Бесплатный фрагмент - Заметки о Священном Писании

1. Предисловие

Взрослые люди, готовящиеся к вступлению в Церковь через крещение (оглашенные), получают, как правило, предварительное наставление в истинах веры Христовой. Такое наставление довелось получить от приходского батюшки и мне. Оно приблизительно соответствовало тому, что излагается в любом православном катехизисе. Крестившись, я стал прихожанином, затем сторожем храма, звонарём, алтарником. Был уже назначен день и час моего рукоположения в диаконы, и тут я дал «полный назад» (на время, думалось мне), потому как ясно осознал, что не понимаю, куда я забрёл в поисках пищи духовной, каков глубинный смысл многовековой и многообразной деятельности Церкви. Возникновению такого непонимания в значительной мере способствовала постепенная утрата мной первоначальной детской уверенности в том, что Церковь, как и Царство Христово, «не от мира сего [Ин. 18,36]», что она бежит «мирских забав и всяческих соблазнов».

Обычно присваивают себе название христианской Церкви такие религиозные общества, «по вероучению которых отличительными признаками их признаются: а) вера в Иисуса Христа, б) богоучреждённость, в) обязательность для их членов общего учения, г) необходимость определённого устройства, с должностными лицами, для учения и богослужения и д) авторитет общества в дисциплине [6,3,219]». Среди этих признаков Церкви главным, на мой взгляд, является необходимость общего учения, уяснив которое, можно принимать или отвергать всё остальное. Так вот, его-то я и не понимал; прежде всего не понимал сути основополагающего учения Христа, изложенного в Священном Писании (Библии). Причину этого я увидел в том, что не придал должного значения совету епископа Александра (Семёнова-Тян-Шанского): «Усвоение Священного Писания — это первый шаг на пути к Богу [1,90]». Митрополит Вениамин (Федченков) подтверждает: «Священное Писание от Бога и к Богу ведёт [217,133]».

Мной была допущена та же ошибка, что и многими людьми в христианских странах, ощутившими в какой-то момент нехватку духовности в своей жизни. Восполнять эту нехватку они доверчиво идут в церковь (храм), где благодатные батюшки объясняют им, что истинную духовность можно обрести только во Христе, т.е. выполняя Его заповеди, которые легче всего усвоить, часто посещая храм Божий, участвуя в богослужениях, слушая проповеди священнослужителей, советуясь с ними по любым вопросам. Можно и Евангелия почитать, но поскольку прихожане, в силу своей греховности, могут многое неправильно понять, то лучше осуществлять чтение под руководством пастыря. Ветхий Завет читать не запрещается, но и не рекомендуется, предпочтительнее обратиться к трудам святых отцов. Со временем я осознал, что заходить в крещальную купель, не вникнув самостоятельно, по мере своих сил, в божественные словеса — это значит, «не зная броду, соваться в воду». Доверяй, но проверяй. Трудно не согласиться со Святым Григорием Нисским в том, что «христианин обязан исследовать веру: иначе он обнаруживает „недостаток благочестия“ и согрешает [2,119]». Приняв это обвинение на свой счет, я, хотя и с некоторым запозданием, но — вник, после чего захотелось призвать оглашенных, а также христиан и им сочувствующих внимательно ознакомиться со Священным Писанием.

Всех нас очень интересуют социальные вопросы, в число которых необходимо входят вопросы политики и экономики, поскольку они непосредственно связаны с отношениями людей между собой. Но нельзя недооценивать и влияния религии на жизнь общества. «Все религии, начало которых можно проследить и которые нарождались не одновременно с происхождением языка, возникали скорее в силу причин социальных, чем теологических [107,98]». Известный французский философ Анри Бергсон полагал, что «как бы ни истолковывали религию, является ли она социальной по своей сути или случайно, одно несомненно: она всегда играла социальную роль [189,9] ” (в том числе политическую и экономическую). Такую же роль, очевидно, играет и Священное Писание, как умопостигаемая основа христианства, поэтому считаю означенное Писание не только настольной книгой христианина, но и документом, позволяющим чётче разглядеть истоки современного состояния человечества, заглянуть в его будущее, а значит чтение этого документа может быть полезным самому широкому кругу неравнодушных людей, стремящихся лучше понять окружающий мир.

Однако у наших современников, чрезвычайно загруженных работой, воспитанием детей, учёбой, озабоченных экономическим положением внутри страны, наплывом мигрантов в Европу и политикой США на Ближнем Востоке, практически не остаётся времени для углублённого чтения довольно объёмистой Библии и многотомных комментариев к ней. В связи с этим осмеливаюсь предложить им (современникам) в помощь «Заметки о Священном Писании». В них едва ли можно найти что-то новое в сравнении с тем, что повествовалось о Св. Писании на протяжении последних двух тысяч лет. Гордиться здесь, пожалуй, нечем, но и стыдиться нет причин. «Я давно уже пришёл к убеждению, — говорит великий немецкий поэт И.В.Гёте, — что нет ничего нового под солнцем и что нетрудно в уже написанном отыскать намётки того, что мы сами обнаруживаем и думаем или даже созидаем. Мы оригинальны только потому, что ничего не знаем [221,128]». «Начни я перечислять, чем я обязан великим предшественникам и современникам, то от меня, право, мало что останется [220,156]», — выразил Гёте и моё мнение. Предлагаемые «Заметки» следует рассматривать как базирующееся на личных впечатлениях от прочтения Библии и ряда других книг своеобразное дополнение (или приложение) к христианскому катехизису, которое стимулирует всех, с надеждой взирающих на христианскую Церковь, относиться более вдумчиво и взвешенно к своим религиозным порывам. Конечно, существует множество профессионалов, значительно лучше меня разбирающихся в священных текстах, но их труды, на мой взгляд, слишком наукообразны и многословны, а потому отпугивают неспециалистов, заинтересованных в сравнительно легком и быстром ознакомлении с сутью дела. Основное достоинство «Заметок» видится мне не в новизне или красоте повествования, а в его относительной краткости («Много читать — утомительно для тела [Еккл. 12,12]»), полученной, надеюсь, без ущерба для ясности и убедительности. Подобная краткость достигается либо талантом, рассчитывать на который с моей стороны было бы весьма опрометчиво, либо многочисленными заменами собственных дилетантских изысканий и корявых рассуждений цитатами из произведений именитых писателей. Естественно, мной был выбран второй путь. Шествуя этой дорогой, я не пытался заглянуть в секретные и иные архивы, а пользовался только легкодоступными источниками, что демонстрирует возможность прохождения подобного пути любым почитателем словесности.

Прекрасно сознавая, что не являюсь ни богословским, ни философским авторитетом, я старался при высказывании тех или иных соображений возможно чаще опираться на мнения известных авторов, дабы, помимо прочего, ещё и минимизировать количество вопросов типа «а кто ты такой? с чего ты это взял? как у тебя хватило наглости?» Цитаты — это здесь и щит, и меч в отстаивании моей интерпретации Св. Писания и христианства. Но щит не очень прочный и меч не очень острый, поскольку из огромного океана литературы достаточно просто надёргать море цитат как «за», так и «против» любой гипотезы, которые (цитаты) редко что доказывают. Они сродни косвенным уликам, склоняющим суд в ту или другую сторону, но никогда не убеждающим его окончательно. Таким образом, цитаты лишь подталкивают читателя к размышлениям в том или ином направлении; демонстрируют, что автор не во всех своих высказываниях несёт отсебятину, ерунду или белиберду; разукрашивают повествование, делая его менее скучным.

«Говорят, что великий мастер запугивания людей посредством кинематографических уловок Альфред Хичкок как-то раз, проезжая в машине по Швейцарии, неожиданно указал рукой из окна и сказал: «Вот самая жуткая картина, которую мне когда-либо довелось видеть». У дороги, беседуя с маленьким мальчиком, положив руку ему на плечо, стоял священник. Высунувшись из машины, Хичкок завопил: «Эй, малыш, уноси ноги! Беги, если тебе жизнь дорога [48,444]!» Фигурально выражаясь, предлагаемые «Заметки» можно принять за вопль, подобный воплю Хичкока, обращенный прежде всего к христианам и к тем простецам, которым залетела в голову мысль креститься, но у которых нет богословского, философского и просто гуманитарного образования, значительно облегчающего понимание религиозных текстов, — к врачам, например, инженерам, агрономам, военным, юристам с экономистами и т. п. Их («Заметок») назначение — посеять или усилить сомнение в несомненности Священного Писания, в высокой нравственности учения Христа, в благотворности христианства для христиан и их друзей. Не противен ли подобный посев воле Божией? Вряд ли, поскольку «нет никого, кто мог бы противиться руке Его [Дан. 4,32]», а значит «то, что происходит и есть Его воля. Поэтому всё, что нам удастся сделать, тоже ей станет [224,382]».

«Почти всем прогрессом в человеческом мышлении мы обязаны таким людям, как Фома неверный, людям сомневающимся, спорящим и требующим доказательств [231,240]». «Только идиоты не сомневаются, ведь для сомнения нужен какой-то разум [67,62]». Как считал Декарт, сомнение — начало мудрости [203,165], оно сопутствует как вере, так и знанию, являясь оселком для них. «Но сомнение непрочно, оно подвигает наш ум на более глубокие исследования, на проверку, проверка же, если она проведена добросовестно, создаёт уверенность, которая является последней целью и дарует человеку полное спокойствие [220,224]». Насчёт полного спокойствия я бы с Гёте поспорил, сославшись на выдающегося русского философа В. С. Соловьёва: «Нет, никогда не будет и не должно быть успокоения человеческому духу в этом мире. Нет, не может и не должно быть такого авторитета, который заменил бы наш разум и совесть и сделал бы ненужным свободное исследование [77,210]». «Зачем, — спрашивает меня с иронией великий поэт древности, — отягчаешь ты вечными заботами слабый дух? Отчего не прилечь под высоким платаном или под этой сосной [123,1,795]?» Противно, Гораций, быть бараном, да и жалко овец Христовых, а потому написал то, что написал, в надежде хоть кого-то убедить в правоте предлагаемых воззрений или в необходимости выработки собственных. Второе представляется даже более важным для духовного развития христианина; а возможности для этого есть, ведь «история науки чётко свидетельствует, что для толкования доступной информации всегда существует не один способ [242,205]». Да придаст сил всем читателям Библии и этих «Заметок» уверенность Св. Иоанна Дамаскина в том, что «исследовать божественные Писания — дело прекраснейшее и душеполезнейшее [3,310]», ибо, по слову Св. Иеронима, «не знать Писания — не знать Христа [240,188]».

2. Богодухновенность Библии

О каноничности

Священным Писанием у христиан называется собрание священных книг, т.е. книг, наиболее почитаемых верующими (если не считать шедевров Дарьи Донцовой), которое делится на две части: Ветхий Завет, написанный до рождества Христова, и Новый Завет, написанный после него. На сегодняшний день Библия по количеству изданных экземпляров занимает первое место в мире. Почему? Потому, думаю, что она играет в жизни каждого христианина ту же роль, которую играл «Краткий курс истории ВКП (б) ” в жизни каждого большевика. Согласно этой роли христианин должен смотреть на мир сквозь призму непререкаемых библейских откровений и неуклонно следовать предначертаниям Библии, для чего ему необходимо регулярно освежать их в памяти, для чего, в свою очередь, он должен всегда иметь ее при себе. А христиан много, вот и экземпляров Библии много. Глубина же содержания, логичность изложения, красота формы, увлекательность не имеют для неё особого значения, как не имеют они его для устава караульной службы или самоучителя игры на балалайке, а потому литературные достоинства Священного Писания в целом, как мне представляется, далеки от совершенства. Однако профессор богословия А.П.Лопухин не согласен с таким утверждением: «Библия настолько же выше всех других книг, насколько божественный, бесконечный Разум выше и всесовершеннее конечного, ограниченного разума человеческого. Поэтому Библия среди высочайших светочей литературы занимает более важное положение, чем солнце среди планет… Все другие книги, даже произведения величайших мыслителей, представляются тусклыми светильнями, как бы блуждающими огоньками рядом с лучезарным солнцем [4,1,1]». Боюсь, что не все китайцы, индусы и арабы согласятся с уважаемым профессором, да и у меня нет полной уверенности в его объективности и искренности, поскольку он наверняка читал не менее вдохновенные, интересные и поучительные сочинения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Шекспира, Гомера, Платона и других выдающихся писателей. И в Библии есть чудесные строки (в Песни Песней, например), но не философскими умозрениями и поэтическими вычурами она славна, а тем, что является первоисточником наших знаний об Иисусе Христе и Его учении. Подтверждение обретаю в словах Св. Амвросия: «Чаша премудрости в ваших руках. Это чаша двойная — Ветхий и Новый Завет. Пейте их, потому что в обоих вы пьёте Христа. Пейте Христа, потому что Он — источник жизни [5,1,X]». Но питьё это неоднородно. Среди книг Библии, по разумению православных, есть как канонические, так и неканонические.

Каноническое достоинство книгам дает их богодухновенность (боговдохновенность), т.е. «то сверхъестественное, божественное озарение, которое, не унижая и не подавляя естественных сил человека, возводило их к высшему совершенству, предохраняло от ошибок, сообщало откровения, словом — руководило всем ходом их работы, благодаря чему последняя была не простым продуктом человека, а как бы произведением самого Бога [5,1,IV]». Уже Апостол Павел говорил: «Всё Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности [2Тим. 3,16]». Но христиане словами Апостола (констатирующими для Ветхого Завета и пророческими для Нового) почему-то не удовлетворяются. Проф. П.И.Лепорский утверждает: «Основание для признания боговдохновенности новозаветных Писаний мы должны искать вне самих Писаний, и единственным таким основанием может служить только признание их боговдохновенности со стороны Церкви. Это в равной степени применимо и к священным книгам Ветхого Завета… Помимо церковного (читай „Священного“) Предания, другого критерия для определения боговдохновенности священных книг быть не может [6,3,343]». Под Священным Преданием разумеются, в частности, творения святых отцов и учителей Церкви, правила вселенских соборов, древняя практика Церкви. Св. Иоанн Златоуст, например, утверждает, что «все Писания написаны не рабами, а Господом всех — Богом [5,1,IV]». Мне почему-то сомнительно. «Всё Писание богодухновенно [2Тим. 3,16]. Так как же я могу не принимать его? Как могу сомневаться [217,108]? — изумляется митрополит Вениамин и продолжает, — Всё стоит на фундаменте Писания, на несомненном Слове Божием: Бог сказал [217,113]!… Всё Писание написано очевидцами. А если это так, то как же не верить им [217,205]?» Св. Апостол Фома не поверил идеальным очевидцам, другим Св. Апостолам [Ин. 20,25], — не дерзаю считать себя святее Апостола Фомы, поэтому, как могу, изучаю, осмысливаю, проверяю, сопоставляю и делаю выводы, не всегда бесспорные, разумеется.

Новозаветные книги, входящие в состав Библии, все являются каноническими. «Церковь: 1) признает за безусловную истину всё содержание этих книг, как в их исторической, так и в вероучительной и моральной стороне; 2) не допускает возможности противоречий в них как друг с другом, так и с учением Христа Спасителя, а допускает лишь взаимное дополнение этих книг [6,3,400]». «Перечислив все 27 книг Нового Завета, Св. Афанасий говорит, что только в этих книгах возвещается учение благочестия, и что от этого собрания книг ничего нельзя отнимать, как нельзя что-либо и прибавлять к нему [5,8,7]». Удивившись отношению Св. Афанасия к Ветхому Завету, не допускающему, что в его (Ветхого Завета) богодухновенных книгах содержатся хотя бы элементы учения благочестия, обратим внимание на то, что, по утверждению Св. Иоанна Дамаскина, «Правила Святых Апостолов», собранные Климентом [3,313], также входят в число книг Нового Завета. А отец Сергий Булгаков сообщает, что в разное время входили в канон «Пастырь» Ермы и послание Климента [7,55]. Но впоследствии всё, слава Богу, утряслось, и сегодня Церковь придерживается указаний Св. Афанасия. Ну, действительно, какие могут быть изъятия или дополнения к книгам, написанным Богом.

Однако отношение к Писаниям знаменитого христианского богослова Оригена несколько иное: «Мы веруем в чистоту помыслов писателей Евангелий и не сомневаемся в их благочестии и честности, которые обнаруживаются в их Писаниях, не оставляющих даже тени подозрения в обмане, лжи, вымысле и злонамеренности [8,3,39]». Видимо, во времена Оригена Евангелия еще не считались богодухновенными, и у ряда читателей возникали вопросы по поводу высоких моральных качеств евангелистов, поэтому он и выступил в роли их адвоката. Но выступил не очень убедительно: веруем, не сомневаемся, ни тени подозрений — так эмоционально и бездоказательно обычно защищают преступников их родственники и друзья; возможно, они говорят правильные вещи, но чрезмерно жаркая бездоказательность вызывает недоверие. Хотя, конечно, и любое доказательство небесспорно, поскольку, в конце концов, оно приходит к ряду самоочевидных утверждений, в истинность которых мы верим, как Ориген в чистоту помыслов писателей Евангелий. Поэтому прав английский поэт Альфред Теннисон, когда говорит, что «ничто, достойное доказательства, не может быть ни доказано, ни опровергнуто, а потому будь благоразумен, всегда держись той стороны, которая лучше освещена солнцем сомнения [9,53]».

К каноническим книгам Ветхого Завета, очевидно, также применимы положения об их истинности и непротиворечивости; допускать противное было бы богохульно. Тем не менее Гёте утверждает: «Что в Библии встречаются противоречия, этого не станет отрицать никто [219,437]». Не сочтёт ли истовый христианин Мефистофелем великого немецкого поэта после таких слов? «Натюрлих, Маргарита Павловна». С христианской точки зрения, если какие-то тексты Св. Писания кажутся мне противоречащими друг другу, то это говорит лишь о моем недомыслии. Вот пример. В первой главе книги Бытия сказано, что Бог создал сначала зверей, скот и всех гадов земных, а затем «сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их [Быт. 1,27]». Видим, что мужчина и женщина созданы равноправными. Во второй главе порядок творения обратный — сначала сотворен мужчина из праха земного, которого Господь по доброте душевной поместил в рай, но впоследствии, видимо, понял, что человеку райская жизнь чем-то не нравится (возможно, занятие онанизмом показалось скучноватым). Посчитав, что одиночество вредно сказывается на мужчине, Всевышний решил: «Сотворим ему помощника, соответственного ему [Быт. 2,18]». Сказано — сделано: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных [Быт. 2,19]». Но и среди них «для человека не нашлось помощника, подобного ему [Быт. 2,20] ”; уж очень он привередливым оказался: скотоложство, вишь, его тоже не вполне устроило. Тогда, говорят, для него, тоже из земли, была создана супруга, но «у них возникли споры о старшинстве [135,1,390]», и семья распалась. Только после этого, идя на поводу у Своего творения (как это понятно всем родителям!), «создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: …она будет называться женою (по-еврейски «ишша»): ибо взята от мужа (по-еврейски «иш») [Быт. 2,22—23]». Видим, что в этом случае у женщины явно подчиненное положение помощницы.

Не сумев разрешить эти кажущиеся противоречия между двумя главами Св. Писания, я скорблю о своем скудоумии. Могу лишь предположить, что было создано два сорта людей: первый — из ничего по образу Божию, чтобы обладать землею и владычествовать над рыбами морскими, и птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле [Быт. 1,28]; второй — из праха земного (не сказано, что по образу Божию), чтобы возделывать сад Едемский и хранить его, и такому человеку сказано: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты и в прах возвратишься [Быт. 3,19]». По сложившемуся у меня впечатлению, людей первого сорта очень мало, и я безуспешно пытаюсь отогнать от себя мысль, находящую подтверждение при дальнейшем чтении Библии, что это евреи, тем более, что Ветхий Завет написан для них. А люди второго сорта не те ли, кого Дарвин, решив возвысить, объявил произошедшими от обезьяны (всё лучше, чем из пыли)? Если это предположение верно, то лишь люди первого сорта могут называться действительно людьми, образами и подобиями Божиими, вторые же — увы, не более чем животными; да и Бог не увидел в последнем случае, что Его творение «хорошо весьма».

Неканонические книги Ветхого Завета «назидательны и полезны, но не чужды личных, не всегда безошибочных мнений своих авторов [5,1,VI]». Хотя эти книги и не заключают в себе истинное слово Божие, однако они должны быть, как мне представляется, более авторитетны для Церкви, чем любые произведения, не удостоившиеся чести быть включенными в Священное Писание, т.е назидания царя Соломона, Ездры или Иисуса, сына Сирахова, более полезны для взыскующих истину, чем поучения святых отцов и учителей Церкви, таких, например, как святые Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Великий. Можно возразить, что труды упомянутых святых входят, наравне с Библией, в состав Св. Предания и потому не менее полезны, чем неканонические книги Св. Писания. Нет. Св. Предание — это по своей сути набор комментариев к Библии и следствий из неё. Он слишком обширен, практически безграничен, чтобы подавляющее большинство христиан могло в нём успешно ориентироваться и извлекать какую-то пользу. Библия же — это минимум, доступный и предназначенный всем православным, умеющим читать. Труды некоторых святых (помимо апостолов) могли бы войти в этот минимум в качестве неканонических книг Нового Завета, но не вошли, значит — недостойны. Неканонических книг в ПБ одиннадцать, хотя ещё в начале XX века в русской Библии их было девять [5,1,VI]: не входили в Ветхий Завет «Послание Иеремии» и «Книга пророка Варуха». Придание некоторым книгам Св. Писания статуса неканонических позволяет православным надеяться, что оно регулярно будет пополняться душеполезными произведениями, улучшающими содеянное Всевышним.

А если часть книги является канонической, а часть — неканонической, то как к ней относиться? Думаю, что так же, как и к бочке мёда, в которую добавлена ложка дёгтя; однако Церковь считает, что вся книга и в таком случае является канонической. Например, «книга Даниила содержит несколько неканонических фрагментов: песнь трёх отроков в пещи, историю Сусанны, рассказ о Беле и Драконе и о Данииле во рве львином [4,3,1024] ”; но это не мешает ей оставаться богодухновенной. Таким образом, Православная Церковь руками лучших своих сынов может подправлять Бога, устранять недостатки Его Писаний, восполнять упущенное Им; и раз Он не возражает против этого, значит она поступает совершенно законно. Только встаёт вопрос — кто кому служит, Церковь Богу или Бог Церкви? У католиков меньше оснований для такого вопроса, поскольку у них «Святая Матерь Церковь, по вере Апостолов, принимает все книги как Ветхого, так и Нового Завета, во всех их составных частях, как священные и канонические, так как, написанные под вдохновением от Духа Святого…, они имеют автором Самого Бога [240,179]».

Итак, Библия — божественный источник веры, объединяющей своих последователей в Церковь, но провозглашает этот источник божественным не кто иной, как сама Церковь. На каком основании? На основании мнений уважаемых людей, причисленных ею впоследствии к лику святых, т.е. особо почитаемых Церковью лиц, «верных слуг, угодников и друзей Божиих [6,2,527]», о которых Св. Григорий Богослов писал: «Наши отцы и доктора часто говорили не то, что думали, но то, что обстоятельства и необходимость принуждала их говорить [31,205]». Седьмой же Вселенский собор постановил: «Кто не исповедует, что все святые… досточтимы пред очами Божиими… и не просит молитв у них, как у имеющих согласно церковному Преданию дерзновение ходатайствовать о мире, — анафема [6,2,528]», т.е. проклят. Обращаясь к друзьям Божиим, молящиеся обычно учитывают их некоторую специализацию: Св. Николай, например, опекает путешественников, Св. Пантелеимон исцеляет болезни, Св. Афанасия заботится о благополучии второго брака и т. п. Многие святые пользуются большой популярностью у верующих, жаль только, что Св. Колумбан пребывает в забвении. «По толкованиям былых времён это покровитель дураков… Никто не помолится этому бедному святому: ведь главное свойство дурака — считать себя умным [237,256]!» А как бы, возможно, изменился мир к лучшему, если бы христиане не считали зазорным обращаться за помощью к Св. Колумбану! У католиков этому, видимо, препятствует их непомерное самомнение, а для смиренных православных он не является святым.

И возникает замешательство, когда узнаёшь, что Св. Колумбан не представляет собой исключение, что многие святые Католической Церкви не являются святыми Православной Церкви, и наоборот. Действительно ли они верные слуги, угодники и друзья Божии, если миллионы христиан им не доверяют? Например, католики не одобряют деятельности Константина Великого, убившего жену, сына и других родственников (этот православный святой «до самой смерти носил титул „pontifex maximus“ культа Митры и после смерти был объявлен богом [28,2,165]»). А по свидетельству проф. А. Спасского, «в сирском месяцеслове, изданном Egli, под 6-м июня значится: „в Александрии Арий пресвитер“. Давно высказывались, правда, нерешительные подозрения, что здесь разумеется именно Арий, основатель арианского учения. В качестве несомненного факта это установил покойный преосвященный Сергий Владимирский в его полном месяцеслове Востока [10,285]». Так досточтим Арий пред очами Божиими или нет? «В Абиссинии Понтий Пилат, как известно, причислен к лику святых, а имя его жены Клавдии Прокулы (Проклы) значится в святцах и греческой Церкви (27 октября) [4,3,512]». Таким образом, по мнению одной церкви, покинувший грешную землю хороший человек уже находится у престола Божия, а по мнению другой, он ещё дожидается за вратами рая решения своей участи. А как на самом-то деле? Но еще большее замешательство возникает от того, что, оказывается, Церковь может отозвать святого из сонма святых. Так, в частности, случилось с Климентом Александрийским и Анной Кашинской. Довольно лёгкое обращение с судьбами святых объясняется тем, что уже с первых веков новой эры христианское «духовенство без всякого уважения к правде или правдоподобию стало придумывать имена для скелетов и подвиги для имён [30,3,318]». Очевидно, что Господь Бог при решении вопросов канонизации играет роль свадебного генерала, от которого ничего не зависит. При таком положении вещей как полагаться на мнения святых, которые в любой момент могут оказаться не святыми?

Митрополит Вениамин, однако, поучает: «Если сомневаешься в чём-либо, то представь себе таких великих людей, как апостолы, святители Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, святитель Николай и прочих святых; вспомни и про русских подвижников: Антония, Феодосия и прочих чудотворцев Печерских, Сергия, игумена Радонежского, Серафима Саровского и подумай: кто мы такие пред ними?! — Маленькие дети! И авторитет этих великанов научит нас смиренной вере во всё христианское учение [217,368]». Блаженный Августин откровенничает в том же духе: «Я не поверил бы Евангелию, если бы меня не побуждал к тому авторитет Католической Церкви [11,28]». Шокирующие заявления знаменитых святителей. Церковь пользуется у меня огромным авторитетом как ведущая политическая сила средневековья, она и сегодня играет не последнюю роль в мировой политике, но это никак не сказывается на моем отношении к Св. Писанию. Мне кажется, что для веры нужны более серьёзные причины, чем чей-либо авторитет.

«Только тот человек, — считает знаменитый теолог и философ Сёрен Кьеркегор, — который сам, самолично получает условие веры от Бога (а это условие всецело зависит от требования, чтобы человек отказался доверять рассудку и, с другой стороны, сам стал для себя единственным авторитетом веры), — только такой человек является в подлинном смысле верующим. Если же человек верит (точнее, воображает себя верующим) потому только, что вот уверовало же много хороших, честных людей…, то такой человек просто дурак, и тогда это уже дело только случая, стал человек верующим, благодаря своим собственным убеждениям, или под влиянием распространенного мнения о вере хороших, честных людей, или же он верит какому-нибудь Мюнхгаузену [203,118]». Основательной представляется и позиция Будды, который сказал: «Не верьте тому, что я говорю, пока сами не испытаете этого. Пока это не станет вашим собственным пониманием, не верьте мне.. Не верьте ничему, потому что оно написано в священных книгах. Книги могут ошибаться — кто знает? Пока вы сами не станете свидетелем, нет никаких гарантий истинности того, о чем вы узнаёте [12,227]». А у нас получается, что авторитет Церкви, на котором держится вера Августина, зиждется на богодухновенности Евангелий, а богодухновенность Евангелий устанавливается авторитетом Церкви.

Но, как утверждает проф. Лопухин, «Церковь ничего не „творила из себя“ в этом случае, а только, так сказать, констатировала точно проверенные факты происхождения священных книг от известных богодухновенных мужей Нового Завета [5,8,5]». Не захотел почему-то маститый профессор принять во внимание трудов основателя Тюбингенской исторической школы Ф.Х.Бауэра, как, впрочем, и трудов известного богослова Бруно Бауэра. Первый настаивал на том, что все четыре Евангелия являются не рассказами очевидцев, а позднейшими переработками утерянных писаний, и что из посланий, приписываемых апостолу Павлу, подлинными являются не более четырех, к Галатам, к Римлянам и два послания к Коринфянам, [6,3,46]; второй считал подложными все послания Павла [6,1,169]. «Уже в самом начале христианства многие авторы, — негодует известный теолог и философ Альберт Швейцер, — ставили под своими произведениями имена апостолов!… Многие писания Нового Завета, несмотря на их ценное и любимое нами содержание, не являются подлинными [73,33]». Однако надо отдать должное христианам: в фабрикации литературных подделок они не были первопроходцами. «В древности было самым обычным явлением выпускать книгу под чьим-либо громким, чужим именем, особенно под именем писателя седой древности. Особенно в моде это было как раз для пропаганды новых религиозных учений [57,337]».

О времени и авторстве

О времени написания Ветхого Завета и его авторах достоверных сведений нет. Традиция приписывает авторство Пятикнижия (Торы) Моисею, который жил не то в 16, не то 13 в. до н. э., но в эти времена у израильтян не было письменности, так что никакой письменный документ у них появиться не мог [15,260]. «Манефон, египетский жрец, которому мы обязаны самыми точными сведениями относительно египетских династий,…, утверждает, что Моисей был жрецом Осириса. Страбон подтверждает то же самое… Климент Александрийский признавал, что Моисей был глубоко посвящен в священную науку Египта [16,170]». Вполне возможно поэтому, что Моисей писал на египетском языке. С другой стороны, существует мнение, что «моисеево Пятикнижие на самом деле появилось не раньше, а позже большинства книг пророков [15, 261]». В частности, «великий Ньютон полагает, что эта книга (Пятикнижие) была написана Самуилом, и дает весьма точное доказательство этого [17,1,171]». Сегодня мы не имеем ни одного экземпляра Ветхого Завета, изготовленного до нашей эры. «Доктор Кенникот сам и Бранз под его руководством около 1780 г. детально сличили 692 рукописи еврейской Библии. Из всех только две были достоверно установлены как относящиеся к десятому веку и три как относящиеся к одиннадцатому и двенадцатому векам. Другие колебались от тринадцатого до шестнадцатого века [18,2,545]». Следует также сказать, что у нас нет и греческих рукописей полной Библии, надежно датированных ранее 17 века [19,15]. Единственной дошедшей до нашего времени славянской рукописной полной Библией является Геннадиева Библия, созданная в 1499 г.

«Определить авторство Евангелий, входящих в Новый Завет, весьма непросто… Каждое из четырех Евангелий „вырастало“ постепенно, передавалось из уст в уста, возглашалось во время богослужений, постепенно дополняемое новой информацией, новыми деталями [13,273]», — перечит проф. Лопухину протоиерей Г. Чистяков. Ему вторит доцент С. Лёзов: «С точки зрения истории канонических Евангелий ни одно из них нельзя считать произведением, с начала до конца созданным одним автором [14,394]». Выявление авторов Нового завета осложняется тем, что «оригиналы новозаветных книг все погибли, но с них (слава Богу!) давно уже были сняты копии [5,8,13]». Вызывает удивление факт гибели всех новозаветных книг. До сего дня сохранились и более древние реликвии, например, дюжина голов Иоанна Крестителя [15,207]. Любопытно было бы путем генетической экспертизы определить принадлежность одному человеку хотя бы двух из имеющихся голов. А если все они принадлежат разным людям, то какая из них Иоаннова? Боюсь, что настоящая голова Крестителя либо утеряна, либо хранится в тайне, поскольку существует старая поговорка тамплиеров: «Кто владеет головой Иоанна Крестителя, тот правит миром [20,296]». Сохранился и коврик, который был подстелен под Иоаннову голову в момент казни; он находится в Аахенском соборе [15,206]. Совсем недавно множество москвичей и гостей столицы сподобилось поклониться в Москве дарам волхвов. Но ни одной из 27 священных книг Нового Завета не уберегли христиане. Какая жалость! А может, их и не было, этих пресловутых оригиналов? «У нас нет не просто оригиналов, но и даже первых копий, снятых с них. Так же, как нет и вторых копий, снятых с первых, ни третьих, снятых со вторых. Копии, с которыми мы имеем дело, сделаны позднее — значительно позднее. В большинстве случаев они появились спустя много столетий. И все эти копии отличаются друг от друга, и таких отличий тысячи [21,25]», — с грустью отмечает доктор богословия Барт Эрман. Уж не были ли первые из известных копий в действительности оригиналами? «В течение четырех веков ни один язычник, ни римский, ни греческий автор никогда не упомянули об Евангелиях [17,1,208]». Это и неудивительно, потому что реальные документы христианства (а не те, которые упоминаются в качестве «исчезнувших») все относятся не ранее, чем к IV веку, а полный текст Нового Завета не был зафиксирован ранее конца VI века [22,31].

Обращает на себя внимание и тот факт, что на тайной вечере не присутствовал никто из членов семей Иисуса и Его учеников, следовательно, это не была ритуальная пасхальная трапеза, хотя ученики Его (по евангельской версии событий) приготовили именно пасху [Лк. 22,13], и, значит, авторами канонических Евангелий были не евреи, а люди, не знавшие иудейских обычаев и жившие далеко от Палестины. Есть много и других неточностей, свидетельствующих о том, что новозаветные книги писали не те, кто исходил Палестину вдоль и поперек. Например, «евангелисты верили, что в ночь казни на кресте петух дважды пропел в Иерусалиме. Однако Талмуд… сообщает нам, что в священном городе не существовало петухов [23,21]». Вроде бы мелочь, но она бросает тень на подлинность высказываний Иисуса, как и Его наставление о том, что «если жена разведётся с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует [Мк.10,12]», обнаруживающее незнание автором Евангелия «еврейского брачного права, которое не признавало развода по инициативе супруги. Подобное событие было нелепо в Иудее, но в эмиграции, особенно в Риме, оно бывало нередко [23,23]».

«В целом мире мы не знаем другой такой книги, которая была бы менее удостоверена датой, именами авторов или традицией, чем наша христианская Библия [18,2,724]», — огорчается основательница теософии Е.П.Блаватская. И ссылками на исторические или филологические изыскания возразить ей нет возможности, но зато в пику ей можно опереться на твердыни Церкви, которая никогда не сомневается в своей правоте и не нуждается в доказательстве своих утверждений, потому что «под действием Духа Божия сохраняет непогрешительным учение Христово, переданное ей святыми апостолами и подтверждённое на семи вселенских соборах [6,3,218]», имеет Христа своим главой и составляет Его Тело, «как единство жизни с Ним, Ему послушной и Ему подвластной [7,28]». Отсюда, в частности, легко выводится как непогрешимость Папы римского, так и всех православных епископов, получивших вследствие этого «дар истины [1,47]». Более того, поскольку каждый христианин является частью Тела Христова, а «всякий, пребывающий в Нём, не согрешает [1Ин. 3,6]», то логично было бы всех их официально объявить (как и Римского папу) непогрешимыми в делах веры и нравственности. К такому выводу подвигает нас и постановление Второго Ватиканского Собора: «Последователи Христа… были соделаны через крещение веры действительно сынами Божиими и причастниками Божественного естества, и следовательно, подлинно святыми [240,46]». Церковь, однако, не считает душеполезным заострять внимание своих чад на их святости и безгрешности; де-факто же каждый христианин уверен в своей непогрешимости ex cathedra.

Многие уважаемые мной лица (Ньютон, Блаватская, Вольтер и др.) сомневаются в богодухновенности Библии, т.е. в том, что она написана Богом, но есть и другие, не менее авторитетные люди, которые убеждены, что Библия — Слово Божие. В частности, апостол Павел, заявивший: «Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа [Гал. 1,11—12]». А мнение Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви разве не перевешивает мнения мадам Блаватской и иже с ней? Но если так, то какая разница где, когда и как писалось Богом Его Слово? Важно, что оно есть, и каждый христианин может и должен его изучать. Вот и проф. М.Э.Поснов учит нас, что «Св. Писание служит самым надежным руководством в истине [24,702]». К сожалению, Св. Писание — произведение довольно объёмное, и не всякую истину можно быстро в нем найти. Желая облегчить нам знакомство с ними, Св. Феофан Затворник подсказывает, что «истины все — в катехизисе [25,231]». Думаю, что святитель Феофан, который некоторое время подвизался ректором Санкт-Петербургской Духовной академии, знает, что говорит. Однако в катехизисе, каковой не является к тому же богодухновенным, они подаются очень сжато, и для более надежного и глубокого понимания их все-таки, мне кажется, лучше обратиться непосредственно к Слову Божию. Так постараемся по мере сил вникнуть хотя бы в некоторые истины этого Слова, понять их смысл, не боясь удивляться, недоумевать, критиковать с тем, чтобы сознательно примкнуть к какому-то лагерю или нутром почуять, где правда. А не боясь, потому что, по слову Апостола Иоанна, боязливых «участь в озере, горящем огнем и серою [Откр. 21,8]».

О множестве смыслов

Любая театральная пьеса может трактоваться так или иначе в зависимости от позиции режиссёра и мастерства актёров. На музыкальных конкурсах участники исполняют одно и то же произведение, но звучит оно у них по-разному и производит разное впечатление на слушателей. А многозначность текстов — это вообще обычное дело. Заурядная фраза на английском языке «Time flies like an arrow» допускает пять пониманий: «1) время движется так же быстро, как движется стрела; 2) измеряйте скорость мух так же, как вы измеряете скорость стрелы; 3) измеряйте скорость мух так же, как стрела измеряет скорость мух; 4) измеряйте скорость мух похожих на стрелу; 5) мухи определенного вида — мухи времени — любят стрелу [205,200]». Конечно, некоторые из пониманий достаточно формальны, но грамматически они совершенно правильны и потому расширяют возможности разночтения. «Единственно возможного смысла быть не может, и тексты не говорят сами за себя. Если бы тексты могли говорить за себя, тогда все, кто честно и внимательно прочитал текст, сходились бы во мнении о том, что он говорит [21,295]». В реальности этого не происходит. Так, «Ориген, Климент Александрийский, Кальцедоний, Мефодий и Маймонид, опираясь на авторитет „Таргума“ (перевода Пятикнижия на арамейский) Иерусалима, ортодоксального и величайшего авторитета евреев, считали, что первые два слова в „Книге Бытия“ — Б-РЕШИТ — означают „мудрость“ или „принцип“, и что идея, что эти слова означали „в начале“, не разделялась никем, как только профанами [18,2,56]», т.е. речь, возможно, идет не о времени творения, а о творящей силе («Мудростью сотворил Бог небо и землю»). А известный ирландский философ и богослов «Иоанн Скот Эриугена говорил, что Священное Писание содержит бесконечное множество смыслов, и сравнивал его с развернутым павлиньим хвостом. Столетия спустя один из испанских каббалистов сказал, что Бог создал Писание для каждого жителя Израиля, и, следовательно, существует столько Библий, сколько чтецов Библии [41,3,376]».

Какой же из многочисленных смыслов Библии соответствует её богодухновенности? Все. В истолковании богодухновенной Библии ошибки невозможны, иначе она нам, грешникам, бесполезна, а то и вредна. Каждый читатель видит в ней предназначенный ему смысл, потому что у каждого свой путь к Богу, зависящий от интеллектуального, духовного и нравственного уровня личности, которая в процессе развития постигает всё более и более глубокие смыслы Св. Писания. Этой возвышающей человека точке зрения полностью противоречит точка зрения Церкви, стремящейся собрать всех последователей Христа в одно стадо единомышленников, видящих в Библии только один, преподанный Церковью, смысл (при этом, к радости нерадивцев, снимается необходимость индивидуального изучения Св. Писания). Такому стремлению можно было бы найти какое-никакое моральное оправдание, если бы Библия действительно была богодухновенна; в противном случае жёсткое навязывание какого-то её главного смысла аморально, ибо служит интересам лишь тех, кто навязывает. Жизнь, как водится, не следует ни одной из этих крайних точек зрения: большинство, конечно, сбивается в послушную отару, но много было в истории Церкви и «паршивых овец», норовящих разрушить сплоченное стадо Христово различными ересями.

«На языке церковной догматики ересь означает сознательное и преднамеренное уклонение от ясно выраженного и сформулированного догмата христианской веры [6,1,534]». Проф. Болотов поясняет: «Со времени гностицизма ересь (выбор) стала являться чем-то низким, недостойным, ересью в нашем смысле слова. Напротив, для истинных греков ересь была не только не предосудительным, но даже желательным явлением. В этом смысле ап. Павел в послании к Коринфянам говорит, что «подобает быть между вами (христианами) ересям, дабы явлены были искусные [1Кор. 11,19]», т.е. представители чистых правильных воззрений. Выбор, ересь, между различными верованиями необходим, чтобы отличить настоящую монету от фальшивой, поддельной [28,2,348]». Но положительное значение ереси с лихвой перекрывается её негативными, с точки зрения Церкви, последствиями, а именно, расколом, ведущим к ухудшению финансового положения Церкви, и брожением умов среди верной части паствы, ведущим к снижению её (паствы) управляемости. Например, «несторианство увело из Церкви сотни тысяч её приверженцев, монофизитство — миллионы [29,243] ”; в итоге «азиатские Церкви несторианского и якобитского (якобиты — сирийские монофизиты) вероисповедания превосходили численностью своих членов все христианские Церкви Европы латинского и греческого вероисповедания [37,300]». А «попытка найти в Библии такую формулу, которая исключала бы возможность арианского понимания догмата, оказалась тщетной: ни одно библейское высказывание не выдерживало критики в этом отношении и охотно было принимаемо арианами [10,240]», что очень смущало приверженцев ортодоксального христианства. «Не думайте, однако, — просит блаженный Августин, — что ересь могла возникнуть из-за пары маленьких заблудших душ. Ересь порождали лишь великие люди [27,1,141]». Какое же верование «правильное»? Видимо, то, которого придерживается глава государства. При императоре Валенте верх взяли ариане, но «в 381 г. император Феодосий указом от 10 января передал все без исключения церкви ортодоксам и приказал более не терпеть «еретического» (арианского) культа [27,1,386]».

Церковь рука об руку с властями вела решительную борьбу и с другими диссидентами. Например, «принадлежность к ереси манихеев считалось за такое ужасное преступление, которое могло быть искуплено только смертью, и на такое же наказание смертной казнью осуждали авдиан или квартодециман, которые доходили до таких ужасов, что праздновали Пасху не в указанное время [30,3,252]». В XIII веке папой Григорием IX было создано специальное учреждение для преследования еретиков, Святая инквизиция, имевшая возможность опереться в своей многотрудной деятельности на информацию Святого Льва Великого о том, что «нет ничего святого и чистого вне пределов Католической Церкви [27,2,229]». Инквизиция «выбирала с особенной заботливостью наиболее мыслящих и смелых людей для того, чтобы сжигать их или бросать в тюрьмы. В одной Испании лучшие из людей, — те, которые сомневались и спрашивали, а без сомнений не может быть прогресса, — были уничтожаемы в течение трёх столетий, средним числом, по тысяче в год. Зло, которое принесла таким образом католическая церковь, несмотря на компенсирующее действие её полезного влияния в других отношениях, неизмеримо [206,100]», — с горечью отмечает Чарлз Дарвин. «Различие мнений стоило многих миллионов жизней; например, является ли тело хлебом или хлеб телом; является ли сок некоторых ягод кровью или вином; нужно считать свист грехом или добродетелью; что лучше: целовать кусок дерева или бросить его в огонь; какого цвета должна быть одежда: черного, белого, красного или серого и т. д. и т. д. … Войны наши бывают наиболее ожесточенными, кровавыми и продолжительными именно в тех случаях, когда они обусловлены различием мнений, особенно, если это различие касается вещей несущественных [179, 403]», — возмущается настоятель Дублинского собора Джонатан Свифт. Тем не менее, несмотря на все усилия церковного и светского начальства, существовали и существуют многие сотни христианских церквей, сект, согласий, толков, которые самим фактом своего существования, безусловно, оскорбляют религиозные чувства истинно верующих (православных). А разве менее оскорбительно видеть вокруг себя мусульман, иудеев, буддистов, атеистов, слышать их пропаганду, терпеть их засилье и критику? Но не имея сегодня возможности поквитаться с этими слишком многочисленными и сильными исчадиями ада (кишка тонка), православные отыгрываются на девицах из «Пусси Райот», скульптурах Вадима Сидура, атеисте Викторе Краснове и других подобных «противниках».

Способствует разномыслию и характерное для древних письмо без знаков препинания, без пробелов между словами и без гласных. Так, в зависимости от места двоеточия, которого в исходном тексте нет, стих [Ис. 40,3] можно прочитать двояко: или «глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу», или «глас вопиющего: в пустыне приготовьте путь Господу». Смысл фразы от этого, естественно, меняется. В ПБ принят первый вариант, в ИБ — второй. Написано также (уже с огласовкой): «Берашитбараэлохим», и т. д. Это можно прочитать так: «Берашит бара Элохим» и т. д. (В начале сотворил Бог небо и землю). А можно иначе: «Бераш итбара Элохим» и т. д. (Во главе (в начале) сотворил (или развил) богов, небеса и землю) — и это будет более правильно с точки зрения грамматики [42,607]. Но второе прочтение не устраивает ни иудеев, ни христиан из-за явного указания на многобожие, на чью мельницу льёт воду и тот факт, что «разница между единственным числом bara (сотворил) и множественным bareou (сотворили) не была заметна в древней орфографии, не имевшей гласных букв [199,251]». Еще пример. «Начало стиха [Ис. 9,8] чаще переводится так: «Слово посылает Господь на Иакова…”. Но первое слово этого стиха в древнееврейском тексте представлено сочетанием трех согласных — «дбр», что при одной огласовке может быть прочитано как «дабар» (слово), но при другой — как «дэбэр» (смерть). В Септуагинте — смерть, а в русском переводе — слово [43, 11]». Полагают, что без гласных и пробелов писали в целях экономии папируса или пергамента, но известный австрийский писатель Густав Майринк выдвигает другую гипотезу: «Вы думаете, что наши еврейские книги просто по прихоти написаны только согласными буквами? Каждый должен для самого себя подыскать к ним тайные гласные, которые открывают только ему одному понятный смысл — иначе живое слово обратилось бы в мёртвую догму [44,94]».

Однако и при официальном единомыслии всегда существует риск неправильно понять Слово Божие или что-нибудь важное пропустить мимо своего внимания, особенно если между Всевышним и слушателем (читателем) происходит игра в испорченный телефон из-за множества посредников. Для правильного понимания посланий свыше Церковь рекомендует обращаться за разъяснениями к Священному Преданию и к приходскому батюшке. Но и в этом случае невозможно прийти к единому пониманию даже самого простого, буквального, смысла Слова Божия из-за, например, различной расстановки акцентов. Сопоставим, для иллюстрации, две фразы, в которых, как полагает Церковь, нет противоречия: «Вера без дел мертва [Иак. 2,20] ” и «Человек оправдывается верою, независимо от дел закона [Рим. 3,28]». Акцентируете своё внимание на первом изречении — вы склонны к католицизму, на втором — к протестантизму.

А ведь кроме буквального, говорят, есть еще и другие смыслы (аллегорический, символический, иероглифический, мистический), которые предназначены для посвящённых и каждый из которых мы будем называть единым словом «эзотерический» (скрытый, тайный). Филон Александрийский говорит весьма исчерпывающе: «Словесные изложения (в Книге Закона) баснословны: именно в аллегории мы отыщем истину [31,248]». Ориген высказывается еще категоричнее: «Если мы будем придерживаться буквы, и должны понимать то, что написано в Законе, наподобие того, как понимают евреи и простой народ, — то я покраснел бы от стыда прежде, чем признать, что Бог дал эти законы, так как законы, созданные людьми, выглядят гораздо лучше и разумнее… Какой разумный человек согласится с сообщением, что первый, второй и третий дни, в которые упоминается вечер и утро, были без солнца, луны и звезд, а первый день без небес? Где найти такого идиота, который бы поверил, что Бог садил деревья в Раю, в Эдеме, как землепашец и т.п.? Я считаю, что каждый человек должен рассматривать все эти вещи как образы, под которыми спрятан скрытый смысл [31,69]». В каббалистическом трактате «Зогар» можно прочитать: «Каждое слово в Торе содержит возвышенное значение и величественную тайну… Словесный текст — это покров Торы. Горе тому, кто принимает этот покров за саму Тору. Простаки обращают внимание только на покров, или словесный текст Торы… Более образованные люди обращают внимание не на покров, а на тело, которое он облекает [31,71]».

Примечательно, что серьезное христианское образование не только не гарантирует получение на выходе истового христианина, понимающего Писания, но зачастую приводит (с чего бы это?) к его отходу от веры Христовой. Можно вспомнить императора Юлиана или революционного демократа Чернышевского, но мне более ярким представляется пример маркиза де Сада, который пять лет воспитывался дядей аббатом, затем четыре года обучался в иезуитском колледже и который после всего этого просит христиан растолковать ему: «Каким образом соляной столб, в который обратилась жена Лота, долгое время оставался цел и невредим под проливным дождём? Как оправдаете вы благодеяния, свалившиеся на Иакова, обманувшего папашу Исаака и обокравшего своего тестя Лавана? Как могла преследовать этот (еврейский) народ кавалерия фараона, когда в составе египетских войск не было кавалерии, да и откуда ей было взяться, если пятая египетская казнь заключалась в том, чтобы весьма остроумно погубить всех лошадей?… Ну а что подумаете вы о Божьей справедливости, когда Бог приказал Моисею, у которого была жена из племени медианитов, перебить двадцать четыре тысячи мужчин потому, что кто-то из евреев переспал с медианитанкой? Есть ли что-либо более мудрое, более значительное, чем предписание мужьям под угрозой смерти не спать со своими женами во время месячных? А точные и обязательные указания о том, как совершать омовения и подтираться? В самом деле, это такие важные вещи, так легко увидеть во всём этом длань Всемогущего [32,313]!… Очень надеюсь, что вы поможете мне постигнуть ту очаровательную манеру, с которой дьявол подхватил Бога и вознёс Его на вершину горы, чтобы тот увидел всю землю. Дьявол, обещающий Богу всякие блага, если только Бог согласится поклоняться дьяволу, может очень обескуражить добропорядочных людей, и я взываю перед вами о снисхождении к ним [32,319]».

Действительно, дьявол говорит Иисусу: «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её; итак, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё [Лк. 4,6—7]». Очевидно, не каждому постящемуся дьявол предлагает все царства вселенной. Значит, либо он видел перед собой замаскировавшегося Бога и позволил себе шутить с Ним как равный с равным, т.е., в частности, уверенный в своей безнаказанности, либо он знал, что перед ним не Бог, а некто с большими претензиями (Мессия, например), и тогда искушения оправданны. Христиане скорее предпочтут видеть в дьяволе развязного шутника, чем в Иисусе всего лишь человека, но тогда весь этот эпизод с искушением постящегося Сына Божия выглядит жалким фарсом, разыгранным на потребу христианских пастырей и их овец. Мне же представляется, что искуситель не видел в Иисусе Бога (шутки со Всемогущим опасны). А кого? Хочется верить, что человека.

Подпевая прославленному маркизу, добавлю, что также производит сильное впечатление деловитость и согласованность в работе небесных сил. В одном месте Библии [2Цар. 24,1] Сам Бог побуждает Давида исчислить народ, в другом [1Пар. 21,1] — Сатана; по существу, надо полагать, разница невелика, иначе в этом можно было бы увидеть противоречие. Проф. Лопухин разъясняет: «Как зависящая от Бога сила, он (Сатана) действует по Его попущению [5,3,67]». Не только по попущению, но иногда и по прямому указанию. Вспомним обсуждение ими судьбы праведного Иова: «Сказал Господь Сатане: вот, всё, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей [Иов. 1,12]». Не значит ли это, что Сатана — исполнитель преступлений, а Бог — заказчик? Во всяком случае в их отношениях не просматривается антагонизм люто ненавидящих друг друга врагов. Хотя вот совершенно лояльному Иезекиилю Всевышний предписывает вкушать лепёшки, испечённые на человеческом кале [Иез. 4,12]. Это в русском тексте Библии, а в Вульгате так и того хлеще — покрытые человеческим калом [17,1,359]. Чем объяснить такое издевательство над пророком?

Несомненно, что буквальное понимание Писания часто приводит вдумчивых читателей к недоуменным вопросам. На них у христиан есть простые и ясные ответы: «На всё воля Божия» и «Горе тому, кто препирается с Создателем своим, черепок из черепков земных! Скажет ли глина горшечнику: «что ты делаешь [Ис. 45,9]?» «Так что, — советовал мне в своё время приходской батюшка, — пойди лучше, грешник, в храм Божий, встань скромно в уголок да помолись — вопросы-то с недоумениями и отпадут». У меня не отпали — видать, плохо молился или не в тот уголок встал. Английский философ Роджер Бэкон считал, что для истинного понимания Библии «необходимо было своего рода внутреннее обучение, включая знание алхимии, астрологии и магии [33,165]». Да где ж его взять простому прихожанину? Ведь Церковь всегда выступала против такого знания у овец Христовых. Но не потому, что оно ложно, а потому, что его обладатель становился более независимым и, следовательно, менее управляемым. Пастыри же во все времена понимали полезность нетрадиционных знаний и пользовались ими по мере необходимости. Так, первый израильский царь Саул изгнал волшебников и гадателей из страны, но когда ему приспичило, он нашёл аэндорскую волшебницу и попросил её вызвать дух пророка Самуила [1Цар. 28,8—19], который затем верно предсказал судьбу Саула. «Все отцы Церкви, без исключения, верили в силу магии. Церковь всегда осуждала магию, но всегда в неё верила; она отлучала от Церкви колдунов не как заблуждающихся безумцев, но как людей, действительно имевших сношение с дьяволами [17,2,230]». Гордостью Церкви является алхимик, астролог и маг Святой Альберт Великий [36,553], а также алхимик Святой Раймонд Луллий [36, 555]. «Папы Бенедикт IX, Иоанн XX, Григорий VI и Григорий VII, — все они известны истории как колдуны и маги [42,430]». Признанным магом и алхимиком был Папа Сильвестр II [34,31]. Перу Синезия, епископа Птолемаиды, «принадлежат труды по алхимии, толкованию снов и переселению душ [34,28]». А знаменитый швейцарский врач Парацельс говорил: «Магия — вот учитель медицины, лучший, чем любые книги [34,134]». «Бойль и Ньютон были столь убеждены в практической ценности алхимии, что даже пытались провести парламентский билль о запрете на разглашение тайны алхимического процесса, боясь его возможного влияния на рынок золота [34,151]». Но подавляющему большинству овец Христовых тайные знания недоступны, поэтому и воспринимают они Библию не иначе как буквально.

При буквальном понимании Св. Писания, по словам известного протестантского теолога Пауля Тиллиха, «способность символа указывать по ту сторону себя на что-то другое не принимается во внимание. Творение рассматривается как однажды случившийся магический акт. Грехопадение Адама соотносится с какой-то особой географической точкой… Непорочное зачатие Мессии трактуется с точки зрения биологии…, воскресение и вознесение — как физические акты… В основе такого буквализма лежит представление о том, что Бог — это существо, действующее во времени и пространстве, проживающее в особом месте, оказывающее влияние на ход событий и подверженное их влиянию подобно любому другому существу во вселенной. Буквализм лишает Бога его… величия [35,166]». Спиноза говорил, «что когда человек придает Богу людские свойства, это всё равно как если бы треугольник считал Бога в высшей степени треугольным [41,3,397]». А Е. Блаватская как бы подводит итог: «Без эзотерического объяснения Ветхий Завет превращается в нелепую мешанину бессмысленных сказаний — даже хуже того — он должен быть причислен к безнравственным книгам [18,2,524]».

Так может ли православный батюшка воздать Богу должную честь, раскрыв своей пастве эзотерический смысл Писания? Может ли, подобно Парацельсу [18,2,629], доказать на практике, что познал он некоторые тайные и полезные вещи из «Откровения» и других библейских книг? К примеру, «Парацельс лечил не только обычные болезни, но и такие, как проказа, холера и рак [36,552]». Далеко не самый безграмотный священник Георгий Чистяков писал: «Нравственное содержание делает Библию книгой открытой для всех без исключения людей на земле, а христианство лишает и малейшего привкуса эзотерики [13,17]». Более того, по его мнению, и «библейской религии, из которой выросло христианство, чужд какой бы то ни было эзотеризм [13,195]». У признанного знатока мировых религий и эзотерических учений Рене Генона иное мнение: «Христианство у своих истоков имело — как в своём ритуале, так и в своей доктрине — характер по существу эзотерический [38,117]».

В первые века христианской эры существовали две школы толкователей священных текстов: Александрийская — толкующая тексты в основном аллегорически, ярким представителем которой является Ориген, и Антиохийская — понимающая тексты буквально, её известным представителем можно считать Иоанна Златоуста. С годами победила Антиохийская школа. Полагаю, что это стало результатом, во-первых, всё более и более растущего невежества, забитости людей в христианском мире первого тысячелетия, а во-вторых, неуёмного стремления Церкви к расширению стада овец Христовых. Вторая причина более существенна — она ведет к росту экономического и политического могущества Церкви, а поскольку нам, простецам, неучам и маловерам, коих подавляющее большинство в мире, эзотерический смысл любого писания недоступен, то Церкви ничего не остается, как привлекать новобранцев через буквальное толкование Библии. Да и первая причина взлелеяна заботливыми трудами Церкви, так как упрощала её деятельность, поскольку оболваненные, затравленные, запуганные, а потому послушные овцы больше устраивают пастырей любой организованной религии, чем здравомыслящие, деловые и везде сующие свой нос активисты. И.В.Гёте (и не только он один) считает, что «очень уж много глупостей в установлениях Церкви. Но она жаждет властвовать, а значит, нуждается в тупой, покорной толпе, которая хочет, чтобы над ней властвовали. Щедро оплачиваемое высшее духовенство ничего не страшится более, чем просвещения широких масс [220,627]».

Хотя эзотерическое понимание священных книг представляется мне более привлекательным, однако не по Сеньке шапка, к сожалению. В утешение себе рискну предположить, что едва ли сегодня найдется православный Сенька, способный докопаться до эзотерического смысла Библии по её современным переводам на русский, латинский или даже греческий язык. Отважусь высказать и ещё одно предположение, которое хотя и маловероятно, зато придётся по сердцу всем христианским простакам: никакого эзотерического смысла в Библии изначально не было, а просто стыдливые богословы из Александрии опасались, что буквально понимаемая Библия не будет воспринята народными массами как Слово Божие, и потому попытались облагородить её намеками на тайные смыслы. Но, как показала жизнь и антиохийские богословы, их (александрийцев) опасения были напрасны. История неоднократно демонстрировала, что хорошо организованное сообщество несчастных и недоумков, т.е. овец, представляет собой огромную, легко управляемую, а потому при умелом руководстве почти непобедимую силу. Ещё Гомер учил: «Сила и слабых мужей не ничтожна, когда совокупна [252,207]». И Св. Писание — важнейший инструмент управления слабыми именно при наиболее доступном, буквальном его толковании. Так в дальнейшем и будем понимать богодухновенные (как убеждает нас Церковь) письмена, Тем более, что не следует ждать какого-либо иного толкования Библии от православного батюшки, который не замечает (по невежеству, а скорее сознательно) обеспокоенности Оригена, Роджера Бэкона и других внимательных читателей Библии слишком поверхностным её пониманием христианами. Не заинтересованы сегодня пастыри Христовы в проникновении их овец в глубинные смыслы Св. Писания, потому что в таком случае овцы, став шибко грамотными, отбились бы от рук.

О различном отношении к пастырям и овцам

Судя по Св. Писанию, имеет место чёткое деление людей на две неравные части — пастырей и овец. Пастыри — это властители, защитники, наставники овец. Чисто внешне первых и вторых бывает трудно различить, но по существу разница огромна; она не всегда выставляется на вид, однако всегда подразумевается. Известный пастырь Римской империи Калигула выразил на этот счёт общее пастырское мнение: «Точно так же, как те, кто несёт обязанность охранять овец и быков, сами не являются ни овцами, ни быками, а принадлежат к высшей породе, так и те, кто поставлены, как властители над людьми, не могут быть такими же людьми, как все другие, и потому суть боги [69,131]». Боги, не боги, тем не менее авторитет и сила духовных пастырей в том, что их деятельность санкционирована Всевышним, подтверждение чему находим в словах Господа Израилю: «Дам вам пастырей по сердцу Моему, которые будут пасти вас с знанием и благоразумием [Иер. 3,15]». А на христианских пастырях лежит даже особая благодать Божия, нисшедшая на них в таинстве священства. И хотя поведение пастырей частенько вызывало нарекания у Всеведущего, говорившего, например: «Горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! Не стадо ли должны пасти пастыри [Иез. 34,2]?» Хотя и апостол Пётр выражал некоторую озабоченность их добросовестностью: «Пастырей ваших умоляю я, сопастырь и свидетель страданий Христовых и соучастник в славе, которая должна открыться: пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принуждённо, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду [1Пет. 5,1—3]». Однако, как водится не только в грешном миру, но и в Святой Матери-Церкви, — пастырям богодухновенный закон не писан. Правда, бывает, сказать по справедливости, что и пастыри несут заслуженное наказание за свои преступления. Так, «жертвою (собора в Констанце) пал Иоанн Двадцать Третий… Самые скандальные из возведённых на него обвинений были устранены: наместник Христа был обвинён только в морских разбоях, в убийствах, в изнасиловании женщин, в мужеложстве и кровосмесительных любовных связях… Он поплатился тюремным заключением [30,7,485]». Довелось хлебнуть тюремной баланды и другим Папам: Стефану VII, Иоанну XI, Иоанну XIII, Бонифацию VII, например [37,291]. Однако, как правило, закон регулирует жизнь только овец.

Если же считать, что закон един для всех, то в богодухновенном Св. Писании можно найти массу несоответствий (мнимых, разумеется) между событиями, описанными в нём, и Законом Божиим. Преступления очень редко наказуемы, если они совершаются пастырями либо по приказанию пастырей. Например, сообщил Моисей народу заповедь Всевышнего: «Не убивай [Исх. 20,13]». Но несколько позже он же отдаёт приказ: «Возложите каждый свой меч на бедро своё, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего [Исх. 32,27]». А сколько людей сожжено на кострах по приговорам инквизиторов, знающих Библию!? Сказано также: «Если кто будет прелюбодействовать с женою замужнею, если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего, — да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка [Лев. 20,10]». Но не были казнены за то, что спали вместе, ни царь Давид, ни Вирсавия, жена Урии Хеттеянина [2Цар. 11,3—4]. А всё потому, что Давид был из когорты пастырей.

Заповедует Иисус: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду [Мф. 5,22]». Здесь «нужно понимать значение «брат» в смысле и кровного брата, и гражданина, и человека вообще [5,8,94]», — поясняется в «Толковой Библии» и далее в ней говорится: «Слово «напрасно» служит обыкновенно для оправдания ненапрасного гнева… В некоторых кодексах, замечает Иероним, добавляется «напрасно», но в верных кодексах — мысль определенная, и гнев совершенно уничтожается… «Напрасно» нужно выпустить (в ИБ его нет), потому что гнев человека не творит правды Божией [5,8,95]». Скорее всего, это так хотя бы потому, что «гнев гнездится в сердце глупых [Еккл. 7,9]». Озадачивает, однако, то, что «прогневался Моисей на военачальников [Чис. 31,14] ” за то, что они взяли в плен женщин и детей Мадиамских, а не убили их; да и Иисус проклял смоковницу [Мк. 11,21] и опрокинул столы в храме [Мф. 21,12], думаю, не без гнева. И совсем непостижимо, зачем Всемогущему гневаться? «Кто вдали, тот умрёт от моровой язвы, а кто близко, тот падет от меча; а оставшийся и уцелевший умрёт от голода; так совершу над ними гнев Мой [Иез. 6,12]», — стращает Господь Бог. В Своём негодовании Он довёл голодных матерей до того, что «руки мягкосердых женщин варили детей своих, чтобы они были для них пищею [Плач. 4,10]». А уж излияние семью Ангелами семи чаш гнева Божия на землю [Откр. 16,1—21] вообще являет собой образец садизма. Иначе невозможно вразумить человечество? Таков Ты, «Бог, любящий прощать, благий и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый [Неем. 9,17]»? Или глупы Моисей, Сын Божий и Сам Яхве? Нет, гнев пастырей — праведный гнев, назидательный, а заповедь Христова касается только овец. Очевидно, что к ним же обращены и записанные на скрижалях знаменитые десять заповедей (десятисловие), в которых, в частности, говорится о нежелательности убийств и прелюбодеяний. Но мог ли Господь оставить пастырей без Своего архипастырского наставления? Было бы странно. Приглядимся внимательнее к повествованию о скрижалях.

«Сказал Господь Моисею: вытеши себе две скрижали каменные, подобные прежним, и Я напишу на сих скрижалях слова, какие были на прежних скрижалях, которые ты разбил [Исх. 34,1]». Как известно [Втор. 5,22], на разбитых скрижалях было записано упомянутое десятисловие, которое Господь изрек всему Израилю. На новых двух скрижалях было записано второе десятисловие, т.е. следующие десять заповедей [Исх. 34, 14—26]: 1) ты не должен поклоняться богу иному; 2) не делай себе богов литых; 3) праздник опресноков соблюдай; 4) всё, разверзающее ложесна, Мне; 5) шесть дней работай, а в седьмой день покойся; 6) праздник седьмиц совершай, праздник начатков жатвы пшеницы и праздник собирания плодов в конце года; 7) не изливай крови жертвы Моей на квасное; 8) жертва праздника Пасхи не должна переночевать до утра; 9) самые первые плоды земли твоей приноси в дом Господа, Бога твоего; 10) не вари козлёнка в молоке матери его. «И сказал Господь Моисею: напиши себе слова сии, ибо в сих словах Я заключаю завет с тобою и с Израилем [Исх. 34,27]». Выделение перечисленных заповедей из контекста несколько затруднительно, но в целом «не порождает никаких споров между библейскими критиками; некоторые разногласия существуют лишь относительно тождественности одной или двух заповедей да ещё о порядке изложения остальных [116,425]».

Значительно труднее истолковать десятую заповедь. «Едва ли во всём ритуальном законодательстве найдется другой закон, на котором Бог чаще настаивал бы и который бы люди более искажали, чем запрет варить козлёнка в молоке его матери [116,427]». Вкратце пространные объяснения известного историка религии Дж. Дж. Фрэзера можно свести к следующему [116,428]: у пастушеских племён существовало поверье, что между животными одного стада имеет место магическая связь; ещё более тесная связь образуется между животным, его молоком и его детёнышем; кипячение молока может погубить корову, овцу или козу; варка детёныша в молоке его матери может погубить всё стадо, что ставит под угрозу существование пастушеского племени. Таким образом, рассматриваемая заповедь гораздо более значима для племени, чем, например, заповеди «не убий» и «не укради», касающиеся судеб отдельных индивидуумов. Привлекает внимание и четвертая заповедь, узаконивающая человеческие жертвоприношения, о которых разговор впереди.

Видим, что вторые десять заповедей кое в чём пересекаются с первыми, однако, как отмечает Дж. Дж. Фрэзер, «моральные нормы в них совершенно отсутствуют. Все без исключения заповеди относятся всецело к вопросам ритуала. Все они имеют строго религиозный характер, определяя самым скрупулёзным образом мелочные подробности отношений человека к Богу. Об отношениях человека к человеку не говорится ни слова [116,426]». Не подлежит сомнению, что эти заповеди обращены не ко всему народу Израиля, а только к тем, кто отвечает за отправление религиозного культа, т.е. к пастырям. Запамятовал Господь, что писал в первый раз? Вряд ли. И поскольку Он уверенно и недвусмысленно утверждает, что перечисленные десять заповедей были на прежних скрижалях, значит — были. Почему-то каждый раз Господу Богу требовались две скрижали для записи заповедей, а не одна побольше или три поменьше. С учетом того, что речения Ветхого Завета, так же как и Нового, не могут противоречить друг другу, а могут лишь дополнять друг друга, считаю, что в обоих случаях на одной из скрижалей было записано десятисловие с моральными нормами, а на другой — без оных, и в зависимости от того, кому предназначено наставление, овцам или пастырям, читалась та или иная скрижаль.

Для чего второе десятисловие изложено как-то косноязычно, не так внятно, как первое? Для того, чтобы овцы не обратили внимания на него, не поняли его важности, не сопоставили с первым, так как, сопоставив, они увидели бы, что нравственные нормы касаются только их. Из этого не следует, что все пастыри аморальны. Безнравственные поступки совершают и высоконравственные люди. Разведчики из благих побуждений убивают, лицемерят, лгут, воруют, то же делают рабы, пленные. Лгут врачи, дипломаты, педагоги, полицейские. Можно предположить, что Всевышний дал потачку религиозным пастырям в расчете на их само собой разумеющиеся высокие моральные качества. Но это было бы с Его стороны проявлением наивности, а я не решаюсь подозревать в ней Создателя. Будучи Сам выше норм человеческой нравственности, Он осторожно допустил, по-моему, такую возможность и для духовных пастырей, тем самым приблизив их к Себе и возвысив над овцами. Для христианских пастырей второе десятисловие формально утратило актуальность, но допущение им (по умолчанию) возможности безнравственного поведения было с удовлетворением впитано всеми фибрами пастырских душ. Когда овцы осознали, что их батюшки и владыки слишком рьяно пользуются упомянутой возможностью, возник протестантизм. Из вышеизложенного также следует, что при чтении Св. Писания надлежит обращать внимание не только на смысл высказывания, но и на то, к кому оно обращено. Это, разумеется, вызывает дополнительные трудности в толковании.

О переводах

«Я давно уже ясно усмотрел, — делится наблюдениями И.В.Гёте, — что ни один человек не понимает другого вполне, что никто под теми же самыми словами не разумеет того же, что и другие, и разговор или чтение книги у разных лиц вызывают различный ход мыслей [219,555]». Иными словами, сколь много надо претерпеть забот, чтоб сделать с русского на русский перевод. Тем более это касается переводов с иностранных языков. В наше время христиане читают Св. Писание, как правило, на своем родном языке, в лучшем случае — на церковно-славянском, латинском, греческом, считая при этом, что хороший перевод адекватно отражает смысл речей, произнесённых на древнееврейском или арамейском языках Моисеем, пророками, Иисусом Христом, апостолами. Получить же хороший перевод не так-то просто. «Сплошной позор — вот точное наименование качеств и количества русской переводной литературы древних [39,186]», — возмущается В. Розанов. Но не только русские переводы вызывают нарекания. «Позднейшие научные исследования показали, что „Перевод семидесяти толковников“ (Септуагинта) был выполнен совершенно неудовлетворительно [40,392]», — высказывает неудовольствие известный английский философ Б. Рассел. Хотя чего стоят эти научные исследования в свете сообщения Святого Иринея Лионского [54,206], подтверждённого впоследствии Святым Исидором Севильским, о том, что «толковники были посажены поодиночке в отдельные помещения, однако действием Святого Духа они перевели всё так, что в каждой рукописи всё вплоть до порядка слов совпало с прочими [236,431]»? Богодухновенность Септуагинты с очевидностью следует из этого сообщения; и если Святой Иероним Стридонский говорит, что «слишком долго пришлось бы перечислять, сколько всего семьдесят толковников прибавили от себя и сколько опустили [236,114]», то это свидетельствует лишь о богодухновенном исправлении ими искажений, допущенных древними еврейскими переписчиками.

Септуагинта — это особый случай, а вообще возможен ли хороший перевод? Вот что по этому поводу думает знаменитый аргентинский писатель Х.Л.Борхес: «Переводить дух подлинника — намерение такое грандиозное и такое невероятное, что рискует остаться благим; переводить букву — требует такой поразительной точности, что вряд ли за это кто-нибудь возьмется [41,1,214]». И в другом месте: «Перевод не может заменить подлинника. Перевод может служить в лучшем случае средством и стимулом, чтобы приблизиться к подлиннику [41,3,323]». Проф. Санкт-Петербургской духовной академии, знаток многих современных и древних языков В.В.Болотов считал, что «всякий перевод есть подлог, так как в двух различных языках немного находится слов тождественных по значению [28,1,11]». Таким образом, можно уверенно утверждать, что «всякий перевод есть лишь комментарий и никогда не может быть абсолютно точным воспроизведением оригинала [6,3,345]».

И если в художественной литературе такая точность не требуется, то смысл Слова Божия должен доноситься до верующих в совершенно точном и неизменном виде, т.е., как минимум, на том языке, на котором это Слово было впервые произнесено или написано. С этой точки зрения хороший пример преподносит нам ислам: изначально Коран был дан на арабском языке, и до сего дня никакие переводы не в чести у мусульман. Однако и у них существуют различные варианты Корана; что уж говорить о христианстве с его обилием версий Библии (Новая международная, Исправленная стандартная, Новая исправленная стандартная, Новая американская стандартная, Новая версия короля Иакова, Иерусалимская, Благая весть — далеко не полный перечень переводов Библии только на английский язык), все тексты которых, естественно, отличаются друг от друга. Переведено, например, в ПБ: «Не определено ли человеку время на земле… [Иов. 7,1]?» А в ИБ этот стих выглядит иначе: «Человек на земле исполняет службу», причем в сноске сказано, что речь идет о воинской службе, и в подтверждение предлагается обратиться к следующему стиху: «Всё время моей воинской службы с нетерпением ждал бы, чтобы пришла мне смена [Иов. 14,14]». Видимо, эти стихи имел в виду Петрарка, когда писал: «Жизнь человеческая на земле не просто воинское служение, а бой — для разных людей разные [178, 27]». Почему в ПБ Иов не прибегает к военной терминологии, из-за чего в какой-то степени искажается смысл его высказываний, — остается для меня загадкой. Конечно, каждая из многочисленных христианских Церквей придерживается какого-то одного варианта Библии, считает его богодухновенным, что позволяет всем им (Церквам) считать друг друга неправильными.

Дело усугубляется тем, что буквы оригинала могут иметь числовые или иероглифические значения, через которые постигаются более глубинные смыслы священного текста, а они при переводе теряются начисто, сужая возможности понимания первоисточника. Французский ученый Эдуард Шюре поддерживает мнение, что Моисей написал книгу Бытия египетскими иероглифами, заключавшими в себе различные смыслы. «Он передал ключи от них и дал устные объяснения своим преемникам. Когда же, во времена Соломона, книга Бытия, — продолжает Шюре, — была переведена на финикийский язык, когда, после вавилонского плена, Ездра переписывал её арамейско-халдейскими письменами, еврейское священство владело этими ключами уже очень несовершенно. Когда же очередь дошла до греческих переводчиков Библии, последние имели лишь очень слабое понятие об эзотерическом смысле переводимых текстов. Святой Иероним… не мог уже, делая свой латинский перевод с греческого текста, проникнуть до первоначального смысла Библии [16,181]».

Вообще, проф. Лопухин полагает, что весьма трудно переводить как с греческого, так и с древнееврейского языка, только причины этого разные. «Эллинская фраза есть фраза ученая, род архитектурного здания, построенного с величайшим искусством… Для того, чтобы связать различные части, греческий язык имеет много глагольных форм, соединяющих части предложения и точно показывающих их взаимные отношения; он может также пользоваться по произволу множеством частиц речи, которыми можно выражать даже самые тончайшие оттенки мыслей. В еврейском языке нет ничего подобного… Его слово-расположение почти детское, его речь как бы расчленена; он ставит предложения за предложениями, соединяя их всё одним и тем же союзом „и“; у него нет средств выдвинуть на вид главную мысль, а предоставляется самому слушателю или читателю выбирать самое главное из того, что он слышит или читает [4,3,801]». Видимо, чтобы не затруднять овец выбором главного, «даже и в том, что касается еврейского Св. Писания… оно (христианство) „официально“ пользуется лишь греческим и латинским переводами (версии Септуагинты и Вульгаты). Что же до Нового Завета, то мы знаем, что его текст известен лишь на греческом и что именно на основе последнего были сделаны все остальные переводы, даже на древнееврейский и сирийский [38,113]». «Палестинский еврейский язык времен Иисуса Христа, — продолжает А.П.Лопухин, — стоящий ниже греческого по грамматике, пожалуй, ещё ниже его по словарю… Он не был обогащен, подобно греческому, значительным умственным трудом;… в нем мало глаголов и мало существительных и ещё того меньше прилагательных и частиц речи. Отсюда происходит то, что он должен пользоваться одним и тем же словом для выражения предметов совершенно различных [4,3,801]». При таких свойствах еврейского языка, ох, как трудно было иудейским проповедникам донести до слушателей истинный смысл своих высказываний.

Справедливости ради хочу напомнить, что многозначность слов характерна не только для еврейского языка, но в нём она просто вопиюща, особенно если учесть, что с него переводится Слово Божие. То, например, «посредством чего человек проницает, думает и желает, называется сердцем… Слово „сердце“ служит также для обозначения „совести“, равно как и других душевных способностей [4,3,815]». А используемое в Евангелиях греческое слово «тектон» действительно означает «плотник», но оно является переводом арамейского слова «наггар» («Древний еврейский язык имел весьма близкое родство с арамейским [4,3,785]»), которое означает либо человека, работающего с деревом, либо ученого или образованного человека [45,314]. По сути дела, в отношении Христа второе значение представляется более уместным. «Если на клетке слона прочтёшь надпись „буйвол“, не верь глазам своим [185,103]», — советует знаменитый русский мыслитель К.П.Прутков.

В подобных случаях может ошибиться даже весьма грамотный переводчик, если он мало знаком с той средой, в которой писался подлинник. Характерен в этом контексте неправильный перевод в Септуагинте стиха «Люби ближнего твоего как самого себя [Лев. 19,18]». Президент Израильской академии наук Мартин Бубер разъяснял: «В оригинале эта заповедь не относится ни к степени, ни к роду любви, словно бы человек должен любить другого так же сильно или таким же образом, как и самого себя (представление о любви к самому себе вообще не встречается в Ветхом Завете); на самом деле эта логия означает — „любить подобного тебе“ и подразумевает: поступай в этой ситуации таким образом, словно бы дело касалось тебя самого. Всё дело здесь именно в образе поведения, а не в чувстве [47,274]». Итак, смысл этой заповеди можно было бы выразить следующим образом: «Делай для ближнего то, что делал бы для себя». К слову сказать, в Ветхом Завете «заповеди, упоминающие „ближнего“ (как, впрочем, и все остальные), относятся только к соплеменникам — евреям. Высокоуважаемый раввин и врач XII века Моше бен Маймон объясняет: „Убивая сына Израилева, человек нарушает заповедь „не убий“. Если кто совершит убийство преднамеренно и в присутствии свидетелей, его нужно казнить мечом. Не требует пояснения, что убивший язычника не должен быть казнен“. Не требует пояснения [48,359]!» А уж к язычнику, особо досадившему евреям, они обращаются так: «Блажен, кто возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень [Пс. 136,9]!» Псалом 136 поется и на христианских богослужениях, т.е., видимо, православные не прочь таким же образом поступать с детьми своих недругов. Но, скорее всего, прихожане не вникают в смысл песнопений, умиляясь красотой мелодий и слаженностью хора.

Значительное число ошибок происходит также по элементарной неграмотности как авторов, так и переводчиков. Например, «книга Даниила упоминает только о двух царях Вавилона, Навуходоносоре и Вальтасаре, которого автор считает сыном Навуходоносора и последним вавилонским царем [Дан. 5,2] … Последний вавилонский царь Набонид вообще не принадлежал к царской фамилии, а Вальтасар был сыном Набонида, а не Навуходоносора, и не был царем [49,304]». Если пророк Даниил ошибался в таком простом вопросе, то можно ли безоглядно доверять его пророчествам? Или вот, сказано: «Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет и пришествие Сына Человеческого [Мф. 24,27]; ибо где будет труп, там соберутся орлы [Мф. 24,28]». В 27 стихе говорится о том, что пришествие Христа не останется незамеченным никем. При чём же здесь труп и орлы? Непонимание довольно простого смысла стиха 28, вызванное незнанием фольклора, побудило русских переводчиков к замене слова «стервятники» на более облагороженное слово «орлы» (в ИБ написано более правильное «грифы»), что в свою очередь привело проф. Лопухина к натянутому, заумному богословскому комментарию на этот стих [5,8,375]. На самом деле стих 28 всего лишь пословица, говорящая о том, что о трупе в пустыне можно легко узнать по стае стервятников, кружащих над ним, что приблизительно соответствует нашей пословице о шиле в мешке, т.е. стих 28 представляет собой нечто вроде тропа к стиху 27. Последний пример заодно показывает, что любому даже самому заурядному высказыванию Библии православные толкователи норовят придать глубокий богословский, но не всегда относящийся к делу, смысл — к вящей славе Божией. Это напоминает другую русскую пословицу — о расшибании лба во время молитвы. «Бывает, что усердие превозмогает и рассудок [185,112]», — подтверждает рассудительный К.П.Прутков.

Легко ли видеть Слово Божие в неизвестно когда, неизвестно кем написанном, неоднократно переведённом и многократно переписанном тексте? А этого от прихожан и не требуется, ибо Церковь знает, какое слово Божие, а какое — не Божие. «Когда в 30-х годах XIX в. профессор Петербургской духовной академии протоиерей Г.П.Павский сделал перевод с древнееврейского языка на русский почти всех книг Ветхого Завета,…, то перевод этот не был издан, Павскому было предъявлено обвинение в попытке подорвать православие и он был отстранен от должности [43,17]». Зато всё, что опубликовано с благословения Церкви — истина. «Давайте не будем говорить об этой шутке, согласно которой, набирая наугад типографские знаки, невозможно набрать „Дон Кихота“. Что мы наберём, то и станет „Дон Кихотом“ для тех, кому придется из этого текста исходить, сформироваться в нем и быть его частью [9,162]», — как бы иллюстрирует позицию Церкви знаменитый испанский философ и поэт Мигель де Унамуно.

О сознательном искажении

Ошибки практически неизбежны в работе переводчиков и переписчиков. Гораздо большим злом является сознательное искажение текстов. По свидетельству Е. Блаватской «достаточно почитать критику Эразма или даже сэра Исаака Ньютона, чтобы стало ясно, что еврейские священные писания подделывались и переделывались, были утеряны и снова написаны дюжину раз ещё до дней Ездры [31,226]». Следует также иметь в виду замечание известного историка христианства Эрнеста Ренана о древних переписчиках: «Книга на Востоке не копируется в точности. Её обновляют и приспособляют к моменту путём прибавлений того, что известно или предполагается известным из других сочинений… Не совестятся перепутывать в одном сочинении различные стили и авторов [199,368]». С изобретением книгопечатания невольных ошибок стало меньше за счет устранения переписчиков, но ничуть не уменьшилось количество подтасовок, фальшивок, пропусков, замен. «Не всякому слову верь [Сир. 19,16]», — предупреждает Иисус, сын Сирахов. Иосиф Сталин усиливает этот тезис: «Никому на слово, товарищи, верить нельзя [50,239]». А Эдуард Гиббон замахивается на святое: «Есть серьёзное основание опасаться, что первые отцы Церкви очень часто были клеветниками [51,2,17]». Известного английского историка поддерживает великий немецкий мыслитель Фридрих Ницше: «Ничто не является столь редким среди моралистов и святых, как честность [123,2,622]».

В.В.Болотов отмечает: «Как известно, переписчики и читатели по своему разумению поправляют самого писателя… Древность рукописи часто оказывается недостаточным ручательством её близости к подлиннику [28,1,15]». Подтверждение тому находим в «Церковной истории» Евсевия Памфила, которая «уникальна тем, что целых десять веков после её написания никто из ученых чад Церкви не брался изобразить церковную жизнь первых трех веков [54,5]». «Евсевий наивно признаётся, что в своей истории он будет выпускать всё, что может клониться к унижению Церкви, и, напротив, будет особенно распространяться о том, что может прославить её [37,276]». Так, он приводит письмо Иисуса Христа топарху Авгарию: «Блажен ты, если уверовал в Меня, не видев Меня. Написано обо Мне: видевшие Меня не уверуют в Меня, чтобы не увидевшие уверовали и ожили. А что ты приглашаешь Меня к себе, то надлежит Мне исполнить здесь всё, ради чего Я послан; а когда исполню, то вознесусь к Пославшему Меня. Когда же вознесусь, то пошлю к тебе одного из учеников Моих, чтобы он исцелил болезнь твою и даровал жизнь тебе и тем, кто с тобой [54,44]». Можно ли даже предположить, что христианин отважится на подделку слов Господа нашего и Спаса Иисуса Христа? Тем не менее последователи проф. Лопухина фактически обвиняют Евсевия в этом, написав, что «Cам Господь не оставил никаких записей Своих речей и дел [5,8,19]». Кому верить? Не могу представить себе, что составители «Толковой Библии» не читали упомянутую «Церковную историю», поэтому верю им.

Но в таком случае возникают два вопроса. Первый: «Правильно ли поняты устные речи Иисуса (а заодно и апостолов)?» Ведь люди, и пророки особенно, «часто говорят отрывками, прерывая самих себя на середине предложения, чтобы переформулировать мысль или сменить тему. Зачастую непонятно, о ком или о чём говорят, потому что говорящие употребляют местоимения (ему, им, этот), общие слова (эта история, в этом отношении) и эллипсисы [205,214]». Боюсь, что устная речь, тем более в условиях отсутствия звукозаписывающей аппаратуры, открывает более широкие возможности для недопонимания, чем письменная. В частности, если оратор прервал произносимую фразу, то у слушателя «существует в среднем около десяти различных слов, которыми можно было бы продолжить предложение с данного места, так чтобы предложение было грамматически правильным и имело смысл [205,73]». И второй вопрос: «Возможно ли доверять хоть единому слову Евсевия Памфила, епископа Кесарийского?» Решительно отвечаю — нет. Опору своей решительности нахожу в бескомпромиссных словах правдолюбца К.П.Пруткова: «Единожды солгавши, кто тебе поверит [185,99]?»

«В 303 г…. языческий император Диоклетиан (большой специалист не только по руководству страной, но и по выращиванию капусты, чем вызывает уважение) приказал уничтожить как можно больше христианских сочинений. Доверив своим редакторам исправить это зло, император Константин Великий предоставил стражам догмы удобный случай пересмотреть и исправить тексты согласно их убеждениям или требованиям текущего момента, чем они благополучно воспользовались [55,261]», подготовив материал для Евсевия и поощрив его к дальнейшей правке истории христианства. В том и заключается одна из главных причин трудности толкования Нового Завета, что время от времени добрые христиане «совершенствовали» его. Проанализировав рукописную традицию, С. Лёзов констатирует, «что текст Евангелий целенаправленно изменялся и после их канонизации… С точки зрения истории текста Новый Завет на протяжении почти четырнадцати веков оставался живым и развивающимся литературным корпусом, содержание которого постоянно обновлялось за счет „впитывания“ новых теологических идей [14,388]». Недаром Цельс упрекал христиан в том, что они по многу раз переделывали свои «священные» книги [56,266]. Внося изменения в новозаветные тексты, различные авторы, разумеется, не согласовывали эти изменения между собой, поэтому «различий между дошедшими до нас рукописями больше, чем слов в Новом Завете… Трудновато понять смысл слов Божиих, если мы даже не знаем, какие это слова [21,26]!» Из длинного ряда умышленных искажений Св. Писания приведу лишь некоторые, показавшиеся мне наиболее впечатляющими.

1) Сказано: «А на трёх друзей его воспылал гнев его за то, что они не нашли, что отвечать, и тем самым обвиняли Бога [Иов. 32,3]». ИБ в сноске отмечает, что написание «Иова», вместо «Бога», дело рук переписчика. Профессор М. И. Рижский также говорит об этой подмене [43,170], которая не обошла стороной и ПБ. Если переписчик считал, что обвинять Бога нельзя, потому что Он не делает зла, то Ветхий Завет это безусловно опровергает: «Куда они ни пойдут, рука Господня везде была им во зло [Суд. 2,15] … Так говорит Господь: наведу зло на место сие и на жителей его [4Цар. 22,16] … И утешали его за всё зло, которое Господь навёл на него [Иов. 42,11] … Так говорит Господь: вот, Я готовлю вам зло [Иер. 18,11]». Скорее, мне кажется, переписчик опасался, что допущение возможности обвинять Бога способно подвигнуть кого-нибудь когда-нибудь в чём-нибудь обвинить и церковные власти, а это, по разумению самозваного редактора, непозволительно — вспомним, чем обернулись нападки Лютера на Ватикан.

2) Св. Иероним «считал, что было бы опасно переводить это Евангелие от Матфея в том виде, как оно есть, потому что изложенные в нем факты таковы, что те, кто обладали ими как святыней, желали их скрывать от мира профанов. Он считает далее, что при таком переводе это Евангелие вместо назидания принесло бы лишь разрушения. Как же поступил отец Церкви Иероним? — Он выпустил писания, которые по его и церковному мнению того времени могли действовать разрушающе, и заменил их другими. Но из писаний Иеронима мы узнаём ещё больше, и это как раз то, что даёт самый сомнительный аспект всему происшествию, а именно, что Иероним знал, что Евангелие от Матфея может понять только тот, кто посвящён в определённые тайны, и он признаётся также, что сам к таковым не принадлежит; т.е. он констатирует свое непонимание Евангелия от Матфея! И тем не менее он его всё же перевёл. Таким образом, у нас до сих пор Евангелие от Матфея в обработке человека, который его не понял, но который настолько привык к этому изложению, что позже он сам же объявлял ересью всё то, что утверждалось о Евангелии от Матфея, если утверждаемое не находилось в его переводе. Таково истинное положение вещей [59,129]», — делится впечатлениями основатель антропософии Рудольф Штайнер. Считал ли Св. Иероним новозаветные книги богодухновенными? Вопрос риторический, поскольку «с текстами, признаваемыми дарованными при откровении, не обращаются особенно смело. Не производят анатомических опытов над телами святых [199,366]».

3) В Евангелии от Матфея приводится возглас Иисуса: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил [Мф. 27,46]?» Эти же слова мы находим и в псалме [Пс. 21,2]. Разница лишь в том, что «оставил» в Евангелии является переводом еврейского слова «савахфани» (sabachthani), а в псалме — слова «асавфани» (asabxthani). Во втором случае перевод правильный, а в первом — ложный. Медвежью услугу оказал христианам редактор Св. Писания, заставив их (в том числе и проф. Лопухина) полагать, будто бы Сын Божий издал «предсмертный вопль, указывающий, что всякая надежда на спасение и возвращение к жизни теперь исчезла [5,8,460]», чем выразил недоверие к Отцу. Если Бог позволяет Себе бросить на призвол судьбы Сына, то как нам, грешным, надеяться на Него? Правильный перевод [Мф. 27,46] таков: «Боже Мой, Боже Мой! как Ты Меня прославил [31,191]!» По свидетельству Е. Блаватской эти сакраментальные слова принадлежали обрядам языческих храмов. «Они произносились после страшных испытаний посвящения и были ещё свежи в памяти некоторых из «отцов», когда Евангелие от Матфея редактировалось на греческом языке [31,192]». Этот возглас мог быть и знаком благодарности Христа за то, что Бог не остался безучастен, когда «Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: «Отче! Пришел час: прославь Сына Твоего [Ин. 17,1]».

4) Стихи [Мк. 16,9—20] отсутствуют в древнейших копиях Евангелия от Марка [23,58]. Но его составители, видимо, сочли, что без рассказа о воскресении и вознесении Иисуса оно будет неполным, и добавили эти строки, среди которых ест и такие: «Кто будет веровать и креститься, спасён будет; а кто не будет веровать, осуждён будет [Мк. 16,16]». Е. Блаватская пишет о них: «Церковь не сильно обеспокоена тем, что даже самые тщательные поиски этих слов в древнейших текстах в течение последних веков оказались бесплодными; или, что последний пересмотр текста Библии привел всех ищущих и любящих истину учёных, занятых этой задачей, к признанию того факта, что не следует искать такой не похожей на Христа фразы нигде, кроме некоторых позднейших поддельных текстов. Добрые христианские народы усвоили эти слова утешения, и они стали самой сердцевиной и сущностью их милосердных душ. Отнять у этих избранных сосудов Бога Израиля надежду на вечное проклятие для всех, кроме них самих, — это равносильно тому, чтобы отнять у них саму жизнь. [42,728]». Едва ли последние слова Е. Блаватской следует расценивать как примитивное злобствование, поскольку в их поддержку можно привести сообщение Св. Фомы Аквинского: «Чтобы святые могли полнее насладиться собственным блаженством и благодатью Божьей, им позволено наблюдать за мучениями грешников в преисподней [48,448]». Тянутся за святыми садистами и простые государи: «один католический император (Константин Порфирородный) с явным удовольствием описывал, как с критских сарацинов сдирали кожу или как их погружали в котлы с кипящим маслом [30,6,163]».

Вообще, христиане находили особую отраду в том, чтобы жестоко карать тех, кто «не уверовал во имя Единородного Сына Божия [Ин. 3,18]». Например, супруга императора Диоклетиана императрица Приска поначалу исповедовала христианство, но, познакомившись с ним поближе, «отреклась навеки от христианской веры [17,1,79]», за что и поплатилась после кончины императора. «Окровавленные тела дочери Диоклетиана Валерии и её матери они (добрые христиане) волокли по улицам Фессалонии и бросили в море [17,1,87]». Не лучше были последние часы и для выдающегося философа, математика, астронома Гипатии, учившей, что «все формальные догматические религии ложны и никогда не могут быть приняты уважающим себя человеком как абсолютные [136,340]». Гипатию «затащили в церковь, содрали одежду и изрезали тело на куски острыми ножами для разделки устриц. Затем сожгли её останки. Ну а что ещё прикажете делать с женщиной, которая (по словам епископа Никейского Иоанна) посвящала всё своё время магии, астролябиям и музыкальным инструментам и вводила в заблуждение многих людей посредством сатанинских ухищрений [136,341]?» Известный историк Эдуард Гиббон совершенно справедливо полагает, что «умерщвление Гипатии запятнало неизгладимым позором и личность, и религию (отца Церкви Святого) Кирилла Александрийского [30,5,240]», организовавшего это изуверское убийство. «Не надобно иного образца, /Когда в глазах пример отца [232,31]». Но не следует думать, что удачно устроившиеся самодовольные христиане чураются мазохизма. Сын православного священника, известный французский философ Сиоран рассказывает об их наклонностях: «Праведники» из клоунады, фанфароны искушения, жуиры, щекочущие себе нервы собственными грехами, адскими муками и показным смирением. Если они и терзают свою совесть, то только в поисках свежих ощущений [93,179] … Отнюдь не стремясь к истине, христианин млеет от собственных «внутренних конфликтов», от своих пороков и добродетелей, от их наркотической власти. Эпикуреец зловещего, он ликует у Креста, сопрягая удовольствие с ощущениями, которым оно вовсе не присуще: разве не он изобрёл оргазм угрызений совести [93,180]?»

5) «Иисус, умилосердившись над ним (прокажённым), простер руку… [Мк. 1,41]». Вариант этого стиха, в котором Иисус рассердился, является более трудным, следовательно, с большей вероятностью, — текстом оригинала [21,188]. В ИБ, например, используется слово «разгневавшись». По гигиеническим соображениям прокажённым было запрещено входить в стан Израильский [Лев. 13,46]; нарушение этого правила, видимо, и рассердило Иисуса, вокруг которого собралось множество слушателей. Так что «умилосердиваться» над человеком, подвергающим окружающих риску заражения опасной болезнью, у Христа не было оснований.

6) «Глас был с неба: „Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя“. Так по древнейшему доканоническому чтению, вместо канонического: „Ты — Сын Мой возлюбленный, в котором Моё благоволение [Лк. 3,22] “. Чтение это неопровержимо засвидетельствовано всеми Отцами до IV века, когда оно было заменено нашим каноническим, потому что то, древнее, казалось уже догматически опасным, „соблазнительным“, по слишком уж явному противоречию с догматом бессеменного зачатия [60,140]», — рассказывает Д. Мережковский. В поддержку высказывания известного русского писателя можно привести слова пророчествующего псалмопевца: «Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя [Пс. 2,7]». Огорчает, что проф. Лопухин не счёл этот стих достойным специального комментария.

7) «Он (Иоанн) якобы говорит, что есть трое, которые свидетельствуют в небесах: Отец, Слово и Святой Дух; и эти трое составляют одно; и есть трое свидетельствующие на земле: дух, вода и кровь, и эти трое составляют одно [1Ин. 5,7—8]. Доказано, что этот отрывок был прибавлен к посланию Иоанна около VI века [17,1,206]», — утверждает почётный член Петербургской Академии наук Вольтер. Но можно ли целиком доверять этому вольнодумцу? Обратимся к проф. Лопухину, который пишет: «Весьма важный в вероучительном, догматическом отношении стих 7-й не читается ни в одном из древних греческих кодексов Нового Завета… Только в некоторых, и то не древних, списках латинского перевода Вульгаты спорный стих читается [5,10,337]». Но поскольку в принятых Церковью текстах слова стиха 7-го считаются подлинными апостольскими словами, то «при этом церковном воззрении мы и должны остаться [5,10,338]», — ничтоже сумняшеся, поучает нас А.П.Лопухин со товарищи. Однако! То есть, если факты противоречат церковным воззрениям — тем хуже для фактов; надо думать, не от Бога они (факты), ох, не от Бога.

8) Сэр Исаак Ньютон замечает, «что то, что латины сделали с текстом [1Ин. 5,7], греки сделали с текстом Св. Павла [1Тим. 3,16]. Ибо путем замены OΣ на ΘΣ, сокращенное от Θεos (Бог),…, они теперь читают — «Велика тайна божественного, Бог проявился во плоти», тогда как все церкви во время первых четырех или пяти столетий читали — «Велика тайна божественного, которое было проявлено во плоти [18,2,231]». Верю великому учёному, но не до конца, потому что он неправославный; обращусь поэтому опять к проф. Лопухину: «Во многих древних рукописях и у некоторых св. отцов и учителей Церкви вместо выражения «Бог» стоит выражение «который». Поэтому новейшие толкователи в большинстве стоят за чтение: «который явился во плоти» [5,11,396]».

9) Говорит Иисус: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя [Ин. 14,16]». «Слово Paracletos, что в переводе с греческого означает „Утешитель“, в Библии появилось в результате сознательного искажения слова Periclutos, которое переводится как „превознесённый“, а имя Мохаммед и означает „превознесённый“ [61,349]!» Об этой подмене слов говорит мусульманин; и если уж христиане способны беспардонно лгать, то чего, казалось бы, ждать от басурмана? Однако я неоднократно общался с мусульманами и свидетельствую: не всё, что они говорят, — ложь. Более того, некоторые мусульмане вызывают у меня гораздо большее уважение, чем некоторые христиане. Во всяком случае, без огласовки приведённые греческие слова выглядят одинаково — Prclts, что допускает оба прочтения и повышает мой интерес к исламу. Особенно если учесть, что «Коран — не создание чьё-то, а Аллаха; и является подтверждением того, что было ниспослано вам ранее (сура 10) [61,143]». А ранее нам было ниспослано Евангелие.

Справедливости ради А.П.Лопухин мягко замечает, что «иногда изменения производились и православными, которые старались удалить из текста (Нового Завета!) провинциализмы, редкие слова, делали грамматические и синтаксические исправления, объяснительные добавления [5,8,16]». Господь косноязычен и не очень грамотен? Маловероятно. Или таковы те богодухновенные мужи, которые работали по Его благословению? Но тогда у Всемогущего не всё ладно либо с подготовкой, либо с подбором, либо с расстановкой кадров. Скорее всего, думаю, означенные мужи были не очень богодухновенны, раз подправляли Слово Божие. Вот несколько примеров «исправлений», сделанных русскими переводчиками Св. Писания.

1) Библия послужила источником для обвинения евреев в «вонючести» [150,254]: «Вы сделали отвратительным наш запах для фараона и для слуг его [Исх. 5,21]», — написано в Септуагинте. Правовед и историк Эдуард Ганс подтверждает эту особенность иудеев: «Мы, евреи, не теряем запах нашей расы даже после десятикратного смешивания». «Но не только евреи — каждый народ, каждая раса и каждая расовая смесь имеет свой особый запах», — отмечает немецкий расолог Ганс Гюнтер в своей книге «Расология еврейского народа» (откуда взяты и слова Эдуарда Ганса). Дерзаю думать, что и каждый человек обладает своим запахом, иначе как бы собака взяла его след? Любой народ относится с некоторой неприязнью к инородцам, которые не так себя ведут, не так говорят, не так выглядят, не так пахнут. Русский дух, который Русью пахнет, тоже не всем приятен. Чтобы не провоцировать международную дискуссию о том, чей запах кому неприятнее, скорее всего, и были приведённые выше библейские слова заменены в ПБ другими: «Вы сделали нас ненавистными в глазах фараона и рабов его».

2) Читаем в книге Судей: «И поставили у себя сыны Дановы истукан; Ионафан же, сын Гирсона, сына Моисея, сам и сыновья его были священниками в колене Дановом [Суд. 18,30]». Так в Вульгате [17,1,168], так и в современной нам ИБ. Трудно постичь православному, как внук и семья человека, неоднократно встречавшегося с Богом и говорившего с Ним, могли опуститься до положения священников у идолопоклонников. Видимо, поэтому в русском переводе Моисей заменен на Манассию.

3) Сказано в ИБ: «Земля отдана в руки злодея [Иов. 9,24]». Кто этот злодей? М.И.Рижский уверен: «Контекст [Иов. 9,22—23] показывает, что злодеем должен быть Бог [43,180]». Кто мог отдать землю в руки Бога? Скорее всего — Бог. Действительно, послал Бог на землю Сына Своего, которому была дана «всякая власть на небе и на земле [Мф. 28,18]». Однако и дьявол обещал Иисусу при определенных условиях власть над всеми царствами вселенной [Лк. 4,6—7]. От кого бы ни получил власть Иисус, результат налицо: «весь мир лежит во зле [1Ин. 5,19]». Зло существовало всегда, но никто из ветхозаветных писателей не утверждал, что в него погрузился весь мир. Можно понять, что это стало реальностью (если верить Св. Апостолу Иоанну) лишь с пришествием Христа. Так это Он — князь мира сего? Если не Он, то почему, имея власть, не приструнил злодея? «Если не Он, то кто же [Иов. 9,24]?» — спрошу я вместе с праведным Иовом. Во избежание богохульного словоблудия и для уточнения божественных словес написали православные в ПБ, что «земля отдана в руки нечестивых»; хотя остаётся невыясненным — для чего. А вот для чего она отдана в надёжные руки Иисуса Христа, выясним ниже, когда будем говорить о Его учении.

4) «Однажды, — рассказывает проф. А. Спасский, — объясняя известное место из Притчей (см. ИБ): Господь создал меня в начале путей Своих [Притч. 8,22], он (Арий) высказал и развил учение о тварной природе Сына Божия [10,138]». И возникла мощнейшая в истории христианства ересь — арианство. А вот если бы Арий читал «правильный» перевод Библии — русский, то ему бы не пришло в голову желание принижать Христа, ибо в «правильном» переводе сказано: «Господь имел меня началом пути Своего». При такой наглости православные переводчики могли бы и оставить выражение «в начале», дабы лишний раз продемонстрировать Божие всемогущество и поддержку Им инцеста и гомосексуализма.

5) Провозглашено: «Один у вас Учитель [Мф. 23,8]». В русском и славянском переводах добавлено «Христос». «Последнее доказывается очень слабо, — говорит проф. Лопухин, — и потому обыкновенно опускается [5,8,352]». В ИБ опущено. Других лиц Св. Троицы православные почему-то признавать учителями не желают. Ежедневно обращаться к Богу с молитвой «Отче наш» и в то же время не считать Его Учителем — это какой-то моветон. Даже Сын Божий себе такого не позволял. «Как научил Меня Отец Мой, так и говорю [Ин. 8,28]», — убеждал Он иудеев.

6) Известный философ Лев Шестов рассказывает: «Августин создал теорию, оправдывающую насильственное обращение в истинную веру и право духовной власти преследовать всеми способами отступников от её учений и догматов (со ссылкой на [Лк. 14,23]: conpelle intrare — заставь войти) [64,1,182]». Так в ИБ, а русский текст гласит: «убеди придти». Польза подобных правок очевидна: нет, слава Богу, среди православных ни Ариев, ни Августинов, ни каких либо других возмутителей спокойствия мирового масштаба. Но, конечно, одними исправлениями текстов въедливого русского человека не проймёшь, поэтому Св. Геннадий Новгородский советовал своим сподвижникам: «Люди у нас простые, не умеют по обычным книгам говорити: таки вы о вере никаких речей с ними не плодите; токмо для того учините собор, чтоб казнить их и вешати [230,18]». Впоследствии выяснилось, что с умниками, превзошедшими книжную премудрость, говорить о вере не менее трудно, потому что, как наставляет нас православный профессор богословия протодиакон Андрей Кураев, «научных доводов недостаточно, чтобы кого-то принудить к вере в апостольское происхождение новозаветных книг [230,371]». Тем более сложно подобными доводами кого-то принудить к вере в божественное происхождение этих книг. Но как в таком разе заставить людей встать на путь спасения? Известно как — репрессиями.

7) Св. Августин при создании своей теории насильственного обращения руководствовался, по-видимому, словами апостола Павла: «Для всех я сделался всем, чтобы любой ценой спасти по крайней мере некоторых [1Кор. 9,22]». В ПБ слов «любой ценой» нет, а в ИБ есть. Если апостолы зарываются, то не грех и поправить их, — уверены православные. Однако они оставили без изменений другое, более конкретное высказывание Св. апостола Павла: «Кто не любит Господа Иисуса Христа, анафема [1Кор. 16,22]». Проф. Лопухин поясняет: «Слово „анафема“ у LXX и в Новом Завете обозначает предмет, который Богом обречён на уничтожение [5,11,90]». Угроза уничтожения — очень действенный способ «спасти по крайней мере некоторых». Поучения Павла и Августина не остались втуне. Например, император Карл Великий «беспощадно приводил в исполнение смертную казнь, назначавшуюся за следующие преступления: 1) отказ от крещения; 2) ложное показание о крещении; 3) возвращение к идолопоклонству; 4) убийство епископа или священника; 5) человеческие жертвоприношения; 6) употребление мяса во время великого поста [37,287]». Из приведённого перечня следует, в частности, что в христианской Западной Европе IX века ещё практиковались человеческие жертвоприношения (о них мы будем говорить ниже, когда коснемся поедания Тела и Крови Христовых).

В оправдание Карла Великого надо сказать, что он поступал так строго в соответствии с традицией, поскольку уже в IV веке «общепринятое мнение признавало справедливым принуждать людей верить в то, что большинство общества считало истиною, и наказывать неверующих [37,242]». Любопытно при этом, что прелюбодеяние, видимо, за грех не считали, потому что борьба за спасение подданных не мешала христианнейшему императору иметь «девять жен и множество любовниц [37,286]». Может быть, Павел, Августин, а за ними и Карл Великий вышли за рамки учения Христа, сказавшего: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими [Мф. 5,9]»? Нет, считает блаженный Феофилакт, который в комментарии на этот стих говорит: «Миротворцы суть и те, которые своим учением врагов Божиих приводят к Богу [5,8,87]». А каковы практические способы побуждения врагов Божиих к усвоению истинного учения? Примеров хоть отбавляй: крестоносцы несли из Европы свет учения Христова на Его родину, т.е. были миротворцами; инквизиторы — миротворцы, раз, сжигая тела непонятливых, приводили к Богу их души; в битвах католиков с протестантами наверняка одна из сторон — миротворцы, а возможно, и обе; потрудились на миротворческой ниве и православные, пытаясь вразумить старообрядцев. И все подобные просветители в своё время совершенно заслуженно будут наречены сынами Божиими, потому что действовали они из сострадания к заблудшим, из желания предотвратить гораздо более тяжёлые последствия для неразумных — ведь обнадёжил Господь учеников Своих: «Если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших; истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому [Мф. 10,14—15]». Однако, несмотря на весь авторитет Св. Августина, Апостола Павла и Самого Иисуса Христа, мне всё-таки ближе слова поэтов А.К.Толстого и В.С.Соловьёва: «Не влезешь силой в совесть никому, и никого не вгонишь в рай дубиной», — ибо совесть, и рай по принуждению для всякого человека, достойного этого имени, ничем не отличался бы от ада [77,133]».

8) Во время брака в Кане Матерь Иисуса обращает Его внимание на недостаток вина. На что Он отвечает: «Женщина! Что общего между тобой и Мной [Ин. 2,4]?» (Об этом повествует Робер Амбелен [22,195], так написано и в ИБ). Такой ответ вынуждает сделать предположение, что Сын Божий не считал Деву Марию Богоматерью. Как-то неправильно и даже нахально обращается Господь наш к Своей Матери, решили православные переводчики и заменили Его слова на «Что Мне и Тебе, Жено?» Откуда такая вольность в обращении с глаголами Иисуса Христа? Проф. И.С.Свенцицкая рассказывает: «С 1985 г. в США существует Семинар Иисуса, в котором принимает участие целый ряд ученых-историков. Большинство из них отрицает подлинность высказываний Иисуса, приведённых в канонических текстах [65,409]». Может быть, и переводчики Библии на русский язык тоже это отрицали? Тогда, конечно, вполне позволительно заменять одни неподлинные слова другими неподлинными, но более благозвучными.

9) Спросили иудеи Спасителя: «Кто же Ты? Иисус сказал им: от начала Сущий, как и говорю вам [Ин. 8,25]». Указывая простецам и простушкам на это откровение, Андрей Кураев патетически вопрошает: «А если Христос и в самом деле Тот, Кем Он Себя называет, и каким Его познала Православная Церковь, то что ещё искать в других религиях [230,274]?» Действительно, кажется, нечего. Видимо, для пресечения поисков и переведён подобным образом этот стих на русский язык. «Но этот перевод не может быть признан правильным [5,9,396]», — уверен проф. Лопухин. Правильный перевод слов Христа: «Прежде всего, что Мне и говорить с вами!» То есть иудеи «недостойны бы и слушать Его слова — до того они упорны (толкование Златоуста, Евфимия Зигабена и др. отцов) [5,9,396]». «Грустно, девицы», и возникает желание поискать в других религиях большей честности. Хотя, признаться, и «окроме честности есть множество отрад [232,101]».

Об оригинальности оригинала

Внимательному читателю, стремящемуся докопаться до смысла священных глаголов, совершенно ясно, что оригинал Библии весьма и весьма искажён переводчиками, переписчиками, фальсификаторами. Но насколько был оригинален сам оригинал? Об этом можно судить по совпадениям библейских писаний с писаниями народов более древних, чем иудеи. Например:

1) «Нет никаких сомнений в том, что материал, служащий основой первых пяти книг Ветхого Завета, заимствован из обрядов посвящения в Египетские Мистерии [36,485]». А «библейская космогония (первоначальная водная бездна и хаос; витающий в небе дух; сотворение духом из бездны и хаоса света и тверди) едва ли не буквально повторяет основные позиции египетской космогонии из Гермополя (древнеегипетская религия была знакома с несколькими вариантами космогонии). Ещё более наглядные и убедительные параллели ученые зафиксировали между знаменитым гимном богу Атону времен реформатора Эхнатона и 103-м псалмом Библии: оба текста… почти в одинаковых выражениях и в идентичных контекстах славят великого единого Бога и его премудрые деяния [66,269]», — повествует проф. Л.С.Васильев.

2) Сказал рабби Акиба: «Весь мир не стоит того дня, в который дана была Израилю Песнь Песней, ибо все книги — святое, а Песнь Песней — Святое Святых [5,5,41]». Известный же индийский мистик и поэт Ошо Шри Раджниш говорил: «В Ветхом Завете есть только одно произведение, которое имеет какое-то духовное значение, — это песнь Соломона (Песнь Песней) … Это единственная часть Ветхого Завета, которая действительно религиозна. Ветхий Завет без песни Соломона не имеет вообще ни ценности, ни значения [67,236]». Не очень попервоначалу ясно, как можно говорить такое о тексте, переполненном эротикой. «Суфии утверждали, что на человеческом языке ничто не может выразить любовь между душой и Богом, кроме любви между мужчиной и женщиной, и что, если мы хотим говорить о единении души с Богом, мы можем выразить это только на символическом языке земной любви [181,212]». «Стрелы её — стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её [Песн. 8,6—7]». Роберт Браунинг восхищён её мощью: «Дерзну сказать, что жалкий червь земной, всем сердцем любящий, божественнее Бога, коль правит миром Он, не ведая любви [9,179]». Но христианский-то Бог ведает любовь, Он и есть любовь [1Ин. 4,8]. Всегда? Оглянемся вокруг, посмотрим на людей, эти образы и подобия Божии. Можно сказать, что они всегда светятся любовью друг к другу? Судить о Боге по грешникам — в своём ли я уме? В своем, ибо «если кто-нибудь утверждает, что единый и истинный Бог, Творец и Создатель, не может быть достоверно познан светом естественного разума, через посредство того, что Он создал, да будет анафема (I Ватиканский Собор об откровении, кан. 2) [68,55]». Не впадая в поэтические крайности, скажу, что любящий духовно выше нелюбящего, ближе к Богу, даже если Его нет.

Хотя люди и грешны, но иногда дают примеры настоящей, прекрасной, одухотворяющей любви. Так, «совместная жизнь Роберта Браунинга с Элизабет Баррет Браунинг, возможно, была самой идиллической из известных нам [231,267] … Уильям и Кэтрин Гладстон прожили вместе пятьдесят девять лет, почти шесть десятков лет, согретых теплом неизменной взаимной преданности [231,259]». А французский король Роберт II, «не побоявшись церковных запретов, женился на Берте (Бургундской) [233,56]. Он… предпочёл не расставаться с любимой женщиной, которая была для него важнее, чем спасение души [233,58]». Можно также вспомнить адмирала Колчака и Анну Тимирёву. Платон считал, что «любовь есть стремление души к прекрасному, влечение подобного к подобному, тяготение божества в нас к божеству вне нас [37,129]». А известный маг и бывший дьякон Католической церкви Элифас Леви уточнил: «Бог, который есть бесконечность, может быть любим человеком лишь через посредство другого человека. Он позволяет любить Себя мужчине в женщине и женщине в мужчине… Любить — это чувствовать бесконечное в конечном. Это найти Бога в создании Божием. Быть любимым — это представлять Бога, это быть Его полномочным представителем перед душой, чтобы дать ей рай на земле [160,148]». По-моему, Песнь Песней поёт именно о такой любви; это мечта (или тоска, или мольба) о Боге, о Любви. «Это единственная красота во всём Ветхом Завете, сама суть духовности [67,236]», — заключает Ошо. И вот при таком значении Песни Песней для Библии «многие специалисты полагают, что она была ритуальной песней во время церемонии священного брака, указывая на её подобие многим ритуальным текстам Египта и других средиземноморских стран… Строчки идентичные и параллельные строкам Песни Песней имеются в литургических песнопениях культа египетской богини Исиды, Сестры-Невесты расчленённого Осириса [45,348]».

3) «Ковчег Завета со всем его оборудованием, скиния и её двор, Святая Святых, золотая табличка в святилище, священное число „семь“, жертвенник и жертвоприношения — всё это оказывается существовавшим у ряда народов помимо израильского. Вся система жертвоприношений и даже названия отдельных жертв, входящих в эту систему — жертва всесожжения, мирная жертва и т. д. — всё это оказывается общим достоянием ханаанских народов [15,77]», — утверждает проф. И.А.Крывелев. «Целый ряд библейских легенд, — дополняет Крывелева Карл Каутский, — имеет вавилонское происхождение: о сотворении мира, о рае, о грехопадении, о Вавилонской башне, о потопе. Строгое празднование субботы тоже ведет своё начало из Вавилонии [69,220]». А вот Е. Блаватская настаивает на том, что источник библейского мифа «не финикийский и не халдейский, он чисто индийский, и происхождение его может быть найдено в „Махабхарате“ [18,1,769]».

4) История о Моисее, найденном в тростниках — пересказ значительно более древней легенды о вавилонском царе Саргоне Старшем, жившим за тысячу или две тысячи лет до Моисея [52, 8]. Но с другой стороны, из всех действительных или вымышленных героев языческой древности Вакх для нас самый важный из-за поразительного сходства его легендарной истории с истинными приключениями Моисея [17,2,111], о котором не говорит ни один древнеегипетский и финикийский автор [17,1,178].

5) «Крестоподобный знак, используемый христианской Церковью, представляет собой египетский иероглиф… Этот иероглиф имеет однозначно простой смысл — „спаситель“, что на еврейском звучит как „Иешуа“, а в свою очередь на греческом произносится „Иисус“. Короче говоря, крестообразный знак не является символом Иисуса, это и есть само имя [85,324]!»

6) «В христианскую теологию, — пишет Б. Рассел, — вошли значительные элементы мистических религий — как орфических, так и азиатских, во всех этих религиях центральным мифом является миф об умирающем и воскрешающем боге [40,402]». А Роберт Гиллули показал, что «все ключевые детали легенды об Иисусе — включая звезду на востоке, непорочное зачатие, поклонение волхвов младенцу, чудеса, казнь, воскресение и вознесение — все до единой заимствованы из других, уже существовавших в Срединоземноморье и на Ближнем Востоке, религий [48,137]». «Особенно сильное влияние на развитие христианской традиции оказал митраизм. Это учение проповедовало приближение конца света, Страшный суд, воскресение мертвых во плоти и второе пришествие самого Митры (древнеперсидского бога справедливости, войны и солнца) … По легенде, Митра родился в пещере или гроте, где его сразу же приветствовали пастухи и принесли ему дары [70,122]».

7) «Мистерии Диониса включают в себя принятие Бога путём потребления магической еды: вина и хлеба, что символизировало его кровь и плоть [45,306]». А «восточные божества Аттис и Митра перед смертью установили во время собрания, напоминающего тайную вечерю, обряд причащения хлебом, который символизировал употребление в пищу их тел [23,22]». Любопытен фрагмент из ритуала митраистской трапезы: «Тот, кто не будет вкушать тело моё и пить кровь мою, так, чтобы стать одно со мной, а я — с ним, не познает спасения». Когда этот фрагмент встретился Тертуллиану, одному из ранних апологетов и учителей Церкви, он настаивал, что это дьявол, за несколько веков до Христа, дерзнул пародировать таинство христианской евхаристии, чтобы преуменьшить важность слов Иисуса [70,123] “. Р. Амбелен же утверждает, что фраза „Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни [Ин. 6,53] ” принадлежит к старинной литургии, которой ко времени Иисуса было уже четырнадцать веков [22,318].

8) «Всем известно, что существует очень близкое сходство между Дхармой Будды и Евангелием Христа [71,40]». «Мы не можем найти конца, — восклицает Е. Блаватская, — количеству примеров совершенной тождественности между пифагорейскими, индуистскими и „ново-заветными“ изречениями [18,2,430]».

Об исторической достоверности

И остро встаёт вопрос, который не мог не возникнуть уже при рассмотрении сознательных искажений Св. Писания, — вопрос об исторической достоверности описанных в нём событий. Едва ли целиком прав Генри Форд, заявивший однажды: «Вся история — полный вздор [85,5]». Но как определить, что было, а чего не было? Американский президент Томас Джефферсон говорил: «Мне жалко смотреть на толпу моих сограждан, которые, читая газеты, живут и умирают с верой, что им стало что-то известно о том, что происходит на их глазах [52,336]». Взять хотя бы события второй мировой войны, со времени которой прошло всего несколько десятилетий: в середине двадцатого века школьников учили, что немцы без объявления войны вероломно напали на Красную Армию, готовящуюся к обороне; однако к концу упомянутого века «выяснилось», что и война была нам объявлена («Красная звезда» от 25 ноября 1998 г. [53,19]), и германская армия так легко прошла через позиции наших войск, потому что эти позиции были атакующими («Военно-исторический журнал», №4, 1989 [53,93]). Чему, спрашивается, верить? И как воспринимать гораздо более древние документы? Проф. Болотов подсказывает: «Историк в выборе фактов должен руководствоваться не строго логическими законами, а обычным житейским тактом: и сомнительное принимать и достоверное на первый взгляд отвергать, в виду того или иного отношения ко всей массе фактов [28,1,22]». Я не историк. Пытаюсь сесть не в свои сани? Доктор исторических наук Юрий Фельштинский подбадривает: «По иронии нашей жизни политизированная история надевает на нас такие забрала слепоты, что нужно быть не историком, чтобы познать истину. Нужно быть не профессионалом, чтобы опрокинуть привычность догм. Нужно быть отшельником-одиночкой, чтобы избавиться от давления перевешивающих любую чашу весов всегда до скуки одинаковых мнений современников [50,133]». Приняв к сведению советы уважаемых ученых, приведу некоторые факты.

Понтификальная библейская комиссия «своим декретом „установила“, что автором (в буквальном смысле этого слова) библейского Пятикнижия был пророк Моисей. В 1909 г. был издан другой аналогичный указ, провозглашавший буквальную и историческую точность первых (наиболее спорных) трёх глав Книги Бытия. Несколько позже, 21 апреля 1964 г., комиссия издала специальный указ, регулирующий Библию вообще и декларирующий „историческую достоверность“ Евангелий, в частности [72,203]». У независимых от Церкви писателей несколько иное представление о достоверности Библии.

Проф. И.А.Крывелев рассказывает: «С точки зрения геологии, ответ на вопрос о том, был ли когда-нибудь всемирный потоп, совершенно ясен, — решительное „нет“ [15,51] … От пребывания евреев в Египте не осталось никаких материальных памятников. Большой народ, живший в стране на протяжении 400 с лишним лет, не мог не оставить большого количества могил [15,93] … Описанная в Ветхом Завете драматическая эпопея с исходом израильтян из Египта, …, с гибелью всего войска фараонова вместе с ним самим на дне морском, не нашла никакого отражения в египетских памятниках. Ни в одном папирусе, ни в одной надписи на стенах гробниц, храмов, дворцов — нигде ни намёка! И ни в одном памятнике ни у одного из соседей Египта — нигде, кроме как в Библии [15,134]!» Когда же мы узнаём, что третий царь Израиля, знаменитый Соломон, не упоминается ни Геродотом, ни Платоном, ни каким-либо другим известным писателем древности [31,226], а «первой личностью, упоминаемой в Ветхом Завете, о которой имеется независимое письменное свидетельство, является Ахав, восьмой царь Израиля (о нём говорится в одном ассирийском письме, датированном 853 г. до н.э.) [40,378]», то возникает некоторое сомнение в реальности царя Давида и, соответственно, в реальности Иисуса Христа или по крайней мере в том, что Он — потомок Давида. После этого уже не удивляешься тому, что «имён Адама и Евы не найти ни у одного древнего писателя ни в Греции, ни в Риме, ни в Персии, ни в Сирии, ни даже у арабов, вплоть до времен Мохаммеда… Каким образом ни в Египте, ни в Вавилоне не нашлось никакого следа, никакой памяти о наших праотцах [17,2,81]?». Правда, «Кришна рассказывает о создании человека, которого он называет Адима, что на санскрите означает „первый человек“, а первая женщина называется Хева, то, что завершает жизнь [18,1,770]».

По поводу Нового Завета Вольтер не стесняется в выражениях: «Первые четыре века христианства изобилуют целой плеядой фальсификаторов, писавших сплошь лживые произведения [17,1,210]». Другие говорят сдержаннее: «Евангелия, как признаёт большинство исследователей, являются весьма ненадёжными источниками в качестве исторических документов [72,280]». Следует обратить внимание и на то, что «библиотека Кумрана не содержит ни малейшего следа ни одной из новозаветных книг, ни одного фрагмента, который относился бы к какой-нибудь из них [15,277] … Можно сказать с полной уверенностью и категоричностью, — заявляет проф. Крывелев, — что ни один, буквально ни один новозаветный сюжет не имеет до сих пор сколько-нибудь убедительного археологического подтверждения. Это полностью относится, в частности, к личности и биографии Иисуса Христа [15,200]». А вот проф. Лопухин считает, что такое подтверждение есть, и приводит в пример сообщение евангелиста Луки о четвертовластнике Лисании в Авилинее [Лк. 3,1]. Давид Штраус и другие хулители Евангелий утверждали, что такого четвертовластника во времена проповеди Иоанна Предтечи не существовало. К их стыду, А.П.Лопухин радостно сообщает: «В 1737 году знаменитый английский путешественник Ричард Покок открыл в самых развалинах Авилы один, теперь исчезнувший, памятник с надписью [4,3,862] … Эта надпись решительно говорит в пользу свидетельства ев. Луки [4,3,863]». Оставив без внимания тот факт, что Покока в 1737 г. в Палестине не было, изумимся тому, что памятник исчез. Как же так? Племянник епископа, сам впоследствии епископ, египтолог, хорошо понимающий значение древнего артефакта, подтверждающего достоверность Евангелий, не озаботился его сохранением. Не озаботились этим и другие христиане, чем толкнули меня в лагерь богослова Штрауса, не знавшего в XIX в. о таком открытии епископа Ричарда в XYIII. Сам по себе эпизод с Лисанием не стоит в христианской истории выеденного яйца, но, видимо, проф. Лопухин не нашёл более весомого аргумента в пользу достоверности евангельских событий.

«Жизнь и деяния Иисуса намного меньше засвидетельствованы, чем жизнь и деяния Пифагора (например), если, действительно, мы можем сказать, что они вообще засвидетельствованы каким-либо историческим доказательством [18,2,665]», — считает Е. Блаватская. Её опровергает митрополит Вениамин: «Что Христос как Человек действительно был, жил на земле — исторически ясно и несомненно. Остались документы от того времени; документы (Евангелия и Послания) засвидетельствованы очевидцами [217,298]». Очевидцами чего, если, как отмечалось выше, существующие новозаветные писания датируются не ранее, чем IV веком? Не согласен с Е. Блаватской и проф. Лопухин: «Уже язычник Тацит в своей знаменитой „Летописи“, как бы выражая совесть языческого мира, написал роковые слова, что „Христос в правление Тиверия предан казни прокуратором Понтием Пилатом“ [4,3,513]». Однако «соответствующая этому месту часть „Анналов“ („Летописи“) дошла до нас в единственном списке XI в., вышедшем из аббатства Монтекассино… О том, что Тацит упоминал Христа, не отмечали в своих трудах ни Тертуллиан, ни Ориген, ни Евсевий, ни Иероним, ни другие раннехристианские авторы [106,82]». «Ни один из хроникеров I века ни разу о Нем не упомянул… За первые пятьдесят лет христианской эры не сохранилось ни одного слова об Иисусе и Его последователях [45,357]».

Сомнительна и историчность величайшего проповедника христианства Св. Апостола Павла. «Ни одного упоминания о Павле нет ни у Тацита и Светония, ни у других историков того времени, в частности, у Иосифа Флавия [15,223]». «Почти никто до XVI века не называется его (Павла) именем;… у него нет почитателей, ему не строят церквей, ему не жгут свечей [74,240]». «Кажется, что он был известен под разными именами. Его называли Саулом… Павел, что просто означает „малыш“, было чем-то вроде прозвища. „Ахер“, или „другой“, был эпитет, присвоенный ему за то, что он распространил свою деятельность на неевреев. Настоящее его имя было Элиша бен Абуйях [18,2,674]», — предполагает проф. А. Уайлдер. Неубедительны сведения и о других апостолах. «О деятельности их не сохранилось никаких письменных памятников, так как она запечатлевалась только на сердцах тех, которые принимали её [4,3,722]». Из сомнительности каких-либо исторических событий или персонажей не следует их невероятность, однако значительное несовпадение библейской и «мирской» истории обескураживает.

«В 18 веке французский протестантский священник де-Виньоль потратил сорок лет на исследование библейской хронологии. В 1738 г. он заявил, что собрал коллекцию из двухсот различных расчётов даты сотворения мира, причём все варианты основаны на Библии: самая поздняя из дат — 3483 г. до н.э., самая ранняя — 6984 г. [15,30]». В любом случае эти цифры противоречат данным современной науки, говорящей, что возраст вселенной 13 млрд. лет, а Земли — 4,5 млрд. лет. Кто прав? Достовернее ли данные науки? Да ни в коем случае! «Наука многое принимает на веру, не сознавая этого. Таково прежде всего принятие самого существования материи, которое очень проблематично. Наивно думать, что объективное существование материи может быть научно доказано [144,40]», — не верит в возможности учёных выдающийся русский философ Николай Бердяев. А известный исследователь рубежей человеческого сознания проф. Гроф уверен: «Существующее научное мировоззрение, утверждающее первичность материи и рассматривающее сознание как её производную, не может быть адекватно подкреплено фактами наблюдений [242,295]». Знаменитый английский философ Давид Юм даже пришёл к выводу, «что ничто нельзя познать путём опыта и наблюдения [40,792]». Исходя из этого, подозреваю, что основные научные методы — это блуждание в потемках, высасывание из пальца, тыканье им в небо, подтасовка фактов. Именно так выбирались аксиомы для якобы точных наук: при одном наборе получается геометрия Эвклида, при другом — Лобачевского, при третьем — Римана. Но, по мнению Руссо и Юма, «ни одно убеждение не основывается на разуме [40,793]». Довольно шаткая система аксиом — это символ веры ученого.

«Без веры, как говорили ещё Аристотель и Эпикур, не может быть и знания [2,56]». Освальд Шпенглер настаивал: «В основе всякого „знания“ о природе, пускай даже самого точного, лежит религиозная вера [129,1,440]». А ранее Исаак Ньютон поддержал физика и алхимика Михеля Майера, утверждавшего, что «на протяжении всей истории все истинные адепты науки получали свои знания от египетского бога Луны [26,317]». И в наше время «всякая наука продолжает сохранять религиозное ядро в багаже своих фундаментальных понятий, очередных задач и научных методов [129,2,16] … Фундаментальные научные понятия возникают вначале как имена, к которым обращаются и с которыми связывается всё более определённое в чувственном плане представление. Какое раскрепощающее волшебство содержится для многих учёных уже в простом произнесении таких слов, как „вещь в себе“, „атом“, „энергия“, „сила тяжести“, „причина“, „развитие“! То же самое чувство охватывало и латинских крестьян в связи со словами Церера, Конс, Янус, Веста. Можно утверждать, что несокрушимая вера, которую, например, Геккель связывал со словами „атом“, „материя“, „энергия“, не особенно-то отличается от фетишизма неандертальца [129,1,460]». Несомненно, что «все упрёки, направляемые наукой по адресу религии, ударяют по ней самой [129,1,441]».

Иногда упомянутые выше методы могут привести к практически полезным результатам, если ученый обладает интуицией и смекалкой, но в целом достоверность научных данных, особенно в исторических науках, не многим выше библейских. Да и можно ли назвать историю наукой? Знаменитый церковный историк В.В.Болотов в этом сомневается: «Разве история знает законы изучаемых ею явлений? Правда, можно найти книги, написанные по-учёному, в которых много речи о законах исторического развития. Но если присмотреться повнимательнее, то увидим, что цена им невелика: все открываемые в них законы — скорее громкие фразы, чем что-либо реальное [28,1,2]». «Глупой истории… не так уж много известно о том, что считается известным [215,25]», — говорит английский историк и философ Томас Карлейль. Более того, «в исторических сочинениях замечается недостаток правдивости и искренности, превышающий всякое вероятие [37,276]», — сетует американский исследователь Джон Дрэпер. В чём причина такого отношения учёных к своему труду?

«Для большинства наука является лишь средством к существованию и они готовы обожествлять даже собственное заблуждение, если оно кормит их [220,159]», — находит объяснение И.В.Гёте. А кормит оно их лучше, если служит интересам власть имущих или власть взыскующих. К примеру, «считается, что Искоростень был основан в начале VIII века. Только не спрашивайте на основании чего. Просто так считается. В общем, та же самая история, что и с Киевом. Все документальные данные — липовые [75, 120]». Но это не помешало широко отпраздновать 1500-летие города Киева в мае 1982 г. Или вот такой исторический факт: «Подобно Кию, Аскольду и Диру Вещий Олег не известен никому в мире, кроме авторов ПВЛ (Повести временных лет) … Византийские историки хранят молчание не только о славном походе Вещего Олега, но и о нём самом [75,48]». Вообще, «ПВЛ — не летопись, а беллетристика на исторические темы. Как романы Александра Дюма или Валентина Пикуля [75,226]». Примерно то же можно сказать и о «Истории иудейской войны» в древнерусском переводе («Славянском Иосифе»), который был сделан в XI веке [106,65].

Иосиф Флавий пишет: «Я принял решение дать народам Римского государства такое же описание войны, какое я раньше составил для варваров внутренней Азии на нашем родном языке (видимо, арамейском) [195,12]». Поскольку «Славянский Иосиф» значительно отличается от греческого первоисточника, то учёные «А. Берендс и Р. Эйслер выдвинули предположение, что перевод этот восходит не к общепринятому греческому тексту, но к не дошедшему до нас первоначальному арамейскому оригиналу [106,65]. Однако доктор филологических наук Н.А.Мещерский показал, что «Славянский Иосиф» имеет в своей основе именно греческий текст Иосифа Флавия [106,66]. Известная журналистка Юлия Латынина, взглядам которой ближе предположение Эйслера, обличает Н.А.Мещерского, по сути дела, в верхоглядстве, рассказывая, что арамейский текст был переведён на греческий и уже с греческого на древнерусский [251,411]. Было бы вполне естественно сравнить этот последний с переводами арамейского оригинала на греческий, латинский, арабский и другие языки, но исследователи этого не делают — не с чем, очевидно, сравнивать. «Славянская версия представляет из себя довольно вольный перевод, даже пересказ произведения Флавия… Ни о каком «арамейском прототипе» говорить не приходится [106,65]». Эта версия привлекает склонных к сенсациям читателей своими разночтениями с Новым Заветом. Так, Юлия Латынина пишет: «Самая важная часть «Славянского Иосифа» касается биографии Цадока/Иоанна Крестителя — совершенно другой и куда более впечатляющей, чем та, которая известна нам из Евангелий [251,467]». Для чего был сочинён «Славянский Иосиф»? Выдвигаю предположение, что это сочинение было изготовлено с целью внесения смуты в достаточно спокойное православное болото с последующей ловлей рыбки в мутной воде.

«Как можно быть в чем-то уверенным, если, например, в саркофаге Ярослава Мудрого вместо его останков обнаруживается мешанина костей из двух женских (!) скелетов, причем один из них относится к ещё скифскому времени [75,34]?!» Следует со всей определенностью сказать, что достоверность любых «исторических» документов и фактов сомнительна и зависит от сиюминутной политической конъюнктуры и корыстолюбия историка. «Рядом с нечистой совестью росло до сих пор всё знание [123,2,145]!» — так говорил Заратустра. Если уж «трансляция происходящего, — как подметил выдающийся русский писатель В.О.Пелевин, — вовсе не доказывает, что оно происходит [224,185]», то в ещё большей степени это относится к рассказам о происходившем в далёком прошлом. «Все древние истории — не более, чем басни, о которых договорились [129,2,548]», — подтверждает философ-просветитель Вольтер. Это в полной мере справедливо и для дошедшей до нас библейской «истории». И несомненно, что если какой-то неугодный текст трудно подправить, то утрата его — самый верный шаг на пути к единомыслию.

Об уничтожении книг

Христианам ли было бояться писаний, так или иначе направленных на подрыв истинной веры? Нет, конечно, — истину не сокрушить. Но многие пастыри-маловеры боялись, и взвивались кострами синие ночи, чтоб христианскую веру упрочить. В 1242 г. «из всех областей Франции свозились в Париж отобранные у евреев экземпляры многотомного Талмуда. Двадцать четыре воза, нагруженных этими книгами, были публично сожжены на костре на одной из площадей Парижа [204,322]». Что удивительно, ополчились христиане и на еврейскую Библию, по существу не отличающуюся от Ветхого Завета христиан. «В 1490 году Инквизиция заставила сжечь все еврейские Библии, один только Торквемада (знаменитый инквизитор) уничтожил 6000 томов в Саламанке [18,2,546]». И совсем не удивляет сожжение трудов величайшего еврейского философа и законоучителя Маймонида [204,326]. А где труды Цельса, Ария, Василида, Маркиона, и других инакомыслящих? «Неоплатоники сочинили против веры в Евангелие много тщательно обработанных трактатов, которые впоследствии были преданы пламени предусмотрительными православными императорами [51,2,103]». «Труд Порфирия „Против христиан“ в 15 книгах, судя по отзывам церковников и сохранившимся отрывкам, представлял собой выдающееся произведение… Порфирий впервые указал, что так называемые Моисеевы книги не написаны Моисеем, а спустя, как он считает, 1180 лет, Ездрой и его учениками… В 448 г. императоры Валентиниан III и Феодосий издали следующий указ: „Предписываем всё, что Порфирий (или кто-либо другой), гонимый своим безумием, написал против благочестивой веры христианской, где бы оно ни было обнаружено, предать огню“. Указ этот был проведён в жизнь неукоснительно и быстро… В результате от огромного труда Порфирия почти ничего не сохранилось [63,349]». Правоверные христиане тоже иногда писали «неудобные» книги, так и они не дошли до нас. Например, ученик апостола Иоанна епископ «Папий составил пять книг, которые он назвал: „Exegesis“ или „Изложение словес Господних“… Исчезновение этого сочинения есть самая прискорбная потеря во всем поле первобытной христианской литературы. Множество затруднений, перед которыми мы останавливаемся в этой тёмной истории были бы, конечно, устранены, если бы мы имели книгу Папия. Вероятно, именно поэтому мы её не имеем [76,75]».

Но уничтожалась не только религиозная литература. Так, в 391 году, «по приказу римского императора Феодосия была уничтожена Александрийская библиотека, в которой было собрано свыше 42 тысяч свитков и множество других предметов [20,229]». А Григорий Великий, «настаивая на правиле, что „неведение — мать благочестия“, изгнал из Рима все математические знания и сжёг Палатинскую библиотеку, основанную Августом Цезарем [37,274]». Неудивительно поэтому, что в те времена «христиане извлекали свои географические познания из текстов Св. Писания, а изучение природы считалось за самое несомненное доказательство неверия [30,4,354]». «Римская церковная система, подобно византийской, стояла в оппозиции с умственным развитием. Заявляя притязания на совершенствование нравственности, она в то же время подавляла ум [37,435]». Для вящего благочестия сжигались книги и на иностранных языках. При завоевании Мексики были собраны «громадные коллекции литературных произведений, но первый архиепископ Мексики, говорят, велел сжечь на площади целую гору этих рукописей, называя их продуктами колдовства. Около того же времени и при таких же обстоятельствах кардинал Хименес сжёг громадное число арабских рукописей в Гренаде [37,473]».

Однако сегодня мы имеем возможность читать дохристианскую литературу. Как же она до нас дошла сквозь книжные пепелища? Православный профессор Кураев разъясняет: «Все рукописи античных авторов известны нам по средневековым копиям — это значит, что именно средневековые монахи и переписывали античные книги, и только благодаря монашеским трудам античная литература дошла до нас [230,367]». Трудно не согласиться, что переписчиками в средние века были, как правило, монахи; жаль только, что уважаемый профессор не отметил необходимости предварительного перевода античных рукописей с арабского языка на греческий или латинский, поскольку «многие из самых возвышенных и научных произведений исчезли на том языке, на котором они были написаны, и стали известны много лет спустя по переводам, сделанным сарацинами на арабский язык [37,297]».

Агенты калифа Аль Мамуна, «разосланные по Армении, Сирии и Египту, собирали памятники греческого знания; эти произведения были по его распоряжению переложены на арабский язык самыми искусными переводчиками [30,6,148]». Ещё и ранее основанная в Багдаде калифом Аль Рашидом школа «деятельно занималась переводами на арабский язык греческих произведений, — работ не только медицинских, но и общего характера [37,308]». «Некоторые из учёных трактатов, подлинники которых утрачены, дошли до нас в сделанных на Востоке переводах (на арабский), благодаря тому, что там изучали сочинения Аристотеля и Платона, Евклида и Аполлония, Птолемея, Гиппократа и Галена [30,6,150]». Это происходило потому, что, в отличие от Св. Григория и других столпов христианства, пророк Мохаммед полагал, что «один час учения ценнее ночи, проведённой в молитвах,… а чернила познавшего ценнее крови мученика [188,334]», следствием чего явился небывалый расцвет науки и культуры в исламских странах. «Крестоносцы позже уничтожили то, перед чем им приличнее было бы лежать во прахе, — культуру, сравнительно с которой даже наш девятнадцатый век является очень бедным, очень „запоздавшим“ [123,2,694]», — негодует Фридрих Ницше. «Эпоха арабской учёности длилась более пятисот лет до великого нашествия монголов и совпадала с самым тёмным и самым бездеятельным периодом европейского летописания [30,6,149]». Достаточно сказать, что «в медицине арабы стяжали заслуженные похвалы… а химия как наука обязана своим происхождением и своими усовершенствованиями трудам сарацинов [30,6,151]». При Омейядах в Андалузии творило более трёхсот писателей и было открыто более семидесяти публичных библиотек [30,6,149]. Византийцы же «за тысячу лет не произвели сами ничего выдающегося, оригинального. Миллионы греков не двинулись ни на шаг вперёд в области философии или науки, не сделали ни одного практического открытия, не сочинили ни одной поэмы, ни одной трагедии, достойной упоминания [37,382]».

Понимали, видимо, отцы Церкви, что не выстоять им против язычников и еретиков в открытой и честной борьбе. Если христианство, несущее народам «свет истины», при защите этой «истины» на дух не переносит критики, сжигает на кострах инакомыслящих и их произведения, считая, что богословские, философские, научные аргументы критиков не убедят, то кто может становиться или оставаться христианином? Либо легкомысленные простецы и верхогляды, либо низкие лицемеры, преследующие отнюдь не религиозные цели. Вторых бесполезно в чем-либо убеждать — к первым обращена моя песнь о Христе.

«Многие писатели …доказывают, что в Библии нет ни одной страницы, которая не грешила бы против географии, хронологии, естественных законов, истории, против здравого смысла, против чести, стыда и совести [17,1,176]». Друг великого немецкого поэта И.В.Гёте философ и пастор протестантской Церкви Иоганн Готфрид Гердер говорил: «Священные книги христианства, сложившиеся отчасти из устных рассказов, со временем стали мерою веры, а потом и знаменем всех воюющих сторон… Любая сторона доказывала на основании их всё, что было ей угодно, или же не останавливалась даже и перед искажением текстов, нагло и бесстыдно приписывая апостолам всякие лжеевангелия, послания и откровения. Благочестивый обман в делах такого рода хуже всякого клятвопреступления, потому что обмануты бывают целые необозримые поколения, бескрайние времена, но вскоре обман перестали и за грех считать, а видели в этом скорее заслугу — к вящей славе Господней и во спасение душ [78,484]». Почему такой обман удаётся? «Одним лишь фактом своей принадлежности к организованной массе человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации… Масса легковерна и чрезвычайно легко поддаётся влиянию, она некритична, неправдоподобного для неё не существует… Тот, кто хочет на неё влиять, не нуждается в логической проверке своей аргументации, ему подобает живописать ярчайшими красками, преувеличивать и всегда повторят то же самое [89,17]», — полагает знаменитый психолог и психиатр Зигмунд Фрейд. «Безумие единиц — исключение, а безумие целых групп, партий, народов, времён — правило [123,2,303]», — поддерживает Фрейда Фридрих Ницше.

Думаю, что как раввины, так и церковные иерархи прекрасно понимают, что Библия в современном её виде — дело рук человеческих, причем многих рук, причем недобросовестных рук, но признать это публично — значит рисковать потерей доходов и власти миллионов религиозных деятелей, их покровителей и их приспешников. Политическая и экономическая целесообразность признания богодухновенности Библии очевидна: такая Библия позволяет держать овец Божиих в покорности, регулярно стричь и доить их, периодически отправлять на бойню, и всё это именем Всевышнего. Конечно, в Библии, как и во всяком мифе, содержатся зёрна истины, но они настолько перемешаны с ушатами лжи, глупости, небылиц, что распознать истину и выделить её представляется делом крайне тяжелым, почти невозможным. Легче петуху, навозну кучу разгребая, найти жемчужное зерно, чем простому верующему зерно истины в «богодухновенной» Библии. Но, может быть, в этой сокрытости истины есть глубокий смысл? Ведь, как полагает В.С.Соловьёв, «сообщить человеку извне готовую истину, помимо его собственного мышлении и опыта, — значило бы отнять внутреннее достоинство и у истины, и у человека [77,133]». Церковь как раз и сообщает нам готовую христианскую истину, истинность которой, по-моему, весьма и весьма сомнительна.

Различные искажения, изъятия, несуразицы, недостоверности, совпадения текстов Библии с текстами других религий не подрывают веру в Бога, но вынуждают засомневаться в уникальности, значимости и действительности событий и персонажей как Ветхого, так и Нового Завета. Однако, несмотря ни на что, Св. Писание принято Церковью в качестве богодухновенного, по нему она учит людей вере христианской, его проповедует всей твари. Может быть, главное содержание Библии, направленное на приведение нас ко Христу, на наше спасение, всегда сохраняется, и его не в силах опорочить никакие «прекословия лжеименного знания»? Похоже, что так, если судить по той самоуверенности, с которой через века шествует караван Церкви Христовой под неугомонный лай антихристианских собак. Но не напрасно они лают: чувствуют опасность и предупреждают о ней. «Кто имеет уши слышать, да слышит [Мф. 11,15]».

3. Пророчества об Иисусе Христе

О выявлении пророчеств

Христиане уверены, что «Бог, вдохновитель и автор книг обоих Заветов, так премудро устроил, что Новый Завет сокрыт в Ветхом, а Ветхий Завет раскрывается в Новом [240,183]». Выше уже приводились слова Св. Амвросия о том, что в обоих Заветах речь идёт о Христе. Развивая это высказывание Святого, проф. Лопухин говорит: «Основной, центральной идеей всех богодухновенных, библейских писаний, идеей, вокруг которой сосредоточиваются все остальные, которая сообщает им значение и силу…, является учение о Мессии, Иисусе Христе, Сыне Божием… Иисус Христос — предмет обоих Заветов: Ветхого — как Его ожидание, Нового — как исполнение этого ожидания, обоих же вместе — как единая внутренняя связь [5,1,VIII]».

«Мессия», по-гречески «Христос», означает «помазанник Божий», и применялось это понятие в древности чаще всего к монархам; помазанником Божиим был, например, персидский царь Кир [Ис. 45,1]. В первом веке нашей эры с Мессией связывали идею об освобождении (спасении) евреев от внешних врагов и внутренних невзгод. Он полагался как бы уполномоченным Бога, назначенным для осуществления чаяний Израиля. «По господствующему у раввинов, а через них и у всего иудейского народа, мнению, за исключением отдельных духовнопросвещённых людей, Мессия просто ожидался в лице знаменитого властелина, который должен был основать беспримерное по своему могуществу и блеску царство [4,3,909]». «В эпоху Христа в мессиях не чувствовалось недостатка, в особенности в Галилее, где чуть не каждый день являлись пророки и атаманы разбойников, выдававшие себя за мессию, помазанника Божия [69,345]». «Все агитаторы за Царство Божие, мнимые мессии и претенденты всех родов постоянно уничтожались римлянами. Для еврейских властей не было вообще никакой необходимости вмешиваться в это [65,383]». Скорее всего, тогда римские власти и стали использовать слово «христианин» для обозначения последователей любых мессий. Тертуллиан полагал, что «оно появилось ещё при императоре Августе [248,357]».

«Множество добрых христиан не имеет представления о настоящей эпидемии мессианства: только за один год в Иерусалиме распяли 400 человек, провозгласивших себя Мессией [20,10]». Видимо, еврейский народ пребывал в напряженном ожидании его появления, потому что «приход Мессии должен был освободить Израиль от подчинения другим народам и империям и навсегда установить желательные и определённые Торой условия для жизнедеятельности священников и мудрецов [84,204]», — подытоживает рабби Ньюснер. А как же остальные израильтяне? Не будет никаких остальных, ибо сказал Яхве Моисею: «А вы будете у Меня царством священников и народом святым: вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым [Исх. 19,6]». Проф. Лопухин так прокомментировал этот стих: «Евреи будут не союзом, не собранием священников, а „царством“, потому что им по праву должно будет принадлежать господственное, царское положение среди остальных народов [5,1,333]». Не сбросим со счетов и пророчество Даниила: «Царство же и власть и величие царственное во всей поднебесной дано будет народу святых Всевышнего [Дан. 7,27]».

Но не просто так, не за красивые еврейские глаза, а за добросовестное исполнение заповедей Божиих. «Всё, что Я заповедую вам, — говорит Яхве, — старайтесь исполнять; не прибавляй к тому и не убавляй от того [Втор. 12,32]». И «если ты (Израиль) … будешь… тщательно исполнять все заповеди Его, то Господь Бог твой поставит тебя выше всех народов земли [Втор. 28,1]». Очевидно, что в реализации своих надежд евреи I века отводили ключевую роль Мессии. И в свете приведённых цитат совершенно ясно, что евреям, по существу, неважно, из какого рода произойдет Мессия, будет ли он страдающим, исцеляющим, воскресающим — лишь бы он воплотил в жизнь чаяния иудеев. Вот почему в I — II веке мессии чуть ли не толпами бродили по Палестине, будоража народ; самым известным из них (помимо Иисуса) оказался Бар Кохба, поддержанный знаменитым рабби Акибой. Многие из них называли себя потомками царя Давида, поскольку Яхве уже давно сказал о таком потомке: «Я поставлю его в доме Моём и в царстве Моём навеки, и престол его будет твёрд вечно [1Пар. 17,14]», хотя «идея, что Мессия будет потомком Давида, зародилась только около конца эпохи Маккавеев или, скорее, при Ироде; и тогда только стали восстановлять генеалогию, чтобы найти истинных потомков Давида, когда было доказано, что уже в течение нескольких столетий о них ничего не знали [199,548]».

Евангелист Лука сообщает о Христе по смыслу то же самое, что и Яхве о потомке Давида: «И будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца [Лк. 1,33]». То ли Св. Лука не осознал всемирно-исторической роли Иисуса, ограничивая её домом Иакова, то ли Всевышний на первых порах не планировал поручать Сыну такую роль, а Сын сразу взял на себя больше, чем предполагал Отец, в любом случае между еврейским и христианским Мессией образовалась большая разница. Христос — это не царь израильтян, а божественный Спаситель, нас ради и нашего ради спасения сшедший с Небес, ибо «Отец послал Сына Спасителем миру [1Ин. 4,14]». «Он истинно Спаситель мира, Христос [Ин. 4,42]». Но разница во взглядах на Мессию иудеев и христиан не мешает последним полагать, что Ветхий Завет повествует о Христе Иисусе.

Ветхий Завет, как учит Церковь, говорит о Спасителе пророчествами, иносказательно. Уместно отметить, что «у древних евреев… одни и те же слова служат для обозначения пророка, сумасшедшего и преступника [46,185]», т.е. отличить ветхозаветное пророчество от бреда сумасшедшего или клеветы не очень-то просто. В нем (Ветхом Завете) «можно насчитать несколько сотен пророчеств о Мессии и о Его благодатном царстве… Больше всех писали о Мессии пророк Моисей, царь Давид, пророки Исаия, Даниил и Захария [79,2]», — рассказывает епископ Александр (Милеант). Подчеркнём, что, говоря Мессия, Сын Божий и Спаситель, христиане имеют в виду Одно и То же Лицо. «О природе Мессии и о величии Его дел свидетельствуют также те имена, которыми Его наделяли пророки, называя Его: Лев, Давид, Отрасль, Бог крепкий, Эммануил, Советник, Начальник мира, Отец будущего века, Примиритель, Звезда, Семя жены, Пророк, Сын Божий, Царь, Помазанник (Мессия), Искупитель, Бог, Господь, Раб (Божий), Праведник, Сын человеческий, Святой Святых [79,18]». Удивительно, что никто в Ветхом Завете не называет Его просто по имени — Иисус. При таком количестве псевдонимов немудрено насчитать и несколько тысяч пророчеств о Господе нашем Иисусе Христе. Так, будет совершенно естественно, если при всяком упоминании Бога в Св. Писании мы будем полагать, что речь идет и о втором Лице Святой Троицы, Сыне Божием. Но в таком случае 613 заповедей Ветхого Завета так же обязательны к исполнению добрыми христианами, как и иудеями, с учётом, разумеется, правок Спасителя.