Бесплатный фрагмент - Язык Ветра. Запрещенная организация

Предисловие автора

Пребудьте в здравии, дорогой читатель. Прежде чем вы погрузитесь в мир, описанный в этой книге, позвольте мне поведать вам о некоторых особенностях и важных деталях, которые помогут вам лучше понять повествование.

Как и в предыдущей книге, на страницах этого произведения вы столкнётесь с загадочными терминами и необычными способами исчисления времени. Чтобы не запутаться в этих новшествах и не потерять нити повествования, обязательно обратитесь к приложениям в конце. Там я собрал всю необходимую информацию по терминологии и времени. Это не просто справочный материал, а ключ к более глубокому пониманию сюжета и мира, в который вы отправляетесь.

Обретая такие смысл и понимание, вы будете сопричастны к миру Небоземья, как будто сами стали его обитателем.

Меня завораживает поиск скрытых смыслов и тайных посланий, спрятанных в уголках нашего мира. Порой они раскрываются в самых удивительных местах: в шёпоте ветра, в сиянии первых лучей рассвета или в нежной мелодии музыкальной шкатулки. Такие моменты вдохновляют меня слушать новые истории, которые изливаются из сияющих нитей Королевской Лозы. Возможно, не каждому удастся их заметить, но я надеюсь, что они проникнут в ваши сердца и оставят там свой след через мои рукописи. Ведь для этого я здесь…

Итак, перед вами разворачивается новая глава саги о Небоземье, мире, где ветер шепчет забытые легенды и скрывает тайны в своих потоках. И именно здесь, среди суровых скал и ледяных ветров, скрывается ключ к разгадке древней тайнописи, того занавеса, за который нам так не терпится заглянуть.

В этот раз нам предстоит укрыться в тени каторжной тюрьмы Маар, где правит железной рукой тоталитарный сенаторский режим. Потому как именно там судьбы переплетаются, а каждый шаг наших героев ведёт их к неизведанному.

Это повествование о тех, кто, несмотря на страх и сомнения, шагнул навстречу своей судьбе и открыл тайны Гармонии.

Приготовьтесь к захватывающему путешествию, наполненному открытиями и приключениями. Снова напомню: не забывайте периодически заглядывать в приложения — там скрываются сокровища, которые вы не захотите упустить.

И, конечно же, добро пожаловать в Небоземье — мир, где границы между реальностью и сказкой размыты, где каждый миг насыщен значением, а всякое слово является ключом к величайшим тайнам.

Уверен, это путешествие запомнится вам надолго.

С уважением, Марк Хэппи.

Ваш переводчик и проводник по мирам Небоземья.

Пролог

«Мехак — ресурс, который впервые в истории был замечен Нагхти. Во времена его правления в землях Гаутамы каждый человек обладал силой этого прогрессивного ресурса, отчего весь полуостров по нынешнюю солсмену считается опасной территорией — эпицентром гаргентова излучения, названой «Долина смертной тени».

Когда королевская гвардия уничтожала обитателей Гаутамы, они непреднамеренно подверглись воздействию опасного излучения и распространили его по территории Агито-Омоэ. В те времена люди владели Высоким Искусством, поэтому излучение не оказывало на них непосредственного вреда. Со временем стало очевидно, как негативно это излучение влияет на природу. Первоначально этот эффект не привлекал большого внимания, пока не появились первые случаи поражения им среди людей.

Прошло четыреста соб, люди начали отказываться от лийцура. Гаргентово излучение, дремавшее в природе, ожило и стало уничтожать материалистов сотнями, разрастаясь по лику Омоэ как лесной пожар. Этот период материалисты назвали карой Эмета, полагая, что таковым было их наказание свыше за то, что они отвернулись от гармонии и предались грёзам». (Архивы книгочея Геребуцу об Эметовой каре 1620 с., 1634–1654 сс.)

«Манакра, вдохновлённый идеей о скрытой мощи мехака, посвятил свою жизнь изучению этого загадочного минерала. Под влиянием Зенгора он собирает вокруг себя смелых материалистов и тех, кто потерял семьи из-за кары Эмета, и основывает первый город.

Когда наступило 20-е стособие, Манакра узнал о мировоззрении Рессана и захотел сотрудничать с ним, видя в его взглядах много общего со своими устремлениями. Однако был отвергнут. Вскоре Рессан погибает. Но его наследие продолжало жить в памяти его наследника, который один-единственный во всём Небоземье хранил в себе знания об инверсии…

Манакре почему-то было известно о делах Джустизий, и так, встречая однажды отпрыска Рессана — Элео, он начинает возлагать на юного бено-шела свои несбывшиеся надежды, которые ранее возлагал на покойного Возродителя (Рессана)…

Манакру завораживала идея контролируемого потока Гармонии. Для реализации своего амбициозного плана ему нужен был инвертированный вектор, но как падший монарх, самому ему было невозможно воплотить то в жизнь. Между тем, Рессан видел в этом векторе способ передавать материю и нэфэш людей обратно к их первоначалу. Если это возможно для человеческого нэфэша, то почему бы не попробовать и с мехаком? — Вероятно, такая риторика идей Манакры». (записки бено-шел Жанро Геребуцу 2020 с.)

Акт Первый. Поезд в Маар

Глава 1

Гора

Колбы дыма плясали на ветру, оставляя над поездом чёрный хвост, выплёскивая его с характерным гудением. Медные абажуры стекла поблёскивали, подыгрывая укрытому снежным одеялом омоэ, искрящимся по ту сторону. Ритмичным постукиванием колёс, рейс нашего поезда направлялся на верхний уровень горы Засафат. Или, как называют её местные винтийцы — аль-Засафат.

Если брать во внимание, то, что на Засафат нет никаких селений, в связи с холодным климатом и отсутствием плодородной почвы, то у неосведомлённого человека могут возникнуть вопросы, касаемо того, в чём надобность этого маршрута. Однако мне ответ был известен.

По ту сторону Засафат располагается каторжная тюрьма Маар. И для того, чтобы тоталитарный сенаторский режим правления мог начать функционировать, в числе первых сооружений, была проложена железная дорога к сердцу его устрашающей власти.

Простым людям такая информация, конечно же, ни к селу, ни к городу. Им попросту нету до этих «слухов» дела. У них были другие объяснения того, почему существует маршрут до аль-Засафат, и почему они, несмотря на отсутствие жилых поселений, всё равно толпами ездят туда.

В вагоне сидячие места были устроены так, что пассажиры были сориентированы друг на друга по две скамьи спинка к спинке. Вдумчиво всматриваясь в окно, краем уха я невольно подслушал перешёптывания молодой парочки позади. Юноша пообещал своей спутнице показать некоторое лучшее место, где они заключат союз семьи.

Справа через транзитную зону сидела семейка с бледными лицами. Они почти не разговаривали, отец всё время смотрел в окно. Его супруга то и дело, предлагала ему покушать, часто спрашивала, о чём тот задумался, хотя сам муж воротил от неё нос, грубо выражаясь. Один из их детей, мальчик, рисовал какие-то каракули, а девочка, старше него и чуть младше меня смотрела в пол всю дорогу.

Глава 2

Планерка

— На Засафат происходят самые важные обряды, — объяснял нам Райзгак, ещё когда мы планировали операцию.

Он размахивал указкой перед большой картой, закреплённой на стене временного убежища. Вокруг собрались все рекруты нового ордена, но поскольку скамей на всех не хватало, большая часть сидела на полу или стояла, опершись на каменные стены пещеры.

На время подготовки спецоперации мы обосновались в пещере на востоке Западных Земель, в пригороде Винта. В её самом большом пространстве, где мы и собирались на такие планёрки, не было каких-либо декоративных элементов или мебели, помимо принесённых нами всевозможных приспособлений для сидения, от стульев до пустых деревянных бочек.

Вечно сыреющие сталактиты и не прекращающие гореть керосинки, отпугивали новичков слиянием своих ароматов. Однако для нас с Леденом запах керосина уже породнился. Он воспринимался родным и пах, неизменной в сути, хоть и меняющейся в локации, базой — местом, где мы живём и постоянно что-то планируем.

— На горе налагают благословения при рождении. Обвенчивают. И там же хоронят свою родню, провожая её в мир мёртвых, — отчеканил Райзгак своим благородным басом.

Райзгак был одним из наиболее преданных и верных борцов в нашем новом ордене. Его рослость и мужская грубость всегда выручали нас там, где интеллект и расчёты не спасали. Однако и интеллектом он был не обделён, пусть на первый взгляд и не заметить.

— А в чём заключается причина этой аномалии у горы? — поинтересовался я.

— Я вот тоже никогда раньше не слышал о том, чтобы подобными полномочиями обладали какие-либо субъекты помимо человека, — возразил Леден, на голове которого редкими прядями встречались седые волосы.

— Объективно говоря, само место, скорее всего, обычная гора, но в силу внушённой информации и когда-то воссозданными, теперь уже традициями, стало обрастать бесконтрольной и опрометчивой, на мой взгляд, игрой, принимающей форму величайшей глупости — поклонением природе, — ответил Райзгак, на что Леден хмыкнул и его лоб покрылся морщинами. — Такая глупость уже очень давно стала распространяться в наших краях. Уже как три сотни соб, материалисты, лишившиеся своих поводырей, пытаются утолять свои провалы в знаниях и убеждениях, создавая или вплетаясь в уже созданные объекты поклонения. Мы называем это халуфа́, то есть альтернатива первоначальному замыслу.

— Это, в свою очередь, не только отводит подозрение от местоположения тюрьмы, — дополнил Леден, своими свежими выводами, — но и отвлекает материалистов от истины. От тяжбы, которая лежит на их руках и руках их отцов. Отвлекает от настоящего высокого искусства, которое созидалось монархами. А это то, что нужно для антимонаршего строя сенатора.

Райзгак был одним из немногих, кто знал культуру городских людей, ведь среди всех нас он был единственным коренным винтийцем.

— Мм… Интересно, — сказал я, догоняя детали.

— Верно, замглавы, — Райзгак похвалил Ледена и продолжил. — По всей видимости, сенат или Равенство триста соб назад поработали над конспирацией тюрьмы, объяснив наличие железной дороги до горы, халуфаидными аргументами. Святое место и прочее… С тех времён многие поколения были обмануты.

С лица Ледена я считал гнев. Он фыркнул, скрестил руки на груди и продолжил дальше слушать нашего рекрута, который наводил исторические справки о местных локациях.

Глава 3

Бабушка

Моя прострация была прервана бабушкой, что сидела напротив.

— Возьми-ка, сынок. Путь большой был пройден, а ты даже и пальца в рот не положил, — она протянула мне кусочек хлеба, завёрнутого в тряпицу.

— Благодарен вам, но не стоит, я вовсе… — начал отнекиваться я.

— Нам предстоит ещё треть пути, — настаивала она, — а у тебя ни сумы, ни чего перекусить, чтобы… Возьми, сейчас не съешь, так потом пригодится.

— Приму ваш дар за честь, — поблагодарил её я, а после свернул хлеб и спрятал во внутренний карман своего сюртука.

Бабушка была добродушной, и на протяжении всего пути старалась поддерживать общение. Путь был действительно длинным, так что в какой-то момент наше взаимодействие плавно вернулось в пассивное состояние.

Поезд мчался, пронося мимо меня блестящие снежные земли. Я глядел в окно и размышлял над предстоящей операцией.

Глава 4

План: Гарантии

Когда Райзгак закончил свой рапорт и сел, к карте вышел Леден — координатор операции, и приступил посвящать нас в детали плана.

— Как нам уже известно от информатора, паломнические наименования поездов, отправляющихся на аль-Засафат, являются лишь прикрытием. На самом же деле, в пятёрке ближайших к локомотиву вагонах, провозится продовольственный груз. Это может быть всё что угодно. Пропитание, вода, оружие или люди, приговорённые к каторге.

— Он назвал людей продовольственным грузом? — послышалось откуда-то.

Рекруты перешёптывались, выражая своё недовольство. Леден выждал паузу, пока все не смолкнут, и продолжил.

— Официально, конечная станция рейса — «Святые источники». На самом же деле, на этой станции поезд открепляет большую часть своих вагонов и, огибая гору, отправляется к воротам Маар. Однако, если Элео будет находиться в последнем вагоне, лохеи не позволят себе откреплять вагоны, а вероятнее всего, отправятся к воротам тюрьмы, даже не высадив прочих пассажиров. Такая вероятность есть, но в разрезе. А я хотел бы представить картину целиком. Вначале напомню, что основной целью нашей спецоперации стоит освобождение тысячи шестисот заключённых, скинутых за оппозиционные идеалы.

— Я правильно понимаю, замглавы, — возмущённо вмешался Танер, — вы уверяете нас в том, что лохеи по каким-то причинам будут знать, что Элео в поезде? Объясните же, как вы это себе представляете.

Леден отвесил холодный взгляд и нехотя объяснил. А нехотя, потому что питал необъяснимую конкуренцию к нему.

Строго держа осанку и сцепив руки за спиной, замглавы, он же Леден, принялся пояснять:

— Мы пустим слух о том, что среди пассажиров поезда был замечен монарх. Будь уверен, спустя одну — другую станцию, вся шотерия уже будет поднята на уши и судорожно вырабатывать план действий, который мы абсолютно без торопки можем предугадать, а заодно построить грамотную стратегию. Так что я продолжу, если это всё что ты…

— Нет, не всё, — продолжал Танер.

Наблюдая со стороны, как Танер, сын владельца железнодорожной кампании, сэра Райбзенкрули, начинает действовать на нервы Ледену, холодному и строгому командиру ордена, мне хотелось вмешаться. Однако находясь в роли лидера за эти собы, я почерпнул одну мудрость: лучше не вмешиваться в мелкие перепалки рекрутов.

— Допустим, слух разойдётся. Где гарантии, того, что они не попытаются захватить главу прямо на месте. Скажем, на станции или по пути, ещё в самом поезде?

— Гарантии, конечно же… — начал отвечать Леден, но Танер вновь его перебил.

— Также: где гарантии того, что остальные пассажиры не станут жертвами наших планов?

Почти все вокруг смотрели на Танера с той нетерпеливостью, с какой смотрят на человека, который задерживает очередь по, очевидно, эгоистичным причинам.

Почти все.

Но важно упомянуть, что в наш новый орден добрая часть людей пришла именно вместе с Танером. Они-то как раз поперёк остальным, оказывали ему полную поддержку, каждым лишним взглядом, кивком и даже просто тем, что были рядом. В прямом смысле рядом, они постоянно отделялись своей группой от остальных борцов.

Среди шестидесяти четырёх рекрутов девятнадцать были друзьями Танера.

Его удивительная особенность заключалась в том, как он своенравно сочетает в себе гордыню и утопические идеалы о дружбе. Утопические не из-за высоких нравственных запросов, а из-за поистине зашедших далеко в своей эволюции отношений, теперь уже имеющих со словом «дружба» не так много общего. Фактически, большинство его друзей примкнули к нему ещё в академические годы, и пройдя вместе множество оборотосмен, пропитались к нему преданностью, напоминающую, по словам Ледена, отношения материалистов к их монархам.

— Я почему недоволен… Думаете, то, спроста?.. Охотясь за крупной наживой, — Танер кинул беглый взгляд на меня, — шотерия не посчитает препятствием, пожертвовать всеми пассажирами в вагоне. И если они решат драться в поезде, значит, они будут драться в поезде. Сечёте? Если они решат сбросить поезд с обрыва, или подорвать, они сделают это, лишь бы избавиться от монарха.

Сухие речи то от одного, то от другого, были ей неинтересны, Йиви только и ждала повода, как бы кому заткнуть рот. И вот он выдался. Она сидела на столе позади всех, вальяжно закинув ногу на ногу.

— Ошибаешься, Танер. Уж кого-кого, а главу шотерия и пальцем не тронет.

Загорелся тоненький, почти невидимый импульс между нами тремя (мной, Йиви и Леденом). Обменявшись быстрыми взглядами, с их стороны поступил запрос на разглашение нашего общего секрета. Моим кивком Ледену запрос был одобрен, и, что не менее важно, сигнал им был понят.

Тогда-то впервые во свет вышла тайна о том, что я сенату нужен живым ради сотрудничества в области мехаковых технологий. Леден рассказал и о том, как сенатор три оборотные смены назад поделился с нами своими намерениями вырастить из меня своего зама, а после смерти и вовсе был готов назначать преемником ради достижения мечты, связанной с мировым энергопроводом.

Всё собрание погрузилось в раздумье. Кто-то, выпучив глаза, был шокирован, кто-то молчал, ведь не мог поверить в услышанное. Наконец, отреагировал Танер. Он что-то пробормотал себе под нос, а после обратился к Ледену:

— То есть… Что это у нас получается? Манакре нужен глава, для того чтобы снабдить мехаком всю республику? Неужели это возможно?

— Вы просили гарантии, я вам их дал, — отрезал Леден, однако Танер выпал из дискуссии под грузом новой информации.

— А как связано вышесказанное с гарантией жизни пассажиров? — вмешалась Армаварма с характерной ей пылкостью.

Одна из людей Танера, девушка, что всегда яростнее всех расчищает путь перед ним. Своего рода Армаварма была номером один среди людей Танера. С одной стороны, потому, что она его сестра, а с другой, потому что только ей доводилось видеть его — их фактического лидера, и идеалистически — друга, в горе и слабости.

По словам Йиви, типичные северяне обычно так и выглядят: белая кожа, совсем пожелтевшие глаза и как высший знак гордости северян: блестящие дороговизной серебра, волосы. Люди, рождённые с такой внешностью, считались прирождёнными рыцарями в Северных землях. Это что-то вроде королевской гвардии, смешанной с лохеией… Так объяснял Леден.

Однако внешне разница между ней и Танером была колоссальная. Рост и возраст Танера шли в разрыв с Армавармой, а вот чистое лицо Армавармы и в подмётки не годилось лицу мальчишки, запятнанному веснушками; и уж очень сильно выбивались из общей картины эти его рыжие кудрявые волосы.

Очевидного превосходства ни у неё, ни у него не было. Однако Армаварма вверила Танеру свою жизнь, а Танер распоряжался жизнью Армавармы. Но делал это не из прихоти, нет. Танер — идеалист, который лучше умрёт, чем изменит негласным правилам, описывающим ту картину мира, что видна лишь ему и небольшому окружению вокруг. Так что его права на жизни друзей были вполне себе обоснованной мерой.

Вопрос Армавармы повис в воздухе, на что Йиви сочла своим долгом вмешаться. Раз уж другая девушка вознамерилась скандалить, то и ей в стороне нельзя быть.

— Армочка, — обратилась к ней Йиви.

По лицу Армавармы было видно, что такое обращение к дочери Райбзенкрули она считала возмутительным. Но под гнётом авторитета Лучезарной она научилась пропускать мимо ушей все эти её трюки.

— И Танер, — назвав второе имя, Йиви, заметно погрубела, — вы главное поймите. Пока Элео жив, все вы находитесь под защитой. Пока он жив, то и поезд тоже будет в порядке.

Повисла тишина.

Армаварма попросила пояснения. На что Йиви отмахнулась: «Ты даже не представляешь, на что способна монаршая сила, текущая по жилам этого малыша».

Она посмотрела на меня.

— Рад похвале, но и без «малыша» можно было обойтись, — искренне ответил я и попытался вернуть ход беседы. — А теперь продолжим о деталях…

Леден кивнул и перенял эстафету.

— Весь наш план можно разделить на три фазы. Фаза «Один», «Два» и «Ключевая». Из которых фаза «Два» имеет наиболее шаткое положение. По моим расчётам вероятностей, есть три наиболее актуальных исхода событий. Итак, первый исход событий фазы «Два»:

Шотерия или лохеия, кто бы там ни был… Не станут останавливать поезд совсем, — он взглянул на Танера. — И тут мне совершенно понятны опасения отпрыска Райбзенкрули, но не спешите с выводами. Стражи республики не настолько глупы, чтобы лезть в драку с монархом на ходу поезда. Вероятнее всего, они сделают всё возможное для того, чтобы на протяжении всего маршрута не подать виду на то, что им что-либо известно. Но выждут и подготовятся к налёту в наиболее подходящий момент.

— Это какой же? — поинтересовался Танер.

— У тебя голова, что совсем пустая? — нетерпеливо выпалила Йиви, чем задела юношу. Тот обернулся, презрительно глядя на неё, но разбираться за него кинулась сестра.

— Тогда скажи сама, что тут понятного? — сдерживая негодование, выкинула она.

— При таком исходе, фаза «Два» начнётся на «Святых источниках», — ответила Йиви и покосилась на Ледена. — Верно?

Леден задумался. Почесав подбородок, он неторопливо ответил.

— Есть такая вероятность, да. В таком случае на конечной станции нас будет ожидать засада. Они остановятся на «Святых источниках» и переиграют нас. В этом случае нас намеренно не пропустят в Маар. Такой вариант фазы «Два» будет означать состоятельность их боевой мощи. Поэтому, если на нас нападут на источниках, необходимо немедленно брать контроль над локомотивом, и самостоятельно добираться до Маар. С остальными пассажирами в таком случае придётся поступить несколько экстремально. Мы высадим их между «Святыми источниками» и Маар, недалеко от станции, так, чтобы в пределах двадцати — тридцати градусов они смогли дойти, не замёрзнув. Но это лишь первый из трёх вариантов фазы «два».

Наступил тот самый момент тишины, какой бывает, когда чей-то кашель в собрании вызывает общее негодование. Это момент тишины, замершей в ожидании.

— Наиболее вероятен следующий вариант, — продолжил Леден. — Второй исход событий фазы «Два»:

(В этот момент Йиви наверняка подумала о чём-то вроде: «Создатель гравитации, каким надо быть кактусом, чтобы придумывать такие тупые названия!»)

Стражи каким-либо образом принудят пассажиров покинуть вагон, в котором будет находиться Элео. Да… Либо постепенно ближе к станции… Но каким-то образом они это обязательно подстроят.

— Скорее всего, пошепчут через проводников, — вставил Танер.

— Да, — согласился Леден, на минутку замерев, вероятно и он критично думал о ближнем своём, уверен, это было что-то вроде: «Как только ему в голову пришло сказать что-то настолько очевидное?», но он быстро опомнился и продолжил. — Тем самым стражи республики попытаются застать нас врасплох.

— В этом варианте шотерия избежит надобности останавливаться на конечной… — добавил Танер, чем помог поддержать в тонусе презрение Ледена.

— Скорее всего… Спасибо, что перебиваешь… — съязвил Леден и прочистил горло. — Они рассредоточат выход пассажиров на предпоследних станциях. Таким образом, думать об эвакуации не придётся. Локомотив наберёт скорость и промчит «Святые источники» на самых быстрых порах, лишь бы только довезти монарха до ворот тюрьмы. В идеальном варианте нам бы во всех трёх случаях проехать мимо блокпоста на источниках. Однако всего не предугадать.

— Но мы, конечно же, приложим все усилия, — добавил я, пытаясь ободрить рекрутов.

Леден кивнул:

— И именно на этот вариант мы поставили половину процентов успеха срединной фазы нашего плана.

— А вторую половину мы на что поставили? — поинтересовалась Йиви.

— Оставшиеся сорок пять процентов удачи нам светят, если состоится первый исход событий.

Предугадывая и следующий вопрос, Леден поторопился закончить.

— Но всего лишь пять процентов, если третий… Однако он и по ожиданиям наименее вероятен, поэтому не стоит брать его во внимание.

Глава 5

Пассажиры

Часы над дверью в вагон показывали: 45° 5′ — получается до «Святых источников» пять — десять градусов. Если всё произойдёт без происшествий, то к пятидесяти градусам мы уже будем там.

— Это тебе!

Справа стоял маленький мальчик, протягивающий мне грубый лист бежевой бумаги.

— Как тебя…

Не успел ещё я договорить, как позади него оказалась мама, явно взволнованная нашим диалогом.

Сухо, как потрескавшаяся почва под высушенной рекой, отозвалось во мне её — извините. После чего она быстро взяла мальчика на руки и вернулась обратно на своё место, стараясь избегать зрительного контакта. Тогда оживился и отец: он беспокойно поглядывал на меня, стараясь не вызывать подозрений, параллельно наказав сыну не отходить от их скамьи ни на шаг без спроса.

Странная семейка. Я взглянул на рисунок, что передал мне мальчик, одновременно пытаясь его истолковывать. Среди множества кривых линий и прочих каракулей я разглядел печальную сцену: человек с бородой лежал во гробу, а мальчик с остальной семьёй стояли рядом, и у всех, кроме него, лились слёзы.

Возможно, их семья направляется на святую землю хоронить близкого родственника. Может быть, своего дедушку. Это многое объясняет. Хотя… Насколько мне известно, хоронят людей у подножья горы, это двумя станциями ранее. Почему же тогда они едут дальше?

Пока я всматривался в рисунок, почувствовал на своей щеке чей-то режущий взгляд. Обернулся, но никого не обнаружил.

Не в первый раз я заметил, как на меня озирались пассажиры, и инстинкты подсказывали, что это не просто людское любопытство. Значит, слух обо мне уже дошёл и до нашего вагона? Что ж, посмотрим, что из этого выйдет.

В соответствии с планом, как раз в это время я должен был погрузиться в королевскую лозу, но бабуля, напротив, отвлекла меня. Потряхивая за плечо, она спросила, всё ли со мной в порядке.

— Да, бабуль, в полном. Хотел чуток вздремнуть, надеюсь, вам не помешаю, — ответил ей я и снова сомкнул глаза.

Бабушка вновь потрясла меня за плечо с ещё большей торопкой.

— Зачем же спать? До станции, вон, пара градусов — и прибыли… — беспокоилась она.

— Я понимаю это, позвольте мне немного отдохнуть, ладно, — сказал я, скрывая своё беспокойство за натянутой улыбкой.

Я сосредоточился на королевской лозе. Погрузился в хал. Почувствовал свежесть потоков гармонии, проходящих сквозь моё естество. Но это продлилось недолго, так как меня вновь разбудили. На этот раз присоединился юноша, что сидел позади. Нависая надо мной, он той же репликой поинтересовался всё ли у меня в порядке.

Казалось бы, никакой проблемы возникнуть не должно, но вот что я понял за столь короткое погружение в лозу: и бабушка, и та семейка, даже парочка позади, все они были засланы сюда неспроста.

«Все пассажиры в моём вагоне знакомы между собой», — связался я мысленно с Леденом.

«Почему ты так решил?»

«Чутьё».

«Я как раз хотел связаться с тобой. В соседнем вагоне возникла заварушка».

«Йиви держит ситуацию под контролем?»

«Кто бы её держал… Она начала перестрелку».

В этот момент послышался грохот, который тут же растворился в ритмичном движении поезда. Я навострил ухо и с большей осторожностью вернулся в мысли Ледена.

«И что мы планировали делать в этом случае? Будет фаза на станции, или мы до тюрьмы доедем?»

«Этого я и боялся», — ответил Леден.

«Чего боялся?» — поинтересовался я.

«Нас переиграли».

«Тогда скажи, что сейчас делаем?»

«Ты уже был в лозе?» — спросил Леден.

«Разве что пару мгновений. Думаю, мне намеренно не дают сомкнуть глаза…»

«Значит, они знают о том, что ты знаешь, что они в сговоре с шотерией?»

«Не думаю. Скорее, им изначально была отдана такая команда: не давать мне сомкнуть глаз».

«Понял. Сейчас пока что жди. У Йиви там начинается заварушка. Посмотрим, что из этого выйдет».

Я стал отчётливо видеть каждый осторожный взгляд, косившийся на меня. Значит, мы изначально были окружены врагами.

Глава 6

План: Распределение по вагонам

— Борцы нашего ордена будут распределены между двадцати двумя вагонами, — говорил Леден на планёрке. — Элео поедет в последнем, так у шотеров не будет возможности отцепить остальные вагоны. С Элео в вагоне не должно быть наших, поэтому в ближайшем к нему… В двадцать первом вагоне отправится Йиви, возглавляя мой личный отряд. Если у Элео вдруг пойдёт что-то не так, вы должны будете немедленно среагировать и встать на защиту.

Йиви, услышав, что ей поручили возглавлять сильнейший отряд, раскисла в довольной мине, уселась свободней прежнего и отшутилась.

— Ваш новый капитан позаботится о вас.

На что сами борцы обменялись между собой одобрительными кивками.

— Танер со своим отрядом займут позицию в шестом вагоне, — продолжал Леден. — Это самый ближайший вагон к локомотиву, из всех, куда вообще производится посадка.

Танер, сидящий вразвалочку на мягком кресле посреди своих друзей, одобрительно кивнул.

— В случае если придётся брать контроль над локомотивом, никто из нас не займётся этим лучше члена семьи Райбзенкрули. Ваша задача, ждать сигнал. Даже если при подходе к конечной станции среди вагонов всё ещё будут гражданские…

Леден испытал Танера решительным взглядом и, как ему свойственно, эмпатично кивнул, добавив: «Действуйте».

Глава 7

Импровизация

Юноша с девушкой, что сидели позади меня, развернулись и, облокотившись локтями на спинку наших лавок, стали разглядывать меня с наигранным интересом.

— А вы тоже едите на святые источники аль-Засафат? — поинтересовалась девушка.

— Куда же ещё мне ехать, если у нас в арсенале всего одна станция осталась? — недовольно пробурчал я.

— И что же ты планируешь там делать? — спросил юноша. — Твоей невесты мне как-то не видно, да и детей… Может ты кого хоронить едешь?

— Вовсе нет… — ответил я.

— Нет? Тогда скажите, зачем вы направляетесь на самый верх аль-Засафат? — начала девушка, но юноша резво вмешался, поправив её.

— Почему ты обращаешься на «вы», он ведь младше нас, дорогая. Верно говорю? — поинтересовался он у меня. — Тебе ведь пятнадцать-семнадцать оборотов жизни, так ведь?

Я отмалчивался, потому что совершенно не понимал, что за вес продавливает наш план и что же должно сейчас происходить согласно вражескому плану. Всё это время, пока мы ехали, пассажиры молчали, а теперь вдруг оживились.

Ох, неспроста это…

«Лед, долго там ещё до следующей фазы?», — мысленно связался я с Леденом.

«Ответ как раз получен. Йиви только что перебила всех пассажиров в своём вагоне.»

— Что? — от удивления сказал я вслух.

«Перебила пасс…»

Начал было я переспрашивать Ледена, как вдруг послышался звук взрыва. Деревянная дверь, связывающая наши вагоны, разлетелась на щепки, с характерным для пространственного харова гудением. Крупно калибровый харов показался на горизонте, а только после стала вида и сама Лучезарная, показавшаяся в дверях за стеной дыма.

— Всем быстро на пол! — скомандовала она, параллельно перебирая глазами людей в поисках меня.

«Забудь про следующую фазу. Импровизируем и берём поезд под свой контроль.» — договорил Леден.

Отец той семейки, что доселе сидели с печальными лицами, быстро вынул ручной харов из своего плаща, висящего на крючке у окна, и стал стрелять по Йиви пороховыми снарядами.

Тем временем молодая парочка, нависшая надо мной, не теряя момента, накинулась на меня. Быстро среагировав, я пригнулся и почти уже отпрыгнул в сторону, но бабушка, обхватила мой торс со спины обеими руками, не дав мне завершить манёвр. Юноша и его невеста прыгнули через сидения и переняли моё тело у бабушки, как эстафетную палочку.

— Стоило просто дотерпеть каких-то пять градусов, и мы бы высадили вас! Ну! Сами напросились! — выкрикнула Йиви, прячась за ближайшим к выходу сиденьем. После чего прицелилась и уверенно спустила курок, выстрелив сжатой призмой подле нашей куча — малы. Снаряд пролетел, никого не задев, и разбил окно позади. — Эй, мальчишка, скидывай их от себя! — крикнула она мне.

«Неужели ты и правда думаешь, что я способен на это?», — мысленно передал ей я своё возмущение.

— Балда ты! Если есть идеи получше, то поторопись, — ответила она, и в её сторону разразился шквал снарядов со стороны другого конца вагона. Остальные пассажиры выиграли время и успели достать свои харовы, для нанесения контратаки. Перестрелка обрела нешуточный размах. Повис запах гари.

Сладкая парочка оказалась хорошей командой: юноша держал меня на удушающем захвате, а девушка обхватила ноги. Так, я оказался почти полностью обездвижен. Физически я им обоим уступал, но вот стоило мне прибегнуть к лийцуру, и проблема решена.

Кто-то из наших рекрутов стал стрелять с пороховых харовов крупных калибров прямо из соседнего вагона. Прицел на большом расстоянии сильно колебался, так что снаряды летели с большим размахом, кроша спинки сидений, за которыми попрятались пассажиры. Когда один такой снаряд пронёсся мимо ребёнка, мне стало не по себе. Надо это заканчивать.

Наплывая, как бы волнами, в пространстве стали виднеться нити лозы. Мне понадобилось успокоить мысли и на минуту отстраниться от происходящего. Нет выстрелов, и шума, — говорил я себе и сосредотачивался на всё больших проявившихся светящихся нитях, окутывающих каждого здесь. Когда вагон наполнился потоками гармонии, я начал собирать их, словно перетягивая к себе невидимые нити. Пальцы двигались в воздухе, будто перебирая эти нити одну за другой. Конечно, мои движения не могли напрямую воздействовать на суть, прибывшую в машиом, ведь на самом деле пальцы касались лишь пустоты. Однако такая моторика помогала мне упорядочивать нужные импульсы, необходимые для декорирования лийцура.

Собрав нужную комбинацию, дело оставалось за главным импульсом. И он не заставил себя долго ждать. По всему телу прошёл электрический всплеск, тянущийся до кончиков пальцев, а дальше пропал. Тогда по нитям, прошла вспышка лийцурного света, после чего все присутствующие погрузились в спячку. Мой фирменный лийцурный приём сработал на ура.

Глава 8

Заложники

Юноша, сдерживающий мои руки, упал на меня лицом, запачкав плечо слюнями. Небрежно откинув его, я встал и отряхнул сюртук.

В вагон вбежали рекруты личного состава Ледена под командованием Йиви. Они собрали всех спящих и связали друг с другом спина к спине.

— Неужели все пассажиры оказались нашими врагами? — поинтересовался я у Йиви, на что услышал легкомысленное:

— Мы наваляли всем. Так будет безопаснее.

Сгладил моё недоумение замотряда, Джади, по прозвищу Бурёнка:

— У нас нет времени отделять мух от козлов, Глава. Будьте уверены, мы поступаем правильно.

Его взгляд, как всегда, внушал доверие, ведь за ним таилась расчётливость, к которой склонен и сам его командир.

«Элео, как обстоят дела?», — донёсся внутри меня импульсат Ледена.

«Пассажиры, напавшие на нас, были вовсе не лохеями, а простыми мирными.», — отправил я.

«Да, я знаю. Видимо, их подговорили ещё при посадке. Вот только… Думаешь, сенат стал бы подсылать к нам гражданских, если бы захотел разобраться с тобой?»

«Ты сам говорил, что я нужен сенату живым. Думаю, мы имеем дело с самостоятельным течением внутри вражеской структуры?»» — отрезал я.

«Я тоже так считаю. Сейчас важно допросить пассажиров. По возможности узнай, откуда у них оружие и скорее пересекайте святые источники. Там нас может ждать засада. Времени не так много.»

Йиви глядела по сторонам, рассматривая, как люди, скованные цепями по рукам и ногам, сладко храпят.

— Со всеми закончили, вроде как. Что теперь? — спросила она, раскинув руки.

— Нам нужно допросить одного из них, — сказал я и направился к отцу семейки, что первый среагировал на стрельбу.

Я коснулся мизинцем его лба. Еле дёрнувшись, он очнулся и стал изучать ситуацию, игнорируя моё присутствие.

— Почему вы напали на нас? — спросил я.

Мужчина недовольно отвернулся и прокряхтел.

— Кто ещё на кого напал.

— Вам была отдана команда: не давать мне сомкнуть глаз. Верно? Но кем?

— Мы не лохеи и нам никто не отдавал приказы, мальчишка.

— Говоришь «мы»? Значит, все тут были заодно изначально? Почему мне помешали войти в королевскую лозу?

— Элео, они наёмники… Наивно полагать, что он что-то тебе скажет. Не церемонься и определи их заказчика, — встряла Йиви.

— Верно, — поддержал её Джади, а после кивнули и остальные борцы отряда.

— Откуда у вас харов в кармане верхней одежды? — спросил я.

— Подарок от покойного отца, — солгал мужчина.

— Подарок?

— Да, — не пытаясь скрыть недовольства, ответил он.

Я оглядел изуродованный перестрелкой вагон. В жестяных стенах красовалось множество сквозных дыр, пол был усеян осколками стёкол, от осыпавшихся окон, и щепками деревянной мебели, в частности, пострадавших сидений, обшитых соломенными подушками.

— Хотите сказать, что все нападавшие, по чистой случайности, имели при себе оружие и просто оборонялись?

— Совершенно верно, — дерзко отрезал допрашиваемый.

— Глава, позвольте мне, — Джади подсел рядом и жестом попросил меня отойти. Я так и поступил. Он вынул из своего сюртука ручной харов и направил его прямо в лоб подозреваемому. — Если сейчас твои слова будут звучать напрасно, и мы не получим ответа на заданный вопрос, в твоей пустой голове станет на одну дырку больше. Перспектива интересная, что думаешь?

— Грязные мальчишки, у вас и молоко на губах не обсохло! Вы от меня ничего не узнаете.

Лицо мужчины исказилось в гневе.

— Мы тебя услышали, отец.

Треск курка, натяг пружины, выстрел и крик. Пуля порвала хрящ его правого уха и застряла в стене вагона. А вот что ещё в тот момент было готово разорваться, так это мои нервы.

— Джади! Что ты творишь?!

— Не мешайте, Глава, — отреагировал он. — Мир куда менее идеалистичен, чем вы себе представляете.

Йиви понимающе покачала головой, дав мне понять, что ситуация действительно под контролем и мне не нужно вмешиваться.

— Ай! Глупый мальчишка! — зарычал мужчина.

— Следующая буде… — начал Джади.

Тот упёрся лбом в дуло харова и прорычал.

— Собрался стрелять, то стреляй! Недомерок! Перебейте тут всех, правильно, зачем же разбираться и тратить время!

Связанный по рукам и ногам, так ещё и прикованный к другим связанным, он не имел ни малейшей возможности сделать что-либо в качестве сопротивления. Очевидно, его решительность была подлинной.

— С радостью, — ответил ему Джади и вновь сжал харов.

В последний момент перед спуском курка мужчина кинул беглый взгляд на своего сына, убедился, что с ним всё в порядке, и уже после, сожмурил глаза. Джади заметил значение этого мимолётного движения и убрал харов от мужчины, плавно перенаправляя его в сторону этого маленького мальчика.

— Твой сын? — с каменным лицом уточнил Джади.

Мужчине было, нечего сказать. Его лицо побелело.

Что он творит?

Мужчина попытался собраться с мыслями:

— Да что ты себе позволяешь…

— Нет? Тогда, наверное, тебе будет всё равно, если он…

— Джади! — разгневано окликнул его я, выбив тыльной стороной ладони харов из его рук. — Алэрозо не приемлет такого отношения к людям. Если хочется играть с людскими жизнями, тебе прямая дорога в шотерию.

Не для этого я собирал орден.

Я обратился к мужчине, пообещав, что с его сыном всё будет в порядке, а после коснулся лба и усыпил. Мне было известно, кто среди пассажиров мог с нами сотрудничать.

— Где я? Зачем вы меня связали?

Это была девушка из той сладенькой парочки позади меня.

— Да, вышло неловко, но пойми, мы правда не хотим никому причинить зла, — моя улыбка была искренней, отчего взгляд девушки воспылал ещё большей искренностью.

— Мне не так много известно, но Эдан точно что-то может вам рассказать, ведь это он общался с тем шотером.

— С каким ещё шотером? — беспокоилась Йиви.

— С тем, который всех нас сюда и сослал.

Бурёнка, Лучезарная и я переглянулись.

— Что вы имеете в виду, — уточнил я.

— То есть, не сослал. Мы-то билеты купили бы и без него. Но он что-то сказал насчёт того, что нам нужно будет охранять какого-то мальчика. Он сказал нам, что вы, господин… — она чуть подалась вперёд, насколько это вообще было возможно в связанном состоянии, и шёпотом проговорила, — что вы монарх. Это правда?

Чего мы точно не ожидали, так это того, что попадём в перестрелку с неизвестными союзниками.

Меня окликнул Бурёнка, пытаясь воззвать к прагматичности.

— Мы не можем верить её словам.

Ведь действительно. Этого недостаточно.

— Нет-нет, — говорила девушка, — вы и не должны были знать об этом. Нас предупредили, что мы не можем об этом говорить, но ведь я никому не обещала. Это Эдан общался с ним.

— С кем «ним»? — нетерпеливо спросила Йиви.

— Вчера нуаретом, к Эдану пришёл начальник шотерии. Ну знаете, тот, что носит красный аксельбант. И они общались. Начальник и прежде обращался к нам. Но, как правило, это происходило через письма, в конце концов, у нас ведь есть перья. Так а вы, достопочтенный, вы правда имеете монарший статус?

— Перья… — остолбеневши бросил я в воздух.

Девушка, имени которой, наши манеры по-прежнему не позволили узнать, была сокрушена и словно обнажена в эмоциональном смысле.

— Какие ещё перья? — поторопила её Йиви.

— Наш символ несогласия с сенаторским режимом. Только не говорите, что вы не из Крыльев…

Глаза девушки изобразили недоумение. А я быстренько потушил вновь вспыхнувший во мне гнев, от нашего невежества и решил, что самое время познакомиться.

— Я Элео, можете считать меня монархом, если вам так проще. А как зовут вас?

— Дара. А что значит «можете считать, если вам так проще»? Вы тот беглый монарх, о котором все говорят или нет?

Рекруты ордена переглянулись между собой.

Очевидно же, что мы не могли разглашать каждому встречному нашу секретную информацию. А уж тем более заложникам. Но случай мне показался исключительным, и я кивнул ей.

— Да.

— Эй, — вмешалась Йиви, — какие ещё слухи?

— Вы, правда, не из Крыльев? — девушка похлопала глазами. — Но тогда кто вы?

— Душка, если бы это мы сейчас были связаны и сидели подле твоих ног, то вопрос был бы куда более разумным. Но раз уж сверху на вас смотрим мы, будь добра, ответь мне на тот же вопрос.

— Вы не знаете?

— Нет, — недовольно сказала Йиви.

— Подпольные объединения. У нас нет какого-то единого кодекса, как в орденах или лидера… Но нас всех связывает вера в короля. Сенаторская экспансия зашла слишком далеко, и король обязательно явит свой гнев и освободит нас от гнёта тьмы.

— Ты хочешь сказать, что вы — оппозиция? — спросил Бурёнка. — Но почему я… Почему жители Винта ничего не знают?

— Потому что мы не оппозиция. Мы крылья, которые должны помочь оппозиции.

— Должны помочь? Кому должны? — удивился я, но вслед Йиви перебила.

— Так. Это, что получается, тот мужлан зря получил осколок в ухо?

— А чего он тогда так борзел? — сказал кто-то из рекрутов.

— Дара, скажи, все в этом вагоне заодно? — спросил я.

— Да, достопочтенный… Я ведь могу вас так называть?

— Элео, можно просто Элео. — сказал я, обращая взор в пространство, а речью к рекрутам позади. — Она говорит, что все в этом вагоне являются…

— Только не говори, что ты ей так легко веришь на слово, — побеспокоилась Йиви.

Я промолчал, но хотелось сказать твёрдое: «Да!». Если бы не постоянная критика Йиви и вербовка информации от Джади, я бы не допустил и половины погрома, который мы устроили. С другой стороны, Леден всегда говорит, что прислушиваться к окружающим — главная добродетель лидера.

— Я не уверен, но что-то внутри меня подсказывает, что она говорит правду.

— Я очень надеюсь, что это «что-то» связано с королевской лозой, потому что иначе, мальчишка, мы все рискуем пострадать от твоей наивности.

Что-что, а вот как задевать людей за живое, Йиви хорошо знала.

— Не хотелось бы тратить много времени на самоанализ, — вмешался Джади, видя, как меня тронули её слова. — Нужно поторопиться и узнать, как дела у Друзей.

Друзьями, по понятным причинам мы называли отряд Танера.

— Да, ты прав.

— Но если часть людей в поезде наши союзники, то мы не должны их высаживать. Что думаешь, Джади?

— Свяжитесь с замглавой, я очень надеюсь, что он сможет решить эту дилемму.

— Да, это хорошая идея.

Между нами всё ещё лежала пропасть из-за его жестокой выходки с заложником, поэтому мне хотелось как можно скорее вернуть наше общение в привычное русло.

— Прости, что я на тебя так… — начал я. — Мне не понравились твои методы, а не сам ты. Ты отличный…

— Глава, я не дам вам унижаться из-за меня передо всем отрядом. Я сам виноват.

Я смотрел ему в глаза, а он мне в ноги. Обычаи людей, их гордость и привычка, наверное, никогда не будут распознаны и соизмеримы.

— Молодцом, Джади, — я похлопал его по плечу и переключился на общую картину происходящего. — Перевяжите рану пострадавшему. Остальным, готовится к высадке прочих пассажиров, — скомандовал я.

Поезд сильно тряхнуло, некоторые попадали на пол.

— Что это ещё?

— Не знаю. Райбзенкрули уже должен был взять управление под свой контроль, — недовольно отрапортовал Джади.

— Мы уже проехали источники или ещё нет? — спросил кто-то из рекрутов.

И ответить на его вопрос было суждено лишь Ледену.

«Лед. Где мы? Что Танер?»

«У нас нет связи с его отрядом, но, согласно плану, он у руля.»

«Ясно.»

Из окна показалась длинная платформа, с вывеской «Святые Источники». И там действительно нас ждала вооружённая до зубов армия шотерии железнодорожного патруля.

Поезд стал замедляться. Рекруты стали беспокоиться. А вот Танер стал, по всей видимости, предателем.

Глава 9

Святые источники

Каждый знает, как выглядит предательство, потому что читал или слышал о нём. Есть истории о тридцати прогнивших монетах, за которые ученик сдал своего мастера. Уверен, о ней слышали все. Также мне доводилось несколько раз уловить отголоски разочарования из рассказов Ледена. Да и вся судьба моей семьи оказалась очень тесно связана с этим словом — предательство.

Поезд остановился, и мы приготовились драться. У нас не было бы шансов, вступи мы с ними в схватку. И многие отчётливо это понимали, отчего каждый посчитал своим долгом проклясть Танера.

Оно и понятно, ведь не имеет значения, что именно там произошло. Не успел ли он взять контроль над поездом, пал смертью храбрых или просто решил нас предать… Мы положились на него, а поезд элегантно тормозил с утихающим скрипом.

Вдоль станции длинной дорожкой стояли шотеры железнодорожного патруля. Бордовые сюртуки, кожаные ремни — по-змеиному уложенные от плеча до талии, и пространственные крупнокалиберные харовы, с генератором, в виде рюкзака на спине. Их вооружение и настрой были нешуточными.

— Глава, вам нужно бежать! — судорожно скомандовал Бурёнка.

Мы прижались к стене вагона.

— Совсем упал! Без Элео мы все трупы… — ответила Йиви. Такой обеспокоенной я не видел её ещё никогда. — Нассих, что будем делать? — съязвила она, пытаясь скрыть свою панику. — Где этот всезнайка и его бесконечное множество тупых названий… Какой план?!

— Замглавы занимает свой пост, нам тоже нужно обеспечить отступление… — попытался ответить ей Бурёнка, но она продолжила панику.

— Разве фаза «Нас сейчас замочат», входила в наши планы? Ты ж глава, командуй… — кряхтящим шёпотом паниковала Лучезарная.

Сказать ей мне было нечего, да и говорить что-либо было не своевременно. Недопонимание во мне свистело кипением.

— Мне нужно одно погружение в лозу, — заявил я, на что Йиви возразила.

— …а?! Ты понимаешь вообще, что нас застала врасплох целая рота шотерии?

— Лучезарная! Вам лучше занять пост у двери, — настоял Бурёнка своим приказным баритоном, на что Йиви, пусть с ропотом, но всё же согласилась и принялась перезаряжать харов, прежде напомнив Джади о том, кто сейчас из них главный, а в придачу ещё двадцать четыре причины, почему он не смеет ей указывать.

Танер вышел из поезда и поприветствовал предводителя патруля. Оглядываясь к нашему вагону, они что-то обсуждали.

Предательство. Чем же оно привлекает людей?

Это покладистый способ достижения своей цели. Ты входишь в общество своего врага и действуешь в согласии с ним до тех пор, пока твои настоящие сообщники не завершат приготовления западни.

А чем оно плохо, для человека, вставшего на этот путь?

Помимо того, что это противоестественно и противоречащее гармонии деяние есть нечто ещё. Обозлённый враг. Проклинающие тебя враги — разве не звучит ужасно? Нажить себе такого врага способен лишь смелый, а быть может, и отчаянный человек, полностью уверенный в успехе своего замысла. В противном случае гнев врага настигнет его в самый неподходящий момент.

Насколько же далеко сообщники Танера успели продумать свой план? — кинул я мысль в хал.

«Конечно же, нет! Давай дождёмся их требований».

«Элео, что бы дальше ни происходило, держись плана», — ответила мне Лоза.

«Гармония, вы сегодня вновь говорите со мной», — отправил я Ей. Хотел добавить ещё: «Как тогда, в ту солсмену», но придержал эти ностальгические мысли в себе.

«Так что происходит, Элео?» — услышал я различимый импульс Ледена в своей голове.

«Леден…» — от осознания, что я мог спутать мысли друга с импульсатом Королевской Лозы, пришло разочарование. — «Танер предал нас», — ответил я.

«Такого не может быть. Наш план… Где вы сейчас? Опиши ситуацию».

«На святых источниках. Нас поджидала засада».

«Сколько их?» — спросил Леден.

Я обернулся, взглянул в окно.

«Стражей пятьдесят-семьдесят, вооружены до зубов».

«Коллапс… Танер!» — импульсаты, которыми мы обмениваемся с помощью Королевской Лозы, передают не только формулировку мыслей, но и эмоции. В тот момент я очень ясно почувствовал, как Леден был взволнован.

Я попытался унять его панику.

«Ребята не пострадают, если я сразу сдамся. Я ведь нужен сенату живым».

«…» — в ответ молчание.

Что важнее: жизни шестидесяти рекрутов или одна моя? Ответ очевиден.

«Элео, а если вступить в бой?»

«Лед, я правда не смогу причинить вреда этим офицерам. К тому же их слишком много, и все они взрослые люди…»

«Но…»

«Это не представляется возможным», — ответил я, собирая волю в кулак.

«Я уверен, что есть решение этой головоломки. Погоди немного, я что-то придумаю…»

Наполнив грудь воздухом, я поднялся.

«Лед, я пойду».

«Конечно же, нет! Давай дождёмся их требований».

«Они не тронут меня».

В сопровождении кричащих и встающих поперёк рекрутов, которых в моём мире, на пути к принятому решению и не существовало, я почти вышел из поезда. Ступил на лестницу, и вдруг с боковой двери, на стыке вагонов показался Танер.

Нависшее молчание объясняло всё куда подробнее, чем любые слова. Сзади послышался возглас Йиви, было что-то вроде: «Что за дрянь тут происходит?». Танер отвёл взгляд.

— Ты предал всех… — обронил я, чувствуя, как в горле застрял ком.

Я ведь верил ему. Как он может…

— Всех?! Глава, это твой план вёл всех на верную погибель. Если мы последуем и дальше за тобой, то поляжем уже через десяток градусов, — ответил конопатый юноша, разведя руки. — Шестьдесят подростков против тысячи обученных убивать лохеев — ты правда думаешь, что это возможно? — позади него послышались шаги. — Я — нет.

Сердце застучало. А что, если он прав? Взгляд невольно покосился за спину, к ребятам: Йиви, Джади, команда… Но чего именно не хватило нашему плану?

Спереди кто-то насвистывал мелодию…

— Ты привёл нас к республиканцам? — спросил я, пытаясь скрыть презрение.

Из соседнего вагона кто-то заходил в наш. Шаги были совсем близко. Как кошка навостряет когти, как её шерсть становится дыбом, а реакция молниеносной, так и во мне были натянуты нервы, отчасти от страха, отчасти сыгранные инстинктами. Если бы в хале существовали запахи, о которых иногда напоминал прошлый Леден, сейчас бы пахло чем-то гнилым и резким.

В дверном проёме позади Танера показался высокий шотер с красным аксельбантом и наглой ухмылкой.

Акт Второй. Каторжная тюрьма

Глава 10

Маар

Три горы образовывали широкую впадину, внутри которой были вытоптанные тропы, тянущиеся из центра и ведущие к каждой из гор. В центре же находилось озеро, которое никогда не леденело, в то время как ледяные остроконечные рифы, местами торчащие из него, никогда не таяли. На большей из скал, разбросанных по озеру, возвышалась крепость Маар.

Весь комплекс, скрывающийся за неприступными стенами, состоял из четырёх зон: тюремная, служебная, транспортная и огороженная дополнительными стенами — цитадель — резервная зона для укрытия и проживания старших офицеров.

Служебная зона использовалась только стражниками и персоналом. В неё входили: три общежития, столовая, спортплощадка и здание штаба, где происходила работа с документами.

Цитадель была наименьшей зоной. Лишь некоторым из стражников дозволялось посещать её. В ней располагалась Ратуша и несколько других зданий. Но что это за здания, и как устроена Ратуша — засекреченная информация. На всех планах отсутствовали детали об этом.

Тюремная зона занимала почти половину всего комплекса. Она состояла из пяти тюремных корпусов, перед каждым из которых располагалась площадь для построения, и ещё несколько вспомогательных сооружений. Одного большого корпуса столовой, в котором посменно принимали пищу перемешанные партии заключённых. А также нескольких мастерских, где происходила обработка мехака: его огранка, преобразование в газ или жидкость и дальнейшая расфасовка.

Также была транспортная зона, скрытая за дополнительным сооружением. Со временем к ней прилипло прозвище — вокзал, которое вскоре стало появляться и в официальных документах.

На главной площади Вокзала с десятью железнодорожными линиями располагались поезда. Они вмещали в себя до сорока вагонов разных типов: вагоны-корыта, вагоны-цистерны, платформы, и только на некоторых поездах были пассажирские. На площади были отдельные места, где вагоны подвергались ремонту, отдельные бытовки и курилки для персонала. А также отдельные две линии железных дорог, по которым впускали новых заключённых. Они были огорожены металлической решёткой от остальных путей, и выходили в специальную досмотровую, что граничила с тюремной. Пройдя досмотр, новоприбывшие заключённые попадали сразу на входную площадь тюремной зоны.

Разумеется, на вокзале была и отдельная площадь, предназначенная для передвижения персонала. Она включала в себя только три линии железных дорог, с поездами, имеющими только пассажирские места. Внешний вид вагонов, да и всего пространства был опрятным, что значительно отличало его от основного вокзала. А местный персонал подвергался большей строгости в вопросах дресс-кода и чистоты, так как через эту зону приезжали и уезжали не только кухарки или стражники, но и старшие офицеры.

Обе площади имели лишь один выход наружу. Был лишь один железнодорожный мост, который за стенами Маар смыкал пути обоих площадей вокзала в вытянутую линию, соприкасающуюся с берегом, и тянущуюся далеко вперёд, скрываясь за горами.

Помимо железнодорожного моста, в комплекс врезалось ещё два других. Главный и транспортный.

Главный мост — предназначенный для пешеходного передвижения, по которому каждое зарено колонны заключённых отправлялись в пещеры добывать мехак. Он шёл от берега к тюрьме, но обрывался на четвёртой части длины. Недостающая часть моста выполняла функцию двери в крепость. С верха крепостной стены был установлена катушка и рычаг, которыми стражники и опускали дверь, делая мост целостным. Дверь была выполнена из цельного куска дерева, каких, возможно, больше и не существует. Многим деревянная дверь могла показаться слабым звеном в охранной системе тюрьмы, однако её прочность была сравнима с остальной частью крепости. Поговаривали, что однажды лохеия сняла эту дверь с дворца сгинувшей монаршей семьи. И возможно, это дерево было произведено не без участия лийцура.

Транспортный мост, или как его кличут: вагонеточный — третий и последний имеющийся в комплексе, предназначался для мобильных вагонеток, на которых передвигались, и офицеры между местами добычи ископаемых, и на них же транспортировали само ископаемое, доставляя его, вместе с двумя рулевыми заключёнными, в ангар Первой мастерской.

Этот мост был единым и для транспортировки ископаемых, и для воза стражников. Единственное различие было в том, что стражники загружались в свои вагонетки ещё в зоне персонала, там, где были четвёртые, последние ворота, не имеющие моста. Выкатясь на вагонетке с этих ворот, стражники отправлялись к транспортному мосту по внешней стороне скалы, следуя по узенькой дороге, что теснится между металлическим ограждением, выстроенным вдоль обрыва и крепостной стеной. И там же их железная дорога врезалась в транспортный мост, где две линии служебного пути были обособлены дополнительным ограждением.

Основные же четыре других линии моста предназначались для транспортировки мехака, в Первую мастерскую. Заключённые, добывшие мехак, возвращались таким путём обратно.

Всего мастерских было три. В Первую мехак поступал, и там же происходила его грубая очистка от иной породы. Во Второй — происходила огранка, дробление, либо преобразование в иные агрегатные состояния, а уже в третьей — распределение по контейнерам, бочкам, баллонам.

В мастерских работали в основном женщины. Но если мужчине и доводилось попасть в мастерской цех, то, только если он был бесполезен в добыче минерала, а также соображал, как работать руками и головой. Всего восьмая часть заключённых допускалась к мастерским, остальные же каждое зарено покидали стены Маар, в поисках залежей проклятого минерала.

Первую четверть суток, пока видны звёзды, в Маар царила гробовая тишина. Никто не мог общаться или передвигаться по комплексу в это время. Только посменные стражники делали круглосуточный обход корпусов и прилегающей территории.

Рабочая смена начиналась в 360°. Был подъём, потом умывание, и так до самого нуарета лишь с перерывом на обед, что совмещался с зенитным стоком сырья.

Правила просты: кто не встал, того в карцер. Работать должны были все: болен или голоден — нет труда — нет и пространства. Именно так говорили стражники. Руководство Маар изобрело кощунственное наслаждение пространством.

Начальник на больших построениях всегда нахваливал собственное милосердие, якобы цените место, где спите и едите, потому что всё это собственность тюрьмы, и вы пользуетесь этим не задаром. Кто не работает, тот лишён пространства, и тех кидали в карцер — металлический метровый куб, где бедолаге необходимо было отбывать своё наказание.

Были преступники: воры, убийцы, а были и заложники политического строя. По настроению начальства их повинность варьировалась от шпионов к предателям нации. Общее назначение таких повинностей было весьма абстрактным и не имело чётко прописанного свода в законе, однако под категорию политзаключённых попадали все, кто хранил преданность монархам или высказывался против сената.

Также была категория заключённых с отклонениями в развитии. Они, как и все, занимались добычей и обработкой мехака, разве что с той разницей, что погибали чаще из-за своих причуд и неосторожности.

Работа на добыче мехака — незамысловатая: бей киркой о стену, пока не покажется красная порода. Но иногда это приводит к обвалам. И зачастую без смекалки и должной проворности, заключённые один за другим ныряют в омут, нечасто выныривая.

Умственно отсталых здесь ценили по-особенному. Таким образом, за их счёт могли передавать контрабандные ископаемые, которыми подкупали стражников. Ими же и прикрывались в случае провинности. В условных законах тюрьмы — они были третей кастой.

И когда Эбвэ только попал в Маар, на досмотровом пункте его определили именно в эту категорию.

С тех пор минуло пять солсмен.

Как бы почувствовал себя пингвин в сорокоградусной жаре? — эти и ещё многие другие вопросы задавал себе Самодур, выбивая киркой серую каменную породу из остывающей после взрывчатки скалы.

— Ну а если серьёзно? Пингвины ведь живут на дальних краях Северных Ледников. У Северных Земель должно быть сообщение с Западными. Так почему же им просто не перейти туда и не устроиться там покомфортнее?

— Заткнись ты уже! — оборвал его другой заключённый.

От столь резкого негатива Эбвэ присел и стал разминать шею. Пока его чуткий, меланхоличный темперамент приходил в себя, прочие заключённые активно обсуждали идею того, что болтунам нужно отрезать язык.

Эбвэ сглотнул слюну в холодном поту и продолжил молча сравнивать формы породы до и после очередного удара по ней, одновременно закрепив свой вывод насчёт не дружности местных сеньоров.

А дружными были те, кто умел выживать. Стаи образовывались ежесменно, даже несмотря на то, что офицеры умудрялись миксовать заключённых при каждой возможной вылазки из темниц. Среди полторы тысячи заключённых, каждую декаду погибало в среднем пятнадцать человек, так что мало кто из членов таких стай встречался друг с другом чаще, чем два-три раза.

Стук. Юноша смахнул пот, замах, стук. Смахнул пот, посмотрел по сторонам, вниз на руки, израненные мозолями и снова замах…

Послышался грохот.

Пещера сотряслась, и ближайшие факелы затухли. Грохот будоражил внутренности, и, казалось, будто вся вселенная содрогается гневным рёвом. Разум Эбвэ мгновенно замкнулся, пытаясь сыскать в глубинах бессознательного хоть малейший ответ на происходящее. Юноша держал голову руками, свернувшись калачиком. Что за кошмар! Только после стало доходить: что-то в пещере рушилось, создавая унисон. Стены тряслись, с потолка валились сталактиты, а сам источник шума растворился, отдав большую часть вибрации. Продолжающиеся удары утихли, а в воздухе остался туман пыли.

Послышалась ругань, пробивающаяся между промежутками кашля:

— Коллапс!

— Кого-то завалило?!

— Кто это ещё?

Дым стал усаживаться.

— Кажется, тут работал Серхо… — сказал один из заключённых, что со стороны смотрел на обвал.

Эбвэ подошёл ближе.

Пыль, подгоняемая сквозняками тоннеля, медленно осаживалась.

— Жалко его, — выронил кто-то.

— Да, был славный малый.

— Задирался, правда, но кто же будет в тюрьме любезничать.

Мужчины столпились вокруг обвала, и сняли свои шапки, чтобы отдать честь умершему. А кто-то и приставил большой палец к шее, выказав тем самым жест преданности монархам и королю. Этот кто-то проронил:

— Серхо, ты не отрёкся. Твоё имя помнят.

— Вы с ним из монархистов? — спросил у него ещё один заключённый.

— Да, — кивнул первый. — Мы из надела Длан-га-Гат, из одного имения, — он опустил взгляд и обездолено произнёс, — хоть и не были близко знакомы.

Из-под груды камней густо вытекала кровь, смешанная с пылью.

Эбвэ завладела паника. Он пытался схватить воздух ртом, но в груди бушевал судорожный ритм. От вдоха заболела грудь. Кто-то сзади постучал ему по спине, и он наконец-таки смог выдохнуть.

— Дыши, малец… Дыши, — сказал его спаситель. — Такое случается.

Наступала пора перерыва, первая смена подошла к концу. Однако вагонетки остались пустыми. Группа не отыскала залежей.

Обменявшись между собой насмешками над капитаном, что будет принимать у них отчёт, узники приняли свою участь и направились к выходу. Они пытались храбриться между собой, но знали, что обречены наказанием, и что не смогут так же улыбаться, когда тот самый капитан будет выносить их вердикт, пусть даже он и будет использовать те же слова и мимику, пародия которой сейчас их веселит.

Пройдя из глубины своей пещеры к погрузочной части шахты, они оседлали вагонетки и стали накачивать рычаги, отправляясь наружу, где их ожидал отряд стражников.

Главный записывал что-то в блокнот. Переведя взгляд на проезжающие ряды вагонеток с пустыми прицепами, на его лице показалась характерная мимика: грозные брови, хмурый взгляд. Его вердикт и ругань была весьма схожа с их спектаклями. Только вот, после того как их имена были записаны в его книжку, всё уже было решено. Их ждало наказание. И раздумья о том, каким способом наказывать будут в этот раз — было худшим во всём этом.

Столовая. Большое помещение с бетонным полом, где нет ничего кроме столов-стульев и пункта выдачи еды. Человек триста одновременно принимали здесь обед, находясь в ограниченный период — два градуса на одну группу. Таким образом, плюс-минус заминки на распределение, и уже через двадцать градусов все заключённые успевали поесть.

За стол помещалось до шести человек, и у каждого было своё место.

— Две тысячи пятьсот пятьдесят пятый! Мать честная, ну и номерок…

У входа в обеденный зал стоял стражник со списком людей. Всего входов было четырнадцать, и у каждого была выстроена очередь.

— Я! — отвечал заключённый.

— Столик номер сорок, — указал стражник. Заключённый кивнул, и два других стражника пропустили его в обеденный зал. — Тысяча тридцать шестой!

— Я!

— Твой будет левый — первый.

Эбвэ прошёл к окошку, где выдают еду. Без предварительных объяснений оттуда выкатился поднос с тарелкой горячей похлёбки, коркой хлеба и стаканом воды.

Отыскав своё место, он шлёпнулся на стул. Его разум всё ещё прокручивал события в пещере, но ложка машинально зачерпывала суп и отправляла в рот.

За пару градусов-то и не поешь нормально — подумал он.

Усатый сосед, сидящий перед ним, изучал его. Чего он пялится? Эбвэ опустил взгляд, но знал, что мужчина не прекращает глазеть.

— Чего вам? — выпалил Самодур.

Тот в ответ просто кивнул вниз, приподняв густые брови, мол: смотри.

И только тогда Эбвэ обратил внимание, как мужчина просовывает ему что-то под столом.

— Что это такое?

— Бери… — шёпотом крикнул тот.

Эбвэ обернулся по сторонам. Ближайший стражник проходил совсем рядом.

— Это алмаз — прошептал тот.

Между бровей у Эбвэ выскочила морщинка.

— Зачем это мне?

— Сынок, купи себе покровительство на это.

В голосе мужчины прорезался акцент, характерный для южан, когда гласная «е» в речи заменяется на более твёрдое «э».

— Покровительство? — переспросил Эбвэ, продвинув торс вперёд.

Соседи по столу с истлевшим интересом поглядывали на них.

— Ты же новенький. Тебе не выжить тут без связей.

— О чём вы? — сказал Эбвэ сглотнув. — Я просто хочу доесть свою похлёбку… И никого не…

— Да, что ты смотришь, я ж из добрых намерений.

— Мальчуган, — забасил старик справа, — бери, пока предлагают.

Эбвэ недолго думая взял крохотный алмаз и быстрым движением сунул его в штаны.

— За каждым заключённым стоит один из охранников. Тебе не помешало бы найти своего стражника, который будет ну, помогать тебе, — говорил усатый.

— Это как?

— Воды принести может прямо в камеру. Лекарства… Ну или там словечко замолвить в случае чего.

— Вещь неотъемлемая, если собираешься прожить тут долго и безмятежно, — вмешался басистый старик.

— В том-то и дело, — простодушно констатировал Эбвэ, — я тут ещё на пару солсмен, и всё… Потом поеду, наверное.

Сидящие за столом переглянулись с явным недопониманием.

— Пару солсмен… а потом умирать? — испуганно переспросил усатый.

— Нет же! Кхе-кхе…

— Отсюда выхода нет, мальчик, — сказал старик.

— Да-да, знаю, — неловко посмеивался Самодур.

Осознавая, что весь его стол замер в ожидании пояснения, он перепугался. Язык был его врагом, а это могло сейчас стоить слишком дорого для такого грандиозного плана, что Элео с Леденом выстраивали солсменами напролёт. Он отчаянно выдохнул и приложил всю свою драматичность для своей выходки, которой планировал отвлечь внимание от себя, как объекта допроса, став вместо того — глубоко эмоциональным, немножко странным парнем:

— Жизнь мне больше не мила, когда рядом нет женщины из сна! — это была строчка стиха.

Стражник, патрулирующий между их рядами, оглянулся.

— Молча жрём и выходим! — выругался он, так и не поняв, кто это выкрикнул, да и на самом деле его уставший вид выдавал его незаинтересованность, ведь в противном случае, это могло бы кончиться расправой.

Эбвэ принялся быстро уплетать суп.

— Как бы то ни было, поверь мне, лучше дружить со стражниками, — заключил усатый.

Эбвэ недоверчиво смотрел на него, пытаясь уловить подвох, но сыскал лишь дружелюбие в улыбающихся уголках глаз.

— Смотрю, ты прекрасно составляешь рифмы? — приветливо отозвался усатый.

Эбвэ отвёл взгляд, пытаясь не выдавать смущения:

— Не очень-то и хорошо… — пробубнил он.

— Я тоже сочиняю стихи.

Эбвэ с интересом поглядел на него.

— Но когда рядом женщины, — проговорил мужчина, гнусаво протянув последнее слово. Мимика его ожила, а густые брови артистично плясали, — только дайте мне струнное, стихи сразу переродятся в песни. Так вообще я бард, не поэт, — резко изменил он тон, спускаясь с небес на землю, — если бы не вынужденная переквалификация, — он окинул наигранным взглядом всё помещение, — в шахтёра. Так что, если пересечёмся вновь, можно считать мы друзья.

— Вот ведь… Я тоже бард! — пытался сдерживать себя Эбвэ.

— Правда? — как бы зная это наперёд, выпалил мужчина.

— Да! Я из Жанисты, с Жезэ, Эбвэ меня звать, слыхали о таком?

— Эмм… — неловко покачал головой тот, Эбвэ понимающе кивнул.

— Наверное, мои песни ещё не дошли до Юга, сказал он, намекая, что распознал южанский акцент собеседника.

— Шатха, не опускай нос, — азартно обратился он к Эбвэ, раскидываясь жаркими словами своей культуры, — слава приходит от страсти. Ей, как и любовникам, нужно время, чтобы стать ярче.

Эбвэ потупился. Шатха? Южанское «брат»? А любовники и слава…

— Что вы имеете в виду?

— Он хотел сказать, что нужно время, — с упрёком в голосе перебил старик и бросил строгий взгляд на усатого.

Бард чуть пристыдился.

— Так, а почему любовники хорошеют со временем…

— Слыхал балладу о медном топоре? — перебил его усатый, поймав строгое осуждение в глазах старика.

— Конечно, — покивал Эбвэ, сбившись с мысли.

Он тихонько начал завывать мелодию. Сквозь сухое мычание местами проскакивал и текст баллады:

М-м-м… М-м… не может

Среди всех кузнецов был только воин…

Запасы кончались…

…не угонишь!

И взяли тогда они с герба бронзу…

— Моя лучшая работа, — задрав нос сказал усатый.

— Такого быть не может, ведь это Ман Сапфироед, величайший поэт-современник… — Эбвэ всмотрелся в довольное лицо мужчины, — Вы хотите сказать, это вы?

Мужчина подмигнул в ответ. И сразу же схватил поднос с грязной тарелкой.

— А знаешь, какая работа моя любимая? — поинтересовался Ман у юноши.

Тот в лёгком замешательстве изучал черты лица усатого.

Подбородок крепкий, высок ростом, длинных бардовских локонов, конечно, не было, а с усами они бы сочетались очень даже стильно, по южному, или, скажем так, по Озовски. Ведь именно из Надела Оз был родом Ман Сапфироед.

— Ну, узнаешь. С тебя причитается, — шепнул он напоследок.

Эбвэ остался один со своим доходящим впечатлением. И наибольшим образом его восхищало не то, что Ман собственной персоной сидел перед ним, а то, что величайший поэт сгнивал в тюрьме. Только представить бы причину, за что такой талант очутился в таком угнетающем месте.

— Вот так встречи случаются, — бубнил он.

Басистый старик пессимистично кинул:

— Тут дружить не получится. Стражники мешают списки с невозможной вероятностью.

— Да? — учтиво спросил Эбвэ.

— Повезёт, если разок пересечётесь, на том и всё.

Кто-то за столом вступил в беседу, рассказывая шёпотом, о том, как его соседа перевели в другой блок. Эбвэ по-светски поддержал беседу, кивая на все высказывания, после чего подумал о своём задании, с которым был сюда послан, и решил перейти к нужной теме:

— Кстати, — начал он, конспиративно обратившись к четверым оставшимся собеседникам, — вы слыхали о том, что сенатор поставляет мехак за пределы Республики?

Хмурые соседи напряглись.

— Кому там нужна эта проклятая сила? — ответил коренастый мужчина, у которого местами на лице проступали гнойные почернения: одно на правой брови, и другое тянущееся с шеи до губ. — Мехак излучает проклятый гаргент, от него, парень ничего хорошего, — он указал на своё гниющее лицо.

— Тут и не поспоришь, — огласил старик.

— Заклинаю собственным нэфэшем — это правда! — Выпячиваясь вперёд стола, объявил юноша. — Уж кому там нужен этот проклятый минерал — не знаю, но друзья, что будет, если на самом деле король закрывает глаза на беззакония Манакры лишь потому, что получает взамен мехак?

Заключённые словили себя на том, что не знают правда это или ложь. С одной стороны, сложно поверить в абсурдность такого обмена. Но с другой, это объясняет, почему уже почти четыреста соб существует Республика, с её противоречащими Иурису правилами.

Общее смятение прервал строгий выкрик стражника:

— Время!

— Пора идти, — сказал старик.

— Вот же… — объявил мужчина с гниющим лицом. — Малец, если твои слова — правда… — он выдержал паузу. — Нам всем нет спасения.

Стул скрипнул. Он встал из-за стола.

— Занимательные вещи, ты нам рассказал, — заключил второй собеседник и вышел из-за стола, — не слыхал о таком.

— Спрошу у стражников при первой же возможности, — заключил третий, также уходя из беседы.

Эбвэ покачал головой и тоже взял свой поднос.

Он остался единственным, кто вышел довольным после беседы. Остальным осталась пища для размышления.

Убивающее чувство собственной важности лелеяло ухмылку на его лице. Он делает то, что должен. Наверняка Элео и Леден будут довольны его работою. Ведь это и есть его часть плана — сеять слухи.

Глава 11

План: Корень

По заре костёр тлел. На окраине раскинутых шатров кочевого поселения, всю лунь Леден и Элео доводили до конца свой план. Тогда они ещё не знали, какие масштабы обретёт их скромный орден в ближайшем будущем. Никто в то зарено не мог даже представить о большой планёрке в пещере под Винтом, поэтому план строился, по большей части, из авантюрной смекалки и надежды на удачу.

Чуть стало светать, к костру постепенно подходили люди: Йиви вместе с Джусой поприветствовали сидящих с абсолютно противоположной энергетикой. Сонный Эбвэ укутанный в меховое одеяло, Райзгак — присоединившийся к ним в Винте, и Арчек, сын погибшей Алэрозо, чьим именем они и решили ознаменовать повстанческий орден. Карей, Леден и конечно же Элео уже были на месте встречи задолго до назначенного времени, таким образом, недавно пришедшие попали внутрь уже существующего обсуждения. Там Леден делился планом вторжения впервые.

— В Маар намешаны три основные группы заключённых: убийцы, оппозиционеры и что неожиданно, дураки. В последнее время много именно третьих. Поэтому позицию «корень» займёт Эбвэ.

Поэт-самодур спустился с облаков, в которых так таинственно и романтично растворялись его заренные мечты.

— Я?! — удивился он, потуже укутавшись в одеяло. Совершенно не понимая, о чём идёт речь, он постарался скинуть с себя внимание. — Вы правда думаете, что я справлюсь?

— О, поверь, эта роль звучит, как раз подстать такому красавчику, — съехидничала Лучезарная.

В грудь ударило благородство, какое бывает только у Эбвэ, в момент девичьих комплементов.

Ветер принёс нотки влажности, а свет прорезался из-под забрала леса, ослепляя глаз. Эбвэ был уверен, что девчонки от него без ума. Так-то оно так и было, но только не те девчонки, которые знали его достаточно хорошо. А ещё была категория помолвленных девушек. И вот Эбвэ совершенно не мог принять факт того, что Йиви абсолютно точно никогда не променяет своего далёкого южанского друга, на такого близкого и недостижимого, а ещё и живописного, красавца, как он…

— Эбвэ, ты будешь приманкой. Это так, если вдруг ты не понял всей сути, — холодно отчеканил Леден.

— Приманкой?

Весь мир рухнул. Его высылают, как наживку…

— Не совсем приманкой, — вмешался Элео. — Нам нужен человек внутри Маар, который бы сослужил нам партизанскую службу. Эту роль мы называем «корень», потому что это самая ответственная роль.

Элео был мягок, стараясь учесть наперёд реакцию Самодура, а заодно и предостерегая того от лишних мыслей.

— Но я ведь не могу ничего, кроме поэзии. Чем я так нужен?

— Ничего делать и не нужно. Мы лишь отправим тебя внутрь под видом пойманного нарушителя.

Тогда вмешался и Карей:

— Я затеснюсь в ряды каторжной шотерии, так что мы вместе сослужим там.

На лице Эбвэ выступило пару морщин. Поднялась бровь.

— Я с Кареем?! И что за задание у нас?

— Сомневаюсь, — вмешалась Йиви, — что у тебя и у Карея одинаковые задания.

Эбвэ недоумевающе постучал глазками.

Костёр истлел, и, казалось, больше не трещал. Светало медленно, аромат зарена то и дело бил в ноздри влажной росой. В лагере стали видны постепенно просыпающиеся, бродящие кочевники.

— Эбвэ, нам нужен человек, который бы вошёл в жизнь заключённых и определил крысу.

— Возможно, их несколько, — дополнил Леден.

Эбвэ наматывал на палец свои чёрные локоны, которые тогда ещё у него были. И пока монарх распинался, Самодур пялился на него стеклянным взглядом.

— Так устроена система защиты Маар, — объяснял Элео, жестикулируя рукой. — Помимо крепостной стены, рва за ней, а также сотней стражей, в системе защиты есть и потайная лазейка, в виде подставных преступников, ставящих беглецов в неудобное положение.

— Сведения поступили от проверенного источника, — кивал Карей.

— Да, — согласился Элео.

— Среди множества заключённых отбывает срок по долгу службы неофит Равенства, — продолжил Леден. — И если мы не вычислим его, то весь план в самый приятный момент покатится в безжизнь.

Элео перенял эстафету, выставляя интонацию плавно и постепенно:

— Первая мысль, которая пришла нам, и полагаю вам в голову, что вычислить подставного заключённого мы легко сможем по попустительскому отношению к нему со стороны стражей. Как никак, вроде же и стражи и он — все из одного теста. Но не тут-то было. Подставной преступник, вероятно, находится там вне ведомства офицеров. Скорее всего, это дело рук самого начальника Маар.

Карей одобрительно покивал, тем самым заверив остальную часть команды в истинности заявления. Как никак, а ему, как самому взрослому и опытному члену команды доверия было безмерно много. Можно сказать, что среди команды он был неким представителем взрослого мира. Однако это не позволяло ему вмешиваться в чужие рассуждения, или учить кого-то жизни. Скорее его характеризовали молчание и рассудительность. Это то, что придавало сил его знаниям, и авторитет словам.

— Очевидно и то, что в этом замешено Равенство, — продолжал Элео. — Их неофиты — безумные фанатики. Чего стоит один Манакра или Юдж…

По спине пробрала дрожь. Он вспомнил, прижатого к стене маленького Ледена, чьё тело было увенчано кровавыми иглами. И с отвращением произнёс:

— Неофиты накрепко преданы своим идеалам. Так что можете быть уверены, тот, кого мы называем крысой, работает не меньше прочих заключённых. Вероятно, и тюремными санкциями его не обделяют.

— Так что опознать крысу будет не так легко, как кажется, понимаешь? — обратился Леден к Самодуру, на что тот беззаботно вставил:

— Так сложно. Почему это не может сделать Карей?

Джуса обронила короткий смешок, а остальные переглянулись, имея в виду — Он, это серьёзно сейчас?

— Эбвэ, — угрожающе обрубил его Леден, — ты хочешь вернуться в Жезэ?

Самодур опустил взгляд, перемещая его от травинки слева к травинке справа, одновременно пытаясь взвесить сказанное. Поглаживая подбородок, он выпалил:

— Да нет, мне и тут хорошо.

Джуса смеялась плечами, прикрыв лицо рукой. А Леден набрал воздух в грудь, для озвучивания самого нетерпеливого выговора в своей жизни. Однако, прежде чем это произошло, вмешался Элео. Он хлопнул друга по плечу, дав понять, что сам разберётся.

— На Карее лежит очень большая работа в момент диверсии. Без него мы не выйдем из Маар с заключёнными.

— И что? — нечаянно сказал Эбвэ, чем разозлил Ледена ещё больше.

— Неофиты могут учуять запах гармонии, которую лийцурит кабальеро. А ещё, если он под прикрытием стража станет расспрашивать заключённых, нет гарантий, что его не раскроют. Понимаешь?

Самодур наигранно покачал головой: «А… Ясно». Позади из лагеря донёсся крик. Кто-то позвал Элео.

— Это срочно? — крикнул в ответ Леден. — У нас планёрка, мы не можем его отпустить!

— Мне нужен Элео прямо сейчас, — скомандовал голос, и юноша вынужденно отошёл.

— Я сейчас… — отозвался он.

Эбвэ, с облегчением вздохнул после ухода монарха — И чего вообще от меня хотят?

Леден не имел много снисходительности к Самодуру, поэтому быстро перешёл к разъяснениям нужной части плана.

— Крысой может оказаться кто угодно, у нас нет ни единой зацепки внешнего вида или его поведения. Так что мы чуть ли не полностью слепы.

Райзгак убрал монокль в сторону, не отрывая глаз от Ледена, а Арчек нахмурил лоб и важно уселся, облокотясь локтями на колени, — Как же тогда Эбвэ должен найти его? — подумал он.

— Извольте, а как же гаргентово излучение? Чем не признак для поимки крыс? — медленно переспросил Райзгак. — Я видел, что гаргент с людьми-то делает. Много моих друзей от этой дряни померли. У тех, кто болеет недавно, и тех, кто болеет давно есть видимые различия…

— Да, я соглашусь с братом, — вступил Арчек. Он был слегка дёрганным, поэтому его речь без труда фокусировала на себе внимание каждый раз. Выставив указательный палец, он особенным образом подчеркнул свои дальнейшие слова. — Моя покойная матушка не продержалась и оборотной смены… Люди под гаргентом сгнивают заживо, — сказал он, ставя гиперболизированные интонационные акценты через слово.

— И всё же, позвольте… — прокашлялся Райзгак. — Полагаю, что, если этот неофит, способен к каким-то чудотворным, как я понимаю, деяниям…

— Это не чудо, — упрямо перебила Йиви.

— Допустим, хорошо… — пытался продолжать мысль здоровяк.

— Это скорее колдовство, — нахмурилась Лучезарная.

— Алийцур. Так будет правильнее, — поправил Карей.

Райзгак вновь прочистил горло.

— Алийцур. Конечно. Так вот, неофит, выдающий себя одним из заключённых, наверняка, способен противостоять воздействию на него гаргента, — далее последовало педантично выдержанная пауза. — Если он послан на то место, чтобы помешать в случае побега, то это означает, что он пробыл там довольно давно. Или же мы можем полагать, что каким-то образом эта роль постоянно заменяется с одного неофита на другого? — озадачил всех здоровяк.

— Допустим, замены не происходит, что тогда? — внимательно слушал Леден.

— Если замены не происходит, и он находится там всегда. Им же не известно заранее, когда побег кто готовит. Следовательно, у них нет каких-то специальных дат проверок, поэтому неофит варится в каторге очень и очень долгое время. От гаргента ему никакого вреда не будет, хоть он там всю жизнь проживёт. И…

— Я тебя понял, — нетерпеливо сказал Леден. — Ты предлагаешь сверить списки тех заключённых, кто привезён в Маар давно, но не имеет физического влияния гаргента на себе.

Райзгак пару раз покачал головой и заключил: «Верно!».

— Это значительно сузит круг подозреваемых, — одобрил Карей. — Однако, какой интервал мы можем взять за стандарт. Сколько может прожить человек, чьё тело начало мутировать гаргентом? Одну собу, полторы?

— Ну полторы — максимум. И то я бы уже такого человека заподозрил, — ответил Арчек.

— Полагаю, что всех, кто больше одной смены оборотной — уже попадает в список подозреваемых, — добавил Райзгак.

— Из всех мне знакомых случаев я слышал лишь раз, чтобы человек пережил порог одной собы. Большинство всё же уходят раньше, к сожалению, — сказал Арчек, интонируя каждое второе слово.

— Это нам поможет, — согласился Карей.

— Отлично. Так мы сузим круг, — фальшиво улыбнулся Леден. — Но всё же, у нас уже есть готовая удочка, как действовать дальше. Мы выманим крысу с помощью секретной информации. У нас есть доступ к приватному архиву Маар, — сказал он, ища одобрение в глазах Карея.

Брюнет кивнул.

— И нам стало известно, о том, что Западная Республика поставляет тонны мехака за границу. И об этом известно только, — Леден загнул первый палец, — членам сената, — загнул второй палец, — ордену Равенство, состоящему из фанатиков, преданных законам своего тайного общества, — и напоследок третий палец, — а теперь ещё и нам.

В команде поселился азартный интерес, смешивающий ухмылки и морщины.

— То есть? — по-птичьему отдёрнул голову Райзгак. — Ты хочешь сказать, что сенатор тайком ведёт торговлю с монархами? — Леден ответил молчанием. — Но кому там нужен этот грязный ресурс?

— Я думал, что монарший мир на других континентах стабилен, — удивился Арчек.

— Что их так беспокоит? — шёпотом обратилась Джуса к Йиви.

Та небрежно кинула:

— А сама-то подумай, Розенн твой покойный стал бы пользоваться этой дрянью…

Она резко остановилась, оглянулась в поисках Элео. Он стоял вдалеке, за палатками, и помогал что-то собирать двум девушкам. Тогда Йиви облегчённо выдохнула, наверняка убедившись, что тот её не слышал. Речь же идёт о его отце, было бы некрасиво, так вот при нём, — волновалась она.

— Отец Элео — твой монарх, стал бы использовать мехаковую энергию, как думаешь? — шёпотом продолжила Лучезарная.

Джуса вгляделась в юного монарха:

Две девушки что-то бурно объясняли ему, размахивая руками — по-видимому, разбирались в том, как получилась поломка тех металлических деталей, с которыми они работали. Как только речь перешла к Элео, девушки чуть ли не на глазах посветлели: напряжение спало с лиц, и тела тоже полегчали, словно пропал груз с плеч. Молодой монарх эмпатично менял тон беседы каждым брошенным словом, каждым движением рук, словно превращая слона в муху, делая из стрессовой ситуации смешную историю.

Этот взгляд, словно сочувствуя всей боли нэфэша, убеждал поверить в существование истинного добра. Густые брови Элео и его отца, были одинаково приподняты домиком. Глаза и уголки губ — были Рессана. Скулы угловатые, а нос чуть выпечен — это было уже от матери, но и её Джуса почитала равно Рэкки.

Отворачивая лицо от нахлынувшей ностальгии, Джуса неоднозначно пожала плечами, отвечая тем самым на вопрос Йиви:

— Думаю, не стал бы.

— Вот и я о том же. Зачем всемогущим монархам нужна эта грязная энергия, от которой дохнет всё живое. Они и без неё способны навести порядок.

Тем временем Арчек доказывал свою уверенность в том, что монархи никогда бы не стали использовать мехак. Ведь его дед, служивший некогда одной из ветвей монаршей семьи Длан-га-Гат, рассказывал ему, что в поместье всё работало чудными силами: огонь в очаге горел, не переставая, а платформы летали с этажа на этаж, без какой-либо механики.

— …А мехак опасен. Вы же сами говорили о гаргентовом излучении, так?

— Он прав, — вмешалась Йиви. — Мои розенны никогда бы не воспользовались этим.

— Это, во-первых, нецелесообразно, во-вторых, слишком опасно, — подытожил Арчек. — Я не думаю, что те главы земель, которые присягнули королю, могут подвергнуть доверенных им людей, такой опасности.

— Друзья, все вы правы. Но увы, у нас нет никакого объяснения этому, — подтвердил Леден, пытаясь повторить дружелюбие Арчека. На субъективный взгляд Йиви выглядело это нелепо. — Просто послушайте, как одно лишь упоминание этого факта вызвало суету среди нас. А теперь представьте, какой резонанс пойдёт, когда кто-то в тюрьме пустит эту информацию по людям?

Команда одобрительно смолкла. Даже Йиви подумала над тем, что это отличный рычаг давления на Маарского шпиона.

— Республика гордится своей независимостью, — продолжал Леден, располагая к слушанию своим бархатным баритоном. — Сенатора воспевают в академиях, на заводах, предприятиях. Так что никто не может даже представить, что на самом деле за свою неприкосновенность, сенатор платит бартер нассихам с Центра.

В команде повисло тихое недопонимание, однако Леден опередил все вопросы.

— Откуда я взял эту информацию? — некоторые покачали головой с облегчением. Однако ответ Ледена их только разочаровал. — Да нигде. Карей сказал, что узнал это, но источниками делиться не стал и не станет, не просите, мы уже пробовали. Всё что нужно, так это чтобы Самодур побольше болтал об этом, родив как можно больше слухов и сплетен на эту тему. И поверьте, нужный нам человек сам захочет с ним поговорить.

— Да, но откуда мне знать, кто из всех людей, кто захотел со мной поговорить — на самом деле шпион? — жалобно спросил Эбвэ?

Леден кинул взгляд на Карея:

— С этим тебе поможет кабальеро.

Карей вопрошающе кивнул ему в ответ. Очевидно, он не был в курсе дел.

— Находясь под прикрытием, ты проверишь списки всех прибытия заключённых за последние несколько соб, и скоординируешь Эбвэ.

— То есть, вначале отсеем по степени мутации, и сроку пребывания, как и предлагал Райзгак, — уточнил Карей.

— Именно. Вы отправитесь в Маар за шесть солсмен до начала спецоперации, — подытожил Леден, не отрывая взгляда от кабальеро. На что тот чутко кивал, стараясь дать понять, что на него можно положиться. — А сейчас поговорим чуть подробнее о вторжении.

Глава 12

Грусть Самодура

Металлический лязг заполонил пространство.

— Все по местам! Отбой!

В холле жилого корпуса Маар с многоэтажными темницами страж чеканил своей металлической дубинкой по перилам. Периодически доставалось и ничего не подозревающим заключённым, которые колонной расходились по камерам. Эбвэ получил такой пинок, прежде чем успел забежать в свой люксовый — однокамерный номер на восьмом этаже. Там его ждали низкие потолки и соломенная постель.

С великой усталостью он разглядывал свои утончённые пальчики, некогда способные высвобождать чудеса из банджо. Мозоли от струн заменили кровавые вывернутые куски кожи на мягких сторонах ладоней, а ногти на безымянном и указательном пальце и вовсе почернели от парочки защемлений, произошедших в процессе каторги.

Венец его красоты, его блестящие локоны, украшающие некогда голову, были наголо острижены. Как король без короны, как лев без гривы, так и он лысый ещё и без банджо. И это было не менее тоскливо, чем всё остальное.

Уже почти шестая смена, как он прибыл сюда. Если бы ему только было известно заранее, на что придётся пойти ради выполнения своей части плана, он бы никогда не согласился на роль «корня».

Внутри будоражила мысль: его предали. Его бросили, оставили, как слабого, как ненужного.

Это была первая лунь, когда Эбвэ по-настоящему не удержал слёз. Вопреки привычных слёз, выработанных им ещё с детства, что помогали привлечь к себе внимание, эти слёзы были бесшумными. Сейчас ему хотелось скрыться, провалиться во тьму и благодарить гам, стоящий в холе, за то, что скрывает его всхлипывания.

Эбвэ было страшно.

Холодный пол. Вонючее сено, на котором до него сгнило множество других неблагодарных каторжников.

Почему я здесь?

А если план покатится в безжизнь? Что-то пойдёт не так, и меня тут оставят до самого конца…

Леден, конечно, был гением в его глазах. И навряд ли планы, над которыми трудятся гении солсмены напролёт, могут обвалиться так просто. Но кто знает, что на самом деле было в голове этого гения, уж тем более после его становления лидером в ордене. Пусть второго по значимости, тем не менее, заносчивости ему и до этого доставало. Эбвэ подумал и о том, что всегда раздражал Ледена своим естеством. Постоянно, что бы Эбвэ ни сказал, подвергалось осуждению и насмешкам.

Глупый. Несвоевременный. Нечуткий. Не знает, когда можно петь, а когда лучше помолчать. Он приносит одни проблемы. Леден точно оставит его в этом холодном месте. Так же, как однажды их с матерью оставил отец.

Всё дело в нём и его глупости.

Проходящий мимо камеры страж громко кричал что-то на матерном. Вместе с тем, как послышались его шаги, в щели под дверью появилась записка. Страж пошёл дальше, понося на чём свет стоит тех, кто гипотетически осмелится шуметь.

Эбвэ с надеждой развернул клочок пожелтевшей ткани. Прочитав, его руки невольно принялись мять лицо, как резиновую маску: «Когда же это закончится!».

В записке было только два числа и два слова: «2034, 3405 — проверь их».

Глава 13

Перед высадкой

Леден, изнемогавший от тупости Эбвэ, решил довериться Карею в разъяснении роли «корень», и кабальеро отнёсся к своему слову как нельзя серьёзней: он ежесменно выискивал Самодура и пытливо проговаривал детали задания. Можно сказать, что Эбвэ был готов знать план не со стороны причинно-следственных связей, а, зная о нём, как о зачитанной, постоянно повторяющейся мантре, которые разучивали гаутамцы — жители Восточной Земли. Поговаривали, что такие мантры помогали гармонистам вкладывать истины в разум, минуя сознание — устраивая его сразу в кору вечного хранилища бессознательного.

Однако вылавливать поэта приходилось дольше, чем собственно сам образовательный процесс. Кабальеро находил барда то в шатрах кочевников, то в женской части убежища, в которой тому и вовсе нельзя было находиться. И однажды, перед самой высадкой в Маар, будучи в поезде, Карей, замаскированный в шотерскую униформу, отвёл Самодура в пустое купе, под предлогом допроса, в надежде прогнать с ним материал:

— Во-первых, при любом собравшемся коллективе — ты делаешь вброс: король покрывает Республику за бартер мехаком. Всё? Это мы освоили?

Юноша кивал, размахивая шелковистыми волосами.

— Замечательно, — педантично пояснял Карей. — Во-вторых, ты должен знать, что интерес проявит не каждый, поэтому, если есть интерес — есть повод продолжать.

— Одно и то же, — возмущался юноша. — Каждую солсмену одно и то же.

— Каждую солсмену я тебе и отвечаю. Специфика твоего задания…

— Ой нет! — запротестовал Эбвэ. — Лучше уж давай просто план, чем опять эти нотации.

— Нотации тут ни при чём…

— Знаю я! Сначала ни при чём, потом на сорок градусов тут застрянем.

Кабальеро отчуждённо прокашлялся.

— Твоя воля.

— Да, — улыбался Эбвэ, — чем проще, тем лучше.

— Тогда, в-третьих. Если на вброс пошла реакция — это хорошо. Обращай внимание на самые маленькие детали. Если увидишь, что кто-то начал быть к тебе дружелюбным — шанс, что это может быть крыса повышается. Он захочет знать о тебе больше и захочет узнать источник, откуда тебе стало известно то, что ты сказал. Не гарантированно, что это он, но я буду просеивать людей, твоей задачей стоит только испытывать конкретных, которых я направлю… Ты понимаешь? Это ты запомнил?

На что красавчик энергично качал головой:

— Конечно, брат!

Вопреки сказанному, Карей считывал с его мимики абсолютное непонимание.

— Тогда напомни, что ты ему скажешь, чтобы вызвать такую реакцию? — спросил кабальеро, приковав к нему взгляд.

— Кому? — нахмурил лоб Самодур.

— Я сказал: «Он захочет знать о тебе больше и захочет узнать источник, откуда тебе стало известно то, что ты сказал», что ты ему должен рассказать?

— А… Не знаю, наверное, байку про то, что король мехак скупает, — вопросительно кинул Эбвэ.

— Молодец, — сухо обронил брюнет. — В-четвёртых, если все три пункта сошлись, докладывай мне. Мы будем обмениваться письмами по луням. Я буду патрулировать твой блок, и, если найдутся те, кто подходят под все критерии, просто пиши их номера, я займусь остальным, как и тем, чтобы подгонять списки: ставить нужных заключённых поближе к тебе.

Он сверлил юношу взглядом, выпытывая хоть какой-нибудь реакции.

— То есть, — начал Эбвэ, — мне нужно, чтобы люди захотели со мною подружиться, и сдавать их, правильно?

Мужчина закрыл лицо ладонью, жуя губу:

— Не совсем, — сделав глубокий вдох, он пояснил. — Если после вброса будешь наблюдать необычайно дружелюбное поведение, то это может означать, что у человека перед тобой есть свой интерес, что он хочет выпытать из тебя больше информации об этом. Уж при таком раскладе, попытайся разболтать такого человека и больше узнай о его интересе в этой теме. Все, у кого будет такой интерес — потенциальные крысы, понимаешь?

— Информации о чём?

Глава 14

«2034, 3405 — проверь их»

Запах рвоты и горячка преследовали Эбвэ всю следующую смену. Ключевую смену. До планового вторжения оставалось сто двадцать градусов.

Ворота открылись, колонна заключённых, связанных по ногам, направлялась наружу. И только страж, что недавно выкрутил руль от моста, одарил Эбвэ улыбкой в столь непростую для него солсмену. Но и та была всего лишь насмешкой.

— Посмотри на этого чудилу! — сказал он второму.

Колонна заключённых вышла за пределы крепостных стен по большому деревянному мосту, перешла ров с водой и направилась по вытоптанной тропе к своей шахте.

На протяжении всего пути их сопровождали развилки из железной дороги, по которым время от времени проезжали вагонетки стражников. Забравшись вверх по горе, они подошли к нужной пещере и начали загружаться в пустые вагонетки по два человека на каждую рулевую, и по пять-шесть в их прицепы. Преодолев долгий узкий путь по тоннелям, они вышли в углублённой пещере и распределились вокруг её стен. Недолго церемонясь, мужчины схватили кирки и принялись долбить стены.

Послышался стук: один, другой, третий. Вскоре всё пространство заполонил звонкий дождь ударов, к которому пришлось привыкать, чтобы услышать что-то кроме него.

— От такой работы кони дохнут, а чего ты хотел, малыш?

Поддержал беседу старик, кажущийся на вид совсем исхудавшим.

Эбвэ, сидел на корточках, держась за живот. Его мучил озноб от сквозняка, что несла пещера, а также заренняя горячка.

На груди комбинезона старика было то нужное число из записки — «2034». Также Эбвэ казалось, что именно этот старик вчера попался ему за обеденным столом. А если надо было проверять кого-то, кто уже слышал его байку, то оно могло подождать. Во всяком случае, так посчитал непосредственно Эбвэ.

Ему было совершенно не до миссии. И каждый, у кого хоть раз выпадала рабочая смена в период болезни, поймёт это состояние. Тем не менее он поднял свою нужную тему:

— Погода сегодня не очень… — начинал он издалека.

— Погода? — старик нахмурил брови. — Тут снег круглую собу лежит. О какой погоде тут и говорить, — ухмыляясь, он принялся долбить киркой породу.

Эбвэ неловко покивал:

— Тоже верно…

Дождь ударов постепенно превращался для них в тишину. Приходилось говорить громче обычного, иногда повторяя одно и то же по два-три раза.

Эбвэ обратил внимание, что на затылке старика располагается чёрный водянистый волдырь, от которого паутиной отходят набухшие сосуды.

— Дедуль, вы тут давно? — поинтересовался Эбвэ, следуя регламенту, выписанному ему Кареем.

Старик не отреагировал никак. Эбвэ повторил, добавив звука к своему болезненно-слабому голосу:

— Старче!

Старик обернулся.

— Я говорю, как давно вы тут?

— Пожалуй, уже давно. Возможно, третий квартал уже…

— И неужели смирились с участью? — беспристрастно спросил Эбвэ.

Старик прохрустел спиной и по-старчески заскулил.

— Да, малыш, тут несладко приходится, — сожалеюще сказал он, глядя, как боль в животе беспомощно сковала собеседника на корточках.

— И можете себе представить, — подначивал Эбвэ, вынудив старика вновь обернуться, — это всё мы делаем ради сенатора и его эгоистичных планов.

Старик оценивающе покачал головой и выпалил:

— Да, но что уж поделать. Добыча мехака — это сердце республики.

— Я бы понял, если бы этот злодей республику только снабжал этим… Но а так, он же большую часть экспортирует…

— Может быть…

Не обращая внимания на заявление, старик сделал очередной замах киркой. Удар. Осколки красной породы вспыхнули как искры. Показался мехак. Он одобрительно покачал головой.

— Сегодня нас не тронут, малыш.

Эбвэ был рад, что ещё до обеда им удалось отыскать залежи.

— Порядки ты знаешь. Если группа приносит минерал, никого не наказывают. Так что будем считать Эмет о нас позаботился.

— Мне очень повезло оказаться с вами в группе, — сказал юноша, легонько покачиваясь от хандры.

Эбвэ посчитал важной заметкой, что старик, входящий в круг подозреваемых, на самом деле, исповедует Эмета, — Раз уж верит в Него, навряд ли водится с оккультистами. К тому же на лице есть признак заражения гаргентом, и тут он меньше собы. Остался главный критерий…

Старик стал зазывать ближайших мужчин.

— Дедуль, вы молодец! — скандировало семеро мужчин в потоке радости.

— Да, уж теперь-то мы будем спать спокойно.

Заключённые совместными усилиями принялись колотить стену.

Градусов через десять, дабы дать мышцам остыть, они устроили небольшой перерыв: уселись на камни, отирая с себя пот.

— Говорят, за последние две смены ни одна команда не находила ещё залежей. А мы вон, долбим-долбим, и конца нет этому мехаку.

— Наверное, это всё-таки чудо, — сказал мужчина без бровей. — Эмет презрел на нас и ниспослал благодать.

— Какую ещё благодать, дурак? — перебил его толстый. — Мехак — это зло! Вон, взгляни на себя в зеркало, ты весь в язвах. Мы медленно сгниваем. А кто выживает, на того пещера обваливается или помирает от истощения.

— Да, но по любви к нам, чтобы нас не наказывали, Он же может дать нам найти залежи, — парировал безбровый.

На что толстяк закатил глаза и что-то забурчал под нос.

Эбвэ, сидя в стороне, поймал момент и вкинул свои две лепты:

— Вы слышали, что сейчас все говорят? — мужчины презрительно покосились на него. — Мол, начальник отправляет мехак заграницу.

— Слыхали, — кивнул старик.

Толстяк заворчал:

— Да всё это слухи. А распустили небось такие бездельники, как ты.

Мужчины оценивающе переглянулись: «Да-да! Точно!».

— Нет-нет, это серьёзно, — Эбвэ замахал руками. — Я слышал, что мехаком он платит монархам в Центральных землях, за неприкосновенность.

— Неприкосновенность? — переспросил безбровый, поднимая морщинки на лбу от удивления.

— Да-да! — Эбвэ вошёл в порыв баснопения. — Ещё как!

— И что же это значит, — спросил кто-то.

— А то! — начал Эбвэ. — Вы не задумывались, почему в республике творится столько зла, а король до сих пор не сделал ничего? Почему монархи отсиживаются на престолах, когда в Омоэ творится такое беззаконие?

— И почему же, — заинтересованно спросил старик.

Эбвэ прищурился.

— Да потому что добыча мехака выгодна для монархов. Но они не могут позволить себе его добычу, так как это опасно для них и их людей. Вот они и прикрываются грязной работой Манакры.

Старик оценочно покивал и принялся дальше ковыряться в ногтях. Остальные мужчины тоже без интереса отнеслись к услышанному.

— Малец, откуда информация? — спросил толстяк.

Эбвэ разволновался.

— Э… Я просто…

На его лице проступил холодный пот отчасти из-за волнения, отчасти из-за того, что резко прижало в туалет. Самодур громко застонал: «Простите, мне надо отойти…». Те переглянулись, кто-то покрутил пальцем у виска, кто плечами пожал:

Когда Самодур вернулся, на залежах работало ещё больше мужчин. Возможно, вся их группа скопилась в одном месте. Перерыв был окончен, и мужчины уже позабыли все разговоры. Время поджимало, и никто не болтал лишнего, был слышен только замах, удар киркой, замах, удар киркой и новый замах…

Дождь ударов звенел в ушах. Эбвэ ещё пару раз сходил по нужде за ближайшие сталактиты, и к тому времени мужчины уже наполнили вагонетки до отвала.

— Хорошая работа, — хлопали все старика по спине, распределяясь по парам для вождения вагонеток.

Просить милостыню в Жезэ оказалось в три вечности проще, чем присоседиться к одной из вагонеток вторым извозчиком. Нервный срыв. Или как бы называли люди с высшим образованием похожее положение дел?.. Как можно иначе объяснить, когда кислотный привкус во рту и пустой желудок кажутся легчайшим среди всех зол? Если не срыв, то, пожалуй, сюда идеально подошло бы любимое выражение Арчека: «Ну и шляпа», что можно понять как: «Я в глубочайшей беде».

— Ты уж извини, — говорил старик. — но мне и так тяжело в паре, уж тем более мы не справимся вдвоём.

Эбвэ учтиво покивал, мол, нет проблем, и старик отправился в путь, присоединившись к первому попавшемуся мужчине.

— Удачи! — кричал тот, скрываясь в темноте тоннеля.

Осталась последняя вагонетка, и последний заключённый, который что было сил проклинал эту солсмену. Проржавевшее, спаянное в четырёх углах металлическое корыто, стоящее на вытянутой платформе, и одиноко ждущий своих извозчиков рычаг, выслушивали стенания поэта. Как вдруг позади хрупкого больного мальчишки, показалась двухметровая фигура, сотканная из мышечных волокон.

— Ты за целую солсмену ничего не сделал, я прав?

Под длинными светлыми волосами виднелся широкий низкий лоб, превращающий взгляд этого здоровяка в пушечный залп. Его зелёные глаза облетели пространство и вынесли вердикт. Запахло порохом, а возможно Эбвэ это лишь показалось.

Дойдя до последней оставшейся вагонетки, мужчина перекинул в неё одну ногу, затем вторую. Вагонетка покачалась.

— Прыгай, — пригласил он юношу.

Эбвэ был рад любому напарнику. Буквально кому угодно, но не ему. На лбу мальчика проступил холодный пот, когда они оказались напротив друг друга.

— Ты болен. Просто сядь, я справлюсь за двоих.

Мальчик испытующе посмотрел на него, потом на свои руки, которыми вцепился в рычаг вагонетки.

— Меня неспроста прозвали Сахаваз, — сказал мужчина, принявшись накачивать рычаг вверх-вниз.

— Это в честь существа из легенд?

— Про Суд Времени. Слыхал, да?

— Да!

Мужчина скупо кивнул в ответ. Они тронулись с места.

— Давно прибыл? — спросил он.

— Меня привезли шесть смен назад.

— Ещё молодой, — старчески кинул мужчина.

Эбвэ опирался на поручни, стараясь держаться огурчиком, однако его белое лицо оголяло всю подноготную.

— Вовсе не обязательно храбриться. Хочешь сесть, сядь. Вон. Облокотись, посиди.

Эбвэ неловко улыбнулся и сел.

Вагонетка с тремя загруженными прицепами пролетала по тоннелю.

На стенах время от времени встречался факел-другой: они поддерживали хоть какое-то освещение, наплывая, как морские волны. Игра света была не столько функциональной, сколько помогала просто не сбиться с основного маршрута в местах, где были развилки.

— За что тебя? — вновь спросил Сахаваз.

Его щетина заискрилась в свете очередного факела.

Для Эбвэ вопрос показался странным, однако в тюрьмах говорить лишнего и не приходится.

— За что меня, что?

Полумрак сменился абсолютной тьмой, зато вдали виднелась следующая искорка. Неизменным был лишь скрип колёс, что забывали смазывать механики по заренам. Уж он-то любого довёл бы до кипячения, не будь только этот любой местным.

Сахаваз выждал долгую паузу, но и она не помогла надавить на интеллект Самодура.

— Дядь, за что меня, что? — повторил Эбвэ.

— Как ты в тюрьме оказался? Чем так разозлил сенат? — беспристрастно уточнил мужчина, накачивая рычаг.

Вагонетка набирала скорость.

Эбвэ потупился. В тот миг нейроны мальчишки забегали. Импульс от одной клеточки стал поступать к другой. А через другой миг, и вовсе все комбинации, что синапсы связывали между собой, тоненькими, еле заметными связями, активизировались, и начался сложный процесс, участия в котором издревле юноша не принимал. Была грация, было величаво, было заслуженно и достойно аплодисментов — Эбвэ подумал.

— В нашем городе, в Винте, — первая свежая мысль. Однако Эбвэ знать не знал, как выглядит Винт. Но он думал, — есть статуя сената, собственно, как и везде.

И вот этот факт по-настоящему вытащил его из пропасти. Такие статуи действительно были по всем населённым пунктам республики.

— И видите ли, я решил подрисовать статуе дядьки усы и… и трусы.

Пауза затянулась. Ему казалось, что мужчина не поверил. Тогда он добавил немного уточняющей информации о том, какой узор был на пририсованных трусиках, и какими красками это сделал.

История была отточенной за шесть солсмен пересказа, но каждый раз будоражил кровь, как новый. Слышал бы Леден, проронил бы горделивую слезу за своего друга. По крайней мере, в этом был уверен сам Эбвэ. Ведь он не подкачал!

На самом же деле юноша был сослан к заключённым вместо другого человека, который допустил похожее преступление. Однако тот, другой человек, лунью попытался скинуть памятник со стилобата, за что и поддался репрессии. Точнее, должен был поддаться.

А сделать подобное тому, что сочинил Эбвэ, пока что не умудрялся никто.

Сахаваз начал переспрашивать. Он был уверен, что на подобное, крайне глупое преступление, неспособен никто. Но много времени ему не понадобилось для того, чтобы смириться с тем, что мальчик глуповат. Тогда он отстал.

— Слушай, о чём это ты трепался с мужиками? — поменял тему Сахаваз. — Расскажи подробнее, вся тюрьма уже треплется об этом.

Прежде чем юноша успел подумать над ответом, у него прихватило живот.

— Да так, просто сею панику. Это же задача дураков, как я.

Сахаваз испытующе смотрел на него, пока тот, стиснув зубы, обнимал живот.

— А, вон как. То есть ты не знал о том, что Манакра ведёт торговлю с нассихами Центрального Остова? Про бартер и конспирацию… Всё это выдумки?

— Да, дядь. Где-то услышал, — он на мгновение попытался вспомнить, откуда вообще в его голове эта информация, но был настолько уставший, что ни одной идеи не пришло. — Где-то, видимо, услышал, и оно зацепило.

Сахаваз рассмеялся, чем задел гордость Самодура, и тот напыщив брови, решил повторить надменную интонацию мужчины.

— Дядь, а вы?

— Что я?

Эбвэ дал ему затяжную паузу, но и она не помогла для того, чтобы надавить на интеллект мужчины.

— Я имею в виду, как вы тут оказались, — сказал юноша, закатывая глаза: это же очевидно.

— У тебя весёлая жизнь… — кинул Сахаваз в промежутках между «а-ха-х» и «хи-хи». — Ты, правда, хороший малый, — он вытер слезу, продолжая накачивать рычаг вагонетки оставшейся рукой. — Мои истории слышали все. Я один из тягчайших преступников в этом месте. Если коротко, то за шпионаж и причастность к содействию монархам.

Сразу же мужчина поменялся в лице и принялся отнекиваться:

— Только не подумай, я не какой-то там шпион. Я просто посол с Юга, и оказался в монаршем доме во время геноцида. Ничего дурного сделать я толком-то и не успел. А поскольку гражданин другой земли, лишить жизни меня они не вправе, пускай я и посол. Так и дали мне, пожизненное за шпионаж.

Повис мрак, волна света следующего факела вот-вот должна была подступить.

— Это так интересно, — сказал Эбвэ, — у меня тоже есть один друг-шпион, — бездумно кинул он в темноту.

— Правда?

— Да-да, и он тоже здесь.

— Он тоже отбывает срок в Маар?

— Не-а, он один из стражников… Вернее, притворяется одним из стражников. Но на деле…

Новый факел. Свет. Грубое мужское лицо нависло перед юношей. Лоб нахмурен. Взгляд, словно лезвие сёнгена, разрезал маски и гримасы. Мир, мгновением раньше был другим. Всё притворство будто разоблачилось, и истина стала известна всем, даже скрипу тормозящей вагонетки.

«Сахаваз судил намерения сердец. Одним взглядом его правосудие достигало самого нэфэша», — так говорилось в легендах о Суде Времени. Таким было существо, что обвиняло людей перед Эметом в их грехах.

Таким же был и взгляд мужчины, на чьей груди было вышито «3405».

Генератор в груди юноши набрал обороты.

— Что ты имеешь в виду? — переспросил Сахаваз?

Эбвэ не мог оторвать глаз от нашивки собеседника.

«3405»

Это же последний подозреваемый…

Страх затмил рассудок на доли секунд. Но после… Когда пришла шальная мысль, будто его миссия прямо сейчас может завершиться… Радость, какой не бывало ни у кого и никогда, прильнула к берегам его скорби и освежила нэфэш. — Неужели я справился? Да-да. Это точно…

— Крыса… — еле слышно произнёс он.

— Малец!

В глазах Сахаваза проступили нотки сочувствия, подобные тем, что выдавливают взрослые, пытаясь выведать причину происходящего в голове у детей, которые на самом деле щекочут их нервишки.

— Ты сказал, что среди стражников есть человек, который, как и я, служит монарху?

— Да, я это и сказал, — у Эбвэ свело скулы.

Тем временем его глаза истлевали от страха и сожаления.

Карей предупреждал, что важно следить за тем, как меняется поведение людей после вброса.

Сахаваз заметался в рассуждениях, бормоча что-то перед собой. Вагонетку никто больше не вёл. Благо одно: впереди виднелся свет. Яркий, белый свет.

Тоннель заканчивался. Но вагонетка тормозила.

— Шесть солсмен назад… Если ты… Ага… — рассуждал вслух мужчина.

Эбвэ тоже бормотал что-то. Что-то звучало так: «Пресвятая Йиви и её шутки, прошу, пусть только мы выедем из тоннеля, прежде чем он поймёт, что к чему».

— Точно, тот нахальный шотер, что прибыл к нам вместе с новобранцами… — продолжал бубнить Сахаваз. А после обратился к юноше расчётливым голосом. — Тот костлявый сержант, что привёл тебя в темницу и есть твой друг?

— Костлявый? Не уверен, что понимаю о ком вы.

— С вами прибыло с десяток стражей. Кто именно?

— Я уже и не помню, — говорил Эбвэ, пока тот сжимал его воротник.

— Ну уж нет, парень! Сейчас не время включать дурочку! Ты не понимаешь… Я должен встретиться с этим человеком, потому что… Я один из вас.

Ну конечно, сейчас он резко захотел со мной подружиться…

— Да? Но Элео мне ничего не говорил о громиле с Юга, — Эбвэ отрицательно кивал, на что мужчина покрепче сжал его за воротник и оторвал от пола вагонетки.

— Элео… Сын Западных нассихов? — на лице мужчины появился азарт.

— Что? — Самодур своим взглядом ускорял вагонетку — Пожалуйста, ещё чуть-чуть. — Я не знаю.

— Джустизия?

— Возможно…

Если бы кто-то из Алэрозо слышал его сейчас, предали бы анафеме. «Ты худший из всех рекрутов, Эбвэ», — позже скажет Леден об этой ситуации.

Тем не менее Самодур продолжал потеть холодом и облизывать губы, от страха. Что ещё он может сказать, чтобы это не усугубляло ситуации?

— Ты должен познакомить нас.

Эбвэ покосился назад, в надежде увидеть конец тоннеля. Совсем немножко.

— Ты пойдёшь со мной, — сказал Сахаваз, не терпя молчания юноши.

Конец тоннеля. Вокруг всё белее белого.

Сахаваз прикрыл глаза рукой, ослабив хватку. Его взгляд, что миг назад судил намерения и отделял правду от притворства, теперь был ослеплён.

Эбвэ извилистыми движениями выскользнул из злых рук: толкнул мужчину и откинулся назад, вывалившись из вагонетки на холодный снег. В голове уже появились образы Сахаваза, который накидывается на него, как разъярённый лев. Адреналин прильнул к голове.

Не теряя ни мгновения, он попытался встать, попутно отряхивая с плеч прилипший снег, но вдруг почувствовал, как его схватили по обе руки. Он попытался выбиться, но всё без толку.

— Отпусти! — закричал он.

На удивление слева и справа стояли кожаные ботинки, с заправленными шароварами выцветшего серого цвета. Когда он поднял голову, стражники уже волокли его в сторону.

— Вздумали сейчас разборки устраивать? — накричал ему в ухо один из них.

Двое других подошли и наставили харовы на мужчину в вагонетки.

— Схватил рычаг и поехал, как полагается по протоколу! — приказал Сахавазу стражник с большой стелой на погонах. — А ты вставай! Это тебе не круиз. Разлёгся тут…

Эбвэ поставили на ноги. В то время Сахаваз послушно стал выжимать рычаг вагонетки. Та сдвинулась с места.

— Тоже мне, Сахаваз! — бросил главный стражник, тот, что со стелой на погоне.

— Именно. Вершит правосудие, а на деле только к слабым и лезет, — подлизался кто-то.

— Ты, езжай отдельно, — приказали они здоровяку, а Эбвэ оставили.

Вслед, Сахаваз кинул пристальный взгляд на юношу, осуждающе покачал головой и потерялся за поворотом, перед спуском с предгорной местности.

— Честно сказать, мне вообще плевать на вас и все ваши подонческие разборки, — говорил главный с Эбвэ, — но в рабочее время есть регламент.

Эбвэ сглотнул. Живот скрутило, и он попросился сесть, сам же делил усталость напополам с радостью. — Коллапс! Если только я успею донести Карею, что я нашёл того подставного преступника. Я уверен, что это он! Только бы пересечься с ним, перед тем как остальные окажутся здесь.

— Сесть?! — удивился офицер.

Послышался натягивающийся звук курка. Стражник пустил шальной патрон мимо его головы.

Эбвэ вскрикнул:

— Простите! Простите!

— Я научу тебя манерам, щенок.

Подполковник презрительно покосился на него и сделал всё возможное, чтобы больше не обращать внимания на самодура. В том числе зарядив металлическим стволом харова пощёчину. С губ юноши потекла кровь.

— Это была последняя партия? — обратился он к подчинённым.

— Да, подполковник.

— Тогда загружайтесь. Возвращаемся.

— А с этим что делать? — спросил кто-то из стражников, кивая на Эбвэ.

Только бы не в карцер…

— В карцер одного и второго, когда довезёт груз.

— Есть!

Нет… Нет, не может быть. Карей ждёт меня в корпусе.

— Вы не можете… Нет, подождите! Дайте только мне забрать мои таблетки…

Юноша крикнул первое, что пришло в голову.

— Что ты мелешь? Какие ещё таблетки?

— Да-да! Это очень срочно, я могу умереть без этих лекарств, прежде чем отвозить меня в карцер, довезите сначала в мою камеру.

Старший офицер переглянулся с другим, который оттаскивал Эбвэ. Лицо мужчины было похоже на то, что корчат перед тем, как чихнуть.

— Он сейчас шутит? — спросил старший. — Может, мы для тебя шафёра персонального наймём?

— Думаю, что в карцере ему будет самое место, подполковник.

Тот покивал, с застывшим лицом, преисполненным презрения.

— Выполнять!

Двое стражников погрузили юношу в новую вагонетку, что подъехала с перекрёстных путей. А двое остались с подполковником, ожидать следующей.

Глава 15

План: Удержание

Солнце поднялось, и в лагере бурлила жизнь. Позавтракав, кочевники собирались в лес: кто в поисках нужных трав, кто по грибы, кто за хворостом, а кто-то и на охоту, чего Элео не одобрял.

Собрание команды продолжалось с раннего зарена.

— Часть заключённых мы соберём прямо на месте каторги. А остальную часть нам необходимо вывести из темниц и собрать в одном месте для информирования, — сказал Леден.

Тем временем Райзгак подвинул к глазу свой механический монокль и достал чертежи, которые были при нём. Развернув их в руках, он объяснял планировку тюрьмы.

— Значит так, — вдумчиво нахмурился он, пристально рассматривая схемы. — Если вы хотите собрать всех заключённых в одном месте… Самым верным… Вот здесь, — он ткнул пальцем на большой корпус. — Это первый корпус, или иначе — зверинец, он и самый ближайшим к главным воротам и площадь наибольшая именно подле него. В самом же корпусе, как можно понять, нужной нам категории людей не будет… Если мы говорим о политзаключённых, то это четвёртый, пятый и половина второго корпуса. А в третьем, прошу заметить, что он самый дальний, в нём как раз и располагают угрожающих порядку культурной жизнедеятельности, или иначе — дураков.

— Райзгак, почему корпус дураков расположен в самом конце, а «зверинец» у самих ворот, да ещё и встроен в крепостную стену? — поинтересовался Леден.

— Я понимаю, что именно вас беспокоит, однако Маар уверена в своей неприступности: ближе или дальше от ворот — вовсе не значит, что у кого-то больше, у кого-то меньше шансов на побег, — ответил Райзгак. — Полагаю, что зверинец оказался корпусом номер один лишь по бумажной случайности. Нам не составит труда собрать людей из дальних корпусов. Если побег окажется возможным для кого-нибудь, то он будет доступен всем. Вопрос больше в этом.

Леден кивнул.

— А мы вообще уверены, что хотим спасать заключённых, чей корпус прозвали «зверинцем»? — в своей добродушной манере подковырнул момент Арчек. — Будет, конечно, обидно, если мы спасём опасных ребят, а они потом лунью нас того… — Арчек резко дёрнул шеей кривляясь; застыл на миг и сразу же махнул рукой, вернув позитивный тон. — Ай, да, впрочем, и мы не лыком шиты. Если что вон, Райзгак по моей методике занимался, — он хлопнул приятеля по плечу, — вперёд пойдёт, никто и глазом моргнуть не успеет. Там полягут только так! Скажи же?

Арчек был утончённым, среднего роста, с большим носом и такой же харизмой. Его постоянные выпады про собственную методику тренировок были ходовой шуткой. Ирония в том, что сам он был худощав, в то время как Райзгак карикатурно мускулист. Понять глубину этой шутки, наверное, невозможно совсем, но, как ни странно, оно не надоедало. Всё дело было в том, кто такой Арчек. А он душа компании.

Завершая свою традиционную шутку, он хвастливо выставил бицепс, которого почти не существует, и похлопал по нему. Команда одобрительно посмеялась. Душа-Арчек быстрым кивком дал понять Ледену, что держит шутку под контролем, что готов дальше слушать план, однако тот оказался единственным среди присутствующих, кто не выказал эмпатии.

— Мы спасаем всех заключённых не потому, что они нам нужны, — говорил Леден со свойственной ему педантичностью, — А в первую очередь для того, чтобы остановилось мехаковое производство.

— А, да не, я понимаю. Конечно, Лед. Всё в порядке, — смиренно сказал Арчек, вынужденный объясниться, — это была всего лишь шутка.

В такие моменты Йиви с трудом сдерживала себя от искушения выразить своё недовольство… Что он о себе думает?!

— Держите меня семеро… — пробубнила она.

Леден строго покачал головой, Райзгак принял сигнал и продолжил.

— Главная площадь вмещает в себя построение заключённых всех пяти корпусов. Это единственное место, где Карей сможет собрать людей.

Люди в лагере оживились и начали бродить, кто еду готовил возле своего шатра, кто просто беседовал. Всё чаще люди стали поглядывать на планёрку у тлеющего костра:

— Они что, совсем не спали? — спросил высокий блондин.

— Похоже, что надвигается что-то серьёзное. Уже не первый раз вижу их собрания по заренам, — ответила молодая девушка, надевая металлический рукав.

— И чего им только не спится, — сказал парень, фиксируя доспех на девушке.

Леден кинул на парочку беглый взгляд, те резко отвернулись. Чего им надо? — подумал он.

— В общем-то, никаких проблем нет, — продолжал Райзгак, — собрать-то мы соберём, но какой прок нам? Как мы проинформируем всех единовременно?

— Прости, что? — переспросил Леден отвлёкшись.

— Я говорю, сколько смысла нам собирать всех заключённых в одном месте? Не легче ли порционно решить этот вопрос?

— Дело говоришь, — подтвердила Йиви.

— Да, но как вы собираетесь удерживать стражников? Есть идеи для порционной версии? — наперекор сказал Леден, сцепив пальцы у рта.

— Хороший вопрос, — оценочно кивнул Райзгак.

Тогда вмешалась Йиви.

— Так, а какой сейчас план? Как мы планируем удерживать стражников, пусть даже ненадолго?

— У Элео есть идеи на этот счёт. Дождёмся его и послушаем.

— Но ты уже знаешь? — уточнил Арчек.

Леден многообещающе кивнул.

— Тогда остановимся пока на том, что много времени на сборы людей у нас нет, — подытожил Карей.

Глаза Ледена забегали из стороны в сторону. Перебрав варианты в воображаемом пространстве, он с сомнением озвучил один:

— На самом деле так сделать будет даже лучше.

Все семеро участников собрания удивились.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Карей.

— Дай мне чертежи… — попросил Леден у Райзгака.

— Тебе разрез, первый корпус или… — уточнял здоровяк.

— Самый большой. Где видно всю территорию.

— Ага, общий и генплан…

Райзгак передал чертежи по кругу. Бумага зашелестела.

— А… Не помните. Они в единственном экземпляре.

Постревожился он, когда Йиви небрежно передала чертежи Джусе. Та прислушалась и аккуратно передала их Карею, и уже ему пришлось чуть встать, чтобы дотянуться до Ледена.

— Ты что-то придумал? — спросил брюнет, протягивая бумаги подростку.

Кивнув, Леден взял чертежи.

— Думаешь, у нас может быть больше времени? — уточнил Райзгак, пытаясь найти что-то на других чертежах, разворачивая их один за другим, прям на коленях. — Что именно тебя задело?

В ответ молчание. Йиви была раздражена.

— Леден, долговато ждём, не думаешь?

Он оторвал взгляд, чтобы одарить её невозмутимостью, и вновь вгляделся в чертёж.

— Это место… — он ткнул на правый верхний угол чертежа, где был закрашенный чёрный квадрат.

— А… Это цитадель, — пояснил Райзгак.

— Он для больших шишек? — спросил Леден

Все пристально пытались уловить витающую в воздухе мысль.

— Так точно, — кивнул Райзгак, — но что…

— Насколько больших, — перебил его Леден.

— Для начальника, генералов… Я думаю для любых офицеров, на случай если какой переполох…

— Если бы сенатор оказался в Маар, как думаешь, — Леден развернул чертёж и демонстративно для всех указал пальцем на цитадель, — он бы тоже прятался здесь?

Райзгак, не понимая общего хода мысли, молча кивнул.

Элео подошёл к костру, переступая бревно, на которое вот-вот сядет.

— Может, хватит томить? — взорвалась Йиви. — Мальчишка, — обратилась она к вновь пришедшему Элео, — твой друг корчит из себя навесь кого. Гения или как это…

— Ну-ну, не стоит так беспокоиться, — утешила её Джуса.

Элео попытался отыскать хоть долю объяснений, в глазах Ледена, но тот был вне зоны действия.

— Не стоит держать нас в дураках, нассих! Какой план?! Почему мы обсуждаем вторжение в Маар, если абсолютно не имеем никаких представлений о том, как это сделаем?

Лучезарная встала, разыгрывая мини-театр.

— Здравствуйте, нам нужны все заложники. А, зачем?.. Нет, что вы, какие родственники… Просто у нас дел лишних нет. Мы заберём всех и уйдём, ладно? — закончив кривляться, она села — Так вы себе это представляете?

— Спасаем людей, потому что нечем заняться? — пробубнил Элео с тревожной миной.

— Не бери в голову, — махнул рукой Леден, сидящий рядом.

Элео это не помогло.

— Да нет же. Мы спасаем людей, потому что это справедливо. Они не должны работать там.

— И это не благотворительность, — добавил Леден, опережая мысли недовольной Йиви. — Это наша визитная карточка к свободе.

Только Йиви открыла рот, как Элео настолько грозно, насколько вообще он мог, продолжил:

— Мы не будем ни у кого спрашивать о визите в Маар или одалживать людей, — поймав момент, его речь больше не казалась наивной, но напротив, слова налились силой. — Мы въедем на поезде внутрь комплекса тюрьмы, соберём всех заключённых и выедем обратно. Всё предельно ясно, разве нет? — искренне сказал юноша.

Это безумие — подумали все.

Семеро переглянулись. Выразить общее мнение решил Карей.

— Позвольте мне прояснить всё ещё существующие вопросы. Если мы заявимся в Маар на поезде, какие у нас есть планы для конспирации? И как мы собираемся противостоять сотням стражей, если нас раскроют?

— Мм, верно, — издал Райзгак, в ожидании.

— Я полагаю, что вы уже учли это, достопочтенный, — Карей передал эстафету Элео, однако сам знал план.

Юноша одобрительно кивнул и с азартом в глазах начал пояснять, параллельно выставив руки вперёд, дирижируя ими в такт к словам. Такая привычка заразилась у него от Ледена:

— В назначенный момент, когда старшие офицеры соберутся в цитадели…

— Погоди… — вмешалась Йиви, оборвав нить грации, за которую уцепился монарх. — Какой ещё момент? — её лоб морщился, а глаза испытующе ожидали ответа.

— Карей принесёт генералам весточку о том, что к ним едет монарх, — легко констатировал Элео, — И вот тогда-то мы въедем в Маар. Нам не придётся ломать мост или что-то вроде того, потому что нам проложат все маршруты сами стражники…

— Мы что, полезем на рожон? — вновь перебила Лучезарная. — А я всё ждала, когда же он начнёт объяснять конспиративную часть плана. А её вон, оказывается, и нет!

Леден смирно пояснял:

— Если мы хотим пробраться к Маар незамеченными, то не сможем провести в поезде свой инвентарь. Нас, как пассажиров не пустят. По документам мы ни одного поста не пройдём. А самое главное, мы не сможем провезти цельный поезд до Маар. По правилам, ещё на Святых Источниках открепляются все вагоны, кроме пяти. Нам же нужны все вагоны. К тому же у нас нет столько времени, сколько требуется для проработанной конспирации.

Действительно, проработать и учесть все мелочные детали не так-то просто — подумал Райзгак, будучи реалистом.

— Маар особо охраняема. И, попросту говоря, идея проникнуть туда незамеченными — почти что небылица, — говорил Леден. — Поэтому из их самого главного достоинства мы оборачиваем выгоду в свою пользу. Задолго до того, когда наш поезд достигнет Маар, до офицеров дойдёт информация о вторжении. Осознавая своё очевидное преимущество во времени, они будут вынуждены собрать экстренное заседание, чтобы обсудить свой ход действий.

— Откуда такая уверенность, что всё будет так, как ты говоришь? — поинтересовалась Йиви.

— У них нету протокола на случай, если к ним добровольно заявится монарх, — с насмешкой ответил Леден.

— Откуда знаешь?

— А сама подумай. Это из ряда вон выходящее. Они бы с радостью привезли монарха на каторгу, но им никогда не поймать его живым и уж тем более не довести добровольно.

— И вот тогда-то мы и замуруем их в цитадели. В этом и будет заключаться роль Карея.

— Я сомневаюсь, что на собрание соберётся больше десяти — двадцати, угрожающих нам стражей, — подметил Арчек. — И если и…

— Нам нужны только те, кто будут на совете, собранном по такому случаю, — оборвал его Леден.

— Я понимаю это, брат — отвечал Арчек, стараясь миновать жёсткость собеседника, — я лишь хочу сказать, что лохеия Маар даже и наполовину не состоит из таких стражей, с которыми в подобных ситуациях регламент или авторитет может вынудить старших офицеров советоваться. Вот запрём мы там даже сотню, куда деть ещё тысячу? Вопрос как бы вот в этом. А так план, конечно, звучит хорошо, чуть поработать над ним, и всё будет!

— Да, — сказал Леден, давая понимать всем своим недовольным видом, что абсолютно осознаёт сырость плана. — Собственно для такой проработки вы тут и собрались.

Леден всегда всё знал лучше всех, и Арчек делал скидку, осознавая характер мнимого гения. Поскольку Арчек был крайне эмпатичен, ему приходилось совать множество лишних слов для смягчения своих предложений, чтобы Леден ни в коем случае не посчитал их за упрёк и уж тем более за напыщенность и конкуренцию. Леден не любил, когда ровесники учили его. Он всегда всё знает лучше всех.

— Заперев мозг всей лохеии, мы получаем доступ к остальному телу, — медленно констатировал Леден. — И это ещё одно преимущество, которое мы выигрываем за счёт их превосходства.

— Обезвреживаем пешек, вынимая королей… Недурно… — искренне оценил Райзгак.

— Если весть дойдёт до них задолго до прибытия, то как же мы сумеем удерживать офицеров взаперти во время всего хода диверсии? — поинтересовался Арчек.

Разглядывая чертежи, Райзгак указал на чёрный квадрат вверху комплекса Маар.

— В цитадели. Мы запрём их в их же собственной буферной зоне…

— Правильно, — подметил Леден. — И это ещё одно достоинство Маар, которое обернётся против них. Цитадель.

— Место, предназначенное для больших шишек, — подхватил Элео, — в том числе и для членов сената, которые обязательно должны прибывать туда время от времени. Крепость внутри крепости. Она защищена, особенно прочной и гладкой стеной, по которой ни взобраться, ни пробиться.

— Самое главное — сделать всё чётко по таймингу, — подвёл итог Леден. — Обезвредить крысу. За тридцать градусов до вторжения пустить дезинформацию о прибытии монарха. Собрать всех офицеров в цитадели, начать совещание и запереть их там. За десять градусов до въезда всё должно быть готово.

Карей одобрительно кивнул.

— Где нам с Эбвэ нужно вас ждать?

— Эбвэ сообщит о крысе заранее, и твоей задачей будет запереть её в карцере, — уточнил Леден. — Крайний срок на определение крысы будет перед обедом в смену диверсии, в то же время её необходимо сразу и изолировать. Из карцера не будет доступа к внешнему миру. Он расположен глубоко под землёй, окружённый подземными водами, — Леден кинул взгляд на Райзгака и тот развернул чертёж.

На чертеже был изображён вертикальный разрез Маар: от верхней точки главной башни (которая образовывала угол достроенных стен цитадели), разрез уходил к фундаменту, таким образом, можно было разглядеть низ башни, где размещалось подземное пространство, заполненное водой. И только узенький, как трубочка, путь, горизонтально протягивался внутри подземных вод. Это и было потайное пространство с карцерами.

— То есть карцер, по-вашему, сможет выдержать неофита? — уточнила Йиви.

— Неофит, окажись он в карцере — становится оторванным от внешнего мира, — пояснял Леден. Он указал на подземные воды на чертеже. — Вот, это подземная река. Она занимает почти всё пространство под скалой, на которой стоит комплекс. Мало того, там присутствует течение. И только один пролёт ведёт вниз — иначе говоря, никакого сообщения с внешним миром.

Леден указал на вертикальный спуск, тянущийся от верха стены цитадели к самому низу чертежа.

— И что там? — спросила Джуса.

Райзгак изменился в лице. Его лоб нахмурился.

— Капсулы метр на метр, — заключил он, — в которые ссылают провинившихся преступников.

— То есть, — говорила Йиви, в нотках голоса были слышны щекочущиеся нервы, — неофит — человек, который подобно монарху, способен управлять природой и воздействовать на законы мира, — почти по слогам говорила она. — Если его запереть глубоко под землёй, то всё будет лучше некуда? Я правильно поняла, вы рассчитываете, что он не воспользуется там своей силой, чтобы выбраться из карцера? Или в чём идея…

— Алийцур, которым наделены неофиты — это совсем не управление мирозданием. Но вмешательство в течение гармонии. Они воруют вектор жизни, вектор самой Гармонии. Они алийцурят хал — деструктируют, вносят хаос, — начал Карей, пытаясь пристыдить гордую самохвалку, которая так же, как и он, была кабальеро, пусть только начинающим, но уже позволяла себе некорректные высказывания в сторону монархов. — Ди-Рио, не могли же вы забыть, что нет другой воли, кроме хаима — совершенной мечты Эмета, к которой стремится весь рок событий, соединившись в едином векторе… — обратился он к ней, используя в речи фамилию её монарха, с приставным «ди», которое напрямую отсылало к статусу кабальеро в монаршем доме.

Йиви покраснела:

— Ты учить меня вздумал?!

— Вы сами присягнули на вассалитет или вас заставили? — обличающе заключил он, в своей невозмутимой манере.

— Да кто мог меня заставить! Ты! Жалкий…

— Тогда соответствуйте вашей клятве. И держитесь Иуриса, хотя бы в вопросах чинопочитания.

Лучезарную разрывало напополам. Кровь кипела.

Все вокруг слышали, как её пристыдили. Когда кому-то удавалось такое, ей хотелось решать дела расправой. Однако Карей был слишком опасен, так что критическое мышление в ней всё же перебороло звериный инстинкт, и позволило смириться с позором.

— Вы только взгляните, какой идеальный северянин нашёлся! — завершила она своё возмущение, так чтобы и самой не остаться в дураках. Во всяком случае, так казалось ей, и того было достаточно.

Карей не обратил внимания на вызов блондинки, но перешёл к пояснению изначального вопроса, к которому, вообще-то, и так собирался приступить, минуя нравоучения, которые по вынужденному долгу, озвучил перед оступавшейся кабальеро.

— Вопрос в чём: если неофит окажется в карцере, как это поможет его обезвредить, так?

Джуса покивала, обозначив этим изначальный вопрос Йиви.

— Конечно, мы не можем заранее предположить, в чём именно заключаются способности отдельного неофита. Равно, как и у каждого монарха есть своя предрасположенность к навыкам управления мироздания. Однако, заключив его в карцере, мы лишаем его взаимодействия с внешним миром. Опережая выводы, скажу, что да, есть вероятность, что он выберется оттуда, даже при всех наших усилиях, отрезать карцер или затопить коридоры. Если его могущество в алийцуре окажется слишком велико, возможно, не нам с ним тягаться. Но мы ставим все карты на то, что он останется в карцере по доброй воле, в качестве своего же спектакля, который сам и разыгрывает. Он играет роль обычного заключённого. И мы подстроим всё, чтобы он поверил в то, что провинился. Его заточат в карцер, а в это время наверху начнётся диверсия. Глубина карцера — сто пять и пять метров. Грунт — монолитный кварц, обогащённый прочными соединениями микромира. Если мы замуруем выход из карцера — мы обеспечим полную изоляцию от неприятеля. Даже будь он одним из бессмертных, плану нашему он не помешает.

Леден одобрительно отозвался о разъяснениях Карея, и лишь вновь добавил:

— Если мы однажды и правда решимся на это безумие, то всё должно работать как часики.

— Да, — согласился Элео. — Время — наш главный союзник.

— Это не составит труда, — уверенно кивал Карей.

Он покосился на Эбвэ. Лучше него никто не подойдёт под эту роль, однако он единственная шаткая переменная во всём плане. Если в чём и могут возникнуть сложности, пожалуй, крайнего искать не придётся…

Брюнет тяжело вздохнул.

Глава 16

Спешка

План диверсии:

360°- Начало рабочей полусмены в Маар

50°- Прибытие на святые источники.

80°- Завершение первой рабочей полусмены.

90°- Обед в Маар. Отправление Крысы в карцер.

100°- Совет офицеров в цитадели.

130°- Плановое начало операции.

Из архива Алэрозо: Протокол диверсии Маар на Ф.412.6.9

Нагревающаяся от собственного дыхания, преющая, сырая камера.

Теснота. Рукой не двинуть, в полный рост не встать. Всё что ты можешь — абстрагироваться, пока пребываешь в почти неизменной позе, сидя на корточках. Единственное облегчение — время от времени встать в позу два — подняться, сгорбатив спину буквой «Г». Остаётся лишь метаться от одной стойки к другой каждые пять-десять коротких вечностей. А именно ими тут, в кромешной тьме, исчисляли своё пребывание заключённые, теряя объективный счёт времени.

Эбвэ разминал рукой шею, пытаясь ещё несколько коротких вечностей пересидеть на корточках. Ведь если слишком часто менять позу, когда тебе доступно всего лишь две, то в один момент можно почти совсем упустить наслаждение от перемены.

Не выдержав, он всё же поменял стойку, по очереди разминая голеностопы.

— Карей… — стенал он себе под нос. — Я нашёл… Нашёл этого засранца.

Реки пота лились по всему телу. Всё чесалось. Но это была проблема только первых двух-трёх коротких вечностей. Зато живот больше не болел. Или просто было не до него.

Со рта полились слюни, и он сорвался: закричал, бился головой в потолок и пытался размахивать руками, колотя стены.

— Ты же знал, да… Что так будет. А, Леден?

Слёзы покатились по солёной щеке. Прежде чем они попадали, Эбвэ отёр их рукавом. От горести защемило в груди. А ведь он был так близко, чтобы справиться. Так близко, чтобы передать Карею, что именно тот, три тысячи четыреста пятый и есть крыса! Именно три тысячи четыреста пятый спохватился за ту информацию и на тот вброс, что служил крючком в его миссии. Но теперь он сам оказался в том месте, где должен был запереть крысу. Вернее, запереть должен был Карей, сославшись на подозрения и беспорядки, которые были бы подстроены в отношении этого самого подонка. Но поплыло всё в безжизнь, ведь теперь не только крыса, но и он… и он заперт в месте, которое будет замуровано в начале диверсии. А сколько до неё остаётся времени-то? Уж вечностями там и не пахло.

Карей метался по корпусу, стараясь не выдавать своего беспокойства. Подойдя к камере Самодура, он постучал. В ответ тишина.

— Щенок! Ну-ка отзовись… — пробурчал он с надеждой.

Молчание.

Он оглянулся, удостоверяясь, что поблизости нет никого со званием. Треск ключей и щелчок замка. Шаг внутрь — в камере никого. Бровь лишь чуть дёрнулась, и никакого другого возмущения нельзя было заметить, хотя именно в этот момент пошатнулся один из столпов его чести, который поддерживал дворец выверенных до безупречности деталей плана.

Брюнет спустился в столовую. Оглядел всех. Нету.

— Ты не видел заключённого-дурака, тощий, со смазливым личиком, недавно поступил?

— А, 2555-го? — уточнил стражник, в наряде у входа, проверяя списки людей: напротив числового номера Эбвэ был пропуск. Обратив на это внимание, Карей понял, что тот ещё не появлялся: А ведь его группа уже отобедала. — Нет, такого здесь ещё не было, — подтвердил дневальный.

Брюнет невозмутимо покачал головой и попросил сообщить ему, если тот появится, а сам зашагал в госпиталь.

Бушевал ветер, кружил снег. Его серая утеплённая униформа — шаровары, сапоги и дублёнка с меховым капюшоном — с трудом выдерживала натиск разъярённой природы: мороз пробирался через стыки застёжек, а снежные хлопья забивались за капюшон. Порядки были строги — снег убирали стражники, и за этим следили тщательно. Однако в такую бурю избежать проблем было невозможно, поэтому приходилось прокладывать путь по свежим, белым волнам снега. Твёрдые снежинки царапали лицо, заставляя опустить веки так низко, что дорогу приходилось искать почти вслепую.

Он зашёл в госпиталь и быстро зашагал по лестничному маршу. Навстречу люди: все спускаются, вынужденно отдавая друг другу честь.

— Скажите, с зарена к вам не поступало инцидентов? — интересовался Карей, дойдя до стойки регистрации.

— Конечно, поступало, — отвечала полная медсестра, — вы хоть представляете, как много подобных случаев мы имеем? Опишите подробнее. Кого ищете? — она стала перебирать бумаги.

— 2555-го, высокий юноша, дурноватый, худой…

Брюнет отогревал руки дыханием, одновременно пытаясь отследить глазами нужные надписи в бланках возле женщины.

— Как давно был инцидент?

— Полагаю ближайшее зарено…

Медсестра перебрала уголочки бумаг, просмотрев номера всех поступивших за зарено, и вынесла вердикт:

— Голубчик, такого у нас не было.

Она пожала плечами. Карей потупился.

— Уверены?

— Я как есть говорю. Есть случай, придавило бедолагу, — она снова листала документы. — Есть, киркой в колено, дурак зарядил…

— Может он? — поспешно поинтересовался Карей.

— Голубчик, я тебе что сказала?

— А? — постучал он глазами.

Медсестра испытывающе посмотрела, после чего с тяжёлым вздохом заключила:

— Нет, кирку в ногу себе зарядил 493-й. Тоже дурак, но не тот, по всей видимости.

— Спасибо, — кивнул Карей и побежал к выходу.

— Так, а что приключилось-то? — крикнула сестра вслед, любопытно вытянувшись из окошка.

Карей махнул рукой:

— Занимайтесь своими делами!

— Грубиян!

Остаётся карцер.

Кабальеро отправился в зону персонала. На выходе, возле стоянки пассажирских вагонеток (у двери крепостной стены, за которой нет моста), прямо перед его носом из-за угла повернул подполковник со стеллой.

Снег бил по зрению. Вопреки плохой видимости Карей опознал в шедшем высший чин, возможно, определив фигуру по походке, отдал честь и застыл в приветствии, ожидая, пока тот пройдёт:

— Пребудьте в здравии!

Подполковник небрежно ответил, продолжая беседу с коллегой по пути к корпусам:

— И монарх окажется тут через несколько градусов? — спрашивал он у коллеги.

Карей не сразу осознал серьёзность такого мимолётного диалога, но когда вдумался в слова, навострил слух, насколько это было возможно в условиях безумного ветра, спустя пару ответов, собеседник подполковника отвечал:

— …Но это всё генерал-майор Рэт.

Обрывком, Карей уловил отдаляющийся голос подполковника:

— …Надеюсь, этот тщеславный барбос знает, что делает.

В момент, когда пришло осознание ситуации, подполковник уже был в десяти метрах. Карей пришёл в замешательство, — Откуда они узнали?

Он помнил, что времени до прибытия Элео оставалось совсем немного. Однако согласно плану, ему только предстояло запустить слух о прибытии монарха. Откуда эти стражи знают?

Что происходит? — сердце колотилось. — План провалился?

Карей решил изменить маршрут и проследовать за подполковником. Следуя по пятам за ними, он улавливал разговор о некоем Сахавазе:

— А этот?! Тут уже больше трёх оборотных, и до сих пор не научился себя вести!.. Его камеру нужно заменить на карцер. Пусть там и ест, и спит, — говорил подполковник.

Также звучало что-то вроде:

— На ровном месте устроить чёрт-те что… Вообще, я думаю, мальцу зря досталось. Разве что и ему вести себя научиться…

Они привели его к входу в цитадель. Дневальные открыли дверь в тамбур, и подполковник с коллегой скрылись за стенами недоступной для него территории.

Рассматривая пустоту, так будто в ней мысли отсортируются быстрее, кабальеро перебирал в кармане ключи. Он стоял за ближайшим поворотом от входа в цитадель, опираясь о стену и не решаясь предпринять что-либо.

Сахавазом зовут 3405-го. Он был последним подозреваемым. Малец — это, быть может, Эбвэ. Возможно, дурак сказал лишнего, и здоровяк решил его покалечить… В госпитале нет… Откуда они узнали про приезд монарха? Неужели Эбвэ проболтался! Если так, его, вероятно, держат в цитадели. Значит ли это, что Подозреваемый уже в карцере? Но если он устроил переполох, в котором Эбвэ не удержал язык за зубами, вероятно, что и его роль теперь будет другой, значит ли, что он раскрывает свои карты? Или же его всё же поместили в карцер за незнанием? Металлические контуры ключей тёрлись о потные пальцы в кармане, давая ему прослеживаемую опору общего хода мыслей в реальном мире. Сдавливающее трение в руке было дирижёрской палочкой хора мозговых процессов.

Возле него было двое ворот, куда было необходимо попасть. Первые через пролёт площади напротив него: украшенные входной группой, ведущие в цитадель, и вторые, на сотни метров позади, в тюремной зоне. Вторые ворота вели в карцер, и было необходимо проверить наличие в них его напарника. И как бы опрометчиво для остальных это ни звучало, двери ведущее в карцер располагались в крепости цитадели, точнее, в точке пересечения границ зоны персонала, цитадели и тюремной зоны.

Вход в карцеры располагался с низа башни, являющейся частью крепости цитадели. Разумеется, он располагался снаружи от цитадели и не имел дальнейшей коммуникации с элитной зоной.

До прибытия Элео есть примерно сорок градусов. Времени предостаточно, чтобы исправить ошибки.

Нужно определить местоположение Эбвэ. Чёрт с ним, с неофитом, главное — вытащить Самодура и запереть офицеров. Именно так мы сможем обезвредить остальной персонал. Так, нам дадут спокойно уйти.

Но что именно им известно о нашем плане? Эбвэ должен поведать обо всём.

Он вдруг вытащил руку из кармана и взглянул на связку ключей: перебрал ключ от склада, архива, камеры, ключ от главной двери карцера, от первого терминала, второго…

Губа была изжёвана, а ответ так и не приходил. Крыса, возможно, уже в курсе всех деталей плана. Возможно, о том, что среди стражников прячется кабальеро, тоже известно верхушкам.

Если они взяли след, им потребуется слишком много времени, чтобы вычислить его, ведь он уже трижды поменял свою личность, находясь в стенах Маар, собирая документы обезвреженных стражников, что спрятаны в складах архива.

Сейчас он был и заведующим архива, и дневальным камеры дураков, и вышибалой карцера. Но по умолчанию оставался в форме дневального — таким была его основная должность, с которой он прибыл на службу. Под воздействием лийцура его облик видоизменялся в сознании людей. По желанию он мог стать кем угодно, и для этого совсем не требовалось иметь какие-либо сведения об образе человека, которому он подражал, вся уловка рождалась из знаний человека, который воспринимает его. Если человек перед ним знал начальника архива, знал его стиль общения, повадки и более тонкие детали, то его мозг сам воссоздавал все эти части при взаимодействии с Кареем.

Карей регулировал мозговой активностью образ подражания, а человек перед ним сам выстраивал всю необходимую иллюзию. Опасно было соваться в таком виде к людям, которые не имели представления о воспроизводимом человеке, среди них Карей рисковал показать своё настоящее лицо — никакая иллюзия не покроет его натуральную личность, но и не выдаст совсем откровенным путём, ведь его настоящего портрета не было ни у кого в Республике. Северянин по глазам, но прочее не выделяется, да и кого удивит присутствие северянина в Республике, питающейся подпольной падалью Северо-Западной Земли. Все запрещённые технологии, медицину и многие прочие контрабанды шли по снежной дорожке с верха материка, уж кто бы удивлялся мигрантам в таких реалиях.

Нужно действовать осторожно и последовательно, — Для начала узнаю у Эбвэ, как много им известно.

Он вернулся в тюремную зону. Впереди расстилалась центральная площадь, откуда были видны главные ворота и поодаль от них решётчатые стены вокзальной площади. Брюнет замер, изучая стеклянным взглядом стражников, мечущихся перед ним. Хлопья снега кололи лицо и валились за шиворот. Что-то в этой суете его беспокоило.

Могу ли я воспользоваться лийцуром теперь? — размышлял он, подняв взгляд на большой циферблат, встроенный в башню администрации. — Элео будет тут совсем скоро. Если до офицеров уже дошла весточка о приезде монарха, значит, сейчас поступит объявление об экстренном собрании, — метался он в своих мыслях, — И тогда… Точно. На этом этапе я и верну всё к запланированным действиям.

Карей стукнул кулаком по ладони, решительно запечатлев свою панику. После карцера, мигом в цитадель под видом одного из офицеров. — он бегло взглянул на ворота в карцер, которые скрывались за суетливыми толпами стражников, мечущихся из стороны в сторону, и заключил, — Надо быстро достать Эбвэ и выбираться оттуда.

Шаг за шагом он пробивался сквозь толпу, пока не оказался в её центре.

Почему столько народу? — спросил себя он, в попытках протиснуться между людьми.

Казалось, что толпа всё больше росла: люди стекались изо всех корпусов, пытаясь протолкнуться поближе к вокзалу.

Вдруг послышался густой скрип, какой звучал, когда опускался железнодорожный мост.

Сердце замерло. Обернувшись, он увидел, что мост действительно был опущен, а из-под решётчатой стены вокзала можно было уловить, заезжающий поезд, уж слишком напоминающий их поезд.

Череда шальных выстрелов дисциплинировала толпу.

— Расступиться! Освободите дорогу новобранцам! — крикнул офицер, держащий в руках харов. Позади него стоял начальник Маар.

Что тут делает начальник? Неужто пришёл встречать новобранцев собственной персоной… Череда судьбоносных взглядов отрезвила его. Первый взгляд был брошен на большой круглый циферблат, что предательски висел на башне: у него в запасе было больше тридцати пяти градусов — это не может быть их поезд. Второй взгляд на вагоны, видневшиеся в вокзале, и заключительный третий — снова на часы. Вместе с непониманием прокрался страх. Во-первых, в это время никаких плановых рейсов не предусмотрено, а во-вторых, поезда, ввозившие ценный груз, никогда не превышали лимита больше пяти вагонов, в конспиративных целях. Здесь же вагон за вагоном заезжал в чертоги неприступной крепости. Шестой, седьмой… Десятый, одиннадцатый… Пятнадцатый. Это точно наш поезд…

Достопочтенный, почему вы так рано? — хотел было импульсировать Карей к Элео, но воздержался. Теперь всё было запутано больше прежнего.

Акт Третий. Захваченные

Глава 17

Зачистка

Маар возвышалась на скале посреди кратера. Внизу зияла глубина, наполненная водой и ледяными рифами, которые не успевали таять даже в относительно тёплое время, что в горах случалось редко.

Поезд с разбитыми окнами остановился перед узким каменным мостом, вмещающим в себя лишь одну рельсовую линию.

Последний пропускной пункт.

Четверо стражников вышли к локомотиву, на обыск. Лица были нахмурены, и по вооружению было ясно, что дела делают они серьёзные. Из поезда послышался стук шагов. Стражники наставили харовы, спустили предохранитель.

— Держать бдительность! — скомандовал толстощёкий офицер.

Дверь локомотива отворилась. Чьи-то ноги, одетые в кожаные сапоги, спустились на две ступеньки, приваренные к вагону, после чего бордовая униформа приземлилась прямо на дно поезда, свесив ноги.

Стражники быстро оценили ситуацию, и их решительные лица поплыли.

— Генерал-майор Рэт! Какая честь для нас!

— Что за цирк? — напал на них генерал-майор. — Я везу ценный груз. Живо опустить ворота!

Стражники переглядывались, решая между собой, кто всё же осмелится перечить генерал-майору, тыкая протоколом в лицо. В итоге заговорил пухлый.

— Да, но начальник обязует проверять… И даже ваш поезд нам необходимо предварительно…

— Начальник или его отпрыск? — строго поправил его генерал-майор.

— Да, не сам начальник, но сэр Тозгайк…

— Ах сэр… Какое же у этого сосунка положение в лохеии?

— Сэр Тозгайк не имеет звания, однако он внук начальника, внук полковника.

Генерал-майор спрыгнул с вагона.

— Я этому сосунку покажу, чем чревато через голову скакать, — он встал вплотную к пухлому стражнику, что теперь обливался потом. — Если надо объяснить и тебе, то и это не проблема.

Офицер шире распахнул ворот сюртука, обнажая эмблему, подтверждающую его власть генерал-майора, и по слогам произнёс:

— Ворота вниз!

— Сделайте, как велено, живо! — крикнул стражник, недолго думая.

Майор похлопал того по жирной щеке.

Ворота опустились, воссоздав целостность моста. Поезд въезжал за неприступные стены, проталкивая вагоны один за другим, пока все двадцать восемь, включая локомотив и первые пять нетронутых, не оказались внутри.

Мост позади. Ворота поднялись, лишив Маар связи с берегом. Треск цепи прогремел самый беспокойный момент в жизни рекрутов.

Они внутри. Связанные цепями по рукам и ногам — арестованные, запертые в самой неприступной тюрьме Небоземья, с планом, который уже сошёл с рельсов. За стенами Маар, откуда выбирались лишь мертвецы, и теперь никто не мог предсказать, что будет дальше.

На привокзальной площади в тюремной зоне собралось множество стражников, выстроившихся коридором для генерал-майора Рэта, который, как было объявлено, привёз монарха. В конце этого коридора стоял начальник Маар — седовласый полковник со званием, сверкающим на груди. Он тихо нашёптывал что-то своему секретарю.

Зеваки в виде персонала гражданского значения: врачи, технологи мастерских и кухарки, высовывались из окон, жажда увидеть своими собственными глазами то, ради чего всех заключённых экстренно загоняли в камеры — момент, которого все ждали. И вот он наступил. Генерал с красным аксельбантом выводит монарха.

Дверь поезда отворилась. Рядом с бордовой униформой генерала из вагона следом сошла тёмно-серая фигура юноши.

В воздухе замерло напряжённое ожидание, какое испытаешь только в азартных играх.

Минуя учётный пункт, генерал вывел монарха из вокзальной зоны в тюремную: решётчатые ворота поднялись. Проходя между рядами стражников, они ступили на площадь.

Что произошло? — недоумевал Карей, глядя, как из вокзальной зоны выводят Элео.

Его пальцы впивались в рукоять харова, висящего на плече. Вас поймали, — наконец смирился он с реальностью. И привезли на тридцать градусов раньше. Как же им удалось это? В тот миг кабальеро всеми фибрами тела надеялся уловить хоть один малейший жест, знак или намёк от юного монарха. Уловить что-то, чтобы дало ему уверенность в его выводах. Неизвестность затаилась в глубине.

Подросток с низкими скулами и густыми волосами. Волосы Шицо, отметил про себя начальник, внимательно изучая идущего юношу. А губы и взгляд — Рессана… Тёмный сюртук, с его мрачной пессимистичностью, резко контрастировал с привычными цветовыми схемами Джустизий, добавляя тюремной готике необычную изюминку. По углам длинного воротника и развевающимся полам сюртука можно было с лёгкостью определить направление ветра.

На миг начальник почти по-отцовски обеспокоился: мальчик явно одет не по сезону. Опомнившись, он поправил на носу очки в золотой оправе. Но тут его мысли заняла более важная догадка: где этот юноша успел скрываться всё это время с такой ярко выраженной джустизской внешностью? Сквозь перчатки его пальцы нервно сжали трость.

— Полагаете, это возможно? — осторожно спросил секретарь у начальника.

— Да, — тот всё ещё оценивающе глядел на мальчика, — он точно Джустизия.

Затем еле заметно бросил приказ секретарю, и тот немедленно отошёл в сторону.

— Смирно, полковник Гасэй! — съехидничал Рэт, обращаясь к начальнику. Тот сделал вид, словно не услышал. А Рэт надменно рассмеялся.

— Пребудьте в здравии, — блаженно ответил начальник.

Пока Рэт с монархом приближались, начальнику удалось проанализировать ситуацию. Мальчик был невозмутим, а Рэт счастливым — его улыбка расползалась на лице, как тающий снег. Наручники нисколько не сковывали юношу, что сказало о его уверенности. Колебания не было, ни обычного, ни притворного. Да. Это был монарх. Это он! — звучали подтверждения в полковнике Гасэе.

— Вы только представьте, начальник, сам монарх у вас в гостях. Ждали такого градуса? — язвил генерал-майор Рэт, надмеваясь над начальником, стоя́щим под ним по званию, но над ним по деталям обстоятельства.

— Объяснитесь, генерал-майор, — скомандовал начальник, стараясь сохранять благородие.

Рэт поднял руку и демонстративно указал на юношу.

— Чего здесь объяснять! Был найден в Винте. Планировал бегство, надеялся в результате уплыть с континента, а мои люди выследили и устроили западню. Куда ж ещё мне его девать, как не сюда?

— Кодекс гласит о смертной казни каждого, чья кровь запятнана этой дрянью, генерал. Вам это известно, и вы всё равно решили привезти его сюда?

Элео смиренно стоял в стороне от генерал-майора, стараясь не вмешиваться в ход беседы. Смертной казни он не побоялся даже на словах. Значит, и об этом ему известно. Как бы ни вышло, что этот малый всех нас одурачит, — побеспокоился старый начальник.

— Но он только наполовину монарх, — сказал Рэт и уловил в мимике старика нотки смятения. — К тому же брать на себя проклятие я увы, — он причмокнул языком, — не хочу.

— Не было никакой нужды приводить его сюда, уж тем более сбивая расписание работ…

— Полковник, — мужчина заговорил резко, его лицо посерьёзнело: брови нахмурились, скулы чуть спустились, и тон поменял окрас. — Отбросим цирк. Вам же известно, что господин Манакра желает использовать Джустизию в своих целях, — начальник напряжённо кивнул. — Вы должны доложить, что монарх у вас. А до тех пор удерживать его взаперти.

Генерал-майор был высокий мужчина, крепкого телосложения, с сильнейшей харизмой и совсем невеликим нэфэшем, приглушённым шотерскими понятиями. Его бордовая униформа указывала на шотерскую структуру: вылитый золотом герб, выглядывающий из-под воротника сюртука, указывал на звание, а красный аксельбант отмечал его исключительность, как уполномоченного лица в палате приближённых к самому сенатору.

Оглядев его, начальник Гасэй недоверчиво сжал губы:

— Извольте же узнать, в чём выражена необходимость вашего присутствия?

Рэт ухмыльнулся:

— Как бы иначе я убедился об успешном прибытии щенка.

— Если хочешь сделать работу хорошо — отдай приказ. У тебя толковые люди, все об этом знают…

— А мне не нужно хорошо, Гасэй. Нужно идеально, — напористо отреагировал генерал-майор. — И когда мне надо идеально, я делаю это сам.

Свистела вьюга. Колонна стражников по-прежнему пребывала в недоумении, и начальник обратил на это внимание. Взгляд его пересёкся с одним из капитанов, что стоял спереди колоны.

— Чего ждём? — обратился к нему начальник офицерским тоном, и тростью указал в сторону прибывшего поезда. — Распределить содержимое, немедленно!

Капитан приступил к управленческим работам, перестраивая поток вооружённых стражей: часть распределилась по местам, часть направилась на разгрузку поезда, и часть осталась подле начальника.

— В общем-то, я просто не терплю ваших нотаций, вот и не дал вам войти во вкус, — движением руки Рэт очистил с лица подтаивающие снежинки. — А ведь малец говорит, что будет сотрудничать с сенатором, — заключил он.

На лице начальника отчетливо проступило удивление.

— Вот это интересно, подумал я и решил пронаблюдать всё своими глазами. Вот он. Пойманный, но не теряющий надежды, — сказал генерал-майор.

— Отпрыск Рессана решает сотрудничать с республиканцами из-за того, что был загнан в угол?

Как можно было судить по хрупким интонациям, полковник обращался к юноше, но тот хранил молчание, вопрос вернулся к старику и нашёл своё место в некоем смаковании собственной гордости, выраженной в двух незамысловатых кивках.

Вместо ответа мальчика раздалось запоздалое удивление Рэта:

— Вам разве разрешено говорить с монархом?

— Полагаю, что нет никаких проблем, раз уж я делаю это в вашем сопровождении. Какие тут могут быть проблемы, если всё у вас на виду? — покладисто ответил начальник.

— Собственно, проблема начинается там, где об конституцию вытирают ноги, — строго обрубил Рэт.

— Полагаю, что общение, как свод команд, законом не регулируется. Главным образом новые поправки акцентируют внимание именно на переговорах с ветхой фракцией. А провести заключённого к его койке вовсе не требует особых ордеров, генерал-майор, — даже если по пути придётся попросить его выставить руки для наручников или скомандовать, чтобы он выше поднимал ноги перед высоким порогом.

Сделав отстранённый вид, Рэт пропустил мимо ушей слова старика, считав его объяснения достаточными, чтобы оправдать содеянное.

— К тому же мальчишка мне ничего не ответил, — сказал начальник, держа на лице достоинство.

— А что, я разве не сказал? У мальца к нам ультиматум.

Начальник поднял брови.

— Он предлагает обмен: отпустить всех заключённых, на одного себя, покладисто служащего на интересы республики. Тогда, по его же словам, он сдастся без серьёзных угроз.

Договаривая, Рэт издевательски усмехался, что легко было понять по происходящему: мальчик стоял в наручниках в центре самой неприступной тюрьмы всего Запада. Рядом с ним находился цепной генерал — один из сильнейших и наиболее доверенных представителей власти, сумевший его поймать.

Ехидность Рэта чуть успокаивала тревогу Гасэя, но после старик вновь взглянул на монарха; их глаза пересеклись. По телу прошёл огонь, щекочущий нервы. Уже было не так смешно, и не было ясно, шутка ли всё это, блеф… А главное, малец и правда знал, что делает?

Глава 18

Пропускной пункт

Офицер каторжной стражи раздавал команды, перенаправляя одних стражников к поезду, других разгоняя по постам. Осознав, что скоро указания дойдут и до него, Карей решил не медлить. По мнению рекрутов он был великим импровизатором, так что, вероятно, на него и были поставлены карты.

Входить в контакт с Элео сейчас было бы глупой неосторожностью: Импульсатией, потому что было неизвестно, был ли пойман неофит, а он проследил бы лийцур. А физический контакт был опасен в связи с чуткостью двух старших офицеров: генерал-майора Рэта и начальника Гасэя. Один неверный взгляд со стороны Элео, и затаятся подозрения. А Элео при всей его сноровке и монаршем превосходстве, всё же в первую очередь был подростком, уж никак не шпионом. Это могло навредить плану.

Скрываясь за толпой, Карей пробрался к краю вокзала. Один из офицеров накричал на него за медлительность, и он, притворно смирившись, ускорил шаг. Разумеется, в нынешней суматохе никто не заметил, что ему вовсе не давали никаких приказов, а в такой обстановке было бы глупо упускать шанс подобраться ближе к поезду.

Первая партия заключённых спускалась из вагона. Какой-то парень, девушка, взрослый мужчина… Никого из наших, — проследил Карей. С наружной стороны вагонов выстроились шотеры, которые, вероятно, прибыли взводом вместе с генерал-майором.

Заключённых выстраивали рядами под присмотром стражей. По одному их вели от досмотра к тюремному корпусу, приписывая на выходе из досмотровой одну из трёх повинностей: дурак, убийца, революционер. Наблюдая за этим, Карей чуть ли не упустил важной детали: в поезде не оказалось никого в серой униформе. Ни водитель локомотива, ни следящие за порядком стражники в первых пяти вагонах не находились. Пока что весь персонал, прибывший с поездом, показал бордовые униформы шотерии. Даже на пропускных пунктах над каждым сидящим стражем стоял один из шотеров, указывая, что писать в паспорт заключённого.

Влиятельный же человек, этот Рэт, — подумал Карей, покосившись назад на площадь, где уже не было ни Рэта, ни Элео, ни начальника. На миг адреналин ударил в голову. Глаза забегали в поиске их. Он попытался убедить себя в том, что способен предсказать, куда увели Джустизию. Более чем на девяносто процентов это будет карцер. С пятью процентами той погрешности, что на период допроса это может оказаться цитадель. Остальное останется в непредсказуемом диапазоне, как, например если Достопочтенный решит сопротивляться, или его попытаются покалечить… — маловероятно, но неизвестность подстёгивала его мысли суетиться ещё быстрее. Поскорее закончу здесь и вернусь в карцер за двумя сразу, — заключил он.

Десятка два заключённых покинули вагон, оставшись в ожидании у досмотрового пункта. Глаза кабальеро забегали в поисках знакомых лиц. Перед входом в тюремную зону, позади двух других заключённых, стоял Джади, и это не могло не радовать. Значит, все же остальные тоже здесь — Карей оглянулся по сторонам, одновременно пробираясь украдкой к посту. Он намеревался перехватить Джади у другого стражника.

Когда очередь дошла до Бурёнки, он уже разглядел в проталкивающемся стражнике Карея. Не подавая лишних слов, брюнет во вражеской форме, взглядом, дал знать тому, что его часть плана тоже пошла наперекос. На что Джади кивнул: у нас есть план! — значил этот кивок.

Это хорошо, заключил Карей.

— Джади? Твоё имя ещё страннее, чем прошлого, — подозрительно покосился стражник, на пропускном пункте.

— Ты пиши молча, время не ждёт, — строго обрезал его стоящий над ним шотер Рэта.

— Документов на этих заключённых суд не выносил, по какому праву они здесь, никто не понимает. Толком даже паспорта не у всех есть. На каком основании всё это?

— Тебе уже все объяснили. Это особый случай. Разглашать лишнего вахтёру никто не станет. Пиши!

— Вы скажите, что писать, раз из воздуха берём! — недовольно огрызнулся стражник, скрежеща зубами от того, что его, государственного служащего вооружённых сил, приравняли к вахтёру.

— Этот за убийство. Особо тяжкое, — диктантным голосом объявил шотер.

Стражник цинично оглядел Джади, пока записывал что-то. Взгляд юноши был холоден.

— Молодой такой… — проворчал страж раздражённым голосом. — Убийство… И кого?

— Это несчастный случай, — отмахнулся Бурёнка.

Мужчина поднял голову. Его не устраивала доблесть, которую пародировал заключённый.

— За несчастный случай сюда не приводят, урод. Кого?

— Разве у вас есть такой пункт в протоколе? — огрызнулся юноша.

— Довольно. Номер присвоил? — оборвал их шотер. — Тогда следующий.

Джади, как и все прочие, был скован в наручники, отведёнными руками за спину. Шотер схватил его за шиворот и откинул в сторону выхода, к стражнику, который и должен был сопроводить его в камеру.

— С этого хватит. Дай ему самых сладких соседей, — обратился шотер к стражнику, пока тот хватал заключённого.

— Извините?

— Его в зверинец, — пояснил шотер.

Карей подошёл сзади, пытаясь надавить на стражника, чтобы тот передал ему заключённого.

— Ожидай своего задания, — жалобно ответил тощий страж.

— Просто передай его мне, — приказал Карей, отдёрнув того за плечо.

Увидев на униформе старший чин, страж передал Бурёнку Карею, а сам встал в конец очереди.

— Шагай! — крикнул Карей, ведя Джади спереди. — Что случилось? — спросил он, дойдя достаточно далеко, чтобы посторонним не был слышен голос.

Глаза Бурёнки заблестели азартом:

— План поменялся, Карей.

Мимо пробежал отряд, возвращавшихся из корпуса стражей, в связи с чем была выдержана пауза. Отряд скрылся позади них.

— На святых источниках всё прошло не так гладко.

— Это я понял. Постарайся посветить меня в детали, — осторожничал Карей.

— На объяснения у тебя один градус, если, конечно, новый план требует оставить моё прикрытие невредимым. После того как я доведу тебя до камеры, мы уже не поболтаем.

— Требует, — вдумчиво кивнул Джади. Прикусывая губу, он перебирал мысли от наиболее значимых к менее. — Во-первых…

Глава 19

Карцер

Шесть стражников из специального отряда, подчиняющемуся напрямую Гасэю, снаряжённые с пороховыми харовами сопровождали Элео. Никуда не делся и сам начальник с генерал-майором. Расступившиеся дневальные открыли ворота в башню Цитадели, вся «свита» оказалась в квадратной клетке, которую с наружной стороны затворил стражник, после чего он отдёрнул какой-то рычаг, подошёл к большому штурвалу и стал безостановочно крутить его влево. С тяжёлым скрипом тросы стали спускать клетку вниз.

Элео слегка поддался впечатлению устройства конструкции. Пока клетка спускалась в тёмный тоннель, он видел, как шестерёнки реагировали на ручной штурвал, заставлявший в конечном итоге их платформу, спускаться вглубь. Конструкция была не сложной, однако все эти наглядные конструктивные особенности привлекали внимание смотрящих. Особенно тех зевак, кого вели сюда на длительные посиделки в тёмный карцер. Часто было так, что эти шестерёнки впечатывались в память так прочно, что оказывались перед глазами на протяжении всего отбывшего наказания. Да и снились они потом многим, не говоря уже о том, что для подсознания заключённых их вращающееся движение и скрип становились губительной ассоциацией с самим карцером.

Пахло мазутом и сыростью.

Фонарь на потолке клетки стал единственным источником света после того, как она опустилась ниже уровня пола.

— Удивлён? — спросил начальник Гасэй, уловив мимику Элео. — Не только монархи способны создать лифт. Немного смекалки, и вот уже свет научились воспроизводить сами.

Элео оставался безгласным. Гасэй уловил его решимость и по праву оценил.

— Нам можешь ничего не рассказывать, прибереги сил для Манакры, — заключил он.

Рэт знал, что начальник хитрил. Ему удалось учуять запах такого лжесмирения, отчего, казалось, физически зачесался нос. Нет, полковник, вы примените все хитрости для того, чтобы разговорить этого сопляка. И я покажу вашу истинную натуру.

Генерал-майор как и все прочие, стоял прямо, наблюдая, как за пределами решётки, движется стена. Или, вернее сказать, двигались они, отчего расплывался вид стен тоннеля.

— А вам не казалось интересным то, для чего господину сенатору нужен этот монарх? — сказал Рэт, пытаясь затронуть любопытство начальника.

— Это не моё дело, — обрезал старик.

Он держался благородно. В нём была эстетика, присущая скорее монарху, а никак не начальнику каторжной тюрьмы, что прослыла ужасными слухами в простонародье.

— Но вам же известно, — настаивал Рэт.

Начальник оглядел шестерых сопровождавших стражников из спецотряда.

— С нами посторонние. Вы не имеете права разглашать информацию.

— Разве они не ваш личный охранный состав? — искусительным голосом говорил Рэт. — И каково это — отдать жизнь человеку, что вечно держит нож у твоей спины? — обратился он к одному из стражей, по имени Даяк, что командовал всей спец шестёркой. В поисках выхода из возможного конфликта Даяк бросил вопрошающий взгляд на полковника.

— Уж лучше мой нож окажется за спинами моих людей, генерал-майор. Не стоит посвящать нэфэш моих людей в смертельные игры.

Рэт не отличался скромностью и скорее был из тех, кто последнее слово оставит за собой, однако такую возможность у него забрало дно тоннеля, на которое спустился лифт.

— Карцеры находятся более чем на сто метров под землёй, — говорил начальник, — во впадине подземного озера. В этом месте бушуют течения, так что иногда будет потряхивать.

Стражник с обратной стороны лифта дёрнул задвижку, открыл сначала толстую стеклянную дверь с медным абажуром, а затем и дверь лифта.

Рэт набрал воздуха в грудь: сказать было что, вот только момент упущен. Лифт опустел, и последним из него вышел замыкающий генерал-майора страж.

Они оказались в длинном коридоре, собранном из металлических пластин. Стоило им ступить на него, как всё вокруг начало шататься. Помещение покачивалось, словно корабельный трюм. Элео и генерал-майор слегка пошатывались, стараясь привыкнуть к такому волнению. В то же время дневальные стражники, находившиеся в помещении, уверенно стояли на ногах у своих постов, как и свита с начальником, которые свободно шагали вперёд.

— По левую сторону вы найдёте камеры простого содержания заключённых, — в экскурсоводской манере, повествовал начальник. — Справа камеры для буйных. Далее специальная камера, единственная в своём роде. Она для… кого-то вроде…

— Монарха? — заговорил Элео.

— Да, — артистично согласился начальник, словно беседовал со старым приятелем. — Впрочем, кабальеро или монарх, теоретически могли бы здесь оказаться. Хотя практически монарх сейчас…

Он прокашлялся, снимая с себя какое-то едкое обвинение. Рэт знал, что старик имеет свои мотивы на мальчика, поэтому не мог без призрения наблюдать за таким фарсом.

— Во всяком случае, тут тебе ничего не грозит.

Движением руки, начальник указал дневальному, чтобы он отворил тот самый, специальный карцер в конце коридора.

— Мне нужно вас заставлять, али сами? — обратился старик к Элео, протянув руку в пригласительном жесте.

Направившись лицом к входу в карцер, юноша покосился на старика и угрожающе заговорил:

— Я пришёл сюда по своей воле, надеюсь, вы уже догадались.

— Это слишком опасно, — качал головой начальник, понимая, что тот может попытаться заговорить ему зубы. — Если уж ты пришёл за торгом, то для начала обеспечь гарантию нашей безопасности, — он настоятельно указывал на двери карцера.

— Если бы вы были моей целью, я бы уже давно передал вас суду Времени. При встрече. В лифте. Вы полагаете, что что-то может измениться сейчас?

Руки Элео были скованы за спиной, и начальник ненароком удостоверился в этом, пропустив незаметный взгляд.

— Разве не генерал-майор поймал тебя? — спросил он, с усмешкой, за которой скрывал свои истинные опасения. При этом он поглядел на Рэта, тот в оголённых зубах наслаждался дерзновением монарха.

— Вы должны помнить, что мой отец был нассихом этой Земли. А значит, тут моя власть, — уверенным тоном сказал Элео и шагнул в карцер. — Отпустите моих людей на свободу. Это не просьба.

— А как же, — съязвил Гасэй.

— Считайте это предупреждением.

Строгим взглядом начальник поторопил стража, который толкал тяжёлую дверь.

Вдруг послышался металлический треск, отражавшийся эхом в узком коридоре. Из плеча Элео выходили вйифи, впившиеся в толстое полотно двери, которые увидеть смог лишь Гасэй. Вйифи остановили затворяющуюся дверь, создав сотни подпорок между проёмом. Стражник, толкающий дверь, не мог понять, почему его сопротивление не работает, и подозвал к себе ещё одного на подмогу, предполагая, что петли могли быть плохо смазаны.

Лицо начальника в считаные мгновения покрылось холодным потом. Вскипел адреналин.

— Каждые двадцать градусов ты будешь терять несравненно больше, чем отнял у этих людей, — начал Элео, с силой в словах. — До тех пор, пока не останешься нагим. Но и тогда, если ты не поступишь по моему слову, то и сама твоя жизнь будет принадлежать другим. Властям, которым, как ты думал, ты союзник. Так будет до тех пор, пока ты не отпустишь людей, чьи судьбы Эмет никогда не вкладывал в твои руки.

Вйифи исчезли, и стражник вновь мог двигать дверь.

Скрип длился вечность. Монарх был внутри, а щель, объединяющая их пространства сужалась.

— Когда я начну действовать, тогда даже вся ваша лохеия меня не остановит, — бросил Элео напоследок.

Дверь затворилась, и несколько плоских задвижек из стали, замуровали вход в карцер, не без помощи дневального.

Гасэй вынул из грудного кармана платок и отёр лоб, после чего молча зашагал к лифту. Вскоре стражи и генерал-майор последовали его примеру.

— Парень затевает игру с вами, — кинул генерал-майор, поравнявшись со стариком.

Лифт закрыли, и они двинулись наверх.

— Рад, что это вас веселит, — беспристрастно ответил начальник.

— Веселит, это мягко сказано, — все его тело ломило от радости, какая выпадает на плечи игрока, предвкушающего успех. — Мальчик огорчит меня, если это всего лишь блеф.

— Поубавьте пыл, генерал. Если что-то пойдёт не так, вы будете первым, на кого ляжет ответственность.

— А ведь не поспоришь, — засмеялся офицер. — Вы должны сообщить Манакре о том, что монарх у вас, надеюсь, это понятно? — с перепадом на строгость сказал Рэт.

Начальник испытующе посмотрел на него, пытаясь быть угрожающим. Однако Рэт уловил его жалость и страх, в тех невербальных знаках, что, как правило, нелегко покорить своей воли.

— Полагаю, что это единственный возможный вариант, генерал-майор, — ответил начальник, пытаясь не показать, того, как только что по-настоящему сломался.

Когда лифт достиг верхнего этажа, клетка и двуперстная дверь башни отворились, проложив путь наружу, Гасэй взглянул на часовню. Стрелки указывали 110°. В нём бушевало смятение — До полулунья сто шестьдесят градусов. Значится, Джустизия предрекает мне смерть к концу смены? Но откуда у него власть? Посмотрим, что произойдёт двадцати градусами позже.

— Ран, подготовь письмо для господина Манакры, — обратился Гасэй к одному из своей свиты.

Рэт широко улыбнулся, оголив зубы:

— Как раз распогодилось, Гасэй. Самое время для птички.

Начальник осторожно покосился в сторону, пытаясь сделать вид, что не замечает злорадства генерал-майора.

— Отправим телеграфом.

Рэт замешкал, услышав, что начальник решил связаться с сенатом через телеграф. Начальник обратил на это внимание, но не мог объяснить сам себе, в чём же могло быть дело. Очевидно, что телеграмма будет более надёжным способом передачи информации, чего же он беспокоится?

— Что за содержимое? — спросил Ран у начальника.

— Бира составит запрос, он знает порядок форматирования. Сообщите лишь тему запроса… Я полагаю, вы понимаете, о чём генерал-майором нам напоминает? — тот кивнул:

— Тема ясна.

— Выполнять!

Подчинённый выбежал.

— Я всё же предпочитаю соколов для такой работы, — как бы невзначай сообщил Рэт.

— Мир не стоит на месте, генерал-майор. Когда у нас есть радиоволны, нет нужды в соколах.

Рэт вдумчиво кивнул и проследовал в цитадель, составляя начальнику вынужденную компанию.

Глава 20

План: О фокусах

Летучие мыши усердно пытались абстрагироваться от назойливого света, инородного их пещере. Это была их территория на основании долгих поколений. Но теперь им докучали люди, мало того, что перестроившие пещеру, сбивая эхолокацию, так ещё и нарушили ритм отдыха. Солнечный зайчик от чьих-то доспехов преследовал одну из них, докучая неприятным жаром. Как только мышь не пыталась отделаться: прикрыться крылом, или отойти в сторону, тот словно нарочно оказывался на ней. Не в состоянии вынести таких помех, она с громким сонорным воем вылетела, пробудив остальных. Стадный инстинкт, или простая солидарность, заставили всех прочих крылатых-перевёртышей поступить так же.

Пока Элео стоял у карты, вывешенной на стене, над ним и над остальными рекрутами, закружила стая недовольных мышей. Они вылетали наружу, попутно выливая недовольство, недолгим хаосом.

— Убирайтесь! — звучало среди рекрутов.

— Скоро мы вас оставим в покое, только потерпите ещё немного, — поразительно сочувственно обратился Элео к бушующим существам.

Как по команде, неприятели одним за другим вылетели из пещеры, и настал долгожданный штиль.

— Итак, мы подходим к самому основному: как мы планируем вывести людей из тюрьмы? — собрал на себя внимание Элео.

Продолжил Леден:

— Это, несомненно, самая динамичная фаза. Всё будет решаться точностью и скоростью, — он строго оглядел присутствующих. — По корпусам разбросано около полторы тысячи заключённых. Всех их надо будет скоординировать к выходу таким образом, чтобы не создавалось толкучки. Для этого создано расписание, в соответствии с которым будут открываться камеры. Каждому отряду назначена зона ответственности и предоставлено своё расписание, с которым вы сможете ознакомиться позднее.

Внимание среди рекрутов было рассеяно из-за затяжной планёрки, поэтому лишних вопросов и споров не возникало.

— Этап первый — въезжаем в Маар. Обстоятельства такие: офицеры замурованы в цитадели. Приказами распоряжается Карей, применивший на себе свой особый декор перевоплощения, вы уже видели его силу в действии. Собственно, не об этом, — Леден лениво отхлебнул кофе из деревянного стакана. — Карей отдаст приказ, и стражи по расписанию будут отворять камеры, одну за другой. В течение пятнадцати градусов все корпуса должны быть опустошены, и последняя группа уже должна находиться в последнем вагоне.

— Пятнадцать градусов? — удивился Танер. — У нас разве есть столько времени? Сможем ли мы контролировать обманом всех стражников, и держать преимущество так долго?

— Сможем, — подтвердил Карей.

Танер стих. Слово кабальеро решало многое в этих переговорах, но оттого оно много весело, что редко звучало.

— В противном случае мы потеряем гораздо больше, — пояснял брюнет. — Хаос — это непредсказуемая переменная, с ней нам сотрудничать никак нельзя.

— Благодаря расписанию, мы сможем отрегулировать потоки людей, — добавил Элео.

— И пятнадцать градусов — это вовсе не много. Открой камеры каждому разом, на толкучку, разборки и прочее уйдёт не меньше времени, — Леден уже завершал пояснения, наблюдая, как Танер одобрительно кивал. Очевидно, лишние доводы были уже не нужны. — Это что касается общей стратегии.

— На первом этапе, — врезался Элео, заметя, как Леден потупился в пространство, похлёбывая кофе, — стражи будут работать на нас. Карей под видом начальника даст приказ о вывозе заключённых за пределы Маар, — монарх флегматично оглядел рекрутов, давая им паузу для размышлений. — Ваша задача будет заключаться в том, чтобы распределить людей по вагонам. Будете ждать в вокзальной зоне, встречать гостей и распределять их. Конспирация не понадобится, к тому времени будем действовать в открытую. Всё понятно?

Штиль в ответ.

— Удивительно, что сейчас ни у кого не возникло вопросов, ведь именно сейчас они были бы как нельзя кстати, — усмехнулся Леден, злорадствуя над теми, кто мешал планёрке своими тупыми вопросами на протяжении всей смены.

— Разумеется, начальник просто так не отдал бы приказ о вывозе людей, — сказал Элео, как бы поясняя мысль Ледена. — Это будет резко и неправдоподобно, хотя и достаточно для вооружённой структуры. Всё же, мы пойдём на обмен: монарх на полторы тысячи заключённых.

Рекруты чуть оживились.

— Ты сдашься этим негодяям? — выкрикнул Эбвэ.

— Конечно, он не сдастся, дурень, — вставилась Йиви. — Толку нам бежать будет с самой охраняемой тюрьмы в Республике, если монарха не будет. Нас не примут ни в самой Республике, ни на других континентах.

Элео кивнул, а Йиви с лицом, полным очевидности скрестила руки у груди.

— Это лишь манёвр, с которым нам предстоит иметь дело. Сенатору нужен монарх, и это вполне разумное решение, — сказал Элео.

— На какое-то время Элео будет спрятан в карцер, пока вся процессия погрузки не будет окончена, — пояснял Леден. — После же, воспользовавшись нашим козырем, в виде Карея, у которого будут нужные ключи, мы освобождаем Элео и отступаем.

— Звучит просто, — сказал кто-то, на что возразил Джади:

— Просто. Только как вы себе представляете, что серьёзные ребята, вооружённые и натренированные собами на лохейской службе, просто так отдадут вам всё, что вы хотите?

Ледену импонировал Джади, по причине их схожести, а именно педантичности и любви к фактам. Он даже был в его личном составе командующим, за свою безупречную исполнительность. Так что долг разъяснить ситуацию автоматически возлёг на него.

— Отличное замечание, — указал на него Леден, держа в той же руке чашку. — На время отступления понадобится резкий бум, который отвлечёт внимание.

— Отвлекающий манёвр… — одобрительно пробурчал Бурёнка.

— Именно! Мы подготовили особый трюк под конец.

— Почему вы вообще решили, что всё пойдёт именно так? — спросил Крак, один из ярких представителей общества Танера. — Есть запасной план, скажем, если мы не сможем убедить стражей в том, что их начальник по-настоящему пошёл на такие риски?

— Или, скажем, начальника не удастся изолировать, есть план на этот случай? — присоединился к нему Танер, вместе с этим добавив колорита поставленному вопросу.

Одним делом был вопрос рекрута, а уже другой масштаб и надобность дополнительных разъяснений, когда это отпрыск Райбзенкрули, фамильным делом которых, питалась вся республика. Ключом к железной дороге и всем технологиям, была именно эта фамилия. Чертежи, его люди и многое другое ценное служили оправданием самовольности Танера.

— Мы продумали бо́льшую часть вероятностей, и такие тоже учли. Мы нанесём удар страхом — продемонстрируем им силу монарха, — ответил Леден, — даже если кому-то не хватит доводов, страх сделает своё.

— Монаршую силу? Интересно какую, — съехидничала Армаварма, сестра Танера. — Без обид, конечно… Но разве Элео имеет хоть какой-то статус в монаршей иерархии?

Она поставила вопрос ребром, возбудив среди людей азартное ожидание. Тыкнула самым болезненным, да ещё и в монарха, что же будет? — витало среди переглядывающихся рекрутов.

— Ты права, — разрушил Элео неловкое молчание, — кроме основ и того, чему обучил меня Карей, я всё ещё ничего не знаю. Однако речь идёт об игре, которую мы подстроим.

На лице Танера повисло интригующее удивление.

— Часть из вас, и в том числе Карей, будут заранее подготовлены к череде фокусов, которые мы провернём со служащими Маар.

— Мы покажем им величие хаэллэёнов, которое и заставит их содрогнуться. А если они содрогнутся — значит, и покорятся. Такой трепет свойственен всем материалистам подсознательно, — пояснила Йиви, заставляя всех обернуться.

Она так и не удостоила команду своим присутствием, а лишь отшивалась у входа в пещеру, где можно было зачерпнуть кипятка из чана, и заварить себе травник. К Элео симпатией она не пылала, однако факт того, что выскочки Танера, со своими задранными носами вновь насмехались над их планом, выводил её из себя. Говорить много ей не пришлось — динамика планёрки унесла нужный момент для ироний:

— Особенно это относится к предателям, кто непосредственно приложил руку к мятежам, — добавил Элео, вспоминая о проклятии, что повергло ниц сенат три собы назад, стоило ему лишь зайти в зал собрания, облачённым в сияние Лозы.

— Так что это за фокусы? — спросил ещё кто-то из Друзей.

— По приезде, мы начнём с угрозы, — говорил Элео. — Покажем проявление монаршей силы в действии один раз, и предупредим не импровизировать, и не пытаться перехитрить нас. Разумеется, главное — сделать вид, что начальника, которым на самом деле будет Карей, это убедило. Но и застраховаться от лишнего героизма среди исполнительных служащих тоже не помешает. Причем, в случае чего, скажем, если что-то пойдёт не так, и мы потеряем своё преимущество при въезде в ворота тюрьмы, стратегия с фокусами будет расширена и использована для демонстрации сил.

— Когда ты говоришь: «В случае чего, что-то пойдёт не так», это совсем не внушает доверия, — отозвалась Армаварма.

— Да, но это то, о чём спросил твой брат. Теми же словами и отвечаю, — сухо пояснил Элео. — Звучит паршиво. Но рассматривая альтернативные варианты развития событий, мы должны учесть и такие, в которых начальник останется не обезврежен. Да, конечно, многое в таком случае будет выглядеть кардинально по-другому… Поэтому мы и прибережём фокусов отдельно на этот случай.

— А дальше наш первый фокус… Мы сотрясём землю!

Глава 21

Казни

Тюрьму накрыл безумный грохот. Неприступные стены задрожали, а ратуша дала трещину, не говоря о некоторых поваленных частях зданий административной зоны, имевших наиболее тонкие стены.

Выглядывая в окно, полковник Гасэй наблюдал за суетой персонала. Все метались, удаляясь прочь от построек. Те, кто был внутри, старались выбраться наружу как можно скорее. В панике кто-то звал подкрепление, чтобы вытащить из завалин пострадавших.

«Полковник, есть раненные… Полковник, дома командующих разрушены… Разрушены стены вокзала… Разрушены ритуальные здания кладбищ». — доносились отчёты один за другим.

С ужасом начальник взглянул на циферблат комнатных часов. Ровно сто тридцать градусов. Минута в минуту, как он и предсказывал. Неужели, это и есть начало обещанных угроз? — подумал Гасэй, вспоминая давящий на его жалкие остатки совести, грозный взгляд Элео, стоявшего в дверях карцера.

Капнув глубже, сам он осознавал, что взгляд юноши ему, в общем-то, не был так интересен, как отзывались воспоминания об отце юноши. Он вспоминал встречу с Рессаном Рэкки Джустизия, когда просил у того разрешения на возобновление добычи мехака.

Это было в солсмену инаугурации сына одного из знатнейших членов семейства Длан-га-Гат, розенна Шаббита, в большом зале их белокаменного дворца.

Гасэй, бывший в те времена главным управляющим в доме Шаббиты, выждал момент, когда Рессан останется без внимания гостей, и встретил его в тени колоннад; это было в другой части зала, под антресолью и недалеко от места общего празднества. Он начал с лестных приветствий, и неприлично резко перешёл к прошениям, на что одного лишь презрительного взгляда в ответ было достаточно, чтобы понять ответ монарха:

— Я пришёл, чтобы возродить общество, а не сгубить, — ответил Рессан, гневно смотря внутрь нэфэша начальника, на голове которого тогда только начала проступать седина.

Гасэй искренне верил, что гнев нассиха может обрести нужный окрас, если направить его на верное решение:

— Разумеется, возрождение — это приоритет, — сказал он, заградив собой дорогу монарху, пытавшемуся окончить беседу. — Датараам пал. Манхиг Заждаитэ отрёкся от амелеха. Райбзенкрули лишились правителя, когда дукэс отошёл в вечность.

— Энергетическая станция Манакры забрала тысячи жизней. Как правитель, я больше не допущу этого.

— Сырьевая станция взорвалась по просчётам в давлении, и их можно избежать с новым оборудованием.

— Решение окончательное. Строительство ЭСС возобновлено не будет, — гневно потребовал Рэкки.

— Достопочтенный, как вы можете себе представить мир через сотню соб во влиянии монархов, чьи владения опустевают?

— Время и совет нассихов едины в воле. Если ты сомневаешься в моих силах, будь спокоен, моя воля — останется волей Верховного Совета. Мы позаботимся о новых правителях, — сказал монарх, сдерживая свою ярость.

Тогда Гасэй спутал эту выдержку со слабостью, которой можно воспользоваться для переубеждения. На самом же деле, как он понял позднее, Рессан лишь ожидал момента, когда дерзкий кабальеро полностью выговорит свои соображения, чтобы найти открытое зло среди высказанных мотивов, без лишних догадок.

— Так было уже с несколькими владениями на Востоке, после Опустошения, — говорил Гасэй. — Но люди непокорны новым правителям. Розенны падают, а материалисты всё больше вынуждены существовать отдельно.

— Они не могут существовать отдельно, упрямый кабальеро! Ты знаешь фракционный Закон, материалист жив лишь потому, что сердце его монарха бьётся.

— Но материалисты могут жить без монархов, и таких примеров по всему Небоземью с каждой собой всё больше! Власть монархов не может удержать почувствовавших вкус свободы… Если они будут удерживать людей в своих дворцах, то рано или поздно их возненавидят и вся история опорочит великие имена. Или же они останутся иконой, которую будут вспоминать в почести и с благородством. Сейчас самое время выбирать!

— Дерзкий раб! Кто дал тебе власть грезить о таком будущем, — гневно сказал нассих.

— Безусловно, это моё право на воображение, господин, его даровал мне Эмет, — дрожащим голосом парировал Гасэй.

— И его же, Эмет поручил покорить воле Гармонии.

— Но я имею свободную волю.

— Даже так, твои слова наполнены невежеством, кабальеро, и ты будешь судим, если не раскаешься сейчас же.

— Когда мы видим облако на западе, то говорим, что будет дождь, и, действительно, идёт дождь. И когда дует южный ветер, говорим: будет жарко, и так и бывает. Достопочтенный! Мы знаем, что означают приметы Омоэ и Агито, так почему же мы не можем знать, какое настало время? Почему же мы не можем сложить два числа и получить ответ? Почему вы путаете непочтение с расчётами. Почему вы сами не рассудите, в чём истина?

Рессан помедлил с ответом, тогда Гасэй набрался ещё большей храбрости:

— Нам необходимо возобновлять поиски мехака, хотя бы потому, что его добыча поможет людям слезть с монаршей шеи.

Монарх сожалеюще прикрыл глаза левой рукой и спросил:

— Полагаю твой хаэллэён, Шаббита, уже дал знать тебе решение ещё до меня?..

— Достопочтенный нассих, это вопрос мирового масштаба. Как бы ни было, манхиг не уладит его. Наши дети не увидят счастливого будущего, если не предпринять ничего… — было ясно по лицу Джустизии, что вот-вот он прервёт его, так что Гасэй с плачем завопил. — Прошу, дайте свободу народу Запада!

— Кабальеро! — взорвался монарх, отведя рукав от лица.

— Гармония созидается и без лийцура! Мехак — это наша альтернатива, наша возможность к существованию, — поспешно говорил Гасэй, применяя всё дерзновение, которым обладал.

Сердце его было искренним, он верил в успех своего дела, и в предстоящую катастрофу. Однако устои монархов ни за что не потерпели бы таких перемен. Он знал это, но была надежда, что всё же что-то получится.

— Пути твои — не наши пути, — отвечал Рессан. — Твои мысли не обузданы и лукавы, хотя тебе доверены люди Длан-га-Гат, имения Шаббиты.

Голос его обретал властный обертон, звучавший, как громовой раскат. Было понятно, что нассих обратился к суду Времени. Гасэя охватил ужас:

— Я был искренен, — он пал на колени, — прошу, судите меня мерой милости.

— Я осуждаю тебя мерой твоей же власти, — Объявил Рессан.

Его голос достиг пределов в своём звучании, и уже наверняка походил на громовой раскат.

— Потому как тебе было много доверено, ты будешь сильно бит!

— Господин, прошу вас… — в испуге застонал Гасэй.

Над головой монарха образовывался свет, а в его лучах кружили пламенные иероглифы незнакомых языков. Это было знаменитое сияние Лозы, в святости которой творились величайшие чудеса, и строжайшие проклятия.

— Тебе известно было ещё до того, как ты открыл уста, что деятельность по добыче мехака запрещена в соответствии с Вектором Гармонии, а не моей прихоти. Отныне, если тебе будет доверено положение выше, ты не сможешь войти в это обетование. Если же ты возжелаешь большей власти, большей ответственности и управления большими людьми, нежели сейчас, и ослушаешься моих слов, попытаешься взять больше власти, то заклинаю, что минервалы Времени проклянут твоё семя на погибель, и в ту солсмену твой первенец смертью умрёт, а чрево жены закроется. Потому что ты пренебрёг установленной властью, обращаясь за прошением ко мне, минуя своего хаэллэёна и его манхига, которые отвечают передо мной. Потому, когда ты ослушаешься слов, нассиха, в угоду манхига и других властей, будет с тобой суд по твоему лукавству, что слово нассиха, которым ты пытался оправдать своё коварство, встанет выше, нежели поставленный над тобой розенн, манхиг и третий представитель. Да будет так!

В свету закружились письмена, совпадающие с провозглашёнными Рессаном словами. Значения символов Гасэю никогда не было известно, однако в тот момент, когда всё это происходило, и тексты проклятия переходили на него, он самим сердцем распознал истинные значения и природу этого закона, теперь уже впечатанного на сердце.

— А поскольку твоё прошение было обращено ко мне, но ты знал, что оно противоречит воли Гармонии, и пытался совратить меня против истины, то сказываю: твои глаза будут слепнуть от каждой луньи и зарена, проведённых без чтения Закона. — в глазах Гасэя запульсировала боль. Он давил ладонями на веки, повалившись навзничь. — Не смогут видеть и твои отпрыски, если только не пребудут в Законе, ибо в Законе будут они жить. Только в четвёртом поколении моё слово отойдёт от твоего семени.

Когда тот ещё говорил, сзади подошла жена и схватила его за руку. Он обернулся, встретившись с её встревоженным взглядом лицом к лицу. Шицо качала головой, держа другую руку на большом животе, где покоился их будущий ребёнок. В тот самый момент гнев Рессана был снят по ходатайству жены. Он завершил свою речь, вместе с которой свечение Лозы, и пламенные языки над головой исчезли.

— Потеряй свой нэфэш ради неправды и приобрети его в воле Гармонии, размышляя о Законе зареном и лунью.

Осмысляя прошлое, старик пытался убежать от настоящего, где землетрясение вынудило его тюрьму нести убытки, а также раствориться во всевозможных предположениях будущего, что могли его ждать совсем скоро.

Он метался между: «Знает ли отпрыск Рессана о проклятии? — и, — Неужели он и впрямь обладает властью?»

Тряска продлилась не больше градуса, после чего из доклада стало известно: погибло двое стражников.

Картина административной зоны была плачевной, пусть и бо́льшая часть построек уцелела.

— Что с заключёнными? — спросил начальник у держащего донос Даяка, командира спец-шестёрки.

— Все на месте.

— Это хорошо, — обрадовался старик.

— Пострадало немало стражников, товарищ полковник. Не думаю, что мы сможем выдержать следующую волну, конечно, если она не окажется слабее…

Начальник недоумевающе вопросил:

— Извольте.

— Вы ведь слышали монарха, — Даяк указал на циферблат, что автоматически стало понятным намёком для Гасэя. — Через восемнадцать градусов отпрыск Джустизий обещал новую волну. Если она будет серьёзней нынешней, боюсь, последующая за ней, третья, затронет уже и тюремные постройки.

Потными ладошками, Гасэй перебирал какие-то документы, пытаясь абстрагироваться. Рэт стоял над ним и словно впитывал всё происходящее в своё дедуктивное хранилище. Понять только, зачем ему всё это нужно? — размышлял начальник, пытаясь разгадать мотивы генерала, при этом старательно делая вид, будто присутствие Рэта для них вовсе не проблема.

— А с чего вы взяли, что следующие фокусы будут такими же? — дал знать о себе генерал-майор Рэт.

— Уж на что вы намекаете, — спросил начальник, не выдавая своего интереса.

— Мальчишка угрожал, что в конце всех своих фокусов убьёт тебя, Гасэй. Полагаю, ты нарочито упускаешь этот факт.

Старик чуть помедлил, когда замахивался печатью, над очередным документом, но всё же привёл рассудок в здравие, поставил печать и продолжил бегло пролистывать содержимое документов, принесённых к нему на подпись.

— Если он наобещал казней, первой из которой стало одно, а последняя будет другой, логично исходить из того, что и вторая, и третья, и последующие могут не быть ни первой, ни последней. Это простая риторика, думаю, вы это понимаете, — говорил Рэт.

Поскольку внимание начальника сконцентрировалось на документальных процессах, невольно речь Рэта направилась к Даяку.

— Разве нет? — спросил он у того.

— Так точно, товарищ генерал-майор.

— Это имеет смысл, — педантично сказал Гасэй, с интересом вчитываясь в документ.

В это время в кабинет забежал стражник и что-то прошептал Даяку. После чего тот встрепенулся:

— Господин полковник! С гор сошла лавина. Часть Великого ледника откололась и теперь находится в пределах нашей впадины. Мы вправе предположить, что именно это стало причиной столь сильных сейсмических сдвигов.

— Ледник расколот? — вылупился Гасэй

— Так точно.

Все смотрели друг на друга, забыв о распрях, пока Даяк не прервал тишину:

— Что прикажете?

— Не верится, что у юнца есть столько власти, — сказал Гасэй, пребывая в замешательстве. — Три с половиной собы назад, его статус еле бы достиг горизонтального… Пусть даже вертикальный, как неполноценный монарх смог бы такое провернуть?

— Я не знаю… — потупился Даяк, — Быть может, это какой-то резервный путь Лозы? Западная Земля лишилась последних монархов, и, быть может, на плечи мальчика пала власть нассиха, — как бы по-автоматически… — предположил Даяк.

— Звучит смешно. Но и мне ничего другого в голову не лезет.

— В таком случае у вас нет выбора, кроме, как подчиниться воле этого сосунка, — сказал Рэт, высмеивая бесполезность их выводов.

— Здесь сфера ответственности сенаторского диапазона. Необходимо получить разрешение… — оправдывался Гасэй, осознавая, что Рэт насмехался.

— А если что случится, прежде чем сенатор ответит? — вкинул Рэт, чем вызвал смятение у присутствующих. — Я не учавствую в принятии решений, Гасэй. Плечи твои несут груз этих стен, и карманы тоже твои пополняются золотишком. Я пытаюсь критически мыслить, посуди сам.

— Нам нужно вступить в переговоры с монархом, — сказал Гасэй, уставившись в пустоту.

— Не спеши, старик, — остановил его генерал. — Вступать в переговоры с монархом тебе никто не разрешал. Конституция к тебе так же равнодушна, как и к любому гражданину. Если что попросишь, я, так и быть, выбью это из мальца, — нахально заявил Рэт, отряхивая несуществующую пыль со своего красного аксельбанта, который зазвенел при тряске.

Дело было в том, что после визита Элео в Жезэ, сенат внёс правки в конституцию, в которых обозначили запрет на переговоры с монархами. Единственное, что можно сделать при соприкосновении с древней фракцией (так республиканцы называли монархов, пытаясь скрыть их принадлежность к атрибутике власти, опустив лишь до чего-то посредственного и устаревшего) — это доложить об этом в ближайшую вооружённую структуру. Более того, в лохеии, шотерии и всех подразделениях стражей существовало ограниченное число людей, привилегированных на вступление в контакт с монархами. Это были особенно близкие к сенаторскому кругу люди, прозванные цепными офицерами. Прозвище отталкивалось от наличия металлического аксельбанта на груди униформы. Красный аксельбант Рэта был особенно редким и многофункциональным, что и позволяло ему чувствовать себя беспардонно в любых обстоятельствах. Оно же и сковывало прочих служащих, оказавшихся на его дороге.

— Но вообще, на такой случай протокол предусматривает совещание старших офицеров, хотя и оно не сможет даровать тебе нужного разрешения.

Начальник покосился на часы. Оставалось семнадцать градусов до следующей казни.

— Созывай старших офицеров, — немедленно — приказал он Даяку.

Глава 22

Слабина

В цитадели бурно обсуждалось присутствие монарха:

— Вы сами послушайте себя, вы противоречите всему, что есть в протоколе! — возмущался один из старших офицеров. На его груди красовалась стела подполковника. — С монархом мы можем сделать две вещи: — мужчина в жаркой манере загибал пальцы, — во-первых, убить его, а во-вторых, передать лично в руки тех, кто вершит волю суда республики, и я полагаю, что на первое вы не способны!

— Подполковник, прошу вас соблюдать порядок, — успокаивал того начальник, позади которого стоял генерал-майор.

— Юноша он или старик, — проигнорировав начальника, продолжал он, — это не даёт нам права вступать с ним в контакт. Уполномочены на такое лишь цепные, и вам следует вспомнить, начальник, что вы были вынуждены отказаться от этой привилегии.

Мужчина перешёл на личность начальника, что заставило генерал-майора возмутиться несмотря на всю его нелюбовь к старику. Рэт, как лохей до мозга костей, не мог терпеть такого бунта внутри вооружённых структур.

— Встаньте подполковник! — скомандовал он, врезаясь в ход переговоров.

Мужчина резко переменился в лице. Ища поддержки в глазах остальных членов совета, он потупил взгляд. Затем, с явной неохотой, отодвинулся от стола, скрипнув стулом. В итоге он всё же встал, хотя явно не хотел этого, давая понять своим видом, что внутренне бунтует. Рэт, с надменностью, присущей его лохейской натуре, не терпящей ошибок, сквозь зубы процедил:

— Представьтесь по протоколу, — потребовал офицер.

Тот озвучил имя: Забат такой-то, звание и предел своей власти: командующий первым батальоном.

— Замечательно. Вы женаты? — продолжил Рэт.

— Так точно, — лениво ответил Забат.

— Какая она, ваша избранница? — спросил генерал, заметив намечающееся молчание, и сменил тон на более добродушный. — Красивая?

— Не уродина.

— Мм… В гроб за ней прыгнули бы, если бы погибала? — последовала пауза, наполненная молчанием. — Дети есть?

Подполковник с ухмылкой повторил:

— Дети есть. Какое отношение это имеет к нашему заседанию, товарищ генерал-майор, — мужчина изо всей своей гордости выцеживал умеренный тон.

Да они тут совсем забылись. Думают, что Гасэй им папка? Сможет от верховной власти спасти, раз территория его? — подумал Рэт, пытаясь представить, что бы он сделал с шотером, который осмелился бы так с ним разговаривать, будь они в пределах его власти.

— Порадуйте деток перед праздниками. Вы отстранены. Свободны!

— Генерал-майор! — встал из-за стола начальник Гасэй, — Покуда я здесь, вашим приказам не прыгнуть через мою голову, — возмущался он.

— Очнитесь! Вас на глазах у старшего состава сравняли с дерьмом, — отрезвил его Рэт. — Покуда вы будете разрешать им, они так и будут вытирать об вас грязь.

— Позвольте… — попытался обратиться к начальнику провинившийся мужчина, стараясь обойти волю Рэта.

— Вы разжалованы и уволены досрочно, товарищ! — холодно констатировал генерал-майор, испытующе уставившись на начальника. Тот метался в нерешительности, переводя взгляд то на подполковника, сверлящего его глазами, то на Рэта, чей взгляд внушал куда больше уверенности.

В конце концов начальник сел, всем своим видом показывая, что, по сути, Рэт прав. Он махнул рукой, как бы одобряя решение. Рэт, довольный, улыбнулся и указал нарушителю на дверь.

Провинившийся подполковник, осознав, что Гасэй принял сторону генерала, горделиво отдал честь и молча вышел.

— Хуже не придумаешь, так ведь? — обратился Рэт к девяти присутствующим офицерам. — Семья наверняка гордилась папой, что почти дослужился до полковника.

— Где я возьму столь талантливого руководителя первому батальону? — пробубнил поднос начальник.

— Лучше уж погибнуть героем, — продолжал Рэт свою речь, — чем вернуться домой с таким позором, так ведь? Это вам первый урок.

— Он был лучшим среди всех моих людей, генерал, — потирая брови, сказал полковник Гасэй, сидящий во главе стола.

— Он мусор. Я верну этому месту достоинство.

Начальник тюрьмы — большой человек, теперь казался нагим перед всеми. Он будто был лишён всего благородства, которого так старательно держался. Какое-то время ему понадобилось, чтобы побороть самого себя, и всё же принять сторону генерала.

— Продолжайте заседание, начальник, — кинул Рэт, отходя в сторону, где изначально и стоял, сцепив руки.

Старчески выдохнув, начальник подобрал подходящий тон, в котором сочетались нотки понимания и лидерской решительности. Он заговорил:

— Подполковник прав. Мы действительно не имеем права вступать в контакт с монархом. Однако этот мальчишка… — он потёр брови, словно стараясь снять напряжение, которое охватило его при одной только мысли о сложившихся обстоятельствах, — мальчишка не так прост, как нам кажется. Ранее нам удалось получить от моего внука весть об этом Джустизии. Вспоминая его рассказы давности трёх соб, можно понять, что мальчишка обладает властью. У него есть монарший статус, по крайней мере, в этом Тозгайк нас заверил.

Оживился мужчина с правого конца стола, он выставил руки над столом, в объяснительной манере:

— Вы говорите о заседании сената в Жезэ три собы назад? — начальник кивнул. — Я думаю, что каждый запомнил речь Тозгайка по прибытии в Маар.

Начальник очевидно кивнул, оценивая мужчину через приспущенные очки.

Генерал-майор Рэт приметил отличительный знак, на груди говорящего мужчины, и смекнул, по каким критериям можно опознать командующих. Знамя слегка отличались, хотя принцип был такой же, как и в шотерии, — Значит все кроме секретаря и того справа — подполковники. Но выше начальника, разумеется, им не скакнуть. Как же он планирует удерживать тут людей, которым некуда больше стремиться?

— Продолжайте, товарищ, — ободрил его начальник.

— Да-да, — этот командует четвёртым батальоном, подметил Рэт. — Вы хотите сказать, что мальчишка, которого сегодня нам доставил взвод генерал-майора, — и есть тот самый монарх, что перехитрил сенатора, обогнул всю цепную лохеию и личный состав сенатора, а после ещё и уничтожил вторую энергетическую сырьевую станцию в республике?

— Да, — недовольно кивнул начальник.

— Тогда нам нечего ответить на его присутствие здесь, — пожал плечами командующий четвёртого батальона, выражая очевидное безумие происходящего.

— Дело как раз в том, что ответственность в случае чего ляжет на мои плечи… А мой ответ вы уже услышали.

Повисла тишина, офицеры осмысливали и сопоставляли.

— Тогда, будет так, — заключил начальник.

Все нерешительно кивали друг другу, как бы синхронно.

— Мы попробуем выйти на переговоры с юнцом, и скоротать какое-то время до тех пор, пока не получим ответ от сенатора, — говорил Гасэй, пока его глаза замерли где-то в пространстве. — Но будьте уверены, как бы монарх ни ласкал ваши уши, верить ему мы не можем.

— Согласен, — говорил один из подполковников, тот, что командовал четвёртым батальоном. — Если честно, я вообще не уверен, что мы хоть на шаг впереди.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил секретарь.

— А вы как думаете? — отвечал подполковник. — Мальчишка способен созиданием сколоть Великий ледник. А мы смакуем, мол, заложника поймали. Не-е-т, — протянул он, — так не бывает.

Всех присутствующих посетило отрезвляющее откровение, словно в самый неудобный момент их обнажённые тела внезапно окатили ведром ледяной воды.

— То есть, это спланированное вторжение? — спросил Даяк, как бы у самого себя.

— Как вы докажете это, — спросил секретарь у подполковника.

— Разумеется, у меня нет точных доказательств, иначе бы я ещё в начале встречи поднял бы эту тему. Но рассудите сами: этот человек невероятно могуч. Он способен расколоть гору, находясь у её подножия. Я, конечно, не специалист в лийцуре, но замечания напрашиваются: дистанция значительная, объект — массивный… да что там, просто огромный. А разрушающая мощь, словно контролируемая. Я имею в виду… С ваших слов, товарищ полковник, ясно, что монарх угрожал на протяжении определённого времени насылать бедствия, итогом которых станет самое масштабное из них. Так вот, ему удалось сотрясти скалу под Маар так, чтобы показать свою мощь, но при этом не разрушить нашу инфраструктуру. И что самое примечательное — землетрясение совершенно не затронуло ни стен, ни построек тюремной зоны.

— Раз монарх намерен спасти заключённых, вполне вероятно, что он пытается не задеть их. Вот и избегает решительных ударов, — постарался оправдаться секретарь.

— Не думаю, — ответил Рэт, хмуро глядя себе под ноги. — Выгладит всё и впрямь подозрительно, Гасэй.

— К тому же, — разрушил всеобщее раздумье тот же подполковник, командующий четвёртым батальоном, — толку-то ждать ответа от сената? Уверен, даже если господину Манакре позарез нужен мальчишка-монарх, он всё равно не пойдёт на его условия.

— Отпустить всех заключённых — фактически означает остановить производство мехака, — подтвердил начальник.

— А этого, господин Манакра, никогда бы не допустил, — смекнул кто-то.

— Дело в том, господа, что вам не известно, зачем господину сенатору монарх, — сказал Рэт.

Гасэй навострил слух. Это была его возможность достичь тайны, к которой цепные не подпустили бы их в любых других обстоятельствах.

— Монарх и есть альтернатива мехаковому производству, — начал Рэт. — Манакра намерен использовать потенциал лийцура, живущий в этом могучем сосунке, для того чтобы открыть шао между мирами и воссоздать энергопровод, связующий земли всего Агито-Омоэ. Кто знает, может, ему будет наплевать на все ваши старания. Лийцур менее затратен по финансам, да и в случае открытия шао, псу только понадобится черновая работа.

Секретная информация лелеяла уши начальника, он поспешно погрузился в раздумье над услышанным, а после, когда состыковал в голове свои личные интересы и определил лучшее время для нового плана, заговорил, в попытках завершить тему:

— Монарх будет ожидать личного командования товарища Манакры, а до тех пор нам необходимо попытаться выиграть немного времени. Я займусь этим, — отчуждённо сказал старик.

— Кстати, Гасэй… Возможно, ты считаешь нас всех идиотами, но к твоему сведению сообщу, что все тут понимают, что ты озабочен поиском путей для снятия проклятия, — резко выпалил Рэт. Теперь уже в его голосе читалось презрение. — Это ведь не просто последний монарх, но ещё и сын нассиха, проклявшего твой род. Верно? Однако, как цепной генерал, должен тебя предупредить, что порядок, установленный сенатом, для нас является высшим приоритетом. Полагаю, ты осознаёшь, что ТЫ этим НЕ займёшься, не так ли? — сказал Рэт, нарочито указывая старику на его личные мотивы, при всех.

И к чему был весь этот спектакль с непочтением в начале, если теперь он обращается со мной как с шавкой? — подумал Гасэй, чувствуя, как его скрытые намерения пытаются запятнать прилюдно.

— Прискорбно, что вы, как представитель верховной власти, подумали так обо мне, — выруливал спектакль Гасэй. — Я лишь планировал действовать в пределах моей власти, — он тяжело выдохнул и умиротворённо проговорил. — Мы пошлём новое сообщение господину сенатору, в котором и запросим нужное разрешение. Какие есть ещё вопросы? — скрывая волнение, обратился он уже к своему секретарю.

— Но до тех пор логично будет подключить к переговорам господина Рэта, — сказал командир четвёртого батальона, чем мгновенно вывел из себя начальника. Да как он смеет! — возмущённо подумал старик.

— Надёжность карцера. Вы просили напомнить про специальное расписание навещений… — ответил секретарь.

— Спасибо, Бира, — поблагодарил он того и обратился ко всем: — Бира составит график посещения карцеров. С этого момента навестить карцер возможно лишь в определённые установленные сроки. Один раз в обед и один раз перед отбоем. Соответственно, ваши люди должны быть проинформированы, чтобы наказания заключённых укладывались в эти рамки.

— Товарищ полковник, — угрожающим тоном говорил Рэт. — Когда будет разрешение, тогда и будут переговоры. До тех пор карцеры под моим командованием.

— Нет нужды в таких угрозах, генерал-майор, ответ придёт скоро, вы и глазом моргнуть не успеете. А мои люди и без вашей поддержки справятся со своими задачами.

Я вижу тебя насквозь, старик. Ты хочешь взять вверх над тупостью присутствующих, прикрывшись некой предосторожностью, чтобы никто несанкционированно не входил на территорию карцера, в то время, когда сам вторгнешься туда в первый же момент, как только твоё новое расписание свиснет тебе, чтобы без лишних свидетелей свидеться с мальчишкой. Как же ты жалок! — подумал Рэт, выбрав редчайшую для себя стратегию, промолчав на провокацию.

— Теперь я слушаю ваши вопросы, — с благородством и прямой осанкой, сказал Гасэй.

Заговорил один из подполковников:

— Люди Гата жаловались на распределение новых заключённых.

— Что не так? — поинтересовался начальник.

— У большинства и паспортов-то с собой нет, мы уже не говорим о том, что никакого распоряжения по аресту не поступало ни на кого. Мы огибаем устав.

— Есть в конституции особый случай, в-четвёртых, главах, посмотрите внимательно, — отвечал Гасэй. — Он предусматривает для особых ситуаций, применение воли представителей сената, как закон.

— Но это касается монархов и монарших семей. А люди в поезде — граждане Западной Республики.

Услышав это, генерал-майор Рэт не смог остаться в стороне. Он прищурился на эмблему, прочитал имя докладчика и обратился к нему:

— Подполковник… Тизая, вы правы…

— Тизия, — поправил его тот.

Рэт слегка потупил взгляд, нахально улыбнулся.

— Мне плевать, вообще-то… Что касается заключённых, не спешите с выводами. До окончания следствия мы будем держать людей здесь. Ещё не ясно, кто из них заодно с монархом, а кто оказался в поезде по чистой случайности. Мы будем это расследовать, и, разумеется, тех, кто невиновен, отпустим обратно к своей маме. Понятно?

— Так точно, — недовольно кивнул молодой офицер, — однако, к чему было распределение в разные корпуса?

Начальник широко хлопал глазами, в то время, когда Рэт попытался заткнуть выскочившего офицера грубостью.

— Что ещё за распределение?! — настоял Гасэй.

— Товарищ полковник, — с азартом начал Рэт, — это было наилучшее решение.

— Вы распределили заключённых по корпусам, по преступлениям, которым они не соответствуют! — взорвался старик. — Вместо того чтобы использовать камеры временного содержания?!

— И не только это! — напористо ответил Рэт. — Мы ещё и приписали им преступления, которых они не совершали, Гасэй.

— Да как ты посмел, заявиться в пределы чужой власти, да ещё и раздавать команды за моей спиной!

— Рекомендую поменять тон, — сдерживая ярость, сказал Рэт.

— Верховный закон значит должны почитать мы все, а вот закон, установленный на моей территории, значит, можно для чистки обуви использовать?!

— Приберегите пыл, полковник! — перекричал Рэт старика.

— Как вы смели ущемлять граждан Республики таким образом…

Какая гуманность, начальник, теперь вас забеспокоили права горожан! — подумал Рэт, прежде чем поддаться пылу и заткнуть недоброжелателю рот, как следует:

— Это необходимо, если мы хотим выявить среди них монархистов! Я действую от имени самого сенатора, так что прибереги истерики для своих подчинённых! С этого момента я беру управление над этим местом, а вы, начальник Гасэй, временно отстранены от командования.

Лучшая защита — это нападение, — подумал наблюдавший за сценарием подполковник, так и не решившийся что-либо противопоставить одному из старших по званию.

Начальник поставил очки на стол, тяжело перебирая оправу в руке. Он чувствовал, как узелок за узелком, воля Рэта связывает ему руки, и ничего не мог этому противопоставить, разве что откровенную агрессию — но и это уже успело выставить его дураком.

Кто-то по ту сторону двери постучал и вошёл в спешке рапортуя:

— Товарищ полковник, разрешите, — мужчина тяжело дышал, его щёки и нос покрывал морозный румянец.

Гасэй бросил одобрительный взгляд.

— Пришло ответное письмо от господина Манакры.

В совете поднялось бурное обсуждение:

— Так скоро!

— Поразительно, как срочно могут работать эти соколы.

— Уже и доставить успел и прилететь с новым?

— Господа, ответ был послан телеграфом. Мы используем новейшие средства коммуникации, — успокоил всех секретарь.

— Что же там, — спросил начальник у вестника.

Тот нерешительно молчал.

— Что приказывает сенатор? — переспросил начальник, с понятной тревогой.

— Докладывай! — осудил нерасторопность вестника Рэт.

— Велено удерживать монарха любой ценой. Также полковнику Гасэю выдан личный ордер на переговоры.

Глава 23

Переговоры I

Лифт спускался на дно карцерного пространства. Треск. Стражи раздвинули двери. Послышались шаги. Шесть человек, во главе с Даяком сопровождали Гасэя. Они подошли к карцеру монарха: круглая титановая дверь была замкнута на множество затворок. По команде начальника один из его людей отворил небольшой замок и раздвинул узкую створку. Через неё особенно хорошо стало видно толщину сечения двери: метра полтора, а то и два. Заглянув внутрь, помимо окружающих стенок двери, в конце виднелась внутренность карцера, которая была освещена. Учитывая, что освещения внутри быть не должно, Гасэй перепугался, предположив, что малец внутри использует лийцур для накопления какой-то взрывной атаки. Он скомандовал затворить створку, чтобы: «…щель не пропустила никаких молний или чего ещё». Выбрав оптимально узкое значение, которое бы позволило обоюдно улавливать голос, он обратился к юноше по ту сторону:

— Это начальник тюрьмы, — в ответ молчание. Тарик, один из личных стражей, переглянулся с караульным стражником, — Думаешь, там слышно?

Тот пожал плечами:

— Может отворить чуть шире? — спросил стражник.

— Нет, не думаю, — ответил Гасэй и вновь крикнул. — Джустизия! Мы пришли договориться!

— Значит, вы принимаете предложение? — просочился голос Элео через щель.

На лице полковника появилась одобрительная улыбка. Он сжимал в руке карманные часы, было без трёх градусов до следующей казни, а если совсем уж точно, то стрелки выводили следующее значение: 146° 2`.

— Монархи не правили людьми в истоках творения. Это произошло относительно недавно, — полковник проваливался в старческую ностальгию, оголяя дрожь в голосе. Таким началом он удивил не только Элео, но и весь персонал. — Четыре эпохи люди были равны. А потом… Один неверный шаг со стороны амелеха и мир сошёл с ума. Скажи, мне, мальчик-монарх, разве Эмет в Великом Танце сотворил что-либо тленное или достойное смерти?

В ответ звучала сонорная нота молчания и тяжёлые шорканья стражников, меняющих караул: прошлые уходили к лифту, а двое других заняли их посты — у начала коридора, и в конце. Гасэй не проронил слов, пересёкшись взглядами с новым стражником, занявшим место в паре метров от них. Да и казалось, что в тот момент ему вообще не был интересен внешний мир. Взгляд его был устремлён внутрь себя, а уже там метались отголоски заученных текстов из Иуриса, которые сами собой приходили на ум:

— Тогда Гармония сказала внутри Себя: — начал он цитатным голосом, — «Агито-Омоэ стала Нашей избранницей, для того чтобы внутри неё сосредоточить наибольшую созидательную силу, что отражала бы Нашу славу и свидетельствовало о могуществе вектора потоков гармонии. Так создадим же Искусство, что обладало бы всеми оркестровыми навыками, позволяющими, подобно Нам, поддерживать звучание машиома и дирижировать звучанием морей, гор, зверей и прочего искусства. Создадим же Высокое Искусство, что направляло бы всю Песню к вектору гармонии. Подобно тому, как и Мы будем направлять Его по Нашим Путям». Песнь Гармонии, двадцать второй псуким, — он сменил интонацию на обыденную. — А знаешь, чем заканчивается? Помнишь, какими словами? Чего же ты молчишь? Удивлён, что материалист может цитировать Священное Писание?

— Возможно, — проговорил Элео, затаив дыхание.

Для него не было искушения сильнее, чем познание подобного рода. Он переживал трепет всеми фибрами нэфэша. Цитируемое Писание обладало не только концентрацией истин, внушающих святой страх перед потусторонним, но и ностальгической силой, так неоднозначно приближавшей воспоминания. В памяти как бы сами собой всплывали продолжения текстов. Азарт вскипал, уводя подростка в сторону. Только Леден, на другом конце импульсатии теперь оставался надеждой на холодную кровь переговоров.

— Двадцать девятый и тридцатый псуким: «И изрекла Гармония Высокому Искусству: «Высвобождай потенциал Искры жизни, сей плодородие, черпай реки живой воды и передавай Моё дыхание.

— Всё Я отдала тебе, — в голос произнёс Элео, чуть опередив Гасэя.

— Всё Я отдала тебе, чтобы гармония в машиоме созидалась». И умерилось сияние потоков гармонии, и стало Высокое Искусство…

— …и стало Высокое Искусство стремиться к вектору гармонии, и начало оно созидать гармонию, тем самым продолжая начатую Песню, — закончили хором Гасэй и Элео.

Огонь пробежал по спине. Эти тексты живут внутри сознания, они соскакивают с языка ритмично и так легко, словно гончие мустанги в упряжке. Безумная жажда объяла мальчика, заманивая секретами толкования.

— Что значит «Высокое Искусство»? — не удержался юноша.