Бесплатный фрагмент - Заложник памяти

Вика Сегаль

Заложник памяти

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

2056-й год. В Солнечной системе уже несколько лет сосуществуют две планеты Земля. Одна была здесь всегда, другая прибилась в «тихую гавань» космоса после долгих лет скитаний. На привычной нам Земле обычная женщина Марина Коршунова пытается справиться с чувством вины из-за смерти дочери Сашеньки. На «пришлой» же планете бывший хирург Саня Коршунова хочет найти опору в жизни. Принесет ли их встреча сюрпризы? Или ящик Пандоры не подлежит открытию?..

18+

© Вика Сегаль, 2020

Содержание

Саня

Марина

Саня

Доппельгангер

Саня

Марина

Дима

Саня

Марина

Юра

Марина

Саня

Марина

Валера

Марина

Юра

Дима

Марина

Саня

Марина

Саня

Марина

Нет такой боли, нет такого страдания, телесного или душевного, которых не ослабило бы время и не исцелила бы смерть.

Мигель де Сервантес Сааведра

Саня

Акция от Союзного бюро недвижимости!

Вы гражданин Союза? У вас есть жилье, но вы им недовольны? Вы хотели бы жить не в каменных джунглях, а в просторном доме для большой семьи? Такая возможность есть!

Союз предлагает вам построить дом, который нужен именно вам! От себя мы предоставим строительную бригаду и дизайнера! Процессом руководите только вы! От вас — небольшая финансовая компенсация или беспроцентный кредит на 10 лет.

Если вы обладаете строительными навыками, мы предлагаем вам работу в нашей компании. В этом случае вам будет предоставлена огромная скидка на дом!

Саня с усмешкой сдернула объявление, высыпала на бумагу траву и зажгла. Адски хотелось курить. Чтоб тебя. Вся бумага кончилась.

— Эй! — послышался крик сзади.

Патрульный. Саня устала отстегивать им штрафы за курение в неположенных местах.

— Документики, пожалуйста.

Саня устало протянула патрульному карточку.

— Так-так, Александра-Александра, курим в неположенных местах?

Саня пожала плечами.

— Извините, не знала, что тут курить нельзя.

— Александра, да тут значок на половину стены. Ладно, иди. Черт с тобой, золотая рыбка, — усмехнулся патрульный и рванул на мотоцикле дальше.

Пора на работу. Работка-работка.

Саня направилась в сторону своей развалюхи, выдыхая дым в давно отравленный воздух. С софитов звезды разной величины и свежести рекомендовали носить респираторы. Саня усмехнулась. На хрен респираторы. Легким от этого ни холодно, ни жарко.

Запрыгнув в машину, Саня врубила радио. Wham — надо же, как романтично! Не заметив, Саня начала подпевать:

— О, айм нева гона дэнс эгэ-э-эн, гилти фит хэв ноу ри-и-итм, зоу итс изи ту претенд, ай ноу ю а нот э фу-у-ул. Кто мог наваять эту ахинею?

В такое время машин и мотиков уже не было. А кто в такое время рассекает по спальным райончикам Москвы? Правильно, любители втихаря потрахать баб да хирурги типа нее, выполняющие свой долг, даже лишившись лицензии.

— Вы можете лишить меня лицензии, но не веры в Союз! — пафосно заявила Саня голосу в башке.

Девушка прикидывала, кого ей придется штопать сегодня. Обычно она просто зашивала раны любителей пострелять без бронежилета по «воробушкам», как они сами называли свои цели, но частенько попадались весьма ценные экземпляры, богатенькие буратины, допившиеся до такой степени, что печень помахала им ручкой на прощание. Или златокудрые любительницы наплодить выродков побольше вопреки разрешению дяди-гинеколога, а потом удивляющиеся, что почек нет. Не работают, бедненькие. Ай, кошмар-кошмар! Ну как же, закон о родительстве писан не для всех, а аборты для идиотов, ага. Бохнакажет, как же. Бог умер. Бога нет. Бог жесток. Бог — просто корзина с трухой. Саня была готова поверить во что угодно, кроме того, что какому-то вечно живущему мужику, который типа есть все сущее и несущее, прям как Курочка Ряба, хи-хи, есть дело до каких-то там людей на какой-то там планете. У которой, как оказалось, есть двойник.

Сане было два года, два сраных годика, когда открылось, что у Земли есть двойник — в другой галактике, куда их Земля в итоге и прибилась. Потом подтвердились предположения ученых, что экзопланета-двойник абсолютно идентична Земле. Но вместо того чтобы налаживать контакты, половина остатков и огрызков выживших озаботились безопасностью Земли от нахождения рядом с другой Землей, возможного столкновения, одного спутника на двоих и иных прелестей смены орбиты. Другая половина сложила ручки кверху. Даром что в монастырь не ушла.

Резкая смена одного времени года другим и увеличение природных катастроф за считанные дни побудили мозголобов из Японского теперь уже округа разработать специальный проект силового поля «Купол», а также другие суперумные проекты с труднопроизносимыми названиями. Тогда еще три государства призвали сплотиться ради общего блага. Вот во имя пресловутого всеобщего блага и были положены миллионы жизней — в том числе ее родителей, которые были всего лишь винтиками в этой машине.

Воспоминаний детства у Сани было мало. Часть из них поблекла, как старые фотографии, но никуда не исчезла. Она помнила просторную новую квартиру, которую ей подарил Союз, и двоих воспитателей, Арину и Лизоньку. Они укладывали ее спать, служили будильником, учебником хороших манер. Они покупали продукты, одежду, учили писать-читать, знакомили с другими детьми. Социализация, так сказать. Водили в школу, помогали с уроками. Пятнадцать лет — досвидос, Сашенька, адьё!

Саня любила вспоминать свои первые дни в мединституте Союза. Шестнадцатилетняя соплячка Сашенька, мечтавшая помогать всем страждущим, оперировать самые сложные в мире случаи и стать самым уважаемым хирургом в мире! Да. Три ха-ха.

Ее мир сузился до маленькой клетушки, которая казалась Сане дворцом. Арина и Лизонька занимались другими детьми. Такими же сиротами, как она. Только они были не в Российском округе. Арина вроде в Словацком, Лизонька умотала далеко на Восток. Куда — черт ее разберет. Ах да, черта нет. Как и Бога.

Саня притормозила недалеко от халупы, адрес которой ей дал Дрон. Сверкая своими вставными коронками, он протянул Сане кусок не иначе как туалетной бумаги, на котором его каллиграфическим почерком был выведен очередной адрес. Обычно он присылал ей адрес по СМС или диктовал. Но не в этот раз. Определенные потребности они удовлетворяли вместе. Впрочем, это было их единственное совместное времяпрепровождение, которое приносило хоть что-то, кроме мата-перемата, тычков в бок и болезненных ощущений где-то между головой и грудной клеткой. Внешность Дрона Сане по-своему даже нравилась. Когда-то он был брюнетом, сейчас же его волосы были испещрены сединой, а когда-то подтянутый животик стал немного дряблым.

— Дорогая, ты сегодня вовремя! Удивительно!

— Я всегда вовремя. Как Гэндальф. А тебя я сто раз просила не называть меня «до-ро-га-я», — Саня передразнила интонации любовника, с удовольствием отметив, что он скривился.

— Учитывая, во сколько ты обходишься моему боссу…

— Ай, не пизди! Я не так много беру. Во всем Союзе вы не найдете такого молчаливого и согласного на все профессионала, — Саня криво усмехнулась, попутно снимая одежду, надевая робу и перчатки.

— Ага, если не учитывать во сколько мне после того случая с Ярошевской обошлись нарколог и психиатр.

— Опять пиздишь. У меня только нарколог был.

— А психиатр был у Ярошевской, которой ты после операции лекцию о контрацепции прочла.

— Контрацепция — наше все!

— Так сказала бы нормальным языком, а не читала бы нотацию в стиле «нехер плодиться, когда почки отказали».

— Я сказала правду! — Саня нацепила марлевую повязку.

— Я скязяя пьявдю, — передразнил Дрон.

— Ладно, хорош трепаться. Кто у нас сегодня?

— Все, как ты любишь. Трансплантация печени.

Грустно улыбнувшись под повязкой, Саня приступила к трудовой вахте.

После «работы» Саня обычно покупала бутылку горячительного да пачку сигарет в ближайшем к дому круглосуточном. Иногда к ней заходила Кира и что-то готовила, но Сане давно было глубоко плевать на нее.

На все плевать.

Сидя на кровати по-турецки, Саня с тоской посмотрела на Землю-двойника. Купола над ее Землей как будто и не было. Шрам на щеке чесался. Земля-двойник грустно смотрела на планету, окруженную куполом из странного поля с непроизносимым названием.

Сон не шел. Мелатонин на нее уже давно не действовал. И надо было думать, что делать с болью в груди. От скуки Саня взяла пульт и направила на кубик-телевизор. И компактный, и звук хороший. Правда, в копеечку ей влетел. Ничего, в следующий раз возьмет больше денег в отпуск. Кто ж знал, что Японский округ охоч грестибабки.

По одному из каналов шло интервью с каким-то важным хреном с горы.

— Григорий Лукьянович, что в Верховном Совете говорят о контактах с другой Землей?

— Наше официальное постановление опубликовано на сайте Совета. Мы с коллегами сошлись во мнении, что здесь не стоит действовать бездумно. Мы сейчас налаживаем контакты с нашими коллегами из Североамериканской Конфедерации и Германского Альянса, поскольку данное направление требует слаженной работы и устойчивого механизма действий. Несмотря на наши разногласия, мы полагаем, что столь глобальный вопрос нужно решать глобально.

— С какими рода проблемами может столкнуться Союз при контакте с Землей-2?

— Тут двоякая ситуация. Речь не только о Союзе, но и обо всей Земле в целом. Как вы помните, когда изменилась орбита, и климат на планете сошел с ума, пришлось принести в жертву миллионы человек при строительстве Купола. Речь шла о выживании. Нас это очень разобщило. Я имею в виду Союз, а также наших североамериканских и германских коллег. Мы полагаем, что подобную ошибку мы больше не совершим. На данный момент к нам частенько прибывают гости с другой Земли — в туристических целях, и мы уверены, что данная сфера вполне безобидна. Однако когда речь идет о политических и военных контактах, все гораздо сложнее. Кроме того, для длительной связи с планетой необходимы новые технологии. И мы не должны допустить, чтобы политические и военные контакты навредили нашему государству.

Саня затянулась новой самокруткой и переключила канал. Забавно, что к ним с той Земли наведываются, а они пока не могут. Да Сане не особенно и хотелось.

Девушка оглядела квартиру — маленькой она боялась смотреть в огромное окно в половину стенки. Лизонька часто успокаивала ее, когда Саня просыпалась и бормотала всякую чушь. Маленькой Сане казалось, что в окно стучится монстр. С кучей лиц. Лизонька уверяла, что никаких монстров нет, это просто ее детские страхи. Саня тогда боялась, что когда-нибудь стекло не выдержит и тогда… А что тогда? Лет двадцать назад Саня боялась представить, что мог сотворить монстр. А теперь ей было ясно, что монстра не было. Или ему попросту было на нее плевать.

29.02.2030

Призыв сплотиться!

Что это? Новая имперская политика? Или просто альтруистическое стремление помочь всем страждущим? Или единственная надежда человечества?

«Мы призываем все страны мира присоединиться к нам в строительстве Купола, который поможет уберечь нашу планету от непредвиденных последствий. Наши японские коллеги разработали уникальную технологию, которая позволяет создать специальное силовое поле — защиту, способную уберечь Землю не только от временного отсутствия солнечного тепла, но и от столкновения с другими небесными телами, в том числе с планетой-двойником. Купол позволит сохранить атмосферу Земли, а также предотвратит возможные катастрофы».

С идеей строительства Купола впервые выступил японский физик Айдзава Юми. Господин Айдзава утверждает, что гипотетически специальное силовое поле способно восполнить временный недостаток солнечного тепла, пока орбита Земли меняется.

Новость подготовлена Агентством Lebensraum

Саня проснулась с тяжелой головой. «Те, кто говорят, что от виски не бывает похмелья, — говнюки и пиздаболы». Саня закашлялась. Легкие тревожили ее давно — она догадывалась, в чем тут дело.

«Врач я или кто?» Врач-грач. Саня усмехнулась и разблокировала падд, не вылезая из кровати. Новостная лента Союзного информационного агентства замелькала привычными повседневными заголовками и выпадами.

«Встреча с Чрезвычайным и Полномочным послом Германского Альянса прошла успешно».

— Еще бы она не прошла.

«Верховный лидер проведет встречу с Альфредом Роудом».

— Конфедераты зачесались…

«Уникальный симфонический концерт Венской государственной филармонии».

— Угу, настолько уникальный, что каждый год к нам катаются. Как будто у себя денег нету.

«Подавлено восстание чешских сепаратистов».

— В который раз…

«Румелия на распутье».

— Да когда они уже распутаются окончательно?

Саня заблокировала падд и включила кубик-телевизор.

«Я веду прямой репортаж с праздника единства Корейского округа».

На заднем плане под бормотание репортера люди в одинаковой форме и с флажками. С феншуйским значком на белом фоне, с красной звездочкой в углу и черным Уроборосом — эмблемой Союза — вокруг восточного значка. Фейерверки.

Сане вспомнилась ее августовская поездка в Корейский округ.

Саня не знала корейского. Вернее, она, конечно, выучила азбуку и пару-тройку привычных фраз для приветствий и «спасибо», но особого интереса этот язык у нее не вызывал. Языки у нее вообще никакого интереса не вызывали. Она знала английский, латинский да немножко немецкий. Правда, Дрон говорил, что ни черта это не немножко, но Сане было глубоко пофиг. В Пхеньяне ничего особо интересного для себя она не обнаружила, плюс было душновато — но в путеводителе было указано, что Пхеньян непременно стоит посетить при поездке в Корейский округ.

Пхеньян встретил ветром и небольшим дождиком. Сане вспомнились пропагандистские лозунги времен строительства Купола о том, что в Пхеньяне всегда солнечно. Насчет этого Саня сильно сомневалась. Товарищ Ким был персоной загадочной. Казался довольно строгим, но не брезговал вниманием к себе. Прямо-таки совсем не брезговал. А именно, снимался в разного рода рекламе в сопровождении красивых девушек, то ли актрис, то ли певичек. Еще, как Сане стало понятно, любил толкать умные и пафосные речи с налетом ура-патриотизма.

Саня закурила, пристально вглядываясь в Землю-двойника, которую отчего-то было прекрасно видно на этом черном небосклоне. Ей было интересно — есть ли там та, другая Саня? Еще когда началось строительство Купола, к ним периодически летали дроны-разведчики с той планеты. Однако это никого особо не заботило — были другие проблемы. Купол, который все никак не хотел работать. Миллионы людей, погибших как на орбите, так и на Земле. Ее мама и папа: Марина и Юрий. У Сани не сохранилось ни одной их фотографии. О родителях у нее были лишь смутные воспоминания, да еще Лизонька в своих назидательных речах упоминала о них примерно: «Они погибли ради того, чтобы ты не умерла. Они хотели, чтобы ты прожила жизнь на полную, чтобы ты жила изо всех сил, построила такую жизнь, которая будет именно твоей — и жизнь, достойную гражданина Союза».

Тогда было полно таких детей, как она. Неприкаянных, почти беспризорных. Никому не нужных, как тогда казалось. Никому. Кроме Союза, который быстро укатал всех сирот по квартиркам и приставил «охрану»…

Свой день рождения Саня не любила. Сухая дата в ноябре. Он уже скоро. Обычно Саня брала отпуск и уезжала на несколько дней. Не сказать, чтобы она очень уж любила путешествия — скорее нет, чем да. Чем дальше она уезжала, тем некомфортнее ей становилось, тем сильнее хотелось оказаться в родной клетушке, посреди высоток Чернограда, как называла она про себя центр Российского округа.

Она побывала в разных местах. Когда с ней рядом были Арина и Лизонька, они возили ее в Польский, Венгерский, Чешский и Китайский округа. После того как она с ними распрощалась, ей удалось съездить в Корейский и Японский округа. Потом ей стало интересно, что же происходит за пределами Союза. На удивление, разрешение на выезд ей выдали сразу — сбегать из Союза мало кто решался. Это было столь же бесполезно, сколь и бессмысленно. В других местах были свои проблемы. Никто никого нигде не ждал. Да и Саня подозревала, что открыто выступить против страны-создателя Купола никто, даже с ядерным оружием, не рискнет. В мире несколько миллиардов человек, кому какое дело до каких-то единичек.

Саня поежилась от холода или от озноба. Она никогда не умела одеваться по погоде. Могла всю зиму проходить в своем перештопанном плаще, хотя дело было вовсе не в деньгах. Саня не знала, на что откладывала лодуры — иногда могла за считаные дни истратить всю зарплату, иногда за полгода у нее скапливалось несколько сотен тысяч. Кира часто трындела, что Саня выглядит неженственно — та только отмахивалась. Ей вообще была непонятна эта пресловутая «женственность». Есть женщины, есть мужчины. И всё. На каждого урода найдется свой извращенец. Уж ей-то это было доподлинно известно.

В детстве Саня любила читать книжки о разных мирах — с пришельцами, монстрами, чужими порядками и законами. Ее тогда это увлекало, и Арина безропотно покупала ей все книги, которые она просила. Ей часто вспоминалось ворчание Лизоньки, когда пришлось заказывать новый книжный шкаф: книги уже не помещались в старом, а просто складировались на полу и на балконе. Когда же Земля нашла положение и укрепилась на орбите, а нахождение поблизости другого разумного мира стало реальностью, а не вымыслом, Саню обуяли два чувства — страх и скука. С примесью негодования. Еще будучи несовершеннолетней, она была напугана — не столкнемся ли мы с другой планетой? Пронесло, не столкнулись. Орбита устаканилась. Две Земли, как два брата-близнеца, крутились вокруг Солнца — по часовой и против часовой. В новостях уверяли, что даже в случае столкновения погибнет та, другая, Земля. Это было проверено на астероидах. На более крупных объектах проверять не решились. Купол знал свое дело.

Когда жизнь вошла в почти привычную колею, утраченную за пару десятков лет отдаления от родного Солнца и с приближением к другому, Сане стало дико скучно. Вот он, другой мир. Казалось бы, космические путешествия на расстояние в несколько сотен километров возможны, — а хрен. Не только Сане, но и всем остальным стало попросту неинтересно. На всей Земле как будто повис немой вопрос: «Ну и что?» Ну и ничего, как оказалось. Пусть та Земля абсолютно идентична, пусть там те же государства и те же люди. Ну и что? Тут бы свою жизнь прожить. Зачем еще чужая? Это только все усложнит…

И тогда на Саню нахлынуло негодование. Чего ради была вся эта писанина, все эти мечты и грезы об иных мирах? Да к хренам все это. Ничего не нужно.

Саня была в гневе. Ничего не происходило. Ни-че-го. У Союза свои дела. У арийцев и конфедератов — свои.

Никому ничего не нужно, кроме своей гребаной жизни, которую еще надо умудриться не просрать. Саня радовалась лишь отмене вездесущего Союзного расписания дня. Но так было нужно — сохранить видимость суток, даже если годами стояла глубокая ночь. Нужно было обеспечивать образование и работу, нормальное функционирование всех сфер жизни, в кратчайшие сроки осваивать новые способы добычи энергии и полезных ископаемых, на полную раскручивая вулканическую индустрию (разумеется, солнышка нет, а холод мы не любим), при этом занимаясь еще и строительством вездесущего Купола.

Феномен Купола

Понятие «купол» является в Союзе весьма многогранным. Это не просто слово, обозначающее определенную конструкцию для защиты от опасной внешней среды, теперь это и гарант жизни любого жителя Земли.

Разумеется, так называемый Купол сам по себе куполом в строгом смысле не является — это, скорее, два купола, или внешний шарообразный слой. Куполом принято называть силовое поле, которое окружает планету Земля. Это поле не только обеспечивает безопасность при столкновении с разного рода космическим мусором и астероидами, но и является практически вечным двигателем. Это неиссякаемый источник энергии, способный компенсировать отсутствие солнечного тепла и света: специальные поля обеспечивают стабильность земной коры — именно запуск Купола помог в преодолении природных катастроф и в восстановлении полезной флоры и фауны, почти исчезнувшей во время перемещения из одной звездной системы в другую.

Однако само слово «купол» стало нарицательным. Купол полностью похоронил возможность любых космических исследований, поскольку он создает заметные помехи для установления связи с другой Землей. Говоря откровенно, Купол сводит на нет любые попытки связи с другими космическими объектами. Разумеется, в обстановке, когда несколько частей света были буквально уничтожены в считаные часы, а население планеты уменьшилось до двух миллиардов человек, вопрос о каких-либо глубинных исследованиях, пусть даже соседней планеты, даже не входит в сотню самых главных на повестке дня.

Материал подготовлен агентством Lebensraum

На вопрос «В чем смысл вашей жизни?» Саня обычно отвечала: «Курить, бухать и морально разлагаться». Отчасти это было правдой, отчасти не совсем.

Курила Саня Коршунова как паровоз. По пачке табака в день. Кира постоянно капала ей на мозги со всем этим дерьмом по поводу вреда курения, но ей было все равно. Она фильтровала речь Киры, ее слова были для Сани чем-то вроде посторонних шумов — менее надоедливыми, чем звуки патрульных мотоциклов, но более навязчивыми, чем Союзные речи из репродукторов. Толку-то…

Никакого толку.

Саня врубила ноутбук, поставила чайник. Надо, наконец, научиться готовить. Но ей было лень. Арина с Лизонькой пытались было ее научить — да так и плюнули.

Официально Саня работала в «ФармГрупп», модерировала их сайт, почти механически расставляя новые лекарства по категориям, расписывая их достоинства, достоинства и еще раз достоинства, а также переводила на человеческий язык сухие доклады о поездках каких-то чинуш от здравоохранения.

«Интересно, этот сайт хоть кто-то читает?» — подобный вопрос она задавала себе каждый день. Не работа, а переливание из пустого в порожнее.

Детка, тебя лишили лицензии, а Союз дал работу, денежки хорошие платит. Сиди и не питюкай.

Саня особо не возражала. По большей части ей было все равно. Деньги есть — и ладно. Она не Рылеев, Союз в ее квартире жучков не понатыкал и соглядатаев к ней не приставил. Наверное. Даже если понатыкал — какая разница. Какая разница.

Саня часто смотрела на вторую Землю, когда та появлялась на небе. Ей было интересно — есть ли там ее двойник? Есть ли там другая Саня Коршунова? Чем она занимается? Она тоже врач? Или так же бессмысленно просиживает за ноутбуком? Она выглядит так же? У нее тоже черные крашеные волосы и шрам на полщеки?

В чем Саня действительно сомневалась, так это в наличии татушки на спине у Сани-2. Наверное, у той Сани все намного лучше. Наверное, она живет, а не существует. Наверное, у нее нет поводов лепить себе на спину эмблему государства, чьи щупальца проникли повсюду. Во все сраные уголки. Во все сраные места этой гребаной местности.

Бутылка звякнула об пол и разбилась. Рыжеволосая девушка с зелеными глазами, похожая на богиню из северных сказочек, вздрогнула. Коробка грозила выскользнуть у нее из рук.

— И чё ты приперлась? — голос казался чужим, грубым.

Девушка чувствовала, как холод постепенно сковывает ее нутро. На нее уставились два глаза — безумные, нездешние. Ей казалось, что они серые — как шерсть волчонка. Нет. Теперь она их воочию разглядела — они были грязными, тусклыми, как грязный снег во время черноградской зимы.

— Александра Юрьевна, я пришла поблагодарить вас…

Существо, сидевшее на диване, расхохоталось.

— Что, прости? И не называй меня по имени-отчеству, старушкой себя чувствую. А мне всего-то двадцать четыре. Зови меня Саня.

— Хорошо, — рыжая протянула ей коробку.

Губы существа изогнулись в уродливой усмешке. Рыжей казалось, что здесь, кроме них, есть кто-то еще. Кто-то третий. Кто это?

Тонкие бледные руки взяли коробку и открыли ее.

— Мы с мамой не знали, что подарить хирургу, и…

— И решили подарить бухлишко? — Девушка улыбнулась совершенно искренне и, отбив горлышко бутылки заточкой для ножей, начала пить прямо из горла. — Что-то еще?

— Саня, я обязана тебе по гроб жизни.

Саня закатила глаза. Бутылка громко стукнулась о журнальный столик.

— И чего? Мне теперь обосраться? Дорогуша, я нарушила профэтику и теперь без лицензии. Все, пиздита ля комедия.

Если бы Саню спросили, хотела бы она узнать что-либо о своих двойниках, ответ был бы очевиден: «Нет». На той Земле другая Саня, которой определенно повезло больше, чем ей. Саня, лицо которой не изуродовано шрамом. Саня, которая успешно работает хирургом-трансплантологом. Саня, у которой мама и папа не погребены на орбите. Саня, которая не ходит раз в полгода на черноградскую площадь к шпилю-монументу, чтобы равнодушно погрустить и выкурить пару сигареток в память о павших героях.

Саня с той Земли счастливо живет со своей семьей и горя не знает.

Коршунова подошла к окну и открыла его. В квартиру ворвалась дымная вонь Чернограда.

И дым Отечества нам сладок и приятен.

Закончив с бесполезной сортировкой новых средств против импотенции и для импотенции, Саня закинула ноги на столик и закурила.

Наверное, Саня-2 не курит. И живет в здоровом городе с нормальным воздухом. Наверное, ей не ебет мозг государственная машина. И ей не приходится играть в игру «Послушный гражданин». Саня-2 не думает, чем бы разнообразить спиртовой рацион раз в недельку. И не насмехается над дурацкими плакатами.

Саня-2 живет в отличном месте, в прекрасном окружении и ничуть не задумывается о своем двойнике. За ней не увязывается хвостом случайная жертва бюрократии. И в любовниках не щеголяет чел с сомнительной репутацией, помешанный на бабле. Да какой там. У Сани-2 нет любовников, она примерная жена и мать. Саня-2 обладает отменным здоровьем, у нее не диагностировали ХОБЛ в двадцать лет, и нет абортов в анамнезе.

Не то чтобы Коршунова о чем-то жалела. Саморазрушение приносило ей какой-то звериный кайф. Она этим не гордилась, но и не стыдилась этого. Она давно поняла, что всем попросту насрать — что окружению, что Союзу. Оценочные, мать их, суждения. Реальность есть. А как к ней относиться — уже дело каждого. С принятием этого Сане стало гораздо легче жить.

По ночам она спала то очень крепко, без сновидений, то с дикими криками. Наверное. Соседи не жаловались. Соседям все равно. Ей тем более.

Иногда, правда, щемило где-то в грудной клетке, когда на черном небе показывался странный двойник без купола. Саня воспринимала это как знак, чтобы сходить к пульмонологу, но все время откладывала визит.

Какая теперь разница. Какая разница.

Иногда она задумывалась о том, почему с той Земли к ним прибывают гости, а они туда попасть не могут. Ну, разумеется, за исключением Рылеева. Этот гениальный мальчик мог шастать туда-сюда без особого вреда для здоровья. По крайней мере, так это преподносилось разного рода писаками.

Почти машинально включив кубик-телевизор, Саня налила себе чаю. Два пакетика, четыре ложки сахара. Кира часто ругала ее за отсутствие нормального питания.

— Саня, не стоит так разбазаривать свое здоровье! — Рыжеволосая была в ужасе, глядя на пустые пачки из-под табака, раскиданные по полу, и сиротливо стоящую на журнальном столике полупустую чашку с чаем.

— Да иди ты на хер, мать Тереза.

— Ты опять пила!

В ответ кивок.

— Я что-нибудь приготовлю.

— Да делай ты, что хочешь, — отмахнулась Коршунова.

Саня смотрела в потолок, периодически стряхивая пепел в пепельницу. Внезапная тишина была нарушена шелестом бумаги.

— Саня, что это?

Увидев, что разглядывает Кира, Саня сделала неопределенный жест рукой.

— Тебе диагностировали хроническую обструктивную болезнь легких… Рекомендация… не курить… Саня!

— Чего тебе еще?

Кира только покачала головой. Кто она, в конце концов? Она не ее мать, не ее воспитатель. Да и подругой ее назвать трудно. Кира вообще не знала, были ли, есть ли у Сани друзья. Наумова вряд ли можно считать другом — он был то ли любовником, то ли сослуживцем, то ли телохранителем. То ли просто обычным знакомым, который иногда заходил раскурить и выпить вместе.

Саня вполуха прислушивалась к бурчанию кубика-телевизора. Мельком глянув на календарь, она вздрогнула. 14 сентября. Ох ты ж… Официальная дата смерти ее родителей.

Это воспоминание из детства было особенно ярким. Она частенько думала об этом. Помнила серого человека в кожаном пальто, который сел перед ней на колени и обнял. Помнила надрывный плач бабульки, которая за ней приглядывала. Как бишь там ее звали? Как-то необычно, да. Аделаида Максимовна. Она просто звала ее баба Ида. Баба Ида плакала и гладила девочку по волосам. А Саня, маленькая пятилетняя Саня стояла и сжимала в ручках игрушечного Сквиртла — маленького покемона-черепашку. Взрослая Саня не помнила, где ее плюшевый Сквиртл. Потерялся на дороге жизни, как и она. Сбился с пути и сидит где-то, плачет. Сквиртл был подарком. Только она уже не помнила, чьим. То ли родителей, то ли бабы Иды, то ли серого человека.

Саня сжимала Сквиртла, баба Ида — Санину ручку, серый человек — саму Саню. Саня так и не узнала, как его звали. Ей было неинтересно. Он просто обнимал ее и ничего не говорил. Потом они прошли в квартиру. Саня направилась в комнату, а серый человек и баба Ида — на кухню. Тихий шепот, жалостливые причитания бабы Иды.

Сане тогда хотелось задать миллион вопросов. Но отчего-то ей было ясно — ответов в тот день она ни от кого не получит. Она просто легла спать. На следующий день проснулась рано — часа в четыре утра. Баба Ида сидела на кухне. Саня молча села рядом. Баба Ида так же молча насыпала ей в чашку четыре ложки сахара, положила пакетик и налила кипятку. В молчании они сидели до того момента, как в дверь позвонили. Баба Ида нехотя пошла открывать, Саня засеменила следом. Она ожидала, что придет серый человек и объяснит, что же все-таки происходит. И почему баба Ида плакала.

В квартиру ввалились две женщины. Сейчас Сане такая характеристика была смешной. Только потом она узнала, что Арине на тот момент было двадцать, а Лизоньке — двадцать три. Арина улыбалась и норовила ущипнуть Саню за щеки, Лизонька казалась более серьезной — именно она тогда и объяснила бабе Иде ситуацию.

Девушки были не похожи. Одна все время улыбалась и, присев на карточки, взяла Саню за ручки. На ней были синие штаны, водолазка и белая жилетка-пуховик. Более серьезная девушка и выглядела соответствующе: длинное пальто неопределенного оттенка бежевого, руки затянуты в кожаные перчатки. В руках — большая папка-уголок.

— Вы Цапликова Аделаида Максимовна?

— Да, девушки. А вы, простите, по какому вопросу?

Более серьезная девушка протянула бабе Иде папку.

— Я Елизавета Пароходова. Это моя партнерша — Арина Гранина. Мы назначены воспитателями Коршуновой Александры Юрьевны, две тысячи тридцатого года рождения.

— Стойте, какими воспитателями, я ничего не понимаю!

— Может, мы пройдем в квартиру? Неудобно общаться в коридоре.

— Да, девочки, проходите. Чаю, кофе?

— Мне чего покрепче, если можно, — отрезала Пароходова.

— Конечно, конечно.

— А мне чаю! — объявила Арина, усаживая Саню себе на колени.

— Пожалуй, мне стоит разъяснить. Несколько недель назад, когда случился первый удар, и погибло несколько сотен тысяч человек, Союз принял специальное постановление, касающееся воспитания детей, чьи родители оказались в числе погибших. Данное постановление имеет силу и при последующих ударах. Насколько мне известно, Марина и Юрий Коршуновы погибли на орбите во время второго удара. Мы были проинформированы об этом и назначены воспитателями Александры. В дальнейшем мы будем отвечать за нее и выполнять свои обязанности, прописанные в новейшем постановлении о «Воспитании сирот».

— Я не понимаю, девочки… Я полагала, что Саню за неимением родных определят в детский дом.

Пароходова опрокинула в себя стакан с янтарной жидкостью. Баба Ида подлила еще.

— Это устаревшая информация. Все детские дома подлежали расформированию еще на этапе создания Союза, одновременно в кратчайшие сроки было построено много новых многоэтажек, где не имеющие недвижимости сироты могли бы жить. А мы участники воспитательной программы. Это наша работа, и, поверьте, Аделаида Максимовна, нам платят за нее. И неплохо платят.

— Ой, да завались ты со своим презренным металлом, — одернула ее Арина, параллельно запихивая Сане в рот огромную конфету. — Аделаида Максимовна, моя партнерша мыслит приземленно. Мы будем заботиться о Сане намного лучше, чем воспитатели в детдомах. Хотя бы потому, что нас двое на одного. Мы будем жить с Саней, заботиться о ней, водить ее в школу — вроде она в этом году идет? — Получив кивок от партнерши, Гранина продолжила: — Будем помогать с уроками, возить в разные места, сделаем все, чтобы она была готова к взрослой жизни. Это, — Арина пошарила в кармане жилетки, выудила оттуда небольшой листочек и протянула бабе Иде, — новый адрес Сани. Никаких препятствий к тому, чтобы вы ее навещали, я не вижу.

Баба Ида и вправду навестила ее несколько раз. Потом перестала. На вопрос маленькой Сани о том, где же баба Ида, Лизонька молчала, а Арина с фальшивой улыбкой бубнила что-то вроде «уехала». Потом Сане стало ясно, куда баба Ида уехала. А потом уехали Арина с Лизонькой. Арина плакала. Лизонька казалась отсутствующей. Она вообще всегда казалась Сане более холодной, чем заводная Арина, которая всегда была рада объяснить все по сто раз, все показать, везде сходить.

Лишь за год до совершеннолетия ситуация немножко прояснилась.

— Лиз, а Лиз?

— Мм?

— Я сегодня на верхней полке.

— Как хочешь, — отрезала Пароходова. — Потише говори. Саня спит. У нее завтра экзамен, ей нужно выспаться.

— Да-да… Лиз, ты сегодня опять туда ходила?

— С чего ты взяла?

— У тебя все на лице написано. И я прекрасно знаю, почему ты подалась на эту работу.

— Еще одно слово…

— Лиз, я ж тебе не чужая. И я понятия не имею, почему ты пытаешься делать из всего этого тайну за семью печатями.

Лизонька потерла глаза.

— Он уже не живет с ними.

— Тю! Поматросил и бросил!

— Да что ты можешь об этом знать?! — голос Лизоньки, казалось, скрежетал. — Ты, которая добровольно себе там все перевязала?

— Ну да, ну да, переводи стрелки. Вперед. Тебе как будто десять лет. Я тебе говорила, почему пошла на эту работу и согласилась на их условия. Ты тоже пошла на эту работу, только по другой причине. Мы ж подруги. А Саня для меня вообще как сестричка.

— Мы. Не. Подруги.

— Окей, окей, как скажешь, мистер нигилист. Женя почему тебя бросил?

— Сто раз говорила. Я не могу ни зачать, ни выносить.

— Неправильный ответ, Лиза. Потому что он козлина. И свою бабу он бросил, потому что он козлина. И заметь, она смогла и зачать, и родить. — Заметив, что Пароходова помрачнела, Арина выставила руки в примирительном жесте: — Я имею в виду, что дело не в способности рожать детей.

— Говорит мне человек, перевязавший трубы на добровольных началах.

Арина внезапно наклонилась низко-низко, так, что их лбы почти соприкоснулись. Лизонька вздрогнула. Она давно не видела у Арины столь дикого выражения лица.

— Лизонька, дорогая, — елейным голосом протянула Гранина, — мы в разных ситуациях. Я же не люблю младенцев. И ненавижу долгосрочную ответственность. Но с детьми мне интересно. С Саней мне интересно. Думаю, будет интересно с кем-то еще. Но ты походу решила этой работой ранки залатать. Хотя я не заметила за тобой безумной заботы о Сане. Ты как будто каторгу отбываешь. Все думаешь, бесплодие — мой крест? Ну так думай дальше, это не мое дело, честно. Просто надоел до зубовного скрежета твой холодно-отрешенный вид. Санька, видимо, уже забила пробиваться сквозь твой сраный панцирь. Но тебе дальше будет очень тяжело, дорогуша. А насчет меня не беспокойся. Я свою работу люблю. А в ней, как ты знаешь, либо бесплодие, либо добровольная стерилизация. И обязательное отсутствие детей. Выбор всегда есть.

— У меня его не было. Была не та ситуация.

— Серьезно? Это говоришь мне ты? Я тебя не узнаю, дорогая. Это та вечно поучающая всех Лизонька? Вечно с гордо поднятой головой? Нет, безвыходных ситуаций не бывает. Есть ситуации, выход из которых нам не нравится. Вот и всё. И раз ты не можешь изменить ситуацию, научись с ней справляться, а то алкоголичкой станешь. И попрут тебя с этой работы, поминай как звали! Ладно, — Арина хлопнула Лизоньку по плечу, — я спать. Ты тоже не засиживайся.

Саня переоделась, накинула пальто, взяла сумку и вышла из дома. Можно было докатить на драндулете, но Саня решила прокатиться на монорельсе. Погулять захотелось.

Ха-ха-ха.

Мертвое время. В вагоне никого. Небо из окна монорельса казалось не черным, а монохромным. Саня устала искать всему этому объяснения. Монотонный голос объявлял станции. От скуки Саня просто отсчитывала про себя: «Один-два-три-один-два-три». Ску-ка.

«Двери закрываются. Следующая остановка — Шпиль памяти».

Саня подтянулась на сидении. Шпиль памяти. Более пафосного названия Союз придумать не мог. Ну да и фиг с ним. Обычный черный гранитный шпиль. Безымянный. Как могила Неизвестного солдата на Красной площади. Можно было и ее навестить, они всего-то в нескольких сотнях метров друг от друга. Саня слышала, что когда-то на месте Шпиля памяти стоял огромный храм. Храм кого-то, кто всех спас.

Теперь храмов почти не было. Саня с дрожью слушала рассказы бабы Иды, а потом и Лизоньки о том, как церковь в свое время запустила щупальца в политику. А потом случилось первое перемещение — и уже начавшийся формироваться Союз обязал ее платить налоги, дабы получить дополнительную прибыль для дорогостоящего проекта «Купол». Купол построили, а церквей почти не осталось. У Сани не было определенной веры. Ей было все равно. Точнее, определенные соображения по этому поводу у нее имелись, но она опасалась их высказывать, рискуя прослыть психопаткой.

Однако образ в Санином сознании был — и, можно сказать, довольно-таки красивый. Эту церковь она увидела, уже будучи студенткой, на каникулах в Рейкьявике. Церковь была ослепительно белой — по крайней мере, издалека.

Саня затянула шарф потуже. Выл холодный ветер, глаза слезились, безумно хотелось зайти куда-нибудь погреться. Показавшаяся на горизонте церковь казалась огромной. А вблизи и вовсе смотрелась космическим гигантом. Саня зашла внутрь. Орган отстукивал мелодию. Саня протянула женщине небольшую купюру и взяла четыре свечки. Подумав, подала монетку и взяла пятую.

Две свечки — родители, три другие — баба Ида, Арина и Лизонька. На Родине можно было ставить за здравие и за упокой. С заграничными традициями Саня была мало знакома. Она просто поставила горящие свечки на постамент. Да и сами свечки были другими: не длинными и вытянутыми, а маленькими и круглыми. Хотя какая разница. Воск он и в Исландии воск…

Сзади раздался непонятный гул. К ней обращался то ли священник, то ли пастор. Она не знала, как это тут называется.

— Вы говорите по-английски? — с надеждой спросил мужчина средних лет.

Саня кивнула.

— Да.

— Вы поставили пять свечек. Это вашим близким?

Саня не видела смысла в дальнейшем разговоре. Но выходить на улицу, толком не согревшись, не хотелось.

— Ага…

— Кем они были для вас?

Саня пожала плечами.

— Родителей я почти не знала. Погибли рано. Еще одна свечка — для бабули, которая за мной приглядывала какое-то время. Две оставшиеся — тем, кто меня воспитал.

— Ваши приемные родители?

«Наверное, тут другая воспитательная система».

— Можно и так сказать.

— Не хотите пойти и согреться? Вы выглядите продрогшей. В церкви запрещено пить и есть, но я живу неподалеку.

— Почему бы и нет. Вы всех продрогших девушек к себе домой водите?

— Всех продрогших и потерянных. И не только девушек. Юношей, женщин, мужчин.

В доме пастора Арнальдссона было теплее, чем в церкви, но Саня не стала снимать пальто. Пастор протянул кружку горячего кофе. Руки моментально обожгло.

— Это исповедь или отповедь?

Пастор грустно улыбнулся.

— Это просто разговор. Знаете, до того как прийти к вере, я работал семейным психологом.

— Но предпочли общаться с чем-то эфемерным, а не конкретным.

Пастор рассмеялся.

— Распространенная предвзятость. Это можно понять. Нет, Бог со мной не говорит. И я с ним тоже не говорю. Я не экстрасенс и не пациент психиатрической больницы.

— Тогда я вас совсем не понимаю.

— Просто в определенный момент я понял, что профессиональная деформация погубила меня. Я ушел в веру оттого, что возненавидел себя за те эмоции, что испытываю к своим подопечным. Своего рода бегство. Я хотел исцелить в первую очередь себя.

— И как успехи?

— Зря вы язвите.

Саня отхлебнула кофе. Горький.

— А о чем вы хотите поговорить?

— Мне показалось, Александра, что этот разговор нужен именно вам. Знаете, когда вы стояли у постамента со свечками, вы показались мне безумно одинокой. Мне подумалось, что вам кого-то не хватает. Кого-то очень нужного и родного.

— У меня нет родных, и я вам уже сказала, что почти не знала родителей. Они ушли на долгую вахту — и с концами.

— Вахта — это строительство Купола? — заметив слегка удивленное лицо Сани, мужчина продолжил: — У вас восточноевропейский акцент, я сразу понял, что вы из Союза.

— И что?

— Да это, в общем, роли не играет. Ддело ведь совсем не в родителях. Они могли бы быть живы. Но вы могли быть не близки. Вы могли бы не найти общих точек соприкосновения, у вас могло не быть общих интересов, они могли бы не одобрять ваш выбор — как и вы их.

— Или они могли бы поддерживать меня в трудную минуту. Я могла бы обратиться к ним, когда мне плохо и трудно, — в Сане начала закипать злость.

— А могли и не поддерживать.

Саня посмотрела на пастора со смесью недоумения и гнева.

— Знаете, тут очень холодно. Не в вашем доме. На улице. Рейкьявик холодный. И Исландия вполне оправдывает свое название. По крайней мере, с Куполом и в новой Солнечной системе. Мне холодно. Мне очень холодно. Но мне некому об этом сказать, понимаете? — Саня сжала кружку в руках так сильно, что казалось, та вот-вот треснет. — Понимаете? Вы тут про одиночество хотите поговорить? Ну давайте. Мне одиноко, потому что мне некому позвонить и сказать, как тут холодно. Мне одиноко, потому что нет в этом гребаном подкупольном мире никого, кто мог бы сказать мне: «Купи теплые носки!» или «Крепись, будет теплее!» — голос девушки дрожал, дрожала чашка, кофе грозил выплеснуться на руки. — Понимаете? Без всей этой эфемерной хуйни могу сказать, что мне одиноко, потому что некому сказать, что мне холодно!

— Вам необходимо, чтобы вас согрели, да?

Саня помотала головой.

— Нет. Вы меня вообще слышали? Мне некому позвонить и сказать, как мне холодно.

— Александра, родство определяется не кровью, а общей болью. И больше ничем.

— Н-да? Знаете, понятия не имею, о какой такой общей боли вы говорите.

Арнальдссон цокнул языком.

— Александра, у каждого в этом мире есть тот, кого мы можем назвать единомышленником. Не обязательно родитель, или ребенок, или вообще родственник, как я и сказал. Я уверен, вы его встретите, если еще не встретили. У вас есть друзья и любимый человек?

— Есть подруга, если можно так сказать. И есть один парень. Но я не думаю, что могу назвать кого-то из них родными-родными.

— Значит, у вас все впереди. В конце концов, есть еще один мир, — пастор кивнул на окно, в котором едва заметно виднелась планета-близнец.

— А толку от того, что этот мир рядом.

— Не скажите, — мужчина тепло улыбнулся, — наука не стоит на месте. Я просто уверен в том, что рано или поздно вы найдете того, кому сможете пожаловаться на морозы.

В Рейкьявике была одна церковь. В Акюрейри — другая. Мощная. Очень мощная церковь. В темноте она подсвечивалась. В городе, по слухам, жили несколько сотен человек. Удивительно много для этой деревни. Наверное, когда-то Акюрейри был большим, но сейчас он микроскопический. Щемило грудную клетку. Который день щемило. Саня лежала на скамейке с вытянутыми руками. Здесь, в этом месте на краю Земли, Сане отчего-то удавалось заглушить мерзкое чувство одиночества, которое, как злобная собака, грызло ее грудь. Собака выла, и выла, и грызла грудную клетку. Сане казалось, что ее кто-то зовет. Но кому она нужна в этом мире? Да и в соседнем –– тем более. Никому.

От этого она чувствовала себя свободной. Разве что собака грызла грудную клетку. Вот уже сколько чертовых лет.

Саня протянула несколько купюр и купила четыре гвоздики. Дрон любил потешаться над тем, что она любит «похоронные» цветы. Саня научилась забивать на его дебильные шуточки. Дрон, что называется, не был обременен интеллектом.

Саня положила гвоздики к основанию шпиля и достала из кармана портсигар. Ежегодный ритуал, повторяющийся черт-знает-сколько лет. Взгляд зацепился за надписи: «Шпиль хранит память о тех, кто отдал жизнь за жизнь. Пожертвовал собой ради безопасности своих детей, своих родных, своих сограждан, своей страны, своего мира. Да не будут их имена преданы забвению, а подвиг забыт». Саня усмехнулась.

— Тут забыли приписать: «Пали бессмысленной и жестокой смертью из-за просчета в технике безопасности», — раздался чей-то насмешливый голос.

Саня обернулась. Рядом стоял высокий рыжеволосый парень в застегнутом до подбородка коричневом пальто. Саня поморщилась. Люди в пальто, застегнутых на все пуговицы, всегда напоминали ей о Снежной королеве Лизоньке.

— Простите?

— Я имел в виду именно то, что сказал.

Саня пожала плечами.

— Дело ваше.

— Кого пришли поминать?

— Маму с папой, — отрезала девушка, затянувшись.

— Как знакомо…

— Не понимаю, к чему этот разговор.

— Сам не знаю. Обычно в таких случаях принято молчать.

Саня тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок.

— Вот, возьмите, — человек протянул ей визитку.

— На кой хрен она мне?

— Ну, не знаю. Можете считать, вы мне понравились.

Саня только фыркнула, но визитку в карман положила.

— Позвоните, если захотите поговорить, — сказал на прощание парень.

Саня еще пару минут провожала взглядом его рыжую макушку. Ей отчего-то казалось, что его волосы способны разодрать черный смог Москвы. Каких только идиотов не встретишь. Она достала визитку из кармана и прочитала: «Валерий Окунев. Ведущий специалист Союзного бюро дознания». Саня усмехнулась.

Дознаватель, значит. С деятельностью всякого рода бюро Саня была знакома весьма поверхностно. В меде она частенько слушала лекции тех, кто работал в Бюро здравоохранения и Бюро по делам незаконной торговли. На ее памяти, последнее занималось пресечением незаконных сделок и другой полукриминальной деятельности. Простые граждане полагали, что это нечто вроде борьбы с торговлей сомнительной наркотой или еще какими веществами. Вот только на самом деле Бюро занималось другим «товаром».

— Прошу вас всех встать, чтобы поприветствовать нашего сегодняшнего гостя.

Саня подняла голову от пособия по трансплантологии почек, за которым была готова заснуть. Все студенты встали. Шувалов, их препод по медицинской этике, расцвел как веник на помойке.

— Хочу с гордостью представить вам одного из моих лучших учеников, а ныне весьма уважаемого человека, Аркадия Лебедева.

Мужчина, стоявший рядом с Шуваловым, выдавил фальшивую улыбку. Сане он казался одним из тех чинуш, которые безумно любят чесать языками по телевидению, заливать про себя любимых, про Союз любимый.

— Давайте без формальностей. Я здесь просто гость. Меня пригласили для чтения лекции, но, полагаю, вам их и так хватает. Поэтому я предлагаю такую альтернативу. Я заместитель главы Бюро по делам незаконной торговли по Российскому округу.

— А где сам глава? — раздался с галерки голос Наумова.

«Ей-богу, Дрон довыступает до того, что его отчислят к хренам собачьим».

— Господин Ю Джэ Хи сейчас на центральном съезде глав всех Бюро в Сараево. Так о чем я… Ах да, предлагаю формат скучной лекции заменить немного другим. Я бы хотел услышать ваши вопросы, ваши мнения. Мне интересно подискутировать с вами. Вы вольны задавать мне любые вопросы.

— Абсолютно любые? — Саня очнулась от дремоты над справочником.

— Абсолютно. Вот вы, девушка, хотите ли что-то узнать о работе нашего Бюро? Или выразить мнение относительно нашей работы?

— Хочу. Хочу узнать, чем же все-таки занимается ваше Бюро. Знаете, ходят разные слухи, файл с вашего сайта не скачивается и выдает ошибку. В народе поговаривают, что вы отлавливаете тех, кто торгует всякими веществами.

— Народ прав. Мы действительно занимаемся отловом тех, кто занимается незаконной торговлей. То, что вы не можете скачать файл — полагаю, проблема наших системных администраторов. Будьте уверены, мы не хотим, чтобы информация скрывалась, хотя, по правде говоря, излишняя огласка нам не нужна.

— А как же Всесоюзный закон о свободе доступа к информации?

Лебедев почесал подбородок, покрытый трехдневной щетиной.

— Закон в силе. Все граждане Союза имеют доступ ко всем законодательным актам и файлам о работах разных Бюро. Но, понимаете ли, уровень аполитичности среди граждан высок. Как показал последний опрос, который проводили наши коллеги из Бюро социального обеспечения, политической жизнью Союза интересуются менее восьми процентов населения. Это чудовищно мало. Мы стараемся восполнить это, упрощая доступ к информации и форму ее подачи в виде телепередач, интерактивных приложений для паддов и смартфонов. Однако это ненамного повысило интерес.

— Люди озабочены тем, как заработать на кусок хлеба, — послышался презрительный писк Машки Лигуновой. Борца за права всех и никого, как про себя называла ее Саня.

— Союз предоставляет массу таких возможностей, и бедность практически побеждена. Но мы немного отклонились от темы. Девушка, как вас зовут?

— Саня.

— Александра, вы задали хороший вопрос.

«Вопрос как вопрос. Засунь свои гнилые комплименты себе в жопу».

— О чем… Ах да. Наша работа. Видите ли, Александра, понятие «незаконное торговля» довольно емкое. И да, оно подразумевает торговлю наркотиками, запрещенными препаратами. Но ими оно не ограничивается. На самом деле, наркотики — самая безобидная часть нашей работы. И самая малая.

— А какая самая большая?

Лебедев усмехнулся:

— Люди, Александра, люди.

По залу разнесся чей-то вздох. Саня полагала, Лигуновский.

— Зря вы удивляетесь, ребята. Наша основная работа заключается в пресечении незаконной торговли людьми. В первую очередь, молодыми женщинами, которые проживают в беднейших районах Средней Азии, Китайского округа и в регионах, которые с ними граничат.

— А какие цели у данной… торговли?

— Цели самые очевидные — незаконная проституция.

— Странно, что существует законная проституция, — громко съязвила Лигунова.

— О, вы, верно, из тех радикалок, что выступают против любых ограничений, касающихся женщин.

— Да! — с гордостью напыщенного петуха рявкнула Маша. — Я радикальная феминистка и этим горжусь!

— Гордиться, Маша, вы можете хоть цветом своих глаз, хоть формой бровей, дело ваше. Но факт остается фактом. Законная проституция сопряжена с требованиями. Как мы знаем, не всех девушек в эту профессию берут. Прежде идет тестирование на детекторе лжи, проверка окружения и подтверждение того, что иных источников заработка в конкретном населенном пункте у девушки не было. А сами, как это принято говорить, клиенты, также подвергаются проверкам. У венеролога и психиатра в первую очередь. После чего его имя заносится в официальную базу пользователя подобными услугами. А иметь свое имя в такой базе не каждый захочет. Что же получается? Появляется незаконный спрос. А спрос, как мы все знаем, рождает предложение. И предложение появляется.

— Тогда дело в том, что не все женщины могут быть обеспечены работой? А как же распределительная система?

— За распределительной системой — к Бюро труда. А мы занимаемся другой проблемой.

— В вас не было бы необходимости, не будь этой проблемы.

— Поверьте, Маша, эта проблема была, есть, и будет всегда. Это часть существования человечества. И в какую бы экономическую систему человечество ни загнать, какое бы оружие не приставить, какие бы карательные техники ни применять, проблема останется.

— Может, стоит бороться с причиной, а не со следствием?

— А в чем лично вы видите причину существования столь непростой проблемы?

— В патриархальной системе угнетения женщин.

Саня прыснула. Ей показалось, что голос Лигуновой дрогнул. Все со своим патриархатом носится как с писаной торбой. Все в теорию загоняет, а в школе небось твердую двойку по всемирной истории имела.

— Патриархат? Вынужден с вами не согласиться. Патриархат, как вы сами сказали, система. Как любая другая. Государственная, военная, экономическая, международная. Любая система. Глобальная или локальная. Самая главная черта системы — ее изменчивость. Любая система не сухой набор качеств, а функции и решения. И если система не эволюционирует, она, Маша, обречена на провал. Как провалился и ваш пресловутый патриархат.

— Так если патриархат провалился, в чем же тогда дело? В чем причина продолжения насилия над женщинами?

— Вероятно, в отвратительной человеческой природе. Известно ли вам, что среди так называемых сутенеров семьдесят пять процентов — женщины? Из них девяносто пять пошли на это добровольно, будучи в ясном уме и, как говорится, твердой памяти? Скажу вам больше — у этих женщин имелся стабильный официальный доход. Среди них представительницы разных профессий: бухгалтеры, работницы производства, журналистки, криминалистки, биологи, врачи да много кто. Кстати, на нашем сайте публикуются видеозаписи допросов, а в самом популярном пятничном шоу довольно часто показывают судебные заседания, подготовленные именно по делам нашего Бюро. В чем причина, спросите вы? Боюсь, ответ вам не понравится.

— Тем не менее, мне бы хотелось его услышать, — Лигунова дрожала. Вот только Сане было неясно, от страха или от негодования.

— Машенька, никогда не задавайте вопрос, если не уверены, что ГОТОВЫ услышать ответ.

Лигунова замолчала. Сане не нравилась накалившаяся атмосфера. Шувалов прожигал взглядом Машу — было абсолютно ясно, что ей грозит выговор. В лучшем случае.

Саня подняла руку.

— Да, Александра, у вас есть вопрос?

— Есть. Вы сказали, что основным товаром, — Саня изобразила в воздухе кавычки, — являются люди. Идет торговля не только женщинами, верно?

— Разумеется. Знаете, в мире полно извращенцев. И вкусы у них разные — женщины, девушки, юноши, мальчики. Скажу вам и то, что вы боитесь услышать, — младенцы.

— А… младенцев используют для донорства органов?

— В том числе, Александра. И, сказать по правде, это в нашем деле еще не самая страшная участь.

— Есть и страшнее?

— Зря вы смеетесь, молодой человек.

«Дрон точно доиграется рано или поздно. И плакала его мечта о военно-полевой хирургии».

— Вы сами сказали, что форма «вопрос — ответ» вам более приятна.

— Я сказал «дискуссия», это разные вещи. Но, вижу, у вас интерес к страшным случаям. Хорошо, я вам расскажу. Но вы, насколько мне известно, первокурсники. Хотя и совершеннолетние. Что же, ладно. Несколько лет назад, когда вся система начала устаканиваться, мы отлавливали группировку, занимавшуюся, по полученной нами информации, торговлей детьми. Опущу скучные подробности о подготовке операции, задействовании силовых структур, выслеживании и секретной эвакуации местных. Группировкой оказалась семья. Мать, отец, дочь и двое сыновей. При штурме их так называемой «штаб-квартиры» мы нашли много чего. Бумаги, информацию о клиентах, миллионы лодуров. Но это не самое главное. Знаете, что мы еще обнаружили? Вернее, кого?..

Страшная догадка пронзила Саню.

— ЗАМОЛЧИТЕ! — у Лигуновой, казалось, вот-вот начнется истерика.

Лебедев гадко и злорадно ухмыльнулся.

— Нет, Машенька, вы сами хотели знать ответы. С такими шаткими нервишками вам не то что среди радикалок, но и среди врачей не место, дорогая моя. Так о чем я… Ах да, кого мы там обнаружили. Мы обнаружили трупы младенцев. Им было от трех до восьми месяцев. Догадываетесь, да?

Маша зажала рот рукой и выбежала из аудитории.

— Нервные у вас студенты, Константин Григорьевич.

— Эта особенно.

Сане показалось, что тишина длится уже час, хотя прошло всего несколько секунд.

— А… откуда у них младенцы?

— Нам удалось установить только несколько лиц, которые являлись матерями младенцев. Законченные наркоманки и алкоголички. Предваряя ваш вопрос о том, в чем причина этой наркозависимости, отвечу: причины самые разные. И гибель близких людей, и потеря работы, и недовольство местом, которое предоставил Союз. Много причин. Вот поэтому они были лакомым кусочком для разного рода наркодилеров.

— Возможно, Союзу стоило проявить к ним внимание и помочь? — послышался голос вернувшейся в аудиторию Лигуновой.

— Машенька, как говорится, государство не нянька, а аппарат принуждения. Задача Союза — обеспечить гражданам стабильный заработок, безопасность, возможности для образования, саморазвития и путешествий. Союз поддерживает карьерный рост, активно финансирует молодых ученых и талантливых творческих людей. Но мы не можем нянчиться со всеми. Это не то чтобы невозможно, это неразумно. В каждом населенном пункте Союза есть центр психологической и психиатрической помощи. Заметьте, бесплатной. А на высшем уровне мы решаем глобальные проблемы, касающиеся не только межгосударственных отношений, но и безопасности планеты.

— Но если не будет дееспособных здоровых людей…

— Не будет и планеты? Слышали, Мария, знаем. Но не будет планеты — не будет и людей. Вы же изучаете латынь, и знаете, что такое Circulus Vitiosus.

Маша неуверенно кивнула.

— Как я понимаю, в этой аудитории достаточно разношерстная публика. Я имею в виду, раз вы все первокурсники, то пока что у вас нет специализации — ее, насколько я помню, выбирают на третьем году обучения. Мне вот интересно, кто в какой области хочет работать. Вот вы, Мария, в какой?

— Гинекология и акушерство.

Лебедев присвистнул.

— Нелегко вам придется, с такими-то нервами. Я бы советовал вам стать терапевтом или остеопатом. А вот вы, Александра?

Саня пожала плечами и подняла книгу.

— Трансплантология.

— Интересно-интересно. Как врач, дети мои, хочу дать вам совет. Примите объективную реальность, — а в нашей профессии это смерть. Скажите, кто-нибудь из вас интересуется генетикой? Я имею в виду, как профессиональной деятельностью?

Неуверенно поднялись две руки.

— Очень интересно. Молодые люди, если вы не передумаете, хочу вас просто проинформировать, хотя вы в таком случае узнаете об этом сами. У нашего института есть соглашение с Центральным медицинским университетом Фрайбурга. Сможете пройти там стажировку.

— Простите, а разве у Союза не напряженные отношения с Германским Альянсом?

— У Союза есть с ним разногласия по ряду вопросов, однако у нас много совместных программ в области образования и культуры. Обмен опытом в медицине — тоже часть сотрудничества. Конечно, у нас разные подходы к… антропологии, но игнорирование ни к чему не приведет. Мы предпочитаем обмениваться мнениями, а не открещиваться. Как известно, теория, которую нельзя опровергнуть, не стоит ломаного гроша.

Тогда Саня не поняла смысла лекции, но со временем ей стало ясно. Смысл ее был в одном: на самых мерзких, самых тошнотворных примерах показать главный ужас любого врача — всех не спасти. Всех и не стоит спасать. У каждого доктора свое кладбище.

Уже познав все тонкости своей работы, Саня понимала, что скандируемые изо всех углов речи о равенстве, братстве и взаимопомощи — не более чем сказки Шехерезады Степановны.

Не все жизни равноценны. Все равны только перед смертью. И исключительно перед ней.

Союз преобразован в федеративное государство

По последним сообщениям Союзного информационного агентства, страна-создатель силового поля «Купол» вступила в новую фазу своего существования. До этого конфедеративное государство, де-факто и де-юре связанное исключительно строительством силового поля, укрепило связи между участвовавшими в строительстве округами.

Как мы помним, начало строительства ознаменовалось формальным объединением трех стран –– России, Японии и КНР –– в конфедеративное государство. Через полгода в состав Союза вошли более десятка государств, пожелавших присоединиться к строительству силового поля ради спасения оставшихся в живых людей. Поскольку двухлетнее строительство и введение в эксплуатацию силового поля завершено, а у частей конфедерации возникли очень крепкие связи на многих уровнях, было принято единогласное решение о преобразовании Союза из конфедеративного государства в федеративное.

Нашему корреспонденту удалось задать вопросы заместителю главы Чешского округа.

— Господин Марич, как вы оцениваете работу по преобразованию Союза из конфедерации в федерацию?

— Работы очень много, однако ее скелет, основной костяк был сформирован во время строительства силового поля, — и это очень сблизило всех нас. Стало понятно, что вместе намного проще работать, намного легче выживать. Мы не навязываем друг другу культурные особенности, — но вместе мы намного сильнее, чем поодиночке. Иными словами, мы объединились уже очень давно, и новое название государства — всего лишь государство. Самая трудная задача, стоящая перед нами, — введение новой валюты.

— Обязательно ли создание единого валютного рынка?

— Мы полагаем, что это неизбежно. У Конфедерации и Альянса также единый валютный рынок, вполне успешно функционирующий. Другое дело, что в нашем государстве и валют намного больше. Новая валюта будет именоваться «лодур», будет выпускаться в купюрах достоинством в сто, пятьсот, тысячу и пять тысяч лодуров, также будут чеканиться монетки достоинством в один, два, пять и десять лодуров. Курс обмена будет в скором времени установлен, хотя это самая сложная задача, ведь уровень инфляции во всех округах — что до перемещения, что при строительстве поля — был разным.

— Как вы оцениваете последние заявления господина Максимиллиана Синклера относительно производства нового оружия в Германском Альянсе?

— Господин Синклер — балабол. Производство оружия — дорогостоящее предприятие. Мы, конечно, вытравили заразу в лице всяких там борцов за права всех и каждого, но в Альянсе дела идут не очень. Герру Синклеру нужно не на нас бочки свои арийские катить, а брать пример с конфедератов, которые в первую очередь решают внутренние проблемы своего государства.

— Как вы оцениваете политическую ситуацию в мире после завершения строительства силового поля?

— Сложно сказать однозначно. Я оцениваю ее как удовлетворительную. После перемещения основным очагом конфликтов стала Северная Африка — вернее то, что от нее осталось. С другой стороны, конфликты в любом случае неизбежны. Мы с нашими коллегами из Альянса, Конфедерации и Ибероамерики хотим поработать над общим решением в плане ослабления очага конфликта. Проблема, конечно, в том, что Северная Африка — это скопление тысяч разных племен, тысяч национальностей и конфессий, и чьи-нибудь интересы обязательно будут ущемлены, это неизбежно. Но, Ларочка, у нас два, повторяю, всего два миллиарда человек — и неизвестно, какая судьба нас ждет дальше, прибьемся ли мы к звездной системе, или так и будем блуждать в космосе. Нам всем необходимо жить в мире. Иначе попросту вымрем. Кто может быть ответственным за это, уже неясно. Мы все ответственны. Каждый по-своему. Но тот факт, что большинство стран предпочло союзы и объединение застарелым конфликтам — весьма похвально. Другой вопрос, что наши разногласия всплывут опять, как только общая проблема, а именно отсутствие орбиты и блуждание в космосе, исчезнет. Нужно быть готовыми ко всему. Даже к самому худшему.

Материал подготовлен Союзным информационным агентством.

Марина

Марина смотрела на гроб невидящим взглядом. Ей казалось, что за одну ночь она постарела лет на тридцать. Паспорт все еще указывал конкретную цифру.

Бежевый.

Безликий бежевый.

Цвет обоев.

Когда-то он казался кремовым. А теперь он просто грязный. И совершенно безликий.

Гроб. Как горб. У нее будет горб.

У Сашеньки горба не было.

У Сашеньки было все. И одновременно ничего.

А теперь не было и Сашеньки.

Теперь некому будет заплетать косу. Некого будет учить чему-то новому. Сашеньки больше нет.

Марина казалась самой себе призраком. Обезличенным призраком, который не может найти покой. Свой покой она уже не найдет. Хотя на душе было непривычно спокойно.

Марина пустым взглядом провожала гроб в печь крематория. Сашенька. Сашенька сгорит и обратится в пепел. Марине хотелось взвыть, разодрать весь мир на части. Хотелось орать, вопить. Как? Как они могут жить? Как жизнь может продолжаться дальше? Как она еще жива? Как она может жить?

Марина злобно глядела на планету-близнеца. Какого черта эта планета сюда прибилась? Здесь и так места мало. Нет места. Этой планете тут нет места. Какого черта она здесь делает? Эта планета заберет Луну. Эта планета уже уничтожила массу астероидов. Она уничтожит и Землю.

На периферии слуха до нее доносились чьи-то голоса. Юра что-то говорил ей, но Марина его не слышала. Ей казалось, что где-то недалеко воет волк. Одинокий волк. Она готова была взвыть. Но не могла. Взгляд был направлен на планету-странника. Гребаный странник. Ты все отнял, ты все забрал.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненависть вертелась в голове, грызла грудную клетку подобно голодной собаке. Марина никого не слышала. Кроме воющего волка и грызущей собаки. Собака разрывала, раздирала плоть зубами. Это все планета-странник. Зачем? Планета все забрала.

Марина скомкала в руках листочек, который казался клочком дешевой туалетной бумаги. Предсмертная записка, какая патетика. Собака клацнула зубами.

«Мама, я все знаю. Живи. Только этого и прошу. Живи, что бы ни случилось. Живи. Я умираю с надеждой, что в другом мире мне и тебе повезло больше».

Марина со злостью отшвырнула записку. Собака заскулила, волк надрывно завыл. Не в силах больше выносить вида проклятой планеты, клацанья собачьих зубов и воя волка, Марина закричала.

Хотелось, чтобы планета содрогнулась, чтобы собака наелась, а волк охрип. Но планета на месте. Собака все так же клацает зубами. Волк все так же надрывно воет. Только ей не легче. Только ей все больнее и больнее. Только ей пусто. А этим троим хорошо. Планета, собака, волк. Планета, собака, волк: в голове отбивало стаккато. Планета, собака, волк. Ее кто-то хватал за руки — Марина кричала, стараясь оглушить волка, испугать собаку, взорвать планету. Но им хоть бы хны.

Планета с силовым полем злобно подхихикивает в такт клацанью зубов и отчаянному вою. Марина неотрывно смотрит на планету — ей кажется, что она окутана не силовым полем, а шубой. Планета в шубке. Планете холодно. Планету надо согреть. Планета прибилась к солнышку. Планета ищет маму. Волчонок воет и зовет маму. Щенок клацает зубами от страха, что мамы нет.

— Я вам не мама! — прохрипела Марина. Волчонок завыл. Собака стала грызть кости. Планета приблизилась к солнышку. Планета сгорит? Пусть горит. Пусть сгорит все к чертям! Планета, где твой крематорий?

Что это за вой? Волчонок привел собратьев? Нет, это искусственный вой. Какие-то белохалатные чудовища. Чудовищам никто не нужен. Гребаные белохалатники. Куда они ее тащат? Волчонок такой одинокий. Волчонку больно. Щенок маленький. Ему нужно расти. Планете нужно солнышко.

Ее последний крик обрывается с уколом раствора, убивающего все живое. Она слышит последний, отчаянный вой волка, последнее клацанье зубов — и почти отключается. Ей кажется, что вместо планеты она видит обезображенное лицо со шрамом. Ей хотелось протянуть к нему руки, но она бессильно упала в долгожданное забытье.

Тук-тук.

Кап-кап.

Тук-тук.

Кап-кап.

Немыслимая какофония звуков. Это бесило. И не вызывало никаких эмоций.

Тук-тук.

Кап-кап.

Тук-кап-тук.

Кап-тук-кап.

Тишину, могильную и мертвую тишину рассекла жгучая боль в районе грудной клетки, но то была фантомная боль. У Марины Коршуновой сердце было как у космонавта, а легкие — обычные, как у любого жителя мегаполиса.

Марина посмотрела на стакан с водкой, накрытый ломтем бородинского хлеба, — дурацкая традиция еще со времен государства, в котором она никогда не жила, которого больше нет, которое никогда не воскреснет на этой Земле. Не воскреснет — как и Сашенька, которая умерла ровно семь лет назад. Символическая цифра — так сказал Юра. Но Юра во всем видел какие-то бесполезные образы и философию. А в реальности жить ему было скучно. И вот она — реальность. Ужасающая и мерзкая реальность. Реальность, где нет Сашеньки, ее дочки…

Марина где-то читала, что в старину самоубийц хоронили за оградой кладбища — им не было места среди людей, хоть и умерших. Попрощаться с жизнью, обречь на страдания своих близких — это, по мнению Марины, было отвратительно и низко. Ничто не могло сравниться с этим по ужасу и бездне отчаяния, в которое ввергал самоубийца тех, кто любил его и был готов до последнего заботиться о нем и оберегать его.

Марина погладила фотографию Сашеньки в рамочке. С фотографии смотрела вечно молодая девушка, которая не дожила всего ничего до своего девятнадцатилетия. Девушка с уже несбывшимися мечтами.

Марина всегда считала самоубийц слабыми. Ей всегда казалось, что для того, чтобы жить, нужно гораздо больше сил, чем умереть.

14 сентября. Марина ненавидела 14 сентября. Сашенька затянула у себя на шее петлю и спрыгнула с табуретки. Марина не была той, кто обнаружил ее тело. Или была? Марина уже ничего не понимала. Она давно утратила связь с реальным миром.

А Юре все нипочем. Сашеньки нет — ну и что с того. Юра совершенно не казался удивленным смертью дочки. Расстроенным, взбешенным, но никак не удивленным. И для него почему-то все очень быстро пришло в норму. А Сашеньки нет. И всё. Нет. Просто нет!

Марина посмотрела в окно: в вечерних сумерках другая Земля казалась особенно яркой — еще ярче, чем Луна. Марина слышала, что ее частенько называли «противоземля», но это было не совсем верно. Орбита была немножко другая — и удивительно, что вторая Земля совсем не мешала. Когда она только начала приближаться, когда ее стало видно в телескоп, думалось, что столкновение неизбежно — Сашенька тогда очень боялась.

— Мам!

— Да?

— Что ты думаешь про планету, которая к нам приближается? — Сашенька задумчиво погрызла стержень ручки.

Марина пожала плечами.

— Да ничего особенного я про ту планету не думаю. Главное, чтобы мы не столкнулись.

Марина щелкнула пультом телевизора.

«Перейдем к срочным новостям. Дроны-разведчики впервые приблизились к экзопланете, которая направляется в сторону нашей Земли. Как свидетельствуют полученные снимки, очертания некоторых материков, в частности Евразии, практически идентичны. Специальный дрон в ближайшее время сделает снимки городов и людей. При попытке войти в атмосферу часть дронов была уничтожена специальным силовым полем, которым окружена экзопланета. По всей видимости, именно данное силовое поле делает связь невозможной на сегодняшний момент. Мы будем внимательно следить за развитием событий».

— И тут про эту планету говорят. Как будто ничего другого в мире не происходит, — недовольно пробормотала Марина.

— Я читала, что столкновение нам не грозит. Судя по направлению планеты и по просчитанной траектории ее пути, она прибыла из ближайшей звездной системы и приобретет новую орбиту вокруг нашего Солнца. Астрономы вроде как даже «час икс» просчитали. Планета должна приобрести четкую орбиту буквально через пять лет. И, судя по расчетам, она будет вращаться в противоположном Земле направлении. Другой вопрос, что будет с Луной и перетянет ли она себе спутник.

Марина опрокинула в себя стакан. Другая Земля приблизилась, приобрела орбиту, спутник остался при родной Земле. Марина читала, что дроны-разведчики еще много раз летали к той планете: подтвердились очертания городов, облик людей, памятники — многое было идентичным. Но из-за силового поля связаться тогда не представлялось возможным, а на той планете, судя по всему, никто не горел желанием общаться с Землей-близнецом.

Ну да, у них одно солнце. Они рядом. И что с того?

Звук пощечины рассек тишину комнаты. Девушка взвизгнула.

— Мерзавка! Дрянь!

— Мама, ты что?..

— Эта тварюшка еще и спрашивает «что»? Где ты была ночью? Небось опять шлялась со своим солдафоном!

— Андрюша не…

— Андрюша, Андрюша! Тебе об учебе надо думать, а не с мужиками гулять! Да на тебе через пару лет пробы негде будет ставить.

Девушка оцепенела. По румяным щекам покатились слезы. Когда же мама поймет… Когда осознает, что это любовь? Неужели она считает, что это мерзко и отвратительно? Андрей вернется со службы, они поженятся, она готова уехать с ним в любую глушь…

— Ты еще школу не закончила, а туда же! Сашенька, я же тебе всю жизнь твержу: учеба — в первую очередь! Ты обязана поступить в университет, получить профессию, а уж потом думать о таких серьезных вещах, как замужество и тем более семья!

Хлопнула дверь. Сашенька устало опустилась на кровать, и начала было расплетать косу. Нет. Не нужно. Волосы повредит. Надо бы сходить в салон и подстричь немного — да когда? Мама говорит, что вместо «очередной гулянки» лучше сходить к парикмахеру — и обрезать их немного, хотя бы до лопаток.

Но Сашенька любила свои волосы — она с удовольствием ухаживала за ними, делала натуральные маски. Ей нравилось наблюдать в зеркале, как они водопадом спадают с плеч или крепко держатся в толстой косе. Ее мама всегда была более практичной. У матери всегда все было расписано по минутам.

Сашенька подошла к окну, посмотрела на небо и провела пальцами по стеклу. Скоро к ним приблизится идентичная планета. Интересно, там тоже живет Саша? Как она там? У нее все в порядке? Она уехала с Андреем далеко-далеко? Тамошняя мама одобряет ее шаги?

Интересно…

Марина перебирала Сашенькины вещи. Поначалу Юра настаивал на том, чтобы их выбросить. Прощаться надо один раз. Это же говорил ей мозгоправ, которого Юра нарыл среди знакомых своих друзей. Но Марина не могла сказать это одно единственное «прощай». Она не могла отпустить — или же ее не отпускало. Замкнуло — и не размыкает.

Вот та самая бежевая блузка, в которой она обнаружила Сашеньку в петле. Та самая, которую ей выдал белохалатный. Свободные темно-бежевые брюки. Подвеска с каким-то камушком. Марина зарылась в них лицом. От Сашеньки всегда пахло инжиром. Из вещей выветрился весь запах. Они были затхлыми и блеклыми. Какой теперь в них толк?

Среди груды остальной одежды прощупывалось что-то мягкое. Черепашка. Маленькая плюшевая черепашка. Откуда? Она не помнила, чтобы у Сашеньки была такая… Дочь не жаловала мягкие игрушки, больше любила кукол. Наряжала их, давала им имена. Марину это всегда смешило и умиляло одновременно.

— Мариш…

— Юра… откуда она тут?

— Кто она?

Марина протянула мужу черепашку.

— О, это ж Сквиртл! Не она, а он. Не знал, что Сашенька увлекалась покемонами…

— Поке… чем?

— Это игра такая, компьютерная. И мультик был. В детстве я любил их. Но Саша вроде никогда не увлекалась аниме… Марина, у меня есть одна новость. Я не уверен, что поступить так будет правильно. Но, думаю, ты можешь заинтересоваться.

Женщина перевела взгляд на мужа. Ей казалось, его совершенно не тронула смерть Сашеньки. Ему вообще было все равно. Таскается по своим «интересным людям». А что толку… Толку что?

— Ты о чем?

Юра со вздохом опустился в кресло.

— Ты не думала, что на той, другой Земле, все иначе?

— Я тебя не понимаю.

— Хотя дроны-разведчики подтвердили совпадения в очертании материков, облика городов и внешности людей, еще не факт, что они проживают ту же самую жизнь, что и мы.

— Ты хочешь сказать?..

— Именно. Существует большая вероятность, что «там» Сашенька жива. Что ее воспитывали по-другому. Что она не покончила с собой.

Коршунов еле уклонился от прилетевшей в него вазы.

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?!

— Я сказал то, что я сказал, Марина. Сашенька может быть жива.

Марину затрясло. Ее плечи содрогались — ей было невыносимо от того, что она не могла заплакать. Никаких сил не было.

— Мне дали контакты одного человечка. Умный малый. Деятельность у него, как оказалось, обширная — и физик, и программист…

— И швец, и жнец, и на дуде игрец, — пробормотала Коршунова.

Юрий сел рядом и протянул ей бумажку, на которой был нацарапан телефон, адрес и инициалы.

— И что делать?

— Мариш, есть возможность узнать, жива ли Сашенька «там». И, как я понял, можно посетить ту Землю… Хочешь? Это недешево. Но ведь у нас есть средства.

Конечно, есть. Есть, потому что в последние семь лет они их практически не тратили.

— Посетить… Землю… Сашенька…

Марина не знала, как относиться к этой идее. Ей хотелось увидеть вторую Сашеньку. А хотела бы та, другая, Сашенька увидеть ее?..

Марина не знала, что об этом думать. Честнее сказать, она попросту боялась обо всем этом думать. Ее замкнуло на орбите ее горя, как замкнуло соседнюю Землю на новой орбите в галактике Млечный Путь. Она как будто вращалась вокруг одного центра, но центр ее жизни казался уже не солнышком, а черной дырой. Ей так хотелось, чтобы в ее жизни появилось новое солнце. Но этого не будет. У планет и систем есть миллионы, миллиарды лет. А у нее в запасе еще пара-тройка десятков лет — какое там солнце? Ничего бы не успело родиться. Марина слышала, что при сжатии планеты до размеров мяча для гольфа, материя не получит свойств мячика. Она будет обладать и плотностью, и гравитацией пострадавшей планеты. А если пережать, то образуется черная дыра. Но это все теории. Красивые словечки, которые так обожает Юра.

А на практике — у нее пустая жизнь, работа, с которой она справляется исключительно механически.

Войдя в квартиру, Марина сразу поняла, что у них гости. Вернее, один гость и вполне конкретный: Андрей Наумов. Этот солдатик.

У нее с детства было прекрасное обоняние. Марина тяжело вздохнула.

— Мам, это ты? — послышалось из кухни.

— Да, Сашенька.

Марина вошла в кухню, увидела горящие лихорадочным румянцем щеки дочери и натянутую улыбку Андрея.

Наумов никогда не нравился Марине. Сашенька познакомилась с ним на дне открытых дверей в медицинском университете — вот только Андрей интересовался военной хирургией, да еще и был на год ее старше. Он был умным, начитанным. Красиво ухаживал — так, как ухаживали только в позапрошлом веке.

— Здравствуй, Андрей! Ты дезертировал?

— Почему же сразу дезертировал, Марина Александровна. Дембельнулся раньше. Теперь так можно.

— Вот как. И какие планы? Собираешься поступать в университет?

— Не знаю. Я думал продолжить военную карьеру, у меня неплохие перспективы.

Марина обрадовалась, но не подала виду. Значит, отправится куда-то далеко. И отстанет, наконец, от Сашеньки.

— На самом деле я пришел и к вам.

— Да ты что. И по какому вопросу?

Андрей тепло улыбнулся и взял Сашеньку за руку

— Марина Александровна, я люблю вашу дочь. Она любит меня. Мы любим друг друга и хотим стать семьей. Я прошу руки вашей дочери.

В груди Марины полыхнул адский огонь. Ей казалось, он сейчас спалит эту комнату. Весь город. Всю планету. И планету с куполом, или как там эта хрень называется.

— Только. Через. Мой. Труп! — отчеканила Марина

— Но мам! — со слезами в голосе воскликнула Сашенька, ее густые светлые волосы взметнулись подобно крыльям.

— Замолчи. Как это вы собираетесь пожениться? Андрей, если я не ошибаюсь, ты живешь с родителями? — Юноша утвердительно кивнул. — У нас тоже нет другой жилплощади, эта единственная. Сашенька только поступила в медицинский, на врача учиться очень долго, и вообще, я против создания так называемой «ячейки общества», пока молодые толком не встали на ноги и у у них нет родни, способной поддержать их финансово.

Сашенька резко вскочила со стула.

— Жилплощадь, деньги… Мам, да ты себя слышишь? Мы собираемся пожениться, но мы не собираемся заводить детей, мы очень здраво подхо…

Марина всплеснула руками.

— Вот только детей тут не хватало.

— Мама… но вы же с папой поженились, когда еще оба учились в институте, я родилась, когда тебе еще и двадцати не было…

Марина сжала ладони в кулаки. Ей казалось, секунда — и планеты с куполом не станет, несмотря на их хваленое силовое поле, или как они эту фигню называют.

— А ты не сравнивай, дорогуша. У родителей твоего отца была еще одна квартира, которую они нам с радостью подарили. Кроме того, в детстве с тобой постоянно сидела то одна бабушка, то другая. Да и Аделаиду вспомни, сколько она для тебя сделала.

Сашенька затряслась, по лицу покатились слезы.

— Как… как ты не понимаешь?

— Не понимаю чего, дочка? Того, что у вас любовь неземная? Скажу тебе откровенно: Андрей мне не нравится. Но это не мое дело. Можешь жить хоть с чертом усатым, если он сможет быть тебе опорой и обеспечить достойную жизнь. Но вы еще не в состоянии обеспечивать себя. И кому, Сашенька, ты будешь нужна в глуши да с неоконченным медицинским?

— Мама, если ты помнишь, я пошла на врача, потому что хочу помогать людям, я вполне могу работать и медсестрой. Главное — помощь. И не в деньгах счастье.

Марина злобно усмехнулась.

— Знаешь, так говорят только те, у кого денег нет. Для них это что-то вроде утешения, оправдания собственной никчемности. Ну, или они просто полные идиоты.

— Я предпочту быть полной идиоткой, мамочка, чем утопать в этом мещанстве.

Марина невольно прыснула. Мечты-мечты. Ей, может, тоже не хотелось рожать в девятнадцать лет. Ей, может, тоже не хотелось связывать свою жизнь с фанатиком от бога или дьявола, а ныне охотником за жареными фактами. Ей, может, тоже не хотелось учить арамейский язык, который мертв уже многие сотни лет.

Но ей хотелось, чтобы Сашенька добилась чего-то большего, чем просто замужество и жизнь в каком-то захолустье. Разве это что-то преступное? Разве это стоит скандалов?

Этот парнишка их точно не стоит.

Рылеев, вопреки ожиданиям, оказался не сорокалетним мужчиной, как Юрию и Марине описывал его Маленков, а парнем лет двадцати с хвостиком. У него были слегка вьющиеся волосы, бледная кожа. Над верхней губой пробивался слабый пушок. Оливковые глаза смотрели почти безразлично. Одет Рылеев был с иголочки — красивый костюм от какого-то модного бренда, стойкий аромат парфюма витал по кабинету. Ослепительная улыбка во все 32 зуба –– наверняка заслуга дантиста, учитывая кофе-машину в кабинете и пачку сигарет на рабочем столе.

— Чай, кофе, чего покрепче? — Рылеев поиграл бровями.

— Чай, если можно, — флегматично ответил Юрий, — зеленый.

Рылеев улыбнулся, нажал на кнопку вызова и попросил секретаршу принести чай и кофе.

— Итак, Юрий Максимович и Марина Александровна, кого нужно поискать «там»?

— Нам бы хотелось найти своих двойников. И их дочку, если она жива…

— Так, а ваша, получается…

— Мертва, — холодно отрезала Марина.

— Хорошо. Ваши паспортные данные, пожалуйста.

Марина протянула копии паспортов.

Рылеев принялся набирать что-то на компьютере.

— Через полчасика данные будут.

— Так быстро?

— О, вы не знаете, что там за система. Досье на всех. Не совсем в открытом доступе, хе-хе. Ну, вы поняли.

Голос Рылеева был настолько слащавым, что Марине захотелось вручить ему ампулу инсулина.

На огромном экране на стене комнаты появились помехи, затем камера зацепила знакомый интерьер и лицо Рылеева. Такое же приторное.

— Ну, привет, котик!

— Два часа назад здоровались, — равнодушно ответил человек с экрана.

Брови Юрия поползли вверх. Да как же такое… Да они же одно лицо.

— Марина Александровна, Юрий Максимович, познакомьтесь с тем, без кого я остался бы без работы. Дмитрий Константинович Рылеев, мой партнер по бизнесу.

Рылеев-2 на экране усмехнулся.

— Я переслал тебе данные двух людей. Нужно найти их двойников на твоей Земле и их дочку.

— Будет сделано. Жди.

Линия отключилась.

— Извините за нескромный вопрос, что привело вас ко мне? — спросил Рылеев, пересчитывая купюры. — Он явно ловил кайф от шуршания бумажек.

Марина бросила на него уничтожающий взгляд. Что эта педерастичная мразь, этот гениальный отморозок себе позволяет?

«Завались! Завались! Захлопнись!» — витали обрывки мыслей в голове женщины. Ей не нравился этот мальчик. Она никогда не любила столь манерных мужчин, которые намеренно ведут себя слишком женственно. Этот искаженно-писклявый голосочек, приподнятый в усмешке уголок губы, лукаво дергающиеся брови — все это вызывало в женщине неимоверное желание плеснуть кислотой ему в рожу.

Мысли о манерности Рылеева сменились раздумьями о Земле-2. Предположим, семья Коршуновых там найдется. И, допустим, Сашенька на Земле-2 жива. И что? Что она ей скажет? Что убила свою дочь? Что задушила ее? И что она скажет ее родителям? Что скажет своим двойникам? Прости, Марина, убила я свою дочь, решила посмотреть на твою — и ее тоже угробить.

Интересно, Сашенька-2 выглядит так же? У нее такие же длинные русые волосы и тугая коса? Она так же за ними ухаживает? Она так же позволяет заплетать себе косу? Кем она работает? Она воплотила в жизнь их общую мечту и стала врачом?

А может, она все же успела уехать вместе с Андреем на ту самоубийственную миссию? Может, погибла вместе с ним? Умерла, когда потеряла с ним связь? Или умерла, так и не узнав, что они сделали. Неясно. Трудно. Непонятно.

Марина почувствовала, как горлу подбирается тошнота.

Широкими такими шагами. Прямо взбирается из желудка по пищеводу. Чем может стошнить? Там давно ничего нет. Разве что внутренностями.

Марину бросало то в жар, то в холод. Ей казалось, что тысячи, если не миллионы мелких существ копошатся на ее голове, под ее кожей. Ей страшно хотелось содрать кожу. Заживо. И ножа не нужно.

Она сдерет кожу и сожжет ее на хер. Зачем ей кожа? Коже больше незачем прикрывать ее. Коже больше нечего покрывать.

А Юра доволен. Юре все равно. Юре всегда было все равно. Просто. Все. Равно.

Андрюша, наверное, давно в раю. Интересно, он успел погеройствовать на чужой земле? Успел пострелять в дервишей? Забрать сувениры? Прихватить что-нибудь со Средиземноморья? А от того, другого, государства хоть что-то осталось?

Сашенька была в Стамбуле. Они вместе туда ездили, когда еще все было спокойно.

Марина помнила, как держала Сашеньку за руку, когда турки и греки сворачивали шеи ей вслед. Нет. Никого не надо.

Противно запищал компьютер.

— Так-так… Марина и Юрий Коршуновы. У меня для вас неприятная новость. Ваши двойники мертвы. Уже двадцать лет.

— Как…

— Погибли при постройке так называемого Купола. На той Земле так называется силовое поле, которым окружена их планета, для безопасности от столкновений и бла-бла-бла.

— А…

— А вот их дочь жива и относительно здорова. Я распечатаю ее биографию и фото. Тут есть на что взглянуть.

Сердце женщины обрушилось с грохотом.

Марина дрожащими пальцами взяла папку и положила в сумку, даже не открыв. Дома можно посмотреть. Только не здесь. Только не при этой манерной сволочи.

Марина уже несколько часов рассматривала листы и не могла понять, радоваться ей или нет. Александра Юрьевна Коршунова. С фотографии смотрела девушка с уродливым шрамом на полщеки. Черные, до плеч, волосы. Голубоватые глаза. Густые, кустистые, темные брови. Она была одновременно и похожа, и не похожа на Сашеньку.

Коршунова Александра Юрьевна.

Дата рождения: 7 ноября 2030 года. Место рождения: Москва, Российская Федерация. Гражданство: Союз.

Место проживания: Союз, Российский округ, Москва, Четвертый район, улица Хотиенкова, дом 2, квартира 59.

Образование: Союзный медицинский институт по Российскому округу, специальность — хирургия.

Место работы: «ФармГрупп», модератор сайта компании.

Сведения о родственниках: родители — Марина Александровна Коршунова и Юрий Максимович Коршунов, погибли при аварии во время строительства силового поля «Купол».

Нарушения: курение в неположенных местах.

Итак, родителей у Саши нет. Саша совсем одна. У нее нет мужа и ребенка. Марина подумала, что и в другой вселенной дочке не повезло. Здесь нет Сашеньки. А там нет ее самой. Интересно, Саша ее помнит? Как ей сказать, почему Сашенька покончила с собой? Как объяснить, что сама подтолкнула собственного ребенка к петле?

Марина закрыла чемодан и оглядела комнату. Почему-то ей казалось, что она уезжает навсегда. Взгляд упал на плюшевого Сквиртла.

— Сквиртл, откуда же ты взялся, черепашка? Ты с другой планеты прилетел? Ты плакал? Не волнуйся, Сквиртл, я тебя не брошу. Ты заблудился, но мы найдем тебе дом.

Маленький покемон-черепашка грустно улыбался, тянул к ней ручки.

Он был пыльным. Немного старым. Нездешним.

Марина положила черепашку в сумку.

В офис Рылеева они пришли, как и договаривались, к пяти вечера. Дима настраивал что-то на приборной панели около огороженной стеклянной капсулы.

— О, добрый вечер. Сейчас забью последние команды, и уже скоро окажетесь на другой планете.

— Я правильно понимаю, — Юра подошел к капсуле, — это телепортация?

— Именно. Она самая. Конечно, было бы куда разумнее отправлять космические корабли. Но тамошнее силовое поле их просто сожжет. Пока что это единственный доступный способ перемещения с планеты на планету. Сколько мы над ним пахали, вы не представляете… Все, готово. Можете встать. Внутрь.

— А тут не предусмотрено каких-либо фиксирующих конструкций?

— О, нет. Это было бы небезопасно. Не волнуйтесь. На соседней планете сигнал получен, к вашему прибытию все готово. Сейчас там около десяти часов утра. Время немного различается, да.

Марина и Юра шагнули в капсулу. Юра крепко сжал руку жены.

— Задаю обратный отсчет. Десять… девять…

Когда Рылеев произнес «один», все тело женщины как будто пронзило слабым зарядом тока. Она умирает? Да нет.

Они упали в каком-то кабинете. На них смотрел Дмитрий Рылеев. Собственной персоной.

— Добро пожаловать в Союз, господа!

Юра пожал ему руку. Молодой человек был одет немного иначе, чем его двойник на Земле: бесформенный лиловый свитер скрывал почти болезненную худобу. По видеосвязи Юрий не заметил, у Рылеева-2 синяков под глазами и седых волос на макушке.

— Добрый день, Дмитрий Константинович! Я полагаю, вы знаете, какова цель нашего визита.

— Зачем же так официально? Зовите меня Дима, — Рылеев отошел к пищащему принтеру, распечатывающему небольшие карточки на плотной бумаге. Юноша протянул карточки Марине и Юре, — это ваши временные, так сказать, документы. Они подтверждают, что вы с «той» Земли, приехали в туристических целях. Карточки действительны три месяца. Захотите продлить — сообщите мне заранее, я направлю запрос в Центральное туристическое бюро.

— Как у вас все непросто…

— Ну да, бюрократия на уровне, — слабо улыбнулся Рылеев. — Да, кстати. Валюта у нас другая. Так что нужно обменять. Можете хоть здесь, хоть в любом отделе ЦТБ. Курс лодура, то есть нашей валюты, к рублю — один к одному. Хорошо, что вы оказались в Российском округе, а не в Корейском. Или Японском. У них курс — мама не горюй.

Марина выложила из пакета несколько пачек.

— Нехило вы тут погулять решили.

— Мы подумали, что карточки наши тут вряд ли будут действовать.

— Тут вы правы. Ошибка транзакции — и сразу в Центробанк, — нервно засмеялся Рылеев.

— Может, ошибка самого банка?

— Ну, в Центральном все отлажено. А других-то тут и нет.

Марину не покидало гнетущее ощущение абсолютной неправильности, неопределенности и полной иррациональности происходящего. Пока Рылеев шуршал деньгами, вынутыми из сейфа, Марина подошла к окну во всю стену и отшатнулась.

Знакомые очертания домов перекрывались почти черным небом. Это не смог. Не туман. Небо действительно было черным. Черным, грязным. Отвратительным.

— О, смотрю, вы уже успели заметить, какой классный у нас воздух? Ну, это Москва. Ничего удивительного. Купите респираторы. Автоматы на всех улицах понатыканы.

— Слушайте, Дима…

— Да?

— А по ночам ее видно?

— Кого ее?

— Ту, другую, Землю. Нашу Землю.

— Удивитесь, но да. Я и сам удивляюсь. Насколько я знаю, этому есть объяснение. Но я не вникал. И кстати, вот, — Рылеев протянул небольшую книжечку, — путеводитель. Сам составлял. Тут основные правила, законы, места, где можно подешевле затариться всякой всячиной. Небольшая историческая справка. Но, полагаю, читать вы его в ближайшее время не будете, я прав?

— Не понимаю, о чем вы.

— Прекрасно вы все понимаете, Марина. Это не мое дело, но вы вряд ли найдете здесь то, что ищете.

— Дмитрий, это не ваше дело…

— Не мое. Знаете, я тоже был в подобной ситуации. А в итоге нашел лишь зеркало. Кривое, — сказал Рылеев скорее самому себе.

Марину угнетало столько разных чувств, что ей казалось, напряжение погребет ее. Зачем? Зачем все это? Что она скажет Сашеньке? Да и захочет ли Сашенька с ними общаться?.. Большой вопрос.

Человек вырос без родителей. Их любовь и заботу ей заменило государство. Она росла в детском доме? Видимо, да. Марине было хорошо известно, что вырастает из таких детей. Нужны ли они ей сейчас? Она не маленький ребенок, который легко ко всему привыкнет. И не подросток, с которым можно повоевать, но к которому можно найти подход. Подарками, деньгами, поддержкой, участием, помощью.

А здесь… Сашеньке 25 лет. Она далеко не ребенок. Не подросток. Взрослая девушка, которая уже давно живет своей жизнью. Наверняка у нее есть стабильная работа, друзья…

Нужна ли она Сашеньке с этой планеты? Что она может ей дать, в конце-то концов? Здесь другой мир, другое государство, все, все другое! Дурацкая, пустая затея… Но как она могла отказаться?..

— Марин, — Юра легонько тронул ее за плечо.

— Да?..

— Пойдем, что ли, в отель. А потом перекусим.

— А потом? — собственный голос казался Марине безжизненным.

— Потом видно будет, Мариш.

Здравствуй, Саша. Я не твоя мать. А ты не моя дочка. Мы, вообще-то, друг другу никто. Но я приехала просто для того, чтобы тебя увидеть. Знаешь, Саша, я ведь довела свою дочь до петли, но это не страшно. Я попробую еще раз. Авось во второй раз у меня все получится куда лучше. Саша, не смотри на меня так злобно, тебе это не идет.

Знаешь, Саша, я ждала тебя. Я вся извелась, тебя ожидая. Почему ты не пыталась что-то узнать обо мне за все эти годы? Почему тебе было плевать? Саша, как ты жила без нас все это время? Саша, что с тобой случилось? Почему ты не замужем? Почему у тебя нет детей? Почему ты не работаешь по специальности?

Саша, я же видела тебя во сне. Почему ты брюнетка? Откуда у тебя шрам? Почему ты такая кровожадная? Саша, ты же мне все расскажешь? Саша, ты же будешь мне доверять? Саша, ты будешь мне доверять.

Марина потрясла головой, отгоняя назойливые мысли.

На ресепшне первого попавшегося отеля их встретила улыбающаяся девушка.

Сашенька любила улыбаться…

— Добрый день! Двухместный номер?

Юрий кивнул.

— Да, на две недели, будьте добры.

— Конечно. Можно ваши карточки?

Марина достала из сумки карточки, которые вручил им Рылеев, и протянула девушке. Та хмыкнула и удивленно вскинула брови.

— Так вы с той Земли? Здорово, — девушка начала что-то печатать на компьютере.

— Простите, а возможно ли продлить пребывание в случае, если мы решим задержаться?

— Ну разумеется. Только сообщите заранее. Не позднее, чем за два дня до истечения двухнедельного срока. В противном случае может не оказаться свободных номеров.

— Но сейчас они есть.

— Это сейчас. Раз на раз не приходится, господа.

Пока стучали клавиши компьютера, Марина разглядывала отель. Особенно и не скажешь, что это другая планета. Та же Москва, такие же здания, такое же убранство — не считая странных флажков с жутковатой змеей.

Получив ключи, они отправились в номер закинуть вещи и решить, куда двигаться дальше. Что ж, наверное, путеводитель Рылеева пригодится.

Объединение? Или акт отчаяния?

По сообщениям Союзного информационного агентства. Республика Корея и Корейская Народная Демократическая Республика прекратили свое существование и вошли в состав Союза как Корейский округ. Сегодня мы представляем интервью с очевидцем событий, Юн Хэ Мином.

— Господин Юн, как вы охарактеризуете события, с которыми столкнулась ваша малая Родина во время передвижения?

— Одно слово — катастрофа. Серьезно. Передвижение похоронило большую часть юга полуострова, оставив лишь небольшую площадь. Началась паника, мы с друзьями тогда находились на отдыхе в Сокчо, параллельно подрабатывая в парке Сораксан. Нас настигли сообщения о гибели нашего президента, находившегося тогда с визитом в теперь уже Японском округе. Мы поняли, что стоит вопрос жизни и смерти и поспешили покинуть Сокчо. По сообщениям, которые транслировали громкоговорители, северная часть полуострова практически не была затронута разрушениями — и мы приняли решение ехать туда. Уже на границе мы узнали, что демилитаризованная зона отменена и можно спокойно пересекать тогдашнюю границу, уже утратившую смысл.

— Как вас встретили северяне?

— У границы были разбиты палаточные лагеря, где нам выдали временные карточки, обеспечили медицинской помощью и скудным пайком. Но нам было все равно, мы были рады и траву жрать. После нескольких часов нас распределили по вертолетам, предоставленным Союзом, и переправили в разные города севера полуострова. Но мне посчастливилось, как я теперь понимаю, оказаться во временном лагере, развернутом в Пхеньяне. Там было очень тепло, несмотря на зверский холод на улице. Нам выдали одеяла, накормили уже сытнее, а потом распределили по временным жилищам. Знаете, как я помню, почти целое столетие было угроблено на склоки, похожие на петушиные бои, но за какие-то несколько дней все это потеряло значение. Студентом я насмехался над этой истерией северян с их солнцем чучхе. Но когда я оказался в Пхеньяне, мне хотелось любого солнца. В Пхеньяне было тепло. Через какое-то время я узнал, что наших стран больше нет, мы теперь Корея, а еще через какое-то время — Корейский округ в составе Союза. Мне дали работу на одном из предприятий. Как я тогда узнал, Союз приглашал к объединению всех для совместной постройки силового поля.

— Как вы и ваши, скажем так, бывшие соотечественники оценили перенос столицы? Не было ли это расценено как торжество Северной Кореи?

— Среди особо отбитых ура-патриотов, возможно. А среди моих друзей, включая меня, — нет. Мы хотели выжить. Наш дом был уничтожен — и в этом нет человеческой вины. Мы не замечали какого-то пропагандистского давления. А Пхеньян, насколько я знаю, стал столицей из-за минимального количества разрушений, в то время как Сеул был разрушен практически полностью.

— Как вы оцениваете свою жизнь сейчас?

— Вполне хорошо. На семь из десяти. Если б не потерял родных при передвижении, было бы все десять. Без них очень трудно. Я женат, у нас двое детей. Я счастлив. Наверное, эта пресловутая опора на собственные силы и спасла северян от паники и стресса, помогла им не отвернуться от орды, не побоюсь этого слова, дикарей, которые без оглядки бежали от смерти. У нас общая история — история, разделенная войной и годами грызни. Сейчас мы пишем новую. Я могу сказать, что мы по-настоящему заново сроднились на крови и общей боли.

Материал подготовлен изданием «В Союзе»

Марина нажала на дверной звонок. Послышался едва знакомый приглушенный голос, в следующее мгновение дверь открылась.

По ту сторону порога стояла Сашенька.

Саня

— Тебе стоит на это взглянуть! — рыжеволосая девушка ткнула пальцем на верхнюю папку-уголок.

Саня лениво потягивала пиво из бутылки и уже успела тысячу раз проклясть себя за то, что согласилась на встречу с Кирой. Она терпеть не могла с ней встречаться. Но Кира была столь же навязчива, сколь и наивна. Саня достала бумагу и насыпала в нее табак. От него пахло вишней — наверное, стоило внести разнообразие, но Сане уже было все равно. Мысли крутились вокруг предстоящей операции — трансплантация почек предстояла крайне трудная. Выудив из сумки документы, Саня не смогла сдержать усмешку.

Какого черта на подобные операции требуются документы? Дань Союзу? Было бы перед кем отчитываться. Саня догадывалась, что «начальство» тоже отчитывалось кому-то наверху и откатывало за свое существование.

Саня дергала себя за перчатки. Это был самый обычный кабинет, обычные окна, обычные покрашенные стены. И несколько людей за столом. Она решила не запоминать их фамилии. С краю сидел неприметный мужчина с сединой ободочком и черными глазами.

Ясно. Дознаватель.

О дознавателях Сане было известно столько же, сколько и всем остальным — одновременно все и ничего. Было принято считать, что Союзное бюро дознания — нечто вроде гибрида контрразведки и полиции. В общем, следили. В открытую. И скрытно. Сначала отдельные особо отбитые товарищи из числа уцелевших бойцов за социальную справедливость пытались было возражать — как же так. Что за оруэлловщина?! Но чисто по-оруэлловски их заткнули. Сане было в кайф наблюдать за их пафосными речами во время просмотра пятничного шоу.

Дознаватель лениво осматривал кабинет, иногда бросая равнодушные взгляды на Саню. Операция прошла успешно. Пациент жив-здоров, а мамаша пациента кланяется в ноги. Ну а комиссия по профессиональной этике уже через часик была тут как тут с уже готовым решением. Саню эту решение ничуть не удивило.

— Александра Юрьевна Коршунова. Дабы избежать лишней демагогии, мы сообщаем, что ваша лицензия на деятельность хирурга-трансплантолога на территории Союза аннулирована. Апелляция на восстановление лицензии может быть подана не ранее чем через два месяца после отзыва. Ваше дальнейшее место работы будет определено в течение недели, вы получите специальное уведомление по обычной и электронной почте. Вам все ясно?

Саня кивнула.

— Хорошо. Тогда вы можете быть свободны. Ожидайте уведомлений.

Саня вышла из кабинета. Ей казалось, что с ней говорили автоматизаторы. Включив смартфон, она увидела несколько пропущенных вызовов. Ох ты ж! Вот с ними Сане меньше всего хотелось разговаривать. На кой черт оно ей надо — непонятно. Спасла и спасла. Пусть отстанут.

Этот день ей не запомнился конкретной датой — зато запомнился бутылкой «Егермейстера», купленной в одном из новых автоматизированных ларьков. Саня слышала, что некоторые умники пытались разбивать витрину, но сразу же получали электрошоком в бок. Саня не рисковала — она просто засунула купюру в автомат, и тот через пару секунд выплюнул бутылку.

Саня откупорила ее прямо на улице и, привалившись к стене, сразу же выхлебала почти наполовину. Сане было прекрасно известно, что алкоголизм — это не раз в неделю напиться до состояния передвижения ползком, а по чуть-чуть каждый день.

Вот Саня взяла это чуть-чуть за правило. Через несколько дней она получила новую работу — модерировать сайт Союзной фармкомпании, описывать таблеточки, давать рекомендации по лечению новых и старых болезней, а также компоновать разные исследования и репортажи о поездках союзных шишек по миру.

Саню практически все устраивало. Было одно единственное «но». И это «но» периодически проглядывалось на небосклоне: Земля без купола. Практически идентичная Земля. Земля, полная двойников, — двойников тех, кого уже давно нет на этой сраной планете. Наверное, ей стоило благодарить кого-то наверху за возможность выжить, но Сане было все равно.

Как там? Нет рта, чтобы кричать? А у Сани рот был. Вот только кричать было не о чем. И взывать было не к кому. Ей оставалось только идти дальше. Все, что оставалось. В конце концов, только это и остается, после того как просрал все с блеском и фанфарами.

Но одиноко ей не было. Куда уж там — Кира начала шастать к ней через день. Как она успела узнать, Разина работала в какой-то организации, которая сортировала зверят по приютам. Ну и обеспечивала юридическую поддержку этих самых приютов. В свободное от работы время Кира читала умные книжки под шум телевизора, по которому ее мамаша периодически смотрела то новости, то отвратительные корейские дорамки про страдашки.

Саня не очень-то хотела сегодня с кем-либо общаться, особенно с учетом того, что несколько минут назад вернулась со своей неофициальной работы. Кира, конечно, прискакала следом. Сане уже начинало казаться, что Разина за ней следит. Та как будто нуждалась в чьем-то присутствии, как будто нуждалась в зрителе. Саня догадывалась, что из нее собеседник так себе. Когда Кира трындела над ухом в стиле Маньки Лигуновой, Саня еле сдерживалась, чтоб ее не прикончить. Ну или не треснуть хотя бы. Вместо этого она просто сидела на диване с бутылкой пива и миской попкорна.

— Наш лидер на повышенных тонах обсуждал с Роудом проблему гендерного неравноправия…

Саня изобразила демонстративный храп.

— Сань, тебе что, неинтересно?

Коршунова прыснула.

— Я что, похожа на человека, которому интересна политика?

— Очень даже.

— Хи-хи. Кир, можно задать тебе вопрос?

— Ты же знаешь, что всегда-а-а-а, — пьяно протянула Разина.

— Ты думаешь о том, как ты живешь на той Земле?

Кира замялась. Ее не то чтобы очень сильно волновал вопрос о двойнике без купола, но периодически такие мысли накатывали. Чтобы расставить все точки над иероглифами и не тянуть кота за яйца, Кира подкопила денег и решила пойти в агентство к Рылееву.

— Дмитрий Рылеев, агентство «Две Земли». Чем могу помочь?

— Мне хотелось бы записаться к вам. Чтобы… чтоб…

— Чтобы узнать информацию об интересующем вас человеке с другой Земли? Вы же из Москвы звоните?

Определитель, ну да…

— Да-да, все верно.

— Хорошо. Вам было бы удобно приехать в мой офис сегодня, скажем, часов в пять вечера?

— Да, конечно.

— Ваше имя, пожалуйста.

— Разина Кира Григорьевна.

— Хорошо. Захватите с собой ваше удостоверение личности.

— Хорошо, спасибо.

Кира выудила из коробки несколько тысяч лодуров, которые откладывала именно на этот случай. Мама в соседней комнате смотрела какой-то дурацкий сериал. Наскоро одевшись, Кира вышла из дома и отправилась на автобусе к агентству Рылеева.

Кире Разиной было 25 лет. Четверть жизни, можно сказать. А на вопрос «В чем смысл вашей жизни?» Разина предпочла бы отмолчаться. Саня бы точно посмеялась над ней и обязательно крикнула бы: «Кира у нас борец!» Саню было трудно в чем-то убедить, Кира это поняла сразу — когда впервые пришла к ней в квартиру и застала, как ей потом стало ясно, в ее обычном злобном состоянии.

Кира не смогла бы охарактеризовать Саню как алкоголичку — ее организм обладал уникальной способностью: она пьянела быстро, буквально с одного стакана виски, и трезвела с космической скоростью. Ничем хорошим это, разумеется, не оборачивалось. Кира часто была свидетелем того, как Саня справляется с похмельем — вернее, пытается справиться.

Кира Разина характеризовала себя как человека с активной гражданской позицией, но при Сане почему-то говорила об этом редко. Наверное, потому, что Саня обладала редким талантом обесценивать все что угодно и втаптывать в дерьмо кого угодно. Поначалу Кире казалось, что это для самоутверждения. Потом ей стало ясно, что для Сани большинство людей — дерьмо. Поначалу Кира даже пыталась выпытать у нее, за что же она так не любит людей, после чего получила пространную лекцию на тему «а почему кто-то не любит брокколи?». Саня была абсолютно уверена в том, что людей можно не любить так же, как определенный вид овощей, фруктов, определенную рыбу или мясо, определенные цветы или погоду.

Кире со временем пришлось признать, что Саня обладает гигантским даром убеждения, чем сама Разина не могла похвастаться. На протяжении всего времени их общения Кира Разина чувствовала себя словно на пороховой бочке — ей постоянно казалось, что Саня ее прогонит, впрочем, Саня периодически и посылала ее на три веселых буквы. И никогда за это не извинялась. Но Кира не могла не приходить к ней.

Офис Рылеева располагался в центре. Обычное здание с окнами. Кира поднялась на нужный этаж и постучалась.

— Войдите, — послышалось из-за двери.

В интервью на телевидении и в газетах Дмитрий Рылеев представал человеком высокомерным, манерным и довольно-таки легкомысленным. Увидев его воочию, Кира слегка ужаснулась. На нем были свитер и серые джинсы — вместо тех костюмов с иголочки, в которых он красовался на телеэкранах. Он казался мертвенно-бледным, и синяки под глазами выглядели еще заметнее.

— Добрый вечер. Я Кира Разина, я вам звонила.

— Да, конечно, проходите, садитесь. Чаю? Кофе?

— Кофе, если можно.

Рылеев кивнул и нажал на кнопку кофемашины.

— Итак, Кира Григорьевна, кого вы хотите найти?

— Я бы хотела найти своего двойника и двойника своей подруги.

— Понятно. Пожалуйста, предоставьте ваши данные и данные вашей подруги.

Кира протянула ему свою карточку и фото Сани, сделанное во время очередной отключки Коршуновой.

Рылеев нажал на несколько кнопок на компьютере, тот запищал.

— Подождите примерно полчаса.

— Хорошо, спасибо. — Кира выложила деньги на стол, Рылеев молча пересчитал их и спрятал в сейф.

Тишина разорвалась телефонным звонком. Рылеев включил кнопку вызова на гарнитуре, висевшей у него на ухе.

— Да, я слушаю. И тебе не хворать. Вообще-то работаю. Угу. Нет. Слушай, о таких планах надо сообщать заранее. Прям совсем заранее. Ладно, делай что хочешь, что с тобой говорить…

Кира могла только гадать, с кем говорил Рылеев, но ей это было неинтересно. Она просто сидела на стуле, пила горький кофе из автомата и развлекала себя разглядыванием кабинета, пока Рылеев что-то печатал на компьютере.

Обстановка в офисе была как в обычной жилой комнате: диван, на котором покоился плед, рабочий стол, несколько стульев, кофе-машина, маленькая плитка, чайник, чашки. На стене — плазма.

Противно запищал компьютер. Рылеев просмотрел бумаги. По мере пролистывания на его лице сменились выражения от удивления до грусти. Или Кире просто показалось. Саня говорила ей, что она барышня впечатлительная.

— Вот, возьмите. Лучше прочитайте здесь, могут возникнуть вопросы, и я смогу сразу отправить туда дополнительный запрос.

Кира начала читать подсунутые ей бумаги и не могла поверить.

Разина Кира Григорьевна. Почти все совпадало: Кира с Земли без купола так же воспитывалась матерью, так же окончила юридическую академию, так же работала в организации по защите прав животных. Да и выглядела она так же: те же рыжие волосы, те же зеленые глаза, тот же нос с горбинкой, как у Бабы-яги. Отличало их одно — у Киры Разиной с планеты-двойника была дата смерти. Причина — почечная недостаточность.

Прочитав содержание другого листа, Кира поняла настоящую причину смерти другой Киры.

Коршунова Александра Юрьевна на другой планете также была мертва. Причина смерти — самоубийство.

Кира сложила листы и убрала в рюкзак.

— Все в порядке?

Кира натянуто улыбнулась.

— Да, все отлично. Я выяснила все, что было нужно. Огромное вам спасибо.

— Да не за что.

По дороге к Саниной квартире Кира размышляла только о том, что если бы не Саня… Вернее, она и так знала. Что жива исключительно благодаря Сане, которая поплатилась из-за нее всем, чем можно. После того как она прочитала информацию о своем и Санином двойнике, Кирина благодарность как будто обрела смысл. Вся ее жизнь, до этого направленная на защиту братьев наших меньших от утилизационных машин и на борьбу против сомнительной деятельности Союза за рубежом, обрела вполне конкретный смысл.

Кира Разина должна жить. И Саня Коршунова должна жить. Они обе должны жить. Кира до конца жизни перед ней в неоплатном долгу, и она обязательно убережет Саню от необдуманного шага, на который решилась молодая девушка с планеты без купола.

Кира знала, что Саня росла без родителей — одна из многих «детей Союза». Родители погибли при постройке Купола. У Киры была мама, давшая ей жизнь, образование, служившая ей поддержкой и опорой. Кира не знала, как с Саней обращались воспитатели, однако догадывалась, что ничто не может заменить тепло родного человека. Родного, близкого — неважно, родственник это или нет. А раз у Сани почти нет близких друзей, то она, Кира Разина, сделает все возможное и невозможное, чтобы…

Чтобы что?

На минуту Кира остановилась посреди улицы. Чтобы что? Саня взрослый человек, не подвержена гормональным бурям, как подростки. Но Саня одинока.

Ей нужна опора. Всем свободным и одиноким людям всегда нужна опора. Помощь. Поддержка.

Кира знала, что решила подписаться на заранее провальную миссию — кто она такая, чтобы пытаться вытащить Саню из бездны, куда та с преогромным удовольствием падала? Да никто, по большому-то счету. Никто. Но если она не сможет изменить политику Союза, почему ей, Кире, не попытаться изменить жизнь одного конкретного человека? Почему она не может?

Да, она может! Она все может!

Подбегая к подъезду Саниного дома, Кира чувствовала себя королевой мира.

— Ки-и-ир, ты че, заснула?

— А? Извини, торможу малёк. Ты про двойника спросила?

— Угусь.

— Честно говоря, я даже особо не думала об этом. Может, если настроение будет, схожу к Рылееву. Но мне, честно говоря, жалко деньги на ветер бросать. Ну, сама посуди, какой во всем этом смысл, если мы на ту Землю даже наведаться не можем?

— Вот-вот.

— Ты тоже ничего про своего двойника не узнавала?

— Да на хрен. Хотя, честно говоря… — Саня поднялась с дивана и подошла к окну.

— Хотя что?..

Саня опрокинула в себя целый стакан, постучала костяшками пальцев по стеклу.

— Знаешь, мне иногда бывает интересно, живы ли они там?

— Ты своих родителей имеешь в виду?

— Их двойников. Мои родители погребены на орбите.

Кира почесала голову.

— Ты всегда можешь пойти к Рылееву. Ты чего-то боишься?

— Я боюсь правды. Мне кажется, она слишком жуткая.

Саня села перед окном, как будто собиралась помедитировать.

— С одной стороны, Кир, мне все равно. У меня своя жизнь, на той планете своя. Почему меня это вообще должно волновать? — Саня задрала голову к потолку, как будто пыталась сдержать слезы. Кире это было понятно. Она не знала, что ответить.

— Знаешь, Кир… — с этой фразы Разина поняла, что в Сане заговорил алкоголь.

— Да?

— Я ее тихо ненавижу.

— Кого? Землю без купола?

— Да хрен с ней, с бескупольной. Я ненавижу ее. Ту, другую Саню Коршунову. Я ничего о ней не знаю, прямо злость берет.

— Это нормально, Сань, — Кира подлила ей еще и прикусила язык. Что-то ей подсказывало, что говорить Сане о том, что ее двойник мертв, рановато. Может, потом.

Пока Кира пыталась навести подобие порядка в квартире, Саня улеглась на диван.

— Сань, а почему ты спишь на диване? У тебя на кровати отличный матрас.

— А мне на диване больше нравится, — в голосе Коршуновой послышались угрожающие нотки.

Кире оставалось только пожать плечами.

— Завтра у тебя операция?

— Угусь. Деньги нужны.

— Союз тебе неплохо платит.

— За сортирование баночек-то? Ну да, ну да, — Саня накрылась пледом и отвернулась.

Кира вздохнула и направилась к выходу.

В сумерках комнаты Сане показалось, что кто-то едва знакомым женским голосом твердит ее имя.

Саша, Сашенька, дочка…

Саня зажала уши. Нет. Не надо. Не надо. Заткнись.

Федеральный Союзный закон «О родительстве»

Все граждане Союза, планирующие завести ребенка, обязаны пройти так называемый «экзамен на родительство». Экзамен предполагает следующие этапы:

— Проверка на финансовую состоятельность родителя. На этом этапе проверяется возможность родителя обеспечить ребенка всем необходимым в течение пятнадцати лет: состояние накопительного счета, заработная плата, отзыв работодателя, состояние недвижимости.

— Проверка моральной потребности и готовности обзавестись детьми. На этом этапе проводятся моделирующие тесты, создающие иллюзию, близкую к реальности, которая покажет готовность гражданина воспитывать ребенка на разных этапах его развития.

— Проверка здоровья родителя.

Кроме того, предусматриваются меры в случае незаконного рождения ребенка:

— Блокировка накопительного счета на срок, установленный в судебном порядке.

— Проверка финансовой, моральной и физической готовности иметь ребенка. В случае удовлетворительного результата по всем трем показателям выдается лицензия и выписывается штраф в размере двух миллионов лодуров.

— В случае неудовлетворительных результатов по одному из трех пунктов ребенок подлежит изъятию и передаче сотрудникам НВС до достижения финансовой, физической и моральной состоятельности родителя.

Всеми вопросами, касающимися воспитания детей, семьи и брака, уполномочено заниматься Бюро демографического развития.

Родители, которые имеют на иждивении несовершеннолетних детей, рожденных в период до создания Союза, также подлежат финансовой, физической и моральной проверке представителями Бюро демографического развития. В случае несоответствия по любому из трех пунктов ребенок подлежит изъятию под опеку НВС до восстановления состоятельности по всем трем пунктам.

Очередной разговор с Кирой таки чуть не закончился мордобоем. Рассортировав таблеточки по категориям, Саня откинулась на спинку дивана. Потолок расплывался. Наверное, стоило позвонить клинерам, чтоб те прислали автоматизатора для очистки. Ей самой автоматизатор был не по карману. Нет, какой-нибудь простой — наверное, но уборщики были в цене. Как ни странно, именно на автоматизаторов-уборщиков и автоматизаторов-утилизаторов Союз больше всего скидывал из налогов. Типа финансируем уборку вашего срача за ваши же деньги. На это разного пошиба активисты возражали, что следовало бы сократить финансирование военных парадов — за что получали по голове. Кира мельтешила рядом.

— Саня, ты должна вступить в нашу группу. Союз тратит деньги налогоплательщиков на сомнительные военные операции за рубежом!

— Слушай, ты, Люк Скайуокер недоделанный, что я должна делать — прописано в Налоговом кодексе, а что не должна — в Уголовном. Всё.

— Ты не понимаешь. Союз поставляет оружие боевикам Исламского союза! Причем обеим сторонам! Ты понимаешь, что это значит?!

Саня зевнула. Ей хотелось одного — спать.

— Понимаю. Союз продает оружие и зарабатывает денюжки, чтобы у тебя, дорогуша, было что жрать, где трахаться и куда ездить в отпуск.

— Саня… — голос Разиной едва заметно дрожал.

«Думаешь, я тебе пиздюлей отвешу? Наивная ты дурочка. Нужна ты мне».

— Саня, Союз устроил из казни преступников публичное шоу!

— Нужно же кому-то веселить народ по пятницам. Люблю смотреть, как всяким ублюдкам хер отрезают без наркоза.

— И расстреливают маленьких деток?

— Поправочка, — Саня наклонила голову, все еще неопределенно глядя в окно, — маленьких уебков, которые порешили своих родителей.

Саня лежала на столе, похожем на операционный. Кира рассматривала «инвентарь» и «инструменты»: различные аэрографы, кисти, эскизы, лазерные машинки. Андрей чавкал жвачкой, крутясь на кресле.

— Напомните-ка мне, какого хера вы со мной приперлись?

Андрей дернул плечами.

— На секс после этого не рассчитывай. У меня пару дней еще заживать будет.

— У тебя все мысли об одном. Может, я о тебе беспокоюсь?

— Херню не неси. Ты беспокоишься только о кошельке Букваря. А я — один из источников дохода.

— Что за хрень, — Кира потрогала эскиз кончиками пальцев.

Саня закатила глаза. Разина ее изрядно поддостала. Таскалась за ней как банный лист, постоянно впаривала какие-то листовки — за запрет абортов на позднем сроке, за запрет продажи оружия, за подъем планки совершеннолетия. Саня испытывала к ней двойственные чувства. С одной стороны, ей хотелось послать Киру к чертям собачьим, потому что та просто заебала ее и служила постоянным напоминанием ее провала. Ее неудачи. Краха всех ее надежд. С другой — мы же в ответе за тех, кого приручили. Саня слышала о странном законе в Китайском округе, который и Союз не смог обуздать — да так и оставил. Человек, который спас жизнь другому, принимает на себе ответственность за судьбу спасенного. Когда Саня смотрела на Киру, она просто физически не могла навредить ей. Да и психологически тоже. Ее раздражала эта пустая, едва различимая, но значительная связь, которая порой казалась ей крепче Союза, пальчики которого она периодически ощущала на своем горле.

Связь, болезненнее нараставшей с каждым годом утренней боли в горле. Связь, разрушительнее полуавтоматизированных «утилизаторов» на границах Союза.

— Александра, все готово. Ваши спутники останутся здесь?

— Я, пожалуй, схожу пожрать, — бросил Андрей, флегматично глядя в потолок.

— А я посижу, — ответ Киры Саню ничуть не удивил.

Саня скривилась.

— Что ж, приступим.

Саня чувствовала, как автоматизатор опускается: пара секунд — и контуры рисунка проступят на ее коже. А потом мастер доделает свое дело.

— Все хотел спросить у вас, Александра, почему такой странный выбор?

— С чего это он странный? — поморщилась Саня.

Было больно. Боль она не любила. В том смысле, в какой она бывает в чистом, не изнасилованном сексом виде. Такой была боль в горле, в зубах, уже давно замененных. Как эта: боль от того, что в ее кожу впиваются тысячи игл, а потом мастер аккуратно выводит краской детали. Боль от хлестания плеткой — совсем другая. Она почти приятная. Почти хорошая. Сане она нравилась. Андрею тоже. А Кире нравилось ебать мозг Союза. Или то, что Союз трахает ее мозг. И не только мозг.

— Обычно заказывают всякую восточную муть да крылышки. Или дракончиков. А официальный символ Союза — крайне редко. На моей практике вы четвертый случай.

— Мне нравится эмблемка. Я ж этот, как его, гребаный патриот.

Мастер бесцветно рассмеялся.

— Тебе обязательно совать свой нос везде, куда вздумается?

Кира издевательски улыбнулась.

— Ну, твой драгоценный Союз даровал мне свободу слова.

— Он не мой, он общественный. И запомни, — Саня встала и вплотную подошла к Кире, — свобода твоего носа, дорогуша, заканчивается там, где начинается свобода моего кулака. Запомни вот что. Нельзя срать там, где ты жрешь.

Коршунова отошла к окну и закурила.

Затяжка не вышла, Саня закашлялась. Боль усилилась. Где-то в грудной клетке. Легкие? Они самые. Саня согнулась пополам. Как будто внутренние органы хотели вывалиться наружу. Саня бросилась в ванную, где ее вывернуло наизнанку прямо на пол.

— Я сейчас уберу… — вездесущая Кира суетилась в поисках тряпки и моющих средств, — Саня, тебе бы к врачу.

— Сделай одолжение, заткнись.

Саня поднялась и, пошатываясь, направилась к дивану, на который тут же и свалилась.

Пульмонолог. Онколог. Гинеколог. Когда-то у нее тоже была приставка «лог». Теперь она никто. Просто никто. Потолок расплывался перед глазами. Где-то на периферии сознания до нее доносился гул машин, шуршание и звук отжима половой тряпки, неразборчивое ворчание Киры.

Потолок расплывался перед глазами.

Не хотелось уже ничего.

Утро началось с новых приступов тошноты, внутренности, казалось, были готовы свернуться в трубочку. Пошарив в мобильном, она набрала знакомый номер.

— Специалист Рудникова, слушаю.

— Светик, привет!

— Санёк, ты что ли? — с профессионально- суховатогого тон сменился на лицемерно-радостный.

— Она самая. Свет, мне нужна твоя помощь.

— Понятно, опять противозачаточными пренебрегаешь. Задолбаешься с вами.

— Ну, прости, подвели.

— Угу, вас послушать, так это они подвели, а не вы забыли вколоть, выпить или переклеить.

— Светик, мне так плохо, подыхаю.

— Пить, птичка моя, надо меньше. Ладно. Приходи сегодня к часу. На это время никто не записан.

Саня еле-еле встала с дивана, пытаясь угомонить гудящую голову. На столике была записка от Киры: «Я на работу. Потом надо забежать в одно важное место. Вечером приду. С сюрпризом».

«Угу, притащит очередную нямку из кондитерской».

Сладкое Саня не то чтобы безумно любила, но никогда не отказывалась. Арина с Лизонькой редко покупали сладости, опасаясь прыщей и лишних кило. Прыщи Саня лечить не любила, предпочитая прокалывать их иголкой. Дрон при этих манипуляциях только пальцем у виска крутил.

Саня не очень любила смотреть на себя в зеркало, но каждый день делала это по многу раз. Постоянно поправляла волосы, чтобы прикрыть шрам. Шрам чесался и болел. Еще надо было намазать глазки. Сане нравилось, когда они черные-черные. Так, по крайней мере, на шрам меньше пялились.

В шкафу был порядок. Никак Кира убралась. Саня заставляла себя убираться только тогда, когда квартира воняла как помойка в трех кварталах. Периодически прибиралась Кира, а также покупала ей продукты. С большим сроком годности. Саня готовила редко, а портить еду не хотелось. Поесть Саня любила.

Чего в холодильнике всегда было много, так это мяса. Огромные куски разномастного мяса в морозилке. Наверное, просто профессиональная деформация. Она помнила случаи, когда ее сокурсники становились вегетарианцами. Она же не могла без мяса, а после поступления в универ даже стала жрать его больше. Тушеное, жареное, вареное — прямо идеально. Неважно, в каком виде. А когда напивалась — то даже в сыром. Какая на хрен разница.

В шкафу было не так много одежды. Не было, правда, длинных юбок. Были короткие, были шорты и штаны. Платьев тоже не было. Саня не видела в них смысла. Их часто шьют без карманов. А карманы Сане нужны.

Ей пришло в голову, что нужно купить новый книжный шкаф. Книги она либо читала запоем несколько штук подряд, либо долго не читала. Кира называла это кризисом четверти жизни. Саня думала, что это просто банальная лень. Кризисы… Кризис был периодически только в ее кошельке. Особенно в отпуске это было не очень хорошо. Как-то у нее закончились деньги в Рейкьявике. Кто ж знал, что там пиздец как дорого. Пришлось зайти в Союзное посольство и просить связать с Центробанком — тот в мгновение ока перевел ей деньги с ее накопительного счета.

— Алексей Вячеславович, разъясните, пожалуйста, суть нового закона.

— С превеликим удовольствием, Ларочка. Все достаточно просто. На каждого гражданина Союза, достигшего совершеннолетия, заводится так называемый накопительный счет в Центральном банке. Это фиксированная сумма, составляющая двадцать тысяч лодуров в месяц.

— Но ведь не все так просто?

— Разумеется, нет. С данного счета нельзя снять деньги просто так. Нужен специальный запрос в Центральный банк, в котором будет зафиксирована причина снятия денег со счета. Например, это очень важно при поездках за границу, когда взятые с собой средства закончатся, а необходимо что-то купить. Или, скажем, человеку требуется оплатить крупную покупку — машину, новое жилье. Разумеется, после предоставления средств с накопительного счета потребуется отчет в Центробанк, чтобы мы понимали, что деньги не пущены на какое-нибудь сомнительное предприятие или наркотики. Также не во всех сферах бизнеса можно будет задействовать средства с накопительного счета. Кроме того, накопительный счет является гарантией социальной обеспеченности в старости, когда гражданин уже не может работать.

— Но ведь существуют пенсии…

— Ларочка, мы с вами живем в реальном мире, ситуации меняются. А средства на накопительные счета перечисляются из уже спланированного резерва. Мы очень хотим, чтобы данная система впоследствии полностью заменила пенсионную. Но это произойдет не сразу, мы планируем, что на это уйдет десять лет.

— А штрафы будут вводиться?

— Это не совсем человечно, но если мы увидим, что средства потрачены на сомнительные вещи, накопительный счет не будет пополняться полгода.

В кабинете Светы Рудниковой пахло лекарствами и спиртом. Саня догадывалась, что Светка была не дура приложиться — иногда и в рабочее время. Еще бы, подписался на осмотр чужих промежностей — вперед.

— Руку, дорогуша. Нужно сделать анализ.

Саня покорно подставила руку, ожидая, когда автоматизатор заберет кровь и проанализирует.

— Так-с, девятая неделя. Таблеткой не отделаешься. На кресло полезай.

Гинекологическое кресло вызывало у Сани по большей части отвращение. Чувствуешь себя сраным куском мяса.

Федеральный Союзный закон №21 «О рождаемости»

Каждый гражданин Союза обязан сдать экзамен на родительство. В том случае если экзамен не сдан, следует придерживаться регулирующих мер:

— Раз в месяц проходить осмотр у специалиста соответствующего профиля. Гражданам — у уролога, гражданкам — у гинеколога. В случае обнаружения незаконной беременности в принудительном порядке проводится аборт, к мужчине же применяется временная химическая кастрация сроком на пять лет.

— Все гражданки Союза обязаны принимать контрацептивные средства, назначенные специалистом во избежание незаконной беременности. Граждане Союза обязаны использовать барьерные средства предохранения.

— В случае обнаружения дефектного плода посредством ультразвукового анализа следует применение принудительных абортивных и утилизационных мер.

— Специалист, допустивший рождение дефектного плода, подлежит лишению лицензии и запрету на профессиональную деятельность на территории Союза и штрафу в размере миллион лодуров. Дефектный плод подлежит принудительной утилизации.

— Дефектным плодом может считаться плод, подходящий под следующие характеристики: задержка физического и речевого развития, синдром Дауна, анацефалия, гидроцефалия…

— Все, ты, Саня, просто молодчина.

— А что, бывает как-то по-другому? — пробурчала Саня, слезая с кресла.

— Конечно. Да, кстати. — Света порылась в тумбочке, вытащила блокнот с рецептурными бланками и что-то черкнула. — Приобрети в автомате. По одной каждый день, желательно в первой половине. Их нужно пропить неделю, чтобы стабилизировать гормональный фон.

— А если не пропью?

— Дело твое, Санёк, но потом не жалуйся.

Из клиники Саня вышла с осознанием сброшенного груза. Светик права — она действительно пренебрегала противозачаточными. Плюс ее пристрастие выпить пару-тройку раз в неделю. Трубы, что ли, перевязать? Как Арина в свое время. А Союз оплатит.

Да-да. Саня подняла голову и расхохоталась.

Квартира встретила привычным запахом табака и немного — спирта. Черное небо не давало увидеть Землю-двойника. Интересно, как им там живется без гребаного купола?

Наверное, хорошо. Другое дело, их Земля никуда не двигалась. И купола у нее нет.

Саня сбросила ботинки и прошлепала к холодильнику.

Поесть не мешает.

Право на ненависть. Быть или не быть?

Авторская колонка Григория Синельникова

Недавние события, произошедшие со мной, побудили меня сменить род занятий: из журналиста я переквалифицировался в гида. До этого три года работал по специальности в Союзном информационном агентстве, а также ездил в командировки в Германский Альянс и Североамериканскую Конфедерацию. Взрыв ненависти в столице Германского Альянса — самое что ни на есть закономерное проявление отвратительной, губительной политики, которую до перемещения проводил Альянс.

Что она собой представляла? Если говорить по-простому, то это защита кого угодно, но только не обычных людей. Под обычными людьми я имею в виду простых обывателей, которые ходят на работу, заводят семьи, проводят время с друзьями. С точки зрения всевозможных меньшинств, еще до перемещения расплодившихся как грибы после дождя, такие люди отвратительно скучны и не достойны внимания. И тут встает резонный вопрос — почему? Разве каждодневный труд в стремлении обеспечить себя и близких хорошей едой, приличными условиями проживания и отдыха, интересные хобби в свободное время — ничего не стоят? Или, зайдем с другой стороны, — разве такие люди не подвержены риску попасть в дорожно-транспортные происшествия? Или все они могут похвастаться железным здоровьем и не нуждаются в специальных подходах в лечении? Вот именно, что нет. Так отчего все эти гендерные и сексуальные, расовые и религиозные меньшинства требуют к себе особого отношения? Требуют уважения и особых условий только по причине того, что они спят с определенными людьми или имеют определенный тип кожи?

Мой друг и коллега, работающий в агентстве Lebensraum, Грэг Шульц, серьезно обеспокоен сложившейся социальной обстановкой. Наш брат журналист называет подобные вещи «интервью», но это была обычная дружеская беседа. Вот что рассказал мне мой друг: «Я живу как на пороховой бочке. Всю свою жизнь только и выслушивал — ты обязан уважать тех, ты обязан уважать этих. А за что? За что мне их уважать? За то, с кем они трахаются? Или где росли их прадеды? Или за то, что их предки пережили? Сочувствую, но их предки, как и мои, давно в могиле. Я не в ответе за то, чем занимались мой отец или дед с бабкой. Это был не я, не мои друзья, не мой любимый человек. Давайте припоминать поступки предков до семнадцатого колена? И еще встречный вопрос: чем эти требовальщики что-то заслужили? Тем, что в прошлом кто-то страдал? Так это было в прошлом. В прошлом страдали по разным причинам. Их кто-то ущемляет? Никто. А я сколько выговоров получал за неправильный взгляд, неправильное слово. Это раздражает. Это накапливается. Рано или поздно чаша переполнится. Я начинаю скучать по… Мы все по нему скучаем. Проголосую за Синклера, хоть он и ублюдок».

До чего надо довести людей, чтобы они начали скучать по временам диктатуры одного фанатика? Чтобы они стали с теплом и ностальгией вспоминать прошлое, чувство вины за которое в них вбивалось десятками лет? Как оказалось, нужно совсем немного — и то, что многие принимали лишь за маленькие звоночки недовольства, оказалось церковным набатом — и в один момент колокол оборвался и придавил собой всех, кто не успел спрятаться от нового порядка.

Материал подготовлен Союзным информационным агентством

Саня не признавалась в этом даже Кире и Андрею (последний в силу своего скудного умишка все равно бы ничего не понял, только б скорчил тупую рожу). Иногда у нее чесались руки — она порывалась сходить к Рылееву и узнать все о своем двойнике и двойниках своих родителей.

— Саня, что случилось? Ты в последнее время очень напряженная. С учебой проблемы? — Лизонькин голос, будучи обеспокоенным, все равно казался холоднее ледников, уже почти уничтоженных.

— Да брось, Лиз. Саня наша просто влюбилась! — радостно пропела Арина, вытиравшая огромное окно, стоя на стремянке.

Саня помотала головой.

— Не влюбилась? А в чем же дело?

— Лиз, Арин, я вот думала… как там живут на той, другой, Земле? Может, там они живы?

— Кто «они»?

— Ну, те, кого у меня нет, — Саня сжала чашку так сильно, что, казалось, она расколется в ее руках.