Бесплатный фрагмент - Зеркало социума

Сомова Елена Владимировна родилась 2 августа 1966 в г. Горьком (Нижний Новгород). Окончила филфак ННГУ им. Лобачевского.

Лауреат литературной премии «Российский писатель» —2023 года в номинации Критика.

Лонг — лист премии Искандера—2020 — в номинации Поэзия за книгу «Восстание Боттичелли»,

лонг — лист премии Искандера в номинации «Дерево». Детская и подростковая литература —2024 за книгу «Честное волшебное.

Шорт — лист конкурса «Линия фронта» —2020 (очерк «Фашистский концлагерь Любек»).

Лонг — лист конкурса «Лебеди над Челнами» —2024, Поэзия.

Дипломы:
Финалиста конкурса «Есть только музыка одна» —2021, «Гранатовый браслет» —2022, «Образ» — 2016,

«Линия фронта» —2020 и «Новые Амазонки» —2021 — с вхождением в шорт — листы одноименных конкурсов,

дважды дипломант премии «Серебряный Стрелец»,

номинант конкурса «Лебеди над Челнами» —2024, Поэзия. 3—е место в Международном русскоязычном поэтическом конкурсе «Дуэнде Лоркиано» — 2023 в рамках большого многосекционного и мультиязычного конкурса «Парнас» в г. Каникатти (Сицилия).

Публикации:
«Литературный Иерусалим» No37 (Lit — Web),

«Новая Немига литературная» No6 2023,

«Молодая гвардия» No4/2024,

«Невский альманах» No2 (136) /2024,

«Сетевая словесность»,

литературная гостиная на «Маяке»,

«Русский Глобус» (США),

альманах «Линия фронта» —2020 (Москва, очерк «Фашистский концлагерь Любек» — шорт — лист одноименного конкурса),

сборники женской прозы: «Новые Амазонки» 2021, «Девочка на шаре, или Письма из детства» 2022 г,

«Семейное счастье, или Сны о доме» —2025,

«Текстура» — сказки, «Клаузура» — проза,

«Поэтоград» No17 (274) 2017 г — стихи,

«45 параллель» — стихи,

«Причал» дек.2024 (Ярославль) — стихи,

«LITERRA» — стихи, дек.2024,

в сборнике посвященном А. Чехову «Счастье любить» декабрь 2024, издательство «Четыре» — стихи,

в книге памяти поэта Ольги Бешенковской «И надломиться над строкой» (стихи и эссе памяти поэта), 2016 г. Германия.

В 1997 году Институтом Открытое общество и Союзом писателей России была награждена поездкой в Хорватию на остров Крк за свою поэзию.

Живет в России, в Нижнем Новгороде. Автор многих книг.

Взгляд автора

Я восхищаюсь фигурами речи. Думаю, что поэзия — это способ выразить свое виртуозное владение богатым русским языком. Переплетениями смыслов и ассоциаций, прикрепленных к слову логикой, можно завораживать ум и чувства вдумчивых читателей, выстраивая сложные метафоры, — это интересно, это жизнь языка.

Патриарх Кирилл сказал, что подлинная культура живет вечно. Подлинное в культуре — доброта, обличение зла, поиски нового в уже осмысленном, — пути выхода из лабиринтов судьбы.

Елена Сомова, 2020 г.

Мнение литературного критика Елены Сафроновой о поэзии Елены Сомовой

Елена живет в Нижнем Новгороде, но её творчество давно снискало не региональную известность: стихи автора публиковались во всероссийских изданиях, а книги выходили в финалы авторитетных литературных премий, включая премию Искандера. И это заслуженно. Елена Сомова — интересный поэт, обладающий главным качеством состоявшегося стихотворца: собственным слогом и голосом.

Поэтическая стилистика Сомовой порой кажется мне обладающей почти барочной избыточностью. Её стихотворные строчки «громкие» даже при чтении, цветопись насыщенная и поданная крупными мазками, сравнения неожиданные, а стилистика сочетает просторечие с пафосом, что и придает авторской поэтике узнаваемости.

лирические зарисовки сменяются ориентиром на социум: политикой, экономикой, философией, констатацией своих жизненных принципов… Я искренне рекомендую всем любителям одновременно качественной и «чувствительной» поэзии книги Елены Сомовой. Меня тронули те стихи, в которых она перевоплощается в ребенка сама.

Лит. критик Елена Сафронова, 2024 год.

***

Ты веришь в зеркало? Закрой и убери

теснящейся звезды обрамленный осколок,

предательски транслирующий ложь —

обрушенный каскад. И молодой ребенок

не из него глядит в тебя. Творишь

субъекта в строгом зазеркалье,

Линует берег отбегающей волной —

там альбатросы знают состраданье,

которое стоит, как часовой.

Там, в зеркале, оплаканное плачет

И причитает молодость, уйти

не смея, зная, что нужна, и прячет

седую тень — ее здесь не найти.

В развешенных крестах, теснящихся, иконы,

Скорбит Николы омраченный взгляд,

лгут незатейливо свербящие вороны,

рассказывая всем про Ленинград.

Медлительные очи осторожны —

Не лезут в душу мировых иуд.

Где были счастье и любовь, возможны

листва и перья, — всяк кромешный труд.

***

В век геноцида и глобального грабежа

Организаторские флажки дрейфуют по ветру

И выделяют вишни саднящий спрей, —

Сервис на высоте! Беги поскорей

Хроносоносцы бога несут стилетно.

Проинфицируйся наглостью, съешь с ножа,

Будет, кому горло твое зажать —

Фразы добра на людях уже запретны.

Переложи славу на сопляков —

Даже чиханье выключено в бумагу.

Живописанье указов — прямо по флагу

В форме искусства дрессировка шнурков,

Лапшесвисанье наушное под стилягу —

Ложь, всюду ложь забивает пазы углов.

Лучик, ты выберешься из лазерных шлюх?

Здесь погорельцы совести жмут по фигу,

Пыль протирают с кукишей расписных,

Ради движухи по трупам линуют юг,

Импровизированно плетут интригу

И по-верблюжьи мочат слюной своих.

Вот оживляж! Хоть и думается им туго,

Собственноручно раскрученные скорлупы,

Тухлая свара яичного забытья

Любше всего, и гоняют юлой по кругу

Кукол классических, выжимая натугу,

Рифмы натягивая на пустоту литья.

18 июн. 22 г.

***

Стадо младой поросли с увечными мозгами,

Как же любят вас метатели дротиков из старых писателей и поэтов!..

Завьюжило цветом яблонь —

Тут как тут луна серпом по горлу —

Не дай бог взовьешься выше затхлых крыш и плесени подвалов!..

Сиди, старый твой клозет

Ландыш Ив-Роше смачно расточает,

Пока режется сквозняк в мозгодромах тупиков на правильно расчерченных для соплячков по линейкам и транспортирам

Системах стихосложения и прозоштампации

Татуировками по их натруженным мускулам.

А еще недавно вещали о каком-то мире…

15 июн. 22 г.

ПАСТЬ

Пасть (волка экономики)

в пупсячьем детстве содранным коленом, —

Будто по скалам жизни топала,

а рядом — злые гномики,

внизу,

такие милые… жаднюги непременно…

Кровавые болячки

не отмочить микстурами —

все въелись в сердце, — в скачке

ныряюще, аллюрами,

в отмщенье за уколы и болячки.

В сердечные болячки и простуды.

Сойти на рысь,

утробу

выкармливать остудой,

а то инфаркт, как сдоба

поскачет, забатрачит

с давлением в галопе.

Витрина злого мачо

легчайше одурачит, —

И снова, снова содраны

болячки и ладони,

коленки…

На фронтоне:

В белейшем неглиже

без рук — с одним предплечьем,

второе — в драппировке.

О, облик человечий!

Не изменяйся более

в прокрустово — дамокловой сноровке.

***

Ледяные свистульки ветра и сонная пряжа метели —

Декабрь плетет корзинку прямо рядом с постелью,

Мерцает в окнах детсада елка.

Жужжит пчелкой.

Пчела декабря облетела весь мир — чего только не видала!

И силы святые, волшебные, в два накала,

Расходуемые легкими в ритме скрипучей ржи,

пурги и любви, конечно, в кромешной лжи,

и то, что волхвы в пути, когда Мария только что залетела

декабрьской пчелой в алчной страсти предела,

Желая дачу, машину, баню и караоке —

Петь на весь лес, не платя аренду и не считая сроки,

Жить и воду мутить, чтоб не видать кощея

прям — таки за спиной с острым чем — то возле твоей трахеи —

Это не перец, это круче, тем паче,

Что ты меня резкостью озадачил.

Думала Маша в глаз дать отцу ребенка,

Но раз уж вышли волхвы, то поздно, — готовь пеленки.

Девять месяцев как один день — и опять сентябрь,

Первое сентября, в родовой

канделябр

развиселся — в стену лампами, к лесу задом,

Передом к акушеру Маркизу — де — Саду.

«Нет с вами, девки, прям — таки, сладу,

Надо те было в Новый год, Маша, с этим — то лохом, —

Я же вокруг тебя пляшу теперь здесь скоморохом…

Вот и родился! В тачку и причесаться!

Выборы скоро — к лету бы расписаться

бедным родителям — станут богаче втрое —

А за меня президент миллион обещал переводом —

на первое, на второе —

с первым пустившимся за волхвом пароходом —

мячик, лучше, чем Танькин!»

Вынули всем врачебным дежурным взводом —

весь в пуповине:

«Салютики, квазимоды!»

28.12.2024

***

Выжить в дикой природе

дикими методами:

при любой погоде

лезть на улицу и спешить,

обрывая канат и нить,

связывающие с теплом и уютом,

не оцененными почему — то.

Внутренняя животворная смута

даст ли спокойно жизнь досмотреть?!

Лезешь по уши туда, где круто.

где лукавит чертова смерть.

Спрашиваешь, почем там валенки,

в дикой глуши, в мятно — пряничной спаленке,

даже там теперь сапоги

из мутно — желтой с прицепом пурги:

молний по шкуре бобра расписной

мантрами по голенищам с резьбой,

так что навинчивая их на ноги,

ты не забудь промокод сквозной,

не то, как волчара в «Ну, погоди!»,

пальцы с когтями порвут утюги

бывших изяществ, крутых сапог.

Их надевают и жрут пирог,

и запивают лишь молоком, —

всё остальное прям в них, потом!..

Слава тому, кто большим сапогом

жмоту заехать может тайком.

14.12.2024

***

Я права, не приходя в сознание

Ибо сознание — опознание

Волчьей ямы сирым ягненком.

Тешится педагог над ребенком:

То подзатыльник для усвояемости

Ноты повышенного интеллекта

В уровне платы кровавого вектора

К новой культуре сквозь лес менеджмента.

Менеджеры менеджерят и куксятся:

«Почем на лотке с торца трусики?»

Вычтем из хлеба суровую тряпку

В обожествленье достатка.

Родина щиплет очень уж сладко

И повсеместно. Легка повадка

Красться кошкой за мышкой — за тортом,

Ну, а попасть непременно в когорту,

Где мультипальцевый кавардак

Скульпторски тянет свинью за пятак,

Сочники с творогом и крендели —

Тридцать три новых большущих рубли!

Пальцами крошат медузы зарю —

Вишенку на пироге «рашен — брю».

В общей канаве растерли зарю,

Словно пред выпечкой знатной свинью.

Жить без сознания под колпаком

Сноснее, — тише там слышен гром.

Грозы осенние выльют снега —

Сколько наделали людям добра!

Соль поперчили, чтоб не упасть,

Не загореть в неславянскую масть.

Жгучей медузе здесь не пропасть:

Щерится между прилавками пасть

Или капкан, — целься мимо упасть.

Сладкая власть, разговлённая власть,

медо — ореховая, православьсь!

Карлсоны

Посвящение А. К.

Карлсоны от литературы

становятся вентиляторами на любой работе,

за которую возьмутся.

Они успешно меняют блюдца

(но чаще им это стыдно,

это работа не для высокопоставленных членов),

ползают по дивану,

ожидая онегинскую Татьяну — крови попить ее,

а парфюмерному ее дурману выдолбить норку.

Зародить в чреве Нюрку и Юрку —

в кромешной глуши найдут они цивилизацию

из нас в ней, засунутых в диваны в виде книжек,

и никаких коврижек!

Карлсон всю жизнь питался детской кровью,

в эпатаже

выжигал кликуху на шее, надевал ошейники на людей

и заставлял их громко и заливисто лаять,

держа сверху конфету «Ну — ка, отними!»

Съедал сам конфету, фантиком закладывал любимую страницу,

закладывал за воротник, писал сразу на беловик,

как зима.

И советовал лебедям в танце кружиться,

как в детсаду засранцы, рисуя на кинетическом песке кликуху

и номер барака,

в котором усопла в ожиданье исполнения мечты собака.

Он и сам собака, культурный Карлсон от литературы,

грязная, вонючая собака, любимый волкодав поперхнулся,

этот — нет, — любимый волкодав генсека

с начинкой «Ну — ка, отними!»

И по кругу ползали муравьи: дом — работа — учеба зачем — то…

А! Вспомнила: чтоб навалять Карлсону при защите,

мы ему диссером промеж очков и вентилятора!

Это больнее, чем тяжелым батоном колбасы по башке!

«Чин — чин вам и вашему пропеллеру, главный в стране вентилятор,

разгоняющий воздух спеси и плесени!»

Подселяясь к улитке в дом, выгоняй ее матюгом,

затем придавливаешь утюгом —

и в гербарий Геббельса!

Там есть гербарий рабодателей без штанов,

пожаренных последнему уволенному! Браво, цивилизация!

Сожрали всех бабочек… эти бесхозные — без оформления —

соловьи.

17.11.2024

***

Соловьи разорались о высшем смысле

и сомнения в оном давно прокисли,

и тягучая песня, услышав небо,

замерла в восторге. Не ширпотреба

вслух искала душа — а как раз такого

расчудесного да в цветочек слова,

о котором тайно мечтают люди,

Слово это как ананас на блюде —

в мотыльках и ласточках, в тонких травах —

в лепестках у сердца — с ним можно плавать

и в морях и в небе, и в океане.

Даже в речке, бассейне, озере, пране.

6 июня 2022

Пра́на — в йоге, традиционной индийской медицине, эзотерике — представление о жизненной энергии, жизнь. В йоге считается, что прана пронизывает всю вселенную, хотя и невидима для глаз.

***

Памяти Игоря Грача, Игоря Чурдалева

Звуки улицы прялкой ткут легкую нить

из которой музыку

сердце творит неустанно.

Лед холодного лета затуманит — как странно! —

холод сильно бодрит, но теперь, как спиртное, мутит,

отрывая по облаку — перышку,

будто счастье и лето даются в кредит

не обещанно, а прозрачно — сметано:

над поверхностью густо, а внутри — будто ждешь,

но обманные фокусы жгут: плавал — плавал морской свето-ёж

и растаял в улыбке, раскачивая мир, как зыбку

над дремотным вокзалом, откуда мечта говорит о себе, длинноухой.

Теперь панацеей не гвозди,

а светящийся луч под дверьми —

гвоздь во тьме заблестит —

и исчезнет от света, притягивающего, как магнит…

А друзья, что гостили, а друзья мои — на погосте.

И у горла оса, как печалью, мне ядом саднит.

30 мая 2022

***

Бегу вперед на тонкий звон хрустальных чаш

от популярных звуков города: косилок, сирен.

«Опережай электросмерть!» — гласит закон электрочащ,

но токовый звук резок, — это плен,

убийственно звучащ в краю измен,

предательств и колен

не деревянных и болящих.

Это не город, а закрытый ящик,

и я в нём — бусинка, — потеряна для всех.

Я в телефоне слышу грязный смех

и удовлетворенье местью.

Как мы давно с карателем не вместе, —

на разных полюсах, — какой успех!

А смертью козырять — не много чести.

Бегу от грязи на прозрачность красоты

и призрачность. Это не грех —

душой бежать и избегать

противного себе. Как мать,

скажу: бегите прочь от скверны.

Пусть ноги вас несут, подобно серны

быстрейшим и стремительным ногам.

Важнее вмиг пресечь позор и срам,

чем выносить его духовное увечье.

Каратели людей бесчеловечны —

им все равно, куда идет их тьма. Баран

понятливей, чем человеко-дверь, — беспечен.

Как призрачны в намереньях подмена и обман…

25 май. 22 г.

Торговый центр

1.

Многоэтажное звёздное небо…

Каждый слой сферы, оспаривая доминанту,

держит в ячейках созвездья и нежность вербы,

людям давая новенький узел старта.

Движется биоактивная масса,

Улицы наводняющая движением.

Горькая их круговая земная трасса

Вдоль по могильным камням ищет самосожжения.

Кокон гудящий, над ним — реклама победы.

Пленный дух сжат внутрь витков спирали,

Меры воздействий отпустят его едва ли —

Дух возвратится к истокам исканий, к запретам.

Монументальные залы торговых центров

Вводят его в траекторию мелкой дрожи, —

Время подстегивает зарабатывать. Боже,

Уши игольные чутки на ложе сцены.

Мелодраматика выверенного счета —

Шест с визгов’ым сниженьем в полете,

А на канате лишь человек остается, —

Что ему вы, упакованные, даёте?

Жрущее быдло в перстнях, при тачках,

в вате

Мягких удобств и уступчивых побирушек,

Вы, кредитованных путешествий блудные души,

Сладко вам жрать, где расходует смерть ползарплаты.

2005, 26 сентября — 25 май. 2020 г.

2

Космическая пыль в стеклянных сотах,

слои небесных сфер в пунктирах зодиаков…

Здесь мир свиней, нашедших свою мнаку,

Пищит жульё, звенит рекламной рвотой.

Благообразный лепет аннотаций,

шуршащей мыши серое сияние,

седых мамаш святые излияния,

переходящие в педаль больных оваций.

Услуги экскаватора — совочком —

подчерпывают агнцев на заклание.

Их сладких лиц пустотное и рвотное

вовлечено в шаманское камлание.

Себе подстелите матрасище на кочку, —

Не человеческое чувство движет — скотное.

А рядом — слезы нищенства в рассрочку

в желании найти своё дремотное

в окошках Авиценны. Аve цен…

2005, 1 октября — 25 май. 2020 г.

* * *

Площадь соболей и норок,

Чернобурок блеск и норов —

Движет кошельковой кожей

Сытый лоск дубленой рожи,

Опечатывая взглядом

Нулевых людей аркады.

В изобилии витринном

Взгляд сиротский и невинный

Ищет мягкий жар ладони

В сумраке земных агоний.

2006, 17.02

* * *

Заплесневелых крыш автозаводская убогость,

Усталый быт рабочего района,

Тупик бессмыслицы, тупая голь и робость,

Забитый беспросвет, вонь рыбного бульона, —

Черты отличия судьбы в опустошенье

Мирка, прославленного рабскими трудами

В засаленных простенках. Кляп и жжение

Слезы в глазу. И грязь, и боль снедает.

Кошачий монстр скребёт по сердцу когтем, —

Жизнь в тупости немого беспросвета.

Слепцы не знают ни зимы, ни лета —

Лишь чёрный труд и пьянство.

Кровью локти

Сочатся. Хоть кусай, хоть бей о стену —

Пробить немыслимо. Всей жизни цену

Труду мы платим, падая в косилку.

О, бедноты несчастная морилка!

2004, 2 октября.

Козырная карта

Сочатся жиром курицы в грильбаре,

Трудяги глушат красное вино,

А нищий распластал на тротуаре —

Как есть — останки тела своего.

Поджав колени, кланялся он людям,

Гипертрофированных ног не чуя боль, —

Улыбка унижения — пароль,

Связующая нить, дрожащая в остуде.

И весело так музыка лилась

В канавы сточных ям, и булькало из горла

Спиртное пойло. И врала позорно

Вся пропитая немощная власть.

2004, 4. 08 Нижний Новгород

Зеркало социума

1.

Океанические приступы Вселенной —

Внести гармонию в пичужкину судьбу, —

Бинокли в стену пялит какаду

В страницах прессы истинно нетленной,

Как наш песок на пляже сокровенный.

Всё медлят шлюзы, очищая дно,

Глотая ил железной пастью века,

Приопуская скомканные веки,

Фильтруя адский прииск под страной,

Так что из шлюзов выползет калека.

Стёрт человек в программах бытия.

Волчок инфляции заводит гулы стержнем.

Торговля души жрёт и рубит нежный

Младенца взгляд на смерч. В нём ты и я,

Россия, мир и вектор забытья.

2005, 27 сентября

2

Пресыщенный толстяк не снимет пленку

перед глазами — бережет силенку, —

за метр от озаренья кончен путь.

Недосягаема для тормозных вершина,

энергоцентры алчность всполошила,

её-то, подлую, попробуй сдуть.

Кормилицы рыдают у киосков,

жонглеры цен над всеми шутят плоско,

попы грехи прощают за сто лет.

Смердит очаг безвкусицы наброском

к провальным звездолётам с лыжным воском

вдоль плоскостопия. Такой кордебалет.

Катастрофическая сущность мата

ложится гравировкой в циферблаты,

могилы роет нежности, любви.

Больной духовности — на зрение заплаты, —

тельцу в копыта брошены зарплаты,

и тонут в спирте души-корабли.

Передо мной река слезы Христовой

всё моет золото рассвета словом

пролётной чайки. Волжская волна,

чаруя свежестью, подскажет вывод

бежать из этого кошмара. Вырыт

и продан клад. Любовь здесь, как война.

2005, 27.09 — 2006, 6.01

Мышка в литературном кафе

Я маленькая беленькая мышка,

Стучу когтями об пол, на двух лапах

Шагая, и скрипичная одышка

Обезоруживает. Мой сермяжный запах

Протачивает шаткое жилище

С его нестойким счастьицем болвашным.

Недавно бурей проломило днище

У сундука хозяйки. Стало страшно.

Старинный короб охнул и открылся:

Повеяло какой-то гадкой прелью —

Прабабкиным кокетством праха. Рыльце

В пушку мое — была там, своей целью

Считая посетить пиратский прииск —

Ушедших лет разграбленную нишу —

Слезой отчаянья глаза не выест,

Хоть лопоух болван с фальшивой тыщей.

Провал сквозь память прошлого дурачит,

Овеществляя мышкины проблемы —

Беречь себя от прихоти кошачьей —

Здесь не найдешь, увы, другой дилеммы.

Так и процокаешь когтями путь недлинный,

Потом — в нору холодных коридоров —

Очнешься среди дынь и помидоров —

То пир творцов на улице Неглинной —

Мечта мечты. Сижу под запах винный

И слушаю, чем здесь живет богема,

Пока линчует общество совиный

Взгляд, пронимающий посредством теоремы,

Где неизвестно кто, кому — не знает —

Чего-то там известное читает,

И все его, известно, понимают,

Когда глаза в экстазе закрывает.

Я, мышь, под это сразу засыпаю,

И снятся мне поля земной гречихи,

А этим скоро наяву врачихи

Промоют алкоголь: вы что кричите?!

Я засыпаю баю-баю-баю,

Я мышка белая, стихов я не читаю…

…Хвостом я только яйца вам сшибаю,

А после все рыдают по скорлупкам.

* * *

Зыбучие пески провинциальной гнили

Засасывают накрепко — в могиле

Убийственная нежить и дурман.

Заплесневели добрые страданья,

Убогость вящего очарованья

Губительна на весь телеэкран.

Свой подловатый взор стремит копейка,

Рыдает в нищих залесях жалейка,

Перетирая ржавчину песка.

Пугливый смерд ныряет по киоскам,

Жуёт арбузный «орбит» эскимоска,

На стрёме ждут позорного свистка.

Устряпанные мамы тянут лямки,

Захлёбываются икрой гурманки,

Распялив с треском пальцы для хапка.

Медлительные очи осторожно

Смывают искры трепетных горошин —

Мелькает в такт фонарный стеарин.

Плетётся жизнь изношенной корзинкой,

И усыхает мухоморовой слезинкой,

Как на жаровне тает маргарин.

2005, 17 сентября

Чкаловская лестница

Сквозь таинства незримого богатства,

избыточного совершенства,

рискованного постоянства

на острой памяти буквального блаженства

На волжских приисках весь новый Нижний

дань собирает лиховскую у туристов

и моет очи грязных анархистов,

не видевших взаимности в Париже.

На мрамор девочки на солнышке садятся,

отягощенные единственной утратой,

влюбленных парочки назойливо гнездятся

под Чкаловым, как то дано приматам.

Не мудрствуя лукаво, знойный чубчик

шевелят ветры волжского откоса.

А ты всё паришься, изнеженный голубчик,

Любя втихую скорбно и не просто.

Восьмерка лестницы, здесь и скамейки,

восторги зова бархата природы:

зеленое и в белом золотое

и разветвленные гуляльные аллейки.

Божествен тучный занавес восхода.

Сквозь колдовские чары зноя лета

ощупаем речным дозором пляжи

и загорать в песок поганый ляжем —

и это после университета.

Колышет воду ласковое чудо —

Туманится с восходом наша Волга.

Под вечер будет весело и людно,

И далеко глупцам до ангелов и Бога.

2005, 3 октября — 26 май. 20 г.

* * *

Шелковистое чудо играет волной,

перечерпывая мой мотив островной.

Самолетный зигзаг отражает вода —

теплоход его режет волной иногда.

В основном всё в порядке. ГУЛАГ как ГУЛАГ,

Трудоголики пашут на благо собак.

Расцветающей розой рассветный сквозняк

в черный жемчуг могил вдет, как шелковый стяг.

Лиловея в тумане, свирепый спит газ,

римский профиль стирая в окошечках страз.

Мыло дня почемучкой работает в глаз,

выставляя убожества все напоказ.

Декабристы цветут, ваньки мокрые лгут,

ярким цветом лаская мир —

нежный сей суд