Бесплатный фрагмент - Замок Альбедо

Не лучше ль нам согласия добиться

И третьим измереньем поступиться?

Ведь в самом деле, если верить свято,

Что вглубь глядеть опасностью чревато,

Трех измерений будет многовато.

Г. Гессе, Игра в бисер, Уступка

(Перевод с немецкого С. Апта)

1. Пятнадцать минут

[Россия, Москва, Басманный район]

Когда входная дверь квартиры вдруг отворилась, Александра стояла у кухонной барной стойки с набитым ртом, склонившись над пластиковым контейнером с салатом «Цезарь». Ричард переступил порог, шумно топая ботинками, она смотрела на него — угрюмого, с сумкой и рюкзаком, — выпучив глаза. Прежде чем издать невнятный звук, означавший радостное изумление, она попыталась прожевать еду.

— М-м-м! — выдавила она, бросая вилку в контейнер, выставляя руки вперед.

Огибая стол, она кинулась ему навстречу в прихожую, с противоположной части огромной гостиной, объединенной с кухней.

Ричард положил на пол сумку, инстинктивно подался к ней, заключил ее в объятия. Запах салатной заправки смешался со сладким ароматом духов, он уткнулся носом в ее волосы и закрыл глаза.

Он не предупредил ее — и сам не мог поверить, что все так обернулось. Ему пришлось приехать к ней, в Москву, прервав миссию, в курсе его передвижений были только напарник и руководство Цирка — Секретной Разведывательной Службы Великобритании.

Опасный трюк, который Ричард осмелился выполнять, назывался «отношения». С его родом занятий невозможно быть рядом, когда хочется, невозможно быть откровенным и искренним, невозможно быть собой до конца… Он учился разделять личную жизнь и работу — но порой было непросто.

Они не виделись с марта, а сейчас была середина сентября… Они познакомились год назад, год назад начался его алхимический путь, путь Поэта, путешествие к себе — чтобы, наконец, понять, кто он — за всеми масками и вымышленными личностями, которых ему приходится играть.

Ричард и Александра — шпион и писатель детективных романов — уже пережили вместе невероятные приключения — которые редко выпадают на долю даже агентов британской разведки. Теперь им предстояло очередное испытание — и Александра еще понятия не имела, что ее ждет.

— Собирай вещи, мы уезжаем, — проговорил Ричард по-английски ей в макушку, по-прежнему прижимая к себе.

Она подняла голову, она глядела на него снизу вверх — с ироничной и грустной улыбкой.

— Вот так сразу? — отозвалась она, изображая недовольство. — Без прелюдий?

Ричард вздохнул, тонкие губы тоже сложились в улыбку.

— Да.

Она не удивлена — ее ничем не удивить. Они оба друг друга стоили — со своими тайнами и козырями в рукавах.

— Хорошо.

Александра продолжала обнимать его за талию, сцепив руки в кольцо поверх кожаной куртки, заведя за спину под рюкзак. Он скучал по этому крепкому хвату, по тому, как она обычно клала руки ему под куртку, если куртка расстегнута.

— Я скучал, — добавил Ричард.

— Я тоже. Очень, — она смотрела на него пристально, он тоже смотрел на нее. — У тебя жар.

— Ну я скучал.

— Я серьезно. Сними рюкзак.

Александра отступила на шаг, размыкая руки, она все еще не сводила с него темных глаз, Ричард разочарованно фыркнул — и выполнил ее указание, положив вещи на пол.

Когда он снимал рюкзак, он хмурился.

— И куртку сними.

— Нет времени.

Она приподняла бровь, Ричард развел руками.

— У тебя пятнадцать минут, чтобы собрать чемодан.

— Ричард!

Он рассмеялся, прошел, наконец, в зал, сел на угол дивана, лицом к ней. Александра стояла напротив, уперев руки в бока, она ждала, когда он объяснит причину спешки.

Ричард молчал.

— Пятнадцать минут?! — недоумевала она. — Я только что пришла домой, я даже не позавтрако-обедо-ужинала… Ты голоден?

— Нет, — он покачал головой. — Прости. Так надо. Я позже все объясню. Пожалуйста, сделай, как я говорю.

— Гребаный Цирк!

— Это не Цирк, — мрачно отозвался Ричард.

— Гребаные Быки!

— И не Быки.

— Всех переубиваю! — причитала Александра. — У меня как раз в новой книге серийный убийца, который жрет человеческие сердца — я их ему скормлю!

Ричард не мог не улыбаться. Он любил, когда она ругается — своим низким, с хрипотцой голосом, гротескно, с игрой интонациями и акцентами звука. Он научился понимать ее сарказм, ее странные шутки, его не пугали громкие, угрожающие заявления, произнесенные на полном серьезе — потому что он знал: несмотря на то что она способна убить, она этого делать не станет.

Книги Александры правдоподобны — потому что реальность, которую она создает, не отличить от вымысла. Таково ремесло Поэта и алхимика.

— Ты можешь взять салат с собой.

— Очень смешно.

Она направилась в спальню, демонстративно громко топая, она шуршала в гардеробе, доставая чемодан — мятного цвета, который у нее по неведомой причине всегда оказывается чрезвычайно тяжелым. Ричард прислушивался к звукам из соседней комнаты, он сидел неподвижно, он ощущал усталость, которая грозила вот-вот припечатать его к земле подобно бетонной плите.

Он отдохнет, когда они окажутся в безопасности.

— И куда мы едем?

Ричард встрепенулся, Александра выглядывала из спальни, на полу были разбросаны вещи.

— Лофотены, — сказал он.

Она явно ожидала иной ответ.

— Лофотены?! Там же как на другой планете, там же холодно! Мне же… — она начала метаться по кругу, как тигр в клетке, размахивая руками, — теплую одежду надо где-то найти!

Ричард хихикал, она замерла, сверля его взглядом.

— Шутки, клоунада, Ричард Норт?

— Да, я пошутил.

Александра пнула крышку чемодана, наигранно засопела. Она поняла, что он просто таким образом объяснил свое желание сбежать куда-нибудь подальше — от людей, цивилизации, разведывательных служб и загадок.

— Мы летим в Японию, — молвил Ричард.

— Еще хуже!

Щеки болели от смеха, он закрыл лицо рукой, он, кажется, впервые расслабился за все эти месяцы. Он скучал и по тому, как она терпеть не может сюрпризы — и когда что-то идет против ее плана.

— Ладно, — бубнила Александра, волоча по полу раскрытый чемодан, перемещаясь в гостиную. — Япония так Япония. Надолго?

— Не знаю.

— Прекрасно, просто замечательно. Это потому что у тебя в этот уик-энд Гран-при?

Ричард кивнул.

— Ты точно не хочешь раздеться, пока я собираюсь?

— Нет, мне и так хорошо.

— Салат?

— Нет.

— Воды?

— Нет, спасибо.

— Ричард, это правда так срочно?

Он помнил ее шутку, часто цитируемую прессой — о том, как к ней в квартиру заявился агент британской разведки, а она, как доказательство его безоружности, потребовала, чтобы он разделся… Он даже не поцеловал ее еще — но пока он сидит поодаль, ничто его не искусит.

Александра периодически бросала в его сторону внимательные взгляды, она скручивала провода, складывала в чемодан ноутбук, планшет, блоки питания и тюбики с косметикой. Красную записную книжку, телефон и паспорт она положила на стол, на видное место, чтобы не забыть.

Когда Ричард надевал на спину рюкзак, он морщился.

Колеса мятного чемодана шумно катили по асфальту внутреннего двора жилого дома, они направлялись к арке, ведущей на внешнюю сторону здания. Ричард достал из кармана ключи, белый внедорожник коротко просигналил, Александра прищурилась.

Он считал секунды, до того, как она задаст вопрос.

— Если машина здесь, то зачем ты брал с собой в квартиру рюкзак и сумку?

Ричард открыл багажник.

— Я забирал их по пути.

— По пути — в моем доме?

Следом за вещами Ричарда в багажнике оказался чемодан и красная записная книжка. Она всегда проницательна, ее невозможно обмануть — но он и не пытался.

— Да, — он обернулся и встретился с ней взглядом. — Я хранил их в квартире в соседнем подъезде, на всякий случай, я надеялся, я никогда ими не воспользуюсь.

— На всякий случай… — протянула Александра. — Ох уж этот загадочный незнакомец Ричард Норт.

Когда Ричард был на миссии, с задачей познакомиться с писателем Александрой Штерн с творческим псевдонимом Стелла Фракта, он играл роль малоизвестного британского актера Ричарда Норта из театральной труппы Олд Вик… Цирк устроил ему фиктивную биографию, квартиру в Баттерси в Лондоне и запасную, чтобы следить за объектом — в Москве. Сперва Александра воспринимала его как мебель — несмотря на любые его ухищрения, он должен был всего лишь стать ее любовником и проникнуть в сообщество Поэтов, ее алхимического кружка, которым так интересовалась британская разведка. Когда он, наконец, вошел к ней в доверие, его мир перевернулся с ног на голову.

Он сам не понял, как влюбился. Он сам не понял, как вдруг сам стал алхимиком — и оказался втянут в мистификацию, историю геройства и предательства.

Ричард хлопнул дверцей багажника, направился к водительскому месту.

Александра села рядом, спереди, она пристегнулась и обернулась на заднее сиденье — на детское кресло.

— Эту машину я позаимствовал, — поспешил объяснить Ричард, заводя мотор.

— Если у тебя есть дети, я не против, — хмыкнула она. — Они наверняка такие же красивые, как и ты.

Он покачал головой и тронулся с места. Ревность и Александра — вещи несовместимые…

Ему было страшно представить, что у него могут быть дети — о которых он не знает.

2. Агент

[Россия, Москва, Шереметьево]

Они обогнули комплекс зданий аэропорта Шереметьево, остановились на открытой парковке у терминала А. Вечернее небо было серым и тусклым, затянутое тучами солнце еще не закатилось, но толку от него было мало. Ричард вышел из машины, Александра выскользнула следом, они замерли перед багажником.

— Погоди.

Александра перехватила руку, потянувшуюся к ручке, и приблизилась, положила ладони Ричарду на плечи. Он был как раскаленный утюг, он пытался изображать бодрость, но все полтора часа пути неестественный румянец на бледных, покрытых щетиной щеках, выдавал его.

Она притянула его за шею, прохладные пальцы легли на скулы, он наклонился и закрыл глаза. Поцелуй был сперва осторожным, затем он невольно раскрыл рот, держал ее за голову, жадно впиваясь, разворачивая ее спиной к багажнику, наступая.

Воздуха не хватало, губы кипели, Ричард опомнился и отпустил ее, тяжело дыша.

Александра расстегнула молнию его кожаной куртки одним движением, под ней на левой стороне живота на джемпере растекалось темное кровавое пятно.

— Придурок, — прорычала она. — Ты думал, я не пойму?

Она учуяла запах свежей раны еще дома — и всю дорогу следила за его состоянием. Пересесть за руль он ей не дал.

Ричард выпустил воздух через нос, поспешно запахивая борта куртки. Он ничего не ответил.

— Ты вот так собираешься идти в самолет?

— А что мне остается?

— Тебе нужен врач.

— Это царапина.

— Я надеюсь, эту царапину уже промыли и зашили, и ты не потеряешь сознание в ближайшие минуты.

— В самолете будет врач, — после паузы отозвался Ричард, и затем добавил: — Я не лгу.

Он уже рассказал ей, что их ожидают в аэропорту в центре деловой авиации, частным рейсом в Токио, что потом они отправятся в отель — и останутся там на неопределенный срок. Ричард решил забрать Александру с собой и продолжать текущую миссию с Быками, путешествуя так, чтобы она всегда была рядом — потому что оставлять ее в Москве было небезопасно. Он не без труда убедил Цирк помочь ему — уповая на то, что есть риск срыва операции с Поэтами.

Он не поделился с руководством подробностями, он лишь сообщил, что личность актера Ричарда Норта, с которым встречалась русская писательница Стелла Фракта, может быть раскрыта — и потому Александре лучше быть под его защитой.

Впрочем, когда она была с ним, он ощущал себя под ее защитой…

Александра демонстративно шла впереди и катила чемодан, зажимая красный блокнот под мышкой, пока они пересекали площадку парковки и двигались к зданию аэровокзала, однако она так и не смогла забрать у него тяжелую сумку. Ричард шел следом, он оглядывался по сторонам, опасаясь, что внимательность его подводит.

Голова начинала кружиться, к горлу подступала мерзкая тошнота.

Их встретили на стойке регистрации и сообщили, что самолет готов к вылету и ожидает их. Вскоре они уже поднимались на второй этаж — к ресторану с панорамным видом на взлетную полосу — чтобы встретиться с людьми Ричарда, среди которых, как он заверял, будет и врач. В ресторане не было посетителей — кроме двух гостей за одним из столиков с недопитыми, наверняка не первыми по счету, чашками кофе. Молодой темноволосый мужчина вскочил с места, он близоруко щурился, увидев приближающиеся фигуры, его компаньон, возраста Ричарда, но практически седой, сидел в кресле, устало облокотившись на столешницу.

— Ричард! — крикнул темноволосый по-английски. — Ты сказал, что едешь забирать оборудование!

— Я забрал, — громко отозвался Ричард.

Седовласый мужчина обернулся, он тоже поднялся.

— Это не оборудование.

Темноволосый указал на Александру, Александра скривила губы в ироничной усмешке.

— Агент Александра, агент Дарио, агент Адам, — представил их Ричард.

— Почему нельзя было сразу сказать, что ты приедешь не один?

— Не задавай лишних вопросов, Дарио, — оборвал темноволосого Ричард. — Можем лететь.

— Мы уже встречались, — продолжил Дарио, не сводя глаз с Александры, протягивая руку, — только я не помню, где и когда.

— Ну и прекрасно. В Цирке наверняка и встречались.

Александра по очереди пожала руку Дарио и Адаму.

— Ты сказал, здесь есть доктор.

— Я доктор, — подал голос Адам.

— Он притворяется живым, — Александра кивнула подбородком на Ричарда. — Что с ним?

— Он сумасшедший, — без улыбки произнес доктор. — Я осмотрю его, когда мы будем в самолете.

— Потом договорите, — буркнул Ричард, разворачиваясь на пятках. — Идем.

— Я тебя точно где-то видел, — не успокаивался Дарио.

— Заберите у Ричарда сумки.

— Не слушайте ее.

— Ричард, отдай сумки.

— Я как врач говорю, не слушайте Ричарда.

— Доктор, ты в моей команде.

— Доктор, ты ее первый раз видишь.

— Вспомнил!

Дарио резко замер на проходе к эскалатору на спуск вниз, Александра чуть не врезалась в него чемоданом. Ричард оглянулся не сразу, Адам, шагавший позади, замедлил ход, наблюдая за ними с опасливым любопытством.

— Кошки не пьют вино! — просиял Дарио. — Ты писатель, ты автор моих любимых книг!

Александра открыла рот в изумлении, Дарио продолжил.

— Комиссар — старший инспектор — Клеман — мой любимый детектив! Его повысили, — пояснил он непонимающим Адаму и Ричарду, так, словно они должны были знать, кто такой комиссар Клеман, — когда он поймал Д'Анджело.

Ричард закатил глаза, Адам непонимающе моргал.

— Бога ради, Дарио, и ты туда же! — прошипел Ричард, указывая в сторону перрона и ожидающего их сопровождающего сотрудника аэропорта. — Потом договорите.

— Невероятно! — не обращая внимание на пыхтящего напарника восклицал Дарио. — Автор, создатель моего кумира-детектива — мой коллега! Мой кумир-агент Ричард — мой коллега!

— Ричард — твой кумир?

— В прошлом году он поймал крота — конечно да!

— Сколько ты работаешь, Дарио? — недоумевала Александра. — Ты так искренне реагируешь.

Дарио замялся.

— Год. Меньше года. С марта.

— Быки — твоя первая миссия?

— Ага.

— И у тебя есть время читать книги?

— Конечно, я люблю читать, я всегда мечтал стать детективом — как молодой Дюпен, нуаровский Марло, эксцентричный Вульф… А в итоге я стал шпионом, как Смайли.

— Тоже неплохо.

— Ага.

Когда Ричард впервые увидел Дарио Фишера и узнал, что тот будет его напарником на миссии с Быками, он подумал, что Дарио — полный болван. Фишер был преисполнен идеалистическими порывами, краснел и бледнел, у таких, как он, все на лбу написано. «Какой из него шпион? — негодовал Ричард. — Он же не умеет скрывать чувств, он же сразу себя выдаст!»

Позже он понял, что ошибался. Когда нужно, Дарио брал себя в руки — и четко исполнял указания, он еще ни разу не подвел Ричарда — и доверялся ему беспрекословно, что бы Ричард ни говорил: Дарио верил в него, как в наставника, даже больше, чем он сам.

Инициатива Дарио была обратной стороной медали. Именно он привел доктора Адама Брэдшоу, который сейчас, покорно и понуро, следовал за ними к трапу, молча слушая болтовню Дарио и Александры.

Ричард не придумал ничего лучше, чем сказать, что Александра — агент Цирка. Дарио не был в курсе операции с Поэтами, он был посвящен только в детали своей собственной задачи…

Как только они оказались в салоне, миновав сотню ярдов открытой площадки перрона, Ричард опустился в кресло, вытягивая длинные ноги под стол. Его мутило.

Адам, тем временем, отправился в туалет мыть руки.

Александра помогла Ричарду снять куртку, Дарио сел на одиночное кресло у противоположной стены, с любопытством глядел на красную записную книжку, брошенную на столик. Он, к облегчению Ричарда, замолчал и после уставился в окно, наблюдая, как вдалеке передвигается аэродромная техника.

Когда стюард явился сообщить о подготовке ко взлету и узнать пожелания по блюдам, Ричард, уже с голым торсом, морщился от боли, доктор даже не обернулся, обрабатывая рану в левом подреберье, небольшую по диаметру, но глубокую.

Швы не разошлись, но кровотечение было обильным, вокруг отверстия — воспаление.

— Салат «Цезарь», вишневый сок, — говорила Александра стюарду. — Адам, ему можно шоколадное мороженое?

Ричард тихо рассмеялся, Адам кивнул.

— И шоколадное мороженое. Адам, а ты давно работаешь в Цирке?

Доктор поднял глаза на Александру, его лицо, с едва различимой сеткой мимических морщин вокруг глаз, было загорелым и румяным, как от недавнего курорта. Он странно, грустно улыбнулся.

— Вообще я не работаю в Цирке. Меня похитили в аэропорту Сингапура — и силой посадили этот в самолет до Москвы. А затем держали в местном аэропорту — чтобы я помогал раненому Ричарду на протяжении вашего перелета.

Александра таращилась на Адама, он вовсе не шутил. Повисла напряженная тишина.

— Ты, между прочим, давал клятву Гиппократа! — выпалил Дарио.

— Под дулом пистолета садиться в частный самолет к британской разведке, — хмыкнул Адам, четкими движениями фиксируя пластырь.

— Ты делаешь благое дело!

— Для британского правительства!

— Для всего мира!

— Но после этого меня повесят или расстреляют как шпиона!

— Никто тебя не повесит!

— А как еще поступают с американскими гражданами, которые работают со шпионами других стран?

— Ты все равно безработный!

— Но я планировал вернуться!

— Ты сам сказал, что тебя не возьмут обратно в госпиталь Джонса Хопкинса в Балтиморе!

— Это не значит, что…

— Замолчите.

Ричард устало прикрыл глаза, от их спора у него раскалывалась голова. Александра накрыла его пледом, его начинало знобить, эта проклятая рана была не смертельной — но очень неприятной.

Они взлетали — и он понял, что очень хочет провалиться в сон. Как бы он ни скучал по шоколадному мороженому, отдых был в приоритете.

У него есть одиннадцать часов до Токио, чтобы прийти в форму — ибо он не имел представления, что будет дальше.

3. Мертвец

[Сингапур, Сингапур, Чанги]

[Сингапур, Сингапур, Кент-Ридж]

Двумя днями ранее утром в Сингапурском аэропорту Чанги был переполох — но не только потому что легендарная гоночная команда Ротештир, чемпионы Формулы-1, покидала страну после Гран-при на городской трассе Марина Бей.

Пилоты, инженеры, механики, менеджеры и другие участники звездного состава группой пересекали оживленный зал, направляясь к стойке регистрации. На них обращали внимание не только фанаты, кричавшие прощальные поздравления, но и остальные пассажиры — потому что организованная толпа в отличительных брендированных костюмах двигалась как единый организм.

Механик Ричард Бейтман, широкоплечий и высокий — больше шести футов ростом, — шагал вместе со всеми, голубые глаза смотрели в пол, на голове была кепка, торс облегала фирменная куртка, в руках — сумка. Он перебрасывался редкими фразами с коллегами, утренний перелет после напряженного уик-энда — с всего лишь одним выходным днем понедельника, в который обычно все отсыпаются, — был обыкновенной рутиной. Он накануне побрился и теперь выглядел моложе, с непривычки кожу щек и подбородка саднило.

На повороте, в переходе между залами, толпа разделилась — часть Быков отстала, обходя ряды стульев зала ожидания, растягиваясь в колонну. Навстречу двигалась другая вереница лиц, смешивающихся за месяцы путешествий в калейдоскоп, Ричард на автоматизме лавировал между телами, почти никогда не поднимал взгляда от блестящей поверхности пола, ориентировался по пяткам и спинам коллег.

Вдруг некто из идущей навстречу толпы резко двинулся в его сторону, Ричард мгновенно отпрянул, тело отреагировало быстрее разума — однако незнакомец не только не сменил траекторию, но и врезался в него, хватая одной рукой за правое плечо, а другой упираясь ему в левый бок.

То, что Ричард выставил вперед левую руку, согнутую в локте, отталкивая незнакомца — в такой же куртке и кепке, как у него, — не спасло от удара лезвием в левое подреберье. Как нож вошел в плоть, Ричард почувствовал мгновенно — и это было смесью резкой боли и изумления — как если бы он был воздушным шариком, который проткнули иголкой.

У незнакомца были светлые брови и светло-карие глаза, он был среднего роста, лицо почти ничем не примечательное, от него пахло потом и средством для стирки из прачечных.

— Ты мертвец, Ричард Норт, — сказал он глухим голосом, по-английски, но с восточно-европейским акцентом.

Прошла всего пара секунд — но они показались вечностью свободного падения. В следующее мгновение незнакомец уже растворился в толпе, Ричард глядел ему вслед, сердце громко бухало в горле, кровь шумела в ушах, вторя какофонии звуков аэропорта.

— Эй, ты чего? — окликнул кто-то его, звук был у уха, но Ричард не сразу обернулся.

Левый бок странно пульсировал, как будто на него лили из крана горячую воду — или как будто он сам был краном с горячей водой. Ричард, наконец, осознал, что произошло. Он попытался зажать рану ладонью, но зал начал качаться перед глазами, рука почему-то не слушалась, сил не хватало, даже чтобы держать ее на уровне живота.

— Ричард!

На задворках сознания Ричард понимал, что ранен, но наблюдал будто от третьего лица, как Дарио Фишер, его коллега под прикрытием, работающий радиоинженером в команде Ротештир, пытается докричаться до него, стоящего на коленях в зале Сингапурского аэропорта, а Ричард, в свою очередь, заваливается на бок — и Фишеру не хватает сноровки его удержать.

Фишер снял свою куртку и придавливал рану, пытаясь остановить хлеставшую кровь, вокруг собралась толпа соглядатаев, снимающих на камеру происшествие. То, как менеджеры были в ужасе, и то, как прибыла бригада скорой помощи, Ричард не застал — он отключился.

Сингапурский госпиталь — Госпиталь Национального Института — он помнил плохо, он пришел в себя после операции, когда уже перестала действовать анестезия. Ощущения были как во время жесткого похмелья и одновременного кишечного отравления — когда голова гудит, а весь живот горит и распирает изнутри. Самые паршивые похмелья у Ричарда были в Берлине, во время миссии Станция, суровейшее отравление в своей жизни он получил в период задания в Индонезии, работая на медицинском катере фельдшером.

Ричард видел сидящего рядом на стуле Фишера, он зажмурился, надеясь, что тот — всего лишь видение — но это не помогло. Ричард жалел, что во время бессознательного состояния он не видел ни видений, ни снов… Мысли, растущие в количестве в экспоненциальной прогрессии, уже начали разрывать черепную коробку изнутри.

Ему нужно было понять, кто его ранил, и что теперь делать.

Ричард открыл рот — но вместо слов изо рта вырвался лишь невнятный хрип.

— Сейчас среда, четыре часа утра, ты в Сингапуре, и ты выглядишь дерьмово, — сказал Дарио.

Ричард скосил глаза в сторону широкого окна в пол, выходящего на Кент Ридж Парк, на панораму предрассветного города, окинул взглядом просторную, комфортабельную палату… Ротештир постарался позаботиться о нем — и оставалось только гадать, как происшествие скажется на дальнейших событиях — в том числе и гоночного мира.

Незнакомец был в брендированной одежде, все выглядело как атака на команду, пусть и Ричард знал, что Быки не имели никакого отношения к покушению.

Это было предупреждением — а не попыткой его убить. Если бы незнакомец хотел его прикончить, он бы вогнал нож в другое место — чтобы наверняка… Он назвал его Ричардом Нортом, Ричарда Норта знали только те, кто участвовал в миссии с Поэтами — кто знал его как британского театрального актера… и кто знал Александру.

От этой мысли Ричард похолодел. Он вновь открыл рот и хотел попросить телефон, он хотел тотчас позвонить, предупредить, услышать голос…

— Все улетели в Нагою, я еле уговорил их позволить мне остаться — и пообещал, что буду в Судзуке к четвергу. Меня уволят, если я их подведу.

Ричард хотел сказать, что ему стоит бояться наказания от Цирка, если он подведет разведку, но язык не слушался.

— Телефон, — наконец, выдавил он.

Дарио не стал ничего спрашивать, он тотчас встал с места и подал ему телефон, лежавший рядом с бумажником и документами на прикроватном столике.

Рука, оторвавшаяся от постели рядом с деревянным телом, была словно чужая. Ричард смотрел на темный экран и думал.

— И одежду.

— Сбежать решил? — хохотнул Фишер.

Он стоял рядом с кушеткой и улыбался — но недолго. Несколько мгновений спустя он уже лез в сумку Ричарда, чтобы достать оттуда чистые вещи — без опознавательных знаков Ротештира. Ричард в это время не шевелился и смотрел в одну точку, по-прежнему сжимая в нетвердой руке телефон.

— Мне нужно сделать звонок. Жди меня снаружи, — сказал Ричард.

Дарио не задавал вопросов, он вышел, состроив рожу, Ричард вновь провалился в мысли, даже не заметив, как тот покинул палату.

Если он позвонит Александре и предупредит ее, что за ней следят — или намереваются ей навредить — он вынудит ее действовать самостоятельно. Он был уверен, что сейчас она в порядке — но не был уверен в будущем. Интуиция все еще была под действием анестезии, Ричард не мог долго держать фокус, он не чувствовал тело, не понимал, боится он, или его просто тошнит…

Если она сбежит из Москвы, ее тотчас найдут — если она, конечно, не воспользуется частным самолетом… Ричард не хотел, чтобы она обращалась за помощью к своему приятелю МакКеллену, английскому историку, в прошлом разыгравшему отменный спектакль с агентами Цирка в главных ролях — у которого был и частный самолет, и пара-тройка трюков для исчезновения.

Они справятся сами — и настало время воспользоваться своим служебным положением, чтобы хотя бы раз в жизни сделать что-нибудь для себя.

Ричард сел на кровати, не с первой попытки спустив босые ноги на пол, он набрал номер — выделенной линии зашифрованного канала — Фэлкону, шефу Секретной Разведывательной Службы. Совершать подобный звонок он мог только в экстренном случае.

Он доложил обстановку и объяснил произошедшее — заявив, что для сохранения обеих миссий — Быков и Поэтов — ему требуется забрать Александру Штерн из Москвы в Токио, куда на следующей неделе после Гран-при на трассе Судзука — на которое он, очевидно, уже не попадет — прибудет вся команда Ротештир. Сделать это он должен лично, чтобы не привлекать других агентов и не вызывать подозрение — а как объяснить это Штерн, он сообразит. Фишера ему было велено взять с собой — и самостоятельно разобраться, как организовать отсутствие радиоинженера на паддоке во время подготовки команды к уик-энду.

Ричард понял, что Дарио Фишера отдали ему, чтобы тот быстрее всему учился… Решение посвящать ли Фишера в миссию с Поэтами оставили на усмотрение Ричарда — потому что, в случае чего, отвечать он будет своей же собственной головой.

Он заявил Цирку, что ранение пустяковое, он свободно передвигается по палате и никакой угрозы нет; директора команды Кристиана он поблагодарил и заверил, что не будет давать никаких комментариев ни прессе, ни кому-либо еще; главному механику Филу он написал, что пропустит уик-энд и не рискнет подводить команду с дырой в боку, даже если сбежит из палаты смотреть на Сингапур — не только из панорамного окна; остальным коллегам, спрашивающим о его самочувствии, он отвечал, что жив и скоро будет в строю. Объяснение тому, что Дарио Фишер остался в госпитале, нашлось быстро: своих команда не бросает.

Ричард с трудом надел джинсы, с ботинками было еще сложнее… Он стоял напротив окна и смотрел на усыпанный огнями город, на футуристические джунгли, но видел совершенно другое.

Он не сможет ей позвонить… Он так долго скрывал от себя самого, что у него не получается — строить заново, этот замок альбедо из белого мрамора, для себя, для них двоих. Еще в начале года он был преисполнен энтузиазма, надежды, он был уверен, что справится — и что теперь ничто не сможет им помешать быть вместе, никакие службы разведки, никакие лже-алхимики и лже-поэты, никакая сила — порядка, хаоса, зла, добра.

Теперь он вдруг начал сомневаться — что никакой он не Поэт, что все возвращается в прежнюю колею, когда он бегает по кругу, как дрессированный зверь, исполняя приказы, прыгает в горящие обручи… Его убьют — и он так ничего и не успеет; его убьют — а он даже не узнает, каково это — быть архитектором своей вселенной.

Он боялся, что с каждым днем промедления, с каждым днем расставания, они отдаляются друг от друга, а он отдаляется от себя же самого. Иногда ему казалось, что, наоборот, они связаны, как никогда раньше — и что он чувствует ее на расстоянии, даже без звонков — редких, спонтанных, когда у него есть возможность, когда у нее есть возможность…

Он часто воображал, что она рядом — что она все прекрасно знает, что он не один.

Не один. Так странно — он начал задумываться об одиночестве, только когда вдруг понял, как хорошо иметь единомышленника. Александра была не единственным человеком, по которому Ричард — к собственному изумлению — скучал.

Телефон в руке ожил, сообщение и отправитель были как нельзя кстати.

«Для строительства замка можешь взять с собой все, что тебе понадобится. Что не понадобится, оставь здесь». Вот он, знак свыше — даже если отправителем был человек, формально значащийся мертвым для британской разведки, а совпадение, при котором Ричарду стоило лишь о нем подумать — и тут же получить послание, — казалось невероятным.

— Дарио! — позвал он.

Фишер явился мгновенно, так, словно он стоял за дверью и только и ждал, когда его окликнут.

— Мы летим в Москву через два часа, отвлеки персонал, чтобы я покинул госпиталь. Встретимся внизу у входа.

Дарио кивнул и вышел из палаты, ни слова не говоря.

Он чем-то напомнил Ричарду его же самого — на все согласного, если это было сказано кем-то из руководства. Он был вынужден признать, что в определенных случаях этим нельзя не пользоваться.

4. Добрый доктор

[Сингапур, Сингапур, Чанги]

Двухнедельный отпуск Адама Брэдшоу подходил к концу, ему предстояло пройти регистрацию на рейс до Дубая — пересадку на пути в Вашингтон — общей продолжительностью полета около суток.

Он не чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, от Сингапурского солнца у него до сих пор болела и облезала кожа на лице, он много пил и лежал у бассейна в отеле. Он хотел сменить обстановку — и у него получилось, однако теперь ему нужно было возвращаться в Балтимор.

Адам понятия не имел, что он будет дальше делать. Скандал, после которого его вынудили покинуть пост главного врача реабилитационного отделения госпиталя Джонса Хопкинса, разделил жизнь на «до» и «после», где «после» было сущей неопределенностью. То, что несколько месяцев назад от него ушла жена, сейчас казалось катастрофой меньшего масштаба — пусть и еще недавно он считал, что хуже и быть не может.

Его лишили медицинской лицензии — а это значит, его не возьмут ни в какой другой госпиталь, он не может продолжать даже частную практику. Мир полон несправедливости, и все же, Адам Брэдшоу почему-то даже не думал о том, чтобы мстить или отвечать на зло злом.

Ему часто говорили, что таких альтруистов, как он, очень мало — потому что они умирают первыми. Неспроста его прозвали «добрый доктор Брэдшоу» или просто «добрый доктор».

Он пошел на лечебное дело, не потому что хотел быть героем и спасать людей — а потому что у него все в семье были врачами, он даже не задумывался об альтернативе: не хирургом, не врачом скорой помощи, не стоматологом — а именно врачом общей практики, специалистом широкого профиля, ведущего своих пациентов на протяжении долгого периода.

Когда его благодарили — выздоровевшие пациенты и их счастливые родственники, — он всегда отвечал, что просто выполняет свою работу. Когда он своевременно обнаруживал проблему и отправлял пациента к более узкопрофильному специалисту, все лавры получали звездные хирурги, кардиологи, психиатры…

Он никогда не пытался занять место отца — в прошлом главного реабилитолога, в десятилетия руководства которого в отделении с командой физиотерапевтов, неврологов, психологов был феноменальный порядок, — но стал его заменой совершенно естественно. Отец Адама скончался вот уже как три года назад, мать ушла почти сразу после него. Адам в тот период практически их не навещал, его семейная жизнь уже тогда трещала по швам, они с Евой все время ругались, много раз расходились и снова сходились, он влезал в долги, чтобы сделать ремонт в квартире, старался изо всех сил — а ей всегда было мало…

Даже в день похорон матери она выносила ему мозги, жалуясь, что зря вышла замуж за врача общей практики — а не за какого-нибудь пластического хирурга, живущего в Маунт-Роял-Террас.

Родительскую квартиру он продавать отказался.

Идеальная картинка семейной жизни была картонной декорацией, которую — не исключено, что из-за совместимости их имен — хотела Ева. Она позволяла себе выходки, которые он выбирал терпеть — чтобы поддерживать разваливающуюся на части дырявую лодку, она всегда оправдывалась лучшими намерениями и всегда выставляла его виноватым.

Только когда она ушла, он вдруг понял, что она была всего лишь манипулятором, выворачивающим правду наизнанку, и ее правда никогда правдой не была… Он словно пережил абстинентный синдром, очистился от ее яда, а когда она вдруг позвонила ему, рыдая в трубку, очевидно, в состоянии опьянения, заявив, что скучает, он, вопреки ее ожиданиям, не повелся на трюк.

Он вдруг понял, что если он сейчас воспримет ее слова за чистую монету, все повторится — и головомойки, и его ненависть к себе, и ее истерики, и ощущение гадливости от ее измен.

Она ушла от него к его коллеге, кардиохирургу, который впоследствии подставил Адама так, что его со скандалом уволили. Адам, конечно, был сам виноват, что дал повод обвинить себя в халатном отношении к работе…

Доктор Брэдшоу зевал, полулежа на стуле в зале Сингапурского аэропорта Чанги, вытянув ноги в проход. Рейс, который должен был быть в восемь утра, задерживали, он не спал всю ночь, ворочаясь с боку на бок, дурные мысли лезли в голову — пусть и он пытался себя не накручивать.

Он придумает, чем будет заниматься, он начнет придумывать, как только прибудет в Балтимор — а пока он может еще на сутки перестать имитировать надоедливый рефрен голоса самоедства.

— Врач! Мне нужен врач!

Это был условный рефлекс — как у собаки русского физиолога Павлова — на звуковую команду. Это было больше, чем привычка… Адам встрепенулся, его буквально подбросило на стуле, он тут же вскочил с места, поворачиваясь к молодому мужчине, вбежавшему в зал ожидания.

— Я врач, — откликнулся Адам.

На их диалог уже обратили внимание пассажиры, идущие и сидящие. Кто-то понимал английскую речь короткого обмена репликами, кто-то реагировал на встревоженный вид одного и решительную покорность второго.

— Пожалуйста, пойдемте со мной, — произнес парень.

Адам шел за ним следом, оставив чемодан у ряда стульев, он только потом понял, что больше он свои вещи не увидит… Они шагали из зала в зал, он едва поспевал следом и даже запыхался, парень на ходу объяснил, что им нужно попасть в сектор для деловой авиации, минуя яркие футуристические декорации аэропорта будущего.

Он только потом понял, что местная медицинская служба добралась бы до самолета, ожидавшего их на перроне, быстрее. В тот момент он ни о чем не задумывался.

Проводник затворил за ними дверь, на борту бизнес-джета был мужчина с кровавым пятном на одежде в области брюшной полости, на столе — раскрытая аптечка.

— Я думал, ты сбежал, — вместо приветствия пробормотал мужчина в кресле.

— Не дождешься. Это Адам, он доктор.

Парень представился как Дарио, имя незнакомца в данный момент не имело значения. Адам не стал терять времени и спросил, где можно вымыть руки.

Он понял, что они взлетают, когда он вышел из туалета.

— Постойте. У меня самолет через час, я не…

Дарио достал из-за спины пистолет и направил его на доктора. Незнакомец в кресле обреченно вздохнул и закрыл лицо рукой.

— Придурок, — сквозь зубы произнес он.

— Ты доктор или кто?

— Это же похищение!

— Оно самое. Мы вернем тебя обратно, когда ты закончишь.

Он коротко указал подбородком в сторону раненого мужчины, призывая к действию, Адам решил, что у него все равно нет иного выбора.

Он присел на пол, начал задирать одежду незнакомца, под мокрой от пота футболкой обнаружилась пропитанная кровью послеоперационная повязка. Дарио убрал оружие за спину.

— Что произошло? — спросил доктор.

— Ножевое ранение, вчера прооперировали, — отозвался мужчина.

— Он сбежал из госпиталя, — добавил Дарио, присевший у Адама за спиной на ряд кресел напротив раненого мужчины.

— Швы разошлись, — Адам нахмурился. — Надеюсь, в аптечке есть нить и игла. Потом придется лежать и не шевелиться.

— Не получится.

— Сколько лететь?

— Двенадцать часов.

Адам посмотрел незнакомцу в глаза.

— Ты жить хочешь?

— Больше всего на свете.

— Значит, сделаешь, как я скажу.

— Я согласен с доктором, — подал голос Дарио.

Мужчина ничего не ответил, он сглотнул и устало прикрыл веки. Адам тоже хотел жить — но об этом он им сказал уже чуть позже.

5. Не шевелись

[Япония, Токио, Тюо]

Кровать в номере отеля Мандарин Ориентал на тридцать шестом этаже башни Мицуи в центральном районе Токио была с жестким, упругим матрасом. Ричард предпочитал такие матрасы воздушным перинам — в которых иной раз можно утонуть, — однако на этот раз лежать было больно. Он отсидел себе в самолете всю задницу, поясница ныла, словно ему было не тридцать шесть, а все восемьдесят… Он со вздохом опустился на постель и откинулся на подушки, растянувшись по диагонали, пытаясь снять ботинки, упираясь одной ступней в другую.

Александра шикнула на него и перехватила задранную над кроватью ногу, Ричард пересилил желание сопротивляться — и позволил ей стащить с него обувь. Следом были сняты носки, джинсы, футболка — уже без кровавого пятна на левой стороне живота.

Двигаться не хотелось, ничего не хотелось.

Был полдень по местному времени, веки саднило, он устало тер глаза, тщетно пытаясь прогнать сонливость. Сейчас он сходит в душ — и взбодрится… Надо только доползти до душа.

Он лежал и смотрел в потолок, собираясь с силами, Александра стояла у панорамного окна с видом на Токийское небесное дерево, самую высокую во всем мире телебашню, обнимая себя за плечи.

Она обернулась.

— Сходить с тобой в душ?

Ричард растянул губы в улыбке, ему пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть ее лицо.

— Да.

Он скучал по ней — а долгожданное воссоединение было нелепым и скомканным. Если бы не эта проклятая рана, он бы занялся с ней сексом прямо в самолете — раз уж дома не получилось, потому что им нужно было торопиться.

Александра подошла ближе, не сразу опустилась на постель. Ричард, в свою очередь, продолжал лежать, глядя на нее снизу вверх.

Он протянул руку.

— Все, что хочешь — но только без глупостей, — сказала она, беря его ладонь, переплетая пальцы.

Ричард хмыкнул.

— Зануда.

— Я серьезно. Без резких движений и без акробатики — и потом, я тебе обещаю, ты начнешь от меня убегать и прятаться.

— Не начну.

Его живот с белым квадратом пластыря поднимался и опускался от вдохов, тело — мечта скульптора и художника — было привлекательным, — но он никуда не исчезнет… Даже если им вновь придется расстаться на время, при желании она всегда найдет его.

Она могла найти его где угодно — если бы захотела. Они договорились не видеться эти месяцы, и один философский бог ведал, как ей не хватало Ричарда все это время.

Александра вздохнула и сжала его руку сильнее. Солнце падало через широкое окно на серый ковролин, вычерчивая линии бликов на полу, противоположной стене, отражаясь от полированной поверхности столика. Голубые глаза Ричарда, если смотреть под углом, будто светились изнутри, кончики ресниц были светлее.

Она наклонилась к нему, свободной рукой провела по его шершавой щеке. Ричард притянул ее к себе за затылок, запуская пальцы в каштановые волосы, ему даже не пришлось приподниматься — она уже целовала его в губы, нависая над ним, он лишь держал ее крепко, словно она могла уйти.

Он в какой-то момент попытался перевернуться, подминая ее под себя, но она остановила его. Прохладные ладони упирались ему в грудь, темные глаза смотрели решительно и прямо.

От его щетины вокруг ее рта уже красные следы… Ричард улыбнулся.

— Не шевелись, — сказала она.

Он игриво прищурился.

— Тогда свяжи меня.

— Хорошая идея. Я тебя еще никогда не связывала.

Ее бедро лежало поперек его бедер, он мог бы опрокинуть ее на лопатки одним движением — но не стал. Ладони он положил ей на спину, под футболку, вновь привлекая к себе.

У нее во рту — наращенные клыки. Он вспоминал про них редко — он привык к ним почти с самого начала. При поцелуе — и даже при минете — он их вовсе не ощущал… Сейчас он будто целовал ее в первый раз, у него кружилась голова, он хотел сожрать ее, он уже задыхался. У него откуда-то взялись силы вновь начать дергаться, стаскивать с нее джинсы, засовывать руку ей под трусы, в то время как она снимала футболку, сидя на нем в неудобной позе, упираясь коленями в постель по обе стороны от его бедер.

Она почти никогда не носила бюстгальтеры и у нее была маленькая грудь — но Ричарду нравилась ее маленькая грудь. Он отодвинулся вглубь кровати, к подушкам, в нетерпении дожидаясь, когда она снимет оставшуюся одежду, вновь притягивал ее к себе одной рукой, вторую держа внутри нее. Ее ладони уже были на его члене, он впивался в ее губы, держа за волосы, выдыхая стоны в ее рот, откидывая голову назад, когда она начала спускаться поцелуями по его шее, к груди, к рельефному животу, низу живота.

Теперь он цеплялся за ее волосы обеими руками, стараясь не двигать тазом, любуясь ею и тут же забываясь, закрывая глаза, растворяясь.

Потом он отнял ее от себя, вновь целовал в губы, она уже сидела на нем, ритмично двигая бедрами, он оставлял на ее плечах и спине малиновые следы от объятий, которые позже превратятся в синяки — потому что на ее коже легко остаются синяки — даже под черным геометрическим узором татуировок… Он вдруг тихо вскрикнул, от неожиданности, через короткое мычание. Он уже хрипло хватал ртом воздух, она едва успела отстраниться, продолжая держать его за плечи.

— Прости, — выдавил он.

Он вновь потянулся к внутренней поверхности ее бедра, но она остановила его, отводя руку, целуя в потный висок.

— Все хорошо.

— Я не хотел.

Они только начали… Он позабыл обо всем, он потерял контроль. С ней он терял контроль — но больше не боялся этого свободного падения, все было иначе. Он доверял — и тело, и мысли — и знал, что она доверяет. Это даже не касалось секса, пусть и секс с любимым человеком — привилегия до этого не доступная — стал одним из приятных открытий.

Он во многих вещах будто заново родился… И каково это — кончать не вовремя — оказывается, тоже пришлось узнать. Досада, недоумение и что-то от стыда — потому что отрезвление наступает сразу.

Александра легла рядом, обвивая его руками за пояс, Ричард обнял ее, касаясь губами лба с влажными, прилипшими прядями челки. Он закрыл глаза, усталость вернулась, боль в боку пульсировала яркими толчками.

Обезболивающее было где-то в кармане куртки, брошенной на пол в прихожей.

Он понял, что полулежа на подушках, он не может даже пошевелиться, пусть и теперь ему точно надо было идти в душ. Ричард засопел, размежил веки — но лишь чтобы лечь удобнее, ощущая рядом прохладное тело, вдыхая аромат сладких духов и шампуня, смешанный с запахами машины, аэропорта, самолета, такси, соленого пота.

Она никогда не говорила ему, что любит его… Это была странная мысль — несвойственная ему, уж слишком сентиментальная — пусть и нейтрально окрашенная, скорее из категории нерешенных вопросов. Даже он говорил — искренне, не в виде громкого признания или так, как обычно говорят на прощание или небрежно — но как аргумент, как тезис в диалоге.

Кажется, его, и правда, развезло от всех этих последних событий, ранения и перелетов. Какая, к черту, разница, говорила или нет — если он и так знает, что она его любит.

Ричард уснул практически сразу, Александра еще какое-то время лежала рядом, глядя на блики света, перемещающиеся по бежевой стене напротив кровати. Побег, ранение, опять загадки, опять этот Цирк…

Александра ненавидела Цирк — за то, что они сделали с Ричардом, за то, что продолжали делать — пусть и теперь у него был иммунитет к их манипуляциям и промыванию мозгов.

Он был инструментом — пластиковой куклой в пластиковом домике, с постановочными декорациями и гениальной — в своей циничности — режиссурой. За высокопарными словами о долге и чести, зле и добре, хаосе и порядке скрывались обыкновенные людские мотивы — пусть и уровнем влияния чуть ниже божественного.

Проблема была не в том, что Ричард и его коллеги служили сильным мира сего, вовсе не добру и порядку — а в том, что абсолютное доверие и беспрекословное выполнение приказов превращало их из людей в мясо. Мясо профессиональных лжецов и обольстителей, дорогая в обслуживании, но, все же, вещь, высококлассные специалисты — верные псы, регулярно приносящие трюфели.

Когда они только познакомились, Ричард показался ей пустой оболочкой, она не знала, что он шпион — но видела, что он притворяется — искусно, так, что никто никогда не догадается… Но она почувствовала, что он врет. Он смотрел на нее своими прекрасными голубыми глазами, он ходил за ней по пятам, не навязываясь, но предлагая — и оказывая помощь — в решении проблемы… Им самим созданной проблемы — чтобы она бросилась к нему в объятия, ища защиты.

Цирк посчитал писательницу Стеллу Фракта опасной — из-за набравшей популярность художественной книги об алхимии — и популяризации секретов сообщества Поэтов. Цирк никогда не поймет, что нет никаких секретов — есть лишь уровень вовлеченности в великое делание, уровень понимания и доверия — себе и всем символам, которые ведут алхимика на протяжении жизни к предназначению.

Британская разведка слишком рациональна, чтобы поверить, что нигредо, альбедо, цитринитас и рубедо — не просто слова и волшебный рецепт, это очевидные ключи и процесс, описывающий любую задачу.

Когда мир Ричарда начал рушиться — вовсе не спрашивая его позволения для этого — он вдруг понял. Он перестал быть куклой с широкими плечами, упругой задницей и сухим прессом — но без души; он больше не смог развидеть то, что увидел.

Он всего лишь понял, что никогда себя не знал — а когда пришло время выбирать, ему было выбирать не из чего. Он вдруг понял, что его обокрали — когда забрали его личность, но дали взамен десятки других биографий — и их было все равно недостаточно.

Никогда не будет достаточно комплектов гардероба — даже самых изысканных — если в своей собственной коже ты никогда не бывал — и не знаешь своего собственного отражения.

Ричард вспомнил, что он кто-то, помимо своих личностей под прикрытием и миссий, только когда влюбился. Александра сама понятия не имела, что влюбится — еще год назад она вот так же лежала рядом с ним и ждала, когда, наконец, этот странный тип уйдет — потому что Ричард Норт был во всем идеальный и правильный, но от него веяло пустотой.

Он выдал себя сам — она даже особенно не старалась. Она просто позволила ему вовлечься в ее игру, в ее приключение, увидеть мир ее глазами — и в итоге получила агента британской разведки с потрохами.

Она полюбила его, когда он перестал притворяться и прятаться за масками. Когда он признал, что ничего не понимает — и попросил ее помочь. Когда он сбросил свои искусственные личины и пришел голый, немного испуганный собственной наготы, растерянный с непривычки — без суфлеров и страховки.

Он побывал в аду — и не один раз. Он стал Поэтом — и наблюдал, как рушится все вокруг, как все, за что он цеплялся, все, что составляло его реальность, забирают у него… Он прошел первый этап великого делания — нигредо, — и теперь ему предстояло строить заново свою новую реальность, реальность алхимика, свой замок альбедо.

Ричард нетерпелив… Он привык, что у него все получается с первого раза. Он привык, что люди покупаются на его обезоруживающую улыбку и сладкую внешность, он все еще по привычке делает глаза котенка и крутит задницей, когда хочет что-то получить. С Александрой это не работало… Она иногда задумывалась, было ли это причиной его влюбленности, привязанности, одержимости — когда она просто не замечала его, не велась на его уловки, не реагировала так, как он ожидал.

Это неважно. У них много общего — больше, чем просто совместимые травмы, создающие сильные связи. У нее ужасный характер — и не самая спокойная жизнь… У него — цирковой поводок на шее, который, пусть и уже не звенит цепью, не впивается шипами и не душит, но не дает далеко уйти.

Он не избавится от поводка — потому что это не только его работа, но и ремесло, в котором он хорош, как никто другой.

Он может быть кем угодно — и в этом его воплощение. Он создает миры — через себя, живет в искусственной реальности, вовлекая в нее других — как настоящий Поэт.

Александра смотрела, как дрожат длинные ресницы, как поднимается и опускается грудь под углом одеяла, которым она накрыла его спящего.

Сейчас миру по имени Ричард Норт угрожает опасность — и что бы это ни было, она найдет это. Уничтожать или нет — Ричард решит сам.

6. Мир

[Япония, Токио, Тюо]

Ричард проснулся, когда солнце уже село. Он был в номере один, накрытый одеялом, за окном пестрели огни Токио с высоты небоскреба. От неловкого движения бок тут же пронзило болью, он морщился, садясь вертикально на кровати.

Рядом с ним, на пустой половине постели, лежала карта таро. Мир — из колоды Райдера-Уэйта-Смит, с полуобнаженной девушкой в центре, в окружении четырех персонажей: юноши, хищной птицы, льва и быка.

Александра оставила ему послание — и наверняка сейчас гуляет по вечернему городу или ужинает где-нибудь… Ричард тоже был бы не против перекусить, он не мог вспомнить, когда что-то ел, в самолете ему кусок в горло не лез.

Приближающиеся по коридору шаги он мог узнать из тысячи, когда дверь номера отворилась, он по-прежнему сидел на кровати, с картой в руке, с углом одеяла на бедрах.

В руках Александры был контейнер.

— Суп? — заявила она с порога.

Ричард хотел улыбнуться, но еще больше задумался, и лишь кивнул.

— Потом устроим брейншторм, — продолжила она. — Расскажешь мне, кто все эти люди.

— Я и сейчас расскажу, — отозвался Ричард. — Про всех, кроме льва.

Вместо супа Александра протянула ему бутылку с водой с тумбочки. Ричард отложил карту на кровать и начал пить жадно. На половине она остановила его.

Он смотрел ей в глаза снизу вверх, сидя на постели, бутылку он не закрыл.

— В центре — это ты, — начал он. — Человек в зверинце — я.

— А мне кажется, наоборот, — усмехнулась Александра. — Как минимум, потому что ты голый, как максимум — потому что ты главный персонаж истории.

Ричард нахмурился, вертикальные штрихи на переносице стали еще глубже.

— Возможно.

— Что ты делаешь?

— Танцую.

Он помнил, что чем меньше задумывается — тем точнее будет трактовка.

— С двумя жезлами.

— У меня есть чего-то два — для баланса, — сказал Ричард. — Чего-то два.

Диалог звучал странно, но они друг друга прекрасно понимали. Ричард слабо улыбнулся.

— Орел, коршун, сокол, черт знает кто это — Цирк… — рассуждал он. — Потому что Фэлкон — шеф Цирка.

Игра слов, говорящие фамилии — и совпадения.

— Бык — это Ротештир.

— Интересно, — молвила Александра, присаживаясь на угол кровати.

Ричард вновь начал пить воду, она не сводила с него взора, пока он не опустошил бутылку.

Заполненный мочевой пузырь уже о себе напоминал, но он упрямо не вставал с постели, не желая бросать разговор на середине.

— Осталось понять, кто лев.

— Что для тебя лев?

Она всегда спрашивала так, словно знала ответ — а он, как нерадивый ученик, туго соображал. Она никогда не давала ему готовое решение — она заставляла думать самостоятельно, искать ответы в своей собственной системе символов.

— Гордый царь зверей, себялюбивый, — перечислял Ричард, — окружающий себя материальными благами, в погоне за признанием. Кто-то из элиты.

У него не было идей, кто это… В его окружении — на протяжении разных миссий — всегда были богачи и властолюбцы, избалованные лицемеры, с которыми ему следовало изображать приятельство. Его подсовывали им за стол переговоров, подкладывали в постель — чтобы он выведал их секреты и подобрался к рубке управления.

Врагов из прошлого у него было слишком много. Тот, кто намеревался его припугнуть, угрожая разоблачением, мог быть кем угодно.

— Ты сказал, что он называл тебя по имени.

— Человек в одеянии Ротештира был наемником, он сказал то, что его просили сказать. Он был обезличенным, через него невозможно выйти на заказчика.

— Он назвал тебя Ричард Норт.

— Я думал об этом. С одной стороны, это мог быть кто-то из твоих знакомых, — Ричард усмехнулся, Александра сохраняла нейтральное выражение лица. — Тот, кто видел нас вместе — пока мы были вместе: на твоих мероприятиях, на улице, в Москве, в Лондоне.

— С другой стороны, — подхватила она, — тебя могли видеть в новостях и в соцсетях, тебя мог увидеть твой старый знакомый — и узнать. Поэтому он назвал тебя Ричард Норт, публичным именем — а не как-то иначе.

— Справедливо.

Ричард вздохнул, ему предстояло вспомнить всех львов — которых было немало. Львов, львиц… Александра знала почти всех — заочно, читая его досье — которое он отдал ей, когда путешествовал в Ад Данте — оставил на пороге, как надежду. В подробности миссии с гоночной командой Ротештир он ее не посвящал — однако она была в курсе, что он все эти месяцы работал механиком, путешествовал из одного города в другой по объектам Формулы-1.

— Он сказал, что я мертвец. Это тоже может быть важно.

Настала очередь Александры вздохнуть.

— Что значит мертвец?

Он поднял на нее взгляд — до этого он смотрел на ее руки с длинными белыми ногтями, сложенные на коленях.

— Что он убьет меня. Или желает моей смерти или…

— Что Ричарда Норта не существует, — сказали они одновременно.

— Значит, все-таки, он угрожает, что разоблачит меня, — скривился Ричард. — Он знает, что я под прикрытием.

— Но у тебя несколько прикрытий.

— И он узнал то, о котором известно многим — и он наверняка узнал меня в лицо.

— Но почему именно в Сингапуре?

— Без понятия, — он засопел, откидывая одеяло, намереваясь встать. — Может, это совпадение. Я оба дня ломал голову, какая связь между Быками и Поэтами, но ничего, кроме как личной мести, не придумал. Между Ричардом Бейтманом и Ричардом Нортом нет ничего общего — кроме меня самого.

Он предпочитал рассуждать категориями работы, он все еще прятался за масками своих прикрытий. Он был просто Ричардом — и, все же, хотел быть больше Ричардом Нортом, чем кем-либо еще — потому что Ричард Норт был с Александрой, Ричард Норт был Поэтом и алхимиком.

Ричард молча встал и пошел в ванную. На мраморной поверхности боковин раковины уже были приготовлены принадлежности для перевязки, он включил воду, посмотрел сквозь деревянные горизонтальные жалюзи окна во всю стену, отделявшего ванную от комнаты. Александра в задумчивости продолжала сидеть на кровати, держа в руках пустую бутылку.

Он принял душ и обработал рану самостоятельно; когда он вышел из ванной, Александра стояла у панорамного окна, в той же позе, что и утром, огни ночного Токио мерцали и переливались вдалеке.

Ричард подошел сзади и обнял ее за плечи, касаясь подбородком затылка.

— Завтра свободные заезды, — сказал он. — Я, конечно, хотел посмотреть хотя бы один Гран-при как зритель — но не такой ценой.

Он улыбался, она слышала это по голосу.

— В закулисье Формула-1 совсем иная, — согласилась Александра.

— Это целый мир. Они — настоящая команда. И они такие же сумасшедшие, как мы.

Она однажды в шутку назвала гоночную команду Ротештир алхимиками… Ричард убедился в этом воочию.

За считанные годы новички-британцы под австрийской лицензией, которых ассоциировали исключительно с энергетическим напитком, стали мировыми чемпионами — собрав невероятную команду энтузиастов и профессионалов. Ротештир показал высший пилотаж — хороший пример инвестиций в технологии, приносящие зрелища толпе, хлеб — всем участникам огромного алхимического котла.

Пилоты всегда в центре внимания — из всей их жизни делают шоу. Их задача — показывать, как исполняются мечты, и что нет ничего невозможного — но они, как Ричард понял, вовсе не против. У Макса реакция, как у кота, который ловит мух со скоростью света, у Серхио все под контролем, он словно предвидит будущее, а Даниэль всегда на позитиве, у него неисчерпаемый ресурс энергии…

Ричард тоже не сразу осознал, что Формула-1 — шоу-бизнес со своими звездами. Инженерные и конструкторские достижения с каждой гонкой бьют свои собственные рекорды, индустрия стремительно развивается, задавая моду и планку остальной автомобильной отрасли — а за немыслимыми воплощениями человеческой задумки, выносливости и храбрости с замиранием сердца наблюдает весь мир.

Большинство зрителей не понимает и малой доли происходящего — но их захватывает волной драйва, Формула-1 это культ, к которому хочется приобщиться и в котором хочется остаться.

Пилоты — рок-звезды, но за ними стоит целая команда — и каждый выполняет свою важную, незаменимую на время сезона роль. Все работают вместе, сутками оборудуют боксы, приносят комплекты покрышек, запасные моторы, коробки передач, композитные материалы и топливо, сутками собирают грузовые контейнеры, которые потом отправляются за океан на уик-энды в далекие страны, ночами доводят до совершенства конфигурацию болида, если можно не соблюдать комендантский час… На командном мостике и у мониторов — настоящий центр управления космическими полетами, каждая секунда на счету, а во время пит-стопа важна каждая мелочь, каждый дюйм и каждое движение.

Чтобы сменить одно колесо задействуется три человека: ставящий, в защитных перчатках — потому что покрышка уже заранее разогретая, из чехла; гайковерт, в ярко-желтых перчатках, чтобы подать визуально заметный сигнал об окончании процедуры, поднимая руку вверх; снимающий — и отбрасывающий прочь, желательно не в коллегу — покрышку, тоже раскаленную. Мировой рекорд самого короткого пит-стопа установила бригада болида, пилотируемого Максом, четыре года назад.

Личности механиков и инженеров не раскрываются, а вот звездные пилоты и имена Быков на командном мостике обычно у всех на слуху.

Ричард все шестнадцать уик-эндов подавал заднее левое колесо. В это воскресенье его заменят.

Фил, главный механик, руководит оркестром в боксе, он всегда у автомобиля и всегда на подхвате, в курсе происходящего. Эдриан и Роб, гениальные конструкторы, чаще находятся в боксе, но иногда убегают на пит-уолл, чтобы передохнуть или чтобы избежать столпотворения — из механиков, гоночных инженеров и пилотов. Во время заездов рядом с болидом находятся только те, кто непосредственно работают с машиной — и все в наушниках, общаются по радиосвязи, как правило, внутри отдельной бригады.

Дарио Фишер отвечает за стойку с наушниками, радиостанциями и микрофонами, передатчики в шлемах пилотов, обеспечивает бесперебойную связь. Сейчас он на паддоке трассы в Судзуке, наверняка уже подписал каждый комплект наушников на стенде и напомнил всем вернуть оборудование на место перед окончанием дня — чтобы завтра избежать неразберихи.

Куриный суп — самый настоящий, из европейской кухни — был уже остывшим, но Ричард ел с аппетитом. Его почти сразу начало клонить в сон, он сопротивлялся, как мог, но тщетно — и вскоре он уснул, уткнувшись носом в подушку, в надежде, что на следующий день он перестанет быть овощем и, наконец, со всем разберется.

Вещи он так и не разобрал, телефон лежал, разряженный, на прикроватной тумбочке вместе с документами, время как будто бы замерло — потому что шахматная партия уже началась, и оппонент ждал его хода.

Почему-то Ричард был уверен, что противник — тот самый лев — действует по законам жанра и играет в шахматы. Важно понять, какой должен быть следующий шаг.

7. Пульт

[Германия, Берлин, Тиргартен]

— Завтра же иди к портному и переделай костюм, — вполголоса произнесла Роуз.

Она растягивала губы в лучезарной улыбке, касаясь вытянутым пальцем живота Ричарда, и подошла вплотную — чтобы он наклонился к ее лицу.

Верхняя пуговица, действительно, была не на месте, пиджак висел мешковато, он только сегодня понял, насколько за последнее время похудел — на стоун точно. Широкоплечему атлету шести с лишним футов ростом сложно подобрать одежду, которая будет не широка в поясе или не коротка в рукавах, а делать на заказ новый парадный костюм не было времени.

С джинсами и брюками — аналогичная проблема.

— Хорошо, — подражая ее интонации проговорил Ричард, изображая заигрывание, пытаясь поймать ее взгляд. — Как скажешь, дорогая.

Роуз и Рихард Вайс, супружеская чета дипломатов, была приглашена на вечеринку крупнейшего немецкого автомобильного концерна в здании Представительства по Федеральным делам на Потсдамской площади. На официальной части гости держались достойно, ослепительно улыбались, раздавали комплименты и благодарности, играя в привычную светскую игру. Однако уже через несколько часов некоторые из них, облаченные в строгие одеяния, будут в наркотическом бреду заказывать очередной приватный танец в одном из ночных клубов, галстуки и обручальные кольца растворятся в воздухе, как по волшебству.

Ричарду предстояло подобное приключение — как и его коллегам из управления Министерства иностранных дел Германии, имеющих привычку отдыхать широко и до беспамятства. Роуз после вечеринки отправится домой — как верная и праведная жена, дожидающаяся гуляющего мужа к утру.

Нет, с костюмом он, и правда, прогадал. Он надеялся, эта несчастная пуговица не испортит все дело…

— Роуз, какой приятный сюрприз!

Фигура незнакомца, появившаяся словно из ниоткуда — хотя на самом деле Ричард и Роуз лишь делали вид, что увлечены воркованием, — оказалась рядом и уходить не собиралась.

— Мориц! — воскликнула Роуз в радостном изумлении. — Рада тебя видеть!

Она обычно выдавала эмоции только на публику, она была хорошей актрисой — и появление Морица Бера не было неожиданностью. Они были здесь ради него… Но ему об этом знать не следовало.

— Рихард, это Мориц Бер, — продолжила Роуз. — Тот самый, который…

— Который на телевидении с плюшевым медведем подрался, — перебил ее со смехом Бер. — Да, это я.

Он протянул руку, Ричард пожал ее.

— Нет, не тот самый, — отозвалась Роуз. — Мориц, это Рихард, мой муж.

— Как поживаешь, Рихард.

— Да вот, пришел угнать автомобиль.

Он указал подбородком на выставленный в центре зала кабриолет, усыпанный воздушными шарами, в окружении моделей в костюмах гонщиц.

— Отличная идея, — хохотнул Бер. — Роуз, я всегда ценил твои деловые качества. Как ты относишься к тому, чтобы обсудить работу — даже на этом чудесном празднике жизни?

Роуз отпустила локоть Ричарда, в задумчивости прищурилась, лучики морщинок появились вокруг зеленых глаз.

— Наверняка это будет не работа, — шепотом, но так, чтобы Бер слышал, произнес Ричард. — Я не против.

Конечно же он был не против — они этого и добивались! Впрочем, Бер не был так прост, как кажется. Известный меценат, соучредитель немецкой фармацевтической корпорации, в недавнем прошлом засветившийся на телевидении в вечернем ток-шоу в забавном сюжете, лишь носил маску легкого на подъем добряка.

— Прости, Рихард, — с улыбкой сказала Роуз.

Это означало ее согласие — и вскоре они с Бером удалились к ряду закусок вдоль стены, Ричард же со скучающим выражением лица пошел в противоположную сторону, обходя колонну, делая вид, что заглядывается на шоу в центре зала.

— …удаленное управление. Включить фары или прогрев салона дистанционно — максимум, что можно сделать! Машина все равно не сдвинется с места без пассажира. Впрочем, для управления целым автопарком полезно, на панели мониторинга будут и показатели топлива и заряда, и пробег, и все данные с датчиков.

— Господи, зачем тебе это все?

— Мне было интересно. Они предоставляют доступ к начинке машины — это целая дыра в безопасности, если в нее влезет кто-то с кривыми руками. Настоящий кладезь детективных идей!

— Хорошо, что я пишу исторические пьесы…

Молодая женщина с волосами цвета розового шампанского, забранными в хвост, и молодой темноволосый мужчина с эспаньолкой стояли у стола с напитками, они говорили по-английски и не обращали внимания на Ричарда, уплетавшего канапе с тунцом и каперсами на весу. Он потянулся за бокалом за их спинами, женщина даже не повернула головы в его сторону.

— Ладно, — сказал мужчина. — Вернемся к грешникам. Вот тот, в бабочке, с блестящими ботинками…

— Выучил только три названия вина, всем говорит, что любит мотоциклы — но ни черта в них не разбирается.

Собеседник поджал пухлые губы и хмыкнул.

— А трусы у него какого цвета?

— Красные, Кристофер. Конечно красные, — усмехнулась женщина. — Он и штаны снимает, чтобы их показать — а не то, что внутри.

Ричард молча жевал и недоумевал, что за странные у них развлечения. Они угадывали, кто есть кто на празднике жизни? Фабиан Йегер из Департамента культуры и коммуникаций Министерства иностранных дел, действительно, был показушником — и трусы у него были красные.

По крайней мере, когда Ричард видел, как тот со спущенными штанами втягивает носом дорожки с кофейного столика.

Но она просто могла знать его — а не демонстрировать проницательность.

— О, а вот та блондинка — с медведем, — мужчина указал пустым бокалом на пару у раскидистого фикуса, очевидно, искусственного, в дальнем углу сверкающего зала.

Женщина вздохнула.

— Мятные конфеты и дезодорант без отдушки, — протянула она. — И мужу своему она вставляет вибропулю в зад, а сама щелкает пультом.

— Ты думаешь?

— Уверена!

Они смеялись, Ричард невольно покачал головой. Мужчина по имени Кристофер, наконец, обернулся на него, заметил его реакцию.

— Вы знаете ее? — спросил он, уже по-немецки.

Он даже не скрывал, что они обсуждают гостей… Бальзам для губ у Роуз, и вправду, был сладким и мятным.

— Нет, — улыбнулся он, тоже по-немецки. — А вы?

— Почти знаем! — ответил тот. — Дистанционно!

Дистанционно, через пульт, как с автомобилем, управляемым удаленно…

— А его?

Ричард имел в виду стоявшего рядом с Роуз Морица Бера.

— Его тоже знаем «почти», — говорил Кристофер, его спутница никак не реагировала. — И никакой он не филантроп.

— Почему?

Про Бера говорили многое — но у него была чрезвычайно позитивная репутация.

— Он нарцисс, — молвила женщина с розовыми волосами. — Пустая картонная коробка.

— Разве можно вот так сразу определить, кто нарцисс? — удивился Ричард.

Она впервые взглянула на него, он был на голову выше; у нее были темные глаза, у него голубые.

— Можно, — коротко сказала она.

Затем она лишила его своего внимания, устремив взор на Роуз и Бера.

Кристофер иронично развел руками, изобразив сожаление.

— Здесь все нарциссы, — бросил он.

— Нет, не все, — не согласилась женщина.

— Ну да, мы, например, не нарциссы…

— Она тоже не нарцисс.

— Ага, строгая училка, перфекционистка, наверное, трахает мозги и не умеет любить.

Ричарду было любопытно. Роуз была строгой училкой и перфекционисткой, пусть и вибропулю она ему в зад не совала. Умеет ли Роуз любить, Ричард не знал.

— Мой любимый цвет, мой любимый размер, — сказала женщина, затем добавила: — Шучу.

— Пойдешь знакомиться?

— Я больше не серийный убийца, Кристофер, никаких теперь семейных пар.

— Бывших серийников не бывает.

— У меня бессрочный отпуск.

Ричард сам не заметил, как уже давно перестал жевать канапе, как даже не допил шампанское из бокала… Он, в силу своей профессии, все воспринимал буквально — а они просто шутили.

— А как выглядит ее муж? — спросил он.

Они втроем смотрели на Роуз, Роуз уже заканчивала беседу с Бером, тот в дружеском жесте приобнимал ее за плечо, облаченное в бежевый костюм, что-то шептал на ухо. Роуз не отклоняла голову — на которой светлые волосы в прическе каре лежали всегда идеально ровно, — пусть и пересечение личного пространства было ей неприятно.

Роуз всегда старалась держать дистанцию.

Женщина с розовым хвостом усмехнулась.

— Какой-нибудь нарцисс в костюме, шести футов ростом, — она вновь повернулась к Ричарду, рассматривая снизу вверх его красивое, гладко выбритое лицо, узкий нос, тонкие губы. — Или еще выше. С голубыми глазами и упругой задницей.

— В которую можно вставлять пулю на пульте! — подхватил Кристофер.

Ричарду казалось, что они издеваются.

— Я же говорю, дыра в безопасности, — пожала плечами женщина, отвернувшись.

Он поднес бокал ко рту, Роуз не спеша шагала к ним.

— Она идет сюда! — шепотом, театрально паникуя, сетовал Кристофер. — О автомобильный бог! Точно сюда, это твой шанс!

Ричард сделал глоток и подавился, вино обожгло горло, он закашлялся, мгновенно покраснев, он ощущал себя нелепо — кажется, впервые в жизни.

Когда Роуз Вайс оказалась рядом, он часто моргал и странно таращился на нее.

— Идем, у меня есть что рассказать, — молвила она, протягивая руку и беря его за локоть.

Кристофер и женщина с розовыми волосами в одинаковой манере приподняли одну бровь и проследили взглядом, как он поставил на столик пустой бокал, уже на ходу.

Он хотел было попрощаться, но язык его не слушался. Ричард положил ладонь поверх ладони Роуз, обернулся лишь вскользь.

Женщина и мужчина прыснули.

8. Царь зверей

[Япония, Токио, Тюо]

Странный сон приснился Ричарду в ночь с четверга на пятницу, но смысл его он понял только в воскресенье.

Он, действительно, когда-то жил под личностью Рихарда Вайса, на миссии под названием Станция, работая в Министерстве иностранных дел Германии, и его напарницей — и, по роли, женой — была агент Роуз Вайс. На Станцию они прибыли четыре года назад, автомобильная вечеринка была спустя полтора года после начала операции… Еще спустя полтора года Ричарду и Роуз пришлось бежать из Берлина, заметая следы, они чуть не провалили миссию — и еле предотвратили катастрофу — потому что их разоблачили.

Год назад Роуз Вайс, которая уже на тот момент работала в контрразведке и занималась внутренними расследованиями, искала крота. Про хитроумный замысел, по которому было подстроено, что Ричард и есть крот, Ричард лишний раз не любил вспоминать… Год назад во время облавы Александра застрелила Роуз Вайс, когда они бежали из Москвы в Лондон — потому что иного выхода у них не было.

Женщина с розовыми волосами из сна была Александрой, мужчина с эспаньолкой — их общим другом Кристофером, бывшим агентом Цирка, инсценировавшим собственную смерть, чтобы уйти от разведки и начать собственное дело. Почему вдруг воображение Ричарда решило поместить их в декорации Станции, у него не было ни малейшего представления — до момента, как он включил телевизор в номере отеля.

За эти дни ничего не происходило. Он искал знаки, ломал голову над тем, кому было выгодно его запугивать, и какую реакцию от него ждали — но так и не делал ход.

Ричард терпеть не мог прятать голову в песок или залегать на дно — но пока что время в отеле походило на попытку спрятаться от проблемы.

Дарио докладывал ему события с паддока, Ричард следил за новостями и смотрел трансляции свободных заездов и квалификации по местному телевидению. Сейчас на канале Фудзи с прямого эфира вещали представители корпорации Нонода, поставляющей силовые установки для гоночных автомобилей Ротештира, по обыкновению расписывая чудесные перспективы технологий будущего, ставших реальностью уже сейчас. Президент и глава центра Мастерства инновационных исследований отвечали на вопросы про новые стандарты силовых установок для Формулы-1 по регламенту, который по решению Международной автомобильной федерации вступит в силу через три года.

Нонода отказалась от содержания собственной команды — но активно участвовала в гоночной жизни с помощью разрабатываемых технологий. Отношения Ротештира и Ноноды были партнерскими, они объединили усилия и поделили поле деятельности, пусть и в пересекающихся сферах они, несомненно, были конкурентами.

На завтра, на следующий день после гонки, для команды Ротештир была запланирована экскурсия в штаб-квартиру Ноноды в Минато, район Токийских небоскребов — где директора в очередной раз пожмут друг другу руки, а сотрудников будут развлекать — делая из этого развлечение.

Ричард ел рамен из пластиковой миски, сидя на кровати, Александра в ванной сушила волосы феном. Они уже успели сходить в сады Хамарикю в трех четвертях часа ходьбы — добираясь туда на такси — и забрать по пути обратно еду навынос.

Начало гонки было в два часа дня по местному времени, презентация Ноноды подходила к концу. Автомобильная корпорация представляла достижения не только машиностроения, но и искусственного интеллекта, на базе своих внутренних проектов для мониторинга, анализа и ассистирования. Юсукэ Кума, глава подразделения Мастерства инновационных исследований в центре Исследований и разработок, рассказывал и о проектах акселератора на базе исследовательского института Ноноды в Кремниевой долине, и о проприетарных разработках, системе «Совместная разведка», нейронной сети, самообучающейся на поведении пользователя, название которой резало слух.

— Забавно, — хмыкнула Александра, Ричард поднял на нее взгляд от миски с раменом. — Год назад какой-то студент продал им свою разработку искусственного интеллекта — которую делал на деньги Имперского колледжа Лондона. Отличный ход: использовать репутацию государственного учреждения, чтобы развивать собственный стартап, который привлекает внимание прогрессивностью — прямо как прототип Д'Анджело.

Джузеппе Д'Анджело был персонажем из книги «Кошки не пьют вино» — детективного романа об убийстве на итальянских виноградниках — принесшего Александре популярность. Талантливый стратег и бизнесмен, создавший свою империю Бароло, возродив старинные легенды о вине крови королей и алхимии… Ричард знал эту историю, он помнил того, на ком основан вымышленный герой — и лишь покачал головой.

— …популяризацией науки. Как говорил Генри Форд, что бы мы ни предпринимали, всегда была и будет пропасть между массовым потребителем и создателем инновации, — рассказывал с трибуны Кума. — Как была и будет извечная борьба между классами, каждый представитель которых мнит себя носителем истинной мудрости — научной, интеллектуальной или народной — и будет стремиться сохранить элитарность и узость собственного круга, не принимать изменения, вступающие в силу в новом веке технологий.

— Вообще-то это говорил Гедеон Рихтер, — с набитым ртом произнес Ричард, возражая.

Александра усмехнулась, скрестив руки на груди.

— Но это не мешает нам двигать идеи вперед и заниматься просветительской деятельностью, размывая границы, делая невозможное возможным, — продолжал спикер. — В этом миссия любого деятеля — переступать черту, перетаскивать на противоположную сторону ценное, являть его миру и делиться им. Я тоже когда-то не понимал смысл популяризации науки — считая, что так науку обесценивают, показывают ее, якобы, простоту — так, словно каждый может запустить ракету в космос и совершить открытие. Но правда в том, что запускать ракеты и совершать открытия обычному человеку мешает лишь узость мышления — в убеждении, что между классами есть какая-то разница.

— Вообще-то, — протянула Александра. — Это сказал не Форд и не Рихтер.

— М-м?

Юсукэ Кума был худым и высоким японцем средних лет — из тех, по которым невозможно понять истинный возраст, — он хорошо говорил по-английски — пусть и с типичной японской артикуляцией, он прекрасно держался на сцене. Под его началом прошли десятилетия развития инновационных технологий Ноноды, пару лет назад он попал в серьезную автокатастрофу и пережил долгую реабилитацию — чтобы позже вернуться в строй с новыми силами.

— Это сказал мой Грандмастер Рублев — и я даже помню, что это было на его кухне, за чаепитием с его партроном Германом, — объяснила Александра. — И они обсуждали его аспиранта, который ненавидел популяризаторов науки — которые обесценивают деятельность ученых, показывая их работу, словно это кусок пирога. И смысл цитаты был не в закономерности разделения на классы, а в невежестве обеих сторон спора.

Рука, держащая лапшу палочками, замерла над миской, лапша соскользнула обратно в бульон. То, что цитата принадлежала Рихтеру, венгерскому фармацевту, Ричард помнил из речи Бера, с которым он столкнулся на Станции. На той самой автомобильной вечеринке — когда Ричард познакомился с ним — он как раз рассказывал то же самое, что сейчас с трибуны вещал Кума. Единственным отличием был язык — Бер говорил по-немецки, а японец с экрана телевизора — по-английски.

— Они могли цитировать Рихтера, — отозвался Ричард.

— Исключено.

— Рихтер и Форд могли быть знакомы с Рублевым и его партроном?

— Возможно.

— Опять алхимики, — вздохнул Ричард.

Для Поэтов, алхимиков, не существовало понятий ни пространства, ни времени, Поэты и алхимики знали друг друга даже сквозь века, общались друг с другом через творчество — передавая из поколения в поколение знания и опыт. Форд и Рихтер были современниками, Рублев — следующим поколением, за ним — Александра и Ричард.

Партроны — партнеры и патроны — были напарниками на пути великого делания, совместные творения меняли реальность. Ричард уже не удивлялся, что все алхимики между собой связаны — и что через своего партрона Кристофера он был связан с бывшим партроном Кристофера, через знакомства с другими Поэтами он может общаться и с Данте, и с Мильтоном, и с Ричардом III, и с Гете…

Случайно ли Бер процитировал тогда слова Поэта — или Бер мог быть алхимиком? От этой мысли Ричарду стало не по себе. Воспоминания о Морице Бере были неприятными — потому что Бер стал для него кем-то вроде личного врага.

Эту проклятую Станцию он, видимо, еще нескоро забудет.

— Ну вот, — в наигранном недовольстве сказала Александра. — Теперь я не успокоюсь, пока не вспомню, как звали этого аспиранта… Мне даже интересно. Потому что он тоже к этому причастен — он был одним из талантливых учеников Рублева и Германа.

Ричард поставил миску на прикроватную тумбочку, он задумался. Мысленно он переместился в прошлое, в Берлин, в отдел инфраструктуры Департамента Азии и Тихого Океана Министерства иностранных дел Германии.

Работа агента под прикрытием в чужой стране — роль, которую следует играть двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, неопределенный срок, пока не будет иных указаний от руководства. Шпионаж, политический, промышленный — деятельность, наказуемая пытками и смертью: если не от карательной силы противника, то от руки своих же коллег — если вдруг вытащить из страны разведчика не получается.

Ричард и Роуз жили в Берлине под чужими именами, изображая семейную пару — Рихарда и Роуз Вайс. Они добывали и с нужной периодичностью передавали информацию о деятельности Министерства в Секретную Разведывательную Службу Великобритании. Их позиции не привлекали внимание, во внутренней системе многие разделы для них были закрыты, но они находились в эпицентре событий, в политическом муравейнике, на пересечении путей сообщения.

Агенты Вайс были связующим звеном между иностранными послами и политическими деятелями, ключевыми фигурами мирового масштаба — даже если послы, деятели и фигуры об этом не знали. Вопросы, касаемые других стран — рассматриваемых в контексте внешних взаимодействий Германии, — интересовали британскую разведку больше, чем дела отдельно взятого государства. Слухи и секреты, подслушанные и проговоренные на ночных сборищах дипломатов и их приятелей под кайфом, были еще полезнее.

Искушений было много. Ричард когда-то полагал, что его отправили на Станцию, потому что он подходит под описание молодого дипломата-немца в счастливом браке с коллегой-немкой, что он имеет необходимые знания и навыки, что он ответственный, неподкупный и надежный… Оказалось, что он просто был хорош собой и должен был стать тем, кто окунается на дно, в развратный мир берлинских увеселительных заведений, в то время как Роуз Вайс больше играет на поверхности.

У них был хороший тандем, Ричард был рад, что он на задании именно с Вайс. Она была холодна и требовательна, она никогда не ошибалась и, как и Ричард, уважала субординацию и рабочую этику.

Они полтора года спали в разных комнатах и целовались только тогда, когда этого требовали обстоятельства. Ричард помнил лишь один раз, когда он видел Вайс в белье, и то это была постановочная сцена — когда они только устроились в Министерство иностранных дел, и ему следовало зайти к Вайс в кабинет — в юридическом отделе, — чтобы раз и навсегда произвести на всех впечатление похотливого самца.

Их должны были застукать — и бюстгальтер у Вайс был белый, на косточках, но без кружев. Трусы, судя по всему, тоже были без кружев — потому что на ощупь они были незаметны под брюками.

О том, чтобы намеренно подкатывать шары к агенту Вайс, Ричард даже не думал — потому что ему всегда было куда присунуть член, даже когда он сам этого не хотел.

Во время Станции он часто, пусть и мысленно, проклинал свою участь секс-машины, куклы на витрине, которая крутит задницей и всегда привлекает внимание. У него была внешность широкоплечего плохиша-актера, ему шли синие и черные рубашки, небритым и с грязной головой его считали еще более привлекательным, чем причесанным офисным модником.

И в задницу, как заметила Александра в его сне, ему тоже нередко хотели что-нибудь засунуть.

Вайс представила его Беру на той вечеринке, Бер имел большой круг знакомых, Ричард счел связи Бера ценными — и дал Беру понять, что сам может быть ценным… Какое-то время находясь рядом с немецким меценатом, они, как охотничьи псы, приносили свежие трюфели в Цирк.

Потом они выяснили, что Бер — не только филантроп и лидер мнений, соучредитель фармацевтической корпорации, но и русский шпион.

Сливать через Бера ложные сведения напрямик в русскую разведку они считали гениальной идеей. Полгода они забавлялись, радуя Цирк ощущением вседозволенности и всевластия — пока Бер не понял, что к чему.

Он был настоящим профессионалом, он бы не оставил им шанса — если бы не чистая случайность, позволившая им уйти. Они заплатили высокую цену — и не смогли спасти своих людей, еще двоих агентов под прикрытием…

Ричарду пришлось их убить — потому что если бы до них добрался Бер, миссия была бы провалена. У них бы не получилось вывезти всех единовременно — и замести следы.

Мориц Бер был таким же, как они, даже сильнее — просто у него был другой хозяин. Ричард лишь год назад понял причину бешенства Бера, который вмиг потерял все — из-за двоих британских шпионов, вставших у него на пути, сломавших годами работавшие, отлаженные механизмы.

Бер строил свою империю с умом — но на обеспечении русской разведки, которая вмиг лишила бы его и статуса, и жизни — за ошибку. Как сложилась его судьба дальше, Ричард не знал — и не хотел знать…

— Вот, нашла! — воскликнула Александра, показывая Ричарду экран телефона, и его резко вытолкнуло обратно из водоворота воспоминаний. — «Слово как инструмент музыкального самовыражения Германа Гессе», — зачитала она. — Статья бог знает какого лохматого года, кандидат филологических наук Вадим Рублев, соавтором идет Борис Медведев, Московский государственный университет, кафедра теоретической и прикладной лингвистики.

Он даже не заметил, как она села рядом на кровать, не знал, как долго искала информацию об аспиранте… По телевидению уже показывали, как начался предстартовый отсчет, все, за исключением представителей команд и механиков, покинули стартовую решетку, погасла одна пара красных сигналов.

— Медведев… и Кума на японском тоже медведь, — хмыкнула Александра. — Русский царь зверей.

Ричард уставился на нее, словно увидел привидение.

Бер — тоже медведь.

9. Мечтатель

[Япония, Судзука, Трасса Судзука]

[Япония, Токио, Тиёда]

Дарио пытался спать, упираясь лбом в стекло автобуса, стоявшего на парковке трассы Судзука в ожидании, пока вся команда Ротештир не окажется в сборе — чтобы ранним утром отправиться в Токио. Ночевали они в моторхоуме, солнце еще только поднималось от горизонта, раскрашивая небо коралловыми полосами и оттенками оранжевого — как на их темно-синей форме с яркими нашивками логотипов.

Очередной уик-энд подошел к концу, впереди двухнедельный перерыв. Макс и Серхио — снова лидеры гонки, вновь Быки произвели фурор, фанаты писаются кипятком, ненавистники и завистники заявляют, что всему причиной — новая технология покрытия карбонового корпуса болида, на который теперь не прилипает копоть от покрышек, что на порядок улучшает аэродинамические характеристики — разработка, которой нет аналогов у других команд.

Мотор гудел, автобус еще не трясло — и Дарио решил не менять позу, пока транспортное средство не тронется с места. На плечо соседа будет куда комфортнее уронить голову — потому что даже через кепку передается резонанс от стекла.

Он научился спать где угодно и как угодно — но точно знал, как лучше, чтобы чувствовать себя бодро после пробуждения. Он перестал переживать о том, что о нем подумают; когда выдавались минуты что-нибудь почитать, он уже надевал очки — с толстыми круглыми стеклами — которые перестал носить, как только окончил школу. Зрение у него всегда было плохое — однако он выбирал щуриться и притворяться, что все в порядке.

Он понятия не имел, как его взяли в разведку — и надеялся, что не только потому что он рассказывал офтальмологу про семейный рецепт печенья бискотти.

Дарио пытался поступать в школу полиции, но его не брали — ни после окончания школы, когда он еще был несуразным, плохо подтягивался и отжимался, выдыхался на пробежках, ни когда он уже похорошел и подкачался, перестал выглядеть как книжный червь. До совершеннолетия он продолжал работать в семейной продуктовой лавке и пекарне в Кентербери, помогая отцу за прилавком, но не оставлял надежды исполнить мечту. Еще год назад он и представить себе не мог, что будет путешествовать по миру в составе гоночной команды-чемпиона, выполнять секретные миссии и знакомиться с таким количеством интересных людей.

Дарио Фишер — которого раньше звали вовсе не Фишер — всегда был мечтателем… Он предпочел не отказываться от своей натуры — потому что знал, что себя переделать невозможно — можно только прокачать. Он воспитан на приключенческих романах, на детективах и научной фантастике, он верит в добро и нечто большее, чем благополучная рутина. Он прекрасно понимал, что жизнь далека от идеалистических картинок поэтов — но не хотел лишать себя удовольствия верить в абсолют и иметь ориентир, то, на что можно равняться.

Автобус заурчал, Дарио дернулся в кресле, лег на другой бок, устраиваясь на плече физиотерапевта Брэда — который, услышав историю про Ричарда, сбежавшего из госпиталя, чтобы самостоятельно добраться до Токио, искренне ужасался. Он чем-то напоминал доктора Брэдшоу, оказавшегося невольно втянутым в шпионские игры.

Адам Брэдшоу, насколько Дарио понял, решил остаться в Токио — раз уж он, вполне легально, оказался в Японии… Ричард представлялся Дарио волшебником, достающим из-под полы документы и визы, частный самолет и решение любого вопроса — как будто пользовался магией, подобно персонажу из романа «Кошки не пьют вино».

То, что русская писательница — агент Цирка, Дарио поражало в течение первого часа. Потом он принял невероятные совпадения как данность — потому что с Ричардом Бейтманом случайности становились неслучайными, тот словно умел предсказывать будущее, каждый раз удивлял какими-то трюками.

Ричард мог запросто угадать, кто в какой момент войдет в бокс, уронит тарелку на точке питания или начнет звать по имени координатора… На недавнем уик-энде в Монце он предупредил Дарио, когда на того чуть не нагадила итальянская чайка: просто попросил пересесть на соседний стул летнего кафе.

Ричард рассказал, почему незнакомец напал на него в Сингапуре, теперь пазл начинал складываться. Ричард Норт — имя на миссии, в которой он работает в паре с Александрой Штерн; актер Ричард Норт часто светил физиономией в новостях и социальных сетях — и его узнал некто из прошлых знакомых и угрожал разоблачением. Ричард назвал злоумышленника Львом и Медведем — Дарио принял к сведению и это.

Ричард заявил, что намерен поехать на экскурсию в офис Ноноды вместе со всей командой, он неведомым образом объяснил руководству свое подозрительное поведение и исчезновение, обещал прибыть к полудню в отель, где Быки — те, кто не возвращаются домой в перерывах — задержатся на полторы недели — пока не настанет время улетать в Катар, на новый Гран-при.

Ричард сказал, что тот, кто заказал нападение, связан с руководителем центра Мастерства инновационных исследований, Юсукэ Кумой — и, следовательно, им придется найти способ подобраться к нему. Пока они не выяснят, союзник Кума им или враг, они должны оставаться незамеченными, а роль гостя, члена гоночной команды Формулы-1, идеальное прикрытие. Они все равно в фирменной форме и в кепках, а если Левмедведь знает, что Ричард работает в Ротештире, это будет открытым ходом.

Дарио воодушевился головоломкой — потому что задача выглядела как настоящее детективное расследование, с поиском неизвестного преступника по оставленным уликам и кусочкам мозаики. Если бы ему еще объяснили, что именно предстоит искать, было бы эффективнее.

Когда они прибыли в отель Империал — по иронии, с гербовой фигурой льва на логотипе — спустя четыре часа дороги, Ричард уже ожидал на первом этаже в холле. При нем была только дорожная сумка, он выглядел намного лучше, чем в четверг, когда они с Дарио виделись в последний раз. Коллеги, с нетерпением вывалившиеся из автобуса, с типичным галдежом вошедшие в здание отеля, приветствовали его и поздравляли с возвращением, он отшучивался и утверждал, что умирать не собирался.

У них было полчаса, чтобы обустроиться в номерах, потом по плану всю команду следовало отправить обедать. Режим по графику и расписанию — без необходимости принимать решения самостоятельно — облегчал и без того загруженные будни, недели между уик-эндами пролетали незаметно.

Дарио бросил вещи в комнате прямо у входа, сходил в душ и уже спустя четверть часа ломился в дверь номера Ричарда. Тот открыл почти мгновенно — потому что топот бегущего напарника был слышен с дальнего конца коридора.

— Какой план?

Ричард впустил Дарио, захлопнул створку, отступил вглубь комнаты.

— Для начала я расскажу тебе все. На этот раз все.

— Прекрасно.

— Потом ты будешь действовать на виду, а мне придется лишний раз не светиться. В Цирк докладывать буду только я.

— Понял.

— Я присылал тебе информацию про Куму. Что ты про него скажешь?

Дарио скривил губы, пожимая плечами.

— Типичный японец, трудоголик, потомственный инженер, без семьи и детей, но с племянниками и прочими родственниками, с идеальной репутацией и большими амбициями — для создания технологий будущего.

— По словам его окружения и прессы, — добавил Ричард.

— Я не нашел ничего подозрительного, — Дарио хмыкнул. — Он работает на свой образ и не выходит из него.

— Тебе нужно будет узнать о нем больше — кто он, что стоит за этим образом. Как только мы окажемся в Ноноде, придумаем на месте, как это сделать.

Дарио кивнул. Ричард достал телефон из кармана, через пару мгновений он протягивал устройство открытым на странице браузера со статьей о немецком меценате Морице Бере.

— А этот?

— А этот мертв, — хохотнул Дарио. — Шучу. Карьерист, везде засветился и везде побывал, а когда узнал, что у него рак гортани, застрелился.

Бер был худощавым, темноволосым, с выразительными чертами лица, на сегодняшний день ему было бы сорок шесть.

— Он не умер, — возразил Ричард. — Он был русским шпионом в Германии все пятнадцать лет своей карьеры, а два года назад, после того как оказался разоблачен, сбежал и сейчас живет под другим именем.

Дарио глядел на него изумленно и внимательно.

— Рабочая версия: Бер, он же Медведь, узнал меня и использовал наемника, чтобы доставить беспокойство — но так, чтобы не выдавать себя. Юсукэ Кума на вчерашней трансляции с лидерами Ноноды произнес ту же самую цитату, что и однажды произносил Бер — и это не совпадение.

Дарио молчал, они стояли друг напротив друга в центре комнаты, Ричард продолжил.

— Цитата принадлежала филологу Рублеву, Рублев был профессором Бера, когда Бера еще звали Борис Медведев, и он учился в Москве двадцать лет назад. Кума не связан с Рублевым — мы уже проверили это — но может быть связан с Германом Гессе.

— Гессе? Игра в бисер?

— Да, Гессе и игра. Просто запомни, потом поймешь.

— Угу.

— Нужно выяснить, пересекались ли Бер и Кума раньше. Ни в сети, ни в базе Цирка я ничего не нашел — но реальные люди, как правило, помнят события иначе.

— Хорошо, я все сделаю.

— В штаб-квартиру Ноноды просто так не попасть, доступные для посещений залы выставочного центра отделены от офисов. Нас наверняка поведут туда, куда выгодно вести — чтобы показать сотрудникам и чтобы снять хороший материал для хроники — поэтому придется пользоваться любой возможностью.

Они уже шли по коридору из номера, чтобы встретиться с остальными членами команды в холле, но у Дарио из головы не выходил один вопрос.

— С Медведем понятно… Но почему Лев?

Створки лифта с гербовой фигурой отеля на верхней панели рамки отворились, Ричард пропустил его вперед.

— Лев — это клише о том, кто хотел быть кем-то, — ответил он и после паузы добавил: — И лев знаменит в Японии.

10. Знаменит в Японии

[Япония, Токио, Минато]

— Сила мечты — слоган, который объединяет больше двух сотен тысяч наших работников по всему миру, — говорил генеральный директор Ноноды Тошихиро Минобе. — Вот уже три года «новая» Нонода стремительно преобразуется с большой скоростью — чтобы подарить силу мечты в каждый дом и в каждое сердце по всему миру.

Юсукэ Кума налил в опустевший рокс очередную порцию торфяного виски, откинулся на спинку кресла. На гигантском изогнутом экране, превращающего стену с панелями в подобие кабины космического корабля, воспроизводилась запись сегодняшнего выступления с экскурсии для команды Ротештир. Круговой зал собраний на втором этаже, ряды лавок полукругом, в центре — мотоцикл на пьедестале, три спикера… Кума имел привычку переслушивать все публичные выступления важных мероприятий фоном, иногда на полуторной скорости, практически не обращая внимания на изображение, ориентируясь исключительно на слух.

Он хотел помнить все — и не упускать мелочей, в которых, как известно, кроется дьявол. Акустическая система в кабинете на десятом этаже позволяла уделять внимание деталям — если это требовалось; в остальных случаях было достаточно беглого ознакомления.

Время перевалило за полночь, верхние уровни штаб-квартиры в здании Аояма были пусты, топ менеджмент давно разошелся по домам, а на нижних этажах, все же, изредка раздавался стук пальцев по клавиатуре, шуршание упаковок со снеками и пшиканье банок с энергетиками.

Офис стоял на ушах всю неделю — из-за Гран-при в Судзуке и этих зажигательных ребят из гоночной команды Ротештир. Трех человек из отдела ивент-менеджмента за неделю отправили на больничный с тахикардией и нервным истощением — и десяток наверняка скрывают недомогание. Культ работы Куму никогда не смущал — это было частью его японской натуры.

От этой мысли он усмехнулся и пригубил виски. Единственное, что отличало его от японца — он никогда не напивался в хлам.

— Кото и моно, — продолжал Минобе, — полезный опыт и материальные вещи — вот основополагающие ценности компании, направленные на улучшение качества жизни наших клиентов. Мы рады разделить эти ценности с вами.

До того как попасть в президентское кресло, Минобе был руководителем центра Исследований и разработок, объединяющим центр Разработки системных решений и отдел Мастерства инновационных исследований — в котором трудился Кума. Новая эра Ноноды стартовала с приходом на должность исполнительного директора Минобе, «бросающего вызов» — который за пару лет вывел производство электромобилей на мировой уровень, заявил о революционной разработке твердотельных аккумуляторов, способных перевернуть автомобильную индустрию.

Использование внешнего опыта и заключение полезных альянсов тоже было частью стратегического плана по развитию — как, например, возвращение на Формулу-1, но не в роли владельца гоночной команды, а в роли производителя силовых установок для Ротештира.

Стать одновременно незаменимым — и каждый раз поражать воображение… Такова миссия Ноноды, такова миссия центра Мастерства инновационных исследований.

— И мы полностью поддерживаем вас, господин Минобе, — взял слово Кристиан Пирс, директор Быков, а затем кивнул на Куму, стоявшего в тот момент справа, у пьедестала импровизированной сцены. — Господин Кума вчера накануне гонки верно подметил: популяризаторская миссия — всегда прокладывание моста между производителем и потребителем, между артистом и зрителем. Золотые руки создают то, что показываем мы, большой цирк.

Кума покачал виски в бокале, пить вязкий, дымчатый, с запахом мокрой шерсти напиток было тяжело даже мелкими глотками. Удивительно хорош торфяной виски, если его подавать в углублении шарика сливочного мороженого…

— Вы все помните тот самый РШ14, который расписал Мистер Дудл для благотворительного аукциона «Крылья для жизни», — говорил Пирс. — Художник создал произведение искусства поверх манифеста автомобильной промышленности — а Макс и Серхио подписали его на торцевой пластине заднего крыла. Дудл-быка продали за двести двадцать тысяч фунтов стерлингов — а вырученные средства пошли в фонд, занимающийся финансированием лечения повреждений спинного мозга. На открытии сезона меня еще спрашивали, почему я не надел костюм, как у Мистера Дудла — черно-белый, с узором…

Оператор вовремя выхватил кадры с ассистентом, подающим из-за спин спикеров чехол — очевидно, с костюмом внутри. Команда улюлюкала, они уже догадались, что время костюма, наконец, пришло…

— Макс, тебя решено нарядить в костюм, — объявил Пирс. — Такова инструкция от главного гоночного инженера.

— От физиотерапевта! — выкрикнул Даниэль Риццо.

Зрители разразились хохотом, Макс Вермеер уже поднимался с лавки, чтобы забрать чехол, на молодом лице была улыбка от уха до уха.

— Даниэль, ты абсолютно прав, — добавил директор. — И я расскажу тебе секрет — уже от твоего тренера.

В руках Пирса оказался второй чехол, Вермеер уже указывал пальцем на Риццо и гоготал, возвращаясь на место.

Потом настала очередь Серхио Пелаеса забирать одеяние с эксклюзивным дизайном известного художника-граффитиста, но Кума уже не следил за видеозаписью — он отвернулся от экрана, задумчиво уставившись перед собой, в сторону широкого окна с огнями ночного Токио.

Шоу — и шоумены. Настоящий большой цирк… Нонода создает продукцию будущего — однако ее нужно кому-то рекламировать и продавать.

Как с роботами — все любят роботов. Айзек — робот-гуманоид, названный в честь писателя-фантаста и его трех законов робототехники, стоявший в выставочном зале штаб-квартиры больше двух десятилетий, стал визитной карточкой Ноноды — потому что говорил на языке жестов, вел себя, как человек, наливал кофе в бумажный стаканчик и прыгал на одной ноге как ребенок.

Технологии Айзек дали виток целому направлению для разработки мобильных автономных систем и систем с удаленным управлением — но всем запомнится робот… Как и Дудл-бык и пилоты Формулы-1, разодетые в узорчатые костюмы с фирменными логотипами команд.

На входе здания штаб-квартиры — огромный баннер с портретом Вермеера, в приветственном зале первого этажа — плакаты с изображениями пилотов команды Ротештир, в автомобилях которых — силовые установки Ноноды. К ним ежедневно совершают паломничество фанаты; хромированные элементы мотоциклов и электромобилей не привлекают внимание так, как привлекает внимание лицо гонщика и яркий болид — стоящий в музее или с ревом несущийся по центральной улице Токио во время городского шоурана.

Свои слова на встрече Юсукэ Кума помнил наизусть — но не потому что готовил речь заранее. Искусственный интеллект никогда не заменит человека полностью — покуда человеку нравится смотреть на человека. Люди одушевляют роботов, людям нужно зрелище и герои… И злодеи тоже нужны — и театр, и драма, и слезы — от горя и радости. Системы-советники, нейронные сети, беспилотные автомобили, дроны и прочие устройства — для облегчения жизни человечества, для служения — чтобы человечество могло больше времени уделять развлечению.

Все просто: австриец, британец, японец — все хотят одного и того же. Оптимизация операционки, меньше рутины, больше живого любопытства — чтобы развиваться и достигать результатов.

Развитие — встроенный эволюцией механизм, он присущ всем, даже тем, кого сочтут безнадежно пропащими. Особенно подсаживаются на вечную гонку за недостижимым удовлетворением трудоголики — которые ежегодно мрут на работе, получая посмертно пособие.

Кума нередко спрашивал себя, трудоголик ли он. Бутылка виски на столе, небрежно растянутый узел галстука на шее говорили, что нет… Однако результаты были всегда мерилом его ощущения собственной ценности.

Катастрофа, случившаяся с ним два года назад, открыла ему глаза — он чуть не потерял все, и едва не настигшая его смерть была лишь частью падения.

Он строил свою империю долгие годы — и в одно мгновение башня из стекла и металла обрушилась вниз, угрожая похоронить его под обломками. После автомобильной аварии на перекрестке в Тошиме, районе Токио — по вине туриста, не справившегося с управлением, погибшего на месте, — Юсукэ Кума с множественными телесными повреждениями и черепно-мозговой травмой был доставлен в госпиталь и пробыл в коме около полугода.

Воскрешение и возвращение в строй главы центра Мастерства инновационных исследований было настоящим чудом. Несколько месяцев реабилитации — и Кума был как новый, будто заново родившийся.

— Совсем забыл! — наигранно воскликнул Пирс. — Еще один секрет раскрою только вам — и нашим гостеприимным партнерам из Ноноды.

Он доставал из конверта лист с именем художника, победителем конкурса на дизайн ливреи для болида Быков к последнему из трех американских Гран-при — того, что пройдет в Остине во второй половине октября. Еще один способ привлечь фанатов к шоу большого цирка…

— Торцевая пластина переднего и заднего крыла, сайдподы, боковины шасси… Нет, это не граффити, — улыбался Пирс, — и не аниме.

Команда уже догадалась о теме сюрприза, они задорно выкрикивали предположения и шептались, оператор снимал то Вермеера, то Пелаеса, то Риццо, выделяющихся на фоне сине-оранжевых костюмов.

Кума поднес стакан с виски ко рту, но так и не сделал глоток. Секунда — и камера уже переключилась с ряда галдящих Быков в зале собраний на спикеров на сцене — смеющегося Пирса, терпеливо наблюдавшего за происходящим Минобе и самого Куму, заглядывавшего директору Ротештира через плечо, чтобы прочесть текст на карточке.

Он с грохотом поставил рокс на стол, сделал останавливающий жест, поставив видеозапись на паузу, протянул руку к сенсорному пульту, встроенному в стол, чтобы отмотать назад.

Мгновение спустя в стеклянную панель стены — в паре дюймов от экрана — влетел стакан из-под виски, жидкость расплескалась в полете по полу, оставляя блестящий штрих, осколки рассыпались по кабинету под оглушительный, искрящийся аккомпанемент звона.

В конверте было имя дизайнера, создавшего макет, вдохновляясь симметрией Тигра Блейка — под названием «Инвариант».

На изогнутом экране была физиономия Ричарда Норта — в фирменной кепке и куртке Ротештира.

Этот сукин сын в Ноноде — прямо под носом!

11. Влюбленные

[Япония, Токио, Тюо]

[Япония, Токио, Тиёда]

На тридцать шестом этаже башни Мицуи в Адама Брэдшоу чуть не влетел молодой мужчина в красной толстовке. Адам отпрянул от яркого пятна, летящего навстречу, выскочившего из лифта, тот со смехом поднял руки в извиняющемся жесте. Они тут же разминулись, парень пружинистым шагом направился дальше по коридору, Адам вошел в кабину.

Он только что разговаривал с Александрой — и направлялся вниз, но не в свой номер, а на прогулку — потому что сидеть в комнате было скучно. Он догадывался, что она его попросту выпроводила.

Эти агенты, все-таки, такие странные…

Когда створки лифта захлопнулись, Адаму показалось, что кто-то кричал — от радости, как обычно вопят люди, когда неожиданно встречают знакомого. Парень в красной толстовке явно кого-то приятно удивил своим появлением.

Доктор Брэдшоу перепробовал блюда из всех лапшичных в округе, Александра, с первого дня составлявшая ему компанию, пока Ричард оставался в номере, жаловалась, что соба и удон ей уже осточертели. Адам пытался найти себе занятие — и будто бы расстроился, что его помощь уже была не нужна, как только Ричарду стало лучше.

Уезжать он пока не собирался, у него было предчувствие, что все это — незапланированное путешествие в Японию и встреча с британской разведкой — зачем-то нужно.

Впрочем, это могла быть просто прокрастинация — и нежелание возвращаться в Балтимор.

Александра уже захлопнула дверь за отправившимся ужинать в одиночестве доктором Брэдшоу, но не спешила отходить от порога — потому что к номеру вверх по коридору приближались шаги.

Она открыла не дожидаясь — и тут же завопила, повторяя за мужчиной в красной толстовке, бросившимся к ней с объятиями. Кристофер орал без стеснения — и она тоже орала, не заботясь о том, что подумают постояльцы из соседних номеров. Вскоре они уже отпустили друг друга, оценивающе разглядывая, гость прищурился.

— Сколько мы не виделись — полтора месяца?

— Около того, — отозвалась Александра.

— Как Ричард?

— Живой.

Кристофер и так знал, как Ричард — потому что партроны связаны между собой даже без звонков и мессенджеров. С Александрой он общался наяву в последний раз, когда она приезжала в Лондон — на свое очередное мероприятие для читателей, организованное издательством Трегер. Им тоже не обязательно видеться, чтобы быть в курсе происходящего — но каждая встреча превращалась в событие.

Их объединяла уникальная способность находить себе приключения на задницу, где бы они ни оказывались. У такой совместимости даже было название, вовсе не шпионское и не алхимическое — «дружба».

Кристофер отступил назад, оглядывая помещение, всем видом показывая, что не собирается проводить время в номере.

— Предлагаю пойти в музей современного искусства в Императорских садах, там наверняка выставлена какая-нибудь дичь, — сказал он. — Вы же еще там не были?

Александра покачала головой: они с Ричардом выбирались на улицу только в воскресенье, а одна она — или в компании доктора — не уходила от отеля дальше нескольких миль. Телевизионная башня Токийского небесного дерева из окна уже мозолила глаза.

— Вечером пойдем в изакаю, я давно не нажирался в хлам по-японски, — добавил Кристофер. — Я не дам вам умереть от скуки.

— Мы быстрее умрем от чего-нибудь другого.

— Мы найдем засранца — и сделаем из него якитори. Ты всерьез считаешь, что он может быть опасен?

Этот засранец — Бер, Медведев — нанял неизвестного, чтобы причинить вред Ричарду, сейчас Ричард отправился в штаб-квартиру Ноноды и вновь выступает в роли приманки… То, что его узнают, Александра не сомневалась — однако она не знала, к чему это приведет.

Своим визитом в вотчину Кумы — который по какой-то причине цитировал определенный текст — Ричард совершает ответный ход — и начинает играть в шахматную партию Бера. Он понимает, что делает, с ним напарник Дарио… Он по-прежнему на миссии с Быками, и за ним — содействующий Цирк.

Александра вздохнула.

Ричард был как говядина вагю — которого кормят отборным зерном, поят пивом или саке, делают вибромассаж, чтобы мясо было мраморным и нежным — но все равно в итоге отправляют на стол.

— Да, — ответила она. — Бер — ученик Грандмастера, у Бера с Ричардом личные счеты, и на счастье Ричарда, Бер счел его недостаточно интересным, чтобы убить — и лишь припугнул.

— Но он не знает, что Ричард в Ротештире.

Александра кивнула.

— Да, я считаю так. Иначе он бы назвал его не Ричард Норт, а Ричард Бейтман.

— Бер знает тебя.

— Не больше, чем писателя, максимум — как часть прикрытия Ричарда. Не думаю, что он знает, что у нас общий учитель, или связал меня и Поэтов — он никогда не воспринимал алхимию всерьез.

— Ты можешь ошибаться.

— По словам Ричарда — и Рублева — Бер прагматик. Он не верил в алхимию, потому что не находил объяснения тому, как она работает — и никогда публично не демонстрировал своей причастности к Поэтам.

— Это значит, что он когда-нибудь совершит ошибку — и мы сделаем из него якитори.

— Ты просто хочешь есть, — усмехнулась Александра. — Пошли ужинать. Хочешь, познакомлю тебя с нашим новым доктором, которого Дарио похитил из Сингапура?

Кристофер покачал головой.

— Докторы и шпионы — вечером. Лучше расскажи про серийных убийц, о которых ты пишешь новую книгу.

Они отправились пешком до парка Китаномару, части Кокио Гайен — внешнего сада Императорского дворца, — но так и не посетили музей современного искусства. Они просто гуляли, задержавшись там надолго, даже не попав на территорию замка Эдо и не увидев двойной мост Нидзюбаси и белую сторожевую башню Фусими-ягура.

Александра уже допила кофе и держала в руках пустой стаканчик, Кристофер жевал онигири, взятый на вынос из кафе у концертного зала, за их спинами позади лавки на японском наречии перекрикивались птицы. Закатное солнце садилось за горизонт небоскребов, окружавших оазис парков в центре столицы.

— Тебя правда не смущало то, что он общался со мной больше, чем с тобой?

Кристофер облизал пальцы, взял следующую порцию, дожидаясь ответа.

— Нет. Он хотел разделять работу и… меня, — Александра пожала плечами. — Это помогало сосредоточиться.

— Меня и работу он не разделял.

— Ты же, как-никак, бывший агент.

— Это предлог. Со мной проще. А с тобой… Ему важно, что ты о нем думаешь.

Александра перевела взгляд с пестрых красно-желто-зеленых кустов на собеседника.

— Ты сейчас серьезно? — скривилась она. — Он не общался со мной, потому что ему не хотелось, чтобы я видела, когда у него что-то не получается?

— Ага.

— И он сам тебе это сказал?

Она надеялась, что это всего лишь выдумки Кристофера… Но тот, будто нехотя, кивнул.

— Он прилетел к тебе сразу, как только нашелся повод… Как только понял, что ему на самом деле важно.

— И что же ему важно?

— Ты.

— Ну замечательно, — фыркнула Александра. — То, что ты описываешь — какая-то любовная зависимость и идеализация. У Ричарда свои дела, у меня свои, он знает, что я всегда рядом, даже если мы не вместе — и уж тем более ему не нужно, чтобы я лезла в его работу.

— Сейчас ты влезла в его работу.

— Потому что он позволил мне это сделать.

— И сейчас ты видишь, что он плохо справляется.

— Почему плохо справляется?

Кристофер делал вид, что занят пережевыванием пищи, затем потянулся за бутылкой ядовитого цвета газировки, Александра смотрела на него выжидающе.

— Я сомневаюсь, что Ричард будет рад, что мы обсуждаем наши с ним отношения у него за спиной, — добавила она. — Он тебя не просил это обсуждать.

Кристофер улыбнулся, бутылка зашипела от поворота крышки.

— Сам он точно тебе это не скажет, — наконец произнес он.

— Скажет, если понадобится. Странный разговор… Представь, что Уильям говорит с Ричардом обо мне — то, что я ему сама сказать не решаюсь.

Она иронично поморщилась, Кристофер усмехнулся.

— Представил. «Ричард, Ричард, перестань думать о ее бывших — она же о твоих не думает», — изобразил он мягкий и вкрадчивый голос. — «Ричард, Ричард, прекрати расспрашивать о ней Кристофера — она же о тебе его не расспрашивает».

Александра рассмеялась, поставила картонный стаканчик на лавку рядом с собой.

— Похоже. Нет, даже если ты не преувеличиваешь, он зря беспокоится.

— Ты никогда не говорила ему, что любишь его.

— Конечно говорила! — возразила она. — Конечно гово… Нет, Кристофер, ты точно издеваешься, — она пнула его по ботинку, он расхохотался, чуть не пролив на себя содержимое бутылки, поднесенной ко рту. — Он знает, что я люблю его — и все эти сентиментальные глупости ему ни к чему.

— Глупости, значит…

— Ты-то сам как считаешь?

— А я чего?

— Нужны Ричарду эти сентиментальные глупости?

— Это не я сказал, это он сказал!

— Врешь!

— Да нет! Вот ты за него сама решила, что ему нужно, а что нет.

— Не переиначивай мои слова, — возмутилась Александра. — В любом случае, это мы с ним обсудим без тебя.

— Он все равно мне потом все расскажет.

— Сюжеты для мелодрамы будешь искать в другом месте!

— Просто прими к сведению то, что я сказал, — Кристофер отклонился на спинку лавки и сделал глоток. — Он не пуленепробиваемый.

Александра никогда не считала Ричарда пуленепробиваемым — даже когда он профессионально лгал и притворялся.

— Хорошо, — согласилась она.

Кристофер поджал губы.

— Я иногда вам завидую.

— Чему именно?

— Влюбленность, любовь, страсть, романтика, — протянул он. — Геройство не ради работы…

— Опять издеваешься.

— Я серьезно. Ты ни черта не ценишь то, что у тебя есть. Тебе достался такой мужик, а ты будто этого не замечаешь.

Александра ахнула.

— Вот так, значит!

— Вот так!

Она сперва хотела ответить, что его мир давно стал ее миром — и наоборот; что она любого за Ричарда порвет в лоскуты — и потому будет носом рыть землю не хуже агентов Цирка. Она сперва хотела спросить: не этим ли измеряется сила любви и вовлеченности… Но потом поняла, что Ричард сам прекрасно справится — и потому ее помощь, единственный язык любви, на который она была способна, иногда была неуместна.

Он хотел, чтобы она была рядом, чтобы она помогла — и в то же время не хотел казаться беспомощным.

Но она всегда говорила ему, что он все может — и уже знает — сам. Он просто, в силу неопытности, чего-то не замечает…

Она тоже не замечает — что в отношения забыла добавить алхимию. Инструкция всегда одна, а рецепт индивидуален.

Кристофер наблюдал, как меняется выражение лица Александры — от задумчиво-печального до загадочно-лукавого. Он вопросительно поднял бровь, когда она на него посмотрела.

— Для тебя пророчество, Кристофер, — улыбнулась она. — Карта Влюбленные.

— Для меня?

— Я знаю, как это работает. Это заразно.

— Не понимаю, — Кристофер нахмурился, настала его очередь менять выражение лица, перебирая в уме догадки.

— Поймешь. Просто начни замечать.

12. Каждый второй

[Япония, Токио, Тюо]

[Япония, Токио, Синдзюку]

В холле отеля Мандарин Ориентал на тридцать восьмом этаже у ресепшена было столпотворение: магнитные ключи, позволяющие вызывать лифт до нужного этажа с номерами, а не только до уровней с ресторанами и прочими заведениями, перестали работать. Дарио и Адам сидели там же, на квадратных диванах поодаль, Александра и Кристофер подошли к ним — а не к стойке регистрации.

— Вот они, технологии будущего, — шутливо проворчал Дарио, оборачиваясь. — Сила мечты.

— Агент Кристофер, агент Дарио, агент Адам, — представила Александра их по очереди.

Адам кашлянул на слове «агент», Дарио протянул ладонь Кристоферу.

— Еще один агент, — кивнул он. — Рад знакомству.

— Рад знакомству, — повторил за ним доктор Брэдшоу.

— Взаимно.

— Где Ричард?

— В номере. Сказал нам ждать здесь, — ответил Дарио.

— Значит, ждем здесь, — развел руками Кристофер, присаживаясь на подлокотник кресла доктора. — Все в курсе плана?

Он даже не прятал улыбку, Дарио Фишер таращился на незнакомца с любопытством, Адам Брэдшоу — со смесью опаски и смирения.

— План — обсудить всем вместе, что произошло до текущего момента, — пояснила Александра.

Она стояла рядом, скрестив руки на груди, глядя в сторону лифтов, откуда должен был появиться Ричард — едва сдерживаясь, чтобы не пойти в номер.

— А потом напиться, — закончил Кристофер.

— Мы только что едва избежали японской пьянки с Быками — которых повезли коллективно отдыхать, — отозвался Дарио. — Это, между прочим, было непросто. Мы ушли, потому что пьянка с Нонодой будет в другой день.

— Настоящая команда. Как мы будем называться?

— Кристофер!

— Нет, не Кристофер. Мы будем называться «Команда РШ» — как Ротештир, только Ричард Штерн.

Александра закатила глаза, Адам непонимающе переводил взгляд с Кристофера на Дарио и обратно, Кристофер с удовольствием забавлялся.

— У нас еще не было тимбилдинга — сегодня настало время. Сначала ужин в изакае, потом бархоппинг, потом — в стриптиз-клуб, а утром будет моя любимая игра — угадать, где мы находимся. Основная задача марафона — не растерять друг друга на протяжении всего мероприятия. Нам важен и нужен каждый боец.

Доктор Брэдшоу смотрел на Кристофера снизу вверх, Кристофер смотрел на него. Адам хотел возразить — но голосовые связки повиновались ему не сразу, почему-то вспотели ладони.

— Вообще-то Ричарду противопоказаны такие марафоны, — сказал он.

— С нами же доктор.

— Мертвое не лечится.

— Понимаю. Меня тоже год назад чуть не убили, пулевое ранение в живот, хотите, покажу?

Кристофер уже начал задирать красную толстовку, но его остановил громогласный вопль идущего навстречу мужчины.

— Что ты здесь делаешь?! — проревел Ричард.

— То же, что и ты!

Кристофер встал с подлокотника, двинулся ему навстречу, Дарио почему-то показалось, что они сейчас начнут драться, а они обнялись.

— Он собирался раздеваться, — подал он голос.

Александра хотела сказать, что этому учат в Цирке, но промолчала.

Она без слов подошла к Ричарду, когда Кристофер его отпустил. Ричард притянул ее к себе, она обвила его руками за пояс, засунув ладони под куртку, стараясь не прижиматься к животу, но держать крепко за спину. Теплое дыхание было у виска, она уткнулась носом ему в шею, под подбородок, его пальцы уже гладили ее по волосам. Они оба забыли, что на них смотрят и британские шпионы, и гости отеля.

Какой, к черту, тимбилдинг… Она хотела взять его за руку и увести в номер.

— …едем, — расслышал Ричард речь Кристофера, будто сквозь полудрему.

Он ощущал усталость в каждой мышце, к концу дня изображать бодрость получалось скверно. К счастью, жара не было, даже несмотря на то что он порядком перенервничал — пусть и не подавал вида… Он хотел собрать всю картину воедино, пока свежи впечатления — и отдых его ждал только после обсуждения.

Он всего лишь знал, что Александру он встретит не в номере, а в холле… Остальное случилось само собой.

— Куда едем? — переспросил Ричард, не размыкая рук на плечах Александры.

— Синдзюку, — терпеливо вздохнул Кристофер.

— Зачем?