Бесплатный фрагмент - Жанна Кальман, раскрытие секрета долголетия. Том II. Доказательства

Предисловие

Это второй том нашей трилогии о Жанне Кальман, которая считается самой старой из когда-либо живших людей с отрывом в три года. В предыдущем томе мы изложили сценарий подмены, в котором Ивонна Кальман приняла личность своей матери Жанны примерно за год до ее смерти.

Здесь мы исследуем воспоминания мадам Кальман, ее образ жизни, фотографии и другие свидетельства, доказывающие, что этот сценарий несравненно более вероятен, чем официальный, в котором Ивонна умерла в 1934 году, а Жанна в 1997 году в возрасте 122 лет.

В преклонном возрасте, несмотря на ее проблемы со слухом, мадам Кальман с большим удовольствием раздавала интервью журналистам, ученым и друзьям. В 1977 году она уже беседовала с историком Рене Гараньоном о событиях Первой мировой войны [1], стр. 140, но интервью стали гораздо более частыми после того, как Жанна была объявлена самым старым человеком во Франции в предполагаемом возрасте 111 лет. С тех пор ее дни рождения стали публичными мероприятиями с участием мировой прессы.

В 1990 году геронтолог Мишель Аллар и демограф Жан-Мари Робин из института Инсерм были вовлечены в исследование долгожителей, финансируемое Ипсен. Обнаружив 115-летнюю Жанну Кальман, они решили изучить ее здоровье и удостовериться в возрасте с помощью лечащего врача Виктора Лебра, которому лучше других удавалось общение с мадам Кальман. В период с 1992 по 1995 год они записывали на аудиокассеты многочисленные интервью с долгожительницей [2], стр. 5; [3], стр. 15, а затем опубликовали лучшие моменты в книге на французском языке к ее 120-летию в 1995 году [3]. Английская версия появилась три года спустя, вскоре после ее смерти [2].

Воспоминания мадам Кальман могут быть использованы для аргументации как за, так и против ее достоверности, в зависимости от их соответствия историческим записям. Однако всегда можно предположить, что ее память не была идеальной, и она путала даты и события. И наоборот, ее дочь Ивонна могла быть знакома с некоторыми подробностями жизни матери по семейным рассказам.

Когда мадам Кальман рассказывала о событиях из своей ранней жизни, валидаторы говорили о ее потрясающей памяти, а когда она впадала в замешательство или ошибалась, они делали скидку на ее возраст. Валидаторы рассказывали ей истории из прошлого, чтобы побудить мадам Кальман вспомнить больше, и это приносило успех [2] стр. 7, 26; [4].

В своей первоначальной критике валидации долголетия Кальман, Николай Зак использовал некоторые из ее показаний в поддержку своей гипотезы. Защитники долгожительницы оспорили эти аргументы. В нашей более подробной аналитической статье [5] мы не рассматривали ее воспоминания, потому что другие доказательства были более убедительными, и тогда нас обвинили в предвзятой избирательности [6].

Все изменилось благодаря выпуску цифровых копий аудиозаписей интервью в январе 2022 года [7]. Даже если по отдельности ее рассказы не могут быть рассмотрены в качестве сильных аргументов, в совокупности эти свидетельства оказались более чем убедительны. В этом томе мы постараемся проанализировать все известные свидетельства, независимо от силы, и взвесить их в реалистичном свете.

В дополнение к книгам, опубликованным валидаторами, было написано несколько других биографий, не претендующих на научность, например, Кавалье (1995) [9], Симоновым (1998) [8] и Лами (2013) [1]. Хотя авторы иногда присутствовали на интервью, проводимых доктором Лебром, описанные ими события и цитаты не следует слепо принимать на веру. Книга Кавалье, например, является полувымышленным рассказом о ее жизни, за исключением последней главы.

В целом, информация, предоставленная ее биографами, принятая за чистую монету, подтверждает предполагаемую подлинность мадам Кальман, но это делается за счет введения читателя в заблуждение. Одной из главных героинь Кавалье является некая Калите, вымышленная служанка и подруга Жанны. Симонов придумал имена для друзей детства Жанны и рассказы про ее активную общественную жизнь.

Лами претендует на большую достоверность, но и его информация зачастую не выдерживает проверки. Среди прочего, Лами, похоже, выдумал портрет Ивонны работы известного арлезианского художника Лео Леле и историю покупательницы магазина Кальман. Журналисты не боятся включать фантазию при написании своих репортажей, поэтому мы предпочитаем использовать аудиозаписи интервью.

Ранний отчет Колетт Порлье для Пари Матч в 1988 году [10, 11] содержит несколько воспоминаний мадам Кальман, не встречавшихся в других местах. Некоторые из них поражают воображение и вызывают сомнение в ее честности, если предположить, что цитаты были точны. Недавно опубликованные аудиозаписи в целом подтверждают достоверность этой статьи, поэтому мы будем принимать ее во внимание, хоть и с несколько пониженным уровнем доверия.

Опубликованные интервью с мадам Кальман проводились в основном ее врачом Виктором Лебром, иногда в присутствии других слушателей. Книги валидаторов включали отредактированные и переставленные стенограммы некоторых из этих интервью, но записи содержат гораздо больше материала и позволяют изучить оригинальные формулировки, раскрывая множество неизвестных ранее деталей воспоминаний мадам Кальман.

Вопросы, заданные мадам Кальман, были очень проницательными. Так же, как и ее валидаторы, мы были

Взволнованы, как египтологи, которые обнаруживали, проходя через неизведанную область пирамиды, комнату, полную сокровищ [2].

Ее молчание зачастую было так же показательно, как и ее ответы. Мы обнаружили, что транскрипции в книгах валидаторов иногда содержат значительные ошибки. Авторы не скрывали редактирования текста для краткости и ясности, но мы были удивлены масштабами некоторых изменений и избирательностью в подаче информации.

В связи с этим нам было очень важно ознакомиться с оригинальными аудиозаписями. Ниже приведены стенограммы ключевых эпизодов и анализ их содержания. Для полного погружения мы рекомендуем читателю прослушать их самостоятельно, поскольку интонация мадам Кальман зачастую не менее информативна, чем содержание ее слов.

К сожалению, выпущенные записи являются неполными. В частности, на них отсутствуют некоторые беседы, представленные в книгах валидаторов. Инсерм утверждает, что было получено 29 mp3-файлов, из которых 25 были опубликованы. Мы запросили дополнительную информацию о четырех недоступных файлах, но ответа не последовало.

Список содержимого аудиокассет находится в приложении.

Незабываемые впечатления

ВАН ГОГ

Самой знаменитой историей мадам Кальман был ее рассказ о художнике Винсенте Ван Гоге. Согласно англоязычному сообщению Ассошиэйтед пресс по случаю 120-летия Жанны Кальман, она помнила, как продавала ему цветные карандаши [12]. Эта версия была скопирована практически во все сообщения английских и американских СМИ о легендарной встрече, но она не заслуживает доверия по нескольким причинам.

Во-первых, Жанне было меньше 15 лет на момент пребывания Ван Гога в Арле. Магазином Кальман тогда управляла вдова Жака, Мария, со своим сыном Фернаном, троюродным братом Жанны, за которого она позже выйдет замуж. Они могли продавать холст в виде ткани, но не карандаши или кисти. Жанна не только не работала в магазине, но и имела ограниченные возможности для его посещения: из местных газет мы знаем, что она училась в школе до 1891 года.

Мадам Кальман утверждала, что она познакомилась с Ван Гогом, когда тот выбирал холсты для своих картин. Некоторые французские статьи также упомянули «pinceaux» [13], означающее кисти, которые, по-видимому, были неправильно переведены на английский как «pencils», что привело к проникновению цветных карандашей во многие англоязычные отчеты. Это предупреждает нас о том, что не следует слишком полагаться на точность журналистов, даже если они утверждают, что цитируют первоисточник.

К счастью, нам доступны многочисленные видео- и аудиозаписи мадам Кальман, рассказывающей разнообразные версии своей истории, так что мы сконцентрируемся на первоисточниках и будем игнорировать менее надежные сообщения из вторых или третьих рук.

Мадам Кальман ожидала большего от знаменитого художника и была разочарована их встречей: «И это Ван Гог?!». Однако в то время Ван Гог был совсем неизвестен в Арле, так что эта реакция явно является более поздней выдумкой. Более того, до его травмы уха немногие местные жители, знавшие художника, называли его «господин Винсент», а не «господин Ван Гог», как это делал Фернан в ее рассказе, потому что им было трудно произнести его фамилию [20].

В одном из интервью выяснилось, что она ничего не знала об убийстве зуавов (военных французской армии) у дверей борделя. 16 марта 1889 года итальянские преступники были арестованы и помещены в ратушу, но, тем не менее, в городе вспыхнули серьезные волнения. Похороны зуавов стали крупным событием [20], поэтому почти наверняка Жанна была бы в курсе.

В 1987 году мадам Кальман заявила, что очень хорошо знала Ван Гога (явное преувеличение, учитывая ее собственное более позднее утверждение от 1993 года, что они встречались всего один раз). Она не слишком льстила художнику: Ван Гог был уродлив, безумен и невежлив.

В то время ее слава чрезвычайно возросла благодаря этой связи. Пари Матч посвятил восходящей звезде большую статью, начинавшуюся с фотографии мадам Кальман в образе мадам Жину [10]. Версия ее истории была также включена в канадский фильм «Винсент и я», снятый в честь столетия со дня смерти художника.

Мадам Кальман говорила, что у них был магазин, где он был постоянным покупателем. По крайней мере, в двух интервью (1988 и 1989 гг.) она утверждала, что муж представил ее Ван Гогу как свою жену.

Самая очевидная проблема с ее рассказом заключается в том, что эта встреча должна была произойти до смерти Ван Гога в 1890 году, за семь лет до того, как Жанна Кальман вышла замуж. Ей должно было быть 13 или 14 лет, что не согласуется с тем, как она это представила, рассказывая историю так, как будто в то время она была замужней женщиной.

Некоторые репортеры, включая создателей фильма «Винсент и я», осознали эту проблему. В их изложении она встретила Ван Гога в магазине своего отца. Если бы это были слова мадам Кальман, то можно было бы предположить, что она говорила от имени Ивонны, поскольку отец Жанны был судостроителем и никогда не владел никаким магазином. На самом деле, мы не нашли ни одной такой аудиозаписи, хотя некоторые журналисты писали это в виде цитаты [21].

Соучредитель Книги рекордов Гиннеса Норрис Маквиртер утверждал, что она познакомилась с Ван Гогом в магазине своей матери [22]. Когда стало известно, что у родителей Жанны не было магазина, репортеры снова изменили историю. В 2019 году Люсьен Де Кок описал как она пряталась от Ван Гога за спиной своего дяди в его магазине [23]. Основателем магазина был двоюродный брат ее отца, Жак Кальман, но он умер от брюшного тифа за два года до прибытия Ван Гога в Арль.

Еще в 1988 году Пари Матч писал, что Жанна встречалась с Ван Гогом до своего замужества [11]. Валидаторы заявили, что она говорила о Фернане как о своем будущем муже [2], стр. 37; [3], стр. 62. Тем не менее, видеозаписи 1988 и 1989 однозначно опровергают их утверждение об отсутствии хронологической ошибки. Рассказывая о том, как Фернан представил ее Ван Гогу как свою жену, она очень ясно понимала обстоятельства, и это не может быть связано с плохой памятью или недоразумением.

«Ван Гог? Я знаю свой урок наизусть», — сказала она Ле Монд в 1988 году. — «Я отвечаю то, что люди хотят услышать.» [24]

Была ли эта встреча вообще возможна? Ван Гог отправился в Арль на поезде накануне 13-летия Жанны Кальман. Большую часть своего пребывания в городе он жил недалеко от площади Ламартен в другом квартале Арля, вдали от магазина Кальман.

Его брат Тео был арт-дилером, финансирующим работу Винсента, и затраты на художественные материалы подробно обсуждаются в их переписке [25]. Винсент, в основном, пользовался холстами от парижского поставщика Тассе. Иногда его брат не успевал выслать их вовремя, и тогда художник пытался купить материалы в Арле. В этом ему помогали местный любитель живописи Жюль Арман и его жена. В интервью биографу Кокио в 1922 году, мадам Арман вспоминала, что Ван Гог покупал материалы «в ничтожно малых количествах» [20].

В Арле было множество суконщиков, которые могли продать Ван Гогу то, что он называл незагрунтованным холстом.

Магазин Кальман был одним из самых дорогих (сама мадам Кальман говорила, что их типичными клиентами были богатые фермеры из Камарга), а финансы страждущего художника были крайне ограничены. Иногда он использовал обратную сторону холста, а в приюте в Сен-Реми был вынужден рисовать на полотенцах [26].

В поисках аргументов в пользу встречи Жанны с Ван Гогом, валидаторы предположили, что он, возможно, покупал там кровать, которую описал в своих письмах брату [2], стр. 38.

Они утверждали, что

Единственным местом в Арле, где можно было совершить эту покупку, был магазин Кальман.

Это неверно.

Только в 1897 году в местной газете впервые было объявлено, что Кальман собирается начать продавать мебель, поэтому Ван Гог не мог купить кровать у Фернана. Недалеко от его желтого дома было достаточно мебельщиков, например, магазин Буске. Он также мог приобрести кровать дешевле, заказав ее непосредственно у столяра.

23 декабря 1888 года у Ван Гога случился нервный срыв. Он отрезал себе ухо и оказался на попечении молодого интерна Феликса Рея в больнице Отель-Дье, которая находилась всего в 100 метрах от магазина Кальман на другом конце улицы Гамбетта.

После выздоровления, он вернулся на площадь Ламартен, но хозяин дома и соседи обратились в мэрию с просьбой избавить их от нежелательного постояльца, и Винсент вынужден был вернуться в госпиталь. До апреля у него не было возможности выходить в город из-за вспышки оспы [20].

7 мая 1889 года, после пяти месяцев, проведенных пациентом в больнице, главный врач Жюль Урпар диагностировал у него «острую манию с генерализованным бредом», и художник покинул город, чтобы продолжить свое выздоровление в приюте в Сен-Реми-де-Прованс. В последующие месяцы Ван Гог несколько раз ненадолго возвращался в Арль. В июле 1890 года он скончался от огнестрельной раны живота в Овер-сюр-Уазе.

На аудиозаписи 1993 года мадам Кальман утверждала, что познакомилась с Ван Гогом до того, как он отрезал себе ухо, но она ошибочно предполагала, что это произошло в Сен-Реми после его отъезда из Арля. Эта деталь также была упомянута в более раннем интервью 1987 года [21].

Если оставить в стороне ее рассказы, то кажется маловероятным, что Винсент покупал что-либо в магазине Кальман. Его письма не дают ни малейшего намека на такую возможность. Однако с точки зрения того, кто считает мадам Кальман честной, полностью исключить правдивость встречи нельзя.

Хотя ее история содержит заведомо недостоверные детали, местами он кажется правдоподобным. Она рассказывала, что Ван Гог посещал магазин в самом конце своей жизни. Это может относиться ко времени, когда он находился в больнице в апреле 1889 года, или когда он позже ненадолго приезжал в Арль.

До переезда в Сен-Реми художник подумывал о том, чтобы остаться в Арле и арендовать комнату у доктора Рея, который жил на улице Пон недалеко от магазина новинок. Мадам Кальман говорила, что Ван Гог тщательно проверял зернистость холста и все еще немного рисовал. На самом деле, это был крайне продуктивный период его творческого пути.

В апреле 1889 года Тео был занят своей свадьбой, поэтому не исключено, что у его брата закончились материалы, и он зашел в магазин, чтобы добыть себе холст. Его внешний вид в то время должен был соответствовать нелестному описанию мадам Кальман: условия в больнице Арля не позволяли пациентам выглядеть опрятно [20]. Возможно, Ван Гог стеснялся своего отрезанного уха и скрывал его за низко надвинутой шляпой.

В одной из бесед с командой валидаторов в 1992 году мадам Кальман отказалась говорить о Ван Гоге [2], стр. 32; [3], стр. 57. Возможно, ее беспокоили несоответствия. В 1993 году она снова рассказала эту историю своему врачу [7] (15 июня 1993 00:50), но это интервью не было использовано в их книгах.

В октябре 1988 года мадам Кальман дала интервью Мартину Бейли, ведущему специалисту по Ван Гогу и журналисту-расследователю Арт газеты. Бейли много писал о жизни и творчестве художника. Одна из его книг, «Студия Юга: Ван Гог в Провансе» рассказывает о его жизни и творчестве в Арле. Автора, казалось, не совсем убедила ее история:

Ей было бы 13 лет, когда, как она утверждает, Ван Гог купил холст в текстильном магазине ее семьи. […] К тому времени, когда я брал интервью у мадам Кальман, ее истории были хорошо отточены […] Рассказ Полины Мурар, дочери доктора Феликса Рея (который лечил Ван Гога), показался мне несколько более достоверным [27].

Бейли уже выражал свои сомнения в августовском номере Арт газеты за 1997 год:

Но была ли история мадам Кальман «фейком»? Хотя она находилась в нужном месте в нужное время, трудно поверить, что она помнила его с 1888 года. Кажется более вероятным, что позже она слышала истории о самом известном клиенте ее семьи. Действительно ли мадам Кальман знала Ван Гога, теперь останется загадкой, и, здесь, как и во многом из того, что связано с художником, правду трудно отделить от легенды.

Как и мы, Бейли предположил, что в этой истории может быть какая-то фактическая основа. В конце октября 1888 года друг Ван Гога Поль Гоген приехал к нему в Арль, чтобы вместе заниматься искусством. Гоген предпочитал более грубый материал для живописи, поэтому он купил 20-метровый рулон джута, который они оба использовали в качестве холста.

В Арле было несколько магазинов, которые продавали джут, но художники могли купить себе рулон в магазине Кальман на улице Гамбетта (и вполне возможно, что 13-летняя Жанна Кальман работала там в тот момент) [27].

Теперь мы знаем, что предположение о том, что Жанна работала в магазине, оказалось неверным, но такая покупка действительно могла быть источником ее легенды. 8 октября 1888 года Винсент пожаловался своему брату:

Тассе не отправил полотно. Это очень, очень срочно; пожалуйста, немедленно закажи у него 10 или хотя бы 5 метров. Это очень срочно, потому что сегодня я уже купил здесь холст, чтобы быть готовым к завтрашнему или послезавтрашнему дню, в зависимости от погоды. Здесь нужно пользоваться моментами, которые предоставляет мистраль, и быть готовым заранее [25].

Винсент получил посылку от Тассе сразу после отправки этого письма Тео, но к тому моменту он уже купил холст в Арле. В это время он бывал неподалеку от магазина Фернана, поскольку рисовал Тринкетайский мост. Судя по рекламе, в 1888 году Кальман еще не продавал ткани для холста, в отличие от тесно связанного с ним домом Тасси (созвучие с Тассе случайно).

В то время Ван Гог даже хотел полностью отказаться от Тассе, потому что его материал был слишком дорогим. Однако грубый джут, вероятно, не был идеальным материалом для быстрых мазков Винсента, поэтому, когда он закончился в декабре, Ван Гог продолжил использовать полотно из Парижа [25, 26].

Его письма того периода согласуются с тем, что Ван Гог мог показаться местным жителям «наполовину сумасшедшим»:

Я не болен, но я стану таковым без всяких сомнений, если не буду принимать сытную пищу и если не перестану рисовать в течение нескольких дней. На самом деле, я снова почти сведен к состоянию безумия Хьюго ван дер Гуса с картины Эмиля Ваутерса. [25]

Еще в сентябре 1888 года Ван Гог готовил свой желтый дом для размещения группы художников, которые, как он надеялся, будут жить вместе, как монахи. Винсент купил две кровати, два матраса, постельное белье, двенадцать стульев (он мечтал объединить 12 художников/апостолов), зеркало и несколько мелких незаменимых вещей [25]. Некоторые из этих покупок, включая стул и джут, на котором он его нарисовал, возможно, были сделаны в магазине Тасси.

­

Также возможно, что Ван Гог приобрел некоторые новинки у Фернана Кальмана. Их мог познакомить друг Винсента, Жюль Арман, выставлявший свои картины в витринах магазина Кальман. Ван Гог мог спросить Фернана о холстах, и 100 лет спустя их разговор мог перерасти в рассказ мадам Кальман.

Нам кажется наиболее вероятным, что она придумала свою легенду, чтобы угодить журналистам, но рассказанные детали требовали определенной изобретательности. Одно из возможных объяснений заключается в том, что мадам Кальман помнила истории, рассказанные Фернаном или доктором Феликсом Реем. Из ее интервью мы знаем, что доктор Урпар (1857–1915), отправивший Винсента в психиатрическую лечебницу, был также врачом родителей мадам Кальман. Затем ей просто нужно было добавить легенду о своем знакомстве с художником.

Эта история могла быть сформирована за несколько лет до того, как она была записана на видео. Почему мадам Кальман не рассказала ее раньше, когда биографы Ван Гога приезжали в Арль в 1920-х годах, или когда там снимался голливудский фильм «Жажда жизни» с Кирком Дугласом в 1950-х?

Мы полагаем, что после того, как Мадам Кальман переехала в дом престарелых, о долгожительнице узнала энтузиастка Маите Дюбуке, интересующаяся историей Ван Гога. Возможно, это побудило ее приукрасить свой анекдот.

Она знала, что в Провансе «воскресная правда» может быть вернее реальности. [24]

Винсент писал своему брату:

Мое огромное желание состоит в том, чтобы научиться создавать такие неточности, такие вариации, переделки, изменения реальности, ложь, если хотите, чтобы эта ложь стала более правдивой, чем буквальная истина. [25]

История их встречи была маленькой невинной ложью, которая была раздута международной прессой до неожиданных масштабов. Ее валидаторы признали, что

Без этой связи со знаменитым художником, возможно, она осталась бы неизвестной. [2]

Может ли это объяснение сработать вне зависимости от того, была ли мадам Кальман Жанной или Ивонной? Кажется странным, что Жанна создала версию истории, которая не могла быть правильной из-за ее возраста, независимо от того, была ли она основана на подлинном событии или нет.

Юлиус Майер-Граефе, автор первой широко читаемой биографии Ван Гога, посетил Арль в 1911 году и был совершенно обескуражен тем фактом, что арлезианцы не имели о нем ни малейшего представления [28]. По мере роста международной славы Винсента люди в Арле постепенно узнавали о его существовании.

В 1922 году другой биограф, Густав Кокио, попросил доктора Феликса Рея познакомить его с теми, кто встречался с Ван Гогом. Он стал широко известен, и Жанна должна была понимать, что она была еще ребенком во время пребывания Винсента в Арле. В семье наверняка говорили о нем, поскольку они очень интересовались искусством. Местный художник Жюль Арман был в хороших отношениях как с Винсентом [25] так и с Фернаном.

Мадам Кальман, прославившаяся своей потрясающей памятью, рассказывала эту историю по крайней мере за десять лет до своей смерти. Как Жанна могла предположить, что она была замужем, когда встретила Ван Гога? Очевидно, что данное свидетельство более соответствует тому, что мадам Кальман была Ивонной, которая родилась на два десятилетия позже и могла ошибиться в датах. Это также показывает, что она не всегда была честной.

Валидаторы явно знали о несоответствиях в ее рассказе. Кажется, что они пытались получить от нее более правдоподобную версию, но мадам Кальман не пожелала обсуждать эту тему более подробно. Это должно было заставить их усомниться в ее честности, но ученые предпочли попытаться подогнать факты под ее историю.

Вывод: Рассказ мадам Кальман о встрече с Ван Гогом несовместим с ее собственной биографией. Мы знаем много важных подробностей жизни художника в Арле из его писем и других свидетельств. Маловероятно, что он часто покупал холсты или что-то еще в магазине Кальман. Если предположить, что она придумала эту историю ради привлечения внимания, то Жанна должна была сделать это более убедительно. Оправдание путаницы ее преклонным возрастом несостоятельно.

Встреча с Ван Гогом является хорошим доказательством того, что мадам Кальман на самом деле была Ивонной, которая таким образом развивала ложь о своей личности. Мы оцениваем это как убедительное свидетельство и присваиваем ему коэффициент вероятности 5 в пользу подмены.

Любопытно, что существует еще одна связь между Ван Гогом и мадам Кальман. В 1888 году Винсент любил рисовать мас-де-Грифей, который в 1949 станет домом доктора Лебра [1], стр. 104. Одна из таких картин, «Стога сена», была скрыта от глаз общественности в течение 116 лет. Она была изъята немцами из Парижа в 1941 году и продана за 30 миллионов долларов 80 лет спустя [29].

ЗАПУСК «ЖАННЫ»

Биографы мадам Кальман хотели узнать о ранних событиях из ее детства, но было трудно заставить ее рассказать что-то из того времени, она даже не могла вспомнить своих школьных друзей. Три валидатора записывали интервью с 1992 года. До этого она часто говорила о своей сомнительной встрече с Ван Гогом. Несколько раз речь заходила о том, как отец Жанны спустил свой последний корабль, но до осени 1994 года эта история была лишена каких-либо подробностей.

Она также упомянула, что ее отец построил большую лодку, магону:

Последний отрывок мог относиться как к Николя, так и к Фернану. Из местной газеты от 8 марта 1896 года (за месяц до его женитьбы) мы знаем, что отец Ивонны был не из робкого десятка:

Господин Фернан Кальман, торговец тканями на улице Гамбетта, только что вернулся домой в среду вечером, когда ему показалось, что кто-то пытается открыть дверь; он подошел к окну первого этажа и увидел злоумышленника, пытавшегося проникнуть в его дом с набором отмычек в руках. Он выхватил пистолет и трижды выстрелил в преступника, который тут же скрылся вместе со своим сообщником.

На еще одной записи истории о последней лодке ее отца [7] (неизвестная дата 02:30) мадам Кальман говорила, что это был большой праздник. Ей было около 10 лет, и больше всего ей запомнилось ее платье с синим поясом. В этом интервью не было никаких упоминаний о том, что корабль назывался «Жанна».

Однако, история запуска была уже рассказана несколькими годами ранее в интервью Пари Матч 1988 года. Эта версия включала в себя название «Жанна» и описывает, как ветер надувал ее паруса [10, 11].

Возможно, Николя Кальман построил несколько парусников, но в первую очередь он участвовал в производстве барж, известных как шаланды и пенелли, для перевозки угля и других товаров. Такие суда ходили по водам Роны на протяжении многих веков. Они спускались по течению с грузами из шахт и карьеров, используя большое весло сзади для руления.

После опорожнения в пункте назначения их приходилось тащить обратно вверх по Роне с помощью больших команд лошадей. Около 1830 года появились паровые буксиры (реморкеры) с мощными двигателями, приводящими в движение большие гребные колеса. Они могли перевозить конвои пустых барж обратно вверх по реке, а также использоваться для доставки грузов вверх по течению.

Николя Кальман начинал как плотник, работая на набережной Тринкетай со своими дядями и братьями. К пятидесяти годам он стал успешным бизнесменом. В 1880 году местная газета «Ом де Бронз» сообщила, что он заключил контракт на строительство барж для железнодорожной компании, которая планировала новую линию от Алеса (родной город Люсиль Рэндон, старейшей француженки, не считая Кальман) до Роны для транспортировки угля.

Названия некоторых лодок, построенных восьмидесятью рабочими под его руководством в 1881 году, появились в печати:

  Шарбон, Минерай, Кокс, Марсельеза, Авиньоннеза, Эльзасьен, Альбигео, Ангумуа, Беарне, Ле-Лоррен, Тулоннез, Борделез, Лонгедосиен, Провансаль, Фламан, Пикар, Норманд и Гаскон.

В то время Николя Кальман и его партнер Жан Батист Кальман планировали расширение своего бизнеса. Городской совет частично удовлетворил их просьбу о предоставлении им большего пространства для строительных работ, и Кальманы получили право строить суда в средиземноморском порту Бук. К сожалению, Жан Батист умер в 1885 году в возрасте 36 лет.

В 1885 году железнодорожная компания обанкротилась, и Николя Кальман распродал речные баржи, построенные им в 1881 году.

Со временем железные дороги, которые принесли ему заработок, стали коммерческой угрозой для речного судоходства, и Николя воспользовался возможностью, чтобы вовремя уйти. Мадам Кальман рассказала, что впоследствии он занялся виноделием на своей ферме Руирон в Сен-Мартен-дю-Кро.

Николя купил ферму Руирон в 1888 году. Он также стал участвовать в местной политике, и в 1892 году был назначен администратором городского благотворительного офиса, где имел многочисленные столкновения со своими оппонентами, которые не считали его подходящим человеком для такой деятельности. В 1905 году его оппоненты заявили, что

Благотворительностью должны заниматься люди, которые являются примирительными, мягкими и беспристрастными, а не используют ее в качестве политического оружия против бедных,

и Николя был вынужден покинуть свой пост. Он продолжал отмечать себя как строителя лодок в переписи населения и справочниках. Возможно, он никогда полностью не оставил свое призвание, но некролог от 1931 года назвал его бывшим судостроителем и «инспектором паровых установок».

В 1994 году валидаторы готовили книгу о Жанне Кальман. Они хотели опубликовать ее в конце года к ее 120-летию, и ожидали сильного общественного интереса. В 10 часов утра 7 сентября Робин, Аллар и Лебр сели с мадам Кальман и выслушали замечательную версию ее рассказа о запуске «Жанны». Она вспомнила новые подробности, которые ранее не встречались на аудиозаписях. Стенограмма этой беседы заняла почетное место в начале их книги, которую они закончили два месяца спустя [2], стр. 38—45; [3], стр. 25—31.

Мы можем подтвердить, что диалог во французской версии книги валидаторов хорошо отражает аудиозапись интервью. Вот наша версия полной стенограммы:

Итак, сто лет спустя, мадам Кальман рассказала историю о последнем дне в карьере своего отца. Аллар и Робин были впечатлены ее воспоминаниями об этом событии и техническим жаргоном того времени, который она использовала. Она называла корабль «магоной» и описала, как рабочие выбивали «эпонтили», чтобы спустить ее на воду. Сторонники мадам Кальман отметили это как важное доказательство ее подлинности [29].

Была ли «Жанна» реальной или просто плодом воображения мадам Кальман? В статье для Ридерс Дайджест доктор Лебр утверждал, что она была запущена в воскресный день июня 1885 года [18]. Вероятно, у него был какой-то дополнительный источник информации, поскольку интервью не содержало этих деталей.

По просьбе Николя, последняя баржа, построенная для железнодорожной компании, была спущена в праздничный день, 14 июля 1881 года. Мы знаем, что первая шаланда называлась «Шарбон» (фр. уголь), но название лодки, крещенной в День взятия Бастилии, неизвестно. С тех пор, в газете «Ом де Бронз» не было найдено сообщений о кораблях Кальман.

Патрисия Кутюрье обнаружила заметку 1895 года, которая подтверждает существование корабля под названием «Жанна» в Арле. Баржа, перевозящая уголь по Роне, села на мель, и ее пришлось вытаскивать с помощью парохода.

Семья судовладельцев Бизалион была родом из Сент-Этьена и использовала свой флот для транспортировки угля оттуда. Хозяин «Жанны», Поль Бизалион, был известным промышленником в Арле и снабжал город газом, получаемым с помощью нагрева угля.

Мадам Кальман, описавшая Жанну как судно, которое приводилось в движение не паром, а углем, могла иметь в виду именно такую баржу для транспортировки угля. В то же время, имя «Жанна» часто встречалось у кораблей благодаря знаменитой Орлеанской деве, и позже Бизалион приобрел другой корабль под названием «Жанна д’Арк».

Патрисия Кутюрье также нашла фотографию из альбома, посвященного судостроению, на которой изображен праздник спуска на воду лодки, в присутствии священника и многочисленной публики. Эта картина очень хорошо соответствует описанию Кальман. Можно предположить, что мужчина с усами, стоящий возле стола — никто иной как Николя, а по левую руку за ним следуют его супруга Маргарита Жиль, ее мать Роза Мино, неопознанная леди, и Маргарита Мино с юной Жанной Кальман. Священником мог быть аббат Бурж, который в 1882 году сотрудничал с директрисой школы Жанны, мадам Бене-Кост.

Мадам Кальман даже упомянула имя руководителя работ — некоего Монтино (мы не знаем, существовал ли он на самом деле), что довольно примечательно, учитывая, что она не могла вспомнить никаких имен своих школьных друзей. Тем не менее, она допустила несколько ошибок.

Мадам Кальман сказала, что лодка была спущена на воду в Ла-Рокетте, квартале Арля, где они жили, но на самом деле, корабли строились и спускались на воду ниже по течению, в Бариоле. Она описала лодку как предназначенную для открытого моря и слишком большую для использования на реке. В таком случае Жанна должна была быть спущена на воду в порту Бук, а не в Арле, как она сказала, иначе было бы невозможно перевести корабль в море. «Огромное» судно, описанное мадам Кальман, не смогло бы перемещаться по каналу от Барриоля до Бука, который был предназначен для судов максимальной шириной 8 метров и осадкой около 1,9 метра.

Морские баржи, проданные Николя в 1885 году, предназначались для перевозки 200 тонн угля на мелководье и были рассчитаны на то, чтобы поместиться в канале. Они также могли ходить по морю из Бука в Марсель. Если мадам Кальман знала, что эти корабли назывались «морскими», она могла предположить, что они не годились для реки.

Лодка «Жанна», принадлежащая Бизалиону, могла быть одной из шаланд, построенных Николя в 1881 году. Согласно Пари Матч, его последний корабль был парусным судном, но это не соответствует окончательной версии, опубликованной валидаторами.

Неоднозначный термин «магона», как правило, относился к лодкам, используемым для перевозки грузов с барж на берег, но он также мог применяться к парусным судам. Мы встречали его в местных газетах после 1900 года, но не раньше. Магону, вероятно, можно было вывести в море, но она не была слишком большой для реки, как утверждала мадам Кальман.

В музее Арлатен хранится модель лодки, подаренной Жаном Будинионом, последним судостроителем в Арле. Она была сделана в XVIII веке Пьером Кальманом, дедом Николя, и восстановлена Анри Будинионом. К сожалению, музей удалил с показа все артефакты, связанные с семьей Кальман.

Оноре Будинион начал строить магоны около 1902 года, возможно, вдохновленный этой моделью Пьера. Он построил и крестил лодку «Жанну д'Арк» в 1909 году. В 1911 году лодка «Мадлен» была украдена с его верфи на Шемен-де-л'Аббатуар, улице, где Жан-Батист Кальман, партнер Николя, умер в 1885 году. Николя Кальман, возможно, сотрудничал с Будинионом. В 1909 году они оба перечислены как эксперты в Марсельском указателе. Газеты продолжали сообщать о запуске магон Будинионом, по крайней мере, до 1932 года.

Братья-судостроители Оноре и Анри Будинион женились на сестрах Элизе и Жанне Милль. У Оноре была дочь Мадлен Жанна (1902—1998). Украденная магона, вероятно, была названа в ее честь. Эта или другие лодки, построенные, когда Ивонна была ребенком, могли вдохновить историю, впоследствии рассказанную мадам Кальман. Мадлен Жанна вышла замуж за Гаспара Корона, а ее отец Оноре женился на тете Гаспара, Марии Луизе Корон. Короны были соседями Кальман на площади д'Антонель. Эта династия мясников производила там знаменитые колбасы из свинины и ослиного мяса начиная с 1740 года.

В 1928 году Мадлен Будинион и ее супруг продали Жанне и Фернану два здания, прилегающих к дому Кальман на улице Дю Театр. Эти здания использовались в качестве мебельного магазина до 1938 года, когда они были сданы в аренду Буиссону вместе с другими помещениями магазина.

Перепись 1931 года показывает, что Короны переехали на улицу Сади Карно. Частые смены соседей семьи Кальман могло облегчить помену личности.

Мадам Кальман описала белое платье с английской вышивкой и синий пояс с бантом. Этот костюм соответствует детской фотографии Ивонны, сделанной два десятилетия спустя.

Эти моменты наводят на мысль, что мадам Кальман могла быть Ивонной, которая пересказывала историю своей матери, смешивая ее со своими собственными воспоминаниями. В таком случае, как она смогла рассказать столько подробностей? Конечно, она очень хорошо знала своего деда Николя, который умер, когда ей было 33 года. Весьма вероятно, что Николя или Жанна многократно рассказывали историю запуска последнего корабля на собраниях семьи и друзей. С другой стороны, если Ивонна хорошо запомнила эти детали, почему она не рассказывала эту прекрасную историю раньше? Оказывается, у нее были и другие источники информации.

После смерти мадам Кальман в 1997 году, Пари Матч рассказал о том, что однажды репортеры нашли в ее квартире запертый ящик [30]. Ключ был утерян в течение 30 лет, но журналисты смогли открыть его, и обнаружили документы, принадлежащие отцу Жанны, включая чертежи и технические детали запуска корабля. Эта информация была использована в интервью 1988 года. По словам журналиста, это было парусное судно под названием Жанна. Хотя содержимое с тех пор было утеряно, оно могло включать фотографию праздника, подобную приведенной нами.

Мы не знаем, что случилось с коробкой и ее содержимым, которое, предположительно, было показано мадам Кальман во время подготовки статьи 1988 года. Вполне вероятно, что они были оставлены у нее, что дало ее друзьям или валидаторам возможность еще раз ознакомиться с этими подробностями. Возможно, именно так Виктор Лебр узнал о дате праздника.

Таким образом, нет ничего удивительного или загадочного в том, что Мадам Кальман смогла предоставить яркие подробности этого события, которые могли показаться стоьль убедительными для ее поклонников.

Вывод: История «Жанны» могла соответствовать реальному событию, или быть компиляцией нескольких различных воспоминаний мадам Кальман. Вполне вероятно, что эта история была неоднократно рассказана Жанной и Николя в присутствии Ивонны. Ивонна также могла использовать свои собственные воспоминания о запусках кораблей в Арле. Сохранившиеся документы, найденные в запертом ящике, предоставили ей более подробную информацию.

На самом деле, в рассказе мадам Кальман были неточности, которые подрывают утверждение о том, что она действительно была там. Поэтому, вопреки утверждениям сторонников рекорда, данное воспоминание никоим образом не говорит в пользу его подлинности. Мы присваиваем «Жанне» нейтральное соотношение вероятностей 1.

СМЕРТЬ ЭСПАРТЕРО

Мадам Кальман нравилась публика, посещающая корриду. Сначала она утверждала, что фотографировала, но затем отказалась от своих слов. Мы знаем, что сын Ивонны, Фредди, был фотографом-любителем. Снимки Жанны, читающей книгу, играющей на пианино и опирающейся на руку, являются домашними фотографиями, которые могли быть сделаны Ивонной, Фернаном, или Марией. Однако крайне маловероятно, что Жанна использовала камеру на корриде в 19 веке, при жизни Эспартеро.

Похоже, что доктор Лебр неправильно услышал «партер» как «Эспартеро», и это привело к его следующему вопросу. Эспартеро было распространенным прозвищем среди матадоров. О каком из них они говорили? Известный испанский матадор по имени Эль Эспартеро (настоящее имя Мануэль Гарсия Куэста), умер во время своего выступления в Мадриде в 1894 году, когда Жанна еще не была замужем. Прежде чем прыгнуть на Эспартеро, бык получил смертельный удар мечом от матадора, что соответствовало описанию Кальман:

Севильский поэт Фернано Вильялон описал похороны:

Черный поясной шарф и лента в шляпе. Две вдовы с черными гвоздиками в черных волосах. Черный камзол и галстук-бабочка черного цвета, с черной лентой на золоте рукава, «чупа» тореадора. Восемь лошадей везли карету Эспартеро.

Настоящее имя другого тореадора по прозвищу Эспартеро было Мануэль Комече-и-Алькантара. Он умер в Ниме (44 километра от Арля), получив смертельный удар рогом быка в промежность 4 октября 1896 года. Этот Эспартеро смог покинуть арену самостоятельно, и зрители не знали о его травме, но через несколько дней он умер. Это произошло через шесть месяцев после того, как Жанна вышла замуж, поэтому она могла быть свидетелем этого события, которое широко освещалось в местной прессе:

Похороны Эспартеро состоялись 10 октября в Ниме в присутствии испанского вице-консула, что не согласуется с версией мадам Кальман о том, что это было в Испании. Смерть и наследие Эспартеро были описаны экспертом по корриде Доном Вентурой:

Когда Комече достал полотно, бык выскочил словно из ниоткуда, зацепил его за промежность, подвесил на мгновение и оставил в вертикальном положении. Рогоносец был настолько практичен в дарении подарков, что раздавал их без чьего-либо ведома, если не считать его жертвы. Когда Эспартеро ушел, общественность, которая не придала значения этому событию, не могла подозревать, что тореадор получил серьезную травму; настолько серьезную, что врачи обнаружили разрушение кишечника, в результате которого случился перитонит, а затем смерть, которая наступила 7 числа того же месяца. Кроме этой роли жертвы, которая является очень неприятной ролью, я не знаю, сделал ли Эспартеро из Валенсии что-то замечательное в своей жизни, а если и сделал, то никто об этом не знал. [31]

Это описание предполагает, что в отличие от своего тезки Мануэля Гарсии, погибшего в Мадриде, Эскапартеро, который умер в Ниме, не был выдающимся мастером. С этой точки зрения, Мануэль Гарсия опять лучше соответствует словам Кальман. Тем не менее, доктор Лебр решил, что она говорит о Мануэле Комече. История о том, как она стала свидетелем смерти Эспартеро, была более драматичной, чем история о том, что она знала, что знаменитый Эспартеро умер.

Транскрипция интервью от 29 января 1993 года в книге валидаторов включает в себя упоминание доктора Лебра о том, что мадам Кальман была свидетелем ужасной смерти Эспартеро в Ниме [2], стр. 100; [3], стр. 106. Она подтверждает и предоставляет дальнейшие подробности о том, как бык убил матадора, прыгнув на него сверху. Это снова соответствует истории смерти Мануэля Гарсии в Мадриде, но не соответствует описанию Вентурой смерти Мануэля Комече в Ниме:

Кажется, что в книге была отредактирована транскрипция, и были добавлены некоторые новые фразы, чтобы мы увидели драматичную историю присутствия Жанны при смерти тореадора в Ниме. На оригинальной записи мадам Кальман сказала, что Эспартеро стал жертвой своей профессии, и был убит быком; она также упомянула меч и сказала, что отпевание проводилось в Испании.

Ее описание гораздо лучше соответствует знаменитой смерти в Мадриде, но, по-видимому, валидаторы понимали, что Жанна вряд ли могла присутствовать там за два года до замужества. Они считали, что если бы мадам Кальман была Жанной, то события 100-летней давности могли перемешаться в ее сознании, и она могла немного приукрасить детали.

В 1995 году было записано еще одно интервью, из которого мы узнаем, что у них были другие беседы на эту тему. К сожалению, они не встречаются на опубликованных кассетах. Доктор Лебр любил наблюдать за корридой из-за барьера на первом ряду. После его смерти команда журнала Торос положила букет цветов на его зарезервированное место на Арене Арля [1], стр. 104.

Учитывая его знание истории корриды, доктор Лебр мог непреднамеренно подсказать мадам Кальман некоторые исторические детали, которые он знал, включая имя Эспартеро. Коррида всегда была популярна в Арле. Во время своей супружеской жизни Жанна Кальман была окружена поклонниками боя быков. Двоюродный брат Фернана, Луи Кальман (1867–1906) был президентом клуба «Таурин», который все еще существовал в 2022 году. В 1927 году другой двоюродный брат Фернана, Николя Круансон, основал соревнование «Золотая кокарда» на арене Арля, которая также сохранилась до наших дней. Его дочь Фернана Круансон была адвокатом и защищала законность корриды.

В 1932 году газета «Радикал Воклюза» сообщила историю о теленке, который сбежал с марша на бойню через Тринкетайский мост, и попытался найти убежище в доме Кальман. К его несчастью, все сотрудники магазина были поклонниками корриды и один из них, Мариус Максанс, схватил теленка и повел его обратно в стадо. Шоу имело большой успех среди соседских детей, которые сравнили его с вечерними корридами на Арене.

Мадам Кальман, утверждавшая, что она никогда не знала страха, неожиданно заявила, что ей не нравилась коррида, которая была слишком опасной, поэтому Фернан обычно посещал бой быков в одиночестве.

Если бы Жанна или Фернан действительно видели смерть Эспартеро, они могли многократно пересказывать эту историю во время обсуждений корриды. Смерть более известного Эспартеро в Мадриде, вероятно, была хорошо известна Фернану. Ивонна наверняка была наслышана о знаменитом матадоре, поэтому она могла поддержать беседу о нем без каких-либо проблем.

Первоначально эта история вызвала у Зака некоторое замешательство, потому что самый известный Эль Эспартеро умер во время корриды в Мадриде в 1894 году, прежде чем Жанна вышла замуж. Местоположение и дата, казалось, не соответствовали тому, что было описано в книге валидаторов. Затем Франсуа Робин-Шампиньель нашел газетную статью об Эспартеро, который умер в Ниме, и это было использовано защитниками Кальман в качестве доказательства ее подлинности [29, 32].

Анализ недавно опубликованных магнитофонных записей показывает, что у этого доказательства был очень шаткий фундамент. Сюжет со смертью Эспартеро, похоже, возник из-за того, что доктор Лебр плохо расслышал слова мадам Кальман. История в книге с упоминанием Нима не соответствует опубликованным интервью, а ее описание смерти Эспартеро подходит для матадора, погибшего в 1894 году в Мадриде, и не совместимо со смертью в 1896 году в Ниме. Драматический рассказ о том, как он умер в Ниме на ее глазах, был либо выдуман, либо подсказан доктором Лебром в одном из несохранившихся интервью.

Вывод: Сюжет с Эспартеро можно рассматривать как один из многих примеров искажения ее интервью, используемых как при валидации, так и при повторной проверке подлинности мадам Кальман. Мы присваиваем этому свидетельству нейтральное соотношение вероятности 1. С другой стороны, попытка мадам Кальман утверждать, что она фотографировала выступления Эспартеро в Арле, является свидетельством в пользу подмены.

САМОЛЕТ И ВЕРТОЛЕТ

Согласно статье Пари Матч 1988 года, Мадам Кальман утверждала, что совершила свой первый полет в 40 лет [10, 11]. Для Жанны это был бы 1915 год — середина Первой мировой войны. Эта история была рассказана мадам Кальман в более поздней аудиозаписи. Ее возраст был указан только в статье Пари Матч, но поскольку другая информация оттуда подтвердилась, вполне вероятно, что она действительно сообщила журналисту эту деталь.

Братья Райт совершили свои первые полеты в 1903 году, а спустя шесть лет Луи Блерио пересек Ла-Манш на первом французском самолете. В 1911 году летчик Роже Морен нанес визит Фредерику Мистралю в Майяне. Пока поэт представлял пилоту свою знаменитую поэму «Мирей», толпа ворвалась в самолет, и маленькие дети опробовали его кабину.

В 1912 году была запущена обширная национальная кампания в поддержку зарождающейся французской военной авиации, и Жанна Кальман отправляла пожертвования на строительство военного самолета «Фредерик Мистраль» через школу Мистраленко.

Коммерческие рейсы в США были запущены в 1914 году, а через пять лет начались пассажирские полеты из Парижа в Лондон. Примерно с 1930 года получили распространение легкие самолеты, рассчитанные на небольшое количество пассажиров. Например, во Франции с 1929 года было построено более 300 самолетов Потез 36.

Мадам Кальман рассказала о своем облете Арля на легкомоторном самолете, предоставленном коммерческой компанией под названием Арль Сюрволь. Энтузиазм ее описания того, что она увидела под собой такой маленький Арль, убеждает нас в подлинности истории. В Истре, примерно в 40 километрах от Арля, находился авиационный учебный центр, первоначально построенный во время Первой мировой войны. К тридцатым годам развлекательные рейсы оттуда могли быть популярны среди богатых пассажиров.

Заметка от 3 июля 1938 года описывает выезд «Ассоциации выпускников колледжа Арля» во главе с Фернаном Кальманом. Они посетили авиационный лагерь Истра, и встретились с капитаном Жоржем Феригулем — сыном учителя живописи Клода Феригуля, хорошо известного семье Кальман.

Похоже, что это было как раз то время, когда полеты могли их заинтересовать. Между замужеством Ивонны и ее похоронами семейные проблемы вряд ли способствовали таким занятиям. До этого возможности для полета, который она описала, были в лучшем случае очень редки, а частный полет с летчиком в 1915 году не соответствовал ее описанию коммерческой прогулки.

В 1938 году Жанне было бы 63 года, так что это не очень хорошо соответствует ее заявленному возрасту в 40 лет на момент полета. Ивонне же как раз исполнилось 40 лет. Вряд ли она сопровождала Фернана на экскурсию, но он мог рассказать ей о возможности полета с Феригулем.

Недавно Патрисия Кутюрье обнаружила несколько газетных статей, рассказывающих о создании аэро-клуба Арля в 1935 году. До 1947 года у клуба был свой аэродром между Арлем и аббатством Монмажур, и газеты рекламировали «крещение полетом» по скромным ценам. Вероятно, мадам Кальман не приминула этим воспользоваться.

На свой 118-й день рождения мадам Кальман встретилась со старейшим мужчиной Франции, Эмилем Лораном из Страсбурга, который прилетел в Арль на вертолете, организованном журналом Пари Матч.

После этого мадам Кальман заявила своим валидаторам, что она однажды уже летала на вертолете. Позже они обнаружили, что некоторые ранние французские испытательные полеты состоялись недалеко от Арля, и задавались вопросом: «Убедила ли она пилота взять ее?» [33], стр. 141; cм. также [1] стр. 119.

Утро Ниццы сообщила, что это было в 1942 году:

Какое сообщение она хочет оставить? «Мудрость, честность, откровенность. Действовать без страха. Я не знаю страха или зависти. Я ничего не боюсь. Чем хуже, тем я спокойнее…» Это объясняет, почему по случаю своего 120-летия Жанна Кальман хотела бы прокатиться на вертолете. Как и в 42-м, когда она пролетела над Камаргом на борту прототипа. Она описала нам даже его окна.

Если верить Гисборн Джеральд [34], то она летала на вертолете в 1939 году, а Дейли Миррор [35] пошла дальше и утверждала, что это произошло незадолго до Первой мировой войны:

Я была как птица, летящая в небо. Это по-прежнему самое удивительное чувство, которое у меня когда-либо было. Она также изъявила желание отправиться на Луну.

Во время Второй мировой войны французская армия не имела возможности испытывать свои вертолеты. Немцы были пионерами в этой области и их прототип «секретного оружия» Фокке Ашгелис ФА 223 Дракон, побил мировые рекорды скорости в 1940 году. Массовое производство должно было начаться в 1942-м, но союзники разбомбили завод, задержав его на год.

Именно на этом вертолете Скорцени первоначально намеревался вывезти Муссолини после его освобождения в сентябре 1943 года. В конце того же года один из ФА 223 разбился во время спасательной миссии на Монблане, недалеко от санатория на плато д'Асси, где Ивонна лечилась в 1928 году.

В 1945 году один из «Драконов», захваченных союзниками, был переправлен через Ла Манш пленным немецким пилотом, потому что управлять им умели только немцы.

Крайне маловероятно, что мадам Кальман пользовалась таким транспортным средством, если только она не выполняла какую-то специальную миссию. Она, конечно, могла бы летать на вертолете позже, например, в 1960-х годах, но это было бы значительным событием, о котором журналисты должны были узнать раньше, например, готовя интервью 1988 года для Пари Матч [10, 11].

Кажется более правдоподобным, что она просто дала легкомысленный ответ на предположение, что ей, возможно, хотелось бы присоединиться к Эмилю Лорану в вертолете, или ее слушатели неправильно поняли о каком типе воздушного судна шла речь. Эта история получила некоторое дальнейшее развитие в средствах массовой информации, которое, однако, было несущественным по сравнению с ее знаменитой легендой о встрече с Ван Гогом.

Вывод: Полет на самолете в возрасте 40 лет неправдоподобен для Жанны, но подходит для Ивонны. Мы присваиваем этому свидетельству коэффициент вероятности 1,5 в пользу подмены. История с вертолетом мало что говорит нам о подлинности мадам Кальман, но показывает, как легко ее комментарий может быть воспринят слишком серьезно некоторыми авторами. Мы присваиваем этому свидетельству нейтральное соотношение вероятностей 1.

Детство и юность

КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ ЖАННЫ КАЛЬМАН

Крестной матерью Жанны Кальман была ее тетя по материнской линии, Жанна Жиль. Мадам Кальман говорила, что крестная баловала ее тортами и другими сладостями. В одном из интервью она перепутала, какое отношение фамилия Жиль имела к их семье. Конечно, это была девичья фамилия ее матери, но Мадам Кальман думала, что она происходила из линии ее отца [2], стр. 57; [3], стр. 45. Ее знания о ближайших родственниках были на удивление шаткими.

Зак указал на эту проблему в своей исходной статье [5]. В ответ сторонники мадам Кальман ссылаются на видеоинтервью 1995 года, где доктор Лебр спрашивает, помнит ли она своего деда. Она сразу же называет его Клодом Жилем и вспоминает, что он был мельником [29, 32]. Они описали это воспоминание как «спонтанное», но это интервью было явно постановочным для журналистов. Скорее всего, вопрос про деда был заранее подготовлен или, по крайней мере, хорошо известен ей из других интервью.

Несколько труднее объяснить ее замешательство относительно крестного отца, Пьера Жиля Паже, более дальнего родственника Жанны по материнской линии, который много лет управлял кондитерским магазином на улице Арены вместе со своей сестрой Жанной Паже. Он подписал крещение Жанны Луизы Кальман как Луи Паже, что, по-видимому, было именем, под которым он был широко известен. К сожалению, аудиозапись интервью, в котором мадам Кальман рассказывает о своих крестных родителях, не была опубликована.

В своих книгах валидаторы сообщают, что мадам Кальман вспоминала Луи Паже как родственника, который иногда приходил к ее отцу. По ее словам, он был дипломатом и жил на рю дю Театр — старое название улицы, проходящей мимо задней части магазина Кальман, с тех пор переименованной в улицу Жана Грано [2], стр. 58; [3], стр. 46. Защитники подлинности мадам Кальман утверждали, что она была смущена, потому что

Cуществует торт под названием «дипломат», и она дала адрес почти правильно, поскольку Арена — это римский амфитеатр [29].

Эта аргументация кажется нам довольно натянутой. Говоря об их семейном враче, мадам Кальман без труда правильно назвала улицу Арены, на которой он жил. Недавно мы нашли гораздо более правдоподобное объяснение этой путаницы.

Когда зашла речь о Луи Паже, она легко могла подумать о соседе поблизости, которого звали Луи Лаже. В 1880-х годах у его отца был суконный магазин, расположенный рядом с домом Кальман, помещение которого было уничтожено во время строительства улицы Гамбетта, и он переехал на Гамбетта 4.

Теперь их дом (участок 439) выходил на улицу дю Театр и был отделен от магазина Кальман (участок 562) узкой улицей Сен-Эстев. Этот адрес согласуется со словами мадам Кальман, но был ли Лаже дипломатом?

Луи был фактически основателем и главой группы эсперантистов, в которую также входили Фернан Кальман и Альберт Бийо (брат Жозефа). Он ездил в Париж и получил там диплом преподавателя искусственного языка эсперанто. В своем военном досье он был назван «Человеком письма».

Эсперанто был изобретен офтальмологом Лазарем Заменгофом в 1873 году для общения между враждующими нациями того времени. Помимо преподавания в Арле, Лаже путешествовал за границу, чтобы продвигать этот дипломатический язык и помочь принести понимание и мир в Европу. В итоге его усилия оказались тщетными. Взаимные подозрения росли, и когда эсперанто стал восприниматься как угроза французскому языку, его преподавание было запрещено. Альянс Франсез, который продвигал национальный язык, оказался гораздо более успешным.

Вполне вероятно, что Лаже рассказывал своей группе о первоначальной цели эсперанто, и что его самого воспринимали как дипломата. У нас нет оригинальной аудиозаписи, но мы многократно сталкивались с искаженными или неправильно понятыми диалогами в книге валидаторов, поэтому не исключено, что точная стенограмма изменила бы нашу интерпретацию. Возможно, что мадам Кальман сказала, что он был дипломированным, а не дипломатом, и мы знаем, что это верно для Луи Лаже.

Мы не уверены, что мадам Кальман когда-либо изучала этот язык. Некоторые авторы называли ее «старейшей эсперантисткой», но, насколько нам известно, она никогда не демонстрировала своих знаний. Одно можно сказать наверняка: Жанна Кальман должна была знать истинную личность своего крестного отца Луи Паже, но он умер в 1897 году за год до рождения Ивонны Кальман, которая хорошо знала Луи Лаже, но мало что слышала о Луи Паже и вполне могла их перепутать.

Луи Лаже был моложе Жанны и всего на девять лет старше Ивонны, к тому же, он не был их родственником, поэтому кажется странным, что она решила, что он был крестным отцом Жанны. Однако, если стенограммы в книгах валидаторов верны, то она, похоже, действительно их перепутала.

Вывод: Замешательство мадам Кальман по поводу ее крестного отца было бы трудно объяснить, если бы она была Жанной, но Ивонна не застала его в живых, и знала о нем намного меньше, чем об эсперантисте Лаже, который жил по соседству. Мы присваиваем этому свидетельству коэффициент вероятности 2 в пользу подмены.

ПРОГУЛКА В ШКОЛУ С ГОРНИЧНОЙ ФУССОН

Согласно переписи 1876 года, годовалая Жанна жила со своими родителями без какой-либо прислуги. Пять лет спустя ситуация не изменилась, но к 1886 году, когда Жанне было 11 лет, у них появилась горничная. Это была Маргарита Мино, двоюродная сестра и тезка матери Жанны, Маргариты Жиль. Мино родилась вне брака, что неизбежно сказалось на ее положении в обществе. Она никогда не была замужем и, вероятно, ей было трудно найти работу. Ее мать, Мари Мино, умерла в 1883 году и оставила завещание в пользу бабушки Жанны, Розы Мино. Маргарита оставалась с родителями Жанны до их смерти. В некоторых более поздних записях она была указана как кузина, а не домработница. Валидаторы в своих генеалогических исследованиях, по-видимому, не заметили ее в ранних переписях и не знали, что она прислуживала Жанне. Маргарита Мино была указана в уведомлении о смерти Ивонны наряду с другими близкими родственниками.

Когда мадам Кальман спросили о слугах в доме ее родителей, она сказала, что у них были домработница и повариха.

Когда ее спросили, чем занималась ее мать, мадам Кальман ответила, что она присматривала за слугами (07 сентября 1994 19:30). Это могло быть верно для дома родителей Ивонны, где в переписях обычно были указаны пара слуг, работавших на Марию и семью Фернана. Для родителей Жанны такое заявление более чем сомнительно.

Несмотря на то, что Маргарита Мино была видной фигурой на протяжении всей жизни Жанны Кальман, она была одной из тех, кого мадам Кальман ни разу не упомянула в своих интервью. Это было бы не слишком подозрительно само по себе, но, согласно книгам валидаторов, она вспомнила горничную «Марту Тушон», которая сопровождала ее в школу [2], стр. 29; [3], стр. 55.

Найти Марту Тушон в Арле не удалось, но слова, произнесенные мадам Кальман, часто были неправильно транскрибированы. В 2018 году Зак идентифицировал ее как Марту Фуссон [5]. Оригинальные записи подтвердили, что она действительно сообщила это имя в своем первом интервью с Робином и Лебром.

Согласно переписям 1906 и 1911 годов, Марта Фуссон была домработницей у Жанны и Фернана. Она родилась в 1885 году, и, будучи на десять лет моложе Жанны, могла отводить в школу только ее дочь.

В 2019 году Робин рассказал, как однажды они упомянули это имя, найденное в переписи:

«Вы когда-нибудь слышали о Марте Фуссон?» В мгновение ока она вскочила со стула: «Кто дал вам это имя?!» Это было впечатляюще, потому что она редко задавала вопросы. [36]

В интервью СМИ в 2019 году Робин объяснял казус Фуссон тем, что Зак запутался в именах [37]:

С одной стороны, есть Марта Фуссон, которая была горничной у мадам Кальман после замужества. С другой стороны, есть еще одна Марта с именем, которое напоминает Фуссон — Пернон, кажется, и российские авторы путают этих двух людей. Они не знают, что имя Марта было очень распространено в то время.

Имя «Пернон» не встречалось ни в одной записи и никогда не упоминалось мадам Кальман. Когда Робин и Аллар проверили аудиокассеты, они должны были понять, что мадам Кальман действительно говорила о Марте Фуссон, а не о какой-либо другой Марте. Когда их опровержение статьи Зака было опубликовано восемь месяцев спустя, у них была возможность исправить свою предыдущую ошибку, но вместо этого они просто повторили фразу из своей исходной валидации [38], сославшись на это как на доказательство ее достоверности [39]:

Она упомянула Марту Фуссон, одну из первых горничных, которые были у нее на службе после замужества.

Это правда, что мадам Кальман упомянула Марту Фуссон, но валидаторы забыли рассказать о контексте. Мадам Кальман никогда не говорила, что Фуссон была ее служанкой после женитьбы, это известно только из архивных записей. Таким образом, валидаторы играют со словами, чтобы попытаться превратить сильный аргумент в пользу подмены личности во что-то, что звучит как аргумент в пользу достоверности рекорда. Их «ревалидация» [39] была завершена требованием к отзыву статьи Зака и заявлением об отсутствии конфликта интересов.

Вывод: Воспоминание мадам Кальман о том, что ее отводила в школу Марта Фуссон, можно попытаться объяснить провалом в памяти Жанны, но оно гораздо лучше соответствует предположению о том, что мадам Кальман на самом деле была Ивонной. Это одно из самых чистых доказательств в пользу подмены личности, которое было найдено в ее интервью еще в 2018 году. Даже защитники рекорда признают, что это свидетельство является «тревожным».

Также удивительно, что мадам Кальман никогда не упоминала Маргариту Мино, и что она говорила, что в доме было две добработницы, когда она жила со своими родителями. Ее эмоциональная реакция после того, как валидаторы упомянули имя горничной, говорит сам за себя. Мы присваиваем этому свидетельству коэффициент вероятности 10 в пользу подмены.

ДОМ ДЕТСТВА ЖАННЫ

Жанна Кальман родилась по адресу 5 рю-дю-Рур. Через десять лет семья переехала в более просторные апартаменты с внутренним двориком на 53 рю-де-ла-Рокетт, в 200 метрах от прежнего дома. Там Жанна жила со своими родителями до замужества.

Говоря о своем детстве, мадам Кальман описывала либо магазин Кальман (см. главу «Речи от имени Ивонны»), либо большой дом с садом в ла Рокетт:

Пари Матч процитировал ее слова о том, что она родилась на 53 рю-де-ла-Рокетт [10, 11]. Она никогда не называла свой адрес рождения и не упоминала о переезде своим валидаторам и биографам. Несмотря на ее описания, соответствующие дому на 53 рю-де-ла-Рокетт, они предполагали, что она выросла только на 5 рю-дю-Рур [2]. Сбитая с толку противоречивой информацией, Кавалье считала, что Жанна до замужества жила по адресу 53 рю-дю-Рур [9], стр. 72.

Зак счел этот факт подозрительным и упомянул его в своей статье 2019 года [5]. Валидаторы ответили, что неудивительно, что незначительный переезд в возрасте десяти лет не был упомянут [39]. Учитывая, что она рассказывала о своих походах в школу, которые начались в семилетнем возрасте, и что Ивонна была знакома только со вторым адресом, мы считаем, что это упущение свидетельствует в пользу подмены.

Вывод: мадам Кальман знала о доме на ла Рокетт 53, но никогда не упоминала о рю-дю-Рур 5, где Жанна жила с рождения до десяти лет. Ивонна прекрасно знала о более позднем доме, в котором ее бабушка и дедушка продолжали жить долгие годы, но она могла быть не осведомлена о месте рождения своей матери.

Мы присваиваем этому свидетельству коэффициент вероятности 2 в пользу подмены.

ДОРОГА В ШКОЛУ

Маршрут, по которому мадам Кальман ходила в школу, обсуждался в начале того же первого интервью с Жан-Мари Робином в 1992 году, где она говорила о Марте Фуссон:

Жанна родилась в скромном и довольно маленьком доме у реки, по адресу рю-дю-Рур 5 (на карте обозначен треугольником с цифрой 5) и жила там до тех пор, пока семья не переехала в большой дом по адресу Рокетт 53, когда ей было около десяти лет. Чтобы добраться оттуда до магазина своего дяди, ей нужно было пройти мимо детского сада (обведен овалом) до конца улицы Рокетт и сделать небольшой поворот на рю-де-ла-Пуассоннери (пунктирная линия). Затем, у магазина на пересечении с рю Гамбетта (построена в 1883 году, мелкая пунктирная линия на карте), она поворачивала направо по рю-де-ла-Републик (рю Рояль на более ранней карте). Далее, перейдя четыре улицы (белые треугольники) и минуя другой детский сад (обведен овалом), она, наконец, добиралась до своей школы недалеко от собора Святого Трофима.

Когда Робин спросил о ее пути в школу, мадам Кальман сначала сказала, что это была всего лишь прогулка по улице Републик. Этот ответ был бы правильным для Ивонны, которая жила над магазином на площади Антонель, но не для Жанны. После паузы она добавила, что они жили в большом доме, и что магазин новинок был в четырех улицах оттуда. Эти слова можно интерпретировать двояко.

Мадам Кальман могла иметь в виду, что она жила в большом доме, в котором находился их магазин, и что ей нужно было пересечь четыре дороги, прежде чем добраться до школы. Это верно для Ивонны, но не для Жанны, которая переехала туда только после свадьбы.

Другая интерпретация заключается в том, что она жила в большом доме, и что ей нужно было пройти по четырем улицам, чтобы добраться оттуда до магазина. Мадам Кальман никогда не упоминала дом на улице дю Рур, и он не был большим, поэтому мы предполагаем, что в этом случае речь шла о Рокетт 53. Позже она называла его большим домом с садом.

Когда Жанна училась в старшей школе, ее дорога проходила по улице Рокетт, через площадь Пуасоннери и далее по улице Пуассоннери. Затем произошли некоторые изменения, и во времена Ивонны маршрут стал состоять из четырех улиц: Рокетт, площадь Поля Думера, улица Порселе и площаль Антонель (две последние улицы были наследниками улицы Пуассоннери).

После того, как Жанна вышла замуж, ее родители и Маргарита Мино продолжали жить на улице Рокетт вплоть до смерти ее отца Николя в 1931 году. Жанна продала недвижимость в том же году. Ивонна знала этот дом очень хорошо и могла сосчитать эти четыре дороги, которые появились позже. Кроме того, для Жанны было бы логично описать свой путь от дома до школы в том порядке, в котором она его проходила, а не достраивать маршрут дочери до своего дома.

Вывод: Описание дороги в школу больше соответствует Ивонне, чем Жанне. Мы присваиваем этому свидетельству коэффициент вероятности 1,5 в пользу подмены.

ДЕТСКИЙ САД

В 19-м и начале 20-го века детские сады во Франции называлась Салль д’Асиль (фр. комната-приют). Дети могли воспитываться там в возрасте 5 или 6 лет, прежде чем поступить в начальные классы. Иногда, когда доктор Лебр спрашивал мадам Кальман о детском саде, она отвечала рифмой «Асиль дан ла вилль» (фр. городской приют) ([7] 26 июня 1992 10:45) или пела песню:

Учитывая военную тему, она могла возникнуть в одной из школ для мальчиков. Возможно, ее напевали Франсуа, Фернан или Жозеф.

Мадам Кальман подтвердила, что посещала детский сад в возрасте 5 или 6 лет ([7] дата неизвестна 01:30). Она также сказала, что там был внутренний дворик, что соответствует детскому саду на площади Республики, между дворцом архиепископа и улицей дю Клуатр, который существует по сей день. Доктор Лебр узнал описание, и попытался оживить ее память именем мадам Роболли, которая, как мы знаем, преподавала в этом детском саду на улице дю Клуатр с 1883 по 1888 год (15 и 16 сентября 1994 17:15). Мадам Кальман не знала Роболли, но попыталась вспомнить имя своей воспитательницы. Ответ, который она дает (18:10), нечеток, но он может соответствовать мадам Вандеркруйссен, которая был там с 1894 по 1914 год и могла воспитывать Ивонну. Жанна вряд ли назвала бы учителя своего ребенка своим собственным воспитателем.

Мы не знаем, какой детский сад посещала Жанна, но она жила на улице дю Рур. Скорее всего, она ходила в Саль д’Асиль на пересечении с рю-де-ла-Рокетт поблизости, потому что детский сад на площади Републик была намного дальше. Разница в расстоянии была намного меньше для Ивонны, поэтому она могла посещать более престижную школу Вандеркруйссен.

Вывод: воспоминания мадам Кальман о ее детском саде и воспитателе лучше соответствуют Ивонне. Мы присваиваем этому свидетельству коэффициент вероятности 1,2 в пользу подмены.

ВСПЫШКА ХОЛЕРЫ

Название Арелат (что в переводе с кельтского означает «на болоте»), полученное Арлем за несколько веков до нашей эры, точно соответствовало сути. Согласно путеводителю 1756 года, Арль был почти окружен болотом, что делало его воздух нездоровым [59]. В 1817 году французский историк Амедей Пишо (1795–1877) опубликовал трактат «Болезни, вызванные болотами Арля».

В 1889 году Винсент Ван Гог писал своему брату Тео:

Здесь так называемый добрый город Арль — забавное место, которое друг Гоген обоснованно называет самым грязным на юге. [25]

На протяжении всей истории своего города, арлезианцы страдали от различных эпидемий, от чумы до холеры и туберкулеза. Борьба с этими напастями была настолько важна, что доктора нередко становились мэрами города.

В девятнадцатом веке в Арле случилось по меньшей мере 7 смертельных эпидемий холеры. Эта болезнь передается при приеме внутрь воды или пищи, загрязненной инфицированными фекалиями. Многие арлезианцы выкидывали мусор в водоемы, а свои ночные экскременты — на общественную дорогу. Некоторые канализационные трубы впадали в Рону, непосредственно под водозабором города.

«Это не вода, это отбросы всех видов непонятного цвета», — жаловалась газета в августе 1884 года.

Сточные воды также попадали в пересыхающий канал Крапон [41], который представлял собой огромный резервуар для мусора. Условия были намного хуже для бедных, чем для богатых, которые в результате имели более высокую продолжительность жизни.

Муниципальный указ от 15 декабря 1865 года провозгласил, что

Любое выбрасывание фекалий на улицу днем и ночью абсолютно запрещено. Все дома должны быть обеспечены уборными или выгребными ямами. Если такой возможности нет, покупка «тинеток» обязательна. Услуга опорожнения обеспечит их удаление.

В 1916 году клиентов танцевального зала Фоли Арлезьен (фр. Арлезианские безумства) попросили воздержаться от использования углов танцевального зала в качестве писсуаров [20]. Сточные воды с площадки, способной вместить 1500 человек, уходили в соседний фруктовый сад. В начале 1930-х годов сотрудник магазина Фернана Мариус Максанс полагался на конную телегу с цистерной («тинеттой»), в которую жители города опорожняли свои ведра. Главным достижением доктора Моризо, который был мэром Арля с 1919 по 1932 год, было создание комплексной канализационной системы города к концу его пребывания у власти.

Пятая пандемия холеры прибыла в Тулон на корабле из Сайгона и убила почти 200 человек в Арле в 1884 году. Одной из жертв стал доктор Фантон, который лечил многочисленных пациентов. Улица, носящая его имя в сегодняшнем Арле, находится на месте древнего еврейского квартала города, в котором, вероятно, бывал родственник семьи Кальман, знаменитый философ Калонимос бен Калонимос.

Болезнь была особенно распространена в соседнем Ла Рокетт, где жила Жанна. Газета Ле Пети Капорал от 26 июля 1884 года сообщила о тяжелой ситуации в городе:

В результате аварии водоснабжение Арля было нарушено, и в настоящее время нет воды. Город очень обеспокоен. Со вторника был зарегистрирован 41 случай смерти от холеры. Паника ужасает; от двадцати пяти тысяч жителей осталось всего пять тысяч. Целые улицы заброшены. Большая часть беженцев отправилась в Тараскон или Бокер. Пекари и мясники закрывают свои магазины, голод неизбежен. Принятые санитарные меры были неудовлетворительными. Из-за нехватки людей некоторые тела оставались непогребенными до двадцати часов. Также не хватало гробов и дезинфицирующих средств. Химикаты пришлось срочно запрашивать из Марселя.