подвале.

В церкви собралось около двадцати человек — мужчины и женщины в черной одежде с повязками на рукавах. Все смотрели на Романа со смесью страха и ненависти. Для них он был воплощением зла, посланником демонов, грозящих их душам.

Отец Кирилл стоял у алтаря в полном облачении. Компас-детектор висел у него на груди поверх рясы, слабо пульсируя.

— Братья и сестры! — возгласил он, поднимая руки. — Сегодня великий день для нашей общины! День, когда мы очистим мир от еще одной частицы зла! Когда отправим еще одну заблудшую душу на суд Господень!

Собравшиеся одобрительно загудели. Роман осматривал их лица, ища Тимофея, но не мог найти его среди присутствующих.

— Этот грешник, — продолжал отец Кирилл, указывая на Романа, — признался в сношениях с демонами! В принятии их даров! В готовности служить их целям! Но милостью Божией и нашими молитвами, его душа прозрела! Он раскаялся и готов принять очищение!

Снова одобрительный гул. Некоторые прихожане крестились, другие поднимали вверх руки в молитвенном жесте.

— Начнем процессию очищения! — провозгласил отец Кирилл.

Двери церкви распахнулись, и Романа повели наружу. Утреннее солнце, едва показавшееся над горизонтом, осветило небольшой поселок, состоящий из десятка деревянных домов и нескольких хозяйственных построек. Всё выглядело аккуратным, ухоженным — эти люди умели работать и поддерживать порядок, несмотря на свой религиозный фанатизм.

Процессия двинулась по единственной улице поселка. Впереди шел отец Кирилл с большим деревянным крестом в руках. За ним вели Романа, держа за веревку, привязанную к шее. Далее следовали прихожане, распевающие заунывные псалмы.

Из домов выходили остальные жители — женщины, старики, даже дети. Все они присоединялись к шествию, и вскоре за Романом двигалось не менее пятидесяти человек.

Он искал глазами Тимофея, но не видел его. «Неужели передумал? Испугался?» — мелькнуло в голове. Но тут же он одернул себя — рано отчаиваться. Возможно, молодой человек готовит отвлекающий маневр, как и обещал.

Процессия повернула к трассе Е105, направляясь к той ужасающей веренице крестов, аллее смерти, которую Роман видел, когда ехал к убежищу.

Они вышли на дорогу, разделенную белыми полосами разметки. Отец Кирилл впереди, за ним Роман, ведомый двумя крепкими охранниками, затем вся процессия. Псалмы становились громче, в них появились нотки экстаза — толпа предвкушала зрелище, которое утвердит их веру и сплоченность.

И тут прогремел взрыв. Где-то в поселке, за их спинами, взлетел столб огня и дыма. Все обернулись, возгласы удивления и страха прокатились по толпе.

— Пожар! — крикнул кто-то. — Амбар горит!

Началась суматоха. Большинство прихожан бросились обратно в поселок — там хранились их запасы, их надежда на выживание зимой.

Отец Кирилл, однако, не сдвинулся с места:

— Стойте! Это уловка демонов! Сначала закончим очищение!

Но его уже мало кто слушал. Даже охранники, держащие Романа, нервно переминались, явно желая присоединиться к тушению пожара.

— Идите, — резко сказал отец Кирилл. — Я сам закончу с еретиком.

Охранники с облегчением передали веревку священнику и побежали вниз по склону, к горящему амбару.

Отец Кирилл дернул веревку, заставляя Романа подойти ближе:

— Это твоих рук дело, — прошипел он. — Каким-то образом ты сговорился с демонами даже из подвала.

Роман молчал, лихорадочно оценивая ситуацию. Рядом с крестами все еще стояли трое мужчин, готовых к распятию. Чуть дальше были еще двое прихожан, не побежавших к пожару. Слишком много для прямого сопротивления, особенно со связанными руками.

— На крест его, — приказал отец Кирилл, толкая Романа к ближайшему распятию.

Двое мужчин схватили Романа за плечи и потащили к кресту, лежащему на земле. Третий взял молоток и гвозди.

«Это конец», — подумал Роман, чувствуя, как его укладывают на грубо отесанные доски, расправляют руки вдоль перекладины.

Отец Кирилл встал над ним, воздев руки к небу. Его голос, низкий и гулкий, разносился над холмом:

— Смотрите, братья и сестры! Так будет с каждым, кто вступит в сговор с демонами! Так очищается душа от скверны — через боль, через страдание, через жертву!

Помощники зафиксировали запястья Романа веревками, натянув руки вдоль перекладины креста. Старик с молотком приблизился, держа в свободной руке длинный железный гвоздь. Его морщинистое лицо было бесстрастным, словно он выполнял привычную работу — забивал обычный гвоздь в доску, а не в человеческую плоть.

— Молитесь, братья и сестры! — возгласил отец Кирилл. — Молитесь за его душу!

Старик примерился, приложив острие гвоздя к запястью Романа, чуть ниже ладони, где, по древнему знанию палачей, находилось место для прибивания, не задевавшее ни кости, ни важные сосуды. Место, позволявшее жертве мучиться долгие часы, а то и дни.

Молоток взмыл в воздух. Роман, понимая неизбежность того, что сейчас произойдет, напрягся всем телом, стиснув зубы.

Раздался первый удар. Боль была настолько неожиданно яркой, что Роман не смог сдержать вскрик. Железо вошло в плоть, разрывая кожу, сухожилия, проникая между лучевой и локтевой костями.

Второй удар загнал гвоздь глубже. Теперь боль пронзила всю руку, от кончиков пальцев до плеча, и, казалось, отозвалась в самом сердце. Перед глазами поплыли черные точки.

Третий удар — и острие гвоздя пробило доску насквозь, намертво прибив руку к кресту.

— Левую, — коротко скомандовал отец Кирилл.

Процедура повторилась. На этот раз Роман уже не кричал — не хватало дыхания. Он лишь издал глухой стон, когда гвоздь пронзил вторую руку.

Помощники развязали его ноги, сложили их вместе, согнув в коленях. Старик взял гвоздь длиннее и толще предыдущих. Отец Кирилл лично направил его острие на точку пересечения стоп.

Удар — и обе ноги оказались прибиты к вертикальной балке.

Толпа вокруг молилась, кто-то плакал, кто-то повторял имя Господне, словно заклинание. Для них это было священнодействие — очищение, искупление через боль. Для Романа — начало долгой, мучительной смерти.

Крест подняли. Несколько мужчин, кряхтя от натуги, установили его в заранее выкопанную яму, затем укрепили камнями и землей. Древесина заскрипела под тяжестью человеческого тела.

Висеть на кресте оказалось намного мучительнее, чем Роман мог представить. Вес тела тянул вниз, растягивая раны от гвоздей. Каждый вдох требовал невероятных усилий — приходилось приподниматься на прибитых ногах, чтобы расправить грудную клетку. Каждое движение отзывалось острой болью в пробитых конечностях.

— Оставьте его, — сказал отец Кирилл своим помощникам. — Пусть висит до захода солнца. Потом придете проверить. Если еще жив — дадите воды. Но совсем немного. Очищение должно быть долгим, чтобы душа успела освободиться от демонической порчи.

Он подошел ближе к кресту, всматриваясь в лицо Романа:

— Раскаяние — вот твой единственный путь к спасению, грешник. Искренне раскайся в своих деяниях, моли Господа о прощении, и, возможно, Он смилостивится над твоей душой.

Роман, превозмогая боль, собрал все силы и ответил:

— Я… не сделал… ничего… плохого.

Отец Кирилл поджал губы:

— Гордыня. Последний грех, который покинет тебя, еретик. Но время и боль смирят даже самых упрямых.

Он повернулся к остальным:

— Идемте. Оставим его наедине с его грехами.

Толпа, помолившись в последний раз, начала расходиться. Вскоре Роман остался один на трассе Е105, если не считать вереницы крестов, уходящих за горизонт.

Боль никуда не уходила. Напротив, она становилась всё более всеобъемлющей, проникая в каждую клетку тела. Но Роман заставлял себя бороться, искать выход, думать.

Солнце медленно поднималось в небо. Воздух, прохладный на рассвете, становился всё жарче. Вскоре Роман начал испытывать мучительную жажду. Язык распух, губы потрескались. Пот заливал глаза, щипал раны.

Он думал о воде, о прохладном ручье, о роднике, о ледяном горном источнике. О дожде, о снеге, о морозных узорах на стекле. Пытался отвлечься от боли, от жажды, от безнадежности положения.

Временами накатывало забытье — не сон, а полуобморочное состояние, когда сознание милосердно отключалось, даруя короткие минуты облегчения. Но затем тело непроизвольно дергалось от боли или удушья, и Роман снова приходил в себя, задыхаясь и борясь за каждый глоток воздуха.

Вороны кружили над крестом. Они словно чувствовали приближающуюся смерть и терпеливо ждали своего часа. Их карканье казалось издевательским, насмешливым.

К полудню солнце стояло прямо над головой, безжалостно палящее, выжигающее все живое. Кожа на плечах и груди начала краснеть, покрываться волдырями. Жажда превратилась в настоящую пытку. Роману казалось, что его горло и легкие покрылись толстым слоем пыли.

Он думал о Яне, которая подарила ему радость первой любви, об Алексее, который отдал жизнь за то, чтобы он добрался до Убежища. О детях из лагеря «Сосновый бор» и их наставнике Бате. Об отце Анатолии с его мудрой, спокойной верой, так непохожей на фанатизм сектантов. О родителях, чьи тела похоронены в домашнем саду под яблоней.

Все они, живые и мертвые, словно стояли сейчас рядом с его крестом, молча наблюдая за его мучениями. Не обвиняя, не осуждая — просто присутствуя, разделяя его страдания.

«Прости, Яна, — думал Роман, глотая слезы, жгучие на потрескавшихся губах. — Я не смог. Не дошел. Не выполнил обещание».

Солнце начало клониться к закату, когда Роман услышал шаги. Он с трудом поднял голову, увидев двух человек, поднимающихся на холм. Это были помощники отца Кирилла, один из них нес небольшую флягу.

— Жив еще, — констатировал первый, глядя на Романа. — Крепкий, зараза.

— Отец сказал дать воды, если выживет до заката, — напомнил второй, протягивая флягу.

Первый поднес горлышко к губам Романа:

— Пей, еретик. Немного, совсем немного.

Вода, теплая и с привкусом металла, показалась Роману нектаром богов. Он жадно глотал, не обращая внимания на боль в потрескавшихся губах.

— Хватит, — человек отнял флягу. — Отец велел совсем немного.

— Зачем… — прохрипел Роман, — зачем вы это делаете? Как вы можете… называть это верой?

Мужчины переглянулись.

— Не наше дело рассуждать, — ответил старший. — Отец Кирилл знает истину. Мы просто следуем его наставлениям.

— Он… безумец, — Роман выдавил из себя эти слова, понимая, что они, скорее всего, бессмысленны. — Он использует вас… вашу веру… ваш страх.

Младший нахмурился:

— Заткнись, еретик. Или я отберу у тебя даже ту малость воды, что ты получил.

Они ушли, оставив Романа снова одного на кресте. Ночь приближалась, а с ней — холод, который после дневного зноя казался особенно пронизывающим.

Темнота опустилась на холм, поглотив всё вокруг. Звезды высыпали на небе, яркие, равнодушные к человеческим страданиям. Роман смотрел на них, пытаясь найти созвездия, которые знал с детства — Большую Медведицу, Орион, Кассиопею.

Холод усилился. Тело, истерзанное дневным жаром, теперь дрожало, сотрясаясь в ознобе. Зубы стучали, раны горели, каждая мышца ныла от напряжения.

Где-то вдалеке завыл волк. Ему ответил другой, потом третий. Стая приближалась, привлеченная запахом крови.

«Если они доберутся сюда, — подумал Роман с мрачной иронией, — моя смерть будет быстрее, чем задумал отец Кирилл».

Но волки остались в лесу, их вой постепенно удалился. Возможно, они были сыты или нашли более легкую добычу.

Ночь тянулась бесконечно. Роман проваливался в лихорадочное забытье, затем резко просыпался от боли или удушья. В темноте ему мерещились фигуры — искаженные, гротескные, словно порождения кошмарного сна. Они подходили к кресту, смотрели на него, что-то шептали и исчезали.

К утру начался жар. Тело горело изнутри, словно в него залили расплавленное железо. Сознание мутилось. Реальность смешивалась с галлюцинациями.

Второй день на кресте принес новые мучения. Кожа, обожженная солнцем накануне, теперь горела нестерпимо. Раны на руках и ногах воспалились, вокруг гвоздей выступил гной. Каждый вдох давался с всё большим трудом.

Помощники отца Кирилла приходили дважды — в полдень и на закате, каждый раз принося флягу с водой. Они не разговаривали с Романом, быстро выполняя приказ и уходя. В их глазах мелькало что-то похожее на сомнение или даже сочувствие, но они не осмеливались ослушаться своего предводителя.

Роман уже не пытался убедить их, не молил о помощи. Он понимал, что эти люди — такие же жертвы, как и он сам. Жертвы страха, неуверенности, потребности в лидере, который укажет путь в хаотичном мире после эпидемии.

К вечеру второго дня Роман начал бредить. Ему казалось, что рядом с ним стоит Яна, протягивает руку, зовет за собой. Потом появлялись «наблюдатели» — светящиеся сферы кружили вокруг креста, наблюдая за его мучениями с холодным, отстраненным интересом.

— Почему… не помогаете? — прохрипел Роман, обращаясь к галлюцинации. — Вы же… выбрали меня. Поручили миссию.

Сферы продолжали кружить, не отвечая. В их молчании Роману чудилось нечто зловещее — словно они изучали его агонию, собирали данные для какого-то холодного, бесчеловечного анализа.

Ночь снова принесла холод, дрожь, лихорадочные видения. В темноте Роману казалось, что он не один — распятые на других крестах шептали ему слова утешения, делились своей болью, своим опытом умирания.

К утру третьего дня его сознание окончательно помутилось. Реальность перестала существовать, уступив место кошмарам и видениям. Тело, измученное болью, обезвоживанием и лихорадкой, отказывалось бороться.

Дыхание стало поверхностным, пульс — слабым и нерегулярным. Язык распух настолько, что больше не помещался во рту. Глаза, воспаленные и сухие, почти не видели.

В моменты прояснения Роман понимал, что умирает. Что его миссия провалена. Что компас-детектор останется в руках фанатика, а те иммунные, которых он должен был найти, так и не получат шанса на спасение.

«Простите меня, — думал он, чувствуя, как сознание покидает его. — Я подвел вас всех».

В полудреме третьего дня ему снова привиделись «наблюдатели». Но теперь они не просто кружили вокруг — они опустились ниже, почти касаясь земли своим сиянием. И с ними были люди — темные фигуры, движущиеся осторожно, бесшумно.

— Он здесь, — сказал чей-то голос, который Роман откуда-то знал, но не мог вспомнить. — Быстрее, он совсем плох.

«Галлюцинации, — подумал Роман. — Предсмертные видения».

Но затем он почувствовал прикосновение к своим ногам — вполне реальное, осязаемое. Кто-то пытался поддержать его тело, пока другие занимались гвоздями.

— Потерпи, сынок, — сказал тот же знакомый голос. — Сейчас будет больно, но мы вытащим тебя.

Боль пронзила ноги, когда гвоздь начали извлекать. Роман закричал бы, если бы мог, но из пересохшего горла вырвался лишь слабый хрип.

— Тише, — прошептал голос. — Нас могут услышать.

Ноги освободились, и теперь Роман полностью висел на руках, причиняя себе еще больше страданий. Но помощники работали быстро — один держал его тело, другой осторожно вытаскивал гвозди из запястий.

Когда последний гвоздь был извлечен, Роман рухнул вниз, в подставленные руки. Боль от внезапного движения была настолько сильной, что сознание наконец милосердно отключилось…

Он пришел в себя от ощущения прохладной влаги на губах. Кто-то смачивал его рот, осторожно вливая воду маленькими порциями. Тело все еще пульсировало болью, но уже не такой всеобъемлющей, как на кресте.

Роман медленно открыл глаза. Зрение было мутным, расплывчатым, но он различил склонившееся над ним лицо — пожилое, с седой бородой и добрыми, усталыми глазами.

— Отец… Анатолий? — прохрипел он, не веря своим глазам.

Старый священник кивнул:

— Да, сынок. Это я. Лежи спокойно, не двигайся. Ты очень слаб.

— Как… вы нашли меня?

— Потом, сынок, потом, — мягко ответил отец Анатолий. — Сейчас тебе нужно отдыхать. Набираться сил.

Но Роман уже осматривался, пытаясь понять, где находится. Это была пещера — небольшая, но сухая, с костром посередине. На каменных выступах стояли самодельные светильники, бросавшие причудливые тени на стены.

Он лежал на импровизированной постели из еловых веток, укрытый несколькими одеялами. Рядом стояли миски с водой, бинты, какие-то травы и бутылки с жидкостями.

И там же, в нескольких шагах, на таком же ложе лежал человек. Его лицо было повернуто к Роману, и даже в тусклом свете костра можно было различить знакомые черты.

— Тимофей? — удивленно произнес Роман.

Молодой человек слабо улыбнулся:

— Привет, еретик. Выходит, мы оба выжили.

Только сейчас Роман заметил, что руки и ноги Тимофея были перебинтованы точно так же, как и его собственные. Те же раны, те же страдания.

— Они… распяли тебя? — спросил Роман, уже зная ответ.

Тимофей кивнул:

— Отец Кирилл узнал, что это я устроил пожар. Что я пытался помочь тебе бежать. — Он закашлялся, и на его губах выступила кровь. — Предатель веры — так он назвал меня. Хуже еретика. Достойный самой мучительной казни.

Отец Анатолий подошел к Тимофею, вытер кровь с его губ, дал немного воды.

— Не говори много, сынок, — сказал он тихо. — Тебе нужно беречь силы.

Роман смотрел на них обоих, все еще не до конца понимая, как оказался здесь, как был спасен от мучительной смерти.

— Что произошло? — спросил он. — Как вы нашли меня? Как вытащили из поселка этих фанатиков?

Отец Анатолий вздохнул:

— Я беспокоился, когда ты не вернулся в условленный срок. Отправился искать. По дороге встретил путников, которые рассказали о секте «Очистителей» и их лидере, который охотится на «еретиков».

Он присел рядом с Романом:

— Мы наблюдали за поселком несколько дней. Потом… потом нашли тебя на кресте.

Тимофей снова закашлялся, на этот раз сильнее.

— Мало… времени, — прохрипел он, подзывая Романа. — Слушай… важно.

Роман, превозмогая боль, подполз ближе к ложу Тимофея. Отец Анатолий помог ему, поддерживая под руки.

— Компас, — сказал Тимофей, его голос был едва слышен. — Я выкрал его… перед тем как меня схватили.

Глаза Романа расширились:

— Выкрал? Как?

— Проник в покои отца Кирилла… пока он проводил службу. Знал, где искать. Он всегда снимал компас… перед молитвой. Считал его нечистым.

Тимофей снова закашлялся, теперь кровь текла сильнее.

— Где он? — спросил Роман, чувствуя, как сердце колотится от волнения. — Где компас?

— Закопал… у дорожного указателя. На развилке… там, где дорога расходится… к поселку. Под большим камнем… — Тимофей сжал руку Романа своей, окровавленной. — Найди его. Выполни… свою миссию. Что бы она ни значила.

Роман кивнул, чувствуя, как к горлу подступает ком:

— Обещаю. Но ты тоже поправишься. Мы вместе продолжим путь.

Тимофей слабо улыбнулся:

— Нет, еретик. Мой путь окончен. Внутренние повреждения… слишком серьезные.

Отец Анатолий положил руку на плечо Романа:

— Он прав, сынок. Мы сделали все, что могли, но… — он покачал головой, — слишком много времени прошло. Слишком сильные раны.

Роман сжал руку Тимофея:

— Спасибо тебе. За все. За компас, за попытку помочь. За твою человечность среди всего этого безумия.

Тимофей снова улыбнулся, на этот раз светлее, спокойнее:

— Знаешь… я рад, что встретил тебя. Ты напомнил мне… кем я был. Кем хотел быть… Врачом… а не мучителем.

Его дыхание становилось все более прерывистым, глаза начали стекленеть.

— Найди других, — прошептал он. — Хороших людей. Они все еще… есть. Даже в этом… проклятом мире.

С этими словами он крепко сжал руку Романа в последний раз, затем хватка ослабла. Глаза остановились, глядя в пустоту. Дыхание прервалось.

Отец Анатолий перекрестил тело Тимофея, закрыл его глаза:

— Упокой, Господи, душу раба Твоего, — прошептал он. — Прими его в Царствие Свое, ибо сохранил он человечность в нечеловеческие времена.

Роман молча смотрел на мертвое лицо Тимофея, которое теперь казалось умиротворенным, почти счастливым. Этот молодой человек, который всего несколько дней назад был его тюремщиком, затем спасителем, стал символом того, что даже в самых темных обстоятельствах человек способен сделать правильный выбор.

— Когда я смогу идти? — спросил Роман отца Анатолия. — Мне нужно найти компас. Продолжить миссию.

Священник покачал головой:

— Не раньше, чем через неделю, сынок. Твои раны серьезны. Без должного лечения и отдыха может начаться заражение.

— У меня нет недели, — возразил Роман. — Каждый день промедления — это потерянные жизни. И кто знает, может быть, сектанты тоже ищут компас. Если они найдут его раньше…

Отец Анатолий вздохнул:

— Я понимаю твою спешку. Но ты не сможешь никому помочь, если умрешь от заражения крови по дороге. — Он положил руку на плечо Романа. — Три дня. Минимум три дня лечения и отдыха. Потом я сам помогу тебе найти этот компас.

Роман хотел возразить, но понимал, что священник прав. В его нынешнем состоянии он не смог бы пройти и нескольких километров.

— Хорошо, — сдался он. — Три дня. Но не больше.

Отец Анатолий кивнул:

— А теперь расскажи мне о своей миссии. О том, что ты нашел в Убежище. О «наблюдателях», как ты их называешь.

Роман глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. История была долгой и невероятной. Но если кто-то и мог понять её, принять без фанатизма и суеверного страха, то это был отец Анатолий — священник с мудрыми глазами и открытым сердцем.

Он начал рассказывать, и по мере того, как слова складывались в историю, чувствовал странное облегчение — словно делился не просто информацией, но и тяжестью, которую нес с момента встречи с инопланетными существами.

История о конце старого мира и возможном начале нового. История о компасе, показывающем путь к спасению. История о выборе, ответственности и надежде.

История, которая только начиналась.

ГЛАВА 3. Цена ошибки

Пламя костра отбрасывало дрожащие тени на стены пещеры, создавая причудливую игру света и тьмы. Роман лежал на лежанке из еловых веток, завернутый в несколько одеял, и, превозмогая боль, рассказывал свою историю. Отец Анатолий сидел рядом, внимательно слушая каждое слово, его морщинистое лицо в мерцающем свете казалось высеченным из древнего камня.

— После того, как мы расстались, я добрался до Убежища, — говорил Роман, периодически прерываясь, чтобы перевести дыхание. — Но вместо спасения и ответов нашел только разрушенный комплекс. Кратер, заполненный странной красной жидкостью. Вокруг все было покрыто красноватым мхом, который слабо светился в темноте.

Отец Анатолий подал ему воду, в которую были добавлены какие-то травы. Жидкость горчила на языке, но приносила облегчение пересохшему горлу Романа.

— Я провел там ночь, — продолжил он после глотка. — И тогда они появились. Светящиеся сферы, парящие над кратером. Сначала одна, затем несколько, потом — целый рой.

Священник нахмурился, его глаза внимательно изучали лицо Романа, словно искали признаки бреда или галлюцинаций. Но, видимо, не найдя их, он только кивнул, предлагая продолжать.

— Они… общались со мной. Не словами — прямо в сознании. Сказали, что наблюдают за Землей уже давно. Что эпидемия — трагедия, но не конец всего. Что есть шанс спасти часть человечества.

Роман сделал паузу, вспоминая холодный, отстранённый голос, звучавший в его голове. Голос, который дал ему цель и надежду, но в котором теперь, после пережитого, он начинал замечать какие-то тревожные нотки.

— Они дали мне устройство. Что-то вроде компаса, но гораздо сложнее. Он показывает иммунных людей — тех, кто пережил вирус. Тех, кто может стать основой нового человечества. — Роман перевёл взгляд на свои забинтованные руки. — Они сказали, что когда я соберу достаточно иммунных вместе, они вернутся и заберут нас на новую планету. Где можно начать всё заново.

Отец Анатолий долго молчал, обдумывая услышанное. В тишине пещеры слышалось только потрескивание огня да тихое дыхание Романа.

— И ты поверил им? — наконец спросил священник.

Роман пожал плечами и тут же поморщился от боли в плечах:

— Что мне оставалось? Они дали надежду. Цель. Шанс на спасение хотя бы части людей. В мире, где все рушится…

— Эти существа появились незадолго до эпидемии, — задумчиво произнёс отец Анатолий. — Странное совпадение, не находишь?

Роман замер. Этот простой вопрос, заданный спокойным голосом, заставил его сердце сжаться. Действительно, почему он не задумался об этом раньше? Может, эйфория от контакта, от обретённой цели затмила критическое мышление?

— Вы видели их раньше? — спросил он, приподнимаясь на локте.

Отец Анатолий мягко уложил его обратно:

— Не напрягайся, сынок. Твои раны ещё слишком свежи.

Он подбросил несколько веток в костёр, и пламя вспыхнуло ярче, отгоняя тени дальше в углы пещеры.

— Я тебе уже рассказывал в первые дни нашего знакомства, — продолжил священник. — Я видел знамения, предвещавшие мор. В небесах летали светящиеся округлые образования — они двигались беззвучно, быстрее птиц, и оставляли за собой серебристый след. И слышал рассказы. Ещё за месяцы до начала эпидемии. Путники говорили о странных огнях в небе. Охотники из дальних деревень рассказывали о светящихся шарах над озёрами. Некоторые видели их над военными частями, над научными центрами.

Он посмотрел прямо в глаза Роману:

— А потом начались первые случаи заражения. И мир рухнул за считанные недели.

Роман почувствовал, как внутри нарастает тревога. Совпадение? Или причинно-следственная связь? Могли ли «наблюдатели» быть как-то связаны с появлением вируса?

— Сектанты, — вспомнил он. — Отец Кирилл говорил что-то похожее. К нему в храм частенько заходили сотрудники исследовательского центра. Многие из них говорили о каком-то эксперименте, который, по их словам, «открыл врата» и впустил этих существ.

Отец Анатолий кивнул:

— Даже в бреднях фанатика может быть зерно истины. Но нам нужны факты, а не домыслы. — Он встал, опираясь на посох. — Отдыхай. Восстанавливайся. Когда придёт время, мы найдём твой компас и решим, что делать дальше.

Он направился к выходу из пещеры, но Роман окликнул его:

— Отец Анатолий… спасибо вам. За спасение. За всё.

Священник улыбнулся, его лицо на мгновение стало моложе, мягче:

— Не за что, сынок. В этом новом мире мы должны помогать друг другу. Иначе — зачем мы вообще выжили?

С этими словами он вышел, оставив Романа наедине с его мыслями и сомнениями.

Дни слились в недели. Раны на руках и ногах Романа медленно затягивались, оставляя уродливые шрамы — вечное напоминание о трёх днях на кресте. Отец Анатолий проявил себя искусным целителем: травяные отвары, самодельные мази, бинты из вываренной ткани — всё это помогало бороться с инфекцией и ускоряло заживление.

На четвёртый день после спасения, как и обещал, отец Анатолий помог Роману дойти до дорожного указателя, где Тимофей спрятал компас-детектор. Роман был ещё слишком слаб для такого путешествия, но настоял на своём — боялся, что сектанты могли найти устройство раньше.

Путь занял почти весь день. Роман опирался на плечо отца Анатолия, каждый шаг давался с трудом, раны на ногах открывались и кровоточили. Но когда они наконец добрались до развилки и нашли камень, всё это показалось мелочью.

Компас-детектор был на месте — завёрнутый в промасленную ткань, защищённый от влаги и земли. Когда Роман достал его, устройство словно ожило, засияв ярче, пульсируя в такт с его сердцебиением.

— Работает, — выдохнул он с облегчением. — И показывает несколько иммунных поблизости. Наверное, это мы с вами.

Отец Анатолий с интересом рассматривал странное устройство:

— Удивительная вещь. Не похожа ни на что, созданное человеком.

— Вы тоже иммунный, — сказал Роман, указывая на яркую синюю точку, пульсирующую рядом с его собственной. — Компас отмечает вас.

Священник хмыкнул:

— Кто бы мог подумать, что человек вроде меня окажется среди «избранных».

В его голосе Роман уловил нотки иронии, но решил не обращать внимания. Главное — компас был снова у него, миссия могла продолжаться.

Возвращение в убежище отца Анатолия было ещё более тяжёлым. К моменту, когда они добрались до пещеры, Роман был истощён полностью, раны кровоточили, а сознание мутилось от боли и усталости. Он проспал почти сутки и проснулся лишь на следующий вечер, когда в пещере появились новые люди.

Это была семья — мужчина лет сорока, его жена и двое детей-подростков, мальчик и девочка. Отец Анатолий представил их как Игоря и Марину Ковалёвых с детьми Петром и Анной. До эпидемии они держали небольшую ферму на окраине Ямской Слободы, но с приходом отца Кирилла и его сектантов жизнь стала невыносимой.

— Они забирали почти всё, что мы выращивали, — рассказывал Игорь, сидя у костра. Это был крепкий мужчина с обветренным лицом и натруженными руками фермера. — Называли это «десятиной Господу». Только забирали не десятую часть, а больше половины.

— А когда начались казни, мы решили бежать, — добавила Марина, худая женщина с преждевременно поседевшими волосами. — Особенно после того, как они распяли Тимофея. Он был хорошим парнем…

Роман с грустью вспомнил молодого сектанта, который пожертвовал жизнью, чтобы спасти его. Жаль, что они так и не смогли выбраться вместе, как планировали.

Через несколько дней к их небольшой группе присоединился ещё один человек — высокий, подтянутый мужчина лет тридцати пяти, с военной выправкой и настороженным взглядом. Он назвался Степаном и сказал, что бродит по окрестностям уже несколько месяцев, избегая больших групп людей.

— Служил в разведроте, — коротко объяснил он свои навыки выживания. — До всего этого.

Степан держался особняком, говорил мало, но внимательно слушал. Особенно его заинтересовал рассказ Романа о «наблюдателях» и их компасе.

Однажды вечером, когда все собрались у костра, Степан наконец разговорился.

— Я служил в специальном подразделении, — начал он, глядя на пламя. — Под Валдаем. Охранял стратегический объект. И мы видели неопознанные объекты.

Все притихли, ожидая продолжения. Даже дети, обычно шумные, замерли, внимательно слушая.

— Первые наблюдения были за год до вспышки болезни, — продолжил Степан. — Светящиеся объекты, похожие на те, что описывает Роман. Они появлялись над военными объектами, исследовательскими центрами, иногда над водоёмами. Мы фиксировали их, докладывали наверх, но приказа вмешиваться не поступало.

Он сделал паузу, отпив из кружки травяного чая.

— А потом начались исчезновения людей. Сначала одиночные случаи — охотник не вернулся из леса, рыбак пропал на озере. Потом больше. Иногда находили тела — странные, словно высушенные изнутри. Иногда не находили ничего.

Анна, дочь фермеров, испуганно прижалась к матери. Марина обняла её за плечи, успокаивающе поглаживая.

— Наше начальство решило, что это какое-то новое оружие. Может, китайцев, может, американцев. Усилили патрулирование, установили дополнительные системы наблюдения. — Степан горько усмехнулся. — А потом появился вирус. И стало не до светящихся шаров в небе.

Роман почувствовал, как внутри нарастает тревога. Рассказ Степана слишком хорошо согласовывался со словами отца Кирилла и сомнениями отца Анатолия. Совпадение? Или за этим стоит что-то более зловещее?

— Вы думаете, «наблюдатели» связаны с эпидемией? — спросил он прямо.

Степан пожал плечами:

— Я не учёный. Не могу утверждать наверняка. Но такое совпадение по времени… — он покачал головой. — В армии нас учили не верить в совпадения.

Разговор продолжался допоздна. Каждый делился своими наблюдениями, соображениями, страхами. Марина рассказала о странных изменениях в поведении животных перед началом эпидемии — птицы покидали привычные места гнездования, собаки выли по ночам, даже насекомые будто исчезли на время.

Игорь вспоминал необычные метеорологические явления — северное сияние там, где его никогда не видели, странные облака неправильной формы, дожди с красноватым оттенком.

Всё это складывалось в тревожную картину: что-то происходило с планетой еще до начала эпидемии. Что-то, связанное с появлением «наблюдателей».

Роман слушал эти рассказы, и внутри него росло мучительное сомнение. Правильно ли он поступает, веря обещаниям существ, которые могли быть причастны к гибели миллиардов? Не ведёт ли он оставшихся иммунных прямо в ловушку?

В ту ночь сон долго не шёл к нему. Роман лежал, глядя на мерцающие угли костра, и думал о выборе, который ему предстояло сделать. Продолжать миссию? Или остановиться, попытаться найти другой путь к спасению?

Компас-детектор лежал рядом, его мягкое сияние освещало стену пещеры. Точки на нём пульсировали, словно маленькие сердца. Иммунные люди. Выжившие. Те, кто мог бы стать основой нового человечества — если верить «наблюдателям».

Но можно ли им верить?

Шли дни. Раны Романа постепенно заживали, хотя боль не уходила полностью. Отец Анатолий говорил, что некоторые повреждения останутся на всю жизнь — особенно в местах, где гвозди пробили нервы и сухожилия. Но главное — Роман снова мог ходить, работать руками, жить почти нормальной жизнью.

Их небольшая община обосновалась в системе пещер недалеко от заброшенной железнодорожной станции. Отец Анатолий, оказывается, знал это место давно, но держал в тайне как запасное убежище на случай, если поселок возле часовни станет небезопасным.

Каждый нашёл своё место в новом временном доме. Игорь и Степан охотились, собирали топливо, укрепляли убежище. Марина с детьми занималась приготовлением пищи, хранением запасов, стиркой. Отец Анатолий продолжал свою пастырскую деятельность, а также лечил, используя знания народной медицины, накопленные за долгую жизнь.

Роман, как только смог, начал помогать по мере сил — сначала в простых делах вроде чистки овощей или плетения корзин, потом в более сложных. Он тренировался каждый день, разрабатывая травмированные руки и ноги, заставляя мышцы и суставы вспоминать привычные движения.

Но главным его занятием было изучение компаса-детектора. Часами он всматривался в голографический дисплей, отмечая расположение точек, их яркость, цвет, частоту пульсации. Ему казалось, что в этих данных может скрываться ключ к пониманию истинных намерений «наблюдателей».

Однажды вечером, когда все уже спали, отец Анатолий подсел к Роману, который, как обычно, изучал компас при свете маленького костра.

— Не спится, сынок? — тихо спросил священник.

Роман покачал головой и натянуто улыбнулся:

— Уже голова распухла от мыслей.

Отец Анатолий кивнул, словно ожидал такого ответа.

— У нас недостаточно информации, чтобы делать какие-либо выводы, — начал говорить священник, — а цена ошибки чрезмерно высока. Я думаю, нам нужно начать поиск других иммунных. А там решим, стоит ли их вести к «наблюдателям».

ГЛАВА 4. Новый путь

Утренний туман стелился над лесом, окутывая деревья призрачной пеленой. В такие моменты, когда мир был скрыт белесой дымкой, особенно легко верилось, что старая реальность просто растворилась, как сон, оставив после себя лишь призрачные воспоминания.

Роман сидел на большом валуне у входа в пещеру, куда еще не проникало слабое осеннее солнце. В руках он держал компас-детектор, изучая мерцающие точки на голографической карте. Устройство тихо пульсировало, словно живое, отмечая присутствие иммунных людей в разных направлениях.

Он все еще не принял окончательного решения относительно своей миссии. После рассказов Степана, отца Анатолия и других о возможной связи «наблюдателей» с эпидемией сомнения лишь усилились. Но одно Роман знал точно — компас-детектор показывал людей, подобных ему, выживших в этом умирающем мире. И эти люди, вероятно, нуждались в помощи, в сообществе, во взаимной поддержке.

Одна точка на компасе привлекла его особое внимание — яркая, пульсирующая с особой интенсивностью где-то на севере, в предгорьях. Это была не одинокая метка, а несколько сигналов, сконцентрированных в одном месте, что могло означать целую группу иммунных.

— Еще изучаешь эту странную штуковину? — голос отца Анатолия вырвал Романа из задумчивости.

В утреннем свете его лицо казалось более изможденным, но глаза сохраняли ту же мудрую внимательность, которая привлекла Романа при их первой встрече.

— Да, — кивнул Роман, чуть поморщившись от боли в шее — раны еще давали о себе знать при резких движениях. — Смотрю, куда двигаться дальше.

Отец Анатолий присел рядом на соседний камень, внимательно вглядываясь в голографический дисплей компаса.

— И что он показывает?

— Несколько четких сигналов в разных направлениях, — ответил Роман. — Самая большая концентрация — вот здесь, на севере. — Он указал на скопление мерцающих точек. — Судя по расположению, это где-то в лесу, может быть, в двух-трех днях пути.

— Стоит проверить, — кивнул отец Анатолий. — Если там действительно группа иммунных, нам будет полезно объединить силы.

Роман повернул компас, изучая другие направления. Слабый, но уверенный сигнал пульсировал на востоке — там, где должен был находиться лагерь «Сосновый бор». Сердце забилось быстрее при мысли о детях, которых он встретил в начале своего пути, о суровом, но справедливом Бате, который стал для них и отцом, и матерью, и защитником.

— Здесь тоже есть сигналы, — сказал он, указывая в восточном направлении. — Думаю, это лагерь «Сосновый бор». Если это так, значит, Батя и дети всё еще живы!

Отец Анатолий улыбнулся, видя, как загорелись глаза Романа.

Они вернулись в глубь пещеры, где остальные члены их маленькой общины уже занимались утренними делами. Игорь принес дрова для костра, на котором Марина готовила завтрак из недавно пойманного зайца. Анна помогала матери, нарезая хлеб из последних запасов муки. Петр и Степан, судя по отсутствию, уже ушли проверять силки для мелкой дичи.

— Доброе утро, — поприветствовал всех Роман.

— И тебе не хворать, — ответил Игорь, подбрасывая в костер сухие ветки. — Как спалось, еретик? — добавил он с усмешкой, используя прозвище, которое прилипло к Роману после его пребывания у сектантов.

— Сносно, — Роман улыбнулся. Ему нравился прямой, немного грубоватый юмор Игоря. Это напоминало об обычных человеческих отношениях, существовавших до эпидемии. — У нас есть новости. Компас показывает целую группу иммунных на севере, в лесах. И еще подтверждает, что в лагере «Сосновый бор» всё ещё есть выжившие.

Марина оторвалась от готовки, заинтересованно посмотрев на Романа:

— Это хорошие новости. Значит, мы не одни.

— Дети в безопасности? — спросила Анна, которая, несмотря на свой юный возраст, всегда особенно беспокоилась о других детях, переживших эпидемию.

— Надеюсь, — кивнул Роман.

В этот момент в пещеру вернулись Степан и Петр, неся связку пойманных куропаток — неожиданная удача, которая обеспечит им еду на несколько дней.

— Смотрите, что мы добыли! — с гордостью воскликнул Петр, показывая добычу.

Степан, как обычно, был более сдержан, но даже на его суровом лице мелькнула тень удовлетворения.

— Хорошо сходили, — кивнул он.

Роман вкратце повторил информацию о сигналах компаса. Степан внимательно выслушал, затем задумчиво посмотрел на голографический дисплей.

— Чем дальше в лес, тем толще партизаны, — пошутил он. — Лес, без сомнения, хороший выбор для пристанища. Естественная защита, источник пропитания, укромное место для жилья.

— Значит, идем на север? — спросил Игорь, подходя ближе, чтобы рассмотреть компас.

— Сначала нужно отправить разведку, — ответил Степан. — Убедиться, что сигналы соответствуют действительно дружественной группе, а не еще одной секте или банде мародеров, среди которых случайно оказались иммунные.

— Разумно, — согласился отец Анатолий. — Кто пойдет?

Повисла пауза. Все понимали, что разведка в неизвестную территорию — опасное дело, особенно в мире, где людей осталось мало, и многие из них сломлены, озлоблены или сведены с ума трагедией, унесшей миллиарды жизней.

— Я пойду, — сказал Роман. — Компас у меня, и я лучше всех понимаю, как он работает.

— Тогда я с тобой, — тут же отозвался Степан. — Мой опыт разведчика будет полезен.

— И я, — добавил отец Анатолий. — Мои старые кости еще способны на такой поход, а люди обычно более открыты к незнакомцам, если среди них есть священник.

Роман хотел возразить — отец Анатолий, несмотря на свою крепость духа, был уже не молод для долгих переходов по пересеченной местности. Но взгляд священника был полон решимости, и Роман знал, что спорить бесполезно.

— Хорошо, — согласился он. — Игорь, ты и Марина с детьми останетесь здесь. Будете поддерживать убежище и готовиться к нашему возвращению с новыми людьми, если все пойдет хорошо.

Игорь кивнул, хотя было видно, что ему не очень нравится оставаться в стороне от приключений.

— Когда выходим? — спросил Степан.

— Завтра на рассвете, — ответил Роман. — Сегодня подготовим припасы, проверим снаряжение, отдохнем перед дорогой.

На том и порешили. Остаток дня прошел в хлопотах — мужчины проверяли оружие и готовили походное снаряжение, женщины сушили мясо и упаковывали припасы в самодельные мешки из грубой ткани.

Вечером, когда все собрались у костра для ужина, разговор неизбежно вернулся к предстоящему путешествию и к тому, что они могли найти в горах.

— Как думаете, кто эти люди, которых показывает компас? — спросила Анна, подбрасывая веточку в огонь.

— Может быть, кто угодно, — ответил Степан. — Леса предоставляют хорошую естественную защиту во время эпидемий — меньше контактов с внешним миром, чистый воздух, изоляция.

— Надеюсь, они будут рады нам, — тихо сказала Марина.

— Не все выжившие дружелюбны, — мрачно заметил Игорь. — Мы видели разное. Некоторые группы стреляют раньше, чем задают вопросы.

— Поэтому мы идем небольшой группой на разведку, — напомнил Роман. — Так безопаснее. И у нас есть опыт Степана, мудрость отца Анатолия и… — он слегка улыбнулся, — мое неуемное любопытство.

Это вызвало смешки, разрядившие напряженную атмосферу. Даже Степан, обычно сдержанный, позволил себе легкую улыбку.

— А что, если они знают больше о «наблюдателях»? — спросил Петр, подросток, который всегда интересовался научной стороной происходящего. — Может быть, у них есть свои теории или информация?

— Это было бы очень полезно, — согласился Роман. — Чем больше мы узнаем об этих существах, тем лучше сможем понять их истинные намерения.

— И решить, стоит ли вести к ним иммунных, как они просили, — добавил отец Анатолий.

Этот вопрос по-прежнему висел над ними — выполнять ли миссию, возложенную «наблюдателями», если существует вероятность, что эти существа как-то связаны с эпидемией, унесшей жизни большей части человечества?

Роман часто думал об этом, особенно по ночам, когда боль в ранах не давала уснуть. Он вспоминал светящиеся сферы над кратером Убежища, голос в своей голове, обещания спасения и новой жизни на другой планете. Было в этих обещаниях что-то одновременно привлекательное и тревожное — словно красивая приманка, скрывающая острый крючок.

— Я вот думаю, — медленно начал он, глядя в огонь, — что бы ни случилось, нам нужно держаться вместе. Собрать как можно больше выживших, создать сообщество, где люди будут защищать друг друга. Это важнее, чем следование любым указаниям — будь то от «наблюдателей» или кого-то еще.

Отец Анатолий одобрительно кивнул:

— Мудрые слова, сынок. В единстве — сила. Особенно сейчас, когда нас так мало осталось.

— Тогда решено, — подытожил Степан. — Находим этих иммунных, предлагаем им присоединиться к нам. А потом, когда нас станет больше, решаем, что делать дальше.

На том и закончили вечернее обсуждение. Каждый отправился к своему спальному месту, готовясь к отдыху перед завтрашним ранним подъемом.

Роман долго лежал без сна, глядя на тени от костра, пляшущие на каменном своде пещеры. Рядом тихо пульсировал компас-детектор, его слабое свечение создавало странный, призрачный ореол. В мерцании голографических точек Роману чудились миллионы потерянных душ, миллиарды погибших, чьи имена уже никто никогда не вспомнит.

«Чего вы на самом деле хотите?» — мысленно спрашивал он «наблюдателей», глядя на их странное устройство. Компас, конечно, не отвечал, продолжая свою размеренную пульсацию.