Бесплатный фрагмент - Заветные слова

Часы

День рождения. Вовочке четыре года. Возбужденный и счастливый, он суетится меж гостями, и всем и каждому хвастается подарками. Один ребенок в семье, он чувствует это и принимает как должное подарки и похвалы своей исключительности.

— Вовочка у нас замечательно читает стихи. — Мама глядит влюбленными глазами на ребенка.

Гости вежливо улыбаются и ревниво смотрят на своих не менее талантливых детей.

Наконец праздничный стол накрыт. Гости рассаживаются. Мужчины, галантно пропуская, дам, устраиваются за большим покрытым ска­тертью столом, дети — за столом поменьше.

Первым выступает папин сослуживец. У него противная рыжая боро­да, маленькие глазки и слащавая улыбка. Он коротко поздравляет Во­вочку, и, рассыпая комплименты, долго говорит, обращаясь к маме. Папа начинает терять терпение, гости уже понимающе переглядывают­ся, как телефонный звонок вовремя прерывает излияния бородатого.

Второй тост поднимает бабушка, строгая и худая. Вовочка боится ее и мечтает о том, чтобы она пореже приходила к ним. То ли дело другая бабушка, но та далеко и не смогла приехать.

После второй рюмки беседа за столом становится более оживлен­ной. Вовочка отвлекается и замечает, как Сашка, сын бородатого, хвалится своими часами. Часы у него действительно замечательные, кроме цифр у них есть светящиеся дракончики на корпусе и еще они тоненько пищат, когда нажимаешь кнопочку.

Большой торт на детском столе остался недоеденным. Дети убежа­ли в детскую и с увлечением и завистью рассматривают Вовочкины подарки.

Папа, раскрасневшийся, так на него влияет спиртное, с удовлет­ворением оглядывает гостей. Два коллеги с работы с супругами, подруги жены с мужьями, теща… Хорошо…

Мама с тревогой смотрит в глаза гостей — все ли нравится. Она так старалась, готовила… Гости довольны — закуска великолепная, хозяйка постаралась, спиртного вдоволь. Сиди и наслаждайся.

Начинаются разговоры, столь привычные при любом застолье. Сначала ругают власть, потом переходят на местные проблемы, изредка спохватываются и поздравляют родителей и бабушку с именинником. В общем, все как обычно, как в тысячах других семей.

Вот только… Папа еле сдерживает себя. Он уже в том состоя­нии, когда хочется показать себя, выделиться. У него приготовле­но, как он считает, впрочем, считает справедливо, нечто такое… Он поразит гостей, ох как поразит. В коробочке, на нижней полке шкафа, лежат часы. Швейцарские, фирменные, с автоподзаводом, они ждут своего часа. Папа предвкушает момент, когда он небрежно рас­кроет коробочку и достанет за браслет сверкающие часы. Все глаза гостей будут прикованы к этому предмету. Их восхищенные и пол­ные зависти взгляды согреют душу и наполнят папу чувством превос­ходства.

Дети разыгрались в детской. Радостный смех и веселье властвуют в маленькой комнате. Виновник торжества уже командует своими друзьями. Он рассыпает свое богатство: целую кучу разноц­ветных пуговиц. Дети с восторгом перебирают Вовины драгоценности. Вова захотел пить, он знает — на кухне стоит сифон с газировкой, сейчас он сбегает и принесет ребятам шипучей, такой сладкой водич­ки. Он выбегает из детской. В гостиной громко звучит музыка, две пары танцуют, веселье в полном разгаре. Вовочка бочком пробирает­ся меж гостей и нечаянно взгляд его падает на красивую коробочку, что лежит на нижней полке. Он немедленно хватает ее, и, зажав в ладошке, спешит на кухню. В прихожей его внимание привлекает тем­но-синий плащ одного их гостей. На плаще пуговицы, таких он еще не видел. Вовочка забывает о коробочке, она мешает ему. Недол­го думая, он сует коробочку в карман серого пальто, и приступает к пуговицам. Ему очень хочется иметь такую пуговицу. Вовочка пы­тается открутить ее, но… Тогда он возвращается в гостиную, на­ходит ножницы и спешит в прихожую. По пути его перехватывает ма­ма. Все. Через несколько секунд его начинают успокаивать. Так, всхлипывая и вытирая слезы, Вовочка возвращается в детскую.

Веселье ширится и развивается. Скоро должны начаться песни. Папа смотрит на гостей — созрели. Пора. Он поворачивается к шка­фу, открывает широко глаза — часов нет. Не может быть. Только что были здесь. Выступление сорвано. Сначала папа шарит по всем пол­кам — ничего. Потом вызывает детей из детской, выстраивает их, и, глядя каждому в глаза, начинает допрашивать.

Веселье с треском лопнуло. Гости, словно оправдываясь, защи­щают каждый свое чадо. Все почти в голос утверждают — их ребенок просто не мог взять чужую вещь. Это невозможно.

Дети, напуганные происходящим, тянутся к родителям, те, пряча глаза, начинают собираться домой. Вежливые натянутые улыбки, вы­мученные слова — все игра. Игра без проигравших, вернее прои­гравшие все.

Вовочка крутится возле гостей, ему непонятно и обидно. Как же так, только что все радовались и смеялись и вдруг… Он совсем забыл о коробочке, в его детской памяти она начисто исчезла.

Вдруг, а так бывает всегда, один из гостей, дядя с рыжей бородой, опустив руку в карман пальто, обнаруживает и достает злопо­лучную коробочку. Гости замирают.

Как оправдаться? Как сказать, что часы попали в карман случайно? И вообще, как это случайно? Подбросил что ли кто?

Борода хлопает глазами и что-то бормочет. Гости облегченно вздыхают и начинают собираться скорее.

Вовочка тут же. Он во все глаза наблюдает за нелепой сценой и начинает чувствовать что-то похожее на удовольствие. Это чувство набирает силу. Вовочке очень приятно, что противный дядька попал­ся. Случай навсегда отпечатывается в сознании мальчика. Впослед­ствии он много раз испытает похожее наслаждение, но такой силы и остроты больше нет.

Голубь

Василий сидел, отдыхая. Тяжелое грузное тело, обрюзгшее уста­лое лицо и все это в сорок лет.

— Что, Василий, загрустил? — подошедший Толя, долговязый, ху­дой отличался философским подходом к жизни. Он просто не выно­сил уныния и печали.

— А что делать, все равно работы нет.

Завод, где они работали, стоял уже полгода. Обещания на­чальства о выдаче задержанной зарплаты уже набили оскомину и вос­принимались, как насмешка.

— Эх, Толик, тяжелая штука жизнь.

Васины вздохи печальные и мрачные вызывали досаду. Как только он с женщинами общается, и ведь тянутся они к нему.

— Ну что ты, Вася. Тебе ли быть в печали. Жена красавица, па­рень взрослый. Живи, радуйся.

— А чему радоваться? Юрка, который месяц не приезжает. Ладно, хоть звонит изредка. Нинка — красавица… Красавица-то, красави­ца, да ты знаешь, сколько к ней липнет. Терплю пока… Но знаешь, Толик, чувствую — душа не вытерпит и тогда все…

— Васек, брось. Давай лучше выпьем.

При последних словах Васек оживился. Глазки его заблестели, кадык несколько раз дернулся.

Толик достал из шкафчика бутылку «паленки», взболтнул, за­чем-то посмотрел на свет и заоглядывался в поисках стакана.

— Счас, счас, — заторопился Васек.

Через мгновение в его толстых пальцах появился стакан. Проз­рачная жидкость забулькала. Собутыльники жадно следили за льющейся водкой.

— У-ух! Хорошо! — поглаживал свой живот Васек. Благодушное нас­троение овладело им.

— Толян, ты знаешь, сколько у меня баб было. О-о-о! Я как-то пробовал считать — сбился… Надо успевать. Как говорил Сережка Есенин, ты должен прожить жизнь так, чтобы в конце мог огля­нуться и увидеть толпу беременных баб и гору выпитых бутылок.

— Ну и истреплешься раньше времени, — возразил Толик.

— Не-е-т. Я крепкий… Вот только…, — внезапно Вася повесил голову и шумно завздыхал.

Они выпили бутылку, Василий сбегал за второй. Оба опьянели и скоро Вася начал откровенничать.

— Понимаешь, Толик, не везет мне в жизни. Все бы ничего, да вот с Нинкой у меня проблемы… Знаю… Все знаю… Бегает на сторону. Ладно бы к одному, а то… И бил ее и ругал… Все нипо­чем. И знаешь, я уж привык к ней, да и годы… Она же у меня чет­вертая.

Вася с чувством выматерился и полез за сигаретами. Толик обло­котясь на стол, внимательно слушал. Дым тоненько струился с кон­чика сигареты и поднимался вверх.

— Да успокойся ты, не переживай так.

— Ну, как не переживать. Тебя бы в мою шкуру. Я говорю, Нинка четвертая жена у меня. Что самое обидное — они все такие попа­даются. Первая — Зойка, загуляла сразу после свадьбы, не успели даже ребенка нажить. Вторая — через полгода, третья год продержа­лась. Нинка — четвертая, два года жила, потом не вытерпела и расслабилась стерва.

Все мне какие-то такие попадаются… А ведь есть добрые… То­лик… Есть?…

Толик смотрел на Василия и ничего не говорил.

— Ну что молчишь?… Твоя вот, не бегает никуда… Слушай, а может, ты думаешь, я того… Не-е-т, я могу, я мужчина еще хоть ку­да… Просто не везет мне с женами. Наказание какое-то, что ли…

Вася замолчал. Толик крутил в руках пустой стакан и о чем-то думал. Потом он поднял голову и спросил:

— Вася, а ты сам-то гуляешь?

Василий встрепенулся, морщинки на лбу разгладились, он до­вольно заулыбался.

— Я, Толя, не гуляю — я живу. Я доставляю удовольствие, я да­рю радость. Женщины меня любят, хотя я и вон какой.

Вася окинул взглядом свою фигуру, похлопал себя по животу и с удовлетворением продолжил.

— Толя, я люблю женщин, и они меня любят, и пока я могу, я бу­ду так жить.

Анатолий с сожалением смотрел на Василия и ничего не говорил.

— С женщинами у меня все нормально, а вот с женами, — Вася погрустнел, нагнул голову и принялся ковырять деревянный стол.

— Вася, — заговорил Толик, — жил-был один голубь. Он постоянно менял гнезда, от всех гнезд почему-то всегда неприятно пахло. Однажды он пожаловался мудрому старому голубю. Тот долго слушал его жалобы и потом сказал: « Оттого, что ты все время меняешь гнезда, ничего не изменится. Запах, который тебе мешает, идет не от гнезд, а от тебя самого».

— Не понял, — вскинулся Васек, — при чем здесь запах. Я же моюсь, да и от моих жен никогда не пахнет.

— Дурак ты, Василий! — Анатолий с сожалением посмотрел на Васю и стал собираться.

Аня

Аня как всегда выглянула в окно. Снег. Да такой густой. Скоро все тропинки завалит.

Такая погода Ане нравилась. Тишина. Пушистые хлопья медленно, словно в вальсе, кружатся, покоем и грустью веет от них.

Она не торопясь, шла по улице и думала о чем-то своем. Город еще спал. Одинокие прохожие торопились на работу, редкие машины с урчанием проносились мимо. Вдруг со стороны дома послышался плач. Так могут плакать только, чем-то обиженные дети. Аня растерялась, хотела идти дальше, но что-то заставило ее повернуть и зайти во двор. Дверь в подвал была распахнута и таила опасность. Не сразу Аня решилась спуститься в подвал. Недалеко от входа от кучи тряпья доносились детские всхлипы.

— Не плачь, успокойся, — Аня старательно вытирала платком гряз­ную мордашку и пыталась поднять ребенка.

Через полчаса они сидели у Ани дома, и пили чай. Небольшая од­нокомнатная квартирка сияла чистотой и порядком. Аня жила одна, и как часто бывает, уже ни на что не надеялась.

Славка, он ей кого-то напоминал, совсем освоился и с ребячьей жадностью уплетал печенье. В свои пять лет, он рассуждал, как взрослый. Время от времени Славка крутил головой и говорил.

Аня как всегда выглянула в окно. Снег. Да такой густой. Скоро все тропинки завалит.

Такая погода Ане нравилась. Тишина. Пушистые хлопья медленно, словно в вальсе, кружатся, покоем и грустью веет от них.

Она не торопясь, шла по улице и думала о чем-то своем. Город еще спал. Одинокие прохожие торопились на работу, редкие машины с урчанием проносились мимо. Вдруг со стороны дома послышался плач. Так могут плакать только, чем-то обиженные дети. Аня растерялась, хотела идти дальше, но что-то заставило ее повернуть и зайти во двор. Дверь в подвал была распахнута и таила опасность. Не сразу Аня решилась спуститься в подвал. Недалеко от входа от кучи тряпья доносились детские всхлипы.

— Не плачь, успокойся, — Аня старательно вытирала платком гряз­ную мордашку и пыталась поднять ребенка.

Через полчаса они сидели у Ани дома, и пили чай. Небольшая од­нокомнатная квартирка сияла чистотой и порядком. Аня жила одна, и как часто бывает, уже ни на что не надеялась.

Славка, он ей кого-то напоминал, совсем освоился и с ребячьей жадностью уплетал печенье. В свои пять лет, он рассуждал, как взрослый. Время от времени Славка крутил головой и говорил. — Хорошо живешь, тетя. Чистенько у тебя.

— Ну, что Славка, куда тебя вести? Дома-то тебя потеряли. Тоненький вой послышался из-за закрытого ладошками лица. — Никуда я не пойду, тетенька. Не выгоняй меня.

Аня растерялась. Что делать? Так же ведь нельзя. У мальчика есть родители. И он должен быть с ними.

Славка совсем расклеился. Его плач перешел в рыдания. Сквозь них пробивались отдельные слова.

— Тетя… Не выгоняй меня… Меня там убьют…

Аня совсем разволновалась. Она стала собираться. Славка, видя, что тетенька собирается, упал на колени и пополз к ней. Страшное это зрелище — видеть ребенка на коленях.

Аня поплакала вместе со Славкой, дала обещание не ходить в ми­лицию и направилась по адресу, который с трудом узнала от Славки. Она шла и думала о спящем сейчас ребенке. Кто из него вырастет? С таких лет он уже знает, что такое предательство и жестокость. Сам станет таким же? А может наоборот?

Поднимаясь на второй этаж, Аня уже слышала крики, ругань соп­ровождающую почти любую пьянку. Перед дверями она глубоко вздох­нула и тронула кнопку звонка. Не работает. Тогда она тихонько постучала. Ну, разве в разгар веселья кто-то может услышать ка­кой-то тихий стук. Она застучала сильнее. Через несколько секунд дверь распахнулась и в дверном проеме предстала пьяная, в помя­том и грязном тренировочном костюме, молодая женщина.

— Ты кто? — хриплым, прокуренным голосом спросила она.

Аня только хотела начать говорить, как женщина обернулась и закричала в комнату.

— Семка! К тебе та стерва пришла.

Из комнаты вышел небритый верзила и уставился мутными глазами

на Аню.

— Не-е. Это не она. Та другая.

— Тогда что тебе надо? — зло накинулась хозяйка.

Аня, проглатывая страх, заговорила.

— Вы знаете, я нашла вашего мальчика… Он плакал в подвале… Сейчас он у меня… С ним нужно, что-то делать…

— Послушай, подруга… Валила бы ты отсюда. Без тебя тошно. Это не мой пацан. Это Зинки-медички. Приехала откуда-то с друго­го города и бросила его нам, а сама — тю-тю, умотала куда-то со своим новым хахалем. Так, что катись отсюда и делай с пацаном, что хочешь… Хоть на котлеты его пусти, — под общий хохот законч­ила хозяйка.

— А что, у него больше никого нет?

— А как же есть — на кладбище, — засмеялась женщина.

Аня все собиралась сходить в милицию, но, глядя в преданные и умоляющие глаза Славки, все откладывала. Она уже начинала при­выкать, что, приходя с работы, она встречает счастливый и одновременно настороженный взгляд ребенка.

Время от времени она замечала за ребенком что-то знакомое, ка­кие-то жесты, поворот головы напоминали ей что-то или кого-то. Безуспешно ломала она голову над странной загадкой. Город, где Славка жил раньше, был где-то в центральной России. Фамилию он свою произносил так непонятно, что Аня так и не знала то ли он Вышьев, то ли Высьев.

Вел себя Славка тихо спокойно. Строил дома из книжек, играл маленькими машинками, которые купила ему Аня, и был счастлив. Про свою прошлую жизнь он не вспоминал. А если Аня начинала его рас­спрашивать, горько и безутешно плакал.

Прошел месяц, Ане нужно было ехать в деревню к маме. Что же делать со Славкой? А он будто чувствовал беспокойство Ани, и сам начинал тревожиться.

— Ты, тетя Аня не отдавай меня никому. Я буду себя хорошо вести.

Он так упрашивал, что Аня не выдерживала и начинала плакать. Тогда он, как мужчина подходил к ней, и, поглаживая волосы, успо­каивал ее.

Как-то раз утром, было воскресенье, и они собирались сходить на выставку экзотических животных, раздался звонок.

Впервые за все время, что они жили со Славкой, Аня почувствовала тревогу. Это за Славкой. Что же делать?

Звонок звонил требовательно и нетерпеливо. Аня, ничего не успев придумать, обречено поплелась к дверям.

На пороге стоял мужчина в армейской форме и серьезно смотрел

на Аню.

— Простите, у вас живет Слава? Это мой сын.- Пояснил мужчина. ­Понимаете, я был в плену в Чечне. Я считался пропавшим без вести. С трудом я узнал, что Слава у вас… Моя бывшая жена бросила его…, — при последних словах мужчина заскрипел зубами.

Аня медленно, по голосу, по упрямому наклону головы узнавала Леню, молоденького студента. В то незабываемое лето они с Леней клялись друг другу в вечной любви, и под соловьиное пение наслаж­дались прогулками возле реки.

Студенческий стройотряд приезжал в их совхоз и ремонтировал коровники. Вечерами студенты организовывали дискотеки, и деревен­ские девчонки поддавались обаянию городских и долго потом тоско­вали, вспоминая и мечтая о встрече. Леонид тоже начинал узнавать Аню — первая любовь не забывается.

— Ты?…

Аня взяла себя в руки и пригласила Леонида в комнату.

— Папка!.… Папка!… Как долго тебя не было.

— Ты ведь будешь жить с нами. А мамка знаешь, какая злая, она

меня бросила…

Они сидели за столом и обедали. Счастливый Славка лукаво поглядывал на папу и тетю Аню. Все равно папа останется здесь, он ведь меня любит.

Месть

— Ну что, поганец, уроки сделал? — женщина стояла, держась за косяк двери. Бессмысленные глаза, уродливо раскрытый рот и тон­кие худые пальцы с черными каемочками ногтей.

— Мама, проходи, проходи… Ложись…

Сын, парень лет двенадцати, подбежал к женщине, и, оторвав руки от косяка, повел ее в комнату.

— Я тебе… паскуда… рожу разобью… Будешь знать, как на мать кричать, — голос женщины слабел, последние слова она уже хрипло шептала.

Парень уложил мать, накинул на нее дырявое покрывало и ушел на кухню. Ворованные дрова горели плохо, от них сильно гудело в трубе. Полуразвалившаяся печь отчаянно дымила.

Ничего. Главное, чтобы в доме было тепло. Завтра в школу, опять слушать нудные объяснения учителей, опять насмешки и оскор­бления. Как все надоело.

Парень достал из-за шкафа потрепанную книжку, и скоро перед ним замелькали бесстрашные мужчины с длинными острыми шпагами, жеманные красавицы с причудливыми веерами. Совершенно другой мир распахнул свои сказочные двери.

Из комнаты послышалось громкое икание. Парень вздрогнул и заспешил на помощь. Он знал, сейчас маму будет рвать, рвать долго и безжалостно. В перерывах она будет материться, и проклинать всех, в первую очередь его. А разве он виноват, что появился на свет. Ему даром не нужна такая жизнь. Что он с удовольствием уехал бы куда-нибудь. Найти бы отца. Да мама сама не знает где он.

Утро. Мама трясущимися руками наливает воду. В этот момент она похожа на ведьму. Да она и есть ведьма, до чего себя довела… Э-эх, уехать бы куда… Так возрастом не вышел, да и маму жалко…

Парень сварил картошку, на вопрос матери, почему не в школе, соврал, двух уроков труда не будет.

Мама пригладила всклокоченные волосы, отряхнула платье, и виновато посмотрев на сына, ушла. Все, к вечеру будет такая же или вообще не придет. Ну почему так? Почему не как у всех? Почему?

Часов в десять пришли ребята, достали сигареты и закурили. Го­ворили о каком-то фильме. Вспоминали подробности, мечтали — вот бы им такое оружие. К обеду они ушли.

Вспомнилось, как они с мамой жили в лесном поселке. По вече­рам к ним приходил дядя Гриша, всегда улыбающийся и такой добрый. Тогда мама еще не пила. А потом дядю Гришу посадили. Через два дня мама привела двоих из химлесхоза. Бородатые и страшные, они пили водку и наливали маме. А когда она опьянела, они перегляну­лись между собой, и один повел маму в комнату. Вот тогда с парнем что-то случилось. Опомнился он в углу комнаты. Он весь дрожал, в руке был маленький топорик. Напротив стоял полуголый мужчина и, держа левую руку на весу, отчаянно ругался. На пол с распластанной руки капала кровь.

Если бы не соседка, парня бы убили. Два озверевших мужика все бы разнесли в доме. Но тетя Таня успела — привела своего му­жа, и тот своей двустволкой выгнал мужиков на улицу.

А мама все это время спала.

Пришлось оттуда уехать. Но и здесь мама не могла остановиться. Мужчин, правда первое время не водила — боялась сына. Потом ста­ла посылать его к соседям за чем-нибудь, а сама запиралась. Сколько он часов провел на улице, стуча в двери и окна…

Вечер опускался на заснеженную деревню. Людей на улицах не было. У всех начиналась вечерняя кормежка скотины.

Мама не пришла. Парень снова сварил картошку, достал черствый хлеб, его он таскал со стола, когда мама пировала дома, и прятал.

Поужинав, подтопил печь остатками дров и приготовился спать. Стук в дверь раздался неожиданно. Так не хотелось открывать,

это не мама стучит, он прекрасно знал мамин стук.

— Кто? — парень стоял босиком возле двери.

— Открывай, это я — дядя Толя, — послышался из-за двери глухой голос.

Парню стало нехорошо. Сердце забилось так, что казалось вот-вот и выскочит из груди. Он поспешил за дядей Толей в комна­ту. Мужчина положил тело на кровать и обернулся к парню.

— Вот…

— Что вот?… — закричал парень.

Широко раскрытыми глазами он смотрел на мамино лицо, обезображенное синяками, и чувствовал, как начинают дрожать коленки.

— Она пьяная? — пролепетал парень.

— Да нет… Она умерла…

— Как умерла… Нет!… Ты врешь! — парень кинулся на мужчину и

начал колотить его слабыми детскими ручонками.

— Понимаешь… я пришел к Пенкиным, она там… мы выпили… я проснулся — никого… твоя мать лежит на койке, ну я к ней, подни­мать начал… она, того… не встает… ну я и понял… Мужчина страшно заскрипел зубами и упал на стул.

Время остановилось. Все происходящее было сном. Парень сидел возле мамы и молчал. На кровати лежала не она. Лежал кто-то, но не мама.

Мужчина что-то тихо бормотал, потом вдруг дико выматерился и ушел.

Парень сидел в темной комнате и смотрел на стену. По стене двигались тени — это ветер раскачивал уличный фонарь.

На кровати что-то шевельнулось, парень бросился туда и с по­таенной надеждой быстро-быстро заговорил:

— Мама, мама ну что ты… Вставай, вставай я тебя сейчас по­кормлю… Мы уедем отсюда, уедем, навсегда уедем…

Когда его пальцы коснулись маминого лица, он почувствовал хо­лод, идущий от мертвого тела.

— Нет! — закричал он.

Сидеть на стуле было неудобно, жутко затекала спина, но парень упрямо сидел. Он не мог уйти из комнаты, ему все казалось, что мама сейчас его позовет, и он опять ей поможет.

Под утро он забылся. Серый холодный рассвет обнажал сквозь не занавешенные окна убогое жилище: облезлый шифоньер, покосившуюся старую кровать, и жалкую фигуру парня, прикорнувшего на стуле.

Парень проснулся оттого, что почувствовал взгляд. Он медленно открыл глаза и увидел — мама смотрит на него из-за полу прикрытых глаз.

— Мамка, вставай, — тихо произнес парень.

Сказать-то сказал, а все равно внутри он уже не верил. Жутко было подходить к кровати, но он заставил себя и с трудом дотро­нулся до маминой руки. Холод. Что-то сжалось в груди и заныло. Хотелось завыть, разбросать все и убежать куда-нибудь…

Бама Маня испугалась парня. Чужие глаза смотрели на нее прон­зительно и взросло.

Маму похоронили через два дня. Перед этим приходили два мили­ционера и мучили парня вопросами. Квартиру у него не забрали, ­кому она нужна. Она и до них была без ремонта. На парня начали оформлять документы в интернат. Все это затягивалось. Подкармли­вали его соседи, конечно о школе никакой речи и не шло.

Особенно страшно было ночами. Несколько раз виделась мама. Она приходила из кухни и молча стояла в дверях. Глаза ее были широко раскрыты, и она как будто в чем-то упрекала парня.

Между тем жизнь в деревне шла своим чередом. Выпустили того мужчину, что принес маму. Подержали и выпустили братьев Пенкиных, тех самых у которых пировала мама. Деревня зажила спокойно до следующего случая. Все жители давно привыкли к тому, что в дерев­не каждые два-три месяца кого-нибудь убивают.

Тихий снег медленно кружился в воздухе. Снежинки сталкивались друг с другом, цепляясь бахромой.

Женщина захотела пить. Она тихонько поднялась с кровати, и пош­ла на кухню. Она уже ставила ковшик на бак с водой, как вдруг за­метила отблески огня. Через занавешенные окна был виден дом, нап­ротив — через улицу. С двух сторон по углам поднимались языки пламени.

Пожар в деревне собирает почти половину жителей. Так и в этот раз, несмотря на глубокую ночь, возле горевшего дома стояла тол-

па женщин и встревожено говорила о пожаре.

Мужчины до прибытия пожарной машины ведрами таскали воду и с размаху бросали ее на стены. Старый деревянный дом горел хорошо. Огонь жадно облизывал почерневшие бревна, густой удушливый дым валил из разбитых окон. Скоро должна была загореться крыша и тог­да начнет разлетаться с громким треском шифер.

Братья Пенкины, жившие в доме, стояли, кто, в чем и с остервене­нием матерились. Они успели выскочить, но из вещей, конечно, ниче­го не захватили. Да и вещей-то у них не было, вся деревня знала — ­опойки. Это в их доме «умерла» женщина, так утверждали братья, но в народе говорили другое.

Когда прибыла пожарная машина, дом горел уже со всех сторон. Пожарники быстро раскатывали пожарные рукава, торопились — могли загореться соседние дома.

Метрах в ста от пожара стоял парень. Держась за калитку, он зло приговаривал: «Получили, получили сволочи!»

Морской роман

Моряки на рыболовных судах, особенно на больших, всегда в рейс берут животных. Пожалуй, даже не берут, а они так и живут на судне.

Вот и на нашем траулере, современном белом красавце, жили несколько кошек и собак. Еду им обычно приносили с камбуза, да они и сами частенько навещали его. Для кошек рыболовецкий траулер это что-то вроде кошачьего рая. Многие береговые кошки только меч­тают о рыбе, а здесь целый пароход насквозь пропахший рыбой.

Была у нас красавица кошка, сиамской породы. Грация гибкого тела удивительно сочеталась с ледяной независимостью ее чистых глаз. Неторопливая походка, изысканные манеры все говорило о ее знатном происхождении. К ней нельзя было просто подойти и погла­дить. Проявлять ласку в отношении себя она позволяла только из­бранным, и уж число их, конечно, было невелико.

Обедая в столовой, мы невольно поворачивались в сторону по-ко­ролевски вышагивающей кошечки. Она, чувствуя взгляды, высоко под­нимала голову и гордо шествовала мимо нас. В конце прохода она милостиво оглядывалась и снисходительно благодарила за внимание.

Жил еще у нас на пароходе кот Филимон. Ребята часто пели: « Филимон, Филимон алых роз». Модная песня тогда была. Так вот Фили­мон на песню совсем не обижался. Рыжей масти, здоровый он попал на пароход случайно. Его принесли перед самым отходом в рейс. Обкусанные уши, обгрызенный хвост выдавали в нем бывалого кота.

Сначала Филимон задал трепку беленькому пуделю, который осмелился тявкнуть на него. Потом отлупил еще одного собачонка. К ма­ленькому черненькому котенку, жившему в каюте посудомойки, он от­несся по-джентельменски. Подошел, обнюхал его, легонько шлепнул, так что котенок перевернулся, посмотрел, не ушибся ли он, и на этом все кончилось. Соперников на этом пароходе для него не было.

Внимание Филимона, рыжего разбойника, обратилось на леди кошачьего царства. Сначала он по своей наглой привычке попробовал приударить за кошкой по-простому, по-русски, как выразились моря­ки. Но не тут то было. Филимон получил такой отпор, какой полу­чал наверно впервые в своей беспутной жизни.

Вся команда наблюдала за этой парой. Развлечений в море мало, и этот спектакль приковал всеобщее внимание.

В общем, первая попытка не удалась. Филимон зализал царапины, приготовился и, сменив тактику, вновь приступил к ухаживаниям. Сейчас он караулил выход королевы. А она ежедневно совершала про­гулки по столовой под любопытные и восхищенные взгляды моряков. Как любая женщина, она наслаждалась вниманием к своей персоне. Тем более принадлежала к королевской породе.

Филимон завидев кошечку, выскакивал из укрытия, и, подбегая, начинал хрипло мяукать. Держался он, правда, на расстоянии. Кошеч­ка совершенно не замечала поклонника. Строгая, неприступная она проходила по столовой и скрывалась за деревянной дверью.

Филимон за дверь не выходил, там начиналась ее территория, ее королевство. Он нервно начинал дергать хвостом, затем оглядывал­ся на нас, словно говоря:

— Нет, ну вы посмотрите, что она вытворяет. Цаца, какая…

Потом Филимон резко разворачивался, и, сдерживая злость, выскакивал из столовой.

Нечего говорить, моряки покатывались со смеху, наблюдая ко­шачью драму. Комментарии, замечания сыпались со всех сторон. Не­которые даже заключали пари: добьется кот своего или нет.

В один прекрасный день королева соизволила перед уходом повернуться и посмотреть на Филимона. Вы не можете себе представить радость кота от этой небрежной милости. Он прямо засветился весь. Ходил по столовой, подняв хвост, и заглядывал всем в глаза.

— Видели! Видели! Она на меня посмотрела!

Дальше события развивались по классической схеме. Скоро про­гулки по столовой они совершали вместе. Сиамская кошечка с цар­ственной осанкой и уличный забияка кот.

Шло время. Прогулки прекратились. Где и когда они встречались, мы так и не узнали. Кошечка, как истинная аристократка, не выс­тавляла напоказ свою личную жизнь.

Мы даже и не поняли, что наша кошечка понесла. Просто однажды она вывела на прогулку двух прелестных малышей. Один был в маму, второй — копия Филимон. Такой же рыжий, он все порывался играть, и маме приходилось все время его одергивать.

Как ни странно Филимон остался равнодушен к своим детям. Уви­дев семейство, он преспокойно отворачивался и подходил к кому-ни­будь из моряков.

Котят разобрали по каютам. Кошечка приняла это как должное. Мы вдруг заметили, что поведение ее сильно изменилось. По столовой она просто пробегала, только иногда останавливаясь. В такие мо­менты уши ее нервно дрожали и поворачивались в разные стороны.

Мы думали, она ищет котят. Но нет. Она искала беспутного Фильку. И вот в столовую входил Филимон. Куда девалась его суетли­вость, дурные манеры перед нами был вполне порядочный кот. Правда, боевые раны у него не исчезли, но в остальном… Кошечка, это жалко было смотреть, при появлении Филимона, съеживалась, опускала голову и уныло плелась к нему. Равнодушие мужчины к падшей женщине не знало границ. Филимон упорно не замечал ухаживаний кошечки. Она же льнула к нему, терлась своей аккурат­ной головкой о рыжую шкуру. Моряки, конечно, смеялись, в такие мо­менты кошечка поворачивалась и смотрела укоризненно и грозно.

Не­делю, а то и больше кошечка обхаживала своего бывшего поклонника. Но… Все когда-то кончается, кончился и роман аристократки с простолюдином. В столовой кошечка больше не появлялась.

Дарий

Борис проснулся и долго не мог уснуть, вспоминая и переживая свой сон. Может быть, действительно существует переселение душ? Сон был настолько реален, насколько может быть реальна жизнь. Мысленно он снова перенесся в образы сна.

Он жрец, его зовут Дарий. Вместе с другими такими же молодыми, как он жрецами, Дарий идет по дороге ведущей в горы. Идут молча, говорить в пути запрещено. Впереди, возглавляя процессию, выступают верховные жрецы. Позади течет безликая, серая толпа. В ней много простых крестьян, ремесленников, редко попадаются богатые горожане. Их несут на носилках. Сопровождают богатых целые команды рабов. От толпы до слуха Дария доносится только ровный глухой шум. Дарий впервые участвует в празднестве. Только достигшие определенного возраста имеют право лицезреть великую мистерию.

Пройдена половина пути. Это известие тайком получают от старших. Жара спадает, но все равно, соленый пот разъедает горячую кожу. Все устали. Но в этот день не принято жаловаться и проклинать судьбу — боги могут разгневаться. Люди терпят. Их терпение всосано с молоком матери и воспитано тяжелым образом жизни. Да и сами боги, прежде чем достигли освобождения, много чего претерпели на этой грешной Земле.

Дарий смотрит по сторонам. Дорога сужается. Справа открывается глубокое ущелье. Где-то далеко внизу блестяще сверкает узкая полоска воды. Это горная речушка, весной, превращающаяся в грозный сметающий все на своем пути бурный поток. Поток этот несется со скоростью горного барса.

Слева дорогу подпирает гора. Отвесные стены ее испещрены тонкими трещинами, кое-где пробиваются кустики горных трав. Стены словно предупреждают идущих — отбросьте свои мирские заботы и забудьте о горестях.

К вечеру Дарий, да и не только он еле волочат ноги. А впереди по рассказам долгая бессонная ночь. До рассвета будут длиться богослужения и жертвоприношения.

Голова процессии втягивается в своеобразные каменные ворота. Дарий с опаской глядит на узкий вход, куда могут пройти не более трех человек. Наконец и он проходит ворота. Его глазам открывается небольшая долина со всех сторон окруженная неприступными горами.

Молодых жрецов, готовых к первому посвящению, проводят на каменную площадку. Оттуда долина кажется, почти идеально круглой. Их ставят рядами, так, чтобы они могли все видеть. Народ располагается выше, на пологом склоне горы. Знатные горожане имеют свои места. С тихим шумом они рассаживаются и замолкают.

На склоне горы обращенной к долине находится несколько тысяч человек. Все в ожидании. Разговаривать запрещено. Все рабы остались за воротами. Это священное место.

Дарий во все глаза смотрит на место, где будет проходить служба. Там собираются и готовятся старшие жрецы и их помощники.

День заканчивается. Свежеет. Легкий ветерок обдувает разгоряченные лица и постепенно успокаивает сознание.

Солнце начинает заходить за высокую черную гору. При последнем луче, осветившем на мгновение склон горы и священную долину, проявляется мистический характер праздника. Тысячи людей молча ждут начала. Долина тоже замерла.

Сначала раздается мощный удар десятка огромных барабанов. От этого звука все вздрагивают. Вступает дробный перестук барабанов поменьше. Затем звуки затихают. Остается один маленький барабан. У него удивительный бой, он словно проникает в самую середину головы и свои голосом заполняет ее. Незаметно присоединяются другие барабаны. И вот уже причудливый ритм разносится во все стороны. Громкость боя нарастает и нарастает. Буханье больших барабанов совершенно заглушает высокие и пронзительные звуки мелких. Неожиданно наступает тишина…. В этой оглушительной тишине появляется неземной звук. Он крепнет, и скоро к нему подключаются другие…. Гимн верховному богу ширится и завоевывает священную долину и пологий склон горы. Что-то светлое и радостное начинает подниматься от ног к голове. Никто уже не замечает ярко горящих факелов, что освещают площадку, никто не видит в темноте священную долину. Все внимание захвачено пением жрецов.

Дарий стоит загипнотизированный. Перед его глазами разворачиваются и гаснут прекрасные и удивительные миры. Миры, где нет места злобе и ненависти, где всем управляет свет и невыразимая красота.

В звуки хора вплетаются крики и стоны убиваемых рабов. Для жертвоприношения их несколько месяцев специально готовят, и сейчас они своей смертью искупают грехи всех присутствующих.

Священное пение длится довольно долго. Многие не выдерживают и уносятся в благодатную страну сна.

Дарий наоборот возбуждается все больше и больше. Его ноздри жадно ловят наркотический дым костров разожженных внизу. Весь дым костров ветром сносит на склон горы, и люди начинают видеть удивительные вещи.

Мистерия продолжается. Находящийся в трансе, Дарий не сразу замечает начало священнодействия. Из противоположного конца долины начинает двигаться светящаяся зеленая змея. Змея набирает скорость, навстречу ей торопятся из других углов красная, голубая, и желтая подруги. В центре долины они сталкиваются, и в воздухе возникает красный светящийся шар. Он медленно разгорается и поднимается вверх.

Пение хора смолкло. В долине продолжают извиваться другие змеи. Они переплетаются, скрещиваются, издавая нарастающий гул. Спирали, круги, фигуры священных животных властвуют в долине.

Лица людей окаменели, глаза пристально следят за змеями. Тела зрителей медленно покачиваются, подчиняясь особому ритму.

Дарий теряет чувство времени. Завораживающая картина поражает его и наполняет душу благоговением.

С первым лучом солнца мистерия заканчивается. Дарий опустошен. Ни мыслей, ни чувств ничего.

Борис пытается угадать, где это происходит. В каком краю света, и в каком времени он побывал.

Пройдет немного времени, Борис найдет похожее описание обрядов цивилизаций Южной Америки, и только спустя полгода он поймет принцип движения светящихся змей. Это принцип домино. Какой же титаническую работу надо было проделать, чтобы расставить тысячи, десятки тысяч обработанных специально камней.

Случай в деревне

— Вот вы говорите мужество, — высокий темноволосый доктор огля­дел друзей, — эта категория волевых качеств не такая простая, как кажется.

— Отчего же, — возразил плотный, с борцовской фигурой немолодой мужчина, — мужество выражается в способности человека действовать решительно и наиболее целесообразно в опасной и сложной обстанов­ке.

— Хорошо, — согласился доктор, — сейчас я расскажу вам одну историю.

Лет двадцать тому назад, когда я был молодым начинающим вра­чом, попал я в небольшую деревню. Практики было совсем мало. Зу­бы, расстройства желудка, какое-нибудь случайное ранение вот и все. Крестьяне лечились сами, применяя дедовские методы. И вы знаете, не без успеха.

Так вот, была в этой деревне одна семья. Она — здоровая рус­ская баба с визгливым голосом и склочным характером, он — обыкно­венный русский мужичок, щупленький, маленький всегда боящийся поднять глаза на свою грозную жену. Естественно несколько ребяти­шек, вечно чумазых и проказливых. Мужичок этот был плотником и надо сказать неплохим. Ну, у нас в России, что ни мастер, то пьяни­ца. Пил Семка обычно несколько дней и все это время ходил по де­ревне с подбитым глазом или вздувшейся губой — деревенское женс­кое «воспитание».

В то время, когда я жил в этой деревне, начали пошаливать лесные люди. Так у нас, их называли. Дезертиры, беглые, уголовники объединялись и терроризировали население. Милиция, несмотря на все попытки, ничего не могла сделать. Выловят одну банду, вскоре другая появляется. Такое время. Все жили настороже.

Однажды банда напала и на нашу деревню. Прошлась по дворам, заглянула ко мне, выгребла подчистую все лекарства, конечно спирт в первую очередь. У крестьян забирали свиней, кур, гусей, карто­фель доставали из погребов. Банда готовилась к зиме. Молодые бан­диты начали безобразничать. С улюлюканьем они гонялись по улице за девушками и молодыми женщинами. Развлекались, одним словом. Так бы безнаказанно и прошел их налет, если бы не председательский мальчишка. Он как-то очень быстро сбегал в соседнюю деревню и привел солдат. Специальный отряд уничтожил почти всю банду, поло­вина успела скрыться.

После налета у меня сразу прибавилось работы. Раненые, изби­тые много истерик, кровь, стоны и матерки. Не успел я обойти нес­колько дворов, как меня срочно позвали к Семке. Я шел и думал, ну наверно кончается Семка, жалко — хороший мужичок был…

Об этом случае в нашей деревне говорили и судачили долго. Попробую своими словами передать, что же там все-таки произошло. Семка сидел за столом, и обиженно поглядывая на свою жену, неторопливо обедал. Детей не было — убежали на речку.

Марфа, какое старинное имя, бренчала рукомойником и вовсю вос­питывала мужа. Вдруг во дворе, захлебываясь, залаяла собака. Че­рез несколько секунд дверь распахнулась, и в избу ввалились четве­ро. Бородатые, страшные, с запахом давно немытого тела они нагло прошли к столу и по-хозяйски расположились за ним. Щуплого Семку они как бы и не заметили. Все их внимание обратилось на Марфу.

— Хозяйка! Жрать давай! И самогону! — закричал самый бородатый.

Острые глаза его начали ощупывать женскую фигуру.

Марфа забегала, засуетилась, на стол из печи полезли чугунки с наваристым борщом, пареной репой, с дымящейся картошкой.

— А где сало!

Надо сказать в деревне жили неплохо. Почти в каждом дворе держали поросят, бычков, так что мясо и сало в деревне водилось. Семка, сидевший в уголке, его туда как бы нечаянно задвинули, встрепенулся.

— Я счас сбегаю.

— Сиди уж, огрызок, — борода прихлопнул Семку ладонью, — баба твоя сходит, а Суслик ей поможет.

Бандит хрипло захохотал, обнажая желтые прокуренные зубы. Сус­лик — молоденький бандит с тощенькой серой бородкой соскочил, и приплясывая, подошел к оторопевшей Марфе. — Ну, давай, давай пошли красавица моя.

Марфа покорно подчинилась и поплелась в сени. За ней поспешил Суслик то и дело, норовя ухватить женщину за ее широкий зад.

Сема побледнел, ему стало страшно, страшно так, как ни разу в жизни не было. Его худое тело тряслось точно в лихорадке.

Борода заметил Семкину дрожь, и, пихнув его в грудь, успокоил.

— Ничего с твоей бабой не сделается. Ну, поиграет с ней Суслик, ну и что.

Сема не слышал слова бандита, его слух был направлен туда — во двор. Он мучительно хотел там оказаться.

Мутный самогон прокатывался в мужские глотки и оказывал свое действие. Лица бандитов покраснели и покрылись капельками пота.

Со двора донесся женский визг. А уж визжать Марфа умела. Семку передернуло, он хотел вскочить, но сидевший рядом бандит ткнул его в морду кулаком и пригрозил.

— Убью, сволочь!

Дверь с треском раскрылась. В дверь на четвереньках заползала Марфа. Изодранная блузка еле прикрывала грудь, юбка была разорва­на снизу доверху. Жалобный взгляд, всклокоченные волосы и дикий визг дополняли картину.

Сзади за бедную женщину цеплялся Суслик. Яростно матерясь, он пытался остановить Марфу, но та завывая и плача, пробиралась вперед.

— Ах, чтоб тебя! — выругался Борода.

Он встал, намереваясь, то ли вышвырнуть бабу из избы, то ли помочь Суслику.

И вот здесь произошло невероятное. Молчавший до сих пор, Семка взорвался. Его лицо как-то враз перекосилось, глаза завращались с бешеной скоростью, ужасный рев пронесся по избе.

С нечеловеческой силой Семка схватил здоровенного Бороду и с размаху бросил на русскую печь. Мгновенно повернувшись, он ринул­ся на других. Не ожидавшие нападения, бандиты растерялись. Когда опомнились — было поздно. Семен схватил горячий чугунок со стола и с размаху опустил на голову бандита. Второму он вогнал в горло деревянную ложку.

Борода еще шевелился возле печи, когда его череп раскололся от удара тяжеленной табуретки.

Все произошло в считанные секунды. Марфа с открытым ртом ти­хонько подвывала у порога, Суслик же развернулся и помчался на улицу. Возле ворот его догнал маленький и ладный плотницкий топо­рик.

Когда я вошел во двор, Семка сидел на крыльце и тихо плакал. Рядом была Марфа, она гладила его по голове. В избе плавало в крови три трупа, четвертый лежал возле ворот.

Я много видел много разных семей, но более дружной не встре­чал. Марфа после того случая совершенно переменилась. Она, наконец, успокоилась и при каждом удобном случае говорила: « Вот мой Семен…", и звучало это у нее очень уважительно.

Принц

Эх, жизнь! Катерина Федоровна привычно отворила дверь подъезда и стала подниматься по лестнице. Ей третий день не здоровилось. Говорят, грипп какой-то новый появился, а на лекарства …. Когда еще пенсию дадут. Катерину Федоровну бросало то в жар, то в холод. Быстрее бы до дивана — полежать, может легче будет. Подъем по грязным ступенькам отнимал последние силы. Ведь не совсем старуха, а так расклеилась. Ну, ничего, сейчас она доберется до квартиры, вскипятит себе чай, бросит горсточку сушеной малины и на какое-то время станет легче.

Наконец-то дверь. Катерина Федоровна долго не может попасть ключом в замочную скважину. Света на площадке нет, опять лампочку выкрутили. Надо было в свое время в кооператив вступать. Вон Мария Семеновна, живет в кооперативном доме, там порядка больше и чистота в подъезде. Стены не исписаны похабными словами, и окурки со шприцами на полу не валяются.

По телевизору шла какая-то передача. Катерина Федоровна лежала на диване, закутавшись в одеяло. На экране мелькали люди, здания и вдруг камера выхватила крикливых цыганок. Голос журналиста начал предупреждать доверчивых граждан об опасности быть обманутыми. Катерине Федоровне вспомнился случай из девичьей поры.

Наивная деревенская девушка приехала поступать в городское училище. Было ей тогда четырнадцать лет. Недалеко от вокзала к ней подошла старая цыганка и предложила погадать. Это сейчас молодежь грамотная, а в те времена молоденькая Катя простодушно протянула узкую ладошку и со страхом и надеждой приготовилась слушать.

Цыганка опытным взглядом окинула плохо одетую девушку, провела худым грязным пальцем по извилистым линиям ладони и начала:

— Все будет тебе, красавица! Все будет! Жить ты долго будешь… Дети и внуки будут.… Подожди.… Вот… Принц тебе явится и спасет тебя. Любить ты его будешь, счастье твое он будет. А он принимать твою любовь будет. Болеть немного будешь, потом выздоровеешь. Ровная у тебя жизнь будет…. А сейчас, красавица, позолоти ручку!

Катя аккуратно развязала платочек, достала деньги и подала цыганке. Та, еще раз посмотрев на девушку, взяла одну купюру, остальные протянула Кате.

Катерина Федоровна пригрелась, задремала, а когда проснулась, за окном было уже темно. Ослабевшее от болезни тело не сразу подчинилось, и Катерина Федоровна, кряхтя и постанывая, выползла из-под тяжелого одеяла. Аппетита не было, но она заставила себя немного поесть.

Раздался телефонный звонок. Катерина Федоровна подняла трубку и услышала голос сына.

— Привет, мама! Как у тебя здоровье? Что новенького?

— Ничего, сынок. Все хорошо. Вот только приболела немного, грипп привязался.

— Мама, мне приехать? — забеспокоился сын.

— Ну что ты. Не надо. Это я так. Выздоровею. Деньги еще тебе тратить. Ну, как вы там? Все здоровы?

Единственный сын Катерины Федоровны жил в другом городе и у него просто не было возможности часто приезжать к матери. Поэтому внуков Катерина Федоровна видела редко. Одинокая старость, хотя какая старость, ей и шестидесяти еще нет.

Поговорив с сыном, Катерина Федоровна почувствовала, что самочувствие заметно улучшилось. Она даже прибралась на кухне. Но к ночи опять поднялась температура, и снова было плохо.

На следующий день Катерина Федоровна, заняв у соседки, такой же пенсионерки, деньги, поплелась в аптеку. После морозов наступила оттепель, и на улицах был гололед.

После аптеки Катерина Федоровна зашла в магазин, купила хлеба и направилась домой. Проходя по парку, который находился перед самым ее домом, она заметила, что за ней увязался бродячий кот. Сначала он бежал сзади, и Катерина Федоровна его не видела, потом он обогнал ее и побежал впереди, поминутно поворачивая голову, словно подгоняя. Серый, с белыми кончиками лапок, он не отставал от женщины. Он резво прыгал через ступеньки, брезгливо обходил валяющиеся окурки и поджидал на каждой площадке.

Катерина Федоровна, тяжело дыша, преодолевала последний пролет, а кот уже был возле ее дверей.

— Ну что ж…. Заходи. — Открыла дверь Катерина Федоровна.

Кот по-хозяйски обошел двухкомнатную квартиру, понюхал зачем-то воздух, заглянул под диван и отправился на кухню.

Катерина Федоровна не смогла выбросить кота. Чем-то он ей понравился. Может быть своим внутренним достоинством, а может быть тем, что не выпрашивал, отчаянно мяукая, еду. В общем, кот остался и получил имя Маркиз.

Прошло больше месяца. Катерина Федоровна привыкла к своему питомцу и даже начинала беспокоиться, когда он задерживался на улице. Кот и одинокая женщина подружились.

В тот злополучный день Катерина Федоровна готовилась к приему гостей, должен был приехать сын с семьей. Она быстро вытерла пыль, помыла пол, и, взглянув на часы, поняла, что в магазин опоздала. Начался обеденный перерыв. Она поставила чайник на плиту, подожгла газ и решила полежать на диване. Незаметно она уснула. Снилось ей, что-то тревожное и мрачное. Вдруг она почувствовала боль в руке и проснулась. Ничего, не понимая, Катерина Федоровна смотрела на кота, который настойчиво кусал ее руку. Увидев, что хозяйка проснулась, кот резко метнулся в сторону кухни. Он крутился, нервно подергивал хвостом и жалобно мяукал.

Растерявшаяся Катерина Федоровна встала с дивана и неожиданно почувствовала головокружение. Что это с ней?

Кот же продолжал беспокойно бегать от хозяйки, к двери на кухню. Першило в горле, сильно слезились глаза, не сразу Катерина Федоровна поняла, из кухни сильно тянет газом. Всплеснув руками, она бросилась на кухню. Батюшки! Чайник-то выкипел и залил огонь. В помещении нечем было дышать. Несмотря на зиму, Катерина Федоровна настежь распахнула окна, и свежий морозный воздух ворвался в загазованное помещение.

— Маленький, ты мой! Спаситель, ты мой! — гладила и ласкала кота Катерина Федоровна.

После того случая Катерина Федоровна чуть ли не боготворила своего Маркиза. А, рассказывая подружкам, о том, как кот спас ей жизнь, она ласково и уважительно повторяла: «Принц, мой замечательный и единственный принц!»

Письмо

Лето. Сотрудники редакции сидят в кабинете и изнывают от жары. Хозяин кабинета, заведующий отделом писем, в отпуске — взял сразу за два года. Один из сотрудников лениво перебирает письма и неожиданно заинтересовывается. Спустя десять минут он начинает читать удивительное письмо. Начинается оно так.

Здравствуйте, дорогая редакция. Наша семья регулярно читает вашу газету. Особенно нам нравится рубрика психолога. Вот к нему я и хотела обратиться. Очень прошу не публиковать мое письмо, так как я не хочу, чтобы наша фамилия появлялась на страницах вашей газеты. Дальше вы поймете почему.

Началось это три месяца назад. Наш единственный ребенок, сын Вова, ему пять с половиной лет, начал проявлять странные способности. Впрочем, все по порядку.

Однажды я, мама Вовы, смотрела очередной фильм известного сериала. Вова занимался своими игрушками. Он катал по полу маленькую машинку и при этом так сильно гудел, что не слышно было звука телевизора. Я прибавила звук, но Вова загудел сильнее. Мне это надоело, и я строго сказала ему или замолчать, или идти играть в другую комнату. Вова обиделся и тихо проворчал:

— Все равно он ее бросит.

Я, конечно, не обратила внимания на его слова, тем более не сразу поняла, о чем идет речь.

Прошло два дня. Я опять смотрю сериал, и вдруг с удивлением вижу, как один из героев бросает свою возлюбленную и уходит к другой. В этот самый момент Вова снова вставляет свою реплику.

— А я, что говорил. Все равно он ее бросил.

Что это? Случайность? Просто совпадение? Я, конечно, долго не ломала голову, мало ли чего наговорит пятилетний ребенок. Но спустя несколько дней история повторяется. Мы с мужем сидим на диване и смотрим фильм. Вова, не отрываясь от рисования, бабушка подарила ему новые фломастеры, говорит монотонным голосом:

— Скоро она разобьется на машине.

Муж еще не понял, что сказал наш сын, как в фильме героиня садится за руль автомобиля и скоро на полной скорости сталкивается с большим грузовиком. Я во все глаза смотрю на свое чадо, моргаю, у меня нет слов. Муж замечает мое состояние, допытывается, и когда я ему рассказываю, он недоверчиво смотрит на Вову.

Буквально на следующий день я смотрю по телевизору новости. Я сижу дома, не работаю, трудно найти работу по специальности, я ботаник по образованию. Вова копается со своими игрушками. И опять он невзначай говорит:

— Там самолет упал. Все умерли.

Я уже готова и жду, что скажут в новостях. Диктор, сделав печальное лицо, скорбно сообщает, что потерпел аварию гражданский самолет. Когда обнаруживают место падения, выясняется, что все пассажиры погибли. Никого в живых не осталось.

Я ошарашена. Одно дело фильм, другое жизнь. Как мой обыкновенный ребенок, который не ходит в детский сад, потому что я не работаю, может так предугадывать события по телевизору.

Мой муж беспокоится и собирает семейный совет. На кухне нас четверо: моя мама, отец, муж и я. Муж кратко объясняет ситуацию. Отец сразу говорит, что этого не может быть. Мама с сомнением смотрит на меня и недоверчиво покачивает головой. Как их убедить? Мы садимся перед телевизором, переключаем каналы, но …. Вова ноль внимания на телевизор и на нас тоже. Мой отец торжествующе произносит: « А я, что говорил!». Вова смотрит на него и вдруг бормочет: « А у деда зуба не будет». Мы с мужем переглядываемся. Моя мама начинает заглядывать в рот отцу, тот нервничает. Дело доходит до ссоры.

Два дня ничего не происходит. Потом звонит мама и трагичным голосом говорит, что у отца всю ночь болел зуб, и утром пришлось его удалить.

Снова семейный совет. Сейчас все смотрят на Вову, как на чудо.

— Откуда это у него? — задумчиво спрашивает мама.

Муж что-то бормочет о том, что в детстве у него было похожее. На это никто не обращает внимания. Внезапно из комнаты, где находится Вова, доносится голос.

— Вот когда мама будет продавцом, тогда я тебе куплю шоколадку.

Естественно мы срываемся с места и бежим в комнату. Вова разговаривает со своими игрушками, нас он не видит. Больше ничего интересного он не говорит.

Спустя несколько дней объявляется моя школьная подруга и предлагает мне поработать у нее продавцом. Напрасно я отнекиваюсь. В конце концов, она убеждает меня и даже обещает долю с выручки.

Вова остается с бабушкой, моей мамой. Та, каждый день записывает почти все его высказывания. Получается какая-то ерунда. То ли мама не то записывает, то ли пропал у Вовы чудесный дар.

Дед, мой отец, все время настаивает, на том, что ребенка необходимо показать специалистам. Мы с мамой категорически против. Признают еще ненормальным.

У мужа на работе, в отделе, есть компьютер. Муж работает инженером на одном госпредприятии. Не знаю когда, но мама передает мужу записи изречений внука. Тот обрабатывает их на компьютере и приносит распечатку домой. Вы не можете представить себе, как мы все ошарашены. Я не знаю, как у мужа получилось, но по его словам, он по какой-то программе обработал записи Вовы, и потом распечатал.

Наш Вова ни много, ни мало предсказал будущее России на двадцать лет вперед. Мы все в шоке. Несколько дней мы обсуждаем эти новости. Наш Вова не останавливается и выдает следующую новость, о том, что мы переедем в другое место.

Дорогая редакция, я пишу вам втайне от своих родственников. Пожалуйста, не затягивайте с ответом, пусть ваш психолог свяжется с нами и обследует ребенка. Но я прошу вас еще раз, ни кому не говорите о моем письме.

— Что это, розыгрыш? — интересуется корректор.

— Какой розыгрыш. Есть обратный адрес, правда без фамилии.

— Постой, постой! Ты читал, есть телефон? Давайте позвоним.

Все сотрудники собрались у телефона и с интересом ждут ответа. Забыта жара, забыто все остальное…. Телефон долго не отвечает. Потом старческий голос говорит: « Алле!» На вопрос, есть ли у вас мальчик Вова, старушка ворчливо отвечает, что нет никаких мальчиков. Все сотрудники разочаровано улыбаются. Один из них еще раз звонит и узнает, что эта бабушка переехала в эту квартиру два дня назад. Сотрудники молчат.

Родственники

Света вышла во двор, привычно нахмурилась. Петька, пятилетний племянник ее мужа, снова раскапывал дорожку.

— Сколько тебе можно говорить, прекрати сейчас же! — накинулась на мальчишку Светлана.

С тех пор, как они уехали из Чечни, где погибли родители Петьки, Света и мается с ним. То ли дело ее сыновья, молчаливые и спокойные. Слова лишнего не скажут. А этот…. И в кого он такой…. Всюду лезет, везде свой нос сует. Соседки говорят, любознательный мальчик. Ага, им бы такого…. Скорее бы свекровь пришла, пусть сама с Петькой занимается. Третий день куда-то с утра уезжает. Дела какие-то проворачивает.

Света уносится мыслями в Чечню. Как жили, как жили…. Большой дом, свое хозяйство, муж на тракторе работал…. Все прекрасно было…. Война все перемешала. Их дом разрушило снарядом. Сначала они ютились в наспех сколоченном сарайчике, там к ним присоединилась свекровь, век бы ее не видать, потом появился Петька. Все ждали, когда война кончится, а, похоже, она никогда не кончится. Выжили их оттуда…. А куда ехать? Приехали по адресу в Подмосковье, и что, кто их здесь ждал? С грехом пополам сняли неказистый домишко за семьсот рублей в месяц. Вот и живут. Муж Светы перебивается случайными заработками, свекровь иногда откуда-то приносит деньги, вот на это и живут. А ртов-то шесть человек.

Стукнула калитка, показалась свекровь. В руках она несла матерчатую сумку, чем-то наполненную. Петька бросил лопатку и обрадовано побежал, выкрикивая:

— Баба! Баба!

Свекровь недовольно поморщилась, затем, сменив гнев на милость, достала из сумки банан и протянула Петьке.

— Ты, Петюнчика накормила? — раздраженно спросила она.

— Да, — Нервно ответила Света. Чего это она забеспокоилась о Петьке. Недавно, буквально на той неделе, кричала, что скоро сдаст Петьку в детский дом. Вообще свекровь с приветом, да и сынок ее тоже. Вон другие мужики, как ушли в коммерцию, так и дома-коттеджи имеют и на иномарках раскатывают.

— Ну, что стоишь? Помогай, давай! — свекровь властно протянула сумку Свете, — Толик не пришел еще?

— Нет, он сказал, что сегодня задержится.

— Задержится, задержится, — заворчала еще моложавая свекровь. В свои пятьдесят три года, она выглядела на сорок пять. Света видела, что мужчины часто обращают внимание на свекровь. Она же довольно презрительно отзывалась о них. Многими она крутила, как хотела, может, поэтому и Толик вырос не рыба, не мясо.

Свекровь сидела на кухне за столом, и, глядя на невестку, вслух рассуждала:

— Дом нам надо? Надо! Этот поганец надоел нам? Надоел! В общем, через неделю я его продаю. За сорок тысяч долларов. Сразу купим дом. Я уже присмотрела.

Свете, хоть она и повидала кое-чего в жизни, стало плохо. Сразу закружилась голова, ком подкатил к горлу. Она кинулась к умывальнику, умылась, сразу стало легче. Медленно до нее доходило, что бабушка хочет продать внука. Но разве такое возможно?

— Что с тобой, красавица? Плохо стало? –враждебно спросила свекровь. — А что же твой Толик не обеспечивает семью, а? И ты красавица, почему не работаешь?

— Так, работы нет…. — робко произнесла Светлана.

— Работы нет…. Да такие, как вы с Толиком только за счет нас и живут. Мое условие такое! Или вы с Толиком начинаете работать, или я продаю Петьку. Хватит на мои денежки жить. В моем возрасте тяжело уже крутиться. Отдохнуть пора…. А тоя плюну на вас, да и уеду, живите, как хотите…. Да хоть помирайте все!

Вечером Светлана все рассказала мужу. Тот сначала взмутился, потом же вдруг поник головой, его тоже сломала война.

— Толик, ну так же нельзя. Петьку уж лучше в детдом отдать.

— Ага, в детдом. А откуда ты знаешь, что ему в детдоме лучше будет. Тут-то может в хорошие руки попадет.

Они рассуждали о Петьке, словно он был какой-то щенок или котенок. Никто из них даже не думал о том, что он маленький ребенок и ближайший родственник. Им такое и не приходило в голову.

Свекровь установила Петьке улучшенный рацион питания. Она кормила его четыре раза в день. Это, чтобы он поправился и выглядел получше, говорила она. Светины дети только глотали слюнки, когда Петька уплетал шоколадные конфеты или бананы. Делиться с двоюродными братьями бабушка Петьке не разрешала. Но он все равно украдкой подкармливал их.

За день до продажи ребенка, свекровь сделала еще одно сообщение. Она случайно узнала, что ребенка покупают на органы. Видимо иностранцам, понадобились почки, печень или селезенка.

От этого известия даже Толик, постоянно смотревший матери в рот, расстроился.

— Мама, — нервно говорил он, — но ведь этого делать нельзя.

Свекровь, как всегда оборвала сына, и он молча смирился. Взрослые уже внутренне согласились с продажей Петьки, их только немного шокировало, что продается он на органы, но… своя рубашка ближе к телу. Света на мгновение представила на месте Петьки своих детей и с ужасом отогнала эту мысль.

Свекровь деловито обдумывала, куда она потратит деньги, которые останутся после покупки дома. Она собиралась вдвое поднять цену.

Петька ничего не подозревал. Он все также проказничал, играл с котенком, приставал к двоюродным братьям. Своим детским умишком, он не понимал современных диких законов. Таких законов, которые могут считать других людей за материал, за запчасти для других организмов.

Наступил день продажи. Петьку одели в новенький костюмчик, дали маленькую машинку и повезли в Москву.

Свекровь прямо с вокзала наняла такси, и через полчаса они были на месте. Спустя десять минут подкатил джип. Оттуда вышли два молодых мужчины. Свекровь заспешила к ним. Света с мужем стоя возле такси, и держа за руку беспокойного Петьку, наблюдали, как свекровь с видом заправской торговки продает Петьку.

Сделка чуть не сорвалась. Свекровь раза два порывалась уйти, но, наконец, они договорились, и свекровь подозвала сына с невесткой.

— Петенька, ты сейчас покатаешься с дядями на машине, и потом они привезут тебя домой, — сладким голосом сказала свекровь.

Она тут же вручила внуку большую шоколадку, и он с радостью полез в сверкающий черный джип.

Света быстро спрятала полученные доллары, а их было восемьдесят тысяч, на самое дно хозяйственной сумки.

Все бы у них получилось, разобрали бы Петьку на органы, но на его счастье, откуда-то отчаянно завывая сиренами, выскочили несколько машин и высокие парни в черных масках мгновенно окружили покупателей и продавцов.

Света пыталась скрыть полученные доллары, но опытные спецназовцы быстро нашли деньги и в присутствии понятых изъяли их.

Бабушку с внуком посадили в одну машину. Когда свекрови надевали на наручники, Петька не выдержал и с криком кинулся защищать свою бабушку. В машине Петька, недобро глядя на незнакомых грубых дядек, все протягивал и протягивал бабушке кусочек шоколада.

Кем же вырастет маленький Петька? Неужели будет походить на своих родственников?

Сон

Совсем недавно Саша по радио услышал интересную передачу о сне. Оказывается, сны отражают внешнюю и внутреннюю жизнь человека, и если уметь их расшифровывать, то можно предвидеть будущее. Саша поразмышлял на эту тему, потом повседневные заботы отвлекли его.

Спортивный, выше среднего роста, темноволосый Саша нравился женщинам. Но хотя и исполнилось ему недавно двадцать пять лет, он не был женат. Может быть, не попадались достойные женщины. Он по привычке занимался спортом, ходил на работу, иногда под настроение читал боевики, в общем, жил, как множество молодых людей.

И вдруг этот сон. Конечно, Саша не верил во сны, но этот сильно поразил его. До того он был реален.

Ему снилось, что он идет по улице, лето, навстречу попадаются хорошенькие девушки, некоторые призывно улыбаются. У Саши восторженное настроение, такое, когда хочется любить всех и делать приятные подарки. И тут случилось…. Саша зачем-то бежит прямо на мостовую. На середине он падает и поворачивает голову. С ужасом он видит, как на него надвигается блестящий бампер ярко-желтых Жигулей. Все замедляется, Саша смотрит в круглые от страха глаза водителя, понимает, что надо бежать, но ничего сделать не может. Как бывает во снах, тело не повинуется или вернее повинуется, но слишком медленно.

Саша просыпается в холодном поту, долго смотрит беспокойными глазами на потолок и постепенно приходит в себя. Он дома, все нормально. Это только сон. С облегчением Саша успокаивает дыхание и массирует область сердца.

На работе Саша забывает о сне. Лишь иногда он напоминает о себе резким холодком в груди и тревожной пустотой в животе. В такие моменты Саша старается отвлечься и занять себя. Не суеверный, Саша несколько дней внимательно следит за автомобилями. Особенно осторожен он при переходе улицы. Сам того, не замечая, он в мыслях все чаще возвращается к волнующему сну. Саша часто ловит себя на беспричинном страхе и пытается бороться с ним. Получается плохо. Что это? Мания? Невроз? Надо бы идти к врачу, но в его возрасте это просто неудобно.

Проходит две недели. Саша на час отпросился с работы, ему нужно сходить на почту получить посылку. Он идет по тротуару, заглядывается на встречных девушек, гадает, что там, в посылке, и вдруг… Он видит, как впереди него на мостовую прямо под колеса бросается серый котенок. Сердце на мгновение замирает. Тут из толпы выскакивает девчушка лет пяти и устремляется за котенком. Саша не успевает осознать действия девчушки, как тело реагирует, и со скоростью кидается вслед за девочкой. Саша выхватывает ее из-под колес ярко-желтых Жигулей и в последний момент видит напуганные глаза водителя.

Сознание возвращается медленно. Сначала Саша слышит звуки: шум проезжающих машин, разговоры людей, потом он с усилием открывает глаза, и постепенно сфокусировав, видит белый потолок. Не сразу он осознает, что находится в больнице. Саша пробует пошевелиться, движение отдается такой болью, что Саша на секунду теряет сознание.

Как он здесь очутился? Что произошло? Эти и другие вопросы беспокоят Сашу. Но спросить не у кого, ранее утро, из полуоткрытого окна еще тянет ночной свежестью.

Открывается дверь в палату и на пороге появляется молодая медсестра. Она держит за руку маленькую девочку лет пяти. Что-то знакомое видится в лице этой девочки, но Саша никак не может вспомнить.

— Вот твой спаситель! — улыбается медсестра.

Девочка радостно бросается к кровати и неожиданно застывает. Саша действительно страшен: вся голова забинтована, разные трубочки опоясывают его, и еще запах….

— Не бойся, — еле шевеля губами, говорит Саша. Он постепенно начинает вспоминать. Вспомнив все, он мучительно стонет. Медсестра удаляет девочку и быстро и ловко ставит укол. Саша проваливается в черную и приятную глубину.

Завтра с утра на пороге палаты снова появляется девочка, в руках она держит большой букет цветов.

— Сон-то был в руку. Вот и не верь после этого снам, — думает Саша.

Из-за медсестры неожиданно выходит молодая женщина. Она, конечно, она! Саша пытается привстать, но боль мешает ему. Именно эту женщину Саша искал всю жизнь, именно она чудилась ему в толпе женщин, именно ей он хотел отдать всю свою нежность и ласку.

Женщина, держа за руку девочку, подходит к Саше и говорит:

— Вы спасли мою дочь.

Голос у нее низкий, волнующий.

Саша улыбается и отвечает:

— Но вас то во сне не было.

Они весело смеются, и к ним присоединяется девочка, держащая в руках серого котенка.

Чужие

— Тебя не было три года. Тебя нет! Нет! — женщина нервно ходи­ла по комнате. — Где ты был? Я подавала в розыск, ходила, умоляла, кланялась этим противным рожам… А ты… Живой… Где ты был?

Мужчина в потертых джинсах, выцветшей клетчатой рубашке молча сидел на краешке стула и слушал. Перед его глазами плыл, покачиваясь, густой лес. В уши лезла назойливая мелодия давно забытой песни.

— Ты молчишь! Раньше ты был разговорчивым, ох каким разговор­чивым. Укатали тебя годы. Небось, и на женщин теперь не так заглядываешься. Мужчина спокойно смотрел на мечущуюся женщину. Она изменилась. Стала еще ворчливее. Годы обостряют качества характера, особенно отвратительные. Хотя… Феня Мужчина спокойно смотрел на мечущуюся женщину. Она изменилась. Стала еще ворчливее. Годы обостряют качества характера, особенно отвратительные. Хотя…. Феня — полуграмотная пожилая женщина сох­ранила свою доброту. Несмотря на тяжелую и безрадостную жизнь осталась человеком. Как она беспокоилась и переживала за того наркомана. Все равно ведь парень умер. Казалось бы, для чего стараться…

— Ты бросил нас в такое время. Не работы, ничего, дети не ус­троены…

Дети… Видел он, как дерутся дети из-за куска хлеба, как роются в мусорных бачках, как давятся, глотая рыбные потроха. А Вадька… Способнейший мальчишка… Песни пел так, что все вок­руг плакали. Катька — малолетняя проститутка, наглая и подлая со всеми, кроме своего облезлого больного котенка. Чуть не убила Шмыгу за то, что тот хотел выбросить ее любимца.

— Посмотри, — женщина развела руками, — изменилось? А ты думал все… Убиваться и плакаться о тебе будем…

Плакаться… Он видел слезы: от боли, от ненависти, от радос­ти. Самые горькие от отчаяния. Как плакал Костик, убиваясь по своей подружке. Как не давал хоронить… Наверно красивая была. Что же с ней наркотики сделали. Двое отверженных, они и спали вместе. Груда грязных лохмотьев, ломаные ногти, черные зубы — все, что осталось от хороших когда-то ребят.

— Я чуть с ума не сошла, когда ты пропал. А ты…

А он сошел, вернее один раз сходил. Тогда еды не было две не­дели. Холод, болезнь… Уже начали приходить две собаки… Отго­няло их только привидение. Ох, и ругалось оно. И ведь все знало про него. Залезало в такие глубины, что и вспоминать не хочется. Все выворачивало наизнанку. Тошно тогда было, хоть вешайся… Не мог… Шевелиться и то трудно было. Да… Если бы не привидение, то… Оно привело Федьку Косоглазого, тот спас… Хоть потом и отрабатывать пришлось. Ох, и стыдно просить милостыню в первый раз, потом ничего — привыкаешь. Появляется даже интерес. Словно в музее сидишь и разглядываешь экспонаты.

— А друзья-то твои… Отвернулись сразу… Это только ты им нужен был…

Дружба, а что такое дружба? Когда тебя бьют безжалостно со злости, а потом когда ты помираешь, находят еду и кормят с ложеч­ки? Тогда ты просто не имеешь права умереть. Дружба — это когда за тебя бьются насмерть с ментами? Когда ты крадешь на рынке для своего друга-инвалида?…

— Свободы захотел… А здесь тебе, чем не свобода была?…

Чистое чистое небо, первые зеленые листочки, свежий воздух и бескрайняя щемящая даль — это можно назвать свободой? Как искал освобождения заблудившийся буддист… Но… Все его мантры не по­могли, свихнулся парень. А жаль… Так удивительно читал стихи…

— Ну, что тебе было нужно… Все ведь было…

Много ли человеку нужно. Что-нибудь поесть, попить, поспать и все. Вот только мысли, от них не избавишься. Лезут проклятые, спасенья нет. Резаный часами философствовал. До того договорится, что по нему, люди не хлебом живут, а эмоциями и чувствами. Хотя… Может в этом, что-то и есть…

— А родители твои, хоть бы их пожалел… Маются в деревне…

Деревня — это хорошо. Солнце из-за деревьев поднимается, лег­кий летний ветерок… А как пахнет сеном… А люди… Конечно, приходится отрабатывать свой хлеб, но все равно здорово. А вечер

у реки… Можно всю жизнь прожить в городе и не испытать ничего подобного. Родители… Оторвался он от них… Давно…

— Да, что ты все молчишь и молчишь. Скажи хоть что-нибудь.

Слова, слова… Сколько их льется. Потоки и потоки, бурные ре­ки слов… И все исчезает. Все впитывается, не остается ничего. — Да ты какой-то не такой стал. Что никому не нужен? Ко мне прибежал… Надоело мотаться… Покоя хочется?

Да нигде нет покоя. Покой только внутри себя… Старик бого­мольный тоже говорил о покое. Дошел наверно до святых мест. Что он надеялся там узнать? Ждут его там? Кому он нужен, себе-то не нужен, не только людям. И ведь тоже стремится к чему-то. Неужели, чтобы выжить нужно, искать, добиваться чего-то в этом мире. Неуже­ли и в других мирах то же самое…

— Что молчишь? Говори… — голос женщины поднялся до пронзительного визга.

Мужчина, глядя прямо в глаза женщине, осторожно встал, и чуть ссутулившись, пошел к выходу.

— Ты куда? Опять!… Да чтоб тебе… — женщина не находила слов.

Не оглядываясь, мужчина открыл дверь и вышел.

Сэм

Сэм рывком подтянул книгу и попытался сосредоточиться. Не получалось. В голову лезла всякая чертовщина. А зачем это все, что изменится, если он одолеет эту книгу.

Он вздохнул, перелистнул несколько страниц, и, заставляя себя, углубился в ровные строчки. Ум привычно вошел в повествование и скоро Сэм снова увидел перед собой, вокруг себя мрачные темные здания. Неяркая луна зловеще выхватывала из темноты медленно шевелившихся страшных животных, утробный рев их внушал первобытный ужас и сковывал похолодевшие члены. Ледяная струя начала подниматься по спине, стало жутко.

Оторвался Сэм от книги с трудом, она затягивала его, одновременно пугая и радуя. Роза Мира, какое странное название. Сэм долго думал над ним и пришел к выводу, что в самом названии заключено то тайное знание, которым прямо насыщена вся книга.

В свои двадцать лет Сэм был непростым парнем. За обычной внешностью скрывался ищущий и любопытный ум. Работал Сэм сторожем. Деньги платили небольшие, но вовремя. Времени для чтения было много, и сначала Сэм увлекся боевиками. Потом в одной компании он познакомился с парнем, приехавшим из областного города, и открыл для себя другой мир. Парень занимался ушу и с увлечением рассказывал о цигуне, об энергии, о тайных способах совершенствования, о том, что можно добиться великого могущества, познавая чудесную науку. Конечно, он нахватался верхушек, это было видно по ответам, на вопросы, которые задавал ему Сэм, но сами слова: чакры, карма, Кундалини звучали очень таинственно и обещали нечто удивительное.

Сэм начал искать литературу, читать ее. Не понимая вначале, он постепенно стал открывать для себя другой мир. Копаясь в себе, он находил и с удивлением отмечал те чудесные приметы, что отличают человека избранного от простого. Ищи и найдешь. Особые способности, которые Сэм нашел, не приносили ни ему, ни кому другому никакой пользы. Для чего они и как развивать их, Сэм конечно не знал.

Однажды случай, Сэм знал, что ничего случайного в жизни нет, свел его с одним человеком.

Фирма, расположенная в здании, которое сторожил Сэм, отмечала какое-то торжество. Несколько мужчин остались после работы и продолжили празднество. Вот тут и пригодился Сэм, его несколько раз посылали за спиртным. Как водится, угостили и сторожа. Немного смущенный Сэм сидел за общим столом и слушал разговоры интеллигентных людей. Ему было скучно, он ничего не понимал из того, что говорилось за столом, но выпить хотелось и он сидел. Как-то незаметно один из мужчин начал беседовать с Сэмом. Увидев у него Розу Мира, мужчина изумленно поднял брови.

— Ты читаешь Андреева?

Сэм скромно признался — да, читает, но понимает плохо.

— Неудивительно. Люди с образованием не могут понять Андреева.

— Кстати, ты, где учился?

— Нигде.

Разговор не прервался, напротив, мужчина явно заинтересовался Сэмом, и, найдя, благодарного слушателя, стал изливать на Сэма целые тонны эзотерических знаний. Чувствовалось — мужчина занимался этими вопросами и занимался серьезно. Они проговорили часа два, до тех пор, пока компания не разошлась.

Следующая встреча с мужчиной состоялась недели через две. В офисе опять был праздник — отмечали день рождения одного из сотрудников.

За эти дни Сэм много передумал. Он анализировал, сопоставлял услышанное со сведениями из книг. Их накопилось порядочно. Сэм пытался читать Блаватскую. Иногда ему казалось, что работа, родители, друзья все это нереально, что существуют мириады других миров, в которых живут бесчисленное множество разумных существ. В такие моменты захватывало дух, и Сэм наполнялся радостью и гордостью за то, что именно ему открывались тайные знания. Земная жизнь представала в виде серых и скучных декораций. Люди — бездарными и самодовольными актеришками, не понимающими, что живут и играют они в болоте, из которого просто не могут высунуть голову.

Подогретый вином мужчина в этот раз решил показать Сэму путешествие в прошлое. Сэму стало страшно, страшно до того, что он чуть не отказался. Но мужчина, глядя пронзительными глазами, успокоил, заверяя, что ничего ужасного произойти, просто не может.

С трепетом Сэм закрыл глаза и под размеренный низковатый голос мужчины начал погружаться в странное состояние. Оно напоминало сон, но сном не было. Сэм при желании мог сосредоточиться на звуках, доносящихся будто издалека, на телесных ощущениях, на спокойном дыхании. Голос мужчины вел Сэма, все время, спрашивая о том, что видит Сэм.

Сэм неожиданно вынырнул из облаков, прямо под ним метрах в ста расстилалась земля. По команде прозвучавшей в голове, он опустился. Окраина деревни: огороды засаженные картофелем, маленькие баньки — милая сердцу Родина. Ни звуков, ни движения ничего.

По приказу Сэм двинулся вглубь деревни. По пути он осматривал дома, старался фиксировать и запоминать детали. Голос в голове заставил его войти в деревенский магазин. Полная женщина в потрепанном белом халате, о чем-то разговаривала с худым и высоким мужчиной. Магазин, как магазин, он видел десятки таких же. Но все же было в нем что-то странное. Сэм не понимал, что и начинал нервничать. Голос успокоил его и подвел к мужчине. Продавец, поговорив с мужчиной, углубилась в какие-то документы. Она быстро щелкала на счетах и делала пометки в бумагах. Голос попросил Сэма узнать у мужчины, какой сегодня год и где они находятся. Сэм выполнил просьбу и в ответ услышал, что они в деревне Т. и год сейчас 1983. Этот разговор отнял у Сэма много сил, и он с радостью выполнил команду о возвращении.

Мужчина с силой растирал виски, тяжело дышал — путешествие в прошлое отнимало много сил.

Сэм был крепко озадачен. Это было на самом деле или это просто фантазии? Мужчина, однако, заверил — это реально, пусть проверит. Сэм про себя решил обязательно побывать в той деревне. Он уже понял, что его так смущало в деревенском магазине. Там не было современных товаров, всех этих сникерсов, марсов и прочей импортной дребедени.

Сидели в офисе долго. Компания из пяти человек пила, закусывала и снова пила. Вместе с ним пил и Сэм. Его старались вовлечь в разговор о политике, о молодежи, но Сэм больше отмалчивался.

Сеанс его сильно поразил. Разве возможно такое? И неужели так просто можно попасть в прошлое?

Прощаясь, мужчина, глядя прямо в глаза Сэму, предупредил:

— С наркотиками кончай. Плохо будет.

На следующий день Сэм приступил к упражнениям. Все непонятные места в книге мужчина подробно объяснил, прибавив при этом, что, конечно, нужно знать меру в выполнении упражнений. Но разве Сэма удержишь. Он занимался настойчиво и даже, пожалуй, исступленно. Появились результаты, хотя они оказались совсем не такими, какие он ожидал. Замечание мужчина о наркотиках Сэм пропустил мимо ушей. Он же не колется, а «травка» не опасна — в любой момент можно остановиться.

Прошел месяц. Психика Сэма стала меняться. Появился страх. Особенно он усиливался с похмелья. В душе поселилось ожидание опасности. Громкие звуки заставляли вздрагивать. Сэм понял — это результат занятий, мужчина предупреждал — просто так не занимаются, любопытство в таких делах губительно. Сэм прекратил занятия, однако выпивку и «травку» не бросил.

Разбуженное сознание по-своему реагировало на окружающую жизнь. У Сэма стали выходить из-под контроля эмоции. Гнев переходил в раздражительность, превращаясь затем в дикую тоску.

Как-то раз, в гостях, Сэм поговорил с тем парнем, что занимался ушу. Он поделился с ним своими проблемами. Парень понимающе посмотрел на Сэма и в свою очередь признался, что его когда-то одолевали те же вопросы.

Они сидели смотрели «видик», как вдруг Сэм краем глаза заметил черную маленькую змею. Медленно извиваясь, она ползла из угла комнаты. Сэм заворожено смотрел, как змея уползает под батарею отопления. Он оглянулся на друзей — никто ничего не увидел. Все с увлечением смотрели фильм. Сэм заволновался, опустился на колени и осторожно заглянул под батарею. Никого. Он беспомощно обернулся к друзьям, те озадачено смотрели на него. Один только парень, тот который занимался ушу, понимающе кивнул Сэму. На все вопросы Сэм отшутился и позже подошел к парню. Парень тоже видел змею, он объяснил это просто — выбросы энергии, ничего страшного или удивительного нет, он сам время от времени тоже видит всякие фигуры.

Ночь Сэм не спал. Непрошеные мысли бесцеремонно лезли в голову. Неужели он может видеть то, что другие видеть не в состоянии.

Это тревожило его, он как будто чувствовал какую-то опасность.

С мужчиной из офиса Сэм встретился через месяц. Все это время он то начинал заниматься, то бросал. Пытался отказаться от «травки» и «колес», но, встречаясь с друзьями, он неизменно отступал и снова присоединялся к ребятам.

Мужчина устало посмотрел на изможденное лицо Сэма и сказал:

— Я же тебя предупреждал… Сейчас ты уже сам выбирай: или наркотики и вино, или занятия… Совместить тебе не удастся. Ты просто свихнешься. Твоя психика будет выдавать тебе еще кое-что похлеще змеи.

Сэму трудно было что-то доказать. Он все пробовал сам. Конечно, он продолжал совмещать занятия с выпивкой и наркотиками. Кризис наступил неожиданно.

Сэм после гостей возвращался домой. На часах была глубокая ночь. Ночное глубокое небо с яркими блестящими звездами притягивало взгляд и завораживало своей неведомой красотой. Настроение было великолепное, удалось кое-что продать — деньги были… Он уже завернул за угол дома, до подъезда оставалось метров сорок, как вдруг на его пути возникла темная мрачная фигура. Тело сразу среагировало, оно сильно напряглось, во рту пересохло. Фигура, не замечая Сэма, шла мимо, и, проходя мимо его, внезапно резко повернулась, и Сэм увидел… О, боже! … Светящаяся морда зверя яростно раскрывала свою пасть, глаза зверя в бешенстве горели, с клыков капала пена.

Сэма парализовало. Он не мог пошевелиться. В голове забилась одна мысль: «Молись Сэм, молись!» Сэм, путая слова, сбивчиво заторопился. От молитвы зверь отпрянул в сторону, и, клацая зубами, пошел по кругу. Сэм бормотал молитву и поворачивался.

Зверя уже не было, а Сэм все не мог успокоиться. Его трясло, шальные мысли перескакивали с одного на другое.

На следующее же утро Сэм появился в офисе. Он искал того мужчину, но тщетно, мужчина уволился, и искать его стало крайне затруднительно.

Генная инженерия

Вот говорят генная инженерия, генная инженерия. Нельзя, мол, импортные фрукты есть, они выращены с помощью этой генной инженерии. Тьфу! Прямо слово какое-то ругательное.

А мы вот недавно взяли в магазине ананас, да и съели всей семьей. И что вы думаете? Да ничего! Я специально ходил каждый час к зеркалу, язык смотрел, глазами крутил. Ничего! Так что, наши ученые специально все это пишут. Раз наши фрукты не берут, то пусть и западные не покупают.

Вкус ананаса нам всем, конечно, понравился, особенно детям. Ну, им что ни дай, все понравится. Теща даже повеселела, как отведала заморского фрукта.

Ну, съели и съели. Все бы ничего, да стало со мной после этого твориться что-то непонятное.

Помню, как первый раз это случилось. Пошел я утром на работу, спустился вниз, берусь за ручку подъездной двери и как меня будто молнией шибанет. Прямо вижу, что передо мной здесь прошла верхняя соседка. А надо вам сказать, она женщина в самом соку. Одна живет. Правда на нас женатых она и не смотрит вовсе. Больно мы ей нужны. Так вот, представилась она мне настолько ярко, что даже слегка обалдел. Вот она стоит рядом и дверь открывает. Ну, я не придал этому значения, мало ли бывает. Может быть, запах ее духов в подъезде остался, вот и пригрезилось мне.

В этот день ничего больше не произошло. Зато на следующий…. Был скандал…. И во что я вляпался….

Я работаю слесарем в ЖКО, и в тот день я пошел проверять теплоузлы по подвалам. Я, конечно, все дома знаю, но как на дом начальницы внимания не обратил, не знаю.

Зашел я в подвал, как обычно, осматриваю теплоузел, все нормально. Поворачиваюсь уже к выходу, и взгляд мой падает на блестящий предмет, что валяется почти под ногами. Поднимаю — зажигалка. Фирменная, позолоченная, с монограммой. Только ее поднял, опять меня пронзило: мужчина с молодой женщиной стоят обнимаются, целуются. Возле ног сумка с картошкой стоит.

Опустил я зажигалку в карман и дальше направился. К обеду собралась вся наша бригада. Сидим, болтаем о том, о сем, и дернул же меня черт зажигалку ту злополучную показать. Хвастаюсь ею, как дурак, а потом возьми и расскажи про мужчину с женщиной. Ребята естественно не верят, подначивают. Я распаляюсь, доказываю им, подробности начал вспоминать. Они хохочут. Вдруг они замолчали, а соловьем заливаюсь, расписываю все красочно. Потом что-то заподозрил. Поворачиваюсь, начальница стоит, вся красная и злая. Поманила она меня пальцем и вышла.

Ребята, конечно, смеются, на ковер меня вызывают. А я иду и гадаю, в чем пролетел и когда. Прямо ума не приложу. Захожу в кабинет уже сам не свой. Не виноват вроде. А колени трясутся. А надо сказать начальница у нас строгая, справедливая, но строгая.

— Показывай! — строго говорит она.

— Я что показывать?

— Зажигалку показывай!

Оказывается, она все слышала. Ну, отдал я ей зажигалку, жалко, что ли. Впилась она в нее взглядом, потом поднимает на меня глаза. И вы знаете, до того мне ее жалко стало, не поверите.

Выясняется, я нашел зажигалку в подвале ее пятиэтажки. В подвале у нее, как у всех сарайчик небольшой имеется. Она там овощи всякие, картошку хранит. Так вот зажигалку эту она мужу на день рождения подарила. А он видимо ходил в подвал за картошкой и обронил. Про женщину она, конечно, ничего не знала. Это я все через зажигалку видел, ну и описал во всех подробностях. Как мне неудобно было. Да она еще детали выспрашивает. Совсем замучила.

Пришлось мне на другой день заявление на отпуск написать, может за это время все образуется. Ну, как я мог начальнице в глаза смотреть.

В отпуске, во второй день я жену прихватил. А получилось случайно.

Раз я в отпуске, встал поздно. Приготовил завтрак, посмотрел телевизор, и что-то решил старые фотографии разобрать. Перебираю фотографии, вспоминаю молодость и вдруг…. Что такое? Снова в голове сверкнуло. Смотрю, стоит моя жена, молоденькая совсем, а рядом высокий симпатичный парень. Но не я…. Точно не я! Стоят, мило беседуют, затем она берет его под ручку, прижимается к нему, целует и что-то говорит.

Вот это да! Во все глаза разглядываю фотографию. Это их десятый класс. Еле нашел того парня. В уголке притаился. Невзрачный такой. Когда же он оперился?

Жду, не дождусь жену. Наконец она приходит на обед, и я устраиваю разборки. Она сначала ничего не понимает, хохочет, потом начинает злиться. В результате мы ругаемся.

Два дня мы с ней молчим, точно партизаны. Неожиданно она рассказывает про свою первую любовь. И что? Я нормально отреагировал. С кем не бывает.

Потом я прихватил своего старшего. Он у меня в девятом классе учится. Курить попробовал, стервец. Ну, я ему все доказал, в подробностях. А он так и стоял, раскрыв рот. А откуда ты папа все знаешь? Ничего я ему не стал объяснять. Мал еще.

Тещу еще прихватил. Ну, с ней разбираться не стал, себе дороже. Она оставила свою сумку у нас. Я через сумку и узнал, что она тайком от меня и тестя, денег жене подкинула на новую шапку. Ну и пусть. Это ведь на дело. Моя жена должна быть модно одета.

Я и себя увидел. Полез зачем-то в летнюю курточку — ветровку, смотрю — сигареты с фильтром. Вот через них я и увидел себя. Я нахожусь в компании своих знакомых, без жены, конечно, пьяный вдрызг. Ох, что я вытворял, вспомнить стыдно. А пришлось до конца досмотреть. Оказывается я к вполне порядочной женщиной приставал, напрашивался в гости. Хорошо отказала мне, а то бы….

До того противно мне было на себя пьяного смотреть. Это просто кошмар какой-то! Решил я больше не напиваться. А тут и способность моя видеть через предметы куда-то исчезла. Ну и Бог с ней! Одни неприятности она приносила.

Сейчас я импортные фрукты не ем. А вдруг именно из-за них, из-за этой проклятой генной инженерии моя нехорошая способность появилась. Хотя кто знает….

Аристократ

Может быть, этому способствовала передача по телевизору, может что другое, но приснился Лене, сварщику пятого разряда, удивительный сон.

Стоит будто бы он в большом ярко освещенном зале. Вокруг люди, музыка со всех сторон. Перед ним две разодетых молодых дамы. Декольте, сверкающие бриллианты в волосах, перстни с драгоценными камнями на тонких бледных пальцах. Дамы жеманно улыбаются и расслабленно помахивают веерами. А он, Леонид, беседует с ними, ведет светский разговор. Сам он одет, как последний щеголь. Напомаженные волосы, отглаженный фрак, в холеных пальцах крутится позолоченный лорнет.

Сам того, не ожидая, Леня приглашает на танец одну из дам. И вот они несутся в мазурке. Гости, стены, свечи все мелькает….

Когда Леня проснулся, он долго не понять где находится. Как он сюда попал? А где его спальня? Постепенно сознание начало проясняться. Знакомый запах, рядом лежащей жены, вернул Леню к реальности.

Что это было? Это не сон! Он ведь жил там. Он граф. У него поместье, он каждую неделю принимает целую кучу приглашений от знатных фамилий.

А здесь? Леня презрительно смотрит на тесную комнатку, на сладко похрапывающую жену. Противно! Как он может здесь жить!

До утра Леонид не заснул. Ворочался сбоку на бок, пока жена не прикрикнула, и думал, думал. Приоткрылся ему на миг кусочек счастливой жизни и снова закрылся.

Молча, он собрался на работу, и уже сидя в трамвае, снова переживал загадочный сон. Он, простой сварщик, работающий на заводе и граф. Было от чего задуматься.

Весь день на работе Леня был под впечатлением сна. Машинально сваривал детали, беззлобно отругивался на замечания мастера и все это механически, словно и не он это, а совсем другой человек.

Жена, конечно, заметила, что Леня немного не в себе. Приписала это усталости, не обратила внимания. Как часто мы не видим явных признаков чего-то необычного, как часто нас заедает текучка будней.

Сна Леонид ждал с нетерпением. Он предвкушал новую жизнь, развлечения, беседы с умными, великолепными женщинами. Так и случилось. Снова бал, только в другом доме, несколько записок от дам, ревнивые взоры мужей и музыка, музыка.

Леня упивался атмосферой царившей в гостиной, утонченными отношениями и, наконец, просто самим собой. Он был счастлив. Через некоторое время, молодежь и он вместе с ними поехали в оперу. Там Леонид увидел непревзойденную Жанету. Конечно, Леонид пламенно влюбился и как граф удостоился аудиенции. Целуя нежную, пахнущую необычными духами ручку актрисы, Леонид чувствовал, как его переполняет восторг. Вот это жизнь!

Сон оборвался внезапно. Жена громко зачихала, и Леонид проснулся. И снова долго лежал, приходя в себя.

Уже неделю Леонид смотрел сны. Аристократизм в нем начал проявляться даже в обычной жизни. Он стал меньше материться, часто тянуло к красивым женщинам. Он обратил внимание на свои руки. Грубые, с въевшимся мазутом заскорузлые пальцы с трудом держали ложку, не то, что вилку. А так хотелось попользоваться столовым ножом и вилкой, хотелось вытирать губы только белоснежной салфеткой. Терзала жажда по хорошему французскому вину. Леонид даже однажды купил дорогое молдавское вино и попробовал. Тонкий неизъяснимый букет ароматного вина приятно ласкал небо, захотелось организовать «вечер при свечах».

Жена сначала удивлялась, потом все-таки Леонид уговорил ее. Детей они отправили к бабушке. Леонид постарался вспомнить графские манеры и совсем очаровал свою жену. Вечер был просто великолепен.

В эту ночь Леонид дрался на дуэли. Глядя на своего противника, записного дуэлянта гусара Д., Леонид тщательно целился. Принято говорить, что в эти мгновения перед ним промелькнула вся жизнь. Но нет. Ничего не мелькало перед взором графа, никого он не вспоминал, впрочем, нет, вспомнилась почему-то маленькая худая дворняжка, с которой он бегал наперегонки ребенком в графском имении.

Выстрелы прозвучали почти одновременно. Так редко бывает, но все-таки бывает, оба дуэлянта оказались ранеными.

Начиная с утра и весь день, у Леонида ныло левое плечо, туда на дуэли попала пуля. На работе заметили изменения в поведении Леонида. Ходить он стал прямо, говорил с внутренним достоинством. Мастер даже стал обращаться к нему по имени отчеству.

Жена за долгие годы совместного проживания, расцвела. Она старалась угодить Леониду, а он в свою очередь, как истинный аристократ обращался к своей жене на изысканном почти литературном языке.

Ночью во сне к нему пришла первая красавица города. Это из-за нее он стрелялся с гусаром. Навещая раненого графа, она обеспокоено глядела на него огромными темно-зелеными глазами, оттененными бахромой черных густых ресниц. Как она шептала, прижимаясь к нему, как она ласкала его лицо своими нежными пальчиками. Он готов был стреляться за нее еще десять раз.

Леонид менялся. Сны начали проникать в его жизнь. Иногда он забывался. «Что вам угодно, сударь?» — говорил он, и его напарник по работе смотрел на него недоумевающими глазами.

Прошел месяц. Леонида тянуло к интеллигентным людям. Он попробовал сходить на собрания различных обществ, что расплодились в наше время как грибы. Ничего похожего на настоящую жизнь. Он начал заглядываться на Дворянский Клуб. Но как туда попасть. Одни манеры, к тому времени Леонид довольно сносно обращался с ножом и вилкой, не путал фужеры с бокалами, все этого было мало. Леонид копнул свою родословную со стороны матери и отца. Странно, но никаких графов и князей и в помине не было. В лучшем случае его прадед мог быть приказчиком в лавке, но и только.

Как получить дворянский титул? Эта мысль все время преследовала Леонида. Много раз он задумывался о том, почему ему снятся такие сны. В конце концов, он пришел к выводу: либо его предки были аристократами, либо существует переселение душ. Но так как в переселение душ он не верил, пришлось копаться в архивах, делать разные запросы.

А сны тем временем продолжались. Граф давно выздоровел. Связь с первой красавицей закончилась, она влюбилась в приезжего француза. Леонид путешествовал по Европе. Париж, Вена, Швейцария. Смена впечатлений, смена друзей и большой выбор женщин. Он посещал салоны мадам Симон, беседовал с выдающимися умами и просто отдыхал.

Иногда на работе у Леонида прорезался французский язык. Он говорил так бегло, что сам себе удивлялся. Скоро представилась возможность проверить его знание языка. Леонид пришел в школу на родительское собрание к дочери и случайно услышал французскую речь. Разумеется, он тут же включился в разговор. Беседовали две практикантки. Они с удивлением смотрели на невзрачно одетого мужчину свободно говорящего по-французски. Леонид удостоился комплимента и восхищенных взглядов, правда, в конце они сказали, что у него несколько старомодный выговор.

И вдруг сны прекратились. За три месяца Леонид привык к ним. Первое время он тосковал по «той» жизни. Потом с новой силой начал искать доказательства своего аристократического происхождения.

Прошло два месяца напряженных поисков. И, наконец, удача улыбнулась Леониду. В одной старой книге, выпущенной в начале века, он нашел упоминание своей фамилии. Дальше больше. Отталкиваясь от этого, Леонид обнаружил по ссылкам на другие источники еще несколько сообщений о его предках. Оставалось связать все воедино. Вот это-то и оказалось всего труднее. Совсем кстати возобновились и сны. Сейчас во снах Леонид внимательно вслушивался в разговоры, он снова был в России, старался навести разговор на свою фамилию. Счастье улыбнулось ему. Все стало на свои места.

Леонид до сих пор помнит тот знаменательный день. Он пригласил в гости тещу с тестем, отца с матерью, естественно присутствовала и жена с детьми, и торжественно объявил о том, что является потомком графа К.

Все молчали, недоверчиво глядя на Леонида. Тогда тот раскрыл заранее заготовленную папку и выложил на стол все материалы. Тут были и фотографии, выписки из метрик, выписки из церковных книг, выписки из архивов. Все это было заверено официальными печатями.

Родственники ошеломленно смотрели на Леонида. Граф! Подумать только!

Под конец Леонид приготовил сюрприз. Он медленно достал из кармана телеграмму и зачитал ее.

— Прилетаем послезавтра, встречайте. Граф и графиня К.

— Это наши родственники из Швейцарии. — Пояснил Леонид.

В баре

Вадим проголодался и решил зайти в бар. Войдя в бар, Вадим осмотрелся и выбрал столик возле окна. Посетителей было немного. Из семи столиков заняты были только четыре. У стойки бара сидела парочка молодых. В зале звучала легкая музыка, посетители пили пиво, некоторые ели салаты и второе. Бармен готовил кому-то коктейль. Все было как обычно.

Вадим заказал кружку пива и пюре с колбаской. От нечего делать он начал разглядывать окружающих. За соседним столиком слева сидит пожилая пара. Жена заботливо ухаживает за своим мужем. Расправляет ему салфетку, подает солонку. Видно, что прожили они долгую жизнь и мужчина, скорее всего все время был в роли ребенка. Чуть поодаль сидят студенты, те пьют пиво и наверняка решают глобальные проблемы. Вадим сам был таким же. Как они спорили, до хрипоты доказывая какую-нибудь гипотезу. Все прошло.

Вдруг дверь в зал с треском распахнулась и ввалилась компания подвыпивших ребят. Все трое высокого роста, крепкие, они бесцеремонно подошли к стойке бара и грубо потребовали выпивку. Бармен с тревогой в голосе сказал, что через несколько секунд все будет готово.

Один из троицы обратил внимание на свободные столики и направился к одному их них. Остальные последовали за ним. Посетители притихли. Пожилая пара замолчала. Женщина осторожно посматривала на парней и поторапливала мужа.

Компания расположилась за столиком, который был прямо перед Вадимом. Неприятное, конечно, соседство, но что поделаешь.

Наконец Вадиму принесли заказ, он сразу расплатился и принялся за еду. Один из компании грубо подозвал официанта. Юноша подошел и вопросительно посмотрел на старшего, который властно развалился на стуле. Тот резким голосом заказал пива и раков. Официант почтительно поклонился и скрылся на кухне.

Компания вяло перебрасывалась словами, пока один не указал на Вадима и что-то не сказал про него. Двое других весело заржали и наклонились к нему. Вадим насторожился, ему совсем не хотелось попадать в историю.

Компания, переговорив между собой, пересела за столик Вадима. Чем он не понравился, или наоборот понравился, было непонятно.

Сначала старший участливо спросил: « Обедаете? Проголодались?» Вадим не связываясь, молча кивнул. Сам же внимательно следил за действиями парней.

— Вы наверно инженером работаете? — снова вежливо спросил старший.

Вадим послушно кивнул.