Бесплатный фрагмент - Юношеские стихи

Сергей СТЕПАНОВ-ПРОШЕЛЬЦЕВ
ЮНОШЕСКИЕ СТИХИ

Автору нет еще и 16-ти…

Скоро настанут такие дни,

когда, насытясь весной,

чёрные факелы тополей

вспыхнут зелёным огнём,

и мир, что был пуритански строг,

раскрасится в яркий цвет,

и крик журавля возвестит о том,

что больше медлить нельзя,

что удаль эту надо понять,

уверенность и размах, понять,

что гонялся всю жизнь свою

с кувалдою за блохой.

Прилежным буду учеником

у листьев и у травы,

чтоб, не скупясь, как эта весна,

другим подарить любовь.

* * *

Шустрые ветры сдуют

белую благодать…

Заново молодую

дай мне тебя узнать!

Видеть сакрально-синий

свет, когда в час весны

солнечной звонкой силой

стебли опять полны.

И когда вновь лазорев

близкого неба край,

вдруг заиграет зорю

юный сигнальщик май.

Стань же опять другою,

морем без берегов,

мир захлестнув пургою

яблоневых снегов.

* * *

Вновь в бревенчатый накат

бьют дождинки вразнокап.

Точно плотничья артель,

заработала капель.

Тюк да тюк, тюк да тюк —

так стучат наперестук,

грациозны и легки,

молодые молотки.

Тюк да тюк — травам в рост.

Скоро май — месяц гроз.

* * *

Судьбою это завещано.

Тому уж который год:

я вижу, как в шубке женщина

по тихой тайге идёт.

По первому снегу. В валенках,

несёт меня на руках.

А я ещё очень маленький —

я ей помещусь в рукав.

Ещё кладут меня в зыбку,

ещё пуржить январю,

но мамину я улыбку

когда-нибудь повторю.

* * *

Давай, водила, жми на все педали,

нужна сегодня быстрая езда,

ведь мы сейчас впервые испытали,

что потеряли что-то навсегда.

Мы уезжаем. Можно оглядеться.

Велюр тумана ластится к реке…

Ну, что ж, давай с тобой простимся, детство,

ты остаёшься где-то вдалеке.

Но как случайно сказанное слово

напомнит то, что унеслось, как дым,

так лунной ночью нам приснится снова,

что мы, куда неведомо, летим.

* * *

Я через лужи прыгаю,

нет никакой заботы.

Не мясо я, не рыба я,

мне десять лет всего-то.

Уже летают спутники,

в лесу полно морошки.

Какие чувства смутные!

Какие заморочки!

Друзья хотят все в лётчики,

мне упрекнуть их не в чем,

а я не стану ловчею,

я стану птицей певчей.

Дай, Бог, мне только честности,

даруй мне это свыше,

чтоб голос, полный нежности,

хоть кто-нибудь услышал.

* * *

У меня была собака,

рыжий пёс Восток,

я считал его собратом,

разве что с хвостом.

С ним себя я часто путал,

им почти что стал

и жалел, что почему-то

не имел хвоста.

Впрочем, вряд ли это нужно,

если дело в том,

что мой брат, как тень, послушно

шёл за мной хвостом.

Из одной с Востоком миски

ели, да и без…

Не могло возникнуть мысли,

что Восток исчез.

Он пропал однажды летом

среди бела дня,

не оставил мне привета,

не лизнул меня

языком своим шершавым.

Более того,

мне сказали: чья-то шавка

увела его.

Я в сарае горько плакал,

пережив испуг,

и не смахивал мне лапой

слёзы бывший друг.

Ни к чему, наверно, речи,

если суть ясна:

самой верной дружбы крепче

лишь любовь одна.

***
ПРОЩАНИЕ С ФУТБОЛОМ

Я бутсы повесил на гвоздь,

носите, бесплатно берите.

Теперь на футболе я гость,

теперь я всего только зритель.

А раньше… Ватага мальцов

играла без всякой оглядки,

в кумирах тогда был Стрельцов —

он мяч целил точно в «девятки».

Я тоже бросался в прорыв,

надеясь на риск и удачу.

Был тот сумасшедший порыв

никем никогда не оплачен.

Колени, разбитые в кровь…

Я бил по воротам, не мимо.

Откуда такая любовь.

Не ведаю. Необъяснимо.

Хвалили: все данные есть.

И скорость, и видимость злости.

Но только подкралась болезнь,

мои деформируя кости.

На смену придёт куражу

разгадка: я не был великим.

Прощай, стадион, ухожу

под чьи-то далёкие крики.

Из нескольких выберу зол

слова, что доверю бумаге…

Но как не хватает, Футбол,

мальчишеской этой отваги!

* * *

Вот и угасло лето,

только грустить не надо:

слушайте песни леса,

музыку листопада.

Пусть застывают смолы,

пусть зазвучит на вербах

звонкое птичье соло

в сопровожденье ветра.

Звонче той песни нету.

Лес, как турецкий рынок.

Слышишь, поют кларнеты,

флейты и окарины?

Лист приземлится грузно,

шишки ударят оземь…

Это совсем не грустно,

если настала осень.

Эй, трубачи, за дело,

чтоб, догоняя лето,

вновь над землёй летела

светлая песня эта!

***
ПОСЛЕДНИЙ ГОД ДЕТСТВА

Сердилась мать: «Скорей за стол!

Остынет. Ужинать пора»,

но миром управлял Футбол —

самозабвенная Игра.

И мы — гонять хватало с кем,

пиная мяч, входили в раж.

И приходил я весь в песке

(я был ворот бессменный страж).

А Любка, стоя у окна,

на нас глазела день-деньской,

и грызла бублики она

с какой-то взрослою тоской.

И ночью старенький диван

заснуть никак мне не давал,

вертелся я и так, и сяк.

Я думал, что пройдет, пустяк.

Что в ней? Девчонка. Егоза.

Но снились мне её глаза.

Никто не в силах был помочь.

Глаза её — водоворот.

Они синели, будто ночь,

когда в садах сирень цветёт.

От крыш пружинили дожди,

ворчал водопроводный кран.

И то, что будет впереди —

сплошной туман, сплошной туман.

…нет еще и 17-ти…

В мире как будто весна,

если синичья буза,

это, наверное, март

снова в аферу втравил,

чтоб я увидел опять,

как проступают глаза,

как прозревают глаза

нежной апрельской травы.

Жизнь не бывает прямой,

может свернуться кольцом

и заглотить, как удав,

что не случится уже,

ведь умирает зима,

кажется, дело с концом,

и продолжается жизнь,

пусть на крутом вираже.

Я, вероятно, попал

в самый отчаянный плен

этой тревожной поры,

и вызволения нет:

лучшая наша мечта —

это мечта о тепле,

это — мечта о мечте,

ясной, как солнечный свет.

* * *

— Как имя твое, скажи мне? — Но тут ни при чём слова —

тут голос задиры-грома, апрельская синева,

капель, что дырявит вёдра, оживший от спячки дом

и радостная собака, виляющая хвостом.

И ночь. И вздыхают клёны, друг друга нежно обвив…

Наречье лесов и ветра, горячий язык любви.

* * *

Растворился туман, тёплым ветром тесним,

поубавилось в нём загустевшей тоски,

— словно зябкий цветок, первоцветом лесным

к солнцу тянет апрель все свои лепестки.

Значит, есть ещё радости тихой резерв,

коль тепло повсеместно зачислено в штат.

Тот нежданный гостинец, случайный презент

мне награда за то, что я этого ждал.

И такое веселье в природе пошло,

что во мне оно солнечной трелью звучит,

и излечит меня кареглазый паслён

от того, что не лечат другие врачи.

Я давно этот воздух целебный не пил,

эти слёзы цветов, эту сладость, росу,

и не слышится мне разнобой бензопил,

что стрекочут опять в заповедном лесу.

И малиновка гимн посвящает весне,

и курчавится вычурно облачный дым,

и не верится мне, что спасения нет,

что мы рубим тот сук, на котором сидим.

* * *

Рты этих тощих улиц,

дней зажевавших ком,

медленно захлебнулись

шалой весны глотком.

Улицы вновь при деле,

и не впадают в криз.

Словно помолодели

ровно на коммунизм.

Офисы, банки… Втрое

подорожал наш быт.

Что же теперь мы строим?

Кто это объяснит?

Но наступает утро.

Надо решать дела.

Всё изменилось круто:

в город весна пришла.

* * *

Прощай, снежный край! Уеду.

По робкому лисьему следу.

В четверг или даже в среду.

Прости меня, непоседу.

Уеду туда, где тесно

среди многорукой рощи.

Разбухшая, словно тесто,

земля там тепла на ощупь.

Там сушат на белых срубах

зелёные косы вёсны.

Луна — серебряный рубль,

и горстка монеток — звёзды.

Истратит их ночь к рассвету,

рассыплет дождём в криницы.

За блеск серебристый этот

вовек мне не расплатиться.

* * *

Предвечерний туман занавесит померкшие дали.

От дождя и от ветра темнеет гранит балюстрад.

Это осень как будто. Её мы с тобою не ждали.

Птичьей вспугнутой стаей багряные листья летят.

Их потом соберут для гербария школьного дети.

И засохнут они среди пыльных бумажных листов.

И забудется всё. Но останется вечный свидетель,

громыхая прибоем о гальку своих берегов.

* * *

Конус часовни. Слева —

спутанных веток гривы.

Кладбище. Запах тлена.

Склепы. Кресты. Могилы.

В этом покое вечном

девочка в платье белом

весело и беспечно

«классики» чертит мелом.

Ржавчина в прутьях сквера.

Глупых синиц усердье…

Как ты наивна, вера

в собственное бессмертье!

Нам никуда не деться:

обречены с рожденья.

Боже, продли нам детства

сладкое наважденье!

Мир, когда в плеске ночи,

необъяснимо светел,

счастье тебе пророчит

звёздный зелёный ветер.

* * *

Когда-то тебя будил

ворчливый бакланий ор.

Когда человек один,

он видит во сне простор.

Там воздух горяч и сух,

настоянный на меду.

Там лето варит свой суп

из водорослей и медуз.

Ты был не один тогда,

и мир был совсем не прост.

И вздрагивала вода

у ног, как послушный пёс.

И, рушась на валуны,

ракушки на них дробя,

улыбкой каждой волны

одаривала тебя.

* * *

Огней и бликов чехарда,

стоянка — пять минут.

Но есть такие поезда,

которые не ждут.

Они идут все дни в году,

их график напряжён.

Чуть зазевался — на ходу

уже не сесть в вагон.

Большой привет! Гремит состав,

и остаёшься ты,

ещё совсем не осознав

своей большой беды.

Пусть дни заботами полны,

ты проигрался в дым:

в тебе засел синдром вины

перед собой самим.