Бесплатный фрагмент - Заложник?

Заложник?

Роман Белецкий

Я всегда искал в мире прекрасное, какой-нибудь объект или человека, чтобы наделить их своей влюблённостью. Жизнь без чувств пуста, бессмысленна и ломаного гроша не стоит. Моя представлялась мне особенно однообразной и унылой, хотя значительных причин жаловаться не было. Беда в том, что я не испытывал чувства влюблённости, как и многие бедолаги, всецело погрязшие в будничной рутине. Не смерти я боялся, а только лишь своей унылой жизни, в которой куча одноразовых друзей, мелких людишек и дешёвых интрижек, что всякий раз заканчиваются ничем. Какой смысл бояться умереть, когда ты уже, по сути, мёртвый жилец. Бесконечные встречи и расставания осточертели мне, а убогая стабильность и вовсе пугала. Сердце пульсирует, но прилива чувств не ощущает. День за днём ты взрослеешь, надежды истощаются, а время не возвращается. С недавних пор я перестал принадлежать себе, отчаянно уповая на волю счастливого случая. Всякая там внешняя мишура и напускной лоск обыденности не способны заменить возвышенность влюблённого, коим я уже был неоднократно. Это нечто вроде наркомании: попробовав разок, остановиться невозможно.

Часть 1

День первый

Проснувшись, я увидел пасмурное сентябрьское утро. Утро как утро. Иногда я работаю фотографом, хотя к этому виду деятельности уже давно и значительно охладел. Сегодняшний день подкинул мне новое задание — ещё одну съёмку. Приняв душ, позавтракав и сделав все те ежедневные вещи, которые до чёрта мне опостылели, я вышел из дому и выехал на место работы. Мне предстояло отснять городской турнир по боксу среди юношей.

Когда я оказался на локации, народу было валом, да ещё и жарко, как в аду, просто невыносимо. Это меня напрягало больше всего. Опустим разговоры с моими заказчиками: их пожелания, наставления, ободрения, воодушевления и прочую ерунду, терзавшую мои бедные уши. Всё это неважно! Чушь собачья! А тем временем я начал фотографировать бои. Зачастую один юноша молотил другого, иногда они бились почти наравне. Я и сам раньше занимался этим видом спорта, выступал на разных турнирах. Трижды мне ломали нос. Перечень травм немаленький. Наверно, это закалило меня и сделало мужчиной. Так что наблюдать за боями мне было действительно интересно.

В какой-то момент я заметил танцевальный ансамбль, состоявший из четырёх юных девиц. Они готовились выступить в перерыве между боями. Наверняка им не больше шестнадцати, подумал я. Их я тоже решил сфотографировать для общего отчёта; к тому же сами заказчики просили не только лишь сфотографировать танцующих, но и дополнительно заснять на видео. И вот я направил на них дуло своего объектива. Звучит угрожающе! Одна из танцовщиц взглянула в мою сторону: русые волосы, ясно-карие глаза, искристый взор и немного загадки. Незнакомка просветлела лицом и улыбнулась мне. Затем отвернулась. Должно быть, в своём упорстве я переборщил, но щелчок затвора исправно сработал и снимок был уже готов. Я всегда верил в случай и отдавал предпочтение спонтанным встречам. Этой девушке я откровенно симпатизировал. Уверяю вас, это было написано и на моём лице. Уже тогда я утвердился в мысли, что вряд ли её снова увижу, что она канет в Лету, что мы не встретимся никогда. В общем, танцевальный коллектив завершил выступление, и все четыре девушки исчезли. А я думал о незнакомке. Думал мало и всё-таки думал. Потом выбросил её из головы.

Когда турнир закончился, я вернулся домой. За окнами неприкаянно тынялся хмурый день, безмолвный, невозможно угрюмый. Я опять вспомнил о незнакомке и твёрдо вознамерился её найти. Весомым аргументом было наличие фотографии с ней, которую я сперва удалил, а потом восстановил. Странно как-то. Ей-богу, странно. Я вновь открыл её фото и медленно провёл взглядом по её лицу, словно нежно погладил. Нет, я не одержимый, не полоумный, не фанатик, не шизик, не извращенец и уж тем более не какой-то маньяк и готов удалить это фото хоть сейчас. Я умею ставить точку, честное слово. Впрочем, эту краткую повесть я тоже могу удалить, если она вам не понравится. Клянусь честью!

…Итак, я догадывался, что мы с этой девушкой из разных миров, что у нас нет даже общих знакомых. Так оно и было. Я не должен был её найти. Правда, не должен был. Вот только мой мозг одолевали всё новые причины, побуждавшие её отыскать. Потому я и решил обратиться за помощью к одной своей знакомой, того же возраста, что и юная танцовщица. Это простое решение определило дальнейший ход событий, хотя не таких уж пока что и громких. Я скинул знакомой фото, на котором она узнала одну из танцовщиц, а через интернет-страницу последней мне не составило труда найти ту самую незнакомку. Конец истории.

Что-что? Вы хотите продолжения? Эх, ладно, но знайте, я в любой момент готов удалить эту краткую повесть, ибо не особо-то верю, что она написана талантливо. Но спасибо, что вы всё ещё здесь. Это вдохновляет меня продолжать…

Как избежать вечно банальных первых слов, что многие говорят и пишут друг другу при знакомстве? Я не хотел быть таким, как все. Больше всего я боялся выказать себя простофилей, но вместе с тем хотелось быть собой, целеустремлённым, смелым, искренним, хотя знаю, что недостатков у меня целый вагон, как и у всякого человека. В конце концов, я грешен, порочен и ничуть не смахиваю на Иисуса. Даже отрастив бороду, им не стану. И точка.

— У тебя красивое имя, — написал я, стараясь много не думать. — Было бы мне восемнадцать, я бы возмечтал о такой девушке, как ты. Но мне не восемнадцать. Всего хорошего.

Я хотел, чтобы она улыбнулась и написала мне «спасибо». Это всё, чего я хотел, поверьте.

— И мне не восемнадцать. У нас есть что-то общее.

Разница в возрасте, подумал я, но всё-таки решил переспросить.

— Что же?

— Нам не восемнадцать.

Я вдруг представил её лицо, когда она печатала этот текст. Улыбалась ли? А может, накалякала всё с кислой миной? Этой девице никогда не стать звездой. Ведь звёзды гаснут, а она никогда…

Само зачатие нашего знакомства неслось на лёгких волнах невинного юмора, без всяких там шутовских издёвок. Полагаю, если оно выльется в нечто более серьёзное, то юмор станет нашим неизменным попутчиком, а трепетные души друг другу раскроются, самоотверженно и без боязни. Я узрел в ней страсть к жизни, поразительное разнообразие светлых красок. Её девчоночье сердце, которое я, возвышая, рисовал в своём воображении, приятно волновало меня. И весь мой опыт, сила возраста, толика мудрости были бессильны подавить интерес к этой юной особе. Игнорируя моральные устои и канонические правила, я жаждал пламенного объединения с этим существом, сколь отличным, столь и похожим на меня самого. Готовый оказывать ей знаки внимания, я уповал на минимальный результат, на скромное воздаяние, а её благосклонность и вовсе казалась мне чем-то невероятным. Я присовокупил к её образу совершенство, к характеру пришил кротость и милосердие. Вдалбливая себе в голову всё это, я с неистовым успехом продолжал терроризировать свой разум. Нахальный поток измышлений заполонил мои мозги всецело!

Как часто многообещающие ожидания бывают обмануты, как часто штрихи фантазии нас вводят в заблуждение. Я это знал не понаслышке, а всё равно игру воображения не мог прекратить, обрамляя лицо кокетки ореолом роскошного сияния. Остановите мой дурман, сладкий самообман! Всё, что мне нужно, — это свежая щепа счастья.

— У меня в архиве видео выступления вашего коллектива, — написал я. — Может, сбросить тебе?

— Можно, — был ответ.

Недолго думая, я перебросил ей выше оговоренное видео.

— С такого ракурса нас ещё не снимали, но выглядит интересно.

— Видеосъёмка не по моей части, но рад, что понравилось. А вообще-то я фотограф. Между прочим, там было ужасное освещение.

— Освещение ужасное. А то, что ты фотограф, я догадалась и без подсказок.

Она в конце каждого предложения ставит точку. Вот умора. Я не преминул ей деликатно указать на это:

— Мисс Проницательность, которая в конце каждого предложения ставит холодную точку.

— Почему же сразу холодную? Может, она горячая.

— Так ведь можно и обжечься. А я лишь хочу согреться нежным теплом.

— Это уже зависит от моего настроя. Мне вот интересно, как ты меня нашёл?

— Я очень сильно этого хотел. Только не знаю, стоит ли игра свеч. Поставишь ненароком свою точку, быть может, жирную — и больше не будем общаться. А вообще-то мы даже и не начинали. Но твои точки я запомню на всю жизнь.

— Многим они не нравятся.

— Если будем общаться, обещаю, я их полюблю. И дерзну напомнить, что нам обоим не восемнадцать.

— Считаю, что их уже можно любить. И я до сих пор не услышала ответа на свой вопрос: как ты меня нашёл?

Прозвучало довольно заносчиво. Естественно, я на её вопрос не ответил. Если честно, я утомился переписывать этот диалог, посему расскажу обо всём вкратце. Настроение моё прыгает туда-сюда, туда-сюда. Меня это бесит. Просто я такой человек, понимаете?..

Я ей пожелал спокойной ночи, и она мне тоже. А после я кое-что добавил:

— Можешь поставить одну точку. Это будет значить куда больше, чем куча обещаний и клятв, которые люди всё равно нарушают.

— .

— .

Так мы и попрощались. Я был рад, что у нас появилось что-то общее. И этим «общим» стала обыкновенная точка.

День второй

Мечтая вдохнуть глоток наркотической новизны и вляпаться в заманчивую авантюру, я шёл домой по предсказуемому маршруту, по пасмурной площади, мимо базара суетящихся голубей, и наивно пытался сосчитать всех этих воркующих торгашей. Математические навыки оказались бесполезны, а пернатые чересчур подвижны. Я стряхивал с себя остатки опустошения и с утроенной энергией думал о том, что слишком быстро привязался к незнакомке, к тому обаятельному, мимолётному взгляду, просочившемуся из бесконечной череды моих поисков, из любовных первоистоков, сквозь исступлённые стоны воинственных амазонок, сквозь выжимку ненасытной отрады; этот взгляд скользил меж промежутками уверенности и сомнений, между границами талой нежности и яростной страсти, — и, клянусь Юпитером, он меня смертельно пленил! Я находил в нём поражения, спрятанные за лучезарной улыбкой, за искренними слезами, которые она источала лишь в бездну ночи. Неудачи не затронули её детскость и первозданную чистоту, не наложили на неё печать грубости, не клеймили её жестокостью, — а именно это меня с ней и сближало. Я прямо обмирал, ощущая острую, неутолённую нужду в её присутствии, а её чарующему образу продолжал приписывать удивительные достоинства. Тот факт, что думал о ней я, а не наоборот, приводил меня в смутное разочарование. Я стал зависим от этих мыслей и проклинал свою фантазию, беспринципно выдернувшую меня из лона душевной безопасности. По сути, я сам же и способствовал своему необузданному впечатлению, а наряду с ним и порабощению. Я дурил себя иллюзией, причём делал это с религиозной самоотдачей. Казалось, ничто не способно расхолодить мои жаркие намерения, и от достижения невыносимо трепещущей цели я даже не смел уклоняться. Одно я знал наверняка: ни оплотом вульгарной интимности и похоти, ни щитом интрижек от истинного, благородного, упоительного чувства прикрыться невозможно. Да и без чувства человек — не человек, — так, лишь образец подвижной плоти, носящий расхожее имя, бродячий торгаш с пустыми руками, жалкий скиталец на костылях, одним словом, никто!

…Итак, наша переписка продолжилась. Причём сегодня она написала мне первой; хотя я и уверен — это ничего не значит.

— Я прогуливаюсь по площади, — сообщил я собеседнице.

— А я скоро там буду, — призналась она.

— Хочешь встретиться ненадолго? — предложил я.

— На пять минут. Я спешу по делам, — был ответ.

Местом встречи стал обычный супермаркет, не маленький и не большой. И не успел я доесть купленный банан, как незнакомка написала: «Я уже на месте».

Сложно объяснить, что я почувствовал, когда опять её увидел. Одно я понял: она единственная, но уже ускользающая.

Она не подошла, а как бы плавно подлетела, любезно протянув мне руку. Взамен рукопожатия я одарил её объятием. Так много времени прошло с тех пор, что наших первых слов уже не помню я. Лишь помню свою неловкость, нашу неловкость.

— А куда ты спешишь? — поинтересовался я.

— На репетицию, — сказала она, улыбнувшись. И эта улыбка мне показалась неиссякаемой. На протяжении всего разговора она не сходила с её чистого лица.

Я угодил в ловушку. Я влип в её лицо. Глаза её, роскошно озарённые изнутри каким-то дружелюбным солнцем, казались центром моих грёз, светоносным источником моего приподнятого настроения. Я в них тонул, как в райском омуте; я жадно черпал вдохновение из них, высвобождаясь от бремени быта; и, глядя в них, я забывал, что существует боль.

— Я сторонник живого общения, — говорил я, рассчитывая на новые встречи.

Она улыбалась, рассказывая о своей загруженности и о плотном графике. Но мы-то знаем: для тех, кто дорог, время найдётся всегда.

— Сколько тебе лет? — напрямую спросила она.

Я ей назвал ложные цифры, а сам подумал, что же это? Смутная симпатия? Да нет же, яркая! Ещё какая яркая, в себя впитавшая сумму моих взглядов, которыми я смерил красу незнакомки. А может, не симпатия? Допустим, нечто большее. Хотя вряд ли. Или?.. Я ведь утопист, ещё тот фантазёр. Да и кто не мечтает, тот априори мёртв!

Меня тащило к ней арканом. Я не имел преимуществ, а щёки пылали. Взирая на неё, я позабыл о своих главных целях, прямо себя уже не помнил. Осуществимая мечта перерастала в одержимость, на ровном месте, неостановимо. Меня постигло гениальное озарение: эта девица мне нужна. Нет, я не свихнулся, просто на неё запал. Мною овладела сладкая галлюцинация, начался внутренний разлад и всякое такое. Только ей об этом не распространяйтесь, а не то я погибну. Ей не положено об этом знать!

Милая беседа продолжалась, и всё же лёгкости в ней явно не хватало. Как ни прискорбно, ощущалась некая натянутость. Мы говорили ни о чём. А всё равно кокетку отпускать не хотелось, но я заботливо напомнил, что ей пора.

— Ещё есть минута, — говорила она.

В эту последнюю минуту я, такой весь красноречивый философ, который и за словом-то в карман не полезет, внезапно утратил привычную оригинальность речи. Я не смел перед ней блеснуть ни своим интеллектом, ни какой-либо шуткой. Я кивал, улыбался и молчал, словно смущённый школьник. Так оно и было. Всё, что она говорила, я слушал вполуха, любуясь неистощимой улыбкой этой девушки, помня о том, что ей пора уходить, и ощущая лишь одно желание — удержать её, а наряду с желанием и страх — никогда её больше не увидеть, не встретить, не перекинуться даже парочкой казённых слов.

Прощание. Объятия. Взаимная улыбка. Так и не сошлись мы с ней в словесной близости. Она улетела, как пташка, растворившись в свете бесконечного дня…

Истлевал томный вечер, мрели звёзды на небе. Ну а я вписал в календарь своей судьбы ещё одно имя — самое красивое в галерее всех имён. Разумеется, больших планов я на него не строил, хотя самообольщением терзать себя не перестал. Я вдруг припомнил негасимую улыбку и её носительницу, словно созданную для союза со мной. Всё бы ничего, но мой ни в чём не повинный мозг насиловала клятая разница в возрасте. Моя ли вина, что я раньше неё появился на свет? Нежность её лица, непорочность души и чистота сердца меня сильно прельщают. Да, сильно прельщают! Но что в этом такого криминального, господа присяжные? Ах, я ведь могу подождать, когда она станет старше. И реально буду ждать. Буду ждать, как родители ждут сына с войны. Я не спятил, я в своём уме. Мне просто опротивел мир, где всюду стервы, бесы, лицедеи, а эта девушка совсем не такая. Искра моей надежды. Высверк спасения. Доверчивое сердце, готовое откликнуться на мой отчаянный зов, безоглядно броситься мне навстречу…

Я всегда чаял встретить земного ангела в девчоночьем обличье, принцессу, чьё чуткое сердце станет моим уютным прибежищем, целомудренную нимфу, которой я буду доверять, как самому себе, которую я честно полюблю. И эта любовь буйно расцветёт без всяких там условий, кроме моногамности, и не иссякнет никогда! Несоизмеримо наивно. Знаю… Не убеждайте меня, сентиментального дурака, обезумевшего утописта, в моём заблуждении, — всё равно поступлю по-своему и, вступив в сговор со своим отклонением, доведу себя до крайнего предела. Таких, как я, ручаюсь, вы ещё не встречали, чья воля тонет в неисповедимых глубинах бездны, затем вздымается до непостижимых небес, когда я завожусь с полуоборота, а мой костёр горит сам по себе, без ваших дров. И вот меня опять заносит не в ту степь, линия и без того тривиального сюжета теряется, превращаясь в мою навязчивую исповедь. Таковы реалии, такова моя неприкрытая суть.

Я зашёл к ней на интернет-страницу и перечитал все её записи и стихотворения. Мне показалось, что она такая, как я. Видит мир глазами ребёнка и творца: слёзы, улыбки и поиск себя. А ещё прочёл о том, что она желает начать жизнь с чистого листа, что ждёт человека, который заставит её улыбаться. Я никогда не испытывал проблем с фантазией и на месте её путеводной звезды представил именно себя. Затем написал:

— Как с чистого листа. Разве наша первая встреча не случайность? Да и вторая не менее спонтанна. И я стою на твоём пути, прямо сейчас осторожно стою на мягкой почве, на девственно-зелёной травке… и думаю, думаю, думаю… Если ты меня не оттолкнёшь, я на твоём пути и останусь. Ты очаровательно сегодня улыбалась. Всегда бы так…

— Спасибочки, — только и сказала она. Вернее, написала.

А дальше мы говорили о пирожных и о сладком. И я спросил:

— Что из сладкого предпочитаешь больше всего?

— Много чего.

— Самое любимое?

— Много чего.

— Отвечаешь, как робот.

— Я затрудняюсь ответить. Ведь слишком зависима от сладкого.

— Сам борюсь с этим недугом, — признался я, продлевая развитие неисчерпаемой темы.